Зноско-Боровский Евгений Александрович - Сергей Ауслендер. Рассказы. Книга вторая. СПБ. 1912

Сергѣй Ауслендеръ. Разсказы. Книга вторая. СПБ. 1912.

Сергѣй Ауслендеръ принадлежитъ къ числу тѣхъ писателей, которые послѣ первыхъ же своихъ произведеній были обвинены въ оторванности отъ "современности" и наречены "стилизаторами", и хотя подобныя сужденія едва ли можно признать вѣрными или глубокими,-- гг. судьи должны быть довольны: новые, только что вышедшіе разсказы г. Ауслендера не только повѣствуютъ всѣ, сплошь, о Россіи, но самые значительные изъ нихъ описываютъ наши дни, теперешнюю, деревенскую или фабричную жизнь.

Мы не думаемъ отрицать разницу между нынѣшними писаніями г. Ауслендера и тѣми новеллами, которыми онъ дебютировалъ. Но въ ней видимъ мы лишь слѣдствіе естественнаго и неуклоннаго развитія его дарованія, а вовсе не какой-нибудь рѣшительный переломъ, и перемѣнѣ сюжетовъ мы отнюдь не склонны придавать значеніе особенно серьезное или показательное. Но именно поэтому не оцѣнку второй книги г. Ауслендера хотимъ мы дать сейчасъ, но указать тѣ главныя черты, которыми, какъ намъ кажется, опредѣляется его творчество.

Двѣ черты кажутся намъ характеризующими писательскій обликъ г. Ауслендера, и онѣ, переплетаясь и свиваясь, опредѣляютъ главные узоры той ткани, которую вышиваетъ его прихотливое воображеніе. Первая изъ нихъ -- отчужденіе отъ дѣла, отъ дѣловыхъ, практическихъ людей ради мечтательнаго созерцанія;"склонность къ таинственному, къ фантастикѣ -- такова вторая черта.

"О невозможномъ" мечтаютъ любимые герои г. Ауслендера, и не о томъ ли мечтаетъ съ ними и самъ авторъ? Не въ этомъ ли и разгадка предпочтенія, оказываемаго имъ мечтателямъ и поэтамъ передъ дѣльцами и работниками, которые не только должны стремиться къ какимъ-нибудь опредѣленнымъ задачамъ, но и должны ставить себѣ пѣли вполнѣ достижимыя. А мечтатели такъ часто не знаютъ сами, зачѣмъ они дѣлаютъ то или другое, и авторъ поясняетъ лишь намъ, почему они поступаютъ такъ, а не иначе. И благо: такъ быстро гибнутъ неясныя мечтанія, чуть только они "попробуютъ воплотиться", а самъ мечтатель, измѣнившій имъ, замѣнившій грезы о прелестяхъ "прекрасной Джессики" "ограниченными и грубыми утѣхами съ какой-нибудь дѣвкой", немедленно становится "самодовольнымъ шелопаемъ", однимъ изъ тѣхъ грубыхъ здоровяковъ, которые все великолѣпно знаютъ, энергичны и сильны. И все же ничего не уступятъ имъ мечтатели,-- ни изъ слабости своей, ни изъ безвольности, ни изъ непониманія: пусть иногда позавидуютъ они чужой силѣ, подосадуютъ на свою физическую немощь,-- уже въ слѣдующій мигъ силачъ кажется "маленькимъ мальчикомъ, на котораго смотришь съ пренебрежительной улыбкой", и уже не хочется "быть сильнымъ и грубымъ"; пусть безсознательны, безвольны они, но вѣдь въ моменты "томной, безвольной усталости всѣ слова, всѣ движенія дѣлаются свободными, удачными и легкими"; пусть такъ часто не понимаютъ они, что съ ними случается, не разбираютъ "ни происходящаго, ни происшедшаго", хотя "ясно видятъ и слышатъ все",-- въ нужную минуту, защищая любимую дѣвушку, оберегая свою независимость, они способны къ самымъ неожиданно рѣзкимъ отпорамъ, которыхъ за минуту, они да и никто другой, не сумѣлъ бы предвидѣть, и, если надо, они спокойно сами себя удаляютъ изъ міра, когда не хватаетъ на то же рѣшимости у прославленныхъ сильныхъ людей. Не ища проявиться какой-нибудь дѣятельностью во внѣ, они тѣмъ не менѣе нерѣдко подчиняютъ себѣ людей какой-то внутренней, иногда непонятной силой, объ истокахъ которой (въ нихъ самихъ или позади ихъ?) они сами не догадываются, о послѣдствіяхъ же, пользѣ или результатахъ ея не думаютъ и ихъ не ждутъ. "Волю покоряетъ другая, сильнѣйшая воля" -- вотъ вѣрованіе, которымъ безсознательно проникнуты любимые персонажи Ауслендера, и не зная предѣла этой лѣстницѣ, они по ней восходятъ въ иные, таинственные міры, дыханіе которыхъ чуется, когда они живутъ, "какъ бы повинуясь чужой волѣ".

Всѣ излюбленные персонажи г. Ауслендера полны какой-то загадочности, и она, въ соединеніи съ мечтательностью, и опредѣлила тотъ типъ юнаго героя-поэта, которому отдаетъ всѣ свои симпатіи авторъ, а можетъ быть повѣряетъ и свои думы и грезы.

Мечтами уносясь въ "міры иные", враждуя съ другими мужчинами, черезъ женщинъ общаются герои г. Ауслендера съ нашей жизнью, и эти отношенія на протяженіи двухъ книгъ пережили значительную эволюцію. У насъ нѣтъ времени, конечно, прослѣдить подробно всѣ этапы ея, мы можемъ отмѣтить только главнѣйшее. Если непониманіе того, что такое любовь, которой женщины спрашиваютъ у него, привело въ первой книгѣ къ тому, что "нѣжный Вафилъ" пошелъ съ вопросомъ къ самой богинѣ любви, которая и дала ему отвѣть, испепелившій его, то герои второй книги уже сами томятся, сперва еще неясными грезами, и жаждутъ утоленія. Но здѣсь разверзается передъ ними ужасъ двойственности любви: въ ликѣ Афродиты небесной провидятъ они Афродиту земную, и послѣдняя кажется губительной и для нихъ самихъ, и для ихъ мечты. "И онъ не понималъ ужъ, гдѣ Катя, гдѣ Лиза", но чувствовалъ, что онѣ -- одно, и что Катя можетъ стать Лизой, и потому бѣгутъ отъ нея герои г. Ауслендера. Такъ, женщина, дитя земли, становится враждебной тайнѣ, которая должна быть всего дороже и которой не своей волей преданы мечтатели.

Мы завершили полный кругъ путешествія своего по разсказамъ Сергѣя Ауслендера, конечно, очень многое въ нихъ оставивъ вовсе безъ вниманія. Читатель, наученный критиками думать, что у писателей-декадентовъ на первомъ мѣстѣ стоить форма, съ изумленіемъ спроситъ, можетъ быть, почему о ней мы не обмолвились ни словомъ? Однако, вѣдь мы ничего не сказали и о содержаніи: ибо въ душѣ поэта живутъ они нераздѣльно, но слитно въ нѣкоей, ихъ обнимающей напѣвности. И покуда не выяснена она, всуе разсуждать о внѣшнихъ ея обличіяхъ.

Е. Зн.-- Бор--ій.

"Современникъ". Кн. V. 1912