Книговод

Оливер Кромвель

Кромвель Оливер


   

ОЛИВЕРЪ КРОМВЕЛЛЬ.

Статья третья и послѣдняя.

Кромвелль -- глава англійской республики.

   Послѣ уорчестерской битвы, торжествующій кальвинизмъ является раздѣленнымъ на двѣ партіи: на пуританъ-воиновъ, въ главъ которыхъ стоитъ Кромвелль, и на законниковъ, поддерживаемыхъ пресвитеріанами и парламентомъ.
   Долгій парламентъ продолжалъ засѣдать. Побѣдитель при Донбарѣ, Уорчестерѣ и Треда, воплощенный кальвинистъ и первый пуританинъ Англіи, увидѣлъ противъ себя около сотни членовъ парламента, у которыхъ было довольно и мужества, и мудрости, и дарованій. Пока судьба его совершалась на поляхъ битвъ, эти люди могущественно правили государствомъ и пріобрѣли уваженіе во мнѣніи общества: они составляли высшую власть въ государствѣ.
   Но въ самыхъ достоинствахъ ихъ не было ничего царственнаго, составляющаго принадлежность законной монархической власти. Философъ Годвинъ {См. его "Исторію Республики" (3 тома).} и еще недавно Форстеръ {"Государственные Люди Республики" (6 томовъ).} слишкомъ ихъ прославили. Ни одинъ изъ нихъ не достигалъ этой высоты: ни тяжелый Бульстродъ, исполненный педантическихъ тонкостей, довольный своей чиновной важностью и своей судейской мантіей; ни старый адвокатъ Сент-Джонъ "курносый, говорившій прерывисто", мрачный фанатикъ и въ старости скряга; ни метафизикъ Ванъ, ловкій строитель химеръ, переносившій въ дѣйствительную жизнь любовь свою къ отвлеченностямъ и страсть ума къ тонкостямъ, болѣе затрудняющимъ жизнь практическую, нежели служащимъ ей пособіемъ; ни самый блистательный и могучій изъ нихъ, Генрихъ Мартинъ, который, нравясь всѣмъ и даже внушая страхъ, никого не могъ руководить или заставить себѣ повиноваться по недостатку достоинства, привычки къ власти и уваженія. Онъ имѣетъ нѣкоторое сходство съ Камиллемъ Демуленомъ и, мимоходомъ сказать, принадлежитъ къ числу самыхъ интересныхъ и кроткихъ лицъ этой важной и страшной эпохи. Поэтъ, человѣкъ съ умомъ, съ твердымъ и живымъ характеромъ, этотъ маленькій человѣчекъ, про котораго современники разсказываютъ, что онъ "всегда держался прямо и носилъ узкія платья", одной кстати-сказанной шуткой перемѣнялъ направленіе парламентскихъ преній, живые каламбуры его пережили два столѣтія. Но могъ ли онъ быть главою государства?
   16 сентября 1651 года, послѣ уорчестерской битвы, Кромвелль пріѣзжаетъ въ Лондонъ и находитъ парламентъ, который долженъ былъ прекратить свои засѣданія еще до апрѣля 1649, но который отъискалъ прекрасное средство продолжить свое существованіе, собираясь каждую среду, чтобъ ничего не дѣлать, или, какъ выражается Генрихъ Мартинъ, "чтобъ разсуждать о томъ, что нужно будетъ дѣлать". Народъ, называвшій Кромвелля только генераломъ, далъ этимъ недвижнымъ обломкамъ менѣе-лестное имя: онъ прозвалъ его задомъ. Чтобъ остановить ложные слухи, по внушенію Кромвелля, это собраніе опредѣляетъ, что оно продолжитъ свое существованіе еще на три года. Въ немъ-то, въ-теченіе тридцати мѣсяцевъ, бродятъ и стараются соединиться безпорядочно-набросанные элементы государственной жизни. Военные хотятъ учредить республику и сдѣлать главою ея Кромвелля; законники требуютъ правленія смѣшаннаго, кто бы ни былъ его главою. Кромвелль назначаетъ нѣсколько совѣщаній, въ которыхъ, какъ обыкновенно бываетъ, много говорятъ и ничего не рѣшаютъ; онъ не за республику, ни противъ нея, только не хочетъ имени Стюартовъ и представляетъ необходимость правительства сильнаго и централизованнаго.
   Между-тѣмъ, страшные пуританскіе матросы вселяютъ уваженіе къ національному флагу и возбуждаютъ въ народѣ чувство славы и гордости; законники и коммиссары продаютъ конфискованныя имущества роялистовъ и изъискиваюгъ насильственныя пени со всѣхъ джентльменовъ, служившихъ королю Карлу. Изъ этихъ изъисканій дѣлаютъ злоупотребленія; примѣшивается алчность и, благодаря крючкотворству законниковъ, не одинъ честный мѣщанинъ смѣшанъ съ роялистами; изъ общаго ужаса дѣлаютъ спекуляцію; каждый изъ членовъ парламента принимаетъ утромъ по тридцати и сорока просителей. Тогда начальники войска, двигатели парламента подаютъ Кромвеллю жалобу на эти обломки парламента и требуютъ совершеннаго измѣненія въ образѣ правленія. Просьбы мѣшаются съ угрозами въ этомъ странномъ актѣ, испугавшемъ защитниковъ парламента. "Дѣло опасно", сказалъ Бульстродъ Кромвеллю: "обратите на это вниманіе, остановите это." Кромвелль ничего не остановилъ, напротивъ. Эта воинственная сила, его поддержка и орудіе, готовилась уничтожить въ его пользу говоруновъ парламента. Онъ поручилъ президенту ихъ, Ленталлю, поблагодарить офицеровъ, и Карлилль, никогда неупускающій случая попаясничать, говоритъ, адресуясь къ несчастному президенту: "Ваша рѣчь, милостивый государь, вѣроятно была вамъ столько же пріятна, какъ доброму ослу, когда ему даютъ ѣсть чертополохъ колючій!"
   Парламентъ понимаетъ народное неудовольствіе, предвидитъ свою судьбу и, проработавъ мѣсяцы и годы съ процессіональной медленностью надъ учредительнымъ актомъ государства, вдругъ пробуждается и хочетъ постановить законъ въ ту же минуту. Надобно удовлетворить всѣхъ: дѣло трудное. Пресвитеріане хотѣли бы снова получить власть, законники удержать ее, пуританскіе офицеры прежде всего требуютъ чистаго кальвинизма и свободы религіознаго толкованія) имъ согласиться трудно, и билль, который бы всѣмъ имъ понравился -- мечта несбыточная. Соглашаются только въ одномъ, на одномъ пунктъ, одинаково-пріятномъ всѣмъ членамъ парламента, именно, что самъ онъ, преобразовавшись въ избирательный комитетъ, будетъ судить о правильности избранія -- ловкое средство продолжать и увѣковѣчивать свое существованіе. Новыя собранія происходятъ у Кромвелля, и тамъ офицеры, ставшіе смѣлѣе, клянутся подъ носомъ находящихся тамъ членовъ парламента, что задъ будетъ истребленъ. Генералъ молчитъ; онъ ждетъ, зная, что дѣло можетъ кончиться только въ его пользу.-- Мы на 20-мъ апрѣля 1653 года.
   Судья Бульстродъ, возвратившійся наканунѣ домой "съ слезами на глазахъ", приходитъ утромъ къ Кромвеллю и находитъ его въ гостиной, "въ черномъ платьѣ и сѣрыхъ нитяныхъ чулкахъ", въ ожиданіи членовъ парламента, которые должны были имѣть новое совѣщаніе съ Офицерами. Они нейдутъ) они рѣшились постановить свой билль и дать ему силу закона. Пока они спѣшатъ окончить этотъ актъ, который долженъ уничтожить Кромвелля и войско, Кромвелль, едва вѣря тому, что ему разсказываютъ, велитъ привести роту мушкетеровъ его полка, восклицаетъ: "это не честно; нѣтъ, въ этомъ нѣтъ самой обыкновеи -- ной добросовѣстности", и идетъ прямо въ палату. Ее составляли всего пятьдесятъ-три члена; шли пренія о биллѣ, который готовились утвердить, когда вошелъ. Кромвелль и сѣлъ на обыкновенномъ своемъ мѣстѣ. Эта сцена пояснена новымъ историкомъ кой-какими, впрочемъ весьма-ничтожными фактами.
   Слушавъ нѣсколько времени споры, онъ сдѣлалъ знакъ Гаррисону, который подошелъ и сталъ возлѣ него. Съ четверть часа онъ молчалъ; но когда начали балотировать вопросъ о томъ: "пройдетъ ли билль?" онъ сдѣлалъ знакъ Гаррисону, и сказалъ: "теперь время; это должно, я это сдѣлаю". Потомъ онъ всталъ, положилъ шляпу на столъ и говорилъ сперва довольно-долго въ пользу парламента; потомъ, измѣнивъ тонъ, напомнилъ ему о его ошибкахъ, о его несправедливостяхъ, о его эгоизмѣ и всякаго рода низостяхъ, и разгорячился до того, что сталъ говорить вещи обидныя. Сэръ Петеръ Вентвортъ напомнилъ ему о приличіи. "Такой языкъ", сказалъ онъ, "страненъ, неслыханъ въ стѣнахъ парламента и со стороны человѣка, который имѣлъ наше довѣріе, котораго мы такъ высоко почтили, который..." -- Довольно! довольно! закричалъ генералъ изо всей силы:-- довольно съ насъ; я это тотчасъ окончу и заставлю молчать болтуновъ -- и вышедъ на середину залы, надвинувъ шляпу и стуча ногою въ полъ, сказалъ: "Вы не должны болѣе засѣдать здѣсь; уступите ваши мѣста лучшимъ людямъ; вывести ихъ!" И, по командѣ Гаррисона, тридцать мушкетеровъ, страшныхъ ветерановъ междоусобной войны, выстроиваются въ двѣ шеренги и отдаютъ честь. Ярость Кромвелля продолжаетъ вырываться наружу: "Вы называетесь парламентомъ!" говоритъ онъ имъ: "вы не парламентъ; я повторяю вамъ: вы не парламентъ; между вами есть пьяницы" -- и взглядъ его устремляется на бѣднаго мистера Чалонера. "Между вами есть волокиты" -- и онъ обращается на маленькаго Генриха Мартина, который соединялъ въ себѣ и качества поэта и привычки Фавна. "Между вами есть лихоимцы" -- и онъ посмотрѣлъ на Бульстрода: "люди безстыдные, которые недостойны называться людьми евангельскими! Какъ же вамъ быть парламентомъ богоизбраннаго народа! Подите! ступайте! чтобъ объ васъ не было и слышно! во имя Господа, ступайте!"
   Всѣ члены встали, и генералъ, поднявъ серебряную палицу, лежавшую на столѣ, священную эмблему власти нижней палаты, сказалъ: "Что намъ дѣлать съ этой игрушкой? унесите ее!" -- и отдалъ ее мушкетеру. Потомъ, замѣтивъ, что президентъ или ораторъ Ленталль не сходитъ съ мѣста, сказалъ, обратясь къ Гаррисону: "Заставь его сойдти." -- Я уступлю только силѣ!-- "Хорошо!" возразилъ Гаррисонъ: "я подамъ вамъ руку!" -- Остальное извѣстно; это 18 брюмера было описано нѣсколько разъ, и сходство описаній въ малѣйшихъ подробностяхъ не позволяетъ сомнѣваться въ ихъ справедливости. Говорили, что Кромвелль въ этомъ случаѣ разъигралъ комедію. Кажется, онъ просто былъ взбѣшенъ за то, что его хотѣли предупредить и обмануть. Бѣшенство его было велико, и нельзя предполагать, чтобъ оно было лицемѣрно; достовѣрно по-крайней-мѣрѣ то, что члены парламента исчезли, какъ сонъ, что о нихъ пропалъ и слухъ, и что народъ нисколько не принялъ ихъ стороны. "При уходѣ ихъ", говорилъ Кромвелль, смѣясь своимъ серьёзнымъ смѣхомъ, который былъ такъ страшенъ: "я не слыхалъ, чтобъ собака залаяла!"
   Онъ успокоился, когда была одержана эта странная побѣда; въ тотъ же день, 23 апрѣля 1653 года, онъ занимался уже мѣстными выгодами тѣхъ болотъ у которыхъ былъ владѣльцемъ въ своей юности, и собственноручно написалъ слѣдующее письмо, найденное Карлилемъ въ подлинникѣ въ архивахъ Sergeant's Inn, въ Лондонѣ. Онъ велѣлъ продолжать въ своей провинціи высушиваніе земель и насыпи (new Bedford level), которыя оканчиваются теперь англійскими инженерами и о которыхъ мы уже говорили; онъ даже вступилъ съ собственнымъ капиталомъ въ компанію антрпренёровъ (adventurers), принявшую на себя эти работы. Владѣльцы смежныхъ земель, понесшіе убытки отъ разрытія поверхности, требовали вознагражденія убытковъ и оцѣнки ихъ; парламентъ обѣщалъ удовлетворить ихъ просьбу и заставилъ дожидаться; измученный этими проволочками, народъ возмутился, уничтожилъ траншеи, разрушилъ работы и разогналъ работниковъ. Этого не хотѣлъ терпѣть Кромвелль. Вышедши изъ нижней палаты, отъ которой ключъ онъ положилъ "себѣ въ карманъ", онъ написалъ:

"Мистеру Паркеру, агенту компаніи антрпренёровъ для высушки болотъ.

"Уитегаллъ, 23 апрѣля, 1653.

"Мистеръ Паркеръ!

   "Я слышалъ, что нѣсколько безпорядочныхъ людей надѣлали значительныхъ поврежденій въ графствѣ Кэмбриджъ, около Сватема и Ботшема, что они разрушили работы, начатыя антпрпренёрами и угрожали работникамъ, которыхъ употребляли въ этихъ мѣстахъ. Прошу васъ послать туда одинъ изъ моихъ полковъ, подъ командою капитала, который долженъ употребить всѣ средства, чтобъ возстановить между жителями порядокъ, который имъ скажетъ, что никто не доложенъ возбуждать смятеній, что это не будетъ терпимо; но, если антрпренёры кого-либо обижаютъ, то должно жаловаться: въ этомъ случаѣ будутъ приняты мѣры, которыхъ потребуетъ справедливость, и всякому будетъ отдано должное. Остаюсь

"вашъ добрый другъ
"Оливеръ Кромвелль".

   Вслѣдъ за тѣмъ сто-сорокъ пригласительныхъ писемъ разосланы къ знатнѣйшимъ пуританамъ, на которыхъ Кромвелль и его ффицеры могли полагаться, и которые всѣ почти, за исключеніемъ двухъ, отвѣчали на приглашеніе; никто не возразилъ,-- до того сошлись его личные виды съ дѣйствительными началами гражданскаго кальвинизма. "Въ числѣ ихъ" говоритъ Кларендонъ: "были люди достойные уваженія и земельные владѣльцы".-- "Многіе изъ нихъ" прибавляетъ Бульстродъ (одинъ изъ членовъ разогнаннаго парламента) знали дѣло и имѣли состояніе". Въ числѣ этихъ-то людей засѣдалъ кожевникъ Бербонъ (Barbone), человѣкъ богатый, строгихъ правилъ, котораго магазинъ былъ посѣщаемъ болѣе другихъ, находившихся на Флит-Стритѣ. Злые языки, искажая его имя, звали его Barebone (сухія кости) и дали это прозвище парламенту, въ которомъ онъ былъ членомъ. Тамъ находились и другіе пуритане, въ свое время пользовавшіеся большимъ значеніемъ, альдерменъ Иртонъ, Джеффрей изъ Абердина, Суинтонъ изъ Эдимборга, знаменитый адмиралъ Блекъ, духовный поэтъ Русъ, превотъ Итна, котораго старые гимны еще до-сихъ-поръ поются въ глуши Шотландіи, и вмѣстѣ съ ними Эшлей Куперъ, сдѣлавшійся потомъ лордомъ Шефтсбёри, Чарльсъ Гоуардъ и полковникъ Эдуардъ Монтегю, которые всѣ трое сдѣлались родоначальниками знатныхъ фамилій; потомки этихъ республиканцевъ въ настоящее время -- пэры Англіи.
   Парламентъ-сухія-кости, изъ презрѣнія названный такъ исторіею, собирается и длится только пять мѣсяцевъ. Не соглашаясь въ началахъ, утомленный зависимостью отъ воли Кромвелля и своимъ униженнымъ положеніемъ, этотъ парламентъ разрушается самъ-собою и громкими криками требуетъ короля. Пятидесяти-четырехъ лѣтъ фермеръ-пуританинъ, "котораго каштановые волосы начинали отсвѣчивать сѣдиною", какъ говоритъ Медстонъ, торжественно получаетъ званіе лорда-протектора трехъ соединенныхъ королевствъ. Все замолкаетъ, все успокоивается, все утихаетъ, кромѣ нѣсколькихъ темныхъ тавернъ, гдѣ остатки анархическаго мистицизма шевелятся въ глухой ярости. Шестьдесятъ актовъ одинъ за другимъ выходятъ изъ канцеляріи протектора. Съ иностранными государствами заключаются мирные трактаты. Франція, даже Испанія шлютъ пословъ. Голландія, Швеція, Данія, Португалія признаютъ Кромвелля въ званіи протектора. Онъ покидаетъ "Пулалье Генриха VIII" и поселяется въ Уитегаллъ, въ самомъ дворцѣ Стюартовъ. Въ это время онъ пишетъ Ричарду Майору, который предлагалъ ему выгодную покупку земли, слѣдующее письмо:

"Моему доброму брату Ричарду Майору, сквайру, въ Гёрслей, въ Гампширѣ, это письмо.

"Уитегалль, 4 мая 1654.

"Любезный братъ!

   "Я получилъ ваше милое письмо и благодарю за него. Еслибъ мнѣ было прилично продолжать это дѣло, то оно стоило бы вамъ однихъ трудовъ, но не издержекъ, потому-что я употребилъ бы на это свою землю, что въ Эссексѣ, и кой-какія деньги, которыя теперь у меня въ рукахъ.
   "Но, право, я чувствую отвращеніе отъисканія богатствъ сего міра, когда Господь удостоилъ меня столькихъ милостей, которыхъ я не просилъ, и мнѣ непріятно возбудить въ людяхъ мысль, что я гоняюсь за этими вещами; а это непремѣнно подумаютъ, если только вы хоть немного ввяжетесь въ это дѣло (потому-что тѣмъ или другимъ способомъ они объ этомъ узнаютъ); мнѣ это до того противно, что, право, я не смѣю по этому дѣлу ни дѣйствовать, ни вмѣшиваться въ него. Такимъ-образомъ я обнажилъ передъ вами мысль свою. Пріймите увѣреніе, вы и сестра, въ моей вѣрной дружбѣ; благословенія мои и поклонъ милой Доротеѣ и ея ребенку; мой поклонъ всѣмъ.

"Остаюсь любящій васъ братъ,
"Оливеръ Кромвелль".

   Между-тѣмъ, англійскій пуританизмъ, кормиломъ котораго правитъ Кромвелль, благоденствуетъ. Приступаютъ къ первому въ-продолженіи сорока лѣтъ правильному избранію. Оно даетъ парламенту четыреста членовъ, изъ которыхъ тридцать Шотландцевъ и тридцать Ирландцевъ; большинство держится началъ пресвитеріанскихъ и конституціонныхъ. Давъ присягу, Кромвелль открываетъ этотъ парламентъ.-- "Вы собраны", говоритъ онъ членамъ нижней палаты: "для величайшаго дѣла, которое когда-либо видѣла Англія. У васъ на плечахъ интересы трехъ великихъ націй и всѣхъ владѣній, отъ нихъ зависящихъ... могу сказать безъ преувеличенія. Эти слова служатъ введеніемъ къ рѣчи, въ которой онъ требуетъ отъ депутатовъ "сохраненія Англіи", съ одной стороны "благочестія", съ другой "дисциплины". Онъ однимъ разомъ порицаетъ и тиранство пресвитеріанизма, который вздумаетъ силою подчинить совѣсти одному и тому же закону, и анархическій мистицизмъ, который можетъ предать общество утопіямъ мечтателей. "Въ старой системѣ" (пресвитеріанскаго однообразія), говоритъ Кромвелль: "было слишкомъ-много строгости и суровости... да, слишкомъ много тиранніи надъ совѣстью, духъ, не похожій на духъ христіанства во всякое время, тѣмъ-болѣе въ наше." Уничтоживъ деспотизмъ и нетерпимость пресвитеріанизма, Кромвелль обращается къ крайнимъ либераламъ, анархистамъ, съ которыми обходится не такъ жестоко: большая часть изъ нихъ -- его старые пріятели. "Это заблужденіе болѣе утонченное, въ которое впало много людей чистыхъ и достойныхъ, много людей чистосердечныхъ... Ихъ духовныя притязанія весьма-велики, они ожидаютъ царства Христова на землѣ, когда святой духъ превозможетъ, изгладитъ всякое земное беззаконіе и когда вѣчная и совершенная справедливость будетъ управлять міромъ. Еслибъ они держали свои мысли и свои теоріи (notions) про себя, ихъ оставили бы въ покоѣ. Но когда ихъ хотятъ осуществить, то время вмѣшаться въ это дѣло судьбѣ. Если, сверхъ-того, употребляютъ всѣ усилія, чтобъ поставить вверхъ дномъ всѣ отношенія, семейство противъ семейства, мужа противъ жены, родителей противъ дѣтей; когда только и повторяютъ: разрушайте, разрушайте, разрушайте (overturn, overturn, overturn)... о! тогда, я говорю, врагъ общественный бодрствуетъ и въ дѣло долженъ вмѣшаться судья!" Таково вообще политическое краснорѣчіе Кромвелля.
   Когда онъ окончилъ эту рѣчь, говоритъ одинъ старый журналъ: "члены парламента сказали гм! {Parliamentary history, XX, 318, 33.} и выразили свое одобреніе и довольство страннымъ образомъ". Это взаимное согласіе было не продолжительно. Едва собравшись, парламентъ пустился въ жаркія разсужденія "отъ восьми часовъ утра" говоритъ Гибонъ Годдаръ: "до восьми часовъ вечера, ежедневно, о томъ, имѣетъ ли онъ право засѣдать, и кому принадлежитъ власть, одному ли человѣку или нѣсколькимъ и въ какой мѣрѣ. Этимъ разрушалось установленіе протекторатства въ самомъ его основаніи и, безъ сомнѣнія, не нравилось тому, чью власть колебали такимъ образомъ". "Спустя восемь дней послѣ открытія камеры", я хотѣлъ" говоритъ одинъ изъ членовъ (тотъ же самый Гибонъ Годдаръ, оставившій послѣ себя любопытныя записки) "идти въ Вестминстеръ и нашелъ, что двери въ палату депутатовъ заперты: передъ ними стояли часовые.-- Нельзя пройдти, сказали мнѣ:-- если вы членъ парламента, то ступайте въ писаную комнату, гдѣ будетъ протекторъ.-- Я пошелъ туда. Между девятью и десятью часами, онъ пріѣхалъ со свитою изъ офицеровъ, аллебардщиковъ и тѣлохранителей, сѣлъ съ покрытою головою подъ балдахинъ и говорилъ полтора часа".
   Теперь обращаемся къ новой части труда Карлиля: къ собранію и вѣрному возстановленію рѣчей, публично произнесенныхъ Кромвеллемъ,-- прекрасному труду, представляющему пуританскаго фермера, политическую главу Англіи, совершенно въ новомъ видѣ. Эти импровизированныя рѣчи, которыя Кромвелль никогда не пересматривалъ и не поправлялъ, были напечатаны безъ знаковъ препинанія, невѣрно, съ вставками и смѣшивши комментаріями, которыми reporters украсили оригиналъ и совершенно его обезобразили. Карлиль принялъ въ соображеніе регистры палаты, современные памфлеты, рукописныя замѣчанія нѣкоторыхъ членовъ парламентовъ, бывшихъ во время протектората, и возстановилъ подлинникъ съ величайшимъ тщаніемъ. Изъ этой работы оказывается, что двусмысленныя отступленія, приписывавшіяся Кромвеллю, ни мало ему не принадлежатъ.
   Эти рѣчи очень-просты и не носятъ на себѣ ни малѣйшихъ слѣдовъ лицемѣрія или шарлатанства. Онъ не скрываетъ своего происхожденія; онъ солдатъ и считаетъ себя воиномъ Божіимъ. Главныя черты его рѣчей состоятъ въ великой энергіи, въ совершенной ясности, въ сильномъ и часто лишнемъ желаніи его заставить понять себя и выставить въ осязательномъ видѣ мысль свою, въ частыхъ повтореніяхъ словъ. Онъ нерѣдко затрудняется въ выраженіи того, что онъ думаетъ, мы видимъ работу ума, стремящагося понять самого-себя, чувствуемъ, что ремесло оратора затрудняетъ его$ чѣмъ глубже, чѣмъ страннѣе или возвышеннѣе мысль, его тревожащая, тѣмъ чувствительнѣе муки ея рожденія на свѣтъ. Напрасно приписываютъ затрудненіямъ въ выраженіяхъ и перифразахъ этого фермера-мистика, удивленнаго своимъ могуществомъ, намѣренную темноту: подобная тонкость необъясима. Темнота другаго рода происходитъ отъ частаго повторенія библейскихъ выраженій, которыя онъ въ особенности заимствуетъ у Давида, Исаіи и Іереміи и которыя придаютъ рѣчамъ его совершенно-восточный характеръ. Такъ въ залѣ Уитегалля, прислонясь къ окошку, съ офицерами по правую и лѣвую руку, передъ зеленымъ столомъ, окруженнымъ знатнѣйшими пуританами, имъ созванными, вычисляетъ онъ рядъ чудесъ Провидѣнія, котораго онъ былъ орудіемъ, и вдругъ, какъ на полѣ донбарской битвы, запѣваетъ торжественный гимнъ. "Да!" восклицаетъ онъ: "побѣда чрезвычайно-велика, и то, что совершилъ Господь, чрезвычайно-велико. Конецъ этого гимна бьетъ мнѣ въ сердце и я увѣренъ, онъ также ударяетъ и въ ваши сердца; Богъ громитъ горы такъ же какъ холмы, и онѣ трепещутъ... Самъ Богъ имѣетъ свой холмъ, возвышенный подобно холму Баніана, и возницъ Божіихъ двадцать тысячь и ангеловъ болѣе тысячи, и Богъ будетъ всегда пребывать на этомъ холмѣ!"
   Потомъ онъ продолжаетъ съ фамильярностью человѣка, вышедшаго изъ народа: "мнѣ очень-жаль, что я говорилъ вамъ такъ долго въ такой тѣсной комнатѣ, гдѣ очень-жарко!" Не смотря на то, предшествовавшія слова очень-краснорѣчивы, точно такъ же какъ и стихи гимна, который "поражаетъ въ сердце Кромвелля и тѣхъ, которые его слушаютъ" (It closeth with ту heart).
   Когда онъ хочетъ объяснить свое возвышеніе и показать, по какой роковой связи событій достигъ онъ верховной власти, онъ говоритъ: "Я человѣкъ (вы это знаете; я, разумѣется, объ этомъ помню), который постепенно возвышался и былъ возводимъ въ должности, требовавшія "большой довѣренности. Сперва, будучи кавалерійскимъ капитаномъ, я трудился какъ только могъ, и Господу угодно было оказать мнѣ покровительство. Мнѣ пришла простая и счастливая мысль, которую весьма великіе и весьма-умные, даже весьма-честные люди считали пошлою и почти-глупою,-- мысль заставить помогать себѣ орудія, у которыхъ были бы такіе же взгляды, какъ и у меня. Я скажу вамъ всю правду: тогда у меня былъ другъ, человѣкъ весьма-почтенный,-- чрезвычайно благородный, котораго память, я увѣренъ, дорога для всѣхъ,-- мистеръ Джонъ Гампденъ. Когда мы начали это дѣло, я увидѣлъ, что нашихъ людей всюду бьютъ. Я это видѣлъ и просилъ, чтобъ прибавили нѣсколько полковъ къ арміи милорда Эссекса; я сказалъ ему, что могу дать ему нѣсколько людей, въ которыхъ, по моему мнѣнію, есть духъ, необходимый для того, чтобъ подвинуть дѣло. То, что говорю вамъ, вполнѣ справедливо: Богъ знаетъ, что это справедливо! Ваши солдаты, сказалъ я ему, по-большой-части старые лакеи, трактирные слуги и подобные имъ люди; наши же непріятели дѣти джентльменовъ, младшіе сыновья семействъ, люди знатные, и не-уже-ли вы думаете, что мужество подобныхъ людей устоитъ противъ храбрости и рѣшимости кавалеровъ? По-истинѣ, я представилъ это ему по совѣсти и сказалъ ему: надобно, чтобъ ваши люди были проникнуты духомъ, -- не принимайте въ худую сторону словъ моихъ,-- духомъ, который по"шелъ бы такъ же далеко, какъ далеко могутъ идти эти джентльмены, безъ чего вы будете побиты, всегда побиты! Дѣйствительно, я это сказалъ ему. Это былъ человѣкъ умный и почтенный, и онъ отвѣчалъ "мнѣ, что мнѣ пришла хорошая мысль, но осуществить ее на дѣлѣ не"возможно. Я возразилъ ему, что въ этомъ могу немного ему помочь, и сдѣлалъ это. И, право, я долженъ наконецъ сказать это,-- приписывайте кому хотите!-- мнѣ удалось набрать людей, у которыхъ передъ глазами былъ страхъ Божій и которые дѣйствовали добросовѣстно, и съ этого времени донынѣ они ни разу не были побѣждены, но всегда побѣждали, лишь только вступали въ дѣло. По-истинѣ, есть за что благодарить Бога, и это можетъ научить васъ выбирать тѣхъ, которые религіозны и благочестивы. А между ними столько тихихъ, честныхъ, готовыхъ жить подъ устроеннымъ правленіемъ, повиноваться начальникамъ и властямъ, по закону евангельскому! Безъ духа порядка и дисциплины, что бы ни говорили, можетъ быть только духъ дьявольскій, демонскій, выходящій изъ пучинъ сатаны!"
   Такъ говоритъ Кромвелль парламенту о событіяхъ своей жизни. Ничто не можетъ быть яснѣе. По его мнѣнію, онъ достоинъ власти и достигъ ея, потому-что вложилъ душу въ протестантскую армію и создалъ духъ своего ополченія. Онъ до конца жизни будетъ поддерживать, съ одной стороны, порядокъ и дисциплину, съ другой кальвинизмъ.
   По поводу этой мнимой темноты съ трудомъ импровизировавшихся рѣчей Кромвелля, Томасъ Карлиль сравниваетъ на пяти длинныхъ страницахъ выработанныя искусствомъ реторическія фразы съ выраженіями убѣжденія, медленно обличающаго себя посреди шаткости и неопредѣленности неопытной рѣчи. "Ораторское искусство!" восклицаетъ странный комментаторъ: "ораторское искусство! двуногій реторическій призракъ! выродокъ природы! поди прочь! Уступи мѣсто понятливости, правдивости этихъ словъ, блеску истины и геройской глубинѣ этого человѣка, который говоритъ и у котораго есть что сказать! А ты, риторъ, не заглядывай споимъ косымъ глазомъ. Ты не проникнешь до глубины!" Каковы бы ни были сужденія объ этой шутовской выходкѣ, остается доказаннымъ, что Кромвелль, рѣзкій въ употребленіи дерзкой хитрости, былъ откровененъ въ стремленіи къ своей цѣли и убѣжденъ въ Фаталистической необходимости своего призванія.
   На ораторскій талантъ Кромвелль не имѣетъ ни малѣйшаго притязанія; онъ знаетъ, чего ему не достаетъ, онъ признается въ затрудненіяхъ, которыя встрѣчаетъ, и въ своей неловкости на этомъ пути. "Я не изучалъ" говоритъ онъ парламенту: "реторическаго искусства; я не состою въ большемъ согласіи съ риторами и съ ихъ товаромъ (what they deal with)... словами. Правда, господа, правда, что наше дѣло говорить здѣсь о дѣлахъ (speak things). Первое дѣло, о которомъ я долженъ говорить -- сохраненіе... право существовать, природное право... надобно сохранить Англію. Какъ мы сохранимъ ее? какъ мы будемъ существовать? Это намѣренъ я разсмотрѣть. Какъ бы ни была груба или безсвязна фразеологія, закрывающая подобныя мысли,-- это чисто-политическое краснорѣчіе, краснорѣчіе сообразное съ обстоятельствами. Онъ всегда попадаетъ въ цѣль.
   Итакъ, собравъ парламентъ, виновный, по его мнѣнію, въ томъ, что онъ вздумалъ колебать его новую власть, изъискивая съ слишкомъ-большимъ любопытствомъ ея основанія, онъ говоритъ ему весьма-просто, что его "возвели на тронъ, что его просили принять его, что теперь нельзя уже отступать"; послѣ торжественнаго возведенія и окончательнаго рѣшенія, поздно уже спорить объ основаніяхъ существующаго правительства. И потому нѣсколько-педантическій парламентъ, неблагоразумно возбуждающій подобные вопросы, долженъ остерегаться; распустить его недолго... Между-тѣмъ, какъ "правленіе Кромвелля, по словамъ Брюссельскаго Корреспондента" дѣлается страшнѣе и важнѣе, нежели оно когда-либо было въ глазахъ всѣхъ націй", позволитъ ли Кромвелль, постоянно остающійся главою своей арміи, существовать этому парламенту, который не увеличиваетъ силы націи,-- парламенту, который забавляется тѣмъ, что строитъ на бумагѣ, который сжигаетъ одного или двухъ еретиковъ (дѣло само-по-себѣ довольно-безполезное) и не даетъ денегъ, вещь необходимую? Нѣтъ. Онъ говоритъ имъ это очень-прямо, довольно-грубо и вовсе не ораторски:
   "Не я призвалъ себя на это мѣсто. Повторяю: не я призвалъ себя на это мѣсто. Богъ мнѣ въ этомъ свидѣтелемъ, и у меня много свидѣтелей, которые поручатся жизнію и засвидѣтельствуютъ это. Нѣтъ, не я призвалъ себя на это мѣсто! И когда я нахожусь на немъ, не я одинъ свидѣтельствую о себѣ и о своей должности; Богъ и народъ этихъ націй также свидѣтельствовали за мою должность и за меня. Если Богъ меня призвалъ для нея и если народъ за меня свидѣтельствуетъ, Богъ и народъ у меня отнимутъ ее; иначе я ея не оставлю! Я нарушилъ бы залогъ, ввѣренный мнѣ Богомъ, и выгоду народа, еслибъ ее оставилъ.
   "Что я не самъ призвалъ себя на это мѣсто, вотъ мое первое положеніе.
   "Что я не самъ о себѣ свидѣтельствую, но что у меня много другихъ свидѣтелей, вотъ мое второе положеніе. Я беру смѣлость говорить вамъ подробнѣе объ этихъ двухъ предметахъ. Чтобъ сдѣлать свои положенія яснѣе и понятнѣе, позвольте мнѣ обратиться нѣсколько назадъ.
   "Я былъ природный джентльменъ и жилъ ни въ большомъ блескѣ, ни въ забвеніи. Я былъ призываемъ націею ко многимъ должностямъ, служилъ въ парламентѣ и въ другихъ должностяхъ, и, входя въ другія подробности, старался исполнять во время служенія обязанности честнаго человѣка въ-отношеніи къ Богу, на пользу его народа и въ-отношеніи къ обществу (commonwealth)) въ это время я имѣлъ достаточное одобреніе въ сердцахъ людей и получилъ нѣкоторыя тому доказательства. Не хочу описывать всѣ эпохи, обстоятельства и случаи, которые, волею Божіею, призывали меня служить Ему, ни явленія и благословенія Божіи, свидѣтельствовавшія о томъ.
   "Имѣвъ нѣсколько случаевъ видѣть, съ моими братьями и соотечественниками, счастливый конецъ вашихъ жестокихъ войнъ и нашихъ упорныхъ преній противъ общаго врага, я надѣялся въ частной жизни собрать вмѣстѣ съ братьями своими плоды и вознагражденія за наши труды и опасности, которымъ мы подвергались,-- именно, насладиться миромъ и свободою, правами христіанина и человѣка, почти равнаго съ другими, столько, сколько Богу угодно было бы мнѣ это позволить. Когда, говорю я, Богѣ положилъ конецъ нашимъ войнамъ, или, по-крайней-мѣрь, довелъ ихъ до результата, позволявшаго надѣяться, что онѣ скоро кончатся,-- послѣ уорчестерской битвы,-- я пріѣхалъ въ Лондонъ, чтобъ, по обязанности, изъявить почтеніе собранному тогда парламенту, въ надеждѣ, что всѣ умы будутъ расположены сдѣлать то, что казалось Божіею волею, именно: дать миръ и покой народу Божію и особенно тѣмъ, которые пролили наиболѣе своей крови въ дѣлахъ военныхъ. Я былъ обманутъ въ своихъ ожиданіяхъ; конецъ былъ не таковъ (Глухой ропотъ Брадшау и его партіи). Несмотря на всѣ шарлатанства и ложныя представленія, конецъ былъ не таковъ... былъ не таковъ.
   "Могу сказать въ простотѣ души своей, я не люблю, я не люблю, -- я не хотѣлъ сказать этого въ своей прежней рѣчи, -- говорю, что я не люблю рыться въ ранахъ, раскрывать наготу. Хочу сказать только, что я для себя надѣялся получить позволеніе удалиться въ частную жизнь. Я просилъ, чтобъ меня освободили отъ моей обязанности; я просилъ опять и опять, и пусть Богъ судитъ меня со всѣми людьми, если въ этомъ случаѣ говорю неправду. Многіе знаютъ, что я говорю правду въ-отношеніи къ фактамъ; но если я говорю неправду сердцемъ, стараясь представить вамъ то, чего не было въ моемъ сердцѣ,-- этому пусть будетъ судьею Господь. Пусть люди безъ милосердія, которые мѣрятъ другихъ на свой аршинъ, думаютъ какъ хотятъ. Относительно фактовъ, я правъ. Что же касается до искренности и правоты моего сердца, въ которомъ было это желаніе, то предоставляю судить о томъ верховному судьѣ!-- Но я не могъ получить того, о чемъ просилъ, о чемъ вздыхала душа моя, и справедливость требуетъ сказать, что многіе было того мнѣнія, будто просьбы моей нельзя удовлетворить."
   Теперь, когда ему дали власть и сдѣлали его тѣмъ, что онъ есть, онъ не покинетъ своего мѣста. Онъ требуетъ, чтобъ тѣ, которыхъ онъ созвалъ, признали власть, ихъ созвавшую, и продолжаетъ:
   "Мнѣ жаль, мнѣ жаль, мнѣ смертельно жаль, что есть къ этому поводъ; но есть поводъ, есть поводъ, и если вы не сдѣлаете того, что у васъ благоразумно просятъ, я съ своей стороны сдѣлаю то, что долженъ сдѣлать по своей обязанности, и спрошу совѣта у Бога. Вотъ что (онъ показалъ исписанный пергаментъ) будетъ вамъ представлено, и, надѣюсь, будетъ для васъ достаточно послѣ того, что я говорилъ.
   "Объявите въ этомъ отношеніи свое мнѣніе, согласившись и подписавъ; это будетъ вашимъ приступомъ къ дѣламъ парламента, имѣющимъ цѣлію благо народа. Этотъ пергаментъ, когда вамъ его покажутъ и вы его подпишете, какъ я сказалъ, окончитъ нареканіе, и это можетъ дать парламенту счастливое существованіе и хорошій конецъ.
   "Я внутренно подумалъ, что не будетъ ни безчестно, ни неприлично, ни противно свободѣ парламентской, если, по избраніи парламента, какъ это было съ вами въ силу власти правительства и сообразно съ этимъ правительствомъ, отъ васъ потребуютъ, прежде вступленія вашего въ камеру, чтобъ вы признали свое избраніе и власть, васъ посылающую. Вы отказались отъ этого; то, отъ чего я сперва удерживался по справедливой довѣренности, къ тому въ настоящее время вы меня принуждаете. Видя, что власть, васъ избравшая, мало уважена, что она презрѣна, я дѣйствую; -- до-тѣхъ-поръ, пока вы не выдадите подобнаго манифеста и онъ не будетъ объявленъ, до-тѣхъ-поръ, пока вы не признаете вашего посланія, я приказалъ не допускать васъ въ камеру парламента."
   Этотъ парламентъ долженъ былъ жить пять мѣсяцевъ, до 3 февраля, и вѣроятно Кромвелль очень помнилъ это число, когда вздумалъ распустить его 22 января, двѣнадцатью днями ранѣе законнаго срока, посредствомъ одного изъ тѣхъ хитрыхъ насилій, которыхъ дѣйствіе всегда было вѣрно, и которыя такъ часто встрѣчаются въ жизни главы какой-либо партіи. Онъ упрекаетъ палату депутатовъ въ томъ, что она дѣлаетъ для него невозможнымъ принять конституцію и управлять государствомъ.-- "У меня были, милостивые государи" говоритъ онъ имъ: "весьма-утѣшительныя надежды, что Богъ обратитъ въ благословеніе созваніе этого парламента и, да будетъ Господь свидѣтелемъ! я желалъ привести къ этому концу дѣла народа. Это благословеніе, до котораго мы добирались съ такимъ трудомъ,-- это истина, справедливость, миръ. Я надѣялся все улучшить. Я сдѣлался тѣмъ, что я теперь, по вашей просьбѣ; вы, обращаясь къ прежней конституціи, убѣдили меня принять мѣсто протектора. Ни одинъ живой человѣкъ не можетъ сказать, чтобъ я искалъ этого мѣста і нѣтъ, не скажетъ этого ни одинъ человѣкъ, ни одна женщина, попирающая ногами англійскую землю! Но видя печальной положеніе, изъ котораго выходила наша нація послѣ междоусобной войны, чтобъ насладиться пяти или шестилѣтнимъ миромъ, я думалъ, что она считала себя счастливою. Вы обратились ко мнѣ, вы просили меня, чтобъ я принялъ на себя правленіе, бремя слишкомъ-тяжкое для всякаго: это была просьба ко мнѣ со стороны собранія, имѣвшаго тогда законодательную власть, и, разумѣется, я думалъ, что тѣ, которые построили зданіе, сдѣлаютъ его для меня удобнымъ. Я могу это сказать передъ Богомъ, передъ которымъ мы -- бѣдные пресмыкающіеся муравьи: я былъ бы счастливъ, еслибъ могъ жить въ углу моего лѣса и пасти стадо овецъ!.." -- Не похоже ли это на пассажъ изъ Шекспира, за исключеніемъ идеала поэзіи? И такъ, въ письмахъ, столько же какъ въ рѣчахъ, душа Кромвелля видна насквозь; и если въ ней являются тучи и мракъ, если въ ней видны темныя печали и тяжелыя затмѣнія, тѣмъ она наивнѣе: она является въ своемъ настоящемъ свѣтѣ, ничего не скрывая. Къ-тому же, цѣль и смыслъ этой рѣчи -- необходимость: "Если вы будете управлять, Англія проняла, потому-что вы не управляете. Что касается до меня, котораго вы сдѣлали протекторомъ, я не могу пятиться назадъ; я останусь на томъ же мѣстѣ, на которомъ стою, и прогоню васъ." Онъ говоритъ это безъ перифразъ и самымъ грубо-краснорѣчивымъ образомъ. "Находясь въ настоящемъ моемъ положеніи и на этомъ мѣстѣ, я не могу его оставить. Пусть прежде нежели я соглашусь на это, меня низвергнутъ въ гробницу и погребутъ съ безчестіемъ."
   Между 1655 и 1656 годами онъ пытается управлять Англіею посредствомъ генерал-майоровъ, которые всѣ пуритане, можно сказать маршалы пуританизма; они преданы Кромвеллю и его дѣлу; между ними онъ раздѣляетъ Англію. Конституціонное правленіе для него не годилось: онъ хочетъ ввести произволъ и вводитъ; никто не жалуется: платятъ подати; порядокъ водворяется; судьи снова садятся на свои мѣста въ ассизныхъ судахъ; голландскіе журналы съ ѣдкостью извѣщаютъ, что въ Лондонѣ начинаетъ возрождаться торговля.
   Этотъ образъ управленія приноситъ прекрасные плоды: Кромвелль наблюдаетъ за Америкой, сносится съ протестантами цѣлой Европы, защищаетъ пьемонтскихъ кальвинистовъ; наконецъ, однимъ актомъ касательно сокращенія судебныхъ сроковъ и сокращенія издержекъ судопроизводства, онъ привязываетъ къ себѣ всѣ сердца и удовлетворяетъ интересамъ средняго сословія. Онъ видѣлъ въ этомъ средство къ пріобрѣтенію огромной популярности, дѣйствительное благодѣяніе для бѣдныхъ классовъ и средство подавить и наказать адвокатовъ и законниковъ, на которыхъ давно точила зубы его армія. Адвокаты противятся; Бульстродъ и Виддрингтонъ, ученые юристы, отвѣчаютъ, что они "не смѣютъ" повиноваться приказанію, не утвержденному парламентомъ. Архиваріусъ, Лептоль, этотъ Брутъ, котораго Гаррисонъ заставилъ сойдти съ мѣста, когда онъ предсѣдательствовалъ въ парламентѣ, восклицаетъ: "Я никогда не соглашусь на это, прежде меня повѣсятъ у дверей архива!" Онъ не былъ повѣшенъ и остался на своемъ мѣстѣ... Виддрингтонъ и Бульстродъ оставили? свои мѣста съ восклицаніемъ: "мы теряемъ тысячу фунтовъ дохода". "Между-тѣмъ, однако" прибавляетъ Бульстродъ, разсказывающій этотъ анекдотъ: "протекторъ, чувствуя, что онъ намъ повредилъ, въ вознагражденіе сдѣлалъ насъ коммиссарами казны." Такимъ-образомъ, ловкостью, твердостью и терпѣніемъ, Кромвелль достигъ едва вѣроятнаго, пересилилъ эту крикливую и обиженную толпу, уменьшилъ ея доходы, и она замолчала. "Кромѣ того" прибавляетъ Бульстродъ: "ничтожными ласками, ничего-незначащими, онъ привлекалъ къ себѣ сердца весьма-многихъ и далъ обѣдъ, на которомъ былъ очень-веселъ..." Мимоходомъ сказать, на этотъ обѣдъ Бульстродъ приглашенъ не былъ. Эти ласки, что бы ни говорили, много значатъ. Дружеское расположеніе къ тѣмъ, которые насъ любятъ, суровость къ тѣмъ, которые противятся, щедрость для тѣхъ, кто приноситъ пользу, благосклонность для всѣхъ, открытая дорога для великодушныхъ и вѣрныхъ -- это такія достоинства, но которымъ узнаётся величіе честолюбія.
   Кромвелль имѣлъ эти достоинства, и цѣлая Европа уважала ихъ въ немъ; его адмиралы Блекъ, Пеннъ и Гудсонъ, всегда побѣдоносные, преслѣдовали Испанцевъ; шведскій чрезвычайный посолъ поздравлялъ его въ торжественной аудіенціи, въ сопровожденіи своихъ тѣлохранителей "въ зеленыхъ мундирахъ съ черными бархатными отворотами"; всѣ южные народы обнималъ ужасъ при его имени. Онъ хотѣлъ воспользоваться случаемъ, чтобъ окончательно устроить большой сѣверный союзъ, приготовленный домомъ нассаускимъ, союзъ протестантскаго сѣвера; но еще не пришло время, еще не созрѣли событія. Вильгельму III суждено было окончить это ужасное дѣло, котораго первыя нападки почувствовалъ Лудовикъ XIV, а послѣдніе удары -- Наполеонъ.
   Между-тѣмъ, Ирландія волновалась, и сынъ Кромвелля долженъ былъ подавлять въ ней и мятежъ, и анархію, и слишкомъ-справедливыя жалобы. Протекторъ писалъ ему слѣдующее:

"Сыну моему Генри Кромвеллю, въ Дублинъ, въ Ирландію.

Уитегалль, 21 ноября 1655.

"Сынъ мой,

   "Я видѣлъ письмо твое къ г. секретарю Турло и понялъ изъ него поступки нѣкоторыхъ лицъ, тебя окружающихъ, какъ въ-отношеніи къ тебѣ-самому, такъ и въ-отношеніи къ дѣламъ общественнымъ.
   "Я увѣренъ, что могутъ быть нѣкоторые не очень-довольные настоящимъ положеніемъ дѣлъ, которые охотно пользуются случаемъ, чтобъ выразить свое неудовольствіе; но это не должно бы на тебя слишкомъ-сильно дѣйствовать. Время и терпѣніе могутъ привести ихъ къ лучшему расположенію духа и заставить ихъ признать то, что въ настоящее время, кажется, имъ неизвѣстно; особенно, если они увидятъ твою умѣренность и любовь къ нимъ въ то время, какъ они питаютъ къ тебѣ противоположныя чувства. Я серьёзно поручаю тебѣ обратить на это вниманіе; употреби для этого всѣ свои усилія. Я и ты, мы вмѣстѣ соберемъ плоды твоего образа дѣйствія, каковъ бы ни былъ конецъ его и заключеніе.
   "Что касается до помощи, о которой ты просишь, я давно объ этомъ думаю и непремѣнно пошлю тебѣ въ совѣтъ новое подкрѣпленіе, лишь-только найдутся люди, которые могутъ годиться для подобной должности. Думаю также и о томъ, какъ бы послать тебѣ человѣка, способнаго командовать на сѣверѣ Ирландіи -- въ странѣ, которая, какъ я думаю, въ этомъ очень нуждается; думаю такъ же, какъ и ты, что Треворъ и полковникъ Мервинъ люди весьма-опасные, которые могутъ сдѣлаться предводителями новаго мятежа. Потому-то совѣтую тебѣ перемѣнить мѣстопребываніе совѣта, чтобъ онъ былъ подъ защитою какой-нибудь выгодной позиціи; чѣмъ дальше будутъ эти люди отъ мѣста ихъ жительства, тѣмъ лучше.
   "Поручаю тебя Господу и остаюсь любящимъ тебя отцомъ.

"Оливеръ П."

   Терпѣніе, умѣренность, твердость, терпимость, но также бдительность и предусмотрительность, -- вотъ качества, которыхъ протекторъ требуетъ отъ своего сына. Впрочемъ, онъ самъ подаетъ ему примѣръ и прощаетъ всѣхъ, кого можетъ спасти безъ опасности для себя и для государства. Прелестный поэтъ Клевлендъ, авторъ столькихъ сатирическихъ стиховъ на пуританъ и самого Кромвелля, человѣкъ блестящій и остроумный, Тиртей своей партіи, котораго привелъ къ нему капитанъ Гайнъ, былъ обязанъ ему спасеніемъ жизни. Сочиненія его, въ небольшомъ изданіи (въ двадцатую долю листа), безъ всякаго сомнѣнія, бывали въ карманѣ не одного кавалера и возились съ поля сраженія въ таверну, между Уорчестеромъ и Эджгиллемъ. Бѣдный поэтъ очень "упалъ" въ 1655 году, "очень постарѣлъ, но все былъ одѣтъ блестящимъ образомъ"; онъ скрывается въ Норичѣ, у одного джентльмена, котораго учитъ литературѣ "за тридцать луи въ годъ" -- единственное средство существованія, оставшееся этому воспитаннику Кембриджскаго Университета, замѣчательному адвокату, который былъ въ то время славенъ больше Мильтона. Его музѣ, то сладострастной, то грубой, принадлежитъ знаменитая пѣсня, которую кавалеры такъ часто Пѣвали въ своихъ походахъ...
   Глава этихъ пуританскихъ кавалеровъ, Давидъ Лесли, взялъ Клевленда въ плѣнъ при Ньюмеркѣ, и отослалъ его, сказавъ: "Пустите эту дрянь; пусть онъ поетъ свои пѣсни гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ!" Кромвелль сдѣлалъ то же и былъ великодушенъ не менѣе Лесли.
   Наблюденіе за анабаптистами, папистами, заговорщиками, направленіе дѣйствій Блека, Монтегю и адмираловъ, покровительство пьемонтскимъ протестантамъ не мѣшали Кромвеллю проводить въ порядокъ свои денежныя дѣла, продавать и покупать, устроивать свои имѣнія такъ же, какъ о въ то время, когда онъ жилъ въ Сент-Айвсѣ. Онъ хочетъ продать помѣстье свое Ньюгалль и пишетъ сыну своему, Ричарду, какъ будущему наслѣднику:

"Моему доброму сычу, Ричарду Кромвеллю, сквайру, въ Горслей, это письмо.

Уитегалль, 29 мая 1665.

"Сынъ мой,

   "Ты знаешь, что я всегда желалъ продать Ньюгалль, потому-что вотъ уже четыре года, какъ онъ приноситъ мало или вовсе не приноситъ дохода, и что я никогда не слыхалъ отъ тебя, чтобъ онъ тебѣ нравился какъ мѣсто для житья.
   "Кажется, находится покупщикъ, который даетъ за него 18,000 фунт. стерл. Я помѣщу эти деньги куда ты хочешь, къ мистеру Уаллону или въ другое мѣсто, и деньги будутъ отданы на руки фидеикоммиссарія, которому поручено будетъ помѣстить ихъ такимъ образомъ; или отдамъ тебѣ Брелей, который приноситъ около 1,300 фунтовъ {Надъ этой суммой написано: 1,260 фунтовъ.} въ годъ, кромѣ лѣса. Уатергоузъ разскажетъ тебѣ всѣ другія подробности.

"Остаюсь любящимъ тебя отцомъ,
"Оливеръ П."

   Ньюгалль не былъ проданъ. Содержаніе протектора сдѣлалось весьма-значительно, и въ 1658 году онъ могъ располагать въ пользу своего семейства двѣнадцатью помѣстьями, которымъ списокъ, съ означеніемъ доходовъ, представилъ Ричардъ по смерти отца: Дальби съ 989 фунт. стерл. 9 шилл. 1 д. дохода; Брутонъ -- 5,33 ф. ст. 8 шил. 8 д.; Коуэръ -- 479 ф. ст.; Ньюгалль -- 1,200 ф. ст.; Чипсталль -- 559 ф. ст. 7 ш. 3 д.; Магоръ -- 448 ф. ст. 16 ш. 6 д.; Тиденгамъ -- 3,121 ф. ст. 9 ш. 6 д.; Вуластонъ -- 664 ф. ст. 16 ш. 6 д.; Чаульгонъ -- 500 ф. ст. 8 д.; Борлей -- 4,236 ф. ст. 12 ш. 8 д.; Окамъ -- 326 ф. ст. 14 га. 11 д.; Эгльтонъ -- 79 ф. ст. 11 ш. 6 д. Эти значительныя суммы достаточно показываютъ, что Кромвелль, великодушный въ-отношеніи къ республикѣ, которой онъ служитъ, знаетъ, однако, что нельзя долго держаться на высотѣ, не имѣя въ рукахъ вещественной денежной силы, и что онъ умѣлъ пользоваться дарами своего парламента и плодами войны. Черное время можетъ воротиться, Ирландія еще не спокойна.

"Генри Кромвеллю, генерал-майору арміи въ Ирландіи.

Учтегалль, 20 августа 1656.

"Сынъ мой Гарри,

   "Насъ извѣщаютъ со многихъ сторонъ, что старый врагъ имѣетъ намѣреніе напасть на Ирландію и на многіе другіе пункты государства (commonwealth), и что онъ, такъ же, какъ Испанія, дѣятельно переписывается съ нѣкоторыми значительными Ирландцами, чтобъ внезапно поднять возстаніе въ этой странѣ.
   "По-этому, мы считаемъ для тебя необходимымъ употребить всевозможныя старанія и расположить войска такимъ образомъ, чтобъ они были въ состояніи встрѣтить всякое въ этомъ родѣ событіе, -- сосредоточить всѣ ирландскіе гарнизоны и имѣть въ ноль дѣйствующую армію, раздѣливъ ее на два или на три корпуса, которые должны быть расположены въ мѣстахъ самыхъ выгодныхъ для дѣйствія, если къ тому представится случай; заботься также какъ-можно-больше во всѣхъ дѣлахъ о томъ, чтобъ разстроить дѣйствія и соображенія непріятеля и помѣшать имъ. Особенно должно наблюдать за сѣверомъ, гдѣ, безъ всякаго сомнѣнія, недовольные и мятежники стараются возбудить новыя смятенія. Я ни мало не сомнѣваюсь, что ты сообщишь это письмо полковнику Куперу, чтобъ онъ удвоилъ бдительность, дѣятельность и отвратилъ эту опасность.

"Остаюсь любящимъ тебя отцомъ,
"Оливеръ Кромвелль."

   Съ Ирландіей справились; собирается новый парламентъ. Кромвелль, небоящійся парламентовъ и безъ труда ломающій ихъ, открываетъ его. Рѣчь его этому новому собранію содержитъ въ себѣ не менѣе пятидесяти страницъ; она заслуживала бы, чтобъ ее перевесть всю, столько въ ней ясности и силы въ логической послѣдовательности мыслей и фактовъ. "Испанія, католицизмъ -- необходимые, вѣчные враги ваши" говоритъ онъ. "Германія, Данія, Швеція имѣютъ однѣ выгоды съ нами. Безъ сомнѣнія, есть Англичане паписты; но это Англичане объиспанившіеся; они больше не Англичане; они враги ваши". Какъ въ первой рѣчи, о которой мы говорили выше, отъ папистовъ переходитъ къ мистикамъ, къ квакерамъ, къ утопистамъ, которыхъ онъ на этотъ разъ щадитъ нѣсколько меньше; сильная иронія его стоитъ быть упомянутою. "Мнѣ жаль говорить вамъ о нѣкоторыхъ заоблачныхъ "идеяхъ... Это мечты очень-скудныя и очень-малоцѣнныя!" И онъ продолжаетъ, ломая все на пути своемъ и неоспоримо доказывая, что Сѣверный кальвинизмъ требуетъ главы и этой главою должна быть Англія. Такія мысли, обличающія высокую политику, льются потокомъ, безъ порядка и грамматики, иногда съ трудомъ, по всегда краснорѣчиво.
   Однако, онъ очищаетъ свою палату депутатовъ и изъ четырехъ-сотъ выбранныхъ членовъ оставляетъ въ парламентѣ только съ небольшимъ триста. Это исключеніе, совершенно-произвольное, совершенно-беззаконное, не производитъ ни малѣйшаго ропота въ народѣ, который видитъ, какъ тріумфально ѣдутъ изъ Портсмута въ Лондонъ тридцать-восемь возовъ, наполненныхъ деньгами, отнятыми Блекомъ у Испанцевъ, какъ они проѣзжаютъ по улицамъ столицы, еще довольно-плохо вымощеннымъ, и складываютъ добычу въ подвалы крѣпости. Генерал-майоры, начинавшіе дѣлать роялистамъ невыносимыя притѣсненія, отозваны, и протекторъ держится тверже, нежели прежде. Его не колеблютъ двѣ или три попытки убить его,-- напротивъ! Въ глазахъ кальвиниста-мѣщанина и даже въ глазахъ устрашеннаго кавалера, примѣрный правитель, необходимый правитель -- протекторъ. Что же касается до парламента, то, порабощенный незаконной рукою властителя, онъ дѣлается послушенъ, любезенъ, униженъ и предупредителенъ.
   Только для того, чтобъ чѣмъ-нибудь заняться, эти четыреста человѣкъ судятъ въ-продолженіе трехъ мѣсяцевъ съ половиной одного квакера, бѣднаго дурака, по имени Нейлера... Повѣсить ли его, изжарить, изуродовать, запереть въ тюрьму, заклеймить, высѣчь? Сто-десять засѣданій посвящены разрѣшенію этого вопроса, "который доказываетъ", говоритъ довольно-зло Шотландецъ Карлиль, "глубину и бездонную пропасть безсмыслія"... Бѣдняка Нейлера присуждаютъ "посадить на "осла, задомъ напередъ, съ головою обращенною къ хвосту животнаго,-- заклеймить въ плечо, -- проколоть ему языкъ, -- къ содержанію на хлѣбѣ и водѣ, -- и къ вѣчной каторжной работѣ". Кромвелль, безъ сомнѣнія, недовольный этимъ приговоромъ, и находя опаснымъ наказывать такъ строго квакеровъ, даже и сумасшедшихъ, а также не желая, чтобъ палата присвоивала себѣ судебную власть, посылаетъ президенту или оратору (speaker) Виддрингтону, "ловкому говоруну", говоритъ дюкъ де-Креки въ одномъ письмѣ, -- слѣдующее посланіе:

Нашему много любимому и много вѣрному сэру Томасу Виддрингтону, президенту (speaker) парламента, для сообщенія парламенту.

О. П.
"Многолюбимый и многовѣрный,
"Съ нашей стороны привѣтствіе.

   "Замѣтивъ приговоръ, произнесенный вами (парламентомъ) надъ однимъ Джемсомъ Нейлеромъ,-- хотя мы отвращаемся и страшимся мысли оказывать или дозволять оказывать какое-либо покровительство людямъ, оказывающимъ подобныя мнѣнія и подобныя дѣйствія, или которые находятся подъ тяжестію преступленій, вообще приписываемыхъ этому лицу, -- не смотря на то, мы, которымъ ввѣрено въ настоящее время правленіе для блага народа этихъ націй, не зная до чего могутъ простереться послѣдствія сужденія, предпринятаго совершенно безъ насъ,-- мы желаемъ, чтобъ палата извѣстила насъ на основаніи какихъ началъ и по какимъ причинамъ она дѣйствовала."
   "Дано въ Уитегаллѣ 25 сентября 1656."
   
   Бѣдный парламентъ униженно просилъ прощенія и не судилъ больше квакеровъ. Впрочемъ, и для Кромвелля не было дѣломъ легкимъ удерживать, заглушать или прекращать мистическія выходки пуританизма и осуждать на покой и неподвижность живой и дѣятельный элементъ новаго британскаго общества. Начало личнаго изслѣдованія, низвергшее папистическую іерархію, продолжало волноваться и выражалось тысячью нелѣпостей. Всякій молящійся былъ убѣжденъ, что въ немъ Духъ Святый, и этимъ оправдывали его дѣйствія, каковы бы они ни были. Таково начало квакерства, секты мирной, подвергавшейся сперва преслѣдованіямъ и всѣми презрѣнной. Джонъ Дэви, прозванный Теауро Джонъ (Teauro John), т. е. божественное дыханіе, вошелъ однажды въ палату депутатовъ съ обнаженною шпагою, сталъ колоть о рубить и воскликнулъ: "Что вы здѣсь дѣлаете? Богъ это запрещаетъ!" Болѣе тихій и кроткій, сапожникъ Джорджъ Фоксъ повиновался, по его мнѣнію, божественному велѣнію гораздо тягчайшему. Онъ покидаетъ свою лавку и тихо сходитъ въ прекрасную долину Бевера или Бельвуара, "гдѣ вѣчная "твердь небесная покрываетъ и защищаетъ бѣдныя соломенныя кровли, "и гдѣ ропщущій вѣтерокъ едва колышетъ дымовой столбъ, подымающійся съ этихъ кровель". Изъ этихъ хижинъ онъ слышитъ кроткіе голоса, взывающіе къ нему: "Спаси наши души, спаси насъ!" и онъ продолжаетъ идти, покорный этимъ голосамъ; онъ входитъ въ хижины, проповѣдуетъ ученіе о божескомъ вдохновеніи, о святомъ духѣ, котораго надобно слушать, -- и основываетъ націю квакеровъ. Такъ, рядомъ съ католическимъ спиритуализмомъ Рима, развивается спиритуализмъ кальвинистскій, который вскорѣ производитъ удивительныхъ чудовищъ.
   Протектору Кромвеллю предоставлено подавить ихъ, хотя они возрождаются какъ лернейская гидра и хотя этотъ геркулесовскій трудъ не безъ опасности: кальвинизму нельзя рубить собственные свои корни. Кромвелль показываетъ себя довольно-милостивымъ. Колъ, веревка и топоръ, которые парламентъ хочетъ употребить противъ мятежныхъ, кажутся ему излишними: онъ не убиваетъ и не увѣчитъ; по немъ довольно тюрьмы и легкаго штрафа. За то Буніанъ, кальвинисткій солдатъ-кашеваръ, и Фоксъ, "нашедшій весьма-нѣжныя души въ долинѣ Беверъ", продолжаютъ свои мистическіе крестовые походы; время-отъ-времени запираютъ ихъ въ тюрьму, а они продолжаютъ идти своей дорогой. Въ октябрь 1655 года, восемь мужчинъ и женщинъ, изъ которыхъ "одинъ, верхомъ, съ двумя женщинами, державшими за удила его лошадь, человѣкъ сильный, пятидесяти лѣтъ, съ длинными желтоватыми и гладкими волосами, падавшими ниже щекъ его, съ тонкими и сжатыми губами, молчаливый и мрачный, съ надвинутою на глаза шляпою" проходятъ торжественно Бристоль. Пятеро другихъ, верхомъ и пѣшкомъ, поютъ духовныя пѣсни, и на предлагаемые имъ вопросы отвѣчаютъ только пѣніемъ. Ихъ не останавливаютъ ни жестокій дождь, ни грязь на дорогѣ; они все поютъ "свои мелодіи" какъ говоритъ Бутлеръ, до-тѣхъ-поръ, пока начальство останавливаетъ тріумфальное шествіе квакеровъ и отсылаетъ ихъ въ Лондонъ, гдѣ ихъ будетъ судить парламентъ.
   Эти симптомы ужасны. Мистическій кальвинизмъ, враждебный Риму, возмущается противъ власти Кромвелля. Фокса, не смотря на его тихій нравъ, берутъ подъ стражу въ Лейчестерширь; нисшіе полицейскіе чиновники переводятъ его изъ одной тюрьмы въ другую; онъ часто принужденъ ночевать въ погребѣ или подъ открытымъ небомъ; "при чемъ ему были очень-полезны" (онъ самъ признаетъ это въ своемъ журналѣ) "кожанные панталоны, въ которыхъ онъ ходилъ всю жизнь и которые сшилъ въ началѣ своего поприща".
   Среди всѣхъ этихъ преслѣдованій, онъ нашелъ средство написать къ протектору и попросить у него свиданія. Кромвелль согласился. Это было утромъ; протектора одѣвали, когда вошелъ квакеръ: "Да будетъ миръ въ этомъ домѣ!" вскричалъ онъ.-- "Благодарствуй, Джорджъ," тихо отвѣчалъ Кромвелль.-- "Я пришелъ увѣщевать тебя" возразилъ Джорджъ: "оставаться въ страхъ Божіемъ, что можетъ низвести на тебя премудрость Божію, столь необходимую для тѣхъ, которые управляютъ. Аминь." -- И онъ слушалъ меня очень-хорошо, продолжаетъ Фоксъ {Fox's journal, 1636; Leeds, I, 205.}: -- я ему долго и безъ страха говорилъ о Богѣ и Его нынѣшнихъ служителяхъ, о жизни и смерти, о безграничномъ міръ, о лучѣ и свѣтѣ, и протекторъ часто прерывалъ меня, говоря: очень хорошо, правда, и обошелся со мной очень-кротко и умѣренно.-- Какъ было Кромвеллю и не симпатизировать Джорджу Фоксу, бывшему именно въ такомъ же состояніи умственныхъ способностей, въ какомъ нѣкогда находился сент-айвскій фермеръ, подъ вліяніемъ своихъ черныхъ мыслей? Эти мистическія понятія открывали въ немъ источникъ волненій его юности. "Глаза его сдѣлались влажны, и такъ-какъ вошло въ комнату нѣсколько человѣкъ изъ тѣхъ, которые называли себя благородными и господами, то онъ взялъ меня за руку и сказалъ: "пріиди еще ко мнѣ; поди, ты и я, если проведемъ вмѣстѣ часъ, очень сблизимся. Я столь же мало желаю тебѣ зла, какъ и собственной душѣ моей." -- Внимай же Богу! сказалъ я ему, уходя.-- Капитанъ Друри просилъ меня остаться и отобѣдать съ тѣлохранителями Оливера. Я отказался.-- Такимъ-то способомъ, такимъ-то смѣшеніемъ жалости, сочувствія и уваженія, лечилъ Кромвелль болѣзни и злоупотребленія кальвинизма.
   Еще нѣтъ исторіи сношеній Мазарини съ Кромвеллемъ, и, безъ сомнѣнія, монографія, которая сведетъ вмѣстѣ Сициліянца, управлявшаго Франціею, и ноттингампширскаго фермера, сдѣлавшагося правителемъ Англіи, будетъ весьма-занимательна. Ихъ сближалъ общій интересъ, опасеніе Испаніи. Мазарини, плохой католикъ, и Кромвелль, глава кальвинизма, сходились какъ-нельзя-лучше, чтобъ унизить испанское владычество и остановить возрастаніе этой великой католической монархіи, владычицы половины Европы и всего новаго-свѣта. У Кромвелля и Мазарини были общіе шпіоны, тайныя козни, планы, которые могло привести въ дѣйствіе одно взаимное ихъ содѣйствіе, и тотъ и другой старались поссорить обоихъ Стюартовъ, Карла и Іакова, и слѣдующее секретное письмо, котораго подлинность неопровержима, показываетъ, до какой степени короткости достигли наконецъ ихъ сношенія.
   

"Его эминенціи кардиналу Мазарини.

   "Обязательства и многочисленные знаки привязанности, которые я получилъ отъ вашей эминенціи, поставляютъ мнѣ долгомъ отвѣчать на нихъ согласно съ вашимъ достоинствомъ 5 но въ настоящихъ обстоятельствахъ и при нынѣшнемъ положеніи моихъ дѣлъ, не смотря на рѣшимость, которую я принялъ въ душѣ, очень можетъ быть {I may not (shall I tell jou, I cannot?).} (могу ли я сказать вамъ, что это необходимо?), что я не исполню вашего ходатайства о терпимости (въ-отношеніи къ католикамъ).
   "Я говорю, что не могу только въ-отношеніи публичнаго выраженія моихъ чувствъ въ этомъ отношеніи; но думаю, что ваша эминенція менѣе можетъ жаловаться на притѣсненія католиковъ въ-отношеніи ихъ совѣсти, нежели по время парламента, ибо я имѣлъ состраданіе къ нѣкоторымъ изъ нихъ; а эти нѣкоторые -- многочисленны; я Дѣлаю между ними различіе. По истинѣ (и я могу сказать это въ присутствіи Бога, который свидѣтель въ моей душѣ истины того, что я говорю), я сдѣлалъ между ними различіе, и, по словамъ Іуды "многихъ изъ нихъ спасъ отъ огня",-- отъ пожирающаго огня преслѣдованія, которое тиранило ихъ совѣсти и незаконно отнимало у нихъ имущества. И въ этомъ, лишь только освобожусь отъ препятствіи и дѣлъ, тягость которыхъ давитъ меня, я намѣренъ идти далѣн и выполнить обѣщаніе, которое я далъ по этому предмету вашей эминенціи.
   "Теперь я долженъ благодарить васъ за хорошій выборъ человѣка, которому вы ввѣрили самое важное дѣло наше,-- дѣло, касающееся до вашей эминенціи, но не столь серьёзно и глубоко, какъ до меня. Я долженъ признаться, что имѣлъ нѣкоторыя сомнѣнія въ успѣхѣ, пока Провидѣніе не разсѣяло ихъ послѣдствіями. По-истинѣ, и говоря откровенно, я былъ въ нѣкоторомъ сомнѣніи, и мнѣ не стыдно было сообщить вашей эминенціи причины, заставившія меня сильно сомнѣваться. Я боялся, что Берклей неспособенъ вести это дѣло и привести его къ хорошему концу и что герцогъ {Герцогъ Йоркъ, братъ Карла II.} охладѣетъ въ своемъ преслѣдованіи, или уступитъ брату. Я боялся также, чтобъ инструкціи, которыя я послалъ съ 290 {Это цифра вмѣсто фамиліи; вѣроятно, ключъ къ ной потерянъ.}, изложены не довольно-ясно; кой-какія дѣла здѣсь лишали меня возможности принять всѣ предосторожности, которыя я принялъ бы въ другихъ случаяхъ. Если я не ошибаюсь на счетъ характера герцога, то, согласно съ извѣстіями, сообщенными мнѣ вашей эминенціею, не нужно раздувать огонь, разгорѣвшійся между ними, чтобъ онъ оживился и продолжалъ горѣть; но я сообщу вашей эминенціи черезъ Локгарта о моемъ мнѣніи на счетъ того, что еще необходимо сдѣлать въ этомъ отношеніи.
   "Теперь я похвалюсь передъ вашей эминенціей своимъ совершеннымъ спокойствіемъ, основанномъ на вѣрь въ Господа, потому-что не сомнѣваюсь, если будутъ увеличивать эту холодность {Ссора двухъ братьевъ и раздѣленіе партіи роялистовъ,-- раздѣленіе, которое поддерживалъ Мазарини.} и поддерживать это несогласіе осмотрительнымъ выборомъ людей, которымъ ввѣрятъ дѣло, -- не сомнѣваюсь, что эта партія унизится окончательно въ глазахъ цѣлаго міра.
   "Если я занялъ у вашей эминенціи этимъ письмомъ слишкомъ-много времени, припишите это радости моей о счастливомъ окончаніи этого дѣла. Заключу увѣреніемъ, что я никогда не останусь назади, и докажу намъ, какъ прилично брату и союзнику, что я остаюсь вашимъ слугою.

"Оливеръ П.

   
   Довольно-вѣроятно, что кардиналъ надѣялся обмануть пуританина, и, безъ сомнѣнія, этотъ остроумный министръ имѣлъ все нужное для того, чтобъ оставлять въ дуракахъ другихъ. Казалось, тяжелая грубость Кромвелля легко поддастся. 23 марта 1656 года, былъ подписанъ трактатъ, которымъ французскій король обязался выставить двадцать тысячъ войска, Кромвелль десять тысячъ и флотъ; эти соединенныя силы должны были напасть на Испанію съ слабой стороны ея, съ Фландріи, взять Гравелинъ, который долженъ остаться за Франціею, Дюнкирхенъ и Мардикъ, которые должны были перейдти Англіи, очень-желавшей имѣть подобныя приморскія владѣнія. Десять тысячь кромвеллева войска высадились въ Булони, "въ совершенно-новыхъ красныхъ мундирахъ", говоритъ одинъ памфлетъ; молодой Лудовикъ XIV долженъ сдѣлать имъ смотръ, -- безъ-сомнѣнія единственный смотръ, сдѣланный имъ англійскомъ войскамъ. Между-тѣмъ, кардиналъ, немножко-боящійся Кромвелля и трактата, уклоняется отъ его исполненія, направляетъ армію на Монмеди и Камбре и пренебрегаетъ или притворяется, что забылъ Дюнкирхенъ и Мардикъ, на которые обращено вниманіе союзника. Дворъ и Мазарини находятся въ Пероннь; вдругъ Локгартъ, человѣкъ умный, посланникъ Кромвелля, находясь вмѣстѣ съ Мазарини, получаетъ два слѣдующія жаркія письма, писанныя протекторомъ въ одинъ и тотъ же день: такъ онъ былъ сердитъ и рѣшителенъ!

"Сэру Вилліаму Локгарту, нашему посланнику во Франціи.

Уитегалль, 31 августа 1657.

"Милостивый государь,

   "Я видѣлъ послѣднее письмо ваше къ г. секретарю, точно такъ же, какъ и многія другія, и хотя не сомнѣваюсь ни въ вашемъ рвеніи, ни въ способностяхъ вашихъ, чтобъ служить намъ въ этомъ важномъ дѣлѣ, по совершенно убѣжденъ, что кардиналъ исполняетъ свое дѣло недобросовѣстно. И еще болѣе увеличивается наше неудовольствіе въ этомъ отношеніи отъ принятаго съ нашей стороны намѣренія сдѣлать скорѣй больше, нежели меньше того, къ чему мы обязались договоромъ. И хотя мы никогда не были такъ просты, чтобъ повѣрить, будто Французы и ихъ выгоды во всѣхъ дѣлахъ составляютъ одно съ нашими, однако въ отношеніи къ Испанцамъ, которые во всѣ времена были самыми неумолимыми врагами Франціи, мы никогда не могли предполагать, до заключенія трактата, чтобъ при такихъ отношеніяхъ они могли измѣнить намъ, какъ измѣнили.
   "Говорить о томъ, что намъ дадутъ внутри гарнизоны, въ залогъ того, что сдѣлаютъ для насъ въ будущемъ, говорить о томъ, что должно дѣлать въ слѣдующую кампанію,-- всѣ эти слова годятся для дѣтей. Если они хотятъ дать намъ гарнизоны, пусть отдадутъ Кале, Діеппъ и Булонь, что они, я думаю, столько же расположены сдѣлать, какъ и отдать намъ, согласно ихъ обѣщанію, одну изъ береговыхъ испанскихъ крѣпостей. Я рѣшительно думаю то, что говорю вамъ: они опасаются, чтобъ мы не заняли позиціи по-ту-сторону моря, хотя бы она была и испанская.
   "Прошу васъ сказать отъ меня кардиналу, что, по моему мнѣнію, если Франція желаетъ сохранить свою территорію, или, еще лучше, занять землю Испанцевъ, то исполненіе договора способствовать этому съ нами будетъ гораздо-больше, нежели всѣ другія намѣренія его, которыя мнѣ извѣстны. Хотя у насъ нѣтъ претензій на такія войска, какія она имѣетъ, однако полагаемъ, что, пользуясь возможностью усилить и обезопасить ея осаду со стороны моря о увеличить, если захотимъ, силы ея на морѣ, тогда-какъ непріятель будетъ не въ состояніи подать осажденнымъ какую-либо помощь,-- мы лучше всего сдѣлаемъ, если нападемъ теперь же, въ-особенности, если пріймемъ во вниманіе, что непріятельская кавалерія можетъ опустошить Фландрію, что нельзя подвезти осажденнымъ никакого вспоможенія, и что французская армія такъ же, какъ и наша, будетъ постоянно и безпрепятственно получать столько вспоможеній, сколько могутъ доставить Англія и Франція, -- да притомъ еще въ настоящее время Голландцы очень заняты на югѣ.
   "Прошу васъ сообщить ему, что Англичане очень опытны въ экспедиціяхъ. Они увѣрены, что если Испанцы останутся въ полѣ, то будутъ не въ состояніи противиться осадѣ, ни напасть на Францію, ни доставить себѣ возможность ретироваться. Въ такомъ случаѣ, что значатъ всѣ эти промедленія, какъ не то, что они даютъ Испанцамъ средство подкрѣпиться и заставляютъ нашихъ солдатъ служить Франціи еще другое лѣто, безъ малѣйшей надежды на взаимность и безъ малѣйшей для насъ выгоды?
   "А потому, если этого не хотятъ слышать, я желалъ бы, чтобъ они взвѣсили вещи и удовлетворили насъ за огромныя издержки, употребленныя нами на нашу морскую силу и въ другихъ случаяхъ, -- издержки, которыя мы взяли на себя съ благороднымъ и честнымъ намѣреніемъ -- исполнить принятыя на себя обязанности. Наконецъ, можно принять въ соображеніе, ка

ОЛИВЕРЪ КРОМВЕЛЛЬ.

Статья вторая.

Кромвелль -- воинъ и глава партіи.

   Теперь мы займемся Кромвеллемъ-воиномъ и предводителемъ партіи; будемъ говорить о немъ собственными его словами. Читатели увидятъ его дѣйствія въ его письмахъ, увидятъ при случаѣ и коварство и насиліе: въ Ирландіи жестокость и кровожадность; въ парламентѣ уничиженіе и лицемѣрство; но въ основѣ всегда одно: убѣжденіе;-- увидятъ, что Кромвелль былъ хитеръ, жестокъ, самовластенъ, веселъ, когда ему что-либо удавалось; но никогда не былъ притворенъ, никогда не противорѣчилъ самому себѣ, -- увидятъ, что онъ предавался шутовству и забавлялся, какъ играющій левъ; но никогда не былъ вѣтренъ, какъ представляли его нѣкоторые историки. Онъ кидалъ подушки въ друга своего Гэзльрига: по этому онъ лицемѣръ! Онъ вымаралъ чернилами носъ одному изъ своихъ собратій: итакъ онъ лицемѣръ. Безсмысленный выводъ! Дѣло въ томъ, что въ самыхъ трудныхъ обстоятельствахъ въ немъ вдругъ высказывается фермеръ и крестьянинъ, деревенскій дворянинъ; время-отъ-времени онъ переводитъ духъ и отдыхаетъ.
   Ненадобно забывать главнаго: сѣверъ имѣлъ оружіемъ своимъ протестантизмъ, а Кромвелль былъ протестантъ по преимуществу. Лезвіемъ этого оружія былъ кальвинизмъ: Кромвелль былъ самымъ отчаяннымъ изъ всѣхъ кальвинистовъ. Представитель сѣвера, вооружившагося противъ Рима, онъ явился средоточіемъ половины Европы. Поработавъ хорошенько, онъ смѣялся тяжелымъ смѣхомъ, какъ кузнецъ на отдыхѣ. Подобное объясненіе Кромвелля гораздо-проще того страннаго и туманнаго образа, въ которомъ обыкновенно его представляютъ: но изъ того, что оно просто, еще не слѣдуетъ заключать, что оно несправедливо.
   Кромвелль стремился туда, куда несли его обстоятельства; для этого у него было достаточно силы и гибкости. Онъ поднялся съ той стороны, откуда дулъ вѣтеръ. Когда пришла минута рѣшить вопросъ оружіемъ, нуженъ былъ воинъ-кальвинистъ: Кромвелль былъ воиномъ кальвинизма, кальвинистомъ въ войнѣ и для войны. Ему пришла въ голову геніальная мысль: посредствомъ фанатизма онъ привелъ къ дисциплинѣ людей безпорядочныхъ и распущенныхъ и кинулъ ихъ противъ древняго рыцарства, которое имѣло свою организацію и свою дисциплину. Эта мысль была его счастіемъ.
   Въ 1641 году, обнаженные мечи еще не скрестились. Кромвелль живетъ недолго въ Эли, оставляетъ тамъ свою жену и принимаетъ постоянное участіе въ преніяхъ парламента. Онъ ревностнѣйшій пуританинъ, жертвуетъ деньгами, не говоритъ длинныхъ рѣчей и, какъ человѣкъ совершенно практическій, предлагаетъ разрѣшенія для вопросовъ, нетерпящихъ отлагательства; отъ февраля до іюля мѣсяца 16Д2 года, отъ времени до времени онъ встаетъ въ палатѣ, чтобъ поторопить, понудить, указать средства для успѣха; ему нуженъ успѣхъ, а не рѣчи. Въ-теченіе этихъ лѣтъ, 1641, 42, 43, Карлъ, въ отчаяніи, дѣлаетъ важнѣйшія ошибки свои -- предаетъ на смерть Стаффорда, хочетъ лично арестовать заговорщиковъ и, наконецъ, въ печальный и сырой день въ Ноттингэмѣ водружаетъ свое знамя. Несчастный Карлъ!-- У Томаса Карлиля слишкомъ-мало состраданія... Д'Израели и Лингардъ совершенно доказали, что у него были и умъ и сердце, что онъ не былъ игрушкою жены, что онъ не былъ коваренъ; -- но, какъ всѣ люди, которыхъ гнететъ тяжелая судьба, онъ не могъ ни на что рѣшиться, но рѣшившись, могъ исполнить свое рѣшеніе.
   И такъ, король дѣлалъ важныя ошибки и довольно-плохо боролся противъ грозы, между-тѣмъ, какъ кальвинистская палата, слѣдуя попутному вѣтру, шла съ торжествующей силой. Оливьеръ Сент-Джонъ, свойственникъ Кромвелля, сдѣланъ былъ генерал-прокуроромъ (solicitor-general); дворъ и Карлъ оставили Унтегалль; брошюры pro и contra являлись во множествѣ; трость констабля потеряла свою силу, и добровольныя пожертвованія гражданъ-кальвинистовъ грудами складывались на зеленомъ коврѣ парламента. Каждый, заявляя свою преданность королю, приносилъ деньги для составленія милицій и разрушенія трона; Гампденъ далъ тысячу фунтовъ стерлинговъ; Кромвелль, 3-го февраля, триста фунтовъ, потомъ, 9 апрѣля, пятьсотъ. Первый переступилъ законъ Кромвелля.-- 15 іюля въ журналѣ нижней палаты записано:
   
   "Мистеръ Кромвелль сдѣлалъ предложеніе, чтобъ мы отдали приказъ о дозволеніи гражданамъ Кембриджа набрать двѣ роты волонтеровъ и назначить имъ капитановъ."
   
   Въ тотъ же день, 15 іюля, секретарь нижней палаты пишетъ въ своемъ реестрѣ слѣдующія слова:
   
   "Такъ-какъ г-нъ Кромвелль послалъ въ графство Кэмбриджъ оружіе для защиты этого графства, то мы сегодня приказываемъ -- чтобъ 100 фунтовъ стерлинговъ, которые онъ издержалъ на службѣ нашей, были отданы... когда-нибудь."
   
   Знаетъ ли мистеръ Кромвелль, что все это -- государственная измѣна, что тутъ дѣло идетъ не объ одномъ кошелькѣ его, но и о головѣ? Мистеръ Кромвелль это очень-хорошо знаетъ и не останавливается. Слѣдующая замѣтка еще любопытнѣе:
   
   "15 августа.-- Въ графствѣ Кэмбриджъ мистеръ Кромвелль захватилъ магазинъ графства Кэмбриджъ и не позволилъ взятъ серебро, принадлежащее университету, которое стоитъ, какъ говорятъ, 20,000 фунтовъ стерлинговъ или около того."
   
   Вотъ что докладываетъ палатъ сэръ Филиппъ Стэпльтонъ, депутатъ Альдбру и членъ новаго комитета для защиты королевства. Мистеръ Кромвелль получитъ вознагражденіе, потому-что онъ отправился въ Кэмбриджширъ лично, и съ-тѣхъ-поръ, какъ тамъ стали собирать милиціи, принялъ надъ ними главное начальство. Кажется, эта выходка его была не безъ нѣкоторыхъ результатовъ, если вѣрить одному роялистскому лѣтописцу, сэру Джону Брайтону, котораго записки издало кэмденское общество:
   
   "При возвращеніи нашемъ въ Гонтонгдонъ, говоритъ онъ, между "этимъ городомъ и Кембриджемъ, нѣсколько мушкатеровъ выскакиваютъ изъ ржи и приказываютъ намъ остановиться, говоря, что насъ надобно объискать, и что для этого намъ надобно явиться къ мистеру Кромвеллю и отдать ему отчетъ: откуда и куда мы ѣдемъ. Я спросилъ гдѣ мистеръ Кромвелль. Одинъ изъ солдатъ отвѣчалъ мнѣ, что онъ за четыре мили. Я возразилъ, что это заведетъ насъ далеко въ сторону отъ нашей дороги; что еслибъ мистеръ Кромвелль былъ тутъ, я удовлетворилъ бы всѣмъ его желаніямъ; потомъ, опустивъ руку въ карманъ, я далъ одному изъ нихъ двѣнадцать пенсовъ, и онъ сказалъ "намъ, что мы можемъ ѣхать. Изъ этого я увидѣлъ ясно, что отцу моему невозможно ѣхать въ своей каретѣ къ королю, въ Йоркъ".
   
   Такимъ-образомъ, въ 1641 году, прежде нежели протестанты начали предчувствовать борьбу, въ которую они потомъ вступили, Кромвелль, военный начальникъ своего графства, явно бунтуетъ и останавливаетъ роялистовъ на большихъ дорогахъ. 14 сентября мы видимъ Кромвелля "капиталомъ шестьдесятъ-седьмаго эскадрона", подъ начальствомъ графа Эссекса; неудивительно, что въ тоже время старшій сынъ его служитъ корнетомъ въ "восьмомъ эскадронѣ"; онъ весь, самъ, съ имѣніемъ своимъ, съ семействомъ, и со всею будущностью кинулся въ борьбу народную. Сдѣлавшись членомъ пуританскаго союза, имѣвшаго цѣлію утвержденіе власти парламента въ пяти восточныхъ графствахъ (Норфолькѣ, Линкольнѣ, Эссексѣ, Кэмбриджъ и Гертсѣ) онъ, нимало не задумавшись, дѣлаетъ объиски въ замкахъ, захватываетъ скрытое оружіе, всюду распространяетъ молчаніе и ужасъ. Поступки его, въ случаѣ сопротивленія, или даже подозрѣнія, были немилосерды, какъ доказываетъ слѣдующее письмо, адресованное къ "его доброму другу", Роберту Бернарду, жителю сентайвскому, человѣку богатому, мирному судьѣ и плохому протестанту. Языкъ этого письма грубъ и едва похожъ на англійскій, даже на языкѣ той эпохи и тогдашняго мѣщанства; видно, что если Кромвелль много изучалъ библію, то мало воспользовался годичнымъ пребываніемъ своимъ въ Кэмбриджѣ, и что онъ сильно заботился о томъ, чтобъ успѣть, но слишкомъ-мало о томъ, чтобъ хорошо писать:

Моему доброму другу Роберту Бернарду, сквайру, отдать это письмо.

"Гонтингдонъ, 23 января 1642."

"Господинъ Бернардъ,

   "Совершенно справедливо, что мои лейтенантъ и нѣсколько другихъ солдатъ моего отряда были у васъ въ домѣ. Я принялъ смѣлость приказать спросить васъ: причина этому была та, что мнѣ васъ представили дѣйствующимъ противъ парламента, и за тѣхъ, которые нарушаютъ миръ этой страны и королевства, съ тѣми, которые держали митинги не въ маломъ числѣ, съ намѣреніями и цѣлію довольно... нѣтъ, слишкомъ подозрительными.
   "Правда, милостивый государь, вы были осторожны въ своихъ движеніяхъ: но не слишкомъ этому довѣряйтесь. Въ тонкости вы можете обмануться, въ правотѣ никогда. Отъ всего сердца желалъ бы я, чтобъ ваши мнѣнія измѣнились, такъ же какъ и ваши дѣйствія. Я прихожу только за тѣмъ, чтобъ помѣшать людямъ увеличивать прорѣху (rent), и дѣлать зло, а не за тѣмъ, чтобъ самому дѣлать кому-либо зло и вамъ не сдѣлаю зла; надѣюсь, вы не дадите мнѣ къ тому повода. Если вы это сдѣлаете, то меня нужно будетъ простить за исполненіе того, что налагаютъ на меня обязанности мои въ-отношеніи къ народу.
   "Если вашъ здравый смыслъ укажетъ вамъ эту дорогу, то знайте, что я вашъ покорнѣйшій слуга,

          Оливеръ Кромвелль."

   "Будьте увѣрены, что я не хочу сладкими словами лишить васъ но "вашихъ домовъ, ни вашей свободы."
   
   Достойны замѣчанія характеръ и сильныя черты этого письма, такъ дурно написаннаго; онъ еще только бунтующій мѣщанинъ, готовый на все, рѣшившійся употребить все, и онъ предупреждаетъ Бернарда, чтобъ тотъ не думалъ обмануть его: -- Subtility may deceive you, integrity never will.
   Около этого времени, фермеръ, надѣвшій отнынѣ черную кирассу и носящій на своихъ здоровыхъ плечахъ перевязь изъ желтой кожи, посѣтилъ, какъ мы уже говорили выше {См. первую статью въ предъидущей книжкѣ "Отеч. Зап."}, своего дядю Кромвелля, разорившагося дворянина, жившаго въ башнѣ, окруженной болотами. Провинція пріучалась видѣть, какъ онъ проѣзжалъ крупной рысью по всѣмъ пяти графствамъ союза, спѣша на помощь своимъ единомышленникамъ по религіи или отмщая ихъ обиды. На-примѣръ, крестьяне въ Гаптонь, въ графствѣ Норфолькѣ, будучи пуританами, терпѣли сильныя притѣсненія отъ нѣкоего Броуна. Вотъ учтивое посланіе, написанное Кромвеллемъ къ мѣстному владѣльцу, сэру Томасу Найветту: поддерживаемое двумя стами кавалеристами, съ мушкетонами, мечами и пороховницами въ добромъ порядкѣ, оно безъ всякаго сомнѣнія принесло нѣкоторую пользу угнетеннымъ гаптонскимъ кальвинистамъ.
   

Моему доброму другу Томасу Найветту, сквайру, въ домѣ его въ Эшуельторпѣ, это письмо.

"Январь 1642, Норфолькъ.

"Милостивый государь,

   "Не оказавъ вамъ никакой услуги, я не могу требовать отъ васъ никакого участія, никакихъ одолженіи въ замкну тѣхъ, которыя я еще могу для васъ сдѣлать; но, чувствуя себя способнымъ сдѣлать для того, чтобъ одолжить порядочнаго человѣка, все, что только потребуетъ учтивость, я безъ страха начинаю просьбою къ вамъ о покровительствѣ вашимъ бѣднымъ честнымъ сосѣдямъ, жителямъ Гаптона; они, какъ я слышу, находятся въ плохомъ положеніи, грозящемъ сдѣлаться еще хуже, благодаря нѣкоему Роберту Броуну, вашему фермеру, который, будучи недоволенъ религіозными мнѣніями этихъ людей, изъискиваетъ всѣ средства вредить имъ.
   "Въ-самомъ-дѣлѣ, ничто не побуждаетъ меня обратиться къ вамъ съ этою просьбою, кромѣ участія, возбужденнаго во мнѣ ихъ добросовѣстностью и преслѣдованіями, которыя, какъ я слышалъ, они терпятъ за дѣло ихъ совѣсти и за то, что свѣтъ называетъ ихъ упорствомъ.
   "Я не стыжусь просить за людей столь притѣсняемыхъ, въ какомъ бы мѣстѣ они ни жили; въ этомъ случаѣ я поступаю такъ, какъ желалъ бы, чтобъ поступили въ-отношеніи ко мнѣ. Милостивый государь, нынѣшній вѣкъ -- вѣкъ битвъ, и худшая ненависть, по моему мнѣнію, та, которой основаніемъ служитъ различіе мнѣній: притѣсненіе людей въ ихъ личностяхъ, въ домахъ и въ ихъ имуществахъ не можетъ быть хорошимъ отъ нея лекарствомъ. Милостивый государь! вы не будете раскаяваться, если защитите отъ угнетенія и обиды несчастныхъ жителей Гаптона, и настоящее письмо имѣетъ одну цѣль -- просить васъ это сдѣлать. Милостивый государь, слѣдствіемъ этого будетъ самая искренная признательность и величайшія усилія, чтобъ отплатить вамъ за это одолженіе со стороны

"Оливера Кромвелля."

   Въ этихъ письмахъ, отрытыхъ Томасомъ Карлилемъ у наслѣдниковъ Найветта и Бернарда, видѣнъ рѣшительный защитникъ народныхъ мнѣній. Этотъ строгій, повелительный, рѣзкій, хотя учтивый тонъ, не требуетъ поясненій. Въ немъ ясно видно возвышеніе Кромвелля и постепенность этого возвышенія. Вскорѣ восточный "пуританскій союзъ" поглощаетъ еще два новыя графства, что приводитъ подъ власть одного человѣка семь графствъ, а мы еще въ 1642 году. Пытались соединить подобнымъ образомъ многія другія провинціи; эти союзы, не имѣвшіе Кромвелля, пали одинъ за другимъ; остался только союзъ семи восточныхъ графствъ, котораго единственной главою былъ гонтингдонскій кальвинистъ-фермеръ.
   При первой сшибкѣ, при Эджиллѣ, онъ находитъ, что лондонскіе прикащики (apprentices) и сыновья виноторговцевъ (tapsters), набранные нижнею палатою, съ трудомъ выдерживаютъ натискъ кавалеровъ, знакомыхъ съ употребленіемъ оружія; онъ сообщаетъ это замѣчаніе своему двоюродному брату, Гампдену.
   
   -- Наши непріятели люди съ честью, отвѣчаетъ Гампденъ.
   -- Чести надобно противопоставить религію.
   
   Таковъ отвѣтъ Кромвелля. Признавая, что разстроенное войско должно уступить устроенному, онъ принимается за устройство своей арміи посредствомъ фанатизма, устройство болѣе строгое и глубокое. Д'Израели и Бутлеръ показываютъ намъ, что такое была пуританская армія, и что онъ изъ нея сдѣлалъ. Она организовалась изъ груды лохмотьевъ и лоскутьевъ, ухватовъ и кирокъ, и разбила лучшія войска Европы.
   И вотъ самый отчаянный кальвинистъ въ цѣломъ государствѣ дѣлается главнымъ начальникомъ войска; послѣдствія угадать легко. Первый кальвинистъ, первый солдатъ, чего не достигнетъ онъ въ то время, когда власть принадлежитъ кальвинизму и воинскимъ успѣхамъ?
   Устройство арміи посредствомъ фанатизма было дѣломъ Кромвелля. Юмъ и Лингардъ не говорятъ объ этомъ обстоятельствѣ, но самъ онъ хорошо его знаетъ, и въ парламентскихъ рѣчахъ своихъ безпрерывно повторяетъ, что онъ доставилъ торжество своей партіи. Этимъ преобразованіемъ все было рѣшено. Во всѣхъ сраженіяхъ, въ которыхъ принимали участіе "регулярныя" войска Кромвелля, они всегда побѣждали.
   Сперва любопытно было видѣть пуританскую армію на походѣ. Характеристической чертой ея была каррикатуриость, особливо въ началѣ. "Они вооружены всякаго рода оружіемъ" говоритъ одинъ роялистъ: "одѣты во всѣ цвѣта и во всевозможныя лохмотья. У нихъ пики, алебарды, мечи, рапиры и ухваты. Они то останавливаются для проповѣди, то учатся и поютъ псалмы. Пуританскія знамена отличались странностью своихъ изображеній: на большей части изъ нихъ были символическія изображенія и цитаты изъ библіи. Однажды вечеромъ, около Йорка, отрядъ кавалеровъ пѣлъ, походомъ, сатирическіе куплеты. Невдалекѣ проходилъ отрядъ пуританъ, которые пѣли на тотъ же голосъ псалмы Давида. Оба отряда кинулись другъ на друга, продолжая нѣть, и дрались съ такою яростью, что остались только мертвые, -- раненныхъ не было.
   Вскорѣ Эссексъ, человѣкъ умный, тихій и разсудительный, былъ оставленъ назади пылкимъ двигателемъ этой войны, народнымъ кальвинистомъ и смѣлымъ фермеромъ. Кромвелль, въ началѣ второй предводитель пуританъ, вскорѣ занялъ первое мѣсто, которое и удержалъ за собою: его поддерживали въ особенности фермеры и ихъ дѣти. Стоя во главѣ ихъ, онъ сдѣлался распорядителемъ воинственнаго и революціоннаго переворота.
   Съ 1643 года, журналы говорятъ о немъ, какъ о самомъ счастливомъ изъ всѣхъ парламентскихъ воиновъ -- that valiant soldier, M. Cromwell. Бюллетени его получаютъ авторитетъ; первый изъ нихъ писанъ изъ Грантэма {Perfect Diurnals и проч., 22-29 маія 1843 г.}:
   
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . это письмо

"Грантэмъ, 13 маія 1643.

"Милостивый государь.

   "Сегодня вечеромъ Богъ даровалъ намъ славную побѣду надъ врагами. У нихъ было, какъ насъ извѣщаютъ, двадцать-одно знамя легкой конницы и два или три знамени драгунъ.
   "Около вечера они выступили и построились передъ нами, въ двухъ миляхъ отъ города. Лишь-только мы услышали крикъ тревоги, какъ выстроили наше войско, состоявшее изъ двѣнадцати эскадроновъ, и поставили ихъ въ боевой порядокъ. Нѣкоторые изъ нашихъ солдатъ были слабы и утомлены до такой степени, какъ вы никогда ихъ не видали: Богу угодно было склонить вѣсы въ пользу этой горсти людей, ибо послѣ того, какъ обѣ стороны простояли нѣсколько времени одна противъ другой далѣе, чѣмъ на мушкетный выстрѣлъ, и драгуны съ обѣихъ сторонъ въ-теченіе получаса и болѣе обмѣнивались ружейными выстрѣлами, непріятель же все не шелъ на насъ, то мы рѣшились сами напасть на него и, подойдя къ нему, послѣ перестрѣлки съ обѣихъ сторонъ, пустили наши эскадроны крупной рысью. Непріятель ждалъ насъ стоя твердой ногою; наши люди смѣло аттаковали его; благодаря божескому провидѣнію, мы тутъ же его разсѣяли. Все обратилось въ бѣгство, было преслѣдовано и рубимо на разстояніи двухъ или трехъ миль.
   "Полагаю, что въ преслѣдованіи многими изъ нашихъ солдатъ было убито по два и по три человѣка на брата; но не знаю навѣрное числа убитыхъ. Мы взяли сорокъ-пять плѣнныхъ, кромѣ доставшихся намъ лошадей и оружія; мы освободили многихъ плѣнныхъ, которыхъ они у насъ недавно захватили, и взяли у нихъ четыре или пять знаменъ.

"Остаюсь...
"Оливеръ Кромвелль."

   Борьба началась рѣшительно и кровь льется; всюду, гдѣ только являются пуритане Кромвелля, кавалеры Карла І-го обращаются въ бѣгство. Бюллетени фермера-полковника, человѣка аккуратнаго, записывающаго по приходѣ своемъ домой все происходившее, весьма-многочисленны; мы приведемъ только первый по времени, замѣчательный по ясности въ подробностяхъ и простотѣ изложенія.
   

Комитету союза, засѣдающему въ Кэмбриджѣ.

"Гонтингтонъ, 31 іюля 1643.

"Милостивые государи,

   "Господу угодно было даровать вашему слугѣ и вашимъ солдатамъ значительную побѣду при Генсбру. Въ среду, взявъ Борлей-Гоузъ, я пошелъ на Грантэмъ и тамъ настигъ около трехъ сотъ всадниковъ и драгуновъ Ноттингама. Кромѣ ихъ, мы встрѣтили, въ четверкъ вечеромъ, какъ было условлено, въ Норт-Скэрлѣ, около десяти миль "отъ Генсбру, людей изъ Линкольна. Тамъ мы отдохнули до двухъ часовъ утра, и тогда всѣ вмѣстѣ пошли на Генсбру. Около полуторы мили отъ города мы встрѣтили передовой постъ непріятеля, состоявшій изъ ста всадниковъ. Наши драгуны пытались-было ихъ опрокинуть; по непріятель не спѣшился, аттаковалъ ихъ и заставилъ ретироваться къ главному отряду. Подошедъ къ подошвѣ крутаго холма, мы не могли взобраться на него иначе, какъ по тропинкамъ; наши люди пытались это сдѣлать, непріятель противился, но наконецъ мы превозмогли и достигли вершины холма. Это было исполнено Линкольнцами, составлявшими авангардъ.
   "Когда мы всѣ достигли вершины холма, то увидѣли передъ собой многочисленный корпусъ непріятельской кавалеріи, въ разстояніи отъ насъ на мушкетный выстрѣлъ, или ближе, и за нимъ добрый резервъ изъ цѣлаго кавалерійскаго полка. Мы старались поставить своихъ людей въ возможно лучшемъ порядкѣ. Между-тѣмъ, непріятель пошелъ на насъ, чтобъ воспользоваться нашею неготовностью къ битвѣ; но хотя и не въ совершенномъ порядкѣ, мы аттаковали ихъ главный корпусъ. Я былъ на правомъ крылѣ. Мы сошлись лошадь съ лошадью и поработали мечомъ и пистолетомъ доброе время (a pretty time): обѣ стороны сомкнули ряды такъ, что невозможно было разстроить ни тѣхъ, ни другихъ. Наконецъ, они нѣсколько погнулись: наши люди это замѣтили, кинулись на нихъ и немедленно разстроили цѣлый корпусъ; одни побѣжали вправо, другіе влѣво отъ непріятельскаго резерва, и наши люди преслѣдовали и рубили ихъ на разстояніи пяти или шести миль.
   "Замѣтивъ, что резервъ стоитъ неподвижно и твердо, я запретилъ моему майору, мистеру Уаллею, преслѣдовать ихъ, и составилъ изъ собственнаго своего эскадрона и изъ остатка моего полка, всего изъ трехъ эскадроновъ, одинъ корпусъ. Въ непріятельскомъ резервѣ находился генералъ Кэвендишъ. Въ одно время онъ былъ противъ меня; въ другое передъ нимъ были четыре линкольскіе эскадрона: изъ этого состояли всѣ наши силы; остальные заняты были преслѣдованіемъ. Наконецъ, генералъ Кэвендишъ напалъ на Линкольнцевъ и обратилъ ихъ въ бѣгство. Я тотчасъ же напалъ на него съ тылу съ моими тремя эскадронами, что до такой степени его смутило, что онъ оставилъ преслѣдованіе и очень желалъ бы отъ меня отдѣлаться, но я, продолжавъ тѣснить его, отбросилъ его отрядъ къ самому берегу съ большимъ урономъ: генералъ и многіе изъ его людей были загнаны "въ оврагъ, гдѣ мой лейтенантъ убилъ его ударомъ шпаги въ ребра. Остальная часть этого корпуса была совершенно разбита; ни одинъ человѣкъ не остался на ногахъ.
   "Послѣ такого полнаго пораженія непріятеля, мы снабдили городъ "припасами и снарядами, которые принесли съ собою. Насъ извѣстили, что около мили отъ насъ, по ту сторону города, было шесть эскадроновъ кавалеріи и триста стрѣлковъ. Мы выпросили у лорда Виллугби четыреста человѣкъ его инфантеріи и съ этими людьми и нашею конницею, пошли на непріятеля. Приблизившись къ мѣсту, гдѣ была расположена его кавалерія, мы воротились съ моими эскадронами для преслѣдованія двухъ или трехъ эскадроновъ непріятельскихъ, удалившихся въ небольшую деревеньку подъ горою. Когда мы возвратились на высоту, то увидѣли подъ собою, въ разстояніи около четверти милли, полкъ пѣхоты, потомъ другой, потомъ полкъ маркиза Ньюкестля, всего около пятидесяти знаменъ пѣхоты и значительный корпусъ конницы; -- это была армія Ньюкестля. Столь неожиданное прибытіе его заставило насъ снова собрать военный совѣтъ. Лордъ Виллугби и я, будучи въ городѣ, согласились отозвать свою пѣхоту. Я вышелъ изъ города, чтобъ освободить ихъ; но прежде моего прибытія, многіе изъ нашихъ солдатъ начали битву; непріятель приближался со всѣми своими силами. Наша пѣхота ретировалась въ безпорядкѣ съ нѣкоторымъ урономъ и вошла въ городъ, гдѣ мы теперь находимся. Кавалерія наша также съ трудомъ отдѣлалась; и люди и лошади были измучены продолжительной битвой; однако они устояли противъ свѣжей непріятельской конницы и нѣсколькими маневрами освободились отъ нихъ, не потерявъ ни одного человѣка; непріятель слѣдовалъ за ихъ аррьергардомъ.
   "Честь этого отступленія принадлежитъ Богу, какъ и все остальное. Майоръ Уаллей оказалъ мужество, приличное дворянину и христіанину. Вотъ вамъ истинное донесеніе, короткое, какое только я могъ сдѣлать. Теперь остается рѣшить, что вамъ должно дѣлать въ настоящихъ обстоятельствахъ. Да внушитъ вамъ Господь, что должно дѣлать!

"Милостивые государи, вашъ вѣрный слуга,
"Оливеръ Кромвелль."

   Оливеръ Кромвелль доволенъ какъ-нельзя-больше. "Онъ рубитъ, онъ рѣжетъ, онъ работаетъ мечомъ и пистолетомъ доброе время": очевидно, что это лицо, съ которымъ не шутятъ. Для всякаго, кто не совершенный кальвинистъ, онъ безпощаденъ; у него нѣтъ но слезы объ этомъ бѣдномъ Кэвендишѣ, двадцати-трех-лѣтнемъ джентльменѣ, любезномъ, имѣвшемъ всѣ достоинства, оплаканномъ всѣми кавалерами и поэтами, который упалъ въ оврагъ, пронзенный длинною пуританскою шпагою. Уже вокругъ сент-айвскаго фермера собираются самые ужасные изъ воиновъ, ironsides или желѣзные бока, составившіе въ-послѣдствіи его старую гвардію. Эти люди такъ же не любятъ шутить, какъ и ихъ предводитель.
   Замѣтимъ, какой рѣшительный и сильный тонъ принимаетъ Кромвелль, стоя во главѣ союза семи графствъ, съ какою страшною увѣренностью онъ съ самаго начала захватываетъ себѣ власть и въ особенности какъ онъ глубоко вѣритъ въ моральную энергію застарѣлаго кальвинизма. Изучаемая ближе, въ оффиціальныхъ документахъ и подлинныхъ письмахъ его, жизнь Кромвелля упрощается.
   Между-Тѣмъ, битвы слѣдуютъ за битвами; желѣзные бока Кромвелля, который лишается на войнѣ сына, окончательно закаляются.
   Въ Гемпширѣ, около Бэзингстона, находился укрѣпленный замокъ, принадлежавшій маркизу Винчестеру, католику, страшному врагу защитниковъ парламенту, уже четыре года, благодаря толщинѣ стѣнъ и выгодному положенію крѣпости, защищавшемуся вмѣстѣ съ своимъ семействомъ и многочисленною прислугою отъ враговъ тропа и дворянства. Замокъ Бэзингъ выдержалъ четыре осады и стоялъ на зло окрестнымъ кальвинистамъ, которые дорого дали бы, чтобъ разрушить логовище папистовъ. Оливеръ Кромвелль пошелъ прямо на этотъ замокъ, состоявшій изъ двухъ отдѣленій, изъ старой крѣпости и новаго замка, обведенный стѣною почти съ милю въ окружности. Онъ цѣлый день громилъ изъ пушекъ укрѣпленія; его "желѣзные бока" довершило остальное, и кальвинистское знамя было водружено на башнѣ Бэзинга. Съ Кромвеллемъ находился проповѣдникъ Гюгъ Петерсъ, о которомъ мы упомянули выше и отъ котораго парламентъ, въ полномъ присутствіи, потребовалъ особаго донесенія объ этомъ дѣлѣ, -- столько ему придавали важности! Журналы нижней палаты сохранили подлинныя слова этого пуританина; изъ нихъ видно все,-- и рыцарскій замокъ въ 1645 году, и осада, и защита его, меблировка, всѣ подробности, и побѣжденные, и побѣдители, страсти и жестокости, такъ часто неудачно передававшіяся романами и исторіею. Гюгъ Петерсъ, проповѣдникъ, съ обритою головою, одѣтый въ свой черный широкій костюмъ, въ огромныхъ военныхъ сапогахъ и съ длинною шпагою при бедрѣ, разсказывалъ слѣдующимъ образомъ:
   
   "Онъ прибылъ въ Бэзинг-Гоузъ во вторникъ 14 октября 1645 года; прежде всего онъ осмотрѣлъ укрѣпленія, которыя были многочисленны, окружная стѣна простиралась слишкомъ на милю. Старый замокъ (какъ говорятъ) въ-теченіе двухъ или трехъ-сотъ лѣтъ былъ гнѣздомъ, убѣжищемъ идолопоклонства; новый замокъ превосходилъ его красотою и великолѣпіемъ, и оба достойны были служить резиденціею.
   "Какъ кажется, передъ приступомъ, комнаты въ обоихъ замкахъ были вновь меблированы; онѣ заключали въ себѣ запасовъ не на мѣсяцы, а на годы. Тамъ было четыреста квартеровъ пшеницы, нѣсколько кладовыхъ, наполненныхъ ветчиною, изъ которыхъ въ каждой окорока лежали сотнями; соразмѣрное количество сыра, ячменной муки, говядины, свинины; нѣсколько погребовъ, наполненныхъ пивомъ и виномъ лучшаго качества" -- мастеръ Петерсъ это отвѣдывалъ.
   "Въ одной комнатѣ была полная кровать, стоившая 1,300 фунт. ст. (около 33,000 руб. асс.). Найдено много папистскихъ книгъ, стихарей и другихъ украшеній. Дѣйствительно, замокъ былъ въ полной своей славѣ, и непріятель былъ увѣренъ, что парламентъ овладѣетъ имъ только по взятіи всѣхъ другихъ крѣпостей, потому-что онъ часто противился войскамъ, которыя мы посылали противъ него въ прежнее время. Въ разныхъ комнатахъ и во всемъ замкѣ было найдено семьдесятъ-четыре человѣка убитыхъ и одна женщина, дочь доктора Гриффитса; своими оскорбленіями эта несчастная раздражила нашихъ солдатъ, и безъ того распаленныхъ битвою. Тамъ остались въ числѣ мертвыхъ майоръ Коффль, имѣвшій у нихъ большое значеніе и знаменитый папистъ; онъ былъ убитъ собственноручно майоромъ Гаррисономъ, этимъ набожнымъ и мужественнымъ человѣкомъ -- Гаррисономъ, который былъ прозванъ мясникомъ -- и актёръ Робинзонъ, который, незадолго до приступа, передразнивалъ парламентъ и нашу армію и насмѣхался надъ ними. Съ восемью или девятью знатными дамами, спасавшимися бѣгствомъ, солдаты поступили довольно-грубо; они были разгорячены битвою.
   "Солдаты продолжали грабить до вторника вечера; одному изъ нихъ досталось сто-двадцать золотыхъ; на часть другихъ пришлось серебро, драгоцѣнные камни; у одного было три мѣшка серебра, но онъ не умѣлъ ихъ скрыть: они пошли въ общій дѣлежъ, и на его часть досталось полкроны. Солдаты продавали хлѣбъ крестьянамъ и нѣсколько времени поддерживали довольно-высокую цѣну, но наконецъ цѣны упали отъ-того, что каждый спѣшилъ отдѣлаться отъ своего товара. Послѣ, они продали мебель, до того, что унесли табуреты, стулья и хрупкую мебель и продали ихъ гуртомъ крестьянамъ.
   "Къ вечеру, во всѣхъ большихъ зданіяхъ, кромѣ тѣхъ, гдѣ былъ огонь, не оставалось ни одной желѣзной полосы у оконъ. Наконецъ, они взялись за свинецъ, и въ среду утромъ едва-ли остался на лому одинъ жолобъ. Что оставили солдаты, то захватилъ огонь съ чрезвычайною быстротою; менѣе чѣмъ въ двѣнадцать часовъ, остались только стѣны да камины. Пожаръ произвела одна изъ нашихъ первыхъ гранатъ, и непріятель не позаботился потушить его.
   "Не могу въ точности опредѣлить, сколько человѣкъ было въ замкѣ, потому-что у насъ около трехъ-сотъ плѣнныхъ и мы нашли до ста убитыми; многіе трупы, бывшіе подъ развалинами, найдены только въ-послѣдствіи. Во вторникъ вечеромъ, подходя къ замку, мы услышали изъ погребовъ крики людей, просившихъ пощады; но ни наши люди помогли подойдти къ нимъ, но они къ вамъ выйдти. Въ числѣ мертвыхъ, которыхъ мы видѣли, лежалъ на землѣ одинъ изъ ихъ офицеровъ; онъ казался такого высокаго роста, что его смѣряли: съ ногъ до головы въ немъ было девять футовъ.
   "Маркизъ, котораго мистеръ Петерсъ убѣждалъ сдаться прежде, нежели пойдутъ на приступъ, вскричалъ, что еслибъ королю принадлежалъ въ Англіи одинъ только Бэзинг-Гоузъ, то онъ подвергъ бы себя такой же опасности и также сталъ бы защищаться до послѣдней крайности. Эти паписты утѣшались въ своемъ несчастій тѣмъ, что Бэзинг-Гоузъ имѣлъ прозваніе: Вѣрность. Но въ-отношеніи къ королю и парламенту, его скоро заставили молчать; онъ могъ сказать только, что онъ надѣется, что когда-нибудь для короля настанетъ счастливый день.
   Мистеръ Петерсъ представилъ знамя самого маркиза, принесенное имъ изъ Бэзинга. На знамени были слѣдующія слова: Donee pax redeat terns -- девизъ, избранный королемъ Карломъ для медалей по случаю коронаціи.
   Псаломъ, о которомъ размышлялъ кальвинистъ Кромвелль передъ сраженіемъ, былъ одинъ изъ тѣхъ, которые протестанты всего охотнѣе примѣняли къ римской церкви. Въ этомъ тріумфѣ демократическаго и сѣвернаго кальвинизма, роль Мухаммеда играетъ Кромвелль; человѣколюбіе, учтивость, утонченность нравовъ, уваженіе къ полу и къ искусству,-- все приносится въ жертву успѣхамъ этого страшнаго дѣла, и достойно замѣчанія, что въ числѣ плѣнниковъ, взятыхъ въ великолѣпномъ замкѣ Бэзингѣ, были два англійскіе художника, первые въ свое время, архитекторъ Иниго Джонсъ и граверъ Голларъ, котораго доски -- образцовыя произведенія.
   Между-тѣмъ, какъ Кромвелль, сдѣлавшійся еще популярнѣе послѣ взятія католической крѣпости Бэзинга, съ упорнымъ жаромъ продолжаетъ свой путь, послѣднія силы короля сокрушаются при Честерѣ, и Карлъ Стюартъ, слишкомъ довѣряясь своему шотландскому происхожденію, сдается Шотландцамъ, которые любятъ Стюартовъ; онъ забываетъ, что они прежде всего протестанты, что у нихъ кальвинизмъ стоитъ выше національности, и что эти пуритане до смерти преслѣдовали католичку Марію, его бабушку. У него не осталось ни одного солдата, ничего, кромѣ титула короля и призрака власти, еще уважаемой. Что онъ пускался на тонкости и хотѣлъ, въ этихъ печальныхъ обстоятельствахъ, выиграть время, это естественно; нѣкоторые думали, что ему легко было бы провести свой корабль между шотландскимъ кальвинизмомъ и демократіею Кромвелля, въ-особенности противъ сильнаго сѣвернаго движенія вооруженнаго протестантизма. Не его хотѣли свергнутъ по кавалеровъ и папизмъ; 11 февраля 1647 года, самъ Ферфаксъ, встрѣтившись, на дорогѣ въ Гольмби, съ королемъ, котораго предали Шотландцы, "сошелъ съ лошади" говоритъ Уитлокъ {Whitelocke, стр. 212.}: "поцаловалъ его руку, потомъ сѣлъ опять и поѣхалъ съ нимъ, разговаривая весьма-почтительно".
   Карлъ I, будучи преданъ шотландскими пуританами, груститъ и переходитъ изъ темницы въ темницу, отъ одной горести къ другой. Дѣло Кромвелля и протестантизма торжествуетъ, по также приноситъ съ собой свои затрудненія и свои бѣдствія.
   Самъ Кромвелль жилъ около Ковен-Гардена и, вѣроятно, двѣсти человѣкъ, поставленныхъ нижнею палатою для защиты парламента и пресвитеріанизма, прошли мимо его оконъ. Онъ выдалъ замужъ обѣихъ дочерей своихъ, Елизавету и Бригитту,-- послѣднюю за генерала Айретона, республиканца. Онъ очень любитъ Бригитту, женщину серьёзную и рѣшительную, и около этого времени иногда посылалъ ей небольшія письменныя проповѣди. Вотъ ихъ образчикъ:
   

"Моей милой дочери Бригиттѣ Айретонъ, въ Конбори, въ главную квартиру, это письмо.

"Милая дочь!

   "Я не пишу къ твоему мужу, который, когда получилъ отъ меня одну строку, отвѣчаетъ мнѣ тысячью, что заставляетъ его долго бодрствовать по ночамъ... Кромѣ того, у меня есть теперь другія дѣла.
   "...Твоя сестра Клайполь мучится какими-нибудь смутными мыслями. Она видитъ свое тщеславіе и заблужденія своего плотскаго разума; оплакивая ихъ, она ищетъ,-- такъ по-крайней-мѣрѣ я надѣюсь,-- того, что одно удовлетворяетъ. Искать такимъ-образомъ значитъ занимать первое мѣсто послѣ тѣхъ, которые находятъ. Всякое вѣрное, смиренное сердце, которое будетъ искать какъ слѣдуетъ, можетъ быть увѣрено, что оно наконецъ найдетъ. Счастливъ, кто ищетъ! Счастливъ, кто находитъ! Кто испыталъ когда-либо благодать Господа, и не постигъ вполнѣ нашего тщеславія, эгоизма и злобы? Кто когда-либо испыталъ эту благодать и не желалъ и не просилъ съ жаромъ, чтобъ насладиться ею вполнѣ? Душа моя, проси хорошенько. Да не охлаждается любовь къ Христу ни въ тебѣ, ни въ твоемъ мужѣ. Надѣюсь, что твой мужъ будетъ для тебя религіознымъ руководителемъ. Ты должна любить въ немъ образъ Христа, который онъ носитъ. Смотри на это, предпочитай его и все остальное для этого. Молю Бога за тебя и за него. Молись за меня...

"Твой отецъ,
"Оливеръ Кромвелль."

   Этотъ человѣкъ остался такимъ же, какимъ былъ въ сент-айвскомъ уединеніи; воина, слава, политическія смятенія не измѣнили его. Побѣдивъ короля, который въ темницѣ,-- кавалеровъ, которые покоряются съ яростію въ сердцѣ, -- и католицизмъ, который прячется, онъ видитъ передъ собой еще битву; ему надобно не только доставить окончательное торжество кальвинистическому началу изслѣдованія и независимости, но задавить нижнюю палату и отдать власть пуританскому войску, этому вооруженному парламенту.
   Слившись съ арміею, онъ могъ держаться только вмѣстѣ съ нею и уступивъ жирондистамъ того времени, людямъ, впрочемъ, весьма-замѣчательнымъ, онъ былъ бы потерянъ безвозвратно, и онъ и дѣло кальвинизма. Не говорилъ ли Дензиль-Гольсъ, одинъ изъ этихъ пресвитеріанцевъ, что "если король прійдетъ къ нимъ, они возложатъ на его голову корону?" Не произвели ли негодованія въ арміи самовластные поступки этихъ законниковъ? Не похоже ли на то, что завоевавшіе свободу народа и кальвинизма, скоро будутъ пересилены и устранены людьми умѣренными и законниками? Не говорилъ ли однажды Кромвелль другу своему Лудлоу: "мы тогда только отдѣлаемся отъ этихъ людей, когда солдаты пріидутъ и выдерутъ ихъ за уши"? И это случилось. Армія издала свой манифестъ; City отвѣчала. Армія была вѣрна настоящимъ началамъ кальвинизма; ею предводительствовалъ Кромвелль; она взяла верхъ. Вскорѣ одиннадцать членовъ, начальники партіи, которую можно назвать пресвитеріанскою жирондою, были удалены и уступили поле битвы арміи, послѣ чего она торжественно вошла въ Лондонъ и въ City, по три человѣка въ рядъ, съ лаврами на шляпахъ и со вложенными въ ножны мечами. "Божественная служба и кальвинистская проповѣдь Потися вполнѣ удовлетворили слушателей". Король бѣжалъ изъ Гамитои-Курта; онъ еще можетъ собрать своихъ приверженцевъ; еще не все потеряно. Удалившись на островъ Уайтъ и вскорѣ сдѣлавшись тамъ плѣнникомъ, онъ въ этомъ грустномъ положеніи сохраняетъ все достоинство геройской и ясной рѣшимости. Между-тѣмъ, Кромвелль, получаетъ отъ защищеннаго имъ народа содержаніе, которое собирается съ конфискованныхъ имѣній маркиза Уорчестера и нѣкоторыхъ другихъ. Слѣдующее письмо, адресованное нижней палатѣ, показываетъ, какъ умѣлъ Кромвелль презирать ничтожные интересы и жертвовать ими интересамъ великимъ, настоящимъ будущему.
   

"Комитету пэровъ и депутатовъ и проч., засѣдающему въ Дерби.

   "Въ послѣднее время, обѣ камеры парламента назначили мнѣ и молимъ наслѣдникамъ 1680 фунтовъ стерлинговъ ежегоднаго содержанія изъ имѣній лорда Уорчестера. Нуждаясь въ настоящее время въ помощи гражданъ, я предлагаю государству уплачивать ежегодно изъ этой суммы 1000 фунтовъ стерлинговъ, въ два срока, по 500 фунт. черезъ каждые шесть мѣсяцевъ, начиная съ будущаго праздника Рождества Христова, въ-теченіе пяти лѣтъ, если будетъ продолжаться война съ Ирландіею и если я проживу до того времени. Парламентъ назначитъ употребленіе для этихъ 1000 фунт. стерл., если уплата ихъ не будетъ задержана войною или какимъ-нибудь случаемъ.
   "Кромѣ того, такъ-какъ мнѣ не додано прежняго жалованья около 1500 фунт. стерл., по должности генерала-лейтенанта, и еще болѣе значительная сумма, по должности губернатора острова Эли, то я объявляю, что государство сквиталось со мной, и освобождаю его настоящимъ письмомъ отъ всякаго долга въ-отношеніи ко мнѣ.

"Оливеръ Кромвелль."

   Служа такимъ-образомъ своей славѣ и честолюбію и заставляя молчать зависть такой благоразумной щедростью, онъ пристроиваетъ двухъ другихъ дочерей своихъ (two little wenches), Марію и Франциску, и женитъ этого бѣднаго Ричарда, который не любилъ пороха и долженъ былъ въ-теченіе мѣсяца занимать отцовскій престолъ. Карлиль добросовѣстно перепечаталъ десять писемъ, относящихся къ брачнымъ контрактамъ, въ которыхъ, какъ и вездѣ, видно, что Кромвелль былъ остороженъ, предусмотрителенъ и проницателенъ и въ дѣлахъ семейныхъ, точно такъ же, какъ и въ дѣлахъ государственныхъ.
   Партія умѣренныхъ, пресвитеріанская, хочетъ снова взять верхъ и дѣлаетъ послѣднее усиліе, которое принуждаетъ Кромвелля оставить Лондонъ и снова сѣсть на коня. Престонская битва даетъ ему окончательную побѣду, и армія его владычествуетъ. Все гнется, все уступаетъ; сами Шотландцы, возставшіе противъ "независимыхъ", съ удовольствіемъ слушаютъ рѣчи почтеннаго Стэпильтона, который проповѣдуетъ имъ свободу религіознаго изслѣдованія. "Пока мы подрывали замокъ", говоритъ Кромвелль {Письмо 88.}: "мистеръ Стэпильтонъ проповѣдывалъ и слушатели изъявляли свое удовольствіе стонами, по обычаю ихъ народа (in their usual way of groans)."
   Среди всего этого не знали, что дѣлать съ королемъ, и, въ безконечныхъ переговорахъ съ той и съ другой стороны, предлагали мнимыя условія, которыхъ никто не хотѣлъ принять. Одинъ человѣкъ, Кромвелль, глава войска росъ въ бурѣ. Шотландія была усмирена. Охраненіе особы короля ввѣрено пуританину, молодому полковнику Роберту Гаммонду, котораго Кромвелль очень любилъ, но который полонъ сомнѣній религіозныхъ и не знаетъ, законны ли поступки нижней палаты. Кромвелль пишетъ ему письмо на двадцати страницахъ, краснорѣчиво свидѣтельствующихъ объ искренности пуританина. Это тотъ же мистицизмъ, мрачный и глубокій, то же убѣжденіе въ присутствіи въ немъ Бога, вездѣ сущаго и всесвѣдущаго, поддерживающаго руку, направляющаго мечъ, вѣчнаго мстителя.
   Это серьёзное письмо, гдѣ убѣжденія Кромвелля выказываются ужаснымъ образомъ, немного предшествуетъ похищенію короля, перевезеннаго грубыми солдатами съ зажженными фитилями, съ трубками въ зубахъ и пѣніемъ псалмовъ, въ Лондонъ. Тотчасъ послѣ этого происшествія, 6 ноября 1648 года, сорокъ-одинъ членъ нижней палаты, которые могли противиться мѣрамъ крайняго пуританизма, въ свою очередь задержаны въ то самое время, какъ они идутъ въ парламентъ и отведены сперва въ дрянную таверну, подъ вывѣскою "Ада", потомъ въ крѣпость, а нѣкоторые по домамъ.
   И такъ, все готово для эшафота, и нельзя отвергать, что Кромвелль и Брадшау не только предвидѣли, но опредѣлили и устроили эту казнь съ хладнокровіемъ, объясняемымъ пуританскимъ фанатизмомъ, но которое мы съ грустью замѣчаемъ въ Томасѣ Карлилѣ, писателѣ XIX вѣка, совершенно чуждомъ страстей, волновавшихъ сѣверный міръ въ 1648 году. Карлъ І-й падаетъ какъ жертва. Въ ту самую минуту, какъ умираетъ король и Кромвелль съ арміей торжествуетъ, поднимаетъ голову партія, въ которой есть сходство съ партіей Бабёфа. Кромвелль ее давитъ; у него есть свой вандемьеръ, свое 18 брюмера и свое 18 фрюктидора. Онъ дѣйствуетъ болѣе въ пользу мѣщанства, въ пользу религіозныхъ реформъ, нежели Бонапарте; подобно Бонапарте, онъ умѣетъ отдѣлываться отъ тѣхъ, кто ему мѣшаетъ.
   Безъ сомнѣнія, Кромвелль очень близокъ къ верховной власти, или, лучше сказать, дѣйствительная власть въ его рукахъ; но передъ нимъ Ирландія, вся католическая, требующая короля. Онъ отправляется, объявивъ прежде, съ согласія Брадшау, Лудлау и главнѣйшихъ пуританъ, что Англія -- республика. Актъ объявленія коротокъ, въ немъ всего шесть строкъ. Нашъ фермеръ перемѣнилъ экипажъ и образъ жизни съ того времени, какъ онъ насъ быковъ на берегахъ Аузы. "Карета его запряжена шестеркой прекрасныхъ Сѣрыхъ лошадей въ яблокахъ; за нимъ слѣдуютъ нѣсколько каретъ, въ которыхъ сидятъ многіе высшіе военные чины. Восемьдесятъ отборныхъ воиновъ, большею частію полковниковъ, составляютъ его свиту". Это говоритъ современный журналистъ; мы видимъ, что Кромвелль, задолго до полученія имъ титула протектора, былъ уже королемъ.
   Вскорѣ бѣдная католическая Ирландія раздавлена представителемъ кальвинизма, безъ сожалѣнія, безъ угрызеній. Не только Англія, но весь протестантскій міръ съ энтузіазмомъ смотрятъ на этого человѣка, исполняющаго лучшія желанія его и наносящаго такіе смертельные удары владычеству Рима. Тронъ возвышается въ перспективѣ передъ сент-айвскимъ фермеромъ, и онъ это очень-хорошо знаетъ, онъ заботится о политическомъ воспитаніи наслѣдника своего Ричарда, женившагося на миссъ Майоръ, и котораго мечтательный характеръ вовсе не нравится Кромвеллю. Слѣдующій отрывокъ изъ письма къ тестю Ричарда, съ которымъ онъ жилъ, столько же интересенъ, какъ и наставителенъ: "Я поручилъ вамъ Ричарда; прошу васъ, подайте ему добрый совѣтъ. Я не запрещаю ему удовольствій, но боюсь, чтобъ онъ не увлекся ими. Мнѣ хотѣлось бы, чтобъ онъ думалъ о дѣлахъ и пріучался понимать ихъ, чтобъ онъ нѣсколько читалъ исторію, изучалъ математику и космографію. Эти предметы хороши, подчиненные предметамъ божественнымъ. Они лучше, нежели праздность или мнимыя удовольствія свѣта. Они дѣлаютъ способнымъ служитъ народу, а человѣкъ для этого рождается".
   Жестокій человѣкъ, въ это самое время, въ качествѣ лорда-лейтенанта Ирландіи, служащій народу, побивая ирландскихъ католиковъ, нѣсколько проясняется, по-своему, въ письмѣ къ своей дочери Доротеѣ. Карета ея, какъ кажется, опрокинулась на одной изъ дурныхъ дорогъ того времени, и слѣдствіемъ этого было то, что она выкинула. Кромвеллю, врагу роскоши, не нравились эти большія затѣи, и онъ говорилъ Доротеѣ: "Мнѣ сказываютъ, что ты недавно выкинула. Прошу тебя, обращай вниманіе на эти кареты, которыя обманчивы. Ѣзди лучше на клеперѣ твоего отца (thy father's nag), котораго онъ тебѣ охотно уступитъ, когда ты вздумаешь выѣзжать".
   Тотчасъ послѣ этой шутки, онъ нападаетъ съ величайшею яростью на ирландскихъ католиковъ и производитъ страшное кровопролитіе. Правда, что лишь-только Ирландія, въ страхѣ, замолкаетъ, Кромвелль вкладываетъ мечъ въ ножны, говоря своимъ друзьямъ, что "этого хотѣлъ Богъ", и что для него это "большое смущеніе и горесть". Фаталистъ видѣнъ въ немъ всегда; въ то же время, онъ пишетъ одному изъ своихъ друзей слѣдующую, совершенно-кальвинистскую фразу: "Я это сдѣлалъ; дурно не слѣдовать указаніямъ Провидѣнія". Кромвелль вполнѣ вѣрилъ своему призванію. Тутъ лордъ-лейтенантъ Ирландіи получаетъ отъ парламента торжественное письмо, наполненное поздравленіями и благодарностью. Въ немъ прибавлено было позволеніе для него или его семейства, жить въ Пулалье или "Кокпитѣ", той части Уитегалля, въ которой нѣкогда забавлялся Генрихъ VIII. Комнаты Пулалье, убранныя Елизаветою и Карломъ І-мъ, были великолѣпны. Парламентъ прибавлялъ къ этому сент-джемскій паркъ и Спринг-Гарденъ. Эти пышныя переселенія очень не нравились доброй мистриссъ Кромвелль, привыкшей къ своимъ старымъ, почернѣлымъ покоямъ.
   Кромвелль провелъ девять мѣсяцовъ въ Ирландіи; онъ садится на корабль Президентъ въ концѣ мая и ѣдетъ въ Англію; послѣ бурнаго переѣзда высаживается въ Бристоль, гдѣ въ честь ему "палятъ три раза изъ большихъ пушекъ", скачетъ но Англіи и въ Гоунслу встрѣчаетъ своихъ старыхъ друзей и соперниковъ, Ферфакса, членовъ парламента, людей новаго порядка. Они идутъ маршемъ въ Гайд-Паркъ, гдѣ выстроенная въ боевомъ порядкѣ гвардія, чиновники и лордъ-мерь ожидаютъ этого счастливаго выходца, чтобъ поднесть ему цвѣты своего краснорѣчія. Изъ Уитегалля онъ отправляется въ свое жилище, въ Нулалье, чтобъ отдохнуть отъ солдатской жизни въ нѣдрахъ семейства. Мрачные пуритане кричатъ, раздаются залпы артиллеріи, остроконечныя шляпы летятъ на воздухъ; клики народной радости наполняютъ улицы; поздравленія и лесть смѣняютъ другъ друга во дворцѣ, въ которомъ живетъ Кромвелль. У него были свои придворные, какъ у Наполеона, по возвращеніи его изъ Египта. Одинъ изъ нихъ сказалъ ему: -- Какая толпа спѣшитъ видѣть торжество вашей свѣтлости!-- Да, отвѣчалъ Кромвелль:-- а какова была бы толпа, чтобъ посмотрѣть, какъ меня вѣшаютъ!
   Едва успѣваетъ онъ насладиться покоемъ въ Кокпитѣ, гдѣ предается кой-какимъ простительнымъ шуткамъ,-- изъ которыхъ одна состоитъ въ томъ, что онъ бросаетъ, на лѣстницѣ, подушками въ головы друзьямъ своимъ; другая въ томъ, что онъ заставляетъ пѣть церковные концерты двухъ или трехъ самыхъ грубыхъ и неуклюжихъ своихъ капитановъ,-- какъ новая опасность угрожаетъ молодой республикѣ. Убивъ монарха, не убили монархіи. Шотландцы вспоминаютъ о своемъ соотечественникѣ, о молодомъ Стюартѣ, сынѣ Карла І-го, происшедшемъ отъ Шотландки Катерины Мюиръ Кадуэлль и тоже Шотландца, Стюарта; Карла II принуждаютъ принять ковенантъ, то-есть, дать клятву, и заставляютъ его слушать но три пресвитеріанскія проповѣди въ день. Между-тѣмъ, Шотландія вооружается за него, и Кромвелль идетъ въ походъ, не забывая проповѣди своему семейству; онъ -- вѣчный проповѣдникъ, неутомимый, какъ видно изъ слѣдующаго письма:
   "Моему милому брату Ричарду Майору, сквайру, въ домъ его въ Горслей отдать это письмо:

"Альнсвикъ,-- 17 іюня 1630.

"Милый братъ,

   "Бездна дѣлъ, которую я имѣлъ въ Лондонѣ, есть лучшее извиненіе въ моемъ молчаніи. По-истинѣ, мое сердце тому свидѣтелемъ, что я не виноватъ противъ моей привязанности къ вамъ и вашему семейству; всѣ вы часто повторяетесь въ моихъ смиренныхъ молитвахъ.
   "Мнѣ очень-пріятно будетъ узнать, здоровъ ли малютка. Я охотно побранилъ бы отца и мать его за то, что они меня забываютъ: я знаю, что сынъ мой лѣнивъ, но я былъ лучшаго мнѣнія о Доротеѣ. Я боюсь, чтобъ мужъ не испортилъ ея; пожалуйста, скажите ей это отъ меня. Еслибъ у меня было столько же свободнаго времени, сколько у нихъ, то я иногда писалъ бы. Если дочь моя беременна, я ей прощаю, но не прощаю, если она кормитъ.
   "Да благословитъ ихъ Господь! Надѣюсь, что вы даете моему сыну (Ричарду) добрые совѣты; мнѣ кажется, они ему нужны. Онъ теперь въ опасной эпохѣ своей жизни, а міръ полонъ суеты. О! какъ хорошо рано приблизиться къ Іисусу Христу! это достойно нашего изученія. Умоляю васъ, обратите на это вниманіе.-- Надѣюсь, что вы возьмете на себя исполненіе моей обязанности и докажете мнѣ свою дружбу. Вы видите, какъ я занятъ. Я нуждаюсь въ состраданіи. Я знаю, что я чувствую въ своемъ сердцѣ. Высокое положеніе, высокая должность въ свѣтѣ не стоютъ того, чтобъ ихъ искать; я не имѣлъ бы утѣшенія въ этомъ, еслибъ не надѣялся на присутствіе Господа. Я не добивался этихъ вещей; точно, я былъ къ нимъ призванъ Господомъ; по этому-то я нѣсколько увѣренъ, что Онъ дастъ своему бѣдному земляному червяку, своему слабому служителю, силу исполнить Его волю и достигнуть единственной цѣли, для которой я рожденъ на свѣтъ. Объ этомъ я прошу васъ за меня молиться. Прошу васъ напомнить обо мнѣ милой сестрѣ моей, нашему сыну и нашей дочери, кузинѣ Аннѣ, и остаюсь навсегда

"Любящимъ васъ братомъ
"Оливеръ Кромвелль".

   Это сознаніе человѣческаго ничтожества среди величія было ли лицемѣрствомъ? Какъ бы то ни было, Кромвелль говоритъ своей арміи весьма-воинственную рѣчь: "Будьте вдвое, втрое дѣятельнѣе и бдительнѣе; у насъ на рукахъ много дѣла!" Одинъ изъ его полковниковъ, Годгсонъ, изъ Соркамра, потрудился записать эту рѣчь и сказать намъ, что генералу было весьма-весело, когда онъ, на одной стоянкѣ, увидѣлъ, какъ солдатъ приложилъ къ губамъ кадку съ простоквашей, сдѣланной на шотландскій манеръ, и до того ее приподнялъ, что одинъ изъ товарищей надѣлъ ее ему на голову; тогда солдата не стало видно вовсе, молоко влилось ему въ сапоги, полилось по его воинской одеждъ и голова его потерялась въ глубинѣ кадки. Оливеръ хохоталъ держась за бока, потому-что нашъ Оливеръ любитъ добрую шутку". На другой день послѣ этого происшествія, онъ написалъ слѣдующій бюллетень:

"Высокопочтенному лорду-предсѣдателю государственнаго совѣта, это письмо.

Мюссельбургъ, 30 іюля 1650.

"Милордъ,

   "Мы отправились изъ Бервика въ понедѣльникъ, 22 іюля, и ночевали въ домѣ милорда Мордингтона въ понедѣльникъ, вторникъ и среду. Въ четвергъ мы направились на Копперспатъ; въ пятницу мы пришли въ Донбаръ, гдѣ взяли съ своихъ кораблей нѣсколько припасовъ; оттуда мы пошли на Баддингтонъ.
   "Въ воскресенье, узнавъ, что шотландская армія имѣла намѣреніе напасть на насъ при Гладсморь, мы употребили всѣ усилія, чтобъ прежде ихъ занять болота и весьма-рано приказали бить въ барабанъ; но когда мы туда пришли, тамъ не было видно ни одной значительной части ихъ войска. Почему тысяча четыреста человѣкъ конницы, подъ начальствомъ генерал-майора Ламберта и полковника Уаллея, были отправлены авангардомъ въ Мюссельбургъ, чтобъ узнать потомъ, гдѣ непріятель, и если можно, дѣйствовать противъ него; я шелъ по ихъ слѣдамъ съ остальнымъ войскомъ. Наши люди встрѣтили нѣсколько непріятельскихъ кавалеристовъ, но не могли остановить насъ. Мы переночевали въ Мюссельбургъ, расположившись лагеремъ почти рядомъ съ непріятельскою арміей, которая находилась между Эдимборгомъ и Лейтомъ, въ четырехъ миляхъ отъ насъ, подъ защитою линіи, проведенной отъ Эдимборга до Лейта; пушки Лейта обстрѣливали большую часть этой линіи, такъ-что положеніе ихъ было очень-выгодно.
   "Въ понедѣльникъ, 29 числа текущаго мѣсяца, мы рѣшились подойдти къ нимъ, чтобъ посмотрѣть хотятъ ли они дать намъ сраженіе; и когда мы пришли къ мѣсту, то рѣшились подвезти наши пушки какъ"можно-ближе къ нимъ, надѣясь, что это будетъ имъ мѣшать. Мы замѣтили также, что у нихъ были кой-какія войска на высотѣ, господствующей надъ Эдимборгомъ, и что оттуда они могутъ вредить намъ; а потому рѣшились послать колонну, чтобъ овладѣть помянутой высотой; но наконецъ, мы увидѣли, что ихъ армію трудно разстроить. Тогда мы остались въ покоѣ весь тотъ день, который былъ суровъ, и ночью шелъ дождь, какихъ я мало видалъ, послужившій намъ къ большому вреду, потому-что у непріятеля было чѣмъ защититься, а у насъ почти ничего не было. Наши солдаты перенесли эту непріятность съ большимъ мужествомъ и съ большимъ терпѣніемъ, въ надеждѣ, что они скоро будутъ драться. Утромъ земля была очень-сыра и запасовъ у насъ очень-немного, а потому мы рѣшились отступить на наши квартиры въ Мюссельбургъ, чтобъ тамъ отдохнуть и запастись необходимымъ.
   "Когда мы отступали, непріятель напалъ на нашъ аррьергардъ и нѣсколько разстроилъ его; но наши кавалерійскіе корпуса, будучи въ довольномъ порядкѣ, имѣли съ нимъ сшибку, произошло жаркое дѣло, гдѣ они оказали мужество; при чемъ генерал-майоръ Ламбертъ и полковникъ Уаллей были въ аррьергардѣ, а непріятель двигалъ значительные корпуса, чтобъ поддержать свою первую аттаку. Наши люди напали на нихъ даже въ лагерь и побили ихъ. Лошадь генерал-майора была ранена пулею въ шею и въ голову; самъ онъ, раненный ударомъ копья въ руку, и проколотый въ другой части тѣла, былъ взятъ въ плѣнъ, но тотчасъ же вырученъ Эмпсомомъ, лейтенантомъ моего полка. Полковникъ Уаллей, бывшій тогда всѣхъ ближе къ генерал-майору, храбро аттаковалъ непріятеля, отбросилъ его, многихъ положилъ на мѣстѣ и многихъ взялъ въ плѣнъ, безъ значительной потери съ нашей стороны. Это до того ихъ удивило и охолодило, что мы отступили въ Мюссельбургъ, но они не осмѣлились послать ни "одного человѣка, чтобъ насъ потревожить. Мы узнали, что ихъ молодой король все это видѣлъ, но былъ очень-недоволенъ тѣмъ, что ихъ люди не дѣйствовали лучше.
   "Вечеромъ мы прибыли въ Мюссельбургъ до того усталые, до того истощенные безсонницею и загрязненные по причинѣ сырой погоды, "что ожидали нападенія непріятеля. Онъ дѣйствительно напалъ на насъ сегодня, между тремя и четырьмя часами утра, съ пятнадцатью отборными эскадронами подъ начальствомъ генерал-майора Монгомери и Страгама, двухъ защитниковъ церкви. Они многаго ожидали и многаго надѣялись отъ этого дѣла. Непріятель приблизился весьма-рѣшительно; онъ отбросилъ наши дальніе караулы и нѣсколько разстроилъ одинъ кавалерійскій полкъ; но наши люди, быстро изготовившись, напали на непріятеля, разбили его, набрали много плѣнныхъ и множество побили (did execution); они преслѣдовали ихъ за четверть мили отъ Эдимборга и тамъ, какъ мнѣ доносятъ, былъ убитъ Стратамъ, кромѣ другихъ высшихъ офицеровъ. Мы взяли въ плѣнъ майора "полка Страгама, майора Гамильтона, одного подполковника и много другихъ знатныхъ офицеровъ и особъ, которыхъ именъ еще не знакомъ. Это славное начало для нашего дѣла, или лучше-сказать для дѣла Господа, и думаю, что оно не очень-радостно непріятелю, въ особенности для партіи, придерживающейся церкви (kirk). Мы потеряли въ этомъ дѣлѣ, какъ мнѣ доносятъ, одного корнета; еще о четырехъ человѣкахъ мнѣ не доносили. Генерал-майоръ, кажется, будетъ въ состояніи черезъ нѣсколько дней сѣсть снова на коня. И я полагаю, что это дѣло, которое есть Господне, пойдетъ успѣшно въ рукахъ Его служителей.
   "Я не счелъ нужнымъ аттаковать непріятеля въ томъ положеніи, въ какомъ онъ теперь находится, но безъ всякаго сомнѣнія, еслибъ онъ "желалъ драться, этого было бы достаточно, чтобъ побудить его къ битвѣ. Я думаю, что у него не менѣе шести или семи тысячъ конницы и четырнадцать или пятнадцать тысячь стрѣлковъ. Причина, какъ я узналъ, по которой они не хотятъ вступать съ нами въ сраженіе, та, что они ожидаютъ изъ Сѣверной-Шотландіи еще нѣсколько корпусовъ и говорятъ, что дадутъ ламъ сраженіе, когда эти войска придутъ къ нимъ на помощь; по мнѣ кажется, что имъ хочется только "заманить насъ, чтобъ мы аттаковали ихъ при укрѣпленной позиціи, "въ которой они теперь находятся, или они надѣются, что въ нашемъ "войскѣ, отъ недостатка въ съѣстныхъ припасахъ, произойдетъ господъ,-- что, весьма вѣроятно, и случится, если намъ не пришлютъ припасовъ во-время и въ избыткѣ.

"Остаюсь, милордъ, вашимъ покорнѣйшимъ слугою,
"Оливеръ Кромвелль."

   "P. S. Окончивъ это письмо, я узналъ, что генерал-майоръ Монгомери убитъ."
   Мы видѣли Кромвелля воина., семьянина, проповѣдника. Намъ предстоитъ изучить Кромвелля теолога. Вотъ аргументы, которые онъ употребляетъ противъ страшной kirk шотландскаго кальвинизма. Вотъ, что онъ пишетъ главамъ его, протестантамъ:,

"Генеральному собранію шотландской церкви, или, въ случаѣ, если оно не собрано, коммиссарамъ шотландской церкви, это письмо.

"Милостивые государи,

   "Мы видѣли вашъ отвѣтъ на манифестъ арміи. Нѣкоторые изъ нашихъ благочестивыхъ проповѣдниковъ написали въ Бервикѣ этотъ отвѣтъ, который я считаю нужнымъ послать вамъ.
   "Вы ли, мы ли, въ этихъ важныхъ и смутныхъ обстоятельствахъ повинуемся волѣ или духу Божію, все-таки происходитъ это лишь по Его благодати и милосердію къ намъ. Слѣдовательно, выразивъ это въ нашихъ бумагахъ (манифестахъ), мы поручаемъ окончаніе этихъ дѣлъ Тому, который всѣмъ располагаетъ, и увѣряемъ васъ, что въ насъ со-дня-на-день увеличиваются свѣтъ и утѣшеніе, и мы увѣрены, что въ непродолжительномъ времени Господь объявитъ свою волю, такъ-что всѣ узрятъ перстъ его и народъ его скажетъ: это дѣло Господа и оно чудно въ глазахъ нашихъ. Это день, который сотворилъ Господь; будемъ довольны и возрадуемся о Господѣ.-- Позвольте только мнѣ сказать вамъ однимъ словомъ слѣдующее:
   "Вы берете на себя судить насъ въ дѣлахъ нашего Господа, хотя вы насъ не знаете, хотя въ предметахъ, о которыхъ мы вамъ говорили, въ томъ, что названо манифестомъ арміи, мы говорили словами нашего сердца, какъ-бы въ присутствіи Господа, испытавшаго насъ, вашими жесткими и обманчивыми словами вы возродили предубѣжденіе въ тѣхъ, которые думаютъ, что вы сильны въ дѣлахъ совѣсти, въ дѣлахъ, въ которыхъ каждая душа должна отвѣчать Богу сама за себя, такъ-что нѣкоторые послѣдовали за вами до той минуты, когда изъ нихъ улетѣла душа {Въ сшибкѣ при Мюссельбургѣ и въ другихъ битвахъ.}, а другіе продолжаютъ идти по пути, по которому вы ихъ ведете, какъ мы опасаемся, къ ихъ погибели.
   "И не удивительно, что вы дѣйствуете такимъ-образомъ въ отношеніи къ намъ, когда вы находите въ вашихъ сердцахъ столько смѣлости, чтобъ скрывать отъ собственныхъ вашихъ людей манифесты, которые мы вамъ послали, -- манифесты, изъ которыхъ они могли видѣть и понять любовь къ нимъ души нашей, въ особенности къ тѣмъ изъ нихъ, которые боятся Господа. Присылайте сколько угодно вашихъ манифестовъ къ нашимъ людямъ; для вашихъ бумагъ доступъ свободенъ: я ихъ не боюсь. Да будетъ угодно небу, чтобъ то, что сходно съ волею Божіею въ этихъ бумагахъ, было принято! Одна изъ тѣхъ, которыя вы недавно прислали, адресованная къ унтер-офицерамъ и солдатамъ англійской арміи, возбудила съ ихъ стороны отвѣтъ" при семъ прилагаемый, который они просили меня послать вамъ, -- не тонкій и политическій отвѣтъ, но простой и ровный, духовный. Одинъ Богъ знаетъ, что Онъ такое и Богъ же, когда пріидетъ время, это покажетъ.
   "Преувеличиваемъ ли мы эти дѣла, какъ люди, или мы это дѣлаемъ изъ любви къ Господу Христу и его народу? Точно, по милости Бога, мы не страшимся вашей многочисленности и не надѣемся на самихъ-себя. Мы можемъ, -- молю Бога, чтобъ вы не сочли этого хвастовствомъ, -- мы можемъ противостать вашему войску, всякому, какое вы можете противъ насъ вывести. Мы уже доказали, -- говоримъ это въ смиреніи передъ Богомъ, на котораго вся наша надежда,-- мы уже нѣсколько доказали, что подобнаго рода мысли не имѣютъ власти надъ нами. Господь не отвращалъ лица своего отъ насъ съ того времени, какъ мы подошли къ вамъ столь близко.
   "Уже тягость вашихъ собственныхъ грѣховъ гораздо-болѣе того, что вы въ силахъ перенести: не берите же на себя крови невинныхъ людей, -- обольщенныхъ приманкою союза (covenant), -- отъ глазъ которыхъ вы скрываете то, что знаете. Я увѣренъ, что многіе изъ васъ, ведущіе за собой народъ, съ трудомъ убѣдились въ этихъ вещахъ, въ которыхъ вы критиковали другихъ и утвердились "на словахъ Божіихъ". Не-уже-ли непремѣнно все, что вы говорите, согласно съ словомъ Божіимъ? Заклинаю васъ Христомъ Богомъ повѣрьте, что вы можете ошибаться. Вы можете нагромоздить правило на правило, строку на строку, а между-тѣмъ, слово Господа можетъ быть для нѣкоторыхъ словомъ осужденія, да падутъ они навзничь и будутъ поражены, и да падутъ они въ сѣти и будутъ взяты {Слова, заимствованныя изъ Библіи.}! Въ этомъ можетъ заключаться полнота духовная, которую міръ можетъ назвать опьянѣіемъ {Какъ во второй главѣ Дѣяній Апостольскихъ.}. Въ этомъ можетъ заключаться также плотская увѣренность въ худо-понятыхъ основаніяхъ, что также можно назвать духовнымъ опьянѣніемъ. Можетъ-быть, ковенантъ съ смертью и адомъ {Какъ вы можете сказать о насъ, между-тѣмъ, какъ скорѣй вы "пьяны".}! Я не хочу сказать, чтобъ таковъ былъ вашъ союзъ. Но разсудите, имѣютъ ли эти предметы дѣлъ политическую: избѣгать бича, превосходящаго мѣру, или разсчитывать на мірскія выгоды; и если для этого мы {То-есть вы.} соединились съ людьми злыми и плотскими, и если уважаемъ ихъ, или если мы увлекли ихъ къ заключенію съ нами союза, то есть ли это ковенантъ Божій, ковенантъ духовный? Размыслите, подумайте объ этихъ вещахъ; надѣюсь, что мы объ нихъ размышляли.
   "Прошу васъ, прочтите двадцать-восьмую главу Исаіи, съ пятаго до пятнадцатаго стиха, и не стыдитесь узнать, что такое духъ животворящій и дающій жизнь.
   "Да дастъ вамъ Господь понятіе, чтобъ сдѣлать ему угодное!
   "Поручая васъ милости Божіей, остаюсь
   "вашимъ покорнымъ слугою,

"Оливеръ Кромвелль."

   Съ тѣмъ же намѣреніемъ пишетъ онъ шотландскому генералу Лесли слѣдующее письмо:
   

"Высокопочтенному Давиду Лесли, генерал-лейтенанту шотландской арміи, это письмо.

Изъ лагеря въ горахъ Понтлендъ, 14 августа 1650

"Милостивый государь,

   "Я получилъ ваше письмо отъ 13 числа текущаго мѣсяца, съ приложенной при немъ деклараціей, о которой вы говорите, -- которую я приказалъ прочитать въ присутствіи столькихъ офицеровъ, сколько можно было собрать, въ чемъ можетъ удостовѣрить васъ вашъ трубачъ. Мы посылаемъ вамъ этотъ отвѣтъ, изъ котораго, надѣюсь, съ помощію Божіею, вы увидите, что мы продолжаемъ быть тѣмъ же, чѣмъ мы объявили себя въ-отношеніи къ честнымъ людямъ Шотландіи, желая для нихъ того же, чего желаемъ для собственныхъ душъ своихъ, такъ-какъ наше дѣло совсѣмъ не то, чтобъ чѣмъ-либо препятствовать всякому изъ нихъ чтить Бога такимъ способомъ, какимъ они убѣждены совѣстію, что они должны чтить согласно съ словомъ Божіимъ, хотя бы способъ этотъ различествовалъ отъ нашего; но въ этомъ отношеніи мы всегда готовы исполнить обязанности, которыя налагаетъ на насъ ковенантъ.
   "Однакожъ, мы не хотимъ, чтобъ подъ предлогомъ ковенанта, худо-истолкованнаго, котораго извращенъ истинный смыслъ и справедливость, былъ принятъ вами и нами король; знайте, что тотъ, который стоитъ во главъ этихъ народовъ, тотъ, на комъ лежитъ вся надежда и благосостояніе, въ эту самую минуту, имѣетъ въ Ирландіи папистическую армію, которая сражается за него и подъ его начальствомъ; что онъ имѣетъ принца Руперта, человѣка, рука котораго глубоко погружалась въ кровь многихъ невинныхъ людей въ Англіи, что теперь этотъ человѣкъ командуетъ у него нашими кораблями, которые были отняты у насъ съ злымъ намѣреніемъ; что онъ имѣетъ у себя французскіе и англійскіе корабли, ежедневно совершающіе грабительства на нашихъ берегахъ; что онъ имѣетъ сильныя сношенія съ злыми людьми Англіи для набиранія посреди насъ войска, въ силу многочисленныхъ приказаніи, недавно изданныхъ имъ для этой цѣли.-- Какъ могутъ интересы божественные, для которыхъ вы, какъ вы говорите, его приняли, и интересы злобные по ихъ цѣли и послѣдствіямъ, какъ эти интересы могутъ быть соглашены, мы не въ состояніи понять.
   "И какъ мы можемъ повѣрить, чтобъ въ то время, когда злые, совершенно извѣстные, сражаются и дѣлаютъ заговоры противъ насъ съ одной стороны, а съ другой вы принимаете его сторону, какъ можемъ мы повѣрить, что это не значитъ принимать сторону и раздѣлять выгоды злыхъ, а значитъ, какъ вы объясняете, сражаться на прежнихъ основаніяхъ, пользуясь предшествовавшими началами, на защиту дѣла Божьяго и обоихъ королевствъ, какъ это дѣлается уже десять лѣтъ, и какъ это можетъ быть дѣлаемо для безопасности народа Божьяго въ обоихъ государствахъ, или какъ сопротивленіе наше всему этому, сдѣлаетъ насъ, какъ вы говорите, врагами людей благочестивыхъ,-- этого мы по можемъ понять. Въ особенности, если принять во вниманіе, что всѣ злые почерпаютъ свою надежду и смѣлость въ послѣднихъ распоряженіяхъ нашей шотландской церкви и въ нашемъ согласіи съ королемъ; ибо, какъ мы уже сказали и какъ пов кимъ-образомъ устроить, чтобъ намъ возвратили нашихъ солдатъ, которыхъ мы надѣемся употребить съ большею пользою, нежели какую они приносятъ, оставаясь тамъ, гдѣ теперь находятся.
   "Желаю знать, что скажетъ Франція и что она сдѣлаетъ въ этомъ отношеніи: мы всегда готовы, съ помощію Божіею, сдѣлать все, что съ благоразуміемъ отъ насъ ожидать можно. Сверхъ-того, скажите кардиналу, что мы намѣрены, такъ же, какъ и прежде, оказать всѣ зависящія отъ насъ услуги для того, чтобъ подвинуть впередъ общіе наши интересы.
   "Считая нужнымъ, чтобъ эта депеша дошла до васъ скорѣе, посылаемъ ее съ нарочнымъ.

"Вашъ искренній другъ,
"Оливеръ П."

   И тотчасъ потомъ онъ берется за перо и пишетъ:

"Сэру Вилліаму Локгарту, нашему посланнику во Франціи.

Уитегалль, 31 августа 1657.

   "Послѣ письма, которое мы вамъ написали, желаемъ, чтобъ цѣлію лучше былъ Дюнкирхенъ, нежели Гравелинъ, и очень желаемъ этого; но лучите одинъ изъ двухъ, нежели оставить это такъ.
   "Мы непремѣнно пошлемъ туда, на счетъ Франціи, два старые полка наши и двѣ тысячи человѣкъ пѣхоты, когда этого потребуетъ необходимость, -- если цѣлью будетъ Дюнкирхенъ. Полагаю, что если армія хорошо окопалась и если къ нее прибавить пѣхотный полкъ де-Лаферте, то мы можемъ предоставить большей части французской конницы имѣть наблюденіе за Испанцами, оставивъ ея столько, сколько необходимо для прикрытія инфантеріи.
   "Это движеніе, вѣроятно, помѣшаетъ Испанцамъ помочь Карлу Стюарту во всякомъ покушеніи противъ насъ, и будьте увѣрены, что если сколько-нибудь основательнымъ образомъ можно разсчитывать на содѣйствіе французовъ, то мы, съ своей стороны, сдѣлаемъ все, чего только потребуетъ отъ насъ благоразуміе; но если французы дѣйствительно такъ коварны въ-отношеніи къ намъ, что не хотятъ позволить намъ утвердиться по-ту-сторону залива,-- тогда, прошу васъ, такъ же, какъ въ прежнемъ письмѣ пашемъ, сдѣлайте все, чтобъ насъ удовлетворили за понесенныя нами издержки и чтобъ войска наши возвратились домой.
   "Прошу васъ, милостивый государь, принять на себя больше смѣлости и свободы въ сношеніяхъ вашихъ съ французами касательно этихъ предметовъ.

"Вашъ искренній другъ,
"Оливеръ П."

   Не смотря на Кромвелля и Мазарини, Испанія и Стюарты еще поднимаютъ голову. Донъ-Хуанъ-Австрійскій обѣщаетъ десять тысячь войска; голландскіе купцы, кальвинисты по убѣжденіямъ, но завидуя распространенію англійской торговли, даютъ двадцать-два корабля. Хотятъ употребить всѣ средства, чтобъ возвратить Карлу Стюарту престолъ его отца и низвергнуть пуританизмъ и Кромвелля. Нужно только, чтобъ лондонскіе кавалеры готовы были подняться за короля. Какой-то человѣкъ, похожій на фермера, пріѣзжаетъ изъ Фландріи "въ шляпѣ, покрытой навощеннымъ полотномъ, съ колпакомъ на головѣ и съ небольшимъ чемоданомъ, привязаннымъ сзади на лошади", скачетъ отъ Кольчестера до Стратфорда на Боу, останавливается въ самыхъ бѣдныхъ гостинницахъ, "пьетъ съ фермерами горячій эль, играетъ съ ними въ триктракъ" и не возбуждаетъ никакаго подозрѣнія. Онъ пріѣхалъ за тѣмъ, чтобъ поднять Англію за короля Карла: это герцогъ Ормондъ, правая рука и первый совѣтникъ Карла Стюарта. Онъ "краситъ себѣ волосы" и останавливается весьма-скрытно "у одного паписта-цирюльника, живущаго въ Дрюрилэнь". Немногіе подозрѣваютъ, зачѣмъ онъ пріѣхалъ въ Лондонъ; Кромвеллю и его шпіонамъ все извѣстно какъ-нельзя-лучше. Герцогъ Ормондъ скрывается уже недѣли двѣ, какъ вдругъ протекторъ встрѣчаетъ въ паркѣ лорда Брогалля и начинаетъ съ нимъ разговоръ слѣдующими словами: "Здѣсь одинъ изъ вашихъ старыхъ друзей -- герцогъ Ормондъ; онъ живетъ теперь въ Дрюрилэнь, у паписта-цирюльника. Онъ хорошо сдѣлаетъ, если уѣдетъ; скажите это ему". Лордъ Брогилль, ничего не знавшій, очень удивился, собралъ свѣдѣнія, убѣдился въ истинѣ и сообщилъ разговоръ свой съ Кромвелломъ герцогу Ормонду, который не заставилъ повторять себѣ два раза, и опрометью поскакалъ изъ Лондона въ Дувръ; тамъ сѣлъ на корабль и пріѣхалъ въ Брюгге, гдѣ пашемъ претендента. "У Кромвелля много враговъ" сказалъ онъ ему: "но низвергнуть его посредствомъ возстанія роялистовъ -- мечта несбыточная!" Впрочемъ, Карлъ на это и не надѣялся. Чистосердечными союзниками его были только Римъ и Испанія, -- союзники опасные, потому-что ихъ глубоко ненавидѣло кальвинистское народонаселеніе. Мазариновская Франція поддерживала Кромвелля, и Карлу не оставалось ничего больше дѣлать. Изъ англійскихъ роялистовъ, люди благоразумные складывали руки и молчали; другіе собирались въ тавернахъ, замышляли убійства, составляли безумные планы, подготовлялись поджечь крѣпость, овладѣть городомъ (City), съ величайшимъ трудомъ и величайшимъ шумомъ возбуждали смятенія и, какъ всегда бываетъ въ дѣлахъ подобнаго рода, въ самую минуту исполненія, ихъ брали подъ арестъ. 22 мая 11358 года, Баркстедъ, губернаторъ крѣпости, въѣхалъ въ Сити крупнымъ галопомъ въ сопровожденіи пяти пушекъ (drakes), "производившихъ страшный шумъ", обратилъ мятежниковъ въ бѣгство, перехваталъ начальниковъ, и этимъ все кончилось.
   Крови было пролито какъ-нельзя-менѣе. Пало нѣсколько роялистовъ... Кромвелль позволилъ многимъ уйдти, другихъ простилъ. Дюнкирхенъ былъ вырванъ изъ рукъ Испанцевъ; побѣды слѣдовали за побѣдами. Англійская-Республика завоевала въ ряду европейскихъ государствъ такое же мѣсто, какое въ 1802 году Бонапарте занялъ для Французской-Республики. Надежды Карла II рушились; самъ испанскій министръ донъ-Лудовикъ де-Гаро обнаруживаетъ недовѣрчивость, когда ему говорятъ о возстановленіи Стюартовъ; Мазарини, довольный этимъ результатомъ для самого-себя, хотя Кромвелль взялъ на свою часть львиную долю, а собрату оставилъ лисью, -- встрѣчаетъ Ормонда на большой дорогѣ и говоритъ ему мимоходомъ: "Нѣтъ больше надежды!" -- Племянникъ его пріѣзжаетъ въ Лондонъ и ѣдетъ въ раззолоченномъ экипажѣ поздравить "самаго непобѣдимаго изъ государей", и англійскіе журналы говорятъ даже (что, однако, вовсе невѣроятно), что юный Лудовикъ XIV пріѣхалъ бы вмѣстѣ съ нимъ, еслибъ не былъ остановленъ оспою. Пуританская Англія, возвеличенная непобѣдимымъ сент-айнскимъ фермеромъ, -- Англія, стоя, "опираясь ногою на католическую Испанію, держа въ одной рукъ Библію, а -въ другой мечъ", -- выразительный символъ, поставленный Кромвеллемъ на Темпль-Баръ, -- принимаетъ посланника Креки, а красавецъ Фоконбергъ, знаменитость кромвеллева двора, тотъ самый, котораго дядя былъ обезглавленъ за участіе въ заговоръ, ѣдетъ верхомъ на встрѣчу посланника Мазарини и поздравляетъ его съ пріѣздомъ въ Лондонъ передъ изумленной толпою.
   Посреди такихъ успѣховъ, Кромвелль не ослабляетъ своей дѣятельности, и въ одномъ изъ самыхъ замѣчательныхъ писемъ уже бросаетъ взоры на Гибралтаръ;
   "Насъ извѣщаютъ, что Испанцы отправили всѣ войска, которыми только могли располагать, на шести или семи корабляхъ, въ Западную-Индію, въ прошломъ мартъ мѣсяцѣ. Мы знаемъ также и то, что всегда было признаваемо, т. е. что Испанцы всего болѣе имѣютъ недостатокъ въ людяхъ, такъ же, какъ теперь въ деньгахъ. Вы можете знать, сколько войска находится въ Кадиксѣ и его окрестностяхъ. Мы говоримъ только о вѣроятномъ. Не удостоите ли вниманія своего вы-сами, или не обсудитъ ли вашъ совѣтъ слѣдующихъ вопросовъ: нѣтъ ли возможности сжечь или какимъ-нибудь другимъ образомъ истребить флотъ, который теперь у нихъ въ Кадиксѣ; достаточно ли укрѣплены Пунталь и бастіоны, чтобъ заставить отказаться отъ подобнаго предпріятія; нельзя ли напасть на самый Кадиксъ и помѣшать доставленію припасовъ черезъ мостъ въ городъ съ острова, на которомъ онъ расположенъ, такъ-какъ этотъ островъ во многихъ мѣстахъ очень-узокъ; нѣтъ ли другаго мѣста, на которое можно было бы напасть, особенно нельзя ли напасть на городъ и замокъ Гибралтаръ? и, если бъ мы могли захватить его и удержать, то не будетъ ли это выгодно для нашей торговли и невыгодно для Испанцевъ? а это не дастъ ли намъ возможности, поставивъ тамъ шесть легкихъ фрегатовъ, дѣлать больше зла Испанцамъ, не содержа при этихъ берегахъ такого значительнаго флота и уменьшивъ наши издержки?
   Указаніе на большія колоніи Англіи, даже начало ихъ, устройство финансовъ, союзъ и дружба съ Франціею, разбитіе Испанцевъ, покореніе морей, обузданіе всѣхъ враговъ протектора, достаточно показываютъ, что Кромвелль пользовался полною властію. Тогда, въ 1657 году, когда дѣйствительная власть давно уже была въ его рукахъ, Виддрингтонъ, отъ имени парламента, предлагаетъ ему королевскій титулъ; "перо на шляпу", только, какъ самъ онъ говоритъ генераламъ, которые предупреждаютъ его, что народъ Божій будетъ оскорбленъ, если онъ сдѣлается королемъ. "Я уже король" отвѣчаетъ онъ имъ на сто-двадцати страницахъ, шестью рѣчами и огромнымъ количествомъ словъ. "Что касается до этого титула, я не знаю, принять ли его". Изъ предложенія Кромвеллю королевскаго титула, сдѣлали дѣло слишкомъ-важное; онъ ужь имѣлъ въ рукахъ королевскую власть; титулъ придавалъ только опасность его положенію. Онъ долго колеблется между этой опасностью и своимъ честолюбіемъ, между страхомъ взволновать народъ и раздражить солдатъ, слѣды этого колебанія видны во всѣхъ безконечныхъ доводахъ его рѣчей, которыя считали крайнимъ выраженіемъ лицемѣрія. Онъ былъ только въ большомъ затрудненіи. Торжественное теченіе республики продолжается. Но приходитъ старость, и тонъ Кромвелля, въ двухъ послѣднихъ рѣчахъ, печаленъ.
   "...Сказать вамъ правду, я былъ нездоровъ; и потому не смѣю говорить вамъ долго; хочу только довести до вашего свѣдѣнія, что я прямо и откровенно объявилъ положеніе, въ которомъ находится наше дѣло, и что пріобрѣло оно усиліями и трудами этого парламента, когда онъ собрался въ послѣдній разъ. Я буду счастливъ, если положу свои кости рядомъ съ вашими, и сдѣлалъ бы это съ радостью и отъ чистаго сердца въ самомъ низкомъ положеніи, какое я когда-либо занималъ, служа парламенту.
   "Если, какъ я надѣюсь, Богъ дастъ вамъ... Онъ уже далъ вамъ, потому-что о чемъ же другомъ говорилъ я, какъ не о томъ, что вы сдѣлали? Онъ далъ вамъ силу сдѣлать то, что вы сдѣлали, и если Богъ благословитъ васъ въ трудѣ вашемъ и осчастливитъ настоящій парламентъ въ этомъ отношеніи, -- вы всѣ будете названы благословенными отъ Господа. Будущія поколѣнія благословятъ васъ. Вы будете "исправителями проломовъ и путями, въ которыхъ надобно жить", и если есть въ этомъ мірѣ труднѣйшее дѣло, которое могутъ исполнить смертные, то, признаюсь, я не знаю его.
   "Я сказалъ вамъ, я болѣнъ. Не могу дольше говорить съ вами; но я просилъ почтеннаго члена, который сидитъ здѣсь рядомъ со мною, поговорить нѣсколько-подробнѣе о томъ, что можетъ быть прилично для этого случая и для этого собранія".
   Твердые и смѣлые виды политика видны въ послѣдней рѣчи, гдѣ "его свѣтлость", говоритъ Карлиль: "озирая будущее и прошедшее, внѣшнія отношенія и положеніе самой страны, и взвѣсивъ все это, выражается съ истиннымъ благородствомъ".

"Милорды и господа двухъ камеръ парламента,

   "(потому-что такими я долженъ признавать васъ)! Въ васъ, такъ же какъ во мнѣ, лежитъ законодательная власть этихъ націй! Мысль о тягости этихъ дѣлъ и этихъ интересовъ, для которыхъ мы собрались, такова, что я по совѣсти не могу быть доволенъ собою, если не изложу вамъ нѣкоторыхъ опасеній своихъ на-счетъ положенія дѣлъ этихъ націй и не предложу вамъ въ то же время средство, которое полезно было бы употребить противъ опасностей, угрожающихъ намъ въ эту минуту.
   "Полагаю, что благосостояніе, самое существованіе этихъ націй въ настоящее время находится въ опасности. Если Богъ благословитъ это собраніе, нашъ миръ и спокойствіе наше могутъ продолжиться; если будетъ иначе, то -- окончивъ рѣчь, я предоставлю вамъ сообразить и обсудить, есть ли для насъ въ томъ, что касается чести, возможность исполнить тяготѣющую на насъ обязанность -- обезпечить сохраненіе и спокойствіе этихъ націй! Когда я выскажу вамъ мысли, представляющіяся уму моему, тогда предоставлю имъ произвесть на ваши сердца такое впечатлѣніе, какое угодно будетъ Богу всемогущему.
   "Считаю это главною обязанностью моей должности; смотрю на себя, какъ-будто я поставленъ на сторожевой башнѣ, чтобъ видѣть, что можетъ послужить къ общественному благу этихъ націй, что можетъ воспрепятствовать злу, -- и чтобъ такимъ образомъ совѣтами мудраго и великаго собранія, въ которомъ сосредоточены жизнь и духъ этихъ націй, можно было, говоря человѣчески, достигнуть этого блага и отвратить это зло, каково бы оно ни было.
   "Настоятельно прошу васъ обратить вниманіе на внутреннія дѣла; посмотрите, въ какомъ они положеніи! Я увѣренъ, что вы всѣ, -- допускаю, что вы всѣ люди добрые, честные и достойные, и что между вами нѣтъ ни одного, который бы не желалъ, чтобъ его считали добрымъ патріотомъ -- я увѣренъ, что вы всѣ желаете этого. Мы иногда любимъ хвалиться тѣмъ, что мы есть, и разумѣется, для насъ не стыдно быть Англичанами;-- но это должно быть для насъ поводомъ дѣйствовать по-англіиски и имѣть въ виду дѣйствительное благо и пользу этой націи.-- Но спрашиваю васъ, до чего дошли у насъ дѣля?-- Съ своей стороны объявляю, что не знаю, съ чего начать и чѣмъ кончить въ подобномъ дѣлѣ, -- я ничего этого не знаю; но я долженъ вамъ сказать, съ чего бы ни начинали, трудно выйдти изъ тяжкаго положенія, о которомъ говорю вамъ. Мы полны несчастій и разногласій между собою на-счетъ духа, который долженъ оживлять людей, и въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; однако, благодаря Божескому провидѣнію, провидѣнію чудесному, удивительному, которому нельзя довольно надивиться, мы еще въ мирѣ! А битвы, которыя мы вынесли! а побѣды, которыя мы одержали!-- Да, но-истинѣ, мы, собравшіеся здѣсь, мы составляемъ удивленіе свѣта, и принимая въ соображеніе, какъ мы устроены, или лучше, какъ мы разстроены, это величайшее чудо, которое когда-либо совершилось надъ сынами человѣческими, что мы обратились къ миру. И кто попытается нарушить его, да искоренитъ его всемогущій Богъ изъ нѣдръ этой націи! И Онъ сдѣлаетъ это, какіе бы тамъ ни были предлоги!..
   "Нарушающіе миръ думаютъ ли, къ чему ведутъ насъ? Имъ должно бы обратить на это вниманіе. Тотъ, кому нѣтъ дѣла до беременной женщины въ этомъ народѣ, до грудныхъ младенцевъ, неумѣющихъ отличить правой руки отъ лѣвой (а такими людьми, сколько я знаю, столица наша такъ же полна, какъ нѣкогда, говорятъ, была полна Ниневія); тотъ, кому нѣтъ дѣла до этихъ существъ и до плодовъ, которые принесутъ живущія и которые надобно къ нимъ прибавить,-- тотъ, кому нѣтъ дѣла до всего этого, долженъ имѣть сердце Каина, который былъ заклейменъ и сдѣлался врагомъ всѣхъ людей, его враговъ! Да, гнѣвъ и Божеское правосудіе будутъ преслѣдовать такого человѣка до могилы, если не до ада!.."
   Изъ своихъ старыхъ генерал-майоровъ, этихъ маршаловъ кальвинизма, Кромвелль дѣлаетъ лордовъ и устроиваетъ свою палату перовъ. Первое засѣданіе парламента оканчивается довольно-хорошо; второе начинается довольно-худо для Кромвелля. Онъ не колеблется, призываетъ членовъ въ Уитегалль и кассируетъ палату. "Если бъ они просидѣли еще два или три дня", говоритъ Самуилъ Гартлибъ въ одномъ письмѣ: "вспыхнуло бы роялистское возмущеніе, и Лондонъ былъ бы облитъ огнемъ и кровью".
   Кромвеллю шелъ шестидесятый годъ. Онъ былъ еще крѣпокъ, но утомленъ: Богъ поразилъ его въ семействѣ многими ударами, слѣдовавшими одинъ за другимъ; онъ провелъ четырнадцать дней у смертнаго одра своей дочери Елизаветы Клайполь, и колоссальная энергія его, въ-продолженіи двадцати лѣтъ несшая бремя "слишкомъ-тягостное для человѣка", -- бремя, о которомъ онъ говоритъ такъ часто, ослабѣвала и давала предчувствовать свой упадокъ. Тогда-то явился къ нему въ послѣдній разъ квакеръ Джорджъ Фоксъ съ просьбою о прекращеніи гоненія противъ квакеровъ. Не смотря на свою снисходительность къ мистическимъ сумасбродствамъ, Кромвелль не позволялъ нарушать общественнаго порядка. Въ Мьюсѣ взяли и посадили въ тюрьму нѣсколько "большихъ шляпъ", хотѣвшихъ проповѣдывать на площади и слишкомъ-послушныхъ своему вдохновенію; Джорджъ Фоксъ имѣлъ ту же участь; "Божіе могущество подѣйствовало однакожь на гонителей" -- ихъ скоро выпустили. Однако онъ хотѣлъ сдѣлать протектору нѣсколько упрековъ, и когда Кромвелль, "въ своей большой каретѣ, окруженный стражею, катался вечеромъ въ Гайд-Паркѣ", Фоксъ подошелъ къ нему; его сперва не допустили; Кромвелль опустилъ стекло и принялъ его весьма-радушно. На другой день, въ Уитегаллѣ, когда Фоксъ былъ увѣренъ въ успѣхѣ своего дѣла, сцена перемѣнилась; Кромвелль (говоритъ квакеръ) "нѣсколько посмѣялся надо мною... онъ сѣлъ на край стола... говорилъ мнѣ смѣшныя вещи... и обошелся со мной легкомысленно". Это естественно; Кромвелль понялъ его слабую сторону. "Онъ сказалъ мнѣ, что моя чрезмѣрная увѣренность въ себѣ-самомъ, то-есть въ Богѣ, который во мнѣ, составляетъ одно изъ моихъ замѣчательнѣйшихъ качествъ {Журналъ Фокса, I, 381, 2.}". Квакеръ ушелъ недовольный, и на другой день, говоритъ онъ: "я взялъ лодку и отправился по Темзѣ до Кингстона, откуда пошелъ въ Гамптонъ-Куртъ, чтобъ сказать протектору о страданіяхъ друзей. Я встрѣтилъ его въ паркѣ; онъ былъ верхомъ, передъ своими тѣлохранителями; прежде, нежели я увидѣлъ его, я замѣтилъ и почувствовалъ дуновеніе смерти, которое летѣло къ нему но воздуху, и когда я къ нему подошелъ, онъ былъ блѣденъ какъ смерть. Когда я объяснилъ ему страданія друзей и предупредилъ его, какъ мнѣ было приказано Богомъ, онъ сказалъ: "пріиди ко мнѣ завтра..." На завтра мнѣ сказали, что онъ болѣнъ, и я больше не видалъ его".
   Дѣло Кромвелля было кончено. 20 августа онъ занемогъ, переѣхалъ изъ Гамптон-Курта въ Лондонъ и уже не вставалъ съ постели. Какимъ мы видѣли Кромвелля-фермера въ сент-айвскомъ уединеніи, мечтателемъ, мистикомъ, раздираемымъ гамлетовскими сомнѣніями,-- такимъ же встрѣчаемъ его и при смерти. Въ молодости онъ не имѣлъ никакой причины притворяться фанатикомъ; умирая, не имѣлъ надобности продолжать скрываться подъ маскою. "Дѣти мои", говорилъ онъ, приподнимаясь: "живите христіанами. Доставляю вамъ для пропитанія душъ вашихъ союзъ съ Господомъ!" -- Три дня его предсмертныхъ страданій, во время которыхъ разразилась страшная буря, были для него продолжительною и таинственною мукою, борьбою съ Богомъ, выражавшеюся стонами, рыданіями и безпрерывными молитвами.
   Кромвелль оставилъ Англію не только цвѣтущею, но и наполненною сѣменами, изъ которыхъ развилось ея величіе въ-теченіе двухъ послѣдующихъ столѣтій. Этого величія не признаётъ Карлиль; по его мнѣнію, Англія должна бы остаться пуританскою и сохранить вѣру въ законъ ковенанта. Онъ не только сожалѣетъ о той эпохѣ, но и порицаетъ времена, которыя за нею слѣдовали, не щадя ни XVIII вѣка, ни ХІХ-то. Онъ думаетъ, что развитіе Англіи со времени Кромвелля должно считать ни во что: Индія, торговля, богатство, промышленность -- ничто по его мнѣнію.
   Въ этомъ упрекѣ, въ этомъ сужденіи, въ этомъ притязаніи, нѣтъ ни ума, ни философіи. Горячечное состояніе, развивающее силы народа и оплодотворяющее его будущность сосредоточенностью желанія съ порывами энтузіазма, -- это абнормальное и непродолжительное состояніе должно уступить мѣсто фазамъ не столь блистательнымъ, но и не столь бурнымъ; по окончаніи кризиса, силы обыкновенно пользуются своимъ обновленіемъ и жизнь обычная начинаетъ идти своей чередою.

"Отечественныя Записки", No 7, 1846

   
   
   
торяемъ вамъ, мы ищемъ только какого-нибудь достаточнаго ручательства для безопасности тѣхъ, которые насъ употребляютъ; что, по нашему мнѣнію, не можетъ состоять въ какомъ-нибудь формальномъ или притворномъ покорствѣ со стороны лица, незнающаго другихъ средствъ для достиженія своихъ злобныхъ цѣлей, и которому по-этому совѣтуютъ уступить люди, помогавшіе его отцу и до-сихъ-поръ вовлекавшіе его въ самыя худшія и въ самыя отчаянныя намѣренія, -- намѣренія, теперь и мы возобновляемыя. Какъ можете вы, стоя на томъ пути, на который вы теперь вступили, защитить насъ и защитить себя самихъ отъ этихъ несчастій? этой защиты, въ-отношеніи къ себѣ, мы обязаны искать въ настоящее время.
   "Если таково положеніе распри, но случаю которой, какъ говорите, вы хотите сражаться съ нашимъ войскомъ, мы доставимъ вамъ для этого случай; иначе зачѣмъ были бы мы здѣсь? И намъ будетъ худо, если мы не положимъ надежды своей на Господа. Мы поручаемъ себя и поручаемъ васъ Тому, кто читаетъ въ сердцахъ и направляетъ бразды, Тому, путямъ котораго мы слѣдуемъ, который можетъ сдѣлать и для насъ и для васъ 6олѣе, нежели сколько мы знаемъ., и мы просимъ, чтобъ это было сдѣлано съ великимъ милосердіемъ къ его бѣдному народу и къ славѣ его великаго имени.
   "Исполнивъ ваше желаніе обнародованіемъ вашихъ манифестовъ, какъ я сказалъ выше, прошу васъ сдѣлать то же самое, объявивъ содержаніе этого письма государству, церкви и арміи. Съ этою цѣлію я прилагаю вамъ съ него двѣ копіи и остаюсь

"вашимъ покорнымъ слугою,
"Оливеръ Кромвелль".

   Чтобъ пересилить это страшное присутствіе Кромвелля, разсуждающаго такимъ-образомъ съ мечомъ въ рукахъ, и привлечь къ претенденту кальвинистовъ, Карла II заставляютъ подписать манифестъ, въ которомъ онъ признаётся въ "грѣхахъ своего отца", и онъ подписываетъ. Между-тѣмъ, Кромвелль, расположившись лагеремъ на холмахъ Пентленда, слѣдитъ за движеніями враговъ.

"... Государственному совѣтнику, въ Уитегаллѣ, это письмо.

Мюсселѣбургъ, 30 августа 1650.

"Милостивый государь,

   "Со времени послѣдняго письма моего, видя, что непріятели вовсе не думаютъ о нападеніи, -- и что, между-тѣмъ, они легко обижаются словами, которыя произносятся на этотъ счетъ въ нашемъ войскѣ, что заставляло нѣкоторыхъ изъ нихъ приходить къ нашимъ офицерамъ и говорить имъ, что они хотятъ съ нами сразиться; -- какъ, между-тѣмъ, они оставались спокойными въ своихъ укрѣпленіяхъ, или по близости ихъ, на западъ отъ Эдимборга, мы рѣшились, съ помощію Господа, подойдти къ нимъ еще ближе и посмотрѣть не можемъ ли мы съ ними сразиться. И точно, если бъ мы прибыли часомъ раньше, то думаю, что имѣли бы къ тому случай.
   "Съ этимъ намѣреніемъ, 27 числа текущаго мѣсяца, мы пошли на западъ отъ Эдинборга, къ Стирлингу; видя это, непріятель двинулся съ величайшею быстротою, чтобъ остановить насъ, и авангарды обѣихъ армій имѣли сшибку въ такомъ мѣстѣ, гдѣ болота и тѣснины не позволяло арміямъ подойдти другъ къ другу. Не зная мѣстности, мы приближались, надѣясь вступить въ сраженіе; по мы нашли это невозможнымъ по причинѣ болотъ и другихъ затрудненій.
   "Мы приказали выдвинуть нашу артиллерію и въ-теченіе дня выстрѣлили въ нихъ двѣсти или триста ядеръ; они также прислали намъ ихъ множество, и вотъ все, что въ этотъ день между нами происходило. Въ этомъ дѣлѣ у насъ было убитыми и раненными до двадцати человѣкъ, по ни одного офицера. Насъ извѣщаютъ, что у непріятеля убито около восьмидесяти человѣка" и въ томъ числѣ нѣсколько высшихъ офицеровъ. Видя, что они хотятъ остаться на своемъ мѣстѣ и что мы не можемъ ихъ прогнать съ него, и не имѣя хлѣба, мы принуждены были за нимъ отправиться 5 а потому ретировались въ среду утромъ, около десяти или одиннадцати часовъ. Непріятель, видя это и опасаясь, чтобъ мы его не предупредили и не стали между имъ а Эдимборгомъ, чего мы вовсе не хотѣли, хотя движеніе наше было на то похоже, непріятель поспѣшно отступилъ, и какъ между онъ и нами находились болота и тѣснины, то но произошло никакого важнаго дѣла, кромѣ сшибокъ между ихъ и нашимъ кавалерійскими авангардами, около Эдимборга, безъ значительной потери съ той или другой стороны; мы только взяли у нихъ двѣ или три лошади.
   "Во вторникъ вечеромъ, мы остановились въ разстояніи одной мили отъ Эдимборга и непріятеля. Ночь была бурная и утро сырое. Во время ночи, непріятель двинулся, чтобъ стать между Лейтомъ и Эдимборгомъ, между нами и нашими запасами, ибо онъ зналъ, что мы уже терпимъ въ нихъ недостатокъ; но Господь, въ милосердіи своемъ, помѣшалъ ему, и мы, замѣтивъ это движеніе утромъ, прибыли, по милости Господней, къ морю во-время, чтобъ запастись всѣмъ нужнымъ; непріятель стоялъ въ боевомъ порядкѣ на холмѣ, около Артюр-Сита, видя насъ, но не смѣя ничего предпринять.
   "Такимъ-образомъ, вы имѣете разсказъ о настоящихъ событіяхъ.

"Вашъ покорный слуга,
"Оливеръ Кромвелль".

   Маленькій городокъ Донбаръ, одинъ изъ самыхъ живописныхъ и самыхъ дикихъ городовъ Шотландіи, виситъ на скалѣ, подверженной всѣмъ ураганамъ Нѣмецкаго-Моря, и образуетъ съ своими окрестностями и старымъ развалившимся замкомъ небольшой полуостровъ, котораго основаніе занимаетъ армія Кромвелля. Впереди, въ заливъ, стоятъ его корабли; за нимъ овраги Ламмермура заняты генераломъ шотландской арміи, Лесли, заграждающимъ ему обратный путь. Вѣтеръ воетъ, идетъ снѣгъ; солдаты его утомлены; у него всего двѣнадцать тысячь измученныхъ людей; у Лесли двадцать-три тысячи свѣжаго войска. Кромвелль находитъ средство послать къ пуританину Гэзлеригу слѣдующее письмо:

"Сэру Артюру Гэзлеригу, губернатору Ньюкэстля, это письмо.

Донбаръ, 2 сентября 1650.

"Милостивый государь,

   "Мы въ весьма-затруднительномъ положеніи. Непріятель загородилъ намъ дорогу къ ущелью Копперснатъ, и мы не можемъ пройдти его, если не случится чуда. Онъ до такой степени овладѣлъ высотами, что мы не знаемъ, какъ пройдти черезъ нихъ безъ величайшей опасности; а оставаясь здѣсь, мы теряемъ людей, которыхъ заболѣваетъ столько, что и представить себѣ невозможно.
   "Я знаю, что въ настоящее время вы съ своими силами не въ состояніи насъ выручить. А потому, что бы съ нами ни случилось, вы хорошо сдѣлаете, если сосредоточите столько войска, сколько можете собрать, и югъ будетъ способствовать сколько можетъ. Это дѣло касается всѣхъ благонамѣренныхъ людей. Мужество наше не убито, слава Богу, хотя таково наше настоящее положеніе. И точно, мы имѣемъ большую надежду на Господа, котораго милосердіе испытали съ-давнихъ-поръ.
   Дѣйствительно, соберите противъ нихъ столько войска,.сколько можете. Пошлите къ нашимъ южнымъ друзьямъ, чтобъ они прислали вспоможеніе. Покажите мистеру Вану что я вамъ пишу. Я не желалъ бы, чтобъ это было публично, чтобъ не увеличить опасности. Вы знаете, какое изъ этого нужно сдѣлать употребленіе. Дайте мнѣ знать о себѣ.

"Остаюсь вашъ слуга,
"Оливеръ Кромвелль."

   Эта суровая краткость показываетъ и важность опасности и энергію этого человѣка. 2 сентября 1650 года, около четырехъ часовъ, онъ видитъ, что войска Лесли начинаютъ мало-по-малу двигаться и строиться колоннами, спускаясь въ глубину долины, отдѣляющей мысъ Ламмермуръ. Онъ понимаетъ, что для него дѣло идетъ о томъ, быть ли уничтоженнымъ вмѣстѣ съ своею арміею, или побѣдить; предупреждая Наполеона въ его любимомъ маневрѣ, онъ кидается почти со всѣми своими силами на одну точку, на правое крыло Лесли, и прорываетъ его, но только послѣ боя, продолжавшагося три четверти часа, и жестокаго кровопролитія. Три тысячи человѣкъ ложатся на мѣстѣ, и, самъ удивляясь своей побѣдѣ, Кромвелль восклицаетъ: "Они бѣгутъ! клянусь, что они бѣгутъ!"
   -- Стой! говоритъ онъ тогда: -- пропоемъ псаломъ сто-семьнадцатый!
   И въ то время, какъ восходящее солнце бросало первые лучи свои на море, когда со всѣхъ сторонъ спѣшила пуританская кавалерія, сзываемая къ предводителю звуками рога, вооруженный пуританинъ пѣлъ старые кальвинистскіе стихи, которые повторяли хоромъ двѣнадцать тысячь человѣкъ.
   Взяли десять тысячъ плѣнныхъ, и Кромвелль, написавъ свой рапортъ, въ которомъ не менѣе двадцати страницъ, спѣшитъ сказать своей женѣ, Елизаветѣ Кромвелль, что онъ еще. живъ.

"Милой женѣ моей, Елизаветѣ Кромвелль, это письмо.

Донбаръ, 4 сентября 1650.

"Милая моя!

   "Мнѣ некогда много писать и хотѣлось бы побранить тебя за то, что во многихъ письмахъ ты пишешь, что я не долженъ бы забывать тебя и малютокъ, дѣтей твоихъ. По-истинѣ, если я не люблю васъ слишкомъ-много, то думаю, что немного грѣшенъ въ противномъ. Ты для меня дороже всѣхъ; будь этимъ довольна.
   "Господь оказалъ намъ величайшее милосердіе: -- кто можетъ знать, какъ оно велико? Моя слабая вѣра была поддержана. Я былъ чудесно подкрѣпленъ въ моемъ внутреннемъ человѣкѣ, хотя, увѣряю тебя, я становлюсь старъ и чувствую, что недуги старости быстро овладѣваютъ мною. О, еслибъ Богу было угодно, чтобъ также скоро уменьшались грѣхи мои! Молись за меня о послѣднемъ. Генрихъ Ванъ и Жильбортъ Никкерингъ разскажутъ тебѣ подробности о нашихъ послѣднихъ успѣхахъ. Скажи мой поклонъ всѣмъ дорогимъ друзьямъ нашимъ. Я вѣчно твой

"Оливеръ Кромвелль."

   Майоръ, тесть Ричарда Кромвелля, и котораго пуританинъ очень любилъ, получаетъ также слѣдующее письмо:

"Моему доброму брату, Ричарду Майору, сквайру, это письмо.

Донбаръ, 4 сентября 1650.

"Милый братъ,

   "Имѣя такой прекрасный случай сообщить тебѣ о великой милости, которую Господь удостоилъ излить на насъ въ Шотландіи, я не хотѣлъ упустить случая сообщить вамъ о ней, хотя и заваленъ дѣлами.
   "Въ среду мы побѣдили шотландскія войска. По всѣмъ разсчетамъ, они простирались свыше двадцати тысячь человѣкъ; у насъ едва было одиннадцать тысячь, и въ нашей арміи было много больныхъ. Призывавъ долгое время Господа, мы сражались болѣе часа. Мы убили у непріятеля, какъ всѣ полагаютъ, три тысячи человѣкъ; захватили около десяти тысячь плѣнниковъ, всю непріятельскую артиллерію, около тридцати пушекъ большихъ и малыхъ, кромѣ ядеръ, фитилей и пороха, и высшихъ воинскихъ чиновъ, около двухъ-сотъ шляпъ и болѣе десяти тысячъ оружіи. Мы не потеряли и тридцати человѣкъ. Это дѣло Божіе, и оно чудно въ глазахъ нашихъ. Прошу васъ, милостивый государь, припишите всю славу его Богу; ободрите всѣхъ вашихъ и всѣхъ, которые васъ окружаютъ. Молитесь за любящаго васъ брата

"Оливера Кромвелля."

   "Прошу васъ поклониться отъ меня моей милой сестрѣ и всему вашему семейству. Скажите, пожалуйста, Доротеѣ, что я не забываю ни ея, ни ея ребенка. Въ письмахъ ея ко мнѣ слишкомъ-много церемоніи и комплиментовъ; я жду отъ нея совершенно-ровнаго письма. Она такъ стыдлива, что не скажетъ мнѣ, беременна она, или нѣтъ. Прошу Бога ниспослать благословеніе ей и ея мужу. Господь дѣлаетъ плодотворными всѣхъ тѣхъ, которые добры. У нихъ много досуга, чтобъ часто писать; но, право, они оба лѣнивы и заслуживаютъ выговоръ."
   Послѣ этого, чтобъ довершить свою побѣду, онъ пошелъ на Эдимборгъ и отправилъ къ проповѣдникамъ слѣдующее увѣщаніе:

"Почтенному лорду-губернатору замка Эдимборга это письмо.

Эдимборгъ, 9 сентября 1650.

"Милостивый государь,

   "Снисхожденіе, оказанное въ-отношеніи вашихъ проповѣдниковъ, было добросовѣстно, въ надеждѣ, что за него будетъ заплачено тѣмъ же, но я очень-доволенъ, имѣя возможность сказать людямъ вашей партіи, что еслибъ они всегда имѣли въ виду службу ихъ государю (какъ они это называютъ), то страхъ потерь не произвелъ бы подобнаго обращенія, и поведеніе нашей партіи еще менѣе могло быть поводомъ къ личному преслѣдованію.
   "Проповѣдники въ Англіи находятся подъ покровительствомъ правительства и могутъ свободно проповѣдывать Евангеліе, по не могутъ подъ этимъ предлогомъ издѣваться надъ свѣтской властью, становиться выше ея и унижать ее по своему произволу. Ни въ Англіи, ни въ Ирландіи ни одинъ человѣкъ не былъ преслѣдованъ за то, что проповѣдовалъ Евангеліе, и ни одинъ проповѣдникъ не былъ тревожимъ въ Шотландіи съ-тѣхъ-поръ, какъ сюда вошла наша армія. Истина прилична устамъ проповѣдниковъ Христовыхъ,
   "Когда проповѣдники имѣютъ притязанія на славную реформу и кладутъ основаніе ея, овладѣвъ мірскою властію; когда, чтобъ достигнуть этой цѣли, они заключаютъ мірскіе союзы, подобно послѣднему договору съ ихъ королемъ, -- они могутъ быть увѣрены, что обѣтованный Сіонъ не будетъ созданъ изъ такой нечистой извести.
   "Что касается до несправедливаго нашествія, о которомъ они говорятъ, то было время, когда шотландская армія пришла въ Англію, не будучи призвана высшею властію. Мы объяснили въ своихъ прокламаціяхъ, съ какимъ намѣреніемъ и для какого дѣла пришли мы, и Господь услышалъ насъ, когда вы сами того не хотѣли, въ такомъ же торжественномъ воззваніи, какъ и всякое другое, которое съ нимъ можно сравнить.
   "Хотя они, какъ кажется, утѣшаются тѣмъ, что они дѣти Іакова, отъ котораго, говорятъ они, Богъ на время отвратилъ лицо свое, однако не удивительно, когда Господь такъ грозно поднялъ руку свою на это семейство и поднималъ ее такъ часто, и когда люди не хотятъ ни дѣть руки Его, -- не удивительно, что Господь отвращаетъ лицо Свое отъ подобныхъ людей, бросая имъ, какъ это происходитъ нынѣ, стыдъ за это и за ненависть ихъ къ его народу. Когда они будутъ полагать вѣру свою единственно въ мечъ разума, который есть слово Божіе, имѣющее силу низвергать крѣпости и всѣ мечтанія, поднимающіяся сами-собою, -- который одинъ въ-состояніи обтесать и приладить камни для новаго Іерусалима,-- тогда, а не прежде, и этимъ средствомъ и другими, сооруженъ будетъ Іерусалимъ, градъ Господень, -- и будетъ онъ славою всей земли, Сіономъ святой святыхъ Израиля.
   "Мнѣ ничего больше не остается сказать, какъ только то, что я остаюсь, милостивый государь, вашимъ покорнымъ слугою,

"Оливеръ Кромвелль."

   За пушечнымъ дымомъ слѣдуютъ богословскіе переговоры, и Кромвелль остается въ Эдимборгь, чтобъ слѣдить за ними. Онъ не забываетъ жены своей, которая времл-отъ-времени пишетъ къ нему письма, наполненныя множествомъ орѳографическихъ ошибокъ, но въ то же время полныя здраваго смысла; между-прочимъ, она говоритъ ему, что онъ не довольно-часто пишетъ къ президенту Брадшау. Кромвелль посылаетъ ей въ отвѣтъ пять или шесть писемъ и, между-прочимъ, слѣдующее:

"Милой женѣ моей, Елизаветѣ Кромвелль, въ Пулалье, это письмо.

Эдимборгъ, 16 апрѣля 1651,

"Милая моя,

   "Благодарю Господа за то, что я укрѣпился въ моемъ внѣшнемъ человѣкъ; но этого для меня не довольно, если я не буду сердцемъ больше любить моего Отца Небеснаго и служить Ему, и не получу большаго луча свѣта отъ лица Его, который лучше жизни, и не буду имѣть большей власти надъ моими грѣхами. Я этого ожидаю, и надѣюсь, что ожиданія мои будутъ милостиво исполнены. Молись за меня; по-истинѣ, я ежедневно молюсь за тебя и за все свое милое семейство, и да изліетъ на васъ всемогущій Богъ духовные дары свои.
   "Напомни бѣдной Бетси о великомъ милосердіи Господа. О! я прошу ее искать Господа не только тогда, когда она имѣетъ въ Немъ нужду, но обращаться къ Нему дѣломъ и истиною, не удаляться отъ Него и опасаться слабости собственнаго своего сердца и искушеній мірскихъ суетъ, мірскихъ сообществъ, къ которымъ она, какъ я опасаюсь, слишкомъ-склонна. Я часто молюсь за нее и за него {Елизавета Клайполь и мужъ ея.}. По-истинѣ, они мнѣ дороги, очень-дороги, и я опасаюсь, чтобъ сатана не обольстилъ ихъ, потому-что знаю, какъ слабы сердца наши, какъ хитеръ противникъ и какъ измѣна нашихъ сердецъ и суета міра открываютъ дорогу для его искушеній. Да дастъ имъ Господь откровенность сердца въ-отношеніи къ Нему! Да ищутъ они Его съ чистымъ сердцемъ, и -- обрѣтутъ!
   "Передай мой поцалуй милымъ дѣтямъ; молю Бога, да ниспошлетъ Онъ имъ свою благодать. Благодарю ихъ за письма; пусть они пишутъ ко мнѣ часто.
   "Остерегайтесь посѣщеній милорда Герберта. Эти посѣщенія могутъ возбудить подозрѣніе, что я съ нимъ въ переговорахъ. Дѣйствительно, будь благоразумна; ты знаешь, что я хочу сказать. Попроси сэра Генриха Вана подумать о моихъ имѣніяхъ. Мастеръ Флондъ знаетъ всѣ мои намѣренія въ этомъ отношеніи.
   "Если Ричардъ Кромвелль и жена его съ тобою, увѣрь ихъ въ любви моей. Я молюсь за нихъ; когда Богъ позволить, буду имъ писать. Я очень люблю ихъ Право, я не могу больше писать; я усталъ, и остаюсь твой

"Оливеръ Кромвелль."

   Въ семейныхъ привязанностяхъ отдыхаетъ суровая душа пуританскаго воителя, который продолжаетъ сильно тѣснить Карла II и его шотландскихъ приверженцевъ, а между-тѣмъ все-таки пишетъ своей женъ:

"Милой женѣ моей, Елизаветѣ Кромвелль, въ Пулалъе, это письмо.

"Милая моя,

   "Я не могъ рѣшиться отправить курьера, не воспользовавшись этимъ случаемъ, хотя мнѣ и мало о чемъ писать; по, право, я люблю писать къ моей милой, которая живетъ во глубинѣ моего сердца. Радуюсь, слыша, что душа ея благоденствуетъ, что Господь болѣе и болѣе умножаетъ щедроты свои къ тебѣ. Лучшее благо, котораго только можетъ желать душа твоя, то, чтобъ Господь озарилъ тебя свѣтомъ лица своего: это стоить гораздо-дороже жизни. Да благословитъ Господь всѣ добрые пути твои и твой добрый примѣръ всѣмъ тебя окружающимъ! да услышитъ Онъ всѣ твои молитвы и да будетъ къ тебѣ милостивъ!
   "Очень-радъ, что твой сынъ и дочь твоя съ тобою. Надѣюсь, что ты найдешь какой-нибудь случай подать ему добрый совѣтъ. Скажи мое почтенье матушкѣ моей и поклонъ всему семейству. Молись всегда за твоего

"Оливера Кромвелля."

   Битва при Уорчестерь заключаетъ этотъ рядъ побѣдъ, такъ дорого купленныхъ, и Шотландія, подобно Ирландіи, наконецъ покорена. Кромвелль возвращается въ Лондонъ, гдѣ все падаетъ ницъ передъ диктаторомъ. Слѣдя за нимъ въ этомъ страшномъ пути, мы не столько удивляемся тому, что онъ властитель. Благодаря письмамъ и документамъ, собраннымъ Карлилемъ, мы не потеряли ни одного изъ движеній пуританскаго атлета.
   Книга Карлиля важный трудъ, котораго не доставало исторіи. Изъ словъ Кромвелля онъ видѣнъ весь; это часть его дѣйствій и часть самая внутренняя. По-несчастію, Карлиль не удовольствовался трудомъ компилятора; онъ далъ волю своему юмору и въ промежуткахъ документовъ помѣстилъ свои комментаріи, странныя объясненія, часто пошлости.
   При такомъ планѣ и такихъ мысляхъ, мистеръ Карлиль, разумѣется, не уважаетъ ни Карла I, ни Ферфакса, не удивляется никому, исключая Кромвелля; онъ видитъ одного Кромвелля. Онъ бросаетъ волны свѣта на Этого человѣка, или, лучше, обливаетъ его свѣтомъ; всѣ прочіе предметы исчезаютъ, размѣры теряются. О смерти Карла едва упоминается вкратцѣ и мимоходомъ. Существуетъ одинъ Кромвелль. Мнѣнія д'Израэли, Галлама, Бёрне даже по опровергаются. Всѣ собиратели записокъ, документовъ, мемуаровъ окрещены однимъ общимъ именемъ Dryasdust (сухіе какъ пыль), заимствованнымъ у Вальтера Скотта. Сарказмовъ онъ не жалѣетъ. То называетъ сборники Румфорта "сцѣпленіемъ глупостей" и всякій разъ, говоря о нихъ, употребляетъ это слово; то чествуетъ д'Израэли названіемъ "горы лжей". Онъ постоянно какъ-будто говоритъ самъ съ собою, и безъ величайшаго утомленія, безъ основательнаго познанія не только исторіи, но и древнихъ писателей, невозможно понять даже мыслей новаго коментатора. По-этому нельзя ни съ чѣмъ сравнить его книги -- этого страннаго образца дурнаго слога и сильныхъ мыслей; дымъ и молніи выходятъ въ одно и то же время изъ его сивиллина гротта.
   Онъ также несправедливъ къ историкамъ, которые ему предшествовали. Въ его глазахъ не имѣютъ никакой цѣны ни Боссюэтъ, ни Юмъ, ни д'Израэли. Эта несправедливость личнаго сужденія ведетъ къ худымъ результатамъ и общее впечатлѣніе книги теряется. Изъ того, что мистеръ Галламъ нѣсколько-сухъ, еще не слѣдуетъ, что ему можно дать прозвище Сухъ-какъ-Пыль, и потому-что Геть сдѣлалъ изъ жизни Кромвелля плохую біографію въ духѣ роялистовъ, еще нельзя называть его безпрерывно Pourriture-Heath, какъ это дѣлаетъ Карлиль. Романъ, поэма, сатира смѣшиваются, сводятся, сталкиваются въ его сочиненіи самымъ нелѣпымъ образомъ. Онъ останавливается вдругъ посреди серьёзнаго разсказа и восклицаетъ: Бездна! О, смерть! о, время!.. Можетъ-быть, русскимъ читателямъ будетъ любопытно видѣть, какимъ-образомъ написана эта странная книга. Вотъ фраза Карлиля, взятая на выдержку: "Еслибъ Сухъ-какъ-Пыль видѣлъ посѣвъ на холмѣ Сен-Жоржа, грозящее паденіе оградъ парка и галопъ къ Борфорду, онъ подумалъ бы о томъ, что значитъ въ серьёзное время убѣжденіе, не длинныя разглагольствованія въ залѣ Экзстера, но быстрое и молчаливое дѣйствіе на земной поверхности, и можетъ-быть онъ оставилъ бы въ покоѣ свои бѣдные волосы." Это значитъ: "еслибъ читатель видѣлъ попытки нивелёровъ, онъ зналъ бы какъ сильна Вѣра и не сердился бы на Кромвелля".
   Впрочемъ, Карлиль изучилъ Кромвелля во всѣхъ подробностяхъ его жизни и это изученіе для насъ полезно. Онъ доказываетъ, что жизнь его почти вся была наполнена сосредоточенностью, глубиною мысли, рѣшимостью. Видѣнъ циклопъ въ пещерѣ, пытающійся бороться съ своей собственною мыслію, съ своей совѣстью и съ своимъ темнымъ положеніемъ. Господствующій характеръ Кромвелля -- сила воли и дерзость хитрости. Это видно и въ чертахъ страшнаго портрета, гравированнаго съ Купера и приложеннаго къ книгѣ: голова его похожа на кабанью, черты грубы и рѣзки, взглядъ блеститъ молніей и свѣтится подавленной восторженностью, готовой вспыхнуть пламенемъ; въ чертахъ лица страшная сила, съ нѣкоторымъ выраженіемъ простонароднаго добродушія и мужественной доброты. И точно, въ семейныхъ отношеніяхъ, Кромпелль, какъ мы видѣли, дѣлается добродушнымъ. Тогда Карлиль слегка надъ нимъ насмѣхается и прерываетъ разсказъ о своемъ героѣ обращеніями къ нему въ родъ слѣдующихъ: "Ваша свѣтлость нѣжничаете... ваша свѣтлость "мрачны!", или ваша свѣтлость задумчивы, потому-что дѣло-то трудно!"
   Подобная книга довольно-трудная загадка для критики. Карлиль употребляетъ слова шотландскія, ирландскія, латинскія и собственнаго изобрѣтенія. Только Гаманнъ и Жан-Поль позволяли себѣ подобную свободу: трудно спорить съ человѣкомъ, который говоритъ іероглифами и всегда оставляетъ для себя убѣжищемъ недомолвку.
   Нѣкоторые мыслители, и въ томъ числѣ замѣчательные, никогда не могутъ привести въ порядокъ своихъ мыслей; занятые идеею, находясь подъ ея вліяніемъ, они влюблены въ нее, какъ-бы упоены ею. Таковъ былъ у Германцевъ Гаманнъ. Многіе изъ послѣдовавшихъ ему философовъ похитили у него его открытія, результаты, вырвавшіеся у него безъ системы, классификаціи и порядка. Таковъ и Карлиль. У нихъ въ слогѣ есть оригинальность, сила, блескъ. Презирая обработку, какъ нѣчто искусственное, они съ трудомъ дѣлаются популярными. Умы, одаренные большей ясностью, присвоиваютъ себѣ эти отрывки, мысли, и приводятъ ихъ въ порядокъ. Они доходятъ до глубины системы, проникаютъ въ святилище, зажигаютъ тамъ свѣточь, и все зданіе становится видно.
   Подобный способъ изложенія принадлежитъ большею частію греческому и римскому преданіямъ; самые странные примѣры этого произвольнаго безпорядка, этой свободы мысли, выказывающей только свои прихоти, усиливаютъ ли они или ослабляютъ се, находятся въ литературахъ германской и англійской. ни въ Италіи, ни въ Испаніи, ни во Франціи нельзя наіідти ничего подобнаго Гаманну, Жан-Полю, Новалису, Карлилю или старому Томасу Броуну. Окончательная форма этой свободы, смѣшной, если она не чрезвычайно-обильна въ своихъ дикихъ и буйныхъ явленіяхъ, форма безъ формы, есть юморъ.
   Кажется, до-сихъ-поръ подобнымъ способомъ еще не писали исторію. Самъ Карлиль, взявшись за французскую революцію, долженъ былъ ограничиться рамою событій. У исторіи есть условія, отъ которыхъ она не можетъ освободиться; она движется въ пространствѣ и времени, у которыхъ есть свои границы. А потому, излагая французскую революцію, Карлиль кинулся на картины, сцены, портреты, на изъисканіе отдаленныхъ дѣйствій и тайныхъ причинъ. На этотъ разъ онъ пошелъ дальше и хотѣлъ создать новый родъ исторіи -- исторію юмористическую. Мы видѣли его изобрѣтеніе и знаемъ, что книга его, сама-но-себѣ плохая, странная, но драгоцѣнная, вовсе не исторія.
   Впрочемъ, изъ этой неполной работы Кромвелль высказывается еще страннѣе. Видно, что онъ окончательно произвелъ отторженіе протестантскаго и вооруженнаго сѣвера, отторженіе, начатое принцами нассаускими и Лютеромъ, продолженное Елизаветою. Въ этомъ отношеніи, Кромвелль -- одинъ изъ необыкновенныхъ людей новѣйшаго времени. Какъ Карлъ-Великій и Григорій VII, онъ становится въ центрѣ огромнаго политическаго движенія, которое покоряетъ и останавливаетъ. Удивляясь этому дѣлу, Карлиль забываетъ всякую справедливость. Одинъ, Кромвелль, Мухаммедъ -- воплощенія мыслей, повертывающихъ міръ на его оси,-- для него боги. Какъ язычникъ, онъ ослѣпляется,-- какъ фанатикъ, дѣлается жестокимъ. У него нѣтъ слезъ для жертвъ, нѣтъ сожалѣнія къ тому, что разрушено.
   Послѣдовательныя выраженія сѣвернаго и южнаго направленій имѣли различныхъ представителей. Въ средніе вѣка, Карлъ-Великій утверждаетъ феодальное направленіе Сѣвера; за нимъ Григорій VII поднимаетъ и распространяетъ южное начало авторитета; потомъ то же самое католическое начало выражается въ Испаніи инквизиціей и Изабеллой-католичкою, оно переходитъ во Францію вмѣстѣ съ лигой, и съ нѣкоторыми ограниченіями утверждается въ царствованіе Лудовика XIV. Потомъ снова проявляется сѣверное начало, выразившееся въ религіозныхъ и чисто-германскихъ формахъ Лютеромъ и снова, въ ужасающемъ видѣ возстающее съ Кромвеллемъ: Кромвелль -- Лютеръ, осуществившійся на дѣлѣ. Наконецъ, вступаетъ на престолъ Вильгельмъ III, приверженецъ того же начала,-- послѣдній. Что касается до Наполеона, онъ былъ представителемъ принципа власти.
   И такъ, на югѣ, генеалогія утвержденія принципа власти -- слѣдующая: сперва Римляне, Григорій VII, Италія и Испанія,-- лига, Ришлье и Лудовикъ XIV во Франціи,-- наконецъ Наполеонъ. На Сѣверѣ выраженіе противоположнаго принципа идетъ въ слѣдующемъ порядкѣ: Арминій,-- Феодальная іерархія,-- Виклеффъ въ Англіи,-- Лютеръ въ Германіи, Нассау въ Голландіи,-- Пуританизмъ и Кромвелль въ Англіи,-- Вашингтонъ и Сѣверная Америка. Изъ этихъ двухъ противоположныхъ группъ выставляются образы двухъ служителей религіи: Григорія VII, утвердившаго на югѣ начало власти надъ католицизмомъ, и Кромвелля, водрузившаго на сѣверѣ знамя надъ протестантизмомъ.
   Кромвелль -- предводитель и диктаторъ, давшій Форму и силу протестантскому возмущенію сѣвера, доставившій ему побѣду. Сѣверная лига, которую Пытался учредить В. Тампль, которую привелъ въ правильный порядокъ Вильгельмъ III, которую укрѣпили Боркъ и Питтъ, имѣла въ этомъ человѣкѣ сильнаго двигателя, и странный образъ протестантскаго Мухаммеда безспорно принадлежитъ къ любопытнѣйшимъ явленіямъ новѣйшаго времени.
   Достигнувъ дѣйствительной власти, какъ употребитъ ее Кромвелль? Какое направленіе дастъ онъ политикѣ Англіи, которая въ рукахъ его? Мы видѣли въ немъ предводителя партіи, воина и человѣка; намъ остается изучить въ немъ короля, чѣмъ мы и займемся въ слѣдующей статьѣ. Пока для исторіи пріобрѣтена основная искренность Кромвелля. Мы не разбираемъ здѣсь ни его дѣйствій, ни значенія дѣла, для котораго онъ былъ призванъ. Ничто такъ не способствовало къ обезображенію этого рѣшительнаго Фаталиста, какъ ненависть XVIII вѣка къ фанатизму. Изъ фанатика сдѣлали лицемѣра. Который лучше? Разумѣется, Фанатикъ: за него его сила и искренность. Совершенное лицемѣрство ни къ чему не служитъ. Людей покоряютъ и управляютъ ими не маскою, какъ бы ловко ея ни носили; для этого нужно сильное убѣжденіе, поддерживаемое энергіею и хитростью. Наполеонъ, такъ часто обмалывавшій людей, имѣлъ свою вѣру, свое убѣжденіе. Онъ вѣрилъ въ человѣческій геній, представленный въ формѣ разсчета, онъ имѣлъ вѣру въ алгебру, въ развитіе человѣчества и въ цивилизацію. Людямъ полезно знать, что не одна хитрость бываетъ владычицею, и для того, чтобъ вести или увлечь человѣчество, лжи недостаточно.

"Отечественныя Записки", No 6, 1846

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов