Тарле Евгений Викторович - К вопросу о границах исторического предвидения

Къ вопросу о границахъ историческаго предвидѣнія.

У Апухтина есть фантастическій разсказъ, въ которомъ описываются ощущенія и воспоминанія человѣка мертваго и лежащаго въ гробу; герой разсказа (сознающій себя мертвымъ) вспоминаетъ, что у него было какъ бы предчувствіе смерти, и оно пришло къ нему въ довольно странной формѣ: обыкновенно, онъ еще съ зимы начиналъ строить планы, какъ провести будущее лѣто, а на этотъ разъ, въ послѣднюю свою зиму, онъ сталъ замѣчать, что изъ всѣхъ такихъ предположеній и мечтаній у него ничего не склеивается, что, не смотря на всѣ усилія, мысль не хочетъ фиксироваться ни на чемъ,-- наконецъ, что, вмѣсто болѣе или менѣе опредѣленныхъ плановъ лѣтняго времяпрепровожденія, остается какая-то пустота, нѣчто безформенное и расплывающееся; будущему не суждено было наступить,-- и всѣ размышленія о немъ отказывались одѣться въ плоть и кровь.

Если бы со своею требовательностью насчетъ ясности и отчетливости, герой апухтинской фантасмагоріи обратился къ разсмотрѣнію той части западно-европейской публицистики, которая считаетъ себя въ настоящее время наиболѣе занятою идеалами будущаго, онъ навѣрное нашелъ бы въ ней также своего рода зловѣщее предчувствіе, ибо она не даетъ никакихъ мало-мальски опредѣленныхъ и мотивированныхъ картинъ ближайшаго будущаго западно-европейской жизни. Конечно, здѣсь дѣло можетъ идти, по самому существу предмета, не о смерти, а только лишь объ извѣстной стаціонарности или медленности жизненнаго темпа въ настоящемъ и ближайшемъ будущемъ исторической эволюціи. Отчасти сознаніе, отчасти довольно мотивированное предчувствіе этой стаціонарности и составляютъ психологическую почву, на которой произрастаетъ современная европейская публицистика и которой обязаны своимъ появленіемъ и успѣхомъ новѣйшія ея тенденціи. Въ другомъ мѣстѣ {См. "Характеристика общественныхъ движеній въ Европѣ XIX вѣка", ("Вѣстн. Европы" февраль -- мартъ, 1901).} мы имѣли случай, разработать эту тему подробнѣе, теперь же насъ занимаетъ вопросъ совсѣмъ иного порядка. Если крушеніе прежнихъ, казавшихся столь обоснованными, прогнозовъ сопровождается цѣлымъ рядомъ все болѣе укрѣпляющихся новыхъ сужденій о будущемъ, если мы имѣемъ полное право говорить о замѣчающемся на западѣ суженіи прежнихъ широкихъ идеаловъ и мірообъемлющихъ программъ, если это явленіе ставится нами въ причинную связь съ пессимистическимъ отношеніемъ къ ближайшему будущему, къ оцѣнкѣ своихъ и вражескихъ силъ въ предполагаемой, или предполагавшейся рѣшительной борьбѣ,-- то самъ собою поднимается вопросъ, имѣющій большой интересъ со многихъ точекъ зрѣнія, въ томъ числѣ съ точки зрѣнія обществовѣдѣнія: возможно ли опредѣлить степень объективной основательности этихъ сужденій и предчувствій? Другими словами: каковы границы историческаго предвидѣнія при настоящемъ положеніи общественныхъ наукъ? Предлагаемый очеркъ не претендуетъ на рѣшеніе, дли, хотя бы, исчерпывающе-полное обсужденіе этой проблемы; мы хотимъ лишь оттѣнить нѣкоторыя немаловажныя ея стороны.

II.

Въ наиболѣе грубой и конкретной формѣ своей, вопросъ сводится къ слѣдующему: въ состояніи ли мы знать, хотя бы въ самыхъ общихъ чертахъ, исторію 1903 года, какъ знаемъ мы исторію 1901-го? Такой вопросъ въ самыхъ различныхъ формулировкахъ живо дебатировался на послѣднихъ германскихъ партейтагахъ, но весьма жаль, что на него не было отвѣчено другимъ вопросомъ: а знаемъ ли мы исторію 1901 года? Правда,-- члены партейтаговъ и не могли углубляться въ чисто соціологическій анализъ проблемы, она при ихъ дебатахъ играла лишь подчиненную, служебную роль {Больше всего она выдвигалась при обсужденіи аграрнаго вопроса и книги Бернштейна.}, но соціологическія задачи только и мыслимо разсматривать съ соціологической точки зрѣнія, если желательно возможно разностороннее ихъ освѣщеніе. Итакъ, знаемъ ли мы исторію en marhe, вчерашній день исторической жизни? Не обинуясь отвѣчаемъ на этотъ вопросъ: нѣтъ, мы ее знаемъ лишь приблизительно. Да, историкамъ и обществовѣдамъ извѣстно, что во Франціи существовалъ въ 1901 году Лубэ, а въ Германіи Вильгельмъ, а въ Турціи Абдулъ-Гамидъ; что въ такихъ-то странахъ царилъ такой-то образъ правленія, что большіе кулаки были разсѣяны европейцами, и что Чолгошъ застрѣлилъ Макъ-Кинлея; имъ извѣстны (приблизительно) соотношеніе военныхъ силъ, прогрессъ техническихъ изобрѣтеній, выдающіеся факты дипломатической и внутренней жизни культурныхъ и немногихъ некультурныхъ странъ; извѣстно (но далеко не вездѣ даже въ Европѣ, не говоря уже о другихъ мѣстахъ) движеніе народонаселенія, приблизительное распредѣленіе собственности, группировка населенія по доходамъ; извѣстно,-- тоже приблизительно и только въ странахъ со всеобщей подачей голосовъ, настроеніе народа,-- основныя тенденціи большинства и меньшинства. Но значитъ ли это, что обществовѣдъ, для котораго нѣтъ и не можетъ быть матеріала дороже, нежели исторія вчерашняго и сегодняшняго дней, если отъ него требуютъ прогнозовъ,-- значитъ ли это, что обществовѣдъ владѣетъ вполнѣ всѣми нужными для него свѣдѣніями? Предположимъ наилучшій случай, въ какомъ только можетъ очутиться относительно даннаго вопроса обществовѣдъ: ему нужно было въ 1899 году ставить прогнозъ касательно Германіи. У него въ рукахъ свѣдѣнія объ экономическомъ положеніи страны въ 1899 году,-- такъ обработанныя и въ такомъ изобиліи,-- какъ, можетъ быть, онъ не достанетъ нигдѣ въ иномъ мѣстѣ; онъ возстановляетъ общую картину движенія промышленнаго и торговаго капиталовъ (полная точность здѣсь, все-таки, совсѣмъ недостижима); онъ изслѣдуетъ и узнаетъ мобилизацію земельной собственности въ отчетномъ году; онъ знакомится съ настроеніемъ разныхъ партій германскаго народа,-- съ (открытыми публикѣ) дѣйствіями правительства внутри и внѣ страны; государственный фискъ (беремъ самый благопріятный случай) -- въ состояніи дать ему, если захочетъ сдѣлать это, полныя свѣдѣнія о доходахъ каждаго гражданина.

