Толстой Лев Николаевич - Х. Новое произведение графа Л. Н. Толстого: "Чем люди живы". Сказка для Детей.

Новое произведеніе графа Л. Н. Толстого: "Чѣмъ люди живы". Сказка для Дѣтей. (Дѣтскій Отдыхъ, декабрь 1881 г.).

Русскія дѣти получили завидный подарокъ къ прошлымъ рождественскикъ праздникамъ: о нихъ вспомнилъ и для нихъ написалъ прекрасную сказку гр. Л. Н. Толстой. Содержаніе сказки, заглавіе которой мы выписали выше, заимствовано, повидимому, изъ народныхъ легендъ. Ангелъ, за ослушаніе, посланъ на землю, гдѣ онъ долженъ пребывать, пока не узнаетъ трехъ словъ Божіихъ, которыми держится міръ. Зимнею порой, раздѣтый и прозябшій, сидитъ онъ у часовни на дорогѣ, по которой возвращается домой бѣдный сапожникъ. Сжалился сапожникъ надъ несчастнымъ и привелъ его къ себѣ въ избу, чтобъ обогрѣть и поужинать вмѣстѣ послѣднею краюхою хлѣба. Погруженная въ заботу о завтрашнемъ днѣ, жена сапожника сердито встрѣтила своего мужа и гостя: "пропилъ трудовыя денежки",-- мелькнуло у ней въ головѣ. Узнавъ, однако, въ чемъ дѣло, крестьянка сама была тронута горькою участью незнакомаго человѣка: она любовно приняла его, напоила, накормила и одѣла. И просіяло лицо ангела, и позналъ онъ первое слово Божіе: ясно стало ему, что въ людяхъ есть любовь. Поселился ангелъ у сапожника, принялся за работу и вскорѣ сталъ искуснымъ работникомъ, молва о которомъ дошла по всей округѣ. Всегда искусный, серьезный и кроткій, онъ работалъ съ утра к до вечера. Сапожникъ съ женою не нарадовались, гляди на него; въ гостепріимной избѣ ихъ завелся достатокъ, довольство. Такъ прошло времени довольно, болѣе года. Вотъ, однажды, пріѣзжаетъ въ сапожнику здоровенный баринъ и заказываетъ ему сапоги изъ своего товару; бѣдой грозитъ, если сапоги будутъ плохо сшиты и не прослужатъ болѣе года. Работникъ, взглянувъ на барина, пристально уставился въ одну точку, какъ будто разсматривалъ кого-то за его спиной. И вновь просіяло лицо его во второй разъ: онъ увидѣлъ позади сердитаго заказчика ангела смерти и постигъ второе слово Божіе: не дано человѣку внять, что будетъ съ нимъ на утро. Сердитый баринъ уѣхалъ. Шить сапоги принялся работникъ, но, вмѣсто сапогъ, сдѣлалъ босовики для мертвыхъ. И только что босовики были готовы, какъ прискакалъ посланныя съ вѣстью, что баринъ отдалъ душу Богу и что теперь нужны не сапоги, а босовики для него. Подивился сапожникъ на своего работника, но ничего не сказалъ. По-прежнему скромно и тихо живетъ работникъ и усердно сидитъ за своею работой. Много времени прошло съ тѣхъ поръ, какъ поселился онъ у сапожника, а перемѣны въ немъ никакой не замѣтно. На шестомъ году приходитъ къ сапожнику женщина съ двумя дѣвочками-однолѣтками. Дѣвочки -- не ея дѣти, но она безъ ума любитъ ихъ. Остались малютки круглыми сиротами послѣ отца и матери, которые умерли на одной недѣли: отца убило въ лѣсу деревомъ, а мать скончалась родами этихъ малютокъ. Добрая женщина взяла ихъ къ себѣ, выкормила своею грудью, выростила, и стали онѣ близки ей, какъ родныя дѣти, которыхъ у нея не было. Встрепенулся ангелъ-работникъ при видѣ женщины и дѣтей-пріемышей. Узналъ онъ въ нихъ именно тѣхъ дѣтей, за которыхъ Богъ наказалъ его: не исполнилъ онъ велѣнія Божія и не взялъ душу ихъ матери, за которою былъ посланъ на землю,-- жалко было сиротокъ. Увидѣлъ ангелъ, что дѣтки нашли себѣ мать въ посторонней женщинѣ, и просіяло лицо его, ибо открылось ему третье и послѣднее слово Божіе, возвращавшее ему прощеніе. Узналъ ангелъ Божій, что люди живы не попеченіями о себѣ, не ѣдою, что они умѣютъ сами себя обдумать, а тѣмъ, что есть въ лихъ любовь другъ къ другу и забота другъ о другѣ. Разсказалъ ангелъ все это сапожнику и женѣ его, когда ушла женщина, преобразился и, свѣтлый и радостный, улетѣлъ на небо...

Таково несложное содержаніе дѣтской сказки гр. Л. И. Толстого, которая, при всѣхъ своихъ достоинствахъ, страдаетъ, по нашему мнѣнію, однимъ крупнымъ недостаткомъ. Она не по силамъ дѣтскому возрасту: многое въ ней будетъ непонятно дѣтямъ, несмотря на все мастерство разсказа. Основная идея сказки -- слишкомъ глубокая идея, чтобы дѣтская головка могла усвоить ее во всемъ значеніи. Впрочемъ, и то уже хорошо, если сказка заставитъ остановиться маленькаго читателя на нравственныхъ вопросахъ, затрогиваемыхъ ею, и хотя немножко подумать о нихъ,-- быть-можетъ, въ воспріимчивую душу вдумчиваго ребенка она заронитъ искорку любви къ ближнему, которая вспыхнетъ впослѣдствіи яркимъ пламенемъ.

Насъ, однако, сказка гр. Л. Н. Толстого интересуетъ съ другой стороны. Въ ней есть нѣкоторыя указанія на то, чего могло бы ожидать русское общество отъ своего любимаго писателя. Судя по новому разсказу, годы, прошедшіе со времени появленія "Анны Карениной", не пронеслись для ея автора даромъ. Начать съ внѣшней стороны. Языкъ писателя окрѣпъ еще болѣе, сталъ трезвѣе и мужественнѣе: онъ поражаетъ своею библейскою простотой. Кромѣ того, на немъ видны явные слѣды сильнаго вліянія народной рѣчи, у которой авторъ умѣетъ заимствовать мѣткою и выразительность ея оборотовъ. Но это не внѣшнее, подражательное заимствованіе: во всей сказкѣ нѣтъ ни одной строки, которая звучала бы поддѣлкою, подъ народный говоръ, что такъ непріятно оскорбляетъ слухъ въ работахъ иныхъ писателей. Вслушиваясь въ языкъ гр. Толстого, невольно чувствуешь, что народная рѣчь усвоена имъ и стала его личнымъ достояніемъ: онъ не копируетъ мужицкую фразу, но онъ проникнутъ ея духомъ и внутреннимъ складомъ,-- не только говоритъ, но и думаетъ по-народному. въ этомъ отношеніи гр. Толстой въ своей сказкѣ напомнилъ намъ Пушкина послѣднихъ лѣтъ творческой дѣятельности, когда народная струя забила живымъ, чарующимъ ключомъ въ созданіяхъ великаго поэта: словно въ древняго, миѳическаго, Антея прикосновеніе съ землею, съ народомъ, вливало въ него могучую силу.

Съ внутренней, художественной стороны новый разсказъ гр. Толстого обладаетъ тѣми достоинствами, съ которыми читатель уже привыкъ встрѣчаться въ прежнихъ произведеніяхъ писателя. Поэтому говорить объ этихъ достоинствахъ намъ представляется излишнимъ. Но мы не можемъ не отмѣтить одной стороны, заслуживающей вниманія. Сказка взята изъ народнаго быта, въ воображеніи котораго гр. Толстой уже давно пріобрѣлъ заслуженную славу неподражаемаго мастера. По нашему мнѣнію, теперь онъ дѣлаетъ новый шагъ впередъ въ этомъ направленіи. Въ прежнихъ своихъ работахъ писатель поражалъ тою умѣлою и правдивою простотой, бъ какою онъ подходилъ къ крестьянскому міру и освѣщалъ его въ самыхъ темныхъ сторонахъ. Видно было, что онъ прекрасно знаетъ и понимаетъ этотъ міръ " мастерски рисуетъ его въ плѣнительно-простыхъ разсказахъ; вспомните, напримѣръ, "Поликушку". Но при этомъ читатель всегда чувствовалъ, что разскащикъ -- человѣкъ иной среды, что между нимъ и крестьяниномъ, котораго онъ такъ близко знаетъ, все же существуетъ большое разстояніе. Теперь это разстояніе значительно уменьшилось, если не исчезло совсѣмъ. Говоря о крестьянинѣ, гр. Толстой умѣетъ теперь проникнуться его положеніемъ и смотрѣть на вещи его глазами. Чуждый всякой сентиментальности и высокомѣрія, писатель какъ будто самъ чувствуетъ то же и такъ же, какъ чувствуетъ его мужикъ въ изображаемомъ положеніи: онъ переживаетъ съ нимъ его радость и горе не какъ посторонній сострадательный человѣкъ, но какъ человѣкъ той же среды, какъ родной и близкій. Между писателемъ и крестьяниномъ полное внутреннее согласіе: первый погружается всецѣло въ жизнь втораго и горячо ему сочувствуетъ. Эта нравственная близость писателя къ темному міру крестьянскому -- новая черта въ немъ, которую мы отмѣчаемъ съ любовію. Посмотрите, напримѣръ, какъ онъ рисуетъ женщину-крестьянку, поджидающую своего мужа:

"Убралась Семенова жена рано. Дровъ нарубила, воды принесла, ребятъ накормила, сама закусила и задумалась,-- задумалась, когда хлѣбы, ставить: нынѣ или завтра? Краюшка большая осталась.

"Ecли, думаетъ, Семенъ тамъ пообѣдаетъ, да много за ужиномъ не съѣстъ,-- назавтра хватитъ хлѣба".

"Повертѣла, повертѣла Матрена краюху, думаетъ: "не стану нынче хлѣбовъ ставить. Муки и то всего на одни хлѣбы осталось. Еще до пятницы протянемъ".

"Убрала Матрена хлѣбъ и сѣла у стола заплату на мужнину рубаху нашить. Шьетъ и думаетъ Матрена про мужа, какъ онъ будетъ овчины на шубу покупать.

"Не обманулъ бы его овчинникъ. А то простъ ужъ очень мой-то. Самъ никого не обманетъ, а его малое дитя проведетъ. Восемь рублей -- деньги не малыя. Можно хорошую шубу собрать. Хоть не дубленая, а все шуба. Прошлую зиму какъ бился безъ шубы: ни на рѣчку выйти, ни куда. А то вотъ пошелъ со двора, все на себя надѣлъ, мнѣ и одѣть нечего... Не рано пошелъ... Пора бы ему... Ужь не загулялъ ли соколикъ-то мой".

Не правда ли: передъ вами живая Матрена, а вѣдь всего нѣсколько строкъ! И такими удивительными мѣстами богата дѣтская сказка. Въ немногихъ словахъ, въ нѣсколькихъ фразахъ, съ изумительною простотою, гр. Толстой умѣетъ сказать о народѣ болѣе, нежели другой многими эффектными страницами. И это не потому только, что гр. Толстой -- яркій и крупный талантъ, а и потому еще, что онъ горячо любитъ темный народъ и сроднился съ его душою...

Х*.

"Русская Мысль", No 3, 1882