Зонов Аркадий Павлович - Летопись театра на Офицерской

ПАМЯТИ ВѢРЫ ФЕДОРОВНЫ KOMMИССАРЖЕВСКОЙ

"Алконостъ", кн. I. Изданіе передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. 1911

ЛѢТОПИСЬ ТЕАТРА НА ОФИЦЕРСКОЙ.

(В. Ѳ. Коммиссаржевской).

"Я лично раздѣляю свою сценическую жизнь, -- говорила Вѣра Ѳедоровна Коммиссаржевская, -- на три періода: первый, когда я еще играла въ провинціи, второй -- періодъ Александринки и перехода къ Ибсену, и третій -- когда я пришла къ Метерлинку и условному театру".

Въ предлагаемой вниманію статьѣ, буду касаться только послѣдняго періода дѣятельности Вѣры Ѳедоровны и работы ея театра на Офицерской.

Въ концѣ января 1906 года въ періодической печати появились замѣтки, что Дирекціей "Драматическаго театра В. Ѳ. Коммиссаржевской" ведутся переговоры о снятіи театра на Офицерской. Слухи стали дѣйствительностью. Въ началѣ февраля уже сообщается, что снятый В. Ѳ. Коммиссаржевской театръ будетъ перестроенъ и дирекціей ассигнована сумма въ нѣсколько десятковъ тысячъ рублей. О направленіи, репертуарѣ свѣдѣній для большой публики не было, но перемѣны въ администраціи, приглашеніе режиссеромъ, вмѣсто Н. А. Попова, В. Э. Мейерхольда, давало поводъ предполагать, что театръ вступитъ на новый путь. Броженіе политическое 1905--6 года не могло не захватить и сценическихъ дѣятелей. Дань увлеченію протестомъ отдалъ и художественный міръ. Вчерашніе декаденты, кричавшіе о "новой красотѣ", дѣлаются ярыми соціалдемократами; но увлеченіе политическими запросами продолжалось недолго. Подготовляемый журналами "Міръ искусства", "Вѣсы", "Вопросы жизни", переломъ въ художественной сферѣ, въ искусствѣ уже совершился. Творенія "модернистовъ", "декадентовъ" распространяются въ массѣ экземпляровъ; къ крику поэта: "для новой красоты нарушаемъ всѣ законы, преступаемъ всѣ черты" не только прислушались, взяли лозунгомъ, но началось уже практическое выполненіе призывовъ мятущагося духа, въ противовѣсъ "кухнѣ реализма". Пронесшись ураганомъ, "переоцѣнка цѣнностей" захватила въ свою полосу и театръ. Мечты о "классовомъ" театрѣ, были отброшены, художники вспомнили о святой обязанности завоевать свободу къ проявленію своего "я", показать душу, красоту, грезу. Въ литературныхъ кругахъ вопросы искусства, ближайшія задачи театра, его реформа, возбуждаютъ горячіе дебаты, въ разборѣ направленій создаются и ярко опредѣляются партіи. нервное напряженіе не могло не захватить чуткую душу великой артистки. Вступивъ на новый путь исканій, Вѣра Ѳедоровна отдала не только свою артистическую душу, не только смѣло бросилась сама, но и привлекла къ себѣ все рвущееся отъ рутины. При театрѣ образовался кружокъ молодыхъ, "субботы" въ театрѣ собирали писателей и художниковъ новаго направленія, гдѣ дѣлились впечатлѣніями, планами; вѣрилось, что театръ долженъ создать что-то новое, небывалое, стряхнуть оковы традицій. Мечты созданія театра-храма предполагалось осуществить на дѣлѣ. Перестраиваемый театръ, по проекту, долженъ быть въ античномъ вкусѣ, весь бѣлый, съ колоннами: вмѣсто обычныхъ креселъ или стульевъ удобныя, широкія скамьи. Къ сожалѣнію, злой диктаторъ -- касса -- приказалъ вынести ихъ и замѣнить обыкновенными стульями, чтобъ повысить цѣну валового сбора. Были и другія непріятныя неожиданности. Среди разгара работъ взявшій подрядъ былъ объявленъ несостоятельнымъ. Вѣрѣ Ѳедоровнѣ пришлось выйти изъ бюджета и, чтобъ не затягивать открытіе сезона, вложить еще 40.000 изъ запаснаго фонда. Наступилъ августъ. 7-го начались репетиціи въ помѣщеніи Латышскаго музыкальнаго кружка. Ремонтъ предполагалось закончить 15-го сентября, но уже 27-го августа рѣшено было предпринять поѣздку, такъ какъ выполненіе всѣхъ работъ оттягивалось до конца октября. Часть труппы съ В. Ѳ. отправилась въ поѣздку, другая осталась репетировать въ Петербургѣ. Настроеніе въ работѣ было бодрое, приподнятое. Хотя часть труппы, уже овладѣвшая опытомъ старой драмы, привыкшая работать въ старыхъ постановкахъ, была недовольна новшествами, но огонь, поддерживаемый В. Ѳ., захватывалъ; вѣрилось въ "нужность" происходящаго, протесты невольно замолкали. Въ Петербургѣ репетиціи велъ второй режиссеръ П. М. Ярцевъ, В. Э. Мейерхольдъ выѣхалъ въ поѣздку, гдѣ и работалъ надъ новыми своими постановками.

Наступило 10 ноября -- день открытія театра пьесой Ибсена, "Гедда Габлеръ".

Переполненный театръ. Настроеніе приподнято. Поднимается первый занавѣсъ Бакста -- за нимъ безшумно расходится другой, открывается сцена. Шопотъ. Необычность обстановки вызываетъ тревогу, понятное любопытство.

Передъ смущеннымъ, растеряннымъ зрительнымъ заломъ оконченъ первый актъ.

Новые пріемы исполненія и постановки заставляли говорить о себѣ, съ каждымъ съиграннымъ актомъ возбуждая въ публикѣ страстные споры. Голосъ средины былъ заглушенъ. Не было другихъ мнѣній,-- или бранили и возмущались, или восторженно, молодо, чисто привѣтствовали народившееся, еще смутное, но необычное, далекое отъ рутины и трафарета.

Пресса не могла не откликнуться на жгучій вопросъ, какой ставилъ театръ своимъ открытіемъ сезона. "Театръ открывшійся -- реакція "Художественному театру" съ его стильной бутафоріей", говоритъ рецензентъ "Рѣчи", "смерть быту" написано на знамени новаторовъ" {"Рѣчь", No 215, 1906 г.}. Но новаторство театра было встрѣчено рѣзкимъ осужденіемъ всей прессы. Пріемы Мейерхольда -- "малярностолярная работа", по опредѣленію и отзывамъ г. Кугеля, критика "Театръ и Искусство", -- "вызываютъ" въ публикѣ недоумѣніе, раздраженіе, досаду". Сравнивая Мейерхольда со Станиславскимъ, Кугель видитъ контрастъ: "у одного "картина быта", другой пытается остаться "внѣ времени и пространства". Одинъ учитъ "конкретизаціи", другой "символизаціи". Актера донимаютъ оба" {"Театръ и Искусство", No 47, 1906 г.}. Походъ прессы противъ доминирующей роли режиссера былъ общій, высказывались сожалѣнія, что чудный талантъ великой артистки принесенъ въ жертву "декоративнымъ претензіямъ". Ставили на видъ противорѣчіе въ обстановкѣ не только съ ремаркой автора, но и съ основной идеей пьесы. "Произошелъ абсурдъ: какъ бы затерялась основная нить пьесы. Отсутствіе мѣщанской обстановки было въ полномъ противорѣчіи съ духомъ Гедды, рвущейся отъ мѣщанства, банальныхъ традицій, въ область свободы и красоты духа". Объ исполненіи артистовъ отзывы были тоже мало благопріятные. "Это подмѣненная, редуцированная Коммиссаржевская,-- Коммиссаржевская, распредѣлившая роль Гедды на серію болѣе или менѣе красивыхъ барельефовъ".

Были отдѣльные голоса и за новые пріемы. Рославлевъ, отмѣчая задачи и попытки новой сценической живописи, считалъ ихъ удачными. "Въ основу положены, несомнѣнно, новые принципы, очень желательные: принципы упрощенія, стилизаціи и живописной красоты. Здѣсь глазъ не оскорбляется, а отдыхаетъ на красивыхъ, мягкихъ картинахъ въ своеобразной рамкѣ нарядныхъ боковыхъ занавѣсовъ. Чувствуются намеки эскизностью декорацій дать именно надлежащій живописный фонъ для актеровъ. Сказывается намѣреніе, въ гармоніи съ тонами декорацій, выдержать цвѣта и тона костюмовъ. И съ этой точки зрѣнія красно-коричневые сюртуки и пѣгіе панталоны, являясь болѣе или менѣе удачными пятнами, имѣютъ большой смыслъ". Объ игрѣ Вѣры Ѳедоровны критикъ говоритъ: "можно любоваться красотой позъ и эффектностью костюма г. Коммиссаржевской" {"Театръ и Искусство", No 49, 1906 г.}.

Второй постановкой театра на Офицерской была пьеса Юшкевича: "Въ городѣ". Пьеса имѣла нѣкоторый успѣхъ. Послѣ 3-го акта вызывали автора, послѣ 4-го вызовы возобновились.

Новые пріемы въ постановкѣ опять подняли въ прессѣ не менѣе страстныя возраженія какъ газетъ, такъ и журнала "Театръ и Искусство". Критикъ журнала замѣчаетъ: "Робость фантазіи обнаружена Мейерхольдомъ и въ пьесѣ "Въ городѣ". Идеалистическое воображеніе г. Мейерхольда "вмѣстить" самоваръ отказывается, но чашки принимаетъ. Чай выносится изъ-за кулисъ въ чашкахъ... За малымъ исключеніемъ исполнительствовалъ за всѣхъ г. Мейерхольдъ. Какъ только актеръ или актриса открывали ротъ -- я сейчасъ же узнавалъ г. Мейерхольда, читавшаго за актрисъ и актеровъ "ролю" безъ улыбки, безъ радости въ движеніяхъ и солнца въ глазахъ, -- было только скучно". Высказывая сожалѣніе и грусть о "чуткой актрисѣ", какъ В. Ѳ. Коммиссаржевская, "явившей ужъ столько доказательствъ безкорыстнаго и подлинно самоотверженнаго служенія театру", г. Кугель отзывается крайне отрицательно о принципахъ постановокъ, заимствованныхъ г. Мейерхольдомъ у Фукса, утверждая, что реформировать театръ посредствомъ живописи невозможно, и всецѣло встаетъ на защиту актера, яко бы подавленнаго режиссеромъ, и въ своемъ увлеченіи доходитъ до крайностей. "Кончится ли это измывательство режиссерскихъ хановъ надъ искусствомъ", спрашиваетъ онъ. "Надъ театромъ полузадушеннымъ и обморочнымъ склонился "аспидъ" и добиваетъ его пинками. То, что мы называемъ театромъ, превращается въ экзерцир-гаусъ, въ казарму, въ фаланстеру, въ аракчеевское военное поселеніе" {Тамъ-же, No 47 и 48, 1906 г.}.

Если первыя двѣ постановки театра вызвали яростныя нападки прессы, то слѣдующая за ними "Сестра Беатриса", примирила съ новымъ методомъ и на первомъ спектаклѣ вызвала восхищеніе. Въ театрѣ создалось какое-то молитвенное, благоговѣйное настроеніе. Театръ, дѣйствительно, былъ храмомъ. Подъемъ исполнителей передался въ залу. На лицахъ аплодирующихъ были искреннія слезы. Этотъ спектакль былъ однимъ изъ самыхъ свѣтлыхъ воспоминаній Вѣры Ѳедоровны. Часто она говорила, что такія минуты не забываются.

Пресса, отмѣчая удачу и торжество театра, не преминула отнести успѣхъ случайному совпаденію содержанія пьесы съ задачами, поставленными новымъ театромъ. "Настроенія Метерлинка, до извѣстной степени, совпадаютъ съ настроеніями руководителей этого театра, и въ "Сестрѣ Беатрисѣ" не замѣчалось того вопіющаго противорѣчія между идеей и духомъ произведенія и пріемами постановки, которое такъ вооружило чуткую къ правдѣ публику противъ новаторства г.г. Мейерхольда и Ярцева: плоская сцена была умѣстна въ сказкѣ, декорація, прекрасно написанная Судейкинымъ, не поражала своимъ нежилымъ и отвлеченнымъ видомъ. И даже idée fixe новаторовъ театра -- создавать изъ дѣйствующихъ лицъ барельефы и скульптурныя группы -- въ данномъ спектаклѣ не удивляла своей фантастичностью и, такъ сказать, антитеатральностью", отзывается о спектаклѣ рецензентъ "Рѣчи" {"Рѣчь", No 225, 1906 г.}. Даже на страницахъ "Театръ и Искусство" появился благопріятный отзывъ. Недовольный многимъ въ постановкѣ, г. Кугель обмолвился, что "если идея поставить пьесу принадлежитъ г. Мейерхольду, то за это многое ему простится", а г. Рославлевъ пишетъ тамъ же: "Необходимо постановку выдѣлить, подчеркнуть, надо быть благодарнымъ за художественную новизну отдѣльныхъ впечатлѣній, гдѣ благоухающая прелесть метерлинковской пьесы слилась съ прелестью сценическаго воспроизведенія. Никогда не забудешь отдѣльныхъ моментовъ въ игрѣ г-жи Коммиссаржевской: сцену съ нищими во второмъ дѣйствіи, группу монахинь около умирающей Беатрисы -- въ третьемъ. Пусть въ основѣ здѣсь картины старинныхъ мастеровъ, пусть даже чувствуется извѣстная напряженность, заученность, но это та художественная условность, которая переноситъ въ отдаленныя времена, заставляетъ чувствовать трепетъ и обаяніе чуда въ группѣ нищихъ, нѣжный экстазъ цѣломудренныхъ сестеръ въ группѣ монахинь" {"Театръ и Искусство", No 49, 1906 г.}. Рецензентъ газеты "Наша жизнь" отмѣчаетъ, что "реформа, задуманная руководителями театра, осуществляется: театръ, наконецъ, находитъ художественное воплощеніе своей мечты. Послѣ постановки "Сестры Беатрисы", нельзя отрицать культурныхъ цѣнностей, которыя куетъ освобождающійся театръ. Чѣмъ же однако покоряетъ и плѣняетъ постановка "Сестры Беатрисы"? Она плѣняетъ и увлекаетъ, прежде всего, своимъ ритмомъ, ритмомъ пластики и ритмомъ діалога. Музыка стиля была воплощена въ звуки напѣвной рѣчи и въ медленныя движенія вѣчнокрасиваго женскаго тѣла, задрапированнаго тихими, блѣдно-синими складками. Это большое художественное завоеваніе, которое нельзя не привѣтствовать. Торжество музыкальнаго начала въ діалогѣ и движеніяхъ актеровъ привело къ живому убѣжденію той мечты о чудѣ, которая лежитъ въ глубинѣ пьесы. Мы подошли здѣсь къ первоисточнику свѣта и были причастны настоящему и всегда святому искусству".

"Образъ Сестры Беатрисы нашелъ себѣ художественное воплощеніе въ творчествѣ В. Ѳ. Коммиссаржевской. Ровно годъ тому назадъ мнѣ пришлось писать объ этой артисткѣ: съ великою скорбью смотришь на г-жу К., которая работаетъ на сценѣ въ эпоху упадка стараго театра. Какъ хочется увести этотъ свѣтлый талантъ изъ отвратительныхъ традиціонныхъ кулисъ, гдѣ слѣпые люди пытаются гальванизировать трупъ натурализма. Такія артистки, какъ Коммиссаржевская, нужны свободному и освобождающемуся театру, который вмѣсто мертвой рамки принесетъ съ собою иные, мятежные огни"...

"Мои мечтанія сбываются, и В. Ѳ. не только выступаетъ въ театрѣ почти свободномъ отъ старыхъ цѣпей, но утверждаетъ себя въ немъ. Беатриса Коммиссаржевская, это уже новое приближеніе къ свободѣ-красотѣ. Талантъ В. Ѳ. К., указалъ ей настоящій путь: она слилась съ общимъ музыкальнымъ замысломъ пьесы и раскрыла вѣчно женственную душу Беатрисы въ трехъ ея проявленіяхъ: Невѣсты, Мадонны и Матери, искупившей грѣхъ страданіемъ и скорбью. Писать о Беатрисѣ-Коммиссаржевской въ газетной рецензіи нельзя: нельзя говорить тихими словами тамъ, гдѣ битва и борьба, такая необходимая, такая кровавая... А вѣдь настанетъ же, наконецъ, время, когда самая борьба за освобожденіе отъ власти механической сольется съ великою борьбой за утвержденіе личности въ абсолютной красотѣ. Тогда мы снова увидимъ передъ собою образъ Сестры-Беатрисы" {"Наша жизнь", 24 ноября 1906 г.}.

Съ большей опредѣленностью о творчествѣ Вѣры Ѳедоровны въ этой пьесѣ высказывается одинъ изъ театральныхъ рецензентовъ такими словами: "говорить объ исполненіи сестры Беатрисы, значитъ говорить о г-жѣ Коммиссаржевской. Въ тотъ вечеръ, который вообще придется отмѣтить бѣлымъ камнемъ, режиссеры-новаторы отказались отъ злосчастной мысли насиловать свободный и вдохновенный талантъ артистки. В. Ѳ. творила свободно, и въ драматической сценѣ послѣдняго акта мы снова встрѣтились съ былой Коммиссаржевской, огнемъ своего вдохновенія захватывающей залъ, повергающей его въ жуткое трепетаніе" {Вл. Азовъ "Рѣчь", 24 ноября No 225, 1906 г.}. Пьеса становится репертуарной. Завоеванная новизна пріемовъ, любовь къ Метерлинку дѣлаютъ роль Беатрисы любимой ролью Вѣры Ѳедоровны. Играть ее, по ея словамъ, всегда для нея праздникъ.

Вступивъ однажды на путь, далекій отъ прежней драмы, Вѣра Ѳедоровна и ея театръ, слѣдующей постановкой "Вѣчная сказка", опять открываютъ новые горизонты. Среди шипѣнья старой критики раздается уже сильная защита положительныхъ сторонъ въ работѣ новаторовъ. Вмѣстѣ съ заявленіемъ, что: "тутъ не только смерть быту", а и "смерть мысли, поглощаемой пучиною безпредѣльной красивости", "Ничего кромѣ пятенъ рыжихъ, черныхъ и бѣлокурыхъ" {Г. Кугель "Театръ и Искусство", No 50, 1906 г.}, раздаются уже похвалы достигнутому. "Поставлена пьеса красиво, въ условно-сказочномъ, лубочномъ стилѣ. Красивы декораціи Денисова, красивы расписанные по полотну самимъ художникомъ костюмы. Роль Сонки исполняла г. Коммиссаржевская. На ней сосредоточился главный интересъ. Воистину она была душою драмы. Въ талантѣ В. Ѳ. засвѣтились какіе то новые лучи. Сонка -- Коммиссаржевская это "Дѣва радушныхъ воротъ", о которой мечтали гностики, которую знали Данте, Петрарка, Вл. Соловьевъ... Въ Беатрисѣ-Мадоннѣ Коммиссаржевская уже приблизилась къ воплощенію этой мечты. Теперь въ Сонкѣ она открываетъ намъ новый міръ -- освобожденный и преображенный. Сонка-Коммисаржевская говоритъ намъ: "съ того берега слышится голосъ: идите, идите сюда... Ярче свѣтятся звѣзды, нѣжнѣе поютъ рощи, таинственнѣе манитъ молчаніе"... И мы вѣримъ Сонкѣ и идемъ за нею. Сонка во имя вѣчной любви, освобождающей любви, требуетъ отреченія отъ престола: ея престолъ тамъ, гдѣ нѣтъ Канцлера, нѣтъ законовъ, нѣтъ цѣпей, нѣтъ казней...

Великій мятежъ соединяется съ новой влюбленностью въ новый міръ, свободный отъ кошмара власти...

Сонка-Коммисаржевская предчувствуетъ этотъ міръ. Когда смотришь на нее и слышишь ея голосъ, уже вѣришь въ близость освобожденія". Рецензентъ, видя какъ шумѣла и настойчиво вызывала молодежь Коммиссаржевскую и Мейерхольда, называетъ это побѣдой и вѣритъ, что "трудно угасить тотъ энтузіазмъ, который загорѣлся вокругъ этого театра, гдѣ смѣло и громко говорятъ о возрожденіи" {"Наша жизнь", 6 декабря 1906 г.}.

Послѣ огромной, интенсивной работы театра, когда менѣе чѣмъ въ мѣсяцъ были поставлены четыре новыхъ пьесы: 10-го ноября "Гедда Габлеръ", 13-го "Въ городѣ", 22-го "Сестра Беатриса" и 4-го декабря "Вѣчная сказка", 18-го была объявлена "Нора", пьеса, шедшая еще въ Пассажѣ. Методъ, принятый театромъ, былъ проведенъ и въ этой постановкѣ. Отъ прежнихъ мелочей, клѣтокъ съ птицами, разныхъ стульчиковъ и жилыхъ комнатъ -- осталась упрощенная до схемы декорація. По отзыву рецензента этотъ спектакль еще разъ доказалъ, что "условная постановка не только не отражается дурно на индивидуальной игрѣ артистовъ, а наоборотъ, освобождаетъ исполнителей отъ ложныхъ и тягостныхъ условій старой сцены" {"Наша жизнь", 20 декабря 1906 г.}. Недовольные и протестующіе противъ намѣчающагося новаго направленія ликовали: "усилія режиссера, по ихъ словамъ, не достигли цѣли; тонко и художественно сотканный образъ ибсеновской героини остался безъ измѣненій. Мы услышали чарующій своей простотой и богатствомъ интонацій голосъ, увидали такъ хорошо знакомое намъ нервное, подвижное лицо съ великолѣпными глазами, отражающими малѣйшіе оттѣнки малѣйшихъ настроеній" {"Театръ и Искусство", No 52, 1906 г.}. Но примиреніе продолжалось недолго.

Слѣдующая же новая постановка театра на праздникахъ, 31-го декабря, "Чудо странника Антонія" Метерлинка и "Балаганчикъ" Блока, снова лишила обычныхъ критеріевъ оцѣнки. Въ смыслѣ режиссерскомъ, по своей художественной интуиціи, спектакль этотъ можетъ считаться самымъ знаменательнымъ и яркимъ явленіемъ въ исторіи театра послѣднихъ лѣтъ. Первая пьеса, поставленная въ стилѣ театра маріонетокъ, послѣ примѣненія новыхъ пріемовъ, пріучившихъ уже публику къ исканіямъ руководителей, кое-какъ принималась безъ особыхъ протестовъ, но "Балаганчикъ" вызвалъ "какое то столпотвореніе". Публика раздѣлилась на два лагеря: одни, доходя до ярости, свистали и шикали, другіе не менѣе дружно аплодировали. Если послѣ первыхъ спектаклей театра присутствующіе сравнительно мирно, чинно, разбирали и спорили, здѣсь прямо уже ругались. Страсти разгорались, и это продолжалось на каждомъ спектаклѣ, когда "протестующіе даже вооружились... ключами". Имя Мейерхольда было извѣстно всему театральному Петербургу, было темой для шаржей и пародій. Вѣра Ѳедоровна въ этомъ спектаклѣ не участвовала.

Слѣдующія, по времени, двѣ новыя постановки: 8-го января "Трагедія любви" Гейберга и 22-го января "Комедія любви" Ибсена, не смотря на участіе въ нихъ Вѣры Ѳедоровны, успѣха не имѣли. Отзывы прессы о первой пьесѣ полны неистовыхъ нападокъ на Мейерхольда, какъ актера, исполнявшаго роль поэта въ этомъ спектаклѣ. Не удовлетворяла также и постановка. По отзыву критика газеты "Наша жизнь", пьеса второстепеннаго автора "Трагедія любви" была и понята неправильно. "Полная полутоновъ и настроенія, съ наивной и грубой идейной схемой была поставлена со смѣшною прямолинейностью. Въ постановкѣ не было интимности: длинный корридоръ, по которому маршировали артисты, былъ холоденъ и сухъ, и отъ всего вѣяло не трагической любовью, а любовью скучной... Роль Каренъ, которую играла В. Ѳ., не будетъ новымъ лавромъ въ вѣнкѣ ея славы. Только въ третьемъ актѣ артистка всецѣло покорила меня -- говоритъ рецензентъ -- въ тѣ моменты, когда она раскрываетъ свою больную душу, жаждущую безмѣрной любви" {"Наша жизнь", 11 января 1907 г.}.

Не была художественнымъ завоеваніемъ постановка и "Комедіи Любви" Ибсена. "Въ постановкѣ не было ничего новаго, если не считать стилизованныхъ костюмовъ и декорацій г. Денисова. Не чувствовалось ритма въ развитіи дѣйствія и въ самомъ діалогѣ".

По отзывамъ прессы, не удалась роль Свангильдъ и Вѣрѣ Ѳедоровнѣ: "въ ея игрѣ чувствовалась нѣкоторая усталость. Дѣйствовалъ ли на нее замораживающе актеръ или просто не въ ударѣ была артистка, я,-- говоритъ рецензентъ, -- не берусь судить, но гордой Свангильдъ, женщины изъ саги, не было" {"Рѣчь", No 19, 1907 г.}. На спектаклѣ распространился слухъ, что артистка была больна.

Предпослѣдняя пьеса сезона, "Свадьба Зобеиды" Гофмансталя, опять подняла упавшій было интересъ къ новому театру. Благодаря интересной обстановкѣ въ талантливыхъ декораціяхъ художника Анисфельда, и благодаря прекрасной игрѣ Вѣры Ѳедоровны, передавшей "съ захватывающимъ драматизмомъ страданія оскорбленной и растоптанной женской души", пьеса имѣла художественный успѣхъ и давала сборы.

"Можно было заранѣе предсказать прекрасное исполненіе роли Зобеиды", говоритъ другой критикъ. "Душа, безмѣрно жаждующая любви и любовной страсти и оскорбленная безжизненной жизнью, ея мертвыми ласками и холодными руками, которыя убиваютъ своимъ прикосновеніемъ и тѣло, и любовь -- вотъ тема В. Ѳ. Коммиссаржевской. Въ этой темѣ артистка чувствуетъ себя царицей и по праву владѣетъ сердцами зрителей" {"Наша жизнь", 13 февраля 1907 г.}.

Вслѣдъ за постановкой "Свадьбы Зобеиды" театръ спѣшно началъ подготовлять только что разрѣшенную пьесу Андреева "жизнь человѣка". Интересъ къ пьесѣ былъ огромный, времени до конца сезона оставалось мало. Режиссерская работа была раздѣлена между Мейерхольдомъ, Ярцевымъ и Ѳ. Коммисаржевскимъ, и нужно сказать, что результаты были изумительны: не смотря на короткій срокъ подготовки -- 12 дней -- успѣхъ былъ полный. Постановка не только подрывала основы стараго театра, но укрѣпляла то цѣнное, что являлось совершенно новымъ въ сценическомъ искусствѣ. Символическій пріемъ въ пьесѣ облекся въ плоть и кровь, схематичность не замѣчалась, а постановка 3-го акта -- это шедевръ. Чувствовался своеобразный ритмъ въ 5-мъ дѣйствіи, а въ техникѣ свѣтовыхъ эффектовъ было достигнуто много новаго. Пьеса имѣла исключительный успѣхъ. Шла при переполненныхъ сборахъ до конца сезона подрядъ, и только для послѣдняго спектакля, выхода Вѣры Ѳедоровны, была поставлена "Свадьба Зобеиды". На послѣднемъ спектаклѣ прощаніе публики носило сердечный характеръ, чувствовалось, что смѣлыя, новыя начинанія были оцѣнены, театръ пріобрѣлъ горячихъ поклонниковъ и друзей.

Первый сезонъ въ новомъ помѣщеніи театра, не смотря на переполненные сборы въ концѣ, прошелъ- съ убыткомъ. Матеріальныя неудачи, благодаря неожиданной затратѣ на переустройство театра и дорого стоящимъ обстановкамъ, не могли поколебать энергіи Вѣры Ѳедоровны. Рѣшено было съ лучшими постановками сезона ознакомить Москву, гдѣ для этой цѣли былъ снятъ театръ "Эрмитажъ". Вмѣсто ушедшей части труппы, недовольной направленіемъ, которое принялъ театръ, были приглашены артисты изъ труппы "Товарищества Новой Драмы", работавшіе раньше съ Мейерхольдомъ. Для пріобрѣтенія средствъ, чтобы продолжать начатое, Вѣра Ѳедоровна, тотчасъ же послѣ окончанія сезона, отправилась въ туряэ по провинціи. Поѣздка окончилась 15-го іюня.

Въ серединѣ августа въ Петербургѣ начались репетиціи пьесы "Пробужденіе весны" Ведекинда, для открытія второго сезона на Офицерской, и возобновляемыхъ пьесъ для московскихъ гастролей. Первый гастрольный спектакль прошелъ 80-го августа.

Для перваго спектакля въ Москвѣ были поставлены двѣ пьесы Метерлинка: "Сестра Беатриса" и "Чудо странника Антонія". Второй спектакль составляли: "Вѣчная сказка" Пшибышевскаго и "Балаганчикъ" Блока. Интересъ къ спектаклямъ былъ огромный, сборы полные. По отзывамъ корреспондента "Театръ и Искусство" Н. Эфроса: "Изъ за спектаклей горячатся и волнуются, зажигая цѣлые пожары споровъ. Изъ за какого нибудь новшества Мейерхольда, или изъ за таинственной нелѣпости Блоковскаго "Балаганчика", раскалываются на враждующія стороны" {"Театръ и Искусство", No 89, 1907 г.}. Отношеніе московской прессы было, какъ и въ Петербургѣ, отрицательнымъ; критика говорила, что успѣхъ ничего не доказываетъ, это успѣхъ невиданной новинки, и жалѣла, что Вѣра Ѳедоровна въ погонѣ за новыми путями ставитъ крестъ на своемъ недюжинномъ талантѣ. Воспитанная на традиціяхъ "Художественнаго театра", пресса не могла найти никакой цѣнности въ достигнутомъ, видѣла въ новомъ направленіи одну будущность -- будущность театра маріонетокъ-артистовъ. Даже чуткій Андрей Бѣлый, говоря, что "тутъ мы имѣемъ дѣло съ разрушеніемъ театра", предостерегаетъ отъ опаснаго пути, гдѣ такой просторъ "профанаціи, фальсификаціи и кощунства".

Всего въ Москвѣ было 12 спектаклей, послѣ чего труппа выѣхала въ Петербургъ для открытія второго сезона.

15-го сентября въ 1-й разъ прошла пьеса Ведекинда "Пробужденіе весны". Открытіе прошло безъ особеннаго подъема. Въ пьесѣ были заняты молодыя силы труппы. Раздѣленіе сцены на уголки -- на каждый изъ нихъ падалъ свѣтъ, когда происходило дѣйствіе -- было мало удачно, хотя вопросъ, затронутый авторомъ, модный тогда, не потерявшій жгучести и остроты, вносилъ оживленіе въ антрактахъ, возбуждалъ много разговоровъ. Пресса ограничилась разборомъ содержанія пьесы, почти не удѣляя вниманія постановкѣ и исполненію. Послѣдующіе спектакли этой пьесы сборовъ не дѣлали, но потомъ, благодаря репрессіямъ, запрещенію пьесы въ провинціи, интересъ къ ней поднялся и въ общемъ пьеса, какъ говорятъ, окупила себя. Слѣдующей новинкой была объявлена пьеса Метерлинка "Пеллеасъ и Мелизанда", съ участіемъ Вѣры Ѳедоровны въ роли Мелизанды.

Во время репетицій этой пьесы были возобновлены, кромѣ шедшихъ въ Москвѣ "Беатрисы", "Пуда странника Антонія", "Вѣчной сказки" и "Балаганчика", еще "жизнь человѣка" и "Свадьба Зобеиды". 10-го октября состоялось первое представленіе пьесы "Пеллеасъ и Мелизанда" въ спеціально сдѣланномъ для театра переводѣ В. Я. Брюсова. Въ пьесу была вложена масса режиссерской выдумки: дѣйствіе происходило на небольшой площадкѣ въ срединѣ сцены, кругомъ полъ былъ вынутъ, гдѣ помѣстился оркестръ, исполнявшій написанную къ пьесѣ музыку. Но всѣ труды, затраты, все пошло прахомъ. Пьеса вызвала недоумѣніе, успѣха не имѣла. Осуждались вычурныя декораціи, въ которыхъ потерялись великолѣпные костюмы XII вѣка, не нравилась музыка, жалѣли актеровъ, порицали увлеченіе режиссера неподвижностью и монотонностью, въ конецъ обезцвѣтившими исполненіе дѣйствующихъ лицъ. Было скучно. Пресса была безпощадна. "Мы видѣли, пишетъ "Театръ и Искусство" "Пеллеасъ и Мелизанду", представленную живыми актерами, изображавшими маріонетокъ. Г. Мейерхольдъ довелъ театръ г. Коммиссаржевской въ буквальномъ смыслѣ до степени "Балаганчика", гдѣ актеры превратились въ говорящихъ куколъ, и гдѣ на нашихъ глазахъ гибнетъ своеобразное, задушевное дарованіе г. Коммиссаржевской. Публика не протестуетъ только изъ уваженія къ личности артистки, сохранивъ любовь къ ней, какъ къ художницѣ, такъ недавно еще восхищавшей насъ силой своего свободнаго, не порабощеннаго вдохновенія. Г. Коммиссаржевская, въ стремленіи дать примитивный, обобщенный образъ, намѣренно, какъ и другіе исполнители, двигалась и жестикулировала какъ кукла, свой дивный, рѣдкій по богатству тоновъ, по музыкальному тембру, голосъ замѣнивъ не то птичьимъ щебетаньемъ, не то ребячьими, пискливыми тонами... Не было ни трогательности, ни драматизма" {"Театръ и Искусство", No 41, 1907 г.}. Рецензентъ "Рѣчи" иронизируетъ: "Я бы почтительнѣйше сказалъ режиссеру театра на Офицерской: вы не думайте, пожалуйста, что невѣдомая принцесса, на невѣдомомъ островѣ должна говорить невѣдомымъ языкомъ. Она должна говорить языкомъ страсти, когда въ ней бушуетъ страсть, и языкомъ страха, когда она во власти страха. Но зачѣмъ говорить? Нѣтъ слѣпѣе человѣка, сознательно забравшагося въ неимѣющій выхода тупикъ" {"Рѣчь", No 241,1907 г.}...

Послѣ провала пьесы "Пеллеасъ и Мелизанда" въ театрѣ наступила какая то растерянность. Появившіяся въ анонсахъ пьесы какъ то: "Флорентинская трагедія", "Шлюкъ и Яу", "Продавецъ солнца" неожиданно снимаются. Остановились на новой пьесѣ Ѳедора Сологуба "Побѣда смерти", которая и прошла въ первый разъ 6-го ноября. Пьеса хотя сборовъ не давала, но въ художественномъ отношеніи заслуживала вниманія. Въ декораціяхъ былъ проведенъ принципъ "архитектурности", колонны зала были изъ простого, не крашенаго холста, съ огромной лѣстницей по срединѣ сцены, что очень соотвѣтствовало спокойному, эпическому тону пьесы. Пресса приняла постановку благосклонно. Отмѣчался переломъ "въ стилѣ", массовыя сцены, поставленныя реально, поражали контрастомъ съ "горельефностью" прежнихъ постановокъ. Были прямо хвалебные отзывы; такъ рецензентъ "Рѣчи" пишетъ: "это была настоящая побѣда и констатировать ее не помѣшаютъ даже тѣ господа, которые превратили въ музыкальные инструменты ключи отъ своихъ сундуковъ". Былъ свистъ, но рецензентъ видитъ въ немъ сведеніе личныхъ счетовъ съ литературной школой, къ которой принадлежитъ Сологубъ, и присоединяетъ свой голосъ "къ той части публики, которая съ волненіемъ и трепетомъ, приличествующимъ рожденію шедевра, вызвала автора и поднесла ему лавровый вѣнокъ" {"Рѣчь", 8 декабря 1907 г.}.

Пьеса Сологуба была послѣдней постановкой В. Э. Мейерхольда въ театрѣ на Офицерской. Черезъ три дня послѣ премьеры "Побѣда смерти", 9-го ноября, было назначено общее собраніе труппы, гдѣ Вѣра Ѳедоровна прочла написанное В. Э. Мейерхольду письмо слѣдующаго содержанія: "За послѣдніе дни, Всеволодъ Эмильевичъ, я много думала и пришла къ глубокому убѣжденію, что мы съ Вами разно смотримъ на театръ, и того, чего ищете Вы, не ищу я. Путь, ведущій къ театру куколъ, -- къ которому Вы шли все время, не считая такихъ постановокъ, въ которыхъ Вы соединили принципы театра "стараго" съ принципами маріонетокъ (напримѣръ "Комедія любви" и "Побѣда смерти"), не мой. Къ моему глубокому сожалѣнію, мнѣ это открылось вполнѣ только за послѣдніе дни, послѣ долгихъ думъ. Я смотрю будущему прямо въ глаза и говорю, что по этому пути мы вмѣстѣ идти не можемъ; путь это вашъ, но не мой, и на вашу фразу, сказанную въ послѣднемъ засѣданіи нашего художественнаго совѣта: -- "можетъ быть мнѣ уйти изъ театра" -- я говорю теперь -- да, уйти вамъ необходимо. Поэтому я болѣе не могу считать васъ моимъ сотрудникомъ, о чемъ просила K. В. Бравича сообщить труппѣ и выяснить ей все положеніе дѣлъ, потому что не хочу, чтобы люди, работающіе со мной, работали съ закрытыми глазами".

Рѣшеніе порвать совмѣстную работу явилось неожиданностью. В. Э. Мейерхольдъ вызвалъ Вѣру Ѳедоровну на третейскій судъ, который, подъ предсѣдательствомъ Пергамента, и вынесъ слѣдующую резолюцію: "Признать обвиненіе въ нарушеніи этики В. Коммиссаржевской, возбужденное Мейерхольдомъ, неосновательнымъ, потому что поведеніе В. Коммиссаржевской основывалось на соображеніяхъ принципіальнаго свойства въ области искусства, и признать, что форма, въ которую было облечено прекращеніе совмѣстной работы, не является оскорбительной для Мейерхольда". Инцидентъ вызвалъ длинный рядъ газетныхъ статей и замѣтокъ. Разбирали поступокъ Вѣры Ѳедоровны съ точки зрѣнія профессіональной этики, гадали о направленіи театра, его будущемъ. Несочувствующіе новымъ путямъ театра, его исканіямъ разсчитывали, что Вѣра Ѳедоровна вступила на старый путь. Радовались, что она избавилась отъ "кошмара стилизаціи", забывая, что такой яркой индивидуальности, вѣчно ищущей, индивидуальности, съ тонкимъ художественнымъ чутьемъ, какъ Вѣра Ѳедоровна, нельзя вернуться назадъ.

Слѣдящіе за опытами театра Вѣры Ѳедоровны, сочувствующіе исканіямъ новыхъ сценическихъ формъ, новыхъ путей къ драмѣ духа, символа, уважающіе театръ за ту "подлинную художественную мессу", какая совершалась въ немъ, опасались -- не наступитъ ли за шатаніями умираніе? Не будетъ ли разрывъ съ Мейерхольдомъ полной катастрофой? Правда, въ послѣдующей дѣятельности театра не было такихъ "дерзновенно-прекрасныхъ вызововъ вчерашнему", но огонь вдохновенія, призыва въ новыя области, которымъ горѣла Вѣра Ѳедоровна, всегда поддерживалъ тотъ пульсъ жизни театра, благодаря которому достигнутое новое будетъ занесено на страницу исторіи.

Приведу объ этомъ взгляды руководительницы театра. За нѣсколько недѣль до своего "отреченія" отъ театра, въ Одессѣ, Вѣра Ѳедоровна говорила интервьюеру: "Бытъ умеръ -- для меня это художественная аксіома. И если я порвала съ Мейерхольдомъ, то совсѣмъ не потому, что ощутила тоску по реализму, разочаровалась въ символической драмѣ или условномъ театрѣ. Меня просто испугала та стѣна, тотъ тупикъ, къ которому, -- я это ясно видѣла -- Мейерхольдъ настойчиво велъ насъ. Я увидѣла, что въ этомъ театрѣ намъ, актерамъ, нечего дѣлать, ощутила мертвые узлы, которыми крѣпко связалъ насъ Мейерхольдъ. "Пеллеасъ и Мелизанда" сыграла при этомъ роль послѣдней ставки. Вы, конечно, понимаете, что мы сдѣлали все, что можно было, для художественнаго успѣха пьесы. Я лично всю свою трепетную влюбленность въ Метерлинка, все свое душевное горѣніе отдала Мелизандѣ. Но съ каждой репетиціей я замѣчала безплодность своей и товарищей моихъ работы; Мейерхольдъ упорно стремился привести все къ "плоскости" и "неподвижности". И мы провалились, заслуженно провалились. "Пеллеасъ" открылъ мнѣ глаза еще на другое, болѣе важное. Я увидѣла, что мы постепенно превратили сцену въ лабораторію для режиссерскихъ опытовъ. Зритель растерянно глядѣлъ на насъ, недоумѣвающе пожималъ плечами и, въ концѣ концовъ, -- уходилъ. Нити между нами и заломъ упорно рвались. Значитъ, исчезалъ всякій смыслъ нашей работы. Ибо, если для писателя, для живописца для скульптора великимъ утѣшеніемъ можетъ служить вѣра въ то, что, непонятый современниками, онъ будетъ оцѣненъ грядущими поколѣніями, то для насъ, служителей самого недолговѣчнаго изъ искусствъ, чьи созданія умираютъ при самомъ рожденіи своемъ -- для насъ, терявшихъ зрителя, ясно стало, что мы пришли къ пропасти, къ стѣнѣ. Какъ только я увидѣла это -- я пошла на разрывъ. На разрывъ съ Мейерхольдомъ, но не съ условнымъ театромъ, съ новыми сценическими методами. Да и самого Мейерхольда я по сію пору цѣню, какъ большого, талантливаго новатора, ищущаго съ подлинной искренностью. А такія его работы, какъ "Балаганчикъ", "Жизнь человѣка" и "Сестру Беатрису" я считаю режиссерскими шедеврами" {"Плохой анекдотъ" г. Инберъ.}.

Изъ создавшагося "безвременья" театръ нашелъ выходъ. Сезонъ предполагалось кончить ранѣе Великаго поста и выѣхать на гастроли въ Америку. До конца сезона была вновь поставлена только пьеса Ремизова, "Бѣсовское дѣйство или преніе Живота со Смертью". Работу надъ нею принялъ завѣдующій монтировочной частью, Ѳ. Коммиссаржевскій въ сотрудничествѣ автора и художника М. В. Добужинскаго. Пьеса прошла 4-го декабря и провалилась. Послѣ пролога раздавались апплодисменты, но съ каждымъ актомъ возрастало недоумѣніе въ публикѣ, и послѣ третьяго въ зрительномъ залѣ стоялъ свистъ, какого давно уже не было.

До конца сезона, т. е. до 6-го января, когда предполагался отъѣздъ въ Америку, были возобновлены еще двѣ пьесы Ибсена, "Строитель Сольнесъ" и "Гедда Габлеръ". Первая, шедшая еще въ театрѣ "Пассажъ", теперь была поставлена въ условныхъ декораціяхъ художника Денисова.

Второй сезонъ на Офицерской, принесшій опять огромный убытокъ, былъ мало продуктивенъ и въ сценической работѣ Вѣры Ѳедоровны. Была съиграна ею только одна новая роль "Мелизанды".

Черезъ день послѣ закрытія, 8-го января, часть труппы, приглашенная Вѣрой Ѳедоровной въ Америку, выѣзжала уже изъ Петербурга въ поѣздку. Остальнымъ артистамъ было уплачено по Великій постъ.

Переѣздъ черезъ океанъ былъ назначенъ 2-го февраля, до этого времени были даны по пути слѣдованія спектакли: въ Варшавѣ, Вильно и Лодзи. Репертуаръ въ этихъ городахъ былъ изъ пьесъ новаго направленія. Интересъ огромный и сборы переполненные. Въ Нью-Іоркѣ, благодаря плохой распорядительности администраціи, лицъ, подготовлявшихъ поѣздку, въ началѣ дѣла были плохи. Театръ былъ снятъ вдали отъ русской колоніи, цѣны непомѣрно высокія. Потомъ, послѣ перехода въ болѣе помѣстительный и дешевый театръ, дѣла поправились, а также поддержала и поѣздка по нѣкоторымъ городамъ Америки. Въ общемъ, хотя прибыли поѣздка не дала, но, вопреки утвержденію нѣкоторой части прессы, концы съ концами были сведены.

Отдохнувъ лѣто за границей, Вѣра Ѳедоровна 3-го августа уже была въ Петербургѣ, гдѣ начались въ это время репетиціи для зимняго сезона.

Въ направленіи репертуара, сравнительно съ прошлымъ годомъ, перемѣнъ не предполагалось, труппа почти осталась прежняя, только въ режиссерское руководительство театромъ были внесены нѣкоторыя поправки. Во избѣжаніе односторонности въ постановкахъ, или "казеннаго", по обязанности, отношенія къ пьесѣ, трудъ режиссерскій сосредоточивался не въ одномъ лицѣ, какъ было раньше, а былъ распредѣленъ между Ѳ. Ѳ. Коммиссаржевскимъ, H. Н. Евреиновымъ и пишущимъ эти строки. Каждый изъ насъ, разрабатывая близкую по духу пьесу, послѣ утвержденія художественнымъ совѣтомъ общаго плана, былъ самостоятеленъ въ дальнѣйшей детальной работѣ и отвѣтствененъ за принятую постановку.

Третій годъ существованія театра опять начатъ былъ въ Москвѣ, въ театрѣ "Эрмитажъ".

Новыя постановки сезона: "Франческа да Римини" Габріеля д'Аннунціо, "У вратъ царства" Гамсуна, прошли въ 1-ый разъ тамъ. Въ Москвѣ же была возобновлена пьеса "Пеллеасъ и Мелизанда" Метерлинка, въ новой постановкѣ Ѳ. Ѳ. Коммиссаржевскаго. Эти пьесы и репетировались въ Петербургѣ, до отъѣзда въ Москву, въ концѣ августа. Спектакли въ Москвѣ открылись 30-го августа "Норой". Публика тепло и горячо встрѣтила и принимала любимую артистку. Изъ привезенныхъ новинокъ, первой прошла "Франческа да Римини". Къ сожалѣнію, эта пьеса за день была поставлена въ Маломъ театрѣ, гдѣ провалилась, поэтому публика отнеслась къ ней недовѣрчиво. Начались сравненія, что всегда гибельно отражается на пьесѣ. Хотя пресса и публика отдавала безусловное предпочтеніе театру В. Ѳ. Коммиссаржевской передъ Малымъ, отмѣчала вкусъ, любовное, тщательное отношеніе къ постановкѣ, но пьеса оказалась скучной, и роль Франчески не удалась артисткѣ. Было много красивыхъ, красочныхъ мѣстъ, сильныхъ моментовъ въ постановкѣ пьесы, но не хватало выдержанности, законченности. Хороши были декораціи и костюмы М. В. Добужинскаго и вызывали одобреніе, особенно по сравненію съ декораціями казенной сцены. Не смогла заинтересовать публику возобновленная въ новой постановкѣ "Пеллеасъ и Мелизанда", сборовъ пьеса не давала.

Въ наступившемъ сезонѣ 1908 года исполнилось 15 лѣтъ сценической дѣятельности Вѣры Ѳедоровны. Дирекція театра рѣшила отмѣтить это событіе, и 17-го сентября, въ день именинъ Вѣры Ѳедоровны, было назначено чествованіе артистки, и для его организаціи былъ выбранъ изъ артистовъ труппы комитетъ. Для торжественнаго спектакля остановились на пьесѣ Островскаго "Дикарка", въ которой Вѣрой Ѳедоровной созданъ былъ незабвенный образъ Вари. Нужно ли говорить, что билеты на этотъ спектакль были разобраны въ первый же день по объявленіи. Печать тепло привѣтствовала великую артистку и посвятила юбилею рядъ статей, въ которыхъ, отдавая дань поклоненія ея таланту, отмѣчала ея яркую индивидуальность, которая, по выраженію "Русскихъ Вѣдомостей", "не довольствуется повтореніемъ того, что добыто другими, но освѣщаетъ собственнымъ свѣтомъ уголки театральнаго искусства, находя собственные пріемы для выраженія чувствъ, собственные пути для воздѣйствія на зрителя. То переходное состояніе, которое переживаетъ театръ за послѣдніе годы, оказало свое вліяніе на сценическіе поиски артистки. Оторвавшись отъ реальнаго театра, въ которомъ она стяжала свои первые, вполнѣ заслуженные лавры, артистка ищетъ новыхъ путей, новыхъ формъ сценическаго искусства. Тотъ художественный огонь, который горѣлъ и горитъ въ ней, помогаетъ ей обходить всѣ нивелирующія пропасти". Значеніе дѣятельности В. Ѳ. въ "новомъ" еще ярче подчеркивается "Голосомъ Москвы". "Мы переживаемъ праздникъ. Намъ не измѣнило самое измѣнчивое въ жизни -- надежда. Наша мечта облекается въ плоть. Мы чувствуемъ первые лучи новаго утра, новаго разсвѣта русскаго театра. И сквозь мракъ ночи насъ привела къ новой зарѣ та путеводная звѣзда, которой мы беззавѣтно отдавались пятнадцать лѣтъ назадъ".

Спектакль былъ сплошной оваціей по адресу артистки, шелъ среди апплодисментовъ, и чествованіе было согрѣто неподдѣльной, горячей любовью. Было много депутацій, адресовъ, телеграммъ и цвѣтовъ. Въ адресахъ и рѣчахъ на праздникѣ также подчеркивалось стремленіе къ новому и цѣнность достигнутаго въ исканіяхъ. "Вы не почили на лаврахъ, полная стремленія къ вѣчному, истинному и прекрасному, всегда томимая жаждой обновленія. Вы смѣло пошли по тернистой тропѣ новыхъ исканій". Андрей Бѣлый, въ депутаціи отъ журнала "Вѣсы", отмѣтилъ значеніе В. Ѳ. Коммиссаржевской, какъ представительницы новаго символизма въ театрѣ. "Откинувъ, по его словамъ, трафареты и реализма, и ложнаго модернизма, она смѣло пошла на встрѣчу требованіямъ новаго, истиннаго искусства. Въ ней -- представительница театра будущаго".

Телеграммъ было болѣе 600. Изъ разныхъ уголковъ Россіи Вѣру Ѳеодоровну привѣтствовали какъ бывшіе сослуживцы по сценѣ, такъ и различныя художественныя учрежденія, представители другихъ отраслей служенія искусству и представители литературы.

Въ Москвѣ, послѣ 17-го сентября, до окончанія гастролей, была поставлена еще новая пьеса "У вратъ царства" К. Гамсуна, съ участіемъ Вѣры Ѳедоровны въ роли Элины. Пьеса была поставлена условно. Черные костюмы всѣхъ дѣйствующихъ гармонировали съ тономъ занавѣсей, и только красный костюмъ Элины въ четвертомъ актѣ, символъ ухода къ новой "Игрѣ жизни", нарушалъ эту гармонію. Съ цѣлью сосредоточить вниманіе зрителя на переживаніяхъ дѣйствующихъ лицъ, бытовыя мелочи были отброшены -- мебель самая необходимая, и только длинный шкафъ съ книгами напоминалъ объ атмосферѣ, гдѣ живетъ герой. Отзывы о пьесѣ были различны, часто противуположны, но во всѣхъ отмѣчалось блестящее исполненіе Вѣрой Ѳедоровной роли Элины. "Г-жа Коммиссаржевская жива и весела въ роли жены ученаго, ея игра часто заставляла забывать пустоту и шаблонность пьесы" говорятъ "Рус. Вѣд.". "Во вчерашнемъ спектаклѣ высокое духовное наслажденіе давала и пьеса, въ которой каждая сцена плѣняетъ смѣлостью и силою художественнаго рѣзца скульптора-писателя, и великолѣпная передача роли Элины г-жею Коммиссаржевской", отзывались другія газеты. Проникновеніе въ замыселъ любимаго автора, пониманіе Вѣрой Ѳедоровной духа его произведенія было по достоинству оцѣнено. "Тонко, красиво и умно передала она именно гамсуновскій ароматъ земли. Чувствовался запахъ лѣсной хвои. Захватывающій и бодрящій. Здоровый и красивый. Чувствовался протестъ, протестъ живого существа, молодого тѣла. Царица чувствъ, а не рабыня плоти. Эту грань трудно провести и этимъ опасна роль Элины. Но талантъ Коммиссаржевской сдѣлалъ это. Своимъ проникновеніемъ она поднимаетъ этотъ образъ до пластической мощи и красоты женщинъ "Пана" и "Викторіи".

Закончивъ гастроли 28-го сентября, труппа переѣхала въ Петербургъ, гдѣ 1-го октября было объявлено открытіе зимняго сезона. Первымъ спектаклемъ прошла пьеса Гамсуна. За день до открытія "У вратъ царства" была поставлена въ Александринкѣ. Пьеса на казенной сценѣ была принята плохо, но въ театрѣ на Офицерской встрѣтила восторженный пріемъ. Было отдано полное предпочтеніе исполненію роли Элины Вѣрой Ѳедоровной. На казенной сценѣ эту роль играла г. Потоцкая. Выступленіе Вѣры Ѳедоровны было полнымъ тріумфомъ. Цвѣты, вызовы безъ конца. Въ рецензіяхъ отмѣчалась "безспорная побѣда, чуть ли не первая на полѣ сраженія на Офицерской". Противникъ направленія театра на Офицерской г. Homo Novus, отмѣчая сильное и яркое впечатлѣніе, какое оставляетъ пьеса въ Драматическомъ театрѣ, хвалитъ, говоря: "хорошо, что сонъ декаденщины миновалъ. Передъ нами опять -- литературный, умный, пріятный театръ". Радуется и Ю. Бѣляевъ. "На сценѣ была прежняя Коммиссаржевская, которую такъ старательно вытравляли прошлогодніе стилизаторы и такъ оплакивали любители театра".Рецензентъ "Рѣчи" привѣтствуетъ возвращеніе къ "старымъ богамъ". "За тѣ нѣсколько мѣсяцевъ, въ теченіе которыхъ артистка отсутствовала изъ Петербурга, исчезла, стерлась, къ счастью, та мрачная "шмара", та унылая поволока, которую навелъ г. Мейерхольдъ на ея прекрасный талантъ. Теперь талантъ этотъ снова свѣтитъ и грѣетъ, и искрится, и радуетъ. Въ Элинѣ вернулась къ намъ замѣчательная русская артистка, два года пролежавшая въ летаргическомъ снѣ". Во всемъ этомъ нельзя не замѣтить сведенія счетовъ съ непріятной для рецензентовъ революціонной дѣятельностью Мейерхольда. Пьеса сдѣлалась репертуарной.

"Франческа да Римини" въ Петербургѣ прошла всего три раза. Пьеса, какъ и въ Москвѣ, не понравилась публикѣ. Отзывы, прессы были неблагопріятны, какъ о пьесѣ, такъ и объ исполненіи. "Театръ и Искусство" опять увидѣлъ такъ преслѣдуемую имъ "стилизацію", отмѣтилъ "оковы" модернизма, въ которыя замкнула себя Вѣра Ѳедоровна, только что сыгравшая въ реально-художественныхъ тонахъ въ пьесѣ Гамсуна.

Слѣдующей новой постановкой были двѣ французскія пьесы. Пьеса Рашильдъ "Госпожа Смерть" и "Балаганный Прометей" Мортье. Спектакль ставилъ Ѳ. Ѳ. Коммиссаржевскій. Очень интересныя съ идейной стороны, полныя тонкаго художественнаго вкуса, пьесы у большой публики успѣха имѣть не могли и, какъ говоритъ рецензентъ, "если судить по насмѣшливому равнодушію зрителей къ первой пьесѣ и жидкимъ апплодисментамъ второй -- не понравились".

Новая премьера то же составлялась изъ двухъ пьесъ: только что разрѣшенная, въ спеціально заказанномъ переводѣ, "Саломея" Уайльда и неизвѣстная, случайно найденная, пастораль Глюка "Королева Мая". На постановку Пасторали въ Россіи театромъ было пріобрѣтено исключительное право. Спектакль, не безъ основанія, предполагался стать "гвоздемъ сезона". Какъ всегда, на выполненіе художественныхъ задачъ средствъ не жалѣлось. Отношеніе участвующихъ къ "Царевнѣ", такъ называлась въ переводѣ пьеса Уайльда, къ этому величайшему произведенію драматической литературы, было исключительнымъ. Постановка пьесы H. Н. Евреиновымъ, по удачному примѣненію необычныхъ, совершенно новыхъ пріемовъ сценическаго дѣйствія, по удивительно интересному разрѣшенію декоративныхъ задачъ художникомъ Калмаковымъ, по колоритной музыкѣ, спеціально написанной В. Т. Каратыгинымъ, являлась одной изъ самыхъ яркихъ за все недолговѣчное существованіе театра на Офицерской. Интересъ въ публикѣ былъ огромный. Послѣ объявленія въ афишахъ, на первые 3 спектакля билеты были всѣ проданы. Бодрое настроеніе въ театрѣ неожиданно омрачилось. За два дня до генеральной репетиціи по городу начали циркулировать слухи, что "Саломею" не разрѣшатъ, благодаря протесту правыхъ депутатовъ Государственной Думы и Духовенства. Вслѣдствіе этихъ слуховъ, на генеральную репетицію "Саломеи" дирекціей театра были приглашены "власть имущіе" и нѣкоторые члены Г. Думы. Въ числѣ посѣтившихъ былъ г. Пуришкевичъ. Присутствующіе находили, что ничего нѣтъ богохульнаго, ничего отъ порнографіи. Высказывалъ такое же мнѣніе видѣвшій генеральную репетицію и Помощникъ Градоначальника, но въ 11 ч. утра, на другой день, въ день спектакля, пришла бумага, запрещавшая постановку "Царевны". И это послѣ разрѣшенія цензурой, послѣ разрѣшенія Градоначальника печатать, въ продолженіи почти трехъ недѣль, анонсы о пьесѣ! Но, впрочемъ, чего только у насъ не бываетъ!

Спекталь былъ отмѣненъ, публикѣ, наполнившей театръ, деньги были выданы обратно.

Неожиданное запрещеніе постановки "Саломеи", стоившей около 25 тысячъ, подорвало въ конецъ матеріальную сторону театра. Больнѣе всѣхъ эта неожиданность, конечно, затронула Вѣру Ѳедоровну. Постановка удалась, впереди возможность сборовъ, интереса къ театру, и вдругъ почти безвыходное положеніе. Поднимался вопросъ о закрытіи театра и роспускѣ труппы. Въ эти тяжелыя минуты для Вѣры Ѳедоровны было свѣтлымъ пятномъ отношеніе къ ней труппы и всѣхъ служащихъ театра. Передъ очередной выдачей жалованья, на общемъ собраніи, высказавъ Дирекціи искреннее сочувствіе въ постигшемъ несчастій, всѣ единогласно отказались отъ полученія денегъ. Не желая лишать заработка артистовъ, съ глубокой скорбью, Вѣра Ѳедоровна рѣшила пойти на компромисъ въ своемъ театрѣ, играть старый репертуаръ, не требующій срепетовки и затратъ. До постановки новой пьесы Леонида Андреева "Черныя маски", въ репертуаръ были включены: "Безприданница", "Дикарка" -- Островскаго и "Родина" Зудермана. Эти пьесы чередовались съ спектаклемъ новыхъ пьесъ, поставленныхъ Ѳ. Ѳ. Коммиссаржевскимъ: одноактная "Флорентинская трагедія". Оскара Уайльда и "Королева Мая", опера-пастораль Глюка. Въ первой, очень интересной, пьесѣ, прошедшей съ успѣхомъ, Вѣра Ѳедоровна не была занята, во второй же выступала въ роли Филинта. По отзыву прессы, въ этой роли Вѣра Ѳедоровна была "не актрисой, а пастушкомъ, молодымъ, граціознымъ, снятымъ съ горки, гдѣ стоитъ старый фарфоръ {"Рѣчь" No 263.}.-- "Показавъ отличную фразировку въ роли пастушка Филинта, артистка могла обнаружить и изящество въ исполненіи роли travesti, и показать свою способность не только играть, но и пѣть" {"Театръ и Искусство" No 45.}. Изящная, граціозная вещица всегда вызывала громкіе апплодисменты.

Послѣ огромнаго напряженія въ работѣ, 2-го декабря была готова пьеса Л. Андреева "Черныя маски". Пьеса заставила много говорить о себѣ, вызвала всевозможные толки и шла ежедневно вплоть до праздника Рождества. На праздникахъ Вѣра Ѳедоровна сыграла еще Мартску въ пьесѣ "Огни Ивановой ночи". 8-го января прошла въ 1-й разъ пьеса Ѳедора Сологуба "Ванька Ключникъ и Пажъ Жеанъ". Блещущая юморомъ, замѣчательная по языку, какъ все написанное Сологубомъ, интересная по техникѣ и очень стильно поставленная, пьеса имѣла успѣхъ только въ русской своей части. Сборы были средніе. Самой послѣдней постановкой театра на Офицерской была пьеса Грильпарцера "Праматерь" подъ режиссерствомъ Ѳ. Ѳ. Коммиссаржевскаго. Театръ еще разъ блеснулъ тщательностью постановки, благоговѣйнымъ отношеніемъ къ автору. Для пьесы нѣмецкаго классика былъ заказанъ переводъ А. А. Блоку, заказана музыка М. А. Кузмину, декораціи дѣлались по эскизамъ А. Н. Бенуа и подъ его личнымъ руководствомъ. Постановка заставила говорить о себѣ. На первомъ спектаклѣ изумительныя декораціи А. Н. Бенуа вызвали бурю апплодисментовъ, мѣшавшихъ исполнителямъ, которымъ не удалось захватить публику и передать огненный темпераментъ, съ которымъ написана пьеса. Для современнаго исполнителя пьеса необычайной трудности. Пьеса могла пройти до конца сезона всего 4 раза. Какъ и ранѣе, не смотря на заманчивость сборовъ, матеріальныхъ выгодъ, изъ предложенныхъ Леонидомъ Андреевымъ, одновременно написанныхъ его новинокъ "Дни нашей жизни" и "Черныя маски", была принята вторая, какъ болѣе подходившая къ идейному направленію театра, такъ и постановка "Праматери" была рѣшена изъ тѣхъ же мотивовъ, всего для четырехъ спектаклей, когда не могла окупить даже затратъ на ея постановку.

На масляницѣ Вѣра Ѳедоровна серьезно захворала, почему даже были отмѣнены два спектакля съ ея участіемъ, но для послѣдняго, не смотря на болѣзнь, она выступила въ 100-й разъ на петербургской сценѣ въ роли "Норы". Кто могъ предполагать, что этотъ послѣдній спектакль будетъ прощальнымъ для петербуржцевъ, прощальнымъ на всегда...

Три года третьяго періода въ сценической дѣятельности Вѣры Ѳедоровны прошли. Три года беззавѣтной, самоотверженной любви къ театру, когда "исканіямъ новаго" она приносила весь огонь вдохновенія, всѣ свои деньги, смѣло и бодро встрѣчала нападки и насмѣшки въ борьбѣ. Три года безпримѣрной энергіи въ осуществленіи намѣченной цѣли. Въ порывѣ увлеченія достиженіемъ новаго, въ смѣломъ желаніи осуществить едва намѣчающееся, на революціонномъ пути, на который вступилъ театръ, Вѣру Ѳедоровну постигали полныя неудачи, но это же помогло ей создать безсмертное, создать "Беатрису". Идейность и упорная послѣдовательность въ принятомъ направленіи воспитали извѣстныя требованія въ публикѣ: въ ея эстетическихъ стремленіяхъ, въ художественныхъ запросахъ совершился переломъ, число сочувствующихъ "исканіямъ" росло, къ театру прислушивались, уважали и любили его. Работа театра на Офицерской надъ созданіями новыхъ авторовъ, посильное разрѣшеніе поставленныхъ ими задачъ, играли роковую роль для драматурговъ старой школы. Рѣзко порвавъ съ "фотографіей жизни", съ "бытомъ", полный "исканій" въ области драмы символа, театръ незамѣтно стеръ имена такихъ талантливыхъ реалистовъ, какъ Найденовъ, Горькій, Чириковъ. Крайности увлеченія руководителей, простительныя и необходимыя во всякой горячей борьбѣ, "превращеніе сцены", по выраженію Вѣры Ѳедоровны, "въ лабораторію режиссерскихъ опытовъ" внесло много новаго въ сценическую технику и исполненіе. Значеніе дѣятельности театра на Офицерской въ общемъ теченіи искусства, вліяніе его "исканій" на дальнѣйшее развитіе сцены трудно пока учесть, во, если близокъ часъ, когда сцена уйдетъ отъ "будней земли" въ область красоты духа, его запросовъ, то театру на Офицерской должно быть отведено первое мѣсто, и свѣтлый образъ его руководительницы, В. Ѳ. Коммиссаржевской, будетъ долго сіять на грани перелома двухъ направленій. Въ это можно вѣрить, потому что если не "томленіе духа", не духовный голодъ, то голодъ физическій заставитъ дѣятелей сцены бросить конкуренцію съ кинематографомъ и обратиться къ чистому источнику, красотѣ души человѣческой, къ ея боли и призыву.

Матеріальныя неудачи въ борьбѣ за новое, невозможность продолжать театръ въ будущемъ сезонѣ не сломили энергіи Вѣры Ѳедоровны. Начатое дѣло въ Петербургѣ Вѣра Ѳедоровна рѣшила продолжать; съ этой цѣлью она уѣзжала на годъ въ провинцію. Театръ, на оставшіеся до срока аренды два года, былъ переданъ. Черезъ годъ предполагалось снять театръ въ болѣе центральномъ мѣстѣ. Невозможность найти около театра на Офицерской помѣщенія для школы, которую хотѣла открыть Вѣра Ѳедоровна послѣ поѣздки, была тоже одной изъ побудительныхъ причинъ къ его передачѣ.

Поѣздка началась тотчасъ-же послѣ закрытія сезона, и Вѣра Ѳедоровна, не оправившись отъ болѣзни, черезъ день послѣ прощальнаго спектакля, выѣхала въ Сибирь съ нѣсколькими артистами своей петербургской труппы; остальные были приглашены въ Сибири. Сибирская поѣздка, какъ всегда, была удачна. Колоссальный успѣхъ и переполненные сборы. Окончилась въ маѣ. Репертуаръ былъ старый. Изъ новыхъ пьесъ, кромѣ "У вратъ царства", ничего не шло.

Для зимней же поѣздки, куда была включена опять и Сибирь, труппа была исключительно сформирована изъ артистовъ театра на Офицерской. Предполагалось показать результаты работъ послѣдняго періода и даже включить новыя постановки. По словамъ Вѣры Ѳедоровны, ей хотѣлось "поѣздку свою превратить въ нѣчто вродѣ отчета, обзора 15-ти-лѣтней сценической жизни"

Вмѣстѣ со старыми пьесами какъ-то: "Дикарка", "Безприданница", "Огни Ивановой ночи", "Чайка", шедшими еще на Императорской сценѣ, въ репертуаръ поѣздки были включены пьесы "Пассажа": "Строитель Сольнесъ", "Нора", и послѣдняго періода: "Сестра Беатриса", "Флорентинская трагедія", "У вратъ царства".

Новыми постановками явились "Юдифь" Геббеля, "Хозяйка гостиницы" Гольдони и, срепетованная уже въ поѣздкѣ, пьеса Пшибышевскаго "Пиръ жизни". Репетиціи новыхъ пьесъ и возобновляемыхъ старыхъ для зимней поѣздки начались въ Петербургѣ, гдѣ, при сдачѣ своего театра, Вѣра Ѳедоровна выговорила для этой цѣли фойэ.

Труппа въ Петербургѣ собралась 8-го августа, а черезъ мѣсяцъ, 8-го сентября, открылись гастроли въ Москвѣ, въ театрѣ "Эрмитажъ". Пріемъ и успѣхъ прошедшихъ въ Москвѣ въ 1-й разъ -- "Юдиѳь" и "Хозяйка гостиницы", подъ режиссерствомъ Ѳ. Ѳ.Коммиссаржевскаго, были различны. "Юдиѳь" не захватила публику, въ главной роли у Вѣры Ѳедоровны были моменты изумительнаго подъема, въ передачѣ чувствовалось новое, необычное, что мы не привыкли видѣть въ трагедіи, но, можетъ быть, вслѣдствіе усталости, не хватало законченности въ переживаніяхъ. За то "Хозяйка гостиницы" вызвала оваціи по адресу Вѣры Ѳедоровны и другихъ исполнителей. Понравилась постановка, спектакль въ положительномъ смыслѣ былъ отмѣченъ прессой. Въ Москвѣ было дано 11 спектаклей, послѣ чего выѣхали въ дальнѣйшую поѣздку. Интересъ къ спектаклямъ въ каждомъ городѣ былъ огромный, сборы полные. Помимо интереса къ первоклассному исполненію Вѣрой Ѳедоровной ролей стараго репертуара, публику интриговало и то новое, за что боролась и къ чему стремилась Вѣра Ѳедоровна, отголоски исканій доходили до провинціи, хотѣлось провѣрить слухи и сужденія; поэтому кромѣ, наслажденія игрой вдохновенной актрисы, спектакли новыхъ пьесъ театра вызывали горячіе споры, иногда и недоумѣніе.

Среди суматохи поѣздки, частыхъ переѣздовъ, почти ежедневныхъ спектаклей, была поставлена новая пьеса Пшибышевскаго "Пиръ жизни", гдѣ Вѣра Ѳедоровна играла главную роль Ганки, требующую огромной затраты силъ. Пьеса прошла въ 1-й разъ въ Одессѣ. Условно поставленная, съ массой новыхъ пріемовъ въ исполненіи, пьеса вызвала недоумѣніе. Критика отнеслась отрицательно. Въ послѣдующихъ городахъ "Пиръ жизни" дѣлалъ переполненные сборы, мнѣнія дѣлились. Вѣра Ѳедоровна все время работала надъ богатымъ матеріаломъ, который давала роль Ганки. Послѣ Одессы, заѣхавъ на три спектакля въ Кишиневъ, труппа пріѣхала въ Харьковъ, гдѣ было объявлено, что на будущій годъ театръ Вѣра Ѳедоровна закрываетъ, рѣшивъ уйти со сцены. 16-го ноября было созвано общее собраніе труппы. О цѣли собранія никто почти не зналъ, и прочитанное письмо Вѣры Ѳедоровны, являясь полной неожиданностью, болью отозвалось въ сердцѣ каждаго. Молчаливо всѣ разошлись. Письмо такое: "То большое волненіе, какое переживаю я, касаясь того, о чемъ скажу сейчасъ, помѣшало бы мнѣ говорить и потому я пишу.

Съ тѣми изъ Васъ, кто пришелъ въ мой театръ, вѣря въ него, съ тѣми изъ Васъ, кто работалъ и работаетъ со мной, вѣря въ меня -- я должна, я хочу подѣлиться своимъ рѣшеніемъ: -- по окончаніи этой поѣздки я ухожу совсѣмъ изъ театра. Надолго ли, навсегда ли, зависѣть это будетъ не отъ меня.

Я ухожу потому, что театръ -- въ той формѣ, въ какой онъ существуетъ сейчасъ -- пересталъ мнѣ казаться нужнымъ, и путь, которымъ я шла въ исканіяхъ новыхъ формъ, пересталъ мнѣ казаться вѣрнымъ. Тѣмъ изъ Васъ, кому дорогъ во мнѣ художникъ, я хочу сказать, что художникъ этотъ уходитъ изъ театра съ душой полной вѣры въ будущее, въ новыя возможности, съ душой полной больше, чѣмъ когда либо, ясной, твердой вѣры въ неизсякаемость и достижимость истинно прекраснаго; и когда бы, и какъ бы тихо Вы ни постучались въ эту душу -- она услышитъ Васъ и откликнется на зовъ Вашъ. Вѣра Коммиссаржевская. 15 ноября 1909 года".

Покончивъ съ вопросомъ о своей дѣятельности въ театрѣ, Вѣра Ѳедоровна энергично принялась за осуществленіе школы, которая ей грезилась. Настроеніе опять было бодрое. Изъ Харькова, проѣхавъ въ Полтаву, Екатеринославъ и Ростовъ на Дону, 6-го декабря начали гастроли въ Тифлисѣ. 14-го декабря до праздника Рождества былъ сдѣланъ перерывъ. Вѣра Ѳедоровна уѣхала въ Кисловодскъ и къ 26 декабря была въ Баку, гдѣ спектакли шли до 7-го января.

Изъ Баку, 8-го января, черезъ Каспійское море, отправились по средней Азіи, гдѣ великая артистка нашла преждевременную могилу. Увидя въ первый разъ своеобразную красоту городовъ Асхабада и, въ особенности, Самарканда, съ его восточной толпой, памятниками старины, съ окрестностями, гдѣ отъ всего вѣетъ чѣмъ то библейскимъ, Вѣра Ѳедоровна страшно увлекалась, ей хотѣлось "все повидать". Съ утра начиналось хожденіе по базарамъ, гдѣ было столько разсыпано художественнаго вкуса въ тонкой работѣ разныхъ украшеній, въ коврахъ и вышивкахъ, полныхъ поражающаго разнообразія рисунка и сочетанія цвѣтовъ. Никто не предполагалъ, что такъ придется расплатиться за увлеченія. На девятый день послѣ отъѣзда изъ Самарканда, въ Ташкентѣ, среди труппы появилась страшная зараза. Черезъ день оспа опредѣлилась и у Вѣры Ѳедоровны. Сыгравъ 26-го января "Бой бабочекъ", она слегла, и 10-го февраля, безъ четверти въ 2 часа дня, Вѣра Ѳедоровна Коммиссаржевская ушла въ другой міръ.

А. Зоновъ.