Все это очень важно, и очень драгоцѣнно,-- но всего этого мало... Обществовѣдъ могъ обладать всѣми указанными свѣдѣніями, относительно Германіи 1899-го года, и онъ могъ безстрашно сказать: да, политическія, соціальныя и экономическія основы германскаго строя останутся въ 1900 году въ прежнемъ положеніи,-- если какая-нибудь внѣшняя, внѣ границъ Германіи, существующая сила не вмѣшается въ національную жизнь; если это произойдетъ, -- ни за что ручаться нельзя. Нельзя было бы требовать отъ предполагаемаго обществовѣда, чтобы онъ предсказалъ: 1) возстаніе китайскихъ боксеровъ, 2) все, йто за нимъ послѣдовало на Дальнемъ Востокѣ, и 3) конечные результаты событія,-- хотя бы въ предѣлахъ одного 1900 года. Сказать въ 1899 году: "въ Китаѣ произойдетъ то-то и то-то, но для Германіи это явленіе будетъ имѣть пока сравнительно незначительныя послѣдствія",-- сказать это обществовѣдъ въ 1899 году не могъ, по весьма простой причинѣ,-- по незнанію китайскихъ обстоятельствъ. Если всѣ послы и большая часть дипломатовъ (а, напримѣръ, графъ Муравьевъ вовсе не считался въ ихъ средѣ человѣкомъ непроницательнымъ) {Это явствуетъ изъ статей въ вѣнскихъ газетахъ, много занимавшихся его жизнью и смертью, въ руководящихъ англійскихъ; французская пресса вдавалась даже въ преувеличенія, почему о ней не говоримъ.}, если люди, жившіе годами въ Китаѣ, знавшіе китайскій языкъ, интересовавшіеся китайскими настроеніями и по долгу службы, и по чувству личнаго самосохраненія,-- въ огромномъ, подавляющемъ большинствѣ только post factum уразумѣли смыслъ и размѣры броженія (и то склонны были вначалѣ иронизировать), -- то какимъ путемъ человѣкъ науки, собирающій свѣдѣнія о Германіи въ 1899 году,-- могъ догадаться, что въ томъ же 1899. году происходятъ и развиваются такого рода измѣненія въ интеллектуальномъ и моральномъ бытіи части китайскаго народа, крѣпнутъ такія тенденціи въ китайскихъ правящихъ кругахъ, которыя дѣлаютъ неизбѣжнымъ въ ближайшемъ будущемъ взрывъ, прямо затрогивающій Германію?

А вѣдь китайскія событія 1900-мъ годомъ вовсе и не закончились, и нѣтъ недостатка въ пророкахъ разныхъ лагерей, озабоченныхъ дальнѣйшею эволюціею крайняго Востока: одни говорятъ о Дальнемъ Востокѣ, какъ о несомнѣнномъ "клапанѣ для выхода капиталистическихъ паровъ", крайне важномъ и нужномъ съ точки зрѣнія сохраненія соціальнаго мира въ Европѣ; другіе видятъ въ китайскомъ рынкѣ медвѣдя, шкуру котораго уже дѣлятъ охотники, еще ее не добывшіе, но уже Готовые изъ-за нея начать между собою борьбу не на жизнь, а на смерть. Итакъ, событія, которыя настолько важны, что сами по себѣ въ состояніи спутать всѣ дальнѣйшіе прогнозы, не могли быть предсказаны, мало того -- не возбуждали никакихъ, даже гипотетическихъ, но мало-мальски опредѣленныхъ разговоровъ за три мѣсяца до своего наступленія. Но и этого мало. Гдѣ изслѣдованіе, широкое и всестороннее, этихъ уже происшедшихъ событій? Гдѣ работы, обстоятельныя и точныя, объ экономическомъ состояніи 450 милліоновъ китайцевъ, о бюджетѣ отдѣльныхъ соціальныхъ группъ, о положеніи провинцій, которыя очень часто столь же походятъ одна на другую, какъ Испанія на Норвегію, не смотря на общее и неопредѣленное свое обозначеніе "Китаемъ"? Гдѣ мало-мальски правдивый и полный современный фольклоръ Китая, что извѣстно о настроеніи народныхъ массъ во время и послѣ возстанія боксеровъ {Да и самый терминъ этотъ есть плодъ филологическаго недоразумѣнія.}? Всего этого нѣтъ и въ поминѣ, и Китай теперь такъ же теменъ для европейской науки, какъ и до 1900 года, ибо для того, чтобы имѣть право привлечь и его къ изслѣдованію,-- обществовѣдъ долженъ знать его по крайней мѣрѣ такъ, какъ онъ знаетъ Германію или Англію; не привлекать же его къ изслѣдованію совсѣмъ,-- возможно было тридцать-сорокъ лѣтъ тому назадъ, но въ настоящее время исключить Китай изъ кругозора, значитъ отказаться отъ построенія какихъ бы то ни было гипотезъ касательно будущаго любой "великой державы".

