Опушка леса, окруженная высокими деревьями, спускалась по обширному откосу. Над ней высились великолепные буки, прямые и ровные, как белые колонны, испещренные зеленым мохом. В траве валялись огромные срубленные деревья; с левой стороны виднелись геометрически правильные кучи сложенных дров. К ночи холод усилился. Подмерзший мох трещал под ногами. Ветви высоких деревьев вырезывались на фоне бледного неба. На горизонте всходила луна; от ее света звезды потускнели.
Углекопов собиралось около трех тысяч. Тут были женщины и дети. Подходили новые группы. Море голов, тонувших во мраке, все росло. В неподвижном, оледеневшем лесу слышался глухой гул голосов, напоминающий шум бури. Этьен вскочил на пень и закричал:
-- Товарищи! товарищи!
Голоса рабочих мало-помалу затихли.
Этьен продолжал звучным голосом:
-- Товарищи, нам запрещают собираться, посылают к нам жандармов, как к разбойникам. Будем говорить здесь, потому что здесь мы свободны, здесь никто не может заставить нас замолчать, как нельзя заставить замолчать птиц и зверей.
Ему ответили громкими криками и восклицаниями.
-- Да, да, лес принадлежит нам! Мы имеем право говорить здесь...
Этьен помолчал немного. Луна освещала только верхушки деревьев. Толпа, снова замолкшая, тонула во мраке. Он тоже стоял в тени, возвышаясь над ней.
Потом он медленным жестом поднял руку и заговорил. На этот раз голос его не гремел. Он стал говорить спокойно, словно отдавал отчет. Он продолжал речь, прерванную появлением комиссара. Сначала он в нескольких фразах набросал историю возникновения стачки, употребляя научные термины и излагая только факты. Он сам был против стачки, п все рабочие тоже; ее вызвала компания, установив отдельную плату за обшивку. Делегаты рабочих два раза ходили к директору. В первый раз он ничего не хотел слышать. Потом компания согласилась на уступку: она хотела--когда уж было поздно -- вернуть им два сантима которые собиралась прикарманить. Он указал, на что были истрачены деньги, взятые из кассы взаимного вспомоществования и присланные из Лондона, и вскользь извинился за интернационал и Плюшара: они не могли прислать еще денег, они слишком были заняты завоеванием мира. Теперь же положение ухудшалось с каждым днем. Компания рассчитывала некоторых из них и грозила выписать рабочих из Бельгии. Кроме того, она влияла на менее стойких рабочих и принудила часть стачечников начать работу. Его голос звучал монотонно, словно он хотел этим усилить тяжелое впечатление, производимое его речью. Он говорил, что голод побеждал, что надежды умирали, что их борьба была последними усилиями отчаявшихся. Он закончил, по-прежнему, не повышая тона:
-- Сегодня нам нужно придти к какому-нибудь окончательному решению. Хотите ли вы продолжать стачку? И, если хотите что намерены вы делать, чтоб победить компанию?
Под звездным небом воцарилось глубокое молчание. Толпа притаилась во тьме. От только что произнесенных слов у всех сжалось сердце. Слышались вздохи отчаяния.
Этьен снова заговорил. Его голос изменился. Теперь говорил уже не секретарь ассоциации -- говорил вожак, апостол, возвещающий истину. Неужели найдутся трусы, которые изменят своему слову? Неужели они задаром страдали этот месяц? Неужели они вернутся, побежденными, в шахту? Неужели снова начнется их нищенское существование? Не лучше ли умереть, стараясь разрушить твердыню капитала, под гнетом которого голодают рабочие? Им предстоит, если они начнут работу, продолжать медленно умирать от голода, пока он снова не заставит их--и даже самых благоразумных из них--возмутиться... Это будет повторением бессмысленной игры, которая не может вечно продолжаться... Рабочих эксплуатируют, они одни платятся во время кризисов. Когда прибыль уменьшается под давлением конкуренции, их заставляют голодать... Нет, они не должны соглашаться, чтоб им платили за обшивку отдельно. Компания хотела таким образом ежедневно красть у каждого углекопа по часу из его рабочего дня... Нет, это уж слишком! Наступил час, когда рабочие, доведенные до отчаяний будут бороться.
-- Заработная плата -- новая форма рабства, -- продолжал он вибрирующим голосом.--Копь должна принадлежать углекопам, как море -- рыбакам, как земля--крестьянам... Слышите, копь принадлежит вам! Вы и ваши предки купили ее вековыми страданиями!
Он смело приступил к сложным вопросам юридических прав, перечислял законы, касающиеся копей, запутывался в своих словах. Земля и все, что в ней находится, принадлежит нации. Только благодаря гнусной несправедливости, копь принадлежит компании. Кроме того, законность концессий в Монсу не выяснена, так как договоры были заключены уже давно, еще с ленными владельцами, согласно старинному обычаю, существовавшему некогда в Геннегау. Углекопам оставалось только вернуть себе свою собственность. Протянув руку, он указывал на равнину. В эту минуту его осветила луна, поднявшаяся над деревьями. Когда толпа, находившаяся еще в тени, увидела его, озаренного блеском, раздающего им богатства, она разразилась долгими рукоплесканиями:
-- Да! Да! Он прав!
Этьен стал развивать свою излюбленную тему. Орудия производства должны принадлежать всем. В нем самом эволюция убеждений уже завершилась. Он начал с трогательной верой в братство людей, с вопроса о необходимости урегулировать заработную плату и кончил теорией, трактующей об ее уничтожении. Он говорил, что свободы можно достичь только разрушением существующего государственного строя. Когда народ овладеет властью, семья перестанет быть угнетенной, но все члены ее станут равными между собой и свободными. Будет установлено социальное политическое равенство и свобода личности, благодаря коллективному владению орудиями и продуктами производства. Профессиональное обучение будет бесплатным. Старое разлагающееся общество возродится. Он нападал на брак и право наследования, регулировал доходы каждого гражданина. Он отбрасывал сильным жестом позорное наследие протекших веков. Этим жестом он словно срезывал созревшую жатву. Жестом другой руки он строил будущую жизнь человечества, храм истины и справедливости, вырастающий на заре XX века.
-- Наступила наша очередь,--закончил он,--завоевать себе власть и богатство!
Рукоплескания потрясли лее. Луна освещала опушку, людей, выделявшихся резкими силуэтами, и сероватые стволы высоких деревьев. В холодном воздухе лица горели, глаза сверкали. Вое были охвачены экстазом, даже женщины и дети. Голодающие люди решились захватить обратно украденные у них богатства. Они не чувствовали больше холода. Огненные слова согревали их. Они были полны надежды, как первые христиане, ожидавшие скорого наступления царства справедливости на земле. Для них остались непонятными отвлеченные рассуждения и некоторые запутанные места речи Этьена. Темный смысл этих фраз делал еще более яркими обещания. Они ослепляли их своим блеском. Какая великая мечта! Быть господами положения, перестать страдать, насладиться, наконец, жизнью!
-- Черт возьми, наша очередь!.. Смерть эксплуататорам!
Источник текста: Черная страна. Сборник об угле / Под ред. И. Рабиновича и Н.Фукса. -- Харьков: Госиздат Украины. ЦК КСМУ, 1923. -- VIII, 188 с. : ил.; 23 см. -- (Б-ка юного коммунара).