Книговод

Маннеринг, или Астролог. Часть третья

Скотт Вальтер


   

МАННЕРИНГЪ
или
АСТРОЛОГЪ,
СОЧИНЕНІЕ
СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА,
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО,

ИЗДАННЫЙ
Владиміромъ Броневскимъ.

ЧАСТЬ III.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1824.

   Печатать дозволяется съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ: одинъ экземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Просвѣщенія, два экземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, Мая 28 дня 1824 года. Адъюнктъ и Кавалеръ Иванъ Снегиревъ.
   

ГЛАВА I.

   Глоссинъ подробно описалъ всѣ данныя ему показанія. Онѣ весьма мало поясняли сіе дѣло и не могли служишь для дальнѣйшихъ розысковъ, но читатель изъ сихъ допросовъ могъ лучше усмотрѣть, что дѣлалъ Броунъ съ тѣхъ поръ, какъ мы оставили его на Кипплетринганшсой дорогѣ до того времени, какъ распаленный ревностію, онъ такъ нещастливо предсталъ предъ Юлію Маннерингъ и былъ вовлеченъ въ ссору, имѣвшую для него пагубныя слѣдствія.
   Глоссинъ, возвращаясь въ Елленгованъ, обдумывалъ полученныя имъ свѣденія. Онъ болѣе и болѣе увѣрялся въ томъ, что ежели ему удастся отыскать преступниковъ; то навѣрное можетъ войти въ милость къ Полковнику и Лорду Газлевуду, что для него было весьма нужно. Онъ напередъ уже наслаждался удовольствіемъ похвалиться и выслужишься и своимъ проворствомъ и догадливостію. Возвратясь домой, онъ узналъ съ большею радостію, что Мак-Гуффогъ, ужасъ воровъ, съ двумя или тремя констаблями задержалъ какого то человѣка, и что всѣ они въ ожиданіи его прибытія сидѣли въ кухнѣ.
   И такъ онъ соскочилъ проворно съ лошади и спѣшилъ въ свой кабинетъ. Бѣги скорѣе, сказалъ онъ слугѣ, прикажи секретарю моему притти сюда; ты найдешь его въ маленькой зеленой комнатѣ, гдѣ онъ составляетъ опись моего помѣстья. Прибери все въ кабинетѣ, пододвинь большое кожаное кресло къ письменному столу и приготовь для Г. Скрова табуретъ.
   -- Скровъ, сказалъ онъ вошедшему къ нему Секретарю, достаньте твореніе Сиръ Георга Маккензи объ уголовныхъ преступленіяхъ, разверните часть, въ коей писано о vis publica et privata и загните главу о имѣющихъ при себѣ запрещенныя оружія. Теперь помогите мнѣ стащить мой сертукъ, повѣсьте его въ передней, да скажите, чтобы привели сюда колодника. Я надѣюсь, что это онъ самый! Постойте! прикажите лучше послать ко мнѣ напередъ Мак-Гуффога.
   -- Ну, что Мак-Гуффогъ, гдѣ удалось вамъ поймать новаго звѣрка?
   Мак-Гуффогъ былъ косой плутъ по наружности, славный кулачный боецъ и шею имѣлъ похожую на бычачью, лице красное и покрытое угрями. Послѣ нѣкоторыхъ кривляній для изъявленія судьѣ почтенія, онъ началъ донесеніе особеннымъ языкомъ, подкрѣпляя разсказъ тѣлодвиженіями и подмаргиваніями, которыя показывали, что повѣствователь и слушатель совершенно другъ друга понимали.-- Да будетъ вашей чести извѣстно, сказалъ онъ, когда я пришелъ на берегъ моря въ тотъ кабакъ, о которомъ ваша честь изволили говоришь, и что содержитъ та женщина, которую ваша честь изволите знать. И такъ, сказала она, чего же вамъ надобно? Не нужно ли въ замокъ послать какихъ нибудь товаровъ? Конечно, отвѣчалъ я, вамъ извѣстно, что и самъ Гнъ Бертрамъ Елленгованской въ старину.....
   -- Хорошо, хорошо! да только безъ подробностей, а говори о настоящемъ дѣлѣ.
   -- Пожалуй. И такъ я присѣлъ, да и началъ торговать у ней водку, которую будто хотѣлъ купишь, до тѣхъ поръ, пока онъ пришелъ.
   -- Кто онъ?
   -- Этотъ самой человѣкъ (сказалъ Мак-Гуффогъ, оборотивъ большой палецъ къ кухнѣ, въ которой содержался колодникъ); на немъ былъ широкой плащъ, такъ я и увидѣлъ, что не скоро съ нимъ справлюсь. Я старался продолжать разговоръ такъ, чтобы онъ подумалъ, что я съ острова Мана и сталъ между имъ и хозяйкою за тѣмъ, чтобы она не могла вывесть его изъ обмана. Мы принялись пить. Я предложилъ побиться объ закладъ, что онъ не выпьетъ разомъ, не переводя духу, пол-бутылки Голландской мозжевеловой водки. Онъ согласился и вытянулъ, не поморщившись; но въ это самое время вошли Слунжингъ Жокъ и Дикъ Спурь, которыхъ я поджидалъ. Мы всѣ трое на него бросились невзначай, связали, заковали по рукамъ и по ногамъ и сдѣлали его такимъ смирнымъ, какъ ягненка. Онъ съ тѣхъ поръ, какъ сюда приведенъ, успѣлъ уже выспаться, и теперь свѣжохонекъ, какъ Майская маргаритка, и можетъ отвѣчать на всѣ вопросы вашей чести.
   -- Не было ли при немъ какого оружія?
   -- Конечно были, сабля и пистолеты, какъ всегда бываютъ у такихъ людей.
   -- Были ли у него какія нибудь бумаги?
   -- Вотъ онѣ. И сказавъ сіе, онъ положилъ на столъ очень неопрятную записную книжку.
   -- Ступай, Мак-Гуффогъ, да вели привесть сюда арестанта, а самъ далеко не уходи.
   Подчиненный вышелъ вонъ и чрезъ минуту потомъ послышался на лѣстницѣ стукъ оковъ, а черезъ двѣ или три минуты ввели въ комнату человѣка, крѣпко связаннаго и имѣвшаго цѣпи на рукахъ и на ногахъ.
   Арестантъ былъ крѣпкаго сложенія и росту средняго; лице его загорѣло отъ солнца, и хотя морщины на лбу и начинавшіе сѣдѣть волосы показывали, что онъ уже пожилыхъ лѣтъ, но по всему примѣтно было, что онъ очень силенъ и мало людей по видимому могли бы съ нимъ побороться. Грубое и дикое лице его было нѣсколько багроваго цвѣта, а глаза не совсѣмъ еще прояснились отъ пьянства, способствовавшаго его поймать; но кратковремянный сонъ, коимъ допустилъ его воспользоваться Мак-Гуффогъ, и особенно ощущеніе опасности, въ коей онъ находился, совершенно его протрезвили. Достойный судія и не менѣе почтенный колодникъ нѣсколько времени смотрѣли другъ на друга, не говоря ни слова. Глоссинъ узналъ представленнаго ему человѣка и находился въ нѣкоторомъ затрудненіи начать допросъ; но наконецъ прервалъ молчаніе.
   -- Такъ это вы, Г. Капитанъ? Давно уже васъ не видали на здѣшнемъ берегу!
   -- Давно, конечно давно; потому что пусть меня чортъ возьметъ, ежели я не въ первой еще разъ сюда пріѣхалъ.
   -- Этому не повѣрятъ, Г. Капитанъ.
   -- Придется етому повѣрить, Г. Судья!
   -- А какимъ имянемъ угодно какъ будетъ называться до тѣхъ поръ, пока я не сведу васъ на очную ставку съ такими людьми, которые помогутъ вамъ припомнить и скажутъ, кто вы такой, или по крайней мѣрѣ, чѣмъ вы прежде были?
   -- Кто я такой? тысячи громовъ! Янъ Янсонъ. Какъ же мнѣ иначе называться?
   Глоссинъ вынулъ изъ шкапа пару карманныхъ пистолетовъ, зарядилъ ихъ. при всѣхъ и приказалъ Секретарю удалиться съ констабелями и ожидать въ передней дальнѣйшихъ приказаній.
   Секретарь сдѣлалъ нѣсколько возраженій на щетъ опасности оставишь его одного съ такимъ человѣкомъ, хотя сей послѣдній былъ связанъ и скованъ такъ, что вовсе не могъ пошевелиться; но Глоссинъ съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ повторилъ ему приказаніе вытти.
   По удаленіи его, Глоссинъ нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ и потомъ сѣвъ въ кресла напротивъ колодника, какъ будто для того, чтобы лучше его разсмотрѣть, положилъ пистолеты на столъ передъ собою и твердымъ голосомь сказалъ: -- Вы Диркъ Гаттрійкъ изъ Флессингена. Можете ли въ томъ запереться?
   Арестантъ обратилъ глаза на двери, какъ будто опасаясь, что кто нибудь за оными подслушиваетъ. Глоссинъ, вставъ, разтворилъ ихъ настежь, такъ, что колодникъ, не подымаясь съ лавки, на которой сидѣлъ, могъ увѣриться, что въ другой комнатѣ никого не было. Потомъ затворивъ двери, онъ сѣдъ на свое мѣсто и снова повторилъ: -- Вы Диркъ Гатшрійкъ, нѣкогда бывшій Капитаномъ Юнгфрава. Признаетесь ли въ томъ?
   -- Да когда вы узнали меня, сто тысячъ бомбъ, такъ о чемъ же и спрашивать?
   -- Да мнѣ весьма удивительно видѣть васъ тамъ, гдѣ никакъ не должно бы вамъ показываться, ежели бы вы помышляли о своей безопасности.
   -- Тысячу смертей! человѣкъ, который смѣетъ со мной такъ говоришь, вѣрно не думаетъ о собственной своей!
   -- Какъ Капитанъ, вы мнѣ говорите это, бывъ обезоружены и въ оковахъ. Повѣрьте, что вамъ не прилично теперь грозишь. Вамъ будетъ весьма трудно выѣхать изъ здѣшней стороны прежде, нежели разочтетесь за небольшое произшествіе, случившееся нѣкогда близъ Варрохскаго мыса.
   Лице Диркъ Гаттрійка почернѣло, какъ уголь.
   -- Что касается до меня, продолжалъ Глоссинъ, то я противу желанія моего долженъ поступать строго съ старымъ знакомымъ; но того требуетъ отъ меня обязанность, и я сегодня же отправлю васъ въ Едимбургъ въ хорошей почтовой коляскѣ, запряженной четвернею лошадей.
   -- Тысячу громовъ! вы бы етаго не сдѣлали, ежели бы я могъ вамъ дать, какъ прежде, полгруза векселей на Фан-Беста и на Фан-Бруггена.
   Это было такъ давно, Капитанъ, что уже и не помню, чѣмъ я былъ награжденъ за свои труды.
   -- За свои труды! вы вѣрно хотите сказать, за ваше молчаніе.
   -- Я былъ тогда въ части, а съ нѣкотораго времени совсѣмъ отступился отъ дѣлъ.
   -- Пусть такъ; но я полагаю, что вы можетъ быть скоро за нихъ приметесь и пойдете по старой дорогѣ. Ну, послушайте, пусть пять сотъ дьяволовъ свернутъ мнѣ шею, ежели я не хотѣлъ съ вами повидаться, чтобы поговорить объ одномъ дѣлѣ, до васъ касающемся.
   -- О ребенкѣ! подхватилъ проворно Глоссинъ.
   -- Я, мейнъ Герръ!
   -- Развѣ онъ еще живъ?
   -- Живехонекъ, какъ мы съ вами!
   -- Боже мои! да вѣдь онъ въ Ост-Индіи.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, чортъ меня возьми! онъ на вашемъ проклятомъ берегѣ.
   -- Но, Гаттрійкъ... это... ежели это правда, чему я впрочемъ не могу повѣришь, то вѣдь это обоихъ насъ погубитъ. Не возможно, чтобы произшествіе, которому онъ былъ свидѣтелемъ, совершенно у него вышло изъ памяти. И для меня возвращеніе его можетъ имѣть весьма дурныя послѣдствія. Я еще разъ вамъ говорю, что это погубитъ насъ обоихъ.
   -- А я вамъ говорю, что это васъ только погубитъ по тому, что я уже попался въ пропасть; и ежели меня повѣсятъ, такъ и всѣмъ щетамъ конецъ.
   -- Да за коимъ же чортомъ вы очутились опять на нашемъ берегѣ!
   -- Что же дѣлать? домъ приходилъ въ упадокъ, денегъ у меня не было; я подумалъ, что дѣло уже давно забыто.
   -- Посмотримъ! я не смѣю васъ выпустить; но не можете ли вы сами дорогою велѣть себя освободить? Конечно, стоитъ только написать слова два, шри къ вашему Поручику Броуну, а я велю васъ отвести по береговой дорогѣ.
   -- Не возможно, Броунъ умеръ, убитъ, закопанъ; онъ теперь у чорша въ когтяхъ.
   -- Умеръ! убить! не въ Вудбурнѣ ли?
   -- Я, мейнъ Герръ!
   Глоссинъ на минуту замолчалъ. Потъ выступилъ на челѣ его отъ сильнаго безпокойства и опасенія, между тѣмъ, какъ сидѣвшій предъ нимъ негодяй жевалъ табакъ съ видомъ непоколебимаго равнодушія. Я разорюсь, внутренно говорилъ себѣ Глоссинъ, и даже совершенно разорюсь, ежели явится наслѣдникъ; а потомъ какія выдутъ послѣдствія отъ прежнихъ моихъ связей съ етими молодцами?-- Послушайте, Гаттрійкъ, я не могу васъ освободить; но вы сами можете найти сродство вырваться на волю. Сердце мое всегда мнѣ говоритъ въ пользу прежняго друга. Я велю васъ отвесть на эту ночь въ большую комнату, что въ старомъ замкѣ, а караульнымъ прикажу выдать двойную порцію грогу. Мак-Гуффогъ самъ попадется въ тѣже сѣти, которыя вамъ разставилъ. Окна и перекладины въ этой комнатѣ едва держатся: и вамъ будетъ стоить прыгнуть аршинъ на пять внизъ, такъ и будете на волѣ, а земля покрыта теперь глубоко снѣгомъ.
   -- А отъ этихъ-то, сказалъ Гаттрійкъ, показывая на цѣпи, кто меня освободитъ?
   -- Вотъ, отвѣчалъ Глоссинъ, вынувъ изъ шкапа маленькой подпилокъ и подавъ ему оный, вотъ добрый пріятель, который за васъ вступится. Вамъ извѣстна лѣстница, по коей сходятъ изъ развалинъ къ морю.
   Гаттрійкъ въ восхищеніи потрясъ, цѣпями, какъ бы уже чувствуя себя на свободѣ и старался протянуть къ своему покровителю руки, обремененныя цѣпями. Глоссинъ, положивъ на уста палецъ, напомнилъ ему объ осторожности, и потомъ приступилъ къ дальнѣйшимъ наставленіямъ.
   -- Когда вы освободитесь, то пойдете въ Дернклейгъ...
   -- Не пойду туда, тысяча громовъ! етотъ подкопъ уже взорванъ!
   -- Жаль, жаль! Ну, такъ возьмите на берегу мою лодку, да и пуститесь на ней; но побудьте на Варрохской оконечности, пока со мною не увидитесь.
   -- На Варрохской оконечности! сказалъ Гаттрійкъ съ недовольнымъ видомъ, а гдѣ же мнѣ тамъ ожидать васъ? Вѣрно въ пещерѣ? Мнѣ хотѣлось бы лучше во всякомъ иномъ мѣстѣ, чѣмъ тамъ. Ето мнѣ очень непонутру. Говорятъ, будто онъ тамъ является; да! тысяча громовъ! я не боялся его живаго, не испугаюсь и мертваго. Пусть меня поглотитъ адъ, ежели кто нибудь скажетъ, что Диркъ Гаттрійкъ когда либо струсилъ собаки или чорта! И такъ я тамъ жду васъ.
   -- Хорошо! сказалъ Глоссинъ, и позвалъ своихъ людей.
   -- Нѣчего дѣлать, Мак-Гуффогъ, съ Капитаномъ Дисономъ, какъ ему угодно называться. Теперь уже слиткомъ поздно, чтобы отослать его въ тюрьму Графства; а нѣтъ ли какой нибудь комнаты въ старомъ замкѣ, гдѣ бы можно было его запереть?
   -- Есть, сударь; дядя мой Констабель при покойномъ, старикѣ Елленгованѣ три дня содержалъ тамъ одного человѣка. Да теперь она должна быть завалена соромъ, потому что лѣтъ съ пятнацать ее никто не чистилъ.
   -- Все это очень знаю, да вѣдь теперь надобно тамъ переночевать одну только ночь. Подлѣ нея есть маленькая комнатка, гдѣ для себя вы можете разложить огня; а я постараюсь вамъ доставить, чѣмъ потѣшиться отъ скуки, понимаете ли? Смотрите же, чтобы колодникъ былъ запертъ крѣпко, но разложите и у него огня: по теперешнему времени ето необходимо. Завтра, можетъ быть, онъ оправдается.
   Получивъ такое наставленіе и добрый запасъ съѣстныхъ припасовъ и напитковъ, они отправились въ старый замокъ, гдѣ должны были оставаться на стражѣ цѣлую ночь; а судья надѣялся, что они не всю ея проведутъ въ постѣ и молитвѣ.
   Можно себѣ вообразить, что и самъ Глоссинъ не весьма спокойнымъ сномъ наслаждался въ сію ночь. Положеніе его было самое опасное; казалось, что стыдъ цѣлой его жизни вдругъ скопился и готовился надъ нимъ обрушиться. Онъ однакоже легъ, и прежде нежели могъ заснуть, не разъ перевернулся въ постелѣ. Наконецъ сонъ овладѣлъ его чувствами, но для того только, чтобы показать ему благодѣтеля въ томъ образѣ, какъ онъ видѣлъ его въ послѣдній разъ съ смертною блѣдностію на лицѣ. Потомъ онъ представился ему по прежнему молодымъ, свѣжимъ, и бодрымъ и будто изгоняющимъ его изъ жилища своихъ отцевъ.
   Послѣ того онъ видѣлъ во снѣ, что находясь долгое время въ степи, подошелъ къ какой-то гостинницѣ, въ которой, казалось, слышны были восклицанія радости, и вошедъ въ нее, увидѣлъ Франка Кеннеди, избитаго и окровавленнаго, почти въ такомъ видѣ, какъ его нашли близъ Варрохской оконечности, но держащаго чашу съ пылающимъ пуншемъ.
   Потомъ снилось ему, что онъ сидитъ въ тюрьмѣ вмѣстѣ съ Диркъ Гаттрійкомъ. Сей послѣдній былъ уже приговоренъ къ смертной казни и предъ священникомъ исповѣдывался во всѣхъ своихъ злодѣяніяхъ. Сдѣлавъ это преступленіе, говорилъ онъ, мы скрылись въ пещеру, которая въ здѣшней сторонѣ была извѣстна одному только человѣку; мы разсуждали что намъ дѣлать съ ребенкомъ, и хотѣли его отдать цыганкѣ, какъ услышали голоса отыскивавшихъ насъ людей и бывшихъ надъ самыми нашими головами. Въ это время вошелъ въ пещеру человѣкъ, тотъ самый, которому она была извѣстна; но мы купили его скромность, отдавъ ему половину изъ всего нами спасеннаго. Онъ заставилъ насъ увесть ребенка въ Голландію, куда мы отплыли въ слѣдующую ночь на лодкѣ, пріѣхавшей за нами. А человѣкъ тотъ былъ...
   Нѣтъ! не правда, не я! закричалъ Глоссинъ, и съ симъ словомъ, произнесеннымъ съ усиліемъ, онъ пробудился.
   Симъ родомъ фантасмагоріи онъ обязанъ былъ своей совѣсти. Дѣйствительно зная лучше всѣхъ убѣжища торговавшихъ запрещенными товарами онъ пошелъ прямо къ пещерѣ, между тѣмъ какъ другіе ихъ повсюду отыскивали. Онъ не зналъ еще о убійствѣ Франка Кеннеди, котораго полагалъ захваченнымъ въ плѣнъ. Надобно даже признаться, что онъ намѣренъ былъ за него ходатайствовать; но нашелъ убійцъ погруженными въ величайшій ужасъ; бѣшенство, вовлекшее ихъ въ преступленіе, было удовлетворено мщеніемъ и сердцами ихъ, хромѣ Гаттрійкова, овладѣли страхъ и угрызенія совѣсти. Глоссинъ былъ въ это время бѣденъ, имѣлъ долги, но пользовался уже довѣренностію Гна Бертрама, и зная его неопытность и сговорчивость, предвидѣлъ возможность разжиться на его щетъ и даже со временемъ завладѣть его помѣстьемъ, ежели дитя, находившееся въ ихъ рукахъ, пропадетъ и оставитъ расточительному отцу право прожить помѣстье, которое было переведено на его имя. Увлекаемый настоящею пользою и будущими предпріятіями, онъ согласился подѣлиться и принять преуложенную ему половину товаровъ, спасенныхъ экипажемъ съ люгера, за которую ему и выдали векселями на Фан-Беста и на Фан-Бруггена, съ тѣмъ условіемъ, что тайна не нарушится. Глоссинъ уговорилъ ихъ увесть ребенка съ собою, представляя, что онъ довольно уже смыслилъ, чтобы быть въ состояніи хорошо разсказать, какимъ образомъ произошло убійство, коему былъ свидѣтелемъ. Единственная отговорка, которую Глоссинъ могъ сказать своей совѣсти, состояла въ великости искушенія, представившаго ему всѣ выгоды, долженствовавшія воспослѣдовать отъ поступка, который мгновенно извлекалъ его изъ нищеты, бывшей доселѣ его удѣломъ. Не былъ ли онъ сверхъ того нѣкоторымъ образомъ во власти сихъ разбойниковъ. Ежели бы онъ отказался отъ предложеній ихъ, то хотя бы и могъ призвать къ себѣ на помощь людей, бывшихъ въ сіе время отъ него не въ дальнемъ разстояніи; но они не могли бы поспѣть во время, чтобы спасти его изъ рукъ злодѣевъ, которые щитали жизнь человѣка ни во что;
   Глоссинъ, встревоженный горестными предчувствіями, проистекающими отъ нечистой совѣ-сти, всталъ. Тогда была полночь. Онъ подошелъ къ окну, изъ коего былъ видѣнъ старый замокъ. Всѣ описанные нами предметы въ началѣ перваго тома, покрыты были снѣгомъ, и бѣлизна земли,-- совершенно отличалась отъ моря, казавшагося чернымъ и мрачнымъ. Въ сельскомъ видѣ, покрытомъ снѣгомъ, можно еще найти нѣкоторыя красоты; но холодъ, темнота ночи, уединеніе всегда придаютъ ему оттѣнку дикости и опустошенія. Самые знакомые намъ предметы кажутся не тѣми, или представляются въ другомъ видѣ, и взорамъ нашимъ является по видимому совсѣмъ иное мѣстоположеніе.
   Однако же въ сіе время таковыя размышленія не занимали сего презрительнаго человѣка. Взоры его устремлены были на мрачныя и величественныя развалины стараго замка. Въ двухъ окнахъ, пробитыхъ въ толстыхъ стѣнахъ огромныхъ башенъ свѣтились два огня, изъ которыхъ одинъ горѣлъ въ комнатѣ, въ коей содержался Гаттрійкъ, а другой въ томъ покоѣ, гдѣ находились его сторожа. Ушелъ ли онъ? Удастся ли ему уйти? Эти люди, не умѣющіе порядочно караулить, не будутъ ли въ семъ случаѣ на погибель мою исправнѣе обыкновеннаго? Естьли онъ не спасется до разсвѣта, то мнѣ должно будетъ отослать его въ тюрьму. Мак-Морланъ или кто нибудь другой будутъ его допрашивать; узнаютъ, что онъ за человѣкъ; потомъ приговорятъ его къ смертной казни, а онъ въ отмщеніе мнѣ выскажетъ... ну, выскажетъ все, что знаетъ.
   Между тѣмъ, какъ сіи мысли одна за другою вертѣлись въ Глоссиновой головѣ, вдругъ одинъ огонь изчезъ; казалось, что нѣчто находившееся въ окнѣ заслоняло собою свѣтъ; любопытно знать, что будетъ далѣе. Безъ сомнѣнія, онъ сбросилъ уже съ себя оковы, а теперь старается выломить перекладины въ окнѣ: ему легко будетъ это сдѣлать; потому что стѣна жъ томъ мѣстѣ какъ будто выгнила. Боже мой! онѣ вывалились и мнѣ слышанъ звукъ паденія ихъ на камни! караульные теперь проснутся. Будь проклятъ етотъ Голландецъ съ своею неловкостію! Свѣтъ опять показался. Вѣрно они схватили его и снова вяжутъ. Нѣтъ, видно, что онъ изъ осторожности самъ отошелъ отъ окна, когда вывалились и загремѣли перекладины, но теперь опять на окнѣ; потому что не видно свѣта. Онъ спасся!
   Въ сіе время глухой шумъ, похожій на происходящій отъ падающаго на снѣгъ тѣла съ нѣкоторой высоты, возвѣстилъ удачный побѣгъ Гаттрійка. Вскорѣ потомъ Глоссинъ увидѣлъ нѣчто пробирающееся къ берегу моря вдоль развалинъ. Новая причина безпокоиться. Будетъ ли онъ въ состояніи управишься съ лодкою? Придется мнѣ итти самому на помощь къ этому негодяю; но нѣтъ, лодка уже двинулась, парусъ распущенъ, онъ скоро выйдетъ въ открытое море; вотъ онъ уже и далеко отъ берега: за чѣмъ этотъ вѣтръ не силенъ и не можетъ обратиться въ бурю" чтобы его погрузить въ бездну!
   Послѣ сего дружескаго желанія, Глоссинъ продолжалъ глядѣть въ слѣдъ за лодкою, пока она подошла къ Варрохской оконечности. Тогда, не смотря на лунный свѣтъ, онъ не могъ уже ее отличить отъ волнъ, по которымъ она стремилась, и избавившись нѣсколько отъ угрожавшей ему опасности, успокоился, и опятъ легъ спать.
   

ГЛАВА II.

   На другой день поутру караульные, узнавъ, о побѣгѣ арестанта, были весьма встревожены онымъ и не знали, что дѣлать. Мак-Гуффогъ, смущенный страхомъ и похмѣльемъ и съ поникнутою головою явился къ Глоссину, который не упустилъ сдѣлать ему строгій выговоръ за оплошность и нерадѣніе къ должности. Онъ прекратилъ изъявленіе своего гнѣва лишь для того, чтобы отдать нужныя приказанія для отысканія бѣжавшаго; повелѣвъ симъ пьяницамъ удалиться отъ его глазъ, чего они и сами охотно желали, и начать повсюду поиски. Онъ самъ разослалъ ихъ въ разныя стороны, кромѣ той, гдѣ дѣйствительно находился бѣглецъ, и приказалъ особенно осмотрѣть Дернклейгъ, служившій въ ночное время убѣжищемъ всякаго рода бродягамъ.
   Отдѣлавшись отъ нихъ, поспѣшилъ онъ пробраться не прямымъ путемъ въ Варрохской лѣсъ, чтобы по условію увидѣться тамъ съ Гаттрійкомъ. Онъ желалъ узнать отъ него всѣ обстоятельства касательно возвращенія сына Елленгована на родину, о чемъ на канунѣ по краткости времяни не могъ подробно распросить.
   Подражая лисицѣ, желающей обмануть преслѣдующихъ ее собакъ, Глоссинъ старался въ пути къ назначенному для свиданія мѣсту оставишь за собою, по возможности, менѣе слѣдовъ. Ежели бы далъ Богъ, пошелъ снѣгъ, думалъ онъ, посматривая назадъ, занесло бы мои слѣды! Иначе отыскивающіе Капитана могутъ увидѣть ихъ отыскать по онымъ пещеру и наконецъ захватить насъ вмѣстѣ. И такъ мнѣ надобно сойти на берегъ, а потомъ какъ нибудь пробраться чрезъ горы.
   Не безъ труда и опасности спустился онъ съ Варрохской скалы на морской берегъ, потомъ шелъ по песку, съ коего вода смыла снѣгъ; перебрался чрезъ камни, преграждавшіе ему путь, бросая часто безпокойные взоры то на вершины горъ, съ которыхъ можно было его примѣтить, то на море, откуда какой нибудь рыбакъ могъ его увидѣть.
   Когда онъ дошелъ до того мѣста, гдѣ было найдено тѣло Франка Кеннеди: то забота его о самомъ себѣ на нѣсколько времяни умолкла. Не семъ мѣстѣ находилась вѣрная примѣта, отломокъ скалы, оторванный вмѣстѣ или послѣ паденія ненастнаго съ вершины горы. Около онаго была куча раковинъ и наносныхъ морскихъ растѣній; но видомъ своимъ и свойствомъ камня онъ отличался отъ другихъ разсѣянныхъ по близости. Можно себѣ представишь, что Глоссинъ никогда не прогуливался въ той сторонѣ. Пришедъ въ первый разъ послѣ ужаснаго произшествія и взглянувъ на окрестности, онъ представилъ себѣ видѣнное имъ отвратительное зрѣлище; вспомнилъ, какъ подобно преступнику, онъ вылезъ изъ пещеры и съ осторожностію вмѣшался въ испуганную толпу, окружавшую трупъ, весь дрожа отъ страха, чтобы кто нибудь не спросилъ его, откуда онъ пришелъ, и наконецъ какимъ образомъ тщательно старался не взглянуть на нещастную жертву. Пронзительные крики его благодѣтеля: "сынъ мой, сынъ мой!" еще раздавались въ ушахъ его. Великій Боже! размышлялъ онъ внутренно, все пріобрѣтенное мною стоитъ ли ужаса, который я ощущаю въ сію минуту и всѣхъ страховъ и безпокойствъ, не престававшихъ меня терзать съ самаго того времяни? О! за чѣмъ не я былъ на мѣстѣ нещастнаго, а онъ не остался на моемъ живъ и здоровъ; но это сожалѣніе уже поздно и мнѣ надлежитъ слѣдовать по избранному мною пути.
   Стараясь такимъ образомъ укротить угрызенія совѣсти, онъ пошелъ къ пещерѣ, бывшей столь близко отъ того мѣста, что спрятавшіеся въ оную убійцы послѣ преступленія своего могли слышать разныя догадки и сужденія окружавшихъ тѣло. Но ничто не могло быть скрыто лучше, какъ входъ въ сей вертепъ. Отверстіе его было едва ли шире норы лисицы. Оное находилось въ низу скалы и заслонялось большимъ вдавшимся въ море чернымъ камнемъ, служившимъ примѣтою для знавшихъ сіе убѣжище, но скрывавшимъ его отъ взоровъ другихъ. Весьма небольшое пространство, находившееся между тѣми двумя камнями и входъ въ пещеру не возможно было увидѣть, не отчистивъ хрящъ и песокъ, коими оный обыкновенно засыпали, и которые, казалось, нанесены были приливомъ. А чтобы болѣе скрыть сіе убѣжище, то торговавшіе запрещенными товарами по входѣ своемъ въ пещеру закладывали оную камнями и морскими растѣніями. Можно себѣ представить, что Диркъ Гаттрійкъ въ семъ случаѣ не упустилъ взять таковыхъ предосторожностей.
   У Глоссина, не смотря на его храбрость, трепетало сердце и колѣна подгибались, когда онъ готовился вступить въ сей вертепъ преступленіи, чтобы имѣть въ немъ свиданіе съ негодяемъ, котораго онъ справедливо почиталъ за одного изъ величайшихъ злодѣевъ на землѣ.. Ему нѣтъ никакой выгоды сдѣлать мнѣ зло, подумалъ онъ, и сія мысль его ободрила; однакоже онъ осмотрѣлъ свои пистолеты, и нашедъ ихъ въ хорошемъ состояніи, отчистилъ отверзтіе и вошелъ въ оное не иначе, какъ на четверенькахъ. Самый входъ былъ столь низокъ, что необходимо должно было чрезъ оный ползти; но нѣсколько футовъ далѣе сводъ становился Довольно высокъ, и полъ его былъ устланъ сухимъ пескомъ я а входъ подымался въ гору. Прежде нежели Глоссинъ всталъ на ноги раздался подъ сводами пещеры охриплый голосъ Гаттрійка, старавшагося однакоже кричать неслишкомъ громко
   -- Вы ли это, тысяча громовъ?
   -- Такъ стало быть вы въ потемкахъ ?
   -- А отъ кого бы приказали вы мнѣ достать огня?
   -- Постойте же, у меня есть чѣмъ этому помочь.
   Немедленно Глоссинъ вынулъ изъ кармана огниво, кремень, трутъ, и засвѣтилъ принесенной имъ съ собою огарокъ.
   -- Надобно бы развесть и огня. Пусть меня возьмутъ пять сотъ чертей, ежели я совсѣмъ не окостенѣлъ.
   -- Конечно здѣсь холодно! и сказавъ сіе, Глоссинъ началъ подбирать остатки отъ разломанныхъ бочекъ и разные другіе деревянные обломки, покинутые въ пещерѣ во время послѣдняго пребыванія въ ней торгующихъ запрещенными товарами.
   -- Холодно? да это ледникъ! клянусь адомъ: въ немъ только волковъ морить. Я тѣмъ лишь и спасался, что ходилъ взадъ и впередъ подъ этимъ собачьимъ сводомъ, вспоминая, какъ мы въ старину здѣсь пировали.
   Огонь началъ разгораться: Гаттрійкъ приближилъ къ пламени свое бронзовое лице и протянулъ къ оному жесткія и скорченныя руки съ жадностію голоднаго, бросающагося на кусокъ хлѣба. Этотъ свѣтъ придалъ чертамъ его еще болѣе суровости и дикости. Поднявшійся дымъ долженъ бы былъ его задушишь, но ему повидимому былъ весьма пріятенъ отъ того, что онъ слишкомъ прозябъ. Дымъ, наполнивъ пещеру, поднимался и вѣроятно выходилъ чрезъ трещины, служившія для возобновленія воздуха, когда приливъ заливалъ входъ.
   -- Я принесъ вамъ позавтракать, сказалъ Глоссинъ, подавая ему запасъ, состоявшій изъ холоднаго мяса и фляги водки.
   Гатрійкъ поспѣшно схватилъ бутылку, поднесъ ее ко рту, и опорожнивъ порядочную часть ея, -- это дѣло, сказалъ онъ, славное дѣло! это живитъ человѣка, и началъ пѣть слѣдующій отрывокъ изъ Нѣмецкой пѣсни:
   
   "Лишь водку, пиво и вино
   "За блага въ мірѣ почитаемъ,
   "Въ питьѣ намъ щастіе дано,
   "Все остальное презираемъ.
   "Вѣдь на судьбу грѣшно пѣнять:
   "Пусть громъ надъ нами разразится;
   "Онъ можеть жизнь у насъ отнять,
   "Но совѣстью не поживится."
   