Этотъ примѣръ мы привели затѣмъ, чтобы показать всю бѣдность фактическихъ матеріаловъ, которыми даже теперь располагаетъ соціологъ и которые необходимо должны служить отправною его точкою при постановкѣ "прогноза". "Сегодняшній день чреватъ завтрашнимъ",-- и недостаточное знаніе матери обусловливаетъ въ данномъ случаѣ полное невѣдѣніе относительно младенца. Мы подчеркнули слова "даже теперь", по той простой причинѣ, что прежде нужные обществовѣду матеріалы были еще менѣе извѣстны и разработаны. Когда начиналось венгерское возстаніе, цѣлый рядъ публицистовъ и политическихъ дѣятелей, анализируя только силы враждующихъ сторонъ, зная (и то довольно плохо) Австрію и Венгрію,-- считалъ побѣду инсургентовъ вопросомъ времени: постороннюю и огромную силу, сказавшую тогда свое рѣшающее слово, они проглядѣли... Границы знанія расширились, передвинулись съ тѣхъ поръ далеко къ востоку и къ югу,-- но всего міра они еще не охватили, а весь міръ уже успѣлъ слиться въ историческихъ судьбахъ своихъ съ культурными странами Европы и Америки: политическая жизнь далеко опередила науку въ данномъ случаѣ.

Печальнѣе всего въ положеніи обществовѣда то, что, при стараніяхъ предложить мало-мальски вѣроподобную схему ближайшаго будущаго,-- онъ ничѣмъ не можетъ замѣнить недостаточности знаній своихъ въ современной, текущей исторіи. Аналогіи здѣсь безсильны или почти безсильны, онѣ могутъ имѣть, главнымъ образомъ, значеніе подтвержденій и иллюстрацій, но не коренныхъ доводовъ. Историческія эпохи напоминаютъ иногда другъ друга, но никогда не повторяются. Аналогіи важны и нужны, когда соціологъ пытается вывести общественные законы, подмѣтить причинную связь, закономѣрность въ извѣстныхъ повторяющихся явленіяхъ, но въ прогнозахъ, гдѣ сотни и сотни никогда раньше не бывшихъ фактовъ, во всей своей конкретности и,-- Кантъ сказалъ бы,-- "повелительности" обступаютъ изслѣдователя,-- аналогіи слишкомъ часто бываютъ произвольны и нереальны. Возьмемъ примѣръ. Когда общій результатъ франко*прусской войны осенью 1870 года сталъ уже ясенъ, были голоса (и у насъ они раздавались), что пораженіе будетъ имѣть свою хорошую для французовъ сторону: оно заставитъ ихъ улучшить кореннымъ образомъ внутренніе порядки, дастъ со временемъ подъемъ духа подобно тому, какъ это случилось съ Россіей послѣ Крымской кампаніи. Ни для кого не тайна, какою глубочайшею ошибкою была эта аналогія. Это -- одинъ изъ примѣровъ поверхностныхъ аналогій, но и болѣе основательныя весьма часто лишены въ качествѣ матеріала для прогнозовъ особой убѣдительности. Скептикъ XVII вѣка (Пьеръ Бэйль) сравнивалъ исторію (т. е. науку исторіи) съ кускомъ мяса, который приготовляется каждымъ на свой вкусъ и съ собственной приправою. Ни къ чему это не примѣнимо съ большимъ правомъ, нежели къ аналогіямъ, которыми еще такъ недавно злоупотребляли приверженцы самыхъ, повидимому, трезвыхъ и реальныхъ направленій. Повторяемъ, допустимыя въ качествѣ иллюстрацій, аналогіи представляютъ собою болѣе, нежели сомнительный матеріалъ въ качествѣ основы или, даже, отправной точки для прогностическихъ изысканій.

Для того, чтобы завтрашній день исторіи обрисовался предъ нами въ мало-мальски конкретныхъ формахъ, рѣшительно необходимо, прежде всего, знать сегодняшній, вчерашній и непосредственно предшествующіе дни во всей ихъ конкретности. Это -- если не единственный, то первый по важности и совершенно ничѣмъ незамѣнимый матеріалъ. Мы имъ не владѣемъ въ настоящее время съ достаточной полнотою; значитъ-ли это, что историческій прогнозъ, при современномъ состояніи обществовѣдѣнія, есть абсурдъ, полный и безусловный nonsens?

III.

Необходимо, прежде всего, выяснить, что именно составляетъ обыкновенное содержаніе соціологическихъ предсказаній. Оставляемъ въ сторонѣ разнохарактерныя утопіи, содержавшія художественное, конкретное, иногда доведенное до мельчайшихъ и курьезныхъ подробностей описаніе будущаго вѣка (чаще всего -- золотого). Имѣли-ли эти построенія цѣлью нарисовать вполнѣ достижимый съ авторской точки зрѣнія образецъ общества, или высмѣять пороки современности, или, какъ склоненъ былъ думать Щедринъ, -- поднять духъ человѣка, освѣжить зрѣлищемъ свѣтлаго (хотя бы и недостижимаго) идеала измотанное дѣйствительностью сердце читателя,-- мы ихъ касаться здѣсь не будемъ, потому что этотъ предметъ не имѣетъ прямого отношенія къ занимающей насъ темѣ. Мы будемъ говорить о тѣхъ случаяхъ, когда политическій мыслитель или соціологъ пытается опредѣлить, совершенно серьезно и пользуясь пріемами логическаго мышленія,-- содержаніе ближайшаго будущаго исторіи своей родной земли или, даже, всего человѣчества. Любопытно, что подобные прогнозы въ формѣ положительныхъ указаній или мотивированныхъ гипотезъ появляются, преимущественно, со временъ первой французской революціи; впрочемъ, заслуживающихъ особаго вниманія мыслей этого порядка высказано было, вообще, чрезвычайно мало.

Устраняя изъ нашего изложенія всю литературу утопій, "государственныхъ романовъ", мы не остановимся и на отдѣльныхъ, вскользь брошенныхъ тѣмъ или инымъ мыслителемъ фразахъ, хотя бы эти фразы заключали въ себѣ даже оправдавшіяся впослѣдствіи предсказанія. "Ça sera un bean tapage", говорилъ Вольтеръ о будущемъ Франціи за много лѣтъ до революціи. Гейне категорически утверждалъ, что объединенная (хотя бы и "свободная") Германія представляетъ для Франціи грозную опасность; это было сказано въ годы объединительнаго движенія, пользовавшагося во французскихъ либеральныхъ кругахъ сочувствіемъ, въ годы, когда французскіе либералы склонны были усматривать въ реакціонныхъ, "феодальныхъ" германскихъ княжествахъ и королевствахъ явленіе, противное прогрессу и благу "носительницы идеи свободы". Такихъ мелькомъ брошенныхъ оправдавшихся прогнозовъ можно насчитать еще нѣсколько; въ нѣкоторыхъ случаяхъ они дѣлаютъ честь наблюдательности своихъ авторовъ, но элементъ произвольности слишкомъ трудно тутъ выдѣлить, слишкомъ трудно прослѣдить, гдѣ кончается поддающійся мотивировкѣ прогнозъ и гдѣ начинается bon-mot. "Я имѣю какое-то предчувствіе (quelque pressentiment), что этотъ островъ (Корсика) удивитъ когда-нибудь Европу",-- писалъ Руссо за семь лѣтъ до рожденія Наполеона и за тридцать четыре года до начала его карьеры. Слишкомъ очевидно, что не о такого рода случаяхъ можетъ идти здѣсь рѣчь, какъ бы блестяще ни оправдывались подобныя предсказанія.

