Мензбир Михаил Александрович - Из истории животного и растительного царства

Изъ исторіи животнаго и растительнаго царства.

"Die Natur iat ein Buch, das auf allen Blättern grossen Gebalt bietet."
Goetche.

Въ послѣднее время вниманіе всего образованнаго міра усиленно останавливалось на результатахъ раскопокъ Трои и столицы Ассиро-Вавилонскаго царства. Человѣку удалось сдѣлать еще одно громадное пріобрѣтеніе, заглянуть въ такое отдаленное прошлое, которое еще недавно являлось ему чѣмъ-то совершенно сказочнымъ, и вмѣсто тумана съ рисовавшимися среди него неясными очертаніями, на мѣстѣ этой сказочной области передъ его взоромъ ожили минувшія тысячелѣтія, возстали ихъ дѣятели и событія. Безъ сомнѣнія, историкъ и археологъ могутъ гордиться своей побѣдой. Къ цѣпи длиннаго ряда, послѣдовательно смѣнявшихъ другъ друга явленій прибавлены новыя звенья, мысли данъ новый матеріалъ и мы получили еще одно вѣское доказательство того положенія, что современныя историческія событія только слѣдствіе длиннаго ряда событій предшествовавшихъ. Но если историкъ и археологъ могутъ гордиться своими пріобрѣтеніями, то не въ правѣ ли еще больше гордиться своими пріобрѣтеніями ученый, которому удалось возстановить прошлое организованнаго міра въ теченіе безчисленнаго ряда тысячелѣтій? Не будемъ забывать, что на мѣстѣ Ниневіи остались кирпичи съ описаніемъ всего свершившагося тогда, какъ на мѣстѣ исчезнувшаго организованнаго міра остались только немногіе кости, да выродившіеся потомки былаго населенія. Съ одной стороны, надо было выучиться читать написанное, съ другой -- сначала возстановить матеріалъ для чтенія. Но, несомнѣнно, рѣшеніе обѣихъ задачъ имѣетъ громадную цѣну и если мы ихъ сравнили, то не изъ желанія умалить какую-либо, а только изъ желанія выяснить, путемъ сравненія, ихъ настоящую цѣну.

Пожалуй, излишне было бы и прибавлять, что возстановленіе прошлаго организованнаго міра въ теченіе безчисленнаго ряда тысячелѣтій потребовало громадныхъ соединенныхъ усилій ученыхъ. На разработкѣ этого вопроса какъ нельзя лучше сказалось, что сила науки заключается не въ одной ея вѣточкѣ, не въ одной отрасли знанія, а въ стройной массѣ разнообразныхъ знаній, но для насъ важно не то, что сотни именъ связаны съ разрѣшеніемъ этого вопроса, не то, что надъ нимъ работали я геологи, и палеонтологи, и зоологи, и ботаники, и физикогеографы, и астрономы, а то, что соединенныя работы почти двухъ поколѣній ученыхъ не пропали даромъ, что. оглядываясь назадъ на тотъ путь, которымъ знаніе распространилось въ области незнанія, ученый видитъ подъ знаменемъ свободной науки новыя завоеванныя области.

Недостатокъ мѣста не позволяетъ намъ даже бѣгло намѣтить главныя перипетіи борьбы науки съ незнаніемъ,-- борьбы, длившейся цѣлые десятки лѣтъ, потребовавшіеся на возстановленіе нѣкоторыхъ утраченныхъ страницъ изъ исторіи организованнаго міра. Мы можемъ отмѣтить только послѣдній фазисъ этой борьбы: геологія съ Лнйэллемъ во главѣ отрицаетъ существованіе катастрофъ и говоритъ, что всѣ громадныя измѣненія въ очертаніяхъ материковъ и морей, горъ и равнинъ объясняются совершенно просто: при допущеніи постепенныхъ, крайне медленныхъ опусканій и поднятій, продолжавшихся громадные періоды времени; біологія съ Дарвиномъ во главѣ отрицаетъ независимость существованія и происхожденія каждаго вида отъ другихъ окружающихъ его и говоритъ, что современныя намъ фауны и флоры -- прямое слѣдствіе фаунъ и флоръ предшествовавшихъ. Съ одной стороны и наука принимаетъ, слѣдовательно, для геологіи простой физическій законъ, что одна и та же работа можетъ быть сдѣлана въ единицу времени при извѣстной скорости, и во сто единицъ времени при скорости во про разъ меньше первой, съ другой -- въ біологіи, разбивая границы между отдѣльными видами, говорить, что прямая и косвенная зависимость организованныхъ существъ другъ отъ друга не только существуетъ, но даже неизмѣримо больше зависимости организованныхъ существъ отъ условій неорганическаго міра, и выражаетъ признаніе этой зависимости признаніемъ такъ называмаго закона борьбы за существованіе.

Съ признаніемъ этихъ двухъ основныхъ положеній новѣйшей науки, вопросъ о прошломъ организованнаго міра вступаетъ на новую и на этотъ разъ уже прямую дорогу къ своему разрѣшенію.

Въ самомъ дѣлѣ, до тѣхъ поръ, пока геологія признавала катастрофы, пока біологія смотрѣла на каждыя видъ какъ на результатъ цѣлесообразнаго проявленія творческой силы, какая точка опоры была у ученыхъ для возстановленія утраченныхъ страницъ исторіи организованнаго міра? Вѣдь, на этихъ страницахъ говорилось о чемъ-то совершенно не похожемъ на то. что совершается теперь передъ нами; говорилось, если не о иныхъ силахъ, то о иныхъ законахъ дѣйствія силъ, откуда же можно было составить себѣ понятіе о томъ и другомъ? Вотъ почему нѣтъ ничего удивительнаго, что въ то время, какъ одни отступали передъ этимъ вопросомъ, другіе бродили въ пустынѣ и принимали за дѣйствительно существующее причудливые образы фата-морганы. Все перемѣнилось съ тѣхъ поръ, какъ геологія и біологія въ основу своего развитія положили изученіе современныхъ явленій, когда и та другая наука признали, что въ былыя вренена дѣйствовали тѣ же силы и тѣ же законы, какіе дѣйствуютъ и теперь, что организованныя существа подчинены были тѣмъ же факторамъ, какіе мы изучаемъ нынѣ, и что вся оригинальность прошлыхъ вѣковъ исчерпываете" только нѣсколько иной комбинаціей фактовъ. Съ принятіемъ этихъ положеній исходная точка для возстановленія утраченныхъ страницъ изъ исторіи организованнаго міра была найдена и возстановленіе не заставило себя ждать.

Въ настоящее время біологія принимаетъ, что существованіе и распредѣленіе организмовъ по поверхности земнаго шара обусловливается, во-первыхъ, зависимостью организмовъ другъ отъ друга; во-вторыхъ, такъ называемыми физико-географическими условіями, куда мы относимъ климатическія данныя, условія добыванія корма, вліяніе очертаній материковъ и морей, направленія и высоты горныхъ цѣпей и массивовъ и т. п. Вліяніе всѣхъ этихъ условій настолько сильно сказывается на существованіи организмовъ, что представить себѣ послѣдніе внѣ этихъ условій немыслимо. Возстановить страницы изъ исторіи организованнаго міра можно только возстановивши среду, къ которой принадлежали эти существа, т.-е. если рѣчь идетъ о на земныхъ животныхъ, возстановивши ту сушу, на которой они жили, давши ей орографическія, климатическія, ботаническія и другія характеристики. Что же добыла наука въ этомъ направленіи?

Палеонтологія сообщила намъ за послѣднее время цѣлый рядъ замѣчательныхъ фактовъ, касающихся климата, растительности и фауны земнаго шара въ болѣе ранніе періоды его существованія. Изъ этихъ фактовъ, прежде всего, несомнѣнно слѣдуетъ, что при началѣ того геологическаго періода, къ которому относятся современныя намъ отложенія и которыя въ наукѣ называется четверичной эпохой, прѣсноводные и морскіе бассейны были развиты гораздо болѣе, чѣмъ мы это видимъ нынѣ. Рѣки, рѣчки и озера, покрывающія собою, напр., площадь современнаго намъ Европейскаго материка, судя по многочисленнымъ даннымъ геологіи и палеонтологіи, представляютъ собою только жалкіе остатки когда-то сильно развитой системы прѣсноводныхъ и другихъ бассейновъ. Вмѣстѣ съ тѣнь, геологія говоритъ намъ, что еще ранѣе, такъ сказать, на границѣ четверичной эпохи и предшествовавшей ей третичной въ сѣверномъ полушаріи достигали страшнаго развитія ледники, покрывающіе собою теперь только вершины горныхъ цѣпей да околополярныя страны. Такимъ образомъ, съ одной стороны, геологія говоритъ намъ, что климатъ при началѣ четверичной эпохи былъ несомнѣнно болѣе влажнымъ, чѣмъ нынѣ, съ другой -- она говоритъ намъ, что ледники были развиты гораздо больше. Не вытекаетъ ли отсюда, что въ болѣе раннія геологическія эпохи климатъ былъ суровѣе? На первый взглядъ это можетъ казаться; но, во-первыхъ, нельзя призывать большую суровость климата въ тотъ періодъ, когда водная площадь достигала большихъ размѣровъ, такъ какъ это было бы страшнымъ противорѣчіемъ; во-вторыхъ, болѣе тщательное изученіе геологическихъ данныхъ не даетъ намъ на это никакого права.

Но мы отрѣшимся на время отъ представленіи объ эпохѣ громадныхъ ледниковъ, которые покрывали собою Европу при концѣ третичныхъ я началѣ четверичныхъ отложеній, чтобы, остановиться на нихъ и на времени ихъ развитія ни такъ называемомъ ледниковомъ періодѣ позднѣе, а пока обратимся отъ къ даннымъ палеонтологіи, но имѣющимъ отношеніе уже къ болѣе раннему періоду. Съ этой стороны онѣ представляютъ собою удивительное однообразіе и всѣ говорятъ за то, что чѣмъ болѣе мы удаляемся отъ послѣдней эпохи въ древнѣйшемъ періодѣ исторіи земной коры, тѣмъ съ больницъ и большимъ запасомъ тепла на поверхности земнаго шара намъ приходится имѣть дѣло.

Въ третичную эпоху, которая, въ свою очередь, подраздѣляется на три періода (древнѣйшій -- эоценъ, средній -- міоценъ и новый -- пліоценъ), климатъ былъ уже гораздо теплѣе нынѣшняго, хотя разница въ немъ по широтамъ существовала въ томъ же видѣ, какъ существуетъ она и нынѣ.

Въ міоценовый періодъ на берегахъ Соны расли лавры, виноградъ, фиги, авогадовыя деревья Канарскихъ острововъ, бамбуки и вѣчнозеленые дубы, цвѣли олеандры и магноліи и т. д., т.-е. такія растенія, которыя требуютъ для себя средней годовой температуры въ 17о и 18о С., тогда какъ современная средняя годовая температура Ліона равняется только 11о С. Если принять во вниманіе, что средняя годовая температура въ 17о -- 18о.

С. теперь принадлежитъ приблизительно 43о с. ш., то изъ приведенныхъ фактовъ несомнѣнно вытекаетъ, что въ міоценовый періодъ теплый климать распространялся далѣе къ сѣверу, но еще болѣе говорятъ за это палеонтологическія свидѣтельства міоценовыхъ отложеній. Они разбросаны по всему сѣверному полушарію и для того, кто умѣетъ читать ихъ, міоценовыя отложенія -- неистощимая библіотека, содержащая въ себѣ множество въ высшей степени важныхъ и поучительныхъ произведеній. Спросимъ же у лучшаго знатока этой библіотеки, професора Гера, о томъ, что онъ нашелъ въ ней наиболѣе интереснаго.

Полярныя страны материковъ Стараго и Новаго свѣта служатъ южной траншей большаго средиземнаго моря, такъ называемаго Сѣвернаго Ледовитаго океана, который посредствомъ Берингова пролива соединяется съ Тихимъ океаномъ и посредствомъ цѣлаго ряда широкихъ и узкихъ проливовъ -- съ Антлантическимъ. Самый широкій изъ послѣднихъ лежитъ между. Исландіей и Скандинавіей и ведетъ къ архипелагу Шпицбергенъ, лежащему своимъ Озернымъ мысомъ подъ 80о с. ш., т.-е. подъ одной изъ наиболѣе сѣверныхъ точекъ, которыхъ достигъ человѣкъ (82о с. ш.).

Томительно-однообразно теперь это околополярное море съ разбросанными на немъ большими и малыми островами. Средняя годовая температура даже на южной границѣ его не превышаетъ 0о. Въ теченіе цѣлой зимы не показывается здѣсь солнце, а лѣтомъ, когда, разъ появившись валъ горизонтомъ, оно уже не скрывается болѣе, его косые лучи содержатъ въ себѣ недостаточно тепла, чтобы дать сильный толченъ одѣтой ледянымъ покровомъ природѣ, согрѣть, оживить ее своимъ прикосновеніемъ. Они скользятъ только по замерзшей почвѣ я лишь немногія погребенныя водъ снѣгомъ растенія пробуждаются подъ ихъ вліяніемъ на короткое время, чтобы затѣмъ опять погрузиться въ десятимѣсячный сонъ. И, однако, въ этой странѣ, гдѣ теперь почти нѣтъ слѣда жизни, въ міоценовую эпоху была роскошная растительность. На западномъ берегу Гренландіи подъ 70о с. ш. находятъ во множествѣ ископаемые древесные стволы, отпечатки листьевъ и другіе остатки, каковы, напр., прямо стоящіе стволы, плоды, цвѣты и даже окаменѣлыя насѣкомыя. По Геру, здѣсь быль когда-то громадный лѣсъ, состоящій изъ мамонтовыхъ деревьевъ, тополей, дубовъ, магнолій, орѣховыхъ и черныхъ деревьевъ и пр. Исландія, гдѣ теперь, и то исключительно въ южной части острова, изъ деревьевъ растутъ только малорослыя березки, въ міоценовый періодъ также обладала богатой растительностью наравнѣ съ Шпицбергеромъ, гдѣ въ міоценовый періодъ произрастали водяныя лиліи, ситовникъ, болотные кипарисы, туйи, сосны, ели, платаны, липы, клены, черешни, пышныя манголіи и проч. Такимъ образомъ, въ міоценовый періодъ подъ 70о с. ш., существовалъ тотъ же климатъ и та же растительность, которую теперь можно найти только подъ 40о -- 45о с. ш., и, какъ говорятъ намъ палеонтологическія данныя, эта роскошная растительность тянулась по всему міоценовому материку непрерывной полосой кругомъ одного центра -- полюса.

Болѣе тщательное изученіе флоры міоценоваго материка приводятъ нагъ къ заключенію, что въ названный періодъ при болѣе высокой общей температурѣ разница въ послѣдней по широтамъ существовала точно также, какъ и въ пліоценовый періодъ: ботаническая палеонтологія заставляетъ насъ принять, что приблизительно подъ 80о с. ш. въ міоценовый періодъ средняя годовая температура была около 8о--9о С. и подъ 70о с. ш. достигала уже 12о С. Спускаясь еще южнѣе, подъ 55о с. ш., въ міоценовый періодъ мы встрѣчаемъ уже ту растительность, которая въ пліоценовый періодъ находили только подъ широтою нынѣшняго Ліона, что указываетъ на среднюю годовую температуру въ 17о и 18о С. и, наконецъ, еще южнѣе, подъ 50о с. ш., на міоценовомъ материкѣ расли уже пальмы, для которыхъ въ настоящее время нормальной сѣверной границей служатъ 30о -- 35о с. ш., т.-е. средняя годовая температура въ этой части міоценоваго материка достигала уже приблизительно 20о С. Что касается южной Европы, то ея климатъ въ міоценовый періодъ несомнѣнно съ полнымъ правомъ могъ назваться тропическимъ, такъ какъ здѣсь произрастая не только пальмы, но и саговыя, той группы, наиболѣе сѣверной представитель которой можетъ быть найденъ нынѣ не сѣвернѣе берега Занзибара.

Спускаемся въ прошлое земной коры еще далѣе, заглядываемъ въ эоценовый материкъ -- и передъ нами оживаютъ картины еще роскошнѣе: Европа, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла, одѣвается пышной растительностью странъ экваторіальныхъ. Британскіе острова, нынѣ почти постоянно окутанные густой пеленой тумана, однообразная сѣверогерманская низменность съ ея прохладнымъ лѣтомъ и мягкой зимой,-- все это въ эоценовый періодъ представляло собою одну изъ роскошнѣйшихъ картинъ тропической природы. Пальмы, панданы и пязанги расли тамъ, гдѣ нынѣ представителями растительности являются только лиственныя и хвойныя деревья умѣреннаго пояса, гдѣ среди неумолкаемаго прибоя сѣрыхъ волнъ воздымаются бѣлыя мѣловыя скалы да мелькаютъ крылья чаекъ.

Съ эоценомъ третичная эпоха кончается и палеонтологія вводятъ насъ за собою въ эпоху такъ называемыхъ вторичныхъ формацій, открываетъ передъ нами длинный рядъ новыхъ растительныхъ и животныхъ формъ, безконечную панораму новыхъ картинъ. При концѣ вторичной эпохи, когда большую часть нынѣшняго Европейскаго материка занимало море, бывшее колыбелью и могилой безчисленному множеству микроскопическихъ организмовъ, давшихъ собою матеріалъ для образованія мѣла, температура климата въ общемъ была не только нѣсколько выше температуры эоценоваго материка, но и однообразнѣе: въ такъ называемый мѣловой періодъ разница въ температурѣ по широтамъ почти исчезаетъ. Первыя двусѣмядольныя, извѣстныя намъ нынѣ, относятся именно къ періоду средняго мѣла, а потому насъ не должно удивлять, что растительность, оживлявшая собою пейзажъ мѣловаго періода, рѣзко отличалась по своему характеру отъ современной намъ. Преобладающими формами въ ней были хвойныя; между которыми выдавались роскошныя араукаріи, сосны, кедры и ели; далѣе слѣдуютъ пальмообразныя цикасы (саговыя), папоротники съ кожистыми листьями и т. д. Вообще, коротко говоря, растительность мѣловаго періода отличалась самымъ удивительнымъ смѣшаннымъ характеромъ.