   Хорошо сказано, почтеннѣйшій Капитанъ! вскричалъ Глоссинъ; и желая поддѣлаться, въ свою очередь пропѣлъ другую пѣсню такого же разбора, и окончивъ.
   -- Вотъ какъ, товарищъ, сказалъ онъ; ну что, отогрѣлись ли вы теперь? Не поговоришь ли намъ о дѣлѣ нашемъ
   -- О нашемъ дѣлѣ! скажите лучше о вашемъ, тысяча громовъ! мое дѣло сдѣлалось тогда, какъ я вырвался изъ клѣтки.
   -- Потерпите немного, мой добрый другъ: я докажу вамъ, что выгода наша общая.
   Гаттрійкъ кашлянулъ, а Глоссинъ продолжалъ.
   -- Какимъ образомъ вы упустили нашего молодаго человѣка?
   -- Бомбы и гранаты! да развѣ я бралъ его на свои руки? Поручикъ Броунъ отдалъ его своему двоюродному брату, живущему въ Миддельбургѣ, и имѣвшему часть въ домѣ Фан-Беста и Фан-Бруггена; сплелъ ему какую-то сказку о Бовѣ и Ерусланѣ; сказалъ, что онъ попался въ перестрѣлкѣ съ сухопутными акулами и уговорилъ его взять мальчика къ себѣ въ жокеи. Чтобы я упустилъ его! да этотъ плутъ проглотилъ бы напередъ кита, ежелибъ я взялся его караулить.
   -- Хорошо, а взяли ли его въ жокеи?
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Онъ полюбился старому Фан-Бесту, который далъ ему свое имя, отдалъ въ училище и потомъ отправилъ въ Индію. Я даже думаю, что онъ отослалъ бы его сюда, ежели бы Броунъ не сказалъ ему, что когда онъ возвратится въ Шотландію, то это нанесетъ вредъ нашей торговлѣ.
   -- Полагаете ли вы, что онъ теперь знаетъ о своемъ происхожденіи?
   -- Почему же мнѣ знать объ этой чертовщинѣ? Но что онъ долго не могъ позабыть прежней жизни, то а то сущая правда. Бывъ лѣтъ десяти, онъ уговорилъ такого же негодяя Англичанина, какъ и самъ, подцѣпишь шлюбку съ моего люгера и отправишься въ свою сторону. Они было отплыли довольно далеко, и когда я догналъ ихъ я то они чуть не опрокинули моего катера.
   -- Какъ жаль, что не послалъ Богъ и ему опрокинуться съ катеромъ!
   -- Какъ же не такъ! я и самъ до того взбѣсился я чортъ возьми! что треснулъ его кулакомъ и перебросилъ черезъ бортъ; да чертенокъ нашъ поплылъ, какъ утка. Я, чтобы проучить его порядкомъ, пустилъ плыть съ милю, и тогда только взялъ опять на бортъ, когда онъ уже началъ тонуть. Клянусь святымъ Николаемъ! онъ уже и въ томъ возрастѣ имѣлъ живость молніи, быстроту грома, а спрашивается, что онъ былъ тогда? не болѣе какъ утлегарь {Тонкое дерево, находящееся на носу корабля.}; но теперь долженъ быть грот-мачтою {Самая толстая средняя мачта.}: и ежели вы попадетесь къ нему на корабль, то онъ прокатитъ васъ на всѣхъ парусахъ.
   -- Какъ же онъ возвратился изъ Индіи?
   -- Да почему же мнѣ это знать? Пропадай онъ! Домъ, въ которой его отправили, пошелъ ко дну я а это и у насъ въ Миддельбургѣ произвело сильную течь. Для того-то я и возвратился на здѣшній берегъ посмотрѣть, не отыщу ли кого нибудь изъ своихъ старыхъ знакомыхъ, полагая, что о прежнихъ нашихъ дѣлахъ никто болѣе и не помнитъ. Въ первыя двѣ поѣздки я довольно успѣлъ; но теперь опасаюсь, что этотъ безмозглый Броунъ совершенно насъ потопилъ, допустивъ себя убить подъ Вудбурномъ.
   -- За нѣмъ васъ не было съ нимъ?
   -- За чѣмъ? Чортъ возьми! я вѣрно никого не трушу, да это было слишкомъ далеко отъ моря, а между тѣмъ за мною могли бы погнаться.
   -- Это правда. Но чтобы возвратишься къ нашему молодцу.
   -- Да, да, тысяча громовъ! въ этомъ то и состоитъ ваше дѣло!
   -- Почему вы знаете, что онъ въ нашей сторонѣ?
   -- Почему! Гаврило видѣлъ его въ горахъ.
   -- Гаврило! а кто етотъ Гаврило?
   -- Цыганъ. Лѣтъ осьмнадцать тому назадъ, старикъ Елленгованъ отдалъ его въ службу на канонерскую лодку Шаркъ, бывшую подъ командою проклятаго Притчарда. Онъ-то и увѣдомилъ, что эта лодка намѣрена меня захватить, и что это дѣлается по милости Кеннеди. Въ Ост-Индію, онъ отправился на одномъ кораблѣ съ вашимъ молодцомъ я и чортъ возьми! тотчасъ узналъ, увидѣвъ его нѣсколько дней тому назадъ, но самъ отъ него скрывался, потому что бѣжалъ съ канонерской лодки, и въ Голландской службѣ служилъ противу Англіи. Ежели бы теперь его узнали, то ему было бы не слишкомъ весело. И такъ онъ далъ мнѣ знать, что молодецъ нашъ находится въ окрестносьяхъ; но я смѣюсь надъ нимъ, какъ надъ обрывкомъ стараго каната.
   -- Слѣдовательно, между нами будь сказано, любезнѣйшій Гаттрійкъ, онъ точно находится въ нашей сторонѣ?
   -- Ну, конечно, будь я проклятъ! за кого же вы принимаете меня?
   За погрязшаго въ преступленіяхъ и за убійцу, подумалъ Глоссинъ; но перемѣнивъ разговоръ, кто же изъ вашихъ людей, спросилъ онъ, поранилъ молодаго Газлевуда?
   -- Тысяча бурь! да развѣ вы почитаете насъ сумасшедшими? Разумѣется, что ни которой! какая бы намъ была маѣ того польза? и безъ того уже это собачье Броуновское дѣло крѣпко попортило наше собственное.
   -- Какъ, же мнѣ сказали, что на Газлевуда нападалъ Броунъ?
   -- Да нѣтъ, тысяча чертей! говорятъ вамъ, что Броунъ уже лежалъ тогда на полторы сажени подъ землею въ Дернклейгѣ на канунѣ того дня, въ которой случилось это произшествіе.. Развѣ вы думаете, что онъ нарочно воскресъ для того, чтобы еще разъ выстрѣлить.
   Нѣкоторой свѣтъ озарилъ неясныя понятія, вертѣвшіяся въ головѣ Глоссина.-- Не сказали ли вы мнѣ, что молодой человѣкъ называется Броуномъ.
   Да, Фанъ-Бестъ-Броуномъ, старикъ Фанъ Бестъ, нашего дома Фанъ-Бестъ и Фанъ-Бруггенъ, далъ ему свое имя и это сущая правда.
   -- Тогда, сказалъ Глоссинъ, потирая себѣ руки, онъ учинилъ эта преступленіе.
   -- А мнѣ что до того за дѣло; чортъ съ нимъ!
   Глоссинъ остановился на минуту и въ головѣ своей, богатой способами, обдумалъ новое предпріятіе, и подошедъ къ Гаттрійку съ торжественнымъ видомъ, вы знаете, любезнѣйшій Капитанъ, сказалъ онъ, что главное наше дѣло состоитъ въ томъ, чтобы сбыть съ рукъ этого молодца.
   -- Наше!
   -- Я никакъ не желаю, чтобы съ нимъ случилось что нибудь дурное, ежели... ежели... ежели это не будетъ необходимо. Но въ теперешнемъ положеніи дѣлъ онъ и безъ того можетъ попасться въ руки правосудія, во первыхъ по тому, что имѣетъ одинаковое имя съ вашимъ Поручикомъ, находившимся въ Вудбурнскомъ произшествіи; равно и за то, что выстрѣлилъ въ молодаго Газлевуда съ намѣреніемъ поранить его или убить.
   -- Ну чтожъ, какая вамъ изъ того польза! этотъ призъ будетъ немедленно освобожденъ, выставивъ свои настоящій флагъ.
   -- Эдю правда, любезный Диркъ: замѣчаніе ваше весьма справедливо, мой дорогой Гаттрійкъ; но тутъ найдется достаточно причинъ продержать его въ тюрьмѣ, пока онъ будешь въ состояніи получить изъ Англіи или какого другаго мѣста достаточныя доказательства. Я знаю законы. Капитанъ, и беру на себя, на отвѣтственность Жильберта Глоссина Елленгованскаго, мирнаго судьи Графства, не примять никакого поручительства, хотя бы самаго лучшаго изъ всей Шотландіи, прежде вторичнаго донроса. Теперь знаете ли вы, въ какую тюрьму я велю отвесть его?
   -- А мнѣ что за нужда? тысяча громовъ!
   -- Не правда, мои добрый другъ, это очень до васъ касается. Знаете ли, что перехваченные у васъ товары, отвезенные сначала въ Вудбурнь, теперь сложены въ таможенномъ магазейнѣ въ Портанфери, небольшомъ приморскомъ городкѣ? И такъ туда-то велю я засадить нашего молодца...
   -- Когда еще поймаете его?
   -- Да, конечно когда его поймаю, что будетъ весьма скоро. Тогда, говорю вамъ, прикажу посадить его въ тюрьму, то есть Бридежелль, которая стѣна съ стѣною съ таможнею.
   -- Ну чтоже, тысячи бомбъ, я и самъ все это знаю!
   -- Я постараюсь удалить оттуда охраняющихъ таможню солдатъ, вы съ экипажемъ люгера выдете ночью на берегъ, отберете назадъ свои товары, и увезете молодца съ собою въ Флессингенъ. Не такъ ли?
   -- Или въ Америку?
   -- Хорошо, мой добрый другъ?
   -- Или положимъ... Въ Іерихонъ?
   -- Ну, куда вамъ будетъ угодно!
   -- Или можно... заставить его нырнуть?
   -- О, любезнѣйшій Капитанъ? я этого не требую, но...
   Но вы полагаетесь въ томъ на меня, тысяча бурь! Я знакомъ съ вами вѣдь не съ нынѣшняго дня. Но скажите мнѣ теперь, какая изъ всего этого будетъ мнѣ выгода, мнѣ, Диркъ Гаттрійку?
   -- Какъ какая? Развѣ это не общая наша польза? Да къ тому же не я ли теперь васъ освободилъ?
   -- Вы освободили меня, тысяча чертей и тысяча громовъ! Я самъ освободилъ себя. Да къ тому же, это такъ было давно, что я и не помню, какъ вы вчера говорили. Ха, ха, ха!
   -- Перестанемъ же, перестанемъ шутить. Я не прочь отъ того, чтобы васъ подаритъ и порядочно; но право это дѣло столь-же же касается до васъ, какъ и до меня.
   -- Какъ и до васъ? А кто изъ насъ владѣетъ всѣмъ имѣніемъ этаго плута? Не вы ли полно? Вѣдь Диркъ Гаттрійку же досталось ни шилинга изъ его доходовъ!
   -- Полно, полно! говорятъ вамъ, что это наше общее дѣло.
   -- Стало быть мнѣ достанется половина барита?
   -- Какъ, половина имѣнія? По этому вы хотите со мною поселишься въ Едленгованѣ и управлять половиною помѣстья?
   -- Нѣтъ, чортъ возьми! Но вы можете мнѣ отдать половину того, чего оно стоитъ, половину доходовъ. Поселишься съ вами! Нѣтъ, нѣтъ! меня будетъ близъ Миддельбурга загородной домъ, прелестный цвѣтникъ не лучше и не хуже, какъ у самаго бургомистра.
   -- Да! съ деревяннымъ львомъ на воротахъ и съ нарисованнымъ на садовой стѣнѣ гренадеромъ съ трубкою въ зубахъ. Но выслушайте, Гаттрійкъ, къ чему вамъ послужатъ всѣ ваши загородные дома, всѣ тюльпаны и цвѣтники цѣлой Голландіи, ежели васъ въ Шотландіи повѣсятъ?
   Лице Капитана наморщилось. Повѣсятъ, тысяча чертей!
   -- Да, повѣсятъ, любезнѣйшій Капитанъ! Самъ чортъ не въ силахъ будетъ спасти отъ висѣлицы Диркъ Гаттрійка, ежели молодой Елленгованъ останется въ здѣшней сторонѣ; а храбрый нашъ Капитанъ захочетъ продолжать свой торгъ; я могъ бы даже прибавить, что такъ какъ много поговариваютъ о мирѣ: то весьма не мудрено, что ихъ высокомочія, чтобы услужить новому своему союзнику, согласятся выдать такого человѣка, который будетъ обвиненъ въ убійствѣ и похищеніи младенца, хотя бы даже онъ и не выглянулъ изъ Голландіи.
   -- Милліонъ громовъ и проклятій! это не совсѣмъ несправедливо!
   -- Я говорю это не для того, прибавилъ Глоссинъ, примѣтивъ; что сказанное имъ подѣйствовало, не для того, чтобы я хотѣлъ отказаться отъ должной благодарности, и сказавъ сіе, сунулъ въ руку Диркъ Гаттріика банковую ассигнацію довольно значущей цѣны.
   -- И только-то? сказалъ разбойникъ. Вы получили половину груза моего люгера, чтобы только не оказывать о нашемъ Варрохскомъ произшествіи, да еще сверхъ того мы сослужили вамъ же службу, увезши съ собою ребенка.
   -- Но, добрый мой другъ, вы забываете, что... что чрезъ меня вы получите обратно перехваченные у васъ товары.
   -- Да, подвергаясь опасности, что намъ посвертятъ шеи. Для этаго вы намъ не нужны.
   -- Сомнѣваюсь, Капитанъ, потому что безъ моего старанья легко можетъ случиться, что вы въ таможенномъ домѣ найдете сильный отрядъ солдатъ. Ну полно же, перестанемъ спорить, я съ своей стороны не поскуплюсь, да и вамъ также надобно будетъ поступать со мною по совѣсти.
   -- Пусть меня чортъ задушитъ, ежели это не отвратительнѣе всего прежняго! Вы сами дѣлаетесь воромъ и убійцей, уговаривая меня грабить и убивать для вашихъ выгодъ, и послѣ того, тысяча милліоновъ громовъ, вы же мнѣ говорите о совѣсти. Такъ найдите средняго почестнѣе отдѣлаться отъ этаго бѣдняка.
   -- Нѣтъ, Мейнъ Герръ, довольно будетъ и того, что вы постараетесь.....
   -- Чтобъ я за нимъ ухаживалъ, чортъ возьми! то есть, чтобы его уходилъ порохъ и свинецъ. Ну, когда надобно, такъ уже нѣчего дѣлать; но вы знаете сами, что я сдѣлаю съ нимъ.
   -- О, любезный мой другъ, я надѣюсь, что вы не рѣшитесь на самыя жестокія средства.
   -- Жестокія! я желалъ бы, чтобъ вамъ приснилось то, чѣмъ поподчивалъ меня сонъ въ этой собачей конурѣ, когда я улегся, на кучѣ сухой травы и старался заснуть. Какъ вы думаете: лишь только что закрылъ я глаза, какъ мнѣ представился этотъ проклятой бездѣльникъ съ переломанными ребрами и ревѣлъ какъ въ то время, когда я сбросилъ его съ верха скалы; вы побожились бы, что онъ былъ тутъ, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ вы стоите, и вздрагивалъ, какъ ободранная лягушка.
   -- Что же это значитъ, любезный другъ, это просто вздорь. Ежели вы сдѣлались мокрою курицею, то конечно игра проиграна и проиграна обоими.
   -- Мокрою курицею! нѣтъ тысяча громовъ! я не для того живу такъ долго на свѣтѣ, чтобы начать бояться живаго, мертваго, или дьявола.
   -- Выпейте же еще: вы опять начинаете зябнуть. Теперь, скажите, много ли осталось народу изъ вашего прежняго экипажа?
   -- Никого! всѣ померли, потонули, повѣшены, словомъ сказать, всѣ у чорта въ кохтяхъ! Броунъ пошелъ ко дну послѣдній, а остался одинъ Гаврило. Ему можно что нибудь дать, и уговорить убраться изъ здѣшней стороны, но и бояться его не надобно: собственная выгода заставитъ молчать; къ тому же и тетка его старуха Мегъ не позволитъ ему болтать.
   -- Какая это Мегъ!
   -- Мегъ Меррильисъ, старая колдунья, цыганка, чортова дочка!
   -- Такъ она еще не умерла?
   -- Я, Мейнъ Герръ!
   -- И она въ здѣшней сторонѣ?
   -- Она здѣсь, и была въ прошедшую ночь въ Дернклейгѣ, когда и съ двумя своими удальцами перевелъ Броуна на такую квартиру, гдѣ, худо ли, хорошо ли, онъ навсегда останется.
   -- Эта женщина опасна, Капитанъ. Увѣрены ли вы, что она насъ не выдастъ.
   -- Она? Никогда. Она побожилась, что ежели мы не сдѣлаемъ ничего дурнаго съ ребенкомъ, то она никому не скажетъ о скачкѣ таможеннаго. Ну, сгоряча я было разсѣкъ ей саблею руку; однакоже, когда ее поймали, посадили въ тюрьму и присудили къ изгнанію изъ здѣшняго Графства: то она не сказала о насъ ни слова. Можно на Мегъ столько надѣяться, какъ на пулю моего пистолета.
   -- Это можеть быть такъ, какъ вы полагаете. Однакоже не худо бы и ее увесть въ Голландію.... или въ Зеландію ... или ... въ какое нибудь другое мѣсто ... куда вамъ заблагоразсудится.
   Гаттрійкъ, вскочивъ, вытянулся и окидывая глазами Глоссина съ ногъ до головы: -- я не примѣчаю, сказалъ онъ, ни козьихъ ногъ, ни кохтей, но, повидимому вы самъ сатана! Знайте однако же, что Мегъ Меррильисъ живетъ съ нимъ дружнѣе вашего. Я въ жизнь мою не видывалъ на морѣ такой погоды, какъ во время моего плаванія послѣ нашей съ нею ссоры. Нѣтъ, нѣтъ, тысяча громовъ! не хочу съ нею связываться: она настоящая колдунья, чортова пріятельница, говорю вамъ, собственная его кровь. Что касается до прочаго, то ежели ето не можетъ нанесть вреда торговли: то я согласенъ избавишь васъ отъ извѣстнаго молодца, когда вы увѣдомите меня, что успѣли на него наложить амбарго.
   Наконецъ достойные сообщники уговорились во всемъ и согласились, какъ имъ переписываться. Люгеръ Гаттрійка не подвергался никакой опасности, долго оставаясь подлѣ берега, потому что въ тѣхъ водахъ не было никакого военнаго судна.
   

ГЛАВА III.

   Глоссинъ, возвратившись домой, между многими письмами, полученными во время его отсутствія, нашелъ одно привлекшее особенно его вниманіе. Оно было отъ г. Протокола, служившаго Прокуроромъ въ Едимбургѣ. Сей послѣдній его, какъ повѣреннаго покойнаго г. Бертрама Елленгованскаго и наслѣдниковъ его, увѣдомлялъ о скоропостижной кончинѣ Мистриссъ Маргариты, Бертрамъ Синглезидской и просилъ сообщить объ оной довѣрителямъ его, дабы-они могли, ежели заблагоразсудятъ явишься, или вмѣсто себя поручить кому нибудь находиться во время разсмотрѣнія правъ о наслѣдствѣ покойницы.
   Глоссинъ тотчасъ догадался, что г. Протоколъ не былъ извѣстенъ о уничтоженіи данной ему, довѣренности покойнымъ его покровителемъ. Онъ зналъ, что Люси Бертрамъ имѣетъ право на наслѣдство сей госпожи; но поставилъ бы тысячу противу одного, что своенравіе старой дѣвицы давно перемѣнило прежнее ея благорасположеніе къ Люси. Старавшись долгое, время пріискать въ своемъ плодовитомъ воображеніи, не можно ли изъ сего случая извлечь какой нибудь выгоды для самаго себя, онъ никакъ не могъ придумать ничего: и потому рѣшился употребить оный для намѣренія своего, пріобрѣсть довѣренность и нажить себѣ добрую славу. Нерѣдко случалось ему чувствовать недостатокъ сего неоцѣненнаго сокровища, и онъ опасался и впередъ ощущать оный. Надобно мнѣ, думалъ онъ, постараться поставить себя на такую ногу, что ежели дѣла мои съ Капитаномъ возьмутъ дурной оборотъ, то осталось бы нѣсколько голосовъ и на моей сторонѣ. Сверхъ того, ему надобно отдать справедливость, въ томъ, что хотя онъ былъ и негодной человѣкъ, но возможность заплатить нѣсколько Миссъ Люси за все сдѣланное зло ея семейству, не теряя при томъ ни тилинга, доставила ему нѣкоторое удовольствіе; и потому онъ приготовился отправишься на другой день поутру въ Вудбурнъ.
   Не съ большею смѣлостію рѣшился Глоссинъ на сей поступокъ, и съ такимъ же отвращеніемъ сбирался ѣхать къ Полковнику Маннерингу, съ какимъ обыкновенно преступники являются взорамъ честныхъ и безпорочныхъ людей. Однако же онъ много полагался на свое званіе, имѣлъ нѣкоторыя дарованія и многія свѣденія, кромѣ относящихся до его ремесла и долго живъ въ разныя времена въ Англіи, стрясъ съ себя деревенскую пыль и педамство своего состоянія. Будучи весьма ловокъ, краснорѣчивъ и безстыденъ въ высочайшей степени, онъ умѣлъ скрывать сіи качества подъ завѣсою простаго и непринужденнаго обхожденія. И такъ ободрившись, онъ отправился около десяти часовъ утра въ Вудбурнъ и велѣлъ доложить, что имѣетъ нѣчто сказать Миссъ Бертрамъ.
   Имя свое онъ открылъ не прежде, какъ бывъ уже у дверей столовой, въ которой тогда всѣ завтракали. Человѣкъ по приказанію его доложилъ, что г. Глоссинъ желаетъ видѣть Миссъ Бертрамъ. Люси, вспомнивъ нещастнее явленіе, прекратившее жизнь ея отца, побледнѣла какъ смерть, и едва не упала въ обморокъ. Юлія поспѣшила къ ней на помощь и онѣ удалились вмѣстѣ изъ столовой. Въ комнатѣ остались лишь Полковникъ, Карлъ Газлевудъ съ подвязанною рукою и Доминусъ, котораго длинное лице и впалые глаза приняли видъ свирѣпости, когда онъ усмотрѣлъ Глоссина.
   Честный человѣкъ, хотя и изумленный дѣйствіемъ, произведеннымъ его появленіемъ, не потерялся, и подошедъ къ Полковнику, сказалъ: сожалѣю, если прибытіе мое причиною удаленія сихъ дѣвицъ. Маннерингъ принялъ его съ большою холодностію и гордостію, сказавъ, что не знаетъ, чему при писать посѣщенія г. Глоссина.
   -- Гемъ! гемъ! Я взялъ смѣлость, Полковникъ, пріѣхать къ вамъ, чтобы поговорить съ Миссъ Бертрамъ о дѣлѣ, касающемся до нее...
   -- Ежели вамъ можно сообщить Г. Мак-Морлану, имѣющему полную ея довѣренность, то я полагаю, что это будетъ гораздо пріятнѣе для миссъ Люси!
   -- Прошу васъ извинить меня, Полковникъ Маннерингъ; вы конечно знаете свѣтъ и то, что есть обстоятельства, въ которыхъ гораздо благоразумнѣе самому заниматься своими дѣлами.
   -- Въ такомъ случаѣ, ежели г. Глоссину угодно будетъ письменно объяснить то дѣло, о коемъ онъ желаетъ говорить: то я могу увѣрить его, что Миссъ Бертрамъ прочтетъ съ должнымъ вниманіемъ.
   -- Я не сомнѣваюсь; но есть обстоятельства, въ которыхъ словесныя сношенія.... Я примѣчаю.... я вижу, что и Полковникъ Маннерингъ противу меня предупрежденъ и полагаетъ пріѣздъ мой неприличнымъ, но я ссылаюсь на собственное его благоразсужденіе. Можно ли не выслушать меня, не зная причины, заставившей меня сюда пріѣхать, ни даже послѣдствій, могущихъ отъ того произойти ко вреду молодой госпожи, удостоенной вашего покровительства.
   -- Конечно, сударь, я не намѣренъ поступить съ образомъ. Я пойду вами такимъ къ Миссъ Бертрамъ, узнаю ея мысли въ разсужденіи этаго дѣла, и ежели г. Глоссину угодно будетъ съ минуту подождать, то возвратившись, увѣдомлю его о томъ,
   -- Сказавъ сіе, онъ вышелъ изъ столовой.
   Глоссинъ остался по серединѣ комнаты. Полковникъ не сдѣлалъ ему ни малѣйшаго приглашенія сѣсть и правду сказать, и самъ не садился во время краткаго съ нимъ разговора. По выходѣ его, Глоссинъ взявъ стулъ, сѣлъ съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ и вмѣстѣ съ безстыдствомъ; а такъ какъ молчаніе особъ, оставшихся съ нимъ, показалось ему непріятнымъ и происходящимъ отъ презрѣнія къ нему, то онъ вздумалъ заставить ихъ прервать оное.
   -- Прекрасное утро, г. Сампсонъ!
   -- Доминусъ отвѣтствовавъ однимъ глухимъ восклицаніемъ, лѣе похожимъ на ропотъ и негодованіе, нежели на отвѣтъ.
   -- Вы никогда не бываете Въ Елленгованѣ и не навѣщаете старыхъ вашихъ знакомыхъ, г. Сампсонъ! вы нашли бы тамъ многихъ прежнихъ фермеровъ. Я слишкомъ уважаю фамилію, владѣвшую прежде меня симъ помѣстьемъ, чтобы выгонять старыхъ наемщиковъ, даже подъ предлогомъ улучшенія. Къ тому же это не мой обычай: я не люблю этаго. Не правда ли, г. Сампсонъ, что Священное Писаніе осуждаетъ угнѣтающихъ бѣдныхъ -- и...
   -- Пожирающихъ пропитаніе сиротъ! прибавилъ Доминусъ, анаѳема! Выговоривъ сіи слова, онъ всталъ и положилъ подъ мышку большую книгу въ листъ, которую читалъ, въ четверть круга повернулся на право, и вышелъ изъ комнаты погренадерски.
   -- Г. Глоссинъ не вмѣшался, или по крайней мѣрѣ, стараясь не показать замѣшательства, обратился къ Карлу Газлевуду, занимавшемуся чтеніемъ журнала, и спросилъ у него: -- нѣтъ ли чего нибудь новенькаго, сударь?
   Газлевудъ обратилъ на него глаза, посмотрѣлъ, не отвѣчая, подвинулъ къ нему журналъ, какъ подаютъ незнакомому въ кофейномъ домѣ, всталъ и собрался выдши вонъ изъ комнаты.
   -- Извините меня, г. Газлевудъ, въ томъ, что не могу удержаться отъ изъявленія удовольствія моего, видя скорое выздоровленіе ваше послѣ такого ужаснаго произшествія.
   Весь отвѣтъ состоялъ изъ едва примѣтнаго и весьма холоднаго наклоненія головы, не лишившаго однакоже Глоссина смѣлости говорить.
   -- Я могу васъ увѣрить, г. Газлевудъ, что немногіе взяли въ немъ такое участіе, какъ я, и для общаго блага нашей стороны, и еще болѣе по особенному уваженію, которое я чувствую къ вашей высокопочтенной фамиліи. Г. Фитергидъ старѣетъ и конечно не долго будетъ засѣдать въ Парламентѣ; не худо бы вамъ было взятъ свои мѣры заблаговременно. Я совѣтую вамъ, какъ другъ, г. Газлевудъ, какъ человѣкъ, знающій обстоятельно, какъ поступать въ такихъ случаяхъ, и ежели бы могъ вамъ быть на что нибудь полезнымъ.
   -- Прошу васъ извинить меня, сударь: я не имѣю никакихъ видовъ, для которыхъ бы могъ имѣть нужду въ вашей помощи.
   -- Очень хорошо! вы, можетъ быть, говорите справедливо. Время еще терпитъ. Мнѣ пріятно видѣть молодаго человѣка благоразумнымъ, но я говорилъ съ вами о ранѣ вашей. Надѣюсь отыскать напавшаго на васъ бездѣльника. Да, я непремѣнно его отыщу; и ежели онъ не будетъ наказанъ, такъ какъ стоитъ...
   -- Опять прошу у васъ, сударь, извиненія: ревность ваша простирается гораздо далѣе, нежели бы я желалъ. По всѣмъ обстоятельствамъ полагать должно, что рана моя произошла единственно отъ нечаянности, и конечно безъ всякаго злоумышленія. А ежели бы знали кого нибудь способнаго быть неблагодарнымъ и измѣнникомъ, то увидѣли бы меня мыслящимъ съ вами одинаково.
   -- Еще толчекъ! подумалъ Глоссинъ, надобно приступить къ нему съ другой стороны. Не возможно мыслить благороднѣе, сударь. Конечно я не болѣе бы пожалѣлъ о неблагодарномъ, какъ о бекасѣ. И кстати о бекасахъ (Глоссинъ отъ стараго своего покровителя научился перемѣнять такимъ образомъ разговоръ), я часто видалъ, что вы ходите съ ружьемъ, и надѣюсь, что скоро будете въ состояніи попрежнему охотиться; я примѣтилъ что вы не ходите далѣе межи Газлевудскаго помѣстья, но надѣюсь, мой любезный господинъ, что вы не посовѣститесь стрѣлять и на Елленгованской землѣ. Я думаю, что на ней гораздо болѣе бекасовъ хотя и на вашей водится ихъ довольно.
   За сіе предложеніе получилъ онъ холодное и скромное наклоненіе головы. Глоссинъ старался завесть снова разговоръ, когда былъ выведенъ изъ затрудненія приходомъ Маннеринга.
   -- Я боюсь, сударь, сказалъ онъ Глоссину, что долго васъ задержалъ. Я желалъ уговорить Миссъ Бертрамъ повидаться съ вами, полагая, что надобность узнать то, что вамъ нужно сказать ей, должна была преодолѣть ея отвращеніе; но увидѣлъ, что недавнія произшествія, которыя трудно забыть, дѣлаютъ ей свиданія съ г. Глоссиномъ, столь тягостнымъ, что весьма жестоко было бы продолжать ее о томъ упрашивать. Она поручила мнѣ узнать ваши желанія и увѣдомить ее о томъ, что вамъ нужно пересказать ей.
   -- Гемъ! гемъ! я очень сожалѣю, сударь, истинно сожалѣю, Полковникъ, что Миссъ Бертрамъ можетъ предполагать что нибудь непріятное, однимъ словомъ: что она можетъ думать, что я съ своей стороны могъ...
   -- Тамъ, гдѣ нѣтъ обвиненій, сударь, всякое оправданіе безполезно. Не находите ли вы какого нибудь затрудненія, мнѣ, какъ времянному опекуну Миссъ Бертрамъ сообщить то дѣло, о которомъ вы желали говорить съ нею?
   -- Ни малѣйшаго, Полковникъ; она не могла избрать друга почтеннѣе васъ, и человѣка, съ которымъ мнѣ, съ своей стороны, было бы пріятнѣе имѣть дѣло.
   -- Прошу же покорно, сударь, изъяснить мнѣ причину, васъ приведшую ко мнѣ.
   -- Это, милостивый государь... это не одно только дѣло; но г. Газлевудъ не имѣетъ надобности насъ оставлять. Я желаю -- -- -- столько добра Миссъ Бертрамъ, что желалъ бы имѣть въ томъ свидѣтелемъ весь свѣтъ.
   -- Другу моему г. Газлевуду конечно не угодно, Г. Глоссинъ, слушать о такихъ вещахъ, которыя до него не касаются. Оставiисъ наединѣ съ вами, позвольте мнѣ попросить не распространяться и говорить яснѣе о дѣлѣ. Я солдатъ, судари, и не понимаю ни обрядовъ, ни предисловій.
   Сказавъ сіе, онъ сѣлъ и ждалъ Глоссинова отвѣта.
   -- Сдѣлайте милость, прочтите это письмо.
   Полковникъ прочелъ оное, внесъ въ записную книжку адресъ г. Протокола и Глоссину возвратилъ письмо, примолвивъ: -- мнѣ кажется, сударь, что это дѣло не требуетъ большихъ объясненій. Я возьму мѣры для соблюденія интересовъ Миссъ Бертрамъ.
   Однако же, сударь, однако же, Полковникъ, здѣсь со всѣмъ другое дѣло и кромѣ меня никпіо не можетъ вамъ объяснить онаго. Во время пребыванія въ Елленгованѣ у прежняго моего друга г. Бертрама, эта госпожа, Мистриссъ Маргарита Бертрамъ сдѣлала духовную, въ которой единственною своею наслѣдницею назначила Миссъ Люси Бертрамъ. Въ этомъ я точно увѣренъ, потому что Доминусъ, симъ имянемъ покойный другъ мой называлъ почтеннаго г. Сампсона, подписалъ ту духовную вмѣстѣ со мною, какъ свидѣтель. Она въ то время имѣла полное право отказывать, потому что Синглезидское помѣстье было уже ея собственностію, хотя она и не могла владѣть имъ при жизни своей старшей сестры. Старикъ Синглезидъ, сударь, сдѣлалъ очень странное распоряженіе, которымъ обѣихъ сестеръ заставлялъ между собою грызться, какъ собакъ.
   -- Очень хорошо, сударь, но приступимъ къ дѣлу. Вы говорите, что эта госпожа имѣла право отказать свое наслѣдство Миссъ Бертрамъ, что она и сдѣлала?
   -- Такъ, Полковникъ. Я думаю, что съ законами немного я знакомъ; довольно долго занимался имя, и хотя уже пересталъ ходишь по дѣламъ, наживъ нѣкоторый достатокъ, но не совсѣмъ однако же позабылъ науку, стоющую болѣе всѣхъ замковъ, всѣхъ земель. Опытный и глубокій законоискусникъ можетъ возвратишь потерянное имѣніе, и я умѣю еще хлопать бичемъ, и могу знаніемъ моимъ услужить пріятелямъ.
   Такимъ образомъ Глоссинъ распространялся на щетъ достоинства своего, въ надеждѣ тѣмъ внушить благопріятное о себѣ мнѣніе. Маннерингу весьма хотѣлось бы выбросить его въ окошко, ежели онъ не выберется проворно въ двери; но разсудивъ, что сіе дѣло могло имѣть хорошія послѣдствія для Миссъ Бертрамъ, умѣлъ скрыть свое нетерпѣніе и слушалъ, сколько могъ покойнѣе похвалы, приписываемыя Глоссиномъ познаніямъ его. Когда онъ пересталъ говорить, то Полковникъ спросилъ у него, не знаетъ ли онъ, гдѣ находится духовная.
   -- Я знаю. то есть, полагаю... надѣюсь, что могу ее отыскать, но въ подобныхъ обстоятельствахъ случается, что хранящее таковыя бумаги желаютъ иногда воспользоваться ими для полученія...
   -- Я никакъ не прочь отъ того, сударь! сказалъ Полковникъ, взявшись за свою записную книжку.
   -- Но вы слишкомъ рано меня перебиваете, мои любезной господинъ. Я хотѣлъ доложить вамъ, что нѣкоторые люди, принявъ такія бумаги подъ сохраненіе, могли бы потомъ потребовать за протори духовной, за собственныя издержки и пр. и пр.; но что касается до меня, то я желалъ бы увѣрить Миссъ Бертрамъ и друзей ея, что я поступаю съ нею честно. Вотъ, сударь, эта духовная; мнѣ было бы весьма пріятно самому вручить ее Миссъ Бертрамъ и поздравить съ новымъ ея благополучіемъ; но такъ какъ сила не въ состояніи превозмочь своихъ предубѣжденій, то мнѣ остается просить васъ, Полковникъ, передать Миссъ Люси искреннѣйшія мои желанія ей щастія и увѣреніе въ моей готовности явиться въ судъ для подтвержденія законности духовной, когда потребуется мое свидѣтельство. Имѣю честь, сударь, пожелать вамъ добраго дня.
   Сія прощальная рѣчь была весьма хорошо обдумана и произнесена съ видомъ столь подражавшимъ несправедливо подозрѣваемому безкорыстію, что Полковникъ Маннерингъ нѣсколько поколебался въ дурномъ мнѣніи, которое имѣлъ о Глоссинѣ. Онъ проводилъ его до дверей и простился съ нимъ хотя и холодно, но гораздо учтивѣе, нежели говорилъ съ нимъ во время посѣщенія его.
   Глоссинъ отправился изъ замка отчасти довольный вліяніемъ, произведеннымъ послѣдними его словами, а отчасти недовольный сдѣланнымъ ему невесьма ласковымъ пріемомъ. Полковникъ Маннерингъ, думалъ онъ, могъ бы быть со мною и поучтивѣе. Не всякой доставитъ четыреста фунтовъ дохода дѣвушкѣ, не имѣвшей ни гроша. На моемъ мѣстѣ многіе сами захотѣли бы симъ воспользоваться, хотя, правду сказать, и не могу придумать, чѣмъ бы они тутъ поживились.
   Тотчасъ по отправленіи Глоссніга, Маннерингъ послалъ человѣка къ Мак-Морлану просить его немедленно пріѣхать въ замокъ, а по прибытіи показалъ ему духовную и спросилъ его мнѣнія объ оной. Глаза Мак-Морлана заблестѣли отъ радости: и онъ вскричалъ, потирая себѣ руки: -- неоспоримо! Это приходится по рукѣ, какъ перчатка. Извѣстно, что никто не нанижетъ лучше Глоссина; а когда работа его не годится, то онъ вѣрно имѣетъ на то свои причины.
   -- Но, прибавилъ онъ, измѣнившись въ лицѣ, старая бездѣльница, ее не грѣхъ величать этимъ именемъ, можетъ быть, перемѣнила свое намѣреніе.
   -- Какъ же о томъ узнать?
   -- Давъ кому нибудь довѣренность присутствовать вмѣсто Миссъ Бертрамъ при описи имѣнія.
   -- Не льзя ли вамъ побывать тамъ?
   -- По нещастью не возможно! мнѣ надобно оставаться по одному дѣлу въ судѣ присяжныхъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я самъ поѣду и отправлюсь завтра же поутру. Возьму съ собою Сампсона: онъ былъ въ числѣ свидѣтелей, то присутствіе его можетъ понадобиться. Но мнѣ нуженъ человѣкъ, который могъ бы мнѣ дать нѣкоторыя наставленія.
   -- Я дамъ вамъ письмо къ прежнему шерифу нашего Графства. Онъ живетъ въ Едимбургѣ и извѣстенъ по своей честности, что и заслуживаетъ.
   -- Мнѣ болѣе всего правится въ васъ, г. Мак-Морланъ, то, что вы всегда стремились къ цѣли ближайшимъ путемъ. Напишите же скорѣе это письмо. А надобно ли намъ сказать Миссъ Люси о надеждѣ доставить ей это наслѣдство?
   -- Необходимо нужно. Она должна васъ уполномочить за нее дѣйствовать, а я тотчасъ приготовлю и вѣрющее письмо. Къ тому же можно поручиться за ея благоразуміе, что она не почтетъ надежды за достовѣрность,
   Мак-Морланъ судилъ справедливо. Когда сказали. Миссъ Бертрамъ о сей новости, то она выслушала ее съ умѣренностію, доказывавшею, что она не полагаетъ надежною возможность получить состояніе. Только въ продолженіе вечера она спросила у Мак-Морлана о доходѣ, который можно получить съ Газлевудскаго помѣстья. Мы предоставляемъ на разрѣшеніе нашихъ читателей, была ли цѣль ея узнать, выгодная ли будетъ для молодаго Лорда невѣста, имѣющая четыреста фунтовъ годоваго дохода {Около десяти тысячи рублей.}.
   

