Тургенев Иван Сергеевич - Записки общественного назначения

И. С. Тургенев

Записки общественного назначения (1858--1877)

Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах.

Сочинения в пятнадцати томах.

Том пятнадцатый. Корреспонденции. Речи. Предисловия. Открытые письма. Автобиографическое и прочее. (1848-1883) Указатели.

M.--Л., "Наука", 1968

СОДЕРЖАНИЕ

<Записка об издании журнала "Хозяйственный указатель">

Проект программы "Общества для распространения грамотности и первоначального образования"

Циркулярно: А. А. Краевскому и А. Д. Галахову

<Обращение ко всем русским в Париже>

<ЗАПИСКА ОБ ИЗДАНИИ ЖУРНАЛА "ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ УКАЗАТЕЛЬ">

Рим, 9/21 января 1858 г.

Едва достигла до нас весть о первой правдивой и честной попытке русского правительства устроить наш крестьянский и земледельческий быт, едва прочли мы царские рескрипты, как уже начали распространяться слухи о тайном и даже явном сопротивлении нашего дворянского сословия благим намерениям государя. Слухи эти, вероятно, преувеличены; но одно лишь привычное нежелание смотреть правде в глаза может сомневаться в истине этого сопротивления. Сомневаться в нем нельзя будет даже и тогда, если бы все губернии наперерыв изъявили готовность завести у себя комитеты; мы знаем цену подобных официальных изъявлений -- да и притом, соглашаясь на предложения правительства, дворянство еще не делает никакой уступки; напротив, оно в тайне может рассчитывать на эти самые комитеты для утверждения и охранения того, что оно считает своими правами. Удивляться этому, негодовать на это -- не для чего; всякая перемена в быте, уже успевшем укорениться, влечет за собою хотя временные жертвы, сопряжена с некоторою неизвестностью насчет конечного исхода дела; а на жертвы способны немногие, даже необходимость их не все понять в состоянии -- и неизвестность каждому тягостна. Здесь не место входить в разбирательство причин подобного образа мыслей между нашими дворянами; ограничусь одним указанием на противуположный -- по известиям -- дух, господствующий в польском дворянстве западных губерний, и предоставлю другим отыскивать исторические причины такого различия. Краткость времени также не позволяет мне вдаваться в оценку существующего порядка вещей; да и, наконец, не в том дело. Дело в том, чтобы, признав неоспоримый факт слабого сочувствия дворян к видам правительства,-- поставить себе следующий вопрос: предоставить ли одному правительству, своими мерами и действиями, своим вмешательством и влиянием победить упорство дворян, склонить их к уступкам, рассеять их опасения, или же предложить правительству то независимое, но деятельное и честное содействие мысли и слова, без которых самая неограниченная власть не в состоянии основать что-либо долговечное и прочное -- и которого, сколько можно судить, желает самое наше правительство, не взявшее на себя решить -- указом или манифестом -- важный вопрос освобождения крестьян.

Мне скажут: с этою именно целью назначены комитеты; так; но при теперешнем настроении дворян, при отсутствии всяких предварительных и подготовительных обсуждений, при внезапности самой меры кто может поручиться в том, что уездные и губернские комитеты действительно поймут всё значение своих трудов -- и будут содействовать правительству? Общественное мнение выразится в назначении лиц, из которых будут состоять комитеты; но самое это общественное мнение -- имело ли оно возможность правильно и сознательно сложиться? Не будем ли мы все, не исключая даже самых благонамеренных из нас, действовать ощупью, бродить как во тьме, следуя часто случайным, мгновенным увлечениям? И неужели нет средства внести свет в этот хаос, придать стройность и порядок неурядице сбивчивых и противуречащих мнений, над которой тщетно будет носиться Власть, в настоящем случае недействительная и даже слабая, при всем своем вообще громадном могуществе?

Мы полагаем, что средство это существует. Оно состоит в возбуждении и призвании всех живых общественных сил к дружному содействию царю -- следовательно, в возбуждении и призвании также и тех сил, которые до сих пор были поставлены в недоверчивое отдаление от правительства и готовы теперь с радостью, открыто, безо всяких задних мыслей и тайных намерений, отдаться в распоряжение власти, явно стремящейся к водворению и упрочению общего блага. Эти силы -- я назову их: это русская наука и русская литература.

Одинокий мой голос был бы ничтожен, но я уверен, что выражаю единодушное мнение моих собратий, когда утверждаю, что все мы готовы идти навстречу правительству, которому покорялись всегда, но которое полюбили только недавно. Мы не желаем преувеличивать наше значение; но мы чувствуем, что мы можем быть полезны власти, и мы все проникнуты готовностью быть ей полезными, сослужить ей в настоящем случае посильную службу. Этого давно не бывало. Нужны были все жестокие опыты последних годов, нужен был такой великий шаг вперед правительства, чтоб это могло сбыться, и неужели это мгновение пройдет даром, неужели старинная недоверчивость восторжествует снова? Мы не хотим этому верить; мы уже строим мосты над той бездной, которая, так долго и беспрестанно расширяясь, отделяла власть от нас, мы уже двинулись ей навстречу. Мы идем не с лестью на устах и эгоизмом в сердце, как это делали те, часто хуже чем безыменные защитники правительства, которым оно, нисколько их не уважая, полупрезрительно доверялось; мы идем к власти не потому, что она власть, а потому, что она желает истины и добра -- и не налагает на нас никакого отречения, не принуждает нас к лукавству. Мы верим ей; пусть и она поверит нам!

