Ткачев Петр Никитич - Мои объяснения

МОИ ОБЪЯСНЕНІЯ.

(Отвѣтъ и вопросъ редакціи журнала, "Дѣтскій садъ").

Въ послѣдней книжкѣ (за сентябрь и октябрь) журнала "Дѣтскій садъ" есть, между прочимъ, обращеніе ко мнѣ. Тамъ говорится:

"Редакціи "Дѣтскаго сада" считаетъ своею обязанностью сдѣлать господину П. Т., пишущему критическія статьи въ журналѣ "Дѣло", слѣдующій вопросъ: считаетъ ли онъ свои мнѣнія, высказанныя о школѣ въ 8 книжкѣ "Дѣла" (за августъ) по поводу книги г. Уманца, еще до настоящаго времени (?) непогрѣшимыми? Мы говоримъ не о книгѣ г. Уманца, а о мнѣніяхъ рецензента, высказанныхъ по этому поводу о школѣ, что "школа имѣетъ всегда консервативный характеръ, что она не реформируетъ, а только упрочиваетъ и сохраняетъ" (стр. 59), что "школа явилась для удовлетворенія извѣстныхъ общественныхъ потребностей, порожденныхъ данными житейскими отношеніями", что "она зависитъ отъ этихъ потребностей въ такой же степени, въ какой ртуть термометра зависитъ отъ сгущенія и разрѣженія окружающаго воздуха", что "разрѣшеніе вопроса объ общественномъ воспитаніи можетъ расчитывать только на приличное вознагражденіе учителей".

Я крайне удивляюсь, что могло подать поводъ редакціи "Дѣтскаго сада" предложить мнѣ этотъ вопросъ. Развѣ Редакція этого журнала или вообще кто бы то ни было въ литературѣ пытался опровергать мнѣнія, высказанныя мною въ замѣткѣ моей по поводу книги г. Уманца? Съ чего же мнѣ было отказываться отъ моихъ мнѣній? Или редакція думаетъ, что времена года могутъ имѣть такое сильное вліяніе на мои мнѣнія о школѣ, и что то, что я считаю правильнымъ лѣтомъ, осенью я признаю дикимъ и нелѣпымъ? Смѣю увѣрить редакцію "Дѣтскаго сада", что она нѣсколько заблуждается на этотъ счетъ; что осенью я не имѣю обыкновенія отрекаться отъ того, что говорилъ лѣтомъ, и что потому "и до настоящаго времени" считаю вполнѣ правильными всѣ тѣ мысли о школѣ, которыя я высказалъ въ августовской книжкѣ "Дѣла". Если редакція находитъ эти мысли неосновательными, то ей слѣдовало бы, не задавая мнѣ такихъ наивныхъ вопросовъ, въ отвѣтѣ на которые она не могла сомнѣваться, прямо сказать, въ чемъ и почему она со мною несогласна. Но такъ какъ она не догадалась этого сдѣлать, то теперь я самъ обращаюсь къ ней съ этимъ вопросомъ. Я предлагаю ей отвѣтить мнѣ: считаетъ она мои взгляды на общественное значеніе школы правильными или неправильными? Если она считаетъ ихъ правильными, то какой смыслъ имѣетъ ея вопросъ; если неправильными -- то почему?

II.

НѢСКОЛЬКО СЛОВЪ ВЪ НАЗИДАНІЕ ИЗДАТЕЛЮ "СОВРЕМЕННЫХЪ ФРАНЦУЗСКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ".

Издатель "Современныхъ французскихъ писателей" сильно разгнѣвался на меня за мои отзывъ въ 10 "Дѣла" объ изданной имъ книжонкѣ,-- разгнѣвался до такой степени, что въ глазахъ его помутилось, въ головѣ все запрыгало, и онъ, въ волненіи, не разобравъ подписи автора подъ рецензіей, адресовалъ свой отвѣтъ вмѣсто меня г. Ткачеву. Это волненіе съ одной стороны дѣлаетъ честь издателю "Современныхъ франц. писателей", потому что показываетъ, что онъ еще не настолько опошлѣлъ, чтобы оставаться равнодушнымъ, когда его умственное убожество или недобросовѣстность предаются публичному позору. Но, съ другой стороны, его возраженіе доказываетъ, что онъ еще болѣе скудоуменъ и недобросовѣстенъ, чѣмъ я думалъ о немъ прежде. Издатель настаиваетъ на томъ, что разсказы Дроза, напечатанные въ его книгѣ, "не клубничны и не конфертативны" и удивляется "моей нескромности"! Это крайне недобросовѣстно. Въ доказательство своего мнѣнія о разсказахъ Дроза онъ ссылается на отзывы своихъ знакомыхъ, которые его увѣрили, что въ этихъ разсказахъ нѣтъ ничего клубничнаго, на отзывы русскихъ журналовъ, которые похвалили его книгу и на мнѣніе одной отсталой нѣмецкой газетки, которая назвала разсказы Дроза (издатель не говоритъ какіе) "нравственными"'. Это глупо. Неужели издатель не понимаетъ, что мнѣ и моимъ читателямъ нѣтъ ни малѣйшаго дѣла до того, какъ смотрятъ на его изданіе его знакомые, и что авторитетъ "Всемірнаго труда (который дѣйствительно одобрилъ издателя), помѣщавшаго на своихъ страницахъ произведенія гг. Авенаріуса и Мордовцева, въ настоящемъ дѣлѣ не можетъ имѣть ни малѣйшаго значенія. Точно также ни для одного разсудительнаго человѣка не могутъ имѣть никакого значенія критическія воззрѣнія такой газеты, какъ Neue Frei Presse, потому только, что газета эта "постоянно печатаетъ романы Шпильгагена и Ауербаха".-- Далѣе, въ опроверженіе моего отзыва о статьяхъ Дюма и Тэна, помѣщенныхъ въ его изданіи, издатель приводитъ тотъ аргументъ, что "одну изъ статей Дюма цѣликомъ помѣстила на своихъ столбцахъ" французская газета Temps, а въ газетѣ Temps пишетъ Луи Бланъ, и что Рошфоръ называетъ статьи Дюма "прекрасными и проникнутыми горячими чувствами правды и безпощадной сатиры". Это опять довольно глупо, а главное -- непослѣдовательно. Издатель, очевидно, хочетъ импонировать меня именами Луи Блана и Рошфора. Но онъ забываетъ, что говорилось о нихъ въ его же предисловіи; чтобы показать ему въ какой онъ попалъ просакъ, я напомню ему его же собственныя слова. На 17 стр. предисловія онъ говоритъ: что "лучшіе и наиболѣе серьезные умы Франціи обращаютъ свои взоры не къ республикѣ, а къ монархіи". Луи Бланъ, какъ извѣстно, въ эту сторону своихъ взоровъ не обращаетъ, значитъ -- онъ посредственный и не серьезный умъ. Зачѣмъ же вы, г. издатель, такъ высоко ставите его авторитетъ, что не допускаете даже, чтобы газета, въ которой онъ сотрудничаетъ, могла ошибаться даже въ своихъ сужденіяхъ о Дрозѣ? На стр. 16 своего предисловія вы говорите о Рошфорѣ: "Рошфоръ очень одностороненъ и потому приговоры его слѣдуетъ принимать осмотрительно. Зачѣмъ же вы послѣ этого хотите, чтобы я и мои читатели соглашались безмолвно и безусловно со всѣми его взглядами -- даже со взглядами на такого литературнаго Хлестакова, какъ Дюма и Ко. И кого это вы желаете убѣдить, что всѣ эти грязные поддонки французской литературной стряпни, можетъ быть, нужные Наполеону III для извѣстныхъ ему цѣлей, могутъ считаться представителями французской мысли? Я бы побольше и получше указалъ вамъ авторитеты, которые съ презрѣніемъ относятся къ такимъ писакамъ, какъ Дюма и Дрозъ, если бы у меня была охота защищать себя чужими мнѣніями и особенно мнѣніемъ своихъ знакомыхъ. Изданіе ваше такъ пошло, такъ очевидно разсчитано не спинные мозги вашихъ покупателей, что съ нимъ можетъ конкурировать только такая книжонка, какъ "Физіологія брака" Дебэ, изданная какимъ-то рыночнымъ торгашомъ. И какъ вы ни увертывайтесь, а цѣль вашего изданія всякій пойметъ. Поэтому вамъ лучше было покаяться и промолчать, а не оправдываться и защищаться. Примите же этотъ урокъ къ свѣденію и но забывайте его на будущее время. Можетъ быть, вы еще надѣлаете много другихъ глупостей и недобросовѣстностей, но если добрые люди вамъ на нихъ укажутъ, то, ради спасенія своей рискованной репутаціи, не пускайтесь съ ними въ литературную полемику тѣмъ болѣе, что вы, какъ видно изъ вашего отвѣта, совсѣмъ не надѣлены отъ природы полемическимъ талантомъ.

П. Т.

"Дѣло", No 11, 1868