ГЛАВА IV.

   Маннерингъ взявъ съ собою Сампсона, отправился въ Эдимбургъ, не теряя времяни; Доминуса посадилъ съ собою въ почтовую коляску, и зная обыкновенную его разсѣянность, не хотѣлъ упускать его изъ вида и еще менѣе того весть верхомъ, потому что почтовый конюхъ съ небольшою ловкостію могъ бы посадить его на лошадь навыворотъ, то есть лицемъ къ хвосту. Съ помощію камердинера, слѣдовавшаго за коляскою верхомъ, онъ благополучно довезъ г. Сампсона до Едимбургскаго постоялаго двора, потому что гостинницы еще не были тамъ извѣстны. Впрочемъ во время пути Барнесу досталось только два раза потрудиться отыскивать Доминуса. Въ Мофетѣ, между тѣмъ какъ Полковникъ завтракалъ, онъ завелъ споръ съ школьнымъ учителемъ сего мѣстечка объ одномъ словѣ седьмой оды; во второй книгѣ Горація, о числѣ котораго они не могли согласиться. Изъ того воспослѣдовало другое разсужденіе о смыслѣ слова Malobathro, находящагося въ той же одѣ. Наконецъ Полковникъ уже четверть часа сидѣлъ въ коляскѣ, а никто не зналъ еще, гдѣ былъ Сампсонъ, который во время своихъ прѣній проводилъ учителя до его дома, въ коемъ Барнесъ его и нашелъ. Въ другой разъ увидѣвъ не въ дальнемъ разстояніи отъ дороги надгробной памятникъ, онъ изъявилъ желаніе осмотрѣть оный. Полковникъ согласился остановиться на нѣсколько минутъ; но когда Доминусъ удовлетворилъ свое любопытство, то вмѣсто того, чтобы возвратиться къ повозкѣ, продолжалъ итти въ противномъ направленіи. и. прошелъ уже около мили, когда Барнесъ его догналъ. Онъ позабылъ, и. о дорогѣ, и о покровителѣ. своемъ, какъ бы ихъ не было на свѣтѣ, и когда присутствіе Барнеса привело икъ ему на память, то: -- удивительносъ! вскричалъ онъ, у меня совсѣмъ, это вышло изъ головы, и возвратился на свое мѣсто. Барнесъ удивлялся терпѣнію своего господина, въ. сихъ, обоихъ случаяхъ испытавъ, сколь медленность и нерадѣніе были для него несносны; но Доминусъ, повидимому, состоялъ у него на особенныхъ правахъ. Ничто не могло быть различнѣе нравовъ ихъ; но природа, казалось, создала ихъ одного для другаго. Какой бы книги Маннерингъ не пожелалъ, Сампсонъ немедленно ее отыскивалъ. Ежели онъ хотѣлъ повѣрить щеты, Сампсонъ былъ всегда готовъ. Нужно ли ему было припомнить какой-либо отрывокъ изъ древнихъ писателей, Сампсонъ дѣлается его словаремъ, который стотъ только развернуть. И не смотря на всѣ сіи услуги, этотъ подвижный истуканъ не гордился, когда въ немъ имѣли надобность, и не обижался, когда о немъ позабывали. Для человѣка гордаго и холоднаго, какъ Маннерингъ, этотъ родъ живаго реэстра, Автомата, одареннаго жизнію, имѣлъ всѣ выгоды слуги ученаго и нѣмаго.
   Тотчасъ по прибытіи ихъ въ Эдимбургъ, они остановились на постояломъ дворъ Короля Георга близъ Бристпорта (я люблю писать подробно и точно). Полковникъ потребовалъ себѣ проводника, чтобы показать ему, гдѣ живетъ г. Плейдель, тотъ стряпчій, къ которому Мак-Морланъ далъ ему письмо; Барнесу приказалъ присматривать за Доминусомъ и пошелъ съ своимъ провожатымъ.
   Американская война приходила въ то время къ концу. Не находили еще большой надобности строишь въ столицѣ Шотландіи дома просторнѣе и лучше расположенные. Въ южной части только что начали заниматься улучшеніемъ, а первые домы новаго города въ сѣверной части онаго еще строились; всѣ порядочные люди и особенно гражданскіе чиновники жили въ тѣсныхъ и мрачныхъ домахъ стараго города, Изъ самыхъ славныхъ стряпчихъ двое, или трое продолжали принимать своихъ просителей по старому обыкновенію въ Тавернѣ; и хотя молодые ихъ собратія и оказывали неуваженіе къ сему древнему обычаю, но старшины сохранили привычку перемѣшивать пиво и вино съ самыми важными дѣлами, и не отставали: отъ оной, находя ее слишкомъ хорошею или слишкомъ въ нихъ укоренившеюся.
   Въ числѣ придерживавшихся сихъ прародительскихъ обычаевъ и старавшихся сохранить, чистоту, нравовъ почтенной старины находился и Павелъ Племдель, человѣкъ впрочемъ почтенный, преисполненный познаній и прекраснѣйшій стряпчій.
   Маннерингъ, слѣдуя, за проводникомъ своимъ, прошелъ, нѣсколько узкихъ и неосвѣщенныхъ улицъ и дошелъ до Гих-Стрита, въ коемъ раздавались крики, женщинъ, продававшихъ устрицы и звонъ отъ погремушекъ разносившихъ пирожки; потому что уже было восемь часовъ, какъ замѣтилъ. проводникъ. Давно уже Полковникъ не бывалъ, въ улицахъ многолюдной столицы. Упомянутый крикъ, разнообразно освѣщенныя лавки, множество проходящаго или въ. иныхъ, мѣстахъ останавливающагося народа представляютъ, а особенно ночью, зрѣлище, хотя и составленное изъ. самыхъ простыхъ матеріаловъ, ежели разбирать ихъ порознь, но въ цѣлости производящее впечатлѣніе столь же странное, какъ и важное. Необыкновенная высота; домовъ означалась огнями, неправильно свѣтившимися въ разныхъ а шансахъ и нѣкоторые изъ самыхъ возвышенныхъ огней смѣшивались съ звѣздами, сіявшими на тверди небесъ. Сей видъ отчасти и понынѣ существующій, происходилъ отъ высокихъ домовъ, пост роенныхъ съ обѣихъ сторонъ улицы, пересѣченной только въ томъ мѣстѣ, гдѣ Сѣверный мостъ составляетъ прекрасную и однообразную площадь, соразмѣрную высотѣ украшающихъ ее домовъ.
   Маннерингу нѣкогда было разсмотрѣть и полюбоваться симъ зрѣлищемъ, потому что проворно шедшій проводникъ вдругъ повернулъ въ маленькую и тѣсную улицу. Въ оной повернули еще разъ и вошедъ въ одинъ домъ, пошли съ осторожностію вверхъ по лѣстницѣ; въ семъ странствіи Полковникъ сожалѣлъ, что не имѣлъ насморка. Взобравшись по мнѣнію Маннеринга уже весьма высоко, они услышали, что кто-то стучалъ въ дверь, находившуюся еще два этажа выше ихъ, и когда дверь отворилась, то воспослѣдовалъ тріо, разыгранный лаявшею собакою, ворчавшею кошкою и кричавшею женщиною. Громкой и сердитой голосъ мущины дополнилъ квартетъ, вскричавъ: -- прочь, Мустарда, прочь!
   -- Боже мой! сказала женщина, ежели она заѣла нашу кошку, то г. Плейдель мнѣ эннаго никогда не проститъ.
   -- Не бойся, моя милая, отвѣчалъ мущина, она жива. И такъ г. Плейделя нѣтъ дома?
   -- Нѣтъ, онъ никогда по субботамъ въ вечеру не бываетъ дома.
   -- Такъ вѣрно и по Воскресеньямъ. Я право не знаю, что и дѣлать.
   Въ сіе время, пришелъ Маннерингъ и нашелъ родъ фермера, одѣтаго въ платье, имѣвшее цвѣтъ перца, перемѣшаннаго съ солью и большія свѣтлыя металлическія пуговицы, съ лакированною шляпою на головѣ, съ длиннымъ бичомъ подъ мышкою и разговаривавшаго съ служанкою въ туфляхъ, державшею въ одной рукѣ дверь, какъ бы готовясь оную запереть, а въ другой котелъ съ кипяткомъ для мытья: почему можно въ Эдимбургѣ узнать вечеръ подъ Воскресенье.
   -- Такъ г. Плейделя нѣтъ дома, моя милая? спросилъ Маннерингъ.
   -- Онъ все равно, какъ будто у себя; да не въ своемъ домѣ, и никогда не бываетъ по субботамъ въ вечеру.
   -- Но я не здѣшній, моя милая, и пріѣхалъ очень издалека. Мнѣ крайняя нужда его видѣть: не можете ли вы сказать мнѣ, гдѣ его найти?
   -- О! вскричалъ проводникъ, онъ вѣрно теперь въ тавернѣ Клеригухской, и она могла бы вамъ это сказать, да видно думаетъ, что вы пришли осматривать ея домъ.
   -- Ну, такъ ведите же меня въ эту таверну. Я надѣюсь, что онъ изволитъ меня принять, потому что мнѣ надобно переговорить съ нимъ о важномъ дѣлѣ.
   -- Не могу вамъ навѣрное сказать, сударь; только онъ не любитъ, чтобы его отрывали по субботнимъ вечерамъ и говорили съ нимъ о дѣлахъ, хотя впрочемъ онъ и ласковъ съ чужими людьми.
   -- Я также пойду въ таверну, сказалъ нашъ пріятель Динмондъ, я также пріѣзжій и мнѣ то же нужно съ нимъ поговорить о дѣлѣ.
   -- О! естьли онъ принимаетъ богатаго, то приметъ и бѣднаго; но ради Бога не сказывайте ему, что я послала васъ туда!
   -- Я хотя и не болѣе, какъ фермеръ, подхватилъ Динмонтъ, нѣсколько оскорбленный, но не заставлю его даромъ терять со мною время. Сказавъ сіе, онъ пошелъ съ лѣстницы, а за нимъ послѣдовалъ Маннерингъ съ своимъ провожатымъ.
   Полковникъ не могъ не удивляться, глядя на смѣлую осанку добраго фермера, пробивавшагося сквозь толпу народа, иногда затруднявшаго ихъ путь и сталкивавшаго все попадавшееся ему на встрѣчу одною своею походкою.
   -- Онъ недалеко уйдетъ такимъ образомъ, сказалъ проводникъ: я увѣренъ, что его кто нибудь зацѣпитъ прежде, нежели онъ дойдетъ до конца улицы.
   Сіе предсказаніе не сбылось. Взирая на огромный ростъ Динмонта, обѣщавшій необыкновенную силу, всякой полагалъ его скованнымъ, изъ слишкомъ твердаго металла, чтобы съ нимъ потолкаться, и соглашался лучше для него посторониться. Маннерингъ, пользуясь сею удобностію, отъ него не отставалъ, пока фермеръ остановился, и обратясь къ провожатому, спросилъ: -- я думаю, товарищъ, что этотъ переходъ запертъ?
   -- О конечно уже теперь запертъ.
   Динмонтъ пустился далѣе, повернулъ въ весьма темную улицу, потомъ пошелъ по неосвященно" лѣстницѣ, и достигъ до одной незатворенной комнаты. Чтобы вызвать какого нибудь служителя, онъ свисталъ, какъ будто скликалъ собакъ; а Маннерингъ между тѣмъ осматривалъ вокругъ себя, и едва могъ понять, какимъ образомъ могъ избрать такое мѣсто для своихъ забавъ человѣкъ почтеннаго званія, имѣющій, какъ его описали, большія свѣденія и получившій хорошее воспитаніе. Домъ повидимому едва держался, входъ въ оный былъ весьма дуренъ, а внутренность его представлялась въ жалкомъ состояніи. Въ комнатѣ, въ коей они находились, было на маленькой дворъ одно только окно, чрезъ которое днемъ проходило нѣсколько свѣта, а въ теченіи цѣлыхъ сутокъ запахъ не всегда благовонный. Напротивъ онаго въ другой стѣнѣ было еще окно въ кухню, не имѣвшую другаго сообщенія съ внѣшнимъ воздухомъ и даже днемъ не получавшую другого освѣщенія, кромѣ достававшагося ей изъ вышеописанной комнаты. Въ сіе время можно было видѣть внутренность кухни, освѣщенной большимъ разложеннымъ въ ней пылающимъ огнемъ. Она представлялась въ видѣ пандемоніума, въ которомъ полуодѣтые мущины и женщины вскрывали устрицы, готовили пирожное, жарили и варили кушанья. Хозяйка дома съ своими отбитыми башмаки, превращенными въ туфли, волосами, на подобіе Мегеры, выбившимися изъ подъ круглаго чепца, насунутаго на уши, бѣгала отъ одного къ другому, бранилась, давала приказанія, принимала ихъ въ свою очередь, и представлялась чародѣйкою, повелѣвавшею въ преисподней.
   Громкій и продолжительный хохотъ, раздававшійся во всѣхъ частяхъ дома, показывалъ, что въ кухнѣ трудились не даромъ, и что собравшееся общество награждало щедро. Не безъ труда уговорили одного слугу ввесть Полковника и Динмонта въ ту комнату, въ коей стряпчій Плейдель справлялъ свою недѣльную пирушку. Оба просители изумились, увидѣвъ представившееся въ оной зрѣлище, а особенно взглянувъ на самаго стряпчаго.
   Г. Плейдель былъ человѣкъ весьма пылкой, а въ лукавыхъ и пронзительныхъ его глазахъ, взглядѣ и обхожденіи было нѣчто показывавшее его званіе; но все сіе вмѣстѣ съ парикомъ, съ тремя пуклями и чернымъ каштаномъ откладывалось въ сторону по субботамъ въ вечеру, когда его окружали веселые товарищи, желавшіе, какъ онъ говорилъ, быть съ нимъ на одной высотѣ. Въ сіе время всѣ сидѣли за столомъ, что продолжалось не менѣе четырехъ часовъ. Весельчаки подъ предводительствомъ почтеннаго любителя бутылки, тѣшившагося подобными веселостями уже съ тремя поколѣніями, забавлялись старинною, нынѣ забытою, игрою, въ которую играли разнымъ образомъ. Чаще всего бросали кости: и тотъ, кому доставалось по жеребью, долженъ былъ избрать себѣ лице и представлять оное въ теченіи положеннаго времени; если онъ сбивался, то платилъ въ наказаніе небольшой штрафъ, опредѣленный въ уплату общихъ вечернихъ расходовъ. Такимъ то образомъ наше собраніе провождало время, когда Маннерингъ вошелъ въ комнату. Стряпчій Плейдель представлялъ тогда лице Государя. Кресла, служившія ему престоломъ, стояли въ почетномъ концѣ стола; парикъ былъ надѣтъ на стоявшую подлѣ его бутылку, а голова украшалась короною изъ пробокъ, глаза его сверкали какъ огонь, что можно было приписать или веселости или виннымъ парамъ. Сидѣвшіе вокругъ его придворные читали отрывки разныхъ стиховъ, одинъ другаго смѣшнѣе.
   Таковы, о Фемида, были нѣкогда забавы Шотландскихъ чадъ твоихъ.
   Динмонтъ первый вошелъ въ комнату, остановился, растворилъ ротъ и отъ изумленія едва черезъ минуту могъ вскрикнуть: -- это онъ! онъ самъ! Кой чортъ могъ бы его узнать?
   Когда вошедшій слуга доложилъ, что Динмонтъ и Полковникъ Маннерингъ желаютъ поговорить съ г. Плейделемъ, то сей послѣдній отвернулся и сначала нѣсколько смутился, увидѣвъ Полковника; но будучи одного мнѣнія съ Фальштафомъ: вонъ злонамѣренные, дайте окончить піесу, онъ справедливо предпочелъ не показывать своего замѣшательства.
   -- Гдѣ мои тѣлохранители, вскричалъ сей вторый Юстиніанъ, развѣ не видите чужеземнаго рыцаря, пріѣхавшаго издалека къ нашему Голирудскому двору? Развѣ не видите неустрашимаго Андрея Динмонта подучившаго надзоръ надъ нашими казенными стадами, пасущимися въ Джедводскомъ лѣсу, въ которомъ по милости неусыпныхъ нашихъ трудовъ и правосуднаго правленія онѣ пасутся столь же безопасно, какъ и въ Фифскомъ нашемъ паркѣ? Гдѣ наши Герольды? Камергеры наши? Да пригласятся оба сіи иностранцы къ столу нашему и да будутъ приняты соразмѣрно ихъ званію и сообразно съ духомъ торжества, празднуемаго нынѣ нами! Завтра мы выслушаемъ, ихъ прошенія.
   -- Ваше Величество позволитъ мнѣ взять смѣлость, сказалъ одинъ придворный, напомнить вамъ, что завтра Воскресенье.
   -- Завтра Воскресенье? Въ такомъ случаѣ, чтобы не подать соблазну правовѣрнымъ, собирающимся въ церковь, мы отложимъ аудіенцію до понедѣльника:
   Маннерингъ, остававшійся сначала у дверей въ нерѣшимости подойти ли ему, или удалиться, заблагоразсудилъ приноровиться на минуту къ ихъ игрѣ, хотя внутренно и проклиналъ Мак-Морлана, давшаго ему совѣтникомъ человѣка, казавшагося столь вздорнымъ. И такъ подошедъ къ нему, сдѣлалъ три низкихъ поклона и испросилъ позволеніе, уполномочіе свое повергнуть къ стопамъ его Шотландландскаго Величества, дабы оно могло прочесть оное въ свободное время. Притворная важность, принятая имъ для поддержанія шутки, и низкое наклоненіе головы, съ коимъ имъ сначала отказалъ, а потомъ принялъ поданный ему церемоніймейстеромъ стулъ, доставили ему трикраты повторенное рукоплесканіе всего собранія.
   -- Чортъ меня возьми, ежели они не сошли всѣ съ ума! сказалъ Динмонтъ, садясь безъ большихъ околичностей въ концѣ стола, или они предупредили масляницу и здѣсь перерядились.
   Подали Полковнику большую рюмку бордовскаго вина, выпитую имъ за здоровье Царствующаго Владѣльца. Вы конечно, сказалъ ему Король, извѣстный Милесъ Маннерингъ, которой столько прославился въ войнахъ нашихъ противу Франціи? Вы должны быть въ состояніи рѣшить сомнѣніе, не теряютъ ли гасконскія вина своего вкуса, или запаха, когда ихъ перевозятъ въ наши полунощныя страны.
   Маннерингу весьма понравилось сіе приравненіе къ одному изъ славнѣйшихъ его предковъ; онъ отвѣчалъ я что онъ дальній родственникъ сему храброму рыцарю и прибавилъ, что вино, по мнѣнію его" превосходно.
   -- Для моего желудка оно слишкомъ холодно, сказалъ Динмонтъ, поставивъ рюмку свою на столъ.
   -- Мы исправимъ сей недостатокъ, отвѣчалъ Король Павелъ, по имени сему первый; мы не позабыли, что влажность воздуха въ долинѣ Лиддель требуетъ горячайшихъ напитковъ. Сенешаль! да подадутъ вѣрному нашему земледѣльцу рюмку водки! Это ему болѣе полюбится.
   -- Теперь, сказалъ Маннерингъ. Такъ какъ мы уже своею неловкостію помѣшали Вашему Величеству наслаждаться удовольствіями: то не благоугодно ли вамъ будешь дать аудіенцію иностранцу, прибывшему въ вашу столицу за важнымъ дѣломъ.
   Монархъ распечаталъ письмо и проворно окинувъ оное глазами, вскричалъ съ видомъ живѣйшаго состраданія, рѣдко въ немъ обнаруживавшагося.-- Люси Бертрамъ Елленгованская! бѣдная милая дѣвушка!
   -- Штрафъ? штрафъ! закричали съ дюжину голосовъ: Его Величество изволилъ позабыться.
   -- Ни на минуту, отвѣчалъ Король, пусть разсудитъ меня сей честный рыцарь. Развѣ Король не можетъ любить дѣвицы низшаго себя сана? Король Котфуа и дѣвушка, просившая подаянія, не представляютъ ли примѣра, подобнаго моему и не заставляютъ ли рѣшить въ мою пользу.
   -- Эта рѣчь пахнетъ судейскимъ столомъ! закричало съ шумомъ все Дворянство, за это еще штрафъ.
   -- Предшественники наши, сказалъ Король, возвысивъ голосъ, чтобы заглушить безпорядочные крики своихъ подданныхъ, развѣ не имѣли Женни Ложьисовъ, Вессіевъ, Кормихаилевъ, Олифантіевъ? Не ужели мы не будемъ имѣть права наимяноватъ ту даму, привязанность къ которой вмѣняемъ себѣ въ славу? тогда да погибнетъ Государство! да погибнетъ правленіе! Подобно Карлу V, мы слагаемъ съ себя верховное достоинство и будемъ въ безъизвѣстной жизни частнаго человѣка, искать щастія, коего лишаетъ насъ блескъ престола.
   Говоря сіе, онъ сложилъ вѣнецъ свой на столъ, сошелъ, или лучше сказать, всталъ съ своего престола, потребовалъ свѣчъ, воды и рукомойникъ, приказалъ слугѣ приготовишь въ другой комнатѣ чаю, обмылъ себѣ руки и лице, передъ зеркаломъ надѣлъ свой парикъ: все сіе сдѣлалъ гораздо проворнѣе нежели можно бы было ожидать отъ человѣка, повидимому, пожилыхъ уже лѣтъ, и чрезъ двѣ минуты явился къ Маннерингу, къ большему удивленію сего послѣдняго, совсѣмъ другимъ человѣкомъ, ни мало не походившимъ на видѣннаго имъ на празднествѣ Вакханалій.
   -- Есть люди, Гнъ Маннерингъ, предъ которыми надобно очень остерегаться и при нихъ не позволять себѣ шалостей, потому что, по словамъ одного стихотворца, у нихъ:
   
   "Умишка не большой, но слишкомъ много злости."
   
   По моему мнѣнію, лучшее доказательство моего уваженія къ Полковнику Маннерингу состоитъ въ томъ, что я не постыдился показаться предъ нимъ такимъ, каковъ я въ самомъ дѣлѣ, и право мнѣ кажется, что вы нынѣшній вечеръ довольно наглядѣлись. Но чего хочется етой высокой дубинѣ -- Динмонту?
   Динмонтъ, не отстававшій отъ Маннеринга, началъ одною рукою чесать себѣ ногу, а другою почесывать голову; потомъ: -- "такъ вы меня узнали, сударь; сказалъ онъ: я точно Данди Динмонтъ Чарлисъ-Гопскій. Вы выиграли мнѣ это большое тяжебное дѣло,
   -- Какое дѣло, безмозглая голова? Развѣ ты думаешь, что я могу помнить о всѣхъ, которые меня тормошатъ.
   -- Какъ, сударь! да то самое большое дѣло о правѣ пасти скотъ на лугахъ Лангте-Гидскихъ!
   -- Хорошо: перестанемъ о нихъ говорить. Дайте мнѣ свою выписку и приходите ко мнѣ часовъ въ десять поутру въ понедѣльникъ.
   -- Да я не дѣлалъ выписки.
   -- Какъ? ни одного слова, чтобы объяснить, въ чемъ состоитъ дѣло?
   -- Ни полслова, не вы ли сами говорили, что съ нами деревенскими жителями вамъ пріятнѣе объясняться словесно?
   -- Ежели я сказалъ это, то да будетъ проклятъ мой языкъ. Теперь уши мои поплатятся за него, ну такъ разскажите же проворнѣе, въ чемъ дѣло, и въ двухъ словахъ. Вы видите, что Гнъ Полковникъ ждетъ своей очереди.
   -- О! да ежели его милости угодно напередъ объясниться съ вами, такъ для меня все равно.
   -- Да развѣ ты не понимаешь, высокой шестъ, что дѣло твое вовсе постороннее для сего господина; а онъ съ своей стороны можетъ быть не очень будетъ радъ имѣть случай подчивать твои длинныя уши разсказомъ своего дѣла?
   -- Ну такъ, сударь, какъ вамъ будетъ обоимъ угодно. Вотъ въ чемъ состоитъ мое дѣло: мы съ Жакомъ Давстонъ Клейгскимъ по сіе время въ ссорѣ за межу, которая между Чарлисъ-Гопомъ и Даветонъ-Клейгомъ должна итти живымъ урочищемъ по ручью, вытекающему изъ Туттонъ-Риха. Жакъ, напротивъ того, увѣряетъ, что фермы наши отдѣляются одна отъ другой старою дорогою, идущею изъ Кнот-Гата въ Кильдер-Вертъ: а это дѣлаетъ большую разницу.
   -- А какъ велика эта разница? Сколько можно прокормить скота на спорной землѣ?
   -- Ну не много! эта земля не хорошая и идетъ по бугру: на ней прокормится баранъ, а въ хорошіе года, можетъ быть, и пара.
   -- И такъ за паству, которая стоитъ не болѣе пяти шилинговъ въ годъ, ты хочешь бросить въ воду сотню фунтовъ, а можетъ быть и болѣе.
   -- О! сударь, да дѣло идетъ не о цѣнѣ, а о томъ, что справедливо.
   -- Любезный мой другъ, справедливость, равно какъ и милосердіе, должна начинаться съ самаго себя; а справедливо ли ты поступишь противу жены и дѣтей, бросивъ эти деньги за окно? Перестань и не думай объ этомъ.
   Динмонтъ же еще оставался и повертывалъ въ рукахъ свою шляпу.-- Рѣчь идешь не о томъ, сударь, совсѣмъ не о томъ. Я не хочу позволить Жаку надо мною смѣяться; онъ хвастается тѣмъ, что приведетъ двадцать свидѣтелей, которые покажутъ въ его пользу; а я съ своей стороны наберу еще болѣе и самыхъ старожиловъ Чарлисъ-Гопскихъ, которые подъ присягою докажутъ, что межа наша идетъ такъ, какъ я говорю, и которые не допустятъ меня лишиться клочка моей собственности.
   Чортъ возьми! это за споромъ дѣло стало. Такъ за чѣмъ же въ такомъ случаѣ не вступятся за васъ настоящіе помѣщики?
   -- Лорды живутъ между собою пососѣдски, сказалъ Данди, почесывая голову, и мы съ Жакомъ никакъ не могли ихъ уговорить разобрать нашъ споръ. Но какъ вы думаете, сударь, не можно ли мнѣ удержать часть платежа за это недоразумѣніе?
   -- Что ты, проклятый, затѣялъ? Никакъ не возможно! А знаешь ли, какъ окончить порядкомъ это дѣло? Возьмите оба по дубинкѣ.
   -- Ба! мы уже раза три принимались за это: два раза на спорномъ мѣстѣ, а въ третій на Локер-Бійской ярмаркѣ; но всякой разъ обоимъ доставалось поровну.
   -- Ну такъ возьмите по хорошему желѣзному клинку, да отправьте другъ друга къ чорту по примѣру вашихъ предковъ.
   -- Но, однимъ словомъ, противозаконное ли это дѣло? Вотъ все, чего я добиваюсь.
   -- Выслушай меня путемъ, безмозглый: мнѣ хочется доказать тебѣ, что надобно быть сумасшедшимъ и пустымъ человѣкомъ, чтобы тягаться за такой вздоръ.
   -- И такъ, сударь, вы не возьметесь за мое дѣло?
   -- Я? право нѣтъ, ступай лучше домой, выпей кварту пива, да и брось это дѣло.
   Данди былъ, повидимому не весьма доволенъ и не трогался съ мѣста.
   -- Что, товарищъ, нѣтъ ли еще него нибудь другаго?
   -- Одно только слово, сударь, о наслѣдствѣ етой госпожи, что недавно скончалась, Мистрисъ Маргариты Бертрамъ Синглезидской.
   -- Вотъ какъ. Да вы какое участіе принимаете въ этомъ дѣлѣ?
   -- Не то, чтобы мы были родственники Бертрамамъ: они люди совсѣмъ не такого разбора, какъ мы. Но Женни Лильтупъ, бывшая управительницею дома стараго Синглезида и потомъ матерью обѣихъ покойныхъ дѣвицъ, изъ которыхъ послѣдняя таки порядочно дожила на свѣтѣ; и такъ Женни Лильтупъ, урожденная Лиддленвантеръ, приходилась не далѣе, какъ троюродною сестрою золовкѣ моей матери. Бывъ еще ключницею, она конечно жила съ Синглезидомъ, къ большему огорченію всѣхъ принадлежавшихъ ей по тѣлу и по крови; но потомъ онъ исполнилъ уставы церковные и дѣтей своихъ усыновидъ. И такъ мнѣ хотѣлось бы узнать, слѣдуеть ли намъ по закону что нибудь получить изъ ея наслѣдства?
   -- Ни сколько.
   -- Ну такъ мы отъ того еще не обѣдняемъ. Но можетъ быть, что она сдѣлала какую нибудь духовную и объ насъ не позабыла въ ней; однимъ словомъ, сударь, вотъ все, о чемъ я хотѣлъ съ вами поговоришь; теперь остается пожелать вамъ добраго вечера, и...
   Онъ опустилъ руку въ карману.
   -- Нѣтъ, любезный, другъ, нѣтъ; я никогда не беру ничего до вечерамъ въ субботу, а особливо ежели мнѣ не даютъ выписокъ изъ дѣлъ. Прости, Данди.
   Данди поклонился, и простившись съ господами, отправился.
   