Сильно понижаетъ цѣнность и "знаменательность" подобныхъ прогнозовъ еще и то весьма простое, но легко забываемое обстоятельство, что на каждый оправдавшійся и только потому уцѣлѣвшій въ памяти потомства прогнозъ можно было бы насчитать десятки неоправданныхъ и забытыхъ или полузабытыхъ. Говорилъ же Наполеонъ I, что "l'Europe sera républicaine ou cosaque" черезъ сто лѣтъ; говорилъ же Бокль предъ самымъ расцвѣтомъ бисмарковской эры, что войны между цивилизованными странами впредь ожидать трудно, -- и что только народы некультурные (русскіе и турки) могутъ предаваться этому занятію, а культурные имѣютъ въ ихъ столкновеніи развѣ только роль побочную и косвенную. Все это писано подъ живымъ впечатлѣніемъ крымской войны и, повторяемъ, наканунѣ шестидесятыхъ годовъ,-- одного изъ кровавѣйшихъ десятилѣтій европейской исторіи. Типичный образчикъ афористически брошенныхъ предсказаній имѣется въ изданной нѣсколько лѣтъ тому назадъ перепискѣ Тургенева съ Герценомъ. Тургеневъ, прочтя предсказаніе друга Герцена, что въ 1863 году въ Россійской имперіи случится нѣчто вполнѣ чрезвычайное, если не будетъ создано то-то и то-то (извѣстное представительство),-- предлагаетъ автору прогноза -- черезъ Герцена -- пари, что ничего создано не будетъ, а 1863 годъ пройдетъ "преувеличенно тихо". Ошиблись оба: не случилось того, на что разсчитывалъ другъ Герцена, но не оправдались и слова Тургенева, -- а произошло нѣчто совсѣмъ постороннее и независимое отъ ихъ соображеній: 1863 годъ вошелъ въ русскую исторію подъ совсѣмъ особымъ знакомъ...

Прогнозы неминуемо сбиваются на афоризмы и bons-mots, если они недостаточно или вовсе не мотивированы, а это чаще всего бываетъ, когда они касаются такого рода событій, которыя совершенно (или въ значительной мѣрѣ) не поддаются соціологи* ческому учету. Пояснимъ нашу мысль. Обществовѣдъ могъ бы мотивированно утверждать въ 30-40 гг. ХІХвѣка, что Германія рано или поздно объединится,-- но онъ не былъ бы въ состояніи представить хоть какую-нибудь аргументацію въ пользу того предположенія, что этому событію "должны" предшествовать такія-то и такія-то войны, и что именно Пруссія, прусское государство, и никто иной, возьметъ на себя главную активную роль въ этомъ дѣлѣ. Точно также еще въ 70-хъ годахъ не было въ Англіи недостатка въ голосахъ, предсказывавшихъ возможность такого рода комбинацій, что, въ конечномъ счетѣ, капиталистическіе круги создадутъ себѣ изъ мѣшанины разныхъ партій устойчивое и послушное правительство, и что оппозиція противъ подобнаго кабинета будетъ вполнѣ безсильна, -- но предсказать такіе рѣшающіе моменты этой эволюціи, какъ послѣдствія парнеллизма, расколъ либеральной партіи, нынѣшнюю трансваальскую войну, не могъ никто, хотя въ 70-хъ гг. было и ирландское движеніе, была и трансваальская война (1877--1881 гг.). Югурта, если вѣрить Саллюстію, сказалъ, уѣзжая изъ Рима, что это -- продажный городъ, который скоро погибнетъ, если найдетъ себѣ покупщика (...urbem venalem et mature perituram, si emptorem invenerit) {Sall., Bel. Jug., XXXV гл., конечная фраза главы.}. Предсказаніе относительно гибели (насильственнаго разрушенія государства) оправдалось, но не "скоро", а черезъ пятьсотъ слишкомъ лѣтъ послѣ Югурты, и не вслѣдствіе указанной имъ причины. Маккіавелли четыреста лѣтъ тому назадъ говорилъ о свѣтской папской власти, какъ о препятствіи къ объединенію Италіи {...Sola la Chiesa ha impedito questa unione in Italia", говоритъ онъ, напримѣръ въ "Discors", (1. I, c. XII; см. Villari, N. Macchiavelli, II, 290, 1. и сл.).} и ставилъ объединеніе въ прямую зависимость отъ уничтоженія свѣтской власти римскаго первосвященника, -- но, хотя окончательное объединеніе и завершилось, дѣйствительно, только въ 1870 году, и именно уничтоженіемъ свѣтской власти папы, кто же будетъ отрицать, что все это событіе объединенія произошло такъ, какъ не могъ даже предполагать флорентійскій дипломатъ?

Исторія есть непрерывное движеніе, непрерывная эволюція^ но въ иные моменты темпъ событій быстрѣе, въ иные -- медленнѣе; если, съ извѣстною терминологическою неточностью, мы. условимся различать въ исторіи "состоянія" и "происшествія", что отдаленно будетъ соотвѣтствовать сенъ-симоновскимъ "органическимъ" и "критическимъ" эпохамъ, если мы признаемъ, что въ исторіи "das Sein" и "das Werden", непрерывно и нераздѣлимо сплетаясь между собою, тѣмъ не менѣе иногда начинаютъ одно надъ другимъ доминировать,-- тогда мы категорически должны будемъ сказать, что мотивированному прогнозу больше поддаются будущія "состоянія" даннаго общества, нежели будущія "происшествія", которыя къ этимъ "состояніямъ" приведутъ. Если существованіе нынѣшней германской имперіи есть германское единство "im Sein," -- а бисмарковскія войны суть германское единство "im Werden," -- то несомнѣнно, что первое гораздо больше поддавалось всегда прогнозу, чѣмъ второе. Тенденціи идеологическаго порядка, ширившіяся съ каждымъ десятилѣтіемъ, нужды промышленности и торговли, создавшія вопреки всѣмъ препятствіямъ Zollverein, масса живыхъ впечатлѣній дѣйствительности,-- все это, дѣйствуя и на мысль, и на чувство, заставляло далеко не только однихъ "Einheitsträumer" утвердительно говорить, что объединена Германія -- будетъ. Но кѣмъ и какъ -- этого мотивированно и въ полной точности не предсказалъ никто.

Есть слово, которымъ соціологія до сихъ поръ росписывается въ своемъ малосиліи.-- слово "случай". Этотъ-то неуслѣдимый ингредіентъ и входитъ въ гораздо большей мѣрѣ въ "происшествія", нежели въ "состоянія", и дѣлаетъ предсказанія "происшествій" часто ошибочными и почти всегда немотивированными. Иногда послѣ анализа всей совокупности экономическихъ, политическихъ и иныхъ условій и обстоятельствъ народной жизни можно сдѣлать мотивированный прогнозъ ближайшаго будущаго состоянія даннаго народа (мы говоримъ только "мотивированный"; для безошибочно правильнаго, какъ мы старались показать въ началѣ этого очерка,-- у современнаго соціолога нѣтъ достаточныхъ матеріаловъ, а у прежнихъ не было и того, что есть теперь); но безошибочно предугадать или мотивированно предсказать весь ходъ эволюціи, всѣ, или, хотя бы, главнѣйшія звенья событій,-- почти немыслимо. Быть можетъ, прогрессъ коллективной психологіи и другихъ сопредѣльныхъ наукъ когда-нибудь и измѣнятъ, хоть отчасти, подобное положеніе дѣлъ. А пока -- даже такой маленькій и условный пророкъ, какъ тургеневскій "Человѣкъ въ сѣрыхъ очкахъ", несравненно большее впечатлѣніе производилъ бы на читателя, если бы Тургеневъ изложилъ и напечаталъ свои бесѣды съ нимъ до, а не послѣ всѣхъ предсказанныхъ въ бесѣдахъ событій... Мы начали эту главу вопросомъ: что составляетъ обычное содержаніе соціологическихъ предсказаній? Отвѣчаемъ: въ подавляющемъ большинствѣ случаевъ ихъ тему составляютъ какъ разъ не столько даже будущія состоянія, сколько именно происшествія, которыя къ этимъ состояніямъ приведутъ. Другими словами: не имѣя къ своимъ услугамъ достаточно матеріаловъ, достаточно разработанныхъ частныхъ дисциплинъ, не обладая, однимъ словомъ, даже по вполнѣ независящимъ отъ доброй воли причинамъ, нужными знаніями, чтобы приниматься за рѣшеніе менѣе трудной задачи, политическіе мыслители и ученые иногда брались за наиболѣе трудную проблемму,-- и изъ ихъ попытокъ получалось то, что должно было при подобныхъ условіяхъ получиться.

Разсмотримъ одну такую попытку, особенно знаменательную тѣмъ, что она оставила глубокій слѣдъ въ исторіи не европейской науки, но европейскаго общества. Сначала къ этому прогнозу весьма многіе относились почти религіозно, а существованіе маловѣровъ объясняли чувствомъ классовой) самосохраненія, затронутаго грознымъ предсказаніемъ. Потомъ вѣра въ прогнозъ, подъ давленіемъ очевидныхъ и кричащихъ фактовъ, поколебалась даже среди вчерашнихъ его приверженцевъ. Тутъ, между многимъ прочимъ, произошло и нѣчто, так'р сказать, вполнѣ излишнее: нѣкоторые (и какъ разъ едва-ли не наиболѣе бурнопламенные) вчерашніе сторонники автора предсказанія, сочли своимъ долгомъ обозвать его прогнозъ знахарствомъ, чуть не шарлатанствомъ. Это намъ представляется какъ будто совсѣмъ ужъ ненужнымъ сангвинизмомъ.

Съ одной стороны,-- несовсѣмъ вѣдь неправъ былъ, по своему, нѣмецкій поэтъ, сказавши, что богохульствующій французъ милѣе небу, чѣмъ молящійся англичанинъ (поэтъ признавалъ во французахъ много искренности, а въ англичанахъ много лицемѣрія); иная ошибка важнѣе, интереснѣе и исторически-необходимѣе, чѣмъ въ сотый разъ повторенная азбучная истина, иной ошибающійся больше можетъ привлечь сердца, нежели безошибочный и узенькій прописной мыслитель.

А съ другой стороны, почему бы и къ своимъ собственнымъ былымъ убѣжденіямъ не отнестись съ большею сдержанностью? Почему бы своему вчерашнему святая святыхъ отказать въ приличномъ обращеніи? Познавшимъ ошибку въ данномъ случаѣ приходится каяться именно только въ ошибкѣ; толкала она, все-таки, не въ мракъ и не въ грязь... Бѣлинскій, раскланявшійся съ "философскимъ колпакомъ" Гегеля, былъ въ совсѣмъ иномъ положеніи.

IV.

Въ 1899 году въ "Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik" (Dritte Folge, Band XVII, Heft 6) появилась статья Симковича о современномъ кризисѣ въ германской крайней лѣвой. Рекомендуя вниманію читателей эту интересную работу, которая, кажется, вскорѣ появится и въ русскомъ изданіи, мы отмѣтимъ здѣсь лишь одинъ изъ выводовъ ея: доктрины Маркса опровергнуты и едва-ли какое-нибудь политическое движеніе къ нимъ примкнетъ {Wohl sind alle seine Lehren widerlegt, wohl wird kaum eine politische Bewegung an diese anknüpfen lassen etc. (дальше авторъ примыкаетъ къ мысли W. Hohoff'a, что Марксъ былъ "ein Grossmeister der Oekonomik"), S. 66 отдѣльнаго оттиска статьи Симковича (Jena, 1899).}, но, по мнѣнію автора, партія отнюдь не погибла и не погибнетъ,-- и призракъ разложенія не грозитъ ей {Befindet sich aber die Sozialdemocratie in einer Krisis und ist ihre grundsätzliche Umgestaltung in eine radicale bürgerlich-democtatische Reformpartei nur eine Frage der Zeit, so sind die Hoffnungen der Regierung und der "Ordnungsparteien" auf den Untergang der Sozialdemocratie nicht nur verfrüht, sondern schlechthin utopistisch. Im Gegenteil, etc. (s. 63, ibid.).}, хотя существовать она будетъ и въ измѣненномъ видѣ. Симковичъ, цитируя органъ, кажущійся ему въ данномъ случаѣ авторитетнымъ (Soz. Monatshefte, 1898, s. 584), и констатируя на основаніи другихъ фактовъ крушеніе среди бывшихъ учениковъ и послѣдователей не только вѣры въ основы ученія Маркса, но и въ выводы изъ его доктрины, говоритъ, что этотъ замѣчательный умъ принадлежитъ прошлому {"Marx gehört der Vergangenheit an"... въ той же страницѣ авторъ оговаривается, что "Sozialismus ist also nicht aus der Welt geschafft und Marx ist es auch nicht". Эти оттѣнки достаточно выясняются у него въ концѣ статьи.}, Авторъ посвящаетъ довольно много мѣста критикѣ философскихъ базисовъ доктрины Маркса и объ интересующемъ насъ спеціальномъ вопросѣ, о прогнозѣ, сдѣланномъ въ "Манифестѣ", говоритъ лишь въ общей связи. Но есть у Симковича сопоставленіе фактовъ, которое прямо касается нашей темы. Въ своемъ извѣстномъ "Манифестѣ", написанномъ предъ европейскими революціями 1848 г., Марксъ пророчитъ близкое крушеніе стараго порядка и торжество людей, которые могутъ "потерять цѣпи" и "завоевать міръ" {"Sie erklärt offen, dass ihre Zwecke nur erreicht werden können durch den gewaltsamen Umsturz aller bisherigen Gesellschaftsordnung. Mögen die herrschenden Klassen vor einer kommunistischen Revolution zittern. Die Proletarier haben nichts in ihr zu verlieren als ihre Ketten. Sie haben eine Welt zu gewinnen".}; 19 мая 1849 года является на свѣтъ 301-й No газеты "Die neue rheinische Zeitung", гдѣ Марксъ еще гораздо рѣзче, нежели въ "Манифестѣ" выражаетъ жажду самыхъ аггрессивныхъ шаговъ противъ буржуазіи {S. 16, слова Маркса: "Wir sind rücksichtslos, und verlangen keine Rücksicht von Euch. Wenn die Reihe an uns kommt, wir werden den Terrorismus nicht beschönigen. Aber die royalistischen Terroristen, die Terroristen von Gottesund Rechtesgnaden. in der Praxis sind sie brutal, verächtlich, gemein, in der Theorie feig, versteckt, doppelzüngig, in beiden Beziehungen ehrlos". И дальше: "Es giebt nur ein Mittel die mörderischen Todeswehen der alten Gesellschaft, die blutigen Geburtswehen der neuen abzukürzen, zu vereinfachen, zu konzentrieren, nur ein Mittel,-- den revolutionären Terrorismus".}, шаговъ немедленныхъ ("упростить, сосредоточить... муки смерти... и кровавые мучительные роды" etc.), жажду игры вабанкъ.

Но, вотъ, все движеніе въ его цѣломъ раздавлено,-- и Марксъ, уже заднимъ числомъ (надъ чѣмъ сдержанно иронизируетъ Симковичъ {Da aber in Deutschland die Revolution, ob politisch, oder sozial tituliert, spurlos überwunden wurde, so erklärte Marx post festum im Jahre 1850 etc. (S. 17, ibid.).},-- говоритъ (въ 1850 году), что, конечно, объ успѣхѣ активнаго революціоннаго движенія и думать нечего было {Слова Маркса: "Bei dieser allgemeinen Prosperität, worin die Productivkräfte der bürgerlichen Gesellschaft sich so rüstig entwickeln, wie dies innerhalb der bürgerlichen Verhältnisse überhaupt möglich ist, kann von einer wirklichen Revolution keine Rede sein". "Neue Rheinische Zeitung", 1850, Doppelheft V und VI, S. 153; цит. у Симковича, S. 17.}, ибо какъ разъ производительныя силы въ эти годы процвѣтали, а потому не было и необходимаго условія для сильнаго движенія -- противорѣчія между производительными силами и буржуазными формами производства. Но въ томъ же 1850 году онъ снова выражаетъ надежду на рѣзкій соціальный кризисъ въ близкомъ будущемъ {Имъ упоминается "Die nahende deutsche Revolution".}, и даже говоритъ о подробностяхъ побѣды, о томъ, какъ обращаться съ общественными зданіями, когда они попадутъ въ руки инсургентовъ {"Weit entfernt den sogenannten Excessen, den Exempeln der Volksrache an verhassten Individuen oder öffentlichen Gebäuden, an die sie nur gehässige Erinnerungen knüpfen, entgegenzutreten,-- muss man diese Exempel nicht nur dulden, sondern ihre Leitung selbst an die Hand nehmen". ("Anspracht der Centralbehörde an den Bund vom März 1850"), S. 18, ibid.}. Въ теченіе 1850--56 гг. онъ оставался при тѣхъ же убѣжденіяхъ относительно близкаго наступленія переворота ("намъ предстоитъ очень короткій роздыхъ между концомъ перваго дѣйствія и началомъ второго" etc.), но уже въ 1875 году онъ весьма сердится на тѣхъ, кто не понимаетъ, что "форма движенія" уже не та, и кто "играетъ" въ "конспирацію и революцію" и "компрометируетъ себя и дѣло, которому служитъ" {Слова Маркса въ послѣсловіи къ "Enthüllungen über den Kommunistenprozess zu Köln, изд. 1885; loc. cit. S. 20: "Der gewaltsame Niederschlag einer Revolution lässt in den Köpfen ihrer Mitspieler, namentlich der vom Heimischen Schauplatz ins Exil geschleuderten, eine Erschütterung zurück, welche selbst tüchtigere Persöhnlichkeiten für kürzere oder längere Zeit sozusagen unzurechnungsfähig macht. Sie können sich nicht in den Gang der Geschichte finden" sie wollen nicht einsehen, dass sich die norm der Bewegung verändert hat. Daher Konspiration"und Revolutionsspielerei. gleich homproinettierlich für sie selbst und deren Sache in deren Dienst sie stehen". Мы подчеркнули наиболѣе характерныя и относящіяся къ нашей темѣ слова...}. Энгельсъ выражался столь же ясно и еще обстоятельнѣе развилъ и упрочилъ мысль о необходимости оставить старую тактику и придавать слову "революція" не старое значеніе насильственной борьбы за власть, но новое значеніе "коренного переворота въ области общественныхъ отношеній" путемъ борьбы на почвѣ существующаго права.

Такъ обстояло дѣло ко времени смерти Маркса. Отсылаемъ читателя къ интереснѣйшимъ подробнымъ цитатамъ Симковича изъ старой журнальной и газетной литературы; чтеніе ихъ чрезвычайно поучительно. Обратимся къ выводу, который прямо напрашивается при соображеніи всѣхъ отмѣченныхъ фактовъ.-- Марксъ дѣлалъ прогнозъ двойной: 1) относительно "происшествій" въ будущемъ нѣмецкаго народа (а, отчасти, и всей Европы -- у него это не всегда точно выражено); 2) относительно "состоянія", къ которому эти происшествія приведутъ: "завоеваніе міра" борющимися было для него вопросомъ времени. Подъ вліяніемъ той самой желѣзной руки исторіи, которую онъ такъ хорошо понималъ,-- онъ, къ концу жизни, отказался отъ первой части прогноза и, повинуясь своему темпераменту, выразилъ этотъ отказъ въ формѣ раздраженія противъ тѣхъ, кто еще не успѣлъ сбросить съ себя "ветхаго Адама", кто еще медлилъ распрощаться съ недавними заповѣдями самого Маркса. Пока можно было утѣшать себя соображеніями о случайной неудачѣ, непредвидѣнной отсрочкѣ, о вліяніи урожая и цвѣтущаго состоянія производства въ 1849--50 гг., до тѣхъ поръ Марксъ это дѣлалъ, все-таки не отказываясь отъ первой части своего прогноза. Но время шло,-- и менѣе проницательному взору могло стать яснымъ, что совершена какая-то ошибка, что преувеличена скорость промышленной эволюціи, умалены силы враговъ, переоцѣнены силы своего лагеря, что идеологическое пристрастіе способно застлать пленкой самые проницательные глаза. Коренная ошибка заключалась въ томъ, что научнаго права ставить такой прогнозъ (мы говоримъ пока о первой его части) Марксъ не имѣлъ. Развѣ онъ нравъ былъ, снимая со счетовъ чуть не всѣ силы буржуазіи, прусскаго короля (и иныхъ правительствъ), круговую поруку всеевропейскаго обратнаго движенія, массу другихъ почти столь же важныхъ обстоятельствъ, приписывая и ожидая найти геройскую отвагу только у нападающихъ,-- и только одну, повидимому, дряблость и апатію у защищающихся? {Это явствуетъ изъ содержанія и тона многихъ относящихся сюда работъ его съ конца 40-хъ гг.}

Миріада условій, самыхъ кричащихъ, самыхъ обезкураживающихъ, осталась въ тѣни, а впередъ выступила блестящая точка,-- образъ людей, которымъ нечего терять и которые будутъ всесильны. Не говоря о явно одностороннихъ психологическихъ соображеніяхъ. касательно обоихъ лагерей во время рѣшительной сшибки, была совершена масса другихъ натяжекъ. Но вотъ,-- борьба и пораженіе стали фактомъ; однимъ изъ яркихъ, хотя и грустныхъ (все тогда казалось грустно) впечатлѣній было подтвержденіе наполеоновскаго правила: "les gros bataillons ont toujours raison". Вниманіе теоретиковъ устремилось на анализъ того, какъскоро можно ожидать сформированія "gros bataillons" и новаго "дѣйствія". Но шли годы, наступила бисмарковская эра, войны, объединеніе,-- и мысль о "новомъ дѣйствіи" стала замирать у Маркса и очень многихъ (хотя далеко не всѣхъ) его приверженцевъ; взамѣнъ того упрочилось иное построеніе, достиженіе желаннаго идеала посредствомъ тѣхъ же "bataillons", но безъ насильственныхъ дѣйствій, мирнымъ путемъ. Предстояло только выжидать "укомплектованія". Эта мысль о мирномъ, но полнѣйшемъ переворотѣ -- осталась, не смотря на короткую свою жизнь, одною изъ любопытнѣйшихъ идейныхъ фантасмагорій, какія только видѣла Европа {Донела Ньювенгуисъ, одинъ изъ непримпримѣйшихъ членовъ крайней лѣвой фракціи, раздражительно смѣется надъ этою идеею въ своей книгѣ: "Le soc. en danger". Намъ кажется, что его раздраженіе и весь тонъ тутъ довольно неумѣстны,-- лицемѣрія въ этой мысли, во всякомъ случаѣ, не было никогда.}. Она прямо связана въ своихъ судьбахъ со второю частью марксова прогноза, -- съ прогнозомъ о состояніи, въ которое придетъ и къ которому будто-бы стремится исторія.

Когда Марксъ умеръ, эта вторая часть прогноза еще всецѣло входила въ партійное міросозерцаніе. Теорія все усугубляющагося обнищанія и отчаянія людей, число которыхъ будетъ рости въ быстрой прогрессіи съ каждымъ годомъ, эта "Verelendungstheorie" лежала въ основаніи первой части прогноза, сплетаясь съ логическимъ своимъ дополненіемъ -- теоріей концентраціи орудій производства въ немногихъ рукахъ. Но Марксъ рѣшительно отказался отъ этой теоріи еще въ "Капиталѣ", даже до того, какъ отвергъ прогнозъ относительно насильственнаго кризиса, и отказался подъ вліяніемъ фактовъ, подъ вліяніемъ наблюденій и свѣдѣній о положеніи англійскихъ рабочихъ при фабричномъ законодательствѣ (при чемъ, по обыкновенію, говоритъ о "самыхъ слѣпыхъ даже людяхъ", которымъ бросается въ глаза физическое и моральное возрожденіе рабочихъ {..."Ihre wundervolle Entwickelung... schlug das blödeste Auge".}. Вторая, до поры, до времени уцѣлѣвшая часть прогноза удерживала еще теорію концентраціи орудій производства въ немногихъ рукахъ, постепенное естественное демократизированіе государства и конечный безболѣзненный переходъ управленія производственными отношеніями въ руки четвертаго сословія. Это былъ прогнозъ относительно будущаго "состоянія" общества; по самому существу дѣла онъ могъ быть опровергнутъ не такъ скоро, какъ прогнозъ о "происшествіяхъ",-- ибо и въ томъ, и въ другомъ случаяхъ только ходъ исторіи является рѣшающимъ судьею, и никто болѣе. Но, переживши первую часть предсказанія, переживши и автора его,-- вторая часть не уцѣлѣла въ своемъ первоначальномъ видѣ,-- иные говорятъ, что не уцѣлѣла совсѣмъ, что кромѣ единичныхъ лицъ ее отвергли тѣ, которые недавно на ней основывали свое міровоззрѣніе. Земельная собственность вовсе не обнаруживаетъ тенденціи къ концентрированію, эволюція промышленнаго капитализма также уклонилась отъ точнаго слѣдованія по предсказанной дорогѣ, противники оказались устойчивѣе, нежели о нихъ думали, масса фактовъ, которыхъ касаться здѣсь было бы неумѣстно,-- упразднила и вторую часть прогноза во многихъ умахъ...

Во многихъ, но не во всѣхъ; и не смѣяться надъ "упорствующими" не сравнивать ихъ съ донъ-Кихотами, не попрекать ихъ приверженностью къ "красной тряпкѣ" {Слова Фроме (Frohme) на штутгартскомъ партейтагѣ 1898 года: "Mit radikal klingenden Phrasen, mit dem Heraushängen des roten Lappens erobert man keine politische Macht".} нужно всякому, желающему спокойно разобраться въ дѣлѣ, а задать себѣ только одинъ вопросъ: при младенчествѣ соціологіи въ срединѣ вѣка, при незнаніи, а отчасти игнорированіи трехъ четвертей тѣхъ фактовъ, безъ которыхъ шагу нельзя ступить обществовѣду, при невѣдѣніи (вполнѣ даже независимомъ отъ доброй воли) огромной массы данныхъ, тогда еще почти не собиравшихся и совсѣмъ неразработанныхъ,-- былъ-ли въ состояніи умъ какихъ угодно размѣровъ поставить безошибочный прогнозъ, да еще какой? Относительно "всего міра", не болѣе и не менѣе... Онъ не могъ не ошибиться, удача здѣсь могла бы быть только частичной и безусловно случайной; онъ и ошибся, и первую часть прогноза отвергъ самъ, вторую часть отвергли очень многіе изъ его эпигоновъ.

Fata volentem ducunt, nolentem trahunt; вѣроятно, рано или поздно историческій рокъ "потащитъ" къ признанію очевидной истины даже тѣхъ, кто пока не хочетъ лицезрѣть ее. Не надо забывать только одного: нѣкоторые нынѣшніе критики и отрицатели стараго, разрушеннаго исторіей прогноза, также обнаруживаютъ рѣшительную склонность къ пророчествамъ (конечно, въ духѣ, діаметрально противоположномъ прежнимъ предсказаніямъ). За эти ихъ пророчества ручается... только ихъ же собственное желаніе. Теперь они находятся въ лучшемъ положеніи, нежели находились всѣ ихъ предшественники, но, повторимъ сказанное въ началѣ статьи,-- границы историческаго предвидѣнія все еще до послѣдней крайности узки и близки; онѣ слишкомъ близки хронологически, онѣ слишкомъ узки и условны по существу. Съ значительною дозою вѣроятія можно предсказать только самое главное, самое общее въ соціальныхъ и политическихъ отношеніяхъ культурныхъ странъ {Далеко не всѣхъ, ибо въ нѣкоторыхъ нѣтъ возможности собрать конкретныя данныя о положеніи вещей даже въ настоящемъ.}, и то лишь въ ближайшіе годы, и то съ оговоркою, сильно подрывающею цѣнность всякаго прогноза: "если не случится вмѣшательства посторонней силы, не лежащей въ предѣлахъ націи и, вообще, соціальной группы, о которой идетъ рѣчь". При томъ даже это урѣзанное "предсказаніе" можетъ касаться лишь тѣхъ случаевъ, когда жизненный темпъ страны сравнительно стаціонаренъ: вспомнимъ, что по поводу продолжавшихся одну недѣлю уличныхъ безпорядковъ въ Брюсселѣ изъ-за проекта избирательной реформы Ванъ-денъ Пеербоома (въ іюнѣ 1899 года) одни говорили о наступленіи въ Бельгіи совсѣмъ новаго соціальнаго строя, другіе предсказывали кровавую революцію и т. д. Ничего подобнаго не случилось... Итакъ, при стаціонарности общественнаго настроенія можно "предсказать" въ ближайшемъ будущемъ стаціонарность общественныхъ формъ, и то съ оговорками; при ненормальномъ возбужденіи общества иногда возможно съ большою степенью вѣроятія высчитать шансы побѣды или пораженія той или иной стороны (теперь уже соціологъ не такъ безпомощенъ, все же, какъ былъ прежде) но никогда нельзя опредѣлить, произойдетъ-ли самое столкновеніе въ рѣшительныхъ формахъ, напр., въ видѣ возстанія? Исторія полна случаевъ, когда совершенная апатія смѣнялась внезапно бѣшенствомъ и возбужденіемъ, и наоборотъ,-- и все это происходило очень часто самымъ, казалось бы, нелѣпымъ и неожиданнымъ образомъ, неожиданнымъ даже для участниковъ драмы. Изученіе психологіи толпы, вѣроятно, съ развитіемъ своимъ, дастъ обществовѣду массу не только матеріаловъ, но и новыя точки зрѣнія и отправные пункты при постановкѣ прогнозовъ; статистика и другія описательныя науки, съ своей стороны, будутъ дѣлать почву для нихъ все болѣе и болѣе твердой. А до тѣхъ поръ, каждый добросовѣстный соціологъ признаетъ почти полное свое безсиліе, подавляющую ограниченность предѣловъ предвидѣнія, сводящую почти къ нулю практическое значеніе соціальныхъ предсказаній. Слишкомъ дешева цѣна ироніи, направленной противъ человѣка, который, въ чаду борьбы "увлекаемый впечатлѣніями не часто случающейся исторической драмы, ея прелюдіями и развитіемъ, поставилъ прогнозъ, оказавшійся ошибочнымъ. Нужно только, чтобы зрѣлище ошибокъ большого ума принесло свою пользу, чтобы оно имѣло дисциплинирующее значеніе, чтобы люди, занимающіеся общественными науками, воздерживались отъ непосильныхъ пока задачъ. Особенно легко сдѣлать это тѣмъ изъ нихъ, которые прямо непричастны къ общественной и политической жизни; имъ сравнительно не такъ трудно воздержаться отъ соблазна строить относительно будущаго гипотезы, которыя не имѣютъ подъ собою иной почвы, кромѣ формулы старыхъ французскихъ королей: "car tel est nostre bon plaisir"...

Евгеній Тарле.

"Русское Богатство", No 5, 1902