Еще ранѣе, въ періодъ юры, разница въ температурѣ до широтамъ исчезаетъ совершенно и средняя температура опять становится нѣсколько выше. За это говоритъ не только ботаническая, но и зоологическая палеонтологія. Въ настоящее время между позвоночными животными особенное вниманіе останавливаетъ на себѣ группа чешуйчатыхъ гадовъ, столь рѣзко отличающихся отъ птицъ по своему наружному виду и, вмѣстѣ съ тѣмъ, столь тѣсно связанныхъ съ ними но своей организаціи. до нашего времени дошли только немногіе представители этой группы, но во вторичную эпоху она достигала громаднаго развитія, представляя въ лицѣ своихъ членовъ многія въ высшей степени любопытныя формы. Если вспомнить, что чешуйчатые гады принадлежатъ къ холоднокровнымъ животнымъ, не трудно придти къ заключенію, что въ періодъ процвѣтанія этой группы температура климата была болѣе высокой, чѣмъ позднѣе, когда началось вымираніе чешуйчатыхъ гадовъ. Юрскія растенія, найденныя до сихъ поръ въ Остъ-Индіи, Европѣ, Сибири и на Шпицбергенѣ, въ свою очередь, говорятъ намъ, что въ періодъ юры не только общая температура климата была нѣсколько выше, чѣмъ въ позднѣйшій періодъ, но также и то, что одна и та же растительность была подъ экваторомъ, подъ средними широтами и на крайнемъ сѣверѣ.

Изъ боязни утомить читателя подобными примѣрами, мы пропускаемъ періодъ тріаса, которымъ начинаются вторичныя отложенія, и періодъ пермской формаціи, заключающей собою первичную эпоху, и останавливаемся на второмъ періодѣ первичной эпохи, такъ называемомъ каменноугольномъ. И относящіяся къ этому періоду данныя не противорѣчатъ добытымъ нами ранѣе, т.-е. что температура этихъ раннихъ періодовъ была сравнительно очень высокой (отъ 25о до 30о С.) и повсюду однообразной, но, крохѣ того, они говорятъ намъ также и то, что этотъ періодъ былъ не такъ богатъ свѣтомъ, какъ всѣ слѣдующіе за нимъ. Взглянемъ на каменноугольную флору и мы встрѣтимся съ такими представителями растительнаго царства, которые пряно не выносятъ- большаго свѣта; взглянемъ на немногіе дошедшіе до насъ остатки животныхъ и опять увидимъ, что они принадлежатъ существамъ, по устройству своихъ глазъ способныхъ только къ слабому воспріятію свѣтовыхъ впечатлѣній. Всѣ данныя геологіи и палеонтологіи заставляютъ насъ принять, что въ каменноугольный періодъ произошло первое поднятіе острововъ, до того времени покрытыхъ водою, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онѣ заставляютъ насъ также признать и то, что эти острова лежали очень невысоко надъ уровнемъ моря и многократно снова поглощались его волнами. Заливы и лагуны этихъ острововъ были покрыты богатой растительностью, но эта растительность совершенно не походила на современную намъ: это было собраніе пышно разросшихся листьевъ, поднимающихся колоннами простыхъ или развильчатыхъ стволовъ, зачастую съ одной громадной или множествомъ меньшихъ полостей, одѣтыхъ зубчатымъ коровымъ слоемъ. Мы скажемъ все нужное для насъ о каменноугольномъ періодѣ, если прибавимъ, что сѣверная граница каменноугольнаго архипелага лежала приблизительно у 76о с. ш., тогда какъ къ югу онъ спускался до 40о с. ш.

Дальше этого въ нашей попыткѣ нарисовать картину климата прошлыхъ геологическихъ эпохъ намъ идти некуда. Мы дошли до того періода, когда могли появиться первыя наземныя животныя и растенія, когда началось поднятіе суши, которое позднѣе неминуемо должно было повести къ измѣненію первоначально-однообразнаго климата земнаго шара и теперь, имѣя передъ собою эту картину, прежде чѣмъ попытаемся возстановить существовавшіе когда-то материки съ ихъ флорой и фауной, будетъ совершенно своевременнымъ ознакомиться съ тѣми гипотезами, которыя предлагались въ разное время для объясненія совершающагося на земномъ шарѣ измѣненія климата.

Одна изъ первыхъ гипотезъ такого рода была высказана Омаліусомъ Далуа, который думалъ объяснить высокую температуру третичной эпохи прямымъ вліяніемъ на климатъ земнаго шара внутренней теплоты послѣдняго. Конечно, когда-то это вліяніе несомнѣнно существовало, но нетрудно видѣть, что оно уже не могло имѣть мѣста не только въ теченіе третичной эпохи, но даже и въ самый ранній изъ тѣхъ періодовъ, когда появились организмы. Значительная толщина слоя перешедшихъ въ твердое состояніе образованій (т.-е. земной коры), слабая теплопроводимость горныхъ породъ и, наконецъ, громадная продолжительность протекшаго во время образованія земной коры періода,-- все это говоритъ не въ пользу приведенной гипотезы. Кромѣ того, если бы именно внутренняя теплота земнаго шара обусловливала собою высокую температуру воздушной атмосферы въ третичную эпоху, мы должны были бы ждать, что климатъ вторичной и первичной эпохъ былъ значительно жарче климата третичной эпохи, напр., въ каменноугольный періодъ почти или совершенно непригоденъ для жизни организмовъ, но на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ: въ теченіе всей вторичной и послѣднихъ періодовъ первичной эпохи температура была выше температуры эоценоваго періода только на 5о--8о С. Но вспомнимъ, что эта температура на всемъ земномъ шарѣ до конца вторичной эпохи была равномѣрной и мы встрѣтимся съ такой особенностью прошлаго климата земнаго шара, объяснить которую гипотезой Омаліуса Далуа нѣтъ никакой возможности. Вотъ почему мы не останавливаемся на ней болѣе и переходимъ къ обзору другихъ гипотезъ.

Бурмейстеръ, отрицая прямое вліяніе внутренней теплоты земнаго шара на температуру воздушной оболочки послѣдняго, тѣмъ не менѣе, склоняется къ признанію ея косвеннаго вліянія: онъ говорить, что въ болѣе раннія эпохи существованія земнаго шара климатъ могъ быть мягче, благодаря болѣе энергичной дѣятельности вулкановъ, которые выбрасывали на поверхность массы расплавленнаго порфира, базальта и лавы. Но графъ Спорта остроумно замѣчаетъ на это. что врядъ ли кому придетъ въ голову, что климатъ Исландіи можетъ быть болѣе мягкимъ благодаря вулканической дѣятельности Гейлы.

Уже извѣстный намъ Геръ, составившій себѣ имя въ наукѣ именно своими изслѣдованіями по ботанической палеонтологіи, высказалъ предположеніе, что вся солнечная система во время своего обращенія вокругъ невидимой звѣзды, служащей ей центромъ обращенія, постепенно проходятъ черезъ области міроваго пространства, обладающія различной температурой. Отсюда, говоритъ онъ, смѣна болѣе теплыхъ и холодныхъ періодовъ, чередующихся подобно нашимъ временамъ года, только въ неопредѣленные сроки. Мы не хотимъ смущать извѣстнаго ученаго вопросомъ, на чемъ онъ основываетъ свою смѣлую гипотезу, такъ какъ иначе ему пришлось бы сознаться, что на это у него нѣтъ никакого основаніи.

Если къ приведеннымъ уже гипотезамъ прибавить гипотезу Веттшейна, по которой пласты раннихъ формацій, найденныя на Шпицбергенѣ, откладывались подъ тропиками и только позднѣе передвинулись къ сѣверу, увлекая вмѣстѣ съ собою всѣ заключенные въ нихъ остатки, то мы этимъ исчерпаемъ почти весь запасъ гипотезъ, имѣющихъ за собой исключительно историческое значеніе, т.-е. погибшихъ, прежде чѣмъ онѣ успѣли развиться, и намъ останется только перейти къ тѣмъ немногимъ гипотезамъ, которыя по своей справедливости уже приближаются къ теоріи.

Когда дарвинистъ хочетъ выяснить значеніе эволюціоннаго ученія путемъ сравненія, онъ говоритъ обыкновенно, что по стройности и цѣльности это ученіе можетъ стать на ряду только съ Канто-Лапласовой теоріей міровой системы. Послѣднюю-то и хотимъ мы теперь напомнить читателю, прежде чѣмъ скажемъ объ имѣющей къ намъ прямое отношеніе гипотезѣ Бландета. По Канто-Лапласовой теоріи солнечная система была первоначально громаднымъ туманнымъ пятномъ, которое въ силу вращенія въ теченіе безконечнаго періода времени уплотнялось все болѣе и болѣе и, вмѣстѣ съ тѣмъ, отдѣляло отъ себя черезъ нѣкоторые промежутки кольца космической матеріи, давшія собою начало вторичнымъ небеснымъ тѣламъ, планетамъ и спутникамъ. Благодаря отдѣленію этихъ колецъ, центральная масса, конечно, постепенно уменьшалась въ размѣрахъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, она становилась плотнѣе, свѣтлѣе и болѣе нагрѣтой и, наконецъ, превратилась въ то тѣло, которое мы называемъ солнцемъ, которое, такимъ образомъ, прежде чѣмъ дойти до своего современнаго состоянія, прошло, такъ сказать, черезъ цѣлый рядъ солнечныхъ стадій или солнцъ разной величины и разной плотности, болѣе или менѣе нагрѣтыхъ. Плотность планетъ, изъ которыхъ наименьшую имѣютъ наиболѣе удаленныя отъ солнца, и наибольшую, подобно Меркурію, наиболѣе приближенную къ нему, строго опредѣленное положеніе ихъ относительно солнца, ихъ движенія и т. д.,-- все это какъ нельзя болѣе говорить въ пользу Канто-Лапіасовой теоріи; но, признавая ее, мы не только можемъ ждать, что въ далекомъ будущемъ солнце, состоящее теперь изъ раскаленныхъ паровъ и газовъ, отдѣлитъ отъ себя еще новыя планеты и, благодаря тому, еще уменьшатся въ размѣрахъ, но должны признать, что нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ что солнце, освѣщавшее собою всходы органической жизни на земоиъ шарѣ, было больше того, которое мы теперь видимъ. Въ этомъ-то и состоитъ собственно гипотеза Бландета, къ которой присоединяется также графъ Сапорта.

Стоитъ только предположить, говоритъ Бландетъ, что солнце, согрѣвавшее своими лучами первые появившіеся организмы, имѣло поперечникъ, достигавшій до орбиты Меркурія, и мы получимъ такое солнце, которое, если смотрѣть на него подъ угломъ въ 40 градусовъ, занимало почти четверть горизонта и обусловливаю собою такой длинный день, такія свѣтлыя и продолжительныя сумерки, которыя почти исключали собою ночь. Подъ вліяніемъ согрѣвающихъ лучей такого свѣтила, тропическій климатъ, конечно, былъ и тамъ, гдѣ нынѣ лежатъ ледяныя глыбы, и данныя палеонтологіи вообще находятъ себѣ въ гипотезѣ Бландета вообще удовлетворительное объясненіе тому факту, что каменноугольная флора состояла изъ растеній, нуждающихся въ тѣни, а потому, отдавая ей должное, мы, вмѣстѣ съ тѣмъ, обратимся для болѣе удовлетворительнаго отвѣта на интересующіе насъ вопросы къ другимъ гипотезамъ и попытаемся найти разгадку былаго въ примиреніи нѣсколькихъ послѣднихъ.

Среди всѣхъ геологическихъ гипотезъ, предложенныхъ для объясненія прошлыхъ измѣненій климата зоннаго шара, наибольшаго вниманія но своей простотѣ заслуживаетъ гипотеза Сарторіуса Вальтерсгаузена, развитая и облеченная въ болѣе законченную форму Пробстомъ. Послѣдній исхортъ въ этомъ случаѣ изъ очень простаго положенія, а именно -- существованія суши каменноугольнаго періода въ видѣ архипелага низменныхъ острововъ, которые, какъ несомнѣнно доказано палеонтологіей, въ теченіе перваго времени своего существованія многократно болѣе или менѣе полно снова уходили подъ поверхность моря. Слѣдовательно, въ каменноугольный періодъ, не только водная поверхность брала верхъ надъ поверхностью суши, но суша никогда не занимала большаго пространства, другими словами, суша каменноугольнаго періода обладала морскимъ климатомъ, отличительныя свойства котораго -- равномѣрность, отсутствіе контрастовъ. Чтобы убѣдиться въ послѣднемъ, стоитъ только припомнить климатъ Зондскаго архипелага по описанію такого знатока природы малайскихъ острововъ, какъ Ушесъ: въ этомъ климатѣ насъ не поражаютъ ни контрасты суточной, ни контрасты мѣсячной температуры и годовой ходъ температуры Батавіи, изображенный графически, не даетъ и слѣда тѣхъ повышеній и пониженій изображающей этотъ ходъ кривой, которыя напримѣръ, мы видимъ на кривой, передающей намъ годовой ходъ температуры Лондона.

Кромѣ того, Пробстъ знакомитъ насъ съ результатами прямаго вліянія равномѣрнаго распредѣленія поверхности воды и суши на климатъ въ слѣдующемъ очень простомъ вычисленіи. Возьмемъ среднюю годовую температуру нѣсколькихъ, по- возможности большаго числа пунктовъ, лежащихъ на одной параллели, сложимъ числа, выражающія эту температуру, и общую сумму, полученную отъ этого сложенія, раздѣлимъ на число взятыхъ пунктовъ; такимъ образомъ, мы будемъ имѣть нормальную температуру данной параллели. Затѣмъ вычислимъ точно также среднюю годовую температуру приморскихъ пунктовъ той же паралллели и сравнимъ между собою полученныя данныя, т.-е. нормальную температуру взятой нами параллели и температуру той параллели, которая была бы при существованіи на всемъ ея протяженіи морскаго климата. Оказывается, что для 80о с. ш. нормальная температура въ настоящее время --11,20о R., тогда какъ температура той же параллели при морскомъ климатѣ была +1,49o R., что составляетъ разницу въ 12,69о R. Если мы припомнимъ сказанное выше о температурѣ каменноугольнаго періода, то, конечно, увидимъ, что отъ 1,49о R. еще далеко до 20о или 25о R. (25о или 30о С.), но намъ важно въ этомъ случаѣ то, что повышеніе температуры на 12,69о R. для восьмидесятой сѣверной параллели можетъ быть достигнуто единственно болѣе равномѣрнымъ распредѣленіемъ поверхности моря и суши, безъ всякаго измѣненія въ другихъ условіяхъ, какъ-то: въ направленіи современныхъ воздушныхъ теченій или вѣтровъ, морскихъ теченій, приносящихъ въ полярныя страны большой запасъ тепла, и т. д. Но стоитъ только измѣнить эти данныя, и средняя температура восьмидесятой параллели повысится еще болѣе. Конечно, въ данномъ случаѣ трудно опредѣлить болѣе или менѣе точно, сколько именно градусовъ тепла прибавитъ измѣненіе того или другаго изъ этихъ условій, но Пробстъ нашелъ возможность вычислить приблизительно, что одно существованіе покрова облаковъ, который долженъ былъ окутывать острова каменноугольнаго архипелага, благодаря большому испаренію въ силу большаго развитія водной поверхности и болѣе высокой температуры, должно было повысить среднею годовую температуру странъ, лежащихъ между 60о и 90о с. ш., до 14о В. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что послѣднее число является уже очень высокой средней температурой, которая при извѣстномъ распредѣленіи воздушныхъ и морскихъ теченій могла подняться еще болѣе и при солнцѣ такихъ размѣровъ, которое приближалось къ солнцу, выведенному въ гипотезѣ Бландета, дойти даже до 24о R. И хотя мы далеки отъ мысли возводить гипотезу Сарторіуса Вальтерсгаузена и Пробста на степень теоріи, тѣмъ не менѣе, не можемъ не признать за нею весьма большой доли вѣроятія, такъ какъ, помимо всего, она объясняетъ намъ то, что остается совершенно необъяснимымъ по гипотезѣ Бландета: составъ флоры каменноугольнаго періода изъ растеній, не любящихъ свѣта; упомянутый покровъ облаковъ, препятствуя потерѣ теша путемъ лучеиспусканія, долженъ былъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, заслонять архипелагъ каменноугольнаго періода отъ прямаго вліянія солнечныхъ лучей, держатъ его въ постоянной тѣни.

Еще очень важнымъ подтвержденіемъ справедливости гипотезы Сарторіуса Вальтерсгаузена и Пробста служитъ изученіе температуры тропическихъ странъ: разница между нормальной температурой экватора и температурой его морскаго климата равняется только 0,06о R. и, вмѣстѣ съ тѣмъ, палентологическія данныя говорятъ намъ, что животныя и растенія тропическихъ странъ дошли до насъ изъ древнѣйшихъ періодовъ съ такими измѣненіями, которыя сравнительно съ измѣненіями, выпавшими на долю животныхъ и растеній другихъ странъ, могутъ быть названы ничтожными. А зная значеніе измѣненій среды для жизни организмовъ, мы не можемъ не признать въ этомъ фактѣ указанія на то, что тропическія страны по ихъ климату, растительности и животнымъ наиболѣе приближаются къ сушѣ болѣе раннихъ періодовъ. Такимъ образомъ, названная ипотеза, съ одной стороны, находитъ себѣ опору въ современныхъ климатическихъ условіяхъ тропическихъ странъ, съ другой -- указываетъ намъ на эти страны, какъ на исходную точку при возстановленіи фауны и флоры былыхъ эпохъ. Въ этомъ мы и видимъ ея наиболѣе сильную сторону; этимъ она удовлетворяетъ всѣмъ требованіямъ современной науки, которая дозволяетъ переходъ къ былому, неизвѣстному, только отъ настоящаго, извѣстнаго, и потому, какіе бы недостатки въ подробностяхъ этой гипотезы мы ни встрѣтили, она заслуживаетъ къ себѣ строго критическаго, не переходящаго, однако, извѣстныхъ границъ, научнаго отношенія.

Теперь, познакомившись какъ съ данными палеонтологіи, относящимися до возстановленія климата прошлыхъ періодовъ земнаго шара, такъ и съ большинствомъ гипотезъ, предложенныхъ для объясненія совершившихся въ прошломъ климатическихъ измѣненій, набросаемъ хотя въ самыхъ общихъ чертахъ смѣну климатовъ, идя уже отъ одной изъ раннихъ эпохъ къ современной намъ.

Въ каменноугольную эпоху суша представляетъ собою громадный архипелагъ низменныхъ острововъ, окутанныхъ густою пеленою водяныхъ паровъ. Въ тѣни, царившей надъ этими островами вслѣдствіе большаго скопленія водяныхъ паровъ, при высокой, доходящей до 25о--30о С. средней температурѣ; отличающейся повсюду своей равномѣрностью, эти острова покрылись роскошной первобытной растительностью, наиболѣе выдающимися представителями которой являются древовидные папоротники, хвощи и плауны. Позднѣе, въ пермскую, тріасовую и юрскую формаціи, суша поднимается изъ волнъ моря все болѣе и болѣе, архипелагъ замѣняется непрерывными пространствами суши, тянувшейся въ видѣ болѣе или менѣе узкихъ полосъ, но эти очертанія суши таковы, что не могли еще вызвать разности въ температурѣ по широтамъ и на всемъ земномъ шарѣ, подъ экваторомъ и у полюсовъ продолжаетъ существовать одна и та же температура, только, быть можетъ, понизившаяся на 2е -- 3о С. Въ слѣдующій затѣмъ мѣловой періодъ, при постоянно-увеличивающихся размѣрахъ суши, наступаетъ еще нѣкоторое пониженіе температуры и являются первыя, пока еще очень слабыя, разности температуры по широтамъ. Такимъ образомъ, начало колоссальныхъ современныхъ намъ разностей температуры по широтамъ относится къ концу вторичной эпохи, т.-е. къ тому времени, когда, какъ мы увидимъ ниже, материки впервые начали складываться въ присущихъ имъ нынѣ очертаніяхъ. Къ концу третичной эпохи разности температуры по широтамъ увеличиваются все больше и больше и, наконецъ, при концѣ третичной эпохи, въ періодъ, отдѣляющій послѣднюю отъ четверичной, сѣверное полушаріе переживаетъ загадочный ледниковый періодъ.

Быть можетъ, читателя и удивитъ употребленное нами выраженіе, но на самомъ дѣлѣ оно нигдѣ не можетъ быть такъ умѣстно, какъ здѣсь. Ледниковымъ періодомъ въ наукѣ называютъ тотъ весьма продолжительный періодъ, когда ледники, покрывающіе собою нынѣ горы и сѣверныя страши сѣвернаго полушарія, достигали гораздо большаго развитія, когда, напри., вся сѣверная и почти вся средняя Европа была покрыта, по предположенію однихъ, сплошнымъ ледниковымъ покровомъ, по предположенію другихъ, ледниковымъ покровомъ, спускающимся въ море, и отъ современнаго Европейскаго материка оставались только немногіе участки на мѣстѣ его средней полосы и его южная часть. Судя по всѣмъ палеонтологическимъ даннымъ, климатъ ледниковаго періода имѣлъ мало общаго съ климатомъ полярныхъ странъ. Что средняя годовая температура покрытыхъ ледниками возвышенностей и межледниковыхъ полей не могла быть высокой, объ этомъ, конечно, нечего говорить, но въ низменностяхъ климатъ ледниковаго періода, вѣроятно, былъ очень умѣреннымъ и, главное, равномѣрнымъ. Въ послѣднемъ отдѣлѣ нашей статьи читатель найдетъ тѣ данныя, на основаніи которыхъ мы приходимъ къ этому заключенію; здѣсь же, объяснивъ, такимъ образомъ, только въ самыхъ общихъ чертахъ то, что разумѣется подъ ледниковымъ періодомъ, мы остановимся на гипотезахъ, предложенныхъ для его объясненія.

Геологическая гипотеза Сарторіуса Вальтерсгаузена и Пробста объясняетъ ледниковый періодъ, исходя изъ большаго развитія водной поверхности при концѣ третичной эпохи и закончившагося къ тому времени поднятія горныхъ хребтовъ. До тѣхъ поръ, говоритъ эта гипотеза, пока суша возвышалась надъ поверхностью моря только на нѣсколько сотъ футовъ, водяные осадки не могли падать на нее въ кристаллическомъ видѣ,-- этому мѣшалъ мягкій климатъ третичнаго материка; напротивъ, съ поднятіемъ горныхъ хребтовъ, водяные осадки должны были падать на горныя вершины, по ихъ вертикальному положенію находившіяся въ холодной полосѣ, въ кристаллическомъ видѣ, въ видѣ снѣга, и широкое развитіе водное поверхности въ то время служитъ Достаточнымъ объясненіемъ скопленію на горахъ такихъ массъ снѣга, которыя уже въ силу собственной тяжести должны были сползать въ долины и прилежащія низменности, переходя въ своихъ нижнихъ частяхъ отъ давленія въ ледъ. Но такое положеніе дѣлъ не могло продолжаться долѣе того времени, пока не изсякли обильные источники водяныхъ паровъ, пока не понизились въ силу вывѣтриванія горныя вершины. Настало это, и количество снѣга на горныхъ вершинахъ уменьшилось; ледники, развившіеся на его счетъ, не только перестали сползать внизъ, въ долины, но даже, обтаявши отъ лѣтнихъ жаровъ, передвинулись съ своей нижней границей гораздо выше по откосу горъ, и ледниковый періодъ кончился. Могли при этомъ имѣть значеніе и другіе факторы, но главными Сарторіусъ Вальтерсгаузенъ и Пробстъ считаютъ, все-таки, обиліе водяныхъ паровъ и поднятіе горныхъ хребтовъ.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что такое объясненіе происхожденія ледниковаго періода заслуживаетъ полнаго вниманія. По своей простотѣ оно стоитъ въ полномъ согласіи съ первой частью: протезы Сарторіуса Вальтерсгаузена и Пробста, объясняющею существованіе болѣе жаркаго климата въ прежнія геологическія эпохи, но мы впали бы въ односторонность, если бы остановились только на названной геологической гипотезѣ, поддерживаемой космической гипотезой Бландета, и не познакомили бы читателя съ чисто космической гипотезой смѣны климатовъ, предложенной Кроллемъ. Справедливость требуетъ сказать, что послѣдняя заслуживаетъ къ себѣ нисколько не меньшаго вниманія, чѣмъ только что приведенныя, особенно съ тѣми поправками, которыя внесъ въ нее Уэллесъ.

Въ основѣ гипотезы Кролля лежатъ точно также геологическія данныя. какъ и въ основѣ гипотезы Сарторіуса Валтерсгаузена и Пробста, но въ то время, какъ послѣдніе пользуются ими для возстановленія границъ суши въ послѣдовательные геологическіе періоды, Кролль беретъ изъ геологіи только свидѣтельство того, что такъ называемый ледниковый періодъ земной шаръ пережилъ не одинъ- разъ. Ледниковыя отложенія Швейцаріи несомнѣнно говорятъ, что эта страна пережила два ледниковыхъ періода, раздѣленныхъ между собою такимъ теплымъ періодомъ, когда страна опять покрылась роскошной растительностью, когда на ней опять зазеленѣли сосны, дубы, березы, лиственницы и проч., подъ тѣнью которыхъ ютились слонъ, носорогъ, уръ (дикій быкъ), благородный олень и пещерный медвѣдь, равно какъ и множество насѣкомыхъ. Въ Швеціи находятъ слѣды также двухъ ледниковыхъ періодовъ. Въ сѣверной Америкѣ залеганіе пластовъ, указывающихъ на существованіе ледниковаго покрова, еще сложнѣе и изысканія, произведенныя на озерѣ Онтаріо, говорятъ уже не о двухъ, а о трехъ ледниковыхъ наносахъ. Въ штатѣ Огіо и Британской Колумбіи ледниковый наносъ опять указываетъ на два послѣдовательныхъ ледниковыхъ періода и т. д. Прибавимъ, что особенно важно для гипотезы Кролля, что почти во всѣхъ этихъ случаяхъ существуютъ данныя, указывающія на раздѣлявшій ледниковые періоды болѣе теплый періодъ.

Конечно, принявши не одно, а большее число послѣдовательныхъ поднятій горныхъ цѣпей и массивовъ, и соотвѣтствующее имъ число пониженій горныхъ вершинъ путемъ вывѣтриванія, два или болѣе ледниковыхъ періода можно объяснить и по гипотезѣ Сарторіуса Вальтерсгаузена и Пробста, но это уже во всякомъ случаѣ является серьезнымъ осложненіемъ названной гипотезы, тогда какъ для гипотезы Кролля признаніе нѣсколькихъ ледниковыхъ періодовъ является необходимостью.

Вотъ въ какомъ видѣ даетъ намъ Кролль свою гипотезу.

Орбита, по которой земля обращается вокругъ солнца, представляетъ собою эллипсисъ, въ одномъ изъ фокусовъ котораго и находится солнце. Благодаря этому, разстояніе земли отъ солнца измѣняется въ теченіе года очень сильно: когда земля находится на ближайшемъ разстояніи отъ солнца или въ такъ называемомъ перигеліи, она на три милліона миль ближе къ солнцу, чѣмъ въ-то время, когда находится на дальнѣйшемъ разстояніи отъ солнца, или въ такъ называемомъ афеліи. Такъ какъ зима въ сѣверномъ полушаріи выпадаетъ на его долю въ настоящій періодъ въ то время, когда земной шаръ находится въ перигеліи, то понятно, что зима сѣвернаго полушарія не можетъ быть такъ сурова, какъ зима южнаго полушарія, наступающая при положеніи земли въ афеліи: въ перигеліи земной шаръ, находясь ближе къ солнцу, чѣмъ въ афеліи, получаетъ отъ него и вообще больше тепла.

Кромѣ того, земля обращается быстрѣе вокругъ солнца въ той части орбиты, которая ближе къ послѣднему, а потому зима сѣвернаго полушарія не только мягче, но и короче зимы южнаго полушарія, и въ то время, какъ число зимнихъ дней южнаго полушарія нѣсколько болѣе числа лѣтнихъ дней, въ сѣверномъ полушаріи обратно: число лѣтнихъ дней нѣсколько больше числа зимнихъ. Правда, распредѣленіе суши и моря, равно какъ, направленіе морскихъ и воздушныхъ теченій сглаживаетъ нѣсколько эту разницу, но несомнѣнно, что зима сѣвернаго полушарія при положеніи земнаго шара въ афеліи была бы гораздо суровѣе, чѣмъ теперь, при положеніи его въ это время въ перигеліи. Однако, такая смѣна въ наступленіи зимы и лѣта въ перигеліи и афеліи дѣйствительно бываетъ и совершается правильно черезъ каждыя 10,500 лѣтъ, такъ что по прошествіи этого періода зима сѣвернаго полушарія будетъ выпадать на его долю при положеніи земнаго шара не въ перигеліи, какъ Теперь, а въ афеліи. Благодаря этому, является слѣдующее: въ теченіе однихъ 10,500 лѣтъ сѣверное полушаріе, если его взять для примѣра (при зимѣ въ афеліи), получаетъ ежегодно зимою болѣе снѣга, чѣмъ его можетъ разстаять лѣтомъ; другими словами, отъ каждаго года остается нѣкоторый избытокъ снѣга, который въ теченіе 10,500 лѣтъ и можетъ образовать массу, сползающую въ болѣе или менѣе измѣненномъ видѣ съ горныхъ вершинъ въ долины и низменности, распространяющихся- постепенно отъ полюсовъ въ страны умѣренныя. Кончается этотъ періодъ, наступаетъ для взятаго нами для примѣра сѣвернаго полушарія зима въ перигеліи -- и условія мѣняются: въ болѣе продолжительное лѣто не только стаиваетъ весь выпавшій зимою снѣгъ, но также и часть накопившейся въ предшествовавшій періодъ снѣжной массы, снѣговая линія въ горахъ поднимается годъ отъ году выше и выше, въ низменностяхъ отодвигается болѣе и болѣе къ полюсу.

Въ настоящее время, какъ мы уже имѣли случай замѣтить, зима въ афеліи приходится на долю южнаго полушарія, которое, такимъ образомъ по гипотезѣ Кролля, на нашихъ глазахъ должно испытывать ледниковый періодъ. И дѣйствительно, если мы взглянемъ на каргу распространенія льдовъ у сѣвернаго и южнаго полюса, то увидимъ, что въ то время, какъ въ сѣверномъ полушаріи льды въ океанѣ спускаются ниже 40о с. ш. только у Лабрадора, въ южномъ они спускаются ниже 40о ю. ш. на всемъ протяженіи между южной Америкой и Африкой, равно какъ и на половинѣ протяженія между Африкой и Австраліей. Слѣдовательно, нѣтъ никакого сомнѣнія въ томъ, что ледники южнаго полушарія въ настоящее время развиты гораздо болѣе, чѣмъ ледники сѣвернаго, только можемъ ли мы говорить о современномъ ледниковомъ періодѣ южнаго полушарія? На это Кролль отвѣчаетъ слѣдующее.

Ледниковые періоды, которые переживалъ земной шаръ, не были одинаковаго достоинства: въ одни изъ нихъ ледниковый покровъ развивался гораздо болѣе, чѣмъ въ другіе, этотъ ледниковый періодъ, который переживаетъ теперь южное полушаріе, одинъ изъ наислабѣйшихъ. Причина этого лежитъ въ величинѣ такъ называемаго эксцентрицитета, т.-е. въ отношеніи разстоянія между фокусами земной орбиты къ ея большой оси: чѣмъ меньше эксцентрицитетъ, тѣмъ меньше разница между разстояніями земли отъ солнца въ перигеліи и афеліи, чѣмъ больше эксцентрицитетъ, тѣмъ эта разница больше. Въ настоящее время эксцентрицитетъ одинъ изъ наименьшихъ и, по вычисленію Кролля, будетъ уменьшатся въ продолженіе 50,000 лѣтъ нашего счисленія, но послѣ этого эксцентрицитетъ начнетъ возрастать: черезъ 100,000 лѣтъ нашего счисленія онъ достигнетъ уже такихъ размѣровъ, что разница въ разстояніи земнаго шара отъ солнца въ перигеліи и афеліи будетъ равняться восьми съ половиной милліонамъ миль, черезъ 150,000 лѣтъ, вмѣстѣ съ уменьшеніемъ эксцентрицитета, эта разница низойдетъ до шести милліоновъ миль, но послѣ этого, при постоянно увеличивающемся эксцентрицитетѣ, увеличится еще больше, и черезъ 210,000 достигнетъ величины въ десять съ половиной милліоновъ миль. При этомъ разница между числомъ зимнихъ и лѣтнихъ дней въ обоихъ полушаріяхъ дойдетъ до двадцати восьми рей. При такихъ условіяхъ, говоритъ Кролль, земной шаръ будетъ опять переживать послѣдовательные ледниковые періоды то въ томъ, то въ другомъ изъ своихъ полушарій и эти ледниковые періоды уже будутъ никакъ не меньше тѣхъ, которые онъ пережилъ въ прошломъ.

Не ограничиваясь вычисленіемъ величины эксцентрицитета для будущаго, Кролль даетъ его вычисленіе для прошлаго и цифрами доказываетъ, что въ прошломъ земной шаръ пережилъ цѣлый рядъ большихъ и малыхъ ледниковыхъ періодовъ; но мы не станемъ останавливаться на этомъ, такъ какъ въ такомъ случаѣ пришлось бы повторить уже сказанное, и перейдемъ къ тому, чѣмъ объясняетъ Кролль палеонтологическія данныя, указывающія на постепенное повышеніе температуры въ прошлые періоды жизни земнаго шара.

Прежде всего, говоритъ Кролль, нѣтъ никакого сомнѣнія, что ледниковыя покровъ въ силу своего движенія и давленія дѣйствуетъ страшно разрушительнымъ образомъ на пласты, находящіеся подъ нимъ. Ледникъ, двигаясь по наклонной плоскости, измельчаетъ находящіеся подъ нимъ большіе и малые камни, полируетъ скалы и, конечно, не оставляетъ ничего въ цѣльномъ видѣ изъ остатковъ организмовъ. Просачивающаяся подъ ледникомъ вода уноситъ измельченное имъ вещество далѣе, отлагаетъ его въ долинахъ и котловинахъ, и, благодаря этому, тамъ, гдѣ прежде были ледники, въ настоящее время находятъ иногда громадныя толщи этой измельченной земли или так. наз. леса. При такихъ условіямъ во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ ледниковый покровъ смѣняется нѣсколько разъ, конечно, не чего ожидать встрѣтить правильное поочередное отложеніе ледниковыхъ и межледниковыхъ образованій пластовъ, не содержащихъ остатковъ организмовъ и соотвѣтствующихъ ледниковымъ періодамъ, и пластовъ, во множествѣ содержащихъ остатки организмовъ и соотвѣтствующихъ межледниковымъ періодамъ: ледники въ своемъ развитіи уничтожали всякую правильность напластованія и остатки организмовъ, дошедшіе до насъ, только случайно сохранившіеся обломки фаунъ и флоръ межледниковыхъ періодовъ. Далѣе, основываясь на нѣкоторыхъ данныхъ геологіи, Кроллъ допускаетъ, что, помимо послѣдняго большаго ледниковаго періода, который былъ, такъ сказать, на границѣ между третичной и четверичной эпохами и за которымъ слѣдовалъ ледниковый періодъ меньшихъ размѣровъ, сѣверное полушаріе въ третичную эпоху пережило еще два большихъ ледниковыхъ періода, одинъ во время міоценовыхъ отложеній и другой во время эоцена. Благодаря такому допущенію, данныя палеонтологіи, говорящія намъ о высокой и равномѣрной температурѣ міоцена и эоцена, объясняютъ очень просто: эти богатыя фауны и флоры существовали въ сѣверномъ полушаріи въ тѣ межледниковые періоды, когда эксцентрицитетъ земной орбиты былъ очень великъ, когда лѣта сѣвернаго полушарія отличались своей продолжительностью и высокой температурой, но это допущеніе основано на такихъ шаткихъ данныхъ и имѣетъ такъ много противъ себя, что едва ли его можно принять.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что дошедшіе до насъ остатки организмовъ -- жалкіе обломки когда-то существовавшихъ фаунъ и флоръ, но эти обломки, все-таки, неизмѣримо полнѣе, чѣмъ того можно было ожидать, принимая объясненіе Кролля отсутствію правильности въ межледниковыхъ и ледниковыхъ отложеніяхъ. Принимая объясненіе Кролля, мы де могли бы надѣяться подобрать остатки послѣдовательно смѣнившихъ другъ друга формъ во времени и составить изъ нихъ ряды, а на самомъ дѣлѣ эти ряды существуютъ, и какъ ни велика отрывочность палеонтологическихъ данныхъ, она, все-таки, не чрезмѣрна. Кромѣ того, распредѣленіе суши въ третичный періодъ было таково, что одно направленіе морскихъ теченій могло мѣшать сильному развитію ледниковъ сѣвернаго полушарія: въ теченіе первой половины третичной эпохи материкъ сѣвернаго полушарія былъ весьма богатъ средиземными морями и одно изъ такихъ морей занимало, напр., всю центральную Европу, на протяженіи между нынѣшнимъ Балтійскимъ, Чернымъ и Каспійскимъ морями, и даже соединялось долиной Ефрата и Персидскимъ заливомъ съ Индійскимъ океановъ. Кромѣ того, отъ Каспійскаго моря или, правильнѣе, соотвѣтствующаго ему по мѣсту, но болѣе Обширнаго, широкій рукавъ шелъ къ арктическому морю, Балтійское было въ соединеніи съ Бѣлымъ, отчего Скандинавія являлась островомъ; отъ Бенгальскаго залива къ нынѣшнему устью Инда также шелъ широкій морской рукавъ, отрѣзывавшій Индостанъ отъ материка, и т. д. При такомъ распредѣленіи суши и моря экваторіальныя теченія свободно проникали въ полярныя страны сѣвера, а при этомъ ледниковый покровъ не могъ достигать большаго развитія. Вотъ почему, соглашаясь съ Кроллемъ въ основѣ его гипотезы, мы вмѣстѣ съ Уэллесомъ принимаемъ, что въ теченіе всей третичной эпохи и ранѣе сѣверное полушаріе отличалось крайне мягкимъ и равномѣрнымъ климатомъ, который находитъ себѣ объясненіе въ извѣстныхъ географическихъ условіяхъ, что непрерывно шло развитіе богатой органической жизни подъ вліяніемъ этого климата черезъ всю третичную эпоху и что въ нѣкоторые періоды ея только вершины горъ третичнаго материка были покрыты ледниками, спускавшимися внизъ по ихъ откосу. Только при концѣ третичной эпохи, приблизительно за 200,000 лѣтъ до нашего времени, средиземныя моря третичной эпохи сильно съузились въ своихъ размѣрахъ, материки сплотились въ одну непрерывную площадь и, вмѣстѣ съ тѣмъ, при очень большомъ эксцентрицитетѣ, климатъ материка сѣвернаго полушарія началъ измѣняться существенно: съ прекращеніемъ доступа теплыхъ экваторіальныхъ теченій въ середину материка, масса снѣга, накопившаяся за зиму, не успѣваетъ стаивать лѣтомъ, избытокъ снѣга годъ отъ года становится больше и наступаетъ великій ледниковый періодъ съ своей послѣдующей фазой малаго ледниковаго періода, когда при томъ же высокомъ эксцентрицитетѣ ледники не достигли такого большаго развитія, какъ въ первый, быть можетъ, исключительно благодаря окончательному осушенію средиземныхъ морей. Наконецъ, послѣ этого, съ уменьшеніемъ эксцентрицитета, и малый ледниковый періодъ приходитъ къ концу, но мягкій равномѣрный климатъ третичной эпохи, существовавшій въ южной Европѣ еще въ теченіе великаго ледниковаго періода, не возвращается болѣе: сплотившіеся въ одну массу материки и протянувшіяся на мѣстѣ морей пустыни обусловливаютъ его переходъ въ полный контрастовъ континентальный климатъ.

Вотъ въ какомъ видѣ рисуется намъ смѣна климатовъ въ прошломъ. Возстановляя ихъ, мы исходимъ только изъ антропологическихъ и географическихъ данныхъ, въ основу нашего изученія кладется только то, что совершается на нашихъ глазахъ, только строго математическія данныя, и если даже признаемъ, что для древнѣйшихъ геологическихъ періодовъ приложима гипотеза Бландета о большемъ поперечникѣ солнца, то и въ этомъ случаѣ останемся на строго-научной почвѣ. Правда, земной шаръ, освѣщенный такимъ гигантскимъ солнцемъ, какъ это выведено въ гипотезѣ Бландета, представляетъ собою нѣчто волшебное, но кто же станетъ утверждать, что въ тѣ отдаленные періоды, отъ которыхъ насъ отдѣляетъ безконечно долгій промежутокъ времени, солнце свѣтило именно такъ же, какъ свѣтитъ теперь? Солнечная система претерпѣваетъ во времени измѣненія такъ же, какъ и міръ организмомъ; но и то, и другое подчинено въ своемъ развитіи извѣстнымъ законамъ, которые существуютъ изъ вѣка въ вѣкъ; возможно ли враждебно относиться при этомъ къ попыткѣ связать развитіе двухъ міровъ? Мы рѣшительно отрицаемъ это и не считаемъ себя въ правѣ отказываться отъ признанія гипотезы, которая, при всей своей спѣлости, не перестаетъ быть строго-научной. Конечно, еще много десятилѣтій пройдетъ, прежде чѣмъ вопросъ о климатѣ земнаго шара найдетъ себѣ окончательное разрѣшеніе. Не мало сойдетъ въ могилу лицъ, имена которыхъ связаны съ этимъ вопросомъ, но, рано или поздно, отвѣтъ на него будетъ данъ въ желанной формѣ, и благодарная наука не забудетъ тѣхъ, кто сошелъ въ могилу, отстаивая ея права, кто вносилъ съ собою свѣтъ мысли въ темную область незнанія, благодаря кому разсѣялся мракъ, окутывавшій собою прошлое земнаго шара.

Въ своей попыткѣ начертить климатъ прошлыхъ эпохъ земнаго шара мы дошли до каменноугольнаго періода. Переходя теперь къ фаунѣ и флорѣ, мы не можемъ и думать о чемъ-нибудь подобномъ: всѣ сколько-нибудь цѣльныя палеонтологическія свѣдѣнія оканчиваются при началѣ третичной эпохи. Что было раньше, мы знаемъ только весьма поверхностно и даже не можемъ въ окончательномъ видѣ отвѣтить на вопросъ, что представляли собою материки вторичной эпохи.

По одной гипотезѣ, суша вторичнаго періода достигала сравнительно большаго развитія въ южномъ полушаріи, гдѣ были или сравнительно узкія, но длинныя полосы суши, омываемыя волнами океана, или цѣлый рядъ болѣе или менѣе значительныхъ острововъ на пространствѣ отъ южной оконечности Америки до острововъ Зондскаго архипелага. Мадагаскаръ, о-за Сешельскіе, Маскаренскіе, Соединенія и др., всѣ они, по этой гипотезѣ, представляютъ собою только остатки суши вторичнаго періода, которая начала постепенно опускаться къ концу его, когда начала складываться въ материки и большіе острова суша сѣвернаго полушарія. Южное окончаніе Южной Америки, центральная Африка, Аравія, Индія, Цейлонъ, Целебесъ и еще нѣкоторые о-за Зондскаго архипелага, по этой гипотезѣ, въ свою очередь, представляютъ собою остатки вторичной суши, только не исчезнувшіе подъ зеркальной поверхностью Индійскаго и Атлантическаго океана, а отчасти дошедшіе до насъ приблизительно въ ихъ прежнихъ очертаніяхъ, отчасти соединившіеся (гораздо позднѣе) съ выросшими третичными материками. Эту сушу вторичной эпохи извѣстный англійскій натуралистъ Склэтеръ назвалъ сушей лемуровъ или лемуріей, разсадникомъ современныхъ намъ животныхъ, называемыхъ этимъ именемъ или полу обезьянами. Факты географическаго распредѣленія животныхъ и растеній на самомъ дѣлѣ говорятъ намъ, что въ центральной Африкѣ и южной Азіи мы имѣемъ параллельныя фауны и флоры, равно какъ, съ другой стороны, указываютъ на нѣкоторое, отдаленное, впрочемъ, сходство животныхъ формъ Южной Америки и южной Африки. Сходство фауны Целебеса съ фауной Африки настолько велико и, вмѣстѣ съ тѣмъ, Целебесъ по своей фаунѣ стоитъ настолько особнякомъ между малайскими островами, что понять это, не признавши когда-то существовавшей болѣе тѣсной связи его съ нынѣшней центральной Африкой, нѣтъ возможности. "Но нѣкоторымъ особенностямъ своей фауны,-- говорить Уэллесъ,-- Целебесъ такъ оригиналенъ и такъ сильно разнится отъ обѣихъ прилежащихъ къ нему областей, индійской и австралійской, что я склоненъ придти къ заключенію, что онъ представляетъ собою очень древнюю сушу, которая въ различное время соединялась съ той и другой областью или, быть можетъ, съ совсѣмъ другимъ материкомъ, находившимся въ прямомъ соединеніи съ Африкой. Кромѣ того, нѣтъ ничего невозможнаго въ соединеніи его въ теченіе извѣстнаго періода съ Филиппинскими островами. На это указываетъ присутствіе на Целебесѣ особаго рода жвачныхъ, обезьянъ, найденныхъ на Целебесѣ, Филиппинахъ и Бачіанѣ, но болѣе близкихъ къ африканскимъ павіанамъ, нежели къ островнымъ видамъ, характерная бабируса Целебеса съ ея гораздо болѣ африканскимъ, нежели индійскимъ характеромъ, анормальныя и характерныя птицы и, наконецъ, нѣкоторыя перепончатокрылыя насѣкомыя Целебеса, которыя, но Смиту, отчасти тождественны съ африканскими, отчасти съ индійскими и китайскими".

Съ другой стороны, можно предположить, что въ ту же вторичную эпоху, только, быть можетъ, ближе къ ея началу, въ южномъ полушаріи существовала другая группа острововъ или полосъ суши, отъ которыхъ до нашего времени сохранились лишь жалкіе обрывки въ видѣ антарктической береговой полосы, Новой Зеландіи и немногихъ другихъ острововъ, затерянныхъ въ океанѣ между южной Африкой и Новой Зеландіей. Мильнъ Эдварсъ, высказавшій эту гипотезу, относитъ къ своей антарктической сушѣ также и Мадагаскаръ. Но намъ кажется, что на это нѣтъ достаточнаго основанія и скорѣе всего въ Мадагаскарѣ можно видѣть остатокъ соединительной полосы между лемуріей и антарктической сушей, въ случаѣ если принять существованіе той и другой.

Въ настоящее время въ сѣверной части антарктическаго океана особенно характернымъ является пространство, занятое такъ называемымъ Кельномъ, т.-е. пловучими банками водорослей, доставляющихъ собою прямо или посредственно пищу большей части антарктическихъ животныхъ и, въ свою очередь, указывающихъ на то, что когда-то здѣсь было обширное пространство, занятое отмелями. Но и самая фауна антарктической береговой линіи съ ея пингвинами, покрытыми какими-то оригинальными перьями, напоминающими собою чешуи, вымершія громадныя птицы Новой Зеландіи (моа) и т. д.,-- все это говоритъ за то, что въ околополярной странѣ южнаго полушарія мы имѣемъ остатки одной изъ самыхъ древнихъ фаунъ высшихъ позвоночныхъ.

Но, повторяемъ, относящіяся сюда свѣдѣнія такъ же скудны и неполны, какъ скудны и неполны дошедшіе до насъ остатки суши вторичной эпохи. Дѣйствительно имѣющими цѣну наши свѣдѣнія становятся только съ начала третичной эпохи и къ этому-то времени мы и просимъ перейти съ нами читателя.

Мѣсто дѣйствія -- ранній третичный материкъ съ своимъ равномѣрнымъ мягкимъ климатомъ. Земли Франца-Іосифа, Шпицбергенъ, Новая Земля, о-за Вайгачъ и Колгуевъ образуютъ съ Европой одно цѣлое, но внутренность Европы занята множествомъ средиземныхъ морей и материкъ Европы тянется только на мѣстѣ Скандинавіи и отчасти сѣверной Россіи; центральная Европа, въ соединеніи съ которой находятся Британскіе о-за, отдѣлена отъ этой сѣверной суши широкимъ проливомъ, который идетъ отъ нынѣшняго Балтійскаго моря къ Черному. Пиренейскій полуостровъ, въ свою очередь, отдѣленъ отъ средне-европейскаго острова проливомъ, но находится въ соединеніи съ Марокко, вмѣстѣ съ которымъ образуетъ одинъ островъ, по крайней мѣрѣ, съ двумя большими озерами, подобными нашему Аральскому. На мѣстѣ Алжира небольшой островъ. Тунисъ соединенъ съ Сициліей и Аппенинскимъ полуостровомъ въ одну длинную полосу суши, ютъ которой на с.-з. отходитъ какъ бы языкъ, обнимающій собою Корсику и Сардинію. На сѣверѣ эта полоса суши тянется чрезъ нынѣшнюю Швейцарію, Каринтію и Крайну къ востоку, и здѣсь, охватывая собою нынѣшній Балканскій полуостровъ и прилегающіе къ нему острова, соединяется -съ Малоазіатскимъ полуостровомъ. Слѣдовательно, Мраморнаго моря и Дарданелъ въ этотъ періодъ не существовало, но за то Средиземное море находится въ свободномъ соединеніи черезъ Месопотамію съ Персидскимъ заливомъ, который, кромѣ того, соединяется съ нынѣшнимъ Каспійскимъ моремъ. Вся нынѣшняя Сахара занята моремъ и только узкая полоса суши тянется на мѣстѣ нынѣшней сѣверной Африки. Дальше на востокъ одинъ громадный островъ существуетъ на мѣстѣ нынѣшней Сиріи, Палестины и сѣверной Аравіи.

Отъ большаго средиземнаго моря, лежащаго между двумя названными островами, мароккско-пиренейскимъ и тунисско-аппенинскимъ, отходитъ морской проливъ, отдѣляющій среднюю Европу отъ названныхъ южныхъ острововъ и на востокѣ соединяющійся съ Чернымъ моремъ. Черное, Азовское, Каспійское и Аральское моря составляютъ одинъ бассейнъ, соединяющійся съ проливомъ, идущимъ къ сѣверу отъ Персидскаго залива, вслѣдствіе чего Кавказъ является небольшимъ островомъ. На сѣверѣ Понто-Каспійско-Аральскій бассейнъ широкимъ рукавомъ соединяется съ околополярнымъ моремъ и, такимъ образомъ, Азія является совершенно отрѣзанной отъ Европы.

Впрочемъ, подобно Европѣ, Азія третичнаго періода представляла собою совершенно иныя очертанія: Остъ-Индскій полуостровъ и Индо-Китай не соединялись съ центральной Азіей и широкій морской рукавъ свободно катилъ свои теплыя воды отъ нынѣшняго Бенгальскаго залива къ Персидскому морю и отсюда къ средней Европѣ. Впрочемъ, центральная Азія и въ тотъ отдаленный періодъ несомнѣнно заслуживала названія материка: третичный Азіатскій материкъ занималъ собою не только часть Монголіи и Манджурію, но также большую часть собственно Битая, и въ видѣ низменной суши тянулся на западъ, быть можетъ, поднимаясь нѣсколько тамъ, гдѣ нынѣ высятся снѣговыя вершины Гималаи; юго-западный уголъ этой суши соединяется съ Иранскимъ плоскогоріемъ, сѣверо-западный -- съ Тьянъ-Шанской горной системой, а далѣе на востокъ, обогнувъ границу нынѣшнихъ среднеазіатскихъ пустынь, занятыхъ въ то время средиземнымъ моремъ, сливался въ одно съ Монголіей и Манджуріей и широкой полосой суши тянулся къ Беринговому проливу, котораго въ то время не существовало. Такимъ образомъ, третичный материкъ Азіи соединялся въ одно съ Сѣверной Америкой, которая существовала почти въ ея нынѣшнихъ предѣлахъ, только полуостровъ Калифорнія былъ тогда островомъ, да центральныя части материка были заняты обширнымъ средиземнымъ горемъ. Если къ сказанному прибавить, что Гренландія черезъ Шпицбергенъ могла соединяться съ сѣверно-европейскимъ материкомъ, мы скажемъ все нужное для нашего очерка.

Конечно, мы перечислили далеко не всѣ острова и островки третичнаго періода: во-первыхъ, у насъ нѣтъ данныхъ для возстановленія третичной суши во всѣхъ ея деталяхъ; во-вторыхъ, такія подробности совершенно неумѣстны въ популярномъ очеркѣ; но приведенныхъ данныхъ, мы полагаемъ, совершенно достаточно для того, чтобы читатель могъ возстановить сушу третичнаго періода, насколько это нужно для нашихъ цѣлей.

Между перечисленными фактами обращаемъ особенное вниманіе на соединеніе Сѣв. Америки съ Азіей, на возможное соединеніе Гренландіи съ сѣверной Европой и на полное отдѣленіе Европы, разбитой на острова, отъ Азіатскаго и центрально-африканскаго материка и на соединеніе ея съ сѣверно-африканскимъ побережьемъ. Такое расположеніе суши объясняетъ намъ множество фактовъ изъ современнаго географическаго распредѣленія, животныхъ и растеній, но мы не останавливаемся на нихъ въ данную минуту изъ нежеланія забѣгать впередъ.

Какая же флора и какая фауна существовали на этихъ третичныхъ материкахъ и островахъ и какъ перешли онѣ въ современныя намъ? Въ ранній третичный періодъ, такъ называемый эоценъ, наземная флора по своему характеру болѣе всего походила на современный намъ индійско-австралійскій міръ растеній. Папоротники, еще очень многочисленные въ періодъ мѣла, почти исчезли въ періодъ эоцена, точно также почти исчезли саговыя, но берега эоценоваго моря все еще были покрыты вѣчнозелеными деревьями к кустарниками и на ряду съ толстолистными смоковницами здѣсь зеленѣли эйкалипты, мирты и сандальныя деревья, протягивали свои перистые листья сваяновыя деревья и мыльные орѣшники и изъ-за этой листвы тамъ и сямъ пробивались нѣжные листья цезальпиній, темнѣли почти безлистныя лепгомеріи. Лѣсная почва между деревьями была покрыта араліями, биньоніи и якаранды прихотливо обвивали своими гирляндами стволы деревьевъ и кустарниковъ, подобно ліанамъ нынѣшнихъ тропическихъ лѣсовъ, и весь этотъ тропическій пейзажъ дополнялся видомъ стройныхъ пальмъ, близкихъ къ нашимъ вѣернымъ и кокосовымъ. "Съ живѣйшей радостью вспоминаю я тотъ день,-- говоритъ Геръ,-- когда мнѣ удалось извлечь изъ утеса о. Уайтъ эту картину первобытнаго міра. Когда передо мной развернулись большіе листья смоковницъ и лавровъ, зубчатые листья аралій, сильно зазубренные листья вѣчнозеленыхъ дубовъ и мирицей, нѣжныя вѣтви мамонтовыхъ деревьевъ и граціозныя перышки кассій и цезальпиній, и независимо отъ своей воли перенесся въ то далекое прошлое, когда эти деревья и кустарники полнымъ ковромъ раскинуты были по всему берегу. Раскаты прибоя близкаго моря, гнавшаго свои волны въ тѣсную, окруженную утесами бухту, въ свою очередь, усиливали эту иллюзію, и когда я посмотрѣлъ на безбрежную поверхность океана, мнѣ казалось, что я стою на берегу моря, которое когда-то омывало и нашу страну, и что кругомъ меня воздымается чудный первобытный лѣсъ, когда-то глядѣвшійся въ его воды".

Вмѣстѣ съ этой тропической растительностью, пейзажъ оживлялся также совершенно своеобразнымъ міромъ животныхъ. Возьмемъ, напр., нынѣшнюю Швейцарію и мы увидимъ, что въ эоценовый періодъ здѣсь скользили змѣи изъ рода питоновъ, перебѣгали ящерицы и легуаны, у берега моря ютились черепахи, на отмели грѣлся крокодилъ, близкій къ нынѣшнему нильскому, въ водѣ играли своеобразныя рыбы. Какъ все это не похоже на современный намъ міръ животныхъ центральной Европы!

Отъ птицъ изъ этого отдаленнаго періода до насъ дошли только очень немногіе и плохо сохранившіеся остатки, но что касается звѣрей, то эоценовая фауна оставила намъ по себѣ очень многое, и мы должны придти къ заключенію, что въ этомъ отношеніи она была чрезвычайно богатой. Изъ твердокожихъ на эоценовомъ материкѣ во множествѣ жили палеотеріи, по виду похожіе на тапира, но имѣющіе также черты сходства съ носорогами и по величинѣ въ однихъ своихъ видахъ приближавшіеся къ лошади, въ другихъ къ свиньѣ; анхитеріи, стоящіе между лошадьми и тапирами и принимаемые за прародичей теперешнихъ лошадей; затѣмъ слѣдуютъ нѣкоторыя формы, близко стоящія къ свиньямъ, изъ которыхъ нѣкоторыя по величинѣ не превышали размѣровъ морскихъ свинокъ, и т. д. Настоящихъ жвачныхъ въ эоценовый періодъ мы еще не видимъ, но за то встрѣчаемъ здѣсь такъ называемаго аноплотерія, который, вѣроятно, жилъ подобно нынѣшнимъ бегемотамъ, и стройнаго ксифодона, походившаго своей наружностью на газелей. На ряду съ ними жили формы, близкія къ нынѣшнимъ кабаргамъ, но величиною съ зайца или кролика, въ лѣсахъ прыгали бѣлки и лазали существа, подобныя нынѣшнимъ лемурамъ, въ ночномъ воздухѣ носились летучія мыши и т. д. Наконецъ, и въ тотъ отдаленный періодъ материки не были свободны отъ хищниковъ, и мы встрѣчаемъ въ эоценовой фаунѣ представителей виверъ, лисицъ, вошекъ и собакъ.

Что касается міоценоваго періода, то мы начнемъ наше знакомство съ его флорой и фауной по дошедшимъ до насъ остаткамъ Сѣверо-Американскаго материка. Причина этого лежитъ какъ въ томъ, что міоценовый материкъ Сѣверной Америки съ его флорой и фауной легче поддается возстановленію, чѣмъ Азіатскій и Европейскій, такъ и въ томъ, что значеніе его въ исторіи животнаго и растительнаго населенія неизмѣримо больше значенія нашей воображаемой старой Европы. Суша Сѣв. Америки почти въ ея современныхъ очертаніяхъ сложилась издавна; нѣтъ никакого сомнѣнія, что ея сѣверо-западныя части находились въ соединеніи съ прилежащими частями Азіатскаго материка въ теченіе весьма продолжительнаго времени, а оба эти условія, т.-е. постоянство очертаній материка и его обширность, представляютъ собою именно необходимыя данныя для нормальнаго развитія фауны и флоры. Поэтому, мы далеки отъ мысли объяснять простой случайностью богатыя палеонтологическія находки послѣдняго времени въ Сѣв. Америкѣ: мы думаемъ, что именно Сѣверная Америка и Китайская имперія должны доставить матеріалъ для возстановленія множества утраченныхъ страницъ въ исторіи организованнаго міра и что напрасно стали бы мы искать этотъ матеріалъ въ палеонтологическихъ лѣтописяхъ Европы.

Изъ предъидущаго очерка читатель уже знаетъ, что міоценовый періодъ характеризовался мягкимъ климатомъ, но тамъ же было указано и на то, что этотъ климатъ представлялъ собою болѣе или менѣе существенныя различія по широтамъ. Поэтому насъ не должно удивлять, что міоценовая флора Сѣв. Америки была не одна и та же во всѣхъ частяхъ материка: она носила на себѣ характеръ умѣреннаго пояса въ его сѣверныхъ частяхъ, болѣе тропическій характеръ въ южныхъ. Кромѣ того, западная часть міоценоваго материка Сѣв. Америки, очевидно, не была совершенно сходной съ ея восточной частью: въ настоящее время атлантическая и тихоокеанская части Сѣв. Америки климатически, ботанически и фаунистически различаются весьма рѣзко, но нѣтъ никакого сомнѣнія, что это различіе, хотя и въ меньшей степени, существовало уже въ міоценовый періодъ. Какъ ни велико было значеніе средиземныхъ морей и озеръ, блестѣвшихъ въ третичный періодъ своей зеркальной поверхностью на мѣстѣ нынѣшнихъ пышныхъ прерій, тѣмъ не менѣе, ихъ присутствіе, очевидно, не могло уравнять климатическихъ условій западной и восточной частей Сѣв. Америки.

Благодаря Геру, мы знаемъ въ настоящее время около 360 видовъ міоценовыхъ растеній и можемъ безошибочно сказать, что нѣкоторыя изъ нихъ вполнѣ заслуженно могли назваться кругополярными; только въ противность современнымъ намъ кругополярнымъ растеніямъ, изъ которыхъ большинство принадлежитъ ко мхамъ, травамъ и такъ называемыхъ криворослыжь деревьямъ, группа кругополярныхъ растеній міоценоваго періода обнимала собою многіе виды деревьевъ, каковы, наприм., нѣкоторыя хвойныя, арктическій тополь, ивы, кленовидный платанъ и т. д. Гренландія міоценоваго періода была одѣта густой растительностью изъ березъ, тополей, вязовъ, липъ, орѣховыхъ и мамонтовыхъ деревьевъ, магнолій и т. д. Нѣсколько южнѣе растительность была еще разнообразнѣе, но, подобно болѣе сѣверной, носила несомнѣнно смѣшанный характеръ, т.-е. состояла изъ лиственныхъ и хвойныхъ деревьевъ. Еще южнѣе хвойныя въ центральной! восточной части становятся гораздо рѣже или даже исчезаютъ совсѣмъ, во за то лиственныя деревья достигаютъ громаднаго развитія: клены, платаны, магноліи, фикусы, лавры, цикусы и, наконецъ, даже пальмы,-- вотъ наиболѣе выдающіеся представители растительнаго царства міоценоваго патерика Сѣв. Америки, которые мы встрѣтили бы, подвигаясь, наприм., отъ Гренландіи къ области верхней Миссури. Напротивъ, что касается завидныхъ частей того же материка, то тамъ въ міоценовый періодъ хвойныя несомнѣнно достигали весьма большаго развитія: намъ говорятъ это какъ многочисленныя палеонтологическія данныя, такъ и современный составъ калифорнской флоры. Въ калифорнской провинціи Папа найденъ, наприм., цѣлый лѣсъ мамонтовыхъ деревьевъ, погребенный подъ массой вулканическаго туфа, и, кромѣ того, остатки тѣхъ же деревьевъ находятъ повсемѣстно въ міоценовыхъ отложеніяхъ другихъ частей западной Америки. Изъ 28 видовъ хвойныхъ современной калифорнской флоры болѣе половины принадлежитъ къ характернымъ представителямъ растительнаго міра этой страны и находитъ своихъ ближайшихъ родственниковъ между хвойными міоценоваго періода. Конечно, и лиственныя деревья западной Америки достигали въ міоценовый періодъ сильнаго развитія, но нѣтъ никакого сомнѣнія, что западная флора міоценовой Америки своимъ смѣшаннымъ характеромъ сильно отличалась отъ лиственной растительности восточной Америки. Позднѣе, съ осушеніемъ третичныхъ морей, которое во всякомъ случаѣ началось въ міоценовый періодъ, хотя, быть можетъ, кончилось и позднѣе, и окончательнымъ поднятіемъ скалистыхъ горъ, эта разница между флорой тихоокеанской и атлантической частей Сѣв. Америки возрасла еще болѣе, но мы остановимся на этомъ позднѣе, теперь же перейдемъ къ флорѣ Азіатскаго и Европейскаго материковъ міоценоваго періода.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что въ то время, когда подъ вліяніемъ мягкаго и влажнаго міоценоваго климата, развитіе древесной растительности находило для себя въ Сѣв. Америкѣ лучшія условія, чѣмъ нынѣ, восточная Азія по флорѣ представляла собою почти то же, что первая изъ названныхъ странъ. Хотя палеонтологическія изысканія для восточной Азіи и оставляютъ желать очень многаго, тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, что въ міоценовый періодъ пышная древесная растительность шли гораздо далѣе къ сѣверу, чѣмъ нынѣ. Впрочемъ, здѣсь мы должны отмѣтить еще тотъ фактъ, что очертанія восточной Азіи, подобно очертаніямъ Сѣв. Америки, измѣнивъ съ третичной эпохи очень мало, и наиболѣе важное изъ совершившихся географическихъ измѣненій въ этой области безспорно составляетъ прорывъ Берингова пролива. Поэтому насъ не должно удивлять, что распредѣленіе растеній въ восточной Азіи въ міоценовый періодъ отличалось отъ современнаго сравнительно мало, даже меньше, чѣмъ мы это находить въ Оѣв. Америкѣ; вообще говоря, южныя формы поднимались къ сѣверу далѣе, были формы нынѣ уже не существующія, но общій характеръ флоры не отличался существенно отъ характера современной восточно-азіатской флоры. Палеонтологическія данныя Сахалина говорятъ намъ, что въ міоценовый періодъ на этомъ островѣ не было хвойныхъ лѣсовъ, растущихъ тамъ нынѣ, но за то были лѣса изъ вязовъ, березъ, дубовъ, туй, мягко, кленовъ, тополей, каштановъ и пр., были даже представители саговыхъ изъ рода нильсоніа и т. д., однимъ словомъ, все такія растенія, которыя теперь не встрѣчаются сѣвернѣе Японіи, да и то ея южной половины. Далѣе къ югу, на мѣстѣ нынѣшняго Китая и задней Индіи, растительность, подобно нынѣшней, обладала ясно выраженнымъ тропическимъ характеромъ и, кромѣ того, носила на себѣ ясный отпечатокъ флоры Малайскаго архипелага, но что особенно интересно, такъ это и по нынѣ сохранившееся сходство флоръ атлантическихъ штатовъ Сѣв. Америки и восточной Азіи. Тщательное изученіе родственныхъ или даже тождественныхъ растеній этихъ флоръ, равно какъ сравненіе ихъ географическаго распространенія съ географическимъ распространеніемъ близкихъ къ нимъ формъ, заставляетъ насъ не колеблясь придти къ тому заключенію, что въ міоценовый періодъ Сѣверная Америка и восточная Азія были одѣты въ высшей степени сходной подтропической и тропической растительностью. Разбросанные нынѣ тамъ и сямъ платаны, каштаны, гингко и др. представляютъ собою только остатки роскошныхъ міоценовыхъ лѣсовъ, одѣвавшихъ Америку и Азію. Что касается западныхъ частей міоценоваго материка восточной Азіи, то ихъ палеонтологическія изслѣдованія очень скудны, но существующія данныя позволяютъ предположить, что и онѣ по своей флорѣ были очень близки къ сравнительно хорошо изслѣдованной міоценовой сушѣ Сахалина и Японіи, и, быть можетъ, только область нынѣшняго Гималаи отличалась до извѣстной степени характерной флорой.

Что касается міоценовыхъ острововъ Европы, то здѣсь условія распредѣленія растеній являются далеко не въ такомъ простомъ видѣ, какъ для Сѣверной Америки и восточной Азіи, и это, прежде всего, обусловливается тѣмъ, что названные острова часто измѣняли свою конфигурацію; но такъ какъ намъ нѣтъ никакой надобности слѣдить за всѣми послѣдовательными измѣненіями въ распредѣленіи растеній, то мы ограничимся здѣсь только тѣмъ, что дадимъ общую картину міоценовой флоры Европы.

Прежде всего, мы остановимъ вниманіе читателя на томъ, что міоценовая флора Европы была гораздо богаче современной намъ вида" растеній и, какъ по обилію растительныхъ формъ, такъ и по характеру ихъ, приблжалась къ нынѣшней подтропической флорѣ. Около двухъ третей или трехъ-пятыхъ всего числа міоценовыхъ деревьевъ принадлежало вѣчнозеленымъ деревьямъ и этого одного уже совершенно достаточно для того, чтобъ отрицать существованіе въ міоценовой Европѣ холодной снѣжной зимы. Но мы можемъ пойти еще далѣе и, основываясь на палеонтологическихъ данныхъ, утверждать, что времена года міоценовой Европы вообще представляли собою то же, что и времена года нынѣшнихъ подтропическихъ странъ, способствуя тѣмъ самымъ развитію роскошной растительности. Тщательное изученіе растительныхъ остатковъ міоценовыхъ отложеній Швейцаріи привело Гера въ заключенію, что на мѣсяцъ и даже на полтора мѣсяца ранѣе начиналось въ этой странѣ цвѣтеніе даже такихъ деревьевъ, которыя во зиму сбрасывали свои листья, и продолжался этотъ періодъ такъ долгот что одновременно стояли въ цвѣту камфарныя деревья, ивы, платаны, тополи, вязы, амбровыя деревья и др., изъ которыхъ нѣкоторыя въ настоящее время разцвѣтаютъ въ Швейцаріи на мѣсяцъ позднѣе другъ друга, но покрываются одновременно цвѣтами, напр., на Мадерѣ. Первыми въ дѣвственномъ лѣсу, вѣроятно, зацвѣтали подогоніи; въ мартѣ начиналось цвѣтеніе изъ, тополей, платановъ, камфарныхъ и амбровыхъ деревьевъ, кленовъ, орѣшниковъ и т. д. и, въ то же время, одѣвались свѣжей листвой тѣ изъ деревьевъ, которыя теряли ее позднею осенью. Вѣроятно, въ это же время разъигрывались частыя и сильныя грозы, уносившія листья, цвѣты и вѣтки въ озера, гдѣ они покрывались иломъ; по крайней мѣрѣ, за это намъ говоритъ залеганіе этихъ остатковъ. Въ серединѣ мая созрѣвали плоды тополей, изъ, вязовъ и т. д. Наступало лѣто -- зрѣли подогоніи, пораны и другія деревья, и если мы обратимся къ остаткамъ насѣкомыхъ, то увидимъ, что, въ то же время, тучи муравьевъ, термитовъ и мошекъ оживляли вечеромъ берега озеръ, осѣненныхъ веденью дѣвственнаго лѣса. "На ясеняхъ выводили свою однообразную пѣсню цикады, внизу въ травѣ стрекотали многочисленные кузнечики, беззаботно трещали маленькія цикады, въ ближнемъ болотѣ задавали концертъ гигантскія лягушки и жабы". Множество жуковъ бѣгало по тропинкамъ, протоптаннымъ звѣрями, приходившими изъ ближайшаго лѣса на водопой къ озеру, другіе носились надъ его поверхностью, третьи копошились въ листвѣ деревьевъ. Наступала осень, покрывались зрѣлыми плодами платаны и амбровыя деревья, а лѣсъ все еще стоялъ зеленымъ и свѣжимъ и только къ концу года теряла листву часть деревьевъ, тогда какъ другая оставалась попрежнему одѣтой въ свой богатый нарядъ, не предаваясь отдыху даже на это время года. Да и неудивительно это, если мы знаемъ, что здѣсь были папоротники, пальмы, пораны, фиговыя и бразильскія деревья, кассіи, настоящія акаціи и т. д.

Что касается фауны, то и съ этой стороны умѣренныя страны міоценоваго періода напоминаютъ намъ то, что мы теперь видимъ только въ подтропическихъ странахъ, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, стоятъ очень близко къ эоцену. Но хоти нѣкоторыя изъ вышеозначенныхъ эоценовыхъ формъ, напр., палеотерій, анхитерій и др., и дошли до міоцена, тѣмъ не менѣе, міоценовая фауна является весьма характерной. Особенное вниманіе останавливаютъ на себѣ твердохожники: мы встрѣченъ между ними близкаго къ тапирамъ листріодона, у котораго, однако, вѣроятно, не было даже маленькаго хобота; гигантскихъ мастодонтовъ и динотеріевъ, изъ которыхъ первые въ общемъ представляли собою подобіе настоящихъ стоновъ, вторые же рѣзко отличались отъ нихъ присутствіемъ двухъ мощныхъ, назадъ загнутыхъ бивней въ нижней челюсти; затѣмъ слѣдуетъ пять видовъ носороговъ, близкихъ къ нашимъ лошадямъ, но нѣсколько меньшаго роста, и помимо средняго пальца пѣвшихъ еще два боковыхъ гиппаріонъ, нѣсколько членовъ группы свиней, большое количество настоящихъ жвачныхъ, только намѣченныхъ въ эоценовую эпоху, каковы богатыя видами группы кабаргъ и оленей и т. д. На сушѣ, занимавшей мѣсто нынѣшняго Балканскаго полуострова, жили жираффы, газели, обезьяны изъ группы мартышекъ и множество другихъ животныхъ. Изъ грызуновъ въ міоценовый періодъ особенно многочисленны были бѣлки, зайцы, формы, близкія шинщиламъ, и бобры. Изъ міоценовыхъ хищниковъ заслуживаютъ вниманія гіены, выдры и цибеты, изъ которыхъ нѣкоторыя, напр., гіенодонъ, соединяли въ себѣ признаки гіенъ и кошекъ. Но что особенно останавливаетъ на себѣ наше вниманіе, такъ это существованіе на островахъ міоценовой Европы представителей нынѣшнихъ гиббоновъ, ближайшихъ родичей орангъ-утанга, шимпанзе и гориллы.

Уже основываясь на этомъ перечисленіи наиболѣе выдающихся міоценовыхъ представителей группы звѣрей, можно придти къ заключенію, что міоценовая фауна была вообще богата формами и дѣйствительно палеонтологія даетъ этому выводу многочисленныя подтвержденія. Въ жалкомъ видѣ дошли до насъ только остатки птицъ, подобно тому, какъ между насѣкомыми едва дошли остатки бабочекъ, но гады, рыбы и множество безпозвоночныхъ оставили намъ весьма обильные слѣды своего существованія. И эти остатки опять говорятъ намъ, что на ряду съ формами, близкими къ современнымъ, здѣсь жили и другія, придававшія характеру фауны совсѣмъ иной отпечатокъ; таковы, напр., близкая къ бразильской рогатая лягушка. крокодилы, многочисленныя черепахи, близкія къ нынѣшнимъ, американскія и индійскія рыбы. Мы, наконецъ, совершенно дорисуемъ картину міоценовой фауны, если скажемъ, что мѣстами, напр., въ Піемонтѣ, въ міоценовый періодъ воздвигали свои постройки наитипичнѣйшіе представители морей жаркаго пояса -- кораллы.

Наконецъ, мы подошли къ послѣднему періоду третичной эпохи -- такъ называемому пліоцену. Третичныя моря въ это время болѣе или менѣе уменьшаются въ своихъ размѣрахъ, характерныя растенія и животныя первыхъ третичныхъ періодовъ вымираютъ и замѣняются новыми, сильнѣе выступаютъ климатическія разности по широтамъ и т. д.; однимъ словомъ, наступаетъ цѣлый рядъ измѣненій, сближающихъ третичную эпоху съ четверичной какъ по климату, такъ по растительности и животнымъ. Въ Норфолькѣ отъ этого періода сохранился лѣсъ, покрытый наносомъ глины, въ которомъ и теперь еще можно видѣть вертикально стоящіе стволы деревьевъ и сильно переплетенные корни. Этотъ лѣсъ, благодаря разрушенію берега морскимъ прибоемъ, открытъ теперь уже на протяженіи 40 миль я здѣсь можно легко видѣть, что онъ состоялъ изъ пихтъ, обыкновенныхъ и горныхъ сосенъ, обыкновеннаго тиса, особаго видоизмѣненія орѣшника и дуба: мѣстами встрѣчаются остатки водяныхъ лилій, трилистника и т. д. Нѣсколько южнѣе и нѣсколько раньше пліоценовая растительность сохраняла въ себѣ еще большіе слѣды предшествовавшего міоцена и подъ широтой Ліона найденные остатки говорятъ намъ, что въ нижній пліоценъ здѣсь были лѣса изъ олеандровъ, гранатовыхъ деревьевъ, тюльпанныхъ деревьевъ, дубовъ, клёновъ, лавровъ, серебристыхъ тополей, магнолій, сулейника, липъ и др. Половина этихъ растеній существуетъ и теперь, но изъ нихъ въ Европѣ сохранилось только 5/6 части всей флоры, послѣдняя же 1/6, можетъ быть найдена теперь только на Канарскихъ островахъ; остальная половина пліоценовой ліонской флоры образована вымершими видами.

Что касается міра животныхъ, то мы опять встрѣчаемъ въ пліоценѣ, съ одной стороны, вымираніе болѣе раннихъ группъ, съ другой -- появленіе новыхъ. Мастодонты, отмѣченные нами для міоцена, едва дошли до пліоценоваго періода, но за то теперь появляются настоящіе слоны (три вида), два носорога, гиппопотамы, лошади, дикіе быки, семь видовъ Оленей, въ томъ числѣ благородный олень и козуля, бобръ, волкъ, лисица, два вида медвѣдей, въ томъ числѣ пещерный, кротъ, землеройки, выхухоль и пр. 15 изъ всего числа найденныхъ видовъ, т.-е. 26-ти, вымерло, 11 дошло до нашего времени и изъ нихъ 10 до сихъ поръ живутъ въ Англіи. Крокѣ того, до насъ дошли многочисленные остатки молюсковъ, насѣкомыхъ и пр.

Этимъ мы можемъ закончить, съ пліоценовымъ періодомъ, и съ третичной эпохой вообще. Такимъ образомъ, черезъ всю третичную эпоху къ четверичной измѣненія въ мірѣ растеній и животныхъ,-- измѣненія, приведшія въ результатѣ къ четверичной флорѣ и фаунѣ, совершаются въ двухъ направленіяхъ: съ одной стороны, идетъ вымираніе старыхъ формъ, съ другой -- появленіе новыхъ; но, не ограничиваясь этимъ общимъ замѣчаніемъ, остановимся еще разъ на группѣ звѣрей, чтобы на ней, какъ на примѣрѣ, связать все, что было сказано объ измѣненіи фауны въ третичную эпоху.

Въ эоценѣ особенно характерными являются анхитеріи, палеотерія, аноплотеріи, ксифодонъ и др. Въ міоценѣ эти формы сначала только уменьшаются въ числѣ, потомъ вымираютъ совсѣмъ, тогда какъ вновь появляются и достигаютъ большаго развитія гиппаріонъ, листріодонъ, динотерія, мастодонты, носороги, олени, кабарги, жираффы, міоценовыя антилопы, настоящія гіены и т. д. Въ пліоценѣ листріодонъ, динотеріи, мастодонты и міоценовыя антилопы вымираютъ, но за то появляются настоящіе слоны, достигаютъ большаго развитія настоящія гиппопотамы, быки, антилопы и другія формы, уже существующія и нынѣ.

Если бы мы взяла для нашего примѣра не звѣрей, а какія-нибудь хорошо изслѣдованныя группы растеній, то я въ этомъ случаѣ пришли бы къ тому же самому заключенію; но, помимо этого, мы должны обратить усиленное вниманіе на то, что въ животныхъ, какъ и въ растеніяхъ, по мѣрѣ удаленія отъ современнаго намъ періода, мы все чаще и чаще встрѣчаемъ такія формы, которыя стоятъ между двумя и болѣе нынѣ рѣзко обособленными видами. Такъ, напр., взявши копытныхъ животныхъ, мы увидимъ, что въ Европѣ и Америкѣ отъ эоцена до четверичной эпохи идетъ цѣлый рядъ формъ, которыя указываютъ на переходъ многокопытныхъ животныхъ въ современную намъ однопалую лошадь. Возьмемъ группу хищныхъ и найдемъ точно такой же рядъ переходовъ. Притомъ, чѣмъ больше станемъ мы подходить къ началу третичной эпохи, тѣмъ больше начнетъ выступать передъ нами смѣшанность признаковъ вымершихъ формъ: въ міоценѣ мы находимъ такъ называемаго гіенарктона, соединяющаго группы гіенъ я медвѣдей, въ эоценѣ передъ нами являются уже такія формы, которыя обладаютъ еще менѣе рѣзко выраженными характерными признаками группъ и даже получили отъ Уэллеса наименованіе индифферентныхъ хищниковъ. Едва ли послѣ этого у кого-нибудь останется хоть малѣйшее сомнѣніе въ томъ, что современный намъ міръ организмовъ -- прямое слѣдствіе фауны и флоры третичной эпохи, что всѣ современныя намъ животныя и растенія произошли путемъ послѣдовательнаго измѣненія безчисленнаго ряда поколѣній эоценовыхъ животныхъ и растеній, изъ которыхъ неизмѣненными до насъ дошли только очень немногія формы. О томъ, какіе законы управляютъ этимъ измѣненіемъ животныхъ и растеній, мы уже говорили ранѣе и потому не будемъ возвращаться къ этому вопросу еще разъ.

Обозрѣвая далѣе фауны и флоры третичной эпохи, съ другой стороны, нельзя не видѣть того, что современныя намъ фауны и флоры въ общемъ гораздо бѣднѣе фауны и флоры міоценоваго періода и что только тропическія страны сохранили въ своей природѣ Подобіе тѣхъ отдаленныхъ временъ. Объяснять это надо, конечно, вліяніемъ весьма большой суммы факторовъ, но нѣтъ никакого сомнѣнія, что между ними на видномъ мѣстѣ стоятъ географическія и климатическія измѣненія и обусловливаемыя ими столкновенія фаунъ и флоръ. Что касается климатическихъ измѣненій, то мы будемъ говорить о нихъ въ послѣднемъ отдѣлѣ статьи; въ дополненіе же къ сказанному о географическихъ данныхъ прибавимъ нѣсколько словъ здѣсь.

Тѣ очертанія материковъ, которыя существовали въ эоценовой и міоценовый періоды, являются, безъ сомнѣнія, наиболѣе благопріятствующими развитію органической жизни. Эти материки или материковые острова, во-первыхъ, были достаточно обширны для того, чтобы на нихъ могю жить богатое животное населеніе; во-вторыхъ, они не были перерѣзаны пустынями, и, наконецъ, въ-третьихъ, между ними были соединительныя полосы, облегчающія разселеніе животныхъ и растеній. Позднѣе, когда очертанія материковъ измѣнились, когда они сложились въ ихъ нынѣшнихъ предѣлахъ, они, повидимому, начали представлять тѣмъ самымъ еще большія удобства для развитія животныхъ и растительныхъ формъ, но на самомъ дѣлѣ такое заключеніе совершенно невѣрно и обнажившееся дно моря оказало гибельное вліяніе на развитіе фаунъ и флоръ и косвенно, способствуя измѣненію равномѣрнаго и влажнаго третичнаго климата въ полный контрастовъ континентальный, и прямо, являясь на большей части своего протяженія областью, не населенной ни растеніями, ни животными. Если мы до нѣкоторой степени примемъ происхожденіе такъ называемаго, леса, то объясненіе, которое даетъ этому Рихтгофенъ, т.-е., что лесъ -- разносимое вѣтромъ мелкое, какъ пыль, вещество, оставшееся на днѣ высохшихъ морей, мы, конечно, должны, вмѣстѣ съ тѣмъ, принять и то, что мѣстами обнажившееся морское дно превратилось въ преріи и, слѣдовательно, стало годно къ произрастанію растеній и жизни животныхъ, но такое измѣненіе морское дно претерпѣло только на сравнительно незначительной части своего протяженія, въ Сѣв. Америкѣ и Китаѣ, черезъ всю же центральную Азію и сѣверную Африку тянется безжизненная полоса пустынь, съ своими солянками по окраинамъ, и только отдѣльные участки среди этого моря песка покрыты растительностью, населены животными.

-----

Въ первомъ отдѣлѣ нашей статьи мы указали на слѣдующія важныя для насъ данныя: въ теченіе такъ называемаго ледниковаго періода ледники достигали гораздо большаго развитія, чѣмъ нынѣ, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, водная поверхность, въ свою очередь, представляла гораздо большую площадь, чѣмъ теперь. Кромѣ того, нами указано было, что существенное измѣненіе мягкаго и равномѣрнаго климата третичнаго періода могло начаться только со времени ледниковаго періода, но мы тогда же прибавили, что этотъ климатъ еще продолжался при великомъ ледниковомъ періодѣ. Быть можетъ, на первый взглядъ эти данныя и не удается согласовать между собою совершенно легко, но на самомъ дѣлѣ онѣ связываются въ одно непрерывной цѣпью.

Мы, впрочемъ, должны сдѣлать сначала маленькую оговорку и предупредить читателя, что не находимъ возможнымъ и нужнымъ входить здѣсь въ разборъ разныхъ мнѣній, высказанныхъ по поводу ледниковаго періода. Мнѣнія эти далеко не всегда сходятся другъ съ другомъ, въ большинствѣ случаевъ отличаются узкостью и односторонностью и потому подробный разборъ ихъ, нисколько не помогая дѣлу, только породилъ бы путанику въ мысляхъ, помѣшалъ бы создать цѣльную картину этого важнаго періода въ исторіи обитателей земнаго шара. Поэтому мы излагаемъ относящіяся сюда данныя въ томъ видѣ, какъ онѣ группируются теперь научными авторитетами и какъ рисуется эта эпоха для насъ самихъ, и подбираемъ ихъ исключительно для Европы, такъ какъ для Америки и особенно Азіи въ этомъ направленіи сдѣлано пока еще не много. Чтобы уяснить себѣ все, что будетъ сказано о Европѣ ледниковаго періода, взглянемъ предварительно на ея карту того времени: Скандинавія, Британскіе острова и средняя Европа составляютъ уже одно цѣлое и соединяются полосой суши съ Исландіей, вслѣдствіе чего Балтійское море является совершенно средиземнымъ и только на юго-востокѣ соединяется съ сильно уменьшившимся въ своихъ предѣлахъ Понто-Каспійско-Аральскимъ бассейномъ и на сѣверо-востокѣ съ Сѣвернымъ океаномъ. Южная Европа еще соединяется узкими перешейками съ сѣверной Африкой и потому животныя Европы имѣютъ свободный доступъ къ Африкѣ, но, что особенно важно, сильно уменьшавшееся въ сбояхъ размѣрахъ море Сахары уже разбилось на нѣсколько громадныхъ соляныхъ озеръ и животныя сѣверной Африки могутъ, благодаря этому, проникать въ центральную часть материка. Этимъ и открывается великая ледниковая драма.

Вслѣдствіе большаго эксцентрицитета и большаго количества водяныхъ паровъ въ воздухѣ, сѣверное полушаріе получаетъ зимою такое количество снѣга, которое не успѣваетъ стаивать лѣтомъ, сѣверныя части материка и горныя вершины годъ отъ года покрываются снѣгомъ всѣ больше и больше и, наконецъ, эта снѣжная масса, перешедшая въ своихъ нижнихъ частяхъ отъ давленія въ ледъ, сползаетъ въ горныя долины, распространяется изъ странъ полярныхъ въ умѣренныя и покрываетъ собою всю сѣверную и почти всю среднюю Европу. Скандинавія, почти всѣ Британскіе острова, значительная часть Франціи, Пиренеи, почти вся Германская низменность, вся горная страна центральной Европы и значительная часть Россіи покрыты, наконецъ, этимъ ледниковымъ одѣяніемъ. Въ западной и центральной Европѣ ледники спускаются далеко внизъ въ горныхъ долинахъ и только мѣстами отъ таянія льда здѣсь образуются прѣсноводныя озера; въ Россіи ледники, сползая съ горныхъ кряжей Скандинавіи, несомнѣнно захватываютъ весь сѣверо-западный уголъ страны, быть можетъ, значительную часть ея сѣверной половины и спускаются довольно далеко къ югу языкомъ по Уральскому хребту. Что касается средней Россіи, то на основаніи географическихъ и геологическихъ данныхъ и распредѣленія животныхъ Россійской низменности мы болѣе склоняемся къ тому, что здѣсь на Алаунской возвышенности и Минскихъ высотахъ былъ самостоятельный центръ распространенія ледниковъ, которые къ югу спускались довольно далеко и своимъ юго-западнымъ краемъ доходили до пролива или теперь, вѣрнѣе, залива, идущаго къ сѣверо-западу между Галиційско-Подольскимъ плато и этимъ алауно-минскимъ ледникомъ. Далѣе къ востоку распредѣленіе такъ называемыхъ валуновъ заставляетъ насъ признать существованіе участка суши только на мѣстѣ нынѣшняго Сызранскаго уѣзда и прилегающихъ частей. Между этихъ, какъ мы его называемъ, Сызранскимъ островомъ и алауно-минскимъ ледникомъ мы должны также допустить существованіе пролива; по крайней мѣрѣ, залеганіе валуновъ въ долинѣ Битюга и остатки каспійскихъ рыбъ, найденные при прорытіи Сясьскаго канала, заставляютъ насъ придти къ такому заключенію, хотя мы и не отрицаемъ возможности существованія суши, непокрытой льдомъ, по южной и восточной границѣ алаунл-минскаго ледника. Съ востока Сызранскій островъ омывался, проливомъ, отдѣляющимъ его отъ непокрытыхъ льдомъ предгорій Урала, которыя, въ свою очередь, были отдѣлены проливомъ отъ Алтая и его подножій. Такимъ образомъ, по нашему предположенію, суша Россійской низменности ледниковаго періода реставрируется въ видѣ нѣсколькихъ острововъ: Карпатскаго, Сызранскаго, Уральскаго и, быть можетъ, еще одного, лежащаго между Карпатскимъ и Сызранскимъ. О томъ, что горы Крыма, въ свою очередь, были островомъ, полагаемъ, излишне было бы даже и прибавлять.

Чтобы представить себѣ общій характеръ страны, занятой ледниками, попробуемъ перенестись къ ея южнымъ окраинамъ за нѣсколько сотенъ тысячелѣтій до нашего времени, попробуемъ нарисовать передъ собою то, что представляла Швейцарія ледниковаго періода при взглядѣ на нее со стороны нынѣшней Ломбардіи. Передъ нами безконечная панорама горъ, вздымающихъ свои снѣжныя вершины, на которыхъ не видно никакой тѣни. Въ долинахъ между ними, спускаясь къ морю, покрывающему собою Ломбардію, лежатъ ледники, по которымъ тянутся морены. Мѣстами, между снѣжно-бѣлымъ заднимъ фономъ и синѣющими ледниками, разбросаны черные острова непокрытой льдомъ суши, гдѣ тамъ и сямъ сверкаютъ своею поверхностью озера. Кое-гдѣ вздымаются хвойные лѣса, кое-гдѣ зеленѣютъ альпійскіе луга и на этихъ участкахъ ютятся мускусные быки, сѣверные олени, пищухи, сурки, серны и другія горныя и полярныя животныя. На переднемъ планѣ, на сторонѣ, обращенной къ морю, громоздятся конечныя морены, мѣстами оторвавшіяся ледяныя глыбы уносятъ съ собою въ море округленные валуны, но въ общемъ величественная картина безпредѣльнаго ледянаго моря поражаетъ своею безжизненностью и, глядя на эти ледяныя массы, не хочется вѣрить ихъ движенію. А, между тѣмъ, онѣ скользятъ; эта ледяная пелена покрываетъ собою прилегающую сушу все болѣе и болѣе.

Какимъ же образомъ отражается это непомѣрное развитіе ледниковъ на животномъ и растительномъ населеніи? Хотя въ палеонтологическихъ данныхъ этого времени мы и не находимъ особой цѣльности, тѣмъ не менѣе, по аналогіи съ тѣмъ, что мы видимъ теперь, для насъ не составляетъ особаго труда нарисовать передъ собою картину какъ сѣвера, такъ и средне-европейскихъ горныхъ хребтовъ при зимѣ въ афеліи. Не говоря уже о количествѣ неуспѣвающаго стаять за лѣто снѣга, мы имѣетъ передъ собой прямо очень продолжительную зиму: долѣе чѣмъ на двадцать дней остаются подъ снѣгомъ тѣ полосы суши, гдѣ снѣгъ стаиваетъ лѣтомъ, и многія растенія изъ тѣхъ, которыя требуютъ для своего полнаго развитія болѣе продолжительный срокъ, чѣмъ лѣто ледниковаго періода, не доразвиваются, не даютъ зрѣлыхъ сѣмянъ и постепенно вымираютъ, не имѣя возможности распространяться въ другія страны. Благодаря этому, растительность сѣвера становится все бѣднѣе и бѣднѣе и формами; въ ей общей физіономія начинаетъ преобладать болѣе однообразный характеръ, а вслѣдъ за ней измѣняется и характеръ животнаго населенія: многія травоядныя и зерноядныя животныя, за отсутствіемъ корма, отчасти вымираютъ, отчасти эмигрируетъ къ югу; за ними слѣдуютъ хищники, вымираютъ мало-по-малу многія насѣкомыя и другія низшія животныя формы, требующія для своего развитія болѣе продолжительнаго теплаго времени года, и, такимъ образомъ, бѣднѣетъ и становится болѣе однообразной вслѣдъ за флорой и фауна. Если къ этому прибавить, что южная граница нестаивающаго снѣга съ каждымъ годомъ подвигается далѣе къ югу, то намъ станетъ совершенно понятно, что въ то время, какъ одни члены фауны и флоры вымираютъ на сѣверѣ, другіе отодвигаются къ югу и занимаютъ среднюю Европу.

Нѣчто подобное видимъ мы и на горахъ: лѣтомъ снѣговая линія горъ вообще поднимается выше, зимою спускается ниже, но такъ какъ и на горахъ вслѣдствіе болѣе продолжительной зимы снѣговая линія лѣтомъ не поднимается настолько, насколько спускается за зиму, то отсюда ея постепенное спусканіе внизъ, а слѣдомъ за нею и отступленіе внизъ альпійской фауны и флоры, которая, подобно сѣверной, отчасти эмигрируетъ въ прилежащія низменности, отчасти вымираетъ.

Само собою разумѣется, что вслѣдствіе такого скопленія въ низменностяхъ средней Европы сѣверныхъ и горныхъ формъ, средне-европейская фауна и флора не могутъ попрежнему оставаться въ своей коренной области: съ одной стороны, ей приходится занимать меньшую область распространенія, вслѣдствіе громаднаго развитія ледниковъ, съ другой -- въ этой меньшей области вступить въ борьбу съ сѣверными пришельцами. Отсюда, какъ прямое слѣдствіе, вымираніе средне-европейскихъ формъ въ средней Европѣ и движеніе ихъ остатковъ къ югу, столкновеніе послѣднихъ съ обитателями южной Европы и отчасти вымираніе, отчасти переходъ южно-европейскихъ формъ въ центральную Африку. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что въ животномъ населеніи тропической Африки мы имѣемъ теперь болѣе или менѣе пряныхъ потомковъ міоценовой и пліоценовой фауны Европы и, по Рютимейеру, современная фауна центральной Африки до нашего времени сохранила свой міоценовый характеръ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, мы должны допустятъ, что коренная фауна Африканскаго материка, придя въ столкновеніе съ сѣверными пришельцами, какъ болѣе древняя, а, слѣдовательно, и менѣе совершенная, вымерла, погибла въ борьбѣ за существованіе съ болѣе высоко организованными формами, но недостатокъ палеонтологическихъ изысканій въ центральной Африкѣ не позволяетъ сколько-нибудь полно возстановить сошедшій со сцены животный міръ Африки, отъ котораго сохранились только немногіе остатки.

Но, помимо этого вымиранія центрально-африканской фауны, ледниковый періодъ, какъ уже сказано выше, несомнѣнно гибельно отозвался и на современныхъ ему обитателяхъ Европы. Въ самомъ дѣлѣ, съ одной стороны, вы видите какъ ледники надвигаются съ сѣвера, съ другой -- какъ они спускаются съ горъ; отсюда, рано или поздно, ихъ болѣе длинные языки неизбѣжно сталкиваются въ низменностяхъ другъ съ другомъ и очерчиваютъ собою незанятые льдомъ участки, гдѣ ютится животное и растительное населеніе. Спастись изъ этихъ участковъ нѣтъ возможности даже многимъ животнымъ, не говоря о растеніяхъ; ледники являются одной изъ самыхъ существенныхъ преградъ къ распространенію, и годъ отъ года, по мѣрѣ сдвиганія краевъ ледниковаго покрова и съуженія границъ свободнаго отъ льда участка, уменьшаются въ числѣ его обитатели, въ связи съ уменьшеніемъ корма. Чтобы понять вымираніе на такихъ участкахъ многихъ звѣрей, нѣтъ надобности даже предполагать) ихъ совершеннаго закрытія ледниками: одного уменьшенія размѣровъ этихъ острововъ суши среди ледниковъ достаточно, чтобы послѣдовало вымираніе большинства членовъ ихъ населенія, и потому мы думаемъ, что ледниковый періодъ не только вызвалъ движеніе сѣверной фауны къ югу, но и послужилъ толчкомъ къ началу совершеннаго вымиранія многихъ видовъ.

Если теперь мы захотимъ возстановить климатъ Европы ледниковаго періода, то, прежде всего, должны имѣть въ виду, что онъ не могъ быть всюду одинаковъ: для южной Европы нѣтъ никакого основанія предполагать существованіе полярнаго климата и даже то, что въ средней Европѣ жили мамонты, покрытый шерстью носорогъ, мускусный быкъ, сѣверный олень, ирландскій олень и др., нисколько не говоритъ за то, что климатъ средней Европы приближался къ климату нынѣшнихъ сѣверныхъ странъ: эти животныя населяли среднюю Европу потому, что развитіе ледниковаго покрова въ сѣверной Европѣ не дозволяло имъ оставаться въ ихъ прежней области, но это еще никакъ не ведетъ за собой, какъ необходимое слѣдствіе, признанія за средней Европой ледниковаго періода полярнаго климата. Имѣющіяся въ нашихъ рукахъ данныя несомнѣнно говорятъ намъ, что прямое вліяніе температуры не имѣетъ большой цѣны для животнаго: тропическія животныя выживаютъ въ зоологическихъ садахъ прекрасно при низкой температурѣ, если только имѣютъ хорошее содержаніе, т.-е., прежде всего, обильную пищу, и, обратно, альпійскія животныя выносятъ въ неволѣ сравнительно высокую температуру. Съ другой стороны, изслѣдованные Гаастомъ ледники Новой Зеландіи, въ свою очередь, даютъ намъ очень вѣское свидѣтельство въ пользу того, что мы не имѣемъ никакого права соединять въ своемъ воображеніи ледники съ полярнымъ климатомъ: новозеландскіе ледники спускаются съ горъ сравнительно невысокихъ и лежащихъ подъ широтою гораздо низшей, чѣмъ наши Альпы; и окончанія ихъ приходятся какъ разъ на долю горныхъ долинъ, одѣтыхъ тропической растительностью. Съ одной стороны -- ледяныя глыбы, съ другой -- древовидные папоротники. Едва ли можно нарисовать болѣе полную контрастовъ картину! И все это благодаря только тому, что климатъ ледниковаго періода былъ сравнительно еще очень влажнымъ. Вотъ почему, говоря о южной Европѣ ледниковаго періода и тѣхъ трехъ-четырехъ островахъ, которые были на мѣстѣ Европейской Россіи того времени, мы рѣшаемся принять для нихъ влажный равномѣрный климатъ. Правда, число раннихъ дней ледниковаго періода было въ сѣверномъ полушаріи больше числа лѣтнихъ, но сравнительно широкое протяженіе водной поверхности умѣряло зимніе холода и лѣтніе жары, связанные съзимой въ афеліи и лѣтомъ въ перигеліи, и дѣлало климатъ свободнымъ отъ присущихъ ему въ четверичную эпоху контрастовъ. Кромѣ того, палеонтологія говорятъ намъ, что южная Европа и южная половина средней Европы ледниковаго періода были населены еще очень богатыми остатками пліоценовой фауны и что здѣсь во множествѣ жили олени, быки и другія травоядныя, расли приземистыя пальмы, лавры, итальянскіе и испанскіе дубы и пр.

Нѣчто совсѣмъ другое получится передъ нами, если мы оставимъ южную и сопредѣльныя съ нею части средней Европы и нарисуемъ передъ собой картину тѣхъ немногихъ, свободныхъ отъ ледянаго покрова или ледниковаго моря, участковъ суши, которые на подобіе небольшихъ островковъ разбросаны были въ сѣверной половинѣ средней Европы. Вслѣдствіе большаго поглощенія тепла тающимъ льдомъ, эти участки неминуемо должны были обладать холоднымъ климатомъ полярныхъ странъ даже въ теченіе жаркаго лѣта и все различіе, которое мы можемъ представить себѣ между лини и современными намъ окраинами Европы, исчерпывается, вѣроятно, только различной продолжительностью дня и ночи: въ то время, какъ въ полярныхъ странахъ за полугодовымъ днемъ слѣдуетъ полугодовая, ночь, въ средней Европѣ ледниковаго періода такъ же, какъ и теперь, существовало, конечно, правильное чередованіе дня и ночи въ каждыя сутки. Что хе касается общаго вида этихъ участковъ, то они, вѣроятно, представляли собою покрытыя мхомъ и лишаями пространства, съ зарослями низкорослыхъ березокъ, изъ и сосенъ, съ крайне скуднымъ животнымъ населеніемъ, наиболѣе выдающимися представителями котораго были бѣлая куропатка, бѣлая сова, песецъ и лемминги. Такимъ образомъ, въ противуположность южной половинѣ Европы съ ея богатой фауной и флорой, представлявшими собою остатокъ пліоценоваго періода, смѣшавшійся съ сѣверными пришельцами, сѣверная половина средней Европы, даже и въ свободныхъ отъ льда участкахъ, представляла собою безжизненную полярную тундру.

Впрочемъ, основываясь на аналогіи съ распространеніемъ современныхъ ламъ животныхъ, мы должны допустить, что смѣшеніе пліоценовой и сѣверной или собственно ледниковой фауны было далеко не полнымъ: весьма вѣроятно, что въ ледниковый періодъ сѣверные пришельцы занимали болѣе высокія области и держались вблизи ледниковъ и на свободныхъ отъ льда пространствахъ между ледниковыми языками, тогда какъ остатки олоценовой фауны были сгруппированы по преимуществу въ низменностяхъ съ болѣе теплымъ климатомъ и болѣе пышной растительностью. По изслѣдованію проф. Гёфера, средняя годовая температура вблизи фирновой линіи ледниковаго періода была почти та же, что и теперь, т.-е., --2,2о R., а это также даетъ подтвержденіе тому, что на глубоко вклинивающихся въ альпійскую область безснѣжныхъ участкахъ могла существовать даже древесная растительность, хотя и болѣе сѣвернаго характера, чѣмъ растительность низменностей. Дразнивши же это, мы должны, какъ прямое слѣдствіе, признать и то, что вертикальному распредѣленію растеній соотвѣтствовало и вертикальное распредѣленіе животныхъ.

Что касается окончанія великаго ледниковаго періода, то если слѣдовать гипотезѣ Кролля, видоизмѣненной Уэллесомъ, въ такомъ случаѣ мы должны признать, что оно было вызвано наступленіемъ въ сѣверномъ полушаріи зимы въ перигеліи. Благодаря этому, число лѣтнихъ дней стало больше числа зимнихъ, ежегодно за лѣто льда стаивало больше, чѣмъ накоплялось за зиму, и потому снѣговая лилія начала отступать, съ одной стороны, къ сѣверу, съ другой -- вверхъ по горамъ. Въ это-то время и успѣли вторично размножиться и разселиться тѣ животныя, остатки которыхъ найдены въ такъ называемыхъ межледниковыхъ отложеніяхъ, но такъ какъ черезъ 10,500 лѣтъ земной шаръ при томъ же высокомъ эксцентрицитетѣ опять попалъ въ такія условія, при которыхъ зима сѣвернаго полушарія наступала въ афеліи, то ледниковый періодъ повторился, хотя и въ гораздо меньшихъ размѣрахъ, чѣмъ прежде. Мы думаемъ, что ограниченное распространеніе ледниковъ втораго или малаго ледниковаго періода обусловливается предпочтительно недостаткомъ водяныхъ паровъ въ атмосферѣ. Вспомнимъ при этомъ сказанное раньше: остатки пліоценовыхъ морей значительно съузились въ своихъ размѣрахъ уже къ началу великаго ледниковаго періода, Сахара обнажается, обнажаются наши южныя степи юго-западной Сибири, измѣняется направленіе и качества вѣтровъ, Гольфстримъ приближается къ берегамъ Европы,-- все это болѣе, чѣмъ достаточныя причины для того, чтобы ледники не могли достигнутъ своихъ прежнихъ размѣровъ ни въ сѣверныхъ околополярныхъ странахъ, ни на горахъ средней Европы. Наступаетъ опять зима въ перигеліи, несется въ среднюю Европу знойный вѣтеръ Сахары, Британскіе острова отдѣляются отъ материка и теплое морское теченіе начинаетъ омывать не только ихъ, но и болѣе сѣверныя области, и наступаетъ конецъ даже малому ледниковому періоду. Къ этому времени Европа уже сложилась въ ея нынѣшнихъ очертаніяхъ и если бы мы взглянули на ея карту того времени, то нашли бы только слѣдующія существенныя отличія отъ современныхъ намъ: отъ таянія ледниковъ и отступленія морей на материкѣ послѣледниковой Европы ранняго періода еще во множествѣ сохраняются слѣды въ видѣ прѣсныхъ и соляныхъ озеръ и, кромѣ того, морской проливъ, соединяющій бассейны Чернаго и Балтійскаго морей, продолжалъ омывать сѣверные склоны Галиційско-Подольскаго плато и южные Минскихъ высотъ, отдѣляя, такимъ образомъ, западную Европу отъ восточной.

Вотъ въ какомъ видѣ рисуется намъ Европа ледниковаго періода, когда она окончательно отдѣлилась отъ Африки и Малой Азіи и не успѣла еще сложиться въ полуостровъ сѣверо-западной Азіи. Періодъ этого обособленія одинъ изъ самыхъ важныхъ въ исторіи нашей фауны. Благодаря этому обособленію, животное и растительное населеніе явилось отрѣзаннымъ отъ Африканскаго, материка и даже сѣверное побережье послѣдняго вслѣдствіе развитія Сахары уединяется отъ центральной Африки: пески пустыни оказываются еще болѣе сильнымъ препятствіемъ къ разселенію животныхъ и растеній, чѣмъ море. Впрочемъ, съ точки зрѣнія зоологической и ботанической географіи, пустыня вообще имѣетъ много сходнаго съ моремъ: какъ для наземныхъ животныхъ и растеній море является совершенно недоступной областью и только острова его имѣютъ ту или другую фауну и флору, такъ и въ настоящей пустынѣ напрасно стали бы мы искать животныхъ и растеній: они еще встрѣчаются изрѣдка по ея окраинамъ, какъ по окраинамъ мори держатся многія птицы, но собственно въ пустынѣ юсъ нѣтъ, я только надъ ней проносятся въ своихъ странствованіяхъ многія птицы, какъ носятся онѣ и надъ поверхностью океана; за то и пустыня не лишена острововъ и ея оазисы то же, что острова, только осѣняющія ихъ пальмы не смотрятся въ величаво-спокойную синеву океана, а утомительно-однообразная изсѣра-желтая поверхность покрытой пескомъ равнины стелется кругомъ нихъ, гдѣ-то въ необозримой дали сливаясь съ знойнымъ небомъ тропиковъ. Но, повторяемъ, и море, и пустыня -- одна изъ весьма существенныхъ преградъ къ распространенію животныхъ и потому въ отрѣзанной отъ центральной Африки Европѣ и сѣверо-африканскомъ побережьи въ послѣледниковый періодъ складывается совершенно своеобразная фауна, рѣзко отличающаяся отъ перешедшихъ въ центральную Африку фаунъ міоценоваго и пліоценоваго періодовъ.

Если теперь мы захотимъ прослѣдить тѣ измѣненія, которыя выпали на долю средней и сѣверной Европы послѣледниковаго періода и привели ее къ нынѣшнему виду, то, прежде всего, мы должны отмѣтить тотъ фактъ, что вслѣдъ за отступленіемъ ледниковъ насталъ періодъ, который мы съ полнымъ правомъ можемъ назвать озернымъ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что вслѣдъ За отступленіемъ ледниковъ и мѣстами ледниковаго моря на оголявшемся материкѣ осталось множество большихъ и малыхъ соляныхъ и прѣсныхъ озеръ, и первымъ слѣдствіемъ такого вида страны является разселеніе болотныхъ и водяныхъ птицъ и тѣхъ изъ наземныхъ звѣрей, которые болѣе или менѣе связаны съ водою. Берега этихъ озеръ, а также заливовъ и проливовъ еще сохранившихся внутреннихъ морей поростаютъ камышемъ и кустарниками, вслѣдъ за ними двигаются лебеди, гагары и голенастыя птицы, и вотъ до того времени безжизненное пространство, напоминающее собою сѣверную тундру, оглашается тысячью голосовъ, привѣтствующихъ занятіе новой области.

За озернымъ періодомъ слѣдуетъ періодъ развитія травяной растительности. Благодаря Нерингу и Вольдриху, палеонтологія послѣднихъ лѣтъ обогатилась въ высшей степени интересными данными, несомнѣнно говорящими за то, что въ ранній послѣледниковый періодъ Германская низменность была покрыта травяной растительностью и вообще представляла собою подобіе нашихъ степей. Какъ далеко шли эти степи на западъ, пока мы не можемъ сказать, но, идя путемъ сравненія, мы должны придти къ тому заключенію, что травяная растительность болѣе или менѣе полно покрывала собою все обнажившееся отъ льда и нѣсколько обсохшее пространство суши. Такимъ образомъ, общая картина Европы ранняго послѣледниковаго періода рисуется нимъ совсѣмъ въ иномъ видѣ, чѣмъ картина той страны въ позднѣйшее время: за исключеніемъ южной и прилежащей къ ней части средней Европы, одѣтой разнообразной, по преимуществу древесной растительностью, вся остальная Европа стелется зеленымъ ковромъ травъ и злаковъ, по которому во множествѣ разбросаны большія и малыя озера, тамъ и сямъ, желтѣютъ песчаные участки, мѣстами бѣлѣютъ солончаки, однимъ словомъ, картина, очень сильна напоминающая собою степи юго-западной Сибири. Только со стороны средне-европейской горной страны синѣютъ лѣса средняго пояса горъ и надъ всѣмъ этимъ вздымаются покрытыя вѣчнымъ снѣгомъ вершины, безмолвно взирая на великія событія въ исторіи организованнаго міра. Подобно нашимъ русскимъ степямъ, послѣледниковыя степи населены были сусликами, сурками, земляными зайцами, пищухами, лошадьми, дрофами и пр., и только мѣстами, на озерахъ, обрамленныхъ тростникомъ и кустарникомъ, ютилась фауна озернаго періода, уже успѣвшая разселиться по большей площади и сконцентрироваться къ гораздо меньшему числу озеръ.

Мы не имѣемъ никакой возможности опредѣлить, сколько времени продолжался періодъ развитія степной растительности, но когда, наконецъ, почва обсохла и достаточно проросла корнями травъ, тамъ и сямъ начинаютъ появляться деревья, первые піонеры будущихъ лѣсовъ. Этотъ процессъ превращенія части степи въ лѣсную область не имѣетъ въ себѣ ничего ненормальнаго въ данномъ случаѣ. Существованіе степи вообще обусловливается или почвенными, или климатическими данными. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ степь перестаетъ существовать при извѣстномъ измѣненіи условій. Паши южнорусскія степи, напр., существуютъ благодаря чисто климатическимъ даннымъ: распредѣленіе водяныхъ осадковъ въ полосѣ степи по временамъ года таково, что древесная растительность можетъ существовать тамъ только около озеръ и рѣкъ; во всѣхъ другихъ частяхъ степи почва весною получаетъ только такой запасъ влаги, котораго хватаетъ на развитіе травъ и злаковъ, но совершенно недостаточно для развитія древесной растительности. Очень можетъ быть, что въ болѣе раннія эпохи въ климатическимъ условіямъ, поддерживающимъ теперь существованіе нашихъ степей, присоединялись мѣстами еще почвенныя условія, но что касается Германской низменности и средней Россіи, которыя, въ позднѣйшій послѣледниковый періодъ покрылись лѣсомъ, первоначально же представляли собою степи, то въ этомъ случаѣ развитіе травяной растительности прямо обусловливалось почвенными условіями. И потому-то и зарасли эти степи лѣсомъ, что климатическія условія не только не мѣшали, но даже благопріятствовали развитію древесной растительности, какъ скоро почва оказалась достаточно къ тому подготовленной.

Такимъ образомъ, за степнымъ періодомъ слѣдуетъ періодъ развитія лѣсной растительности: разносимыя вѣтромъ сѣмена сначала прорастаютъ около озеръ и рѣкъ, потомъ лѣсные участки появляются въ другихъ мѣстахъ и, наконецъ, вся Германская низменность и вся средняя Россія покрылись лѣсомъ, который въ первой принялъ характеръ тайги, т.-е. оплошнаго дѣвственнаго лѣса, во второй -- характеръ такъ называемыхъ островныхъ лѣсовъ, т.-е. лѣсовъ, чередующійся съ открытыми мѣстами. Напротивъ, на сѣверѣ Россіи лѣсной покровъ, подобно лѣсному покрову Германской низменности, сложился тоже въ тайгу, что прямо объясняется обиліемъ водяныхъ осадковъ въ сѣверной Россіи и Германской низменности и недостаткомъ ихъ въ средней Россіи. Только немногіе участки таежной области остались свободными отъ дѣвственнаго лѣса и эти участки представляютъ собою, съ одной стороны, болотистыя мѣстности, покрытыя мхомъ и поросшія криворослыми деревьями, съ другой -- чистыя озера.

Само-собою разумѣется, что измѣненія въ наружномъ видѣ страны не прошли безслѣдно для ея обитателей: вмѣстѣ съ отступленіемъ травяной растительности, остатки которой, какъ мы думаемъ, представляютъ собою такъ называемые датскія марши, отступила изъ Германской низменности и сѣверной и средней Россіи степная фауна. Тамъ, гдѣ прежде носились табуны лошадей, свистѣли сурки, сновали суслики, медленно расхаживали дрофы, явились мамонты, носороги, быки, олени, лоси, козули, медвѣди, затокавали глухари и рябчики, однимъ словомъ, все тамошнее населеніе, которое въ ледниковый періодъ было по преимуществу скучено въ лѣсахъ У границъ ледниковъ, теперь перешло въ лѣса низменности. Только бѣлыя куропатки остались вѣрны своимъ болотамъ, да гагары попрежнему хныкали на озерахъ, напоминая давно минувшій озерной періодъ.

Строго говоря, это -- послѣдняя смѣна декораціи въ доисторическій періодъ. Съ развитіемъ области тайги, которая протянулась отъ средней Европы черезъ сѣверную Россію и Сибирь до Тихаго океана, области островныхъ лѣсовъ въ средней Россіи, области степи въ юго-западной Сибири, южной Россіи и Дунайскихъ низменностяхъ, естественное развитіе страны и ея обитателей окончилось. Только побережье Сѣвернаго Ледовитаго океана складывается въ безлѣсную тундру, да въ полосѣ пустынь, протянувшейся на мѣстѣ бывшихъ пліоценовыхъ морей, кой-гдѣ исчезаютъ почти-что послѣдніе остатки кіяхъ морей -- соляныя озера. Ледниковая фауна мало-помалу разселяется по всей тайгѣ, но съ теченіемъ времени наиболѣе винные ея представители, каковы мамонтъ, покрытый шерстью носорогъ и быкъ, вымираютъ и она становится постепенно все бѣднѣе и бѣднѣе формами. Нѣкоторыя изъ степныхъ животныхъ также вымираютъ, другія отступаютъ въ пустынныя степи Азіи, одинмъ словомъ, если конецъ третичной эпохи мы съ полнымъ правомъ можемъ назвать періодомъ выселяющихся животныхъ и растеній, то ледниковый и послѣледниковый періодъ съ не меньшимъ правомъ можетъ быть названъ періодомъ вымирающимъ фаунъ.

Одновременно съ этимъ вымираніемъ извѣстныхъ представителей ледниковой фауны идетъ въ высшей степени замѣчательное разселеніе другихъ ея членовъ,-- разселеніе, состоящее въ движеніи нѣкоторыхъ животныхъ къ сѣверу и ввергъ въ горы. Въ настоящее время зоологическая и ботаническая географія отмѣчаютъ на своихъ страницахъ слѣдующій любопытный фактъ: одно и тоже животное, какъ, напр., альпійская куропатка, распространено въ тундрѣ и у границы вѣчныхъ снѣговъ на горахъ средней Европы и не встрѣчается нигдѣ въ промежуточныхъ областяхъ. Точно то же представляетъ собою распространеніе полярнаго зайца и другихъ животныхъ и распространеніе нѣкоторыхъ растеній. Какимъ образомъ, спрашивается, согласовать это съ признаннымъ наукой единствомъ центра распространенія для каждаго вида? Существованіе ледниковаго періода даетъ въ этомъ случаѣ совершенно удовлетворительное объясненіе, я чтобы понять присутствіе нѣкоторыхъ полярныхъ животныхъ у границы вѣчныхъ снѣговъ на горахъ средней Европы, стоитъ только вспомнить, что было сказано объ отступленіи ледниковъ: при концѣ ледниковаго періода граница ледянаго покрова постепенно отступаетъ въ двухъ направленіяхъ,-- къ сѣверу и вверхъ по горамъ. Благодаря этому, ледяной покровъ сѣверныхъ странъ отдѣляется отъ ледянаго покрова горъ и полярныя животныя и растенія, но своей организаціи и образу жизни связанныя съ особенностями сѣверныхъ странъ, вслѣдъ за нимъ двигаются также въ двухъ направленіяхъ. Позднѣе, вмѣстѣ съ развитіемъ степи и лѣса, полярныя страны окончательно отрѣзываются отъ альпійской области, но аналогія въ климатическихъ и біологическихъ особенностяхъ этихъ странъ продолжаетъ существовать и доходить до нашего времени.

Мы затрудняемся подыскать совершенно удовлетворительное объясненіе выше отмѣченному вымиранію нѣкоторыхъ представителей ледниковой фауны. Чѣмъ, напр., объяснить вымираніе покрытаго шерстью носорога, который въ послѣледниковый періодъ былъ распространенъ по всей области европейской и азіатской тайги? Конечно, основываясь на нахожденія хорошо сохранившихся остатковъ этого животнаго во льдахъ Сибири, мы можемъ допустить вмѣстѣ съ Шренкомъ, что въ послѣледниковый періодъ бывали сильныя бури съ снѣжными вихрями, которыми заносились, заживо погребались эти животныя подъ массой снѣга, во, очевидно, это не могло быть причиной исчезновенія цѣлаго вида, тѣмъ болѣе, что уцѣлѣли же въ этой странѣ другіе представители животнаго царства. Можетъ быть, за время ледниковаго періода нарушилось нормальное отношеніе численности самцовъ и самокъ, что тоже можетъ привести видъ къ вымиранію, но, повторяемъ, все это пока еще очень гадательно и мы не станемъ останавливаться на этомъ, тѣмъ болѣе, что дошли до одного изъ самыхъ интересныхъ моментовъ въ исторіи животнаго населенія: въ то время, когда Европа сложилась въ ея современныхъ предѣлахъ, когда на ней образовались зоологическія и ботаническія области, указанныя выше, животному населенію приходится вступить въ борьбу съ новымъ и на этотъ разъ болѣе опаснымъ врагомъ, чѣмъ ледниковый періодъ и всѣ другія физическія условія; этимъ врагомъ является человѣкъ, въ то время находившійся еще на одной изъ самыхъ раннихъ стадій культуры.

Въ настоящее время принимается, что человѣкъ жилъ въ Европѣ еще въ доледниковый періодъ и несомнѣнно существовалъ въ этой странѣ во время его, но и доледниковое, и ледниковое населеніе для насъ не представляетъ особаго интереса, такъ какъ до сихъ поръ его не удалось связать съ послѣледниковымъ. Къ тому же это населеніе стояло на такой низкой ступени развитія и владѣло тайный простыни орудіями и оружіями, что не могло играть существенной роли въ истребленіи окружавшихъ его животныхъ. Совсѣмъ другое надо сказать о послѣледниковомъ человѣкѣ, который ушелъ значительно далѣе въ своей культурѣ и явился неумолинымъ врагомъ жившихъ съ нимъ вмѣстѣ животныхъ, сначала какъ звѣроловъ и охотникъ, позднѣе какъ осѣдлый житель, начавшій измѣнять коренной видъ страны. Послѣдняго рода дѣятельность и связанное съ ней непрямое преслѣдованіе дикихъ животныхъ имѣло для послѣднихъ гораздо болѣе гибельныя послѣдствія, нежели прямое преслѣдованіе со стороны звѣролова, и чтобы понять справедливость сказаннаго, стоитъ только вспомнить исторію бизона: до прихода бѣлаго въ Америку неисчислимыя стада бизоновъ разгуливали по американскимъ преріямъ, несмотря на очень сильное преслѣдованіе со стороны краснокожихъ туземцевъ; явились бѣлые, началось измѣненіе кореннаго вида страны -- и въ какіе-нибудь десятки лѣтъ бизонъ подвергся почти совершенному истребленію. Изъ историческихъ документовъ мы знаемъ, что нѣсколько столѣтій тону назадъ Германская низменность была покрыта тайгою, не отличавшеюся по своей фаунѣ отъ нашей сѣверной тайги, а въ настоящее время Германская низменность не можетъ назваться даже страною островныхъ лѣсовъ, до того измѣнился ея коренной видъ. Само собою разумѣется, что животное населеніе не можетъ существовать при такихъ условіяхъ въ своемъ неизмѣнномъ видѣ, и потому нечего удивляться, что оно стало, съ одной стороны, бѣднѣе формами, тогда какъ, съ другой,-- уцѣлѣвшіе члены ея заняли болѣе или менѣе другія области. Мы думаемъ, что въ исчезновеніи мамонта человѣкъ игралъ далеко немаловажную роль, равно какъ и въ исчезновеніи дикихъ быковъ. То же касается его значенія въ истребленіи оленей, лося, лани, бобра, кабана и другихъ звѣрей, равно какъ и нѣкоторыхъ птицъ, напр., глухаря, обыкновеннаго тетерева, турача и проч., то относительно этого въ нашихъ рукахъ находятся совершенно обстоятельныя свѣдѣнія.

Но какъ ни интересно отношеніе человѣка къ окружающему его міру животныхъ, здѣсь не мѣсто останавливаться на этомъ вопросѣ долѣе, чѣмъ это сдѣлано нами. Этотъ вопроса" заслуживаетъ отдѣльной бесѣды, но теперь намъ достаточно знать только то, что дѣятельность человѣка является однимъ изъ факторовъ оскудѣнія животнаго населенія четверичной эпоіи и несомнѣнно будетъ только развиваться въ томъ же направленіи въ будущемъ.

Такимъ образомъ, на послѣдней страницѣ, даже на послѣднихъ строкахъ нашей статьи намъ приходится отмѣтить тотъ фактъ, что мы изучаемъ, теперь вымирающія фауны. Для палеонтолога поверхностные слоя земной коры представляютъ собою одинъ громадный могильный холмъ, создавшійся безчисленнымъ рядомъ тысячелѣтій надъ исчезнувшими съ лица земли членами животнаго населенія. Они погребены здѣсь въ разныхъ слояхъ, въ разное время, но уцѣлѣвшіе послѣ нихъ остатки даютъ возможность возстановить и само былое населеніе, и условія, среди которыхъ оно существовало, подобно тому, какъ уцѣлѣвшіе остатки человѣка и его произведеній позволяютъ возстановить отрывки изъ первымъ временъ его существованія.

Сопоставляя далѣе то, что сдѣлано археологіей и палеонтологіей, мы не можемъ не видѣть, что въ общемъ палеонтологія дала болѣе свѣдѣніи; но нѣтъ никакого сомнѣнія, что эти свѣдѣнія, несмотря на кажущуюся въ нихъ мѣстами полноту, все-таки, полны пробѣловъ теперь и никогда совершенно не освободятся отъ нихъ въ будущемъ. Гёте правъ, говоря устами Фауста, что книга природы запечатана семью печатями, но хотя мы и не думаемъ, чтобы когда-нибудь всѣ эти печати были сорваны, тѣмъ не менѣе, едва ли надо прибавлять, что никто изъ современникѣ ученыхъ не отступитъ, подобно Фаусту, отъ стремленія познать научныя истины, убѣдившись въ томъ, что его знаніе никогда не будетъ полнымъ. Не говоря о томъ, что это стремленіе во всякомъ случаѣ приводитъ къ знанію, хотя бы и неполному, но безусловно предпочтительному передъ незнаніемъ, оно даетъ намъ надежду достигнуть чего-нибудь большаго въ будущемъ, даетъ борьбу, которая выводитъ человѣка изъ полнаго умственнаго застоя, даетъ смыслъ его существованію. И тогда какъ одни поколѣнія, развивавшіяся, напр., подъ вліяніемъ ученія буддизма, путемъ знанія стремятся получить возможность къ достиженію вѣчнаго покоя, возможность погрузиться въ нирвану, наши поколѣнія путемъ знанія стремятся получить возможность вести съ успѣхомъ если не вѣчную, то пожизненную борьбу за существованіе.

Мы, конечно, далеки отъ мысли, что изложенный здѣсь свѣдѣнія не подвергнутся современенъ никакимъ измѣненіямъ; даже болѣе: мы не можемъ представить себѣ, чтобы человѣкъ вообще когда-нибудь дошелъ до предѣльнаго знанія, когда къ тому, что извѣстно, ничего не остается прибавить, ничего нельзя измѣнить; но какимъ бы измѣненіямъ въ будущемъ они ни подверглись, въ настоящее время они являются заслуженной и цѣнной наградой за упорное стремленіе человѣка къ познанію научныхъ истинъ, и позволяютъ безъ страха заглядывать въ будущее, когда передъ умственнымъ взоромъ человѣка откроется болѣе обширное поле, чѣмъ открывающееся теперь, когда онъ еще болѣе приблизится къ той точкѣ, откуда однимъ взоромъ можно окинуть исторію развитія человѣческаго рода, откуда можно слѣдить за полнымъ рядомъ событій въ исторіи фаунъ и флоръ.

Здѣсь, однако, мы должны кончить свою бесѣду и оставить вопросъ, на которомъ, безъ сомнѣнія, еще не разъ будутъ останавливаться въ будущемъ. Можетъ быть, нѣкоторыя части его выиграли бы при болѣе полномъ изложеніи, но, вообще говоря, нѣтъ никакого сомнѣнія, что самое полное изложеніе добытыхъ данныхъ не можетъ быть достаточно обширнымъ для выбранной темы, и какъ, вглядываясь въ звѣздное небо, мы находимъ все новыя и новыя свѣтила, такъ и слѣдя за исторіей организованнаго міра, мы находимъ постоянно новыя утраченныя страницы.

М. Мензбиръ.

"Русская Мысль", No 7, 1884