ГЛАВА V.

   -- Ваше Величество, сказалъ Маннерингъ улыбаясь, ознаменовали ваше сошествіе съ престола изліяніемъ щедротъ. Я думаю, что этотъ добрый человѣкъ не будетъ болѣе помышлять о судахъ и расправахъ.
   -- Вы ошибаетесь. Разница состоитъ въ томъ только, что я лишился просителя, и того, что мнѣ досталось бы отъ его дѣла. Теперь онъ не останется въ покоѣ, пока кто нибудь не поможетъ ему сдѣлать глупость р на которую онъ твердо рѣшился. Нѣтъ! Я только показалъ вамъ одну изъ слабыхъ моихъ сторонъ. По субботамъ въ вечеру я обыкновенно говорю правду.
   -- Я готовъ подумать, продолжалъ съ такимъ же видомъ Маннерингъ, что это съ вами случается иногда и по прочимъ днямъ недѣли.
   -- Ну да .... сколько мнѣ позволяетъ мое званіе. Я, какъ говоритъ Гамлетъ, честенъ и Безпристрастенъ до тѣхъ поръ, пока просители и соперники ихъ не заставляютъ меня передъ судомъ пересказывать ихъ обоюдныя лжи. Но вѣдь oportet vivere! въ этомъ то и чертовщина. Теперь приступимъ къ вашему дѣлу. Я очень радъ, что старый мой пріятель Мак-Морланъ меня рекомендовалъ вамъ. Онъ человѣкъ дѣятельный, честный, расторопный; когда я былъ Шерифомъ того Графства, гдѣ онъ живетъ, то онъ занималъ мѣсто моего помощника, чѣмъ и понынѣ служитъ. Ему извѣстно, какъ я почитаю несчастную фамилію Елленговановъ. Что касается до бѣдной Люси, то ей было около двѣнадцати лѣтъ, когда я видѣлъ ее въ послѣдній разъ. Она и тогда казалась тихою и доброю дѣвушкою и уже ходила за отцемъ своимъ, котораго голова была не очень въ добромъ здоровьѣ; но участіе, которое я принимаю въ ней, началось за долю передъ тѣмъ. Меня-то, Гнъ Маннерингъ, какъ Шерифа Графства, призвали въ самый день ея рожденія, чтобы изслѣдовать убійство, произшедшее недалеко отъ Елленгована, и которое, по странному стеченію обстоятельствъ, было также причиною смерти или пропажи ея брата, пятилѣтняго младенца. Нѣтъ, Полковникъ, я никогда не позабуду трогательнаго зрѣлища, видѣннаго мною тогда въ замкѣ Елленгованскомъ. Отецъ потерялъ голову, мать лишилась жизни при разрѣшеніи отъ бремени, сынъ вдругъ пропалъ; а дочь, родившаяся въ этотъ несчастный день, испускала крикъ и стонъ, на которые никто не могъ имѣть времени обратить вниманіе. Не надобно полагать, сударь, чтобы у насъ законоискусниковъ сердца были изъ мѣди, такъ какъ и у васъ военныхъ людей они не стальныя и не свинцовыя. Мы привыкли къ несчастіямъ и преступленіямъ, часто видимымъ на сценѣ жизни, такъ какъ вы приглядѣлись къ неизбѣжнымъ слѣдствіямъ войны. Отъ того, можетъ быть, въ обоихъ случаяхъ рождается нѣкоторое равнодушіе. Но пусть чортъ возьметъ того солдата, у котораго сердце и оружіе скованы изъ онаго металла; пусть также приберетъ къ себѣ и стряпчаго, котораго сердце столь-же твердо, какъ и голова его! Но обратимся къ нашему дѣлу: я теряю свои суботній вечеръ. Не угодно ли вамъ будетъ повѣрить мнѣ бумаги, касающіяся до дѣла Миссъ Бертрамъ. Позвольте! Сдѣлайте одолженіе, завтра пожалуйте откушать у стараго, холостаго стряпчаго. Этого я непремѣнно требую. Мы сядемъ за обѣдъ въ три часа, а васъ прошу пожаловать ко мнѣ получасомъ ранѣе. Въ понедѣльникъ будутъ похороны старой барыни. Такъ какъ это дѣло сироты, то мы можемъ полчаса поговорить объ немъ и въ воскресный день. Однакоже, если она уничтожила свою духовную; то я боюсь, что тутъ дѣлать будетъ нѣчего, развѣ что она не выждала шести-десяти-дневнаго срока. Тогда ежели Миссъ Бертрамъ будетъ въ состояній доказать, что она точно законная наслѣдница... Но подданные мои въ нетерпѣніи отъ такого долгаго междуцарствія. Я не приглашаю васъ, Полковникъ, сдѣлать намъ честь побыть съ нами, это было бы употребить во зло ваше снисхожденіе. Тогда бы вы должны были сѣсть за столъ и нечувствительно перейти отъ важности къ веселью, а отъ веселья къ... къ ... дурачеству. Простите. Гарри, проводи Полковника на его квартиру. Гнъ Маннерингъ! я ожидаю васъ завтра у себя около двухъ часовъ.
   Маннерингъ разстался съ нимъ и удивлялся сколько шалостямъ, коимъ предавался стряпчій, столько и здравому смыслу, оказанному имъ черезъ минуту послѣ оныхъ, во время сужденій о дѣлахъ, касающихся до его званія и чувствительности его, съ которою онъ говорилъ о несчастной сиротѣ.
   На другой день поутру, между тѣмъ какъ Полковникъ и молчаливѣйшій изъ путешественниковъ, бывшихъ на постояломъ дворѣ, Сампсонъ оканчивали свой завтракъ, изготовленный и поданный Барнесомъ; и послѣ того, какъ Доминусъ два или три раза обжегъ себѣ чаемъ ротъ, доложили о приходѣ Г. Плейделя.
   Щегольской парикъ, напудренный искуснымъ парикмахеромъ, хорошо вычищенное черное платье, башмаки какъ зеркало, золотыя пряжки, ловкой и скромный входъ, но показывавшій одну благопристойность безъ всякаго замѣшательства, однимъ словомъ: все представило его совсѣмъ непохожимъ на человѣка, видѣннаго Полковникомъ на канунѣ. Только по живымъ и огненнымъ глазамъ можно еще было вспомнить о вечерѣ подъ Воскресенье.
   -- Я пришелъ, сказалъ онъ, самымъ учтивымъ образомъ испытать надъ вами Королевское могущество мое какъ по духовной, такъ и по свѣтской части. Куда мнѣ проводить васъ, въ пресвитерское ли собраніе, или въ церковь епископскую? Tros Tyriusve... Вамъ извѣстно, что стряпчій принадлежитъ ко всѣмъ законамъ. Я долженъ бы былъ сказать ко всѣмъ обрядамъ законовъ. Или не могу ли помочь вамъ провесть утро другимъ образомъ? Вы простите моей докучливости. Она, можетъ быть, уже вышла изъ моды; но я родился въ такомъ вѣкѣ, въ которомъ считали, что Шотландецъ не знаетъ законовъ гостепріимства, ежели хоть на минуту оставитъ пріѣзжаго одного, кромѣ того, когда онъ уснетъ. Впрочемъ надѣюсь, вы откровенно мнѣ скажете, когда я надоѣмъ вамъ.
   -- Нисколько, мой любезный господинъ! я буду весьма радъ имѣть васъ своимъ кормчимъ. Мнѣ хотѣлось бы слышать проповѣдь, говоренную какимъ нибудь изъ вашихъ проповѣдниковъ, приносящихъ столько чести Шотландіи: какъ Блейръ, Робертсонъ, Генрихъ, и потому принимаю предложеніе ваше отъ добраго сердца. Одно только меня безпокоитъ, сказалъ онъ отведши Плейделя на сторону; у меня есть здѣсь достойный другъ, подверженный большой разсѣянности. Онъ изъявилъ желаніе побывать въ одной отдаленной церкви; а Барнесъ, который обыкновенно провожаетъ его, какъ тѣнь, сего дня не можетъ съ нимъ ходить.
   Стряпчій взглянувъ на Доминуса, конечно, сказалъ онъ, это такая рѣдкость, которая стоитъ того, чтобы ее беречь тщательно, и я доставлю вамъ надежнаго пристава. Малой! гей! поди къ Лукѣ Фиплейнсонъ въ Ковгатѣ и прикажи ему послать ко мнѣ поскорѣе Милеса Мак-Фина: мнѣ нужно съ нимъ поговорить.
   Милесъ Мак-Финъ не заставилъ себя долго ждать.-- Вы можете, сказалъ Плейдель, положиться на сего человѣка: онъ присмотритъ за вашимъ другомъ; поведетъ его всюду, куда только онъ захочетъ идти: на торгъ, въ присудственныя мѣста, въ церковь или ... или... однимъ словомъ: куда только онъ пожелаетъ,-- и приведетъ обратно живаго и здороваго въ назначенный Часъ. Слѣдовательно вы не имѣете для себя надобности въ Барнесѣ.
   Такимъ образомъ все устроилось: и Полковникъ поручилъ Милесъ Мак-Фину смотрѣть за Доминусомъ во время пребыванія его въ Флимбургѣ.
   -- Теперь, Полковникъ, ежели вамъ угодно будетъ слушать, какъ проповѣдуетъ писатель Исторіи Шотландской и Американской, то намъ надобно итти въ церковь Сѣрыхъ братьевъ.
   Они обманулись въ своемъ ожиданіи. Робертсонъ въ то утро не говорилъ проповѣди.-- Потерпимъ, сказалъ стряпчій: мы будемъ кѣмъ нибудь вознаграждены.
   Товарищъ Доктора Робертсона вступилъ на каѳедру. Наружность то была непривлекательна. Бѣлизна лица, слишкомъ противоположная понапудренному парику; высокой ростъ, согбенный стань и осанка показывали, что ему тѣсно на каѳедрѣ; руки, положенныя на каждую сторону оной въ видѣ подпорокъ для поддержанія его тѣла; безъ рясы, даже безъ такой, которая потребляется женевскими проповѣдниками; тѣлодвиженія какъ бы невольныя: таковы были первыя замѣчанія Полковника.
   
   -- Этотъ проповѣдникъ, сказалъ онъ тихонько новому своему пріятелю, кажется неслишкомь ловокъ.
   -- Не бойтесь ничего; онъ сынъ прекраснаго Шогаланд9клго стряпчаго; и я отвѣчаю вамъ, что онъ скоро докажетъ свое произхожденіе.
   Гнъ Плейдель не ошибся. Проповѣдь была извлечена изъ Священнаго Писанія и въ ней представлено оное въ ясномъ и трогательномъ видѣ. Правила Кальвинизма Шотландской церкви въ ней были изложены; а основаніе состояло изъ прекрасной системы практической нравственности, не покрывающей грѣшника покровомъ вѣры единственно духовной и такой, которая не позволяетъ ему пресмыкаться въ расколахъ и невѣріи. Слогъ его и сравненія походили на старинные обороты, придававшіе его проповѣди болѣе силы и внушавшіе въ слушателей благоговѣніе. Клочекъ бумаги, на которомъ изложены были главныя раздѣленія проповѣди, служилъ единственнымъ пособіемъ его памяти. Сначала онъ говорилъ съ замѣшательствомъ, а потомъ произносилъ ясно и выразительно. Однимъ словомъ, хотя рѣчь его и не могла быть поставлена въ примѣръ духовнаго краснорѣчія; но Маннерингъ признался, что рѣдко слыхалъ проповѣди, въ коихъ бы заключалось столько познанія, слогъ столь ясный и доводы неоспоримые.
   -- Таковы вѣроятно были, сказалъ онъ при выходѣ изъ церкви, тѣ древніе проповѣдники, коихъ пламенныя непоколебимыя души доставили намъ преобразованіе церковныхъ правилъ {Надобно замѣтить, что все сіе говоритъ, или лучше сказать, пишетъ Пресвитеріанецъ. (Прим. Пер.)}.
   -- И не смотря на то, сказалъ Плейдель, этотъ человѣкъ, котораго я люблю и по отцу и за собственныя его достоинства, нисколько не имѣетъ фарисейскаго чванства и тщеславія, которыми столь справедливо упрекаютъ первыхъ Шотландскихъ проповѣдниковъ Кальвинизма. Онъ не соглашается съ товарищемъ своимъ въ нѣкоторыхъ статьяхъ исповѣданія; но однакоже они оба никогда не теряли изъ виду взаимнаго и должнаго другъ къ другу уваженія и безъ сердца спорили о томъ, въ чемъ, повидимому, внутреннее убѣжденіе воспрещало имъ согласиться!
   -- А вы, Гнъ Плейдель, какъ думаете о тѣхъ предметахъ, на щетъ которыхъ мнѣнія ихъ разнствуютъ?
   -- Что дѣлать, Полковникъ: я думаю, что честный человѣкъ можетъ взойти на небо, не затрудняясь слишкомъ сими прѣніями. Къ тому же между нами будь сказано, я принадлежу къ страждущей Шотландской Епископской церкви, которой осталась одна только тѣнь, и, можетъ быть по щастію, люблю молиться тамъ, гдѣ молились мои предки, и не думать о тѣхъ дурно, кои поступаютъ иначе.
   Послѣ сего замѣчанія они разстались до обѣденнаго времени.
   Судя по ужасному входу въ домъ Шотландскаго стряпчаго, Маннерингъ думалъ не весьма выгодно на щетъ пріема, которой онъ получитъ. Днемъ показался ему входъ еще въ худшемъ видѣ, нежели на канунѣ. Дома съ обѣихъ сторонъ улицы сходились такъ близко, что изъ противоположныхъ оконъ можно было подавать другъ другу руки. Во многихъ мѣстахъ улица перегорожена была деревянными галлереями, служившими сообщеніемъ между первыми этажами домовъ, построенныхъ одинъ противъ другаго. Самый входъ въ домъ былъ низокъ и тѣсенъ и наконецъ лѣстница отмѣнно не опрятна; но библіотека, въ которую его ввелъ старый слуга, не отвѣтствовала симъ жалкимъ предзнаменованіямъ и была съ оными въ совершенной противоложности. Она состояла изъ одной прекрасной комнаты, въ коей Маннерингъ полюбовался портретами двухъ славнѣйшихъ Шотландскихъ Епископовъ, написанными извѣстнымъ Жемисаномъ, Вандикомъ Каледоніи. Вокругъ сна прекрасныхъ полкахъ было установлено множество книгъ, между которыми онъ замѣтилъ богатыя изданія лучшихъ писателей.
   -- Вы видите здѣсь, сказалъ Плейделъ, орудія моего ремесла, стряпчій, не имѣющій свѣденій въ исторіи и словесности и по моему мнѣнію, ничто иное, какъ жалкій поденьщикъ.
   -- Маннерингъ былъ восхищенъ прелестнымъ видомъ, представлявшимся изъ оконъ библіотеки: съ такого возвышенія открывался весь Эдинбургъ, море, острова Фритскіе, Бернинской заливъ, а къ сѣверу разнообразные Фифскіе берега, оканчиваемые рядомъ скалъ, коихъ вершины рисовались по небосклону.
   Гнъ Плейдель, удовольствовавшись удивленіемъ своего гостя, обратилъ его вниманіе на дѣла Миссъ Бертрамъ. -- Я имѣлъ нѣкоторую надежду, сказалъ онъ, отыскать средства, утвердить за нею помѣстье Синглезидское, основываясь на неоспоримыхъ правахъ родоваго имѣнія; но трудился безполезно и нашелъ, что старая госпожа имѣла полную волю располагать своимъ помѣстьемъ. Мы только на то и надѣяться можемъ, что дьяволъ не искусилъ старуху перемѣнишь духовную, которая очень законна, ежели послѣ не сдѣлано другой. Вамъ завтра надобно будетъ явиться на похороны старой дѣвы: на этотъ щетъ вы получите и приглашеніе. Я предупредилъ повѣреннаго въ дѣлахъ о вашемъ прибывшій, и о томъ, что вы представляете лице Миссъ Бертрамъ. Я увижусь съ вами послѣ похоронъ въ домѣ покойницы чтобы посмотрѣть, что воспослѣдуетъ тогда, какъ мы покажемъ эту духовную. Старая кошка держала при себѣ молодую дѣвушку, сиротку, дальнюю свою родственницу. Я надѣюсь, что она посовѣстилась и что нибудь оставила ей послѣ смерти своей, чтобы нѣсколько заплатитъ за то, что бѣдняжка вытерпѣла при жизни ея.
   Къ обѣду явились еще трое гостей. Они были люди весьма любезные, здравомыслящіе и не безъ познаній. И такъ день проведенъ былъ весьма пріятно, и Полковникъ остался до восьми часовъ и оказалъ довольно вѣжливости бутылкѣ своего хозяина, бутылкѣ, которая, мимоходомъ будь сказано, была порядочнаго роста.
   Возвратившись на постоялый дворъ, онъ нашелъ билетъ, которымъ его приглашали пожаловать на погребеніе Миссъ Бертрамъ, выносъ тѣла которой долженъ былъ воспослѣдовать въ насъ по полудни, изъ дома на кладбище Сѣрыхъ братьевъ.
   Въ назначенный часъ Маннерингъ явился въ небольшой домикъ, находившійся въ южномъ Форштатѣ Эдинбурга. Онъ, не спрашивая, узналъ оный, увидѣвъ у дверей двѣ пагубныя фигуры, покрытыя длинными черными плащами съ бѣлыми креповыми повязками на рукавахъ, шляпами съ таковымъ же украшеніемъ, и держащія въ рукахъ длинные шесты также съ знаменіемъ траура. Двое другихъ безгласныхъ, по видимому отягощенныхъ бременемъ неслыханнаго несчастія, ввели его въ столовую покойницы, гди собрались и прочія приглашенныя особы.
   Въ Шотландіи сохранился еще обычай, коему въ Англіи уже не слѣдуютъ, приглашать на похороны всѣхъ родственниковъ покойнаго. Отъ сего обычая иногда происходятъ странныя и разительны а дѣйствія; но по большой части морщатся для соблюденія порядка, когда о покойникѣ искренно не сожалѣютъ. Похоронные обряды, важнѣйшая и прекраснѣйшая часть служенія Англиканской церкви, должны бы были привлечь на себя вниманіе присутствующихъ и нѣкоторымъ образомъ принудить сердечно и умственно присоединить свои мольбы къ произносимымъ духовенствомъ; но по Шотландскому образу служенія, ежели не видно истинной горести, то ничто не можетъ замѣнить ее, ничто не трогаетъ сердца, не воспламеняетъ воображенія. Видъ единообразныхъ обрядовъ, и даже прибавлю, личина лицемѣрства, вотъ все, что можно тамъ увидѣть. Мистриссъ Маргарита Бертрамъ была одно изъ существъ, не оставляющихъ послѣ себя никого, кто бы о нихъ сожалѣлъ; она не имѣла близкихъ родственниковъ, у коихъ бы по крайней мѣрѣ природа извлекла нѣсколько слезъ, слѣдовательно собравшіяся особы къ выносу ея оказывали только наружные знаки печали.
   Находясь посреди сего собранія двоюродныхъ, троюродныхъ и даже шестероюродныхъ братьевъ, Маннерингъ старался согласовать свой видъ со всѣми его окружавшими и показывать, что будто такъ сожалѣетъ о Мистриссъ Маргаритѣ Бертрамъ, какъ бы покойная госпожа Синглезидская была ему сестра или мать. Долгое время пробывъ въ глубокомъ и общемъ молчаніи, разговоръ начался въ разныхъ углахъ горницы, но въ полголоса, какъ будто въ комнатѣ умирающаго.
   -- Бѣдная наша родственница, сказалъ одинъ степенный человѣкъ, едва осмѣливаясь разстворить ротъ, чтобы не разстроить унылой важности, которую старался показать на лицѣ своемъ и пропускай слова сквозь зубы; по крайней мѣрѣ, бѣдная наша родственница не терпѣла въ семъ мірѣ отъ скудости.
   -- Конечно, отвѣчалъ его сосѣдъ, щуря глаза и не перемѣняя положенія, бѣдная Мистриссъ Маргарита весьма пеклась о своемъ благосостояніи.
   -- Нѣтъ ли сего дня какихъ нибудь новостей, Полковникъ? спросилъ у него одинъ изъ обѣдавшихъ съ нимъ на канунѣ, такимъ торжественнымъ образомъ, что можно было подумать, что онъ объявляетъ Маннерингу о смерти всего поколѣнія своего.
   -- Я не слыхалъ ни о чемъ, отвѣчалъ Полковникъ, стараясь произносить подобно прочимъ разговаривавшимъ.
   -- Меня увѣряютъ, продолжалъ съ надутымъ видомъ первый, прервавшій молчаніе, важничая какъ человѣкъ, которому все извѣстно, меня увѣряютъ, что есть духовная.
   -- Что же достанется малюткѣ, Женни Жибсонъ?
   -- Сто фунтовъ и старые часы съ репетиціею.
   -- Не много. Бѣдняжкѣ было не очень веселое житье у старой барышни; но чтожъ дѣлать, не всегда надобно надѣяться носить башмаки послѣ покойника.
   -- Я опасаюсь, сказалъ политикъ, стоявшій подлѣ Маннеринга, что мы еще не совсѣмъ разщитались съ старымъ вашимъ пріятелемъ Типпо Саибомъ. Я думаю, что онъ Ост-Индскую компанію изволитъ заставишь еще потрудишься. Мнѣ сказали, и вы можете полагать это за вѣрное, что акціи ея не возвышаются.
   -- Я надѣюсь, сударь, что онѣ скоро возвысятся.
   -- Мистриссъ Маргарита, сказала другая особа, вмѣшавшаяся въ разговоръ, имѣла нѣсколько акцій Индѣйской компаній. Я это точно знаю; потому что получалъ за нее и доставлялъ ей проценты. Наслѣдникамъ и тѣмъ, коимъ будутъ онѣ отказаны по духовной, было бы пріятно узнать мнѣніе Полковника о способахъ обратитъ ихъ въ наличныя деньги, и о лучшемъ времени для такого оборота. Что касается до меня, то я думаю, что но воть и Гнъ Мортклокъ идетъ намъ доложитъ, что наступило время выкоса.
   Въ самомъ дѣлѣ вошелъ съ длиннымъ болѣе нежели въ три четверти аршина лицемъ Гнъ Мортклокъ, похоронный подрядчикъ и роздалъ карточки съ назначеніемъ мѣстъ для тѣхъ, кои должны были нести гробъ. Такъ какъ сія обязанность возлагается на ближайшихъ родственниковъ покойника; то подряда чикъ, хотя и весьма хорошо знавшій свое дѣло, не могъ всѣхъ удовольствовать. Чѣмъ кто ближе былъ въ сродствѣ съ Мистриссою Бертрамъ, тѣмъ болѣе надѣялся получить наслѣдство и слѣдовательно тѣмъ болѣе вступался за свои права. Нѣкоторые начали роптать.
   Пріятель нашъ Динмонтъ былъ обойденъ. Онъ не могъ скрыть свое неудовольствіе, или изъяснить оное такимъ тономъ, который согласовался бы съ принятымъ всѣми въ печальной сей церемоніи.-- Я думалъ, вскричалъ онъ довольно громко, что мнѣ по крайней мѣрѣ дадутъ несть одну ея ногу; да я понесъ бы покойницу и одинъ, ежели бы мнѣ это позволили! Двадцать косыхъ взглядовъ и вдвое того наморщенныхъ бровей немедленно обратились на фермера, который, сорвавъ свое сердце, послѣдовалъ за обществомъ, не обращая ни малѣйшаго вниманія на недовольныхъ его замѣчаніемъ.
   Понесли тѣло. Шествіе началось двумя черными привидѣніями, несшими шесты, обвитые бѣлымъ крепомъ, въ честь дѣвственности, столь долгое время сохраненной покойницею. Шесть тощихъ коней -- живое подобіе смертности, покрытые черными покровами и имѣвшіе на головахъ бѣлыя перья, влекли похоронную колесницу, убранную гербами Бертрамовъ и медленно тащились къ кладбищу, предшествуемыя безсмысленнымъ Жамесомъ Дуффомъ, не пропускавшимъ ни однихъ похоронъ и явившимся въ бумажныхъ бѣлыхъ плерезахъ. Шесть траурныхъ каретъ, наполненныхъ приглашенными къ выносу, замыкали шествіе. Многіе, засѣвъ въ оныя, дали полную свободу языку и начали разсуждать о цѣнѣ наслѣдства, и а томъ, кому оное повидимому достанется. Главные искатели изъ осторожности хранили молчаніе и не показывали надежды, которая могла не исполниться. Что касается до агента, или повѣреннаго покойницы, то онъ лишь одинъ зналъ обстоятельно, чѣмъ все кончится; но принявъ видъ таинственной важности, находился въ нѣкоторомъ отдаленіи, какъ бы желая продолжить и усилить общее любопытство и неизвѣстность. Наконецъ прибыли къ воротамъ кладбища, отъ коихъ провожавшіе, подкрѣпленные дюжиною праздныхъ женщинъ и десятками двумя мальчишекъ Я слѣдовавшихъ за ними съ крикомъ, отправились къ мѣсту, назначенному для успокоенія смертныхъ остатковъ фамиліи Синглезидовъ. Оное состояло изъ квадрата, огражденнаго каменною стѣною, охраняемою съ одной стороны лѣпнымъ разбитымъ Ангеломъ, но въ теченіи ста лѣтъ устоявшимъ по крайней мѣрѣ на своемъ мѣстѣ, между тѣмъ, какъ стоявшій Ангелъ на другой сторонѣ, входа, былъ уже вовсе изломанъ и лежалъ на землѣ полузакрытый крапивою, лапушникомъ и другими травами, росшими во внутренности ограды. Временемъ и мохомъ изглаженная надпись возвѣщала читателю, что въ лѣто 1650 Капитанъ Андрей Бертрамъ, первый принявшій сію фамилію и происходившій отъ древняго и почтеннаго рода Елленговановъ соорудилъ сей памятникъ для себя и потомковъ своихъ. Слѣдующая надгробная надпись была украшена достаточнымъ числомъ песочныхъ часовъ, мертвыхъ головъ и костей, сложенныхъ крестообразно. Сія замысловатая эпитафія была посвящена основателю Мавзолея:
   
             "Коль кто когда либо имѣлъ
                       "Въ удѣлъ
             "Мудрость зміину
             "И силу львину:
             "То качества сіи принадлежатъ
             "Тому, чьи кости здѣсь лежатъ."
   
   Въ семъ-то мѣстъ въ яму, вырытую въ черноземѣ, удобренномъ остатками предковъ Мистриссы Бертрамъ, опустили тѣло ея. Ближайшіе родственники сей госпожи, имѣвшіе надобность знать сдѣланныя ею распоряженія, подобно солдатамъ, возвращающимся съ военныхъ похоронъ, принуждали кучеровъ весть во всю прыть, дабы поспѣшнѣе вытти изъ недоумѣнія на счетъ столь любопытной для нихъ развязки.
   

ГЛАВА VI.

