Тарле Евгений Викторович - О фантазиях вообще и о правительственных надеждах в частности

Из литературного наследия академика Е. В. Тарле

М., "Наука", 1981

О фантазиях вообще и о правительственных надеждах в частности

(Из современных впечатлений)

Скучно было бы жить человеку, если бы у него не было воображения и если бы игра фантазии его не тешила время от времени. А нашему самодержавию так и совсем невозможно было бы без этой интеллектуальной способности существовать: ему пришлось бы либо сдаваться на капитуляцию, либо уехать куда глаза глядят, либо без потери времени повеситься на осине. Способность жить надеждами и фантазиями спасает его пока от необходимости прибегнуть к одному из вышеуказанных неблагоприятных исходов.

Никто, никакой гимназист 5-го класса не умеет так мечтать и надеяться, как наше самодержавие. Вы не смотрите на то, что у него вся пасть в крови и что от него несет нагайкой и участком; разве мечтать полагается только юношам да поэтам с "душою прямо геттингенской"? И с петергофской душой людям нужно мечтать, если в реальной жизни никаких утешительных перспектив не предвидится. И они мечтают без конца... Сначала Плеве мечтал, что Япония "отвлечет внимание": как война "отвлекла внимание", покойник мог наблюдать всего полгода, ибо затем революция "отвлекла" его самого с Забалканского проспекта в Новодевичий монастырь. Потом самодержавие мечтало, что у японцев нет кавалерии, "лошади хилые", один казак может двух японцев за уши поднять, "во флоте у них нет традиций, так как флот молодой" и пр. Японцы нас били. Тогда "Новое время" напечатало срочной телеграммой, что в наш лагерь "прибежал китаец и рассказал, что в Инь-Коу высадились старики и дети, ибо взрослых солдат истощенная Япония уже выставить не может". Прибежавший китаец соврал. Японцы продолжали нас бить. Потом возник "план Куропаткина", согласно коему мы, "потрепавши неприятеля, отступаем на заранее заготовленные позиции, ближе к нашей базе". Японцы и к базе подобрались и на базе наших Ренненкампфов и Каульбарсов поколотили. Тогда стали надеяться на Рожественского. Когда Того его утопил, сочинили булыгинскую Думу с надеждой отвлечь имущие классы от революции и этим ее обессилить. Ничего не вышло. Но надежда брошена не была, и самодержавие сделало новую попытку достигнуть "разъединения революции" 17 октября. Однако так как одновременно оно надеялось и на погромы, а его агенты не только били евреев, но и сжигали земцев живыми, то из всех этих бесчинств получился для самодержавия один стыд. Не успели помечтать о том, что "общество" от революции "утомится", как Дурново, Дубасов, Акимов, Аврамов, Жданов и др. "утомили" общество хуже всякой революции. Тогда стали мечтать, что мужичок не выдаст, что он своего царя-батюшку не оставит и т. д. Вследствие недостаточного знакомства с теорией экономического материализма генерал-адъютант свиты Его Величества Тренов стал надеяться, что для мужика "идея" царя важнее, нежели "материя" хлеба и земли; и с упорством идеологов-мечтателей все Царское Село безмятежно взирало на предстоящие выборы. Оппозиция победила в Петербурге. "Что такое Петербург?" -- вдумчиво спрашивал задумчивый Иудушка-Меньшиков в "Новом времени". "Петербург? -- отвечал ему там же г. Столыпин. -- Взгляните на карту России: это одна лишь точка". Оппозиция победила в Москве. "Теперь это уже двоеточие, смотрите же в оба, значит, какое будет за ним повествование", -- ехидно пошутили в прессе. Оппозиция победила во всей России. Тогда стали надеяться на Ерогина, который "соберет крепкую, русскую здравомыслящую массу крестьянских выборных под знамя разумного государственного строительства".

Из Ерогина получился один скандал с непроизводительной тратой денег и неприятностями. Тогда приват-доцент Борис Никольский предложил надеяться исключительно на армию: "Не страшны нам кадеты, солдатики еле сдерживаются, не выводите же их из терпения, разгонят они царских супротивников", -- былинным слогом ораторствовал он. Увы! Армия стала бунтовать в неслыханном масштабе. "Осталась гвардия", -- вспомнили "Московские ведомости" Камбронна в день Ватерлоо. Гвардия как бы в ответ стала бунтовать злостнее, чем армия, и послала "товарищу генералу Озерову" бунтовскую петицию...

Дошло до края. Бездна сзади, бездна спереди. На кого или на что теперь надеяться? Белосток совсем не удался (право, хоть и не начинай теперь погромов, кроме возни и ругани ничего не получается!), заем принимает сомнительный вид, денег -- так нет, как только их может не быть, за каждым гвардейцем нужно ставить для наблюдения но одному конному жандарму, впереди спешная организация и близкое выступление революционных сил... Но они и теперь надеются. На что? Кадеты расколются, испугаются трудовиков, Дума "сама" разойдется на каникулы {Увы! Когда писалась и набиралась эта статья, переворотом 22 (9) июля в воздухе не важно! (Прим. редактора "Красного знамени" А. В. Амфитеатрова).}, крестьяне удовлетворятся "аграрным проектом" Гурко и Горемыкина..." Что ж, ведь молятся же -- особенно сильно верующие -- о чуде, о невозможном, "о том, чтобы дважды два не было четыре"; почему же и Трепову не молиться пред соответствующим Вельзевулом тоже о чуде, тоже о невозможном?

Надейтесь, голубчики, ждите! Но, надеясь, посматривайте на часы, как бы на последний заграничный экспресс не опоздать. Вот ваш приятель Евгений Васильевич Богданович предпочел молиться за границей, с каковою целью спешно и выехал из России; ваш Дурново -- надеется в Париже, ваш Витте -- замечтался в Виши... Не наводит вас на размышления эта их "охота к перемене мест"? Или вам уже нельзя уехать? Уже давит вас бессознательный гипноз? Уже бросила на вас свою тень сторожащая вас гибель? И то, о чем вы бормочете, уже есть проявление не надежды, а отчаяния? Что ж, может быть, и так...

Аврелий

ПРИМЕЧАНИЯ

Автограф не обнаружен. Печатается по журнальной публикации (Красное знамя, 1906, No 3, с. 99--101), подписанной псевдонимом Аврелий.