Возвращаюсь к предмету этой записки. Я упомянул о слабом сочувствии наших дворян к намерениям правительства насчет освобождения крестьян; я бы мог сказать более. Дворяне наши страшатся этих намерений; они страшатся за свое будущее, за самое существование. Действительно -- вопрос этот так важен и сложен, он сопряжен с такими разнообразными затруднениями, решение его так мало было подготовлено гласным и свободным рассуждением о нем, что даже всякое другое сословие, более нашего дворянства привыкшее к сознательной оценке своего положения -- скажем прямо -- более образованное, могло бы почувствовать смущение и недоумевать. Время, наставления и пример правительства, обмен различных воззрений между дворянами сильно будут способствовать к скорейшему -- если можно так выразиться -- назреванию вопроса; но этого всего недостаточно. Много времени, много слов будет потрачено попусту; правительственные лица, которым будет поручено проводить благую царскую мысль, окажутся -- к чему скрывать это? -- часто ниже своего назначенья. Необходимо нужно прийти на помощь общественному мнению, дать возможность науке, опытности, знанию возвысить свой независимый и добросовестный голос, собрать воедино. их разрозненные силы, создать арену, на которой они могли бы сходиться,-- словом, основать журнал (или газету), исключительно и специально посвященный разработке всех вопросов, касающихся собственно до устройства крестьянского быта и вытекающих из того последствий.

Предложение основать новый журнал (или газету), которому нужно, для достижения предназначенной ему цели, разрешить некоторую гласность и дозволить разбирательство государственных вопросов и правительственных мер, это предложение едва ли не возбудит некоторых опасений; постараюсь изложить их неосновательность.

Во-первых. Журнал, поставляющий себе задачею: устранить недоразумения, противудействовать необдуманности и упорству -- то есть показать помещикам, в чем собственно состоит дело, какого роду требуются от них временные уступки и каким образом эти же самые уступки вознаградятся со временем, когда весь наш земледельческий быт установится на прочных основаниях, этот журнал, являющийся как бы адвокатом распоряжений правительства, поясняющий его намерения, не может не быть ему полезным. Напрасно станут мне возражать, что появление подобного журнала может только увеличить раздражение и толки; всякое раздражение в организме укрощается, выступая наружу, а толки перестанут быть бесполезными и бесплодными, превращаясь, под влиянием гласности, в доводы и доказательства. Множество вопросов, смутное и раздробленное обсуждение которых в комитетах отнимет понапрасну дни и недели драгоценного времени, может быть предварительно рассмотрено и обсуждено в журнале; а потому, между прочим, желательно, чтобы комитеты не собирались раньше нынешней (1858 г.) осени или зимы; для этого стоит только правительству не возбуждать рвения губернаторов к представлению мнимо-единодушных желаний вверенных им губерний. Столь же полезным может оказаться журнал для направления общественного мнения. Не станем себя обманывать: невежество -- вот наша беда и наше горе; малая образованность нашего дворянского сословия будет едва ли не главным препятствием к приведению в исполнение предполагаемых мер; если из двадцати помещиков едва ли пять человек знакомы, не говорю уже с теорией, но даже просто с несколько разумной практикой земледелия, которое их питает,-- то легко можно себе представить, как незначительны должны быть их сведения по части финансовой или административной; а подобные сведения необходимы при разрешении такого важного вопроса, каков крестьянский вопрос. Для этих-то помещиков журнал, составленный умно и дельно, писанный языком простым и вразумительным, будет истинным благодеянием; притом не должно забывать, что у нас до сих пор, по выражению Грибоедова, "печатный каждый лист быть кажется святым". Призраки рассеются, а призраки опасны, потому что пугают; понятия очистятся и уяснятся, самые опасения определятся и, следовательно, уменьшатся. Недовольный помещик, ограничивающийся теперь хотя сильным, но неясным и бездоказательным выражением своего неудовольствия -- и самой этой неясностью своих обвинений распространяющий вокруг себя недоумение, а может быть и ужас,-- этот помещик должен будет либо возражать доказательствами на высказанные в журнале мнения, либо сам возьмет перо в руки, и, принужденный излагать свои мысли, по необходимости должен будет приводить их в порядок, ясно сознавать их: дело немаловажное в человеке, от которого, быть может, зависят сотни других людей.

Во-вторых. Толки, прения, обсуждения вопроса, которые необходимо допустить в журнале, при всей горячности спора нисколько не будут касаться собственно правительства; спор будет идти не о самом деле освобождения, а о формах его осуществления -- и с этой точки зрения правительство поступило благоразумно и мудро, не определив заранее этих форм, кроме некоторых общих положений, справедливо признанных им за необходимые. Простор должен быть дан в предлагаемом нами журнале русскому уму; а цензура, тем полезнейшая, чем она более умеряет свой произвол, будет отвечать правительству за соблюдение известных границ. В журнале должно будет принимать и такие статьи, в которых выразится предубеждение, даже упорство... Вы хотите вопросить русскую землю, вы почувствовали невозможность разрешить этот вопрос только сверху -- дайте же ей высказаться, и высказаться в таком месте, где можете контролировать ее голос, указывать ей же самой на ее ошибки,-- следовать ее справедливым указаниям. Допустите всех к содействию в общем деле,-- чем вы больше дадите ему гласности, тем вернее и прочнее будет ваше торжество. Словом, журнал будет, при всей независимости и беспристрастности редакции, при допущенном в нем разноречии -- в самом существе своем -- правительственным журналом; и это будет не последним замечательным явлением нашего времени, того времени, в которое правительство меньше всего может рассчитывать на сочувствие тех самых лиц, которым доверяло и доверяет исполнение своих предначертаний.

В-третьих. Весьма было бы полезно для успешного действия самих комитетов устроить для них нечто вроде общего центра -- и для этого предлагается отделить в журнале часть официальную, куда бы стекались известия о ходе дел в комитетах, где бы помещались распоряжения правительства, отдельных начальств и т.п. Затевая такое важное дело, странно было бы не принять всех нужных мер к приданию ему возможно успешного хода. Когда состоялся указ о размежевании имений, требования гласности вызвали журнал "Посредник", не прекратившийся до сих пор. Если "Посредник" не принес всей ожиданной пользы, то это произошло именно от недостатка свободы в обсуждении того предмета, которому он был посвящен: следует избегнуть этой ошибки. Напрасно стали бы возражать, что можно помещать статьи о крестьянском вопросе в существующих ныне журналах. Появляясь отдельно, без связи, оставаясь часто без возражений и оценки, они бы только еще более сбивали и путали понятия. Тут необходим специальный отдельный орган с строгим разделением и разветвлением материала, с отделами: официальным, редакционным, полемическим, научным, в котором бы разбирались и сравнивались с точки зрения политической экономии и истории способы и формы освобождения крестьян в других землях, с отделом корреспонденции, общего еженедельного обозрения и т. д. Стоит также сообразить, какое важное значение получит предполагаемый журнал для чиновников исполнительных, на которых будет возложена обязанность приведения в действие определений комитетов. Журнал этот будет для них постоянным и верным руководителем и советником. Все эти соображения, на которые мы теперь только намекнуть можем, должны, разумеется, быть подробно и ясно высказаны в программе журнала, назначенной для публики. Проект краткой программы для правительства прилагается при этой записке.

В-четвертых. Допустив издание журнала, правительство может всячески обеспечить себя. Редактором может быть назначен человек, известный и правительству и в науке, умеренный и беспристрастный. Самый журнал, название которому дать простое и скромное, вроде, например, "Хозяйственного указателя", должен, по нашему мнению, выходить еженедельными тетрадями в Москве, как в истинном центре государства, в центре великой России, где крестьянский вопрос особенно затруднителен. Впрочем, правительство может назначить местом выхода журнала и С.-Петербург, за который говорят также некоторые цензурные и редакторские уважения. Подписная цена не должна быть высока -- рублей около пяти серебром в год, так как при неизбежно огромном распространении журнала в государстве он и при низкой цене будет доходы приносить большие и давать возможность платить хороший гонорар сотрудникам. Впрочем, я не стану входить в частности, всё это гораздо лучше и приличнее обсудить на месте; желательно, однако, чтобы в "Хозяйственном указателе" нашли место все те замечательные силы ума и таланта, которых так много в Москве и России, за исключением, разумеется, всего непрактического и не идущего к делу.

Кончая эту записку, считаю не лишним повторить вкратце доводы, говорящие в пользу основания специального органа для обсужденья крестьянского вопроса:

Правительство не решает этого вопроса указом или манифестом; оно обращается к самой земле, к русскому дворянству; но это дворянство не подготовлено, недоброжелательно, предубеждено, запугано; оно понесет свои предубеждения, свой страх в самые комитеты; оно воспользуется всеми средствами, которые найдет под рукою, для того чтобы затруднить или замедлить дело. И между тем не разорения же дворянства ищет правительство, не зла оно ему желает; напротив -- оно желает предотвратить возможность будущих бедствий; упрочить, увековечить его благосостояние; в то же время правительство чувствует государственную необходимость, неотлагаемость начатой им реформы; следовательно, в упорстве дворян есть или недоразумение, или незнание, непонимание своего собственного положения. Для устранения этого недоразумения, для того чтобы доказать дворянам, что правительство не рановременно подняло вопрос об освобождении крестьян,-- существует только один способ: гласность. Если правительство также убеждено в силе и полезности этого способа, если оно допустит создание органа, в котором бы могло выразиться, уясниться, установиться, успокоиться общественное мнение, все благомыслящие пишущие люди в России -- я уверен в том -- предложат правительству свое посильное содействие. Повторяю снова: да не промчится бесплодно, даром это небывалое еще мгновение в нашей истории!

Много темного оставило нам прошедшее; но выйти еще можно из темноты на свет, когда царь идет впереди своего народа. Связать его лучшие силы воедино и направить их к великой цели может только царь; и совершение этого подвига достойно того сердца и ума, в котором созрела мысль об освобождении русского крестьянина.

Ив. Тургенев

ПРОГРАММА

С ... месяца 1858 года предполагается с разрешения правительства издавать в Москве (или С.-Петербурге) еженедельный журнал (или газету) под названием "Хозяйственный указатель".

"Хозяйственный указатель" посвящается специальной и подробной разработке всех вопросов, касающихся до устройства крестьянского быта в России и до определения правильных и постоянных отношений между землевладельцами. Он вызван появлением высочайших рескриптов ... месяца 1857 года и будет действовать в их духе.

"Хозяйственный указатель" будет состоять из следующих пяти отделов:

1) Отдел официальный. В нем будут помещаться: распоряжения правительства и отдельных начальств, касающиеся до устройства крестьянского быта, официальные известия о ходе дел в губернских и уездных комитетах, с которыми "Хозяйственный указатель" вступит в постоянные сношения, и т. п..

2) Еженедельное обозрение. В нем будет представляем публике систематический и по мере возможности полный отчет о состоянии и успехах крестьянского вопроса, причем будут приниматься в соображение статьи, помещаемые в самом "Хозяйственном указателе" и других изданиях, а также и корреспонденция (см. ниже).

3) Отдел научный. Этот отдел посвящается статьям, в которых с точки зрения истории, политической экономии, статистики, администрации и хозяйства будут обсуждаться все стороны вопроса об устройстве крестьян. Научно и основательно выраженное разноречие воззрений будет допускаемо; статьи самой редакции будут ею подписаны.

4) Отдел критический и полемический. В этом отделе будут подвергаться критической оценке различные мнения о крестьянском вопросе и о способах к успешному его разрешению; здесь также найдут место и возражения, написанные со всем уважением к достоинству самого дела и приличием, на статьи, противоположные убеждениям редакции.

5) Корреспонденция. Этот отдел будет содержать всякого рода сообщения, письма помещиков и других лиц из губерний, ответы редакции и т. п., так сказать, живую хронику вопроса.

"Хозяйственный указатель" будет выходить еженедельно, тетрадями в ... листов; цена ему назначается 5 рублей в год; с пересылкою 5 р. 50 коп.

Ив. С. Тургенев

Рим, 1858.

ПРОЕКТ ПРОГРАММЫ "ОБЩЕСТВА ДЛЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ГРАМОТНОСТИ И ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ"

Есть факты, очевидная полезность которых до того несомненна, что не нуждается ни в каких доказательствах. К таким фактам принадлежит необходимость распространения грамотности и элементарных общеполезных сведений в России. Эта необходимость чувствуется всеми: и правительством, которое, между прочими заботами, клонящимися к просвещению нашего отечества, печется также о распространении грамотности в полках, и частными людьми, заводящими школы -- воскресные, городские и сельские, и другими лицами, занимающимися изданием дешевых книг и сборников для народа. Все эти стремления благотворны и достойны полного сочувствия; но они разрознены, часто неясны, не имеют достаточного обеспечения -- ни вещественного, ни нравственного,-- а потому слабы и подвержены всем невыгодам случайных стремлений. Нам кажется, что настало время собрать воедино, направить к определенной ясной цели все эти отдельные силы, заменить частные, всегда более или менее неудовлетворительные попытки совокупным, обдуманным действием всех образованных русских людей -- одним словом, свести в это благое дело могущество единодушных дружных усилий и светосознательной мысли. Проникнутые этим убеждением, мы предлагаем основать "Общество для распространения грамотности и первоначального образования".

Мы твердо уповаем на разумный привет со стороны всех сословий нашего народа, а также на сочувствие и покровительство самого правительства. Мы являемся перед ним в виде его помощников в деле народного просвещения; мы желаем придать устройство и организацию разрозненным, часто ему самому неизвестным общественным силам; мы подвергаем их и себя его постоянному контролю. Обучая грамотности тех самых людей, которых оно освобождает, мы продолжаем его дело; мы также освобождаем их от другого рабства -- от рабства невежества.

Прежде всего мы должны объявить, что наше общество не имеет и не может иметь целью воспитание народа: такое дело превышает силы какого бы то ни было общества. Мы не имеем подобных притязаний; мы намерены строго ограничиться одним первоначальным, элементарным обучением; мы желаем распространения грамотности в тесном ее смысле. Заводить как можно более школ, пропускать как можно более лиц сквозь эти школы и -- прибавим -- в наивозможно кратчайшее время (что, конечно, никак не должно мешать основательности получаемых сведений) -- вот в чем должна состоять задача нашего общества. Другими словами: мы должны стараться развести как можно более лиц, умеющих читать, писать, знающих закон божий, первые правила арифметики и имеющих самые первоначальные сведения в истории и географии. Для достижения этой цели общество:

a) само заводит школы;

b) входит в сношения со всеми лицами, желающими заводить школы; предлагает им свое деятельное участие (в особенных, комитетом общества определяемых случаях помогает денежными пособиями), сообщает им по возможно уменьшенным ценам необходимые руководства, а также все добытые опытом педагогические и экономические сведения;

c) само издает эти руководства, а также и другие сочинения для первоначального чтения, перечень которых будет представлен ниже;

d) издает "Ежемесячный вестник", который, помещая на своих страницах предложения и пожертвования членов, их поименный список, отчет о школах, объявления о новых изданиях и мерах -- словом, ограничиваясь преимущественно одними статистическими данными, касающимися дела распространения грамотности, будет служить как бы официальным органом деятельности общества {Время покажет, полезно ли будет основать в этом "Вестнике общества" отдел, посвященный научной разработке вопросов, касающихся первоначального обучения.}, и

е) предоставляет себе, при развитии своих трудов, право заводить дешевые кабинеты для чтения, в которых, кроме собственных изданий общества, будут находиться только такие сочинения, строго элементарный характер которых будет соответствовать постоянной и неизменной цели наших усилий.

Мы не намерены входить в подробные объяснения того, каким образом будут устроены школы общества, назначенные, как это явствует из самой сущности дела, для одних приходящих лиц обоего пола и всех сословий. Скажем только, что устройство школ будет, по мере возможности, просто, несложно, дешево; что всё в них будет доступно контролю общества, гласности, правительства. При составлении устава нашего общества, а еще более при составлении необходимых инструкций о самых способах обучения и распространения грамотности все подобные вопросы будут разработаны с надлежащею зрелостью; ничего не будет оставлено без внимания, мы воспользуемся и богатствами других стран, опередивших нас на поприще общественной педагогики, и трудами собственных ученых, на деятельное содействие которых мы заранее рассчитываем. Мы полагаем, однако, нужным теперь же указать на этот принцип, которому наше общество будет следовать при издании элементарных книг, о которых было говорено выше и необходимость которых бросается в глаза каждому. Необходимость эта подтверждается, между прочим, целым рядом неудачных, иногда даже вредных попыток народных изданий; отсутствие знаний, определенной цели, отсутствие правильно проведенной системы но могло привести к доброму результату: за такое дело следует браться осмотрительно и сообща. Нечего и говорить, что составление изданий общества будет поручено нашим лучшим деятелям и подвергнуто возможно строгой оценке. Мы будем постоянно иметь в виду, что наши издания назначаются исключительно для людей, желающих обучиться грамоте, и для людей, только что обучившихся ей; а потому они должны быть:

a) Многочисленны, по мере возможности дешевы, всюду и всякому доступны.

b) Они и содержанием и изложением своим должны соответствовать степени развития того народного слоя, для которого они назначены. Едва ли следует упоминать о совершенной неуместности в них всякого прибауточ-ного и сказочного тона: с народом должно обращаться искренно, честно и с полным уважением.

c) Наконец, самая цель нашего общества ограничивать уже число предметов, которым будут посвящены наши издания. Перечень их следующий: азбука; грамота (в смысле писания); элементарные начертания -- законодательства русского относительно прав и обязанностей состояний, арифметики, географии, естественных наук, технологии по всем ее отраслям, земледелия и скотоводства, вообще хозяйства в обширном смысле. Беллетристика допускается только с величайшей осторожностью и не иначе как с общеполезного, обучающею целью; сочинения, имеющие предметом один интерес вымысла, не допускаются вовсе; избранные биографии, хорошие описания путешествий получают почти исключительное предпочтение. Одна из главных обязанностей будущих комитетов должна состоять в неуклонном надзоре за этим отделом и в недопускании в него всяких посторонних элементов. Объявить заранее невозможность каких-либо отступлений от этого перечня было бы неуместным; но принцип должен быть сохранен.

О кабинетах для чтения и устройстве их теперь распространяться не для чего: они предвидятся только при дальнейшем развитии общества.

Считаем нужным сказать здесь несколько слов в предупреждение возможных возражений насчет излишней обширности нашей программы, а именно насчет соединения школьного дела с делом издания элементарных книг.

В наших глазах заведение школ стоит на первом плане в вопросе народного просвещения, а издание элементарных книг является уже как необходимое ему подспорье: на неподготовленной почве не взойдут и лучшие семена. Нам прежде всего предстоит создать читателей, а потом дать им возможность продолжать свое образование. Заведение элементарных школ своим, так сказать, первобытным, не литературным, а чисто общественным и нравственным характером привлечет к нам всех желающих блага России, возбудит благородное соревнование во многих умах, не находивших доселе поприща для своей деятельности. Правительство будет, несомненно, сочувствовать нашим ясным и простым целям; вспомним, что ни одно из европейских правительств не могло, именно в деле элементарного образования, обойтись без содействия частных обществ; вспомним также и то, что наше правительство, в инструкциях г. министра внутренних дел по поводу освобождения крестьян, прямо поставило на вид дворянству пользу и необходимость заведения частных школ. Повторяем: программа наша не страдает излишнею обширностью. Деятельность общества проникнута одною мыслью и, -- выражаясь двояко: заведением школ и изданием элементарных книг,-- стремится к единое цели, которой тем самым вернее достигает.

Мы переходим к беглому изложению способов осуществления общества. Материальные средства, на которые оно должно открыться, будут состоять из ежегодных взносов членов и добровольных пожертвований. Общество намерено отстранить совершенно систему выбора в члены: всякий взносящий minimum определенной платы (мы предлагаем 3 р. сер. в год) тем самым делается членом общества; сверх того, оно приглашает к соучастию все сословия России без исключения, от крестьянина до богатого и знатного человека, и даже может считать в числе своих членов целые сельские общины, если бы они пожелали числиться между его соучастниками под своим собирательным именем. Как на особенную честь для себя будет смотреть общество, если русские женщины всех классов соблаговолят принять на себя звание его членов.

Известное количество лиц (мы предлагаем 80), объявивших свое согласие на участие в обществе, уже достаточно для открытия его.

Остается важный пункт, именно -- образование центрального комитета, на который возложено будет исполнение предначертаний общества. Здесь представляется необходимость двояких мер и правил: а) для первоначального существования комитета, с исключительной целью устроить возникающее общество и составить инструкции для последующих комитетов с одобрения общего собрания членов; и б) для постоянного его действия. В первом случае меры и правила могут быть изложены довольно кратко:

Принимая во внимание, что центральное управление общества должно непременно находиться в С.-Петербурге, как в месте наиболее удобном для получения административных, статистических и других сведений, и принимая тоже во внимание великую важность, которую имеет и старая наша столица в деле народного образования, программа наша предполагает соединить в одном списке 80 имен, принадлежащих известным деятелям обоих городов. При этом, нам кажется, не может быть и помина о каком-либо самопроизвольном выборе с чьей-либо стороны 80 имен; по 40 в каждом городе будут указаны общественным мнением, их репутацией и собственным согласием на участие в обществе. Затем предоставляется той и другой столице, в частных собраниях своих, избрать по 8 лиц из сказанных 80 членов, и избранные таким образом 16 человек составят первоначальный комитет, заседающий, как и все последующие комитеты, непременно в С.-Петербурге. Затем уже новосоставленный центральный комитет избирает из среды своей, по большинству голосов, председателя, секретаря, кассира и т. п. Существование как первоначального, так и последующих комитетов не должно превышать одного года, хотя лица, составляющие комитет, могут быть каждый раз вновь избираемы.

Но при развитии общества уже простое чувство справедливости показывает, что привилегия избирать членов в центральный комитет не может быть предоставлена исключительно ни Петербургу, ни Москве, а должна принадлежать в равной степени всем членам общества, на каких бы концах России они ни находились. Вопрос таким образом усложняется, и сыскать меру для разрешения его становится несколько труднее. Мы предлагаем следующий способ:

Не всякий член, сочувствующий цели общества, может принять на себя звание члена комитета, ибо это звание требует многих жертв, как-то: обязательного пребывания в Петербурге в продолжение года и отдачи своего времени и своей деятельности на безвозмездное, в материальном смысле, служение обществу. С другой стороны, не всякий член, желающий воспользоваться правом выбора, имеет возможность наименовать 16 лиц, соединяющих условия, необходимые для комитетской деятельности. Вот почему наша программа, признавая право выбора в комитет за всеми членами общества во всей России, считает наиболее удобным положить следующие правила, облегчающие самый этот выбор: все те лица, которые находятся в положении, дозволяющем им принять на себя обязанность комитетского члена, имеют объявить себя кандидатами на это звание, присылая имена свои, за три месяца до выборов, в С.-Петербург, где они будут напечатаны в "Вестнике общества" и распубликованы по всей России. Таким образом, с одной стороны, будет открыта дорога для всех и сохранено равенство прав, а с другой стороны, будет отстранена возможность выбора в комитет лиц, хотя бы и весьма достойных, но не могущих, по положению своему, подчиниться обязанностям, сопряженным с званием комитетского члена; ибо все члены общества, объявившие себя кандидатами, тем самым объявили готовность принять на себя эти обязанности. С помощью вышеозначенного списка члены общества, рассеянные по всей России, будут иметь готовый материал для произведения выборов и к назначенному сроку могут присылать имена своих кандидатов в Петербург, где присланные голоса разбираются не иначе как в общем собрании общества. В публичном затем заседании провозглашаются имена 16 лиц, получивших большинство голосов. Комитет, составленный этим способом, может, кажется, служить самым верным выражением общих желаний всех членов общества. Нечего опасаться, что немногие пожелают внести свои имена в этот список: состоять в комитете не есть преимущество, а услуга, жертва,-- русские люди ни от того, ни от другого не отказываются.

Общие собрания для поверки действий комитета и для выслушания его отчетов созываются ежегодно в день основания общества.

В первом общем собрании будут рассмотрены инструкции, составленные первоначальным комитетом.

Комитет имеет право, в случае необходимости, созывать и экстренные собрания, объявив предварительно вопросы, которые он желает подвергнуть общему обсуждению.

Дальнейшие подробности, как-то: о подразделении комитета на комиссии, об отношении к обществу его агентов, находящихся по губерниям, и т. д. и т. д., предоставляется определить уставу.

NB. Всякого рода возражения или замечания на этот проект с благодарностью будут приняты по следующим двум адресам:

Ивану Сергеевичу Тургеневу, в Париж, poste restante;

Павлу Васильевичу Анненкову, в С.-Петербурге -- в Демидовском переулке, в доме Висконти.

Ив. Тургенев

Приложение к Проекту программы

Циркулярно: Андрею Александровичу КРАЕВСКОМУ и Алексею Дмитриевичу ГАЛАХОВУ.

Мм. гг.

Из прилагаемого при сем проекта программы "Общества для распространения грамотности и первоначального образования" вы усмотрите цель моего письма к вам. Эта программа составлена при участии и с согласия нескольких русских, случайно съехавшихся в одном заграничном городе, и представляет только первоначальные черты будущего устройства Общества. Надеюсь, что вы одобрите мысль, которая лежит ей в основании, и захотите посвятить ей и собственные размышления, и беседы с друзьями. Я бы почел себя счастливым, если бы ко времени моего возвращения в Россию (весной 1861 года) предлагаемая мысль получила обработку, достаточную для приведения ее в исполнение. Обращаясь к вам, я не нуждаюсь в громких словах: я и без того уверен, что вы охотно согласитесь принять участие в деле подобной важности, или, по крайней мере, выразите свое воззрение на него. Я уверен также, что вы не откажетесь распространять списки прилагаемой программы. Предприятие наше касается всей России; нам нужно знать, по возможности, мнение всей России, о чем с искренней благодарностью получил бы я всякое возражение или замечание. Мой адрес: Париж, poste restante.

Остаюсь с сердечным и полным уважением, преданный вам

И. Тургенев

Париж, 15 сентября 1860 г.

<ОБРАЩЕНИЕ КО ВСЕМ РУССКИМ В ПАРИЖЕ>

Позволяю себе снова обратиться к известному и неизменному сердоболию моих соотечественников, обретающихся в Париже.

Не скрываю от самого себя, что в трудные времена, которые мы переживаем, самая щедрая благотворительность поневоле сокращает свою деятельность; знаю также и то, что первым и главным правом на эту самую благотворительность пользуются и должны пользоваться многочисленные жертвы великой войны, поднятой нами за правое дело; но нужды и бедствия, которым предстоит помочь, так велики, а доброта русского сердца так безгранична, что я не отчаиваюсь в успехе затеянного мною дела.

Я предлагаю подписку в пользу Русской кассы взаимного вспоможения в Париже, то есть в пользу бедствующих русских, находящихся в Париже, часто лишенных средств возвратиться на родину, куда иных призывает чувство патриотического долга, других -- надежда заработать себе кусок хлеба, ставший здесь недоступным их усилиям.

Прилагаю небольшой отчет Русской кассы взаимного вспоможения, он укажет на ту посильную пользу, которую она уже принесла, и на те гораздо большие результаты, которых она в состоянии достигнуть при более обильных средствах.

Ручаюсь лично за совершенно точное и верное изложение фактов:

Русская касса взаимного вспоможения в Париже была основана в начале июня 1877 года.

Устройство этой кассы было вызвано тем бедственным положением, в котором находились многие из наших соотечественников, вследствие общего застоя в делах и падения русских курсов.

В общих чертах уставом кассы положено, что членом ее может быть всякий русский, живущий в Париже, по простому заявлению; что ссуды до 50 фр. выдаются по усмотрению комитета, выбираемого каждые полгода, а свыше 50 фр.-- по усмотрению собрания; во всяком случае размер ссуды не может превышать сто (100) фр.

В течение первого полугодия ее существования, деятельность кассы представляется в следующем виде:

Доход кассы составляли: основной фонд, полученный с литературно-музыкального утра, данного И. С. Тургеневым в начале 1877 года, в размере 1058 франков.

В течение полугодия поступило: входных и членских взносов 113 фр.; пожертвований--58 фр. 50 сант.; и возвращено ссуд на 495 фр. Всего с предыдущим фондом дохода было 1724 фр. 50 сант.

Из этой суммы была выдана 41 ссуда на сумму 1650 фр. Ссуды эти были выданы тридцати лицам, из коих почти половина принадлежала к учащейся молодежи, а другую половину составляли по большей части рабочие.

Ссуды выдавались в размере от 10 до 50 фр.; и одна ссуда в 100 фр.

В настоящее время касса считает 28 членов и имеет в наличности 74 фр. 70 сант.

-----

Мне остается присовокупить еще одно последнее воззвание к русским добрым душам -- и надеяться, что оно не останется гласом вопиющего в пустыне.

Иван Тургенев

Париж, 50, rue de Douai.

Вторник, 11 дек. 1877 г.

Приложение к Обращению

ПОДПИСНОЙ ЛИСТ

В ПОЛЬЗУ

"КАССЫ ВЗАИМНОГО ВСПОМОЖЕНИЯ

В ПАРИЖЕ"

Иван Тургенев -- 100 фр.

Князь Орлов -- 300 фр.

Прилежаев -- 40 фр.

Ар<апетов> существления общества" -- см. стр. 249) -- Анненковым. На тексте Анненкова имеются пометы и вставки рукой Тургенева. Обе части черновика набросаны в одной и той те тетради с печатной нумерацией 47--48 (у Тургенева) и 51--53 (у Анненкова). Черновик был озаглавлен вначале: "Общество для распростр<анения> школ".

Черновик циркулярного письма, написанный, видимо, позднее, хотя в рукописи он предшествует проекту (л. 46), в основном совпадает с текстом письма, распространявшегося в дальнейшем Тургеневым. Над текстом черновика Тургенев записал имена лиц, которым предполагалось послать циркуляр. "В Петерб<урге>: Кавелину, Чернышевскому, Ковалевскому, Галахову, Дружинину, Краевскому. В Москве: Аксакову, Каткову, Бабсту, Кетчеру, [гр. Оболенскому], Павлову Н. Ф., Хомякову". Полученный M. M. Стасюлевичем и напечатанный в "Вестнике Европы" экземпляр письма адресован А. А. Краевскому и А. Д. Галахову (см.: "Приложение" к проекту, стр. 253).

Мысль о создании "Общества для распространения грамотности и первоначального образования" возникла у Тургенева в первой половине августа 1860 г., во время пребывания писателя в Вентноре, на острове Уайт (см.: Анненков, стр. 451--452). Кружок, в котором обсуждался проект программы и циркуляр, состоял в основном из либеральных деятелей: кроме Тургенева и Анненкова, в него входили, в частности, Ы. Ф. КрузеиН. Я. Ростовцев. Тургенев, будучи не только инициатором и составителем, но и главным пропагандистом проекта, решил обратиться к самому широкому кругу русских деятелей, видимо, решив представить проект как общенародное дело, стоящее вне партий и политических направлений. По своему духу проект таким и был, что отмечает и Анненков в своих воспоминаниях (см. там жо, стр. 452). Тургенев сам переписывал проект и циркуляр, просил о том же М. А. Маркович (см.: Т, Письма, т. IV, стр. 126, 127) и выслал их Н. Г. Чернышевскому и II. А. Некрасову, А. И. Герцену и Н. П. Огареву, П. В. Анненкову, К. Д. Кавелину, А. В. Дружинину, В. Ф. Коршу, А. Д. Галахову, Е. Я. Колбасину, А. А. Краевскому, Е. П. Ковалевскому, И. Ф. Миницкому, М. Н. Каткову, А. А. Фету, Е. Е. Ламберт (см. там же, стр. 120, 121, 125, 128--132, 134). Эти лица передавали проект своим знакомым и, таким образом, круг читателей и критиков проекта оказался очень обширным и разносторонним. "Проект наш и без Ваших циркуляров переписывается во множестве и переходит из рук в руки, как ассигнация,-- писал Анненков Тургеневу 17/29 сентября 1860 г.-- Мне кажется, что к Новому году его уже надо будет опубликовать, ибо общее знакомство с ним возрастет до того, что опасность быть похороненным в журнале для него уже минуется. Возражений против "идеи" я ни от кого не слыхал, но очень много умных заметок и дополнений, которые все, без сомнения, скопятся в Ваших руках, когда наступит время полемики" (Труды ГБЛ, вып. III, стр. 98--99).

Проект, однако, не был напечатан ни в то время, ни вообще при жизни Тургенева, и открытого обсуждения его не состоялось. Из множества "заметок и дополнений", упоминаемых Анненковым, до нас дошли лишь некоторые, но и они могут дать представление о восприятии проекта представителями различных политических групп.

Редакцией "Современника" проект был воспринят как одно из проявлений либерализма половинчатого характера. В письме к Добролюбову от 12(24) сентября 1860 г. Чернышевский отозвался о проекте сдержанно (см.: Чернышевский, т. XIV, стр. 409). Добролюбов в "Свистке" высказался по поводу проекта в уклончивой форме, но с оттенком иронии (см.: "Свисток", 1860, No 6, стр. 37--38).

Тургенев очень дорожил мнением о проекте Герцена и Огарева (см. его письмо к Герцену от 6(18) сентября 1860 г.-- Г, Письма, т. IV, стр. 128--129). Но отзывы Герцена и Огарева о проекте, присланные ими Тургеневу, до нас не дошли.

По-видимому, Герцен тоже не придавал большого значения обществу, за которое ратовал Тургенев, и, вероятно, отозвался о проекте сдержанно или отрицательно, не усмотрев в нем главного-- политической и социальной направленности, ради которой должно создаваться любое общество. Уже два года спустя, вспоминая о проекте, Герцен с иронией писал Тургеневу 20 октября/1 ноября 1862 г.: "Политическим человеком я тебя никогда не считал -- и теперь не считаю. Несмотря на то, что ты с Робинзоном Крузе <с Н. Ф. Крузе> -- на острове Байте говорил об азбуке" (Герцен, т. XXVII, кп. 1, стр. 261).

Ио некоторые революционные демократы находили возможным участвовать в создании общества для распространения грамотности, считая, что такое общество могло бы помочь революционному просвещению широких народных масс. К ним относился, например, А. А. Слепцов, принимавший активное участие в Комитете по организации воскресных школ в Петербурге. Анненков, тоже член этого комитета, заручился поддержкой Слепцова и его сподвижника А. С. Корсакова в деле создания общества и сообщал об этом Тургеневу (см.: Труды ГБЛ, вып. III, стр. 102).

Характерным для оценки проекта умеренно либеральными и консервативными кругами является письмо А. В. Дружинина к Тургеневу от 10(22) октября 1860 г. Заявляя о сочувствии проекту "до мозга костей" и "последней капли крови" и предлагая ряд практических дополнений, Дружинин советует прежде всего прощупать почву: "Я думаю, вы все согласны, что прямо приступить к устройству Общества нельзя без предварительных агитаций в журналах и ряда статей по всему вопросу" (см.: Т и круг Совр, стр. 220--221).

"Общество для распространения грамотности и первоначального образования" не было создано. "После петербургских пожаров 1862 года,-- писал Анненков в своих воспоминаниях,-- временного закрытия Петербургского университета, упразднения воскресных школ и всяких попыток со стороны частных лиц распространять народное образование, программа не достигла и канцелярского утверждения, а заглохла и рассеялась сама собой, не оставив после себя и следа, кроме воспоминания у немногих современников ее" (Анненков, стр. 454).

Стр. 249.-- ...в инструкциях г. министра внутренних дел ~ заведения частных школ.-- Речь идет о распоряжениях министра внутренних дел С. С. Ланского от 20 ноября и 5 декабря ст. ст. 1875 г., в которых определялись права и обязанности дворянства в период подготовки к освобождению крестьян от крепостной зависимости (см.: СПб Вед, 1857, No 274, 17(29) декабря, стр. 1437).

Г. П.

<ОБРАЩЕНИЕ КО ВСЕМ РУССКИМ В ПАРИЖЕ>

Печатается по беловому автографу (БА), без заглавия и даты, на трех листах: ЦГАЛИ, ф. 509, оп. 2, No 30. На обороте третьего листа -- "Подписной лист в пользу "Кассы взаимного вспоможения в Париже"", рукою Тургенева и с его подписью.

Впервые опубликовано: Т сб, вып. III, стр. 256--258.

В собрание сочинений включается впервые.

Черновой автограф с подписью "Ив. Т" хранится в Bibl Nat, Slave 80, стр. 21.

Сведений о "Русской кассе взаимного вспоможения в Париже" нигде, кроме публикуемого документа, обнаружить не удалось. Очевидно, "Касса..." была организована с целью взаимопомощи среди русских в Париже, находившихся в тяжелом положении на чужбине в канун русско-турецкой войны. О связи "Русской кассы взаимного вспоможения" с "Обществом взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже" см.: Т сб, вып. III, стр. 256--258.

Стр. 254. ...в трудные времена ~ за правое дело...-- Россия поддерживала национально-освободительную борьбу балканских славян против турецкого владычества, посылая в Сербию добровольцев, деньги и т. д.

Стр. 255. ...к учащейся молодежи со по большей части рабочие.-- Имеются в виду, очевидно, пенсионеры Академии художеств, которых посылали в Париж для продолжения художественного образования. О каких рабочих идет речь -- установить не удалось.

Стр. 286. Князь Орлов ~ Сидуель -- Н. А. Орлов (1827--1885), русский посол в Париже в 1872--1882 годах; В. А. Прилежаев (1831--1887) -- священник русской церкви в Париже; Ар<апетов> -- подпись неразборчива -- по-видимому, И. П. Арапетов (1811--1887), знакомый Тургенева, живший тогда в Париже; Н. X.-- возможно, инициалы Н. В. Ханыкова (1822--1878), географа-востоковеда, который, живя в Париже с 1860 г., был близко знаком с Тургеневым; леди Сидуель -- лицо неустановленное.

Л. К.