   Лукіанъ повѣствуетъ объ одномъ искусникѣ, столь хорошо обучившемъ обезьянъ, что когда онѣ представляли трагедію: то заслужили рукоплесканія отъ всѣхъ зрителей. Одинъ шалунъ вздумалъ бросить на сцену горсть грецкихъ орѣховъ, изъ туже минуту актеры, забывъ важность представляемыхъ ими лицъ, бросились на орѣхи и показались въ видѣ настоящихъ обезьянъ.
   Такъ точно приближающійся переломѣ возродилъ въ сердцахъ искателей новыя чувства, несогласныя съ оказанными, ими подъ предводительствомъ Мортклока. Глаза, набожно устремленные къ небу, или смиренно долу преклоненные, оживились и быстро заглядывали въ сундуки, шкапы, шкатулки, ларцы и во всѣ углы жилища старой дѣвы. Они нашли много любопытнаго, хотя и же отыскали еще духовной.
   Здѣсь попалась росписка на 20 фунтовъ {Около пяти сотъ рублей.}, данная не присягнувшимъ пресвитеріанскимъ {Пресвитеріанцы раздѣляются за два отдѣленія: одно терпимо правительствомъ, министры, то есть, іереи онаго дали присягу на вѣрность и сохраненіе тишины; а другое состояло изъ такъ называемыхъ чистыхъ.} министромъ съ замѣчаніемъ, что проценты по оной были уплачены до дня Св. Мартина, прошлаго года. Она завернута была въ новую пѣсню на старый голосъ: Близъ водъ Чарлійскихъ.
   Тамъ найдена любопытная любовная переписка покойницы съ нѣкоторымъ Г. О'кьиномъ, Поручикомъ пѣхотнаго полка. Между сими письмами отыскались бумаги, немедленно объяснившія родственникамъ, какимъ образомъ вдругъ окончилась связь, не обѣщавшая имъ ничего добраго. То была росписка на двѣсти фунтовъ, данная Поручикомъ на имя Мистриссъ Бертрамъ. Ничего не показывало, чтобы когда либо проценты по оной были взносимы.
   Въ другомъ мѣстѣ нашлись векселя и росписки, имѣвшія гораздо вѣрнѣйшія подписи, нежели выше упомянутыя и писанныя коммерческимъ слогомъ. Также отрыли кучу разныхъ монетъ и большое число лома отъ золотыхъ и серебряныхъ вещей, какъ то: отъ очковъ, старыхъ серегъ, ломаныхъ табакерокъ и пр.
   Между тѣмъ не являлось никакой духовной: и Полковникъ Маннерингъ начиналъ уже надѣяться, что полученная имъ отъ Глоссина бумага содержала послѣднюю волю старой госпожи, и что по оной воспослѣдуетъ исполненіе; но пришедшій его пріятель Плейдель подалъ ему совѣтъ не слишкомъ на сіе полагаться. Мнѣ извѣстенъ, сказалъ онъ, управляющій здѣсь дѣлами: и по виду и по осанкѣ его примѣтно, что онъ лучше нашего знаетъ о томъ, что будетъ далѣе.
   Между тѣмъ, какъ продолжаются розыски, разсмотримъ особъ, занимающихся оными съ большимъ противу другихъ участіемъ.
   Безполезно говорить о Динмонтѣ, который, положивъ подъ мышку толстый бичь, протягивалъ шею и круглую большую голову выставлялъ чрезъ плечо повѣреннаго.
   Этотъ малорослый и столь сухощавый старичекъ называется Мак-Каскиль. Онъ разорился отъ одной духовной, по которой ему были отказаны двѣ акціи на Аирской банкъ. Выгодный доходъ, полученный по симъ акціямъ, склонилъ его продать небольшое имѣніе и помѣстить капиталъ въ тотъ же банкъ, который чрезъ два мѣсяца потомъ обанкрутился. Надежда его въ сію минуту основывалась на родствѣ, хотя нѣсколько и дальнемъ, на вниманіи его садиться всякое воскресенье въ церкви на одной скамьѣ съ покойницею и приходишь по субботамъ вечеромъ для составленія партіи въ игрѣ, въ которой онъ старался никогда не выигрывать.
   Этотъ другой человѣкъ -- довольно обыкновеннаго вида, съ сѣдыми волосами, сложенными въ кожаный кошелекъ, еще болѣе ихъ поношенный, табачный продавецъ и родственникъ матери Мистриссъ Бертрамъ. При начатіи Американской войны, въ магазейнѣ его было запасено много привознаго табаку: немедленно онъ началъ за товаръ свой брать втрое, но Мистриссъ Бертрамъ еженедѣльно черепаховую табакерку свою получала даромъ, наполненную лучшимъ табакомъ pane изъ лавки Г. Квида; потому что служанка, ходившая за симъ табакомъ, всякой разъ ему приносила поклоны отъ сестрицы его Мистриссъ Бертрамъ.
   И этотъ молодый, человѣкъ, не имѣвшій даже благопристойности снять своихъ сапогъ, могъ бы также, какъ и другой войти, въ милость къ старухѣ, останавливавшей свои взоры съ большимъ у довольствіемъ на статномъ молодцѣ. Но онъ лишился своего щастія чрезъ то, что однажды не явился по приглашенію на чай я иногда приходилъ безъ зову, слишкомъ разгоряченный обѣдомъ. Наконецъ по неловкости и по нещастію своему наступилъ онъ раза два на хвостъ ея кошки и однажды разсердилъ ея попугая.
   Изъ всего общества самая привлекательная особа въ глазахъ Маннеринга была бѣдная, молодая дѣвушка, нѣсколько лѣтъ жившая съ покойницею и смиренно переносившая гнѣвъ ея и дурное обращеніе. Она для вида приведена была любимою комнатною дѣвушкою Мистриссъ Бертрамъ и сидѣла, скрываясь, сколько могла, въ углу комнаты, негодуя на то, что посторонніе люди разглядывали и дотрогивались до такихъ предметовъ, на кои она привыкла съ самаго младенчества своего смотрѣть съ уваженіемъ. Кромѣ Динмонта, всѣ искатели поглядывали на нее косо; потому что почитали ее за особу, долженствовавшую вѣроятно лишить ихъ части наслѣдства. Казалось однакоже, что одна только она искренно сожалѣла о покойницѣ. Мистриссъ Бертрамѣ была ея покровительницею, и хотя одно самолюбіе побудило ее принять къ себѣ въ домъ сироту; но въ сію минуту самовластіе ея и своенравіе были забыты и изобильные источники слезъ лились по щекамъ молодой дѣвушки, оставшемся безъ подпоры и убѣжища.
   -- Здѣсь много соленой воды, Мак-Каскиль! сказалъ табачный продавецъ; это намъ предвѣщаетъ мало добра. Даромъ такимъ образомъ никто не заплачетъ. Гнъ Мак-Каскиль значущимъ взглядомъ оказалъ свое согласіе; но не захотѣлъ передъ Полковникомъ вступить въ разговоръ съ человѣкомъ такого разбора.
   -- Однако же это будетъ очень странно, сказалъ повѣренному Динмонть, начинавшій уже терять терпѣніе, ежели не найдется духовной.
   -- Прошу васъ потерпѣть. Мистриссъ была женщина осторожная. Бывъ притомъ благоразумна и дальновидна, она умѣла разбирать своихъ друзей. Вѣроятно, что послѣднюю волю свою, духовную, или лучше сказать, по случаю кончины ея, завѣщаніе свое она передала въ руки какого нибудь надежнаго друга.
   -- Бьюсь объ закладъ о чемъ угодно, сказалъ тихонько Полковнику Плейдель, что духовная у него въ карманѣ. Потомъ, обратившись къ повѣренному -- милостивый государь, сказалъ онъ, пора намъ кончить. Вотъ духовная уже нѣсколько лѣтъ назадъ законно сдѣланная, и по которой завѣщательница отказываетъ свое Синглезидское помѣстье Люси Бертрамъ. Тутъ ужасъ изобразился на лицахъ всѣхъ присутствовавшихъ. Я думаю, Гнъ Протоколъ, что вы можете объявить намъ, нѣтъ ли какихъ другихъ распоряженій, сдѣланныхъ послѣ сей духовной.
   -- Не угодно ли будетъ вамъ позволить мнѣ, Гнъ Плейдель?.... и сказавъ сіе, онъ взялъ духовную и началъ ее разсматривать.
   -- Онъ очень холодно принялъ, сказалъ на ухо Плейдель Маннерингу, слишкомъ холодно! У него въ карманѣ другая духовная.
   -- Пусть же онъ покажетъ ее и потомъ уберется къ чорту! подхватилъ Полковникъ, коего терпѣніе держалось только на волоскѣ. Чего же онъ ждетъ?
   -- Почему знать! отвѣчалъ стряпчій. За чѣмъ кошка не заѣдаетъ мышь въ тотъ самый мигъ, когда ее поймаетъ? Желаніе подразнить, помучить, показать свое могущество. И такъ, Гнъ Протоколъ, что вы скажете о духовной?
   -- Что она написана весьма хорошо, очень правильно и что въ ней соблюдено все предписанное закономъ.
   -- Но что она уничтожается другою, сдѣланною въ послѣдствіи и которая въ вашихъ рукахъ?
   -- Нѣчто на это похожее, Гнъ Плейдель, не запираюсь въ томъ. И сказавъ сіе, онъ вынувъ изъ кармана свертокъ, увязанный лентами и въ разныхъ мѣстахъ запечатанный печатью покойницы. Онѣ приступилъ къ открытію онаго. Духовная, представленная вами, Гнъ Плейдель, писана 1 го Іюня 17...., а эта 20 го, нѣтъ, виноватъ, ошибся; а 1 по Апрѣля текущаго года, слѣдовательно почти десять лѣтъ спустя послѣ первой. Накажи ее Господи! сказалъ стряпчій Полковнику. Это точно то самое время когда здѣсь узнали всѣ о нещастіяхъ стараго Елленгована; но посмотримъ, какъ она распорядилась.
   Гнъ Протоколъ, попросивъ о вниманіи и молчаніи присутствующихъ, началъ читать медленно, громко и вразумительно. Окружавшая его толпа, показывавшая во взорахъ своихъ переходы отъ страха къ надеждѣ и отъ надежды къ страху, и старавшаяся открыть намѣренія завѣщательницы между изреченіи законоискуства, въ кои оное было облечено, составляло картину, изъ которой Гогартъ могъ бы многое занять.
   Никто не ожидалъ содержанія сей духовной. Въ ней препоручалось полное и совершенное распоряженіе всѣмъ Синглезидскимъ помѣстьемъ и принадлежностями къ оному (жъ ремъ мѣстѣ голосъ читателя чувствительно понизился и долго не поднимался выше піано) Петру Протоколу, Эдимбургскому Прокурору, полагаясь совершенно во всемъ, говорила завѣщательница, на способность его и безкорыстіе. Почтенная пріятельница моя хотѣла непремѣнно удостоитъ меня сими самыми выраженіями.
   Но только въ качествѣ уполномоченнаго управителя (тутъ голосъ чтеца опять возвысился и лица слушателей, вытянувшіяся столь длинно, что могли возбудить въ Г. Мартклокѣ зависть, начали приходить въ прежнее овальное положеніе), но только въ качествъ уполномоченнаго управителя, и дли исполненія ниже показанныхъ распоряженій.
   Завѣщательница въ довольно длинномъ предисловіи представили неоспоримыя доказательства тому, что она происходила отъ древней фамиліи Елленговановъ: потому что почтенный ея прапрадѣдъ, блаженной памяти Андрей Бертрамъ былъ младшій сынъ Аллана Бертрама, пятьнадцатаго Елленгованскаго Барона. Она говорила, что Генрихъ Бертрамъ, сынъ Годфруа Бертрама Елленгованскаго, бывшаго въ то время въ живыхъ, въ младенчествѣ своемъ похищенъ былъ изъ родительскаго дома; но что они увѣрена въ томъ, что онъ еще живъ и находится въ чужихъ краяхъ, и что промыслъ Всемогущаго ему возвратитъ достояніе предковъ его; что въ слѣдствіе сего и по исполненіи вышеписаннаго Г. Протоколь будетъ обязанъ до собственному его на то письменному согласію, приложенному при духовной, немедленно по возвращеніи въ отечество вышеупомянутаго Генриха Бертрама передать ему и ввесть его во владѣніе Синглезидскаго помѣстья и всего остальнаго имѣнія завѣщательницы, за исключеніемъ пристойнаго награжденія за его труды и попеченія.
   Пока онъ останется въ чужихъ краяхъ, и въ случаѣ, ежели никогда не возвратится въ Шотландію, всѣ доходы, разумѣется за исключеніемъ пристойнаго вознагражденія, за труды Гна Протокола, должны быть раздѣлены поровну между четырмя благодѣтельными заведеніями, избранными завѣщательницею. Она уполномочивала управителя своего поступать и дѣйствовать во всемъ такъ какъ бы онъ былъ самъ помѣщикомъ; а въ случаѣ, что онъ умретъ прежде ея, назначалась другая особа для исполненія тѣхъ-же обязанностей.
   Духовная сверхъ того заключала въ себѣ два завѣщанія, каждое во сто фунтовъ: одно въ пользу Ревекки, служанки ея; а другое опредѣлено было Женни Жибсонъ, взятой ею, по словамъ духовной, изъ милости, чтобы обучить ее какому нибудь честному ремеслу.
   Завѣщаніе по смерти называется въ Шотландіи огорченіе (mortification). Можно было бы подумать, что сіе наименованіе произошло отъ дѣйствія, производимаго на наслѣдниковъ сими распоряженіями. Истинное, чувствительное огорченіе было удѣломъ всѣхъ слышавшихъ чтеніе духовной, содержанія которой никто изъ нихъ не ожидалъ.
   Даже по окончаніи чтенія никто не въ силахъ былъ нарушить молчанія. Гнъ Плейдель заговорилъ прежде всѣхъ и попросилъ показать ему духовную. Увѣрившись, что всѣ законныя формы были въ оной соблюдены, онъ возвратилъ ее, не сдѣлавъ ни малѣйшаго замѣчанія, и сказалъ Маннерингу на ухо: -- я полагаю Протокола честнымъ не менѣе другихъ; но мнѣ кажется, что старой барынѣ хотѣлось выставить его честность во всей красотѣ, ежели онъ выдержитъ искушеніе.
   -- Я думаю, сказалъ Г. Мак-Каскиль, хотя и необнаруживавшій большой. половины неудовольствія своего, но не могшій онаго скрыть совершенно; я думаю, что содержаніе этой духовной очень странно. Завѣдывать имѣніемъ одному и съ такимъ полномочіемъ, Г. Протоколъ вѣроятно давалъ свои совѣты завѣщательницѣ прежде, нежели она сдѣлала столь чрезвычайныя распоряженія. И такъ мнѣ хотѣлось бы услышать отъ него, какимъ образомъ Мистриссъ Бертрамъ могла вѣрить существованію младенца, о которомъ всѣ знаютъ, что онъ уже давно убитъ.
   -- Право, сударь, отвѣчалъ Протоколъ, я не могу вамъ этаго лучше объяснить и прибавить что нибудь къ собственнымъ ея словамъ. Покойная пріятельница наша была женщина добродѣтельная, женщина набожная: а потому вѣроятно имѣла свои причины вѣрить существованію младенца, котораго щитаютъ погибшимъ; хотя эти причины намъ и неизвѣстны.
   -- Да, сказалъ торгующій табакомъ, прелестныя причины! мнѣ-то онѣ извѣстны: Митриссъ Ревекка разъ двадцать говорила въ моей лавкѣ, что не льзя знать, какимъ образомъ госпожа ея распорядится на щетъ дѣлъ своихъ; потому что въ Жильсландѣ старая цыганка вбила ей въ голову, что молодой..... (ежели не ошибаюсь, то зовутъ его Парри Бертрамомъ) когда нибудь возвратится въ Шотландію. Вы не запретесь въ томъ, Мистриссъ Ревекка; хотя я и осмѣлюсь примолвить, что вы забыли поговорить обо мнѣ вашей барынѣ, по обѣщаніямъ вашимъ, даннымъ въ то время, какъ получали отъ меня по полкронѣ: не правду ли я сказалъ, моя красавица?
   -- Я ничего этаго не знаю! отвѣчала Ревекка съ сердцемъ, и устремивъ на него глаза съ видомъ женщины, желающей не быть вынужденною помнить болѣе, нежели ей самой хочется.
   -- Хорошо сказано, Ревекка, прекрасный отвѣтъ! видно, что вы довольны, своею долею.
   Второстепенный щеголь нашъ, потому что никогда не былъ первостатейнымъ, игралъ хлыстикомъ, который держалъ въ рукѣ, билъ имъ по сапогамъ и походилъ на ребенка, у коего отняли ужинъ. Онъ жаловался негромко и только въ полголоса ропталъ: -- этосъ скверная шутка! ясъ хлопоталъ о ней, какъ собака! однажды вечеромъ я оставилъсъ и Кинга и Билль-Гайка, Герцогова скорохода за тѣмъсъ, чтобы притти къ ней на чай. Мнѣ бы лучшесъ съ ними сидѣть почаще, такъ и я бы могъсъ какъ другіе, бывать на бѣгахъ! не отказать съ мнѣ и сотни фунтовъ!
   -- Я беру на себя всѣ издержки, сказалъ Протоколъ, не же, давшій усилить общаго негодованія, обращеннаго, повидимому, да него распоряженіемъ завѣщательницы. Теперь я полагаю" господа, что намъ дѣлать здѣсь нѣчего, и что завтра я представлю духовную въ будь, чтобы всякой могъ о ней знать и ежели заблагоразсудитъ взять съ нея копію. Въ тоже время началъ онъ запирать сундуки и шкапы гораздо скорѣе, нежели ихъ отперъ. Сдѣлайте одолженіе, Мистриссъ Ревекка, содержите здѣсь все въ порядкѣ, пока домъ не отдастся въ наймы; сего дня утромъ мнѣ уже предлагали договориться со мною о цѣнѣ.... въ случаѣ, если мнѣ предоставится распоряжать имѣніемъ.
   Пріятель нашъ Динмонть, столь же мало бывъ обрадованъ, какъ и другіе, уничтоженіемъ своимъ надеждъ, засѣлъ въ большія кресла покойницы, которая весьма бы пригнѣвалась, ежели бы могла увидѣть сего исполина, протянувшагося въ нихъ безъ всякой застѣнчивости. Онъ называлъ бичъ свой на кнутовище, а потомъ снова распускалъ. Когда ему удалось нѣсколько утѣшиться послѣ полученной непріятности то первыя его слова показали великодушіе, которое вѣроятно онъ не хотѣлъ выразить столь громко: -- что же дѣлать! все таки она была кровь моя; и я не жалею о своемъ сырѣ и окорокахъ!.. Но когда Г. Протоколъ далъ присутствующимъ почувствовать, что пора разойтиться, и упомянулъ объ отдачѣ дома въ наймы; то добродушной фермеръ тотчасъ поднялся на ноги и все общество изумилъ симъ нечаяннымъ вопросомъ: а чтожъ будетъ съ этою бѣдною малюткою Женни Жибсонъ? Когда дѣло шло о дѣлежѣ наслѣдства, то всѣ мы были добрыми родственниками покойницы: ну такъ сложимтесь же по скольку нибудь и дадимъ этой нещастной дѣвушкѣ! Таковое предложеніе сильнѣе подѣйствовало на присутствующихъ и заставило ихъ убраться гораздо скорѣе, нежели слова Г. Протокола. Мак-Каскиль сказалъ въ полголоса нѣсколько словъ о томъ, чѣмъ обязанъ собственному семейству и первый вышелъ вонъ. Торгующій табакомъ произнесъ нѣсколько громче, что малюткѣ досталось довольно, и что Г. Протоколу слѣдовало заботиться о ней: потому что онъ не выдалъ еще отказаннаго ей въ духовной; сказавъ сіе сердитымъ и рѣшительнымъ голосомъ, онъ также отправился. Щеголь хотѣлъ отпустить грубую шутку на щетъ честнаго ремесла, которому завѣщательница желала обучить молодую дѣвушку. Онъ обратился къ Полковнику, и по незнанію приличіи, искалъ одобренія въ глазахъ его; но нахмуренныя брови и сердитый взглядъ Маннеринга поразили его и едва оставили ему довольно силъ, чтобы удалиться изъ комнаты.
   Тогда Протоколъ, имѣвшій въ самомъ дѣлѣ доброе сердце объявилъ свое намѣреніе взять, покамѣстъ молодую особу къ себѣ, давъ однакоже замѣтить, что онъ это сдѣлаетъ изъ милости.
   Динмонтъ подошелъ къ нему, и отряхнувъ широкой сертукъ свой, какъ отряхивается пудель при выходѣ изъ воды, вскричалъ: -- пусть чортъ меня возьметъ, Г. Протоколъ, ежели я позволю вамъ безпокоиться о ней, лишь бы только сама она согласилась поѣхать со мною. Мы съ Лиліею были бы очень рады, чтобъ наши дочери смыслили поболѣе нашего, и чтобы онѣ поравнялись съ нѣкоторыми обогнавшими ихъ сосѣдками. Ну такъ какъ эта молодка долго жила съ старою барынею: то и должна была научиться у ней хорошему обращенію, она вѣрно умѣетъ читать, писать и вышивать. Ежели Она и эта то не смыслитъ, то дочери мои все равно ее полюбятъ. Я доставлю ей все, что будетъ нужно; она не дотронется ни до капитала, ни до процентовъ со ста фунтовъ, остающихся въ вашихъ рукахъ, Г. Протоколъ; а я буду, что нибудь ежегодно прибавлять къ нимъ, покамѣстъ отъищется въ околодкѣ порядочный молодой человѣкъ, у котораго будетъ недостатокъ, для взятья на откупъ фермы, въ деньгахъ и въ женѣ, чтобы за оною присматривать. Ну что, моя милая, какъ вы объ этомъ думаете? Я возьму для васъ мѣсто въ дилижансѣ до Джеданта, но остальной путь надобно будетъ проѣхать верхомъ; потому что чортъ возметъ всякую повозку прежде, нежели она проѣдетъ въ Чарлис-Гадскую долину.
   Когда Женни согласилась не сіе предложеніе и добросердечному фермеру изъявляла свою благодарность: -- я быль бы очень радъ, прибавилъ онъ, ежели бы Миссъ Ревеккѣ угодно было поѣхать съ нами и прожить мѣсяца два, покамѣстъ вы обживетесь и привыкнете къ нашему житью бытью.
   Между тѣмъ какъ Ревекка отвѣчала ему красивымъ поклономъ я старалась заставить молодую дѣвушку, отиравшую слезы, сдѣлать то же, а добрый Динмонтъ уговаривалъ ихъ по своему ободриться, то есть нѣсколько грубо, но честнымъ и откровеннымъ образомъ; Плейдель нерѣдко прибѣгалъ къ табакеркѣ.-- Мнѣ гораздо пріятнѣе, сказалъ онъ Полковнику, смотрѣть на этаго добродушнаго фермера, нежели сидѣть за богатѣйшимъ и вкуснѣйшимъ обѣдомъ. Видно и мнѣ приходится поподчиватъ его блюдомъ во его вкусу. Нѣчего дѣлать. Надобно помочь ему спустить съ рукъ всѣ лишнія деньги. Гей, Дади, Чарлисъ Гопъ, Динмонтъ, послушай!
   Фермеръ оборотился, весьма радуясь, что Плейдель съ нимъ заговорилъ; потому что послѣ помѣщика своего никого въ свѣтѣ столько не уважалъ, какъ стряпчихъ.
   -- Ты не хочешь отступиться отъ тяжбы своей за межу?
   -- H... нѣтъ, сударь, что за радость терять свои права и дѣлаться людскимъ посмѣшищемъ; но такъ какъ вамъ не угодно взяться за это дѣло.; то приходится искать другаго стряпчаго.
   -- Видите ли, Полковникъ; не сказалъ ли я, что ето будетъ такъ? Хорошо же, когда ты не хочешь отстать отъ глупости: то надлежитъ тебѣ доставить удовольствіе тягаться какъ можно дешевле и постараться, чтобы ты выигралъ. Скажи Г. Протоколу, чтобы онъ отослалъ твои бумаги; а я разскажу ему, какимъ образомъ начать это дѣло. Къ тому же я не вижу, почему вамъ и не судиться за такой вздоръ, за которой при дѣдахъ вашихъ воспослѣдовали бы и зажигательства и смертоубійства.
   -- Конечно, сударь, это справедливо. Ежели бы между нами не стоялъ законъ, то мы бы сами собою перевѣдались; а такъ какъ законъ насъ связываетъ, то пусть же и развяжеть насъ законъ. Къ тому же въ нашемъ околодкѣ болѣе уважаютъ того, кто, явился въ судъ и говорилъ съ судьями.
   -- Прекрасное сужденіе, мой другъ! Прощай и отошли ко мнѣ, свои бумаги.
   -- Что не идти-ли и намъ, Полковникъ? кажется здѣсь болѣе дѣлать нѣчего.
   -- Ага! теперь то мы посмотримъ, что изволитъ сдѣлать Жакъ Давстонъ-Клейгской! сказалъ Динмонтъ, ударивъ себя съ торжественнымъ видомъ по ногѣ.
   

ГЛАВА VII.

   -- Надѣетесь ли выиграть дѣло этаго добраго молодца? спросилъ Полковникъ у Плейделя, выходя изъ комнаты.
   -- По совѣсти, не могу ничего сказать вѣрнаго. Невсегда сильный одерживаешь побѣду; впрочемъ я конечно употреблю всевозможное стараніе. Въ нашемъ ремеслѣ главное нещастіе состоишь въ томъ; что мы рѣдко видимъ добрую сторону человѣческаго рода. Просители являются къ намъ ополченные гнѣвомъ и бѣшенствомъ; предубѣжденіе ихъ и ненависть цѣпляются за все, какъ шипы зимнихъ конскихъ подковъ. Нерѣдко ручалось мнѣ видѣть входящихъ кабинетъ мой такихъ людей, которыхъ начиная слушать, мнѣ весьма хотѣлось выбросить въ окно; а послѣ я усматривалъ и соглашался въ томъ, что и самъ поступилъ бы точно такимъ образомъ "ежели бы разсердился, то есть потерялъ бы разсудокъ. Я очень увѣренъ, что въ ремеслѣ моемъ можно болѣе, нежели въ какомъ либо другомъ, насмотрѣться на глупость и злость людей; потому что оно служить имъ нѣкотораго рода стокомъ. Въ образованномъ обществѣ законоискусники походятъ на каминъ, освобождающій комнату отъ дыму, который безъ него закоптилъ бы все и повыѣлъ глаза. Послѣ сего можно ли удивляться тому, что въ немъ иногда увидишь сажу. Но я постараюсь дать сколь возможно лучшій ходъ дѣлу нашего молодца, чтобы оно стоило какъ можно менѣе: пусть мѣрка его овса достанется ему за настоящую цѣну.
   -- Согласитесь ли вы одолжить меня, спросилъ, разставаясь съ нимъ Маннерингъ, отобѣдать сего дня со много? Хозяинъ сказалъ мнѣ, что у него есть красная дичина и нѣсколько бутылокъ добраго вина.
   -- Красная дичина! да нѣтъ, это не возможно. Я не могу даже просить васъ къ себѣ, потому что понедѣльникъ и вторникъ дни священные. Въ середу я долженъ быть въ присудствіи и говорить по важному дѣлу. Но погодите, теперь время очень холодно; не льзя ли дичину оставишь до четверга, а вамъ до того времяни не выѣзжать изъ Едимбурга.
   -- То вы придете въ четвергъ ко мнѣ обѣдать?--
   -- Навѣрное.
   -- Ну такъ это заставитъ меня исполнить прежнее намѣреніе, пробыть съ недѣлю въ вашей столицѣ; и ежели дичина и не сбережется, то мы постараемся ее замѣнить чѣмъ нибудь другимъ.
   -- О, она очень хорошо сбережется. Возьмите же нѣсколько записокъ которыя если заблагоразсудите, то можете доставишь по адресамъ ихъ. Это рекомендательныя письма, которыя я заготовилъ для васъ сего дня поутру. Простите: Секретарь мой уже мъ часъ дожидается меня за этимъ проклятымъ свидѣтельствомъ. И сказавъ сіе, Г. Плейдель проворно скрылся въ переходахъ, которые для достиженія большой улицы содержатся къ обыкновенной дорогѣ въ такомъ же отношеніи, какъ Магелланской проливъ къ мысу. Торну.
   Взглянувъ на врученныя Плейделемъ письма, Маннерингъ съ удовольствіемъ увидѣлъ на нихъ имена славнѣйшихъ людей Шотландіи: Давида Юма, Доктора Фергуссона, Доктора Бланка, Лорда Кемеся, Адама Смитта, Доктора Робертсвона и пр. ...
   -- По чести, подумалъ Магнерингъ, у пріятеля моего стряпчаго прекрасный кругъ знакомыхъ. Всѣ опіи имена надѣлали въ свѣтѣ довольно шуму. Человѣкъ, возвратившійся изъ Ось-Индіи, долженъ мысли свои привесть въ нѣкоторый порядокъ, прежде нежели къ нимъ явится.
   Онъ не замедлилъ однакоже посѣтишь ихъ; и весьма жаль, что мы не въ силахъ нашимъ читателямъ описать подробнѣе то удовольствіе, которымъ онъ насладился въ обществѣ, въ коемъ всегда отлично принимали пріѣзжихъ, имѣвшихъ право на входъ въ оное познаніями своими и умомъ. Можетъ быть ни въ какое другое время въ Шотландіи не было подобнаго собранія столь, разнообразныхъ дарованій.
   Плейдель не пропустилъ четверга и явился къ обѣду на постоялый дворъ, въ коемъ жилъ Полковникъ. Дичина изготовлена была весьма вкусно, подаваемыя вина отборныя и стряпчій столь же хорошій гость, какъ и просвѣщенный законоискусникъ, потрудился около того и другаго. Не знаю однакоже, не принесло ли ему присутствіе Сампсона еще болѣе удовольствія, нежели сытный столь; умъ его И оборотливость доставили ему средство, нисколько не обижая Доминуса, позабавиться порядочно: отъ чего не могъ удержаться и самъ Полковникъ, равно какъ и два или три пріятели, приглашенные имъ. Важная и лаконическая простота отвѣтовъ Сампсона на лукавые и запутанные вопросы стряпчаго представили добродушное его свойство въ такомъ видѣ, въ коемъ оное не являлось еще Маннернигу. Плейделъ заставилъ его показать множество глубокихъ и отвлеченныхъ познаній, вообще не приносящихъ истинной пользы. Стряпчій сравнилъ голову Доминуса съ магазейномъ ростовщика, отдающаго деньги подъ залогъ, въ коемъ находится множество товаровъ разнаго рода, но наваленныхъ въ кучи и въ такомъ безпорядкѣ, что и самъ хозяинъ не можетъ въ немъ отыскать того, что ищетъ.
   Но ежели Доминусъ позабавилъ нѣсколько стряпчаго, то и сей послѣдній въ свою очередь доставилъ много занятія умственнымъ способностямъ Сампсона. Чѣмъ болѣе Плейдель предавался своему воображенію естественно пылкому и наклонному къ насмѣшкамъ "чѣмъ болѣе онъ приступалъ къ нему и веселился: тѣмъ болѣе Доминусъ взиралъ на него съ тѣмъ родомъ удивленія, съ каковымъ разсматриваетъ ручной медвѣдь обезьяну, прибывшую къ нему въ товарищи.
   Плейдель нарочно вмѣшивалъ въ разговоръ статью о какомъ нибудь важномъ, и степенномъ предметѣ, предвидя, что оная завлечетъ Доминуса въ разговоръ, и заставитъ его изложить свое сужденіе. Онъ съ восхищеніемъ взиралъ, какъ Сампсонъ внутренно приготовлялъ артиллерію своихъ понятій, чтобы ему отвѣтствоватъ и тяжелымъ снарядомъ своей учености обратить въ прахъ какое нибудь раскольное или еретическое предложеніе, выставленное стряпчимъ для приманки: и вдругъ, когда Доминусъ развертывалъ свой боевой порядокъ передъ непріятелемъ, сей послѣдній перемѣнялъ позицію и нападалъ на фланги и на тылъ его. Удивительносъ! вскричалъ онъ нѣсколько разъ, когда, надѣясь устремиться къ вѣрной побѣдѣ, на мѣстѣ сраженія не находилъ никого, между тѣмъ какъ былъ атакованъ съ другихъ сторонъ. Можно легко вообразить, что ему стоило немалаго труда составить въ головѣ своей новыя оборонительныя линіи. По словамъ Полковника, онъ походилъ на армію Индейцовъ, страшную числомъ, но которую атаковавъ съ фланговъ, легко можно привесть въ величайшій безпорядокъ, отъ коего потомъ она уже никакъ не монетъ освободиться. Впрочемъ Доминусъ, хотя и утомленный безпрестанными перестрѣлками, заставлявшими стоять въ ружьѣ всѣ его умственныя силы, почиталъ сей день лучшимъ и славнѣйшимъ въ своей жизни, и всегда о Г. Плейделѣ говорилъ, какъ о человѣкѣ весьма ученомъ, но нѣсколько вѣтренномъ.
   Гости мало по малу разошлись и трехъ пріятелей нашихъ оставили наединѣ. Разговоръ ихъ обратился на духовную Мистриссъ Бертрамъ.-- Какой чортъ, сказалъ стряпчій, могъ вложить въ голову этой старой ослицѣ лишишь бѣдную Люси наслѣдства, подъ предлогомъ отдашь его мнимому молодому человѣку, погибшему въ младенчествѣ. Прошу васъ извинить меня, Г. Сампсонъ. Я не обратилъ должнаго вниманія на то, сколько вамъ этотъ разговоръ долженъ быть тягостенъ. Я теперь вспомнилъ, что по этому дѣлу принялъ отъ васъ показаніе. Вое всю жизнь мою не удалось мнѣ столько трудиться, чтобы отъ отвѣтчика получить три слова сряду. Вы можете, Полковникъ, хвалишься своими Пиѳагорейскими или молчаливыми Браминами; однакоже я ручаюсь вамъ, что этотъ ученый можешь преподавать имъ науку молчанія. Но слова мудраго драгоцѣнны, и ихъ не должно тратишь безъ цѣли и пускать на вѣтеръ.
   -- Конечно, сказалъ Доминусъ, утирая глаза синимъ носовымъ платкомъ, это былъ горестный для меня день. Я сожалѣлъ о часѣ моего рожденія; но ниспославшій на меня сію скорбь далъ мнѣ и силу дли перенесенія оной.
   Маннерингъ воспользовался симъ случаемъ и попросилъ Г. Плейделя разсказать ему подробно, какимъ образомъ дитя пропало; а стряпчій, весьма любившій говоришь объ уголовныхъ дѣлахъ, а особенно въ коихъ и самъ дѣйствовалъ разсказалъ ему обстоятельно все и даже самыя мѣлочи.
   -- Какоежь ваше мнѣніе на счетъ сего? спросилъ Полковникъ.
   -- Что Кеннеди убитъ, въ томъ нѣтъ сомнѣнія. Не разъ случалось, что торговавшіе запрещенными товарами убивали таможенныхъ....
   -- Но что же вы предполагаете объ участи младенца?
   -- Что и онъ также убитъ. Онъ уже довольно смыслилъ и могъ бы показать то, что видѣлъ; а эти бездѣльники не посовѣстились бы возобновить побіеніе всѣхъ младенцевъ, ежели бы того потребовала ихъ польза.
   -- Доминусъ испустилъ тяжелый вздохъ, и вскричалъ: ужасно!
   -- Однако же въ оптомъ дѣлѣ также упоминается о цыганкѣ, а по сказанному намъ послѣ похоронъ Мистрисъ Бертрамъ этимъ грубымъ и простымъ человѣкомъ.....
   -- Въ самомъ дѣлѣ, онъ говорилъ, что Мистриссъ Бертрамъ увѣрилась въ существованіи младенца, по показанію цыганки. Малой! Я завидую, Полковникъ, догадкѣ вашей. Это страмъ для меня, что не я это придумалъ. Малой! а! бѣги скорѣе къ Люкивуду въ Новгатѣ. Ты найдешь Секретаря моего Дриверц. Онъ навѣрное сидитъ въ этой тавернѣ съ своими пріятелями (надобно вамъ сказать, Полковникъ, что всѣ мои подчиненные, подобно мнѣ, весьма основательны и наблюдаютъ порядокъ въ своихъ безпорядкахъ), скажи ему, чтобы онъ сей насъ же пришелъ сюда. Ежели это будетъ стоить ему какого нибудь штрафа, то я товарищамъ его самъ заплачу.
   -- А ежели онъ взялся представлять какое нибудь лице, то выдержитъ ли и здѣсь свою ролю?
   -- Прошу васъ, перестанемъ объ этомъ говорить: теперь не до шутокъ. Надобно стараться получить новыя извѣстія изъ этой Египетской стороны. Чтобы мнѣ только удалось ухватиться за самую тонкую нить этихъ запутаннымъ сѣтей, то увидите, какъ ихъ распутаю: я буду умѣть извлечь истину изъ устъ вашей цыганки или богемки, какъ ихъ называютъ Французы. О, я знаю, какъ поступишь съ свидѣтелемъ, который не хочетъ отвѣчать.
   Между тѣмъ, какъ Плейдель такимъ образомъ распространялся на счетъ знанія своего ремесла я посланный возвратился съ Дриверомъ. Ротъ сего послѣдняго былъ еще засаленъ сокомъ пирога, начиненнаго бараниною; а на нижней губѣ еще примѣтны были остатки пѣны отъ двухъ сольдоваго пива, съ которымъ онъ только что разстался, бросивъ все и поспѣшивъ явиться но приказанію Г. стряпчаго.
   -- Дриверъ! надобно вамъ отъискать сію же минуту женщину, по имени Ревекку, служившую и, у Мистриссъ Бертрамъ. Ищите ее вездѣ. Разспрашивайте обстоятельнѣе; можно узнать о ней отъ Г. Протокола и отъ Каида, торгующаго табакомъ; но въ эти два дома самому ходить не надобно: пошлите туда какую нибудь знакомую женщину; а вѣроятно многія изъ нихъ захотятъ вамъ услужить, не правда ли? Когда же отыщите ее: то скажите, чтобы она явилась ко мнѣ завтра поутру ровно въ восемь часовъ.
   -- А какъ мнѣ ее позвать, спросилъ Адьютантъ, подъ какимъ предлогомъ?
   -- Подъ какимъ угодно. Развѣ я обязанъ учить васъ лгать?..
   -- Но постарайтесь, чтобы онъ непремѣнно пришла въ восемь часовъ, такъ какъ я сказалъ.
   Секретарь улыбкою искривилъ лице, поклонился и ушелъ.
   -- Онъ прерасторопный весельчакъ, и нѣтъ ему подобнаго во время судебнаго слѣдствія. Онъ можетъ не спавши три ночи сряду, писать подъ диктовку мою: или, что все равно, онъ также хорошо и правильно пишетъ сонной, какъ когда и проснется. Этотъ плутъ ведетъ себя очень порядочно; онъ не пойдетъ, какъ другіе безпрестанно шататься по разнымъ трактирамъ, и не нужно посылать двадцать человѣкъ его отъискивать. Нѣтъ, онъ наблюдаетъ большой порядокъ, зимнія квартиры свои располагаетъ у Луки-Вудъ подлѣ камина, а лѣтнія у окна, и никогда далѣе не перемѣщается. Когда случится работа, то всякой разъ его тамъ найдешь, думаю даже, что онъ никогда не раздѣвается и не ложится. Пиво замѣняетъ ему всё, и пищу и питье, и одежду, и постелю, и баню, и...
   -- Но судя по образу жизни его на лѣтнихъ и зимнихъ квартирахъ, надобно полагать, что онъ невсегда въ состояніи исправлять свою должность.
   -- О! пиво ему никогда не вредишь, Полковникъ. Онъ нѣсколько часовъ сряду будетъ и тогда писать, когда не въ состояніи уже говорить. Я помню, какъ однажды вечеромъ меня позвали по одному весьма важному дѣлу по апелляція, которой срокъ былъ на исходѣ. Это было въ субботу; я въ тотъ день плотно пообѣдалъ, и неочень хотѣлъ приняться за работу; однакоже наконецъ согласился, приготовилъ бумагу, перья и чернила, разсмотрѣлъ дѣло; но намъ нуженъ былъ Дриверъ. Сдѣлали все, что могли; два Человѣка внесли его къ намъ въ комнату: потому что самъ онъ не могъ ни ходишь, ни говорить. Когда же его усадили въ кресла, вложили въ пальцы перо, предъ нимъ разложили бумагу, и сколь скоро онъ услышалъ мои голосъ: то началъ писать. Правда, что подлѣ его надобно было поставить человѣка, которыя бы обмакивалъ его перо: потому что онъ не видалъ, гдѣ стояла чернилица; но въ жизнь мою не видалъ я бумаги, лучше написанной,
   -- А на другой день поутру спросилъ Полковникъ, улыбаясь, показалась ли она вамъ столь же хорошею, какъ на канунѣ?
   -- Такою же? Совершенно. Не было надобности перемѣнишь трехъ словъ, и она въ тотъ же день отправилась по почтѣ. Но вы пожалуете завтра ко мнѣ позавтракать и вмѣстѣ послушать, что намъ скажетъ эта женщина?
   -- Да, вы назначили часъ свой весьма рано.
   -- Не могъ иначе. Ежели бы ровно въ девять часовъ я не явился въ судъ: то сочли бы меня разбитымъ параличемъ и разнесся бы о томъ слухъ я и я во все время нынѣшнихъ засѣданій отъ того много бы пострадалъ.
   -- Быть по сему: я хотя черезъ силу, а приду къ вамъ.
   Послѣ сего общество на сей вечеръ разошлось.
   На драгой день я въ назначенный часъ Маннерингъ явился къ стряпчему, проклиная сырость Шотландскаго воздуха по Декабрскимъ утрамъ. Мистриссъ Ревекка сидѣла уже подлѣ камина Г. Плейделя, передъ нею стояла чашка шоколада, и разговоръ уже давно продолжался.
   -- Нѣтъ, Мистриссъ Ревекка, я увѣряю васъ, что вовсе не намѣренъ опровергать духовной прежней госпожи вашей, и даю честное слово въ томъ, что отказанное на вашу долю не подвергается ни малѣйшей опасности. Вы отъ Мистриссъ Бертрамъ это заслужили, и мнѣ бы еще пріятнѣе было, когда бы она наградила васъ вдвое.
   -- Конечно, сударь, не годится пересказывать слышаннаго. Вы сами видѣли, какъ етотъ неучтивецъ Квидь наговорилъ мнѣ колкостей, и высказалъ при всѣхъ то, въ чемъ я передъ нимъ по неосторожности проболталась. Такъ ежели и съ вами начну говоришь откровенно: то Богъ знаетъ, что изъ этого выдетъ.
   -- Не безпокойтесь, добрая Ревекка, мое свойство вамъ поручится за меня. Лѣта ваши, и наружность даютъ вамъ право говорить столь же вольно, какъ и всѣхъ эротическимъ стихотворцамъ и избавятъ васъ отъ всякой опасности.
   -- Хорошо, сударь. И такъ, когда вы изволите говорить, что мнѣ бояться нѣчего; то вотъ какимъ образомъ случилось произшествіе, о которомъ вы желаете узнать: надобно вамъ сказать, то съ годъ тому будетъ, или кажется немного поменѣе, барынѣ моей присовѣтовали для разсѣянія нашедшей. на нее тоски, проѣхаться и пожить въ Жильсландѣ. Въ то время начали въ свѣтѣ поговаривать о разореніи Г. Елленгована и это много ее огорчало; потому что она гордилась своимъ произхожденіемъ, хотя жила и не въ большемъ согласіи съ Г. Бертрамомъ, а особенно въ послѣдніе два или три года. Онъ часто попрашивалъ у нея въ займы денегъ, я она неочень на то соглашалась; ибо получить съ него обратно было невесьма легко, такъ они и поразладили между собою. Въ Жильсландѣ кто-то сказалъ, что имѣніе Елленгована продается, и съ того времяни можно бы было подумать, что барыня возненавидѣла Мисъ-Люси. Она нерѣдко говорила мнѣ: Ахъ! Ревекка, ежели бы у Елленгована быль сынъ, а не это глупое твореніе Люси, не умѣющая удержать отъ дурачествъ своего безмозглаго отца: то помѣстья не льзя бы было продать для заплаты долговъ стараго глупца! и она такъ часто мнѣ это повторяла, что и слушать ее было Скучно. Однажды гуляя на лугу, что подлѣ рѣки, увидѣвъ кучу дѣтей (съ ними былъ и отецъ ихъ по имяни Макъ-Краски): не стыдъ ли это, вскричала она, что у всякаго нищаго есть сыновья и наслѣдники, а фамилія Елленговановъ не имѣетъ потомка мужескаго пола! за нами стояла старая цыганка, съ виду..... словомъ сказать, я никогда Не видывала такой другой женщины. А кто смѣлъ сказать, вскричала она, что въ фамиліи Елленговановъ нѣтъ наслѣдника мужескаго поля. Барыня моя обернулась; она была не застѣнчива и не ходила за отвѣтомъ въ карманъ. Я, отвѣчала она, это сказала я и съ большимъ огорченіемъ. Старая цыганка, взявъ ее за руку, примолвили съ большимъ жаромъ.-- Я васъ давно уже знаю, хотя сама вамъ и не знакома. Но увѣряю васъ и клянусь, что какъ справедливо то, что на небѣ есть солнце, что вода этой рѣки течетъ въ море, что тамъ въ высотѣ есть ухо, слышащее насъ обѣихъ; также справедливо и то, что Генрихъ Бертрамъ, котораго полагаютъ погибшимъ на Варрохской оконечности, не былъ тѣмъ убитъ. Правда, что до двадцать перваго года ему предстояли многія опасности; но ежели онъ еще живъ, и я также не умру: то вы услышите о немъ нынѣшнею зимою, прежде нежели снѣгъ два дня пролежитъ на горѣ Синглезидской. Барыня моя положила было руку въ карманъ не нужны мнѣ ваши деньги, сказала цыганка, вы можете, подумать, что я обманываю васъ. Простите. Мы не увидимся прежде праздника Св. Мартина. Посла чего она ушла.
   -- Женщина эта не была ли очень высокаго роста? спросилъ Полковникъ.
   -- Не черноволосая ли она была, подхватилъ стряпчій, съ черными глазами и рубцомъ на лбу?
   -- Во всю мою жизнь я не видала женщины выше ея рог стомъ. Волосы ея были, какъ смоль, черные, кромѣ того, что мѣстами начинали сѣдѣть и надъ бровью былъ шрамъ, въ который можно вложить палецъ. Нѣтъ, ее нескоро выбьешь изъ головы, увидѣвъ хоть одинъ разъ. Я точно увѣрена, что барыня моя сдѣлала духовную, основываясь на сказанномъ ей цыганкою; потому что возненавидѣла Мисъ Люси, и ето еще усилилось послѣ отправленія къ ней двадцати фунтовъ стерлинговъ. Этого не довольно, говорила она, что Миссъ Бертрамь, будучи дѣвушкою, а не мальчикомъ, допустила перейти Елленговянскому помѣстью въ чужія руки, но еще бѣдностію своею скоро будетъ въ тягость для фамиліи Синглезидовъ и нанесетъ ей стыдъ. Я надѣюсь однако же, что духовная барыни моей законна. Мнѣ бы было тяжело лишиться отказаннаго ею подарка; потому что надобно признаться, жалованье отъ нее получала я невесьма большее.
   Стряпчій снова уговорилъ сего не опасаться, и спросивъ, куда девалась Женни Жибсонъ, получилъ въ отвѣтъ, что она отправляется съ Динмонтомъ.-- И я туда же поѣду, примолвила она; потому что онъ былъ столько вѣжливъ, что и меня пригласилъ. Они добрые люди, эти Динмонты, хотя покойной барынѣ и не нравилось говорить объ этомъ родствѣ; однакожъ она очень жаловала присылаемые ей окорока, и сыръ, и носки, и ягнячьи, шерстяныя рукавички. О! это-то она принимала съ величайшимъ удовольствіемъ.
   Гнъ Плейдель отпустилъ Ревекку, и когда она ушла,-- я думаю, сказалъ онъ Полковнику я что угадалъ, кто была эта цыганка.
   -- И я то же хотѣлъ вамъ сказать, отвѣчалъ Полковникъ.
   -- А имя ея, продолжалъ стряпчій...
   -- Мегъ Мерильисъ, подхватилъ Маннерингъ, не давъ ему окончишь.
   -- Какъ вы это узнали? спросилъ у Полковника стряпчій, взирая на него съ видомъ смѣшнаго изумленія.
   Маннерингъ отвѣчалъ ему, что видѣлъ эту женщину лѣтъ двадцать пять тому назадъ въ Елленгованѣ и другу своему сообщилъ всѣ замѣчательныя обстоятельства сего посѣщенія. и
   Плейдель, выслушавъ его съ большимъ вниманіемъ: я радовался, сказалъ онъ, что въ особѣ Г. Сампсона нашелъ глубокаго богослова; но никакъ не воображалъ въ покровителѣ его увидѣть ученика Альбумацаровъ и Мессагаловъ. Я однако же твердо увѣренъ въ томъ, что эта цыганка могла бы намъ открытъ гораздо болѣе, нежели что ей извѣстно по внутреннему созерцанію {Въ сѣверной части Шотландіи есть люди, полагающіе себя одаренными внутреннимъ созерцаніемъ. Они симъ именемъ, называютъ забывчивость, во время коей чужды всякому наружному ощущенію, и увѣряютъ, что могутъ видѣть происходящее въ дальнемъ разстояніи и даже предвидѣть то, что нѣкогда случится. (Зам. Французскаго Пер.)}. Она во время оно также была въ моихъ рукахъ, и я ничего не могъ отъ нее добиться; но сей же часъ напишу къ Мак-Морлану, чтобы онъ привелъ въ движеніе небо и землю и ее бы отъискалъ. Я охотно поѣду въ Кипплетринганъ, чтобы быть при допросѣ ея. Я все еще членомъ мирной юстиціи того Графства, хотя уже и оставилъ должность шерифа. Отъ роду мнѣ ничего такъ не хотѣлось, какъ отыскать убійцъ Кеннеди и узнать, что воспослѣдовало съ нещастнымъ младенцемъ. Напишу также и къ Роксбурхскому шерифу и въ Кумберландъ къ одному очень дѣятельному мирному судьѣ.
   -- Надѣюсь, что когда вы пожалуете въ нашу сторону, то главная квартира ваша будетъ назначена въ Вудбурнѣ.
   -- Безъ сомнѣнія! я боялся, что вы не позволите мнѣ этаго; но окончимъ нашъ завтракъ поскорѣе, или я опоздаю въ присудствіе.
   На другой день новые пріятели разстались и Полкдиникъ возвратился домой, не встрѣтивъ на пути никакого произшествія, заслуживающаго быть представленнымъ читателямъ нашимъ.
   

ГЛАВА VIII.

   Теперь повѣствованіе наше должно на минуту возвратиться къ тому времени, когда былъ, раненъ молодой Газлевудъ. Тотчасъ послѣ сего произшествія воображенію Броуна представились слѣдствія, коимъ онъ и Юлія могли подвергнуться. Хотя онъ и полагалъ себя въ состояніи доказать, что сіе случилось отъ стеченія обстоятельствъ и противу желанія его; однакожъ не смотря на то, опасался большихъ непріятностей. Попасться подъ стражу на чужой сторонѣ; не имѣя никакихъ средствъ доказать, что онъ за человѣкъ, и чѣмъ служитъ въ военной службѣ, было вовсе не забавно: и питому онъ заблагоразсудилъ устранить, себя отъ продолжительнаго заключенія. И такъ Броунъ рѣшился удалишься на ближайшій Англинскіи берегъ, и тамъ оставаться въ неизвѣстности до полученія Отъ повѣреннаго своего денегъ, а отъ полковыхъ пріятелей писемъ; послѣ чего намѣренъ былъ предложить молодому Газлевуду и друзьямъ его изъясненіе или удовлетвореніе, какого они сами пожелаютъ.
   Въ семъ намѣреніи удалившись отъ того мѣста, гдѣ произошло несчастное приключеніе, онъ, не останавливаясь, дошелъ до небольшаго городка, названнаго нами Портанферри, но котораго читатель нашъ тщетно будетъ искать подъ симъ именемъ на картъ Шотландіи. Большая безпалубная лодка отправилась;въ маленькой Кумберландской портъ Алломби. Броунъ пустился на оной и рѣшился въ селгь послѣднемъ городѣ пробыть до тѣхъ поръ, пока получитъ изъ Англіи деньги и письма.
   Во время кратковременнаго своего пути, онъ вступилъ въ разговоръ съ кормчимъ, который былъ также и хозяинъ лодки. Сей старикъ иногда участвовалъ въ запрещенной торговлѣ, такъ какъ почти и всѣ прочіе рыбаки сихъ береговъ. Поговоривъ о разныхъ, невесьма важныхъ предметахъ, Броунъ завелъ рѣчь о Полковникѣ Маннерингѣ и семействѣ его. Морякъ слышалъ о произшествіи съ торговавшими контрабандою и не одобрялъ ихъ поступка.
   -- Они затѣяли дурную игру, сказалъ онъ, и возстановятъ всѣхъ противу себя. Нѣтъ, я иначе поступалъ съ таможенными служителями они, перехватятъ мой грузъ! Ну, ихъ щастье. Удастся мнѣ пробраться и сбыть съ рукъ благополучно! тѣмъ лучше для меня. Нѣтъ, волкамъ не надобно грысться между собою.
   -- А дочь его, продолжалъ Броунъ съ сильнымъ біеніемъ сердца, выходитъ, какъ говорятъ, за мужъ, за одного молодаго человѣка лучшей фамиліи во всемъ околодкѣ.
   -- Какъ, за Г. Газлевуда? нѣтъ, нѣтъ, это вздоръ. Онъ по воскресеньямъ послѣ обѣдни провожалъ домой дочь покойнаго Лорда Елленгована и Педжи; дочь моя, которая, служитъ въ Вудбурнѣ, говоритъ, что думаетъ о Миссъ-Маннерингъ столько же, какъ мы съ вами.
   Броунъ хотя и соболѣзновалъ о поспѣшности, съ каковою повѣрилъ сему ложному, извѣстію, но не менѣе того съ большимъ удовольствіемъ узналъ о неосновательности подозрѣній на щетъ вѣрности Юліи. Но сколько однако же потерялъ онъ вѣроятно во мнѣніи ея! Что могла заключить Юлія о таковомъ поступкѣ, которой въ глазахъ ея долженъ былъ представитъ его человѣкомъ, не умѣющимъ уважить ни чувствительности ея, мы общихъ выгодъ, ни взаимной нѣжности ихъ? Сношенія старика съ Вудбурнскимъ домомъ, казалось, давали ему надежное средство вступить съ Юліею въ переписку, на что онъ и рѣшился.
   Вы, кажется, сказали мнѣ, что дочь ваша служитъ въ Вудбурнѣ? Я знавалъ Миссъ-Маннерингъ въ Индіи; и хотя теперешнее мое положеніе вовсе не можетъ сравняться съ ея состояніемъ, но надѣюсь, что она не откажетъ мнѣ въ моей просьбѣ. Я имѣлъ нещастіе поссориться съ ея отцемъ, служивъ подъ его Начальствомъ; и несомнѣваюсь въ томъ, что Миссъ-Маннерингъ охотно согласится насъ свесть и помирить. Можетъ быть, что дочь ваша въ состояніи отдать ей письмо, не сказывая о томъ Полковнику.
   Сшарцкъ обѣщался доставить тихонько его письмо. И такъ немедленно по прибытіи въ Аломби, Броуну въ запискѣ своей къ Миссъ-Маннерингъ изъявилъ сожалѣніе и извинялся въ непріятномъ произшествіи; случившемся въ ея глазахъ и просилъ подать ему средство лично предъ нею оправдаться и испросишь прощеніе. Онъ не заблагоразсудилъ подробно описывать обстоятельствъ, приведшихъ его въ заблужденіе и старался изъясняться двусмысленными словами; такъ что въ случаѣ, ежели бы письмо его попалось въ чужія руки; то его не можно было бы понять и отгадать, кто писалъ. Старикъ взялся передать оное своей дочери; а такъ какъ лодка его скоро должна была опять заѣхать въ Алломби: то обѣщался доставить и отвѣтъ, ежели Миссъ-Маннерингъ угодно будешь дашь оный.
   Послѣ сего гонимый путешественникъ нашъ пріискалъ себѣ въ Алломби квартиру, приличную временному положенію его кошелька и желанію быть незамѣщеннымъ. Въ семъ намѣреніи онъ назвался имянемъ пріятеля своего Дудлея, сказался живописцемъ; а такъ какъ рисовалъ довольно хорошо, то хозяинъ его и не могъ нисколько въ томъ сомнѣваться. Онъ говорилъ, что изъ Вихтона долженъ получить свои пожитки; и выходя, какъ можно менѣе, съ нетерпѣніемъ ожидалъ отвѣта на письма свои къ повѣренному, къ другу его Демасерру и къ Подполковнику своего полка. Первому приказывалъ онъ переслать къ нему денегъ, втораго заклиналъ всѣмъ на свѣтѣ пріѣхать къ нему сколь можно скорѣе, а послѣдняго просилъ доставить ему свидѣтельство съ означеніемъ чина и мѣста занимаемаго имъ въ полку, а равно и поведенія его во время пребыванія въ ономъ, желая тѣмъ доказать и званіе по службѣ и личную нравственность свою.
   Непріятности, коимъ онъ скоро долженъ былъ подвергнуться отъ недостатка денегъ, казались ему столь страшными, что онъ написалъ и къ Динмонту, прося его ссудить на время нѣсколькими гинеями. Отъ добраго фермера, котораго жилище находилось не далѣе 60 миль, онъ не сомнѣвался получить скорый и благопріятный отвѣтъ, и въ письмѣ своемъ также не забылъ упомянуть о томъ, что послѣ свиданія ихъ всѣ пожитки его были ограблены.
   Нужно замѣтить въ объясненіе причины долгаго замедленія въ отвѣтахъ, ожидаемыхъ Броуномъ съ нетерпѣніемъ я что тогда почтовая служба производилась со всѣмъ не съ такою дѣятельностію, какъ со времени перемѣнъ, введенныхъ г. Пальмеромъ. Что касается до добраго Динмонта я то онъ едва ли въ теченіи трехъ мѣсяцовъ получалъ одно письмо: а потому писанныя къ нему нерѣдко оставались по цѣлымъ мѣсяцамъ на письменномъ столѣ конторщика и валялись вмѣстѣ съ маленькими бѣлыми хлѣбцами, пасквилями, пряниками или пѣснями, смотря по роду торговли, коею занимался почтовый Экспедиторъ. Только во время какой нибудь тяжбы онъ часто посылалъ за письмами, которыя къ нему могли бытѣ отправлены; а тогда онъ не судился ни съ кѣмъ, потому что дѣло съ Жакомъ Давстонъ-Клейгскимъ ещё не производилось. Сверхъ того для доставленія письма на тридцать миль разстоянія, тогда было въ употребленіи провозить оное миль двѣсти: отъ чего прибавлялось къ почтовымъ доходамъ нѣсколько копѣекъ; письмо провѣтривалось, а ожидающіе отвѣтовъ научались терпѣнію. Отъ всѣхъ сихъ обстоятельствъ Броунъ прожилъ въ Алломби нѣсколько дней, не получивъ отвѣта; и кошелекъ его, не смотря на всю его бережливость, дѣлался весьма легкимъ, когда молодый рыбакъ подалъ ему слѣдующее письмо.
   "Вы поступили весьма жестоко и неосновательно, и показали мнѣ, сколько я могу полагаться на обѣщаніе ваше, почитать выше всего мое спокойствіе и щастіе. Отъ непростительной пылкости вашей едва не лишился жизни молодой человѣкъ, преисполненный чести и достоинствъ. Не довольно ли того? Должно ли прибавишь къ тому, что я и сама была больна, по причинѣ вашей необдуманности? Надобно ли сверхъ того примолвить, что могущія произойти отъ оной послѣдствія также весьма много меня безпокоили, хотя поведеніе ваше неочень заслуживаетъ моего сожалѣнія. П. на нѣсколько дней уѣхалъ, Г. Г. почти совершенно выздоровѣлъ, и я имѣю причину полагать, что подозрѣніи падаютъ совсѣмъ не въ ту сторону, куда должно. Однакоже берегитесь: и не показывайтесь въ окрестностяхъ нашихъ. Намъ встрѣтились случаи слишкомъ страшные и насильственные, чтобы я могла подумать о возобновленіи связи, нѣсколько уже разъ сопровождаемой нещастныхъ произшествіемъ. И такъ простите и вѣрьте, что никто не желаешь искреннѣе вашего благополучія какъ..." Ю. М.
   Въ семъ письмѣ заключался родъ увѣдомленія, которое часто упоминается для того, чтобы внушить намъ желаніе сдѣлать со всѣмъ противное тому, чего отъ насъ требуютъ. По крайней мѣрѣ, оно произвело таковое дѣйствіе надъ Броуномъ. По прочтеніи сего письма, онъ спросилъ у молодаго рыбака, не изъ Поршанферри ли онъ пріѣхалъ?...
   -- Конечно, я сынъ стараго Вилліама Джонстона и получилъ это письмо отъ сестры моей Педжи, у которой на рукахъ Вудбурнское бѣлье.
   -- А когда вы поѣдете назадъ, любезный другъ?
   -- Нынѣшнимъ вечеромъ, при отливѣ.
   -- Я пущусь съ вами; но мнѣ не хочется плыть до Портанферри: не можете ли вы высадить меня на берегъ, не доѣзжая?
   -- Ничего нѣтъ легче.
   -- Хотя цѣны съѣстныхъ припасовъ въ то время были и неочень высоки; но когда Броунъ расплатился за постой, за прочіе издержки и запасся новымъ платьемъ, что было необходимо какъ для того, чтобы не быть скоро узнаннымъ, такъ и по тому, что прежнее совершенно износилось: то кошелекъ его почти вовсе опустѣлъ. Онъ оставилъ записку въ почтовой конторѣ для отсылки его писемъ въ Кипплетринганъ и вознамѣрился туда отправиться и взять у Мистриссъ Мак-Кендличь оставленное ей на сохраненіе. Онъ также полагалъ себя обязаннымъ перестать скрываться, коль скоро получитъ свидѣтельство о имяни своемъ и чинѣ, и потомъ предложитъ молодому Газлевуду такое удовлетвореніе, какого онъ заблагоразсудитъ потребовать отъ Офицера Королевской службы. Ежели онъ не ослѣпленъ несправедливымъ гнѣвомъ, думалъ Броунъ: то конечно согласится, что поступокъ мой былъ необходимымъ слѣдствіемъ сдѣланныхъ мнѣ угрозъ.
   И такъ, онъ опять пустился въ море. Шелъ дождь, вѣтеръ дулъ противный, а теченіе отлива, весьма слабое, имъ немного способствовало. Лодка, тяжело нагруженная товарами, изъ коихъ большая часть состояла конечно изъ запрещенныхъ, сидѣла въ водѣ глубоко: а потому путешествіе сіе было не безъ опасности. Броунъ, возросшій на морѣ, началъ и самъ работать, и въ управленіи судномъ сдѣлался для кормчаго тѣмъ полезнѣе, что вѣтръ усилился и дулъ въ противную сторону быстрому теченію, бывающему въ томъ мѣстѣ. Наконецъ проработавъ цѣлую ночь, они очутились поутру противу прелестнаго залива на Шотландскомъ берегу. Небо прочистилось, погода сдѣлалась теплѣе и долго лежавшій снѣгъ вовсе растаялъ. Видимыя вдали горы сохранили еще бѣлое свое покрывало; но въ долинахъ непримѣтно было и слѣдовъ онаго, и не смотря на зимнее время, видъ земли былъ пріятенъ. Морской берегъ съ правой и лѣвой стороны безчисленными разнообразными изгибами своими составлялъ нѣсколько заливовъ и перемѣнными округлостями, неправильными изгибами невольно привлекалъ къ себѣ взоры. Тушъ представлялся онъ грозными, вдавшимися въ море, утесистыми скалами; тамъ пески, постепенно возвышающіеся отъ моря, сливались съ лугами. Косвенные лучи Декабрьскаго солнца преломлялись на разсѣянныхъ хижинахъ, и лѣса, хотя лишенные листьевъ, придавали еще болѣе красоты сему сельскому виду. Броунъ ощутилъ въ себѣ живое, пламенное удовольствіе, всегда возрождающееся въ душѣ, одаренной вкусомъ и чувствительностію при взглядѣ на красоты природы, представляющейся глазамъ послѣ скучнаго ночнаго путешествія. Станется, потому что никто не можетъ подробно описать того неизъяснимаго чувства, питающаго во всякомъ человѣкѣ, родившемся въ горахъ, всегдашнюю привязанность къ симъ знакомцамъ юныхъ лѣтъ! станется, что нѣкоторыя неясныя воспоминанія производили надъ нимъ дѣйствіе, коего причина имъ была давно забыта и смѣшивалась съ довольствіемъ, имъ ощущаемымъ при взглядѣ на живописной видъ, бывшій предъ его глазами.
   -- А какъ называется, спросилъ Броунъ у кормчаго, этотъ прекрасный мысъ, покрытый лѣсомъ, котораго возвышенная скала такъ далеко вдалась въ море и составляетъ правую сторону залива.
   -- Это Варрохская оконечность, отвѣчалъ онъ.
   -- А эти развалины, у подошвы которыхъ примѣтенъ домъ? онѣ кажутся очень обширными.
   -- Это старый замокъ; а тотъ домъ, что пониже, новый замокъ. Не хотите ли сойтить въ этомъ мѣстѣ на берегъ? теперь мы недалеко отъ Портанферри.
   -- Пожалуй я очень хорошо. Я съ удовольствіемъ осмотрю эти развалины, прежде нежели пущусь далѣе.
   -- Онѣ тутъ стоятъ недаромъ. Видите ли эту толстую башню: ну, такъ по ней мореходцы, точно какъ по Рамсаю на островѣ Манѣ, или по Айрскому мысу направляютъ свой путь. Говоритъ что въ старину тутъ много было сраженій.
   Броунъ хотѣлъ пораспросить у него подробнѣе: но рыбакъ не Антикварій, а потому и не могъ болѣе ему сказать.
   Лодка продолжала путь свой до самаго мыса, на вершинѣ коего находилась старая башня, которая по срединѣ окружавшихъ ея развалинъ возвышалась еще надъ заливомъ и неуспокоившимися волнами.-- Я думаю, сказалъ рыбакъ, что вамъ можно вытти здѣсь на берегъ, не замочивъ ногъ. Тутъ есть мѣсто, къ которому въ старину приставали лодки, и отъ него просѣчена до вершины скалы узкая лѣсенка. Я не разъ при свѣтѣ мѣсяца тамъ выгружалъ товары.
   Между тѣмъ, какъ рыбакъ сіе разсказывалъ, они обошли оконечность скалы и очутились подлѣ небольшой пристани, отчасти образованной природою, а отчасти трудами прежнихъ владѣльцовъ замка, которые, сообразно словамъ рыбака, полагали необходимымъ имѣть родъ гавани для своихъ лодокъ; потому что никакое купеческое судно не могло бы пристать къ оному. Входъ, стѣсненный двумя скалами, былъ столь узокъ, что и самыя малыя суда должны были входитъ поодиначкѣ. На обѣихъ сторонахъ были еще видны огромныя желѣзныя кольца, твердо прикрѣпленныя къ скаламъ. Къ нимъ, по преданьямъ каждую ночь прикрѣплялся бонъ {Мачтовыя деревья, сковавшая между собою желѣзными цѣпями.} для безопасности пристани и находившейся въ ней флотиліи. Съ одной стороны съ помощію кирки и молота былъ обдѣланъ родъ набережной. Камень сей скалы былъ столь твердъ, что работникъ, какъ говорилъ рыбакъ, могъ вечеромъ принесть домой въ шапкѣ отколонное имъ во весь день. Сія небольшая набережная примыкала къ упомянутой нами лѣстницѣ, ведшей къ старому замку; на набережную же можно было отъ воды влезть по камнямъ.
   -- Вамъ не худо бы, сказалъ рыбакъ, здѣсь выпили на берегъ: тутъ хорошо, а далѣе будетъ очень круто. Нѣтъ и нѣтъ! прибавилъ онъ, отказываясь отъ подаваемыхъ ему Броуномъ денегъ; вы порядочно заработали на свой перевозъ! вы трудились болѣе, нежели нашъ братъ матросъ! прощайте! Добрый путь! Сказавъ сіе, онъ отчалилъ отъ берега, поѣхалъ выгружать свой грузъ на другую сторону залива и оставилъ Броуна на берегу подъ развалинами съ небольшою подъ мышкою поклажею, съ необходимо нужными вещами, купленными имъ въ Алломби.
   Такимъ-то образомъ неизвѣстный самому себѣ наслѣдникъ Елленговановъ, находившійся ежели не въ ужасномъ, то по крайней мѣрѣ въ непріятномъ положеніи, безъ друзей, безъ подпоры на сто миль вокругъ себя, обвиненный въ уголовномъ преступленіи, перехода изъ мѣста въ мѣсто, и почти безъ гроша, что также немалое затрудненіе, подходилъ къ развалинамъ замка, свидѣтели великости и могущества предковъ его.
   

ГЛАВА ІХ.

   Броунъ, или лучше сказать, Бертрамъ, какъ будемъ его называть съ тѣхъ поръ, какъ онъ вступилъ въ древнее помѣстье предковъ своихъ, вошелъ въ старый замокъ черезъ нѣкоторый родъ подъемной калитки, въ которой оставались еще примѣты прочныхъ запоровъ, коими она нѣкогда запиралась. Онъ обошелъ развалины, любовался крѣпостію существовавшихъ еще стѣнъ и великолѣпіемъ, о которомъ свидѣтельствовали прочія уже разрушившіяся, лежащія на обширномъ мѣстѣ. Въ двухъ комнатахъ, бывшихъ одна подлѣ другой, нашелъ онъ примѣты, показывавшія, что въ нихъ недавно жили. Въ меньшей изъ двухъ валялись пустыя бутылки, полу объѣденныя кости и куски хлѣба; въ другой съ незатворенными дверями увидѣлъ онъ большую вязанку соломы: -- примѣтно было, что въ обѣихъ недавно разкладывали огонь. Могъ ли онъ думать, что сіи столь незначущія обстоятельства имѣли непосредственное вліяніе на щастіе его, честь и самую жизнь?
   Осмотрѣвъ наскоро всю внутренность, для удовлетворенія любопытства своего Бертирамъ вышелъ въ большія ворота, обращенныя къ сторонѣ новаго замка, и остановился на минуту чтобы полюбоваться представившимся ему прекраснымъ видамъ. Старавшись безполезно отгадать положеніе Вудбурна, и почти увѣрившись въ которой сторонѣ находится Кинплетринганъ, онъ оборотился, чтобы въ послѣдній разъ; взглянуть ни оставляемыя имъ величественныя развалины, удивлялся живописному дѣйствію башенъ, коихъ толстыя стѣны и темный сводъ, служившій вмѣсто воротъ, казалось, дѣлали вид" ходъ сей еще мрачнѣйшимъ; Гербъ Елленголаігской фамиліи еще существовалъ на фронтонномъ камнѣ, и состоялъ изъ трехъ волчьихъ головъ, лежавшихъ вкось но голубому полю, а подъ ними находился волкъ, пронзенный стрѣлою. Съ каждой стороны щитъ поддерживаемъ былъ дикимъ, державшимъ въ рукѣ вырванный съ корнемъ дубъ.
   Но обыкновенному стремленію мыслей, возрожденныхъ симъ зрѣлищемъ: -- владѣютъ ли еще симъ замкомъ, подумалъ Бертрамъ, потомки древнихъ Бароновъ, его построившихъ; или влачатъ жизнь свою въ дальней странѣ, не вѣдая, можетъ быть, и имени своего и могущества предковъ? Не перешло ли наслѣдство ихъ въ чужія руки? Почему видъ нѣкоторыхъ предметовъ возбуждаетъ мысли, подобныя сновидѣніямъ, приводящимъ на память давно изглаженныя воспоминанія, которыя старый мой Браминъ Муншіи приписалъ бы воспоминаніямъ о предъидущей жизни? Не ужели видѣнія, смутно представляющіяся во снѣ, приходятъ намъ на память отъ предметовъ, уподобляющихся привидѣніямъ, порождаемымъ нашимъ воображеніемъ? Сколько разъ случается, что бывъ жъ совершенно новомъ для насъ обществѣ, разговаривающія особы, предметъ ихъ разсужденій и мѣсто, въ коемъ онѣ находятся, не совсѣмъ для насъ незнакомы, и кажется, будто мы предчувствуемъ то, что онѣ скажутъ? Точно тоже ощущаю я теперь, разглядывая сіи развалины. Не могу удержаться не подумать, что если огромныя башни, вши вороты со сводомъ, развалины, горы мнѣ несовершенно чужды; не уже ли я видалъ ихъ въ младенчествѣ моемъ? Не въ окрестностяхъ ли ихъ должно мнѣ искать друзей, о которыхъ сердце мое сохранило нѣжное, хотя и темное воспоминаніе, и которыхъ я въ молодыхъ лѣтахъ промѣнялъ на строгихъ повелителей? Однакоже Броунъ, которому, кажется, не для чего было меня обманывать, часто говаривалъ, что я увезенъ съ восточнаго берега, послѣ перестрѣлки, въ которой погибъ мой отецъ, и воображенію моему всегда представлялось, въ подтвержденіе сказаннаго имъ, ужасное произшествіе.
   Случилось, что Бертрамъ остановился и предавался симъ размышленіямъ на томъ самомъ мѣстѣ, на которомъ умеръ его отецъ. Оно замѣчательно было по толстому и старому дубу, единственному дереву, находившемуся въ замкѣ, и который слылъ у жителей подъ названіемъ дуба правосудія: потому что древніе Елленгованскіе Бароны производили тамъ казни. Случилось также, и сіе стеченіе обстоятельствъ достойно замѣчанія, что Глоссинъ въ самомъ томъ мѣстѣ прогуливался поутру съ однимъ человѣкомъ, съ коимъ совѣтовался на щетъ переправокъ и новой пристройки, которую предполагалъ прибавишь къ новому замку. Не находя большаго удовольствія смотрѣть на разрушенныя зданія, напоминавшія ему только о прежнихъ помѣщикахъ, онъ намѣревался употребить часть сихъ развалинъ на новое строеніе. И такъ онъ разговаривалъ съ землемѣромъ, бывшимъ съ нимъ въ день смерти стараго Елленгована и отправлявшимъ также подъ надзоромъ Глоссина должность архитектора: потому что на щетъ плановъ, смѣтъ и прочаго, онъ ни на кого, кромѣ себя, не полагался. Бертрамъ стоялъ къ нимъ спиною, и былъ закрытъ пнемъ стараго дуба: такъ что они не могли усмотрѣть его, прежде нежели къ нему подошли.
   -- Да, сударь, говорилъ Глоссинъ своему товарищу: то, что еще осталось отъ стѣнъ стараго замка, составляетъ, какъ я говорилъ вамъ, совершенный квадратъ; а когда все это очистится, то для нашего околодка будетъ гораздо лучше: потому что онъ служитъ лишь убѣжищемъ для торгующихъ запрещенными товарами. При сихъ словахъ Бертрамъ, бывшій отъ него въ двухъ только шагахъ, вдругъ оборотился -- какъ, сударь, сказалъ онъ, вы, намѣрены разрушить оставшееся отъ сего замка?
   Ростъ его, видъ лица и вся наружность его представляли столъ живое подобіе отца его въ молодыхъ лѣтахъ: что Глоссинъ, услышавъ сіе восклицаніе и видя образъ прежняго своего покровителя, вдругъ явившагося на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ испустилъ духъ почти въ его присутствіи, подумалъ, что смерть возвратила свою добычу. Онъ отступилъ на два или на три шага, какъ пораженный смертнымъ или внезапнымъ ударомъ. Однако же скоро опомнился, и тотчасъ усмотрѣлъ, что предъ нимъ находится не тѣнь, но человѣкъ, претерпѣвшій нещастія, коихъ онъ былъ виновникомъ, и который, при малѣйшей ошибкѣ съ его стороны, могъ узнать о правахъ своихъ и найти средства употребить оныя противу его. Но голова Глоссина была такъ разстроена сею нечаянностію, что первыя произнесенныя имъ слова показали смущеніе.
   -- Скажите ради Бога, какъ вы сюда зашли?
   -- Сюда, сударь? Назадъ тому съ четверть часа, я вышелъ изъ лодки на берегъ, въ маленькомъ заливъ, что у подножія этой скалы и провелъ нѣсколько времени въ разсматриваніи этихъ прелестныхъ развалинъ. Я надѣюсь, сударь, что съ моей стороны въ этомъ не было нескромности?
   -- Нескромности? нѣтъ, сударь, отвѣчалъ Глоссинъ, успѣвшій нисколько успокоиться отъ сильнаго волненія; вы можете, какъ и всякой порядочной человѣкъ, удовлетворить ваше любопытство. Въ то же время товарищу своему шепнулъ онъ на ухо нѣсколько словъ, и сей послѣдній проворно ушелъ.
   -- Очень обязанъ, сударь. Мнѣ сказали, что это зданіе называется старомъ замкомъ?
   Такъ, сударь: чтобы отличить его отъ новаго замка, въ которомъ я живу, и, который, какъ изволите видѣть не въ дальнемъ разстояніи.
   Должно замѣтишь, что во время слѣдующаго разговора, Глоссинъ съ одной стороны весьма желалъ узнать, осталось ли въ Бертрамѣ какое нибудь воспоминаніе о мѣстахъ, въ коихъ онъ провелъ лѣта младенчества своего; а съ другой чрезвычайно опасался, чтобы не напомнить самому какимъ нибудь выраженіемъ, названіемъ или произшествіемъ, которыя бы возобновили изглаженныя временемъ воспоминанія. Въ продолженіи сего разговора онъ терпѣлъ всѣ заслуженныя имъ мученія; но подобно дикимъ Сѣверной Америки, гордость его и собственная польза подали достаточно силъ для перенесенія страданій, наносимыхъ ему ненавистью, страхомъ и угрызеніями совѣсти.
   -- Мнѣ хотѣлось, сударь, узнать фамилію владѣльцовъ однаго помѣстья?
   -- Оно принадлежитъ мнѣ, сударь; а называюсь я Глоссиномъ.
   -- Глоссинъ, Глоссинъ! повторилъ Бертрамъ, какъ будто ожидая другаго названія. Извините меня сударь: я подверженъ большой разсѣянности. Смѣю ли спросить васъ, какъ давно это помѣстье принадлежитъ вашей фамиліи?
   -- Этотъ замокъ построенъ жъ старину фамиліею Мак-Дингаваевъ, сказалъ Глоссинъ, избѣгавшій, имени Бертрама, коего не хотѣлъ произнесть, опасаясь возбудить воспоминанія, которыя желалъ оставить въ прежнемъ усыпленіи, и стараясь не отвѣчать прямо на сдѣланный вопросъ.
   -- А какія слова составляютъ этотъ полустертый девизъ, вырѣзанный на отломившемся камнѣ, что пониже герба?
   -- Я... я... не могу вамъ сказать ничего достовѣрнаго.
   -- Мнѣ кажется, что примѣтны слова: Право наше составляетъ нашу силу.
   -- Да, что нибудь похожее на это.
   -- Могу ли спросить, сударь, вашего ли дома этотъ девизъ?
   -- Н... нѣтъ.... нѣтъ, не моего; онъ принадлежитъ, какъ я полагаю, прежнимъ владѣльцамъ. А мой девизъ, потому что я переписывался объ этомъ съ Г. Нумингомъ, Эдимбургскимъ Генеалогистомъ, на что и получилъ въ отвѣтъ, что Глоссиновской девизъ въ старину былъ: сила наша составляетъ наше право.
   -- Ежели на щетъ этаго, сударь, остается какое нибудь недоразумѣніе, то вамъ бы оставить прежній девизъ, который мнѣ кажется лучшимъ изъ двухъ.
   Языкъ Глоссина началъ прилипать къ гортани: и онъ отвѣчалъ лишь наклоненіемъ головы.
   -- Память, сказалъ Бертрамъ, продолжая разсматривать гербъ и девизъ, и показывая что иногда относится къ Глоссину, а иногда къ самому себѣ, производитъ иногда весьма странныя дѣйствія. Этотъ девизъ напомнилъ мнѣ вдругъ отрывокъ отъ древняго пророчества, пѣсни или баллады, которую я самъ не знаю, гдѣ слыхалъ. Вотъ она послушайте:
   
             "Мракъ прояснится,
   "И надъ неправдою громъ мститель разразится;
   "И право съ силой съединится.
   ". . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   Никакъ не могу припомниьь послѣдняго стиха; но навѣрное знаю, что онъ долженъ окончиться словами: какъ возвратится, но предъидущія слова забылъ.
   -- Пустъ чортъ возьметъ твою память! подумалъ Глоссинъ, она у тебя слишкомъ хороша.
   -- Есть и другіе стихи, которые я стараюсь припомнитъ. Скажите, сударь, не извѣстна ли въ окрестностяхъ какая нибудь баллада, въ которой упоминается о дочери Короля острова Мана, выходящей за-мужъ за Шотландскаго вельможу?
   -- Право, мнѣ менѣе всякаго другаго извѣстны надписи и древности.
   -- Я точно въ младенчествѣ моемъ зналъ эту балладу отъ начала до конца. Надобно доложитъ вамъ, сударь, что я вывезенъ изъ Шотландіи еще ребенкомъ; и восхищавшіе меня всегда старались изгладить изъ моей головы воспоминанія, которыя могъ я сохранить о родинѣ: вѣроятно для того, что дѣтскія мои мысли всегда обращались къ ней.
   -- Очень естественно! сказалъ Глоссинъ, съ большимъ усиліемъ раскрывъ свой ротъ на нѣсколько линій, такъ что звукъ его голоса уподоблялся болѣе глухому ропоту, вовсе непохожему на твердый и громкій его обыкновенный голосъ. Гость его также значительно убавился, и онъ казался лишь тѣнію самаго себя. Въ замѣшательствѣ своемъ онъ переставлялъ ноги, останавливался съ видомъ нетерпѣнія, оглядывался назадъ, поднималъ плеча, игралъ жилетными пуговицами, складывалъ руки накресть, однимъ словомъ: наружность его показывала низкаго бездѣльника, ежеминутно опасающагося, что подлость его откроется. Бертрамъ, увлеченный собственными своими разсужденіями, не обращалъ на то ни малѣйшаго вниманія, и въ продолженіи разговора занимался единственно воспоминаніями, приходившими ему въ голову.-- Хотя я и воспитанъ въ Голландіи, говорилъ онъ, но не забылъ природнаго языка: потому что большая часть, матросовъ, съ которыми я жилъ, были Англичане. А когда я бывалъ одинъ, то всегда пѣвалъ эту балладу отъ начала до конца; но теперь никакъ не могу ее припомнить. Однако же, кажется, что я не позабылъ еще голоса; не могу понять, отъ чего такъ усильно представляется онѣ теперь моей памяти.
   При семъ вынулъ онъ изъ кармана флажолетъ, и не могши нѣсколько времени напасть на тотъ голосъ, наконецъ вспомнилъ и заигралъ. Музыка возбудила тѣ же мысли въ головѣ молодой дѣвушки, стиравшей бѣлье въ недальнемъ отъ него разстояніи подлѣ колодезя, изъ котораго брали воду и для замка. Она немедленно запѣла:
   
   "Что за прелестная страна
   "Вдали лежитъ передъ мною?
   "Такъ пѣла юная Княжна,
   "Несомая волною."
   
   -- Точно! сказалъ Бертрамъ, то одинъ изъ куплетовъ той самой баллады. Я попрошу эту дѣвушку пропѣть мнѣ и остальные!
   -- Чтобы вамъ провалиться! подумалъ Глоссинъ; ежели я не разведу ихъ, то погибло все! Пусть чортъ поберетъ всѣхъ сочинителей балладъ, и тѣхъ, кто ихъ складываетъ, и тѣхъ, кто ихъ поетъ, и эту бестію съ собачьимъ ея горломъ. Тогда усмотрѣлъ онъ идущихъ весьма близко трехъ человѣкъ съ возвращавшимся его посланнымъ. Вы выберете другое время, сказалъ онъ, для того, чтобы перенимать пѣсня; а теперь намъ надобно позаняться дѣломъ.
   -- Что вы хотите этимъ сказать, сударь, возразилъ Бертрамъ, оскорбленный перемѣною Глоссинова съ нимъ обращенія.
   -- Что касается до этаго, сударь .... то мнѣ кажется, что вы называетесь Броуномъ?
   -- Вамъ что за нужда, сударь? Глоссинъ оглянулся назадъ, чтобы посмотрѣть, подходитъ ли подкрѣпленіе; а такъ какъ оное было близко, то онъ продолжалъ: кажется, Фан-Бестъ Броуномъ?
   -- Да вамъ, сударь, что до того за дѣло? сказалъ Бертрамъ съ видомъ удивленія и неудовольствія.
   -- А такое, сказалъ Глоссинъ, увидѣвъ, что, вѣрные его помощники были уже въ двухъ шагахъ, что въ семъ случаѣ, имянемъ Короля, я беру васъ подъ караулъ.
   Въ то же время онъ охватилъ Бертрама за воротъ, а двое подчиненныхъ его уцѣпились каждый за руку. Однако же, собравшись съ силами, онъ рванулся и освободился изъ рукъ ихъ: чѣмъ даже сбилъ съ ногъ одного изъ противниковъ своихъ, и вынувъ охотничій ножъ, привелъ себя въ оборонительное положеніе; между тѣмъ, какъ отвѣдавшіе его силу, смотрѣли на него, ставъ въ почтительномъ разстояніи:-- Помните, сказалъ онъ, что я вовсе не имѣю намѣренія противиться законной власти. Покажите мнѣ данное вамъ предписаніе задержать меня, и тогда я готовъ ему повиноваться. Но чтобы никто не смѣлъ подойти ко мнѣ, не показавъ, по какому предписанію и за какое преступленіе хотятъ меня взятъ подъ стражу.
   Тогда Глоссинъ приказалъ одному изъ своихъ подчиненныхъ показать ему предписаніе арестовать Фан-Бестъ Броуна за вольное и обдуманное уязвленіе Карла Газлевуда, съ намѣреніемъ его убить и за нѣкоторыя другія дѣла, по которымъ ему должно сдѣлать допросъ. Въ томъ же предписаніи сказано было, что тотчасъ по поимкѣ слѣдовало его представить къ судьѣ для отобранія отъ него показаній.
   Предписаніе было написано законнымъ порядкомъ; а какъ въ произшествіи Броунъ запереться не могъ, то и бросилъ свое оружіе на землю: мужественные же бойцы кинулись на него съ жаромъ, равнявшимся оказанному ими напередъ малодушію. Они располагались было наложишь ему оковы на руки и ноги, ссылаясь, въ оправданіе сихъ жестокихъ мѣръ, на силу, оказанную уже Броуномъ; но Глоссинъ, стыдясь позволить нанесть сіе безполезное оскорбленіе, приказалъ имъ обходиться съ арестантомъ благопристойно почтительно и только имѣть надъ нимъ надзоръ; не желая ввесть его въ свой домъ, въ которомъ онъ могъ бы найти новыя воспоминанія, и въ намѣреніи покрыть поведеніе свое властію другаго, Глоссинъ приказалъ заложить карету: потому что съ нѣкотораго времени уже завелъ себѣ экипажъ; арестанта и караульныхъ оставилъ въ залѣ стараго замка и приказалъ отнесть туда для нихъ завтракъ.
   

ГЛАВА X.

   Между тѣмъ, какъ закладывали карету, Глоссинъ занимался письмомъ, которое сочинилъ весьма нескоро. Оно было писано къ сосѣду (сіе названіе ему весьма нравилось), къ Сиръ Роберту Газлевуду, начальнику стариннаго и сильнаго дома, могущество и вліяніе котораго постепенно увеличивались утраченными фамиліею Елленговановъ. Сиръ Робертъ былъ человѣкъ пожилыхъ лѣтъ, чрезвычайно гордый, любилъ страстно свое семейство, состоявшее только изъ сына и дочери, впрочемъ поступалъ всегда честно и справедливо, какъ по внушеннымъ въ него правиламъ, такъ и изъ опасенія пересудовъ людскихъ. Никто такъ не гордился и не важничалъ, какъ онъ именемъ своего дома, недавно возвышеннаго титломъ Бароннета, которое ему досталось по наслѣдству отъ какого-то родственника. Онъ всегда питалъ къ Елленгованамъ нѣкоторую ненависть; потому что по преданіямъ одинъ изъ Бертрамовъ заставилъ основателя Газлевудскаго дома держать ему стремя, когда онъ садился на лошадь. Газлевудъ также не отступалъ отъ пышнаго и надутаго слога, который казался весьма смѣшнымъ по страннымъ оборотамъ его рѣчей.
   Такова была особа, къ которой писалъ Глоссинъ, и желалъ слогомъ своимъ удовлетворить ея тщеславію и гордости. Вотъ записка его въ подлинникѣ:
   "Г. Жильбертъ Глоссинъ," ему хотѣлось прибавитъ Елленгованскій, но благоразуміе его удержало, и онъ оставилъ титло своего помѣстья. "Г. Жильбертъ Глоссинъ имѣетъ честь свидѣтельствовать свое высокопочитаніе Сиръ Роберту Газлевуду и увѣдомить его о томъ, что ему удалось имѣть щастіе сего дня поутру арестовать того самаго человѣка, который ранилъ Г. Карла Газлевуда. Такъ какъ вѣроятно Сиръ Роберту Газлевуду угодно будетъ Самому допросить виновнаго, то Г. Ж. Глоссинъ прикажетъ его отвесть въ Кипплетринганскую гостинницу, или въ Газлевудскій замокъ по благоусмотренію Сиръ Роберта Газлевуда, и соображаясь съ приказаніемъ его по сему предмету, и съ позволенія его Г. Ж. Глоссинъ будетъ имѣть честь явиться самъ въ назначенное мѣсто съ доказательствами и показаніями, которыя онъ имѣлъ щастіе собрать по сему ужасному дѣлу."
   "Елленгованъ, сего дня, во вторникъ."
   Онъ послалъ сію записку съ человѣкомъ, посланнымъ верьхомъ, съ приказаніемъ ѣхать поспѣшнѣе, вскорѣ потомъ отправилъ въ каретѣ Бертрама съ двумя изъ своихъ подчиненныхъ и шагомъ слѣдовалъ за ними верьхомъ до перекрестка на коемъ сходятся дороги въ Кипплетринганъ и замокъ Газлевудъ. Тамъ онъ дожидался возвращенія своего посланнаго; потому что не получивъ отвѣта отъ Сиръ Роберта, не извѣстно было, по какой дорогѣ ѣхать. Черезъ полчаса потомъ пріѣхалъ и слуга съ запискою Сиръ Роберта, хорошо сложенною и запечатанною гербовою печатью Газлевудскаго дома, съ означеніемъ вновь полученнаго достоинства:
   "Сиръ Робертъ Газлевудъ благодаритъ Г. Ж. Глоссина за старанія, заботы и труды, понесенные въ дѣлѣ; столь близко касающемся до фамиліи Сиръ Роберта. Онъ проситъ его отправить арестанта въ замокъ Газлевудъ, и привезть допросы, доказательства и документы, о коихъ онъ упоминалъ. По окончаніи дѣла, ежели Г. Ж. Г. не далъ кому либо своего слова, Сиръ Робертъ и Лэди Газлевудъ проситъ его откушать у нихъ
   "Въ замкѣ Газлевудѣ, сегодня, во вторникъ."
   -- Ага! подумалъ Глоссинъ, палецъ я уже наложилъ:, скоро и цѣлая рука моя будетъ тамъ. Но надобно напередъ сжить съ рукъ молодца, который меня крѣпко безпокоитъ. Я знаю, какъ поддѣлаться къ Сиръ Роберту и имъ овладѣть. Онъ гордъ, тщеславенъ, воспользуется даннымъ мною пособіемъ, и показывая, что дѣйствуетъ по собственному сужденію, послѣдуетъ моему слѣпо, и такъ я вдвойнѣ выиграю, и ставъ настоящимъ судьею, не буду отвѣтствовать по сему дѣлу.
   Между тѣмъ какъ Глоссинъ обдумывалъ всѣ намѣренія, карета приближалась къ замку Газлевуду и ѣхала по прелестной дорогѣ, обсаженной древними дубами. Сіе зданіе, походившее на старинное Аббатство, было выстроено въ разныя времена. Часть онаго служила во время Королевы Анны жилищемъ настоятелю монастыря, а по уничтоженіи сихъ послѣднихъ, казна уступила оное и съ землями, принадлежавшими монастырю, одному изъ предковъ Газлевуда. Мѣстоположеніе замка, на берегу упомянутой уже нами рѣки, было весьма пріятное. Къ нему прилегалъ довольно обширный паркъ. Окрестности мрачная, величественныя и Нѣсколько унылыя, весьма приличествовали древней архитектурѣ зданія. Все представлялось въ ономъ въ величайшемъ порядкѣ и показывало высокое знаніе и богатство помѣщика.
   Когда карета Г. Глоссина остановилась у подъѣзда, Сиръ Робертъ изъ окна разсматривалъ оную. Узнавъ Глоссина, онъ не могъ удержаться отъ негодованія противу человѣка, который бывъ незадолго предъ тѣмъ повытчикомъ, хотѣлъ придать себѣ видъ важности. Но гнѣвъ его скоро прошелъ, примѣтивъ, что на дверцахъ кареты были написаны только буквы Ж. Г. Надобно однако же признаться, что сія мнимая скромность происходила отъ того только, что Генеалогистъ Г. Куммингъ былъ въ то время озабоченъ составленіемъ гербовъ для двухъ Коммисаровъ Сѣверной Америки, трехъ Ирландскихъ Перовъ и двухъ богатыхъ Ямайскихъ купцовъ: и слѣдовательно не успѣлъ заняться изобрѣтеніемъ герба новому Елленгованскому помѣщику. Но сіе обстоятельство было весьма полезно Глоссину, и сильно подѣйствовало за него въ сердцѣ гордаго Бароннета.
   Полицейскіе служители остались съ арестантомъ въ нѣкотораго рода передней; а Глоссинъ вошелъ въ. большую залу, убранную рѣзьбою изъ дуба и увѣшанную портретами предковъ Сиръ Роберта. Совѣсть говорила ему, что достоинства его недовольно велики, чтобы заставить забыть низкое его происхожденіе, а потому онъ чувствовалъ свое униженіе: и входъ его, рабскіе и безпрестанные поклоны, доказали, что новый владѣлецъ Елленгована еще не позабылъ смиренія и низости прежняго повытчика. Онъ старался увѣрить себя, что поступаетъ такимъ образомъ только для того, чтобы польстить суетности стараго Бароннета, и оною воспользоваться; но самъ ошибался въ своихъ чувствахъ и невольно испыталъ надъ собою вліяніе предразсудковъ, надъ которыми издѣвался.
   Сиръ Робертъ принялъ его съ холодною учтивостію, давшею почувствовать его безмѣрное превосходство и милость, съ которою ему угодно было снизойти съ высоты его величія и стать наровнѣ съ человѣкомъ, коего почиталъ гораздо ниже себя. Онъ поблагодарилъ Глоссина за то, что онъ занялся дѣломъ, касавшимся до его фамиліи.
   Всѣ предки мои, сказалъ онъ, показывая на портреты, вмѣстѣ со мною, обязаны вамъ за труды, стараніе и безпокойства, понесенныя вами для успокоенія нашего. Я немало не сомнѣваюсь въ томъ, что ежели бы они могли еще говорить: то соединились бы со мною, и точно такъ, какъ я, принесли бы вамъ благодарность за вниманіе, стараніе, участіе, оказанныя вами въ дѣлѣ, касающемся до молодаго человѣка, Которому предопредѣлено увѣковѣчить память ихъ и фамилію.
   Глоссинъ отвѣсилъ еще три поклона, каждый разъ нагибаясь ниже прежняго; первый въ честь благородной особы, въ присутствіи коей онъ находился; потомъ изъ почтенія къ мирнымъ членамъ сей знаменитой фамиліи, окружавшимъ его со всѣхъ сторонъ; и наконецъ изъ уваженія къ молодому наслѣднику, коему предназначено было увѣковѣчить ихъ титла и поколѣніе. Сіи почтительные поклоны, хотя сдѣланные и незнатнымъ человѣкомъ, принесла большое удовольствіе Сиръ Роберту, который, обратившись къ нему, сказалъ весьма ласково: -- теперь, Г. Глоссинъ, добрый, любезный и истинный Другъ, дозвольте мнѣ воспользоваться вашими свѣденіями: потому что я неочень опытенъ въ исполненіи обязанностей мирнаго судьи, которыя приличнѣе для людей, которыхъ дѣла не требуютъ столько стараній я времени и прилежанія, какія долженъ я употреблять.
   Можно вообразить, что отвѣтъ Глоссина состоялъ въ томъ, что онъ готовъ служить Сиръ Роберту Газлевуду слабыми своими познаніями; но что извѣстное всѣмъ знаніе дѣлъ Сиръ Роберта Газлевуда лишаетъ его надежды бытъ ему сколько нибудь полезнымъ.
   -- Правда, мой любезной господинъ, сказалъ ему Лордъ, что я порядочно знаю обыкновенныя подробности мирнаго судопроизводства. Я нѣкогда началъ было приготовляться къ гражданской службѣ и даже нѣсколько успѣлъ въ теоретическихъ, умственныхъ и отвлеченныхъ познаніяхъ нашего муниципальнаго Кодекса; но знатный человѣкъ, имѣющій нѣкоторое состояніе, въ наше время не можетъ отличишься по статской службѣ, не подражая выскочкамъ, которые равно готовы судить о простолюдинѣ и о самомъ высокородномъ человѣкѣ во всемъ Королевствѣ. Я помню, что я занемогъ отъ перваго дѣла, попавшагося на письменный мой столъ. Оно вышло изъ спора между мясникомъ и свѣчникомъ о продажѣ сала: и меня, по видимому, хотѣли заставить осквернить мой ротъ, не только неизвѣстными имянами челобитчика и отвѣтчика, но еще и низкими выраженіями, техническими терминами и отвратительными названіями подлыхъ занятій ихъ. Съ того времени, мой любезный господинъ, по чести, не могъ я равнодушно взглянуть на сальную свѣчу.
   Г. Глоссинъ оказалъ чрезвычайное удивленіе, узнавъ о недостойномъ трудѣ, который хотѣли было возложить на Баронета. Наконецъ обратясь къ дѣлу, для котораго пришелъ онъ, изъявилъ готовность исправлять подъ руководствомъ опытнаго мужа должность Секретаря или помощника.-- Вопервыхъ, примолвилъ онъ, кажется мнѣ весьма легко доказать главное, то есть, что арестантъ есть тотъ самый человѣкъ, который выстрѣлилъ изъ ружья въ Г. Газлевуда. Ежели онъ будетъ въ томъ запираться, то Г. Карлъ явится въ качествѣ свидѣтеля.
   -- Сего дня сына моего нѣтъ дома, Гнъ Глоссинъ.
   -- Ну такъ провожавшій его слуга въ томъ присягнетъ. Но я не думаю, чтобы онъ и самъ въ томъ заперся; а болѣе опасаюсь того, что по милостивому и снисходительному описанію сего дѣла, какъ меня увѣряли, представленному г. Карломъ Газлевудомъ, оно сочтется нечаянностію, внезапною встрѣчею, въ которой не было злоумышленія: а потому сего человѣка освободятъ для того, чтобы а онъ въ другомъ мѣстѣ могъ надѣлать другихъ проказъ.
   -- Я не имѣю чести знать человѣка, исправляющаго должность Королевскаго стряпчаго, сказалъ съ видомъ важнымъ Сиръ Робертъ; но я думаю, сударь, я полагаю, я увѣренъ, что ежели и доказано будетъ, что молодый Газлевудъ былъ раненъ даже и нечаянно (чтобы дать произшествію названіе самое кроткое, самое благопріятное, самое невѣроятное): то и тогда оно не почтется преступленіемъ, заслуживающимъ простое заключеніе, а по крайней мѣрѣ ссылку.
   -- Я совершенно одного съ вами мнѣнія, Сиръ Робертъ; но къ сожалѣнію, примѣчаю, что Едимбургская Палата и даже Королевскіе Чиновники показываются слишкомъ равнодушными въ судопроизводствѣ и не имѣютъ никакого уваженія къ титламъ, породѣ; а потому я опасаюсь...
   -- Какъ! сударь, не имѣютъ уваженія къ титламъ и породѣ? Не скажете ли вы еще, что таковыя понятія могутъ быть приняты людьми благорожденными и воспитанными?
   Глоссинъ отвѣчалъ на сію длинную рѣчь, проговоренную важнымъ поучительнымъ голосомъ, однимъ только наклоненіемъ головы; но далъ замѣтить, что во всякомъ случаѣ, даже и тогда, когда бы послѣдовали сему странному, упомянутому имъ, правилу: то противу Фанъ-Беста Броуна было еще другое законное обвиненіе.
   -- Фанъ-Бестъ Броунъ! это имя нашего негодяя! Великій Боже! за что тебѣ угодно было подвергнуть молодаго Карла Газлевуда опасности лишиться жизни отъ плеча поврежденнаго, переломаннаго, раздробленнаго изъ, котораго вынули, достали, извлекли дробь и кости: что явствуетъ изъ подробнаго описанія, сдѣланнаго моимъ домашнимъ хирургомъ; и все это по милости неизвѣстнаго бездѣльнника, который изволитъ называться Фанъ-Бестъ Броуномъ!
   -- Это точно, Сиръ Робертъ, такое дѣло, о которомъ не льзя и подумать хладнокровно; но позвольте мнѣ досказать вамъ и остальное. Вотъ по этимъ бумагамъ (онъ вынулъ изъ кармана Диркъ Гаттрихову записную книжку) оказывается, что нѣкогда называвшійся симъ именемъ былъ Лейтенантомъ на люгерѣ съ запрещенными товарами, на томъ самомъ, котораго экипажъ недавно учинилъ нападеніе въ Вудбурнѣ на Полковника Маннеринга: и я увѣренъ, что это нашъ же арестантъ, что конечно ваше благоразуміе откроетъ въ допросѣ.
   -- Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, мой любезный господинъ, конечно онъ и есть. Мы бы обидѣли самую подлую чернь, ежели бы подумали, что въ свѣтѣ могутъ найтиться два человѣка, называющихся такимъ непріятнымъ для ушей именемъ, какъ Фанъ-Бестъ Броунъ.
   -- Это правда, Сиръ Робертъ. Въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Къ тому же вы видите, что это обстоятельство ведетъ къ объясненію причины, по которой этотъ негодяй рѣшился на сіе преступленіе. Вы изволите наслѣдовать сіи причины, Сиръ Робертъ, и объяснить ихъ въ допросныхъ пунктахъ. Я съ моей стороны твердо увѣренъ, что онъ побуждаемъ былъ мщеніемъ: и Г. Газлевуду хотѣлъ отплатитъ за то, что онъ съ такимъ мужествомъ защищалъ замокъ Вудбурнъ противу его и всей ихъ шайки.
   -- Я обо всемъ допрошу его, любезный мой господинъ; но и теперь уже предчувствую, что все выдетъ по вашему объясненію, истолкованію, разрѣшенію а то и задачи, этой тайны, этой мнимой непроницаемости. Да, это было мщеніе. Другой причины никакой и бытъ не можетъ. И отъ чего, Боже мой! произошло это мщеніе, и на кого было обратилось? Оно было задумано, предпринято, обращено на молодаго Карла Газлевуда, исполнено, произведено въ дѣйствіе и совершено руками какого то Фан-Бестъ Броуна! Въ какомъ вѣкѣ мы живемъ, достойный мой сосѣдъ (примѣтно, сколь быстрые успѣхи Глоссинъ имѣлъ въ благорасположеніи Бароннета)? Въ такомъ вѣкѣ, въ которомъ общественный составъ колеблется въ самомъ основаніи своемъ, въ которомъ титла и порода, долженствующія сіять на вершинѣ общественнаго зданія, вмѣсто того, смѣшаны съ самыми подлыми, зарытыми въ землю матеріалами. О, мой добрый Г. Глоссинъ! въ мое время одно только дворянство имѣло право на употребленіе благородныхъ оружіи, шпагъ и пистолетовъ; а простой народъ дрался между собою палками срѣзанными, отломанными, вырванными въ ближнемъ лѣсу. Но въ теперешнее время и мужикъ хочешь поступать такъ, какъ дворянинъ: самые низкіе люди думаютъ, что и у нихъ есть честь, и ссоры ихъ должны оканчиваться -- поединками; но время мнѣ дорого, прикажите привесть этого негодяя, етого Фан-Бестъ Броуна, и спустимъ его, по крайней мѣръ, на время съ нашихъ рукъ.
   

ГЛАВА XI.

   Арестанта послѣ сего привели въ присутствіе обоихъ почтенныхъ судей. Глоссинъ, какъ по причинѣ ничѣмъ неааглушаемаго гласа совѣсти, такъ и для исполненія обдуманнаго намѣренія своего обратитъ Сиръ Роберта въ видимое орудіе сего дѣла, опустилъ глаза на столъ, перебиралъ и перечитывалъ бумаги, относящіяся къ сему дѣлу и только изрѣдка подсказывалъ рѣшительное слово когда усматривалъ, что главный по наружности судія колебался и имѣлъ нужду въ пособіи. Что касается до Сиръ Роберта: то да лицѣ его строгость судьи являлась вмѣстѣ съ важностію, приличною Бароннешу, происходящему отъ древней фамиліи.
   -- Консгнабели, подведите обвиненнаго къ столу: такъ! Извольте, сударь смотрѣть мнѣ прямо въ лице, и громкимъ голосомъ дѣлать показанія, объяснять, отвѣтствовать на дѣлаемые вамъ вопросы.
   -- Вопервыхъ, сударь, смѣю ли спросить имя особы, которой угодно меня допрашивать; потому что честные господа, привезшіе меня сюда, не заблагоразсудили сего объявить.
   -- А какое сношеніе, сударь, могутъ имѣть мое имя и качество съ дѣлаемыми вамъ вопросами?
   -- Можетъ быть со всѣмъ никакого, сударь; но они могутъ имѣть вліяніе на рааположеніе мое отвѣчать на нихъ.
   -- И такъ знайте, сударь, что вы находитесь предъ Сиръ Робертъ Газлевудомъ и еще другимъ мирнымъ судьею Графства. Вотъ и все тушъ.
   Такъ какъ сіе имя, повидимому, не произвело ожидаемаго Бароннетомъ ужаснаго дѣйствія; то предубѣжденія его противу обвиненнаго еще усилились.
   -- Не Фанъ-Вестъ Броуномъ ли вы называетесь?
   -- Такъ, сударь.
   -- А какое качество вамъ угодно приказать намъ къ сему прибавить?
   -- Кавалерійскаго Капитана въ службѣ Его Величества.
   Сей отвѣтъ изумилъ было Бароннета; но онъ ободрился, усмотрѣвъ на лицѣ Глоссина недовѣрчивость и услышавъ родъ свиста, коимъ онъ изъявлялъ свое неуваженіе къ сему показанію.
   -- Я думаю, пріятель, что прежде, нежели мы разстанемся, отыщемъ для васъ, чинокъ поскромнѣе итого.
   -- Въ такомъ случаѣ, сударь, я готовъ подвергнуться наказанію, положенному за самозванство.
   -- Очень хорошо, сударь. Мы разсмотримъ это послѣ. Знаете ли вы молодаго Газлевуда?
   -- Я видѣлъ его одинъ только разъ: и весьма сожалѣю о нещастномъ случаѣ, произшедшемъ при нашей встрѣчѣ.
   -- Слѣдовательно, сударь, вы признаетесь въ томъ, что нанесли молодому Газлевуду рану: отъ которой жизнь его была въ опасности, которая значительно раздробила ему плечо, и изъ которой извлекли, достали, вынули дробь и кости, что видно изъ донесеніи хирурга?
   -- Мнѣ неизвѣстно, сударь, сколь велика та опасность, которой подвергался Г. Газлевудъ; я искренно сожалѣлъ о немъ: вотъ все, что могу сказать. Когда я встрѣтился съ нимъ на узкой дорожкѣ, то онъ велъ подъ руку двухъ дамъ, а за ними шелъ человѣкъ. Прежде нежели я подошелъ къ нимъ, или сказалъ слово; то молодый Газлерудъ взялъ изъ рукъ человѣка своего ружье, прицѣлился въ меня и повелительнымъ голосомъ приказалъ мнѣ отойти. Такъ какъ никто не можетъ повелѣвать мною, и я не хотѣлъ въ рукахъ его оставить средства мнѣ вредить, на что, повидимому, онъ готовился: то старался его обезоружить. Во время борьбы курокъ нечаянно спустился, и къ большему моему прискорбію наказалъ сего молодаго человѣка за неосновательность его гораздо сильнѣе, нежели бы я желалъ. Теперь же съ удовольствіемъ слышу, -- что онъ внѣ опасности, и понесъ лишь заслуженное имъ наказаніе за угрозы, къ которымъ я не подалъ никакой причины.
   -- Итакъ, сударь, сказалъ Сиръ Робертъ, показывая на лицѣ гордость оскорбленнаго величія, и такъ вы признаетесь, сударь, что ваше предпріятіе, сударь, ваша цѣль, сударь, ваше намѣреніе, сударь, состояли въ томъ, чтобы отнять ружье у молодаго Газлевуда на казенной дорогѣ. Мнѣ кажется, достойный мой сосѣдъ, что этого довольно уже, и что мы можемъ приказ ать отвесть его въ тюрьму.
   -- Вамъ болѣе моего извѣстно, Сиръ Робертъ, ваша обязанность! Но кажется, что вамъ надобно было у него еще что то спросить о запрещенномъ торгѣ?
   -- Хорошо, что вы напомнили мнѣ, любезной мой господинъ. И такъ, знайте, Г. Фанъ-Бестъ Броунъ, называющій себя Капитаномъ Королевской службы, что мнѣ извѣстно, кто вы такой, и что вы, негодяй, Лейтенантъ люгера, производящаго торгъ запрещенными товарами.
   -- Ежели бы не лѣта ваши, сударь, и естьли бы, какъ кажется, вы не были страннымъ образомъ предубѣждены, то я не простилъ, бы вамъ того, что вы позволяете себѣ говорить.
   -- Мои лѣта, сударь! странныя предубѣжденія, сударь! я объявляю вамъ и протестую... но имѣете ли вы, сударь, съ собою патентъ вашъ? можете ли вы представить мнѣ какое нибудь письменное доказательство, какія нибудь письма, по которымъ бы можно было видѣть, чѣмъ вы, по словамъ вашимъ, служите въ арміи?
   -- Теперь у меня ничего такого нѣтъ, сударь, но на первой, или много, что на слѣдующей почтѣ...
   -- Какимъ же образомъ, сударь, бывъ Капитаномъ кавалеріи въ службѣ Его Величества, вы изволите странствовать по Шотландіи безъ всякаго вида и свидѣтельства, безъ пожитковъ, не имѣя съ собою ничего, чѣмъ могли бы вы доказать свое состояніе, чинъ, мѣсто?
   -- Я, по нещастію, былъ ограбленъ, сударь, и лишился всѣхъ пожитковъ.
   -- Ага! такъ вы-то наняли коляску до Киппетрингана, почталіона своего оставили звѣзды щитать, а сами послали къ нему двухъ товарищей отобрать вашу поклажу и самаго его поколотить?
   -- Я, какъ вы изволите говорить, точно ѣхалъ въ почтовой коляскѣ. Мы сбились съ дороги, и я пошелъ ее отыскивать. Хозяйка Кипплетринганской гостинницы подъ гербомъ Гордоновъ, скажетъ, что когда я пришелъ къ ней на другой день поутру, то прежде всего старался развѣдать о томъ, что случилось съ почтильономъ.
   -- Такъ позвольте же у васъ спросить, гдѣ ты пробыли эту ночь? Вѣроятно не въ снѣгу: вы сами знаете, что я не сочту такого отвѣта удовлетворительнымъ, достаточнымъ дѣльнымъ.
   -- Прошу у васъ извиненія, сударь, отвѣчалъ Бертрамъ, вспомнивъ о данномъ обѣщаніи цыганкѣ, въ томъ, что не буду отвѣчать на этотъ вопросъ.
   -- Я такъ я полагалъ. Не пробыли ли вы эту ночь въ Дернклейгскихъ развалинахъ? въ развалинахъ Дернклейгскихъ, сударь!
   -- Я уже сказалъ вамъ, что не буду отвѣчать на этотъ вопросъ.
   -- Очень хорошо, сударь. И такъ я дамъ предписаніе отвести васъ въ тюрьму. Не угодно ли вамъ взглянуть на эти бумаги? Не тотъ ли вы Фанъ-Бестъ Броунъ, которому онѣ принадлежатъ.
   Надобно знать, что Глоссинъ подмѣшалъ въ бумаги, подаваемыя Сиръ Робертомъ, нѣкоторыя дѣйствительно принадлежавшія Бертраму и найденныя полицейскими служителями въ той комнатѣ, гдѣ подѣлили чемоданъ съ его имуществомъ.
   -- Нѣкоторыя изъ сихъ бумагъ, сказалъ Бертрамъ, разсматривая ихъ, принадлежатъ мнѣ; онѣ лежали въ моей записной книжкѣ въ то время, какъ я былъ ограбленъ; онѣ ни сколько не могутъ быть мнѣ полезны: потому что я вижу, съ какимъ стараніемъ изъ нихъ выбраны всѣ тѣ, по которымъ бы я могъ доказать, чѣмъ служу въ арміи. Что касается до прочихъ, состоящихъ изъ корабельныхъ щетовъ: то онѣ не мои, и вѣроятно принадлежатъ кому нибудь другому, называющемуся однимъ имянемъ со мною.
   -- И вы полагаете" пріятель, что я повѣрю возможности того; чтобы въ одно и тоже время въ одной и той же самой сторонѣ могли сойтиться два человѣка съ одинаковыми, необычайными и странными имянами, какъ ваше?
   -- Не понимаю, сударь почему не можетъ быть двухъ Фан-Бестъ Броуновъ, такъ какъ есть два Газлевуда. Но оставя шутки, я воспитанъ былъ въ Голландіи, и это имя можетъ быть непріятное для ушей Англичанина...
   Предметъ, о которомъ начиналъ говорить арестантъ, могъ вовлечь Глоссина въ нѣкоторыя непріятности. Примѣтивъ сіе, онъ поспѣшилъ окончаніемъ дѣла. Впрочемъ сіе было не весьма нужно. Сиръ Робертъ остолбенѣлъ отъ ужаса, услышавъ послѣднюю рѣчи Бертрама, состоявшую изъ тщеславнаго сравненія имянъ. Жилы на шеѣ его и вискахъ такъ напряглисъ, что готовы были лопнуть: и онъ оставался въ разстроенномъ положеніи человѣка смертельно обиженнаго и почитающаго униженіемъ что либо отвѣтствовать на сіе. Глоссинъ подоспѣлъ къ нему на помощь, увидѣвъ нахмуренныя его брови, глаза, пылающіе гнѣвомъ, и что онъ съ трудомъ переводилъ дыханіе.-- Съ должнымъ уваженіемъ смѣю доложить вамъ, Сиръ Робертъ, что я полагаю это дѣло довольно яснымъ. Одинъ констабель кромѣ многихъ другихъ, уже полученныхъ доказательствъ, берется показать подъ присягою, что охотничій ножъ, которымъ, мимоходомъ буди сказано, арестантъ сего дня поутру оборонялся противъ законнаго предписанія, потерянъ былъ въ перестрѣлкѣ, происходившей между таможенными и торгующими контрабандою, тотчасъ послѣ нападенія ихъ на Вудбурнъ. Однакоже я не хотѣлъ бы чтобъ этотъ случай внушилъ вамъ какое нибудь противу арестанта предубѣжденіе. Можешь быть, что онъ объяснитъ намъ, какимъ образомъ это оружіе перешло въ его руки.
   -- И на этотъ вопросъ, сударь, я не могу дать никакого отвѣта,
   -- Есть еще обстоятельство, заслуживающее вниманіе. Арестантъ отдалъ подъ сохраненіе Мистриссъ Мак-Кендличь Кипплетринганской трактирщицѣ, кошелекъ, наполненный золотыми монетами разныхъ земель и множествомъ дорогихъ вещей всякаго рода. Можетъ быть, что вы заблагоразсудите, Сиръ Робертъ, спросишь у него какимъ образомъ достались ему эти подозрительныя вещи?
   -- Фан-Бестъ Броунъ, вы слышите, сударь, о чемъ васъ спрашиваютъ.
   -- Сильныя причины, сударь, препятствуютъ мнѣ на это отвѣчать.
   -- Весьма сожалѣю, сударь; потому что въ такомъ случаѣ, сударь, обязанность наша принуждаетъ насъ отправить васъ въ тюрьму.
   -- Какъ вамъ угодно, сударь: однако же извольте подумать о томъ, что вы дѣлаете. Вспомните, что я показываю себя кавалерійскимъ Капитаномъ въ службъ Его Величества, что я недавно возвратился изъ Ост-Индіи, и что слѣдовательно мнѣ не льзя было имѣть ни малѣйшаго сношенія съ помянутыми вами людьми, производящими запрещенный торгъ. Подполковникъ мой находится теперь въ Ноттингамѣ, Маіоръ и Офицеры нашего полка въ Кингстонѣ на Темзѣ. Пусть я буду величайшимъ бездѣльникомъ въ свѣтѣ, ежели по возвращеніи почты изъ сихъ обоихъ городовъ; не докажу самымъ положительнымъ образомъ тѣхъ двухъ показаній. Вы, если вамъ угодно, можете даже сами написать въ полкъ и...
   -- Все это очень хорошо, сударь, сказалъ Глоссинъ, начинавшій опасаться, чтобы твердость Бертрамова не подѣйствовала на Сиръ Роберта, который умеръ бы отъ стыда, ежели бы учинилъ такую важную ошибку, пославъ въ тюрьму Кавалерійскаго Капитана. Все это очень хорошо; но не можете ли вы представить какого нибудь свидѣтели, который былъ бы отъ насъ не такъ далеко?
   -- Въ Шотландіи у меня есть только двое знакомыхъ: одинъ изъ нихъ фермеръ Лиддесдальской долины по имени Динмонтъ, живущій въ Чарлисъ-Гопѣ; но я извѣстенъ ему только по тому, что я самъ о себѣ ему разсказалъ, и о чемъ уже вы извѣстны.
   -- Кажется, что этого довольно, Сиръ Робертъ? Не уже ли намъ надобно вызвать этаго осла за тѣмъ, чтобы онъ подтвердилъ присягою то, чему онъ вѣритъ? ха! ха! ха!
   -- Ну, а кто вашъ другой свидѣтелѣ, пріятель мой спросилъ Баронетъ.
   -- Дворянинъ, котораго бы мнѣ не хотѣлось назвать по особеннымъ причинамъ, но подъ начальствомъ коего я нѣсколько времени служилъ Ост-Индіи, я увѣренъ, что онъ не откажется подтвердить мои слова свидѣтельствомъ, котораго я могу требовать отъ него, какъ отъ честнаго и военнаго человѣка.
   -- А кто этотъ важный свидѣтель, сударь? Вѣрно какой нибудь магазинъ вахтеръ, выдававшій вамъ нѣкогда провіантъ, или, можетъ. быть, даже какой нибудь сержантъ?
   -- Полковникъ Гви-Маннерингъ, прежній Командиръ полка, въ которомъ, какъ я сказалъ вамъ, имѣю часть служить Капитаномъ.
   Полковникъ Гви-Маннерингъ, подумалъ Глоссинъ: кто бы могъ это вообразить?
   -- Полковникъ Гви-Маннерингъ, подхватилъ Баронетъ, поколебавшись въ своемъ мнѣніи. Любезной мой господинъ, сказалъ онъ Глоссину, отведши его на сторону, не смотря на его ужасно Плебейянское имя, въ этомъ молодомъ человѣкѣ видимъ мы скромную увѣренность; видъ его, обхожденіе, чувства показываютъ Дворянина, или по крайней мѣрѣ человѣка, жившаго въ хорошемъ обществѣ. Въ Индіи военные чины даются очень легко, очень нескромно, очень неосновательно. Я думаю, что намъ лучше было бы дождаться возвращенія Полковника изъ Едимбурга?
   -- Вы, Сиръ Робертъ, лучше всякаго въ состояніи рѣшить, что должно дѣлать; но осмѣлюсь предложишь съ должнымъ высокопочитаніемъ то, что я думаю. Не знаю, въ правѣ ли мы освободить этого человѣка, единственно полагаясь на его слова безъ всякихъ другихъ доказательствъ; но удержавъ его и не отправивъ въ городскую тюрьму, примемъ отвѣтственность на себя. И такъ, Сиръ Робертъ, вы сами рѣшите это дѣло; я только прибавлю къ тому, что недавно и мнѣ очень досталось за то, что я на малое время посадилъ арестанта въ такое мѣсто, которое полагалъ надежнымъ и подъ присмотромъ полицейскихъ служителей. Колоднику удалось уйти и я долженъ вамъ признаться, что пріобрѣтенная мною слава дѣятельнаго и основательнаго судьи отъ того нѣсколько пострадала. Это съ моей стороны простое замѣчаніе, Сиръ Робертъ; и я согласенъ на все то что вы заблагоразсудите сдѣлать.
   Глоссинъ зналъ, что сего простаго замѣчанія, было слишкомъ достаточно, чтобы склонить его товарища, который, не смотря, на неумѣренную гордость, охотно пользовался свѣденіями другихъ. И такъ, Сиръ Робертъ, рѣшилъ сіе дѣло слѣдующимъ образомъ, основывая рѣчь свою отчасти на предположеніи, что обвиненный могъ быть честнымъ человѣкомъ, а отчасти на увѣренности, что онъ негодяй, убійца, преступникъ.
   -- Милостивый Государь, Г. Фан-Бестъ Броунъ, я назвалъ бы васъ Капитаномъ Броуномъ "ежели бы былъ малѣйшій поводъ, малѣйшій предлогъ, малѣйшая причина думать, что вы точно Капитанъ, или принадлежите къ полку, о которомъ упоминаете, или даже ко всякому другому полку Королевской службы, въ разсужденіи каковаго обстоятельства прошу васъ замѣтить, что я не намѣренъ симъ показать никакого мнѣнія, помышленія, предположенія точнаго, положительнаго, непоколебимаго. И такъ я объявляю вамъ, Г. Броунъ, что мы рѣшились въ слѣдствіе непріятныхъ обстоятельствъ, въ коихъ вы находитесь, будучи по словамъ вашимъ ограблены, показаніе, о которомъ я не излагаю своего сужденія, и имѣете однако же много денегъ, дорогихъ вещей на знатную цѣну, и охотничій ножъ, о которомъ вамъ неугодно дать поясненія, какимъ образомъ оный вамъ достался, и такъ повторяю, сударь, что мы вознамѣрились, положили, рѣшились, отослать васъ въ тюрьму, или лучше сказать, тамъ назначить для васъ квартиру до возвращенія изъ Едимбурга Полковника Маннеринга.
   -- Могу ли съ должнымъ уваженіемъ спросить у васъ, Сиръ Робертъ: не намѣрены ли вы приказать отвесть этого молодаго человѣка въ общую тюрьму Графства? Ежели вы вразсужденіи сего еще не рѣшились, то я осмѣлился бы вамъ предложить для избѣжанія шума отправить его въ тюрьму въ Портанферри: что будетъ гораздо лучше, ежели показаніе его окажется справедливымъ.
   -- Безъ сомнѣнія. Сверхъ того въ Портанферри есть отрядѣ войска для сбереженія таможеннаго магазейна; къ тому же по разсмотреніи всѣхъ обстоятельствъ, нашедъ сіе мѣсто приличнымъ, я говорю, что по должномъ разсмотреніи мы опредѣляемъ, повелѣваемъ... нѣтъ, мы только что предписываемъ заключить сего господина въ Портанферріqскую темницу.
   Предписаніе было немедленно водами; и Броуна увѣдомили, что на другой день поутру онъ будетъ привезенъ въ назначенное мѣсто для его содержанія: потому что Сиръ Робертъ не рѣшился сдѣлать того же вечера, опасаясь, чтобы на пути его не освободили. До того времени онъ долженъ былъ просидѣть въ замкѣ Газлевудѣ.
   Это заключеніе, подумалъ Бертрамъ, не можетъ быть мнѣ столь непріятно и продолжительно, какъ плѣнъ мой въ Индіи. Но пусть этотъ старикъ провалится съ подъяческими его выраженіями и лукавымъ своимъ товарищемъ, говорящимъ въ полголоса. Они не хотятъ понимать совершенно простаго произшествія.
   Глоссинъ между тѣмъ прощался съ Баронетомъ, дѣлалъ ему множество почтительныхъ поклоновъ, и приносилъ тысячу извиненій въ томъ, что не могъ принять его приглашенія на обѣдъ, надѣясь, примолвилъ онъ, что въ послѣдствіи ему позволено будешь пріѣхать засвидѣтельствовать свое уваженіе почтенному Баронету, Милади Газлевудъ и молодому Г. Газлевуду. Конечно, сударь, отвѣчалъ ему ласково Сиръ Робертъ, я надѣюсь, что семейство мое всегда умѣло быть съ сосѣдями своими вѣжливымъ, и докажу вамъ это, Глоссинъ, когда буду въ вашей сторонѣ, пріѣхавъ къ вамъ запросто, какъ только позволяетъ учтивость, то есть, сколько можно, себѣ представить, вообразить, подумать.
   -- Теперь, подумалъ Глоссинъ, надобно отыскать Диркъ Гаттрійка съ его молодцами, выдумать какое нибудь средство отвесть отъ таможни караулъ и нанесть главный ударъ: все зависитъ отъ проворства. Какое щастіе, что Маннерингъ теперь въ Едимбургѣ. Онъ знаетъ этого молодаго человѣка, что увеличило бы мою опасность. Тутъ онъ поѣхалъ потише. А ежели бы я постарался съ наслѣникомъ сдѣлать условіе! Вѣроятно, что онъ согласится отдать мнѣ большую часть имѣнія, чтобы поскорѣе получить остальное. Да нѣтъ, нѣтъ-нѣтъ, слишкомъ много людей за мною присматриваютъ: Гаттрійкъ, Гаврило и эта старая колдунья. Нѣтъ надобно поступать по прежнему намѣренію. При сихъ словахъ онъ далъ шпоры своей лошади и пустился большою рысью, чтобы скорѣе привесть въ движеніе устроенныя имъ машины.
   

ГЛАВА XII.

   Карета, привезшая Бершрака въ замокъ Газлевудъ, на другой день рано поутру отправилась съ нимъ въ назначенное мѣсто для тюремнаго содержанія его въ Портанферри. Съ нимъ были и оба прежніе молчаливые караульные. Темница, равно какъ и таможенное зданіе, стоявшее съ нею рядомъ, находилась отъ моря столь близко, что найдено было нужнымъ оба сіи дома укрѣпить широкимъ валомъ, сложеннымъ на берегу изъ большихъ камней, о которые волны разбивались во время прилива. Тюрьма была вмѣстѣ и рабочимъ домомъ и нѣкотораго рода дополненіемъ къ главной темницѣ Графства, весьма ветхой и по положенію своему неудобной для Кипплетринганской округи. Обнесенная высокими стѣнами, она имѣла небольшой дворъ, на коемъ невластнымъ заключеннымъ позволялось въ нѣкоторые часы прохаживаться и дышать свѣжимъ воздухомъ. Мак-Гуффогъ, одинъ изъ поимщиковъ Бертрама, сопровождавшій его въ тюрьму, былъ смотрителемъ сего великолѣпнаго дворца. Онъ остановилъ карету у воротъ, и вышелъ, чтобы приказать отворить оныя. Произведенный имъ шумъ привлекъ десятка два или три оборванныхъ мальчишекъ, бросившихъ свои шлюбки и фрегаты, плававшія по соленой водѣ, оставшейся въ водомоинахъ послѣ морскаго отлива, и, прибѣгавшихъ взглянуть на лице нещастнаго, привезеннаго въ тюрьму въ прекрасной новой каретѣ Глоссина. Послѣ большаго шума, произведеннаго огромнымъ замкомъ и много? численными запорами отворилась калитка и явилась страшная амазонка Мистриссъ Мак-Гуффогъ. Она одарена была такою силою и мужествомъ, что, въ отсутствіе своего мужа, или когда въ головѣ его бродили пары отъ лишней порціи водки, была въ состояніи содержать весь домъ въ порядкѣ. Охриплый ея голосъ, соперникъ гармоническимъ звукамъ, производимымъ ея желѣзными запорами, проворно разогналъ всю стаю шалуновъ, бывшихъ у воротъ. Совершивъ свой подвигъ и обратясь къ возлюбленному супругу: ну же, муженекъ, сказала она, или же проворнѣе, чего медлишь?
   -- Удержи свой языкъ, отвѣчалъ ей нѣжный супругъ, прибавивъ къ сему изреченію еще пары двѣ сильныхъ выраженій. Что же, молодецъ, прибавилъ онъ обратясь къ Бертраму: не угодно ли выдти, или не помочь ли вамъ?
   Бертрамъ вышелъ изъ кареты: и лишь только, что ступилъ на мостовую, какъ констабели схватили его за воротъ, хотя онъ и не дѣлалъ ни малѣйшаго сопротивленія и притащили его на дворъ посреди криковъ почти нагихъ ребятишекъ; которые прыгали въ почтительномъ разстояніи отъ Мистриссъ Мак-Гуффогъ. Лишь только что Бертрамъ переступилъ чрезъ гибельный порогъ какъ калитка снова заскрипѣла и съ шумомъ затворилась. Запоры были задвинуты и приворотница, повернувъ ключъ обѣими руками, вынула его изъ замка и положила въ свой большой карманъ, сшитый изъ краснаго сукна и висѣвшій у нее на боку.
   Тогда Бертрамъ очутился на упомянутомъ нами дворикѣ. На немъ прогуливалось нѣсколько арестантовъ, которые, казалось, дышали свободнѣе, взглянувъ во время минутнаго отверстія калитки за предѣлы воротъ и даже черезъ узкую и неопрятную улицу. Никому сіе чувство не покажется страннымъ, ежели вспомнитъ, что зрѣніе ихъ ограничивалось страшными воротами тюрьмы, высокими, окружавшими ихъ стѣнами, небомъ и дурною мостовою, по которой они прохаживались; однообразное зрѣлище по выраженію нѣкотораго Писателя есть настоящее бремя для утомленныхъ глазъ. Оно въ однихъ питаетъ унылую и мрачную ненависть къ людямъ, а въ другихъ возрождаетъ отвращеніе и ужасную скуку; и заживо погребеннаго между четырехъ стѣнъ заставляетъ желать промѣнять сей гробъ на покойнѣйшую и вѣчную могилу.
   Вступивъ во внутренній дворъ, Макъ-Гуффогъ позволилъ Бертраму на минуту остановиться и посмотрѣть на товарищей его нещастія. Когда онъ взглянулъ на лица, казавшіяся заклейменными подлостію, преступленіемъ и отчаяніемъ, на вора, на фальшиваго банкрута и наконецъ на безсмысленнаго съ устремленнымъ взоромъ и на сумасшедшаго съ померкшими глазами, заключенными въ сіе ужасное мѣсто низкою скупостію родственниковъ: то сердце его сжалось и онъ не захотѣлъ ни одной минуты оставаться въ такомъ обществѣ.
   -- Я надѣюсь, сударь, сказалъ онъ тюремному приставу, что вы отведете мнѣ особенную комнату?
   -- А мнѣ что придется за это?
   -- Да вѣдь я, сударь, не пробуду здѣсь болѣе дня, или много, что двухъ сутокъ, то мнѣ было бы очень непріятно жить съ такими людьми.
   -- А мнѣ что до того за нужда?
   -- И такъ, сударь, я скажу вамъ понятнымъ для васъ языкомъ: я готовъ заплатить за ваше снисхожденіе.
   -- Очень хорошо, Капитанъ! Но когда и сколько? Вотъ въ чемъ состоитъ дѣло, или лучше сказать, два дѣла.
   -- Когда выду изъ тюрьмы и получу ожидаемыя мною деньги изъ Англіи.
   Въ знакъ недовѣрчивости Мак-Гуффогъ покачалъ головою.
   -- Какъ, другъ мой, не уже ли вы почитаете меня въ самомъ дѣлѣ за преступника?
   -- Почему я это знаю. Но въ такомъ случаѣ вы неслишкомъ большой удалецъ, это очень примѣтно.
   -- А почему вы думаете, что я неудалецъ?
   -- Почему? потому что одинъ сумасшедшій только могъ оставить въ ихъ рукахъ золото, отданное вами на сохраненіе подъ гербомъ Гордоновъ. Чортъ меня возми, ежели бы я, бывъ на вашемъ мѣстѣ, не вытащилъ у нихъ изъ запазухи этого золота. Они не имѣли права отнять у васъ денегъ и отослать въ тюрьму, не оставивъ ничего на необходимые расходы. Иностранныя монеты и дорогія вещи они могли бы беречь для представленія ихъ суду; но гинеи, провалъ ихъ побери! за чѣмъ вы гинеи то не вытребовали? Я безпрестанно вамъ дѣлалъ знаки, да вы вовсе обо мнѣ и не думали!
   -- Ну такъ, сударь, ежели я въ правѣ требовать эти деньги, то потребую; а ихъ гораздо болѣе, нежели сколько надобно для заплаты вамъ.
   -- Богъ знаетъ. Вы, можетъ быть, проживете здѣсь гораздо долѣе, нежели полагаете; а надобно подумать хорошенько прежде, нежели рѣшиться кому нибудь повѣрить въ долгъ. Однакоже, такъ какъ вы кажетесь мнѣ порядочнымъ человѣкомъ: то хотя жена моя и всякой день говоритъ, что я отъ лишней доброты много теряю; но покамѣстъ такъ и бытъ, соглашусь удовольствоваться позволеніемъ вытребовать вашимъ имянемъ удержанныя у васъ деньги. А съ Глоссиномъ я справлюсь, онъ поплатится мнѣ. Къ тому же я кое что знаю на щетъ нѣкотораго бѣжавшаго колодника. Однимъ словомъ, ему надобно будетъ меня задобрить и не доходишь со мною до ссоры.
   -- Ну такъ ежели, сударь, черезъ два дня я не получу ожидаемыхъ денегъ, то напишу вамъ это позволеніе.
   -- Ладно! ладно! у васъ будетъ княжеская квартира и услуга. Но чтобы намъ послѣ не имѣть никакихъ споровъ: то я напередъ вамъ разскажу, что получаю отъ желающихъ жить особенно. За комнату 30 шиллинговъ въ недѣлю, за мебели гинею, еще полгинеи за постелю и за то, чтобы быть одному въ комнатѣ: и по совѣсти тутъ мнѣ не много достанется барыша, потому что и самъ я долженъ заплатишь полкроны Дональду Лейдеру, который содержится здѣсь за покражу скита, и по положенію долженъ бы былъ жить съ вами въ одной комнатѣ. И такъ онъ потребуетъ отъ меня свѣжей соломы, а можетъ быть и нѣсколько рюмокъ водки: такъ сами можете видѣть, что мнѣ не Богъ знаешь что придется.
   -- Очень хорошо, сударь, продолжайте!
   -- Что касается до пищи и питья, то вы можете доставать самое лучшее изъ здѣшнихъ трактировъ; а я никогда не беру болѣе дватцати процентовъ свыше городской цѣны, и это право недорого за труды безпрестанно посылать за тѣмъ, что нужно, а лишнее относить назадъ; вѣдь за этимъ нарочной малой безпрестанно бѣгаетъ. Наконецъ, сударь, ежели вы соскучитесь, то я приду къ вамъ вечеркомъ посидѣть, и пожалуй, пособлю вамъ распить бутылку вашего вина. Я не разъ пивалъ и съ Глоссиномъ, товарищемъ моимъ, хотя онъ теперь и мирнымъ судьею. Ахъ! позабылъ было...... ночи теперь длинны и холодны, такъ ежели вы захотите свѣчъ и разложить огня: такъ это дорогонько, потому что противу положенныхъ правилъ. Вотъ кажется и все тутъ. Право не знаю, чтобы еще сказать; однакоже со временемъ все таки отыщется какая нибудь непредвидѣнная статейка.
   -- Такъ и быть, сударь, и полагаюсь на вашу совѣсть, ежели вы только знаете, что значитъ это слово. Дѣлать нѣчего, надобно согласиться на то, что.....
   -- Нѣтъ, сударь нѣтъ, не извольте этого говоритъ; васъ ни къ чему не принуждаютъ. Ежели цѣны вамъ не нравятся, такъ и дѣло кончено. Я знаю вѣжливость, и никого ни къ чему не принуждаю. Ежели вы захотите жить такъ, какъ всѣ здѣсь живутъ; такъ пожалуй, мнѣ же легче.
   -- Нѣтъ, любезнѣйшій, нѣтъ, послѣ такихъ угрозъ у меня вовсе прошла охота съ вами торговаться. Отведите же меня въ ту комнату, которую назначаете для меня: потому что я хочу остаться одинъ.
   -- Слушаю, Капитанъ, извольте идти за мною, сказалъ плутъ, и стараясь улыбнуться, покривилъ отвратительное лице свое; а чтобы вамъ доказать, что у меня есть совѣсть, какъ вы сказали: то пусть громъ убьетъ, ежели я возьму съ васъ болѣе шести сольдовъ въ день за позволеніе прогуляться подвору! Вы можете по три часа сряду и каждый день расхаживаться по немъ вдоль и поперегъ, играть въ мячикъ и однимъ словомъ, дѣлатъ все, что вамъ угодно.
   Съ симъ пріятнымъ обѣщаніемъ онъ ввелъ Бертрама въ домъ и проводилъ его по узкой и крутой лѣсенкѣ вверхъ, гдѣ была толстая дверь, обитая желѣзными листами. А за оною маленькой коридоръ, въ коемъ съ каждой стороны находилось по три комнаты; двери въ нихъ въ сіе время были отворены, а внутри вмѣсто мебелей находились одни соломенные матрасы; но въ концѣ коридора былъ еще небольшой покой, повидимому, не въ такомъ жалкомъ достояніи. Сія комната служила нѣкотораго рода больницею для арестантовъ слабаго здоровья; и Дональдъ Лейдеръ, которому, слѣдовало быть товарищемъ въ комнатѣ Бертрама, въ самомъ дѣлѣ былъ выпровоженъ изъ постели, чтобы попробовать, не скорѣе ли онъ выздоровѣетъ отъ бывшей у него лихорадки на свѣжей соломѣ. Сіе изгнаніе приведено было въ исполненіе Мистриссъ Мак-Гуффогъ въ то время, какъ супругъ ея договаривался съ Бертрамомъ на дворѣ. Сія любезная женщина предвидѣла, чѣмъ кончится ихъ договоръ; и сильныя руки амазонки, какъ казалось, не безтруда очистили комнату, потому что у одной изъ двухъ кроватей былъ разорванъ занавѣсъ, и посреди комнаты развѣвалась полоса, какъ въ пылу сраженія разорванное знамя.
   -- Не обращайте вниманія, Капитанъ, на этотъ небольшой безпорядокъ, сказала Мистриссъ Макъ-Гуффогъ, вошедшая въ комнату прежде, ихъ: я тотчасъ это зачиню. Потомъ оборотившись спиною, по добрала нѣсколько свою юбку, сняла съ ноги подвязку и съ помощію всѣхъ находившихся въ платьѣ булавокъ она подвязала кое какъ занавѣсъ къ верху и дала ему видъ фестоновъ. Переворотивъ послѣ сего тюфякъ и накинувъ на постель старое штопаное одѣяло: теперь, сказала она, все готово. Что касается до вашей постели, Капитанъ, то извольте посмотрѣть, продолжала она, показывая на большую деревянную кровать, стоявшую на толстыхъ ножкахъ, изъ коихъ только три опирались на полъ, а четвертая, по неравенству покоробленнаго сыростію пола (потому что тюремный домъ выстроенъ былъ по подряду) оставалась на воздухѣ, какъ нерѣдко случается видѣть нарисованныя на дверцахъ каретъ ноги слона. У насъ, какъ вы видите, прекрасные шюфяки и одѣяло; а ежели захотите имѣть простыни, подушки, салфетки, полотенца; то скажите мнѣ: потому что это по моей части и не входитъ въ условленный щетъ съ мужемъ моимъ.
   Мак-Гуффогъ во время сего разговора вышелъ, чтобы не показаться участвующимъ въ семъ новомъ притѣсненіи.
   -- Ради Бога, отвѣчалъ Бертрамъ, дайте мнѣ все нужное, и берите, что вамъ угодно.
   -- Хорошо, хорошо и тотчасъ все получите. О, мы не обдираемъ никого, хотя и близко живемъ отъ таможни. Я разложу вамъ и огня, а потомъ прикажу сбѣгать за вашимъ обѣдомъ. Сего дня надобно потерпѣть, потому что и не ожидала такого дорогаго гостя. Мистриссъ Maк-Гуффогъ на минуту вышла и возвратилась съ двумя простынями въ одной рукѣ, а въ другой съ коробкою, наполненною угольями, изъ которой выгребая руками, клала ихъ на заржавленную рѣшетку, бывшую давно безъ употребленія. Потомъ, не потрудившись обмытъ рукъ, она взяла простыни (увы! совсѣмъ не такія, какъ у доброй Айліи) и начала слать постель, сквозь зубы ворча на прихотливыхъ, которымъ ничѣмъ не угодишь. Она хотя и умѣла заставить себѣ платить, но ворчаніе ея происходило отъ привычки и нрава.--
   Бертраму не осталось другаго занятія по выходѣ ея, какъ прохаживаться по комнатѣ; или, сколько позволяли перекладины окна, видѣть въ оное, или наконецъ разглядывать умныя или богохульныя изреченія предшественниковъ его въ семъ жилищѣ, исписавшихъ ими всю почти стѣну. Ушамъ его было толь же мало удовольствія, какъ и глазамъ. Онъ лишь слышалъ шумное волненіе моря, въ сіе время убывавшаго и изрѣдка скрыпъ отворяемыхъ и затворяемыхъ дверей, сопровождаемый пріятнымъ звукомъ запоровъ и замковъ. Иногда слышались ему также ревъ тюремнаго сторожа и визгъ достойной его супруги, безпрестанно съ кѣмъ нибудь перебранивающейся; а иногда большая собака, на дворѣ прикованная на цѣпь, отвѣчала ужаснымъ лаемъ на вызовъ арестантовъ, дразнившихъ ее для препровожденія времени.
   Наконецъ, сіе томительное однообразіе было нарушено прибытіемъ толстой неопрятной служанки, пришедшей накрыть для обѣда столъ, и разложившей грязную салфетку на столѣ, еще болѣе замаранномъ. Вилка и ножикъ, не весьма пострадавшіе отъ излишняго чищенія ихъ, лежали подлѣ оловянной тарелки безъ краевъ; а съ другой стороны для равенства и украшенія стояла солонка, наполненная сѣроватою, или лучше сказать, бѣлесоватою смѣсью, имѣвшею на себѣ очевидные признаки недавняго употребленія.
   Вскорѣ послѣ того таже самая Геба принесла на тарелкѣ нѣсколько кусковъ говядины, испеченной въ печи, а подъ оною порядочное количество жиру, гордо воздымавшагося надъ океаномъ тепловатой воды, и положивъ подлѣ сихъ вкусныхъ яствъ кусокъ чернаго черстваго хлѣба, спросила у Бертрама, что ему угодно приказать принесть изъ напитковъ.
   Такъ какъ поданныя ему кушанья были не весьма вкусны: то онъ пожелалъ ихъ исправить, и потребовалъ бутылку вина, которое по щастію оказалось сноснымъ. Весь почти обѣдъ его состоялъ изъ куска сыра и ломтя черстваго хлѣба. По окончаніи сего пиршества, служанка засвидѣтельствовала ему почтеніе своего господина, желавшаго узнать, не угодно ли будетъ Капитану приказать ему притти вечеромъ посидѣть съ нимъ для препровожденія времени. Бертрамъ поручилъ ей изъявить его благодарность и просить Мак-Гуффога вмѣсто пріятнаго своего общества прислать ему перьевъ, чернилъ, бумаги и огня. Огонь немедленно явился въ образѣ длинной и тонкой сальной свѣчи, переломленной по срединѣ, наклоненной на сторону и въ оловянномъ засаленномъ подсвѣчникѣ. Что касается до письменныхъ дѣлъ, то ихъ слѣдовало отложить до другаго дня: потому что бумаги и прочаго въ тюрьмѣ не было, а надлежало купить въ городѣ.
   Бертрамъ спросилъ у служанки, не можетъ ли она по крайней мѣрѣ достать ему книгъ и просьбу свою подкрѣпилъ шилингомъ. Она долго ходила и наконецъ возвратилась съ двумя книгами, въ коихъ содержались записки Нюгета {Нюгетомъ называется Лондонская тюрьма.}, выпрошенныя ею у Самъ Сильверкиля, типографическаго ученика, посаженнаго въ тюрьму за воровство. Положивъ книги на столъ, она удалилась, и Бертраму дала время заняться чтеніемъ, довольно приличнымъ положенію его.

Конецъ Третьей Части.

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов