Книговод

Письма 1853-1875 годов

Леонтьев Константин Николаевич


   
   К.Н. Леонтьев. Полное собрание сочинений и писем в двенадцати томах
   С.-Пб., "Владимир Даль", 2018
   Том одиннадцатый. Книга первая. Письма 1853--1875 годов
   

ПИСЬМА 1853--1875 ГОДОВ

   

СОДЕРЖАНИЕ

Письма 1853--1875 годов

1853

   1. А. А. Краевскому. 9 сентября 1853 г.
   2. А. А. Краевскому. 14 октября 1853 г.
   3. М. П. Погодину. Между 14 и 21 октября 1853 г.
   4. А. А. Краевскому. 1 ноября 1853 г 10

1854

   5. Неустановленному лицу. 14 марта 1854 г 12
   6. А. А. Краевскому. 25 августа 1854 г.
   7. Ф. П. Леонтьевой. 23 сентября 1854 г.
   8. Ф. П. Леонтьевой. 4 октября 1854 г.
   9. Ф. П. Леонтьевой. 14 октября 1854 г.
   10. Ф. П. Леонтьевой. 21 октября 1854 г.
   11. Ф. П. Леонтьевой. 28 октября 1854 г.
   12. Ф. П. Леонтьевой. 5 ноября 1854 г.
   13. Ф. П. Леонтьевой. 18 ноября 1854 г.
   14. Ф. П. Леонтьевой. 25 ноября 1854 г.
   15. Ф. П. Леонтьевой. 2 декабря 1854 г.
   16. Ф. П. Леонтьевой. 5 декабря 1854 г.
   17. Ф. П. Леонтьевой. 23--24 декабря 1854 г.
   18. Ф. П. Леонтьевой. 27 декабря 1854 г.

1855

   19. Ф. П. Леонтьевой. 3 января 1855 г.
   20. Ф. П. Леонтьевой. 10 января 1855 г.
   21. Ф. П. Леонтьевой. 17 января 1855 г.
   22. Ф. П. Леонтьевой. 24 января 1855 г.
   23. Ф. П. Леонтьевой. 1 февраля 1855 г.
   24. Ф. П. Леонтьевой. 8 февраля 1855 г.
   25. Ф. П. Леонтьевой. 15 февраля 1855 г.
   26. Ф. П. Леонтьевой. 21 февраля 1855 г.
   27. Ф. П. Леонтьевой. 3 марта 1855 г.
   28. Ф. П. Леонтьевой. 10 марта 1855 г.
   29. Ф. П. Леонтьевой. 28 марта 1855 г.
   30. Ф. П. Леонтьевой. 4 апреля 1855 г.
   31. Ф. П. Леонтьевой. 10--11 апреля 1855 г.
   32. Ф. П. Леонтьевой. 28 апреля 1855 г.
   33. Ф. П. Леонтьевой. 3 мая 1855 г.
   34. Ф. П. Леонтьевой. 13 мая 1855 г.
   35. Ф. П. Леонтьевой. 18 мая 1855 г.
   36. Ф. П. Леонтьевой. 23 мая 1855 г.
   37. Ф. П. Леонтьевой. Конец мая -- начало июня 1855 г.
   38. Ф. П. Леонтьевой. Июнь 1855 г.
   39. Ф. П. Леонтьевой. 29 июня 1855 г.
   40. Ф. П. Леонтьевой. 12 июля 1855 г.
   41. А. А. Краевскому. 13 июля 1855 г.
   42. Ф. П. Леонтьевой. 18--19 июля 1855 г.
   43. Ф. П. Леонтьевой. 25 июля 1855 г.
   44. Ф. П. Леонтьевой. 2 августа 1855 г.
   45. Ф. П. Леонтьевой. 10 августа 1855 г.
   46. Ф. П. Леонтьевой. 20 августа 1855 г.
   47. Ф. П. Леонтьевой. 29 августа 1855 г.
   48. Ф. П. Леонтьевой. 5 сентября 1855 г.
   49. Ф. П. Леонтьевой. 13 сентября 1855 г.
   50. Ф. П. Леонтьевой. 21 сентября 1855 г.
   51. Ф. П. Леонтьевой. 24 сентября 1855 г.
   52. Ф. П. Леонтьевой. 1 октября 1855 г.
   53. Ф. П. Леонтьевой. 7 октября 1855 г.
   54. Ф. П. Леонтьевой. 22 октября 1855 г.
   55. Ф. П. Леонтьевой. 26 октября 1855 г.
   56. Ф. П. Леонтьевой. 4 ноября 1855 г.
   57. Ф. П. Леонтьевой. 18 ноября 1855 г.
   58. Ф. П. Леонтьевой. 23 ноября 1855 г.
   59. Ф. П. Леонтьевой. 27 ноября 1855 г.
   60. Ф. П. Леонтьевой. 7 декабря 1855 г.
   61. Ф. П. Леонтьевой. 10 декабря 1855 г.
   62. Ф. П. Леонтьевой. 14 декабря 1855 г.

1856

   63. Ф. П. Леонтьевой. 5 января 1856 г.
   64. Ф. П. Леонтьевой. 12 января 1856 г.
   65. Ф. П. Леонтьевой. 25 января 1856 г.
   66. Ф. П. Леонтьевой. 1 февраля 1856 г.
   67. Ф. П. Леонтьевой. 16 февраля 1856 г.
   68. Ф. П. Леонтьевой. 23--27 февраля 1856 г.
   69. Ф. П. Леонтьевой. 6 марта 1856 г.
   70. Ф. П. Леонтьевой. 24 марта 1856 г.
   71. Ф. П. Леонтьевой. 20 апреля 1856 г.
   72. Ф. П. Леонтьевой. 27 апреля 1856 г.
   73. Ф. П. Леонтьевой. 14--17 мая 1856 г.
   74. Ф. П. Леонтьевой. 25 мая 1856 г.
   75. Ф. П. Леонтьевой. 24 июня 1856 г.
   76. Ф. П. Леонтьевой. 2 июля 1856 г.
   77. Ф. П. Леонтьевой. 13 июля 1856 г.
   78. Ф. П. Леонтьевой. 6 августа 1856 г.
   79. Ф. П. Леонтьевой. 17 августа 1856 г.
   80. Ф. П. Леонтьевой. 25 августа 1856 г.
   81. Ф. П. Леонтьевой. 5--15 сентября 1856 г.
   82. Ф. П. Леонтьевой. 19 сентября 1856 г.
   83. А. А. Краевскому. 22 сентября 1856 г.
   84. Ф. П. Леонтьевой. 2 октября 1856 г.
   85. Ф. П. Леонтьевой. 9 октября 1856 г.
   86. Ф. П. Леонтьевой. 15 октября 1856 г.
   87. Ф. П. Леонтьевой. 30 октября--10 ноября 1856 г.
   88. Ф. П. Леонтьевой. 24 ноября 1856 г.
   89. Ф. П. Леонтьевой. 29 ноября 1856 г.
   90. Ф. П. Леонтьевой. 5 декабря 1856 г.
   91. А. А. Краевскому. 12 декабря 1856 г.

1857

   92. Ф. П. Леонтьевой. 3 января 1857 г.
   93. Ф. П. Леонтьевой. 11 января 1857 г.
   94. Ф. П. Леонтьевой. 23 января 1857 г.
   95. Ф. П. Леонтьевой. 31 января 1857 г.
   96. Ф. П. Леонтьевой. 7 марта 1857 г.
   97. Ф. П. Леонтьевой. 21 марта 1857 г.
   98. Ф. П. Леонтьевой. 4 апреля 1857 г.
   99. Ф. П. Леонтьевой. 1--4 мая 1857 г.
   100. Ф. П. Леонтьевой. 15 мая 1857 г.
   101. Ф. П. Леонтьевой. 24 мая 1857 г.
   102. Ф. П. Леонтьевой. 8 июня 1857 г.
   103. Ф. П. Леонтьевой. 19 июня 1857 г.
   104. Ф. П. Леонтьевой. 4 июля 1857 г.
   105. Ф. П. Леонтьевой. 19 июля 1857 г.
   106. Ф. П. Леонтьевой. 13 сентября 1857 г.
   107. Ф. П. Леонтьевой. 25 ноября 1857 г.
   108. Ф. П. Леонтьевой. 20 декабря 1857 г.

1860

   109. Ф. И. Иноземцеву. 18 февраля 1860 г.
   110. С. С. Дудышкину. 1860 г.

1862

   111. И. С. Аксакову. 7 марта 1862 г.

1863

   112. П. М. Ковалевскому. 31 января 1863 г.
   112а. П. М. Ковалевскому. Расписка. 31 января 1863 г.
   113. H. Н. Страхову. 20 мая 1863 г.
   114. И. С. Аксакову. 16 июля 1864 г.

1864

   115. К. И. Булгаридису. 20 мая 1864 г.
   116. Е. П. Леонтьевой. 23 июля 1864 г.
   117. Е. П. Леонтьевой. Август 1864 г.
   118. Е. П. Леонтьевой. 12 августа 1864 г.
   119. Е. П. Леонтьевой. Октябрь 1864 г.
   120. К. Н. Бестужеву-Рюмину. 16--30 ноября 1864 г.

1867

   121. М. А. Хитрово. 6 апреля 1867 г.
   122. К. А. Губастову. 19 апреля 1867 г.
   123. П. Мериме. Конец апреля--май 1867 г.
   124. К. А. Губастову. Май 1867 г.
   125. К. А. Губастову. 30 мая 1867 г.
   126. К. А. Губастову. 12 августа 1867 г.
   127. Е. А. Ону. 12 августа 1867 г.
   128. К. А. Губастову. 23 августа 1867 г.
   129. К. А. Губастову. 29 сентября 1867 г.
   130. Е. А. Ону. 9 октября 1867 г.
   131. М. А. Хитрово. 9 октября 1867 г.

1868

   132. К. А. Губастову. 29 февраля 1868 г.
   133. А. Ланглэ. Март 1868 г.
   134. К. А. Губастову. 26 апреля 1868 г.
   135. К. А. Губастову. Начало июня--26 июня 1868 г.
   136. К. А. Губастову. 18 августа 1868 г.
   137. К. А. Губастову. 20 октября 1868 г.
   138. К. Н. Бестужеву-Рюмину. 29 октября 1868 г.
   139. К. А. Губастову. 15 ноября 1868 г.
   140. H. Н. Страхову. 26 декабря 1868 г.

1869

   141. П. В. Анненкову. 4 января 1869 г.
   142. П. В. Анненкову. 16 января 1869 г.
   143. H. Н. Страхову. 30 января 1869 г.
   144. H. Н. Страхову. 2 февраля 1869 г.
   145. H. Н. Страхову. 21 мая 1869 г.
   146. H. Н. Страхову. Июнь 1869 г.
   147. К. А. Губастову. 15 октября 1869 г.
   148. H. Н. Страхову. 26 октября 1869 г.
   149. В. В. Леонтьеву. 10 декабря 1869 г.

1870

   150. H. Н. Страхову. 12 марта 1870 г.
   151. Ф. П. Леонтьевой. 19 ноября 1870 г.
   152. H. Н. Страхову. 19 ноября 1870 г.

1871

   153. H. Н. Страхову. 10 января 1871 г.
   154. H. Н. Страхову. 22 января 1871 г.
   155. Ф. П. Леонтьевой. 6 февраля 1871 г.
   156. А. П. Майкову. Весна ans cela ns avons assez souffert tout les deux. -- 11 faut que les choses prennent enfin une nouvelle direction! Adieu, chère amie; avant tout partez vs bien et soyez tranquille au possible! --
   Получил еще от вас письмо (от 19 ноября) с приложением письма к Дмитрию. -- Я понимаю теперь, отчего вы долго не получали от меня писем: одно письмо я отправил в Москву, воображая, что вы там; впрочем, в то же время написал в Кудиново к тетушке. --
   

17

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

23--24 декабря 1854 г., Еникале

   23 декабря. Еникале
   Письмо ваше, дружок мой, от 23 ноября получил 22 декабря, т. е. вчера. -- Сколько перемен, может быть, случилось в наших странах с тех пор! -- А у нас самая лучшая и важная перемена та, что вчера выпал снег и за ночь его так подморозило, что окрестность совсем стала похожа на русскую. -- Я с большим удовольствием погулял в поле и не раз восхищался тем, что купил себе дубленку. -- Дела по-старому; так по-старому, что даже журналы в Керчи до сих пор октябрьские, и я ничего не знаю о судьбах моего "Лета на хуторе"! -- Конечно, мне уже не привыкать стать к разочарованиям, подобным тому, которое может постичь меня в лице этой повести; но не понимаю, что могут найти в ней предосудительного, безнравственного или непристойного. -- От Тургенева я имел 2 письма; одно через вас, другое прямо из Петербурга; но кроме обещаний помощи ничего до сих пор нет. -- Я и за это ему очень благодарен. -- Задача в том, чтобы прожить от января до мая (в мае я получу следующую треть жалованья), и я, слава Богу, нашел человека, который заранее уже взялся с 1-го января поставлять мне кофе, сахар, свечи и табак; я имел случай оказать ему одолжение, и он очень охотно берется за это, тем более, что уверен в платеже: начальство уже вычтет из жалования! -- Итак, с этой стороны я спокоен. -- Стол обходится мне около 2--3 руб. сер<ебром> в месяц, а иногда и меньше. -- Больше мне ничего не надо для существования; а будет здоровье в таком же виде, как и теперь (даже если и не лучше) -- сумею добыть из Петербурга! Практики здесь, конечно, нет и быть не может. -- Лечатся или небогатые офицеры в Гошпитале; или кто-нибудь по знакомству. -- Был, например, один случай довольно забавный; лежал в Гошпитале довольно зажиточный казацкий офицер. -- Болезнь его была такого рода, что военной службы он продолжать не мог; просил свидетельства и умолял о поправке временной (у него была застарелая грыжа, которая перестала даже вправляться); я повел дело довольно удачно, так что грыжа через несколько времени достаточно вошла и можно было носить обыкновенный бандаж. -- Я обещал похлопотать ему об свидетельстве у главного лекаря, и он, заметив, что дело подвигается не слишком скоро, поймал меня раз в сенях и протянул мне что-то в бумажке; -- я засмеялся и сказал, что в подобных ободрениях не нуждаюсь, что его дело законное и потому он может благодарить меня за лечение и за хлопоты после. -- Все устроилось, и мой герой улизнул на рассвете, чтобы не встречаться со мной! -- Вот какие Гоголевские сцены случаются иногда со всяким. -- Однако я надеюсь, что перевод в Керчь (если он осуществится, так это будет к весне) даст, может статься, делам иное направление. --
   В настоящее время я значительно облегчен тем, что один бердянский грек-купец пленился Дмитрием и посылает Барону за него деньги, если он не переменил своего намерения. -- Я же в слуге не нуждаюсь. -- Солдат разбудит, подаст кофе, умыться и дело с концом! --
   Если вы приедете сюда в мае, это будет лучше всего. -- Да иначе и едва ли возможно; надо ехать или в январе и феврале, или дожидаться колесного хорошего пути. -- К тому времени, Бог даст, и я справлюсь; неприятели же, если и придут весной, так что ж за беда? -- Вы, насколько я вас знаю, предпочтете гром пушек долговременной разлуке. -- Да и чего вы за меня боитесь? -- Плена? -- В этом беды еще слишком страшной нет в наши времена. -- Смерти от пули? -- Да разве постоянный кашель и грудная боль лучше пули? -- Я же скажу вам, что я предпочитаю 5 пуль одной капле крови из горла при кашле; а вы сами не раз очень хладнокровно видали эту кровь в Москве, и вас не кидало в ужас. -- Неужели вы, при вашем уме, настолько неопытны, что боитесь грому и треску больше, чем постоянной и несносной болезни.... Я и верить этому не хочу. --
   Поверьте же мне, что при том состоянии здоровья, каково мое, я не должен ничего так бояться, как дурного образа жизни и особенно климата. -- Здешним я пока, за не имением лучшего, доволен; однообразная жизнь моя, конечно, скучна, но я утешаю себя занятиями и тою мыслью, что это все заплатится мне, как уже не раз многое было заплачено. -- Вы пишете, что одна капля крови моей заставит вас никогда не простить моего вступления на службу; а потом прибавляете тут же, что ваше одно желание -- видеть меня здоровым и счастливым. -- Счастливым и даже довольным я себя не назову; но назову себя спокойным пока, а кровь моя Что вам в ней? -- Во-первых -- медиков ни когда почти никто не убивает; а во-вторых, я сейчас дал бы себя ранить (даже в лицо! конечно, не слишком уродливо), если бы знал, что за это я буду в состоянии хоть несколько лет прожить немного по-своему. -- А главное дело -- не думайте много обо мне, если можете; поезжайте в Москву, в Петербург, старайтесь рассеяться. -- А со мной, что будет, то будет.... Невозможно предполагать, чтобы вся жизнь была из одного труда да неудач. -- Бог даст и выйдет что-нибудь. --
   
   24 декабря.
   Вчера хотел вам написать очень много, но пришел ко мне здешний священник и промучал меня до 10 часов вечера рассказами и расспросами о своей болезни! -- Нынче уже поздно, и я едва успею докончить кой-как письмо. --
   Завтра Праздники начинаются; а у меня и похожего на отдых не будет; не сегодня-завтра пришлют 200 человек больных. -- Впрочем, я рад не иметь времени оставаться наедине сам с собой, раздражение мое против плохого здоровья моего, безденежья (то есть в смысле неимения больших денег) и невозможности заниматься по своему вкусу так велики, что заботы дают даже отраду, заставляют не думать о своих личных делах. -- Потому-то я чувствую себя лучше, чем в Москве, где дела у меня не было. -- Прощайте, дружок мой... Как бы я рад был с вами пожить, но только при хороших условиях с моей стороны! -- Вы думаете, что мне вздыхалось из корысти по вашему флигелю; напрасно! просто о вас вздыхалось. -- Прощайте, целую вас. -- У тетушки целую ручки. -- Будьте здоровы и поезжайте веселиться в Москву. Отчего вы не возьмете Лизу Высоцкую для тетеньки? -- Тогда бы вы были свободнее. -- Если вы будете в Москве, письма мои будут тогда доходить к вам аккуратнее. -- Оттуда я скорей всего получаю ответы. --
   

18

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

27 декабря 1854 г., Еникале

   27 декабря. Еникале
   Сегодня пожалел почтовой бумаги и, полагая, что лучше приберечь ее для других писем, пишу вам на простой. -- На прошедшей неделе в первый раз манкировал почту, и то не по своей вине, а вследствие безумства жида, который возит письма в Керчь. -- Еврей до того засуетился, что оставил мое письмо на столе. -- Мне было это очень неприятно, потому что воображение сейчас же нарисовало мне все ваши беспокойства.... Ну, что ж делать! Зато теперь пишу 2 почты кряду. -- Страховых не мог посылать по той простой причине, что ни гроша денег по обыкновению не было; и если действительно Вам очень хочется получать страховыми, так я изъявляю свое согласие на получение предположенных вами денег. -- Я медлил согласиться, потому что надеялся в декабре получить что-нибудь из Петербурга и хотел употреблять на это свои; но!.... уже 27 декабря, а Петербург безмолвствует!.. Сегодня я замотался порядком; привезли раненых из Феодосийского Гошпиталя, и как водится -- все это перепуталось; фельдшер мой как нарочно охромел для этого дня! -- впрочем, это будет длиться не более 2-х дней; а там все пойдет опять аккуратно. --
   Где-то вы теперь? -- Все ли письма мои получены. -- Расстояние делает то, что никак не угадаешь -- какое из моих писем теперь перед Вами. -- Я думаю, вы уже получили то, в котором я так покорно принимал ваш воображаемый гнев, убедившись, что ваше молчание есть следствие гнева!... Верно вы, друг мой, за эту мысль мою в претензии не будете. -- Я так привык ожидать всего худого, что подобная штука легко могла прийти мне на ум. -- Не сердитесь, пожалоста, chère amie; право, и без того веселого в жизни мало; дотяните только спокойно свое время до весны, и тогда милости просим к нам. -- Ведь англичан вы не побоитесь? -- А я между тем уж постараюсь добиться как-нибудь денег; напишу в свободное время (хотя его у меня не слишком много) что-нибудь необыкновенно нравственное на радость цензорам и скуку читателям! -- На этот раз не нахожу больше ничего сообщить вам стоющего внимания, и потому целую вас и обнимаю от всего сердца.

К. Леонтьев

   Тетушку Катерину Борисовну поздравляю с наступающим рожденьем и целую у нее ручку; с большим удовольствием прочел в последнем вашем письме, что здоровье ее лучше (от 23 ноября). -- Матрене и Григорью кланяюсь. -- И всем знакомым. --
   

1855

19

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

3 января 1855 г., Еникале

   1855 г. Янв<аря> 3. Еникале.
   Очень рад, что могу писать Вам в Москву; верно теперь мои письма будут доходить скорее. От Вас же, мой друг, опять недели с 2 нет писем. Последнее ваше письмо было то, в котором вы сообщаете мне, что сбираетесь в Москву и даже в Петербург с какими-то планами. -- Не знаю -- какие это планы, но лучше всяких планов будет приезд сюда весной. -- Дивизионный доктор, который обещал мне перевод в Керчь, был на днях у нас в Гошпитале; очень любезно спросил у меня, когда вы будете сюда (он узнал о том, что я вас жду, от нашего смотрителя, с которым я давно еще советывался насчет квартир и т. п. предметов), и когда я отвечал, что не ранее весны, он отвечал: будьте уверены, что я постараюсь сделать то, о чем вы меня просили. -- При том еще имел деликатность говорить все это по-французски и в самых неясных выражениях, чтобы главный лекарь мой не мог понять, о чем идет речь. -- Вот единственная новость, заслуживающая названия новости. -- Остальное нисколько не стоит внимания. Разве -- то еще, что раненых привезли из Феодосии человек 200, которых мы с главным доктором разделили пополам. --
   Об Севастополе ровно ничего не слыхать. -- Газет здесь нет, а о поездке в Керчь нечего и думать по неимению ни времени, ни денег лишних. -- Здоровье пока слава Богу; -- жду не дождусь возможности купить себе верховую лошадь; воздух оказывает на меня такое благодатное действие, что путешествие мое из Кудинова до Керчи прибавило мне в 7 дней вдвое больше полноты и румянца. -- Что делается на Пречистенке, скажите, пожалоста. -- Анна Павловна прислала мне 2 письма; в последнем между прочим сообщает, что Осип Николаевич и его жена желали пригласить меня на святки к себе; но я понять не могу, каким образом могло бы это осуществиться, если бы я имел малейшую возможность отлучиться от должности.... Куда? -- Где они? -- Где этот Карасу-Базар? -- Как могут они быть в одно и то же время и в Херсони и в Карасу-Базаре Впрочем, несмотря на эту вездесущность, непонятную для меня, и на невозможность отпуска, я был искренно тронут их любезностью и добротой. Передайте это от меня Анне Павловне вместе с поцелуем и скажите ей еще, что знакомством Ветлицкого я, может быть, и воспользуюсь, если Гошпиталь утвердится в Керчи и преемник теперешнего дивизионного доктора последует его рекомендации. -- Пока перевод в Керчь есть ближайшая моя цель и мечта. -- Может быть, там будет повыгоднее, нежели в этой пустыни, в которую я попал таким сюрпризом. -- На Петербург надежду я отложил, предоставляя ей явиться передо мной в виде неожиданности. -- Однако, не унывая, начал новую вещь в часы свободы, да еще сценическую, с радостью вижу, что горькие испытания в те года, когда большая часть людей живут беспечно, если не совсем счастливо, приучили меня почти хладнокровно встречать новые неудачи и главное научили хвататься за малейший случай, за малейшее ободрение, чтобы возбуждать в себе новую деятельность и новую надежду! --
   До свиданья, мой друг, целую вас от всей души и прошу вашего благословенья на дела и здоровье мое! -- Дай Бог вам весело провести этот 55-ый год; я же встретил его, конечно, в постеле, при звуках завывающего ветра. -- Святкам скоро конец; да и Бог с ними! -- От них только больше забот, потому что прислуга вся пьет. -- Если будете посылать дагерротип ваш, приложите к нему следующие подарки: 1) чиненых перьев самых лучших -- один картон; 2) пару перчаток толстых замшевых (en peau de daim) от Дарзанса, и еще спросите у Ротрофи -- не знает ли он какой-нибудь монографии о язвах (все равно на немецком или французском, только пократче) не дорогой, и пришлите ее тоже, если есть деньги, а я сочту это за подарок к 13 января. Еще раз целую вас.

К. Леонтьев

   

20

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

10 января 1855 г., Еникале

   1855. Еникале. Января 10.
   На прошлой неделе, chère maman, я был очень удивлен конвертом, присланным мне из Керчи с печатью градоначальника; но как я ни был удивлен, -- удивился еще больше, когда распечатал его и нашел там письмо Анны Павловны, надписанное вами. -- В этом письме вложена записка от M-me Olive к Ветлицкому. -- Я очень был бы не прочь познакомиться с этим барином, если он порядочный, как говорят, человек; но не понимаю, как будет поддерживаться это знакомство! -- А послать записку, бывши в Керчи, не трудно, и, конечно, его дело будет начать, так как он благоприятнее меня поставлен; -- но после?.... В Керчь я разве раз в месяц съезжу и то часа на три--на 4 вечером. -- Утром же и думать нельзя отлучаться со времени прибытия раненых! Во всяком случае я не пренебрегу, конечно, этим и с своей стороны сделаю что могу, чтобы воспользоваться любезностью рекомендателей. -- Осип Николаевич недавно тоже прислал мне письмо, в котором весьма радушно звал меня погостить в Тамак; вздохнувши, я собрался отвечать описанием совершенной неспособности моей выехать из Еникале; -- но по незнанию адреса, отложил на время. --
   Теперь у нас, мой друг, установилась зима и довольно пока сухая; так что ходить вовсе не неприятно. -- Часто думаю о кудиновских снегах и приятно (хотя и не без досады) мечтаю о том времени, когда у меня будут средства хоть небольшие, да независимые, с которыми я мог бы хоть на несколько лет прижиться в милом Кудинове. -- Чем пустее и беднее становится оно, тем больше является у меня охоты поправить и оживить его своим присутствием. -- Не хочу отчаиваться и думать, что эти года испытания, в совершенно несообразном с моим духом образе жизни, пройдут даром; эта-то надежда и делает то, что моя настоящая служба так же нравится мне порой, как невкусное лекарство, от которого видишь пользу. -- Постичь не могу, что за пашпорт прислали мне из Москвы: по обыкновению, тот, кто ехал в Керчь на почту, забыл мое объявление в конторе, где прикладывают печать, и я прежде после завтрого не узнаю разгадки. -- Полагаю, однако, что пашпорт написали на объявлении ошибкой и что это просто страховое письмо от вас. -- Димитрия давно уже нет и в Керчи; я его отпустил с богатым греческим купцом в Бердянск; и купец этот его откупает. -- Что же еще сообщить вам о своих обстоятельствах? -- Да разве то, что на днях посылаю еще одну рукопись в Петербург, несмотря на поражение, которое, должно быть, снова нанесла цензура моему "Лету на хуторе", -- должно быть -- потому что ни Тургенев, ни Краевский не пишут ни слова. -- Нет, цензоры не так-то скоро от меня отделаются! Буду биться до последней капли крови! -- Под Севастополем ничего, кажется, нет особого; неприятельские солдаты, слышно, очень зябнут и часто перебегают к нашим бивачным огням. -- Кстати, замечу Вам, что вы можете быть совершенно спокойны насчет моей безопасности. -- Если бы союзники и пришли сюда, так они никак Керчи миновать не могут, и прежде нежели они остановятся перед Еникале, им нужно драться в Керчи и не быть разбитыми. -- Госпиталь же при малейшем их решительном шаге около Керчи, насколько я знаю, полагается вывести в степь. -- Писем ваших я получил довольно; от 22 октября; от 1, 2, 3, 9, 11, 19, 22, 23 и 30 ноября; одно, кажется, еще разорвал. -- Но мне, конечно, хотелось бы получать почаще, почему и прошу вас, пишите каждую почту, если есть время и охота; тогда и я каждую почту буду их получать, хотя и спустя долгое время. -- Вы пишете об долгах. -- Неужели вы думаете, что я об них забыл? -- Дело просто: платить ни копейки теперь не могу. Все почти рассчитано. -- Целую вас, дружок мой, от всей души и прошу вашего благословения! -- Прощайте. Скажите Анне Павловне, что я ее тоже целую и на следующей почте осчастливлю ее еще письмом. -- Что делают на Пречистенке? --

К. Леонтьев

   

21

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

17 января 1855 г., Еникале

   1855. 17 января. Еникале.
   Вот и Святки прошли, мой дружок; для меня их и не было совсем; праздников, которые так дороги нам после труда, в медицинской службе нет -- вот все, что можно сказать нового. -- Ни в обстоятельствах, ни в здоровье, ни в образе мыслей, ни в делах службы перемены нет. -- Все по-старому. Недели с две правда лежит снег, и пролив замерз почти совсем, но это не только вас, но и меня ни мало не интересует. На днях я получил письмо от Анны Павловны и в нем записку M-me Olive к Ветлицкому, с которым и познакомился в прошедшую субботу, хотя и не знаю, будет ли возможность поддерживать это знакомство, -- если Бауман не сдержит своего обещания перевести в Керчь. -- Гошпиталь наш откроется через месяц не более, и один ординатор уже прислан для него. -- Несмотря на все желание сказать на этот раз еще что-нибудь, никак не могу -- просто нечего да и только! И потому целую вас и прошу вашего благословенья. -- Ах, да! Забыл о деньгах; Вы пишете о долгах; о Дмитрие? -- Помилуйте, да откуда же у меня деньги? -- Я прожил до Святок вырученные за тарантас, а что будет дальше -- неизвестно; Дмитрия же давно спровадил от себя, потому что он беспрестанно пьянствовал, и я недавно писал Барону письмо, в котором очень хвалил поведение Дмитрия, излагал предположение грека, желавшего его откупить, и наконец сообщил, что Дмитрий больше 2-х месяцев не живет уже у меня, а ходит по пашпорту в Керчи, так что счеты они могут вести между собою; а я совершенно не в состоянии даже и 50 к<оп.> сер<ебром> в месяц дать!! -- Все, что я могу сделать при случае (это уже я вам говорю) -- заплатить 3 руб. 75 к<оп.> за октябрь, который частью он был у меня; а за сентябрь я отдал уже более 6 рублей на дорогу в Бердянск этому артисту, который, кажется, и у купца этого дело испортит своим пьянством; так что тот теперь едва ли его откупит! Я сделал для него все, что мог. Вольно же было ему самому везде портить своей несчастной страстью. -- Серьезную же помощь, вы сами знаете, могу ли я сделать, когда я сам дорожу последним гривенником? -- И каких-нибудь 100 руб. показались бы мне самому милльоном!!!
   Прощайте, мой дружок; неожиданно написал 4 страницы!! -- Целую вас 1000 раз и молюсь за ваше здоровье. --

К. Леонтьев

   

22

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 января 1855 г., Еникале

   24 января 1855. Еникале.
   Вчера принесли мне опять письмо от вас, мой друг, через князя Гагарина. -- Вы беспокоитесь насчет чумы? -- Будьте уверены, что я сам при случае буду осторожен; тем более эта осторожность легка, что чуму Бог один знает чем бы стали лечить! -- Но лучше всего то, что и здесь говорят о мире; цены на хлеб в Одессе и Бердянске, говорят, поднялись, и выйдет, кажется, que vous en serez quitte pour peur. -- Что же касается до чумы вообще, то здесь ее так же мало ожидают, как землетрясения, и я вижу, что все слухи страшно растут, пока доберутся до Москвы; так что я вам советую всегда допускать только 8-ую долю слышанного, чтобы не ошибаться каждый раз!
   Жизнь мы (т. е. я и мои здешние сослуживцы) ведем такую же, как и прежде вели -- несколько растительную, тем более теперь, когда установилась зимняя погода и в пустой степи гуляется неохотно. -- Благодаря Всевышнего -- приехал на прошлой неделе другой ординатор из Севастополя и дал таким образом возможность хоть изредка проехаться вечером в Керчь; Еникале же по-прежнему possède tous les désavantages de la campagne sans en avoir la poésie et le comfort. -- Однако живем, слава Богу, ничего пока. --
   Вчера к неописанному собственному удивлению сделал ампутацию в первый раз и, пока еще не остыло первое ожесточение, постараюсь сделать на днях еще пару.... Вот вам разнообразие; и всё в этом же роде, -- то побранишься с фельдшером, то порадуешься над выздоравливающим, то проклянешь медицину в неудачный час.... Как переходную эпоху -- такую жизнь допустить можно, и, оглянувшись назад, я вижу все-таки, что, несмотря на первые трудности, скуку и на совершенно несвойственный моим прежним привычкам образ жизни, -- вижу, что эти 4--5 месяцев сделали свое дело, заставили забыть душевную постоянную тоску, придали опытности в житейских сношениях и обратили к какой-то простоте чувств во многих (конечно, не во всех) случаях, простоте, которая хоть и не имеет старинной свежести, но не лишена своего рода ценности. -- Эти-то вещи имел я в виду, уезжая, настолько же, насколько и воздух Крыма; и достиг их; я чувствовал, что моей душе нужен крутой поворот, потому что в ней все было притупилось: вот вам истинная цель моя и причина упорства, с которым я стоял за этот отъезд!... Теперь вы не только из осторожности на словах, но и внутренне не можете осудить моего поступка. -- Если он не приведет к добру, если случится со мной какое-нибудь несчастье, то это, конечно, будет дело случая, от которого не уйдешь нигде (хотя, конечно, дома, в Кудинове, с вами, самая смерть была бы в сто раз сноснее!); но, одним словом, одна из главных целей -- известная степень душевного излечения -- достигнута, остальное же надо предоставить судьбе! -- Быть может, не далее, как это лето мы опять будем вместе?! -- Вы, конечно, сами понимаете, что настоящая моя жизнь может быть допущена только как лекарство, а не как постоянная пища; да и я уж никак 3-ий раз делаю это блестящее уподобление?!
   Прощайте, мой милый дружок; пожалоста, старайтесь быть веселее и не сердитесь ни на меня, ни на кого. -- J'éspere, en retournant, vs voir tout à fait corrigée? -- Adieu, mon enfant, je vs embrasse et demande Votre bénédiction maternelle. -- J'ai reèu la petite prière, je l'attacherai absolument un deces jours au cordon de ma croix et même je serai obligé de coudre pour elle moi-même un petit sac; les domestiques sont des rustres, et les filles d'ici des gars de premier ordre! -- Je ne veux pas, que leurs mains souillent ce papier, que vs avez sanctifié par votre amour bien plus encore que David par son éloquence! Merci aussi pour le conseil de manger des petits (в копии оставлено место для пропущенного слова. -- Ред.); on peut essayer cela pendant les bains de mêr en été. -- Et votre portrait? --
   

23

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

1 февраля 1855 г., Еникале

   1 февраля. Еникале. 1855.
   Пишу вам наскоро, chère amie, чтобы только не пропустить почту и исполнить то желание, которое вы выражали, говоря об отсутствующих детях: "Скажи хоть -- слава Богу здоров, -- прощайте!..." Всего 25 минут остается для окончания; почему опоздал -- скажу, если успею. -- Письмо ваше от 13 января получил на прошлой неделе и прежде всего благодарю за уплату долгов. -- К несчастью, должен вам прямо признаться, что мне нужно 20 ли 30 руб. серебром) к марту. -- Как ни досадно просить у вас, но это один из тех случаев, в которых я разрешаю себе обращаться к вам для небольшой суммы. -- До марта достанет на прожиток; а после мая я займу у кого-нибудь под росписку сентябрьское жалованье; от марта же до мая боюсь быть совсем без копейки; что особенно будет плохо, если перевод мой в Керчь осуществится. -- Как ни тихо и скромно живешь, а всё рублей 10 сер<ебром> нужно в месяц!!
   Что же вам сказать нового? -- Что я сделал одну ампутацию в 1-ый раз и на днях буду делать другую; -- но это вовсе не интересно, особенно для меня; вы еще, может быть, порадуетесь при вашей любви к медицине. -- J'aurais bien voulu la négliger, quelque fois pour la littérature et pour d'autres occupations, mais c'est impossible! Pourquoi? -- je vs le dirai plus tard. -- Adieu, portez vs bien et ne m'oubiez pas. -- Je vs attends au mois de Mai; surtout si je m'ettablie à Kertch, car ici cela ne vaut presque pas la peiné de vivre. --
   Опоздал от глупости; против обыкновения вздумал вчера вечером для варьяции сесть в преферанс; ну, конечно, с известным вам искусством сыграл 8 без козырей, когда у меня было 9 треф, и поставил 32 ремиза; это так затянуло игру, что я, наконец, попросил разделить мой проигрыш до окончания партии и ушел спать. -- Такая чепуха эти карты! -- Прощайте, целую вас от всего сердца и прошу вашего благословения. --
   

24

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

8 февраля 1855 г., Керчь

   Керчь. -- 8 февраля 1855 г.
   В настоящую минуту я в Керчи на квартире Ветлицкого, у которого я провел ночь со вчерашнего дня на нынешний. -- Сегодня же получил от вас письмо из Москвы, где вы объясняете, почему ваша поездка в Керчь не может осуществиться во время войны. -- Вы, конечно, правы с одной стороны, но вместе с тем, мой друг, не забудьте, что на другой день после заключения мира я подам в отставку и едва ли выберу Керчь своей резиденцией тогда; так что, собственно говоря, вероятно, Керчь вас не увидит!! --
   Ну что ж делать; будем ждать весны, хорошей погоды и решительных происшествий!! Не знаю, откуда вы думаете достать денег в Петербурге, а я так оттуда не имею ни строки; -- точно будто бедное "Лето на хуторе" пропало; Тургенев молчит, Краевский безмолвствует!! Гошпиталь в Керчи продолжает формироваться; сегодня в Воронцовской Гостинице я встретил аптекаря и главного лекаря -- уже прибывших сюда вместе с несколькими младшими лекарями. -- Не знаю, что сделают из меня; вернее -- оставят на старом месте, несмотря на слова Баумана, который, услыхав однажды от меня сомнение, выразился так: "я имею обыкновение держать свои обещания!!" Но я слишком отвык от удач и от надежд, чтобы опираться на это; меня нисколько не поразит дурной оборот этого дела; я же приучаю себя к мысли о Керчи. -- Дальше вы пишете, что говорили с Ротрофи о том, как приобрести доверие главного лекаря или вообще начальника. {Окончание письма на французском не было скопировано М. В. Леонтьевой. -- Ред.} --
   

25

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

15 февраля 1855 г., Еникале

   1855. Еникале. Февраля 15.
   Опять беру перо, мой дружок, с искренним желанием написать Вам что-нибудь хорошее и не знаю что.... Все так старо, так однообразно и деревянно здесь, что и у меня нет никаких ровно мыслей, кроме ближайших ежедневных забот. -- Вообразите себе небольшую комнату с белой штукатуркой, окнами в самый бок горы; дверью к крепостной стене и отчасти к морю; комнату довольно теплую; страшный беспорядок на 2-х окнах от книг и разных мелочей; три простых крашеных столика, на одном из них ваше зеркало, на другом всякая всячина; кровать (очень недурная; в придачу при продаже тарантаса добыл) и на кровати известное вам одеяло. -- Потом крепостные стены, белые, низкие гошпитальные домики, бушующий пролив и 7-й час вечера... Представьте еще себе мой халат, давно вам знакомый -- и вся картина!... Утро в записывании билетов (в лечении не смею сказать!... по скудости аптечных средств в казенной аптеке); в брани с фельдшером; потом обед, с аппетитом -- конечно; потом чай и беседа... Относительно последней, надо сказать правду -- общество наше оживилось много с приезда одного ординатора, молодого человека лет 25, очень неглупого, знающего врачебное дело и веселого. -- С ним можно иногда не без удовольствия провести время; да и позаимствоваться от него можно многим; и я стараюсь по мере сил ловить случай узнавать что-нибудь новое, не по увлечению, конечно, а потому, что нахожу нужным совершенствоваться для приближения постепенного к цели моей, т. е. к возможности свободного выбора занятий; другими словами -- делаю теперь, чтобы иметь право не делать после! -- И будь у меня деньги, хоть 500 р<уб.> сер<ебром> в год своих, я бы мог многим, многим воспользоваться! Такой клиники по разнообразию и количеству больных едва ли когда придется еще видеть; но презренный металл.... Отсутствие его мешает и себе облегчать труд и многому другому мешает; например, хотелось бы испытать то или другое средство, а его у нас нет, хотелось бы завести аптечку, несколько инструментов, но это все дорого, и думать нечего об затеях, когда по две недели сидишь с 3 коп. сер<ебром> в кошельке! -- Сделать бы частным образом подписку в пользу раненых и не раненых солдат да и доставлять рублей по 30 сер<ебром> в месяц на покупку дорогих средств!.. Будь у меня только эти деньги -- я уверен, что они были бы не бесполезны, -- подобно другим пожертвованиям, которые Бог знает через какие руки проходят и бедным из них достается 10-ая часть!! Впрочем, по-видимому, и такие положительные вещи надо причислять к мечтам и прописывать: Mixturam muriates ammoni против лихорадок, в которых она не действует. -- Спросите у Ротрофи про эту микстуру, и он об ней, я думаю, знает теперь... А пока прощайте, мой дружок, -- целую вас, обнимаю и прошу вашего благословения на дальнейшие труды! Прощайте, будьте здоровы и описывайте подробнее все московское житье. -- В Кудиново я писал недавно, но ответа еще не имею. -- Передайте мое почтение и мое baise-main (на словах, конечно!) Наталье Васильевне и смуглой тетушке. -- Кланяйтесь М<сье> Ротрофи. -- Поздравляю вас с приближающимся 23 февраля.
   

26

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

21 февраля 1855 г., Еникале

   21 февраля; 1855 г. Еникале.
   Послезавтра ваше рождение, милый дружок мой, постараюсь не забыть числа и побольше подумаю об вас в этот день. Вы знаете, что я в подобных поверьях любитель старины. -- А мое дело насчет Керченского Гошпиталя почти лопнуло. -- Бауман, может быть, и сдержал свое слово, говорил обо мне кому следует; но уже в Керчь наехало заранее так много ординаторов, что надеяться я совершенно перестал. -- Не скажу, чтобы я был слишком этим огорчен, даже не знаю, не придется ли порадоваться, если взять в расчет мои денежные средства, удобство здешнего сожительства с смотрителем, отсутствие практики в Керчи по причине всеобщего выезда (семейств); да и притом все же надо положить на весы для остальных шансов практики и мою неопытность, и нелюбовь мою к шарлатанству и заискиванью, которыми берут так часто многие лекаря! -- Пусть будет, что будет -- я готов (жертвовать) настоящим для будущего, и как ни тяжко сидеть иной раз одному в своей одинокой комнате -- и подумать, что в подобных passetemps проходят лучшие года жизни, -- а, ей-Богу, я как-то не отчаиваюсь и часто благодарю судьбу за то улучшение телесного состояния, которое я ощущаю. -- Теперь, слава Богу и благодаря привычке, мне почти ничего встать в 6 и даже в 5 часов, ничего не стоит просидеть и проходить с 8 до 12 часов в палатах; это мой пятый курс, который бы мог быть превосходным, если б была возможность знать наверно, чем лечить... Ну да это в сторону! -- Я уже говорил об этом. -- Толковать о том, выиграю ли я или проиграю от этой поездки, было бы странно; но я вам скажу только, что и при продолжении войны на 56-ой год у нас будет один шанс жить вместе.... Если только будет у меня рублей 200--300 сер<ебром>, то есть если Петербург неожиданно поспеет на помощь. -- Вот в чем дело: положим, у меня есть эти деньги; в таком случае по окончании весны (допустив, что неприятель не воз<ь>мет ни Керчи, ни нас) я могу лечиться самым точным и серьезным образом, не упуская ничего для своей гигиены.... Я теперь только увидал, как много значат денежные средства для самого здоровья! Не сделавши для своего тела всего, что есть в моих силах, я бы не хотел оставлять Крыма; но если бы к осени почувствовал себя иным, так можно было бы похлопотать о переводе в Смоленский военный Гошпиталь, что, конечно, было бы удобно во многих отношениях, а о приятности и толковать нечего. -- Без денег же едва ли я вздумаю уехать отсюда. -- Ведь это не Южный берег, где можно жить без денег, одной природой, если б иметь там медицинское место с самым небольшим количеством занятий. -- Здесь и дела довольно, да и климат далеко не тот; значит, нужна искусственная гигиена, и тогда только цель моей Крымской экспедиции будет хоть несколько достигнута, тогда могу без упрека себе вернуться в Россию до тех пор, пока мир не позволит настоящей жизни на Южном берегу.... Вот вам подробный и откровенный раэбор моих мыслей относительно предстоящего; ведь без планов и целей нельзя же? -- без них, вы сами знаете, хоть повеситься приходится человеку!.. Только не объясняйте слишком другим то, что я объясняю вам; люди равнодушные готовы, пожалуй, и посмеяться над моей настойчивостью в лечении; они не захотят понять, что вся моя цель пока -- провесть хоть несколько месяцев жизнь по возможности свежую, телесную и простую... Надо тоже понять, как соблазнительна мысль о таком образе жизни для человека, который собственным трудом добывает хлеб и деньги, и знает притом, что один месяц спокойной деревенской жизни, одна неделя дороги в хорошую погоду и в не слишком тряском экипаже перерождает его. -- Когда уже здешняя более ходячая, чем прежде, жизнь и раннее вставанье отозвались порядочно, неужели не соблазнит мысль о годе такого быта, где бы все соединить вместе -- и воздух южной зимы, и свободу времени, и обеспеченность в настоящем, т. е. возможность занятий по вкусу!!! Вот вам исповедь несколько медицинская, но тем не менее и сыновняя.... Вы пишете, что не можете на меня сердиться; что я напрасно так думал об вас.... Конечно, я и сам не хотел этого допускать, -- но поверьте, -- вы как-то слишком спокойно ласковы были во дни прощанья, а я так привык видеть во всем дурное что-либо для себя, что и радоваться твердо не смел вашей manière d'être, которой я никогда так не был доволен. -- Так как я ошибся, то дай Бог, чтоб эта manière d'être встретила меня и по приезде в Россию; я часто вспоминаю темную ночку, в которую я выехал от Вас, и Ваше последнее слово: adieu! mon cher! Bon voyage! -- без слез, без всяких сцен.... Не думайте, что я говорю фразы (вы знаете, как я боюсь их), но я говорю от всей души, -- ваши слова эти; ваш голос, когда вы отворили окно, до сих пор в ушах, и не знаю почему, только мне становится очень грустно, когда я обо всем этом вспоминаю. -- Поверьте -- это не прошлое время, где легонькое чувство выростало в гиганта по милости воображенья; теперь на воображенье узда давным-давно, и я говорю это на всякий случай, чтобы вы знали, есть ли у меня к вам чувство или нет... Такие вещи, признаюсь, и говорить стало как-то трудно; да, мне кажется, что сказав, я доставлю вам отраду!!! Прощайте, однако, милый друг мой, больше нет времени; надо почитать еще да и на постель. -- Целую Вас и прошу Вашего благословенья. -- К Тургеневу я больше не буду писать, кажется, пока не получу от него письма. -- Должно быть, первое чувство возбужденного интереса притупилось в нем. -- Целую вас. --
   

27

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

3 марта 1855 г., Еникале

   3 марта. Еникале. 1855 г.
   Передо мной 2 последних ваших письма No 7 и 9; 8-ой получил прежде; с истинной радостью читал я последнее, в котором вы так мило беседуете со мной обо всем, что вас окружает, но лучше всего для меня то, что вы, кажется, немного спокойнее с тех пор как стали получать от меня аккуратнее письма. В одном из ваших вы говорите, что хотите хлопотать в Петербурге об месте вроде сестры милосердия при Керченском госпитале. -- Вот это уж напрасно, мой друг; не думайте, чтобы это было так легко; ходить за больными надо без отвращения и с некоторою ловкостью, чтобы не повредить и больным, и своему собственному самолюбию. -- А я знаю вашу впечатлительность; неужели вы думаете, что одно мое присутствие заменит вам решительно все, и ваша нервная система сделается другою? -- Разве вам легко будет целые сутки после того, как вы утром насмотритесь на гнилые язвы в пол-аршина длины; я и привык ко всему подобному, а иной раз, при наших озорных гошпитальных средствах для леченья, -- сам рад бы носу в палату не показывать!... Впрочем, вы сами пишете, что соберетесь сюда тогда только, когда минует опасность; а тогда, вероятно, и сестер милосердия не будет нужно, и вам все-таки придется ехать на свой счет. -- Я же буду рад, конечно, вам в каком бы вы виде не приехали, лишь бы я был уверен, что вам будет спокойно. -- В этом, конечно, вы и без моих слов не сомневаетесь. -- На днях я получил письмо от Тургенева, где он очень любезно извиняется за долгое молчание и говорит, что повесть моя поступит в цензуру только к марту. -- Я уже давно считал ее погибшей, и потому такой сюрприз, дающий возможность надеяться, мне был значительно приятен. -- Вы знаете, как я запутан в долгах, и занимать еще мне нет ни у кого охоты; у вас, я знаю, сколько средств; каких-нибудь 20--30 рублей -- вот все пособие возможное с вашей стороны, да и то в крайности; а жить тут без денег не слишком легко; я уже вперед прожил (при самой скромной и однообразной жизни) почти все свое майское жалованье и хотя не отчаяваюсь найти какие-нибудь исходы, но во всяком случае 100--150 руб. серебром) были бы истинным даром неба. -- Итак, вот довольно приятная надежда, которой я себя немного утешаю за неимением лучшего. -- Кроме этого известия перемен никаких нет; живу довольно спокойно; у нас уже весенний воздух и трава зеленеет; довольно много хожу и чувствую себя порядочно; болезней вы не бойтесь; кроме лихорадки, к которой я мало склонен, теперь ничего серьезного нет; тифозных настоящих почти нет. -- Был у нас праздник на прошедшей неделе: Хомутов приезжал с духовенством освящать батареи; погода была прекрасная и все было довольно эффектно. -- Есть еще важные политические новости, от которых можно ожидать мира, но я об этом пока умолчу; если слухи совершенно основательны, то вы это еще вернее меня знаете и, конечно, догадаетесь, о чем я говорю! Итак, прощайте, милый дружок мой, целую вас и прошу вашего благословенья от всей души. -- Будьте здоровы и любите меня по-прежнему. -- Merci за вашу великодушную уплату долгов. -- Когда-то я уплачу хотя У2 своих?! -- Кланяйтесь всем на Пречистенке. --
   

28

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

10 марта 1855 г., Еникале

   10 марта 1855 г. Еникале. --
   Вы отвечаете разом на 2 письма, мой дружок, а я в отмщение отвечу на три! -- Сегодня пришло письмо No 10 с 25 р<уб.> сер<ебром> от Анны Павловны и крайне кстати, потому что я уже более полумесяца сидел без чаю, сахару и табаку (т. е. покупного и должен был перебиваться займом с большой экономией!). -- Теперь я хоть на месяц или полтора могу курить и класть сахар с роскошью и без arrière pensée; итак: поблагодарим прежде всего небо, а потом тетушку. -- Не знаю, в каком из моих писем было написано, что здешняя моя жизнь, несмотря на свою скуку, всё же лучше прежней; вы радуетесь; но эта радость как будто бы сопровождается недоумением; вы как будто не понимаете, в чем дело и какие перемены я в себе ощущаю. -- Зная, как вас интересует все, что до меня касается, я объясню вам правду. -- Хотите ее знать? -- Здешней жизнью я тоже недоволен; да и чем быть довольным, скажите? -- Пустыня и пустыня без всякой поэзии, с обязанностями службы не по вкусу; с лишениями и отдалением от всех близких по душе, крови и привычке людей? -- Дела довольно много и вдобавок дела, как я более и более убеждаюсь, бесплодного, потому что я теперь не верю почти ни одной пилюле, ни одному порошку, которые я выписываю из казенной аптеки; лечить и не верить лекарству, не видать от него помощи и не иметь средств это поправить -- согласитесь, недеревянному человеку не весело. -- Вот вам удовольствия науки и службы здешней; общество я не только не стану бранить, но даже похвалю; смотритель, с которым я обедаю (живу я в особой комнате уже с месяц, т. е. имею в том же флигеле другое крыльцо), человек положительно порядочный, с умом и образованием; молодой лекарь, который был прикомандирован к нам, все это время жил тоже с нами, очень милый, веселый и дельный молодой человек; остальные же хотя и дюжинные люди, но все-таки в массе бывают иногда занимательны. -- Но что до всего до этого; все они люди чуждые по сердцу; всего этого мало; все это хорошо на время. -- Значит, и общество нисколько не пленяет меня! -- Здоровье? -- для здоровья я по неимению средств и еще больше хорошей летней погоды не успел сам ничего сделать; но штука в том, что сделал климат уже довольно много, освободил мне грудь (иначе я не умею выразить своего физического ощущения), и вдобавок деятельный и воздержный образ жизни много укрепил меня; я ехал не на радость, не на карьеру сюда, и если бы мне пришлось бы здесь прожить несколько лет, я бы, кажется, принял хлороформа; если вы думаете, что я от души доволен настоящим, то я уже решусь Вам сказать противное; но я не хочу еще бранить его, решившись терпеть для будущего, для независимого образа жизни; я, пожалуй, и доволен им как средством. -- Для чего я пошел в военную службу? -- Мне тогда по известным Вам обстоятельствам хотелось перемены, это раз; 2-ое, я знал, что перемена места, лиц и отношений пробудит во мне многое, что уснуло от прежней жизни; я згадал -- и все это сбылось; т. е. я стал деятельнее жить поневоле, по совести, а после и по привычке. -- 3-е, я хотел на год, не более, южного воздуха и добился его; и вижу от него пользу. -- Вот что заставило меня ехать; прибавьте к этому желание иметь независимое жалованье и не отягощать вас при вашем настоящем положении; и кроме всего -- любопытство видеть войну, если можно, чего 2 раза в жизнь, пожалуй, не случится; да и не дай Бог; а один раз посмотреть недурно. -- Вот вам все, что я думал тогда; думаю и теперь... Конец может быть неблагоприятен, как и во всем, война может долго продлиться, и я могу потерять через нее время и для пользы, и еще хуже для жизни в кругу своих. -- Но к чему до такой степени чернить себе будущее; природа недаром дала нам способность надежды; без нее было бы плохо. -- Неужели Вы думаете, что мысль не видать вас долго легка для меня? -- Дайте мне денег, выпросите мне отставку или отпуск, -- разве я со всех ног не полечу взглянуть на Вас, мой друг, и на Кудиново... на Москву и на всех родных? -- Конечно, случись так, я предпочел бы Вас перевезти сюда на год; и сделавши все, что хочется, для своей физики, после вернуться на новую жизнь в Россию. -- Теперь же и здесь я могу заниматься своим делом, если хочу; служить в России, где все окружающие меня знают, надо с хорошим медицинским запасом, и, Бог знает, имел ли бы я его после 5-го курса больше, чем теперь?! Но об этом довольно; вы поняли меня и недоразумений больше не будет; насчет же вашего характера не думайте, ради Бога, ничего; он ни мало не был причиною моего отъезда; в последнее время я не мог ни в чем упрекнуть Вас, кроме нескольких жостких procédés относительно той девушки, на которой думал жениться; но это все было простительно; она осталась в моих глазах до сих пор тем же, чем была; а на вас я и тогда за эти слова не сердился, зная, что любовь ваша ко мне и кроме того ошибочные убеждения и незнание многих обстоятельств внушали их Вам. -- За это сердиться нельзя; несмотря на ваши слова, вы, может быть, помогли бы мне, если бы было чем, я знаю вас и умею извинять от души минутный гнев любящего человека. -- За что же вы нападаете на себя; нападайте только на одно безденежье, которое всех нас связывает по рукам. -- Вы еще пишете в последнем письме: "Vs espérez me retrouver corrigée; mais en quoi donc mon Dieu! vs ne me le dites pas?" -- Разве вы не поняли, что это была просто шутка, желание вас позабавить немного? -- Вот и все, милый друг мой. -- Поговорим теперь о другом; Вы, конечно, прежде меня узнали о кончине Государя; к нам пришел манифест только на этой неделе и мы третьего дня присягали. -- Дай Бог Наследнику счастливо царствовать; от всей души желаю это ему; про него всегда было слышно столько хорошего, что нельзя его не любить! --
   Здесь все спокойно; но в Севастополе перемены; Меньщиков уехал, а на место его Горчаков; говорят даже, что он будет командовать Керченским отрядом, а Остен-Сакен в Севастополе. -- Если это сбудется, так можно будет позаботиться о протекции через Анну Павловну. -- Вы тогда это сами узнаете и, конечно, сделаете все, что нужно. -- Сегодня был у нас Генерал-Штаб Доктор Попов; остался доволен нашим гошпиталем и сказал мне, что я могу с разрешения главного лекаря вскрывать и анатомировать сколько хочу; я бы очень желал заняться судебной медициной; хотя я ее почти не знаю; но мне кажется, что скорее всего выберу ее (если случай поможет, т. е. деньгами) специальностью своей; к практической же медицине я все-таки остаюсь довольно хладнокровен. -- Теперь-то я еще больше убедился, какая разница любить и не любить свое ремесло; совсем не то и не те результаты!!! Я бы не откладывая начал заниматься судебной медициной в свободные часы; да надо и для науки средства; надобно купить книг, лекций, кой-какие химические препараты и инструменты. -- Надо ждать пока "Лето на хуторе" принесет плоды. -- На всякий случай попросите Meur Rotrophy сказать, какая цена "Судебной Медицины" Громова. -- Если после все это не выгорит, вы смотрите, не смейте смеяться надо мной, я уж не буду виноват. --
   Неужели жена Карпинского порядочная женщина; это любопытный статистический факт для наблюдения нравственности людской. -- Впрочем, поблагодарите его за память, если увидите. --

-----

   Борис писал мне 2 письма, вы говорите; я не получил ни одного до сих пор; а сам ему писал с месяц тому назад. -- От тетушки Катерины Борисовны тоже давно не имел писем; хотя и писал сам к ней не так давно. -- Я очень рад, что она у Высоцких; у них скучно не будет. Посылки вашей до сих пор нет. --
   Прощайте же, мой милый друг; целую ваши ручки; -- будьте здоровы и спокойны и благословите меня от души. -- Прощайте, chère amie. -- Не забудьте же передать от меня Анне Павловне, что я целую ее бронзовый преспапье и спою ему благодарственный дифирамб на следующей почте. -- Благодаря ему я курю и пью чай без уничиженной гордости. -- Adieu, mon ange! -- Partez vous bien et comprenez bien ce que je vs dis. --
   

29

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

28 марта 1855 г., Еникале

1855. Марта 28. Еникале.

   Je vs félicité avec Pâques, chère maman! Je ne commence pas par vs exprimer, mes vœux; vs ne doutez point de leur sincérité, j'espère. -- Ditez moi donc comment avez vs passé la nuit de la Fête? Avez vs été ou non cette fait fidele à votre manière de vs perdre dans la foule ou de ne pas aller du tout au matinet si la chose première est impossible. --
   A я проспал, потому что был немного не по себе. -- Сегодня же (понедельник), слава Богу, ничего. -- На Страстной я получил разом два Ваших письма (No 11 и 12, кажется). -- Так что я очень кстати пропустил почту на прошлой неделе; т. е. я не сам пропустил, письмо было готово, да еврей, который обыкновенно ходит с письмами в Керчь, праздничал; а с людьми неизвестными я посылать не рискнул, потому что штемпелевые конверты все вышли и я боялся пропажи письма. -- Все это вышло весьма кстати, так как новые ваши письма сделали многое ненужным в моем прежнем. -- Пришло и объявление о посылке, но я еще не добился ее. -- Оставив в стороне No 11, в котором почти не на что отвечать, возражу вам на 12-ый. -- Во-первых, вы говорите, что мое уподобление медицины нелюбимой жене безумно, хотя и остро? -- Чем же безумно? разве я пренебрегаю ею; напротив, пока я все больше и больше вдаюсь в нее; я говорю только, что обречь себя навсегда на скачку практического врача я не хотел бы; и подобная необходимость была бы истинным несчастьем, потому что, зная себя, я убежден, что всегда на подобном поприще буду затерян в массе и особенно порядочного ничего не сделаю, и денег даже наживу меньше многих других! C'est bon d'une manière provisoire pour la première jeunesse? --
   Еще вы подозреваете меня в новоразвившейся любви к лени, на основании того, что я оживился от одного дня свободы в Керчи? -- Что же тут нового? -- Я всегда любил поболтаться, от поры до времени; а теперь, когда я работаю втрое и вчетверо больше прежнего, понятно, что дорожу отдыхом. -- Vs dites que jadis j'étais de mauvaise humeur lorsque j'étais désœuvré? Jamais! -- J'étais de mauvaise humeur lorsque je n'avais aucun but pour faire quelque chose; et pour être trop occupé je ne l'étais jamais à l'Université. -- Сверх всего надо заметить, что я считаю того человека глупым, который сейчас скучает, если один день остается без заказных занятий (т. е. служебных или школьных); как будто трудно найти в себе самом материалы для чего-нибудь нового! -- Вы пишете также, что не имеете денег; ну не беда; я пока немного огардировался этими 25 рублями; напишу еще Борису, чтобы он прислал мне взаймы; он верно пришлет. -- Сегодня пришло к нам предписание от нового нашего Главнокомандующего Врангеля, чтобы устроить в Керчи отделение от нашего Госпиталя; если это состоится, так состоится в очень скором времени, и кажется, что назначат меня туда. -- Там жить будет немного подороже; смотрителя, у которого я так пригрелся насчет стола, не будет; ну да не беда; ограничу себя необходимым куском, насколько можно; все же лучше разнообразие. -- Там будет 50 человек больных; это немного; я буду один хозяин, а главный лекарь будет только наезжать по временам. -- Дай Бог, чтобы это удалось; все перемена что-нибудь новое да принесет с собой. -- Боюсь -- не ошиблись ли вы в посылке книги; точно ли вы передали Ротрофи мои слова: о язвах; если вы сказали о ранах, -- так мне этого вовсе не нужно! -- Впрочем, вы так аккуратны. -- Благодарю вас, между прочим, за погончики; жаль, что поторопился написать; недавно выслали нам всем из Департамента; да кто ж это мог предвидеть! Получил письмо от Карпинского; насмешил меня много. -- Уж он и сына успел смастерить! -- Дай Бог ему, впрочем, счастья за то, что не забывает прежних знакомых при такой огромной удаче! -- Пишет, что вы обедали у него и потом отправились себе по морозцу домой. -- Такой дурак, он вам и экипажа не догадался предложить!? --
   Тургенев недавно писал мне, что в марте напечатают мою повесть; если так, то в апреле я должен буду получить рублей 100; но я уже отвык ждать этих денег! Вот, мой дружок, самые новые новости. -- Из-под Севастополя не слышно ничего особого, несмотря на перемену начальства, т. е. я говорю о серьезных делах. Стычки и вылазки, говорят, продолжаются, и недавно рассказывали, что было дело, которое началось с 1000 человек солдат, посланных уничтожить неприятельскую траншею; они зарыли ее и, обрадовавшись успеху, пошли дальше и взяли редут. -- Им начали бить отбой, но они не слушали и всё шли дальше. -- Французы их встретили; наши послали тогда помощь; французы тоже прибавили; наши еще и т. д. -- Дело кончилось тем, что французы потеряли целый полк, который был окружен, и из него спаслись немногие; полковой командир, 4 офицера и 60 человек солдат взяты в плен. -- Не знаю -- правда ли. -- Газет здесь нет. -- В Москве все ужасно преувеличивают. -- У нас месяца полтора жил лекарь молодой, прикомандированный из Севастополя. -- Он рассказывал, что даже и там нет никаких особых болезней, которые почти всегда бывают в осажденном городе при недостатке съестных припасов и трудностях войны; самое худшее время весны миновалось уже и, слава Богу, ничего не было. -- У нас почти нет тифозных; осенью, когда я прибыл, их было гораздо больше. -- Но война, кажется, не хочет усмиряться; слышно будто бы Лудовик Наполеон просил позволения у Австрийского Императора командовать лично его войском. -- Если война примет такой продолжительный ход, я, покупавшись летом в море, к зиме буду хлопотать о переводе в Смоленский гошпиталь. -- Больше же года в этой глуши, при довольно трудной работе, делать нечего. -- Если же война кончится завтра, то послезавтра сажусь на пароход и еду на Южный берег, а к вам пишу пригласительное письмо. -- Одним словом, милый дружок, не будем унывать пока; хоть счастья и блаженства не найдем на земле, а все-таки, быть может, найдем довольно приятный покой. -- И то хорошо. -- Тысяча рублей серебром дохода, посредственное здоровье (средним числом раза три в год болеть; это уж нам нипочем!!) и как можно больше свободного времени для того, чтобы выбирать занятия по вкусу. -- Если и в подобную перспективу потерять веру, так плохо, и я за веру эту держусь изо всех сил!! Пишите же почаще и поподробнее, мой друг; я не раз с большим удовольствием перечитывал некоторые из ваших писем. -- Вы как-то писали мне про Сережу Унковского; я уж давно узнал о том, что он ранен и как, от одного из его сослуживцев. -- Если поедете в Петербург, напишите мне что-нибудь о Хитровых; состояние их, я думаю, теперь может улучшиться, потому что Иван Матвеич Т<олстой> получит, вероятно, еще больше веса? -- От души желаю им этого за их искреннюю доброту и за совершенное отсутствие глупой аристократической гордости. --
   Прощайте, милый друг мой, целую ручки ваши и Вас самих. -- Жду вашего письма и благословения.

К. Леонтьев

   NB. Сестра недовольна моим молчанием, да я не знаю ее адреса; сообщите мне его. -- Говорят о довольно большом деле, выигранном 14 марта Горчаковым. --
   

30

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

4 апреля 1855 г., Еникале

   1855 года апреля 4. Еникале.
   Письмо ваше по экстра-почте получил третьего дня, chère amie. -- За посылки, которые я в исправности получил обе в один день, благодарю; напрасно вы думаете, что я стал бы смеяться над теми вещами, которыми вы дополнили вес погончиков; я им был очень рад. -- Ножичек очень мил; конспекты съел, а бумажками курю у себя от времени до времени с большим удовольствием. -- Даже корпия пригодилась тотчас же; на другой день я делал две операции (отрезал пальцы у одного и всю кисть у другого), хорошей корпии не оказалось под рукой, и я употребил 2 пучка своей. -- Итак, вы уже знаете, что у меня есть между прочим мысль перейти в Смоленский Гошпиталь, если война продлится. -- Но это так далеко еще и столько до тех пор может быть перемен, что и говорить об этом трудно. -- Кстати: и последняя моя попытка перейти в Керчь не удалась. -- Если бы там были больные, то, вероятно, меня бы туда назначили; но отделение стоит пустое и приготовлено только на случай бомбардировки или сухопутного дела, -- для раненых. -- Так что теперь и нет там врача. --
   Здесь, впрочем, все по-прежнему; в отношении службы, особенно бранить нечего, да и хвалить нельзя. -- Извлекши из Еникале все, что мне было нужно, я бы с удовольствием поразнообразил себе жизнь переходом в Феодосию или даже в порядочный полк (там гораздо больше жалованья), но для 1-го надобны деньги, а для второго необходимо знать -- где какой полк стоит, на берегу ли моря, или в голой степи и т. п. -- Все это так затруднительно, что я ограничусь, я думаю, одной мыслью о разнообразии и с благоразумием (!) буду ждать. --
   Впрочем, погода стоит превосходная; персиковые деревья в цвету, как у нас яблони в мае, и трава на поле уже очень большая. Я много хожу. --
   Для меня была совершенной новостью история выборов Александра. -- Я думаю -- ему было невыгодно бросить все на половине дороги. -- К Владиміру (по вашему очень хорошему совету) я уже приготовил письмо. -- Где сестра -- никак не могу понять; хотел бы написать ей что-нибудь и просто не знаю куда. -- Вы говорите, что Агрипина отворачивается, когда произносят мое имя; еще бы; -- нет сомнения, что я насолил ей. -- И мне будет очень жаль, если не удастся, возвратившись в Россию, еще подразнить ее. -- Вот замечательная штука; я очень хорошего мнения об уме и сердце этой женщины, но обстоятельства свели нас так неблагоприятно, что я не могу удержаться от неприязненного к ней чувства! -- Поцелуйте за меня добрую Анну Павловну; эта, кажется, будет приятельницей верной, и надо быть мне особенно неловким и неблагодарным, чтобы не поддержать ее расположения. -- Попросите ее, чтобы она почаще меня хвалила при Аграфене Павловне. -- Девицам всем от меня поклонитесь и скажите, что я их очень часто вспоминаю; -- особенно поклонитесь Агрипине Дюбют; она всегда была очень мила со мной. -- Прощайте, на этот раз, мой друг; уже 11 часов ночи, а завтра в шесть надо просыпаться и на работу. -- Целую вас и прошу вашего благословения. Прощайте, милый друг мой; будьте здоровы. --
   NB. Книжка о язвах недурна, хотя и старовата немножко, но я ею все-таки остался очень доволен. -- Прощайте, дружок мой. -- Всё говорили о высадке в Феодосии; об ней и помину нет. --
   

31

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

10--11 апреля 1855 г., Еникале

   Апреля 10. --
   Vraiment, ma chère amie, vos lettres sont charmantes; jamais je ne les relisais avec autout de plaisir que maintenant. -- Toutes les petites choses dont vs les remplissez me procurent une vraie jouissance, car elles me prouvent, que vs trouvez de l'agrément véritable à causer avec moi. -- Je viens de recevoir les No 13 et 14 et dans un ordre tout à fait inverse c<'est> à d le No 16 avant tout, puis le No 14, et enfin le No 13. --
   Статей и вопросов различных столько, что не знаю, на какой начать отвечать. --
   Начну с того, что скажу вам о здешних обстоятельствах, так как вы этим больше интересуетесь, чем всеми московскими делами, о которых вы мне пишете. -- Сегодня в 7-м часу (утра) я вернулся из Керчи, где провел ночь у одного г. Иваницкого. -- (M-me Olive его верно знает). -- Поездка эта мне ничего не стоила, и так как у меня в кармане было письмо к Шатилову от знакомого ему моряка, то я и отправился доставить это письмо к Иваницкому (я уже с ним несколько недель знаком), который, между прочим, состоит в большой приязни с Осипом Николаевичем и с Ветлицким. -- У него посидел, провел с час времени в клубе, ночевал у него и утром к самому сроку перевязки, т. е. к 7 часам на его лошадях поспел сюда. -- Как съездишь в Керчь, так не хочется оттуда возвращаться. -- Керчь мне вообще очень нравится. -- Cette petite ville est fort poétique. -- Жаль, что нельзя там служить! -- Алексей Оболенский действительно был в Керчи у Хомутова, и я был там в одно время с ним; да не пошел к нему.... Бог их знает этих аристократов; еще, пожалуй, встретит с каким-нибудь недоумением на лице! -- Осмотрительность ваша переходит за всякую границу, мой друг! -- Вы боитесь, чтобы не нашелся какой-нибудь комиссариатский чиновник, который, распечатав мое письмо, где я браню казенные аптеки, не наделал бы мне вреда за это. --
   Merci pour l'avis, mais on ne peut pas rester tout à fait indifférent lorsqu'on manque de médicaments nécessaires; votre malade ne connait que vous seul; qu'est-ce qu'il a à démêler avec le commissariat, avec les docteurs en chefs etc.; il sait que la fièvre ne l'abandone pas et l'attribut certainement à mon peu de savoir; et la cause est simple: ns manquons toujours de sulphate de quinine et de l'écorce de quinquina, dont nous avons besoin au plus haut degré; -- la fièvre quelle forte qu'elle sait est toujours presque curable au commencement au moyen de sulphate de quinine qu'il faut donner à larges doses. -- N'est-ce pas dégoûtant de voir qu'un homme jeune, vigoreux dépérit et gagne l'hydropisie non à cause d'une maladie incurable, mais à cause du peu de quantité du quinine! -- Mon cœur y est heureusement pour peu (j'y suis aguerri -- déjà), mais la raison ne pourra jamais se reconcilier avec ces cochonneries. --
   A propos de mon cœur! -- Vs dites dans une de vos lettres qu'il vous vient quelquefois des craintes pour moi, des craintes de different genre. -- Par exemple vs craignez à ce qu'il parait qu'une amitié étroite ne me lié avec un jeune médecin nouvellement arrivé et que mes idées ou quelque chose dans ce genre ne me compromettent pas! J'ai beacoup ri, mon amie.... Pourquoi pensez-vs donc que ce jeune homme me plait tant? -- Parce que je vs ai parlé de lui? -- Mais il fallait donc dire quelque chose de notre manière de vivre ici; et puis pourquoi ne pas render à chacun ce qui lui est dû? -- Quand-à mon amitié Il me paraît qu'il faut beacoup pour la gagner; car j'ai des cordes tellement sensibles dans mon ame et la fraîcheur de mon sentiment est si peu de chose vis-à-vis la méfiance que j'ai acquise depuis les premieres déroutes de 19 ans que ce n'est pas facile de me plaire beacoup. -- Et puis maintenant je ne pense qu'à moi, à mon servie, aux moyens de m'acquérir une honnete independence que toutes ces amitiés, toutes ces conversations ne sont plus ce qu'elles ont pu être 3 ou 4 ans de cub, lorsque je n'aivais en moi qu'un cœur malade et une imagination exaltée jusqu'à la dépravation..... Quand à mes idé es (outre les plus intimes certainement), je les annonce très franchement à chaque homme qui me parait comme il faut (не в светском смысле).... Mes idées non rien de particulièrement blamable ou compromettant. -- Je dois seulement dire, que je suis reconnaisant à ce jeune homme pour quelques questions médicause qu'il m'a éclairci; il a fini son cours à Petersbourg et il a reèu la médaille d'honneur pour ses examens. -- Voilà tout. -- Vraiment cela ne valait même pas la jeune de parler tant sur ce sujet. --
   Vs vs trompez en pensant, que les employés de Kertch entrent dans le catégorie de ceux qui comptens leur service par mois; ce n'est que Sebastopol qui a ce privilège. -- Un de ces jours nous avons reèu la nouvelle d'une bataille ou plutôt d'un assant, que les Franèais ont tenté. -- Ils ont perdu, dit-on, 10,000 hommes. -- Notre perte est encore inconnue. -- Il fallait dans que le vieux Pélican, me trompa! --
   Vs me proposez de fair une petite liste d'instruments, qui me sont necessaires? -- J'aurais voulu avoir quelque chose de complet, et je vous l'ai dit en passant. -- Merci, pourtant, pour l'intention. La même idée de vs dire quelque chose m'a guide lorsque je parlais de la pharmacie portative. -- Ja sais que cela coûte cher et que cela ve vaut pas la peine de faire venir la chose de Moscou. --
   Croiriez vs je manque de temps pour vs bien finir la lettre? -- Cette nuit on m'a reveillé a 3 heures pour arrêter une hémorragie (le sang) chez un malade que j'ai opéré 1 mois de cel a. -- A 6 j'étais déjà de nouveau sur pieds et voilà que vers un heure je veux profiter d'une occasion d'aller flâner un peu à Kertch. -- Il faut se rafraîchir un peu. -- Adieu, je vs embrasse, chère amie et tender mère. -- Вот если бы вместо инструмента вы прислали мне кофейник спиртовой хороший, а то не в чем сварить кофе. -- Я уже из экономии хочу попробовать пшеничный. -- Чай и дорог и надоел! -- Будьте здоровы и чаще вспоминайте обо мне. --
   

Перевод с французского

   Спасибо за совет, но нельзя оставаться совершенно равнодушным, когда не хватает необходимых лекарств; твой больной знает только тебя; какое ему дело до комиссариата, до главных врачей и пр.; он знает, что лихорадка не оставляет его и, конечно, приписывает это недостатку моих знаний; а причина проста: нам постоянно не хватает сульфата хинина и хинной корки, которые нам крайне необходимы; -- лихорадка, как бы она ни была сильна, почти всегда излечима вначале, с помощью сульфата хинина, который нужно давать в больших дозах. Не отвратительно ли видеть, что молодой, крепкий человек гибнет и получает водянку не из-за неизлечимой болезни, а из-за недостатка хинина! -- К счастью, я не принимаю этого близко к сердцу (я притерпелся -- уже), но разум никогда не сможет примириться с этим свинством.
   Кстати, о моем сердце! -- В одном из писем вы говорите, что иногда у вас возникают опасения за меня, опасения разного рода. -- К примеру, вы, кажется, боитесь, как бы тесная дружба не связала меня с молодым недавно прибывшим сюда врачом и как бы мои идеи или нечто в этом роде не скомпрометировали меня! Я долго смеялся, друг мой... Почему же вы думаете, что этот молодой человек так уж мне нравится? -- Потому что я рассказал вам о нем? -- Но надо же было что-нибудь сказать о нашей здешней жизни; и потом, почему не отдать каждому должное? -- Что же касается дружбы... Мне кажется, многое нужно, чтобы ее добиться; потому что в моей душе есть такие тонкие струны, а свежесть чувств так слаба по сравнению с недоверчивостью, которую я приобрел после первых разочарований в 19 лет, что очень понравиться мне не легко. Кроме того, теперь я думаю только о себе, о службе, о том, как добиться честной независимости, а потому вся эта дружба, все эти разговоры уже не то, чем могли быть года три или четыре тому назад, когда я весь был больное сердце и экзальтированное до испорченности воображение... Что касается моих идей (кроме, разумеется, самых сокровенных), я их открыто сообщаю всякому человеку, который кажется мне порядочным (не в светском смысле)... В моих идеях нет ничего особенно предосудительного или компрометирующего. Но я должен сказать, что благодарен этому молодому человеку за разъяснение некоторых медицинских вопросов; он окончил курс в Петербурге, а за экзамены получил золотую медаль. -- Вот и все. -- Право, не стоило труда столько говорить об этом предмете.
   Вы ошибаетесь, думая, что служащие в Керчи относятся к категории тех, у кого каждый месяц службы считается за год; эта привилегия есть только в Севастополе. -- На днях мы получили известие о сражении, вернее, нападении, которое рискнули предпринять французы. Говорят, они потеряли 10 000 человек. Наши потери еще неизвестны. Надо же было, чтобы старик Пеликан обманул меня!
   Вы мне предлагаете составить списочек инструментов, которые мне необходимы? -- Я хотел бы иметь полный комплект и сказал об этом просто так. -- Впрочем, благодарю за намерение. -- Та же причина сказать вам что-нибудь заставила меня говорить о дорожной аптечке. -- Я знаю, что это дорого и что не стоит присылать ее из Москвы.
   Поверили бы вы, что у меня нет времени как следует закончить письмо? -- Этой ночью меня разбудили в 3 часа, чтобы остановить геморрагию (кровь) у больного, которого я оперировал месяц тому назад. -- В 6 часов я уже снова был на ногах, а в первом часу хочу воспользоваться случаем и поехать прогуляться в Керчь. -- Надо немного проветриться. -- Прощайте, целую вас, дорогой друг и нежная матушка.
   

32

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

28 апреля 1855 г., Еникале

   28 апреля 1855 года. Еникале.
   Que vs dirai -- je pour cette fois-ci, mon amie? -- Dans une vie comme la mienne actuellement presque privée d'evénement -- il ne reste que l'inspiration du moment pour écrire une lettre même addressée à la personne la plus chère. -- Le temps est superbe; les chaleurs de l'été qu'on me promet accablantes, ne sont pas encore de saison; l'herbe n'est pas encore dessechée et l'on dit même qu'elle est belle cette année comme jamais elle ne l'a été; hier j'ai passée toute la journée à Kertch, grâce à une subite diminution de malades et aujourd'hui revenue à mes occupations avec un nouveau plaisir, -- je jouis dans une complete solitude de l'air embaumé et de mes forces physiques que je sens renaitre de jour en jour d'avantage. -- Quoique ma fenêtre donne tout droit sur le flanc d'une petite montagne et que je ne puisse rien admirer outre la verdure, le ciel, quelques paires de cochons et une cloture en pierre au haut de la colline, -- je n'en suis pas plus malheureux vraiment! C'est une bonne et rare joumeé que celle d'aujourd'hui. --
   Je vs ai dis que nos malades sont moins nombreux: la cause en est que trois jours on a emmené la plupart (tous ceux qui pouvaient se mouvoir) à Фанагория sur un boteau à vapeur. -- On a reèu un advertisement que 50 vaisseaux ennemis sont à l'entrée du détroit ou plutôt du petit golfe qui jusqu'à Kertch de la Mer Noir. -- Tout cela n'était qu'une farce pourtant. -- On dit qu'ils ont voulu faire une diversion et la dernière nouvelle est qu'ils se sont dirigés vers la côte de Caucase pour y débarquer. -- L'entrée de notre golfe leur est complètement interdite, -- ils le savent très bien; outre la batterie de S Paul qui defend l'entrée du part (de Kertch) il y a partout des batiments sans l'eau, des ancres dans les endroits plus profonds et la nature fait le reste en ne laissant qu'un passage très étroit sans le feu de la batterie; encore le passage est dit-on comblé aussi. -- Il ne leur reste qu'un moyen: c'est de faire la descente un peu plus près de la Mer Noir; mais ou suppose qu'ils n'en feront rien, car ils savent qu'on a eu le temps de rassembler des troupes depuis l'automne à Arabat, à Kertch, à Theodosie etc. Mais, comme une précaution ne nuit pas, on ns a revillé à 11 du soir, on a emballé les malades et on les a fait passer sur l'autre bord. -- Il n'y a que les alités qui nous sont resté et comme le lendemain toute éspece d'inquietude a cessé, ns en sommes quitte pour un nuit blanche, qui est déjà bien remboursée par un peu de loisir. -- Vs savez comme on prise ce dernier lorsqu'on est un peu fatiqué? -- Croyez-vous que jusqu'à mon sevice je ne connaissais presque pas ce sentiment qui est devenu depuis longtemps un lieu commun?!
   Votre lettre de 14 Avril est reèu. --
   Ce qu'il y a de remarquable dans ce climat, -- c'est que depuis le mois de Mars je ne mange presque pas de viande, moi qui était si comivore; cela n'empeche pas d'avoir un meilleur teint qu'autrefois. -- Kertch est une charmante ville, malgré le peu de verdure. -- Il faut vraiment que je sais nait artiste, -- le pittoresque de cette ville et l'air de sans-faèon qu'on y respire m'y attirent plus que tout le reste; car pour la société il n'en a pas maintenant. -- Il n'y a que Nijnii qui puisse rivaliser à mes yeux avec Kertch, pour le sentiment artistique dont il me penitre: peutêtre est-ce parce qu'en fait de Meridional je n'ai rien vu de mieux? -- Adieu, chère amie; voila une lettre crible de poésie! --
   

Перевод с французского

   Что сказать вам на этот раз, друг мой? При такой жизни, как моя нынешняя, почти лишенной событий, чтобы написать письмо, даже адресованное самому дорогому человеку, полагаешься только на сиюминутное вдохновение. -- Погода великолепна; обещанная мне изнуряющая летняя жара еще не наступила; трава еще не высохла, и даже говорят, что в этом году она красива, как никогда; вчера я весь день провел в Керчи благодаря неожиданному сокращению числа больных, а сегодня с новым удовольствием вернулся к делам; -- в полном одиночестве наслаждаюсь благоуханием и физическими силами, которые заметно прибывают с каждым днем. -- Хотя мое окно выходит прямо на склон холма и хотя я не могу любоваться ничем, кроме зелени, неба, нескольких пар свиней и каменной ограды на верху холма, -- я, право, не становлюсь от этого более несчастлив! Сегодняшний день на редкость хорош. Я сказал вам, что больных стало меньше: причина в том, что три дня (тому назад) большую часть (тех, кто мог двигаться) увезли на пароходе в Фанагорию. -- Было получено сообщение, что 50 неприятельских кораблей находятся у входа в пролив, вернее, в небольшой залив, который (простирается) от Керчи до Черного моря. Впрочем, все это было только фарсом. -- Говорят, они хотели отвлечь внимание, а согласно последнему известию, они направились к Кавказскому побережью, чтобы там высадиться. -- Вход в наш залив им совершенно недоступен, они прекрасно это знают; помимо батареи Св. Павла, защищающей вход в порт (Керчи), есть много затопленных судов, в более глубоких местах -- якоря, а прочее довершает природа, оставляя лишь очень узкий проход под огнем батареи; да говорят, и этот проход тоже затруднен. -- У них остается одна возможность: высадиться ближе к Черному морю; но полагают, что на это они не пойдут, так как знают, что у нас было время с осени собрать войска в Арабате, Керчи, Феодосии и т. д. Но поскольку предосторожность не повредит, нас разбудили в 11 вечера, собрали больных и переправили их на другой берег. У нас остались только лежачие, но так как на другой день всякая тревога прекратилась, то мы отделались бессонной ночью, уже возместив ее свободным временем. Знаете ли вы, как его ценишь, когда устаешь? Поверите ли, что до того, как я стал служить, я почти не знал этого чувства, давно уже ставшего прописной истиной?!
   Ваше письмо от 14 апреля получено.
   Что замечательно в этом климате -- это что с марта месяца я почти не ем мяса, это я-то, бывший таким плотоядным; это не мешает иметь лучший цвет лица, чем прежде. -- Керчь прелестный город, хотя зелени мало. -- Право, я, должно быть, рожден художником -- живописный вид этого города и непринужденная атмосфера, которой там дышишь, привлекают меня больше всего прочего; потому что общества там теперь нет. -- На мой взгляд, только Нижний может соперничать с Керчью тем чувством изящного, которым я там проникаюсь; быть может, это потому, что на юге я не видел ничего лучше? -- Прощайте, дорогой друг; вот письмо, наполненное поэзией!
   

33

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

3 мая 1855 г., Еникале

   1855. 3 мая. Еникале.
   Je reviens d'une promenade en bateau que j'ai effectué en compagnie d'un nouveau camarade -- d'un Prussien, docteur en medicine. -- C'est un garèon assez aimable; le beau temps, la fraicher de la soirée et l'état satisfaisant dans lequel j'ai trouvé ce matin mes malades m'ayant rendu gai, j'ai beacoup riel bavardé. -- Voilà la plus recente de mes nouvelles. -- Les journées sont aussi chauds que les journées russes de la mi-juillet. -- Les nuits sont douces, et je suis très content du climat. -- On dit pourtant que l'été veritable me desillusionera pour quelque temps. --
   Vs n'étiéz pas d'accord avec moi sur un point dans votre demiere lettre (je ne me souviens plus de numéro); c'est à propos d'un passage dans un regiment. -- Mais vous oubliez qu'on y reèoi! 37 r arg par mois outre les gages, qui sont les mêmes. -- Cet argent est destiné pour l'entretien des chevaux, ce qui n'empèche pas de les dépenser pour autre chose; car je ne sais comment cela se fait mais on ne manque pas de chevaux lorsqu'on a la nécessitée. -- Vs êtes toujours, mon amie, dans des trances pour ma pouvre existence; mais ce n'est donc pas à Sebastopol que le passage peut s'effectuer; tous ceux qui ont été plus heureux ou plus adroits y ont tellement remplis les hôpitaux et les regiments, que sans recommandation particulière il n'y a pas de possibilité de s'y trouver une place quelque on que. -- C'est très naturel pourtant, car s'étant déjà decide à devenir médecin militaire, c<'est> à d ayant déjà pris sur son contons les désagréments qu'entraince genre de service, il faut profiter des occasions qui peuvent mener à quelque chose de meilleur et ce n'est qu'une paltronnerié insensée qui pourait preferer notre hôpital à eux de Sebastopol maintenant (supposant pourtant que celui qui préféré a une petite somme en poche hour entreprendre le déménagement). -- Quand à moi j'ai voulu seulement passer dans un des regiments campés aux environs de Kertch, à Arabat, à Theodosie, enfin dans toute cette partiè de l'armée qui eset commandée par Wrangel. -- Après avoir refleché un peu et rassemblé des avis sur la manière de procéder en pareil cas (tout cela à Kertch, certainement, pour qu'on n'en sache rien à l'hôpital), je suis allé chez Wrangel, qui est un homme très poli et très aimable dans sa manière d'être avec les subalterns. -- Je me présente, je suis modeste et digne en même temps et je lui explique verbalement mon désir. -- Il ne m'a rien dit de positif la-dèssus; mais dans quelques jours je viens encore à Kertch et le médecin de division (ce meme jeune dont ns avons déjà parlé) me dit, que Wrangel a déjà écrit à Sebastopol (c<'est> à d au médecin-géneral de l'armée) en lui demandent cette permission pour moi. -- La réponse n'est pas encore arrivée; je ne veux pas être sûr de la réussite, pour ne pas être trop choqué du contraire, mais c'est presque impossible qu'on réponde négativement à un pareil personage. -- On m'a dit que mes réponses ont plus au vieux général, lorsqu'il a visité notre hôpital il y a une semaine, et lorsqu'il m'a adressé des questions à propos des malades. --
   Vs demanderez maintenant quel amélioration (outre les 37 r arg par mois) m'attend dans un régiment? Mais une cinquaine de roubles de plus par mois serait très sensible, car ayant vécu tout l'hiver pour de l'argent d'autrui je n'ai pas vu mes gages; avant hier j'ai reèu 80 r; j'ai payé des dettes et il ne m'en reste que 6--7 r. -- J'ai fait des provisions indispensables pour 2 mois c<'est> à d du tabac avant tout, puis du sucre car sans thé on se passe très facilement en le remplaèant par quelque chose de moins cher: par du lait chaud, du café de froment etc, pourvu qu'on eut quelque chose de chaud se revellant (mauvaise habitude pourtant, entre autres!). -- Mon diner est assure aussi et je suis tranquille, lorsque j'ai mon papiros, mon lait, ma soupe, ma solitude et un voyage à Kertch une fois pas semaine en guise de poésie. --
   Je suppose qu'on me fera medicin d'un régiment de cosaques à Arabat, si la réponse de Sebastopol est favorable. -- Il y a pour tant une chose qui me ronge en ce moment et je vois que malheureusement je suis obligé de vs donner l'occasion de dire encore une fois que vos enfants ne vs recherchent que dans les cas de detresse. -- Le direz-vous de moi aussi? -- Je vs trouve pourtant trop d'esprit et de cœur pour le supposer. -- Il s'agit de l'affaire avec le baron. -- Je ne voulais pas vs chagriner au commencement en vs dépeignant l'inconduite de Dmitry. -- Pour être bref je dirais qu'il s'est enivré à Orel et qu'il répétait la jouissance à Enikalé chaque semaine jusqu'à ce que je l'ai chassé en lui disant qu'il se trouve une place à Kertch. -- C'était encore au mois d'Octobre, et depuis ce temps il n'a pas payé son оброк. -- Un grec a voulu le rachèter au mois de Décembre; il m'a prié d'écrire au Baron, je l'ai fait; le grec partait pour Berdiansk, il a voulu prendre le docteur avec lui et l'a envoyé chercher des chevaux. -- Vs devinez déjà que le docteur est revenu ivre. -- Le grec était bon; il a pardonné pour cette fois, il l'a laissé à Kertch pourtant, en disient avenir le trouver à Berdiansk. -- Après le nouvel au Dmitry veut me faire ses adieux, il me demande, de l'argent pour son voyage: je lui donne 6 r arg et pour cette fois j'écris au Baron, qu'il est parti. -- J'aurais du le faire au mois d'Octobre, pour ne pas avoir la responsabilité; mais le domestique avait perer que le Baron n'ayant pas de confiance en lui, le fera revenir avant qu'il se trouve un racheteur. -- J'ai fait cette commission pour lui, j'ai tardé trois mois, éspérant toujours qu'il sera rachèté; mais voyant comment vout les choses j'ai compris que c'est une difference de payer 15 rb arg d'оброк pour lui (c<'est> à d pour les 4 mois de silence ou le baron n'était pas prévenu de notre séparation) ou de payer pour 6 ou 7 mois. -- Cela ne vaut pas la peine de répéter toutes les betises que le baron vu'a écrit et toute les folies que Dmitry a fait à Berdiansk; jusqu'à ce que le marchand ne l'ai chassé. -- Pour en finir je dirai: que le Baron veut avoir 50 r arg (pour toute l'année) et crie qu'il a mon contrat sous la main; mais le viex fou oublie, que je n'y ai promis ces 50 roubles (pour la nouvelle année d'avance) en cas seulement que je sais content de domestique et qu'il me serve. -- S'il entance un procès, j'ai mille réponses à faire; si je veux disputer, il maurra avant que cela finesse, et si je m'avoue fautif ou me décomptera par un peu de mes gages, chose à laquelle je suis très indifferent; car ce n'est que la perte d'une somme considérable à la fois qui peut être serieusement sensible. -- Mais c'est la famille de Dmitiy qui pourra payer tout cela en persecution, et quoique complètement innocent, j'aurais l'air d'un fautif à leur égard. -- Dans sa dernière lettre le Baron me dit au'il everra Dmitiy à la milice si les 50 r ne lui sont pas tout de suite remis. -- Je pense qu'il n'y a pas de milice au monde qui puisse effrayer, d'avantage que dépendance d'un lache comme le Baron. -- J'ai écris une lettre à Dmitiy, à Berdiansk en lui conseillant de ne pas s'y opposer et di rechercher au contraire l'occasion de se faire milicien. -- Il s'agit donc maintenant de rembourser au plus vite ces 15 rb d'оброк (pour 4 mois jusqu'au pour on il a été déjà prévenu du depart de Dmitry) et c'est pour cela que je m'adresse à vs, chère amie. -- Je le lui ai promis pour le mois de Mai, tout en lui disant, qu'il ne verra rien de plus; j'ai pensé remellir le paiement d'une de mes dettes ici, mais cette dernière chose devenant impossible à cause des pretentions du créditeur, je suis oblige d'avoir recours à vs. -- Mieux ne m'achetez pas des chemises, pourvu que cet argent sait expediér au plus vite; je ne voudrais pas vraiment que le retard puisse faire du tort à la femme de Dmitry. -- Je sais que j'aurais pu me render tout-à-fait raison en décrivant au Baron les debouches de son domestique, mais je ne veux pas recourir à cette egoiste ressource. -- Dmitry est un homme honnête et bon; il ne peut pas être le valet de chamber à cause de son défaut, mais le defaut est pardonable pour lui même en mettant ses qualités sur la balance. -- Je tacherai pourtant des demain de vendre mon argenterie et quelque chose encore pour vs aider à payer le somme si par hazard vs êtes à sec. -- Mais je vous prie dans un cas contraire, -- ne me rendez pas malhonnête vis-à-vis de ma proper conscience! -- J'a promis de payer au commencement de Mai. -- Je vs embrasse bien tendrement. -- Partez vs bien et ne vs comptez pas prophète sous le rapport de Dmitry; je m'y attendais moi-même; mais comme Napoleon lorsqu'il entreprét la campagne de l'an 12, je fus entrainé par mes destins. -- Adieu, je vs embrasse encore une fois. --
   

Перевод с французского

   Я только что совершил лодочную прогулку в компании нового товарища -- пруссака, доктора медицины. -- Это довольно любезный молодой человек; хорошая погода, вечерняя прохлада и удовлетворительное состояние, в котором я застал моих больных сегодня утром, взбодрили меня, и я много смеялся и болтал. -- Такова самая последняя из моих новостей. -- Дни стоят такие же жаркие, как русские дни в середине июля. -- Ночи теплые, и я очень доволен климатом. -- Впрочем, говорят, что настоящее лето меня разочарует на какое-то время.
   В вашем последнем письме (я уже не помню номера) вы не согласились со мной в одном пункте; это касается перехода в какой-нибудь полк. Но вы забываете, что там получают 37 руб. серебром в месяц и такое же жалованье. -- Эти деньги предназначены на содержание лошадей, что не мешает расходовать их по-другому; потому что не знаю, как это происходит, но когда лошади нужны, их всегда можно достать. -- Мой друг, вы попрежнему страшитесь за мою несчастную жизнь; но ведь переход возможен совсем не в Севастополь; те, кто был более удачлив или ловок, так заполнили там госпитали и полки, что без особой рекомендации там невозможно найти какое-нибудь место. Впрочем, это вполне естественно, так как, решившись стать военным врачом, т. е. приняв на себя все неприятные стороны такого рода службы, нужно использовать оказии, которые могут улучшить положение, и сейчас только из-за бессмысленной трусости можно бы было предпочесть наш госпиталь севастопольским (полагая, впрочем, что у предпочитающего имеется в кармане небольшая сумма для переезда). -- Что касается меня, то я просто хотел перейти в один из полков, стоящих в окрестностях Керчи, в Арабате, в Феодосии, в общем в этой части армии, которой командует Врангель. -- Немного поразмыслив и собрав мнения о том, как поступают в подобном случае (разумеется, все это в Керчи, чтобы в госпитале ничего не знали), я отправился к Врангелю, человеку очень вежливому и очень любезному в обращении с подчиненными. -- Представляюсь, скромно и в то же время с достоинством, и устно излагаю ему свое желание. Он не сказал мне ничего определенного; но через несколько дней я снова еду в Керчь, и дивизионный врач (тот самый молодой человек, о котором мы уже говорили) сообщает мне, что Врангель уже написал в Севастополь (т. е. генерал-штаб доктору), прося его разрешить мой переход. Ответа еще нет; я не хочу заранее верить в успех, чтобы не быть слишком шокированным неудачей, но мало вероятно, чтобы подобному лицу ответили отказом. -- Мне сказали, что старому генералу понравились мои ответы, когда неделю назад он посетил наш госпиталь и задавал мне вопросы по поводу больных.
   Теперь вы спросите, а какая перемена к лучшему (кроме 37 руб. серебром в месяц) ждет меня в полку? Но лишние пятьдесят рублей в месяц были бы весьма заметны, ведь я всю зиму не видел жалованья, прожив за счет ближнего; позавчера я получил 80 руб.; заплатил долги, и у меня остается только 6-- 7 руб. -- Я запасся необходимым на 2 месяца, т. е. прежде всего табаком, затем сахаром, потому что без чая обходишься очень легко, заменив его чем-то менее дорогим: горячим молоком, пшеничным кофе и т. д., лишь бы, просыпаясь, выпить чего-нибудь горячего (дурная, однако, привычка, среди прочих!). -- Обед мне также обеспечен, и я спокоен, когда у меня есть папироса, молоко, суп, уединение и для души поездка раз в неделю в Керчь.
   Я полагаю, что если ответ из Севастополя будет благоприятным, то меня назначат врачом в казачий полк в Арабате. -- Однако сейчас меня терзает одна вещь, и я с сожалением вижу, что вынужден дать вам возможность еще раз сказать, что ваши дети обращаются к вам только в беде. Вы и мне это скажете? -- Впрочем, я считаю вас слишком умной и доброй, чтобы предполагать подобное. -- Речь идет о моем деле с Бароном. -- Раньше я не хотел огорчать вас, описывая дурное поведение Дмитрия. -- Короче, скажу, что он напился пьяным уже в Орле и что в Еникале повторял это удовольствие каждую неделю, пока я его не выгнал, сказав, чтобы он нашел себе место в Керчи. -- Это было еще в октябре, и с тех пор он не платил оброк. -- В декабре один грек хотел его откупить; он просил меня написать Барону, что я и сделал; грек отправлялся в Бердянск, он захотел взять доктора с собой и послал его за лошадьми. -- Как вы догадываетесь, доктор возвратился пьяный. -- Грек был добрый, он простил его на сей раз, но оставил в Керчи, приказав приехать в Бердянск. -- После нового года Дмитрий является ко мне проститься и просит денег на дорогу; я даю ему 6 руб. серебром и на этот раз пишу Барону, что он уехал. -- Мне бы следовало сделать это в октябре, чтобы снять с себя ответственность; но слуга боялся, что Барон, не имея к нему доверия, заставит его возвратиться раньше, чем найдется тот, кто его откупит. Я сделал это для него, я ждал три месяца, все надеясь, что он будет откуплен; но видя, что происходит, я понял, что есть разница: заплатить за него 15 руб. сер<ебром> оброка (т. е. за 4 месяца молчания, когда барон не был извещен, что мы расстались) либо заплатить за 6 или 7 месяцев. -- Не стоит труда повторять все глупости, которые написал мне барон, и все безумства, совершенные Дмитрием в Бердянске; пока купец его не прогнал. -- Чтобы покончить с этим, скажу: что Барон хочет получить 50 руб. серебром (за весь год) и кричит, что у него на руках мой договор; но старый дурак забывает, что я пообещал эти 50 рублей (авансом за новый год) только в том случае, если буду доволен слугой и если он будет мне служить.
   Если он начнет тяжбу, мне есть, что отвечать; если я захочу оспаривать, он умрет раньше, чем это закончится; а если я признаю, что виноват, то из моего жалованья сделают небольшой вычет, к чему я вполне равнодушен; потому что очень заметной может быть только потеря разом значительной суммы. Возможно, семье Дмитрия придется заплатить все это в судебном порядке, и хотя я совершенно не виноват, но по отношению к ним я оказался бы виноватым. -- В своем последнем письме Барон говорит мне, что пошлет Дмитрия в ополчение, если 50 руб. не будут ему тотчас вручены. -- Я думаю, что на свете нет ополчения, которое может напугать сильнее, чем зависимость от такого подлеца, как Барон. -- Я написал Дмитрию в Бердянск, советуя не противиться этому, а наоборот искать случая вступить в ополчение. -- Итак, теперь речь идет о том, чтобы как можно быстрее возместить эти 15 руб. оброка (за 4 месяца, до того дня, когда он был уже извещен об отъезде Дмитрия), и вот почему я обращаюсь к вам, милый друг. -- Я ему обещал отдать в мае, сказав при этом, что он не увидит ничего больше; я думал отложить уплату одного из моих здешних долгов, но так как последнее стало невозможно из-за претензий кредитора, то я вынужден прибегнуть к вашей помощи. -- Лучше не покупайте мне рубашки, лишь бы эти деньги были посланы как можно быстрее; право, я не хотел бы, чтобы задержка навредила жене Дмитрия. -- Я знаю, что мог бы вполне оправдаться, описав Барону загулы его слуги, но не хочу прибегать к этому эгоистичному средству. -- Дмитрий порядочный и добрый человек; он не может быть камердинером из-за своего недостатка, но этот недостаток простителен, если положить на весы его достоинства.
   Впрочем, с завтрашнего дня я постараюсь продать серебро и еще кое-что, чтобы помочь вам в уплате, если вдруг вы сидите без гроша. -- Но в противном случае прошу вас, -- не делайте меня бесчестным перед моей собственной совестью! -- Я обещал заплатить в начале мая. -- Нежно целую вас. Будьте здоровы, а в отношении Дмитрия не считайте себя пророчицей; я и сам ожидал этого, но как и Наполеона, когда он начинал кампанию 12 года, меня влек мой рок. -- Прощайте, еще раз целую вас.
   

34

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

13 мая 1855 г., Аргин

   1855 г. Мая 13. Аргин
   Chère maman! Я пишу вам только записку, чтобы Вы были спокойны на мой счет. -- Я совершенно цел и невредим. -- Нахожусь на бивуаках в Аргине, с козаками, к которым я прикомандирован; здесь собран весь Керченский отряд. -- Не пишите мне, потому что мы долго стоять не будем; я же буду по-прежнему по возможности аккуратно вас извещать. -- Что бы вы ни услыхали про Керчь или Еникале, будьте спокойны (tout cela est soustendu des dans cette letter et n'a pas en aucune mauvaise influence sus moi. -- Adieu, je vs embrasse et demande votre bénédiction. Adieu. Saluez tout le monde. --
   

35

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

18 мая 1855 г.,
аванпосты в степи под Керчью

   18 мая 1855 г. Где? -- сам не знаю. --
   Пока все благополучно, милый друг мой. -- Керчь сдана неприятелю -- это правда; -- Еникале взят; но войска отступили внутрь полуострова, и я с своими Донцами живу на биваках. -- Не беспокойтесь за мое здоровье; от простуды я предохранил себя; за седлом у меня ездит теплая шинель и большие сапоги на гутта-перчи. -- А усталости я не чувствую никакой; скорее даже отдыхаю в этой свободе на чистом воздухе после госпитальной жизни. -- В деньгах не нуждаюсь покаместь. -- Один артиллерийский майор, который хочет перевести меня в свою батарею (на том основании, что батарея тоже Донская, но не разбивается на части, как полк, и медику удобнее состоять при ней и при полковом штабе); так этот майор человек весьма любезный, услыхав от меня, что я намереваюсь просить Врангеля выдать мне рационные деньги вперед за месяц, так как я выехал из Керчи уже при вступлении неприятеля и не успел ничем запастись, предложил мне своих денег с тем, чтобы получить мои рационные по окончании месяца. -- Действительно я случайно встретил казака, который только что отвез товарища в Еникальский Гошпиталь, уже тогда, когда первый неприятельский пароход вышел из-за мыса в Керченскую бухту; у казака была лишняя лошадь, и мы вместе присоединились кой-как к полку. -- Деньщик мой с вещами тоже благополучно спасся. -- Мы каждый день встречаем керченских жителей, которых союзники выпускают свободно, и они рассказывают довольно согласно друг с другом про тамошние приключения. -- Говорят, -- турки и татары начали было кутить, но французский адмирал не стесняясь расстреливает и вешает их за всякие притеснения жителям. -- Англичане и французы вообще держат себя хорошо; входят даже в церковь, крестясь; только бы винный погреб им открывали. -- Прощайте, милый друг мой. -- Вот видите, что я хорошо сделал, позаботившись перейти в полк? -- Целую вас нежно и прошу вашего благословения. -- Образок ваш с мощами и молитва, которую вы велели мне носить, у меня на груди. --
   

36

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

23 мая 1855 г.,
аванпосты в степи под Керчью

   23 мая 1855.
   Je m'empresse de vs dire, chère maman, que j'exisiste en bonne santé par dessus le marché. -- Maintenant ns restons en place. -- On s'est retire à la verste de Kertch et se pense qu'on attend des renfarcements; car les allies ont fait la descente dans un nombre qui surpassait trop nos forces d'ici. -- Ces messieurs ont peur, à ce qu'il parait de quitter les bords de la Mer, car dans la plaineils n'auront pas leurs vaisseaux, qui jettent les boulets très loin. --
   Eh bien que dire encore? -- Ns menous une vie de bivouac; pour de l'argent, je n'en manque pas en ce moment; mais je manque de linge; maintenant puisque je vous ai envoyé l'argent pour le baron, agez la bouté de me faire quelque chemises et de me les envoez tout droit в Керченскую почтовую контору, состоящую при штабе командующего Армией Крыма Генер<ал->Лейтен<анта> Врангеля. -- На этот раз ей-Богу не могу ничего писать, потому что пишу под телегой, лежа на животе, и очень неловко. -- Вам удобнее; пишите больше и чаще. -- Осенью надеюсь увидать Вас. -- Целую вас 100 раз. -- Будьте здоровы и надейтесь на Бога; а я, ручаюсь Вам, буду цел. -- Соковнин очень милый и остроумный человек. -- У тетушки Кат<ерины> Бор<исовны> целую ручки и прошу ее сообщить мне что-нибудь о состоянии ее здоровья.
   

Перевод с французского

   Спешу сказать вам, дорогая матушка, что я жив и здоров, как никогда! -- Теперь мы остаемся на месте. -- Мы отступили на версту от Керчи, и я думаю, мы ждем подкрепления; потому что союзники высадились в числе, превосходящем наши здешние силы. -- Эти господа, кажется, боятся отойти от берега моря, так как на равнине останутся без судов, которые стреляют ядрами очень далеко. --
   Что еще сказать? -- Мы ведем бивачную жизнь; что касается денег, то сейчас мне хватает; но не хватает белья; теперь, поскольку я послал вам деньги для барона, будьте добры, сшейте мне несколько рубашек и пошлите их прямо (в Керченскую почтовую контору...)
   

37

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

Конец мая--начало июня 1855 г.,
аванпосты в степи под Керчью

   Вот уже скоро месяц, как я не получал от Вас писем, chère maman; не знаю, чему это приписать? -- Хотя Керчь и сдана, но письма должны все-таки аккуратно получаться, потому что почтовая контора переведена при отступлении войск в ту самую деревню, где находится штаб Врангеля. -- И многие получили при мне письма, адресованные в Керчь. -- Вероятно, друг мой, вы теперь сильно за меня тревожитесь; не стану уверять вас ни в чем, потому что знаю бесполезность всех подобных убеждений; да и в самом деле кто за будущее может поручиться? -- Молю только Бога, чтобы вы по возможности терпеливо переносили мысль о том, что я нахожусь в так называемой действующей армии, хотя все действие ограничивается пока небольшими рекогносцировками и до сих пор не было ни одной встречи с неприятелем. -- С тех пор как мы здесь стоим, уже было до 5 дезертёров, 2 грека из турецких солдат и 3 француза; -- с двумя я говорил, когда их проводили через наш лагерь, и угощал их у себя молоком. -- Но, впрочем, все это скучно! Я больше всего забочусь о себе, и потому буду говорить и вам о себе, взявши в расчет, что оно и для вас будет любопытнее. -- Здоровье мое, во-первых, так хорошо, как не бывало уже лет 5. -- На него я не буду жаловаться; насчет денег не знаю, как выразиться.... Их, конечно, прибавилось; но зато и трат довольно; купил лошадь довольно дорого (40 р<уб.> сер<ебром>); лошадь не молодая, но очень покойной рыси и хорошего шага; и хоть я не совсем доволен, хотя и жаль денег, да делать нечего; откладывать покупку не было никакой возможности, -- не сегодня-завтра может быть передвиженье; у казаков в полках казенных лошадей нет, а каждый рядовой имеет собственную; и меня бы все мучала совесть, что я езжу на собственности бедного человека. -- Проклятые деньги вечно мешают всему!! -- Пока, впрочем, еще сносно, даже дешевле, чем в Еникале; но говорят, что скоро сено будет дорого, так как травы никто не косит и в середине лета она высыхает от жара. -- Дела у меня почти нет никакого; даже читать нечего, потому что часть книг, которую я успел спасти, находится при деньщике в обозе. -- Если судьба поможет купить палатку, тогда заниматься будет больше возможности, а то теперь я редко очень бываю один; живу с казацким поручиком и даже теперь ушел в татарскую деревню, в полверсте от лагеря, чтобы написать вам письмо в тени и тишине. -- Между прочим, говоря о деньщике, я вспомнил о Борисе; он еще не отвечал мне на мою просьбу взаймы и хорошо сделал (не в нравственном смысле, конечно!), потому что я могу пока обойтись без займов. --
   .... О настоящем почти нечего больше сказать; жизнь однообразна довольно; проснулся в 5 в 6 часов утра, напился чаю; до полудня пролежал в палатке, покурил. В полдень пообедал большею частью у полковника; а там опять то же до ужина. -- Поговорим лучше о будущем или о тех предприятиях, которые могут иметь на него влияние. -- Если не случится похода за границу или чего-нибудь подобного, могущего соблазнить, я полагаю осенью перепрашиваться в Московский военный госпиталь с тем, чтобы попробовать поготовиться на доктора. -- Знаете, как вспомнишь, что уж скоро 25 лет, а все живешь в нужде и не можешь даже достичь до того, чтобы быть хоть одетым порядочно, так и станет немного досадно, вспомнишь, сколь неудач на литературном поприще пришлось перенести с видимым хладнокровием, сколько всяких дрязг и гадостей в прошедшем, так и захочется работать, чтобы поскорее достичь хоть до 1000 р<уб.> с<еребром> в год. -- В крымской моей жизни было много трудностей, много того, что зовут борьбой с обстоятельствами, но я не ошибся, предсказавши сам себе, что такая жизнь в глуши и посреди новой обстановки должна исцелить мою душу от прежней болезненности, от этого глубокого равнодушия ко всему, которое препятствовало мне жить в Москве; -- я благодарен Крыму до сих пор, хотя никогда в жизни я не был принужден отказывать себе в стольком, как в настоящую пору; оно и выходит на поверку, что человек, не лишенный ума и души, может переносить все, если только самолюбие его не оскорблено, уважение к себе не унижено зависимостью от пустых людей, и особенно если он не видит около себя тех людей, которые слишком живо напоминают ему его недавние страдания. -- Вы как-то писали мне, que pour gagner quelque chose il faut se démener, et que vs de votre coté vs m'aiderez autant que vs pouvez. -- Так как переход в Москву не есть легкий перевод из одного крымского места в другое и без содействия Медицинского Департамента, вероятно, состояться не может, -- то вам придется похлопотать немножко осенью письменно, если не лично. -- Хитровы тут могут быть очень полезны, как мне сдается. -- Вы, конечно, понимаете цель, с которой я вам рассказываю о плане, который раньше 3--4-х месяцев я не могу приводить в исполнение? -- Цель та, чтобы Вы знали о моем желании вернуться на родину и быть с вами и чтобы мысль об этой цели, если она вам приятна, хотя немного вознаградила вас надеждой за беспокойства в настоящую минуту. -- Пока прощайте, милый друг; быть может, завтра будет от вас письмо. -- Дай вам Бог здоровья и терпенья. -- Целую ваши милые ручки и прошу вашего благословения. -- Насчет писем вы можете быть пока спокойны; я буду писать часто по-прежнему, -- но если и случится какая задержка -- так не пугайтесь; -- строгого порядка теперь быть не может на почте. -- Пишите по такому адресу: в Керченскую Почтовую Контору, находящуюся при штабе Командующего Восточной частью Крыма Генерал-лейтенанта Врангеля; в Донской No 65 полк. -- У тетушки целую ручки. -- Матрене и всем людям кудиновским кланяюсь. --
   

38

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

Июнь 1855 г., аванпосты в степи

   Опять от вас нет ничего, мой дружок! -- Я начинаю тревожиться. -- Знаете, что мне приходит на мысль, что вы узнали о взятии Керчи и Еникале прежде, нежели пришло мое первое походное письмо. -- Уж не больны ли вы? -- Ради Бога поберегите себя, вспомните энергию ваших прежних лет, потерпите еще немного до осени. -- К осени я постараюсь быть с вами. -- Отпрашиваться раньше не соответствует моим целям; да и во всяком случае было бы неловко. -- В этом отряде врачей мало; и только что началось истинно военное положение.... К чему же без крайней нужды компрометировать себя? -- Не верьте половине того, что могут рассказывать у вас; даже и здесь было так много ложных слухов, тогда как мы стоим в 40 верстах от Керчи. -- Говорили в первые дни, что турки перерезали греков в Еникале, а после оказалось, что греки с утра, когда еще неприятель был у Керчи, оставили город. -- Говорили, что в Керчи большой грабеж, и это оказалось вздором; сначала турки закутили было и вместе с татарами стали насиловать женщин и отнимать вещи, но союзники расстреляли несколько человек; жители покинули Керчь, но не все; турок огородили редутами в Еникале и оставили их на произвол судьбы; англичан же и французов нет теперь на берегу. -- Турки до того боятся отойти от защиты пароходов, которые могут стрелять, если наши войска подойдут к Еникале, что в недавно бывшей с нашей стороны рекогносцировке целая толпа турок, гулявших в Керчи, поскакала в Еникале оттого только, что адъютант с 6-ю казаками решили выехать в предместье! -- Наши тоже не пойдут брать Еникале по недостатку средств в настоящую минуту, и, вероятно, здесь еще долго не будет ничего серьезного. -- Вчера было молебствие по случаю неудавшегося неприятелям штурма, который затеял под Севастополем новый Главнокомандующий их Пелисье. -- Говорят -- потеря их очень велика. --
   Я с своими казаками живу теперь в татарском ауле, а день провожу в хате, скрываясь от жары, а ночую в лагере на воздухе. -- Татары эти bon grès mal grès очень гостеприимны. -- Здоровье мое в совершенно хорошем состоянии.
   Гусары стоят верстах в 15 от нас, и я вчера провел целый день у Соковнина. -- Он меня постоянно смешит; он очень остроумен, и главное хорошо то, что ухарства кавалерийского вовсе в нем незаметно. -- Я думаю, в Кудинове все начинает только расцветать, а здесь от зноя уже поблекла трава. -- Получили ли вы 15 р<уб.> сер<ебром>? Как здоровье тетушки? -- Что Владимір и его семейство? -- Поцелуйте их всех за меня, если они у вас. -- Он верно не получил моего письма, потому что до сих пор от него нет ответа.
   Прощайте, милый друг мой; будьте здоровы и не тревожьте себя по возможности. -- Прошу вашего благословения и целую ваши ручки. -- Прощайте, друг мой. -- Адрес тот же. --
   

39

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

29 июня 1855 г., Аргин

29 июня Аргино.

   А от вас все еще нет писем, милый дружок; я уже последний раз писал к тетушке Катерине Борисовне; от нее хотел узнать что-нибудь про вас. -- Рассчитывал так; если вы, слава Богу, здоровы и в Кудинове, так все равно из ее письма узнаете о том, что я существую благополучно, а если бы вы были нездоровы или вас нет в Кудинове, так она же известит меня. -- Меня утешает несколько то, что все жалуются на почту, и я ваше молчание могу приписать одной трудности сообщения. -- А мы, благодаря новой перестановке Аванпостов, вернулись на старое место, в Аргино, откуда я писал вам первое письмо после взятия Керчи. -- Только тогда мы стояли лагерем в поле все; а теперь наш штаб занимает дом помещика, и я с свойственной мне догадливостью пробрался в бель-этаж и занял там очень хорошую комнату. -- Странно как-то после двухмесячного спанья на земле и часто à la belle étoile попасть в комнату с красивыми обоями и довольно модной мебелью; Бог знает один -- долго ли мы здесь простоим, но отчего же мимоходом не воспользоваться чужими зеркалами, креслами и т. п.; -- в виде разнообразия оно очень приятно. -- Жизнь мы ведем старую; раза 2 в неделю козаки ходят на рекогносцировку под Керчь; я не езжу, потому что перестрелки и тому подобного не предвидится при этих путешествиях и мне колотиться по пустому на седле верст 200 слишком не стоит. -- Третьего дня наш полковник давал вечер в этом доме или, лучше сказать, в саду. -- Гусары и в их числе Федор Петрович Соковнин отличались между прочим, и хотя женского пола не было, но веселились достаточно; сам Бригадный Генерал танцовал мазурку и шампанское пили как следует до утренней зари. -- Сегодня у Гусар будет тоже праздник; я приглашен с утра, да не поехал; Бог с ними; все это хорошо изредка, а то надоест. -- Турки почти вовсе бросили Керчь и прячутся в Еникале; мерзавцы порвали у меня там русских медицинских книг рублей на 20 серебром, а иностранные, должно быть, взяли французы. -- Так по крайней мере рассказывал мне медик пруссак, возвратившийся из плена, в который он попал из Еникале вместе с частью больных. -- Здесь общее мнение то, что под Керчью дел не будет. -- Вероятно, к зиме Еникале очистят, потому что тогда в пароходах их не будет им защиты, и они не захотят дождаться осады с нашей стороны. -- Не знаю -- правда ли, но говорят, что сегодня должен был повториться штурм Севастополя; не знаю почему, но мне как-то и не думается, чтобы могли его взять. -- Что же сказать вам еще? -- Писем ровно ни от кого не получаю, до того умер для всех и переселился в новый мір; ну пусть так; знать бы только, что вы здоровы, а там хоть трава не роста!! Вернусь, так напомню как-нибудь о себе. -- Вот Краевский молчит -- это хуже всего! -- Рублей 200 сер<ебром> куда бы как кстати было теперь! -- Напишите же побольше, chère enfant, я тогда и люблю читать ваши письма, когда вижу в них желание побеседовать со мной хоть о чем-нибудь, только чтобы поговорить. -- Прощайте, целую вас самих и ручку вашу. -- Ежедневно молю Бога о здоровье вашем и о том, чтобы вы не перестали меня любить. -- Прощайте, друг мой. -- Ручку тетушки целую, обнимаю Владиміра, Машу, детей их, Александра. -- Пишите по прежнему адресу -- на Феодосию; лучше этого не придумаешь. --
   

40

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

12 июля 1855 г., Феодосия

   12 июля 1855 г. Феодосия.
   Наконец 3 ваших письма, 1 Краевского, 1 Eugèn'a, 1 Владиміра и 1 Александра попали мне в руки. -- Они все странствовали сначала в Карасу-Базаре (так как спасшаяся часть госпиталя удалилась туда), потом в Феодосии, потому что не нашли меня в Карасу-Базаре, и ни в Карасу-Базаре, ни в Феодосии не могли узнать, где я нахожусь. -- Отряд наш рассыпан между Арабатом и Феодосией; сперва (т. е. до прошлой недели) Донцы, при которых я состою, занимали аванпосты к Керчи и я с полковничьим штабом странствовал из одного аула в другой. -- Наконец нас перевели в имение Генерала Ладинского (Аргино); там, как я уже и писал вам, мы попользовались с неделю комфортабельными комнатами в оставленном доме. -- После чего в авангард пошли Черноморцы, а Донцы отправились в Главный Штаб на отдых, и я с ними. -- От Феодосии всего 23 версты; я и заблагорассудил на досуге заняться своим здоровьем. -- Третьего дня вечером приехал сюда, завтра подаю бумагу в Госпиталь (т. е. пациентом), но жить буду дома, т. е. на вольной квартире и уже начал наслаждаться морскими купаньями; -- Госпитальная купальня превосходная. -- Феодосия почти вся пуста. -- Нельзя не пожалеть о таком прекрасном городке; недостатка в зелени, единственного недостатка несчастной Керчи, здесь нет; есть прекрасные деревья и маленький город весь из хорошего камня. -- Пустота, впрочем, страшная. -- Я полагаю пробыть тут с месяц, если союзники не обеспокоят; в противном случае 23 версты недолго сделать верхом или на тележке. --
   Полковник наш сам привозил меня сюда, был пьян и ужасно волновался, думая, что мой отъезд в Феодосию есть больше ничего, как шаг к хлопотам о переводе из его полка. {М. В. Леонтьева пропустила в своей копии следовавшие далее 2 страницы французского текста. -- Ред.} --
   Не знаю, почему это вдруг заговорилось по-французски; но оставим это и перейдем к вашим обстоятельствам, мой милый друг. -- Оставив Керчь, я до вчерашнего дня не имел никакой вести от вас, и, ей-Богу, не раз приходила мысль, что вы занемогли, потому что слух о взятии Керчи, дойдя до Петербурга или Москвы, достиг размеров какой-нибудь ужасной канонады или бойни и вас напугал кто-нибудь неожиданно. -- Pardon, pour la suffisance, ma chère amie! -- Слава Богу, главное сошло с рук; вижу по вашим письмам, что вам передали о взятии Керчи как следует и вы не имели причины быть слишком встревоженною. -- Последнее письмо ваше No 3 от 9 июня наполнено советами о том, как поступить с Дмитрием и Бароном; я совершенно согласен со многими из ваших пунктов; но Бердянск тоже почти покинут жителями; Бог знает, где теперь мой медик, и не знаю, решусь ли я тревожить себя хлопотами об этом деле, самый дурной результат которого может быть только тот, что Барон подаст на меня в суд; а это еще не велика важность. -- Пусть себе пишет вздор, я все-таки прав, и он 10 раз умрет, пока кончит дело. -- Где я буду искать теперь Дмитрия? -- Бог с ними совсем; совесть я свою очистил 15-ю рублями, которые я вам препроводил. --
   Вы описываете мне ваши хлопоты о поступлении во вдовий дом. -- Я понимаю, что вам скучно, и против этого намерения не скажу ничего. -- Но вовсе невесело подумать, что вся почти наша семья дошла до подобных необходимостей; буду, впрочем, надеяться, что этот вдовий дом будет иметь вес только до моего возвращения на родину. -- Вы говорите, что Владиміру нужно около 100 руб. сер<ебром> для доставления Маши с детьми в Кудиново. -- Краевский предлагает мне 50 р<уб.> сер<ебром> вперед. -- "Лето на хуторе" напечатано, и он ошибся в 50 рублях, рассчитываясь со мной за него. -- В письме своем он сам сомневается -- верен ли его счет и просит меня сообщить ему мое мнение. -- А дело просто: 50 р<уб.> сер<ебром> он прислал мне зимой в Москву за тот маленький очерк, который вы переписывали ("Ночь на пчельнике"); его цензура не пропустила; значит я у него в долгу на 50 руб. Это раз. -- Потом я еду в Петербург, беру у него 150 руб.; и он просит une petite note и предлагает после счесть все забранное вместе, т. е. дать росписку в 200 руб. сер<ебром>. -- Прекрасно. -- Я даю. -- А он сам теперь и сбился, спрашивая меня, входили ли или нет в росписку 50 р<уб.> с<еребром> за "Ночь на пчельнике". -- Так как по его расчету (он думает, что они не входили) я по напечатании "Лета на хуторе" остаюсь ему должен 37 р<уб.> с<еребром> 50 коп., а по моему -- он мне 12 р<уб.> с<еребром> 50 к<оп.>, и он в порыве великодушия предлагает к этим мнимым 37 рублям прибавить мне в счет будущих творений еще 50 р<уб.>, то я напишу ему, чтобы он эти 87 руб. отдал Владиміру; Краевский из 50 руб. плутовать не станет и, вероятно, отдаст их, если брат в Петербурге. -- Пусть себе съездят в деревню, я теперь не в нужде; а будут у них деньги, так отдадут. -- Вы передайте это Владиміру, т. е. то, что я сегодня же напишу к Краевскому. -- Отвечать же на письмо Владиміра сегодня не могу, потому что ваше старое письмо с его адресом в лагере, а я здесь. -- Он меня обвинил совершенно напрасно в ошибке, поставившей его в неловкое положение относительно Краевского, ошибся Краевский, а не я; и я был совершенно прав, посылая Владиміра требовать с него денег. -- Merci за портрет и за рубашки. Я их не получал еще, но не хочу и думать, чтобы они пропали. -- Прощайте, мой милый друг; будьте здоровы, пожалоста, и пишите почаще и побольше; хоть и поздно будешь получать, а все приятно будет прочесть. -- Обнимаю вас и прошу вашего благословения. -- Адрес мой пусть будет старый; -- вы уже лагерные мои послания верно все получили. -- Будьте же здоровы, и вспоминайте обо мне почаще. У тетушки целую ручку. Всем, кого увидите из знакомых, кланяйтесь от меня. --
   

41

А. А. КРАЕВСКОМУ

13 июля 1855 г., Феодосия

   13 июля
   1855. Феодосия. --

Милостивый Государь,
Андрей Александрович!

   С тех пор как Керчь и Еникале взяты неприятелем, я странствую по татарским деревушкам вместе с казачьим полком, к которому меня прикомандировали. -- Только третьего дни прибыл я в Феодосию и здесь уже нашел ваше письмо от 6 мая, искавшее меня, как видите, долго по Крыму. Передо мной также письмо моего брата от 11-го мая, того самого, которого я просил поговорить с Вами о наших общих делах. -- В об<о>их письмах я прочел почти одно и тоже относительно наших денежных расчетов. В вашем письме Вы, сочтя деньги и листы и вычислив, что за мной 3<7> р<уб.> сер<ебром>, кончаете вопросом, не взошли ли в росписку от 27 февраля те 50 р<уб.> сер<ебром>, которые Вы мне послали прежде в Москву? -- Т. е. не ошиблись ли Вы считая. -- Действительно -- Вы ошиблись... Помните, я приезжал к Вам с 3-мя главами "Лета на Хуторе" и попросил у Вас 150 р<уб.> сер<ебром>? -- Вы захватили в темноте ошибкой 100 вместо 150, а я, конечно, не считая положил их в карман и после дал Вам росписку в 200, прилагая в нее и те 50 (за Ночь на Пчельнике), по вашему предложению. -- А вечером в тот же день я воротился к Вам и сказал Вам о происшедшем недоразумении, после чего Вы опять вынесли мне из темной комнатки 50 р<уб.>? -- Таким образом выходит, что за Вами еще 12 к<оп.> 50 сер<ебром>. -- Вы хотели считать эти 37 р<уб.> -- " -- данными вперед за "Подлипки". -- И брат мой пишет, что Вы согласны дать мне еще 50 р<уб.>, если я нуждаюсь. -- Я, признаюсь, буду Вам очень благодарен, если Вы дадите 87 р<уб.> вперед (или лучше сказать: 75 вперед, потому что 12 за Вами) и доставите их тому же брату моему, который знает, как ими распорядиться для меня. -- Чем скорее Вы сделаете это, тем более Вы меня одолжите, а я постараюсь заплатить Вам тоже поспешностью в высылке чего-нибудь. -- У меня с зимы еще лежит готовая драма в чемодане; да ее все оставлял вчерне, потому что не был ею доволен как-то. -- Завтра же думаю начать ее переписку набело с тем, чтобы препроводить к Вам. --
   Вы ободряете меня в конце Вашего письма на новые предприятия. -- От души благодарю Вас за доброе Ваше мнение о моих способностях, но, как сказать... Бог знает, что из этого будет; -- столько препятствий, для пре<о>доления, которых надо время, и с временем уходит и молодость "музы"! Желал бы, конечно, превзойти еще ожидания моих знакомых; но и для половинного выполнения желания надо столько условий. -- Например (не шутя), и от Вас зависит многое, -- иногда переброшенные кстати 100, 200 р<уб.> сер<ебром> больше значат, чем 10 000 в другое время! -- Прощайте, будьте здоровы и не забывайте

покорного слугу Вашего

К.Леонтьева

   Будьте так добры, пошлите деньги к брату на квартиру по следующему адресу --
   На Василъевск<ом> острове. Между 11-й и 12-й линиями, на среднем проспекте в дом Фохт. --
   А мой новый адрес вот он:
   Таврическ<ой> Губ<ернии> Феодосийского уезда, в селение Порпач в Керченскую Почтовую Контору для доставления Лекарю Донского No 65 полка

К. Н. Л. --

   

42

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

18--19 июля 1855 г., Феодосия

   18 июля. Феодосия.
   Voilà une semaine, chère amie, que je suis à Theodosie pour prendre des bains de mer et pour recommencer mon traitement à l'huile de morue, que je n'ai pas pu continuer l'hiver passé à Enikalé à cause d'un dérengement d'estomac. -- Notre détachement continue de mener une guerre très pacifique, exclusivement contre la chaleur, les puces et les poux des camps et je profite de cet armistice pour songer à effectuere mon petit plan de traitement à l'eau de mer. -- Je me suis installé dans un petit logement pour 6 r arg par mois; la maisonnette n'est pas même visible de la rue, par ce que le mur en purre et la porte cochère sont plus hauts que l'habitation. -- Je suis tout seul avec mon деньщик: le logement est très proper et depuis le matin jusqu'à minuit je jouis d'un concert gratis. -- La vieille maitresse de la maison (un vieille bourgeoise grecque) a deux filles qui ne font que chanter tantôt des romances russes, tantôt des polkas etc. -- La petite ville est fort jolie; elle parait plus ancienne et moins propre que Kertch, mais elle est bien plus riche en verdure et par dessus le marché il y a des ruines, de véritables ruines pittoresques comme j'en vais pour la première fois de ma vie. -- Ce sont les ruines des fortifications génoises. -- Pourtant c'est diffacile de bien juger cette ville maintenant, car elle est presque totalement dépeuplé; les Franèais la comptent, à ce qu'il parait trop prenable pour se donner la peine d'y envoyer des troupes on des vaisseaux. -- Notre état-major est à 23 verstes d'ici et en cas de descente j'aurais le temps de gagner le camp 3 fois avant qu'un seu le colonne puisse débarquer. -- La chaleur est bien forte pourtant et le cerveau se réfuse à tout travail d'inspiration. -- Je viens de m'acheter une étoffe en laine extrêmement legèr pour me faire faire une robe de chamber; car ayant oublié mon surtant à Kertch le jour de la descente, je ne possédé que mon manteaux en gros drap, qui me fait l'effet d'une pelisse durant journées d'été meridional. --
   Il m'est arrivé dépenser plusieurs fois à vs lorsque je faisais mes premières promenades à Theodosie. -- Je pense que vs auriez jouis avec moi avec beaucoup de plaisir; ce genre de pittoresque serait, je suppose, tout à fait nouveau pour vous. -- C'est fort triste que vos lettres ne me parviennent pas regulierement; vs voyez qu'une fois en place je me dépêche de vs écrire beaucoup, sans faire attention à la difficulté de donner chaque semaine de nouvelles d'une vie excessivement uniforme; car pour parler de mon entourage cela n'en vaut pas la peine, vu que vs ne connaissez personne ici, et je suis bon grès mal grès force de vs parler continuellement de moi seul; cela serait bien autre chose si je pouvais répondre à Vos lettres!! Que cela ne vs décourage pas pourtant, chère amie; ecrivez-moi toujours chaque semaine et souvenez-vs des deux moi à Enikalé, lorsque je suis resté sans avoir de vos nouvelles; et maintenant il n'y arien de plus naturel que de voir les lettres tarder, car avec cette vie de camp on sait à paine où vs trouver. --
   Об Севастополе не слыхать ничего нового после того, как отразили штурм Пелисье. -- Пелисье, говорят, однако, в отставке, и на место его назначен Мальян. У наших убили Нахимова в то время, когда он объезжал батареи; то же самое, сказывают, случилось с Канробером. -- Его увидали, и кто-то поддразнил нашего штуцерного, советуя попробовать на Канробере свою меткость. -- Тот изловчился. -- Новее этого я ничего не знаю. -- Надо вам заметить, что я прервал свое письмо на целые сутки, убедившись, что почта из Феодосии отходит в среду, а не во вторник, как я привык было в Керчи. Что же сказать вам в заключение, мой друг, вообще о моем внутреннем человеке? -- Право не знаю. -- Довольным я не хочу еще назвать себя; теперь я думаю только о неожиданном случае, который судьба доставила мне купаться в море и именно в такое время, когда отсутствие работы в лагере дает мне полную возможность позаботиться о себе без всякой укоризны совести. -- Не знаю, впрочем, долго ли я останусь в Казачьем полку по окончании водяного курса.... Много неудобств у них в службе и неудобств не столько физических (к ним я порядочно приучил себя), а неудобств другого рода -- служебных. -- Впрочем, Бог даст, при свиданье, поговорим обо всем этом, как о прошлом, в Москве или в Кудинове. -- Je veux bien espérer, que la maladie d'épine dorsale qui persecute Lois-Napoléon fera des progrès pour le bien de l'Europe en general et pour mon comfort en particulier. Adieu, chère amie, partez-vs bien et croyez que je vs embrasse de fond de l'ame. -- Адрес тот же. У тетушки целую ручки. --
   

Перевод с французского

   Вот уже неделя, милый друг, как я нахожусь в Феодосии, чтобы принимать морские ванны и возобновить лечение рыбьим жиром, которое не мог продолжить прошлой зимой в Еникале из-за расстройства желудка. -- Наш отряд продолжает вести очень мирную войну, исключительно против жары, лагерных блох и вшей, и я пользуюсь этим затишьем, чтобы выполнить свой скромный план лечения морской водой. -- Я устроился в квартирке за 6 руб. сер<ебром> в месяц; домик даже не видно с улицы, потому что каменная ограда и ворота выше его. -- Я совсем один с своим деньщиком; квартира очень чистая, и с утра до ночи я наслаждаюсь бесплатным концертом. -- У старухи-хозяйки дома (старой гречанки из мещан) есть две дочери, которые только и делают, что поют то русские романсы, то польки и т. д. Городок очень красив; он кажется древнее и грязнее Керчи, но богаче зеленью, а кроме того, здесь есть руины, настоящие живописные руины, какие я вижу первый раз в жизни. -- Это развалины генуэзских укреплений. Впрочем, сейчас трудно судить об этом городе, потому что он почти совсем обезлюдел; похоже, французы полагают, что его слишком легко взять, и не дают себе труда послать сюда войска или корабли. Наш штаб находится в 23 верстах отсюда, и в случае высадки я успел бы добраться до лагеря в 3 раза быстрее, чем смогла бы высадиться хоть одна колонна. Между тем, стоит сильная жара, и мозг отказывается от всякой работы, требующей вдохновения. -- Я купил необыкновенно тонкой шерстяной ткани, чтобы сшить себе домашнее платье; потому что забыл сюртук в Керчи в день высадки, и у меня есть только плащ из толстого сукна, который кажется шубой в эти летние южные дни.
   Во время моих первых прогулок по Феодосии случалось, что я несколько раз думал о вас. -- Я думаю, вы с большим удовольствием наслаждались бы вместе со мной; я полагаю, такого рода красота была бы совершенно новой для вас? Очень грустно, что ваши письма не приходят регулярно; как видите, едва устроившись, я спешу написать вам побольше, хотя трудно каждую неделю сообщать новости о жизни крайне однообразной; потому что говорить о моем окружении не стоит труда, ведь вы никого здесь не знаете; и я поневоле вынужден всегда говорить только о себе; другое дело, если бы я мог отвечать на ваши письма!! Однако не унывайте, дорогой друг; пишите мне по-прежнему каждую неделю и вспомните о тех двух месяцах в Еникале, когда я не имел вестей от вас; а теперь вполне естественно, что письма опаздывают, потому что при этой лагерной жизни неизвестно, где меня искать! <...>
   Я очень надеюсь, что болезнь позвоночника, которой страдает Луи-Наполеон, послужит развитию для блага Европы в целом и для моего комфорта в частности. Прощайте, милый друг, будьте здоровы и верьте, что я вас целую с большой любовью.
   

43

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

25 июля 1855 г., Феодосия

   25 июля. Феодосия.
   Вот первое ваше письмо от 6 июля, милый друг мой, которое дошло порядочно; т. е. в 20 дней. -- Теперь я буду ожидать каждую неделю, потому что адрес, который я вам дал, хорош. -- Письма, адресованные в Еникале, я получил все; а посылка и деньги Бориса, вероятно, в Симферополе, как вы говорите. -- Я имею там знакомых и постараюсь добыть их. -- Дальше вы пишете насчет моего дела с Бароном... Пакостная немецкая собака соврала устами своего неприличного секретаря; копии с росписки моей у меня нет; но я приблизительно помню выражения мои в ней; за службу действительно я обязался взнести оброка 50 р<уб.> сер<ебром>, отчасти вперед, т. е. к Новому Году; но о 100 рублях смешно и толковать! Там было сказано вот что: а если, будучи доволен его службой, я вздумаю откупить его, -- то вношу за все его семейство 100 руб. сер<ебром>. -- Кажется, ясно. -- Пусть делает, что хочет; он ничего с меня не возмет! -- А Дмитрия искать теперь, право, лень! -- Бог его знает -- где он теперь. -- Бердянск пустой, и Дмитрия, вероятно, там не сыщешь. -- Однако на досуге и в минуту деятельного наступления духа можно будет подать бумагу в Бердянский Земский Суд. -- Не стоит, впрочем, и хлопотать о таком вздоре; есть поважнее о чем подумать, да и то иной раз не думается! Меня опять удивила одна фраза в вашем письме; вы говорите, что я выбрал род службы и т. д. ... И не думайте никогда, чтобы этот род службы мог мне нравиться; напротив, 25-ый раз повторяю -- он мне неприятен в высшей степени, но это было только средство для некоторых целей; цели достигнуты, теперь мне остается ждать возможности отделаться от него!! Вот и все. -- Как же вы проводите ваши дни в Кудинове? -- Много ли гуляете? -- Есть ли у вас какие-нибудь ручные звери? -- Много ли вы ворчите или совсем перестали ворчать? -- Жива ли ваша кабриолетка?... Опишите мне ваше passe-temps подробнее; вы знаете, что я всегда с удовольствием читаю все мелочи в ваших письмах. -- Жаль, что бедная Маша не могла воспользоваться деревенским воздухом; впрочем, август и сентябрь едва ли не самые здоровые месяцы для слабых людей. -- Что касается до меня, то осень всегда действует на мой организм как ни одно из других времен года. -- Как-то обновляешься. -- Писал к Краевскому, что он наврал и что по счету за ним все-таки 12 руб. 50 к<оп.> сер<ебром>. Я получил от него письмо, в котором он сам изъявляет сомнение в верности своего счета. -- Прощайте, милый друг мой, будьте здоровы и поклонитесь от меня всем нашим. -- Целую вас от всей души. --

К. Леонтьев

   

44

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

2 августа 1855 г., Феодосия

   2 августа 1855 г. Феодосия
   Все идет по-старому, chère amie. -- По-прежнему хожу купаться; только с завтрашнего дня будет маленькое разнообразие; начну купаться в 6 или 7 часов утра и в 9 или 8 вечера. -- А то, как ни приятен самый процесс купанья, путешествие в полдень к морю по раскаленным улицам ужасает даже заранее.... К несчастию, я только теперь мог заказать себе легкое из тонкой материи форменное пальто (новое изобретение по распоряжению высшего начальства и в самом деле гениальное!). -- Можете же себе представить прогулку в толстой солдатской шинели под лучами солнца, дающего, как я вчера слышал, до 35о тепла на бестенном месте!!! Военные действия in statu quo; особенно у нас в отряде, где, кажется, и забыли о том, что в 100 верстах от нас происходит такая чепуха. -- По газетам заметно, что французы не прочь от 2-ой зимовки в Крыму. -- Но мне что-то не верится; мне сдается, что осенью они оставят нас здесь и пойдут куда-нибудь в другое место. --
   
   4 часа пополудни. --
   Сегодня часа 3 тому назад я получил письмо тетушки Катерины Борисовны от 12 июля; оно, значит, шло ровно 20 дней. -- Это еще ничего. -- Больше всего меня порадовало то, что письма мои приходят аккуратно. -- Простите мою самоуверенность!! -- Что сказать еще? Завтра почта, и едва ли до завтрашнего дня случится что-либо достойное замечания. -- У меня в настоящую минуту довольно много немецких книг, и в минуты пощады от жары я их читаю не без старательности. {"Конец этого письма отрезан, вероятно, автором" (Примечание М. В. Леонтьевой).} --
   

45

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

10 августа 1855 г., Феодосия

   10 августа. Феодосия.
   В субботу или воскресенье, chère maman, я думаю оставить Феодосию; т. е. ровно месяц покупавшись в море. -- Дальше оставаться трудно по служебным расчетам. -- Вдобавок и вода стала так сильна от свежих дней (которые начались уже с неделю), что купаться можно всего один раз. -- Отряд наш по-прежнему в летаргическом сне, а мои казаки опять сменили Черноморских казаков на аванпостах, так что Штаб наш находится в Аргине, где, как я уже как-то прежде писал, такой славный дом. -- Вчера я ходил за город с одним Гусаром; день был свежий и сухой; мы гуляли и ели виноград в саду Котлеревского, и я вспоминал об вас, зная вашу любовь к подобным прогулкам. -- Из этого сада видно море и часть города, который построен у подошвы полукруглой горы. -- Дача же Котлеревского в стороне, верстах в полутора от заставы, на довольно крутой и сухой возвышенности. -- Мы были и в доме, где много старинных гравюр; и, наконец, случайность навела меня на пациентов, находившихся там без всякого пособия. -- Из общих новостей есть одна для меня довольно приятная. -- Все медики, служащие в Гошпиталях от Севастополя до Харькова включительно, получают рационы на 3-х лошадей, как и полковые, на том основании, что все эти гошпиталя обращены в военно-временные. -- Если бы мне удалось к зиме попасть в Харьков!!
   В Симферополе все дамы и девушки одеваются по-русски, и ополчение уже там. -- Рубашки же мои, деньги Бориса и ваш портрет Бог знает где. -- Я написал в Симферополь, в почтовую контору; да если бы они были там, их, вероятно, сейчас бы выслали. -- Попробую еще попросить письменно нашего бывшего Еникальского смотрителя (который теперь в Симферополе) съездить на почту. --
   Не знаю, право, что сообщить вам еще любопытного? -- Ничего нет! -- Но так как я льщу себя надеждою, что известие о моей целости и моем здоровье самая любопытная новость для вас, то я и прощусь с вами, дружок мой.... При этом, конечно, целую вас крепко и прошу вас помолиться поусерднее Богу о том, чтобы все мои дела и предприятия удались к нашему общему торжеству! -- Благословите же меня и будьте здоровы. -- Тетушке скажите, что я целую ее ручку. -- Александра обнимаю. -- Варвару Ильиничну и всю ее добрую семью часто вспоминаю и желаю им от души всяких благ. -- До свиданья письменного или личного!!! Матрене кланяюсь.
   

46

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

20 августа 1855 г., Аргин

   20 августа. Аргино.
   Милый дружок мой! -- Вот я опять в Аргине, в своей комнате с шоколадными обоями; дни стали совсем осенние, и хотя и грустно что-то в этой степи, да все же лучше несносной июльской жары. -- Сейчас только вернулись мы от всенощной из здешней церкви. -- Я очень много думал об вас. -- Вы ведь знаете, что осень любимое мое время года, и этот большой дом в деревне беспрестанно напоминает мне Кудиново; здесь я получил, вернувшись из Феодосии, 2 письма от вас и от Бориса. -- Ваше от 22 июля. -- На прошедшей неделе я провинился перед вами второй раз после моего отъезда в Крым, -- пропустил неделю. -- В Еникале жид не зашел за письмом, а тут я сбился в днях отхода почты. -- В Порпачах, где теперь Керченская почтовая контора, посылаю всегда во вторник и пятницу, а в Феодосии в среду и субботу. -- В среду я не писал потому, что, выписавшись из Гошпиталя (где я считался, хотя и жил на квартире), отправился верхом за 17 верст в горы, в гости к одной помещице (или, лучше сказать, к ее дочери); жаль было упустить случай видеть начало или близкое подобие Южного берега. -- А в четверг забывши, что в лагере в субботу не ходит почта, считал по-феодосийски и преспокойно поехал восвояси и очнулся только вчера вечером (т. е. в пятницу). -- Ну, Бог даст, письмо это не слишком запоздает!! -- Что касается до моей поездки, так я был вполне вознагражден за свои 17 верст! -- Надо вам сказать, что M-lle Жизневская довольно пухлая и неглупенькая барышня: figure chiffonnée, которую я знал еще в 52 или 51 году, словом мы ехали вместе в рогожной повозке из Москвы до Малого Ярославца в ту знаменитую весну, когда на нашем горизонте блистал Иван Владимірович. -- Барышня эта только что вышла из Патриотического Института и, конечно, очень интересовалась всем встречным, почему запомнила и мою физиономию; узнала меня на Феодосийском бульваре, и меня ей представили. -- Там я в первый раз увидал горы, хотя и не снежные, но все-таки очень порядочные и притом на берегу моря. -- Самая растительность тут другая; по полю все молодой дуб и кизил (красные ягодки, барбарис en grand по форме); а в деревне у них прекрасно; огромные грецкие орехи, бездна пирамидальных, уже старых тополей, фрукты какие угодно; селение лежит в круглой долине, как в чашке какой-нибудь, по горам мелкий кустарник; а самая татарская деревня и несколько помещичьих домов совершенно как бы в одном огромном саду. -- Можно вообразить, как это красиво весной, когда и деревья и трава на горах в цвету. -- Теперь же трава давно желтая на степи и на горах. --
   Живем мы в Штабе по-прежнему. -- Полковник, казначей, человек весьма не глупый и вообще порядочный; адъютант Андреянов, товарищ по дворянскому полку, bon-enfant в самом лучшем смысле; иногда еще какой-нибудь есаул или сотник придет, а то аргинский поп. -- Все это, конечно, не весело и однообразно, но по крайней мере довольно спокойно. -- Неприятель от времени до времени пожжет какую-нибудь деревню на берегу Азовского моря или отправит из Еникале отряд за скотом и т. п. Казаки сейчас туда; мы укладываемся; я тотчас же хлопочу, чтобы деньщик уложил в сумы мои chef-d'œvres, и все это опять часа через три-четыре разбирается, потому что наши посмотрят с берега, а те с пароходов и разойдутся. -- Вы пишете, что в Аргине опаснее, так как это аванпосты. -- Это ничего; пока дойдут до нашего штаба -- они должны встретить несколько пикетов, а на пикетах всегда стоят шесты с соломой и разложен огонь. -- Главная же безопасность в том, что у них нет кавалерии. --
   У нас говорят положительно, что в немецких газетах объявлен союз между Россией, Австрией и Пруссией, возобновление того Священного Союза, к которому немцы приступили, когда увидали, что Наполеона бьют. -- Вы и в этом письме говорите о Дмитрии. -- Merci, дружок мой, что вы так заботитесь о моих делах. -- Напрасно только вы не отдаете этих 15 р<уб.> сер<ебром> самому Барону или жене Дмитрия; а медика нашего едва ли отыщешь. -- Бердянск, говорят, пустой, и я не знал бы, куда даже адресоваться с своими бумажными происками, если бы вздумал их предпринять! -- Да чорт их возми совсем. -- В заключение всего я едва ли бы решился отправить Дмитрия по этапу к старому злодею; вероятно, это значило бы осудить его на жестокие наказания. -- Пашпорт же ему был дан обыкновенный, без обязательства служить у меня, и потому я совершенно прав, отпустивши его до срока платежа. -- Сию минуту принесли мне ваше письмо от 2 августа. -- Как мне было приятно видеть, что письма стали скоро приходить. -- Вы напрасно думаете, что я непременно хочу перейти к Гусарам. -- Я, кажется, и не писал вам об этом comme d'une décision, а просто подумывал и рассчитывал, и вам написал потому, что люблю с вами говорить обо всем, что я думаю и что вижу. -- Казаки со мной хороши, и я на них лично не жалуюсь; но, чтобы быть правдивым, скажу, что они себя не узнали бы в том портрете, который вы нарисовали. -- L'eau-de-vie est surtout leur élément, tandis que les hussards préfèrent fort souvent le jus de la vigne, et s'il faut choisir entre les deux -- je me déclare pour le dernier!! Leurs vertus militaires sont hors de doutes, mais quand à leur morale, leur simplicité patriarcale -- hélas -- je ne puis (pas) parvenir à les admirer particulièrement!!! Je répète pourtant, qu'il y en a de très bons et qu'en général, ils sont très aimables pour moi. --
   Adieu jusqu' à demain, ou jusqu' a lundi; si je puis garder la lettre jusqu' à Mardi j'ajouterai peut être encore quelque chose; mais il paraît que notre envoyé partira demain pour Porpatch. -- La lettre est assez grande et je me flatte qu'elle vs distrairera un peu dans votre solitude. --
   Adieu, je vs embrasse et je vs aime. -- У тетушки целую ручку. --
   

47

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

29 августа 1855 г., Аргино

   29 августа. Аргино.
   На днях явились ко мне посланные Борисом еще в Еникале 20 руб. сер<ебром>. Меня деньги эти обрадовали тем, что я теперь имею право ожидать и рубашки. -- Вот единственная замечательная новость этой недели. -- На аванпостах у нас все благополучно, и дни стали совсем осенние; только в хорошем, а не в дождливом смысле. -- Впрочем, со мной случилась еще одна перемена, которую я вам сейчас же напишу, полагая, что вы интересуетесь всеми моими приключениями. -- Я перешел или, лучше сказать, переведен вниз из комнаты с красивыми обоями. -- Бригадный генерал велел очистить ее на случай своих приездов и в числе прочего сора вымели и меня. -- С неделю тому назад у нас произошла преглупая тревога. -- Неприятельский пароход высадил на берегу Азовского моря (верстах, я думаю, в 20 от нас) человек 100 пехоты, чтобы набрать хлеба в одном помещичьем оставленном доме. -- Пока одни брали хлеб, а другие обольщали татарок; несколько человек <сели> на татарских лошадей и выехали на пригорок в виде пикета для предохранения от наших казаков. -- Казаки увидали; дали знать к нам; от нас по начальству пошло дальше. -- Говорят все: кавалерия!! -- Верстах в 8 от нас тоже на берегу, но в скрытом месте была поставлена часть одной нашей сотни в виде резерва для казачьего отряда, который в то время был придвинут к занятому селению для наблюдения. -- В этот резерв мы отправились с полковником en deux (конечно, не считая наших вестовых) -- он для распоряжений в месте более близком, а я на случай перевязки. -- Одним словом, дело приняло драматический ход. -- Patapan, patapanü как говорил Eugène, когда кто-нибудь скачет. -- Мне достался огромный верблюд из-под какого-то казака-гиганта (надо заметить, что свою лошадь я продал в Феодосии, потому что она начала криветь, и в ту минуту я пользовался полковничьей конюшней или лошадьми больных, как случится). -- Прескверная лошадь! Наконец доехали. -- Командира этой сотни не было дома, и я тотчас же распорядился взять у него с тележки халат на меху, надел его под свою солдатскую шинель и, скрывшись от ветра вместе с полковником за холмик, заснул, подложив под голову седельную подушку. -- Вся эта беготня кончилась, как и следовало ожидать, -- ничем. -- Скоро разузнали, что кавалерии нет и следа, да и 100 человек пеших убрались на пароход очень мирно. -- Между тем в наш Аргино выдвинули весь полк Веймарских гусар и батарейный генерал приезжает и, так как знает вообще, где зимуют раки, то и идет прямо (все это во время моего донкихотства на берегу Азовского моря) в мою комнату... отворяет дверь, видит: кто-то лежит на кровати в красном с белыми полосами одеяле... Ему говорят: "это доктор спит". -- Генерал не велел меня трогать и хотел уйти в другую комнату; но сопровождавшие его открыли подлог. -- На постель, под мое одеяло забрался мой деньщик и спал с свойственным многим деньщикам непробудным сном. -- Генерала это возмутило (он сам занимал всегда эту кровать, когда его штаб был в Аргино), и он велел очистить комнату. -- На другой день пришел ко мне старичок гусарский полковник, начальник аванпостов, и начал рассказывать мне об этом приключении. -- Приписал все это моей молодости и прибавил: "Вот вы еще прежде лазяли из окна на балкон, не затворили окна, а ветром перебило стекла... Управляющий мне жаловался... Видите, душа моя, это все пустяки, но это неопытность!" -- Я скромно возразил: Действительно, полковник, я лазил из окна на балкон, потому что двери были заперты; и это, конечно, вы можете приписать молодости; странно было бы видеть, если б вы, например (он совершенно стар, мал ростом и вообще безобразен, но добр), полезли по окнам! -- "Нет, говорит он, шоп chèr docteur, я бы полез там, да.... запер бы после окно! -- Вот в чем неопытность!!" Я юношески потупил глаза, но в эту минуту вспомнил об Аграфене Павловне и о том, как бы они могли сойтись во взгляде на жизнь!.. De cette manière je fus bafoué!!! Mais je n'ai fait que gagner au changement, car la petite chambre que je partage maintenant avec notre aide-de-camp (un ancien camarade de Régiment des Nobles) est propre et chaude. --
   

48

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

5 сентября 1855 г., Феодосия

   5 сентября. Феодосия.
   Завтра я ворочусь в Порпач, куда наш полк прошел дня четыре тому назад, а я съездил сюда за некоторыми из своих вещей, которые оставались у прежней моей хозяйки под сохранением. -- Рубашки, chère amie, я получил, но сигары погубили их; посылка, должно быть, была подмочена; сигары развалились, а рубашки все насквозь пропитались табачным соком, так что только верхняя и нижняя годны в употребление, хотя и в пятнах; остальные 3 рвутся от одного прикосновения. -- Вчера вечером часов в 10 явился вдруг ко мне Осип Николаевич Шатилов; конечно, я был очень рад, и мы много говорили о Пречистенке. -- Он мне сказал, что свадьба Нат<аши> Булл<аниной> отложена по случаю смерти его матери. -- Что касается до меня, то я иначе не могу себе вообразить ее жениха, как скучным офицером! Не знаю -- почему (или, -- пожалуй, знаю, да долго об этом распространяться); все, что во вкусе Аграфены Павловны, мне кажется глупым. -- Третьего дня вечером по приезде в Феодосию я от нечего делать заставил раскладывать на картах дочь своей хозяйки; гадал об многих московских, и между прочим о Вас; что же вышло? -- Что сестра выходит за бубнового короля, и вы чрезвычайно рады, а червонная дама (по моим соображениям Дашенька) тоже много хлопочет об этом браке. -- Бубновый господин вышел богатым; что должен сказать рассудок, если паче чаяния у вас происходит что-либо подобное? --
   Что же вам сообщить нового? -- Да! -- Почти верно, что Горчаков, видевши слишком большую и бесполезную потерю на Южной стороне Севастополя, отступил на Северную и уничтожил мост, шедший через бухту. -- Говорят -- будто после этого маневра неприятелю труднее будет действовать посредством артиллерии, потому что Северная сторона выше Южной, а им придется стрелять с Южной. -- У нас все смирно; от времени до времени покутят, попляшут, казаки сходят на рекогносцировку, в награду их побранят за что-нибудь; от времени до времени съедутся парламентёры и, потолковавши о каких-то овцах, принадлежащих испанскому консулу в Керчи, выпьют вместе Клико и т. п. -- Полковник наш с некоторого времени стал постоянно сморкаться за обедом в руку и вытирать нос салфеткой, сидя vis-à-vis со мной. -- Vs pensez bien comme cela doit aiguillonnez mon appétit! -- Василий Павлович грозит своим прибытием в Крым.... Пелисье трепещет.... Я, au fond de la chose, по-прежнему нахожу, что скучно! -- Соковнин поссорился с своим начальством и переходит в пехоту под Севастополь. -- Осип Николаевич не шутя предлагал мне молить Бога о скорейшем изгнании французов из Крыма; после чего он мне дает 700 р<уб.> сер<ебром> в год и жилище в Мохалатке на Южном берегу само собою разумеется как домовому врачу! -- Песня далекая, и Бог знает сколько новых столкновений может случиться в жизни, если и жив будешь! -- К несчастию, дела в Крыму до сих пор laissent à désirer beaucoup. --
   Замечаете ли вы, что тон газет стал вообще лучше во многих отношениях с последней весны; по мне, впрочем, многое стало лучше; форма даже наша стала удобнее и немного благообразнее. -- Да, я и забыл вам сказать, что повесть моя "Лето на хуторе" (которую я вам читал) напечатана в Отечеств<енных> Записках, но много попорчена остроумием цензуры. -- Деньги еще в Москве были взяты вперед. -- Прощайте, chère maman, будьте здоровы и сколько можете спокойны. -- В Феодосии много персиков, и я надеюсь, что мы с вами их поедим вместе, если скучный Пелисье возмется за ум и уступит мне поле битвы. -- Пора уже ему, старому, оставить все это! -- Надо же и другим пожить; а он как Гоголевский начальник отделения в Записках сумасшедшего "поклялся мне вредить!" --
   

49

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

13 сентября 1855 г., Порпач

   13 сентября. Порпач.
   Merci, chère amie, pour vos lettres qui se suivent maintenant d'une manière très satisfaisante. Je ne puis pas toujours observer avec ponctualité les No que vs placez au dessus de la première page, comme vs le faites avec mes quantiences; car le désordre de la vie nomade permet à peine de garder les effets sans penser à les garder en ordre. -- Les lettres (que j'ai l'habitude de garder comme par le passé) sont fourrées tantôt dans un sac, tantôt dans un livre, tantôt avec mes compositions. -- Chaque fois que je m'ettablis quelque part pour une semaine ou pour 2 je met quelque ordre dans mes papiers; mais un bout de 7 ou 8 jours ils sont de nouveau pèle-mèle et je ne fois que crier à mon деньщик, lorsque le camp se met en movement: "garde les papiers avant tout! même s'il arrivait quelque escarmouche, si tu dois fui, jette tout, mais garde mes papiers!!" Et grâce à Dieu pas une feuille ne me manque. -- Malgré le désordre (qui est à son comble maintenant, vu que les livres et les papiers sont bourrés dans des sacs de cuir à cause de ma résidence sur une colline à l'obri d'une hutte de roseaux) -- je pense que la dernière de vos lettres est le No 31 du 22 Août. Vs êtes toujours inquiète pour moi; je ne vs dirai plus rien sur le peu de danger que je cours, car cela ne mène à rien. -- La meilleure consolation que je puis vs offrir, c'est que je ne veux rester à Crimée que jusqu'à Noël su jusqu'au Nouvel-an. -- Partir avant a terme je trouve manquer de raisonnement. -- Dans un régiment d'infanterie (où j'essais maintenant de passer) au centre de la Crimée (pas à Sebastopol qui vs effraye; Sebastopol n existe plus) je recevrais à ce qu'il parait près de 80 rb arg par mois; cela fait que je pourrais me faire une petite économie si les circonstances me le permettent pour prendre une place dans un hôpital militaire en Russie, à Charkow par exemple, à Kiew; car dans un hôpital on a rien à manger, si l'on ne gagne pas une clientèle en ville. -- Je me souviene d'Enikalé! -- Et en attendant que l'on gagne une clientèle, il faut rester totalement sans le sou jusqu'on mois de Mai, époque des appointements. -- Aux de Janvier ne m'appartenant plus depuis Enikalé où j'étais obligé de m'endêter pour aller écrire quelque chose à Kertch. -- A Kertch, seul dans un hôtel garni j'oubliais mes souffrances de praticien inexpérimenté et toute la crasse d'un hôpital militaire, et je pouvais écrire avec une sensation de verkable bonheur. -- Vs voyes que je vs parle avec franchise et vs comprenez que j'ai raison? --
   Vs dites que vs ne desirez pas que je vienne chez vous parceque vs pensez que je me trouve mieux ici. -- Vs vs trompes, mon ange, je voudrais bien revoir beaucoup de personnes et d'endroits sans vs compter même vs qui, j'éspere bien ne doutez pas de mon amitié; mais comment faire. -- Revenir tel qu'on est parti, sans même avoir la consolation de penser quel'on a fait tout son possible pour améliorer sa position, -- valait-il la peine de faire tant de bruit et d'entreprendre un genre de vie tout à fait hors des habitudes antérieures? -- N'est-ce-pas? -- Si je ne réussis pas je saurais du moins ce que ma conscience peut me dire la dessus. -- Et ma conscience est un individu dont j'ai peur; vu mon amour propre plus que de tous les boulets et les balles du monde. --
   Je dois vs dire pour vs tranquiliser avant que les joumause ne vs racentent cette nouvelle, que l'on s'est battu ici; mais pour vs faire plaisir le destin a voulu que je suis à Porpatch, lorsque des chasseurs d'Afrique et des hussards anglais ont en une rencontre avec nos cosaques du Don et de la Mer Noir à 15 verstes d'Argine. -- La petite victoire était complètement aux cosaques, mais il y avait des blessés de l'un et de l'autre coté; on s'est récrié de ce qu'on a en la nonchalance de me trainer après le regiment 65 même lorsqu'il allait de reposer (à Porpatch) au lieu d'avoir un médecin aux avant-postes. -- Un colonel de l'état major qui dirige tout est bien connu avec un jeune médecin qui se trouve à Koulech-Metcheti à la têle d'un petit hôpital, c<'est> à d dans un petit village tatare encore plus laine de l'ennemi que Porpatch, ci c'est probablement cet amitié que fait que le jeune homme, à ce qu'on dit, sera expédié à Argine, pour avoir l'occasion d'être plus visible et moi je serai relégué à Koulech-Metcheti. Voyez vs comme le destin vs sert même malgré moi, car le trou en perspective ne me sourit pas particulièrement! Probablement pourtant Simpheropol me tirera de là. --
   Vs savez déjà pour sûr que Sebastopol n'est plus; Gortchacow l'a fait souter en l'air. Adieu, chère amie, pour cette fois. -- Porz vs bien et bénissez moi. Je vs embrasse. -- J'espère en vs sous le rapport de mon depart pour la Russie, mais ns ne parlerons encore de cela plus tard! Adieu! -- У тетушки целую ручку. -- Матрене и Григорию кланяюсь. --
   

Перевод с французского

   Спасибо, дорогой друг, за ваши письма, которые теперь приходят довольно регулярно. Я не всегда могу с точностью соблюдать нумерацию моих писем, как это делаете вы, проставляя номер в верху первой страницы; потому что беспорядочность кочевой жизни едва позволяет хранить вещи, уже не думая о сохранении их в порядке. -- Письма (которые я имею привычку хранить, как и прежде) засунуты то в ранец, то в книгу, то среди моих сочинений. -- Каждый раз, устроившись где-нибудь на неделю или 2, я привожу свои бумаги в какой-то порядок; но через 7 или 8 дней они снова вперемешку, и когда лагерь приходит в движение, мне остается только кричать своему деньщику: "Прежде всего береги бумаги! Даже если начнется перестрелка, если ты побежишь, бросай все, но береги мои бумаги!!" И слава Богу, ни один листок не потерян. -- Несмотря на беспорядок (который сейчас достиг крайнего предела, так как книги и бумаги битком набиты в кожаные мешки по причине моего обитания на холме под прикрытием камышового шалаша) -- я думаю, что ваше последнее письмо -- это No 31 от 22 августа. Вы по-прежнему тревожитесь за меня; я не стану больше говорить о незначительности опасности, которой подвергаюсь, потому что это бесполезно. -- Лучшее утешение, которое я могу вам предложить, это то, что я хочу оставаться в Крыму только до Рождества или до Нового года. -- Уезжать раньше этого срока я считаю неразумным. -- В пехотном полку (куда я пытаюсь теперь перейти) в центре Крыма (не в Севастополе, который вас пугает; Севастополя больше нет) я получал бы, как кажется, около 80 руб. серебром в месяц; таким образом я мог бы, если обстоятельства позволят, немного откладывать, чтобы найти место в военном госпитале в России, например, в Харькове, в Киеве; потому что в госпитале голодаешь, если не найдешь пациентов в городе. -- Я вспоминаю Еникале! -- А пока найдешь пациентов, придется сидеть без гроша до мая, когда платят жалованье. -- Январское мне больше не принадлежит со времен Еникале, когда мне пришлось влезть в долги для поездки в Керчь, чтобы кое-что там написать. В Керчи, живя один в меблированных комнатах, я забывал свои страдания неопытного врача и всю грязь военного госпиталя и мог писать с ощущением подлинного счастья. -- Вы видите, что я говорю с вами откровенно, и понимаете, что я прав?
   Вы говорите, что не желаете, чтобы я приехал к вам, потому что думаете, что здесь мне лучше. -- Вы ошибаетесь, мой ангел, я очень хотел бы снова увидать многих людей и многие места, даже не считая вас, ведь вы, я очень надеюсь, не сомневаетесь в моей дружбе; но что поделаешь. -- Вернуться таким, каким уехал, даже не имея утешения думать, что сделал все возможное для улучшения своего положения, -- стоило ли труда наделать столько шума и выбрать образ жизни, совершенно чуждый прежним привычкам? -- Не так ли? -- Если я не преуспею, я хотя бы буду знать, что об этом может сказать моя совесть. -- А моя совесть -- это особа, которой, из-за моего самолюбия, я боюсь больше, чем всех ядер и пуль на свете.
   Чтобы вас успокоить прежде, чем газеты сообщат вам эту новость, я должен сказать, что здесь было сражение; но к вашей радости судьба распорядилась так, что я оказался в Порпаче, когда африканские стрелки и английские гусары имели стычку с нашими донскими и черноморскими казаками в 15 верстах от Аргино. -- Казаки одержали маленькую победу, но с обеих сторон были раненые; здесь возмущались, что по беспечности, вместо того, чтобы иметь врача на аванпостах, меня потащили за 65 полком, хотя он отправлялся на отдых (в Порпач). -- Один полковник из штаба, руководящий всем, хорошо знаком с молодым врачом госпитального отделения, находящегося в Кулеш-Мечети, т. е. в татарской деревушке, еще более удаленной от неприятеля, чем Порпач; вероятно, благодаря этой дружбе молодой человек будет переведен, как говорят, в Аргино, чтобы иметь случай быть на глазах, я же буду сослан в Кулеш-Мечеть. -- Видите, как судьба вам угождает, даже наперекор мне, потому что ожидающая меня дыра не особенно мне улыбается! Впрочем, возможно, что Симферополь вытащит меня оттуда.
   Вы, несомненно, уже знаете, что Севастополя больше нет; Горчаков приказал его взорвать. На сей раз прощайте, милый друг. -- Будьте здоровы и благословите меня. Целую вас. -- Надеюсь на вас в отношении моего отъезда в Россию, но мы еще поговорим об этом позже! Прощайте. <...>
   

50

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

21 сентября 1855 г., Феодосия

   21 Septembre. Theodosie
   Vs voila de nouveau effrayée de me voir à Theodosie? -- Пожалоста, будьте покойны; если бы и был десант, они должны употребить несколько времени, чтобы дойти по берегу до города, а госпиталь при первом сигнале увезут; я же считаюсь больным и уйду с ним. -- Вот вам раз навсегда! -- В лагере меня заели мыши, погрызли шинель и не давали спать, надоело до смерти там жить; но на выручку пришла маленькая потайная лихорадка, и я, приняв ее очень радостно, отрекомендовался ею для новой поездки в Феодосию, покончив дела в полку, где меня несколько времени задерживали неспособные к полевой службе казаки; их надо было осмотреть, переписать, обдумать дело и -- наконец при рапорте представить высшему начальству. -- Полковник, которому я нарочно сказал о своем намерении оставить его полк для того, чтобы он после не обиделся моим секретным procédé, -- выпил в этот день (если не ошибаюсь, по случаю поста в день Воздвиженья) и трогательно пенял мне за подобное пренебрежение. -- Насилу я растолковал ему, что там втрое больше рационов и к тому же, что это еще не решен<н>ое дело и весьма легко может прийти отказ в переводе!... Наконец, он стал читать мне наставления для будущего моего вовсе не кстати, надоел и рассердил меня и потом, когда я уже сказал ему, что вообще не охотник до наставлений, велел запречь лошадей своих и отправил меня в Феодосийский Гошпиталь, где я и считаюсь, хотя для комфорта и уединения живу на вольной квартире и буду жить до прибытия ответа от Генерала-Штаб Доктора. -- Будет -- "да", -- поеду в Симферополь; "нет" -- вернусь к своим казакам или лучше сказать к безделью, к 32 р<уб.> сер<ебром> рационов и к водке (т. е. не столько пить ее, сколько видеть пьющих). -- Полковник с приятным жестом (он вообще выпивши становится элегантным) сказал, что я буду принят так же радушно, как и был, если получу отказ! Дай ему Бог здоровья. --
   Живу я у прежних хозяев, обедаю скромно в трактире и сегодня принимал хинин для полного успокоения совести. -- Вообще не скучаю. -- Погода прекрасная; читаю и гуляю на берегу. -- Жаль, что этот живописный городок так опустел! -- А Керчь была еще лучше; или, может быть, это мне так памятны редкие дни, которые я там проводил, приезжая из Еникале. -- Знакомых у меня в Феодосии почти нет; молодой доктор пруссак, бывший еникальский коммиссар, chicondart средней руки, но довольно добродушный (по-видимому) и приятный для беседы. -- Плац-адъютант с небольшим наростом за ухом. -- Впрочем, по приезде пил чай у главного доктора, худощавого человека из поляков, и красноречиво вторил ему в порицании тех из его соотечественников, которые опять некстати нападают на Россию и бранят ее; да и вообще я был очень любезен, во-первых, потому что давно уже при лагерной жизни не имел такого хорошего чая, как у него, и не ел свежего масла, да и хотел добыть позволения жить на вольной квартире! -- Нельзя же! -- Больше сказать на этот раз нечего. -- Прощайте, душа моя; будьте здоровы; я вчера видел во сне какой-то госпиталь, много больных и себя медиком в нем; между прочим и вы были больны; если верить народному толку, это к добру. -- Желаю вам веселиться в Москве по вашей собственной методе и по вашему вкусу и обнимаю вас. -- У тетушки целую ручки. -- Что ее кашель? --
   

51

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 сентября 1855 г., Феодосия

   24 сентября. Феодосия. Суббота.
   Сегодня я получил от вас письмо самого печального содержания; вы опять в тревоге за мою особу; не понимаю, отчего нет моих писем? все время не прекращал заведенного порядка и нынче пишу сверх комплекта под влиянием вашей записки от 10 августа. -- Что ж мне делать? -- Я не знаю, как вы, а я, право, почему-то не теряю надежды на Бога и думаю благополучно воротиться из Крыма. -- Теперь вы, конечно, уже получили то письмо, в котором я извещал вас о том, что подал прошение в Симферополь. -- Куда бы меня не назначили -- в полк ли, в Госпиталь ли, в самый ли Симферополь, в окрестность ли, -- все равно, я рад тому, что вы можете быть спокойнее; там везде столько войска и так еще безопасно, что жителей, купцов и раненых множество. -- Пока неприятель доберется до Симферополя (а это в самом худшем случае не может случиться скоро), все успеют выбраться. -- Тут уже им нельзя стоять под прикрытием своих судов и бить с них на целые версты в наши войска; придется идти в чистом поле на пролом! -- А вы, надеюсь, разочтете, что наша пехота ширма недурная для симферопольских жителей? -- Что касается до моего желания быть в полку, то хотите верьте, мой друг, хотите нет, а я прав, и вы верно согласитесь со мной, даже в отношении вашего собственного чувства (о своих расчетах я пока не говорю). -- Все равно в отношении рода службы, что полк, что Гошпиталь во всех войсках, находящихся под командой Горчакова. -- По причине большого количества раненых, -- младших медиков полковых прикомандировывают к подвижным гошпиталям, оставляя одних старших при полках, а вы сами знаете, что я старшим не могу еще быть, не имея даже чина! -- Зато эти младшие лекаря, которых штатное место в полку, получают рационы на три лошади и этими рационами живут; напротив, настоящие госпитальные, кроме жалованья, ничего не имеют, а я уже по опыту знаю, что значит одно жалованье! -- Вот, видите, большая тревога ваша, друг мой, была перед добром, т. е. для вашего материнского сердца и, конечно, для меня, так как мысль о вас больше всего смущает меня по временам. -- О последствиях служебных толковать заранее не стоит; -- это дело чистого случая; да и легко может случиться отказ! -- Там везде так много врачей! -- Что касается до перевода в Россию к зиме, то это предоставится вам, когда мои финансы позволят мне подобную поездку. -- Вы похлопочете в Петербурге; я, с своей стороны, быть может, сделаю что-нибудь. -- Вот, например, микроскопическая, но все-таки какая-нибудь подмога и попытка. -- Когда я еще был в Еникале, мне случилось не то чтобы лечить (это было невозможно), а наблюдать одного гипохондрика-солдата, который скоро умер и был мною вскрыт; случай был довольно редкий и любопытный; я написал об нем мемуар всего на полу-лист и прибрал его. -- Теперь обработал немножко и хочу послать в Военно-Медицинский журнал; вероятно, придется посылать через Департамент. -- Entre ns soit dit -- ведь это не беда воспользоваться случаем показать из себя человека наблюдающего, тем более, если действительно не пренебрегал возможностью улучшить свое знание? -- Кто знает -- быть может, заметят имя, и ваша просьба о переводе в Харьков или по крайности в Киев -- будет принята благосклоннее. --
   Вы спрашиваете: почему же не желать в Москву или, например, в Смоленский госпиталь? -- Друг мой, хотелось бы! -- Да разве можно соединить все? -- Чем жить в Москве? -- В губернском городе практика скорее приобретается; в Смоленске же нет Клиники; в Харькове и Киеве есть, и мне бы хотелось призаняться хоть немного женскими болезнями, акушерством и Судебной Медициной, которые, как вы помните, читаются на 5-м курсе и, следовательно, довольно плохо известны мне. -- Дело очень бы полезное для практики; а без университета почти невозможно обойтись для этих отраслей. -- Без него и труд, и расходы будут тройные! -- Только лучше, если моя откровенная беседа о надеждах и планах, которые могут и не сбыться, останутся между нами. -- Вам обо всем этом я могу говорить как себе; вы знаете, надеяться приятно и полезно; и вы будете надеяться вместе со мной. -- А другие пусть и не знают до времени! -- Т. е. до тех пор, пока придет время действовать и люди могут занадобиться нам. -- Прощайте, целую вас. -- Я совершенно здоров. -- Глупая лихорадочна, которая вздумала было посетить меня и привела меня снова в Феодосию, слава Богу, прошла, благодаря доброму приему хинина. -- У тетушки целую ручку; что она не напишет мне о своем здоровье сама. --
   

52

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

1 октября 1855 г., Феодосия

   1 октября. Феодосия.
   Ничего нового, chère maman! -- Завтра еду в Келеш-Мечети, о котором я уже Вам писал. -- Что будет -- не знаю. -- По крайней мере буду в хате; можно заняться. -- По здешним слухам, Крымские дела принимают новый оборот; Государь в Николаеве, и слышно о походе во Францию. -- Не знаю еще, как я буду настроен в подобном случае. -- С этими военными обстоятельствами нельзя делать никаких планов. -- Здоровье мое в удовлетворительном состоянии; но мне начинает сильно надоедать Восточная часть Крыма. -- От Генерала-Штаб Доктора насчет перевода в Симферополь еще не было настоящего ответа, а был вопрос, на чей счет я воспитывался. -- Я отвечал на запрос и жду решения. -- Вчера вечером было веселее обыкновенного. -- Дивертисмент был такого рода. -- В бухту забрались два неприятельские мачтовые судна, и многие (в том числе и я) уже полагали, что придется прогуляться пешком до наших лагерей с котомкой на спине, предоставив все остальные вещи во власть неприятеля. -- Народ собрался на берег бухты, на бульвар; но неприятель, кажется, сам был совершенно сконфужен и не стрелял в ответ на пальбу Феодосийской батареи. -- Они распустили наконец паруса и пошли в море, а мы вместе с другим медиком пошли пить чай; -- тем и кончился дивертисмент. -- По этому примеру вы можете судить, как род войны в нашей стороне невинен, и не тревожиться так. -- Прощайте; будьте здоровы и, сколько можете, веселее, а я целую вас и прошу Вашего благословения. -- Тетушку целую. --
   

53

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

7 октября 1855 г., Келеш-Мечети

   7 октября. Келеш-Мечети.
   Сейчас только устроился на новом месте, chère Theodosie! -- Келеш-Мечети есть центральный пункт нашего отряда и к большому материнскому торжеству вашему самый безопасный; чему доказательством служит и присутствие маленького лазарета, над которым я со вчерашнего дня главою, и артиллерийские тяжести и т. п. принадлежности ариергарда. -- Et vs avez le front d'assurer que vs prières sont celles d'une pécheresse! Насилу, насилу я нашел чистенькую татарскую хату; все занято офицерами, и, зная, что здесь придется, может быть, долго сидеть (пока Генерал-Штаб Доктор не решит вызвать меня в Симферополь), убрал свою комнату так, что в ней не скучно и не гадко. -- Настлал на глиняный пол войлок и ковер поверх рогожек; постель устроил из татарских тюфячков (они особого рода) в довольно уютном углу, а для занятий здешний командир, артиллерийский полковник Шестаков, предложил мне складные табурет и столик. -- Признаюсь, будь у нас малейшая возможность выиграть скоро что-нибудь на аванпостах, я бы пожалел об них; но, разочаровавшись в этом, я не прочь заняться 2--3 недели и насладиться чем-нибудь вроде комфорта; тем более, что я не отпрашивался, а сам начальник Штаба перевел меня сюда; по старому знакомству с прежним здешним медиком (тем самым юношей, которого à mon rire homérique Вы как-то напугались в Еникале) он захотел иметь его около себя. --
   Дня три тому назад я получил очень милое письмо от Варвары Платоновны; ее Nicolas тоже уехал; он ополченным прапорщиком в Черниговской губ<ернии>. --
   Больных у меня не больше 10; есть хорошая, не читанная еще медицинская книга; может быть, и вдохновение посетит меня немножко, а то что-то не писалось все время; вы знаете мою манеру задумывать 10 повестей разом; эта несчастная способность делает то, что конец любой какой-нибудь вещи пишется тогда, когда мысль или чувство сюжета уже остыли во мне. --
   Я еще не решил, чему приписать то, что я так мало печатал; лени -- нельзя; это не наука, для которой достаточно рассудка и труда; большому самолюбию, которое, удовлетворившись первыми похвалами и собственным сознанием, хочет в печати или много, или ничего; или наконец обстоятельствам: больной душе в России, множеству забот в Еникале, а по взятии Керчи, лагерному одеревенению разума.... Я знаю, что говорю о предмете, когда-то для вас враждебном, но, вероятно, теперь вы помирились с ним, увидав, как мало мешает он моей медицинской службе, и не будете осуждать даже внутренно мою эгоистическую болтовню. -- Ваш кабриолет все еще возит вас ("Вы все еще в университете?"). -- Дай Бог ему много лет еще за то, что он хоть развлекает ваше одиночество. --
   Вы говорите, что тетушка ездила в Ольхи и простудилась там. -- Кто же теперь в Ольхах? -- Посоветуйте ей попить каррагенского или морского моха (это все равно), он варится также с молоком, как и исландский (только его нужно класть втрое или вдвое меньше); и пусть она прибавляет немного в отвар Semen foeniculi; русского названия не помню, но это вроде аниса. -- Вы перепишите название и купите в Мосальске. --
   Засим целую вас крепко и прошу вашего благословения. Адрес старый. --
   

54

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

22 октября 1855 г., Келеш-Мечети

   Октября 22. Келеш-Мечети.
   Письмо ваше No 35 получил недавно. -- Вы удивляетесь, что здесь в августе осенние дни. -- Близость моря делает погоду очень непостоянной относительно температуры. -- Теперь, например, теплее, чем было тогда. -- Сегодня весь день ветер дул с юга, от Феодосии, и когда я поутру вышел из хаты, чтобы идти в госпиталь, меня так и обдало теплым воздухом. -- Что касается до дождливых дней, так их почти не бывает, сравнительно с Россией. -- Теперь у нас здесь с лишком 100 человек больных; потому что Врангель велел устроить тут вроде гошпитальной станции для всего отряда; отсюда мы сортируем больных и отправляем дальше хронических и самых трудных, и самых легких оставляем у себя. -- Пришла часть Калужского ополчения; мещовских тут нет. -- Между прочим Дмитрий Сергеевич Леонтьев. -- Вообще ратники вовсе мужики и, кажется, очень недовольны, что их потревожили. -- Как сказать Вам о себе, мой друг? -- Так себе. -- Здоровье ничего; а в душе ни скучно, ни весело; -- само собою разумеется, привлекательного в моей настоящей жизни нет; Госпиталь не может быть занимателен, потому что походный и беспорядочный; общества я тут не ищу; не с гарнизонными же франтами дружиться! Чаще всего бываю у Артиллерийского Полковника, который человек по крайней мере пожилой, не без способности приятно побеседовать, очень рассудительный и хладнокровный по-видимому; да еще обедаю ежедневно у смотрителя госпитального Назимова, потому что у меня нет кастрюли, а без кастрюли кушанье пахнет дымом, и я предпочитаю платить ему 7 р<уб.> 50 к<оп.> сер<ебром> в месяц, тем более, что он живет maritalement с какой-то молодой блондинкой из Симферополя и она готовит ему обед очень порядочно. -- Вот вам картина моей жизни. -- Je ne m'ennuie pas pourtant, parce que la journée est remplie, parce que je sais que c'est provisoire et avant tout parce que l'ennui m'a ennuyé à force de m'obséder à Moscou. -- Boris engraisse? On devait s'attendre à cela. -- Чего ему теперь! Живи себе; каждый год пойдут Борисычи маленькие; жена хорошенькая, смирная, жирненькая, да еще княжна! -- За все за это он долго от меня не дождется своих 20 руб. сер<ебром> !! Как же, чорт возми, я-то все не полнею! -- Au revoir, chère maman et amie; que Dieu vs garde et moi, je vs embrasse de tout mon cœur. Priez Dieu que mes plans réussissent; vs en serez contente; j'en suis sûr. -- Тетушку обнимаю. --
   

55

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

26 октября 1855 г., Келеш-Мечети

   26 октября. Келеш-Мечети. --
   Письмо No 36 сегодня получил. -- Пропускаю молчанием несколько ваших пунктов, которые не важны: о женихе Наташи Бул(аниной) и т. п. --
   Я не могу не ответить вам на ваше заключение о моих чувствах насчет перехода с аванпостов. -- Т. е. я и мог бы не отвечать, но, любя беседовать с вами, доставляю себе это удовольствие. -- Хотя вы и находите, что честолюбие est un sentiment ephèmere, и это мнение стоило бы опровергнуть тысячами доказательств; я избавляю вас на этот раз от диссертации; замечу только 2 вещи. 1-ая, что faute de mieux à present, faute de moyens d'occupations larges, faute de sentiment frais dans le cœur il faut donc faire quelque chose? 2-oe, что я нисколько не был огорчен своим переводом в Келеш-Мечети; напротив, как вы увидите из следующих моих писем, я был доволен этим покойным пребыванием как временным до ответа от Генерал-Штаб Доктора. -- Все же лучше, нежели в лагере в Порпачах, где кроме дружбы выпившего Полковника, холода и ливней ничего нет. -- Больных наших почти всех увезли в Карасу-Базар, только 50 человек осталось, да, говорят, что этот госпиталь совсем закроют. -- Тогда я поеду на аванпосты (тот лекарь попал в Арабат) или в Симферополь, если перевод состоится. -- Государь вчера должен был приехать в Симферополь, вместе с Константином Николаевичем, который, говорят, останется в армии. --
   У нас нет ничего военного. -- Что касается до моих надежд на вас в отношении перевода в Россию, то это, конечно, не денежные надежды. -- Если счесть все, что я прожил в течение этого года, то едва ли я буду иметь право считать себя беднее вас и потому могу ли позволить себе вас грабить; нет, я надеюсь на вашу поездку в Петербург и на ваши хлопоты в Департаменте, если только это будет нужно. -- Всего предвидеть ведь нельзя и надо соображаться с обстоятельствами. -- Чтобы ехать в город с удовольствием, надо иметь запас денежный по крайней мере на 4 на 5 месяцев и не менее 50 р<уб.> сер<ебром> на месяц и то будешь стесняться во многом. -- А когда они будут? -- Одна литература может дать, а я как нарочно совсем одеревенел. -- Прощайте, мой дружок, целую вас и прошу вашего благословения. -- Тетушку целую. -- Следующее письмо буду писать вам в Москву. --
   

56

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

4 ноября 1855 г., Келеш-Мечеть

   4 ноября. Келеш-Мечеть.
   На всякий случай напишу два небольших письма, одно в Кудиново, другое в Москву. -- Нового здесь только то, что госпиталь наш закроют и я, вероятно, стану опять казаком на аванпостах. -- Вообще довольно скучно, но особенно дурного нет ничего. -- Что-то вы поделываете? -- Я на вас надеюсь для поездки в Петербург зимою, если успею кончить к этому времени повесть, чтобы было чем жить в городе, когда вздумается перейти в гошпиталь; меньше 300--400 руб. сер<ебром> нельзя иметь в запасе; здесь живя находишь все лишения естественными и нимало не возмущаешься; а жить в городе без комфорта мне уже надоело во время моего пребывания в Москве!... Я не отчаиваюсь в приобретении никогда! -- У меня теперь 2 вещи; одна совсем готовая, другая почти, но я их не хочу еще посылать; je les garde pour un cas de detrèsse; car je les trouve au dessous de la possibilité que je sens en moi. -- En cas de défaite elles peuvent me donner jusqu' à 200 r(ub.) argent. -- La couronne doit me donner 240 r. arg pour acheter des chevaux, mais je me compte recevoir cet que vers le nouvel an; encore peut être il foudra dépenser une partie de cette somme d'avance pour se faire quelque chose dechaud pour l'hiver et pour avoir un cheval. -- Ainsi le passage (si le Departement le permet) ne peut s'effectuer qu' après le nouvel an. --
   Adieu donc, chère amie, je vs embrasse mille fois, faites moi le plaisir de conserver votre santé intacte jusqu' au moment de mon retour. -- Dites-moi toutes les particularités de votre existence; je lis vos lettres avec un plaisir bien sincere. -- Adieu, je vs embrasse. --
   

57

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

18 ноября 1855 г., Феодосия

   18 ноября. Феодосия
   Третьего дня вечером я приехал в Феодосию, потому что в Келеш-Мечети Гошпиталь закрыли и мне пришло предписание воротиться в полк. -- В прошедший раз я, кажется, Вам писал, что здешний комендант, узнав от меня, что я не прочь прикомандироваться на время к Госпиталю, обещал похлопотать об этом. -- Вчера поутру надел шпагу и пошел к нему за приговором. -- Вы можете себе представить, как приятно, получая по полковому положению 43 р<уб.> сер<ебром>, прожить в таком хорошем городке ненастные месяцы и вместо Полковника, сморкающегося в руку, водки и праздности иметь работу в хорошем госпитале, читать, жить в светлой комнате, а не татарской хате. -- На месяц, по крайней мере, на целый перемена будет чувствительна. --
   Прихожу, говорю, что отправляюсь в полк; он посоветывал мне сходить к Отрядному Доктору и сказать, что Комендант князь Гагарин желает, чтобы я был в Феодосии. -- Ну, скажите, -- прилично ли это сказать мне самому? -- Я прямо так и отвечал ему, поблагодарив его предварительно за его доброту и любезность. -- Только вдруг тут вмешался ополченный офицер Щербачов (московский; он еще за Лизой Кротковой приволакивался) и говорит: "Mais je pense, mon Prince, que vs pourriez le dire vs même à M-eur Усов (Доктор)". -- Комендант сейчас же сказал, что, конечно, может сказать и скажет. -- Словом, мне велено ждать 5 дней в городе до окончательного решения, и я очень рад, что почти не хлопотал, а главное, не кланявшись никому, могу рассчитывать на счастливое окончание этого дела. --
   Pour le moment je suis content; peut être perdrai -- je mon argent pour les chevaux; mais cela ne fait rien, la meilleure de choses c'est que je ne perdrai pas mon temps pendant tout Thiver, saison où l'homme est le plus disposé aux occupations. -- Voici la seule nouvelle qui ai de l'importance tant soit peu. -- Бог знает, впрочем, что будет; замечательно, что, не будучи ничем болен, я сейчас худею и бледнею от жизни в хате; тогда как летом в лагере я был совсем другой. -- Вот и говорите, что лагерная жизнь дурна для здоровья! --
   Недавно я получил ваше письмо, в котором Вы говорите, что получаете от меня разом по три письма. -- Это имеет свою хорошую сторону. -- Что касается до иронии, которую Вы умудрились отыскать в словах: желаю Вам в Москве веселиться по-своему, так ее, ей-Богу, там не было; а просто я желал Вам и желаю теперь. -- Опишите мне, в каком виде вы застали семейство Охотниковых, и вообще пишите подробнее; я всегда с удовольствием читаю ваши описания. -- Merci pour la petite branche de (пропуск в рукописи) rougit par l'automne que vs m'avez envoyé dans la lettre. -- Adieu, pour cette fois encore, chère amie; je vs embrasse de tout mon cœur et demande votre benediction. -- Adieu; portez-vs bien. -- Votre manière de penser au sujet de mon service à Moscou me plaît; j'avoue que vs avez raison de penser que je ne peux pas agréablement vivre dans une grande ville sans avoir les moyens de vivre très bien. -- Mais le fond de la chose est toujours ma chetive santé; il me paraît que le climat plus rude de la Russie moscovite ne pourra être pour moi qu'ensemble avec un genre de vie très confortable. Pour cette fois vs m'avez bien compris. -- Adieu, chère maman. --
   

58

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

23 ноября 1855 г., Феодосия

   <2>3 ноября. Феодосия.
   Вот я и ординатор в Феодосии; уже получил бумагу; только еще не назначали больных. -- Мороз сегодня у нас такой, что стекла в узорах; из чего Вы можете заключить, что все описания великолепного климата и теплой зимы относятся к одному Южному берегу; а в других местах можно точно так же превосходно страдать ревматизмом в холодные дни, как и в Москве. -- Вот и, chère amie, оттого так плохо пишу, что правый локоть безо всякой видимой причины разломился так, что шевельнуть нельзя! -- Ну это, однако, все пустое, а важное то, что делается у вас в Москве, в Кудинове, у Бориса, т. е. переехала ли к нему тетушка или нет. -- Сердцем желал бы я побывать в ваших местах, но напрасно Матрена и Григорий ждут меня зимою! -- Это ни в каком случае невозможно. -- Другое дело в конце весны; тогда подобная мысль может иметь вес, если б и война продолжалася. --
   Недавно, когда я еще по приезде из Келеш-Мечети жил в гостинице, случилось рядом же остановиться Ф. П. Соковнину. -- Вот счастливый человек. -- Передать все его выдумки и выходки в письме невозможно; много и нехороших, но все до того полны юмора и откровенного добродушия, что нельзя не умирать со смеху, слушая его. -- Об вас он всегда вспоминает: "Мать ты моя! -- Какая она полная, славная барыня!!" Он просил меня засвидетельствовать Вам его почтение. -- До свидания, мой дружок. -- Будьте здоровы; а я цалую вас и прошу вашего благословения. --
   

59

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

21 ноября 1855 г., Феодосия

   27 Novembre. Theodosie. --
   Меня, chère maman, прикомандировали к Феодосийскому госпиталю, по протекции здешнего Коменданта. -- Пока я, конечно, доволен; во-1-х, на зиму покойно, во-вторых перемена. -- Особенного ничего нет. -- Но у меня до вас есть просьба; если вам все равно, когда ни ехать в Петербург, так, пожалоста, подождите, пока я буду в состоянии, соображаясь с обстоятельствами, написать вам, как действовать; проситься ли в город и в какой именно. -- Мне кажется, что невозможности здесь нет никакой. -- Впрочем, делайте как вам удобнее. -- В последнем вашем письме Вы говорите, что напечатание медицинской статейки встретит затруднение по недоброжелательству пожилых людей к начинающим. -- Тревожиться и хлопотать о такой ничтожной статейке не стоит, и к тому же я вовсе не такого дурного мнения о петербургских редакторах; лишь бы статья была умна и не противоречила их медицинским мнениям, так они всегда напечатают. -- На этот раз до свиданья, сказать больше нечего. -- Целую вас крепко и прошу вашего благословенья. --
   

60

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

7 декабря 1855 г., Феодосия

   7 Dicembre 1855. Theodosie.
   Je n'ai presque rien de nouveau à vs communiquer, chère amie, si ce n'est que notre petite ville prend de plus en plus un caractère paisible. -- On dit que la famille du G<éneral> Wrangel et celle du commendant Gagarine vont arriver ici; on a fondé un petit club; et l'on pense même y danser 2 ou 3 fois par semaine, quoique le nombre des dames ne dépassera pas je suppose le chiffre de 15. -- Tout cela m'intéresse, comme vs le croyez bien, plus que médiocrement (vu que le present n'existe pas pour moi); mais je vs le dis pour vs prouver que la disposition des esprits est plus que pacifique à cause des circonstances qui ne sont rien moins que belliqueuses. 2 semaines de cela il y avait une rencontré aux avanpostes entre les cosaques de la Mer Noir et les Turcs. -- On a fait près de 35 prisonniers; la plupart blessés. Les turcs n'ont que la pointe de leurs sabres aigne, le reste n'est bon à rien; et c'est pour cela, dit-on, qu'ils ont perdu tant de monde. -- Je vs écris tout cela pour vs amuser un peu; car moi-même d'après mon habitude je n'ai que mes affaires un têle et tout le reste passe comme le vent devant moi. -- Adieu, chère amie, puisse Dieu vs conserver en bonne santé et en bonne humeur autant que c'est possible! Je vs embrasse bien tendrement et demande votre benediction. --
   

Перевод с французского

   7 декабря 1855. Феодосия.
   У меня почти нет новостей для вас, милый друг, если только то, что наш городок все больше принимает мирный вид. -- Говорят, сюда скоро приедут семейства Г<енерала> Врангеля и коменданта Гагарина; здесь возник небольшой клуб, и даже думают танцевать 2 или 3 раза в неделю, хотя я полагаю, что дам будет не больше 15. -- Как вы понимаете, все это не особенно меня интересует (ввиду того, что настоящее для меня не существует); я просто говорю вам это, чтобы показать, что расположение умов более чем миролюбивое из-за обстоятельств, которые совсем не воинственны. 2 недели назад произошла стычка на форпостах между черноморскими казаками и турками. -- Взяли около 34 пленных; в основном раненых. У турок только сабли остры, а прочее ни на что не годно; говорят, потому они и потеряли столько народа. -- Я пишу все это, чтобы немного вас развлечь; потому что у меня самого, как обычно, в голове только дела, а все прочее проносится мимо, словно ветер; -- Прощайте, дорогой друг, да хранит вас Господь в добром здравии и хорошем настроении, насколько это возможно! Нежно вас целую и прошу вашего благословения.
   

61

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

10 декабря 1855 г., Феодосия

   10 декабря. Феодосия. 1855 г.
   Что-то долго нет от Вас писем, chère maman? -- В последнем вы описываете мне разговор ваш с Александром насчет моего камердинера. -- Очень вам благодарен за то, что вы так твердо держите ваши обещания. -- Если Бог даст освободиться от военной службы посредством ли мира или иначе, он пригодится мне как очень порядочный повар. -- Другой ваш разговор с женщиной из Егорья гораздо занимательнее; но напрасно вы поддаетесь подобным впечатлениям; если уже верить какому-то соотношению между снами и жизнью, то надо допускать дело так, как его принимает простонародье, т. е. если эта женщина видела вас в чорном, то это перед добром. -- Я и сам готов допустить это. -- С истинной отрадой приехал бы я в наше Кудиново; я высосал из Крыма что мог, больше мне здесь надеяться нечего! -- Но это возможно только или в случае мира, или если бы меня отпустили по болезни в отпуск. -- Последняя штука, вы сами можете судить, как трудна! -- В Москве есть ваканции в Госпитале, об этом объявляли. -- Но Москва не Кудиново и отдыха не даст никакого. -- Итак, будем ждать обстоятельств, друг мой; быть может, будут такие, которыми мы воспользуемся. -- Мне сдается, что теперь мы бы ужились с вами очень мирно? -- Прощайте, друг мой, однако, на этот раз. -- Дай Бог, чтобы силы ваши и здоровье сохранились бы неприкосновенными до моего возвращения. -- Обнимаю вас и жду вашего благословенья.
   

62

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

14 декабря 1855 г., Феодосия

   14 декабря. Феодосия.
   Все по-прежнему, chère amie. -- Разве то ново, что снег лежит упорно и постоянно немного морозит. -- В греческих домах нет двойных рам; от этого за ночь комната холодеет так, что одна отрада спать и вставать в фланелевой фуфайке. -- Хочу раззориться и вставить по крайней мере в спальне. --
   Передо мной последнее ваше письмо от 11 ноября, уже из Москвы; -- 24 октября вы мне писали, что сбираетесь мало-помалу в путь. -- Тогда, рассчитывая на медленность сообщения, я написал два письма -- одно в Кудиново, другое в Москву и с тех пор адресовал уже на Пречистенку. --
   Несмотря на малочисленность вашего общества в доме Охотниковых и на вероятное однообразие тамошней жизни, я бы с величайшим удовольствием заглянул туда хоть на сутки, напился бы с вами кофе, а за обедом выпил бы стакан Лангорана, который мы пивали с Ермоловым и подтрунивали над ним. -- А здесь как бы выпил его! -- Известная дешевизна крымского вина не существует теперь. -- Порядочное белое вино, которое в Керчи было по 30 коп. бутылка (и надо заметить, что оно было гораздо выше русских белых вин), теперь здесь по рублю сер<ебром>. -- Не смеешь себе позволить пить его постоянно, несмотря на пользу, которая могла бы от этого быть. -- Сахар по 50 коп. сер<ебром> за фунт; обыкновенный французский хлеб 10 коп. сер<ебром> и т д. Деньги идут удивительно. -- Кстати об еде; я никак не могу понять, что вы хотели сказать вашим предостережением насчет обеда у Келеш-Мечетского Смотрителя? -- Ломал, ломал голову и предположил наконец, что вы считаете меня уже несколько приметавшимся к так называемой практичности (известного рода!). -- Успокойтесь или обеспокойтесь, пожалуй, таким я никогда не буду, пока у меня есть мозг в голове. -- Я ненавижу всякого рода сделки и сношения, в которых может быть хоть тень нечистого расчета!! --
   Просто себе обедал да и только за 7 р<уб.> 50 коп.; теперь он комиссаром здесь, и я с сегодня опять буду есть у него. -- Очень бы хотелось выписать Прокофья; тогда бы ел дешево и хорошо. -- Трудно только. -- Я все думал обойтись без слуг, на иностранный манер; и действительно привык в этот год многое делать сам, благодаря неопытности солдат; без слуг человек свободнее; это большею частью очень неприятно таскать за собою и волей-неволей посвящать во все свои тайны недоразвитое существо. -- Да заграницей другое дело; а при нашей русской жизни, при отсутствии аккуратности и комфорта, особливо в маленьких городках; на одну уборку комнат и беганье за хлебом в лавочку употребишь время, в которое бы прочитал или написал что-нибудь. --
   Однако до свиданья. -- Будьте же спокойны и здоровы, а я вас обнимаю от всей души. -- Прощайте. --
   

1856

63

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

5 января 1856 г., Феодосия

   5 января. Феодосия, 1856.
   Dans la dernière de vos lettres, chère amie, vs me dites que tante veux m'envoyer un peu d'argent. -- Il s'agit bien d'urt peu! Moi je vous vs dire autre chose et je me compte (un peu, si vs le préférez) en droits de le dire. -- Voilà déjà un an et 3 mois que je vs ai pas demandé de l'argent; mais pour le moment il faut le faire. Je ne vs prie pas de me le donner; ma seule et fervente priere est de trouver au plutôt possible 100 rb arg avec la promesse d'un paiement éxact au possible. -- Je dois recevoir dans 2 au 3 mois 250 rb à peu près pour l'achat des chevaux (c'est une loi générale pour tous les médecins qui quittent un hôpital pour un régiment comme je l'ai fait le printemps passé) et vs pensez bien que je ne voudrais pas vs donner des soucis par mon inexactitude à payer lorsque une si bonne somme sera entre mes mains! -- Il ne faut pas oublier que je veux faire tout mon possible pour vs être agréable et pour avoir ma conscience tranquille vis-à-vis de vs! -- Ce n'est pais Moscou -- où je n'avais pas un sou à moi; je pourrais payer; mais pour le moment ma position est une position assez originale, vu que depuis 2 semaines je mange, je bois, je chauffe mon poêle, je fuime sans avoir un kopeck dans un bourre! -- J'emprunte demain 25 rb avec la promesse de les rembourser au commencement de Février; 15 rb > s'en iront tout-de suite pour un paletot en gros drap de soldat, qui m'est indispensable vu que je n'ai rien à mettre et le reste suffira en attendant pour une existence modeste (jusque à Février). -- C'est que je viens d'avoir un Waterloo; -- dont je suis un peu cause moi-meme sans n'en repenter pourtant. -- J'ai un peu intrigué pour être attaché à l'hôpital de Theodosie, sans être exclu du régiment, qui me procurait (mesure moyenne) une 50 de Roubles) arg par mois pour la nourriture de trois chevaux imaginaires. Vs comprenez que la perspective de tout un hiver à la campagne sans travail, sans livres, sans société supportable me répugnait èxtrement; ajoutez le défaut d'occupations à l'Université au commencement du cours lorsque je ne voulais pas être médecin, -- les lacunes que ce défaut a laissé et que je veux combier à tout prix. Enfin Theodosie m'en donnait les moyens; mais, comme je n'ai pas voulu mendier dans notre Etat-major, j'ai tout laisse faire au Commendant qui m'arrangé la chose, mais qui n'a pu prévenir mon exclusion du régiment pour le passage complet à l'hôpital. -- J'ai présenté un rapport en disant que c'est un malentendu, cependant c'était déjà terminé et souscrû. -- Vs voyez que l'intention était bien bonne, et c'est pour cela que je ne veux pas désespérer. -- De ce pas j'écris encore à Краевский pour qu'il me donne aussi quelque chose; car il faut que j'ai absolument 150 ou 200 r au mois de Février. -- Je vs écris par l'extra et je ne doute pas que l'extra suivante les 100 r seront expédiés pour Theodosie. Adieu; il est déjà bientôt minuit (la journée je suis peu libre) je vs embrasse de tout mon coeur et je demande Votre bénédiction maternelle. Je vs remercie mille fois pour l'annonce de "Русский Вестник". Son rédacteur est M-r Катков, homme estimable au plus haut degré avec lequel je tacherai de renouver les rapports. --
   NB. Je ne suppose pas que la somme proposée par ma tante approche tant soit peu de 100 rb. -- Si par hazard c'est à elle que vs vs adressez (et j'y compte) pour l'emprunt, dites lui tout simplement qui je lui baise la main pour sa bonté et son souvenir, mais que le serieux de ma position me force de preferer un emprunt de 100 rb à un cadeau de 20 ou de 25. Je vs conseille de faire en sorte, que de pouvoir prendre par 25 rb dans 4 endroits; c'est plus facile et plus commode pour le paiement, car une personne peut attendre d'avantage et une autre moins. -- Vs pourez être sûre que que c'est bien à contre cœur que je m'adresse à vs dans un cas pareil; mais je ne sais (ou si vs le voulez je le sais très bien, mais cela serait long à raconteur et je vais voir mes malades) pourquoi mon cœur ne me fait la dessus aucun reproche! -- Adieu encore une fois. Je compte sur vs pour le mi -- Février et je remercie d'avance bien tendrement. -- Dieu donne que la nouvelle année apporte avec soi la paix et comme suite la jouissance de vs embrasser d'une manière plus positive que je ne l'ai fait depuis un an. --
   Est-ce que M-r Rotrophy n'aurait pas la complaisance de m'acheter séparément un tome de la pathologie de Canstatt ou de Wounderlich celui où l'on traite de maladies du foie et de la rate. Je suppose que les ouvrages de ces Allemands étant assez usités à Moscou, cela n'est pas impossible et cela me rendrai un service immense, car probablement je n'aurais jamais une autre occasion d'étudier la nature de ces affections, vu que ce sont les prédominantes dans le pays et chaque jour presque dépuis le 1er Janvier, nous trois, un Prussien et un autre jeune médecin ns faissons des autopsies. Cela ne contera pas chèr le livre. --
   

Перевод с французского

   Милый друг, в последнем письме вы говорите, что тетушка хочет мне послать немного денег. -- Именно немного! Но я сейчас скажу вам кое-что и считаю (отчасти, если вам угодно) себя вправе об этом сказать. -- Вот уже год и 3 месяца, как я не просил у вас денег; но сейчас необходимо это сделать. Я не прошу вас мне их дать; моя единственная и настоятельная просьба -- найти как можно быстрее 100 руб. сер<ебром> с обещанием по возможности точной уплаты. Через 2 или 3 месяца я должен получить около 250 руб. за покупку лошадей (это общий закон для всех врачей, переходящих из госпиталя в полк, как я сделал прошлой весной), и вы, конечно, представляете себе, что я не захочу своей необязательностью причинять вам хлопоты, когда у меня на руках будет столь значительная сумма? Не надо забывать, что я хочу делать все возможное, чтобы быть вам приятным и иметь по отношению к вам спокойную совесть! Ведь это не Москва, где я не имел ни одной собственной копейки; я смогу заплатить; но сейчас мое положение довольно своеобразно ввиду того, что уже 2 недели я ем, пью, топлю печь, не имея в кошельке ни копейки! -- Завтра я беру в долг 25 руб. с обещанием вернуть их в начале февраля; 15 руб. уйдут сразу же на суконную солдатскую шинель, которая мне необходима, так как мне нечего надеть, а остального пока хватит на скромное существование (до февраля). -- Дело в том, что недавно я пережил свое Ватерлоо, которому сам отчасти причиной, в чем, однако, не раскаиваюсь. -- Я затеял небольшую интригу, чтобы быть прикомандированным к феодосийскому госпиталю, не будучи исключенным из полка, который давал мне (в среднем) серебром рублей 50 в месяц на корм воображаемых лошадей. Вы понимаете, что перспектива целой зимы в деревне без работы, без книг, без сносного общества была мне крайне отвратительна; добавьте сюда пропущенные занятия в Университете в начале учебы, когда я не хотел быть врачом, -- пробелы из-за этих пропусков, которые я хочу любой ценой восполнить. -- Феодосия, наконец-то, давала мне возможности для этого; но поскольку я не хотел клянчить в нашем Штабе, то предоставил все Коменданту, который и устроил мое дело, но не смог предотвратить моего исключения из полка для полного перехода в госпиталь. -- Я представил рапорт, объясняя, что это недоразумение, однако распоряжение было уже принято и подписано. -- Вы видите, что намерение было очень доброе, и потому я не хочу терять надежду. -- Я тотчас пишу еще и Краевскому, чтобы он тоже дал мне что-нибудь; так как в феврале мне непременно нужно иметь 150 или 200 руб. -- Я пишу вам экстра-почтой и не сомневаюсь, что со следующей экстра-почтой 100 руб. будут отправлены в Феодосию. Прощайте; скоро полночь (днем у меня мало свободного времени); целую вас от всего сердца и прошу вашего материнского благословения. Тысячу раз благодарю вас за объявление "Русского Вестника". Его редактор -- г-н Катков, человек, в высшей степени достойный уважения, с которым я постараюсь возобновить отношения.
   NB. Не думаю, что сумма, предложенная тетушкой, хоть немного близка к 100 руб. -- Если вдруг вы обратитесь именно к ней (а я на это рассчитываю), чтобы взять в долг, то скажите ей просто, что я целую ее ручку за доброту и память, но что серьезность моего положения заставляет меня предпочесть заем в 100 руб. подарку в 20 или 25. Советую вам поступить именно так, а не брать по 25 руб. в 4 местах; это проще и удобнее для уплаты, потому что одно лицо может ждать больше, а другое меньше. -- Вы можете быть уверены, что я с большой неохотой обращаюсь к вам в подобном случае; но не знаю (или, если угодно, прекрасно знаю, но было бы очень долго рассказывать, а я иду осматривать моих больных), почему я не чувствую в душе ни единого упрека! Еще раз прощайте. Я рассчитываю на вас к середине февраля и заранее сердечно благодарю. -- Дай Бог, чтобы новый год принес с собою мир и, как следствие, удовольствие поцеловать вас более положительным образом, а не так, как я это делал в течение года.
   Не будет ли г-н Ротрофи так любезен купить мне отдельно том патологии Канштатта или Вундерлиха, в котором трактуются болезни печени и селезенки. Я полагаю, что поскольку сочинения этих немцев в ходу в Москве, то это возможно и окажет мне огромную услугу, так как у меня, вероятно, никогда не будет другой возможности изучить природу этих заболеваний, ввиду того, что они преобладают в этом краю, и с 1-го января мы втроем -- один пруссак и другой молодой врач -- каждый день делаем вскрытия. Книга стоит недорого.
   

64

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

12 января 1856 г., Феодосия

   1856. Янв<аря> 12-го. Феодосия.
   Il n'y a rien de particulier si ce n'est que j'ai voulu vs écrire dernièrement par l'extra, mais je l'ai manqué, car, étant très affair ce jour j'ai envoyé mon domestique à la poste et je ne saise pourquoi les messieurs qui s'y occupent ont voulu que je vienne prendre la quittance moi-même. Je suis rentré trop tardet la chose m'était plus possible. -- J'ai un peu de crainte pour vs à cause de cette lettre; je pense qu'elle prendra du temps pour parvenir jusqu'à Moscou. -- Sans parler déjà du contenu de la lettre, qui comme vs le verrez demande de la promptitude!? -- Je puis vs dire maintenant qui je vs dispense totalement pour le moment (sauf d'y revenir plus tard) dépenser à mes affaires lorsque vs irez à Petersbourg. -- Malheureusement je dois de nouveau me plier aux circonstances et rester ici. -- Je n'ai aucun moyen pour effectuer un long voyage et aucun éspoir d'en avoir avant l'été. Comment faire, comment faire!! C'est maintenant que j'ai compris ce que c'est que de subvenir soi-même à toutes les tristes nécessités qu'exige notre existence pour son soutien. -- Savez-vs, chère amie, qu'à quelques exceprions près par exemple à propos des gens крепостные, -- objet qui ns trouvera probablement toujours en désaccord, -- (et les exceptions dépendent, comme je le pense, du mauvais siècle où vs avez passé votre jeunesse) je commence à vs ressembler beacoup; je commence perdre même la fraîcheur de ce désespoir ou de cette bile qui me rendait si malheureux à Moscou; je ne desire pas de revenir à cet état; mais je ne nie pas qu'il avait ses moments pleins de feu, que j'ai perdu maintenant. -- Mais grâce à Dieu, la santé va possablement, et c'est le principale; je ne suis s'il faut trop s'inquiéter du restes? --
   Je ne sais pourquoi je suis en train de vs dire tantes les choses, qui me passent par la tête en ce moment. -- C'est probablement l'influence de la solitude de la nuit, qui n'est pas encore très avancée puis qu'il n'est que 9 heures; mais on se couche de bonheure autour de moi et lorsque je suis seul je retombe tout de suite plus ou moins dans la tristesse qui, comme vs le connaissez très bien est depuis longtemps enracinée dans moi. -- Voilà une lettre complement dénué de faits; mais à vrai dire il n'y en a pas qui soient dignes de description. -- Car des faites semblables ou suivants; hier j'ai passé ma soirée chez le commendent, aujourd'hui j'ai envoyé mon деньщик aux arrêts; après diner ns avons fait une autopsie etc. -- mentent -- ils d'être communiqués? --
   Adieu, adieu, chère amie; c'est bien triste de penser que j'ai perdu l'espoir de vs revoir ce printemps; mais c'est encore plus triste de vs ôter cet èspoir; car si cela m'afflige-moi, je puis bien croire que votre coeur de mère y sera encore plus sensible. -- Eh bien, attendans un peu; comment faire! -- Je vs embrasse et vs prie de me bénir pour cette fois aussi comme par le passé? -- Je ne sais pourquoi vos lettres ont cessé de se suivre aussi bien qu' auparavant. -- Il y a 2 semaine que je n'en ai pas. --
   

Перевод с французского

   Нет ничего особенного, если не считать, что прошлый раз я хотел написать вам экстра-почтой, но не вышло, так как будучи в тот день очень занят, я послал на почту слугу, и не знаю почему, но служащие там господа пожелали, чтобы я сам явился за квитанцией. Я вернулся домой очень поздно и не смог этого сделать. -- Я немного тревожусь из-за этого письма; думаю, оно не скоро придет в Москву. -- Не говоря уже о содержании письма, требующем, как вы увидите, спешки?! -- Теперь я могу вам сказать, что пока полностью освобождаю вас (при условии вернуться к этому позже) от мыслей о моих делах, когда вы поедете в Петербург; -- К несчастью, я опять должен подчиниться обстоятельствам и остаться здесь. -- У меня нет никакой возможности для длительного путешествия и никакой надежды на таковую до лета. Что поделаешь, что поделаешь!! Теперь-то я понял, каково самому заботиться обо всех печальных необходимостях, требуемых для поддержания своего существования. -- Знаете ли, дорогой друг, за некоторыми исключениями, например, по поводу крепостных, -- предмет, по которому мы, вероятно, никогда не придем к согласию, -- (а исключения, думаю, зависят от дурных времен, в которые проходила ваша молодость) я становлюсь очень похож на вас; я начинаю даже терять остроту того отчаяния или той горечи, которая делала меня таким несчастным в Москве; я не желаю возвращаться к тому состоянию; но не отрицаю, что тогда бывали моменты, полные огня, которые теперь я утратил. Но, слава Богу, здоровье в порядке, а это главное; не знаю, надо ли заботиться об остальном?
   Не знаю, отчего я говорю вам все, что сейчас приходит мне в голову. -- Вероятно, это влияние одиночества и ночи, еще не очень поздней, поскольку сейчас только 9 часов; но здесь рано ложатся спать, а когда я остаюсь один, то сразу впадаю в большее или меньшее уныние, которое, как вам прекрасно известно, давно укоренилось во мне. -- Вот письмо, совсем лишенное событий; но, по правде сказать, и нет таких, которые были бы достойны описания. -- Потому что такие события, как следующие или подобные им: вчера я провел вечер у коменданта; сегодня послал деньщика под арест; после обеда сделали вскрытие, и пр. -- разве они заслуживают того, чтобы о них сообщать? -- Прощайте, прощайте, милый друг; как грустно думать, что я потерял надежду увидать вас весной; но еще грустнее лишать вас этой надежды; потому что если это огорчает меня, то я вполне могу поверить, что ваше материнское сердце будет к этому еще чувствительнее. -- Ну что же, подождем; что поделаешь! -- Целую вас и прошу благословить меня и на сей раз, как прежде. -- Не знаю, отчего ваши письма перестали приходить регулярно, как раньше. -- Я их не получаю уже 2 недели.
   

65

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

25 января 1856 г., Карасу-Базар

   25 Janvier; 1856. Karasou-Bazar.
   Comme j'ai pris l'habitude de vs écrire le samedi, je comptais le faire aussi la semaine passé, en partant jeudi pour Karasoù, mais la route était affreuse; le voyage de 60 verstes a duré jusqu'à samedi soir et la poste est manquée. -- C'est par ordre que je suis ici; on avait besoin de médecin pour l'hôpital et comme j'étais de ceux qui n'ont pas de place fixe (vu que ma place veritable est à Enikalé) on m'a expédié; mais l'on m'a promisque ce n'est que temporelement et que pour le printemps je serai retour à Theodosia. -- Cet espoir me sourit certainement, car le climat de Theodosie, la ville elle même me plaisent en outre que j'ai là des gens assez bien disposes pour moi, tandis qu'ici je ne connais personne et la ville est degoutante. -- Dieu donne seulement que mon collègue Lotine (le jeune médecin d'Enikalé, dont ns avons parlé déjà 2 ou 3 fois) sait fait médecin en chef de notre отряд; alors l'affaire sera probablement arrangée, c<'est> à d sous le rapport du retour. -- J'attends avec impatience une lettre de vs. -- Il y a déjà un mois que je n'en ai pas. -- Quand aux cent roubles argent que je vs ai demandé j'y compte comme par le passé; je ne veux pas vs répétera combine ils me sont necessaires et combien de soucis je me donnerai pour vs les rembourser au plus vite; je sais que vs le ferez si c'est possible. -- Mais aussi je crais que c'est possible, car si vs avez l'habitude de donner à vos fils des cadeaux de 100 r pour leur marriage pour qu'il les dépensent en gants et autres choses semblables, vs pouvez me prêter cet argent pour un usage bien plus grave. --
   

Перевод с французского

   Поскольку я привык писать вам по субботам, то рассчитывал сделать это и на прошлой неделе, отправляясь в четверг в Карасу, но дорога была ужасная, поездка за 60 верст продолжалась до субботнего вечера, и я пропустил почту. -- Я нахожусь здесь по приказу; в госпитале нужен был врач, а поскольку я был из тех, кто не имеет постоянного места (ввиду того, что мое настоящее место -- в Еникале), то меня и отправили; но мне пообещали, что это временно и что к весне я вернусь в Феодосию. -- Конечно, это заманчивая надежда, потому что климат Феодосии, сам город мне нравятся, кроме того, там есть люди, неплохо ко мне расположенные, тогда как здесь я никого не знаю, а город отвратителен. -- Дай только Бог, чтобы мой коллега Лотин (молодой врач из Еникале, о котором мы уже говорили 2 или 3 раза) стал главным врачом нашего отряда; вероятно, тогда дело будет улажено, т. е. в отношении рапорта о возвращении. -- С нетерпением жду письма от вас. Уже месяц, как его нет. -- Что касается ста рублей серебром, которые я у вас просил, то я на них по-прежнему рассчитываю; не хочу повторять, как они мне необходимы и сколько хлопот я приложу, чтобы Вам их возместить как можно быстрее; я знаю, что вы это сделаете, если возможно. -- Но притом полагаю, что возможно, потому что если вы имеете привычку делать сыновьям свадебные подарки за 100 руб., чтобы они тратили их на перчатки и тому подобное, то мне вы можете их одолжить для более важного употребления.
   

66

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

1 февраля 1856 г., Карасу-Базар

   1 февраля 1856. Карасу-Базар.
   Надо вас вознаградить за все прошлое письмом подлиннее. -- Ваши все письма вот уже месяц не приходят ко мне; я приписываю это отчасти почте, отчасти беспрестанным переменам места, так что они, может быть, заразом отправлены в полк в то время как я поехал сюда. -- Вы все-таки пишите часто и прямо в Феодосию на адрес Аотина; это будет вернее, потому что он при Штабе. -- Бог даст вернусь в Феодосию, буду иметь удовольствие прочесть несколько нумеров разом; а то и он сюда перешлет. --
   Карасу-Базар скверный город, хотя летом должен быть очень живописен, потому что весь в садах; низенькие дома окнами на двор, узкие переулки, иногда до того, что только двум человекам разойтись при встрече, а уж рядом идти и думать нечего, точь-в-точь наш кудиновский коридор. -- Вообще всё точно так, как описывают восточные города; в переулках грязь такая, что я не видал нигде; едешь верхом -- все сапоги забрызгает; везде татары и армяне; войдешь на двор; двор довольно чистый, деревья, дом порядочный, а с улицы стена, стена и стена; -- в рядах все ремесла на открытом воздухе, тут же и фабрикуют и продают (конечно, кроме материй и т. п.); мясо, целые ободранные бараны висят под навесами, где ходят покупатели; собаки с окровавленными мордами грызутся вокруг вас за какую-нибудь кошку; все это бывает и в других городах, но здесь pêle-mêle; в том-то и штука; кругом города высокие холмы, а сам он в яме; и в госпиталь надо ходить через поле, -- всего версты три; в Москве бы оно и не заметно, а здесь грязная гора и самая неопрятность здания, где лежат больные, делает прогулку скучной. -- В таких походных лазаретах, где нет даже пола, как-то скучнее делать визитацию; в Феодосии госпиталь великолепный, и я было совсем привык там; начал было аккуратно вскрывать тела; хотел даже записывать кой-что из этих наблюдений, -- а тут вдруг: марш! -- Конечно, попавши в военную колею, надо ожидать подобного всегда; но согласитесь, что оно раздражает? -- Желал бы я знать, отчего ни сестра, ни Анна Павловна не отвечают мне; сестре я писал еще из Келеш-Мечети, в октябре или в ноябре -- не помню. --
   Не знаю, что говорят у Вас насчет мира; а здесь на него скоро рассчитывают; действительно была в газетах статья о том, что Россия готова принять прежние пункты конференции; до нас сюда доходят новости гораздо позднее, чем в Москву! -- Мне случайно пришлось на днях встретить в декабрьской еще Indépendance Belge множество важных новостей, о которых тут никто и не говорил; я-то не мудрено, что не знал -- газет не читаю теперь, ни иностранных, ни хороших из наших не попадаются в руку.... Да и Бог с ними au fond-mo! а главное -- мир, мир! -- Тогда опережу всех курьеров по Кудиновской дороге (и то, конечно, если деньги!!?). Adieu. --
   

67

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

16 февраля 1856 г., Феодосия

   16 февраля. 1856.
   Феодосия.
   Теперь я могу писать Вам решительно; потому что на днях подаю прошение в отпуск по болезни. -- Болезнь, действительно есть; лихорадка преследует меня постоянно; я об этом вам не писал прежде, чтобы вас по пустому не тревожить. -- В настоящее время ее нет, благодаря тому, что воротился из Карасу-Базарской командировки. -- Карасу-Базар город просто зараженный, грязный, в яме, и лихорадки там упорны до невероятия. -- Один переезд в Феодосию уже поправил меня. -- Конечно, если б я что-нибудь предвидел для себя здесь по службе, так не торопился бы так; месяц правильной жизни в Феодосии, хорошее вино, хинин, железо могли бы искоренить лихорадку; но я как-то заглох в отряде, случая никакого не было; дела клонятся к миру; а перемирие, кажется, будет наверное; значит ждать и терять по пустому время нечего. -- Вот почему мне нужны будут и деньги; отпуск, если я подам его на этой неделе, выйдет не раньше конца апреля, и если будет с чем выехать тотчас, то в мае вы можете ожидать меня в Кудиново. -- Дай Бог, дай Бог поскорее отдохнуть! -- Довольно этой бесполезно-бродячей жизни! -- Кажется, меня хотят возвратить в полк. -- Оно, правда, скучновато будет до тех пор, пока не оживится степь; ну, да зато экономнее; что ж делать, -- нельзя все соединить разом! Что же сказать вам еще, милый друг мой? -- Хочется к вам, хочется в Кудиново, буду ждать отпуска с нетерпением -- вот и все! -- А вы пишите по-прежнему, как я вам говорил, на имя Лотина в Феодосию; он будет доставлять мне письма туда, куда меня отправят. -- Об деньгах говорить нечего; если вы их достали, то они должны уже быть в дороге. -- Прощайте, милый друг мой; до близкого свидания, если Бог даст жизнь и здоровье. -- Прощайте, прощайте еще раз. -- Целую вас от всей души.
   

68

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

23--21 февраля 1856 г.,
Биюк-Хаджилар--Феодосия

   23 февраля, 1856. Биук-Хаджилар. --
   Нового ничего относительно моих обстоятельств нет; пятый день живу в ауле, в полку. -- По 19-ое марта назначено перемирие, и по окончании этого срока будет, говорят, решено все окончательно. -- Вчера получил ваше письмо от 18 декабря (!!!). -- Vs dites que vs attendez mes ordres à propos de votre voyage à Petersbourg? -- Je suppose que vs y avez déjà été, vu que mes lettres ne pouvaient vs indiquer aucune route à suivre pour arranges mes affaires. -- N'ayant pas d'argent en poche, n'en ésperant pas recevoir assez pour entreprendre un passage dans une grande ville (comme j'en avais le désir) je ne pouvais pas effectuer ce plan et je vs l'ai déjà dis à ce qu'il paraît. -- Maintenant il s'agit du semestre; je suis parvenu à faire quelques épargnes, je presente la supplique un de ces jours; la correspondence concernant cette affaire partira pour Petersbourg, ira jusqu'à l'Empereur; mais comme on me l'a dit ici, des démarches particulières non seulement ne seront pas de trop; mais élis rendrons certaine l'heureuse issue de chose. -- Par consequent, si vs n'avez pas encore été à Petersbourg -- faites ce qui vs trouvérez bon pour faciliter notre entrevue; en cas contraire, -- il n'y a rien à parler; votre argent est dépensé pour le voyage et il ne me reste que la force de ma suppliqué. -- Que la correspondance arrive après vs, cela ne fait rien, les gens seront tout-de-même prévenus et s'il veulent faire-ils feront! -- En tout cas ne vs dépêchez pas; si je dis un de ces jours, -- c'est pour dire bientôt; mais j'ai envié d'attendre jusqu'à 19 Mars c<'est> à d jusqu'à la fin de l'armistice pour savoir mieux à quoi m'en tenir; car si par hazard la paix est conclue, peut-être pourra-t-on partir sur le champ. -- Pour terminer -- cette lettre permettez-moi de féliciter nou pas vs, car vs n'aimez pas les félicitations, mais de me féliciter moi-même avec le 24 Fevier, jour qui vs va parrait au monde (pour ma consolation à dater de mon retour -- je veux bien l'esperer). -- Adieu, chère amie, que Dieu vs garde en bonne santé et en bonne humeur. --
   NB. 25 февраля. Как нарочно вчера поднялась такая вьюга, что ни самому ехать в Феодосию на почту, ни козака послать. -- Хочу завтра ехать. --
   27 февраля. Феодосия. -- Получил от вас 2 письма; одно с деньгами, merci. -- Отвечать буду и в Петербург и в Москву. --
   

Перевод с французского

   <...> Вы говорите, что ожидаете моих распоряжений по поводу вашей поездки в Петербург? Я полагаю, что вы уже там побывали, поскольку мои письма не могли вам указывать, каким путем устраивать мои дела. -- Не имея денег в кармане, не надеясь получить достаточную сумму, чтобы затеять перевод в какой-нибудь большой город (как я желал), я не мог осуществить этот план, и я вам, кажется, уже сказал об этом. Теперь речь идет о полугодовом отпуске, мне удалось немного сэкономить, на днях я подаю прошение; переписка относительно этого дела пойдет в Петербург, поступит к Государю; но, как мне здесь сказали, частные хлопоты не только не будут излишни, но обеспечат удачный исход дела. -- Следовательно, если вы еще не ездили в Петербург, -- сделайте то, что найдете полезным, чтобы облегчить нашу встречу; в противном случае -- не о чем говорить; ваши деньги истрачены на поездку, а мне остается только уповать на прошение. -- Ничего, если переписка дойдет после вас, все-таки люди будут предупреждены и если захотят сделать -- сделают! -- В любом случае не спешите; если я сказал -- на днях, то это значит -- скоро, но мне хочется подождать до 19 марта, т. е. до окончания перемирия, чтобы знать, как поступить; потому что если вдруг будет заключен мир, то может быть можно будет немедленно уехать. -- Чтобы закончить письмо, позвольте поздравить не вас, так как вы не любите поздравлений, но поздравить меня самого с 24 февраля, днем, когда вы появились на свет (для моего утешения, считая со дня моего возвращения, -- очень хочу на это надеяться). -- Прощайте, милый друг, да хранит вас Господь в добром здравии и хорошем настроении. <...>
   

69

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

6 марта 1856 г., Биюк-Хаджилар

   6 марта 1856 г. Биук-Хаджилар.
   Сегодня, часа три тому назад, воротился я из одного аула верстах в 50 от нас, где я провел двое суток с больным офицером нашего полка; он переломил себе ключицу. -- Погода скверная тем, что на возвратном пути (прямо от вас!) дует сильнейший зимний ветер; снегу, однако, уже нет давно и мороза настоящего нет, так что я, отправившись в тулупе и двойном сером пальто верхом, остался очень доволен. -- Трудно выразить, насколько свежий воздух и верховая езда после долгого сиденья в хате обновляют меня всякий раз! -- Жаль лошади нет своей, а покупать не стоит; деньги нужны теперь. -- Искал двух ваших писем последних в бумагах и, перебирая их, навел на себя грусть; видишь исписанной бумаги много, много положено дорогого сердцу туда, а конченного ничего еще нет! -- Так как вспомнишь, что уже 26 год пошел, как-то словно страшно станет, что ничего капитального еще не сделал. -- Нет, нет, надо ехать домой, и посвятивши целый год тишине и свободе, написать что-нибудь определительное, которое могло бы мне самому открыть, до какой степени я силен и в чем именно слаб!! А там что Господь Бог даст. --
   Вчера послал в Феодосию козака за свидетельствами и как получу их, так подаю в отпуск сейчас же. -- Судя по последним словам вашим, я считаю вас в Петербурге. -- Это прекрасно; а то в случае возобновления войны, нашего брата, пожалуй, и не пустят без частных ходатайств. -- Я надеюсь на вас; Крубер, должно быть, может иметь на это влияние, и еще лучше Аренд по связям его и по положению Лейб-Медика. -- 25 раз благодарю вас за деньги; у меня есть 2 небольшие литературные работы; повесть, которая почти кончена, и драма, которой 2-ое действие совсем даже переписано и было приготовлено для отправки Краевскому, как залог на получение вперед денег; узнав же от вас, что вам нужны деньги для уплаты 75 руб., я предпочел посвятить еще неделю окончанию повести, так как тогда деньги будут верные и я напишу, чтобы их доставили вам, а за образчик может он дать и не дать. -- Кроме того, так как в неделю будет время обдумать шансы, то, быть может, я пошлю эту повесть в "Русский Вестник" Каткову; придумаю поручить кому-нибудь условиться с ним и доставить 75 р<уб.> на Пречистенку Анне Павловне для раздачи кредиторам. -- Катков как человек несравненно деликатнее Краевского и, взявши вещь, верно не заставит себя ждать уплатой. -- Одним словом, сделаю, что могу, а вы только хлопочите об отпуске; довольно этой жизни; попробуем другой! -- Вы пишете еще, что Ротрофи не берется купить монографию о болезни печени, но при бродячей жизни, которую я неожиданно стал вести с января, оно и кстати. -- Это все не уйдет, была бы сила телесная, да деньги, а остальное более или менее зависит от человека. -- Целую вас крепко и прошу вашего благословения. -- Прощайте, прощайте, милый друг мой. -- Будьте здоровы. -- Я в степи поправился опять. --
   

70

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 марта 1856 г., Феодосия

   24 марта. Феодосия
   Я нарочно пропустил одну неделю, чтобы можно было написать вам из Симферополя, куда меня требует Генерал-Штаб Доктор на службу в Госпиталь. -- Я недавно приехал в Феодосию, чтобы взять руками оба обещанные мне свидетельства о болезни, как вдруг узнаю, что ходатайство здешнего начальника Штаба о том, чтобы меня в Карасу-Базар не возвращали по причине дурного тамошнего воздуха, разрешилось предложением Симферополя вместо Карасу-Базара. -- Предписание уже в полку, но я уехал вперед, чтобы недоброжелатели мои феодосийские не успели бы переделать и упечь меня в Арабат, где можно умереть со скуки и голода. -- К несчастию, в день моего отъезда из полка прибыл туда для смотра Инспектор и мои бумаги не высылают третий день. -- Я жду их с нетерпением, тем более, что манифест о мире будет читаться послезавтра (так говорят все), и я, конечно, посоветывавшись с людьми знающими, тотчас же по приезде в Симферополь стал бы выбирать отпуск или отставку прямо. --
   Поскорей бы отсюда; в этом отряде я сумел себя очень неприятно поставить, -- как и почему? -- я объясню вам это, когда увидимся, но можете быть уверены, что причиной этого не служба, а частные дела, в которые здесь по малолюдности и безделью мешается даже всякий начальник. -- Из Симферополя скорее освободишься, я думаю. -- Получил от вас разом 4 письма, одно от марта из Петербурга, -- другие из Москвы от января (!!). -- Благодарю вас за милые подробности, которыми вы их наполняете; сказал бы и сам больше, да, признаюсь, эта задержка бумаг выводит меня из себя и я не в настроении духа говорить. -- Постарайтесь же приготовить мне помощников для отставки или отпуска. -- Прощайте, друг мой, будьте здоровы. -- Целую вас крепко. --
   

71

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

20 апреля 1856 г., Симферополь

   20 апреля. Симферополь.
   Сегодня пришло письмо ваше из Петербурга от 16 марта. -- Насчет лихорадки моей не беспокойтесь; ее нет уже давно, и я с началом весны опять поправился. -- Все еще медлю выбором между отпуском и отставкой; боюсь торопливостью испортить дело. -- Говорят, что отставка легче. -- Увидим. -- Мне еще не выслали из полка бумаг, и я жду их для получки денег; тогда буду проситься в Бахчисарай на пару суток; -- Генерал-Штаб Доктор живет там. -- Если увижу, что нельзя ехать прямо домой на 28 дней, а надо ждать петербургского решения, тогда подам в отпуск на Южный берег до окончания..... Как бы хорошо было, если бы отпустили на 28 дней и я приехал бы к вашим имянинам полюбоваться на кудиновскую сирень! -- Да плоха надежда. -- Многие полки уже пошли в Россию. -- Союзная армия тоже мало-помалу оставляет Крым. --
   Соковнин хочет писать в Петербург Любовь Николаевне Леонтьевой, что во французских газетах напечатана статья о неустрашимости одного русского при Китенской пристани на берегу Азовского моря (там стоял наш полк в июне месяце); что 3 английских парохода напрасно старались сбить его со скалы, на которой он уже давно стоял верхом неподвижно; что в подзорную трубу можно было рассмотреть его медицинскую форму, но больше ничего не было видно; казаки убежали; и что пароходы par dépit бомбардировали деревню Атмонай. -- Вы, конечно, угадываете, что этот медик был я; он еще прибавляет, что я ранен пулей в щеку, потому что осенью у меня на щеке был нарыв и я должен был его разрезать, вследствие чего осталась ямочка. -- Молодость души этого человека удивительна. -- Англичане продолжают гулять по Симферополю и перестали даже занимать глаза; народ уже не ходит за ними. -- Французы попадаются редко. -- Симферополь не нравится мне; толпа народа; город как наши губернские, но грязнее; дороговизна; одна комната окнами на двор стоит 25 руб. сер<ебром> в месяц; везде жиды (которые здесь, впрочем, довольно приличны видом). -- Прощайте, мой милый дружок; молите Бога о моем возвращении; ваши молитвы будут верно лучше моих; пора приняться за дело; да и то сказать, мне уже 26-ой год (ужас берет!!!!), а я еще не носил хорошего штатского платья, которое ко мне так идет!! Не больно ли это? -- Целую вас. --
   

72

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

27 апреля 1856 г., Симферополь

   27 апреля 1856. Симферополь.
   Что сказать вам на этот раз? -- Ни хорошего, ни дурного ничего нет. -- Ни от кого не добьешься толку о том, что делать для скорейшего разрешения отпуска. -- Один говорит, что я служить вовсе теперь не обязан казне, другой, что медику трудно вырваться и т. п. Конечно, чужую болтовню слушать нечего, а только не мешает собрать сведения заблаговременно, чтобы между вздором выбрать что-нибудь полезное. -- Как бы хорошо было, если бы до разрешения окончательного отпустили бы на Южный берег! -- Все эти госпитальные физиономии, доктора, фельдшера, комиссариатские надоели до невероятия! -- Кстати же и больных у меня нет теперь; я отлучался на двое суток с разрешения Главного лекаря; прихожу назад: смотрю, в моих палатах какой-то скромный врач с бельмом на глазу; на эти два дня ему дали моих больных. -- Я к главному доктору: дескать -- что мне делать? "Отдохните, говорит; у нас фельдшеров на медиков не достает!" -- Дать одного двум медикам; надо обоим в одно и то же время.... как разделить его? -- Так и гуляю. -- Прощайте, милый друг. -- Целую вас и прошу вашего благословения. --
   

73

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

14--17 мая 1856 г., Симферополь

   14 Mai. Dimanche. 1856. Simpheropol.
   C'est avec un sentiment de veritable bien être que je prends aujourd'hui la plume pour vs communiquer mes pensées, chère amie. -- Je suis parvenu à trouver un logement tel que je le désirais depuis près d'un mois et demie. -- C'est tout à fait hors de la ville, presque au champ, dans un petit jardin, appartenant à une bonne famille allemande, composée d'un vieux père, ex-precepteur de dessin au gymnase et des deux filles, veuves sur le retour. -- Après un mois de dépenses sans agréments, d'ennuis dans un подворье où j'étais obligé de loger pour ne pas payer tout-de suit argent-comptant, enfin après avoir été obligé d'entrer à hôpital pour manger (le regiment a tardé avec l'envoie de mes papiers et sans ces papiers on ne reèoit pas ni gages ni autres choses), -- j'ai fini par trouver ce que je desirais à force de perseverance et à force de l'argent qui m'est à la fin parvenu de la couronne. -- Lorsque je pourrai de vive voix vs raconteur tout cela ns rirons ensemble de tragi-comique de ma position, où j'étais parvenu à ne pas diner pendant 2 jours et où entre autre je suis entré exprès dans la chamber des médecins de service à l'hôpital pour y voler un peu de pain blanc, préparé toujours pour l'usage de ces messieurs. -- Vu que la chose n'était pas de ma faute, mais causée comme je vs l'ai déjà dit d'un coté par l'absence des papiers, et d'un autre par le haut prix de tout objet vital à Simpheropol, -- je m'en souviens avec plaisir; vraiment le destin est bien bon de vouloir me prouver toutes sortes d'aventures. -- Le n'ai (maintenant que la paix est conclue je puis vs l'avouer sans vs émouvoir) qu'à m'en plaindre au sujet de 2 escarmouches qui ont en lieu près de Kertch l'année passé sans que j'y soit présent. -- Pour toutes autres horreurs et plaisirs de la guerre, -- j'en ai une idée, même j'en ai assez. -- Il est temps de revenir à l'état normal d'un homme de cabinet. -- Vs voyez bien, chère amie, que l'air vivifiant d'une belle matinée de Mai au milieu d'un jardin fait son effet. -- Je suis en train de bavarder et même de rire à propos de tout! --
   A propos de mon retour ne craignez rien. -- De cette ou d'autre manière j'atteindrais mon bût. -- Hier on m'a apporté votre lettre de 25 Avril où vs dites que probablement je me suis fait des ennemis à Theodosia et qu'ils me feront, (пропуск в рукописи. -- Ред.). Vs vs trompez, chère amie, je n'ai blessé au attaqué personne. -- Le genre de vie que j'y menais était très retiré et c'est l'oisiveté et autres petitesses de la nature humaine qui ont été causes de commérages répandus sur mon compte. -- Ces gens pourtant m'ont rendu des services et peut-être m'en rendrais encore si je le voulais. -- C'est cette manière de (пропуск в рукописи) dans les affaires d'autrui qui m'a rendu désagréable le séjour de la charmante petite ville. -- Voilà ce qui je voulais vs dire en disant: я неприятно себя поставил в Феодосии. -- Ns en reparlerons à Koudinowo. -- Voilà où en est maintenant l'affaire de mon semester:
   1.) On ne peut pas presenter la supplique droit au department de la médicine et ne dépendre que de Крубер en ce cas; il faut commencer par le médecin en chef de l'hôpital d'ici et puis cela ira gradativement jusqu'à le général en chef qui termine l'echelle sans la participation de Petersbourg. -- 2.) Outre les cris de mon estomac affamé -- qui m'appelait à me dire malade pour manger le pain de la couronne, j'avais un autre bût -- c'était de prendre un certificate du médecin, qui y dirige. -- 3.) Hier j'ai écris à Theodosia et à Karasou-Bazar pour avoir des certificats de là. -- 4.) Ces deux certificats doivent selon mon idée servir de base au certificate d'ici pour dire que la fièvre s'est renouvellé plusieurs fais durant l'année. 5.) Si par hazard le general en chef ne me laisse pas partir, -- je fais autre chose: j'écris à Крубер de me faire passer à l'hôpital de Smolensk, si le semestre est impossible vu la réponse negative de général en chef; -- et certes cet hôpital sera tout simplement à Koudinowo! 6.) Ces choses vont vite maintenant et la réponse ne dait pas tarder; mais une fois le papier en main -- je me baignerais un peu à la Côte de Sud et pour le mois de Juillet -- vs n'aurez qu'à preparer mon appartement et à l'arranger de la manière la plus confortable. -- Voilà tout. C'est assez pour aujourd'hui, la poste ne part que dans deux jours. --
   17 Mai. Je vais de suite à l'hôpital pour reprendre le service (car je me disais donc malade) en cas que si le médecin en chef me permet de me reposer encore un peu. Je ne le reprends pas. -- Le Général en chef ayant expressément défendu à tous les officiers de se faire traiter au logé -- ou ne peut pas me permettre de le faire officielement. -- Mais je l'aimerai mieux, car j'ai beacoup de choses à faire à la maison; il faut premièrement finir le drame et le copier pour l'envoyer à Катков; outre cela j'ai envie de profiter d'un temps libre pour faire des observations cadavériques sur la diarrhée presque incurable qui regne toujours dans ces parages (et -- chose remarquable -- exclusivement parmi le peuple et les soldats; jamais un homme titré n'y succombe; -- c'est la nourriture qui cause la difference je suppose; le soldat parvient toujours à faire quelque éscapade antihygiénique tantôt avec le квас, tantôt avec le борщ etc.). -- C'est une maladie rare dans le climat muscovite, peut-être même n'y existe elle pas du tout dans cette èspèce de forme; mais ici c'est autant ordinaire que la phtisie véritable y est rare. -- J'ai déjà fait le premier pas en invitant un feldcher très intelligent à me servir d'aide. -- Vs me pardonnez certainement le retard des 50 arg; que voulez vs qu'on y fasse! -- Les voyage prennent tant d'argent et gâtent tellement tous les objet de l'usage journalier, que l'argent coule entre des doigts -- d'une manière totalement imperceptible. -- Et puis il n'y avait aucune possibilité de traivailler pour achiever le drame jusqu'à ce jour; hier je m'en suis de dommagé en consacrant toute la matinée à cet ouvrage. --
   Les hôtes de ma nouvelle habition sont de bonnes gens, véritablement. -- Le vieux peintre est un homme à lumières comme 2 ou 3 conversations me l'ont prouvé. Vs croyez bien que je ne me gêne pas de parler allemande à tout bout de champ! -- Les arbres patout sont en fleurs et le matin cela sent au jardin tout justiment comme à Koudiniwo au mois de Mai. -- Hier j'ai fait un petit somme au jardin après diner et je vs ai vu en souge avec une petite barbe à la franèaise et une casquette juste comme celle des troupes franèaises. -- Les allemandes disent, что это вам прибыль. -- Je vs ai dit à ce qu'il parait tout ce qu'il y avait de plus interessant; Simpheropol est une ville qui ne me plait pas trop (les jardins exceptés). -- Je trouve pourtant, que pour s'établir quelque part en Russie il n'y a de bon que Moscou (Petersbourg est méprisable pour son climat antipulmonal), les velles allemandes et suédoises de la Mer Baltique (que je n'ai jamais vu) et les petits ports de la Crimée: Керчь, Theodosia, Jalta; en général un port de mer c'est quelque chose de particulier; on n'y gagne jamais ces habitudes chinoises qui caractérisent nos villes d'interieur. -- Il y a beaucoup d'Anglais qui viennent ns observer de Balaklawa; pour les Franèais j'en ai vu très peu; et je n'ai fait connaissance qu'avec un seul: on dit qu'ils manquent d'argent et un Franèais à Theodosia a fait la remarque que "les officiers franèais étaient plus visibles à Sebastopol et les anglais à Simpheropol". -- Adieu donc, je vs embrasse très passiamment et vs prie de me donner votre bénédiction. -- J'embrasse ma tante. --
   

Перевод с французского

   14 мая. Воскресенье. 1856. Симферополь.
   С чувством настоящего душевного покоя берусь я сегодня за перо, чтобы высказать вам, дорогой друг, свои мысли. Мне удалось найти квартиру, какую я желал уже около полутора месяцев. -- Это совсем за городом, почти в поле, в небольшом саду, принадлежащем доброму немецкому семейству, состоящему из старика-отца, бывшего учителя рисования в гимназии, и двух вдовых дочерей не первой молодости. -- После целого месяца малоприятных расходов, скуки в подворье, где я вынужден был жить, чтобы не платить сразу наличными, после того, наконец, как мне пришлось пойти в госпиталь, чтобы поесть (полк долго не присылал мои бумаги, а без этих бумаг не получаешь ни жалованья, ни прочего), -- мне удалось в конце концов найти желаемое благодаря настойчивости и деньгам, наконец полученным из казны. -- Когда я смогу лично рассказать вам все это, мы вместе посмеемся над моим трагикомическим положением, когда я дошел до того, что 2 дня не обедал и, между прочим, нарочно вошел в комнату дежурных врачей госпиталя, чтобы украсть немножко белого хлеба, всегда приготовленного для этих господ. -- Ввиду того, что это произошло не по моей вине, а, как я уже вам сказал, из-за отсутствия моих бумаг, с одной стороны, а с другой из-за дороговизны всех жизненных припасов в Симферополе, -- я вспоминаю об этом с удовольствием; право, судьба очень добра ко мне, посылая разного рода приключения. -- Я только сожалею (теперь, когда мир заключен, я могу в этом признаться, не волнуя вас) по поводу двух перестрелок, имевших место возле Керчи в прошлом году без моего участия. Относительно всех прочих ужасов и удовольствий войны -- я имею о них представление, с меня довольно. -- Пора вернуться к нормальному состоянию кабинетного человека. -- Вы видите, милый друг, что живительный воздух прекрасного майского утра в саду оказывает свое действие. -- Я готов болтать и даже смеяться по всякому поводу!
   Относительно моего возвращения не беспокойтесь. -- Так или иначе я достигну своей цели. -- Вчера мне принесли ваше письмо от 25 апреля, в котором вы говорите, что я, вероятно, нажил себе врагов в Феодосии и что они сделают мне (неприятности). Вы ошибаетесь, милый друг, я никого не оскорбил и не задел. -- Образ жизни, который я там вел, был очень уединенный, и только праздность и прочие слабости человеческой природы стали причиной сплетен, распущенных на мой счет. Впрочем, эти люди оказали мне услуги и продолжали бы оказывать, если бы я захотел. -- Именно эта манера (вмешиваться) в дела ближнего сделала неприятным мое пребывание в этом прелестном городке. -- Вот что я имел в виду, говоря: я неприятно себя поставил в Феодосии. Мы еще поговорим об этом в Кудинове.
   Вот как обстоит теперь дело с моим полугодовым отпуском: 1.) Нельзя подавать прошение прямо в медицинский департамент и зависеть в этом случае только от Крубера; надо начинать с главного врача здешнего госпиталя, а потом это постепенно дойдет до главнокомандующего, который решает дело без участия Петербурга. -- 2.) Кроме требований моего голодного желудка, призывавшего меня сказаться больным, чтобы есть казенный хлеб, у меня была другая цель -- получить свидетельство от врача, который там управляет. -- 3.) Вчера я написал в Феодосию и в Карасу-Базар, чтобы получить свидетельства оттуда. -- 4.) Два эти свидетельства должны, как я задумал, послужить основой для свидетельства отсюда о том, что лихорадка возобновлялась несколько раз в течение года. 5.) Если вдруг главнокомандующий не отпустит меня, я поступлю иначе: я напишу Круберу, чтобы он перевел меня в Смоленский госпиталь, если полугодовой отпуск будет невозможен из-за отрицательного ответа главнокомандующего; и, разумеется, этот госпиталь будет просто-напросто в Кудинове! 6.) Теперь дела делаются быстро, и ответ не должен задержаться; но как только бумага будет у меня в руках, -- я немного покупаюсь на Южном Берегу, а к июлю-месяцу -- вам останется только приготовить мне квартиру и устроить ее поуютнее. -- Вот и все. -- На сегодня довольно, почта уходит только через два дня.
   17 мая. Сейчас иду в госпиталь, чтобы приступить к службе (ведь я сказался больным), если же главный врач позволит мне отдохнуть еще немного, то я не стану приступать. -- Поскольку Главнокомандующий решительно запретил всем офицерам лечиться на дому -- мне не могут позволить делать это официально. -- Но это было бы лучше, так как у меня много дел дома; прежде всего, надо закончить драму и переписать ее, чтобы послать Каткову; кроме того, у меня есть желание использовать свободное время для исследований на трупах почти неизлечимой диареи, распространенной в этих краях (и -- замечательное дело -- исключительно среди простого народа и солдат; никогда человек благородный от нее не умирает; я полагаю, что причина такого отличия в пище; солдат всегда придумывает какую-нибудь вредную для здоровья затею, то квас, то борщ и пр.). -- Эта болезнь редкая в московском климате, может быть, она и совсем не существует там в такого рода форме; но здесь это настолько же обычно, насколько редка настоящая чахотка. -- Я уже сделал первый шаг, пригласив себе в помощники одного очень опытного фельдшера. -- Вы, конечно, простите мне задержку 50 (руб.) серебром; путешествия требуют столько денег и так портят вещи повседневного обихода, что деньги уходят между пальцами совсем незаметно. -- И потом, до сих пор не было никакой возможности работать, чтобы закончить драму; вчера я вознаградил себя, посвятив все утро этому сочинению.
   Хозяева моего нового жилища поистине добрые люди. -- Старый художник -- просвещенный человек, как показали 2--3 разговора. -- Вы понимаете, что я не стесняюсь говорить по-немецки при всяком удобном случае! -- Все деревья в цвету, и по утрам в саду пахнет совсем как в Кудинове в мае. -- Вчера я задремал в саду после обеда и видел вас во сне с бородкой на французский манер и в фуражке такой, как у французского войска. -- Немки говорят, что это вам прибыль. -- Кажется, я рассказал вам обо всем, что было наиболее интересного; Симферополь мне не очень нравится (кроме садов). -- Впрочем, я нахожу, что если устраиваться где-нибудь в России, то лучше всего в Москве (Петербург не годится из-за климата, антилегочного), в немецких и шведских городах на Балтийском море (которых я никогда не видел) и в небольших портах Крыма: Керчи, Феодосии, Ялте; вообще морской порт -- это что-то необыкновенное; там никогда не приобретаются те китайские привычки, которые отличают наши внутренние города. -- Много англичан приезжает из Балаклавы посмотреть на нас; французов же я видел очень мало; и познакомился только с одним. Говорят, им не хватает денег, и один француз в Феодосии отметил, что "французские офицеры были более заметны в Севастополе, а английские в Симферополе". -- Итак, прощайте, горячо вас целую и прошу вашего благословения. -- Целую тетушку.
   

74

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

25 мая 1856 г., Симферополь

   25 Mai; 1856. Sympheropol.
   Eh bien, très chère amie, je viens de recevoir votre lettre au sujet d l'aimable Pélikan, qui se propose d'intercéder en faveur de mon semestre lui-même. -- Le médecin en chef de l'hôpital d'ici m'a dit que les semestres étant généralement permis, je n'en ai pas besoin de me dire malade (car c'est à lui de me certifier principalement comme tel) et quoique j'ai déjà reèu le certificat de Theodosia, je n'attends maintenant que le papier soit recopié en blanc pour terminer la chose; un de ces jours la supplique sera présentée по домашним обстоятельствам et certainement si Крубер tient seulement sa parole, bientôt serai je libre. -- J'attends seulement mes gages pour faire une excursion dans le camp anglos-franèais tant que ces messieurs ne sont pas encore partis. -- Après, cela sera moins interessant. -- Je suppose que l'on ne me pera point de difficultés la dessus, car tout le monde y va. --
   Pour parler généralement je me suis très bien arrangé maintenant; la famille allemande du vieux peintre est une bonne famille et le vieux est un homme d'esprit. -- J'ai déjà en le temps de reprendre durant ce petit éspace de temps où je jouint de l'air des jardins. -- En ce moment, par exemple, j'aspire à pleins poumons des acacis (ce ne sont pas des acacis comme chez nous, cela sent au moins aussi fort que le jasmin) en fleurs, qui entourent la maisonette et je n'attends que des nuits moins éraiches pour recommencer la vie des camps c<'est> à d le sammeil à la belle étoile. -- C'est une joussance vraiment vivifiante que je n'ai passianné jusqu'à l'année passé. -- Jl n'y a qu'une chose qui m'inquietle c'est l'êtat di maleourse qui n'est nullement d'accord avec la longueur du voyage qui m'attends probablement, grâce à votre charmante activité. -- Mais pour y remedier du peu, j'ai ma comédie à recopier, cela pourra me donner 100 rb, car les 50 rb, qui doivent m'en revenir encore serviront pour le payement de ma dette moscovite. -- En tout cas faut 200 rb pour partir, car 100 rb arg. C'est juste le frais pour les chevaux at autre petite chose de voyage. -- Peut-être serai -- je très inspiré pour écrire encore quelque chose; mais ma tête fraie he le matin perd vers midi toute inspiration, vu la fatigue qui m'accable après mon excursion quotidienne à cet hôpital militaire. -- Si je ne parviens pas à avoir les diarrhés, qui m'intéress, je tâcherai de m'en debarasser tout-à-fait!! J'ai bien peur que la réponse affirmative ne me trouve au dépourvu! Cela sera un mois de perdu, pour attendie de l'argent, alors. -- Dans trois jours -- vient votre fête; c'est bien triste pour vs d'être seule ce jour-là; et je suis bien fâché, mon amie, de ne pas pourvoir vs embrasser à Koudinowo et vs féliciter malgré votre haine contre les félicitations. -- Au revoir, chère amie, mentalement di moins je vs embrasse et vs demande votre bénédiction. -- Au revoir. --
   

Перевод с французского

   25 мая; 1856. Симферополь.
   Итак, дражайший друг, я только что получил ваше письмо по поводу любезного Пеликана, который сам намеревается ходатайствовать о моем полугодовом отпуске. -- Главный врач здешнего госпиталя сказал мне, что поскольку полугодовые отпуска вообще разрешены, то мне не надо сказываться больным (так как именно он должен засвидетельствовать, что я болен), и хотя я уже получил свидетельство из Феодосии, теперь, чтобы покончить с делом, я только жду, когда бумагу перепишут набело; на днях прошение будет подано по домашним обстоятельствам, и конечно, если только Крубер сдержит слово, скоро я буду свободен. -- Я только жду жалованья, чтобы съездить в англо-французский лагерь, пока эти господа еще не уехали. -- Позже это будет не так интересно. -- Полагаю, что с этим у меня не будет затруднений, так как все туда ездят.
   Вообще говоря, теперь я очень хорошо устроился; немецкое семейство старого художника -- доброе, а старик -- умный человек. -- Я уже окреп за то короткое время, что наслаждаюсь ароматами садов. -- Вот сейчас, например, я всей грудью вдыхаю цветущую акацию (это не такая акация, как у нас, здешняя пахнет почти так же сильно, как жасмин), окружающую домик, и не дождусь, когда ночи станут менее прохладными, чтобы возобновить лагерную жизнь, т. е. спать под открытым небом. -- Только в прошлом году я пристрастился к этому удовольствию, поистине оживляющему силы. -- Единственно, что меня беспокоит, это состояние моего кошелька, совсем не соответствующее продолжительности путешествия, которое меня, вероятно, ожидает благодаря вашим любезным хлопотам. -- Чтобы немного поправить дело, у меня есть комедия, готовая к переписке, это мне даст 100 руб., так как остальные причитающиеся мне 50 руб. пойдут на уплату моего московского долга. -- В любом случае для того, чтобы уехать, нужно 200 руб., так как 100 руб. серебром хватит только на лошадей и прочие дорожные мелочи. -- Может быть, у меня появится вдохновение написать еще что-нибудь; но моя голова, свежая с утра, к полудню теряет всякое вдохновение из-за усталости, охватывающей меня после ежедневного посещения военного госпиталя. -- Если мне не удастся исследовать интересующие меня диареи, то я постараюсь отделаться совсем!! Я очень боюсь, как бы утвердительный ответ не застал меня врасплох! Тогда я потеряю месяц в ожидании денег. -- Через три дня -- будут ваши именины; очень грустно быть одной в такой день; и мне очень досадно, друг мой, что я не могу поцеловать вас в Кудинове и поздравить, несмотря на вашу нелюбовь к поздравлениям. -- До свидания, милый друг, мысленно хотя бы целую вас и прошу вашего благословения. -- До свидания.
   

75

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 июня 1856 г., Симферополь

   24 Juin; 1856. Simpheropol.
   Il niy a rien de nouveau. -- J'attends mon semestre; je pense aller à la Côte Méridionale, je reste toute la journée dehors, j'écris, je lis au jardin, je change seulement de place selon que le soleil est de ce coté de la maison ou de l'autre. -- C'est comme pas le passé. -- J'ai reèu une letre de ma tante de 5 Juin où elle me dit, qu'elle vs attends à Spasskoè. --
   J'aime beaucoup à recevoir des lettres, surtout de vs, et maintenant voilà que le vôtres même sont plus rares qu'en hiver. -- Je suppose que la poste de Moscou doit arriver ici plus vite que celle de Smolensk. -- Voici la cause, je pense. --
   En fait de nouveautés, j'ai achevé toutes les scènes de ma comedie, il n'y a que 2--3 à corriges. -- Je vais des aujourd'hui la faire recopier par un meilleur calligraphe, que je le suis. -- Je recopie moi-même un autre morceau, non dramatique, pourtant fort légèrement écrit, mais que j'estime fort peu, car c'est un peu dans le genre humoristique, comme on en fait tant maintenant; habitude ou influence des premièrs impressions littéraires de me jeunesse, dont entre ns amicalement soit dit, je tache de me débarasser autant que je le puis. -- Autant que je m'en souviens il paraît que Bacon a dit de la sorte: "qu'il tachait de s'imaginer, qu'il n'y a aucune vérité prouvée au monde, d'oublier c<'est> à d tout ce qu'il savait; c'était pour être novateur en fait de philosophie et ne recevoir que des vérités que son propre talent d'observateur, et de penseur pouvait lui suggérer". -- Je tache à mon tour de ne pas oublier cette règle (sans avoir pourtant la prétention de former un genre!). --
   Adieu, chère amie, je vs embrasse. --
   

Перевод с французского

   24 июня; 1856. Симферополь.
   Нет ничего нового. Я жду отпуска, думаю съездить на Южный берег, весь день провожу на воздухе, пишу, читаю в саду, место меняю только в зависимости от того, с какой стороны дома солнце. -- Все по-прежнему. -- Я получил письмо от тетушки от 5 июня, в котором она говорит, что ждет вас в Спасском.
   Я очень люблю получать письма, особенно от вас, а теперь даже ваши стали реже, чем зимой. -- Я полагаю, что почта из Москвы должна приходить сюда быстрее, чем из Смоленска. -- Вот, думаю, в чем причина.
   Что касается новостей, то я закончил все сцены комедии, осталось исправить лишь 2--3. С сегодняшнего дня отдам ее переписывать лучшему, чем я сам, каллиграфу. Сам я переписываю другой кусок, не драматический, впрочем, очень легко написанный, но который я мало ценю, так как он немного в юмористическом жанре, как это теперь делается; привычка или влияние первых литературных впечатлений моей юности, от которых, между нами дружески будь сказано, я стараюсь по возможности освободиться. -- Насколько я помню, Бэкон сказал, кажется, так: "что он старался представить себе, будто на свете нет ни одной доказанной истины, т. е. забыть все, что он знал; чтобы стать новатором в области философии и принимать те истины, которые его собственный талант наблюдателя и мыслителя мог ему внушить". -- Я стараюсь в свою очередь не забывать это правило (впрочем, не имея притязания на создание целого жанра!).
   Прощайте, дорогой друг, целую вас.
   

76

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

2 июля 1856 г., Симферополь

   2 июля 1856. Симферополь
   Я нарочно, chère amie, пропустил недели полторы или 2, чтобы не писать вам одного и того же насчет моего отпуска. -- Теперь могу сказать: слава Богу, бумаги на прошедшей неделе пошли в Петербург. -- А то всё препятствия; то писарь испортит гербовый лист; то главный лекарь вернет прошение, -- зачем-де рапорт не приложен. -- Наконец, было совсем приготовили прошение по домашним обстоятельствам, чтобы не хлопотать о Свидетельстве и так как предписание Департамента показывает решительное намерение отпустить меня. -- Все готово; вдруг один врач (не враль, сколько я знаю) говорит, что кто-то читал в газетах, будто русские оставили часть войск у границ Австрии и требуют удовлетворения за издержки Венгерской войны. -- Ну, думаю, надо быть осторожным; лучше взять свидетельство пострашнее, чтобы и на случай какой-нибудь перемены быть свободным. -- Ну, добыл свидетельство, по которому решительно во всем теле моем нет ни одной точки не разрушенной, и прошение пошло. -- Не знаю только, с чем я поеду. -- С разрешением отпуска прекращается жалование; за эту прослуженную треть (т. е. с мая), если я уеду в августе, получу только 60 р<уб.> сер<ебром>. Это тут же и сядет в Симферополе, потому что, за прекращением рационов с водворением мира, я принужден на большую долю жить в долг. -- Комедия моя, правда, немного не переписана и, кажется, хороша; правда, есть и другой отрывок, который я еще не успел тоже переписать; при всех стараниях прежде половины июля они посланы Краевскому быть не могут (и то хорошо!). -- Положим, Краевский вышлет тотчас и сполна (всего будет рублей, я думаю, на 300), да ведь деньги эти должны прийти все-таки гораздо позднее ответа об отпуске, если брат позаботится торопить в Департаменте. -- У вас тоже, конечно, по обыкновению, нет ничего! Одна надежда все-таки на Краевского, да на свое терпение, которому очень хочется лопнуть, т. е. сесть на телегу и приехать к вам. -- Пока, однако, ограничимся мысленным поцелуем. -- Тетушку обнимаю. -- Колю целую, если он меня помнит. --
   P. S. Пожалоста, наделайте побольше розовых круп. -- Страшно хочется розовой каши. --
   

77

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

13 июля 1856 г., Симферополь

   13 Juillet, 1856. Simpheropol.
   Merci, chère amie, pour le plaisir que m'a procuré votre charmante lettre du 18 Juin. -- Depuis longtemps je n'en ai pas lu de plus tender. -- Je suis que votre amitié maternelle pour moi est toujours la même; mais on n'est pas toujours agréablement inspiré et disposé à reveler les sentiments intimes. -- Vs écrivez, que vs aimez mieux me savoir en Crimée heureuse et bien-portant que me voir chez vs plein de tristesse. -- Je ne sais pas ce que l'avenir m'apprête; mais vs comprenez bien que cele ne vaut plus la peine d'être médecin nilitaire, une fois la guerre (qui rende ce genre de service honorable et interessant) est finie. -- En outre, probablement que vs connaissez mes inclinations tant soit peut touristes et le dégoût que j'ai de rester trop longtemps dans un endroit, si cet endroit ne me dédommagé ni par l'argent, ni par quelque autre plaisir sensible. -- Où puis -- je rester ici? -- Pensez donc. -- Je ne sais ce que j'entreprendrai en Russie. -- Moscou m'attire par les moyens de perfectionement qu'elle offre en fait de medicine, par le genre de vie agréable qu'on peut y mener lorsqu'on a une 100 de rb argent à dépenser par moi, l'amour-propre, le désir de revoir les personnes qui ont été bonnes ou aimables pour moi; enfin -- c'est la voix du cœur et di l'imagination. -- La raison, au contraire me conseille de rester une année à la campagne (soit à Koudinowo, sait chez un seigneur comme médecin) pour 2 causes: 1.) Vs savez vs même quel changement opère toujours l'air compagnard, la monture, l'absence d'exitants journaliers pour l'amour-propre, la vie involontairement régulière dans mon faible corps? -- Et mon catarrhe pulmonaire, quoique très affaibli par un climat plus doux, néanmoins existe encore et l'air humide le reveille de temps en temps. (La Côte Méridionale de la Crimée serait peut-être salutaire; mais que mangerais -- je la-bàs?). -- La 2 de cause pour la quelle la raison me conseille de rester à la campagne est l'espoir de profiter du peu de distraction telles-quelles pour écrire quelque chose de plus pondereux, afin d'avoir avec quoi partir après à l'etranger -- pour Naples où quelque chose dans ce genre. -- (Cela va sans dire, que vs m'accompagnerez partout). -- Si par hazard Осип Никол<аевич> Шатилов persiste dans son désir de me posséder (et je suppose que c'est pour Моховое, car il doit avoir très peu de paysans ici), il doit avoir des batiments à part pour ses employés et certes ns pourrons ns y ennuyer ensemble. -- Voilà mes idées, telles-quelles me traversent l'esprit, sans que je veuille soutenir l'infaillibilité de leur application pratique. -- Je sais très bien qu'un homme, qui dait acquérir son pain et son habit à force de travail doit toujours s'attendre à quelque chose d'inattendu et vs conviendrez, que je ne dois pas me décourager parce que ma carrière n'est pas simplement commence comme tant d'autres carrières médicales? -- Mes poumons avant tout! -- Ainsi quelle hypochondrie craignez vs? -- Si le climat moscovite ne me sera pas insupportable, les issues n'en sont pas donc fermés? --
   Maintenant je rêve sans cesse à mon retour, a la joie de vs revoie et à la bonne cheriè qui je ferai à Koudinowo, car il y a bien longtemps que je n'ai pas mange quelque chose de succulent. -- Assez parler de cela. --
   La bonne est une vielle satte à propos des Franèais; c'est une nation que j'estime encore davantage pour la noblesse avec laquelle ils ont agit partout où la guerre les amenait. -- Malheureusement mes finances ne me permettaient d'effectuer plus tôt le voyage à Камыш et à Балаклава (camp anglais) et les voir partis! --
   Merci pour la dette acquittée, d'autant plus que si même ma comedie voit le jour au mois de Septembre, son prix suffira à peine pour un voyage confortable, vu que le reste de mes espérances pécuniaires servira à payer les dettes que (selon l'habitude de tous vos enfant "везде нагадить") j'ai eu l'adresse de contracter ici; sans quoi mon depart peut-être naturellement retardé pas la cupidité des hommes-crediteurs. --
   Je suis toujours chez mon Allemand, mais il pleut à vers depuis 2 jours. -- Je vs embrasse et demande votre bénédiction.
   

Перевод с французского

   13 июля, 1856. Симферополь.
   Благодарю, дорогой друг, за удовольствие, доставленное мне вашим прелестным письмом от 18 июня. -- Давно уже я не читал более нежного письма. -- Я знаю, что ваша материнская любовь ко мне все та же, но не всегда мы бываем приятно настроены и расположены проявлять задушевные чувства. -- Вы пишете, что предпочитаете знать, что я счастлив и здоров в Крыму, чем видеть меня у себя, погруженным в печаль. -- Не знаю, что ждет меня в будущем; но вы понимаете, что уже не стоит быть военным врачом, раз война (делающая этот род службы почетным и интересным) закончилась. -- Кроме того, вам, вероятно, известны мои немного туристические наклонности и как мне отвратительно очень долго оставаться в одном месте, если это место не вознаграждает меня ни деньгами, ни иным ощутимым удовольствием. Где могу я здесь остаться? -- Подумайте. -- Я не знаю, чем займусь в России. -- Москва привлекает меня возможностями совершенствоваться в области медицины, приятным образом жизни, который можно вести, имея на расходы рублей 100 серебром в месяц, самолюбие, желание повидать людей, которые были добры ко мне или любезны; наконец, это голос сердца и воображение. -- Рассудок, напротив, советует мне пожить год в деревне (или в Кудинове, или врачом у какого-нибудь барина) по двум причинам: 1.) Вы сами знаете, какое изменение в моем слабом теле производит деревенский воздух, верховая езда, отсутствие ежедневных раздражителей для самолюбия, поневоле упорядоченная жизнь? -- А мой легочный катар, хотя очень уменьшился благодаря мягкому климату, однако еще не прошел, и сырой воздух вызывает его время от времени. (Южный берег Крыма был бы, возможно, целителен; но чем бы я там питался?). -- 2<-я> из причин, по которой рассудок советует мне пожить в деревне, это надежда воспользоваться немногим досугом, какой уж будет, чтобы написать нечто более весомое, для того чтобы иметь с чем потом ехать заграницу -- в Неаполь или куда-нибудь в этом роде. -- (Само собой разумеется, что вы будете повсюду меня сопровождать). -- Если вдруг Осип Никол<аевич> Шатилов все еще желает меня пригласить (и полагаю, что в Моховое, так как здесь у него должно быть очень мало крестьян), то у него должны быть помещения для служащих, и конечно, мы сможем там скучать вместе. -- Вот такие мысли мелькают у меня в голове, хотя я не хочу настаивать на обязательности их практического применения. -- Я прекрасно знаю, что человек, который должен трудом зарабатывать себе на хлеб и платье, всегда должен быть готов к какой-нибудь неожиданности, и вы согласитесь, что мне не следует унывать от того, что моя карьера началась не так, как прочие медицинские карьеры? -- Мои легкие прежде всего! -- Итак, какой ипохондрии вы боитесь? -- Если московский климат не окажется для меня неподходящим, значит выход найдется?
   Теперь я без конца мечтаю о возвращении, о радости увидать вас и о том, как полакомлюсь в Кудинове, потому что уже очень давно не ел ничего вкусного. -- Хватит об этом.
   Нянька -- старая дура, рассуждая о французах; это нация, которую я уважаю еще больше за благородство, с которым они поступали везде, куда приводила их война. -- К сожалению, финансы не позволили мне раньше съездить в Камыш и в Балаклаву (английский лагерь) и увидеть их отъезды!
   Спасибо за уплаченный долг, тем более, что даже если моя комедия выйдет в свет в сентябре, денег за нее едва хватит на приятное путешествие, потому что остаток моих денежных надежд пойдет на уплату долгов, которые (согласно привычке всех ваших детей "везде нагадить") я ухитрился наделать здесь; без чего мой отъезд может быть естественно отложен из-за жадности кредиторов. -- Я по-прежнему живу у немца, но уже 2 дня идет проливной дождь. -- Целую вас и прошу вашего благословения.
   

78

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

6 августа 1856 г., Симферополь

   6 Août; 1856. Simpheropol
   Je vs demande pardon pour le silence de la semaine passé; samedi j'étais surprise par des collègues en bas-ventre en me reveillant le matin, et quoique la chose n'a pas duré longtemps, mais toujours assez pour me faire tarder à la poste. --
   Maintenant je suis à la veille d'une décision quelconque au sujet de mon voyage à la Côte Méridionale. -- Puisque le régiment cosaque, auquel j'étais attaché s'est dirigé vers la Bessarabie et le Général-Docteur, en préservout de renvoyer les médecins surnuméraires à leur régiments m'a aussi intercalé dans la liste, je suis obligé de me dire malade pour ne pas quitter la Crimée jusqu' à ce que la decision de mon semestre (du grand) ne me parvienne. -- Les personnes influentes de notre comptoir ne s'opposent pas à cela et je läge chez les Allemands comme par le passé, quoique inscrit à l'hôpital. Pour les debarasser de ma personne et pour gagner quelque chose pendant ce desocurement involontaire, je fais demoin un essaie: je demande une place de médecin à Jalta, que l'on dit vacante, ou sur le point de l'être, à cause du depart de celui qui est là. -- Su l'on me refuse, je présenterai un rapport au Docteur-Général, comme quoi je souffre de la poitrine et desire passer un mois à la Côte. -- Il faut que le semestre se decede vers ce terme. -- La semaine suivante doit dire quelque chose et je vs en donnerai des nouvelles tout-de-suite.
   La vie est toujours pleine de difficultés; maintenant j'ai un tas de livres allemands et de très intéressants à mon service, je lis, grâce à mes progrès, très facilement, mais chaque jour je suis chagriné par quelques expressions que je ne puis bien approfondir, vu que je ne parviens pas à acheter une dictionnaire dans ce chien de Simpheropol! -- Il n'y a de bon que les jardins, seule trace de poésie végétate qui ses resté des tatares; le reste est nu comme la main. -- Je monte chaque jour è cheval, cela ne me coûte que 50 r arg pour 2-3 heures et je vais jouir de leur fraicheur; ce Tchatbir-Dagh est visible d'ici; et c'est bien vrai qu'il a la forme d'une tente, mais d'une tente plus longue que haute. -- C'est une enorme masse bleuâtre, qui a l'air de n'être qu'à 3 verstes d'ici; cependant il y en a jusqu'à 18. -- Сия гора имеет вид тетки. -- Adieu, chère amie, je vs embrasse de tout mon coeur en idée, en attendant que je puisse le faire physiquement. -- Dieu donne que le jour de notre entrevue ne soit retardé par rien. -- Adieu. --
   

Перевод с французского

   6 августа; 1856. Симферополь.
   Прошу у вас прощения за молчание на прошлой неделе; в субботу утром, когда я проснулся, у меня вдруг начались колики в низу живота, и хотя это длилось недолго, я все же опоздал на почту.
   Сейчас я нахожусь накануне какого-то ни было решения по поводу моей поездки на Южный берег. -- Поскольку казачий полк, к которому я прикомандирован, выступил в Бессарабию, а Генерал-Штаб Доктор, запрещая увольнять сверхштатных врачей из их полков, включил и меня в список, то я вынужден сказаться больным, чтобы не покидать Крым пока не придет решение о моем отпуске (большом). -- Влиятельные лица нашей конторы не возражают против этого, и я по-прежнему живу у немцев, хотя приписан к госпиталю. Чтобы избавить их от моей персоны и немного заработать во время этого невольного безделья, я сделаю завтра одну попытку: попрошу место врача в Ялте, которое, говорят, вакантно или вот-вот таковым станет из-за отъезда того, кто там служит. -- Если мне откажут, подам рапорт Генерал-Штаб Доктору будто страдаю грудью и желаю провести месяц на Берегу моря. -- Нужно, чтобы с отпуском решилось к этому сроку. -- На будущей неделе что-нибудь прояснится, и я сразу сообщу вам об этом.
   Жизнь по-прежнему полна трудностей: теперь у меня куча немецких книг, и очень интересных для моей службы, я читаю, благодаря своим успехам, очень легко, но каждый день досадую, что не могу как следует понять некоторые выражения, потому что в этом проклятом Симферополе не удается купить словарь! -- Хороши только сады, единственный след растительной поэзии, оставшейся нам от татар; остальное голо, как ладонь. Я каждый день езжу верхом, это мне обходится всего в 50 коп. серебром за 2-3 часа, и я езжу наслаждаться их прохладой; отсюда виден Чатыр-Даг; он в самом деле имеет вид палатки, но палатки скорее длинной, чем высокой. -- Это огромный голубоватый массив, кажется, что он в 3 верстах отсюда, а на самом деле верстах в 18. -- Сия гора имеет вид тетки. -- Прощайте, милый друг, от всего сердца целую вас мысленно в ожидании сделать это наяву. Дай Бог, чтобы ничто не задержало день нашей встречи. -- Прощайте.
   

79

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

17 августа 1856 г., Симферополь

   17 августа, 1856 г. Симферополь.
   Из Петербурга ответа еще нет. -- Я, кажется, до конца сентября буду принужден числиться больным. -- Это имеет, впрочем, только ту невыгоду, что нельзя ходить на службу. -- От вас тоже давно нет писем; я даже стал думать, не поехали ли вы на коронацию прямо из Спасского с Анной Павловной в Москву. -- Одно говорит против этого. -- Это теснота помещения теперь у Охотниковых: Анна Павловна писала мне, что большой дом отдали Ольденбургскому. -- На Южный берег решительно в августе не попаду; лишь бы только пришел отпуск -- путешествие не уйдет. -- Как вы проводите время? -- Пока вы соберетесь описать вашу теперешнюю жизнь, я вам скажу о своей. -- Встаю около 6 часов, медленно пью чай, потом еду в поле верхом; в 10 часов дома пью глинтвейн, потом что придется: по делу ли в город, а не то пишу что-нибудь в саду; в 12 или в час немецкий обед, опять чай или кофе, потом спать, потом опять заниматься в сад, в 5 часов опять чай или глинтвейн (красное вино здесь по 35 к<оп.> бутылка и выходит у меня в сутки ровно I); когда смеркнется, гулять пешком. -- Вот моя жизнь. --
   Считаюсь я в госпитале для избежания поездки в полк, которая теперь была бы больше чем не кстати и требовала бы трат; но получаю пособие от комитета, так как живу на своем; хотели и из госпиталя заплатить мне за казенную порцию, которую не ем, но еще не получил; сегодня от комитетского чиновника принесли мне 22 руб. 50 к<оп.>, да следует из госпиталя до 9 рублей. -- Долги свои почти все погасил и могу до 1-го октября быть обеспечен. -- Неужели к этому времени не кончится наше дело? -- Комедию свою переписывал 2 раза и теперь только остался доволен; два действия переписано, третье готово начерно. -- Вот, Бог даст, и на путешествие будет, если правда, что цензура стала похожа на что-нибудь. -- А то ведь два года тому назад невозможно было что-нибудь порядочное напечатать. -- Да все говорят, что теперь совсем не то! --
   Много думаю о Москве, да не знаю, позволят ли обстоятельства, а пуще всего грудь -- жить в столице; на всякий случай, чтобы не терять время, достал у здешнего Инспектора Врачебной управы, брата вашего Арендта, Акушерство на немецком языке и читаю его понемногу. --
   Видите, дружок мой, как я вам подробно пишу о жизни вовсе не разнообразной, я знаю, что вас это займет; заплатите и вы мне тем же. -- Прощайте; будьте спокойны и здоровы и благословите меня, а я вас обнимаю и целую от всей души. --
   

80

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

25 августа 1856 г., Симферополь

   25 августа, 1856.
   Симферополь. --
   Только что в последний раз послал вам письмо, принесли мне 2 от вас -- одно от 30 июля, другое от 2 августа. -- В первом нет ничего особенного, но во втором вы говорите о службе моей, о том, чтобы я не оставлял ее, если хочу слышать ваш совет. -- Вы согласны ли с тем, что лучше быть медиком, чем коллежским асессором? -- и, хотя вы почему-то думаете, что практическая медицина еще не по вкусу мне, однако какой-нибудь успех при постели больного (и конечно, еще лучше, если за ним следует выгода) больше в 20 раз радует меня, чем всевозможные асессоры. -- Я честолюбив, может быть, очень, но не <на> наши русские чины, которые можно принимать только как выгодное следствие службы, а не как цель ее. -- Самолюбие мое немного повыше целит, а деньги дороже генеральства самого, потому что с ними я могу удовлетворить своим вкусам. -- Чины -- это к делу медицины -- все равно, что горчица к бифштексу; есть она -- вкуснее; нету -- чорт ее побери; и без нее будешь сыт. -- А на конверте-то теперь все, кроме вас, пишут мне "Высокоблагородие"! -- Ей-Богу, у меня есть вещи получше коллежского асессора в голове, до которого пришлось бы в военной службе тянуть еще лет шесть по крайней мере. -- Я слишком не богат, чтобы составлять непреклонные планы, и вдобавок еще слаб здоровьем, -- вы это знаете, и те планы, о которых я вам писал, ни что больше, как желание так или иначе -- только бы устроиться. -- И что придется делать -- в Москве совершенствовать себя в Медицине, или, отложив ее на время, стараться только заработать деньги на поездку в Италию, где вместе с климатом почище крымского для груди есть и Университеты для занятий -- этого я заранее решить не могу. -- Опять-таки, смотря по деньгам и по здоровью. --
   Одно только верно, что побывавшему за границей -- совсем другая дорога в том самом деле практической Медицины и денежного заработка, в которых Вы бы желали меня видеть молодцом. -- И всё вы не то говорите! -- Например, что такое за беда, что вы полнеете? -- Дай вам Бог; а поехать куда-нибудь со мной это не помешает. -- И отчего же не сказать вам о том, что мне мечтается иногда путешествовать с вами? Какой тут вред? -- Поверьте мне, -- стоит вам только немного быть поуступчивее, -- я бы ужился с вами. -- Попробуйте, -- еще не поздно. -- Вы уже своим умом жили довольно; попробуйте пожить моим. -- Поверьте -- не раскаемся оба; только бы здоровья Бог дал. -- Ведь уж, кажется, вы давно убедились, что отношения ваши ко мне не таковы, как к другим вашим детям? -- Вникните в дело, разберите хорошенько и вы увидите, что в ссорах со мной вредило ваше упорство. -- Вспомните -- капризы ваши я всегда сносил без злой памяти, когда вы в них каялись. -- Капризы снести можно всегда, если любишь человека; трудно снести только тогда, когда видишь, что человек не прав, а сознаться не хочет, потому что он родил другого, а не другой его. -- Да разве вы из тех дюжинных матерей, которые дальше своего чулка ничего не видят. -- То, что можно извинить Наталье Васильевне Охотниковой, потому что глухота остановила ее мысли раз навсегда, или Прасковье Васильевне Романовой, потому что она ничего не видала, -- вам простить нельзя. -- Потому что я люблю в вас не только мать, но и женщину; я убежден, что вы всё так же понимаете, как и новое поколение, только не хотите в том сознаться, из привязанности к некоторым старинным вкусам и воспоминаниям. -- Вы сами не видите этого, но поверьте мне, вы на моих глазах переменились во многом к лучшему! -- Последние месяцы, которые я с вами провел в Кудинове, я забыть не могу; никогда мы с вами так хорошо не жили. -- И если я в себе постараюсь отыскать, отчего мне было приятно, так я сейчас вспоминаю несколько случаев, в которых вы как будто уступили мне, как будто боялись меня раздражить. -- Нечего описывать эти сцены; при свидании я напомню их Вам. -- Человек с трудом только может себе вообразить то впечатление, которое он производит на других, и вы, быть может, не трудились над этим, так вот что: вы на детей (и на меня с малолетства) производили впечатление de haut en bas. -- Вы, нечего и говорить, умнее всех моих братьев и сестер взятых вместе, образованнее их, ваша настойчивость к тому же и ваша вспыльчивость, которой все трепетали, которой и я боюсь до сих пор, заставляли смотреть на вас совсем иными глазами, нежели я смотрю на вас теперь. -- Теперь я вижу в вас пожилую, уставшую, обманувшуюся в себе и в других женщину, которую мне от души жаль; а я так устроен, что люблю более или менее тех, кто мне кажется более достоин соболезнования, нежели я сам, потому что себя я очень жалею и по бедности и по нездоровью. -- Поняли вы меня? -- Согласны ли вы, что, если вы захотите, мы можем жить мирно, если придется жить вместе? -- При таких условиях я желал бы, конечно, и при переменах места быть с вами. -- Вы говорите, что видите часто меня во сне; а я недавно видел, что вы в тарлатановом платье с короткими рукавами и вечером в большой зале сватали мне бывшую Наташу Буланину, которую я очень крепко целовал (вероятно оттого, что на ночь наелся баранины с перцем), и мы вместе все трое ругали Аграфену Павловну. --
   Отпуска моего нету все! уже два месяца. -- Досадно, что пропадает лучшее время, которое можно бы провести на Южном берегу. -- Впрочем, это замедление худого не предвещает. -- Худые ответы приходят скоро. -- Прощайте; целую вас и прошу вашего благословения; уже скоро полночь. -- Тетушку Катер<ину> Борисовну обнимаю. --
   

81

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

5--15 сентябрь 1856 г., Тамак-Карасу-Базар

   5 сентября, 1856. Тамак.
   Comme vs voyez je suis chez Chatiloff. -- Il n'est pas à la maison, mais aujourd'hui il sera de retour. -- J'ai reèu son invitation par le moyen d'un intendant qui est venu à Simpheropol et qui m'a proposé de faire savoir vendredi passé à Тамак si je puis venir ou non pour que l'on puisse m'envoyer des chevaux à Karasou-Bazar. -- Jeudi, j'étais à écrire la lettre à propos de cela chez un confiseur (car par distraction j'ai manqué de laisser partir la poste de Karasou et retourner à la maison cela prenait une demi-heur de marche et plus même, car je n'ai pas de domestique et je devais rapporter la lettre moi-même), -- j'étais prêt à cacheter la lettre lorsqu'un jeune Allemand, éspece d'écolier d'Aïwasowsky m'invite de venir pour 2-3 jours dans le bien de ce dernier et d'écrire à Chatiloff que les chevaux doivent me trover là au lieu de Karasou-Bazar, la distance étant la même. -- Voyant que je gagne trois roubles arg, et une impression de plus au changement -- je consens; tout a bien fini. -- Aïwasowsky est à Moscou; j'ai passé 3 jours dans son atelier mais je n'y ai vu que des copies du jeune homme; les nouveaux tableaux sont partes avec à Moscou. -- Mais à defaut de peinture j'ai joui de la société de plusièurs dames faisant partié de la famille de la sœur d'Aïwasowsky, qui lors de mon séjour à Theodosia n'y était pas. -- Elle a une fille de 19 ans, fort gentille arménienne au nez recourbé. -- Et comme c'était la première fois après la vie militaire de ces 2 années que je me suis trouvé dans une société de femmes, j'y ai trouvé un veritable plaisir; j'ai même excité la jeune personne à polquer avec moi et je m'en suis tiré, il parait, victorieusement c<'est> à d la polka. -- Chatiloff revient aujourd'hui; je ne suis ce qu'il me dira et ma réponse est prête en tout cas; je ne suis pas encore bien maintenant, mais si je le suis pour le printemps suivant et si rien de particulier ne m'arrive jusque-là, je suis a son service. -- Peut-être ne dira-t-il rien? -- Comme l'envoyé ne part à la poste que demain -- j'aurais encore le temps de vs dire quelque chose. --
   15 Septembre. J'ai bien de la peine à penser que vs ne recevrez pas longtemps cette lettre, car l'envoyé n'est pas porte connue je m'attendais. -- C'est à Karasou-Bazar en retournant de Тамак que je la termine. -- J'ai passé 2 semaine très agréable chez Chatiloff. -- N s avons causé de tout au monde; ns avons monté à cheval en trois; ns ns sommes souvenus de Moscou c<'est> à d de la Пречистенка etc. -- La veille de mon depart il m'a dit que notre plan ne peut pas se réaliser, maintenant, vu qu'il n'a pas les moyens de payer cette année les gages que je voudrai a vais, mais qu'il se trouverait très content de m'avoir dans sa maison dans un an ou deux pour 1000 r arg. M-me Chatiloff est une très agréable personne. -- C'est pour ainsi dire une nouvelle connaissance pour moi, car à Moscou je n'y ai pas attention. -- N s avons entre autre parlé de vs et j'ai en le plaisir d'entendre dire que vs êtes encore une fort belle femme. --
   Ma comédie est terminée; je n'attends que mon arrivée à Simpheropol pour l'expedier, mais à quelques conditions près. Je ne veux la laisser imprimer qu'après le nouvel an pour avais le temps d'y refaire encore quelque chose. -- Аксаков, que avez en je pense l'occasion de voir à Kalouga a passé 2 ou 3 jours à Тамак. C'est un homme d'esprit, positivement, mais avec des gestes classiques. -- Adieu, je vs embrasse de tout mon cœur. --
   

Перевод с французского

   Как видите, я нахожусь у Шатилова. -- Его нет дома, но сегодня он вернется. -- Я получил его приглашение через управляющего, который приехал в Симферополь и предложил мне сообщить в прошлую пятницу в Тамак, смогу я приехать или нет, чтобы можно было выслать за мной лошадей в Карасу-Базар. -- В четверг я как раз писал письмо об этом у кондитера (потому что по рассеянности пропустил отправление почты, а возвращение домой потребовало бы получаса ходьбы и даже больше, так как у меня нет слуги и я сам должен был бы принести письмо), -- я уже собирался запечатать письмо, как вдруг один молодой немец, некто вроде ученика Айвазовского, приглашает меня поехать на 2-3 дня в имение последнего и написать Шатилову, чтобы лошадей за мной прислали туда, а не в Карасу-Базар, так как расстояние одно и то же. Видя, что от такой перемены я выигрываю три рубля сер<ебром> и, кроме того, одно впечатление, -- я соглашаюсь; все закончилось хорошо. -- Айвазовский в Москве; я провел 3 дня в его мастерской, но видел там только копии этого молодого человека; новые картины отправлены с ним в Москву. -- За отсутствием живописи я насладился обществом нескольких дам, принадлежащих семейству сестры Айвазовского, которой не было в Феодосии во время моего там пребывания. -- У нее есть дочь 19 лет, очень милая армянка с крючковатым носом. -- И поскольку я впервые после 2 лет военной жизни оказался в женском обществе, то получил настоящее удовольствие; я даже побудил девицу станцевать со мной польку и, кажется, блестяще с этим справился, т. е. с полькой. -- Шатилов возвращается сегодня; не знаю, что он мне скажет, но мой ответ в любом случае готов: сейчас я еще не здоров, но если буду здоров к весне и если к тому времени ничего особенного со мной не случится, то я к его услугам. -- Может быть, он ничего не скажет? -- Поскольку посыльный едет на почту только завтра -- у меня еще будет время сказать вам что-нибудь.
   15 сентября. Мне тяжело думать, что вы долго не получите это письмо, потому что посыльный не поехал, как я того ожидал. Я его заканчиваю в Карасу-Базаре, вернувшись из Тамака. -- Я провел у Шатилова 2 очень приятные недели. -- Мы говорили обо всем на свете; втроем ездили верхом; вспоминали Москву, т. е. Пречистенку и пр. -- Накануне моего отъезда он сказал мне, что наш план не может осуществиться теперь, потому что у него нет средств платить мне в этом году жалованье, которое я хотел бы получать, но что он почтет себя счастливым иметь меня в своем доме через год или два за 1000 руб. сер<ебром>. Г-жа Шатилова весьма приятная особа. -- Это, так сказать, новое для меня знакомство, потому что в Москве я не обратил на нее внимания. -- Между прочим мы говорили и о вас, и я имел удовольствие услыхать, что вы еще очень красивая женщина. --
   Моя комедия закончена; я только жду своего приезда в Симферополь, чтобы отослать ее, но на некоторых условиях. Я хочу отдать ее в печать только после нового года, чтобы иметь время переделать еще кое-что. -- Аксаков, которого, думаю, вы имели случай видеть в Калуге, провел 2 или 3 дня в Тамаке. Это положительно умный человек, но с классическими манерами. -- Прощайте, целую вас от всего сердца.
   

82

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

19 сентября 1856 г., Симферополь

   19 сентября, 1856. Симферополь.
   Хотел, дружок мой, писать вам тотчас по приезде сюда из Тамака, но предпочел подождать и, удовлетворившись в чем-нибудь, сообщить вам. -- Представьте: какая чепуха! Прихожу на другой день моего возвращения в контору: три доктора и прежде всех Главный поздравляют меня с отпуском, говорят, вышло в Приказах Главнокомандующего. -- Я невыразимо рад, просил писаря отыскать приказ для скорейшего освобождения от дел здешней конторы и ушел домой. -- На другой день приказ не нашелся, на третий тоже; -- Главный доктор божится, что читал мою фамилию, но не помнит где, другой из говоривших уехал в Керчь, третий женится и никогда не бывает дома; у них, значит, справиться нельзя. -- Я ездил и ходил по всему городу, был в канцелярии Директора Госпиталей, в Провиантской Комиссии, нигде нет в Приказах моей фамилии. -- Умышленности какой-нибудь со стороны писаря, который мог бы спрятать Приказ, чтобы взять с меня, предполагать нельзя, потому что в Комиссии и у Директора меня никто не знает. -- Дал 1 р<уб.> сер<ебром> Старшему Писарю в конторе, не найдет ли он; -- искал, нет, говорит! -- Я говорю: да ведь должно прийти предписание? -- "Когда, говорит, оно придет! А мы для отпусков не ждем предписаний; как прочтем Приказ, так и отпускаем. -- Нам же лучше сбыть человека с рук!!..." Каков порядок? судите сами. -- Ну, да это не беда! -- Вместо одного раза 2 раза придется радоваться; лишь бы отпустили; не по летнему, так по зимнему пути поеду. -- Потери в этом нет -- отпуск числится со дня отправки и окончания дел с ближайшим присутственным местом. -- Впрочем, всем отпуска выходят. -- А насчет моего письма об Ялте, которое вы находите галиматьею, напрасно. -- Туда ли бы я поехал, в другое ли место на службу, остался ли бы здесь больным -- все равно; отпуску до этого нет никакого дела. -- Я знаю, что предпоследнее мое письмо вас удивит еще больше, я уже жду разных заметок насчет моих рассуждений о наших взаимных отношениях! -- Это письмо писалось ночью, в минуту откровенности и вдохновения; мне казалось, что если я не скажу вам этого в ту минуту, так и никогда другой раз не скажу. --
   Здоровье мое слава Богу; на днях думаю перейти на другую квартиру. -- Скоро могут завернуть холодные дни, а здесь я живу в чуланчике около сеней, в котором нет печки. -- Жаль оставлять добрых немцев и хорошенький виноградный сад, где я в настоящую минуту вам пишу, пользуясь прекрасной осенней погодой; да что ж делать! Впрочем, я, по обыкновению, при выборе новой квартиры обратил внимание на гигиенические условия и нанял на другом конце города, окнами в чистое поле; а в полверсте всего видны сады, в которых можно гулять. -- Как вам известно, городской воздух вреден моей груди. -- Скажите, пожалоста, как вы думаете насчет вашей зимы; когда вы поедете в Москву. -- Думаете ли вы меня ждать в Кудинове или нет? -- Во всяком случае, так как я намерен употребить все старания, чтобы приехать к вам и оттяжка эта ничего особенно неблагоприятного не предвещает (один доктор подал в марте, а отпустили его в августе), то я и прошу вас приготовить мне какое-нибудь теплое жилище в Кудиновском доме. -- Едва ли я буду в средствах для жизни в Москве на первое время; и как мне сдается, дом наш должен быть холоден, кроме диванной и ваших комнат; а в диванной обыкновенно живет тетушка зимою; поэтому -- не лучше ли поправить что-нибудь заблаговременно. -- Я бы желал жить или наверху у сестры, или, если вы останетесь во флигеле, так в ваших комнатах в доме. -- Вот мое желание, а там как угодно. -- Прощайте. -- Крепко целую вас. --
   

83

А. А. КРАЕВСКОМУ

22 сентября 1856 г., Симферополь

   Сентября 22, 1856 г.
   Симферополь. --

Милостивый Государь,
Андрей Александрович!

   В одно время с этим письмом получите Вы от брата моего Комедию в 4-х Действиях "Трудные дни". -- Я не хочу делать каких-либо определенных условий насчет ее, потому что на мой глаз она не кончена; -- ей недостает середины, постепенности в силе столкновений интересов, необходимой для полноты дела. -- Но обстоятельства требуют, чтобы я послал ее теперь, предоставляя Вам полное право напечатать ее хоть сейчас, если Вам угодно. -- Однако -- вот мое искреннее желание: нельзя ли подождать до 1-го января, 1857 года. -- Мне кажется, что выгода в усовершенствовании пьесы должна быть для нас общая; -- мне бы хотелось сделать ее более сценическою, а принадлежать она будет Вам во всяком случае; так как она и в настоящем виде имеет конец и целость, то <и> в случае -- если я ничего к январю для нее не сделаю, Вы не потеряете; а, по крайности, и я могу перешагнуть через невыгоду печатать вещь в 2-х видах: покороче в журнале, -- пополнее для сцены. -- Я убежден, что Вы согласитесь со мною. --
   Что касается до денег (в ней, я думаю, не менее трех листов) -- Вы потрудитесь передать их брату; разумеется, если только Вы желаете иметь комедию. -- Вслед за нею я пошлю Вам небольшой очерк или отрывок из предполагаемого романа; причем, признаюсь, мне бы хотелось, чтобы прошлогодний осенний долг мой Вы вычли из второй посылки, т. е. за отрывок, а не из Комедии. -- Я со дня на день жду и не дождусь отпуска, чтобы поскорей быть хоть несколько месяцов вполне независимым слугой литературы. -- К Святкам думаю непременно быть в России. -- Очерк готов, только не переписан; -- писаря здесь ужасные; -- 2 первые Действия, за помарки которых я перед Вами должен извиниться, переписывали 2 раза и то наврали. --
   Итак, -- позвольте надеяться, что мы за условия спорить не будем. -- В залог тех 150 или 200 р<уб.> сер<ебром> (по расчету листов), которые Вы мне вышлете -- Комедия будет Ваша, но только лучше подождите печатью до 1-го января. А впрочем, как Вам будет угодно. --
   В надежде скорого свиданья с Вами, желаю Вам всего лучшего и остаюсь

навсегда готовый к услугам

К. Леонтьев

   

84

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

2 октября 1856 г., Симферополь

   1856. -- Октября 2. Симферополь.
   Ура, ура!! На 6 месяцев по Высочайшему Приказу: доктор Сергеев приехал из Керчи и научил где найти. -- Сегодня иду в Контору, беру mes passes-ports; но увы, едва ли прежде зимнего пути я выеду; итак, ждите меня наверное, но не так скоро, примерно в конце ноября. -- Написал бы больше, да солдат дурак поздно разбудил, и теперь надо спешить в Контору, на почту и к одному маленькому пациенту, у которого круп. -- Прощайте; целую вас.
   

85

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

9 октября 1856 г., Симферополь

   9 октября 1856. Г. Симферополь.
   Ma très chère maman! -- Получил я ваше письмо, ответ на мое ночное вдохновение. -- Возражу вам при свидании, а теперь сообщу вам, что ожидает меня вскорости; недели через две-три я поеду в Тамак. -- Так как все мои весенние долги уплачены, то я ищу теперь денег на проценты для поездки на Южный берег. -- Там я пробуду не более недели, и потому прошу вас письма адресовать в Тамак. -- Комедия моя у Краевского; деньги за нее должны служить для моего возвращения в ваши объятия. -- Вчера случилась необыкновенная штука: мне предлагают на будущий год ехать в Бразилию и Ост-Индию на два года. -- Я сказал, что до возвращения домой не могу отвечать, потому что там только могу сообразить свои обстоятельства. -- Но это далекая песня; хотя я все-таки из предусмотрительности дал адресы знакомых литературных авторитетов для того, чтобы лицо, снаряжающее экспедицию, могло узнать -- гожусь ли я или нет для двойной должности на корабле, т. е. медика и писателя en même temps. До свиданья, дружок мой, целую вас крепко. -- Надеюсь, что вы потрудитесь дождаться меня в Кудинове до конца ноября, потому что в Москву я теперь ехать не в состоянии. --
   Прощайте же. -- До свидания.
   

86

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

15 октября 1856 г., Симферополь

   15 октября 1856. Г. Симферополь.
   Eh bien, chère amie, j'espére que vs êtes tant soit peu réjouie pas la nouvelle de mon arrivée prochaine? -- Hier j'ai terminé toutes mes affaires avec le comptoir de l'hôpital; je n'attends que d'heure en heure l'argent que la ville de Simpheropol me doit pour mon logement (à peu-près 40 roubles) arguent)) et encore l'issue d'une correspondance, pour ainsi dire, d'emprunt; une fois les deux sommes en mains je pars pour Sebastopol par Bachtchi-Saraï, de là à Balaklawa, puis à Jalta, à Alouschta et d'Alouschta je reviens à Simpheropol pour une paire de journées afin de trouver une occasion pour Karasou-Bazar d'où je me dirige vers Tamak. -- A Tamak je serai obligé d'attendre les réponses de Краевский et de Катков; car autrement vs concevez, que le voyage à la Côte, qui, s'il
   s'effectue ne peut pas coûter moins de 50--60 Roubles) argent), -- me mettra à dépourvue. En tout cas j'espére, je le répété, vs voir à la fin de Nowembre. -- 11 faut sacrifier la bonne route actuelle pour voir les choses, qui je n'ai pas pu voir auparavant! -- Adieu, je vs embrasse et j'attends votre lettre et votre bénédiction. -- J'embrasse ma tante. --
   

Перевод с французского

   Итак, милый друг, надеюсь, что вы немножко рады известию о моем скором приезде? -- Вчера я закончил все дела с госпитальной конторой; с часу на час ожидаю денег, которые город Симферополь должен мне за квартиру (около 40 руб. сер<ебром>, и еще исхода переписки, так сказать, долговой; как только получу в руки обе суммы, еду в Севастополь через Бахчи-Сарай, оттуда в Балаклаву, потом в Ялту, в Алушту, а из Алушты на пару дней возвращаюсь в Симферополь, чтобы найти оказию в Карасу-Базар, откуда направляюсь в Тамак. В Тамаке я буду вынужден дожидаться ответов Краевского и Каткова; потому что иначе....... вы понимаете, что поездка на Берег моря, которая, если состоится, не может стоить меньше 50--60 руб. сер<ебром>, -- оставит меня без денег. В любом случае, повторяю, я надеюсь вас увидать в конце ноября. -- Нужно пожертвовать нынешней удобной дорогой, чтобы увидать то, чего я не видел прежде! -- Прощайте, целую вас и жду вашего письма и благословения. -- Целую тетушку.
   

87

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

30 октября--10 ноября 1856 г., Симферополь

   30 октября. 1856. Симферополь
   Вы, кажется, воображаете, chère maman, что я буду целый месяц путешествовать по Южному берегу, а я вчера воротился; ездил всего одну неделю. -- Время уже позднее, и хотя у Воронцова в саду растут еще розы, но почтовая дорога идет гораздо выше по горам, и там климат совсем другой; был и в Севастополе, но дождь и грязь помешали мне посмотреть все; видел только батареи, побитый город, т. е. почти все; но хотелось посмотреть еще подробнее; видел и знаменитый фонтан в Бахчисарае, и комнату Марии Потоцкой; все это в течение 7 дней. -- Шатилов хотел прислать в пятницу лошадей в Карасу-Базар за мной; но я боюсь, чтобы здешняя квартирная комиссия, которая должна мне 40 р<уб.> сер<ебром>, не задержала бы меня еще дня на два на три (сегодня середа). -- Лишь бы мне добраться до Тамака, где я буду совсем спокоен, а оттуда уж найду так и сяк средство в конце будущего месяца приехать к вам. -- Почта еще в пятницу, и потому оставляю пока письмо; может, будет что-нибудь новое. -- До свиданья. --
   
   10 ноября. Тамак.
   Mille et mille pardon за просрочку; хотел послать в прошлую пятницу, но каюсь: захлопотался и забыл! -- Правду говорит один знакомый мой немец, что в России дела делаются так, как будто человек живет 200 лет; 5 дней бегал я по городу за квартирными деньгами; переменял в сутки по две рубашки от пота и кончил тем, что дал доверенность на получение 41 руб. 65 к<оп.> сер<ебром> одному из членов Комиссии, взяв у него только 30 руб., чтобы только не упустить Шатиловских лошадей в Карасу-Базаре. -- Тамак -- жилище спокойствия; у меня маленькая, теплая, опрятная комната во флигеле; утром я езжу или хожу осматривать больных; русские мужики плохо выносят этот климат. -- Обедаем вкусно; вечером читаем вместе. -- Говорим много о Москве. -- Писать еще не собрался. -- Не огляделся как-то. -- Не осуждайте же меня за просрочку. Вспомните, что я, несмотря на все хлопоты военного времени, писал вам тогда с примерной аккуратностью; но теперь я иногда забываю, зная, что причин к тревоге особых нет. -- Вы понимаете, что я, не получив из России денег, выехать не могу; одного теплого платья надо по крайней мере на 50 целк(овых), да прогонные ровно 100. -- Не примите это за тонкий намек на ваш карман; я на вас не рассчитываю, а жду своего; будет у вас лишнее, так я знаю, что вы всегда дадите и без моих намеков. -- Да слово "лишнее", кажется, давно исключено из вашего лексикона. -- Au plaisir de vs revoir. Je vs embrasse. -- Je embrasse ma tante. -- Ecrivez à Тамак. -- Адрес: в Карасу-Базар, а оттуда в деревню Тамак Иосифу Никол<аевичу> Шатилову, для передачи К. Н. Л<еонтье>ву.
   

88

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 ноября 1856 г., Тамак

   24 ноября 1856. Тамак.
   Уж Бог знает сколько времени я не получал от Вас писем, мой дружок. -- Вероятно, потому, что Симферопольская Госпитальная Контора не находит нужным пересылать мне сюда Ваши письма, а новые, адресованные в Тамак, не могли еще дойти. -- Вчера один сосед Осипа Николаевича, армянин, у которого я лечу жену, сделал мне предложение от имени нескольких других помещиков остаться у Шатилова с тем, чтобы лечить их всех в случае надобности за 800--900 руб. сер<ебром> в год; да сверх того 4 лошади и экипаж к моим услугам. -- Пишу вам об этом как о деле, которое мне весьма кстати; -- но которое, конечно, еще не решено. -- Завтра приедет он сюда переговорить об этом с Шатиловым. -- Вы знаете, мой дружок, как затруднительно мое положение; хотелось бы готовиться из акушерства и т. д. Это раз. -- А где? -- В Москве? -- Где деньги? -- Нужно ведь хоть рублей 500 на год. -- Написать что-нибудь и продать. -- Не говоря про мое отвращение к спешной литературной работе, -- написал бы, да время где? -- Здесь много больных, и, конечно, самолюбие не позволит мне пренебречь ими; вы знаете, как приятно платить пользою за гостеприимство? -- Положим -- я написал даже много в один месяц и приехал к святкам в Москву. -- Ведь для занятий в Клинике остается только вторая половина до весны, а весной конец отпуска. -- Приехать в Кудиново, кой-как дотащиться по морозу 1500 верст; и жить у вас, а на досуге написать большую вещь, а потом с деньгами выбирать, что угодно -- Москву, Италию, Париж. -- А как вдруг не напишешь? -- Или напишешь от души, да цензура не пропустит. -- Вот и пропащий год! -- Не правда ли, мой друг. -- А здесь -- вы видите какие удобства; я знаю, что работы и езды будет бездна, да чорт с ней с работой! -- Были бы деньги, а работу я возьму. -- У меня и теперь, без денег, да кроме вечера нет свободы настоящей. -- Итак, если завтрашнее посещение армянина будет плодоносно, я полагаю сделать так: 1) В число условий с Шатиловым положить, чтобы все комнаты во флигеле были мои (для вас). -- 2.) Тотчас же подать в отставку. -- 3.) К святкам выслать вам рублей 10 на покупку маленького рогожного возка, а деньги на прогоны положите вы свои и с Богом по морозцу приедете погостить у меня. -- Мелкий менаж у нас будет свой, а насчет стола я постараюсь сделаться с Шатиловым торговым образом. -- Лишь бы устроилось мое дело, а Вам здесь будет хорошо. -- Если вы хотели прикатить в Керчь в военное время, без денег; так теперь и подавно; можно сделать все не торопясь и с комфортом. -- Здесь и теперь природа другая. -- А на будущее лето я обещаю вам столько наслаждений, сколько вам и в голову не приходило. -- Я бы очень желал поделиться с вами своими впечатлениями. -- 4.) В течение года, я думаю, можно будет, наконец, привести в исполнение при спокойном духе и обеспеченности один хотя литературный план? -- Вот мое мнение. -- Что вы думаете. -- Неужели и это неблагоразумно и необдуманно? -- Но вы, конечно, согласитесь, что за целый год я ручаться не могу и в случае удачного контракта. -- Кто знает -- дадут ли мне отставку. -- Пишу сегодня к Владиміру, чтобы он спросил в Департаменте, можно ли мне действовать заочно. -- Вы знаете что толку в этой военной службе честному человеку. -- Будем откровенны. -- Если бы я нашел средства прислать вам что-нибудь, верно вы бы не отказались от легонькой поездки в Петербург для этой отставки? -- Жаль будет мне, очень жаль, если нельзя будет нам скоро видеться. -- Да что ж! потерпим еще. -- Бог даст к лучшему. -- Прощайте. Целую вас и тетушку. -- Прощайте, моя душа. --
   

89

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

29 ноября 1856 г., Феодосия

   29 ноября, 1856. Феодосия.
   Chère amie!
   Chatiloff est venu passer quelques jours à Theodosia pour travailler dans un comité dont il est membre (pour la restitution des biens avariés pendant la dernière guerre) et j'ai profité de l'occasion pour effectuer aussi le petit voyage. -- Ns y sommes près de 4 jours; et par conséquent cette fois je ne puis encore rien vs dire au sujet de mon contrat avec les propriétaires de Tamak, dont je vs ai déjà donné le plan détaillé. -- C'est en revenant demain ou après demain à la campagne que la chose sera totalement décideé. Si ces messieurs ne me donnent pas assez, je pars à la première possibilité financière. -- Il a une chose qui m'attristé dans tout ceci, c'est qu'en cas de réussite je ne pourrais pas vs voir avant le printemps. -- J'ai dit à Chatiloff qui j'aime mieux ne rien prendre de lui en argent, à condition qu'il me donnera l'aille complètement pour vs faire venir et y fonder un petit ménage à part. -- Mais il m'a aussi franchement répondu que c'est presque impossible, vu qu'ils n'ont pas d'autre bâtisse propre à recevoir les visites qui viennent les voir. -- Vs comprenez bien que ce n'est que la raison qui me fait préférer cet arrangement à d'autres. -- Mais enfin, ns en reparlerons plus positivement une fois que la chose sera sûre, -- c<'est> à d la semaine prochaine. -- Vs devez déjà maintenant etre entourée de neiges et ns jouissons pendant toute cette semaine d'un temps di beau, qu'on peut se promener au bord de la mere en paletot non ouaté, et le soir il y a superbe clair de lune. -- J'ai souvent pensé à vs par ce beau temps en m'imaginant quel plaisir cela serai de promener à mon bras votre figure imposante au petit boulevard de cette jolie ville. -- Adieu; je vs embrasse, Je vs aurais dit encore beaucoup de chose à propos de mes plans, mais vs prenez un peu étrangement ces suppositions et ces désirs et vs représentez tout-se-suite l'abattement de la désillusion qui m'attend dans l'avenir. -- Oh! comme vs vs trompez, si vs pensez ainsi. -- Je vs embrasse. -- J'embrasse ma tante. --
   

Перевод с французского

Дорогой друг!

   Шатилов на несколько дней приехал в Феодосию для работы в комитете, членом которого состоит (для возмещения имущества, пострадавшего во время последней войны), и я воспользовался случаем, чтобы тоже совершить это небольшое путешествие. -- Мы здесь около 4 дней; и следовательно, на сей раз я еще не могу ничего вам сказать по поводу договора с владельцами Тамака, подробный план которого я вам уже дал. -- Только по возвращении завтра или послезавтра в деревню дело будет вполне решено. Если эти господа не дают мне достаточно, я уезжаю при первой финансовой возможности. -- Только одно огорчает меня во всем этом, то, что в случае удачи я не смогу вас увидать раньше весны. -- Я сказал Шатилову, что предпочитаю ничего не брать у него деньгами при условии, что он предоставит мне флигель, чтобы привезти вас и устроить там небольшое отдельное хозяйство. -- Но он тоже откровенно ответил мне, что это почти невозможно ввиду того, что у них нет другого строения для приема приезжающих к ним гостей. -- Вы понимаете, что только рассудок заставляет меня предпочесть такое решение прочим. -- Но вообще мы поговорим об этом более определенно, когда дело станет верным, т. е. на будущей неделе. -- У вас теперь, должно быть, выпал снег, а мы всю неделю наслаждаемся такой чудной погодой, что можно по берегу моря гулять в пальто без ватной подкладки, а по вечерам великолепно светит луна. -- В такую погоду я часто думал о вас, воображая, каким удовольствием было бы прогуливать вашу импозантную фигуру под руку со мной по бульварчику этого прелестного города. -- Прощайте; целую вас. Я много еще сказал бы вам по поводу моих планов, но вы немного странно воспринимаете эти предположения и желания и сразу же представляете себе мое уныние из-за разочарования, ожидающего меня в будущем. -- О! как вы ошибаетесь, если так думаете. -- Целую вас. -- Целую тетушку.
   

90

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

5 декабря 1856 г., Тамак

   5 декабря, 1856. Тамак.
   Вот мы вернулись в Тамак, мой милый дружок, а дело еще не кончено. -- Я сказал Муратову (который повез к соседям письма от Шатилова насчет моего завербования), чтобы на этой неделе кончали что-нибудь. -- Отставка не беда; в отставку я подаю на следующей неделе во всяком случае, потому что боюсь воинственных статей Англии (ведь благодаря войне у меня еще и конь не валялся, а через месяц мне 26 лет!!!). -- Узнаю форму и подам. -- Вопрос в том, чтобы не терять времени здесь, если эти господа не хотят дать столько, сколько я хочу. -- Я продаю себя 4-м соседям за 400 р<уб.> в год. -- Шатилов дает содержание и 200 р<уб.> сер<ебром>. -- Есть надежда еще на одного г. Сохновского, который, впрочем, очень скуп, но люди у него страшно болеют. -- С этого надо будет взять тоже от 200 до 100. -- Лошадей всякий раз обязуются посылать за мной. -- Медикаменты, конечно, на их счет. -- Я делаю такое условие, что паче чаяния, если в отставке мне откажут, я не обязуюсь быть дольше 1-го апреля (срок отпуска). -- Если же дадут отставку, то они не смеют прогнать меня прежде года, а я ухожу когда хочу. -- Не знаю, согласятся ли они на последнее. -- В случае большого упорства я решаюсь обязаться и сам на год. -- Я бы подождал писать вам об этом до окончания, да послезавтра почта. -- Что ж за беда? -- Вы будете следить за этим как за политикой по газете! -- Сколько мне помнится -- вы очень одобряли мое желание служить у Шатилова, и одно жаль только, что помещения особого здесь вовсе нет. -- Во флигеле 2 чистых комнатки и 2 прихожих, но одна из них моя, а другая для гостей; к тому же, если бы вы, положим, приехали погостить, надо бы кухню особую и т. п. Потому что ни я бы не захотел подвергать вас зависимости от хозяев, да и вы сами, разумеется, не согласились бы стать в положение нерешительно между матерью простого employé, которая должна держать себя вдалеке, и чем-то вроде почтенной, но небогатой родственницы, которой роль вы упрочили за собой на Пречистенской анфиладе. -- Я говорил откровенно с Осипом Николаевичем об этом, предлагал ему даже пожертвовать этими 200 рублями, которые он мне дает, за то, чтобы он отдал мне весь флигель и устроил бы мне совершенно отдельное хозяйство в расчете на ваш приезд. -- Так он говорит, что помещения теперь решительно такого нет. -- К весне, быть может, обстоятельства переменятся, Бог даст. -- У них есть какая-то славная хатка с итальянскими окнами с пол-версты от усадьбы, в большом саду, у мельницы. -- Кажется, это для садовника, но садовника нет. -- Быть может, к лету что-нибудь уладим. -- Ne me gardez donc rancune dans le fond de votre cœur, si je reste ici. -- Где ж взять деньги? -- Такая комфортабельная жизнь, которую я здесь буду вести почти даром, в Москве будет стоить около 1000 руб. сер<ебром> в год. -- Не стану вам хвалиться хорошо обдуманными планами; надо их прежде хоть половину выполнить. -- Совершенно прямых дорог на свете нет, и наши ближние часто торопятся осуждать нас в непостоянстве или в безрассудстве, если мы немного свернем; -- и неужели вы бы стали бранить кучера, у которого нет кнута, за то, что он на У4 часа остановился и пошел срезывать в лесу себе прут; вероятно, лошади после этой остановки побегут шибче. -- А уж если он как-нибудь зацепится за колею, да ушибется, так все-таки это будет дело случая, а за прутом надо было сходить. -- Вот вам метафора. --
   Итак, вы подождите, мой друг, в Кудинове. -- Следующее письмо мое должно будет решить участь вашей зимы. -- Pardon, pour la suffisance de mon ton; mais je pense que vs tenez beacoup me voir? Je le pense malgré votre letter courte et froide du 2 Novembre, qui probablement a été dictée par le ressentiment pour les tendences Brésiliennes et Indiennes. -- On dit que l'individu qui est le chef de l'expedition est stupide et malhonnête. -- Je crois qu'il n'y a pas à y pensez. -- Comment va le ménage? --
   Не хотите купить для штуки несколько десятин земли около Феодосии; по 3 рубля за десятину; с обязательством засадить их чем-нибудь в течение 3 лет? -- Я слышал, что, употребив несколько сотен рублей на разработку, можно будет через 5 лет получить с 10 десятин винограда по 300 р<уб.> сер<ебром> в год; а то и продать будет с виноградом можно, я думаю, очень дорого, потому что железная дорога страшно возвышает ценность частных владений. -- Если это вам кажется похожим на дело, я могу постараться доставить вам положительные сведения. -- Прощайте; целую вас. --
   

91

А. А. КРАЕВСКОМУ

12 декабря 1856 г., Тамак

   12 декабря, 1856 г.
   Тамак. --

Милостивый Государь,
Андрей Александрович!

   Не знаю, получили ли Вы мою Комедию "Трудные дни". -- Я, правда, послал ее брату; но так как не знаю наверное, на старой ли он квартире или перешел, то и надписал (сколько помнится) на посылке: в случае отсутствия передать Вам. -- После этого я неосторожно сжег черновую рукопись и написал брату, чтобы он подождал отдавать Вам или в другой журнал какой-нибудь (я разрешал ему это в случае, если Вы мои условия не примете); -- собственно потому, что обстоятельства неожиданно улучшились и спешить в ущерб искусству было нечего. -- Ни от него, ни от Вас нет слуха. --
   Если вещь пропала, будет неприятно, так как существуют только отрывки черновые, а она у меня вдруг созрела в большем виде, так что может даже и на сцену быть годна. --
   Если же по счастью, она передана Вам, то, пожалоста, не печатайте ее не только в январе, но и вовсе до тех пор, пока я Вам не доставлю середнего действия, которого, по-моему, недостает. -- Свобода и удобства жизни, которыми я теперь пользуюсь, благодаря 6-тимесячному отпуску, дадут мне возможность скоро обделать дело. --
   Но для этого мне необходимы 2 последние действия (т. е. те, которые в рукописи писаны моей рукой). -- Я надеюсь, что Вы не замедлите возвратить мне их, поставив почтовые издержки на мой счет. -- В залог до февраля останутся у вас 2 первые действия да 2 главы "Подлипок", которые я не продолжал как следует, вследствие новых соображений, и воз<ь>му их у Вас тогда, когда Комедия будет готова и покроет мой долг. --
   Денег я у Вас больше вперед не прошу теперь, но 1/2 рукописи жду, и, если Вы мне ее не доставите и напечатаете прежде срока, потеряете Вы больше меня, потому что я поставлю на сцену ее уже не в 4-х, а в 5 действиях. -- 2 первых действия я помню хорошо, и если занадобятся какие-либо матерьяльные перемены, я сообщу их Вам аккуратно. -- Одна просьба -- не медлите ответом. -- Теперь войны нет, дороги должны быть хороши и почта, вероятно, ходит скоро. -- Судя по обстоятельствам, я здесь пробуду до весны, преимущественно с расчетом кончить давно задуманный роман "Булавинский Завод", которым заняться долго мешали мне и внутренние и внешние невзгоды. --
   Вы слишком опытны в литературных отношениях, чтобы осуждать меня за мою медленность; -- конечно, исключая плохого "Лета на хуторе" никто моего ничего не читал, но на все есть эпоха, и мне теперь припала снова такая охота писать, как уже лет 5 не было. -- Поэтому я уверен, что Вы не только не захотите быть препятствием для этой охоты, но, напротив, поощрите ее. --
   Адрес, по которому Вы потрудитесь отвечать мне следующий:
   Таврической Губ<ернии> в г. Карасу-Базар, а оттуда в селение Тамак. --
   Ег<о> Высок<облагородию> Иосифу Николаевичу Шатилову; для передачи К. Н. Л. --
   ~
   Кстати решусь потревожить Вас еще двумя просьбами: 1) сообщить мне адрес Ив<ана> Серг<еевича> Тургенева и еще -- нет ли какой-нибудь возможности достать у вас в Редакции 1-х 2-х номеров Отеч<ественных> Записок за 48-й год и последних 2-х за 47-й. -- В этих 4-х номерах были напечатаны письма Волкова о Физиологии Мозга. --
   Если можно, я бы прислал Вам за них деньги; -- мне страшно хочется их достать! --
   Итак, в надежде на благоприятный ответ, желаю Вам от всей души здоровья и

остаюсь навсегда готовый к услугам

К. Леонтьев

   

1857

92

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

3 января 1857 г., Тамак

   3 января 1857. Тамак. --
   Состояние моих дел, друг мой, вот какое. -- Не писал я вам на прошлой неделе собственно для того, чтобы сказать что-нибудь окончательное; ездил в Феодосию нарочно подавать прошение об отставке и провел там первые два дня праздников; потом нанял татарина с дрогами и поехал в Тамак; условие было рассчитаться на пол-дороге в Учкуйе у M-me Кушниковой, к которой Шатиловы хотели быть в прошлую среду и взять меня оттуда. -- Туман стоял страшный; ни я, ни татарин дороги не знали; бросили дроги в степи, потому что лошади стали, и поехали без седел верхом, и кой-как к полуночи добрались в имение Айвазовского, где я нашел знакомого мне живописца Фесслера и на паре его лошадей на другое утро отправился к Кушниковым уже не в среду, а в пятницу. -- Однако Шатиловы на мое счастье отложили сами и попали ко мне навстречу как раз. -- Сейчас по возвращении я послал письмо к главному зачинщику дела, Муратову, и подал контракт Иосифу Ник<олаевичу>, не говоря ничего о подписи. -- Он был так любезен, что послал его к Муратову уже подписанным для примера, и, кажется, нет сомнения, что я останусь. -- От вас последние два письма меня несколько сконфузили; потому что мне стало очень жаль вас разочаровывать в предстоящем скором свидании. Но вы сами знаете, что не при моих средствах отказываться от 575 р<уб.> сер<ебром> на всем на готовом. -- А военную службу пора бросить. -- Не знаю, что за 100 руб. сер<ебром> лежат в Симферополе на мое имя. -- Ждать могу только от вас или от Краевского. -- Вернее, что от него. -- И дай Бог, чтобы не от вас!! -- Если задаток за три месяца будет достаточен и эти симферопольские деньги окажутся не от вас для моего путешествия, то постараюсь хоть что-нибудь уделить вам с нижайшей и глубокой просьбой скатать из Москвы в Петербург pour graisser le roue de mon congé. -- Во всяком случае, милый дружок мой, нечего вам больше ждать меня, а надо ехать в Москву, если здоровье того требует. -- Что бы ни случилось здесь; например, если бы помещики не подписали контракта, вам из-за меня сидеть в Кудинове нечего больше. -- Доеду до Кудинова все не прежде половины февраля, если бы здесь лопнуло; потому что, говорят, дороги теперь скверны; а из Кудинова в Москву приехать тогда к вам недолго. -- Не имея в виду никаких верных денег, я считал себя способным только дотащиться до Кудинова, а об Москве не смел и думать, потому и просил вас ждать. -- Не грустите, мой друг, я не говорю -- не браните, потому что бранить не за что. -- Ветрености не было никакой. -- Разочтя деньги при получении контракта, я увижу -- могу ли выписать своего Прокофья. -- Он был бы мне очень полезен здесь, потому что мог бы ездить часто в город вместо меня для разных моих комиссий и дел. -- У нас опять весна и туман; -- а 5--6 дней был снег и мороз. -- Мы ездим много верхом. --
   Прощайте, милый друг; быть может, до лета. -- Я делаю контракт soi-disant на год; но ввернул статью: "в случае необходимейшей отлучки, если она будет превышать 4 дня, жалованье вычитается за этот срок". -- Получить бы мне только отставку, а об остальном je m'en fiche! -- Письма ваши идут долго; говорят, в России реки идут. --
   

93

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

11 января 1857 г., Тамак

   11 января 1857. Тамак
   Третьего дня жена одного из помещиков занемогла и послала за мной; вчера вечером только вернулся; а контракт подписали все, исключая одного, который, вероятно, подпишет к воскресенью. -- В самый день, когда мне минет 26 (!!!) лет (а я еще не женат! Боже мой!!!), вступаю я в должность. -- Контракт я заключаю на год, но оговорился: "в случае необходимой отлучки, жалованье вычитается"; могу и бросить как только сберу что-нибудь. -- В начале той недели поеду в Феодосию скупить лекарства, а там уж и сяду. -- Хохол добродушный Горковенко, у которого я кончил дело вчера, хотел дать мне за полгода вперед 50 р<уб.> сер<ебром>; да я отказался, а взял только 25, за 1/4 года, т. е. до 15 апреля, да 5 руб. для покупки медикаментов. -- Осип Николаевич) должен завтра воротиться из Симферополя и привезти мне какие-то деньги, не знаю от кого. -- Если другой помещик пришлет мне за 1/4 года на днях, -- я адресую на следующей неделе Вам на имя Анны Павловны в Москву 50 р<уб.> сер<ебром> с просьбой съездить в Петербург и похлопотать о моей отставке; если же она не удастся, то перевести меня к концу отпуска, т. е. к апрелю, в Московский Военный Госпиталь. -- Лучше бы, конечно, выйти в отставку, написать здесь что-нибудь и приехать в Москву на ту осень с деньгами хоть небольшими; да воинственность англичан как бы не помешала!! -- Предоставляю судьбу мою в ваши материнские руки! -- При деньгах изложу вам ясно, по пунктам, что надо говорить в Департаменте. --
   Писем от вас нет давным-давно; но я утешаю себя мыслью, что им мешают русские реки, о которых писал сюда к жене некто Кушников: он уже два месяца не едет сюда. -- Сегодня я пишу очень скверно, потому что еще не пил кофе. -- Довольно на этот раз; прощайте, милый друг мой, будьте здоровы и не грустите слишком обо мне. -- Я еще не отчаяваюсь увидать вас летом здесь. -- Мне бы очень хотелось выписать сюда своего клеврета; он был бы очень полезен мне, потому что мог бы вместо меня ездить иногда в Феодосию или Карасу-Базар за комиссиями, но спешить нельзя. -- И ему труднее будет ехать теперь по холоду, и неизвестно еще, буду ли я в отставке. -- Если Борис пришлет его к вам, не обижайте его и подержите до той минуты, пока вы получите ответ Департамента, и если будет "да", -- то купите ему длинный нагольный тулуп, теплую шапку и, смотря по погоде, сапоги (валеные если сухой холод, простые толстые, если распутица) и пришлите его с оказией сюда со счетом, сколько вам (стоило) все путешествие; к тому времени я буду, вероятно, в средствах заплатить вам. -- Напишите, согласны ли вы; если нет, я заранее напишу Борису иначе. -- Обнимаю вас. --
   

94

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

23 января 1857 г., Восточный Крым

   1857. Января 23. NN
   Я сам не знаю, где я, мой дружок; в деревне помещика Горковенко; жена его нездорова. -- Понять не могу, отчего вы не пишете! -- С тех самых пор, как вы написали мне такое радостное письмо о моем приезде, -- нет и нет! Неужели вы рассердились на меня? -- Или вы, по обыкновению, что-нибудь придумали несуществующее на основании каких-нибудь прежних случаев или чужих примеров? -- Я ломал голову , но Владимір написал мне, что Вы, кажется, подозреваете какую-нибудь интрижку, задерживающую меня здесь! Не стану оправдываться; вы не поверите; подожду еще ваших писем, чтобы узнать ваши мысли, и тогда изъясню вам свои невинные планы, заставляющие меня так жадно желать отставки! Зачем говорить много заранее? -- Вот я было обрадовался приглашению Шатилова и пригласил было вас тотчас же на радостях; поторопился доставить вам и себе приятную надежду скорого свиданья: да вот и не вышло! -- Верьте же мне и постарайтесь об отставке. -- Вспомните историю моего московского сватовства (не в упрек, а в урок); разве вы не были иногда добры и даже великодушны? -- Я очень хорошо знаю, что будь у вас другая деревня -- вы отдали бы нам кудиновский дом; так; но отчего я не увез ее, не женился; оттого, что вы не поняли наших отношений; я не мог уйти с нею в ваш дом, когда я знал, как неприятна была вам эта достойная женщина, на которой я с удовольствием женился сейчас же, если бы она овдовела; вот теперь, когда я воображеньем совсем хладнокровен к ней, -- она еще стала лучше в глазах моего рассудка и с ней мне бы и бедность была бы не так тяжела, как со всякой другой. -- Не примите, ради Бога, это за упрек, опять говорю.... Но просто я хочу доказать вам, как глубоко вредят иногда близкие и любящие люди только тем, что обстоятельств не знают. -- Знайте вы тогда, как шли наши дела, вы бы к ней привязались бы... Я не знаю, что вы теперь думаете, но это на всякий случай пояснить примером; раз навсегда, мой милый дружок! -- Не предполагайте же того, чего нет, и будьте покойны о моей участи, если я получу отставку.
   Целую вас, прошу вашего благословенья и жду ответа любезного и веселого. --
   

95

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

31 января 1857 г., Тамак

   1857. fanvier 31. Tamak. --
   J'ai trois lettres de vs, du 21 Dec, du 31 Decem et du 8 Janvier. Je les ai reèu presque à la fois. -- Je ne me souviens plus si la première m'est parvenu après ou avant mon voyage pour le bien de M. Garkowenko, d'on je vs ai expédié la semaine passée de mes nouvelles. -- Je ne répondrai qu'aux 2 dernières. -- J'ai un très bon instrument pour mesurer l'êtat de votre humeur; c'est l'apostrophe du commencement: Mon cher Constantin! dit en langue la plus courtoise du monde precè de toujours une lettre aimable; Любезный друг! au contraire prouve une certaine dignité assai sonnée d'un peu d'aigreus. Je ne vs en veux pas pour cela, car invelontairement j'e tais moi-même la cause du dérangement qu'à subi votre santé dernièrement à cause de l'ennui campagnard, des soucis pour mon voyage suppose et ma sûreté. -- Vs dites dans la lettre du 31 Dicembre que j'ai tars de ne pas séparer votre personne de mes plans; que vs pourrez me trouver partout où je serai, excepté aux Indes et au Brésel. -- Que vs avez une fortune indépendante etc. -- Pourrez vs me le repeter -- si je vs dis, que je vs crois pas ni assez vielle, ni assez seche par nature pour ne pas rechercher quelque chose de plus idéal que le pain quotidien, pour vs et pour moi la vie et la santé? -- Voudrez vs m'acouser de vouloir essayer de figure de vs une mère amie, qui prenne son fils tel qu'il est, qui préféré voir ses travers, ses opinions du bon côté; rappelez vs de la fable qui décrit le père et ses enfants avec une gerb de blés. -- L'Union dans la famille est une grande force et a meilleure des joissances; et puisque l'Union dans le sens Patriarcale c<'est> à d ou tout le monde suit la ligne que tracent les parents, est impossible de notre temps, vues les idées précoces de la jeunesse actuelles, il faut souvent, si la chose est raisonnablement pratique, que les parents prennens le pris de leurs enfants. A quoi est bonne la réserve, la fermeté, la dignité maternelle, si elle mène à la division des intérêts, à la ruse, à l'éleignement, au cérémonial Chinois, que Калошин, qu'il dégoûtant qu'il soit a en raison de critique. -- Toute chose qui n'a pas son explication et ses racines dans les lois animales de l'humanité -- de vient bien vite surannée, cause de toutes sortes de fautes, de souffranceset de mésintelligences. -- De quel des deux pères vout mieux delon vs (d'une mère on peut pas exiger cela, quoique à vrai dire cela serait mieux d'exiger): celui qui lorsque son fils à 16-17 ans lui loue ou lui conseille de choisir, une maîtresse simple, fraiche et unique, ou celui qui par un excès de dignité et de pudeur (fruit d'une dépravation d'idées) le laisse se livrer, aux filles publiques ou à quelque chose de bien plus malsaint encore? -- Souvenez-vs que malgré votre amitié pour moi, ou à cause de cet amour, vs vs êtes toujours pas(s)ée en réactionnaire contre tout mes attachements, et ce n'est que la grande idée que j'ai de votre amour pour moi qui a fait que je ne en garde aucune rancune. -- L'autre fois je vs ai parlé de M-me Ostafief, cette fois je rappelerai l'histoire de B avec cette excellente fille, qu'il a trompé. -- Il lui a dit encore à Koudinowo pour se préserver de mes avances, qu'il n'attends que le mois de Septembre pour l'épouser. -- La fille ne lui croyait pas trop, mais enfin comment voulez-vs qu'une chose comme cette-là ne la lente pas? -- B en ns trouvant ensemble a en un tel accès de jalousie, qu'il a pleuré ou fait semblant de pleurer et se jetait sur tous les meubles de la divannaja au risqué de les casser. -- Cela m'a paru peu naturel, mais je n'ai rien dites pour en finir je dirais que cette fille s'est conduite exemplairement avec lui, elle avait de ses lettres remplies probablement de promesses, elle souffrait des reproches, de sa cousine et ne l'en aimait pas moins. Je n'en veux à personne pour m'avoir persifler et même accusé de bassesse. Mais ce n'est pas comme cela qu'on gagne la confiance, l'estime et qu'on fait advancer dans la vie la personne aimée! Maintenent, je le sais, v vs taisez toujours; point d'avis, point de reproches, mais aussi point de franchise. -- Ne vaut-il pas mieux tacher de s'entendre sur tous les pounts et vivre ensemble autant que c'est possible. Je crois que vivre ensemble par exemple à Moscou, au comme je le voudrais en attendant pour l'hiver prochain dans une des villes maritimes de la Crimée serait lucratif et très agréable pour tous les deux. C'est pour cela que je me suis donné parole de vs écrire de longues dissertations, qui préviennes bien mieux les mèsintelleigences et les disputes. -- Croyez -- quand il s'agira de femmes ou d'autre genre de passions, tachez toujours de m'aider au lieu de sentir de la haine pour l'objet de mon entrainement; dans le dernier cas on se fait, mais on fait à sa manière; et comme l'on reste seule. Ou se fait du tort, car on a plus de difficieultès à vainere. Vs dites que votre dernière et aimable lettre du 8 Janvier est longue. Celle-là le sera davantages; mais une fois pour toutes que ces lettres que je vs écris restant entre nous; n'en dites pas un mot à quelqu un de mes frères. -- Cela me fait l'effet de profaner les choses qui se dissent entre ns. --
   J'ai à vs faire encore une petite confiàence, qui a pour objet non un plan, mais encore un embrion de plan: à 40 verstes de Tamak il y a une jeune personne Mlle Kochnikoff qui me plait assez, mais bien d'avantage à la raison, qu'au cœur (le cœur ne peut-être pris chez moi, qu'a près que la personne de dit quelle m'aime); c'est une petite brune, peu jolie, mais très distinguée, raisonnable au premier coup d'oeil, avec 25 milles r arg de dot. -- La mère est une jolie et excellente femme de 35 ans. -- Le père est une viveur qui n'est jamais à la maison. -- Je ne sais pas si je lui plaît; je ne le crois même pas, premièrement pas ce que c'est une fille un peu trop mondaine, secondement parce que je n'èssais pas de me rendre poétique à ses yeux. -- Je vieus chez eux tantôt avec mon vieux manteaux de prolétaire à colles rouil, tantôt avec une enorme дубленка, que M. Chatiloff me prête souvent et qui est trop large pour moi. -- C'est une fille de beaucoup d'esprit, d'imagination, mais sans aucune naiveté; je ne l'ai jamais vu rire; un caractère de gouvernante idéale en un mot. -- Je crois que ns observons mutuellement et rien de plus; les conversations sont toujours abstraites; -- M-me Chatiloff me protège et me communique tout ce qu'elle a observe chez elle. -- Je crois aussi, qu'une fille comme-cela m'arrangerait très bien; une amitié solide, un peu de joussances sensuelles (car elle est assez appétissante), un estime mutuel et des plans en commun avec une complète franchise, voilà ce que j'aurais voulu trouver dans une femme pour être son mari. -- Une petite querelle une fois par mois ne me rebuterai pas. -- Je vs dis ceci sous le sceau de plus grand secret, vu que son père est connu avec Mme Olive et je serai bien déconfit si mon plan serait découvert trop tôt. -- Je vs le dit premièrement par ce que j'y trouve du plaisir, et secondement par ce que je veux vs demondier d'avance une chose. -- Est ce qu'en cas de réussite auprès de la jeune personne et en cas de décision franche de me part -- puis je compter sur vs? -- C<'est> à d voudraiz, vs me rendre Koudinowo sans la garantie official d'un papier ou sera marqué la somme que je dois vs fournir annuelement! -- Puis je m'appuyer sur cela et en quelle manière? Si par hazard l'occasion se presente bientôt de faire le Coup d'Etat? -- Car je vs répété: ce n'est qu'un tronèon de plan, mais il peut prendre d'autre dimensions si j'ai mon congé, si la demoiselle me montre de l'inclination, et que je termine encore une affaire que je tiens très à coeur, et dont je vs parlerai après si Dieu ns permet de ns voir l'été prochain ici, selon notre désir commun. -- Mais qui suit comment la chose peut tourner tout à coup? -- Je dis que je la trouve parfaitement assortie à mes idées de carrière et il ne tient qu'à elle de vouloir de moi. Je ne me depecherai pas. -- C'est une fille très réservée et cachée, qu'il n'est pas aisé d'approfindir vite. -- Adieu. Secret! -- Franchise! Fraternité! Je crois que j'aurais mon congé à juger d'après un указ dans la gasete. -- Вы, пожалоста, не церемоньтесь писать резко "нет" насчет последнего моего вопроса о Кудинове; я говорю Вам как будто я говорил сам с собой; и Вас прошу точно так же ответить. --
   

Перевод с французского

   1857. Января 31. Тамак.
   У меня есть три письма от вас, от 21 дек<абря>, от 31 декаб<ря> и от 8 января. Я получил их почти одновременно. -- Не помню уже, пришло ли первое из них до или после моей поездки в имение г. Гарковенко, откуда я написал вам на прошлой неделе. -- Буду отвечать только на 2 последних. -- У меня есть прекрасный способ определять, в каком вы настроении; это обращение в начале письма: Мой дорогой Константин!, сказанное самым учтивым на свете языком, всегда предшествует любезному письму; Любезный друг! напротив, обнаруживает некую важность, слегка сдобренную горечью. Я не сержусь на вас за это, так как невольно сам стал причиной расстройства, которому недавно подверглось ваше здоровье из-за деревенской скуки, хлопот о моем мнимом путешествии и о моей безопасности. В письме от 31 декабря вы говорите, что я напрасно не исключаю вашу особу из моих планов; что вы сможете меня найти везде, где я буду, кроме как в Индии и Бразилии. -- Что у вас независимое состояние и т. д. -- Сможете ли вы повторить это, если я скажу, что не считаю вас ни слишком старой, ни слишком черствой по природе, чтобы не искать чего-то более идеального, чем хлеб насущный для вас и для меня жизнь и здоровье? -- Захотите ли винить меня в том, что я хочу попытаться сделать из вас мать-друга, принимающую сына таким, каков он есть, предпочитающую смотреть на его странности, на его мнения с хорошей стороны; вспомните притчу об отце и его детях с пучком соломы. -- Единодушие в семье -- это большая сила и лучшая из радостей; а поскольку Единодушие в Патриархальном смысле, т. е. когда все следуют линии, намеченной родителями, невозможно в наше время, ввиду рано развивающихся идей нынешней молодежи, то часто нужно, если дело поставлено разумно, чтобы родители приноровлялись к своим детям. Что хорошего в сдержанности, твердости, материнском достоинстве, если оно ведет к разделению интересов, к хитрости, к отдалению, к китайскому церемониалу, который Калошин, как он ни противен, правильно критиковал. -- Любая вещь, не имеющая объяснений и корней в животных законах человеческой природы, -- очень быстро устаревает, вызывает разного рода ошибки, страдания и разногласия. -- Который из двух отцов, по-вашему, лучше (от матери этого требовать нельзя, хотя, по правде сказать, было бы лучше -- требовать): тот, который, когда его сыну 16-17 лет, нанимает ему или советует выбрать любовницу простую, свежую и единственную, или тот, который от избытка достоинства и целомудрия (плод развращенности ума) позволяет ему иметь дело с публичными женщинами или с чем-то еще более непристойным? -- Вспомните, что вопреки вашей любви ко мне, или по причине этой любви, вы всегда выступали как реакционерка против всех моих привязанностей, и лишь благодаря моему возвышенному представлению о вашей любви ко мне я не затаил никакой обиды. -- Как-то я говорил вам о г-же Остафьевой; на этот раз напомню историю Б<ориса> с этой прекрасной девушкой, которую он обманул. -- Еще в Кудинове он сказал ей, чтобы опередить меня, будто ждет только сентября, чтобы жениться на ней. Девица не слишком ему верила, но, впрочем, могла ли подобная вещь не манить ее? -- Застав нас вместе, Б<орис> имел такой припадок ревности, что расплакался или притворился плачущим и метался по диванной, рискуя поломать мебель. -- Это показалось мне неестественным, но я ничего не сказал, и чтобы покончить с этим, скажу, что эта девица вела себя с ним примерно, у нее были его письма, вероятно полные обещаний, она страдала от упреков своей кузины и притом любила ее по-прежнему. Я ни на кого не сержусь за то, что меня осмеяли и даже обвинили в низости. Но совсем не так завоевывают доверие, уважение и не так помогают любимому человеку преуспеть в жизни! Теперь, я знаю, вы всегда молчите; ни мнений, ни упреков, но нет и откровенности. -- Не лучше ли стараться во всем понять друг друга и жить по возможности вместе. Я думаю, жить вместе, например, в Москве, или, как я хотел бы впредь до будущей зимы, в одном из приморских городов Крыма было бы выгодно и очень приятно для нас обоих. -- Ради этого я дал себе слово писать вам длинные рассуждения, которые гораздо лучше предупреждают разногласия и споры. -- Поверьте -- когда дело коснется женщин или другого рода страстей, всегда старайтесь помочь мне, а не гневаться на предмет моего увлечения; в последнем случае молчишь, но поступаешь по-своему; а поскольку остаешься один, то причиняешь себе вред, так как приходится преодолевать больше трудностей, Вы говорите, что ваше последнее и любезное письмо от 8 января длинно. Это будет еще длиннее; но раз и навсегда пусть письма, которые я вам пишу, остаются между нами; не говорите ни слова про них никому из моих братьев. -- Это значило бы опошлить все, что говорится между нами.
   Хочу доверить вам еще один небольшой секрет, еще не план, а только зародыш плана: в 40 верстах от Тамака живет одна молодая особа м-ль Кушникова, которая мне довольно нравится, но больше уму, чем сердцу (мое сердце может забиться только после того, как сама особа скажет мне, что она меня любит); это невысокая брюнетка, некрасивая, но на первый взгляд вполне благовоспитанная, рассудительная, с 25 тысячами руб. сер<ебром> приданого. -- Мать хорошенькая и превосходная женщина 35 лет. -- Отец прожигатель жизни, всегда в отъезде. -- Не знаю, нравлюсь ли я ей; не думаю, во-первых, потому, что она девица слишком уж светская, во-вторых, потому, что я не стремлюсь быть поэтичным в ее глазах. -- Я бываю у них то в старом плаще пролетария с порыжевшим воротником, то в огромной дубленке, которую г. Шатилов часто мне одалживает, слишком для меня широкой. -- У девицы много ума, воображения, но совсем нет простодушия; я никогда не видел, чтобы она смеялась; словом, идеальный характер гувернантки. -- Думаю, мы взаимно наблюдаем друг за другом и ничего больше; разговоры всегда отвлеченные; -- Г-жа Шатилова всегда мне протежирует и передает все, что в ней заметила. -- Думаю также, что такая девица мне вполне бы подошла: крепкая дружба, немного чувственных радостей (так как она довольно аппетитна), взаимное уважение и общие планы при полной откровенности, -- вот что я хотел бы найти в женщине, чтобы быть ее мужем. -- Небольшая ссора раз в месяц меня бы не обескуражила. -- Говорю вам это под самым большим секретом, потому что ее отец знаком с г-жой Олив, и я был бы весьма озадачен, если бы мой план обнаружился слишком рано. -- Рассказываю вам это, во-первых, потому что нахожу в этом удовольствие, а во-вторых, потому что хочу заранее спросить кое о чем. -- В случае успеха у девицы и в случае моего собственного решения -- могу ли я рассчитывать на вас? Т. е. угодно вам будет отдать мне Кудиново под официальную гарантию документа, где будет указана сумма, которую я обязуюсь выдавать вам ежегодно? -- Могу я полагаться на это и каким образом? Если вдруг скоро представится случай совершить Государственный Переворот? -- Потому что повторяю вам: это только часть плана, но он может принять другие размеры, если я получу отпуск, если барышня проявит ко мне склонность и если я закончу еще одно дело, которым очень интересуюсь и о котором расскажу вам после, если мы, дай Бог, увидимся здесь будущим летом, как оба желаем. -- Но кто знает, как все вдруг обернется? -- Повторяю, что нахожу ее вполне соответствующей моим представлениям о жизненном поприще, и все зависит только от нее. -- Я не буду торопиться. Это девица весьма сдержанная и скрытная, которую не скоро узнаешь. -- Прощайте. Тайна! Откровенность! Единодушие! Я думаю, что получу отставку, судя по указу в газете. <...>
   

96

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

7 марта 1857 г., Тамак

   1857, 7 марта. Тамак.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Passons à Шевырев; Шевырев est un homme qui n'est pas, dit-on, digne d'estime; à moi il m'a toujours dépeu pas son air de Tartuff. -- Бобринский a en peut-être raison de le rosser; d'autant plusque d'autres personnes ont écris à propos de cela ici et dissent que le premier soufflet fut donné par Шевырев. -- Peut-être aussi Бобринский est un homme charmant. -- Mais pourquoi cette indécente joie à propos du noble et du roturier. -- Dieu des Dieux!! Vs êtes naïve encore jusqu'à ce point pour vs croire plus aristocratique, vs et moi que Шевырев. -- Шевырев et tout autant petit gentillâtre (pour m'exprimer dans le goût féodale) que vs et moi. -- De grâce ne commetez pas l'énormité de mesurer l'histoire russe au moyen de l'histoire de France. -- Premièrement qu'il l'orgueil aristocratique n'est nullement fort dans la nature Slave et vs êtes autre cas vs avez dans vs la mauvaise goutte polonaise des Krobanowsky. -- Secondement, ns n'avons pas de tiers-êtat bourgeois à la mode des Occidentaux; notre tiers-êtat c'est la pouvre petite et nombreuse noblesse, à laquelle ns appartenons -- vs et moi et Шевырев aussi; c'est la classe la plus digne d'estime et la plus laboreuse et la plus souffrantes. -- C'est donc pour être professeur, savant et laborieux que Шевырев est méprisé par vs (car vs ne le connaissez pas comme caractère) et Бобринский est délicieux par ce qu'il est resté dans sa grande de riche cochon toute sa vie? -- Est-ce comme cela qu'il convient de parler à une femme, qui a toujours travaillé comme une bourgeoise, qui a vécu avec la modestie bourgeoise, qui a souffert comme bourgeoise, qui est éclairée comme une bourgeoise. -- Ce n'est pas d'après le vain nom qu'il faut juger si la personne est aristocrate ou plébéienne mais par sa position sociale! Savez vs quelle fable ns représenterions dans nos personnes si ns sérions pensé à être aristocrats: à la grenouille qui crève à faire de se gonfler! -- Savez donc une autre fois, moins jeune, chère amie, et n'emloyez pas des mots sonores mais inapplicables pour le moment. -- Adieu, je vs embrasse de tout mon cœur -- et je vs prie de savoir séparer le prédicateur fervent du fils ami et respectueux. -- Soyez bien partante et gaie, mon amie. --
   

Перевод с французского

   Перейдем к Шeвыреву; Шевырев -- человек, который, говорят, не достоин уважения; мне самому он всегда не нравился своим видом Тартюфа. -- Бобринский, может быть, правильно его поколотил, тем более, что некоторые написали сюда про это и говорят, что первая пощечина была дана Шевыревым. -- Может быть также, что Бобринский очаровательный человек. Но почему эта неприличная радость по поводу дворянина и разночинца. -- Боже мой!! Вы еще настолько наивны, что считаете себя и меня большими аристократами, чем Шевырев. -- Шевырев такой же мелкопоместный дворянин (выражаясь в феодальном вкусе), как вы и я. -- Ради Бога, не делайте глупость судить о русской истории по истории Франции. -- Во-первых, в славянской натуре аристократическая спесь отнюдь не сильна, но вы не такая, потому что имеете дурную польскую каплю Кробановских. -- Во-вторых, у нас нет буржуазного третьего сословия во вкусе европейцев; наше третье сословие -- это бедное мелкое и многочисленное дворянство, к которому принадлежим и мы -- вы и я и Шевырев тоже; это класс, наиболее достойный уважения, и самый работящий, и самый страдающий. -- Значит, Шевырева вы презираете за то, что он профессор, ученый и труженик (так как вы не знаете, каков его характер), а Бобринский мил, потому что всю жизнь провел как свинья у богатого гумна? -- Разве подобает так говорить женщине, которая всегда трудилась как мещанка, жила в мещанской скромности, страдала, как мещанка, образована, как мещанка. -- Не по спесивому имени надо судить, является ли человек аристократом или плебеем, а по его общественному положению! Знаете, какую басню мы представляли бы собой, если бы вздумали быть аристократами: лягушку, которая лопается от надувания! -- В другой раз не будьте так наивны, милый друг, и не употребляйте слов звучных, но теперь неприменяемых. -- Прощайте, от всей души целую вас и прошу отделить ревностного проповедника от любящего и почтительного сына. -- Будьте здоровы и веселы, друг мой.
   

97

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

21 марта 1857 г., Тамак

   21 марта 1857. Тамак.
   Что водило вашим пером, когда вы писали такое печальное письмо, -- ревматизм или убеждение. -- Если ревматизм -- так это лучше, потому что, может быть, скоро пройдет; а если убеждение? -- Посылаю его вам с нотабенами, чтобы яснее было дело. -- Прочтите и подумайте. -- На страстной неделе еду в Феодосию на службу. -- В понедельник на страстной кончается мой отпуск, и я очень рад ехать в Феодосию. -- Во-первых, разнообразие; во-вторых, надежда быть утвержденным в чине это лето. -- Будьте так добры, chère amie, напишите -- ждать ли мне вас к июню в Феодосию или нет? -- Вам надо будет непременно выехать в начале мая, как только станет хорошая погода; тогда в 9 дней на почтовых вы непременно доедете; полдороги по шоссе, а там по ровной степи до самого Симферополя. -- От души, дружок мой, был бы рад, если бы на феодосийском горизонте мог увидать ваш угрюмый профиль. -- Как бы это было полезно вашему ревматизму физическому и моральному! -- И как я бы вам показывал все. -- Только старайтесь быть пораньше. -- К тому времени, Бог даст, выйдет отставка моя и мы еще за хорошую погоду возвратимся в Россию вместе. Как бы это было приятно! -- Если же вы не будете, я уеду в Россию как только получу отставку. -- Сегодня утром еще я ездил верхом и с ружьем на Сиваш (рукав гнилой Азовского моря, шесть верст от Тамака) и провел там время от 9 до часу; стрелял чаек, да неудачно, по обыкновению; сейчас об вас вспомнил, как бы вас эти места могли интересовать. -- Приезжайте же. -- Время идет скоро и другой раз, быть может, такого случая не будет. -- Книги тоже привезите с собой; я, признаться, надеялся их к Святой получить уже, ну да не беда! --
   Прощайте, будьте здоровы и не так désillusionnée в вашем сыне, который, напротив, исполнил все ваши ожидания: вышел человек смирный; медик, как вам всегда хотелось, и в Крыму, за который вы имеете против него зуб, поправился душою и телом. -- Чего же Вам еще и какого несбыточного идеала вы хотите? -- Обнимаю вас и желаю веселиться в Петербурге. --
   

98

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

4 апреля 1857 г., Феодосия

   4 апреля 1857. Феодосия.
   На этот раз ничего не могу Вам писать особого, друг мой. -- Некогда. Здоров, отпуск кончился, приехал служить в Феодосию. Отставка не отказана, но вернулась с предписанием приложить формулярный список. -- Итак теперь похлопочите лучше о утверждении в чине (я кончу 3 года службы в июне). А я отставку пошлю на следующей неделе опять. -- В промахе виноват не я, так как я формы не знал, а писарь. -- Письмо ваше последнее очень здраво и мило. -- Ради Бога -- нельзя ли поскорее кончить дело с моими отрывками? -- C'est une affaire grave pour moi que mon congé et que mon rang. -- Что Ротрофи? Они y него. -- Прощайте, будьте здоровы, целую Вас и прошу благословить меня вообще. -- Я надеюсь пробыть здесь до отставки. -- Я и этим пока доволен; хоть бы где-нибудь посидеть. -- Adieu. --
   

99

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

1--4 мая 1857 г., Феодосия

   1 мая. Феодосия. 1857.
   Передо мной, друг мой, 2 ваших письма; одно я получил прежде от 14 апреля, другое сейчас прислали из Тамака от 7-го апреля. -- Ив том, и в другом вы беспокоитесь за мою судьбу в дороге и по возвращении домой. -- Друг мой! сейчас бы уехал к вам, да нет отставки и денег. -- Отказа, конечно, не будет. -- Но когда я оставлю Крым -- не могу ничего сказать! -- Вышел Приказ Военного Министра, что желающих в отставку, не дожидаясь ответа из Петербурга, может отпускать в отпуск начальник дивизии. -- Было бы 150 рублей, я был бы в Кудинове к 1-му июня! -- Наш дивизионный доктор в Одессе; ответ от него может выйти через две недели, а жалованье со дня отпуска прекращается. -- Пока я получаю 20 р<уб.> сер<ебром> в месяц, -- я все-таки сыт и курю табак; а тогда? -- И ехать не с чем и жить не с чем. -- Навязываться на даровую жизнь у Шатиловых не хотелось бы, несмотря на всю их доброту! -- Ехать на Южный берег, пока Краевский или Катков вышлют что-нибудь? -- С чем? -- Если я писал вам о практике, которая может мне предстоять в Феодосии, то это мне было внушено слухом, что другие доктора уезжают. -- Чтобы отбить практику у людей, живущих тут годами, надо иметь какую-нибудь репутацию, а я никакой не имею пока, исключая баснословного Генерала Ковалева, которого я нигде не встречал и который, вероятно, создан фантазией M-me Дириной, чтобы утешить Вас, мой друг! -- Не только другой кто, я не могу даже себя хвалить, потому что мне еще многим надо основательно заняться (а это возможно только в Москве); напр<имер>, глазные болезни, детские, акушерство -- в них я знаю не больше Дмитрия! --
   Я не только не раскаяваюсь, что поступил в военную службу и поехал в Крым, напротив, горжусь, что поправил этой выходкой душевное и телесное здоровье свое; но в отношении службы и занятий -- на все есть своя пора. -- Довольно шляться! -- Если я остался у Шатилова, так это вовсе не от 375 рублей, которые я должен был получить в год от 3 помещиков (другие пошли на попятный двор, и я с 900 рублей съехал на 375), а из того, что Краевский прислал мне только 100 руб. (ровно на прогоны); а уже была зима; шубы купить было не на что, и я решился жить в Тамаке и писать (мимоходом сделал контракт). -- Писать я хотел для того, что надеялся обеспечить себе этим романом год жизни в Москве, чтобы можно было заниматься не хлопоча о насущном хлебе тотчас. -- Взять, напр<имер>, место заштатное при госпитале. -- Написал рублей на 400 или 500. Послал Ротрофи. -- И где теперь эта рукопись? -- Еще осенью отправил Ермолову другую вещь мою, которую при прежней цензуре не пропустили; но с тех пор как переменилось Правительство, переменилась и цензура. -- Ермолов отправил вещь (на 150 руб.) Каткову. -- Где она? -- Катков не получал ее. -- Владимір не прислал мне Комедии "Трудные дни" обратно, несмотря на мою просьбу. -- И я не могу кончать ее без пересмотра беловой! (Еще 150 или 200 р<уб.> вон!). -- Виноват ли я? -- Куда пошли все труды мои, все бессонные ночи и вдохновение все? -- Не знаю. -- Знаю только, что теперь у меня могло бы быть до 600--700 руб. сер<ебром>, если бы все рукописи были на месте вовремя. -- Вы видите -- можно ли надеяться на заглазное дело. -- Одна Вы, быть может, сочли бы священным долгом быть безукоризненной аккуратности в моих комиссиях. -- Я не виню никого; я знаю сам, что комиссии очень скучная материя; но легче ли мне от этого? -- Теперь -- я положил себе от дивизионного доктора не просить отпуска, пока не получу что-нибудь в руки. -- Вы знаете, что за рукописи, отправленные на ваше имя, я в случае счастливого исхода больше 150 р<уб.> получить не могу. -- И то в конце июня. -- Если роман отыщется и Ротрофи устроит это дело, тогда будет хорошо. -- Я постараюсь кончить что-нибудь и еще. -- Надобно же как-нибудь выйти из этого ложного положения. -- Ни то, ни сё, ни Крым, ни Москва. -- Выгод, повторяю, я здесь никаких не имею; и не хочу марать себя в мирное время военной службой. -- Итак, не беспокойтесь обо мне насчет Москвы. -- Что будет, то будет; если я не вынесу климата -- пусть! Лучше совсем пропасть, чем пресмыкаться в неизвестности. -- Я имею такого рода религию: кто кому-нибудь нужен -- тот будет жив, а кто ни на что не пригодился Богу на земле, -- так и жалеть его нечего! -- Если московский климат будет труден, а дела хороши, то один год или 1 1/2 не убьют меня; в полтора года можно многое кончить и опять уехать. -- Самое пламенное мое желание -- провести 4--5 месяцев в Кудинове, кончить роман и тогда ехать работать в Москву. -- Насчет развлечений -- не думайте об них; мне не до них; я их забыл. -- И что за развлечения с 20 р<уб.> сер<ебром> в месяц. -- Уже веселиться, -- так веселиться, и дешевые удовольствия не по нас!! То есть это я к тому, что Вы за мою кудиновскую обстановку беспокоитесь. -- Поверьте мне: после лишений крымских -- Кудиново будет для меня волшебным замком! -- Да и неужели вы примете за фразу, если я Вам скажу, что Ваше общество было бы мне истинно дорого! -- Когда тесно -- мы ссорились да и как же: вы кропотливы и щепетильны, я небрежен в хозяйстве; вы пуританка по образу мыслей, а я больше à la Беранже по нравственности. -- В Кудинове же мы редко ссорились; а приятных минут у нас много в памяти (т. е. у меня по крайней мере). -- А что других членов семейства нет, так тем лучше! -- Покойнее!! -- Вы, конечно, не сомневаетесь, что можно расходиться в образе мыслей и любить человека от души. -- Ваша неправда приятнее мне иногда, чем иная правда других, к которым я совершенно равнодушен. -- Итак, молите только Бога, чтобы я был здоров и добрался бы до Кудинова, да устройте мне эти 150 руб. сер<ебром> от Краевского. -- А тогда, Бог даст, и поправимся!! Ничего! --
   Сегодня Иосиф Ник<олаевич> Шатилов написал мне, что его сын очень болен; у них теперь уездный лекарь; кажется, он добрый такой, боялся, чтобы я не обиделся; но я очень рад, что не мне досталось лечить такого нежного ребенка и еще сына человека, которому я от души предан. -- Это была бы претрудная комиссия. -- Я ему в этом признался! --
   4 мая. Колинька поправился. -- Шатилов хочет приехать со мной повидаться. -- Погода прекрасная, и я за эти дни кончил еще один отрывок для Краевского. -- Прощайте. -- Целую вас 30 000 раз. --
   

100

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

15 мая 1857 г., Феодосия

   15 мая. 1857. Феодосия.
   Благодарю Вас 1000 раз, милый дружок мой, за хлопоты о моем чине и отставке. -- Я до января ни за что ждать не стану; если к 1-му июлю я получу 200 р<уб.> сер<ебром> за мои литературные труды, то выеду сейчас же. -- В дороге я, кажется, буду не один. -- Одна старуха гречанка, которая не разодолжала меня, ходила за мной, когда я был болен и кормила, когда был без денег, желает определить 10-летнего сына куда-нибудь. -- Мальчик умен, но истомился очень от бездействия. -- Я желал бы очень заплатить ей этой услугой и, если можно, определить его по пути в Харькове или в Москве в какую-нибудь школу. -- Здесь на это возможностей нет. -- Хотя он и дитя, но очень смышленый, и я думаю, что вам приятно будет слышать, что я надеюсь ехать не один. --
   О чине хлопотать много не стоит; пришел мимоходом -- хорошо! -- Нет -- тоже ничего. -- Гораздо более важности в рукописях моих. -- На них вся моя надежда; ими я почти только живу. -- Когда прежде цензура не пропускала моих повестей, -- я даже радовался, полагая, что время поможет мне исправить их. -- Но теперь, когда я всю зиму в Тамаке бредил этими отрывками, которые я послал к Ротрофи, меня просто с ног сбило известие от Вас, что рукописи до сих пор у Ротрофи нет! -- Я час пролежал, уткнув голову в подушку, и целый день ничего не работал. -- И теперь вы пишете, что он взял адрес Каткова, но не говорите для чего; неужели он все еще не получил? -- В таком случае на что ему Катков? -- А если получил, -- отчего он Вам не сказал ни слова? -- Теперь я не буду спокоен, пока не узнаю что-нибудь. -- Владимір тоже неизвестно когда послал мне комедию! -- Зимой пропала по милости Ермолова другая комедия! Теперь новые рукописи, пожалуй, разъедутся с Вами! -- Когда же я выеду отсюда? -- Это поважнее чина!! Чины могут совсем уничтожить и хорошо сделают, а дорогое время не воротишь; как получишь книжку журнала и посмотришь как все кипит и работает, а ты тут глохнешь -- тут всякий чин выскочит из головы. -- Как ваше здоровье теперь? -- Ах, если бы я вас увидал к 15 августа! -- Прощайте, душа моя, будьте здоровы и не забывайте любящего Вас человека! --
   

101

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

24 мая 1857 г., Феодосия

   24 мая. 1857. Феодосия. --
   Письмо Ваше, мой друг, от 4 мая, наполненное пунктами о Прокофье, я получил. -- Вижу в нем, вижу мать и добрую женщину, но нахожу все это дело не нужным. -- Я сплю и думаю уехать отсюда. -- Отставка поехала в Петербург на прошедшей неделе. -- Я готовлю еще 2--3 очерка Краевскому; не знаю, что будет, я с своей стороны делаю, что могу; если будет счастье, то должен буду получить рублей 300--400. -- Да все не везет! Вот и теперь в прошлом месяце послал рукописи на имя Анны Павловны для доставки вам. -- Что будет с этой рукописью (а там на 200 руб. сер<ебром>!), кому она достанется и когда? -- Что сделает Владимір и скоро ли! Как вы хотите, чтобы до января сиделось в Крыму? -- Тогда надо шубу, хорошую кибитку, теплых вещей и всякого комфорта рублей на 50, а теперь я кой-как могу добраться; если бы я мог пробыть в Кудинове август и сентябрь; а в октябре приехать слушать 5-ый курс в Москву, не стесняя себя службой, как бы я был счастлив! -- Для этого курса надо рублей 300--400. -- Кончив 2 части (уже хорошо обдуманные и планы готовы) в течение жизни в Кудинове, -- я бы мог ехать к Святкам в Москву; конечно, рассчитывая на вашу квартиру и стол, так как на Анну Павловну теперь надеяться нечего. -- Не думайте же о дурацком чине. -- Деньги, деньги, здоровье, 5-ый курс! -- Поздравляю вас с дорогим для меня 29 мая. -- Когда-то мы проведем его вместе? --
   

102

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

8 июня 1857 г., Феодосия

   8 Juin, Theodosie, 1857.
   Je ne sais plus où j'ai fourré votre dernière lettre, ma très chère amie, mais il y 2 points graves, dont je me souviens. Le premier c'est au sujet du depart de ma tante Ан<на> Павл<овна> et manuscript adressé en son nom. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   La seconde question grave traite du retour projeté à Koudinowo. -- Vs avez raison de ne pas vouloir entendre la répétition de l'hiver passé; 20 fois j'arrive, et 20 fois je n'arrive pas! -- Si vs voulez pourtant me voir pour sûr chez tous à la me-Juillet ou pour le premier Août vs n'avez qu'à tacher de me procurer 150 r arg, sait de votre propre bourse, sait en guise d'emprunt. -- Je vs répété qu'il y pour plus de 500 r arg de manuscrits envoyés; s'il ne réussissent pas c'est la faute de la poste et de ceux à qui je les ai confié. -- Pourvu que sois à Moscou je vs donne ma parole de finir le tant en quelques jours! Vs vs souvenez de mon voyage à Petersbourg où en trois jours je me suis fais 150 r arg, encore la censure est toute autre maintenant et mon esprit d'auteur quel qu'il sait a mûri tout de même! -- Mais si les choses sont menés aussi lentement qu'elles le sont maintenant en mon absence, probablement par ce que ces messieurs (c<'est> à d Краевский, Катков и Ротрофи) s'embarassent fort peu de mon état pécuniaire. -- Ne craignez donc pas -- l'argent y est, mais quand me parviendrait-il je ne puis rien dire. -- Je traveulle maintenant sans discontinuer; j'ai rassemblé beaucoup de faits médicaux, des observations sur la Crimée; j'ai fait des extraits de toute sortes de livres scientifiques que j'avais sous la main, enfin j'espère à la fin de ce mois faire un voyage de 3-4 jours à Odessa pour presenter à Pirogoff quelques plans d'ouvrages, dans l'espoir qu'il me donnera les moyens ou d'aller à Paris pour faire des étudés aux Jardin des Plantes, ou si cela n'est pas possible une bonne place à Moscou, pour travailler à mon aise, ou du moins un bon mot d'encouragement ou de recommandation; le prince Gagarine (le commandant d'ici) m'a promit d'écrire à mon sujet une lettre à son père à Petersbourg, aussi pour qu'il puisse m'aider, si je le veux, d'être envoyé en frais de la couronne à l'étranger. Vs voyez que j'agit de toutes les manières, il ne sagit que d'avoir 150 r arg pour partir d'ici ou plutôt du moment de leur arrivée, car pendant la bonne saison c'est assez de 50 r arg pour arriver à la rigneur, mais en hiver ou ne risque pas avec 100, vu le manque de pelisse et la mauvaise santé! -- Et puis de quel prix serait pour moi un prompt retour. -- Les moi d'Août, de Septembre et d'Octobre peut-être à Koudiniwo avec tous les decors convenables pour écrire, sans être troublé comme ici pour les soucis quotidiens! -- Puis un hiver de médicine à Moscou et des intrigues pour le voyage à l'etranger! -- Je vs dis mon idée franchement, faites comme vs le savez! Et moi en tous cas je vs embrasse et demande votre bénédiction. Adieu.
   

Перевод с французского

   8 июня, Феодосия, 1857.
   Я уже не знаю, куда подевал ваше последнее письмо, любезный друг, но помню о 2 важных пунктах. -- Первый об отъезде тетушки Ан<ны> Павл<овны> и о рукописи, адресованной на ее имя. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Второй важный вопрос касается задуманного возвращения в Кудиново. -- Вы правы, что не хотите слышать о повторении прошлой зимы: 20 раз я еду и 20 раз не приезжаю! -- Однако, если вы хотите увидать меня наверняка в середине июля или к первому августа, вам стоит только постараться достать мне 150 руб. серебром, или из вашего собственного кошелька, или в виде заема. -- Повторяю, что мне следует больше 500 руб. серебром за посланные рукописи; если они не напечатаны, то виновата почта и те, кому я их доверил. -- Лишь бы мне оказаться в Москве, даю вам слово покончить с этим в несколько дней! Помните мою поездку в Петербург, когда в три дня я получил 150 руб. серебром, да теперь и цензура совсем другая и мой творческий дух как ни как все же созрел! -- Но если дела идут так медленно, как теперь в мое отсутствие, вероятно потому, что эти господа (т. е. Краевский, Катков и Ротрофи) очень мало заботятся о моем денежном положении. -- Итак, не бойтесь -- деньги есть, но когда они до меня дойдут -- ничего не могу сказать. -- Я теперь работаю без перерыва; собрал много медицинских случаев, наблюдений о Крыме; сделал выписки из разного рода научных книг, которые были под рукой, наконец, надеюсь в конце этого месяца на 3-4 дня съездить в Одессу, чтобы представить Пирогову несколько планов сочинений, в надежде, что он даст мне средства поехать в Париж для занятий в Ботаническом Саду, или, если это невозможно, хорошее место в Москве, чтобы работать в свое удовольствие, или, по крайней мере, поощрит и рекомендует; князь Гагарин (здешний комендант) обещал написать письмо обо мне своему отцу в Петербург, чтобы он также мог мне помочь, если я захочу поехать за казенный счет заграницу. Вы видите, что я действую всеми способами; дело только в получении 150 руб. серебром, чтобы уехать отсюда, или, вернее, в моменте их получения, так как в хорошую погоду в крайнем случае достаточно и 50 руб. серебром, но зимой не станешь рисковать и с 100, ввиду отсутствия шубы и плохого здоровья! -- И потом, что дало бы мне скорое возвращение. -- Месяцы август, сентябрь и октябрь, быть может, в Кудинове с соответствующей обстановкой, чтобы писать, не отвлекаясь, как здесь, ежедневными заботами! Потом врачебная зима в Москве и интриги для путешествия заграницу! -- Я откровенно высказываю вам свою идею, а вы поступайте, как вам угодно! -- Я же, в любом случае, целую вас и прошу вашего благословения. Прощайте.
   

103

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

19 июня 1857 г., Феодосия

   19 Juin 1857 г. Феодосия. --
   Очень Вам благодарен, мой друг, за предложение ста рублей; постараюсь ими воспользоваться в случае неудачи в Петербурге; конечно, доехать можно с ними, как вы говорите, от Феодосии до Федосьи, но я все-таки подожду еще, что скажут Ротрофи и Владимір. -- Пора уже сказать что-нибудь. -- Я отчасти виноват сам; еще все непривычка к этим делам; нужно бы не скупиться и послать рукописи по легкой почте, оно было бы очень дорого, да зато я бы уже знал a quoi теп tenir. -- Третьего дня вернулся с Южного берега, где пробыл с неделю (оттого так долго и не писал вам). -- Куда угодно на пароходах нового Общества и чрезвычайно приятно. -- Сел -- поехал; сел -- вернулся; легче, чем от Кудинова до Вассов! А уж об удовольствии и говорить нечего. -- Вообразите себе, что вы с винтового парохода, наполненного европейской жизнью, в одну минуту переноситесь в патриархальную жизнь татар, живущих около Ялты! -- Я ездил с целью осмотреть Никитский ботанический сад для одной статьи, которую я уже кончил начерно и готовлю с помощью писаря для подачи Пирогову, которого ждут сюда. -- Не знаю, что из этого будет, но я доволен собою, я все сделал, что мог, положил на эту поездку последние 20 р<уб.> сер<ебром>, так что до 1-го июля буду есть, курить и пить кофе на счет одной весьма милой девушки, с которой мы всегда делимся, как можем; когда у меня есть деньги, она берет от меня подарки, а теперь она взяла шить наволочки и чехлы на стулья у кого-то, чтобы я мог есть и курить табак до июля. -- Неужели вы настолько аристократка, что это вас не растрогает? -- Впрочем, при здешней погоде, при незначительной работе в госпитале, при хорошей казенной квартире, любимых литературных занятиях, в которых у меня нет, слава Богу, теперь застоя, и при отличном состоянии здоровья, лишения эти переносятся легко, особенно при перспективе скоро быть с Вами, дружок мой, в Кудинове! Прощайте.
   

104

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

4 июля 1857 г., Феодосия

   Июля 4-го. 1857. Феодосия.
   Последнее письмо от 14 июня. -- Очень Вам благодарен за разрешение воспользоваться Вашим именем для испрошения у Иосифа Николаевича ста рублей на прогоны до Кудинова. -- Я пошлю ему около 1-го августа первый листочек вашего письма, чтобы быть совершенно чистым. -- Быть может, удастся ехать до Харькова (1/2 дороги) с каким-нибудь здешним купцом, которых много отправляется отсюда на ярмарку в Харьков к 15 августу. Я уже справляюсь и теперь. -- Вы спрашиваете, какая может быть у меня цель ехать в Москву только к Святкам. -- А вот какая! -- Предвидеть всего, вы знаете, нельзя; и то хорошо, если человек придерживается главных целей своих постоянно, вопреки кажущимся уступкам, которые он принужден делать по обстоятельствам. -- Месяцом, годом раньше, а хорошо сознанная цель достигается, если человек живет. -- Конечно, будь у меня своих свободных хоть 300 руб., -- я бы поехал почти прямо в Москву и думал бы только об науке. -- Но вам известно мое здоровье? -- Вам известно также, что медицина ничего еще мне до сих пор не давала, кроме 20 р<уб.> сер<ебром> в месяц (жалованье, -- которое не берет порядочный повар!); вам известны мои литературные отношения? -- Известно, что я не мог написать еще ничего серьезного по незрелости своей, а писать пустячки считаю душевной проституцией. -- Захлопотавшись и запутавшись опять в Москве, -- что я напишу, когда и здесь мне уже не пишется так хорошо, как в Тамаке. Пробывши же до Святок, я могу кончить если не весь роман, то, по крайней мере, обработать 1-ю часть; это должно разом дать рублей 500; а тогда уже можно будет на январь, февраль, март, апрель и май ехать заниматься медициной и приискивать себе место в Москве? -- Ясно? -- А что будет -- не знаю! -- Хотя мне очень приятно было слышать о получении моих рукописей, но я как-то не даю себе воли рассчитывать на них теперь. -- И ждать этих денег здесь не намерен, если Шатилов дает; а там уж будет в Кудинове раздолье думать и писать! -- Фу, Боже мой, когда это я доберусь. -- Я кончил работу, которую хотел послать Пирогову; но вдруг мной овладело чувство моего бессилия перед бездной фактов, которые я должен был опустить по незнанию или по неимению источников, и едва ли я пошлю ему ее! -- В Москве лучше можно будет справиться обо всем недостающем. -- Не примите мои слова за печаль или отчаяние -- ни мало! -- Я не жалуюсь, но нетерпение берет иногда -- вот и все. -- В письме к Miss Dèriman я уколол Ротрофи за его неделикатное молчание. -- Как бы ни обширна была практика -- найти минут 5 на письмо можно, чтобы успокоить человека, который живет только этим делом. -- Прощайте, целую вас и тетушку. Au revoir.
   

105

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

19 июля 1857 г., Феодосия

   19 Juliet 1857. Theodosie.
   Merci, merci, mon amie, pour votre bonne lettre du 25 Juin! -- Sans parler de la petite lettre pour M-me Chatiloff avec laquelle j'ai l'intention d'aller à Tamak mardi prochain (aujourd'hui c'est samedi) avec la permission d'y passer 10 jours, je vs dirai pourquoi encore je vs suis grès. -- Avant tout soyez tranquille je n'abuserai pas de votre confiance, j'avais sans cela besoin d'aller à Tamak, je ne serai que profiter de cette occasion pour montrer votre lettre, mais je ne prendrai l'argent que la veille de mon départ, après l'arrivée du semestre ou du congé. -- Je n'ai pas besoin d'argent pour le moment, j'ai mes 27 Troubles) arg par mois qui me suffisent en attendant. -- J'aurais regardé comme un péché de dépenser notre somme pour autre chose que le voyage chez vs. --
   Je veux vs remercie encore pour vos gronderies, qui m'ont beaucoup réjoui, car je vois que vs continuez à me traiter en fils-ami, et ne vs gênez-pas de me dire votre opinion. -- Peut-être vraiment j'ai mal calculé, peut-être n'etait ce qu'une affaire de circonspection, bien naturelle dans celui qui a en taut de guignon dans les circonstances de ces manuscrits, si non de son sens; du moins des sentiments qui peuvent en dicter un pareil. -- Quand à ce que je ne suis qu'un songeur -- je ne m'en plains pas, il est plus noble de péchér dans ce cas par excès aux par défaut ou par trop de positivisme. -- C'est le positivisme qui a battu nos armées pendant cette guerre bien d'avantage que les alliés. -- Pourtant je sais tout mon possible pour me rendre plus accessible le sens pratique de la vie, qui à vrai dire n'était pas trop ma vocation inné! -- Mais ou finis par en acquérir, tant soit peu pour son usage journalier à force de fautes et de déceptions! --
   J'entends avec impatience le moment de mon départ et je suis très content d'aller passer 10 jours à Tamak dans l'espoir de trouver de bonnes nouvelles à mon retour. -- Bonnes ou mauvaises -- l'attente de ces nouvelles me rend la vie un peu dure et ce voyage me distraira par dessus le marché. -- Je n'ai que 8-9 malades, des officiers, l'hôpital est presque desert et il y a 5 médecins pour le servir! -- Je passe ma journée à écrire, à copier ce que j'ai écris, je fais de temps en temps des excursions aux environs à pieds pour botaniser, car les formes végétables d'ici sont peu ressemblantes au plantes de nos contrées et malgré l'aridité des collines qui entourent Theodosie j'ai déjà fait une jolie collection qu'un jeune homme de mes connaissances veut parter à un vieux botanicien M. Steven pour qu'il retermine scientifiquement ces plantes pendant que je serais à Tamak. -- Le soir je vais alternativement dans 2 ou 3 maisons où j'ai trouvé des gens d'esprit, pour le reste de la société je m'en soucie peu; mais mon coeur est tourné vers la Russie de toutes les manières maintenant.... Amitié, science, argent, littérature, amourpropre tout cela me ronge et impatiente! -- Je suis vraiment touché de vos petites attentions au sujet de la chamber, des розовые крупы et de Художественный листок. -- Au recoir, chère amie, je ne sais ce qui peut vs donner des pressentiments aussi nous; vs dites qu'il vs semble toujours que ns ne n(ou(s verrons plus. -- Souvenez vs que cela vs arrive pour 20 -- me fois dans votre vie, car vs vs êtes donné d'une imagination très vive et vs ne pouvez donc pas affirmer que vos pressentiments se sont toujours réalise. --
   Adieu. Je vs embrasse de tout mon cœur.
   

Перевод с французского

   19 июля 1857. Феодосия.
   Спасибо, спасибо, мой друг, за ваше доброе письмо от 25 июня! -- Не говоря уже о письмеце к г-же Шатиловой, с которым я собираюсь ехать в Тамак в будущий вторник (сегодня суббота) с разрешением провести там 10 дней, я вам скажу, за что еще я вам благодарен. -- Прежде всего будьте покойны, я не злоупотреблю вашим доверием, мне и без того нужно было съездить в Тамак, я просто воспользуюсь этой возможностью, чтобы показать ваше письмо, но деньги возьму лишь накануне отъезда, когда получу полугодовой отпуск или отставку. -- Сейчас деньги мне не нужны, у меня есть мои ежемесячные 27 руб. серебром, которых мне хватает. -- Я бы посчитал грехом тратить ваши деньги на что-то помимо поездки к вам.
   Еще хочу поблагодарить вас за то, что вы меня браните, это меня очень радует, так как я вижу, что вы по-прежнему относитесь ко мне как к сыну-другу и не стесняетесь высказывать свое мнение. Быть может, действительно я плохо рассчитал, быть может, дело было в излишней осмотрительности, вполне естественной для того, кому так не везло с рукописями, если не с содержанием, то по крайней мере с теми чувствами, которые могут диктовать подобное содержание. -- Что касается того, что я всего лишь мечтатель, -- я на это не в обиде, в этом случае лучше грешить чрезмерностью, чем нехваткой или чем излишком позитивизма. -- Именно позитивизм разбил наши войска в этой войне гораздо больше, чем союзники. -- Впрочем, я предпринимаю все возможное, чтобы сделать более доступным для меня практический смысл жизни, который, правду сказать, не был моей врожденной склонностью! -- Но в конце концов приобретаешь его хоть немного для ежедневного употребления путем ошибок и разочарований!
   Я с нетерпением жду минуты своего отъезда и очень рад съездить на 10 дней в Тамак в надежде по возвращении найти добрые вести. -- Добрые или дурные -- ожидание этих вестей делает жизнь немного тягостной, и эта поездка меня еще и развлечет. -- У меня всего 8-9 больных, офицеров, госпиталь почти пуст, и это при 5 врачах! -- Я весь день пишу, переписываю то, что написал, иногда хожу пешком по окрестностям и изучаю растения, потому что здешние виды растений мало похожи на растения наших краев, и несмотря на иссушенные холмы, окружающие Феодосию, я уже собрал небольшую коллекцию, которую один знакомый мне молодой человек хочет показать старому ботанику г. Стевену, чтобы он научно описал эти растения, пока я буду в Тамаке. -- Вечерами поочередно посещаю 2 или 3 дома, где нашел умных людей, остальное общество мало меня интересует; но теперь я всем сердцем стремлюсь к России.... Дружба, наука, деньги, литература, самолюбие -- все это гложет меня и приводит в нетерпение. -- Меня, право, трогает ваше любезное внимание в отношении комнаты, розовых круп и Художественного листка. -- До свидания, милый друг, не знаю, что именно может вызывать у вас столь мрачные предчувствия; вы говорите, будто вам все кажется, что мы больше не увидимся. -- Вспомните, ведь это с вами происходит в 20-ый раз в жизни, потому что вы одарены очень живым воображением, но вы же не можете утверждать, что ваши предчувствия всегда сбывались.
   Прощайте. От всей души целую вас.
   

106

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

13 сентября 1857 г.

   13 сентября, 1857.
   Феодосия
   Если я до сих пор не выехал и не писал Вам, виноват не я, а отсутствие Иос<ифа> Ник<олаевича> Шатилова, к которому я писал об деньгах. -- Теперь я получил от него 150 р<уб.> сер<ебром> при письме, в котором он сообщает мне между прочим о Вашем беспокойстве насчет моего здоровья. -- Здоровье мое в цветущем состоянии. -- Дела только плохи; расплатившись с долгами, я уложился и собрался, но с ужасом помышлял о обрезанных 100 р<уб.>, с которыми должен был пуститься в Москву (ибо мне по делам моим нельзя прямо ехать в Кудиново, иначе мне будет плохо. -- Ведь не могу же я вас постоянно грабить). -- Но сегодня улыбнулось мне счастье; нашлись извозчики, которые берутся в 2 недели доставить меня в Курск (на долгих в закрытой повозке) за 15 руб. сер<ебром>; от Курска до Москвы ходят по шоссе мальпосты -- 14 р<уб.> сер<ебром> наружное место; от Москвы до Юхнова 10 р<уб.> сер<ебром> -- итого 40 р<уб.> сер<ебром> на езду. -- Сегодня в три часа пополудни решится совсем судьба моего отъезда. -- Извозчик посмотрит мои вещи и возмет задаток, а дня через три я выеду как Бахус, окруженный виноградом, который эти мужики везут в Орел; дорога моя продлится не менее 18 дней до Москвы; в Москве придется хлопотать с неделю; быть у Каткова, у Иноземцова и т. п., а там уже в Кудиново -- писать и отдыхать, отдыхать и писать. -- Значит это письмо придет, по всем вероятиям, гораздо раньше меня и успокоит Вас. -- За скуку долгой езды я буду вознагражден экономией, случаем наблюдать русских извозчиков и тем, что я могу взять с собою южно-бережский Гербарий и маленькую коллекцию крымских черепов, которые на почтовых обратились бы в порошок. -- Притом же я буду защищен кибиткой от непогоды. --
   

107

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

25 ноября 1857 г., Москва

   25 ноября 1857. Москва.
   Я полагаю, дружок мой, Вы оттого не пишете мне, что ожидаете меня. -- Не могу ничего сказать вам о моем приезде, но чтобы вы не заключили из этого, -- по тому скверному мнению, которое, к несчастью, вы обо мне имеете, что я гуляю здесь и забываю мать, которую я не видал 3 года, -- я должен изложить самым подробным образом состояние моих дел.
   Почему я жду Нарышкина? --
   I. Я, по планам службы и занятий моих, ищу теперь прежде всего выдержать экзамен на Доктора.
   Все расчеты мои приводят к тому, что менее 30 р<уб.> сер<ебром> для этих занятий проживать на готовом столе и квартире -- неудобно. -- Приблизительный счет в месяц:
   Именно:
   
   3 ф<унта> кофе -- 1 р<уб.> 80 к<оп.>
   Сальные свечи -- 50 к<оп.>
   Сахар -- 3 р<уб.> потому что не вижу в этих промывательных (клистирах) никакой необходимости; может испражняться и реже без вреда для здоровья. -- Я хотел начать Zincum acet в растворе по 9ß на сутки, а потом прибавлять хотя бы до jß (у меня в настоящую минуту нет никакой особой статьи об употреблении этого средства под рукою).
   Жду с нетерпением Вашего согласия и совета, по скольку и как долго, не прерывая, давать это средство. --
   С истинным почтением остаюсь навсегда

покорный слуга Ваш

К. Леонтьев

   18 февр<аля> 1860.
   С. Спасское. --
   

110

С. С. ДУДЫШКИНУ

1860 г., с. Спасское

   Из последних слов вашего письма видно, что Вы предпочитаете возврату денег какое-нибудь сочинение; -- и тогда только признаете меня не обманщиком, когда я пришлю Вам по той же цене вместо "Войны и юга" другой роман. -- Я это сделаю, как только он будет готов. -- Уверять Вас, что я равнодушен к Вашему обо мне мнению, было бы вздор; я очень дорожу им, хотя не настолько, чтобы портить "Войну и юг". -- Возвращаю Вам Ваше письмо, чтобы Вы хладнокровно прочли его и подумали бы, на чьей стороне большая вина; на стороне человека, который неосторожно обещал в трудную минуту то, что ему пришлось бы исполнять ценою вечных упреков самому себе (т. е. за порчу романа или за то, что для возможного моим силам совершенства не было принесено в жертву, между прочим, и мнение человека, которого я уважал и любил), или Вы, который с досады за те полчаса неприятно<го> объяснения с Краевским, которые Вам предстоят, написали человеку, который искрен<но> к Вам был расположен, такое ядовитое и даже явно оскорбительное письмо... Как Вы думаете -- если я был бы в Петербурге и предложил бы Вам третейский суд хоть из Грота, Бестужева и Ковалевского); кого бы из нас они по совести больше осудили? -- Не помню, что я Вам писал о своей эстетич<еской> деятельн<ости>, которой вы колете мне глаза тоном Современ(ника) и Искры (ведь все можно осмеять нынче, вы это знаете?); но я знаю только то, что позволять себе портить свою вещь имеет право только огром<ный> талант или ничтожн<ый> писака, не уваж<ающий> искусство. -- Я не считаю себя первым и дорожу обраб<откой> сво<их> вещей из недоверия к себе, а не из художес<твенного> фат<ов>ства, как Вы, может быть, думаете. -- Можно быть посредств<енным> исполнителем своих замыс<лов>, -- но вместе с тем свято чтить их и гнаться за всем совершенством исполнения. -- Но Вы это не хуже меня знаете; и если человек в трудную минуту без намерения наступил Вам на ногу, то бросаться за это на него и оскорблять, кажется, людям, проповедующим самообладание, не следует!.. Тем более, если человек этот нисколько не отказывается заменить вам ущерб другой работой, в которой гораздо больше соврем<енного> матери<ала>, чем в "Войне и юге". --
   Перв<ый> месяц я бил<ся> как рыба об лед, чтобы писать "Войну и юг", и меня просто оттаскивали от стола; -- теперь я имею в неделю 5 свободных утр (кроме середы и пятниц<ы> -- в которые приход<ят> ко мне больные, а после обеда даю уроки детям от 4 до 7 и этим только живу), написал в Петерб<ург>, чтобы мне высл<али> социол<огию> и Пол<итическую> Эк<ономию> Д. Ст. Милля и Прудона, и пишу скоро и с большой охотой все свобод<ное> время. -- Я увер<ен>, что этот ром<ан> будет готов и удовлетв<орит> Вас и Краевского многим больше, чем "Война и юг". -- Так как уже теперь решено, что мы друг о друге имеем хорош<ее> мнен<ие>, вы за мой обман, а я за ваш<е> письмо, то нам придется только читать далекие журна<льные> статьи, которым надо старой немецкой логики, а так ка<к> больше мне встретиться нет ъявление надо же успеть набрать и напечатать. --
   При условии какого-нибудь подобного объявления я отдам не только этот Роман в Зорю, но и могу дать письменное обязательство в течение двух лет помещать в ней все, что напишу, кроме тех писаний, к<ото>рых редакция сама не захочет. -- Из двух других романов "Реки времен" (почти готовых): Глинский и Последнее звено (этот я пришлю Вам на днях для прочтения) я отдам один в Русский Вестник, а другой в Зорю непременно в течение 69 года. --
   В течение двух лет, если Вы напечатаете такое объявление, я обязуюсь не требовать в случае даже непривычного для меня успеха за статьи не больше 50, а за романы не более 100 рублей. --
   Если же Вы на какую-нибудь меру вроде этого объявления не согласны, так согласитесь, что мне естественнее будет съездить прежде в Москву к Каткову, который по собственному движению дал мне сто рублей за лист ничтожной повести, и только в случае разлада с ним отдать "В дороге" Вас<илию> Владиміровичу. -- Вы, разумеется, во лжи меня не заподозрите, но я все-таки покажу Вам письмо Каткова. -- Я уверен, что мы сойдемся. -- Стоит Вам быть со мной только тем, чего требует от Вас ваше собственное честное: прямым и справедливым. --
   Стоит сделать для меня (и с большим основанием) то, что сделал Современник для шероховатого Помяловского. -- О публике не беспокойтесь; я видел на Юге и вижу здесь людей разных слоев и слышу со всех сторон похвалы не только Ай-Буруну и Хризо, но и забытому "В своем краю". -- Многие читатели ждут лишь официального разрешения хвалить меня; это как дважды два -- четыре. --
   А, впрочем, как знаете. --
   Подумайте -- и, верно, вы сами мне после скажете спасибо. --

Ваш от души --

К.Леонтьев

   

1869

141

П. В. АННЕНКОВУ

4 января 1869 г., Петербург

(5?) 4 января; 1869
СПБ.

Милостивый Государь,
Павел Васильевич,

   Когда бы мне у Вас быть для прочтения моего романа, который я не хотел бы печатать без Ваших замечаний. -- Вы знаете, как я ими дорожу. --
   В среду вечером я не свободен; не желалось бы и во вторник; но если необходимо -- можно. -- Или, может быть, Вы потрудитесь прийти ко мне на стакан чая? -- Душевно уважающий Вас

К. Леонтьев

   

142

П. В. АННЕНКОВУ

16 января 1869 г., Петербург

Многоуважаемый
Павел Васильевич,

   Все к лучшему; -- очень рад, что Вы взяли ложу; потому, что сегодня я сбирался известить Вас, что чтение отложено;
   Меня насильно отправляют в Янину 1 февраля; все планы мои разрушены; -- но на днях я или сам занесу Вам рукопись или пришлю.
   Ваш от души

К. Леонтьев

   

143

H. Н. СТРАХОВУ

30 января 1869 г., Петербург

Среда; 1869
СПб,--

   Знаете, что я придумал еще, многоуважаемый Николай Николаевич? -- Мне все недостает денег; -- выхлопочите-ка мне к пятнице от Кашпирева рублей 400. -- Эго уже не может обременить его. -- Так как Каткову я не обязался положительно романом, то и могу обещать "Зоре" один из двух или "В дороге" или "Последнее Звено"? --
   Только, чтобы в пятницу он бы мне дал по секрету; -- скажу Вам по совести, страх как нужно! -- Ужасно был бы я рад, если бы мог достать! --

Ваш К. Леонтьев

   

144

H. Н. СТРАХОВУ

2 февраля 1869 г., Петербург

Суббота; 1869
СПБ.

   Ну что? многоуважаемый Николай Николаевич; вчера неожиданный случай помешал мне быть у нашего хозяина. -- Напишите два слова; -- я бы не хотел к нему ехать, не узнавши от Вас, как идет дело. -- Я еду в четверг и вечером во вторник или в среду приеду с Вами еще проститься и посоветоваться; я все еще не понял, чего Вы от меня критически хотите, -- я все боюсь, что Вы слишком думаете о читателях. -- Я нахожу, что для них не стоит делать ничего. -- Пусть учатся. --

Ваш К. Леонтьев

   

145

H. Н. СТРАХОВУ

21 мая 1869 г., Янина

21 мая, 1869.
Янина.

   Многоуважаемый и добрейший Николай Николаевич, -- я несколько раз сбирался написать Вам огромное письмо, чтобы развить в Вас то, что я осмелюсь назвать еще раз Вашим нравственным долгом против меня. --
   Я слишком высокого мнения о Вашем уме, чтобы бояться такого резкого выражения -- Вы его поймете. -- Но потом, не знаю почему, раздумал; верно -- Вы сами уже 20 раз передумали все то, что я мог бы Вам сказать -- и хотя и поздно, но когда-нибудь сочувствие ваше обратится в содействие. --
   Пока прошу Вас исполнить обязательство редакции, высылать мне Зорю. -- С января я еще ни одного No не видал; а Катков, который мне не сочувствует и прямо говорит, что ему претит мое Славянофильство, не дает мне опомниться от одних NoNo Москов<ских> Ведомостей и Вестника, как уже высылает другие. --
   Теперь я устроился здесь отлично (в полу-азиатском вкусе) и через две недели Вы получите мою статью о Грамотности; а статью о Дж<оне> Стюарте Милле и России, я до тех пор писать не могу, пока не получу продолжение статьи Данилевского. --
   Как поживает идол, в котором Вы сидите и в который я тоже сбираюсь влезть? --
   Любящий Вас от души но крайне недовольный Вами --

К. Леонтьев

   

146

H. Н. СТРАХОВУ

Июнь 1869 г., Янина

1869. Июнь
Янина. --

Голубчик Николай Николаевич,

   Вот вам две статьи. -- Я думаю, Вы будете ими довольны. -- Деньги потрудитесь отдать брату. -- Присылайте "Зорю"; стыдно Вам! -- Я пометил (в 1-й статье) красными чернилами у то, что должно быть Примечаниями автора внизу. -- В письме об Аполлоне я звездочки второпях сделал чорными. -- Не то бы я еще написал об нем, когда бы у меня были все статьи его. -- Да это и будет. -- Скоро вы получите статью Джон Стюарт Милль и Россия; а осенью Восточную повесть, где героиней будет мальчик и где прольется много крови. --
   Об Аполлоне я выбрал форму письма, чтобы более отклонить от вашей осторожности ответственность за иные дерзости. --
   Больше не пишу. -- Ужасно много дела; статьи; повесть Каткову; служба царская; -- поездки за город; -- политические любезности с греками и поэтические отношения к одной 15-летней турецкой баядерке и т. д. --
   Обнимаю вас по-русски --

К. Леонтьев

   Его Высокоб<лагородию>
   Ник<олаевичу> Ник<олаевичу>
   Страхову.
   Извините, что не на почтовой; я ее не люблю; такая скользкая. --
   

147

К. А. ГУБАСТОВУ

15 октября 1869 г., Янина

15 октября 1869 г.

   Все это время я часто вспоминал о Вас, добрый Г<убасто>в, и вот пришло ваше милое письмо. Переписку мы не прерывали, но сначала я был в разъездах, потом Вы, поэтому мы долго не знали, куда нам писать. Вы жалуетесь на Виддин, но отчего вы не пишете, что вы там такое -- Вице-Консул или только управляющий. Во всяком случае это изгнание есть шаг вперед. Что Вы испытываете в Виддине, то я испытываю в Янине. Общество здесь еще хуже адрианопольского. Греки приматы нестерпимы. Я только и жду, когда я отсюда уеду и отряхну прах с моих подошв. Вот Тульча городок другого рода! Я решительно не хочу служить внутри Турции, а только на Дунае или, если возможно, в Константинополе. Кроме Галаца, Яссы или Одессы (место Агента М<инистерства> Иностр<анных> Д<ел> мне не предстоит выбора. Во всяком случае я пишу об этом Игнатьеву. Если весною я не спасусь отсюда, я буду опять проситься в Тульчу. Здесь нестерпимо! Я не юноша. Вот, друг мой, каковы дела. Ведь в Янину я не просился. П. Н. Стремоухов предложил и кончено. А главное тоска такая на сердце, которую я еще в жизни не испытывал. Это какая-то новая тоска, спокойная. Я боюсь, не вхожу ли я в тот период, про который Вы в Цареграде говорили мне: не хочу я вас видеть, когда Вы постареете и все вам будет противно; вы будете ухаживать за женщинами, что совсем старикам нейдет. Вспоминая это, я вздыхаю... Ах как я вздыхаю! Поверьте мне, это нестерпимо больно. Не думаю даже, чтобы Янина была в этом главною виною. Главною виною моя внутренняя жизнь. Я с ужасом вижу, что в первый раз в жизни начинаю ничего не желать, кроме вещественных удобств. Они меня радуют только сознанием, что без них было бы еще хуже, как без руки или без ноги. Но может ли радовать то, что у меня есть нога и рука. Вы скажете, пройдет! Дай Бог, дай Бог!
   От всей души и от всего сердца обнимаю верного друга. Прощайте.

К. Л.

   

148

H. H. СТРАХОВУ

26 октября 1869 г., Янина

26 октября; 1869
Янина. --

   Ну-с, добрейший единоплеменник Николай Николаевич, опять вы меня бичуете? Ничего, бичуйте! бичуйте!
   Зарю я, слава Богу, НАКОНЕЦ всю получил. -- Дивлюсь я, отчего это у Каткова не забывается ничего; а у г. Кашпирева то забывают выслать журнал единоплеменнику, то в феврале соглашаются с духом статьи (о Грамотности) и дают ее назад для полнейшей отделки и потом забрасывают статью так, что и найти ее никто не может. -- Вы уехали в Крым, а Кашпиревы о моей статье и не слыхали! Статья Данилевского убедила меня, что я ничуть не отклоняюсь от направления Зари. -- Столкнуться мне с ним не в чем. --
   Если по женскому вопросу вы (т. е. редакция) хотите прикидываться общечеловеками и впадать в старую рутину, то на это я и не претендую; моя статья о женском вопросе в России найдет себе место позднее; истина воз<ь>мет свое. -- Но другие статьи, которые я давно задумал (Дж<он> Ст<юарт> Милль и Россия (о разнообразии); -- о бытовом своеобразии в России (одежда, танцы, жилища и т. п.) и др<угие>) -- могут служить, т<а>к сказать, иллюстрациями на некоторые места статьи Данилевского. -- Относительно последней (быт, одежда и т. п.) у меня есть драгоценные данные, почерпнутые из Восточной жизни, которая (т. е. жизнь на Востоке) вообще уясняет во многом поразительно взгляд и на Россию. -- Все это я говорил и в Петербурге; но Вы не потрудились, кажется, обратить внимание на мои слова. -- Вы не хотели запомнить их. -- Душа моя вопиет, что некоторые из статей моих, полные живых, живописных осязательных примеров для умов некоторого склада будут доступнее, чем статьи самые дельные, но изложенные несколько сухо и абстрактно. -- Но у меня нет охоты писать их, когда я вижу, что даже и та статья, которую Вы обязались уже взять, не печатается. -- Напомню Вам (для куражу), что этот вопрос о грамотности был уже тронут в Дне Аксаковым в том же духе (но мимоходом, без подробностей и ярких осязательных изображений); и Аксаков говорил: хороша грамотность, но готовы ли мы учить народ. --
   Как я ни наворачиваю свой ум, как я ни подыскиваю, что может помешать напечатанию этой статьи -- я не нахожу ничего. --
   Вы разве забыли, что уже читали ее в Петербурге? Вы забыли, что сказали мне тогда: "Прекрасно! Прекрасно! Эту статью мы воз<ь>мем; особенно это сопоставление русских, болгар, греков и т. д. Вы живете в таких странах, где эти примеры доступны; если бы Вы прибавили еще подробности об этом!" А я, дурак, обрадовался и поверил! --
   "Дай, мол, Бог здоровья, Николаю Николаевичу!" и взял статью опять в Турцию; наполнил ее примерами и изображениями, подобных которым не легко найти в нашей робкой литературе, и что же? Где статья?
   Понимаете ли Вы, понимаете ли Вы, понимаете ли Вы, что особенность моего положения вдали от России может привести к двум результатам противоположным: если не будет у меня поддержки я задохнусь в уединении; а если у меня будет поддержка в России, то никто кроме меня не может доставлять драгоценных сведений о Востоке; есть еще два человека, Кельсиев и Гильфердинг; но они пишут иначе и имеют свои приемы, а я свои; -- цель же наша общая (и ваша, и моя, и отчасти Кельсиева, и Гильфердинга) так высока, и план так обширен, что всякий помощник должен быть дорог. -- По-моему, мы не должны даже стоять очень строго за оттенки; -- мы служим не какой-нибудь презренной практической партии à l'anglaise, мы Предтечи Великого Славянского будущего; мы слуги учения столь широкого, что оно неизбежно должно распасться на ветви; но ветви этого учения должны обнять всю Россию и потом всех славян. -- И вот: моя жизнь на Востоке, род моей практической деятельности, моя способность к изобразительности (на которую я в повестях даже из артистической, иконописной, т<а>к сказать, трезвости сам нередко накладываю узду) могут принести особые плоды, если меня не будут так жестоко, так гнусно томить, как томит меня эта беспутная редакция Зари! --
   Вы можете сказать, что Вы все-таки не главный редактор; -- но разве и на это нет средств? -- Если [дубина] Кашпиров уж до того [одурел, что не понимает своего положения и смеет свое суждение иметь], {Это я зачеркнул из уважения к вашей скромности и вообще к вам; знаю, вы не любите бездоказательных обвинений. --} то разве нельзя найти поддержку в других сотрудниках! Этот же Данилевский, или Аверкиев или кто еще могли бы поддержать вас и мои статьи -- Ап. Майков тоже. -- Не знаю, как это делается, но я, который очень расположен к сомнению, уверен как 2жды 2, что всем им мои статьи не были бы противны. -- Право, мне даже совестно все это писать! Кажется -- все это так ясно!? Особенно должно быть ясно для ума такого размера, как ваш! --
   Видно уж мне такая странная доля!
   К Святкам будет непременно готов один роман из русской жизни. -- Герой славянофил. -- Героиня нигилистка. --
   Есть и те дерзости, которых Вы ........
   Обнимаю Вас.

Ваш вопреки Вам К. Леонтьев

   

149

В. В. ЛЕОНТЬЕВУ

10 декабря 1869 г., Янина

10 декабря; 1869
Янина. --

   Володя, я получил вчера твое письмо и сегодня на него отвечаю. -- Ты знаешь мое мнение, что лучше бы всего было поступить в военную службу. Я не знаю, почему ты этого не хочешь? Трусом я тебя не считаю; я думаю даже, что ты будешь молодец; значит -- это или преувеличенные понятия о неудобствах и трудностях походной жизни, или, что еще хуже, какие-нибудь дурацкие модные идеи, заслуживающие полного презрения. -- Нам нужны хорошие военные; а на другие поприща ползет ныньче всякий как свинья. -- Вот тебе мое мнение.
   К тому же сознаюсь тебе -- я плохо верю в то, что ты приготовишься к экзамену в Кудинове, без руководителя. -- Введешь отца в расходы, а ничего не сделаешь; не лучше ли эти расходы потратить на определение тебя в полк?
   Впрочем, -- я согласен с тем, что на новом месте и в новой обстановке человек легче принимается за дело и находит в себе больше сил для труда и борьбы; поэтому, если ты решительно и слышать не хочешь о военной службе (как это глупо!) и не боишься, что один не приготовишься к экзамену и не выдержишь его, то с Богом -- конечно.
   Что же сказать тебе еще? Кажется -- больше об этом нечего.
   А я, брат, все болен. -- Лихорадка изнурила меня до того, что я на днях, как только будет сила сесть на лошадь, уеду из Янины.
   Ну, прощай.

Твой К. Леонтьев.

   

1870

150

H. H. СТРАХОВУ

12 марта 1870 г., Янина

12 марта; 1870.
Янина. --

   Я долго ждал от вас письма, добрейший Николай Николаевич, и, наконец, понял, что жду напрасно. -- О чем в самом деле вам писать мне? -- Если бы я был Тургенев или что-нибудь в этом роде, то несмотря на все пренебрежение, которое справедливо возбуждают в вас его последние выходки -- вы сочли бы, конечно, долгом вежливости поспешить ответом. -- Но ведь я, слава Богу, не Тургенев; мои мысли и произведения возбуждают ваше сочувствие, а не пренебрежение... Поэтому -- и молчание ваше я должен объяснять в хорошем смысле, в смысле приятельской небрежности и т. п.
   О чем еще могли вы мне писать? О статье, которую вы заказали мне развить и исправить и которую отказались после печатать? Тоже не стоит. -- И без того понятно, что виноваты не вы, а какой-нибудь другой Начальник или член редакции. -- Не скрою, что мне это было неприятно с первого раза; но потом я стал жалеть больше "Зарю", чем себя. -- Самоуверенно; -- не правда ли? -- Что ж делать -- это так! -- Я немножко фаталист и думаю, что могу через год, через два и даже позднее напечатать 4--5 статей (из которых уже две отвергнуты вами) хоть в Праге, если в Петербурге не удастся. -- А "Заре" не мешало бы быть посмелее и посочнее. -- Хороша она, не спорю, и так; после сухости Русского Вестника от нее и в таком виде, в каком она есть, веет свежим воздухом; -- но, во-1-х, хорошо ли Вы сделали, что сбились с пути Ап. Григорьева на простое Московское Славянофильство? Хорошо ли вы сделали, что связали себе руки англо-немецким фамилизмом и нравственностью? -- Зачем было нападать на идеи Авдеева, вместо того, чтобы громить его бездарность, его неумение сделать эти идеи привлекательными? Что это -- французское, что ли? -- Неправда. -- Многочисленных решений и этому вопросу нет, также как и государственному. -- Разнообразие реальное в разных нациях происходит не столько от разнообразного решения вопросов в принципе, сколько от разнообразных сочетаний одного житейского начала с житейскими началами, взятыми, так сказать, из других сфер. -- Пример:
   Грек и русский. -- Грек: демагог, Православный, экономен, непостоянен в делах гражданских, постоянен в домашних: строг в семье; в литературе ритор; -- властей не любит; религиозен без энтузиазма и без "искания". --
   Великоросс: властям покорствует охотно; -- расточителен и беспечен; -- непостоянен в домашних делах; -- осторожен и скорее постоянен, чем изменчив, в делах гражданских; в семье довольно распущен и к себе и к другим. -- В литературе реалист; -- если религиозен, то или с энтузиазмом, или с "исканием", как замечали и Кельсиев и я у русских на Дунае, при сравнении их с другими соседями их. {Таким образом -- мы найдем, что у грека есть общие черты с русским, с французом, и француза с испанцом, с китайцом даже и т. д.} --
   Соединение женолюбия с религиозностью не есть признак одного дурного воспитания или варварства, или, напротив, развращенности и подражания -- это свойственная нам национальная черта, которой еще не сумела овладеть наша робкая литература. -- Она в сфере семейно-бытовой приближает нас более к племенам романским, подобно тому, как наша умеренность и здравый смысл в делах Государственно-гражданских напоминают скорее дух англо-саксонских и германских народностей.
   Славянофилы московские (которых я, однако, высоко чту) с своей немецкой нравственностью скорее рисовали себе свой собственный идеал русского человека, чем снимали с него идеализированный портрет... Ап. Григорьев чувствовал это давно; вы сами это знаете. --
   Ну довольно об этом. --
   Другое. -- Кто позволил этому несчастному Антропову (должно быть, это он -- A-в) унизить так Гончарова? -- Как это умно! Как это кстати! От реалистической манеры давно уже начинает рвать людей со вкусом, и начнет скоро рвать и публику, -- (когда ей дадут что-нибудь иное) -- как же можно нападать на писателя, который по крайней мере по манере, по приемам (если не по идеалу, если не по сюжетам) менее груб, чем другие?.. Один язык его благороден до того, что заслуживает изучения. -- Объяснюсь примером. -- Откройте и посмотрите, -- как в иных местах он говорит хотя бы о чувствах Обломова. -- Какой полет, какая теплота, какая трезвая и вместе с тем лирическая, воздушная образность. -- То же самое я найду и в 20 местах "Обрыва". -- Ваш Толстой хорошо рисует пунктиками на слоновой кости; -- но кисть его всегда мелка, как бы ни были велики события, за которые он берется. -- Теплоты у него, быть может, много в сердце; но он не умеет излить эту теплоту на бумагу широкими, воздушно-героическими чертами. --
   Я не ищу унизить "Войну и Мир". -- Я готов согласиться, что в своем роде это произведение гениально, и я буду в восторге, когда его переведут на все языки. -- Я готов повторить за вами, что дальше на пути реализма идти нельзя. --
   Но что же это значит? Не значит ли, что нужен поворот? Поворот к лиризму, к высокой несложности изображений, к чертам простым, широким и свободным, пожалуй, даже, я скажу, к благородной бесцветности (примеры: Чайлд-Гарольд, Рене, пожалуй -- Пушкин местами, из романов Санда -- Лукреция Флориани написана отчасти в этом роде и т. д., Вертер; роман г-жи Крюднер, к<ото>рого имя я забыл {Valerié?} и т. п.).
   К тому же роду относится -- по манере -- и Марко-Вовчок. -- Именно то, за что вы ее упрекаете, есть заслуга -- эти общие, бледные и теплые черты ее первых произведений напоминают общие и теплые черты эпических, простых, народных песен и рассказов, никогда не имеющих грубой выразительности (хорошее выражение П. В. Анненкова). --
   Хвалите Толстого за высоту выбора, -- я рад, и все те, о которых стоит говорить, будут согласны с вами. -- Выбор, конечно, весьма идеальный, патриотический, религиозный, изящный -- но изображение, форма реалистическая до крайнего предела. -- Дальше нельзя идти. -- Вы сами говорите. -- Пойти еще дальше -- будет литература -- толды-колды, над которой вы справедливо издеваетесь. -- Потребность к повороту изящному, идеальному чувствуется уже давно во всем. -- У Толстого высок выбор; -- у Гончарова есть местами фарфоровая чистота изображения, есть порывы высокого лиризма, -- у М(арка) Вовчка проявилась хотя бы и мельком, -- пока ее не испортили -- эпическая ясность и непритворная теплота, та елейность, о которой говорил Белинский и которой нет ни у Тургенева, ни у Толстого...
   Соедините всё вместе -- высокий выбор Толстого и высокие приемы Гончарова и М<арка> Вовчка; прибав<ь>те к этому между строчками побольше смелости философской или исторической мысли -- и наша литература даст, наконец, міру то, что мы желаем, своеобразное, русское содержание в прекрасной форме... Содержание Пушкина -- вы сами знаете -- не так своеобразно, как содержание у западных гениев. -- Он в этом не виноват. --
   Потом, -- кто виноват, вы или редакция -- что к расколу относятся всё ощупью, точно боятся обжечься? -- Еще это вопрос -- что более народно (т. е. своеобразно), Православие или раскол? Что может больше дать для своеобразной культуры и т. п. Я не равнодушен к Православию и в Церковном смысле; я исполняю многое, чего не исполняете вы там -- в Петербурге; но подобно тому, как Гизо, сам Протестант, признавал Католичество необходимым для Франции, так и я спрашиваю себя -- не культурнее ли, так сказать, выйдет у нас раскол? -- Я верю, что и Православие не сказало еще последнего своего слова. -- Оно может дать великих деятелей; великие произведения пластического искусства и слова, -- историческое значение его огромно. -- Но как вы думаете -- Молокан, Духоборец, Скопец, Двоевер -- и т. д., воспитанный в университете или начитавшийся светских книг -- то ли он даст, что дали бы Католик, Протестант, Православный, когда явится поэтом, мыслителем, гражданским деятелем и т. д.
   Не смешите меня, -- говоря, что образованность приведет всех к Православию!.. Это годится лишь здесь в разговорах с греками, с политической целью...
   Всех, воспитанных с детства в разных религиях -- может объединить философски -- лишь равнодушие или безбожие. -- Пока человек, при всем своем образовании, не безбожник и даже скептицизм его огорчает, а не радует, как радует людей ничтожных, -- он непременно внесет в свою мысль, в свое творчество, в свою гражданскую деятельность -- иные звуки, внушаемые ему глубокими впечатлениями первого воспитания. -- Раскол есть одно из величайших благ России. -- Мы желаем, не правда ли, -- чтобы Славянство было своеобразно; -- чтобы его культура разнилась от Западной. -- Но -- согласитесь -- что ни одна культура -- для полного развития которой нужны века, -- не была однообразна в своем своеобразии. -- Иначе разные элементы объединялись в одной; иначе в другой. -- Чем разнообразнее Русский дух, тем лучше. -- Довольно и об этом. --
   Еще. -- Отчего никто у вас не воз<ь>мется возвести принцип Самодержавия в систему; оправдать его не только исторически, но и философски, со всеми пособиями экономическими, политическими и т. д.? -- Помните -- я было хотел это сделать. -- Вы были рады. -- Но после судьбы, постигшей статьи о женщинах и о Грамотности -- я не хочу отрываться от повестей и романов, которые, по крайней мере, печатаются. -- Жить остается не много -- надо спешить. -- К тому же в Петербурге -- вы имеете -- кругом себя -- людей более, чем я, ученых -- по части государственных наук. --
   Статья Данилевского превосходна; я ее прочел раза три и еще буду читать; но нельзя же успокоиться на ней.... "Твердите истину ежедневно, ибо другие твердят ежедневно ложь". --
   Скажите, по крайней мере, по правде, как идет "Заря". -- Много ли подписчиков; как судят ее в публике и т. п. Я дорожу ее успехом, могу вас уверить, совершенно независимо от того, насколько я участвую в ней. --
   Один человек, очень близкий ко мне, читал в Петербурге статью Данилевского, несколько раз бросал ее в досаде, что находил в ней множество моих мыслей; -- дружба ко мне заставляла этого человека негодовать, зачем другому выпала доля прежде меня систематически высказать в печати многое из того, что я старался проповедывать в разговорах. --
   Когда этот близкий человек написал мне о своей досаде, то я отвечал ему вот что: "а я вижу тоже с досадой, что дружба ко мне в тебе гораздо сильнее любви к тем идеям, которые я хотел тебе внушить. -- Надо было радоваться, а не досадовать. -- Кто бы ни написал -- все равно. -- Надо, чтобы идея Славянофильства развивалась. -- Я, читая Данилевского, кроме радости ничего не чувствовал. -- Здесь вопрос не о журнальном направлении, а об целой "культуре", в недрах которой могут родиться сотни направлений. -- И даже, не отклоняясь ни на шаг от простого Славянофильства, есть еще что сказать и другим; -- что же можно еще сказать, если допустить небольшие ереси!"
   Главная заслуга Данилевского, кроме исчисленных вами в заметке против Русск<ого> Вестника, -- это еще то, что он первым в печати смело поставил своеобразие культуры как цель. -- Московские Славянофилы всё как-то не договаривались до этого; они вместо того, чтобы сказать, что без своей культуры и жить России не стоит; говорили, что на Западе все ложь или что -- у нас то или другое не привьется, не удобно и т. п. натяжки. --
   Раз поставив это учение на основании: культура для культуры, Славянофилы будут впредь тверже на ногах и на вопрос: "а общечеловеческое благоденствие?" могут ответить спокойно: "Да кто вам сказал, что мы об нем заботимся!"
   Ну! довольно об Заре. --
   Я думаю, племянница моя уже сказала Вам, что у меня почти готов для "Зари" роман "Генерал Матвеев". Я нарочно так назвал, чтобы дураки нашего времени, подумав: "вот какие-нибудь насмешки!", открыли бы с радостью; а уж начнут -- так кончат и увидят, что смеюсь я не над Генералом, а над ними. -- Я не хочу посылать его до июля, потому что не хочу его раньше осени видеть в печати. -- Но скоро вы получите еще один маленький очерк из восточной жизни. -- Катков платит мне по 100 рублей и еще дает вперед; но душа моя в "Заре", и я все-таки не забуду ее моей милостью. --
   Отчего же вы не позаботились своим чередом высылать мне журнал за 70-й год? -- Неужели и об этом надо просить! Небось блестящему повествователю Клюшникову и глубокому критику Гончарова -- А-ву -- даете ее? -- а мне в Турции еще нужнее; у кого же я буду брать читать ее? Я не в Петербурге. -- Или не нужно мне читать ее? А? Что, мол, толку? --
   Ну, довольно ссориться -- обнимаю вас и остаюсь, несмотря на все ваши против меня жестокости,

любящий и уважающий Вас К. Леонтьев.

   

151

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

19 ноября 1870 г., Янина

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Я теперь в Янине один в своем большом доме, здоров и очень занят. -- В мои года это главное и нужно: здоровье, простор и занятия. Об увеселениях я думать перестал, да я и никогда, вы сами знаете, на них падок не был. -- Благодарю вас за Лизу, за то, что вы, несмотря на все ваши невзгоды и заботы, не забываете ее. -- Я знаю, как она всегда бывает рада вашим письмам: просто вне себя всегда. -- При ней теперь мать и сестра; но она, конечно, вас гораздо больше любит, чем свою собственную мать. -- Вы пишете, что последнее ее письмо было гораздо грустнее первого. -- Я не советую вам особенно беспокоиться об этом. -- Разумеется, она больна; болезнь ее такова, что иногда хуже, иногда гораздо лучше, и потому и настроение духа сообразно этому изменяется. -- И письмо, вообще, вещь обманчивая; почти все люди пишут письма к близким под влиянием минуты . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . .
   Я знаю лучше всех, как она меня любит, и, конечно, никто так не жалеет ее, как я; но что же делать? -- Так угодно было Богу, так и будет. -- Я убедился, что присутствие мое ей пользы не делает; а мне ее постоянная раздражительность не дает занимать<ся> делом, к<ото>рое служит на ее же содержание, на ее лечение, на ее спокойствие, по крайней мере, вещественнное. -- Если я не сумел успокоивать и утешать ее во время ее физических страданий, мой долг, по крайней мере, позаботиться об ее, как говорится, матерьяльном благоденствии. -- И не только в настоящем, но и в будущем. -- Не сами ли Вы говорили, что надо подумать и о том, чтобы жена не осталась, в случае ранней смерти мужа, без крова и куска хлеба. -- Я согласен с Вами и буду винить себя вечно, если не позабочусь об этом
   Вы видите и слышите, как идет моя служба. -- Литературные дела хотя и не так идут, как бы я заслуживал (скажу без ложной скромности); по крайней мере везде мои сочинения охотно печатают, и если я печатал в этот год меньше, чем бы следовало, то этому нет иной причины, как эта болезнь ее, которая меня бесплодно сокрушала. . . . . . . . . . . . . . . .
   Что делать! Я знаю, Вы имеете привычку приписывать слишком много человеческому уму или глупости, воле человеческой, ошибкам и благоразумию. -- Я с годами стал смиреннее Вас и говорю: Никто тут не виноват; так было угодно Богу. . . . . . . . . . . . . . . .
   Вы спрашиваете, что я думаю с собой делать теперь и скоро ли мы увидимся? -- Спросите у Маши; она знает, что Стремоухов сказал брату: "Пусть не торопится; он на таком хорошем счету". Это значит, что мне недалеко до Генерального Консульства. -- Если ни после Нового Года, ни после Пасхи меня не произведут, то я весной непременно поеду в Россию. -- Ваканции Генеральн<ого> Консульства пока еще нет. -- Я бы желал или в Рущук (на Дунае) -- и от России близко и 6000 руб. в год; или в Прагу (в Австрии), где жалованья меньше, но зато к Вам ближе и для литерат<урных> дел легче сношения. -- До чего мне хочется в Россию -- это тоже хорошо знает Маша. -- Посмотрим -- что будет весной; а теперь я согласен с Стремоуховым -- лучше подождать. -- Вообще же мое желание служить поближе к России, даже и без повышения, сильно уже и потому, что мне тогда легче будет часто посещать бедную мою Лизу там, где она устроится, в Одессе, в Крыму или еще где-нибудь. Она ведь не виновата, и я долго не видать ее не могу Так как я ей выдаю аккуратно по сту рублей на месяц, то весной, если она хочет, она может сама приехать погостить к Вам в Кудиново на три-4 месяца. Теперь от Одессы до Москвы железная дорога, -- что ж тут трудного? -- Я думаю -- ей это приглашение будет очень лестно и приятно; ей не до веселья теперь, и она будет, я думаю, довольна этой поездкой. -- Тем более, что и я с своей стороны, как уже сказал, хочу весной ехать в Россию. -- Вот и встретимся. -- Благодарю Вас за Ваши замечания о Паликар Костаки; они очень польстили моему самолюбию, тем более, что я именно того и хотел достичь, о чем Вы пишете, т. е. ясно и просто представить здешний быт, здешние убеждения и страсти.
   

152

H. H. СТРАХОВУ

19 ноября 1870 г., Янина

   19 ноября, 1870 Янина. --
   Ну-с, вот и я Вам собрался ответить, добрейший мой Фабий Кунктатор, -- конечно -- не через год, а через 1 1/2 месяца. -- Благодарю Вас за доброе слово Ваше и за бодрость, которую Вы мне придали надолго Вашими двумя строками о том, что, печатая в год по 10 листов -- я через два года могу приобрести себе прочную славу. --
   В самом деле было бы странно -- если бы я не достиг наконец -- хоть не славы, а той известности, которой меня считали достойным все, и Тургенев, и Катков, и Дудышкин, и Краевский, и Феоктистов, и многие другие московские и петербургские писатели и ученые тогда, когда еще мне было 21--23 года, и считали не только на словах, но и в письмах писали, которые у меня целы. -- У меня еще борода не росла, когда М<ихаил> Никиф<орович> Катков (тогда еще скромный редактор скромных Московских Ведомостей, до 53 года) провожал меня до сеней и подавал мне сам шинель. -- Краевский писал мне: стыдно вам так долго ничего не присылать нам и зарывать в землю ваш дар Вы не имеете права. -- Тургенев сидя (в 52 или 53 году) у Мад<ам> Евг<ении> Тур вместе со мной -- сказал при Феоктистове, при Корше, при професс<оре> Кудрявцеве, что он истинно нового Слова ждет только от Графа Толстого и от меня. -- Я тогда еще начал готовить и обдумывать Подлипки (и напечатал их в 61 году, а вы говорите: надо работать! О! добрый, милый мой Фабий -- вы ошибаетесь -- вины за мной нет никакой; -- разве только -- то, что я сразу захотел сесть на козлы, вместо того, чтобы ехать на запятках за общественной модой); -- вот я помню еще: написал я первое письмо Подлипок с восторгом, с жаром утром, и в тот же вечер прочел это описание зимы в деревне у Мад<ам> Тур. -- Выслушав -- она воскликнула "Quel magnifique tableau du genre! Самые первые из русских поэтов с удовольствием подписали бы под этим свое имя!" Профессор Кудрявцев сказал: да -- это правда! (мне же теперь это не нравится, ибо много реализма, но это другое дело). --
   Дудышкин писал Тургеневу по поводу одной комедии моей, не пропущенной цензурой (и очень недурной, как я нахожу теперь), что он, кончая ее, хотел заплакать и что он не верит, будто автору всего 21 год. --
   Вот как я начинал, добрейший Никол<ай> Николаевич! -- Потом -- война, в которой я принимал участие как врач военный, искажение таланта научно-философскими ухищрениями мысли; этот период продолжался до 58--59 года, когда я опять стал возвращаться к конкретному и принялся за Подлипки и работал над ними, несмотря на медицинские занятия, на бездну чтения и даже несмотря на множество разных личных событий и впечатлений -- около 2-х лет. -- Неправильность развязки -- за которую Вы меня упрекаете -- не было неуменье, или небрежность, а не хотенье или уж если обвинять, то скорей в искусственноemu, ибо поверьте мне на слово -- так построить роман было труднее, чем по способу более легкому и простому. -- Впрочем -- я не думаю -- чтобы вы решились отрицать психологический смысл и психологическую естественность такой постройки. Из примера "В своем краю" Вы видите, что я могу излагать и простым, так сказать, рутинно-драматическим порядком. -- Что же мне делать! Я другим могу извинять как критик: все эти один из другого истекающие разговоры и черточки -- извинять за какие-нибудь иные достоинства, перед которыми я преклоняюсь у Писемского, Толстого и т. п. -- Но у себя я их ненавижу, и для меня Подлипки именно по форме, хоть убейте, лучше, чем "В своем краю". --
   Сознайтесь искренно, что Вы обо всем этом не подумали? Точно так же, как я поклонился Вам в Петербурге (помните?) и сказал, что я благодаря Вашему разбору "Войны и мира" изменил во многом свое мнение, что я просто не подумал о том, о чем вы подумали, и каюсь в этом. -- Главное -- не рано ли начинать с обвинений человека, против которого так многие виноваты. -- Неужели это неправда? -- Неужели -- не бывает у людей странной судьбы? Неужели все надо ставить в вину, не справляясь с тем, была ли тут или нет странная игра случая или тайная воля Промысла? Что вы скажете на это? Конечно -- ничего; ибо -- ответ ваш на это придет в 73 году! И не говорите мне, скажите собственной эстетической и человеческой совести -- и мне больше ничего не нужно!
   Я сам, без помощи критики, без похвал и осуждений, в молчании и забвении, всегда вдали от столиц наших, прежде в русских провинциях, потом в Турции, -- пробовал разные пути, разные приемы, разные манеры... Хорошо было Пушкину, Ж. Санду, Гёте, Тургеневу, и друг (им) меньшим и большим (это все равно) менять направления и приемы, -- когда 1000 голосов их руководили, разбранивали, увлекали, оскорбляли, радовали и т. д. --
   Нет -- вы попробуйте наедине с самим собою -- менять кожу, как я менял ее от 61 -- до 71 года?
   Это трудно! И душа моя говорит мне, что я бы показал, что я такое, если бы мне улыбнулось солнце хоть на 1/2, как оно улыбалось мне, когда мне было 22 года в Москве и когда я этой улыбки был еще и не достоин. -- Помню, Катков -- за маленькую повесть Благодарность, напечатанную в Московских Ведомостях (в 52 или 53 год<у>), прислал мне хорошие деньги с Феоктистовым и извинялся, что средств у редакции очень мало и что Грановскому столько же платят за столбец, сколько и мне. --
   Но оставим это -- вы и без того меня поняли -- добрый Фабий, которого широкая голова заставляет думать, что Галль и Шпурцгейм не так-то были далеки от истины, когда широким головам приписывали большую осмотрительность и медлительность... Поговорим о другом. Племянница моя жалуется, что Вы обещали напечатать мою Порхающую заметку -- в октябре и не напечатали и еще, что она просит, просит Вас побывать у нее -- а Вы не едете. --
   Я дал ей за это письменный нагоняй; во-1-х, за то, что она беспокоит вздорными приглашениями занятого и озабоченного человека, между тем как могла бы давно для объяснений побывать сама у Вас. -- Это гораздо легче, и не могу же я требовать, чтобы Вы клали душу свою за мои интересы, как кладет она по личной дружбе и родственному чувству. --
   Насчет статьи я также успокоил ее тем, что, вероятно, не в октябре, так в ноябре напечатают. -- Все-таки же Страхов не редактор и Бог знает какие могут встретиться неудобства. -- К тому же я надеюсь, что Майков, который начнет издавать другой Славянофильский журнал с нового года в Москве -- будет менее гнаться за той доказательностью, которою меня преследует Страхов (хоть Ап. Григорьев был еще недоказательнее и главное темнее), но за которой читатели гонятся гораздо меньше, чем он думает. -- Женщинам, я ручаюсь, напр<имер>, моя бездоказательность больше нравится, чем слишком пространные статьи, в которых 1/2 содержания занимают вещи либо очень сухие, либо очень известные. Славянофилам вообще недоставало до сих пор легкости, жизненности, картинности в статьях. -- Чуть-чуть что-то подобное, отрывочно мелькает у Хомякова. -- Единственный Славянофил, -- который обладает этим теперь -- это Кельсиев; и несмотря на то, что и он иногда бросает посреди рассказов и анекдотов своих смелые но часто не досказанные мысли -- его статьи, конечно, -- более полезны для распространения известных чувств, чем даже Евангелие Данилевского, которое именно по крайней доказательности и отвлеченности своей не многим доступно. --
   Я боготворю его и зову Евангелие, а другие говорят "скука", и многие, которым я навязывал, не хотели кончать, хотя и не враги славянофильства и не совсем пустые люди. -- А Кельсиева с удовольствием читает и девица, и светский человек, и ученый. -- И мои заметки я читал в рукописи разным русским людям и в Петербурге, и на Востоке, и все говорят: как это живо и эффектно -- это надо в печать!..
   Клянусь честью, не лгу и не хвалюсь! Верьте мне! Я вынужден объяснять все это вам сам вот еще почему: мы оба живем каждый по-своему в удалении. -- Турция -- с одной стороны, а петербургский кабинет ученого и постоянное обращение почти исключительно с литераторами тоже, хотя и в другом роде, удаление. -- Хотя я с 64 года служу в Турции. -- Но из этих 6 лет -- я провел около года на Дунае, где кроме соседей-консулов (в Рущуке, Измаиле, Галаце и т. д.) и др<угих> чиновников видел множество путешественников русских на Дунае, от раскольников всех толков до бывшего Министра Панина, Графа Строганова и до дам -- и девиц -- нигилисток, которые через Одессу ехали за границу. -- Потом -- 3 раза гостил подолгу в Константинополе; где видел довольно много русских тоже всякого толка. -- Наше Посольство и наше Генеральное Консульство в Царьграде -- это точно две обширные фаланстерии, в которых живут вблизи друг от друга самые разнообразные люди; там вы можете встретить и ученого и вместе с тем почти святого человека, как Архимандр<ит> Антонин, и диякона демагога, который говорит, что всех дворян надо на осину, и певчих молодых людей разного личного оттенка; бедных консерваторов и бедных нигилистов, богатых консерваторов и богатых нигилистов, увешанных орденами. -- Светских людей с военным оттенком, с оттенком Печорина, с оттенком Астахова (в Затишье), с оттенком Петра Ивановича Адуева, примененного к 60-м годам, и т. д. Дам разных. Игнатьева сама две капли воды Татьяна Пушкина во 2-м периоде. -- Только муж молодой и она его любит. -- Другие женщины -- каждая сама по себе тоже. -- Проезжают иногда генералы, писатели, художники, -- поклонники в Иерусалим. -- Консулы даже и секретари их очень разнообразны. -- Лишь бы уметь наблюдать то, что видишь. --
   Сверх того -- как вы знаете, я был 4 месяца недавно в Петербурге; теперь я только что прожил в Корфу, где встретил более сотни разных русских, начиная от Посланников и кончая матросами военного корабля. --
   Везде мне случалось -- читать разным людям (именно тем, к<ото>рые мне казались поумнее) свои неконченные статьи. -- Многие были несогласны, но все говорили, что ясно и понятно. Статью о грамотности читал, напр<имер>, такой практический человек, как Игнатьев, и писал мне, что она ему нравятся и что он во многом согласен с ней.
   Вот между прочим еще пример... В Тульче был Американский пастор методист; он знал по-русски, родился в Одессе и даже учился в тамошней Гимназии. -- Я с ним много говорил об России и читал ему кой-что "О женщинах", о "Грамотности", "О Панславизме"... Недавно я получил от него письмо, в котором он благодарит меня за пользу, которую я ему сделал; ему -- пастору! --
   Вот вы как вынуждаете меня хвастаться! Но чем же я виноват, что люди не петербургские как-то свежее петербургских и понимают легче!
   Поймите меня, -- пишу я все это с самым добрым, самым спокойным чувством, без тени раздраженного тщеславия -- клянусь Вам. --
   И я докажу Вам это. -- Вы говорите -- "Отчего романы ваши с радостью помещают все, а статьи ваши встречают затруднения?" Николай Николаич! Подумайте-ка! Что вы говорите? Если бы было два-три славянофильских журнала -- тогда дело другое. -- Но разве я мои статьи мог бы предложить Каткову, Редакции "Дела" или "Вестника Европы". -- Какое же тут сравнение? -- Я пишу это, клянусь -- более для общей нашей идеи, чем для моих личных интересов. -- Я фаталист, и это много спасает меня от жолчности и самолюбивого раздражения. -- Я говорю себе: "если для каждой травки, когда ей суждено жить, Бог приготовит землю и др<угие> условия; чего же мне приходить в отчаяние? -- Суждено -- так еще лучше все выйдет для меня. -- Майков в Москве будет печать. -- Майков не будет... Я еще не стар -- подожду и все-таки найду позднее место". --
   Но я говорю другое: следует ли так cavalièrement относиться к помощникам в деле Славянофильства, когда ими еще так бедна Россия. -- Россия, сама не сознавая того, идет к Слав<янофильст>ву; даже моральное и вещественное падение Франции косвенно послужит этому; -- но я сказал: не сознавая того... Поэтому всякий помощник должен быть дорог -- хоть бы он, как я, рассказал кстати два-три анекдота о раскольниках, о болгарах и греках или (то, что вы сами и другие хвалили) высказал одну такую мысль: не отчаивайтесь в своеобразии нашем, даже бесцветная вода европейского прогресса полила у нас национальные всходы. --
   Вот что. -- Я сказал. --
   Матвеев не может быть отправлен раньше конца декабря; вы же сами велите обрабатывать. -- Надеюсь, что вы будете им довольны. -- Только пусть Кашпирев приготовит 1000 рублей. -- Меньше я не воз<ь>му. -- И деньги сразу -- conditio sine qua non. -- He должна же Заря быть ко мне хуже Каткова, который за глаза и по своему собственному движению -- за 1-ю Восточную повесть мою Хризо назначил мне 100 рублей за лист. -- Или хуже Дудышкина, который за Подлипки разом уплатил мне 1000 рублей и тотчас же еще дал 500 вперед, к<ото>рые были через 3 года ему уплочены романом В Своем Краю. -- Это уж будет смешно.
   После святок я хочу издать особо Восточные повести, в том числе и последнюю большую "Аспазию Аамприди", которую на будущей неделе посылаю не вам, а Каткову, в награду за его со мной рыцарство и потому, что я уверен, он скорей "Зари" сделает для меня добро, несмотря на то, что зовет Славянофильство Гримасой. --
   Кланяйтесь, пожалоста, Кашпировым и Аверкиеву и попросите Данилевского выслать мне экземпляров 10 его книги; -- я обещал разослать разным лицам, к<ото>рые подаются на нашу Пропаганду. --
   Один молодой грек (Консул) уверяет, что изложение этой книги хоть бы краткое могло бы быть с величайшей пользой и для России, и для Греции напечатано в греческих газетах. -- Он умоляет меня написать это по-французски, и он брался перевести на греческий. -- Я сказал, что не в силах по множеству других, неконченных работ. -- А это было бы хорошо?
   Передайте это Данилевскому. --
   Я все думаю, -- не был ли он вместе со мной в Калужской Гимназии?
   Да! вот еще что -- зачем это вы завели какого-то Авсеенко. -- Чорт знает что такое! Добрые люди мне говорили, что он и собой-то даже тля. --
   А Клюшников -- своими Цыганами отличился... Да оно так и следует... Ну куда же ему быть поэтом! До чего всякий-то век -- имеет своих бичей. --
   Прощайте -- милый Фабий -- обнимаю Вас и благословляю Вас на Вашу тихую, но твердую борьбу! -- Посмотрим, что в вашей жизни воз<ь>мет верх -- Галлиевские Causalité и Comparativité, т. е. ваш широкий и глубокий ум, или ваше Circonspection, т. е. ширина теменных костей (ossa parietalia, так ли?).

К. Леонтьев

   

1871

153

H. Н. СТРАХОВУ

10 января 1871 г., Янина

   Января 10-го; 1871.
   Янина. --

Милый и дорогой мой Фабий!

   Моя бедная, бездоказательная статья сделала свое дело, и Вы переменили гнев на милость. --
   Рискните уж и еще: напечатайте мою заметку о Григорьеве. -- Тень вашего друга -- поверьте, будет довольна. -- Подумаешь -- у нас такая роскошь биографических сведений! Всякий анекдот дорог; а Вы находите причины не печатать. Те причины, которые Вы приводили моей племяннице, доказывают что-нибудь из двух: или, что на самый глубокий и светлый ум находят временами какие-то облака непонимания; или, что самый хороший и прямой человек иногда бывает неискрен и выдумывает несообразные причины, для прикрытия других сообразных, но неудобных для объяснения. --
   Выбирайте, друг мой, любое. -- Третьего нет. --
   Теперь -- Майков издает славянофильский журнал в Москве, и я прошу Вас отдать Софье Михайловне эту рукопись о Григорьеве, если Вы все-таки.... О Боже!
   Не хорошо, не хорошо! ошибка! Через две почты поедет к Вам мой Генерал Матвеев. -- Уж им-то Вы будете довольны; хотя я знаю, что немая радость Ваша не много принесет мне добра...
   А Вы сядьте один, да подумайте:
   -- А ну как в самом деле Леонтьев прав... Ведь нехорошо! --
   Несмотря на все это, все-таки Ваш от души

К.Леонтьев

   Не забудьте же журнал мне поаккуратнее 70-го года высылать. --
   Это ужас!
   

154

H. H. СТРАХОВУ

22 января 1871 г., Янина

Янина; 22 января; 1871 г.

Милостивый Государь,
Николай Николаевич --

   Вот Вам 2 первых части "Генерала Матвеева". -- Третья тоже готова, но я ее удержал для небольших поправок еще на одну неделю. -- Вы спросите: отчего же не прислать всё вместе? Оттого, что и без того опоздал от желанья сделать лучше и солиднее; быть может, обе 1-е части успеете напечатать в февральской книжке. -- (Странно было бы, если бы не постарались. --) Впрочем, если хотите, отложите и напечатайте всё вместе в мартовской книжке.
   Но не позднее! иначе племянница моя сейчас же телеграфирует Майкову "хочет ли он?" и пошлет в Беседу. -- Уж довольно с меня... чего... вы сами знаете!
   Триста рублей потрудитесь вручить бумажками моей племяннице, а остальные 700 -- потрудитесь выслать векселями на Лондон на имя Янинского Консульства так, как делает Катков без потери для меня. --
   Вы помните -- я уже так писал. -- Мне деньги нужны, кредиторы мои не ждут, и я ждать не могу, и потому -- если и это условие не будет исполнено -- то несмотря на все мое уважение и симпатию к Зоре, -- я пошлю "Матвеева" в Беседу же...
   Что делать! очень трудно и мне! -- Я считаю сто рублей, конечно, за лист; и если выйдет случайно больше или меньше 20 листов; -- счет свести будет нетрудно. --
   Находит же Зоря чем платить А-в-с-е-е-н-ке!!!....
   Обнимаю Вас и прошу Вас не думать, что я разлюбил Вас, потому что письмо мое так сухо... Я просто спешу и устал. -- Кажется -- через месяца два я буду в Салониках, -- вместо Янины. --
   Мой поклон и почтение В. В. и С. С. Кашпировым. -- Еще -- Бергу и Аверкиеву; -- но Авсеенке нет поклона! --

Ваш К. Леонтьев

   

155

Ф. П. ЛЕОНТЬЕВОЙ

6 февраля 1871 г., Янина

6-го февраля; 1871. Янина

   Вы, я думаю, уже слышали от Маши, мой милый друг, что Игнатьев хочет перевести меня в Салоники. -- Я этого не искал; он сам, сожалея о том, что я все болею лихорадкой в Янине, написал мне письмо и предложил перейти хоть на время в Салоники, чтобы переменить воздух. -- Он пишет на время и прибавляет, пока найдем Вам случай для повышения. -- Я решился принять это предложение и вот почему. -- Если бы я знал, что хоть после Пасхи может открыться мне случай к повышению, то я отказался бы. -- Но если даже предположить, что все начальники: Горчаков, Игнатьев, Стремоухое одинаково искренно хвалят меня и желают меня наградить, то все-таки не могут же они ни создать нарочно для меня новое Генеральное Консульство, ни обойти слишком грубо людей, которые гораздо старше меня по службе. -- Недавно минуло всего два года, как я Консул, и уже они говорят открыто о моем повышении. -- У нас было только два примера; что двое людей пробыли два года или два года с 1/2 Консулами и были сделаны один Генеральным Консулом в Сербии, а другой в Египте; 1-ый женился на родственнице Горчакова; а 2-ой на княжне Долгорукой и личный друг с детства Игнатьеву. -- Хитров, которого связи очень велики, от 62 или 63 года ждал повышения до 67 или 68. -- Поэтому если меня и через год еще сделают Генеральным Консулом, то можно ли обвинять начальство в несправедливости? -- Надо же взять в расчет и то, что они люди и им не легко иногда отбиваться от разных побочных влияний, протекции и т. п. -- Может случиться прождать ваканции Генерал<ьного> К<онсульст>ва еще два года. -- Из Салоник сухим путем ехать через Дунай в отпуск гораздо ближе и дешевле, чем из Янины. -- Я, признаюсь, ненавижу ездить морем, и для меня 20 дней пути верхом по горам приятнее, чем 2 часа морем. -- Отсюда сухим путем ехать в Россию гораздо дальше и дороже. -- Есть месяцы, в которые иные горы непроходимы от снега. -- А там этого нет. -- Потом мне дадут, как обыкновенно, 1500 руб. на подъем; а дорога отсюда до Салоник больше 250 рублей не станет. -- Годится все-таки для уплаты кое-каких долгов. -- Это два. -- Потом боязнь, чтобы раз захваченная здесь лихорадка не возобновилась опять. -- Поеду я через Фессалию и Македонию сухим путем; это необыкновенно приятно и интересно; особенно весной приятно, когда все в зелени. -- Это истинное, старинное путешествие, не то что бессмысленная скачка на машине!
   Впрочем -- из-за этого одного я бы не поехал; но я вам привел другие причины -- важнее. -- Была у меня надежда перейти в Австрию Генеральным Консулом; Новиков, посланник наш в Вене, очень расположен ко мне и сказал мне, что если в Богемии откроется Генер<альное> Консульство, то оно будет мое. -- Но оно до сих пор еще не открыто и Бог знает будет ли скоро. -- Вот что заставило меня согласиться на перевод в Салоники. -- Так как ехать придется отсюда во всяком случае не раньше апреля, то, к сожалению, отпуск надо будет отложить до сентября. -- Что делать! -- Не думайте, что мне это не больно и что мне не хотелось бы Вас видеть. -- Я знаю кроме того, что Вам не только приятно, но даже по многим причинам нужно повидаться и поговорить со мной. -- И мне это свидание будет сверх радости еще и очень полезно. -- Я много думаю о вашем положении и о своих делах, и о Лизе, и о братниных делах, и о болезни Маши, которая, кажется, решительно не может больше жить в Петербурге. -- Я и для брата имею в виду прекрасный план; но об нем теперь и говорить не стоит, потому что для этого надо быть самому в Петербурге.
   Вот видите ли, сколько причин желать мне ехать в отпуск! Но что же делать, если до сентября нельзя будет бросить новое Консульство: иначе и не пустят. -- Вы сами трудились всю жизнь вашу, и сколько бы ни было вам больно, что свидание наше еще отложено, но вы поймете мое положение и не осудите меня, конечно, ни в холодности, ни в эгоизме. -- Насчет Лизы разговор тоже надо отложить до осени. -- Ей теперь лучше, но она по-прежнему нестерпимо ленива писать и пишет и мне очень редко. -- Ехать ей весной в Россию неудобно вот почему теперь: зима русская -- едва ли не повредит ей опять; пробыла бы она с Вами, положим, от мая до сентября, и тогда именно, когда мне можно будет приехать в Россию, -- ей нужно будет уезжать. -- Ловко ли это будет? -- Не будет ли это тяжело для всех нас? -- Да ее тогда и не уговоришь ехать назад; она останется на всю зиму и заболеет от петербургского климата еще хуже. -- Ну, прощайте, бедный друг мой; благодарю Вас не за чувства ваши, которые всегда были те же; но за то, что Вы и душой и умом понимаете мое положение; я это вижу по Вашим письмам, и для меня это большая отрада.
   Благословите

Вашего К. Леонтьева

   

156

АП. А. МАЙКОВУ

Весна d>   Πιθανόν τοιοῦτόν τι καί ὁ ἐν Ἰωαννίνοις πρόξενος θά σας ζητήοη, ὅπερ καί θα πράξετε, άλλ' ὲπειδή εὐκολύτερον καί συντομότερον ὲντεῦθεν διαβιβάζοντας, ἀνάγκη και ὲνταῦθα νά γράψετε καί τά ίσα. Θεωρώ περιττόν νά σας ἐπιστήσωμεν τήν προσχήν ὅσον ἀφορᾶ την αὐστηράν ἐχεμυθίαν καί ἐπιφύλαξιν τῆς περί ἧς ὁ λόγος ὑποθέσεως.

   Δεχθεῖτε παρακαλῶ τῆν διαβεβαίωσιν τής προς ὑμᾶς ὑπολήψεως μου.

Ὁ πρόξενος Λεόντιεβ

   

Перевод с новогреческого

   Господину Григ<орию> Х<аджи->Лазару

Господин <Хаджи-Лазару>.

   Удовлетворившись полученными от Вас сведениями, просим Вас продолжать и в дальнейшем.
   Вечером Вы получите документ, который необходимо вернуть мне как можно скорее после того, как соблаговолите добавить те сведения, какие в нем требуются.
   Возможно, что и консул в Янине попросит у Вас то же, что Вы и сделаете, но поскольку проще и быстрее (будет сделать это,) переправив отсюда, нужно будет, чтобы Вы и здесь написали то же самое. Полагаю излишним обращать Ваше внимание на то, что касается строгой секретности и осторожности в том деле, о каком идет речь.
   Примите, прошу Вас, уверения в моем к Вам почтении.

Консул Леонтьев

   

159

АРХИМАНДРИТУ МАКАРИЮ
(СУШКИНУ)

7 сентября 1871 г., Салоники

   Сентября 7; 1871.
   Солунь. --
   Многоуважаемый отец Макарий, прежде всего прошу Вашего благословения и присоединяю мои молитвы к молитвам всей братии русского монастыря о здоровье о. Иеронима, которое, как слышу, опять не хорошо. Когда бы Вы уговорили его выписать отсюда хоть на три-четыре дня хорошего доктора; я сейчас бы нашел такого, который поехал бы? Но если о. Иероним этого не желает, будем надеяться на Того, на Кого следует, что здоровье его на нашу общую пользу и радость скоро восстановится.
   До сих пор я, право, был не в силах Вам написать ни строчки; -- в доме был большой беспорядок от переездов с дачи в город ит. п., а главное, от сборов моей племянницы в Петербург. Теперь все успокоилось в доме, и слава Богу, и на моей душе в одиночестве стало легче и спокойнее. Я убеждаюсь между прочим, что я чем дальше, тем меньше могу выносить в доме женщин, даже служанок, до которых бы мне и дела нет... Что-то тягостное и вместе шумное все они вносят в дом. Остались мы втроем: отец Григорий, я и мой добрый Григораки, который ходит за мной, как за отцом. Петраки уехал провожать Машу до Рущука.
   О. Иерониму я сбираюсь писать подробную исповедь мою за последнее время и не писал ее до сих пор потому, что хотел сосредоточиться в одиночестве и отдать себе ясный отчет в состоянии моего духа.
   Теперь я скажу только одно: дня 3--4 тому назад я сжег в камине рукопись исторического романа, над которой я трудился всей душой в течение 8--9 лет. Листов печатных в ней готовых было наверное 50--60, значит, даже по той цене, которую мне дают за небольшие повести, эта рукопись стоила 5000--6000 рублей; -- а это было только половина всего труда... Но оставим деньги! Мне обещали за него славу... Но что ж мне делать! Я не знал -- что мне принести в жертву Богу и Церкви; я все томился, метался и тосковал; меня и у Вас на Афоне ни на минуту не покидал какой-то внутренний ужас... Что я принесу в жертву? -- Честолюбия по службе у меня всегда было мало, ибо я основательно предпочитал свой литературный дар гораздо выше какого-нибудь генерального консульства, которым может заведывать всякий дюжинный человек. -- Женщин? -- Они для меня тягость и без того. -- Пища скоромная? -- Эта жертва на меня смех наводит! Чревоугодием я не страдаю!.. И вот я помолился и сделал это; -- мне вдруг стало легче и с тех пор слава Богу -- все лучше и лучше на душе; веселость моя теперь не только не ослабляет, а напротив, укрепляет во мне любовь к молитве. Здоровье мое с этого дня тоже стало совсем другое и даже к тем же литературным занятиям вернулась живая охота!
   Из домашних иные сочли меня сумасшедшим, а Маша, которая знала, сколько души, труда и даже страдания я положил на это сочинение, неутешно плакала все время и уехала неутешенная, утверждая, что это безумие, а не жертва Богу, что Бог таких жертв не требует. Я на это возразил -- "не всякому Бог является в видениях и снах! -- Чего Он желает и чего нет, должно иногда решать наше собственное чувство; -- если я ошибся, то намерение мое было доброе, а если я угодил Богу, то Он найдет средство послать мне и деньги и даже славу вопреки мне, а сам я теперь уже за ней не гонюсь и для этой славы я ни минуты труда и спокойствия своего теперь уже не дам".
   Хотел написать Вам небольшое письмо; а вот увлекся и написал длинное. Братьев моих планы не удались и, быть может, к лучшему. А что Маша предпочла общество отца моему на эту зиму, то она сделала прекрасно и я очень рад, что остался один и свободен...
   Отец Григорий большая для меня отрада, и я Вас прошу оставить его у меня до моего отъезда в Царьград, который не замедлит; меня задерживают только здесь некоторые запущенные без меня дела и отчеты.
   Книги получил и благодарю; а царский портрет забыли прислать.
   Руку священника на билете засвидетельствовал и возвращаю Вам его; -- а насчет процентов записочку, {Я ее куда-то так спрятал, что не могу найти; -- потрудитесь простить, что не посылаю.} которую Вы мне дали, -- возвращаю, ибо, признаюсь, вовсе даже не понимаю из нее, о чем идет речь? {Я даже не понимаю, чего Вы желаете: чтобы я в архивах поискал только что-нибудь или чтобы я написал в Петербург об этом?} Этого рода занятия с банковыми билетами и т. п. для меня до того новы, что я Вас прошу говорить о них со мною так, как бы Вы говорили с тем Федором, который нас провожал. Не знаю, откуда эти билеты, кто Вам их присылает и когда, в какое время в архивах искать. Объясните мне все это...
   Кажется, на этот раз все? Разве попросить Вас заказать для жены моей образ Захарии и Елисаветы; я бы отвез ей в Царьград. Этим бы вы меня очень утешили; такой же, как тот Константина и Елены и Варвары, который отправили в Петербург. Можно?
   Целую Вашу руку и прошу Вашего благословения.
   О. Иерониму -- что сказать? Я ему особо напишу, а обычных приветствий не хочу и употреблять с ним!.. Я этим как будто охлажду мое к нему чувство.

Ваш -- друг, сын и брат К. Леонтьев

   
   А все-таки Маша уехала вдвое более православной от сюда, чем была прежде!
   

160

М. А. ХИТРОВО

9 сентября 1871 г., Салоники

9 сентября, 1871 г.
Солунь. --

   Благодарю тебя, добрейший м, в котором я объясняю Вам содержание романа моего "Генерал Матвеев", то Вы можете увидеть там, что я просил ответа у Редакции на вопрос мой: "есть ли надежда, что роман будет принят?"
   Теперь я написал в Петербургский Университет К. Н. Бестужеву, у которого рукопись находится, чтобы он выслал ее на Ваше имя. -- Потрудитесь просмотреть ее (если можно -- вы сами) и отметить карандашом, что именно вам неприятно как в направлении, так и в художественном отношении. -- И пришлите мне ее сюда без задержки; я исправлю и переменю. --
   Только прошу Вас, пощадите воинственность моего Матвеева: нам, русским, ведь это так нужно, вы сами это знаете, и у нас это так ослабело!
   Военные мне не раз жаловались, что в литературе им вовсе нет поддержки. --
   Сверх этого, я надеюсь в одно время с новыми главами романа послать Вам довольно большое сочинение мое: "Письма с Афонской Горы от Русского Мірянина к Русской Мірянке". -- Это не дневник поклонника, не подробное описание Святой Горы, не догматические рассуждение, -- это все вместе. -- Это письма человека нашего времени, искренно и даже пламенного обращенного в христианство и желающего обратить на тот же путь и любимую когда-то женщину. --
   Оно у меня почти готово. -- Но все за разными заботами некогда было исправить. --
   Пожалоста, не опоздайте выслать деньги к 1 маю; -- других средств к жизни у меня здесь нет, и если Вы хоть немного поддержите меня, я надеюсь, сделать много. -- Здоровье поправляется; условия для подобного рода занятий здесь очень хороши; -- все будет зависеть теперь от Вас. --
   Довольно уж я задыхался! --
   Остаюсь готовый к услугам

Ваш К. Леонтьев

   

179

М. В. ЛЕОНТЬЕВОЙ

Вторая половина марта 1873 г., Константинополь

Март; 73; Царьград.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Но я занят теперь гораздо больше, чем когда был Консулом; пенсии мне назначили всего 600 руб., и мне остается жить литературой (пока идет все хорошо). -- Поэтому у меня, при недугах моих и при разных закоренелых привычках, время все почти рассчитано. -- Рассчитана даже и лень, ибо и она полезна. -- Дело в том, что Редакция Русского) Вестника желала, чтобы я оставался еще в Константинополе и писал бы для них романы и статьи. -- Мне прислали вперед 1000 рублей. -- Я отправил им две статьи политические: "Панславизм и греки" и "Панславизм на Афоне" -- более или менее против грубого государственного Панславизма, в пользу которого раскричались у нас все дураки и честные труженики. -- Они уже напечатаны и здесь будут переведены по-гречески и по-французски. Сверх того я отправил в редакцию еще начало Восточного большого романа Одиссей Полихрониадес (помнишь, о молодом греке и тульчинской еврейке).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Здесь мне легче писать о Востоке, чем под Москвою. -- Впечатления и факты беспрестанно подновляются. -- К тому же "Вестник" стал теперь не только повести, но и статьи мои печатать. -- Что делать! Долгу много; служба невозможна; в провинцию возвращаться (хотя бы и на Генеральное К<онсульст>во, к<ото>рое бы мне дали) решительно не могу; отсюда в 4 месяца я лучше устроил свои литературные дела, чем из провинции в 10 лет. -- Восточные повести и статьи о Востоке дают верные деньги; а повести мои из русской жизни и общие статьи встречают, как ты знаешь, вечные затруднения! -- Что делать!
   Мне иногда здесь не скучно, потому что делю время между сочинениями, молитвою и Посольскими дамами, которые все ко мне необыкновенно любезны, хотя я им всем читаю наставления и уверяю их, что они для меня уже не женщины... Так себе! Туман какой-то. -- Но тяжела для души эта цыганская жизнь, без верного крова, при спешной работе... И дорого бы я дал, чтобы без вреда литературным интересам моим увидать великорусские липы и березы наши и перемолвить с тобой серьезное слово по душе! Но что делать! Я взял уже с редакции 1000 рублей, -- надо хоть одну работу кончить, не прерывая путешествием, хоть этот большой роман. -- Очень бы мне хотелось яснее представить тебе теперешнее состояние моей души. -- Скажу коротко: здесь я вечно в тревоге за будущее, за средства к жизни, за то, не грешу ли я; я вечно в тревоге, но я не задыхаюсь никогда, ибо все, что напишу, сейчас печатается, все что ни сделаю -- сейчас и результат; ответ; даже слова мои здесь проходят не так бесследно, как проходили в провинции; здесь и без службы страшнее за будущее, за старость и т. д.; но здесь есть воздух, -- настоящее сноснее; ибо все-таки литература для меня прежде всего (кроме Церкви).
   Однако оставим все это, -- ты меня поняла, я уверен, теперь.
   

180

Е. А. ОНУ

Конец марта я жизнь в Царьграде, позволяют мне рассчитывать на это. --

   За какое бы Вы дело ни взялись в мою пользу -- я уверен -- что успех будет. -- У Вас счастливая звезда. -- Дарования Ваши велики, это Вы сами знаете, деятельность неутомима; но и счастливая звезда ведь точно так же дар Свыше, как и способности разнородные и как неутомимая энергия. -- Вы, как сами человек религиозный, разумеется, согласитесь с этим. --
   Мне счастья не было почти ни в чем. -- Звезды у меня нет. -- Но я верю, если Вы воз<ь>метесь хоть мимоходом, среди многочисленных забот Ваших и за мои дела (по журналу ли, по службе ли) -- но воз<ь>метесь за них искренно, то и у меня пойдет все лучше прежнего. --
   Пусть я проживу только еще лет 15, не больше, пусть судьба хоть поздно, но освободит меня из той тюрьмы неизвестности, несправедливости и слишком уже нестерпимых иногда вещественных стеснений, в которых она меня до 42-х лет держала, и Вы увидите, что результат превзойдет Ваши ожидания (конечно, -- я говорю не об Измаильском или каком-нибудь Адрианопольском пропитании, а о чем бы то ни было лучшем, более широком). -- В звезду мою я не верю. -- Но сознаюсь, я фанатически верю в себя, верю в то, что у меня есть что сказать и что сделать для той отчизны, которую мы оба с Вами, Николай Павлович, так любим. --
   Честь имею быть с глубочайшим почтением
   Вашего Превосходительства

покорнейший слуга К. Леонтьев

   
   P. S. Не знаю наверное, позволяют ли мне приличия в этом письме засвидетельствовать мое уважение Екатерине Леонидовне и поблагодарить Ее от всей души за столь лестный для меня упрек, который был мне передан через Губастова? --
   Я не умею хорошо отличать тонкие оттенки подобных социальных приличий и потому ужасно всегда боюсь попасть в беду и при всем добром желании сделать как следует -- того и глядишь, что осмеют или осудят. --
   

1874

190

П. М. ЛЕОНТЬЕВУ

15 февраля 1874 г., о. Халки

15 февраля; 18(74) г.
О. Халки. --

Милостивый Государь
Павел Михайлович,

   На первых днях Пасхи, 2-го или <5 апреля {Утраты в автографе. -- Ред.}> я намерен выехать отсюда в Москву для свидания с Вами. -- Я вижу -- это необходимо. --
   Так как вы ничего из посланного мною в таком большом количестве до сих пор не напечатали, а деньги мне постоянно посылали, то я понимаю, что Вы не можете этой весною прислать мне те 1200 рубл<ей>, которые я желал иметь для спокойной поездки в Москву. --
   Как-нибудь с Божьей помощью выеду и с меньшим. -- Но 300-т рублей мне во всяком случае недостает; и я вас убедительно прошу эту сумму выслать мне немедля по полу<чении> моего письма. --
   Пока дойдут деньги, как раз будет время ехать. -- Опаздывать, уверяю Вас, очень неудобно. --
   Поездка моя будет, я надеюсь, полезна не мне одному. -- Так как нельзя же думать, чтобы Вам особенно нравились Записки разных действительно что бледных людей, то я -- полагаю -- верно в моих вещах во всех надо -- что-нибудь переделать. -- При свидании это сделать будет легко и все, может быть, и нечаянные недоразумения будут кончены. --
   <Вот> считая с телеграммой, уже <сего>дня -- 4-е мое письмо; -- посмотрим будет ли на него какой-нибудь ответ. --
   2-ю часть моей статьи "Византизм и Славянство" я привезу сам; -- она уже почти кончена; но я не хочу нарочно спешить ее исправлением. -- Я думаю издать ее с вашей помощью (хоть косвенной) и отдельно и хочу эту отдельную книгу посвятить Игнатьеву. -- Лично мы с ним очень хороши. --
   В политике же и он столько же держится по принципу за Патриархию и греков, как и я; но разница лишь в том, что он больше оптимист, чем я. --
   Он привык уверять себя {Утраты в автографе. -- Ред.} влияние; -- и все <стремился> примирить греков с болгарами, убедить их и т. п. Убедить ни тех, ни других невозможно; -- особенно болгар, -- они себе поставили ясную цель, а к средствам равнодушны! -- Влияние мы здесь имеем теперь, но только разве на турок, а на народы почти никакого; -- они нас не слушаются. -- Когда я вам при свидании многое расскажу, Вы, может быть, удивитесь. --
   Остаюсь готовый к усл<угам>

К. Леонтьев

   

191

АРХИМАНДРИТУ МАКАРИЮ
(СУШКИНУ)

16 февраля 1874 г., о. Халки

16 февраля 1874.
О. Халки. --

   Высокопреподобный и многоуважаемый отец Макарий, я получил через о. Варлаама сегодня Ваше письмо об афонских делах. Одному Богу известно, как мне было прискорбно слышать о смятениях и распрях на Святой Горе!
   Завтра мы ждем Игнатьева из России; на этих днях и я поеду в город непременно для свидания с ним. Я думаю пробыть в посольстве около 2-х недель и буду иметь время достаточно обдумать все сообразно Вашему желанию, -- и посоветоваться с Игнатьевым.
   Позвольте, впрочем, на этот раз сказать Вам два слова только (ибо я не хочу спешить умозаключениями по такому важному делу).
   Два слова эти вот какие: "Греки, конечно, раздражены и становятся иногда нестерпимы, но по правде сказать, виною всему наши плохие и неудачные распоряжения.
   Все эти отобрания метохов бессарабских и тому подобные меры были теперь вовсе не кстати и не сообразны даже с нашей силой и с нашим достоинством.
   Зло, которое Вы терпите, -- исходит издалёка: из ошибок русских вообще; -- у нас не разочли той простой вещи, что когда у человека все отнимем -- тогда ему уже и бояться нечего; раз отчаявшись, каждый становится смелее -- "нечего терять!" -- думает он.
   Прибавлю откровенно, любя Церковь и Вас, что на посольство в этом случае надежды мало. Я думаю, что каким-нибудь явным вмешательством (даже и через турок, напр<имер>) оно могло бы сделать Вам еще больше вреда. Протат и греки и на Афоне, и в Патриархии все-таки гораздо сильнее посла нашего.
   Что может теперь посол? У него нет войска своего! А убеждения ни греки, ни болгаре нашего давно уже не слушают в своем взаимном ожесточении.
   Чтобы пособить этому делу, надо совет, совет и совет! Подождем Игнатьева! А пока вооружитесь еще ненадолго терпением и уступчивостью. Ибо, вероятно, такое ложное положение наше по Болгарскому вопросу -- долго продолжаться не может.
   Тщетно попытавшись усмирять греков, авось-либо с Божьей помощью у нас примутся усмирять болгар, которые, нельзя же не согласиться, -- все-таки раскольники по закону, по каноническому праву.
   Дай Бог! Это бы разом прихлопнуло надолго эту паршивую нацию; через нее мы расстроились с греками, с которыми жили так долго по-братски!
   Акты ваши непременно на этой же неделе пересмотрю со вниманием и верьте, что сочту за счастье и благословение Господне, если хоть чем-нибудь могу послужить и Руссику, и всему Афону.
   У батюшки целую руку и благодарю его за то, что он удостоил меня этим поручением.
   Преданный Вам духовный сын и друг Ваш

К. Леонтьев

   
   NB) Ваша духовная дочь благодарит Вас за память; она Вашими молитвами стала опять как человек. Я ею теперь доволен. Вся моя вина была!
   

192

Н. П. ИГНАТЬЕВУ

Не ранее 18 февраля 1874 г., о. Халки

Милостивый Государь
Николай Павлович,

   Душевно сожалею, что неслыханная в Царьграде погода и мои недуги не дозволяют немедля мне приехать самому, чтобы поздравить Вас с благополучным возвращением из России. -- Надеюсь, что Бог смилуется, наконец, и что я на днях буду иметь честь лично представиться Вашему Превосходительству. --
   А пока, чтобы не терять времени, я спешу повергнуть на благоусмотрение Ваше два документа: 1) Письмо ко мне Афонского О. Макария нашего и 2) Составленную мною по этому поводу черновую Записку. --
   По приобретенной мною на службе привычке разбирать, кому и что идет показывать, -- я первую половину этой записки не назначаю для прочтения Афонским Отцам, а лишь для Имп<ераторского> Посольства или вообще для Начальства. --
   Монахам нашим я к следующей пятнице после свидания с Вами думаю послать лишь 2 вещи: 1) вторую половину этой записки, заключающую сообразно их желанию и вполне, конечно, сообразно, по-моему, с нашими выгодами -- проэкт обогащения или поддержки беднейших греческих обителей. --
   2) Некоторые мои личные им советы; -- что делать пока. -- Напр<имер>, уступать как можно больше, терпеть и задерживать ход дела; ибо раздел с греками Руссика не может обойтись без скандала, без раздражительных газетных известий и даже причинит, может быть, очень много передряг и бесполезных для общего дела тягостей самому Посольству. --
   О. Савву, о котором они пишут, я лично хорошо знаю. -- При свидании я Вам подробно расскажу об нем. -- Вообще он скорее человек хороший; -- убежденный до фанатизма; таким его и О. Иероним знал. -- Сам он жил до последних дней строжайшим аскетом, пока его не пригласили в Руссик в духовники грекам. --
   Вероятно -- в нем негодует не грек, а Православный за то, что мы не преследуем схиэматиков-болгар; а сверх того -- может быть, его и постигло искушение гордости; -- может быть, греки внушили ему мысль стать Игуменом в Руссике, по смерти Герасима. --
   Я полагаю, что даже и этот пункт -- (как он ни важен) уступить на время, обнадежить его ввиду обстоятельств и последствий несравненно еще важнейших, чем кандидатура нашего прекрасного О. Макария. --
   Пусть Савва будет признан кандидатом; -- О. Герасим может прожить еще и 3 и 5 и 10 лет. -- Ему уже сто; -- все равно. -- А за три года эта, вероятно, физиономия событий изменится и во всяком случае окончательно выяснится к худшему или к лучшему. --
   Вообще же я хочу советовать им не спешить, насколько есть терпения; -- авось либо Мин<истерст>во наше найдет возможность привлечь на сторону русских большинство Протата. --
   Актов, о которых они пишут, я не видал; они у них в Галате, на их подворье; -- но как приеду на днях, так захвачу их и принесу на просмотр к Вашему Превосходительству. --
   Честь имею быть с глубочайшим почтением,

Вашего Превосходительства,
покорнейший слуга: К. Леонтьев.

   

193

КНЯЗЮ К. Д. ГАГАРИНУ

18 августа 1874 г., Оптина Пустынь

18 августа; 1874.
Оптина Пустынь. --

Ваше Сиятельство!

   Я нахожусь теперь в округе Вашего Ведомства и так сказать отчасти под начальством Вашим, как помещик Калужской Губернии. -- Надеюсь, что, вспоминая наши долгие дружеские беседы в Корфу -- вы по-прежнему расположены ко мне. --
   Я и без особого дела собирался писать Вам, но теперь есть и дело. -- Позволяю себе рекомендовать Вашему вниманию мою племянницу Марью Владиміровну Леонтьеву, которая скоро будет в Калуге для залога нашего общего имения в Тульский земский банк. -- Пожалоста, не лишайте ее ваших советов и вашей протекции. -- Впрочем -- вы ее знаете, вы встречали ее у Карцевых. -- В 1/2 сентября я и сам буду в Калуге, проездом из Оптиной пустыни в Москву и, конечно, 1-й и, может бы<ть>, единственный визит мой будет к вам. --
   А кто знает? -- Может быть, и вы вздумаете проехаться сюда на 2--3 дня?
   Не для того, чтобы меня видеть! О нет -- это было бы слишком большая "suffisance" с моей стороны; и вот почему.... Я слышал, что Вице-Губернатором вы останетесь не долго, что вас скоро куда-то переведут Губернатором. -- Вот поэтому нехорошо вам будет уехать отсюда не видавши такой истинно-прекрасной вещи как Оптина Пустынь. -- Для этого даже и не нужно вполне духовного міросозерцания; достаточно любить русское, понимать изящное и быть консерватором в известной степени... Вы русское любите, вы консерватор, вы изящное цените. --
   Молодой супруге вашей, как Православной иноземке, конечно, будет это путешествие, очень небольшое, и поучительно и приятно. -- Если бы, паче чаяния (fait ce que clevre -- advienne que pourre!) -- письмо мое подвигнуло бы Вас на это, спрашивайте здесь гостиницу Отца Веньямина. -- Здесь их несколько, но другие неприятны и не хороши. --
   В ожидании свидания остаюсь

искренно уважающий и любящий Вас: К. Леонтьев

   
   Простите, ради Бога! Вас самих и Корфу редкий день не вспоминаю; но имени Вашего никак не могу вспомнить. --
   

194

КНЯЗЮ К. Д. ГАГАРИНУ

1 октября 1874 г., Москва

1 октября; 1874.
Москва. --

   Пишу Вам, мой добрый Константин Дмитриевич, с головной болью и потому очень мало. --
   Дела идут недурно (т. е. те дела, которые зависят от людей); мое же собственное состояние все то же: усталость души, нерешительность, тоска. --
   В редакции Каткова идет теперь речь о том, сколько мне можно дать в м<еся>ц: 250, 200 или 150 за мелкие, постоянные работы критические и политические...
   Трудно устроиться на определенном. -- Другой раз напишу больше. -- Теперь же попрошу только ради Бога -- о тех 300-х рублях из банка. -- Дорого яичко в Христов День!
   Многих еще нет в Москве. -- Черкасского нет. --
   Одиссея начнут печатать завтра. -- К октябрьской книжке заказана мне статья О Складчине (в моем духе). --
   Все это хорошо; но здоровье плохо и я жду с нетерпением Преосвящ<енного> Леонида, чтобы посоветоваться с ним о поступлении в монастырь. --
   Кажется, что 75 рубл<ей> в месяц -- я могу иметь верных от Каткова даже и в монастыре. -- Лучше 75 в монастыре, чем 200 в гостинице. --
   Прощайте. -- Обнимаю Вас и прошу передать мои искренние чувства Княгине. --

Ваш К. Леонтьев

   
   [Я живу пока в гостинице Мамонтова (Лоскутной)]. -- Перешел в другую. Впрочем -- самый верный адрес в Редакцию.
   

195

М. П. ПОГОДИНУ

29 октября 1874 г., Москва

29 октября; 1874.
Москва

Милостивый Государь
Михаил Петрович,

   Прилагаю при этом письме I-ю часть "Византизма и Славянства", назначенную для Бодянского. -- Она уже совсем приготовлена для печати. -- Впрочем, я буду Вам крайне признателен, если Вы исправите какие-либо фактические ошибки, которые легко могли вкрасться оттого, что у меня в Турции было очень мало источников для справки: -- а здесь уже 1000 обстоятельств мешали мне заняться спокойно. --
   Сверх того, и возражения ваши, и заметки, которые Вы поместили бы печатно, сделали бы, конечно, великую честь моему труду, если бы даже и разрушали своей силой некоторые мои доводы. -- Возражения Ив<ана> Серг<еевича> Аксакова мне показались, признаюсь, очень слабыми. -- Может быть, я и ошибаюсь. -- Но на все это можно ответить без труда, мне кажется. -- Напр<имер>, "что я забываю действие живых, личных сил человеческой души". -- Я их не забываю, я их устраняю здесь, как устраняет математик ширину линии, которую, однако, в действительности имеет каждая линия. -- И Реальная наука, и религия наша (благодать, злой дух и т. д.) значительно ограничивают нашу личную свободу. -- Наука предъявляет цифры статистики, крайне фаталистические; -- Пирогов сознается, что доктора своим личным действием -- едва-едва колеблят цифру смертности; -- игра экономических и других так называемых реальных сил (в число коих входит и религия) -- уже составляет предмет социологии. -- К тому же это, кажется, факт, что массы, действующие в обществе, действуют бессознательнее и фатальнее лица; -- средний вывод, -- результат их действий всегда неожиданнее и слепее личного действия. --
   Разум отдельных лиц во Франции, вероятно, физиологически не ослабел, а понизилось общее действие; организация ухудшилась... Комбинации частных, личных сил невыгодны для общего. --
   Исследование механического процесса или даже графического, так сказать, его выражения в обществе -- столько же мало мешает признанию личных сил, как и исследование ячеек мозга -- независимым прямым психологическим наблюдениям или признанию души бессмертной. --
   2.) Указание на костры, инквизицию и т. п. там, где я говорю об аристократической поэзии. --
   Возражений много. -- а) Иное дело страдание, неправда; -- иное дело поэзия. -- В Симферополе 54-м и 55 году в одном доме была больница и сотни раненых, а в другом танцовали и пировали от души. -- Ь) Неизвестно еще, когда количество веселых и счастливых минут у многих людей больше, в эпохи, подобные Возрождению, рядом с инквизицией; или теперь?.. Для этого вопроса вовсе еще нет научных ответов; -- и сама современность указывает нам, что (на войне, напр<имер>) одни больше обыкновенного телесно страдают, но зато другие никогда так не радуются и не веселятся в мирное время. --
   Все это я возражаю теперь усталый, второпях и вовсе не обдумавши. --
   В этой книге я уже не прибавлю ни слова; но в книге "Прогресс и Развитие" обращу внимание на возможность всех этих возражений. --
   "Прогресс и Развитие" я оттого Вам сегодня не посылаю, что хочу рукопись нарочно для Вас привести в порядок. -- Пришлю из монастыря. --
   Теперь прилагаю еще несколько глав из 2-й части "Византизма", главы, которые к Каткову не попадут вовсе. -- Они пойдут в общее, отдельное издание, если оно окажется возможным. --
   Если от Бодянского можно получить хоть что-нибудь
   я был бы рад, потому что в большой нужде. -- Экземпляры, т. е. оттиски тоже бы годились. --
   Остаюсь сердечно, сердечно признательным Вам

К. Леонтьев

   

196

К. А. ГУБАСТОВУ

4 ноября 1874 г., Николо-Угрешский монастырь

4 ноября; 1874.
Николо-Угрешский монастырь. --

   Наконец, добрый мой Губастов, -- я у пристани! -- Монастырь красив, Архимандрит ко мне очень милостив; келлья опрятна и просторна; я уже брат Константин, а не Константин Николаевич Леонтьев. -- Писать мне не запрещают; -- но я надеюсь, что с Божьею помощью и от этой дурной привычки я постепенно отстану. --
   Я долго Вам не писал; -- это не был гнев; -- я видел, Вы сами искренно (хотя и молча) покаялись в Вашем проступке; -- теперь тем более мне и в голову не может прийти сердиться на Вас. -- Я просто был сверх сил обременен в одно и то же время: заботами о завтрашнем дне, тяжкими для меня сношениями с Катковым (который мне, грешному человеку, лично всегда был довольно противен), хлопотами по банкам, нотариусам, мировым судам, расчетами с братьями, старыми недугами, сожалением и заботами о судьбе бедной жены... спешными литературными делами, горестью при виде опустошения родного имения и стольких близких могил и... при всем при этом духовные потребности жили своим чередом. -- Вы можете себе представить, сколько нужно было бодрости и мужества, чтобы причалить к пристани при таких обстоятельствах? --
   Теперь я захотел написать Вам и проститься с Вами. -- Передайте то же всем моим цареградским друзьям и приятельницам. -- Я всех их помню и люблю. --
   Время, которое я провел в Конста<нтино>п<о>ле -- мне памятно будет с самой хорошей стороны. -- Я говорю себе -- Бог все делает к лучшему! Если бы мне пришлось уходить в монастырь из такого общества, как наше Посольское, то было бы все-таки жалко и тяжело. -- А когда видел сперва в течение первого месяца -- свою раззоренную и немую уже для сердца деревню, а потом два последние месяца отвратительную Редакцию, честных ее тружеников и самого Михаил Никифоровича и даже... супругу его... то, поверьте... всякий монастырь, и помимо духовных побуждений, а только эстетически покажется прелесть...
   Я до того обрадовался, что устроил почти все что мог и уехал сюда, до того дорогой задумался от радости, что проехал лишних две-три станции к Рязани, заплатил штраф и вернулся сюда с большим трудом. -- Вот и все. --
   О литературе ничего не буду писать. -- Что Бог даст. -- Кланяйтесь, кланяйтесь много всем: О ну, который мне не отвечает, и Мад<ам> Ону, и Хитровым, и Нелидовым, и Мурузи, и молодым людям всем, и Каракановскому, и Белоцерковцу (ему особенно, конечно!), и Зелёному, и Франкини, и Аргиропуло, и О. Смарагду, и Капнисту, и всем, всем!..
   Нелидова благодарите за рекомендацию Неклюдовым. Я проводил у них константинопольские вечера...
   Игнатьеву мне нужно будет писать самому и благодарить его за Меджидие, которое носить уже мне не придется; -- тогда я и Княгиню буду благодарить за ее рекомендацию. --
   Хитрову тоже нужно будет писать. -- А Ону -- которого я так люблю, не отвечает! Впрочем -- тем лучше -- и Вы можете не отвечать. -- Передайте только от меня всем поклоны и добрую память, а отвечать не надо, если не хотите. -- Меньше меня будете отвлекать. --
   О делах вот что. -- Один из моих братьев поехал в Калугу, чтобы по поручению моему заложить имение в банк (Марья Влад<иміровна> ужасно на все медленна) -- и взять свою часть. -- Тогда (т. е. скоро) останется у меня из этой суммы рублей около 500, которых часть (больше половины, 300, напр<имер>) я пошлю в Царьград, чтобы пенсию мою за 75-й год уже не трогали. -- Так и Теплову скажите; он из этих 50 лир -- может взять около 20 лир себе; а там еще останется 200 рубл<ей> для кредиторов; как раз Уз пенсии за весь год. -- Теперь мне здесь довольно 25 рублей в месяц; у меня все почти готовое, хотя и очень простое. -- Поэтому мне и долги теперь будет легче платить, чем прежде. -- Я могу теперь отдавать почти все, что приобрету печатанием. -- А если Айза также приохотится к монастырю, как я, то тогда это будет еще легче. -- Может быть, я продам тогда тысячи за 4--5 свою часть земли и тогда уплачу разом очень много. -- Все равно я Кудинова видеть не могу!... А когда представляется возможность очистить свою совесть, не рискую жить в міру, как M Голубинский с Madame Голубинский, то отчего же не поспешить. --
   А вдруг, конечно, не возможно было! --
   Ну, прощайте! Кто знает, может быть, монахом еще раз буду на Востоке. -- От всей души желаю, чтобы Вы не оставляли дипломатии и Востока. -- Верьте -- все остальное ужасно гадко здесь... Только монастыри и хороши. --
   Маша ужасно постарела: -- она летом, вероятно, тоже идет в монастырь. -- Я очень рад. --

Ваш К. Леонтьев

   
   Адрес мой если хотите (а мне уж все равно). -- В Москву; на Подворье Николо-Угрешского монастыря (Моросейка) для передачи в монастырь -- брату Константину. --
   

197

Н. П. ИГНАТЬЕВУ

6 ноября 1874 г., Николо-Угрешский монастырь

6 ноября; 1874.
Николо-Угрешский Монастырь. --

Милостивый Государь
Николай Павлович,

   Долгом считаю благодарить Ваше Превосходительство за орден Меджидие, доставленный мне через Калужского Губернатора. -- Мне говорили многие, что я сверх этого должен бы просить особого Высочайшего разрешения, чтобы носить его. -- Если того требуют непременно приличия, то Ваше Превосходительство соблаговолите поручить кому-нибудь из прежних товарищей моих сообщить мне об этом (по адресу, известному г. Губастову). -- Но если необходимости нет в этой формальности, то я очень бы желал без нее обойтись, ибо мне, с Божьей помощью, вероятно, никогда уже ни Меджидие, ни других орденов надевать не придется. -- На этой неделе Господь, вняв наконец моим молитвам, сподобил меня быть принятым в число братии Николо-Угрешского монастыря под Москвою и О. Архимандрит Пимен, Настоятель наш, милостив и снисходителен ко мне вовсе не по заслугам моим, ибо в мои года, как Вы знаете, уже и трудно стать хорошим человеком; слишком сучьев много наросло, которые обрубать надо! --
   Как бы то ни было, прошу Вас по-Христиански простить мне, если я в чем-нибудь противу Вас провинился, и прошу помнить меня добром; а я моей прекрасной Консульской службы под Вашим Начальством не забуду никогда! --
   Кончая это письмо, считаю уместным сказать два слова о моих долгах в Турции. -- Теперь именно мне, с Божьей помощью, будет легче постепенно уплачивать их; -- я имею здесь все готовое и потребности здесь очень малы. -- Духовное Начальство печатать мне не запрещает (даже и повести хорошего направления), и я, конечно, большую часть всего того, что Бог благословит мне приобретать, буду обращать на покрытие этих обязательств. -- Сознание, что моим турецким заимодавцам очень трудно издали меня преследовать, удвоит лишь теперь мое усердие к удовлетворению их. -- Надо только, чтобы они отказались от всех процентов, по крайней мере, считая с 72 года, когда я заболел. --
   Я буду об этом тем более стараться, что пенсия моя необходима с 75 года на прожиток жене моей, не имеющей других кроме этого средств к жизни. -- Готовность моя платить велика (особенно теперь, когда сам образ жизни так не требователен); но надо при этом взять в расчет некоторые обстоятельства очень неблагоприятные теперь в России для литературы вообще. -- Человек хорошего направления нынче не легко находит себе место в печати. -- Это не ко мне одному относится. -- Погодин говорил мне, что негде печатать; -- он же говорил мне, что Аксаков плачет иногда, когда один. -- "Русский Вестник" загроможден просто матерьялом, ибо он единственный в России журнал, в котором может печатать человек, не демократического, не революционного, не буржуазно-либерального духа. -- "Гражданин" мал и, кажется, не богат. -- "Русский мір" хорошего направления, но газета, а я пишу больше крупные вещи. -- Остальное почти все зараза... К тому же -- Катков надавал мне в Турции и здесь до 4000 рубл<ей>, а сошелся со мной во вкусах только тысячи на 1 1/2, и эти рукописи будут у него печататься уже на погашение долга, а не на наличные деньги. -- Остальным уже конченным сочинениям моим ищу до сих пор места. -- Это я счел долгом упомянуть для того, чтобы Ваше Превосходительство знали, что в случае замедления в высылке денег не моя будет вина, а лишь следствие общих, так сказать, обстоятельств. -- Прошу Вас покорнейше засвидетельствовать мое глубокое почтение Княгине Анне Матвеевне и Екатерине Леонидовне и благодарить их обеих за их доброту ко мне во время моего последнего, столь приятного пребывания в Царьграде. -- У Князя Черкасского я был, и он был очень любезен со мной; но Княгини Трубецкой, к сожалению, в Москве долго не было; -- она только что приехала. -- Письмо Княгини я отдал ее швейцару давно и свою карточку; -- но в подряснике, она, может быть -- и видеть меня не захочет. -- Скажет: "Что это за пономарь?" --
   С глубочайшим почтением честь имею быть,

Вашего Превосходительства
покорнейший слуга --
Константин (Леонтьев)

   

198

О. МАКАРИЮ (СУШКИНУ)

6 ноября 1874 г.,
Николо-Угрешский монастырь

Ваше Высокопреподобие всечестнейший
отец архимандрит Макарий!

   Позвольте мне, многогрешному брату и послушнику Вашему, душевно благодарить Вас за Вашу память, за Вашу доброту к моей бедной жене и за последнее письмо Ваше.
   Благодаря незабвенным урокам и наставлениям о. Иеронима и Вашим -- я достиг, наконец, желаемого -- принят послушником в Николо-Угрешский монастырь. С міром я, конечно, не мог все покончить разом; вы знаете, как сложны мои и нравственные, и денежные обстоятельства. Много тут и моей вины; -- но многие и против воли от других людей. Много мне хлопот с недугами, с бедной духовной дочерью Вашей; но как-то Бог подкреплял. Ничего! Все легче и легче. Страха прежнего и следа нет; я стал опять телесно безбоязнен, как до приезда в Салоники. Видно, этот страх был от Бога, чтобы сломить все прежнее и научиться истинной мудрости. Никогда не забуду я Ваших с батюшкой благодеяний и духовных и вещественных и ежедневно молю Господа моего, чтобы сподобил Он меня грешным ли пером моим или деньгами, или чем-нибудь в свою очередь послужить русской братии на Афоне.
   "Письма с Афона" еще не мог издать отдельно за деловыми хлопотами; а г. Катков нашел их, видно, слишком уже аскетическими по духу и слишком враждебными тем европейским надеждам на всеобщее земное благоденствие, в которое я не верю и которое ненавижу.
   Люди берутся, однако, издать их отдельно.
   Меня особенно трогает, что Вы вспомнили обо мне в такие минуты, в которые Вам самим тяжело. Когда-то эта печальная история успокоится! Всему причиною эти болгарские либералы и еще вовсе несвоевременный секвестр бессарабских имений.
   Думали испугать греков; а забыли, что если они корыстны, то вместе с тем и очень вспыльчивы и горды! А гнев и фанатизм эллинский заставят и деньги забыть. Не умно придумали. Просто враг постарался! Впрочем -- мы пережили благополучно и без церковного разрыва цареградскую и иерусалимскую бурю, то Бог даст, и афонскую переживем.
   По старой любви к Вам, извольте мне еще раз напомнить Вам, что на наших русских не надо Вам слишком полагаться; -- они искренно за Вас, да не в их руках дело, в Патриарших, и чем меньше наши будут раздражать греков, тем для Вас будет лучше. Я так думаю, а может быть и ошибочно. Дай Бог только, чтобы Вас отделили в особую обитель; -- а юридически решить дело и вместе с тем примирить нравственно очень трудно.
   Весь август я прожил в Оптиной пустыни. Отдал Ваши рекомендательные письма о.о. Амвросию, Ювеналию и Клименту. От о.о. Амвросия и Климента имел много духовной пользы; а о. Ювеналия не видал; -- он ездил к родным. Прошу передать мой смиренный поклон тем из братии, кто меня помнит. У батюшки прошу благословения и остаюсь,

многогрешный богомолец Ваш и послушник
брат Константин

   

199

И. Ф. КРАСКОВСКОМУ

Ноябрь 1874 г.,
Николо-Угрешский монастырь

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   ни о чем подобном заботиться. -- Поэтому -- раз согласившись с Вами вообще, я предпочитаю вполне положиться на Вас, как будто бы я сам был в Москве и думал бы "что бы еще сделать"?
   Попробуйте два года; при этих новых условиях я еще не печатал; может быть, все пойдет лучше, нежели ожидаем, и тогда я и на большую долю в Вашу пользу готов согласиться. -- Мне ведь уж все равно! --
   Посылаю Вам еще рекомендательное для Вас письмо к Погодину; -- старик болен; не выезжает; он хотел устроить мою большую рукопись "Византизм и Славянство" у Бодянского. -- Может -- Вы ускорите это дело. --
   И что-нибудь еще он Вам скажет, а Вы потрудитесь написать. -- П<авлу> М<ихайлови>чу тоже два слова об Вас пишу. --
   Не слыхали ли Вы где Берг и что с ним? Пожалоста, известите. --
   Печатается ли "Одиссей" наконец? --
   Самый верный мой адрес -- В Москве. На Моросейку; -- на Николо-Угрешское подворье; для передачи в Монастырь. --
   По этому же адресу попросите и г. Гилярова высылать мне журнал и газету. -- Он, пожалуй, забудет? -- Нельзя ли настоять, чтобы мне статью о болгарском вопросе дали в 50 оттисках? -- Сколько я ни печатал из Турции, никогда не получал оттисков. --
   Простите мне это деловое, сухое письмо. -- Я очень утомлен и, зная, что Вы мне несколько сочувствуете... верю, что вы мне это извините. --
   Не раззоритесь ли Вы пока на свой счет приехать сюда на один день (лучше в субботу ко Всенощной). -- Здесь -- право, лучше, чем у Вас в Редакции; во всех отношениях!..

Ваш от души
К. Леонтьев

   Ради Бога купите и пришлите мне поскорее на Подворье несколько пачек гусиных перьев Соколова. -- Прилагаю на это еще 2 рубля. -- Пошлите из Редакции рассыльного. --
   

200

И. Ф. КРАСКОВСКОМУ

1 декабря 1874 г.,
Николо-Угрешский монастырь

1 декабря; 1874.
Николо-Угрешский монастырь. --

   Добрейший (хотя и не всегда!) Ипполит Федорович, прочтите, пожалоста, 5-й параграф нашего с Вами условия. -- Видно -- люди замучали меня, что мне сейчас в голову пришло поместить этот параграф о недоумениях и неизвестности. -- Верьте -- это хуже неблагоприятных известий! --
   Газеты 3--4 номера я получил -- а Вестника за ноябрь в глаза не видал. -- Может быть, Гиляров продолжает посылать его в Калужскую Губернию? -- Это надо прекратить. -- А если ноябрьская моя книжка уже отправлена и если Одиссей мой в ней начался печататься; то, пожалоста, достаньте мне хоть на прочтение один экземпляр Вестника и пришлите с подательницей этой записки племянницей моей Катериной Васильевной Самбикиной. -- Я просил уж ее осведомиться у Вас на словах, так как письменного известия дождаться от Вас не мог. --
   Остаюсь Ваш

К. Леонтьев. --

   Посылаю Вам письмо от Иеромонаха Дорофея к Лепёшкину. -- Оно необходимо для наших дел. -- Я только что получил его. -- Вы не забудете и не потеряете его? --
   

201

И. Ф. КРАСКОВСКОМУ

7 декабря 1874 г.,
Николо-Угрешский монастырь

7 декабря; 1874.
Угрешский монастырь. --

Добрейший Ипполит Федорович,

   Посылаю небольшой очерк для Газеты. -- Но предупреждаю, что он писан нарочно для денег. -- У меня нет их вовсе; -- а они нужны. -- Я сознаю очень хорошо мои обязательства против Редакции, но что делать, когда есть и другие обязательства не менее настоятельные, или еще более. -- А себе уж я молчу. -- А вот одному адвокату я обязан судом уплатить еще 23 рубл<ей>; потом в гостиницу Мир должен 40 рублей. -- Поэтому -- попросите Павла Михайловича и Воскобойникова, чтобы очерк сейчас бы напечатали, и как только получите деньги (разумеется, приятнее было бы ждать хорошей платы за строку) -- то потрудитесь послать со слугой: 10 рублей по следующему адресу: На Малой Дмитровке дом Медведниковой. -- Присяжному Поверенному Н. А. Каминскому, -- От К, Н. Леонтьева; -- записки ему никакой не надо; -- а слуга пусть с него воз<ь>мет росписку в получении. -- А 15 рублей: На Тверскую, в Гостии (ицу) Мир; Марселине Петровне Шеврие от К, Н. Леонтьева, Тоже росписку, -- А слуга за труды может 50 к<оп.> сер<ебром> взять. --
   Если же не хотят денег давать за очерк, то, пожалоста, известите меня поскорее, -- я напишу, в какую петербургскую газету его послать.
   Впрочем -- я уже говорил и П. М. Леонтьеву, и самому г. Каткову, что такие мелкие вещи мне необходимо печатать от времени до времени для первых нужд за чистые деньги, --
   А из 2-й части Одиссея я через 2 недели довольно много пришлю. -- Если они желают, чтобы я скорей кончал, то очень просто: пусть не держат рукописей по 6 месяцов в столе. -- Как только увижу 1-ю часть в печати, сейчас и естественно приохочусь больше и 2-ю продолжать. -- А то право уныние нападет хоть на кого -- писать, писать и 2 года не видать ни строки своей в печати!
   А Болгарский вопрос? -- В ноябре Одиссея не было. --
   Странные они! Хотят, чтобы я покрывал скорее свой долг, а сами ровно ничего не хотят сделать, чтобы ободрить и удовлетворить хоть сколько-нибудь нравственно! -- Ведь и я не деревянный! --
   Нельзя ли узнать наверное, когда же они и что намерены печатать? --
   Невесело... признаюсь!
   Перьев я не получал, а записочку вашу прочел. --
   Остаюсь Ваш

К. Леонтьев

   
   P. 5. Остальные деньги, сверх тех 10 и 15, пришлите куда вам удобнее, на Подворье наше или моей племяннице. --
   

202

АРХИМАНДРИТУ МАКАРИЮ
(СУШКИНУ)

7 декабря 1874,
Николо-Угрешский монастырь

7 декабря, 1874.
Николо-Угрешский монастырь. --

   Благодарю Вас, мой незабвенный друг и учитель отец Макарий, за Ваше письмо. -- Из него я увидал, что Ваши чувства ко мне не изменились и что Вы уделяете от ваших столь разнородных и обременительных занятий и трудов время для добрых мне духовных советов! Спаси Вас Господи и облегчи Он Вам и этот земной ваш, многотрудный, христианский путь! Отвечу вам прежде всего о старчестве. К несчастию, именно этого-то здесь и недостает; -- послушание здесь какое-то внешнее, административное, вроде нашего бывшего послушания Игнатьеву и Стремоухову, очень часто без искренности и со всякими утайками, за которые и совесть не упрекает по-видимому даже и хороших иноков. Пройдя, хоть и гостем, но все-таки вполне искренно, через афонскую школу внутреннего повиновения о. Иерониму, я в России очень часто чувствую неловкость какую-то от этих новых условий внутреннего самочиния. Впрочем, -- я стараюсь, по возможности, обращаться с откровением и за советами как только могу чаще к о. архимандриту, и сверх того, так как он часто занят и должен еще, как благочинный над многими другими обителями, и отлучаться нередко в Москву, то я выпросил позволения обращаться также за руководством к некоему о. Иларию, горбатенькому и очень доброму иеромонаху. А духовник здесь опять особо! Старичок о. Иов, почти слепой; -- он прежде был в Оптиной пустыни. Человек он добрейший; -- получает много денег от мірян и никогда ничего не имеет; все раздает бедным и вообще кто попросит; -- одарен, говорят, и даром пророчества; примеры были важные; но мне как-то он не внушает расположения советываться с ним. Как-то тупо режет после святогорских бритв и ножей. Простите!
   Что делать, приятнее было бы соединить все вместе: управителя (по власти), советника (по уму) и разрешителя по Таинству; -- но Бог знает, куда и как Он нас ведет! Может быть -- я по слабостям своим и по закоренелости 40-летнего возраста; -- высшего устройства и не понес бы сразу. Вот в Оптиной -- я все это мог и по-афонски найти, особенно в скиту. О. Амвросий и о. Климент вполне бы удовлетворили моей духовной жизни; -- но, однако, я сам не захотел остаться там, несмотря даже и на близость Кудинова моего, из которого мог бы легко получать и разные телесные облегчения. Литература, от которой я отказаться не в силах (да и все почти советуют мне не отказываться), влекла меня к Москве. В Оптиной мне было как-то страшнее и душнее, чем здесь. А здесь я легко могу поддерживать свои сношения с Москвой и даже Петербургом. Мне приятно скрыться от мірa, но забыть его я еще не хочу. Все постепенно! Да и как же забыть мір, когда надо подумать и о бедной Лизе своей и о долгах.
   О долгах, напр<имер>. С тех пор, как я надел подрясник, -- я больше стал думать о долгах этих. Не то чтобы они меня мучали, нет! А я понял, что, не расходуя почти ничего в монастыре на себя, я нравственно больше прежнего обязан уплачивать понемногу посредством дохода литературного эти долги мои людям, которые не виноваты ни в том, что я заболел, ни в том, что я, пленившись монашеством, бросил карьеру, которая могла бы мне теперь уже доставить средства их успокоить; ибо теперь, суда по мнению обо мне начальства, я бы был уже генеральным консулом. Как же мне не писать?
   Что касается до жены (она мне говорила о помощи, оказанной Вами при ее отъезде и я в письме моем Вас, верно, благодарил... Посмотрите -- если оно цело), -- то об ней вот что. По приезде в Кудиново, она очень плакала и металась и меня за это заточение очень бранила; так что Марья Владиміровна не могла терпеть и писала, чтобы я ее взял оттуда в Москву. А я в Москве сам не знал тогда, что делать, ибо Катков был в то время тоже не очень при деньгах, раздал разным литераторам до 25 тысяч и в том числе и мне в течение 2-х лет передававши до 4000, во всех моих сочинениях (больших 4, т. е. более чем на 4000 р<уб.>), посланных мною ему из Турции, со мною не сошелся; а принял только наверное один роман из эпирской жизни (скажем, рублей на 1000 или 1200), да с оговорками статью по болгарскому вопросу, крайне в пользу Патриархии и против болгар написанную (рублей на 700, если напечатается).
   Афонские же мои письма взять не захотел и еще другое большое сочинение. Я эти письма отдал в Гражданин, который обещается после Нового года их публиковать. А Катков объявил, что не будет давать мне денег, пока я не покрою все 4000 тысяч <так!> сочинениями, сообразными с его духом (к сожалению, он по взглядам на Православие не во всем со мной сходится; послабее, но моднее моего смотрит; и все требует романов и повестей из восточной жизни. Что делать! Буду стараться только, чтобы они были поцерковнее духом). Тут еще родной брат, сам в нужде -- повлек меня к мировому судье, чтобы я сейчас заплатил ему по завещанию матери 500 рублей; -- а у меня и 5 не было. -- Осудили меня и хотели приступить к продаже одежды моей и т. п. Но Бог спас. В ту же минуту почти вошел один литератор, который ужасно любит все мои сочинения; узнал об этом и, имея всего рублей 100, отдал мне 50; а брату только и нужно было, что 50, чтобы уехать из Москвы... Он и успокоился. А я на другой день добыл-таки у Каткова еще денег, роздал и уплатил что нужно и что мог, жене на шубку 50 рублей послал; поблагодарил Бога и с 15 рублями приехал в обитель. А жене и Марье Владимировне запретил себе писать до успокоения и разрешения: чтобы бесплодно не тревожили и не огорчали. Прошел месяц, и я получил известие стороною, что жена, как узнала, что я монах, так сейчас утихла и плакать перестала и повеселела и работать начала и сама уже хочет испытать себя в обители. Дай ей Бог за ее привязанность ко мне, за простоту и незлобие! О. Амвросий в Оптиной сказал Марье Владимировне, чтобы и она шла в монахини, как только кончит расчеты по имению с дядями (т. е. с двумя другими моими братьями). Так есть надежда, что они вместе пойдут. Есть еще и третье лице при этом: одна девица, соседка лет 25; девушка прекрасная, решительная, твердая, которая, кажется, пойдет с ними; -- она имеет на них обеих большое влияние. Об этой девице было бы очень поучительно и любопытно подробнее рассказать; но подробно нет времени и неудобно. А кратко. -- По попущению Божию -- она в два дня знакомства, слушая мои рассказы о Востоке -- и несмотря на мой возраст и недуги -- страстно влюбилась в меня. Вообразите, что и я, пораженный этим неожиданным, молодым и беззаветным чувством, поколебался на миг. Да и было отчего -- признаюсь! Откуда взялись и силы плотские! Это удивительно. Но я помолился усердно, обуздал себя, придержал и ее, и с помощью Божьей благодати, искренность моего изволения привела к добру. Девушка была неверующая в июле; а в августе уже, руководимая мною, поехала говеть к о. Амвросию, которому мы оба все сказали; и теперь она по дружбе своей с Марьей Влад<иміровной> и по неперестающему (хотя и в лучшем направлении) чувству ко мне, хочет отказаться от брачной будущности и обречь себя Богу. Вот каков Промысл Господень, что и из черного белое выходит, и из белого черное (т. е. из худого хорошее, а из венчального платья любви романтической -- выходит иноческий траур!). А для будущего жены -- очень важно иметь подруг в обители; -- без подруг своего общества она трудно усидит на месте; и при ее подвижности и легкомыслии пример наглядный важнее самых толковых рассуждений. Последние с ней как письмена на песце... Сейчас сдуваются -- а пример очень действует. А все доброе вышло от послушания Вам и о. Иерониму. Как приказали: к матери не отправлять, в Халки к себе взять и потом в Кудиново заточить, так и сделал. Теперь после кудиновской мрачной тишины ей и монастырь -- театром покажется! Вот я слышу, они уже все три перед Рождеством опять в Оптину говеть собираются. А о. Амвросий о Лизе уже достаточно предупрежден; -- и по рассказам моим он очень верно сказал о ней: "Она была бы овца, да вы сами из нее козу сделали!" Вот Вы желали знать о жене моей -- больше нечего сказать.
   Теперь о вашей распре с греками. Я коснулся слегка и этого дела в моей статьей о болгарск<ом> вопросе, которую, хотя и с колебаниями и оговорками, кажется, хочет Катков напечатать.
   Вы согласитесь, конечно, что можно отдавать свою личную власть и свою частную жизнь в распоряжение духовника, даже и за 2000 и более верст, и при этом удерживать свое независимое мнение в обще-церковных и церковно-государственных вопросах? Вот в этом смысле я, признаюсь, никак не могу понять, с какой именно целью Вы печатали документы в Ведомостях? Русское общественное мнение ничего помочь вам прямо не может; если будут нападать опять много на греков в газетах наших и без разбора, не понимая даже разницы между греками более православными и вовсе неверующими, то от этого вам на Афоне будет не лучше, а хуже; и вся сила в руках Патриарха, а не русских. Катков предлагал было мне написать что-нибудь об этих документах в газете -- но я по совести отказался и сказал, что я ни цели не понимаю, ни пользы не вижу; разве только вот какую: напр<имер>, "наши монахи добились, что Патриарх дал им другое место на Афоне. Тогда для переселения нужны будут деньги; -- зная, что при стольких правах и документах (отчасти верных, отчасти, может быть, и сомнительных, в глазах греков хотя бы) их удалили с места, где они столько тратились и трудились, русские люди захотят им помочь деньгами". А другой пользы я не вижу: ни русская публика, ни русское правительство признанным, законным судьей в этом деле быть не может. Спасение коренное было бы в том, чтобы притягивать к себе, к России, Патриархию и вообще ту часть греческого духовенства, которое еще не вконец испортилось национальным фанатизмом, и этим вырывать его из эллинских рук. Ибо цареградское духовенство, хотя и раздраженное противу славян, все-таки знает хорошо, что афинские эллины и деисты очень желают разрыва и раскола с Россией, между прочим и для того, чтобы у себя потом раздавить и растоптать постепенно свое духовенство, чтобы оно не мешало им более портить и по-своему просвещать греческий народ. А с болгарскими глупостями и ложью противо-канонической не мудрено в наше время тоже и славянам Бог знает куда зайти! В этом духе я и пишу. Я человек стоящий в стороне и не раздражаемый прямо теперь борьбой. А Н. П. Игнатьев в борьбе и оскорблен; -- поэтому ему во многих случаях завеса гнева и оскорбленного тщеславия на очах мешает быть столь беспристрастным и дальновидным, как бы хотели его собственные православные чувства и убеждения. И я боюсь иногда, чтобы Вашего терпения чаша не переполнилась. И чтобы Вы, временно оскорбляемые греками, как-нибудь не забыли общих интересов Церкви. Простите мне эту искренность, батюшка! Это от любви! И Вы люди, а гонение кого не ослепит иногда! Но, я надеюсь, что вы на все это смотрите как на временный крест, по-монашески, а не по-славянски. В статье моей я доказываю, что и для будущей крепости самого славянства -- полезнее точка зрения православная в греко-болгарском деле, чем чисто-славянская. Дай Бог, чтобы статья напечаталась, и тогда вы ее сами прочтете. А после Рождества я, может быть, кончу еще небольшую статью собственно о вашей Пантелеймоновской распре, так, как я ее понимаю, и непременно пришлю Вам ее на прочтение прежде печати; чтобы Вы сделали сбоку заметки, где ошибка в фактах, которые я забыл или не знал, и еще чтобы вы откровенно сообщили, что в этой статье Вам слишком неудобно и невыгодно. Тогда я это изменю -- без Ваших же поправок я печатать не стану. Будьте покойны.
   Вот и все пока! Теперь замолчу опять надолго. Ни Вам, ни мне длинных писем часто писать некогда; а короткие всегда сухи и церемонны выходят. У о. Иеронима целую руку и благодарю за отеческую память. Мне показалось, что Ваше письмо писал, судя по почерку, Ваш милый, ангелообразный Асинкрит? Если я не ошибся, передайте ему мой братский поклон. Дай Бог ему скоро сподобиться иеромонашества и служить так приятно и сладко, как служил о. Памва; никогда о. Памвы службы не забуду...
   Ваш грешный брат Константин.
   Здоровы ли: о. о. Иезекииль, Григорий, Порфирий, Рафаил, Арсений, Смарагд, чудак Енох и т. д. Всех помню и всех люблю; даже и кота жолтого на архондарике.
   

1875

203

М. П. ПОГОДИНУ

8 января 1875 г.,
Николо-Угрешский монастырь

8 января; 1875.
Николо-Угрешский м<онасты>рь

Милостивый Государь
Михаил Петрович,

   И по собственному желанию отдыха, и по Вашему Совету я более 2-х месяцов был Марией. -- Пора опять стать хоть немного Марфой. Особенно, когда не видно, чтобы другие хоть сколько-нибудь желали заниматься делами Марфы вместо меня. -- Так, напр<имер>, я поручил одному молодому человеку в Москве все хлопоты по литературным делам моим с тем, чтобы он изо всего брал себе 1/4 цены. -- Он дал слово, подписал на бумаге даже и во все время ничего не сделал, кроме того, что написал мне записку: извините, у меня была хандра!
   В числе разных поручений я дал ему к Вам письмо, которое он верно Вам не доставил, ибо Вы верно хоть 2 слова бы мне (судя по участию Вашему) ответили бы. --
   По всему этому -- я вижу, что внешние дела мои будут только путаться, если я сам, наконец, на короткое время, не приеду в Москву. -- Но вот беда -- у меня нет вовсе денег. -- Здесь это еще ничего; -- но чтобы кончить кой-что в Москве и чтобы съездить, надо рублей 100. -- Вы при свидании сами увидите, что это так. -- И вот после некоторого колебания -- я решаюсь обратиться к Вам. --
   Прилагаю при сем только что полученную мною записку из Петербурга от Ф. Н. Берга (он теперь редактор Русского мірa), который со мной очень дружен и в идеях и вкусах согласен. -- Очерк для него небольшой, газетный, уже начат и очень скоро будет готов; -- кроме того -- у него есть в Петербурге под рукою одна статья о Восточных делах -- рублей на 250--300. -- Итак, не говоря уже о том, что с 1-го мая я начну получать по-прежнему аккуратно мою пенсию (200 рубл<ей> в треть) -- я могу очень скоро достать для уплаты Вам от Берга. --
   Почему -- я не обращаюсь к Каткову, я Вам при свидании скажу. --
   А вас прошу крепко или не отказать мне и в таком случае -- немедленно выслать эти 100 рублей на Моросейку, на Подворье Угрешского Монастыря, взяв там с какого-нибудь монаха росписку в получении их на мое имя. -- Или если откажете, то умоляю Вас, не имейте по крайней мере об мне худого мнения по этому поводу. --
   Верьте -- что по какому-то фатальному стечению обстоятельств -- положение мое ужасно трудно, и меня даже и здесь люди из мірa преследуют! Я коротко Вашего характера еще не знаю; люди и про Вас говорят очень разнообразно. -- В жизни я встречал тоже очень различных людей: встречал таких, которые, сами устроившись мало-мальски солидно и сносно, понимали, однако, и тех людей, которые иногда в крайности не по своей вине; -- видал и людей добрых, честных, прекрасных во многом, которые, однако, безжалостно и несправедливо судили тех, которых положение было тяжело, и теряли к ним всякое уважение; -- не знаю, право, к каким Вы людям относитесь в этом отношении. -- Но во всяком случае, откажете ли Вы мне или дадите, не бойтесь, я не злоупотреблю вперед Вашим ко мне расположением. -- И отказ перенесу, без досады, хотя и с отчаянием, и одолжением не злоупотреблю вперед. -- Такая запутанность не может долго продолжаться; -- должен выйти какой-нибудь лучший порядок или.... смерть придет сама собою, как для существа уже не нужного никому, как для человека, которого никто знать и поддержать ни удовольствия, ни пользы не находит! -- О Византизме моем боюсь и спросить? -- Уж не ужаснулись ли и Вы моего обскурантизма и моих претензий? --
   Остаюсь искренно благодарный и преданный Вам

К. Леонтьев --

   

204

КНЯЗЮ К. Д. ГАГАРИНУ

15 января 1875 г., Москва

15 января; 1875.
Москва. --

   Добрый мой Князь, (я не говорю добрейший, потому что это стало очень холодно от злоупотребления), -- постарайтесь, пожалоста, повлиять в нашу пользу в Малютинском банке, чтобы дали за залог моего Кудинова как можно больше. -- Брат мой Александр Николаевич приезжал сюда нарочно, чтобы подвинуть в Опекунском Совете дело о переводе долга на Крестьянский надел и теперь, вероятно, главное препятствие к окончанию дела устранено. -- Для этого и я должен был приехать сюда из обители на несколько дней. -- Хоть вы и поленились мне ответить на мое прежнее письмо из Москвы, но я не ропщу на это, потому что слышу со стороны, что расположение Ваше ко мне все то же. --
   Я бы очень желал знать как здоровье Княгини? Лучше ли ей? Начинает ли она свыкаться с нашим климатом? -- Надолго ли Вы в Калуге? -- Дай Бог, чтобы надолго! Я весной непременно надеюсь выпроситься у моего Духовного Начальства на месяц или 1 1/2 в Калугу и Кудиново. -- Надо привести хоть сколько-нибудь в порядок хозяйство и семейные мои дела... Литература идет ни шатко ни валко; -- понемногу, впрочем, начинают разъясняться обстоятельства после всех этих передряг и запутанностей. -- Когда будет какой-нибудь более существенный результат, видно будет и Вам из печати. --
   Монастырем я доволен и здоровье мое теперь хорошо. -- Вот все, что я пока могу Вам сказать о себе. -- Поэтому, прощайте и не забывайте любящего Вас

Константина Леонтьева.

   

205

К. А. ГУБАСТОВУ

15 января 1875 г., Москва

15 января; 1875.
Москва. --

   Первое мое письмо к Вам пролежало очень долго незапечатанное, потому что было очень мало денег; теперь Архимандрит опять дал мне немного на поездку по делам в Москву, и я решился, наконец, раззориться на заграничную корреспонденцию. -- Я отпущен сюда на 1 1/2--2 недели. -- Здоров и внутренно духом спокоен; -- но распутать хоть мало-мальски внешние дела семьи, литературы и счетов по имению никак еще не могу. -- Впрочем, последние весной, вероятно, кончатся посредством крестьянского выкупа. -- Лиза еще тоскует в Кудинове и ждет, когда у меня освободится рублей 100, чтобы привезти и устроить ее где-нибудь в монастыре под Москвою. -- Марья Владимір<овна> хлопочет (довольно, впрочем, неискусно) в банках и т. п. для окончания расчетов с дядями. --
   Я на себя расходую в монастыре очень мало; -- но по всем этим делам и для уплаты прежних долгов нужны деньги, а их все еще нет. --
   Однако литературный горизонт мой проясняется мало-помалу. -- На днях получил от П. М. Леонтьева записку, что Одиссей и Болгарский вопрос уже набираются в типографии. -- Но здесь я узнал по секрету, что это еще не значит -- все кончено; -- ибо Катков в рукописях редко читает до конца все, а в корректурных листах, и тогда уже марает, отказывает, откладывает и т. д.
   Бодянский, редактор Чтений, взял 1-ю часть Византизма (о втором упражнении у как говорит Соф<ья> Петр<овна> Хитрова). Он читает ее и скоро даст ответ. -- В случае публикации, Чтение имеет обычай выдавать 300 даровых экземпляров для продажи. Тогда я, может быть, пришлю в Царьград, по расчету личного состава -- несколько десятков книжек. --
   Хороший шанс еще то, что Редактором Русского мірa, петербургской газеты, несколько ко мне подходящей, теперь некто Ф. Н. Берг; -- который большой почитатель моих сочинений, имеет их в особом переплёте и личный мне друг после краткого знакомства в Москве. -- Афонские письма у редактора Гражданина; не знаю, что будет. --
   Архимандрит и Архиерей оба ко мне расположены, и я, с Божьей помощью, надеюсь, что и здесь будет то же, что было в Константинополе, помните -- сначала очень трудно, -- а потом -- тяжело только относительно денег иногда; а остальное все хорошо. --
   Здоровье мое прекрасно. -- Но.... impotentia virilis -- слава Богу, установилась прочно! Очень рад и считаю это благодатью Господнею. --
   Ну, еще раз прощайте. --
   О рукописи Цертелева хлопочу; -- пусть он не думает, что из этой бездны легко ее достать. -- Сегодня еще раз писал об этом по городской почте одному из секретарей Каткова. --

К. Леонтьев

   Теплова долг ужасно меня мучает; ужасно хотелось бы хоть 1/2 уплатить ему. --
   

206

О. М. БОДЯНСКОМУ

20 января 1875 г., Москва

Понедельник; января....
1875 г. Москва

Милостивый Государь,
Осип Максимович,

   Я придумал одну вещь, которая может, мне кажется, сократить срок наших недоумений и решить участь моей статьи. --
   Не угодно ли Вам, чтобы я в два сеанса (французское слово!) прочел ее Вам громко? Я по опыту знаю, что для этого довольно дать каждый раз по два часа. -- Я в пятницу должен ехать; -- завтра, во вторник, я с 4-х часов вечера не свободен, во все же остальные дни и часы могу подчиниться Вашим условиям.
   Вы этим выиграете, я полагаю, много времени, потому что при чтении неразборчивой рукописи Вы будете очень утомляться и должны будете ее оставлять. -- Прошу Вас, будьте так добры -- ответьте мне письменно 2 слова, -- ибо податель этой записки не сумеет хорошо передать на словах. --
   При этом можно уговорить<ся>, чтобы спорами и рассуждениями от спешного чтения не отвлекаться. Я даю Вам слово воздерживаться. --
   Остаюсь навсегда

готовый к услугам

К. Леонтьев

   

207

И. Ф. КРАСКОВСКОМУ

20 января 1875 г., Москва

Понедельник; 75
Гостиница Мир. --

Милостивый Государь
Ипполит Федорович,

   По крайней мере, по крайней мере -- по крайней мере -- позвольте вас просить и умолять побывать у меня сегодня или завтра от 5 до 7 и привезти все данные мною Вам письма и бумаги. -- Неужели и этому помешает хандра? --

Ваш К. Леонтьев

   

208

О. М. БОДЯНСКОМУ

23 января 1875 г., Москва

Милостивый Государь
Осип Максимович,

   Будьте так добры -- отдайте мою рукопись подателю этой записки. -- Я сегодня же отдам переписывать ее набело, кроме тех последних Глав, которые я буду иметь честь Вам читать в 7 часов вечера. -- Я спешу сам отдать переписчикам, ибо завтра обязан уехать. --
   Остаюсь покорный слуга Ваш

К. Леонтьев

   

209

О. М. БОДЯНСКОМУ

Коней января--февраль 1875 г.,
Николо-Угрешский монастырь

Милостивый Государь
Осип Максимович,

   Прошу Вас, дайте мне совет (хотя словесный) через О. Дмитрия Благова, где бы мне и у кого достать сколько возможно было образцов болгарской и сербской городской, интеллигентной поэзии; -- не простонародной; с этой я несколько знаком, но мне хотелось бы еще покороче узнать, что глаголют Славянски-mo Главы по-европейски эдукованные. --
   Моя рукопись переписывается. --
   Остаюсь покорный слуга Ваш

К. Леонтьев

   

210

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

Ок. 17 марта 1875 г., Москва

   Николай Яковлевич -- Здравствуйте! -- Георгий скажет Вам, что со мной делается. -- А Ваши труды как? Я долго не буду выходить на воздух, но когда у вас готово, пришлите; я постараюсь поскорее пристроить. -- Только французские фразы, право, надо переменить. -- Не я, так Редакция их переделает; разница та, что Редакция сделает это как попало без того чувства, которое имеет к Вам

Ваш брат Константин

   О. о. Досифею и Феодору мое почтение. --
   

211

H. Н. СТРАХОВУ

29 марта 1875 г., Москва

29 марта; 1875.
Москва. --

Николай Николаевич,

   Меня заставила писать это Вам -- крайняя нужда. --
   Я не знаю, член ли Вы Общества вспомоществования Литерат<орам> и ученым или нет? (Я думаю -- нет).
   Но у Вас есть знакомые в Петербурге! Может быть А. Майков член? --
   Видно -- тяжело -- когда я к этому хочу прибегнуть. -- Это уж асно противно! Вы Берга знаете; -- он Вам расскажет о моих делах. --
   Я думаю, впрочем, доставить Вам удовольствие, подавая Вам повод хоть матерьяльно поддержать меня теперь, ибо я уверен, что при вашей всесторонней честности и при Вашем глубоком уме, вы не можете не сознавать, как Вы были не правы противу меня в то время, когда издавалась Зоря и когда вы тратили ваше время и ваши силы на разборы Решетниковых, Ожигиных и т. п. сволочи. --
   Простите --

Ваш слуга К. Леонтьев

   Адрес мой есть в Редакции Гражданина. --
   

212

Н. П. ИГНАТЬЕВУ

7 апреля 1875 г., Москва

7-го апреля; 1875 года. --
Москва. --

Милостивый Государь
Николай Павлович,

   Конст<антин> Арк<адьевич> Губастов проездом через Москву рассказывал мне, что мои турецкие кредиторы продолжают беспокоить Начальство. -- Я, конечно, не только не отрицаю их нравственных прав на это, но скажу Вам по совести именно теперь, по выходе моем в отставку и постаревши, я день и ночь изыскиваю средства и придумываю планы, как бы им заплатить, как бы их удовлетворить хоть сколько-нибудь...
   Личные потребности свои я теперь так ограничил, что собственно мне везде будет довольно тех 49 рубл<ей> в месяц, которые я получаю от Правительства. -- Верьте, что пытаясь приобрести что-нибудь помимо пенсии в Москве, я больше всего имел в виду этих кредиторов, которые давали деньги человеку, воображая, что он будет служить и выслуживаться, и ничем не виноваты, что я заболел и вышел в отставку. -- Но, если Вам угодно знать правду обо мне, извольте спросить того же самого г. Губастова и он расскажет Вам, какой странный "fatum" преследует меня здесь во всех моих предприятиях... (Впрочем, я знаю, и Вы верите в нечто неуловимое практически, в звезду, в судьбу; я помню, еще в 67-м году Вы говорили мне: "будьте Вы хоть семи пядей во лбу, ничего не получите, если не сложатся обстоятельства счастливо!" Поэтому я надеюсь, что Вы и мое положение легко поймете). -- Боясь, однако, что г. Губастов при всем своем расположении ко мне не даст себе труда объяснить Вашему Превосходительству все как было, я решаюсь наскучить Вам немного длинным письмом. -- Что делать! Мне бы хотелось, чтобы Вы изменили то худое обо мне мнение, которое Вам, я знаю, внушили некоторые люди не столько по злобе, сколько по легкомыслию и для забавы. -- Я знаю, есть люди, которые, или не понимая полушуточных разговоров, или нарочно искажая их, распространяли издавна, будто бы я утверждаю, что я не обязан платить долгов. -- Я бы мог назвать даже некоторых из этих людей; -- но так как их нет теперь в Константинополе, то лучше и не надо. -- Итак -- вот мои обстоятельства. -- Имение, которое я будто бы имею в Калуге; собственно не мое; -- собственница его родная племянница (дочь того брата, которого Вы видали в Петербурге); я имею по завещанию только пожизненное пользование половиной. -- Ни продать, ни заложить своей 1/2-ны не могу. -- Сверх того и племянница не может теперь помочь уплате моих долгов, -- ибо имение заложено ею в банк для уплаты двум другим еще моим братьям по завещанию 6000-ч рублей. -- Доходу оно дает теперь только 400 рубл<ей> в год, и хотя долг в банки может быть покрыт (хотя и не весь) посредством выкупной операции крестьянского надела, но за этим не остается ровно ничего, кроме 1500 каких-нибудь долга в один из банков на 12 лет. --
   Если я год тому назад был гораздо спокойнее и равнодушнее к жалобам моих кредиторов, то это происходило отчасти от болезни и глубокого нравственного расстройства, а еще более от уверенности, что им ждать придется не долго. -- Я полагал, что если г. Катков так охотно высылал мне в Турцию по 600 р<уб.> сер<ебром> в треть и даже благодарил меня за мои статьи о "Панславизме", то, приехавши в Москву с большим запасом рукописей, я, при ограниченности моих теперешних личных потребностях <ей>, в 1-й же год буду в силах выслать хоть 1000 рублей для кредиторов. -- Мне ни разу еще в жизни не случалось приезжать куда-нибудь и, лично обратившись к редактору, уезжать с пустыми руками, даже и тогда, когда не было оконченных трудов. -- Так было и <в> 69 году: два слова сказал я Каткову; готового не было ничего, и он мне дал 800 рубл<ей>, за которые я после написал ему две-три повести. -- И теперь тотчас по приезде казалось, что будет так; -- он дал мне 700 рубл<ей>, которые были мне необходимы на хлопоты и расходы по делам имения. --
   Я не буду больше распространяться об этом; -- скажу только, что месяца через два-три я понял не то чтобы мою ошибку, а печальное состояние литературы в России и незаметное сразу расстройство Редакции "Московских Ведомостей" и "Р<усского> Вестника". --
   Bo-1-x, как нарочно, оказалось, что разные литераторы набрали вперед у Каткова до 25 000 рубл<ей> и сочинений еще не дали; -- во-2-х, со мной Редакция сошлась только в двух сочинениях и отвергла два другие, так что у нее из рукописей ценностью более чем на 4000 (считая по 100 р<уб.> за лист) осталось только на каких-нибудь 1500; да и то до сих пор не напечатано, потому что "Вестник" хотя в глазах нашей почти повально либеральной публики и сильно упал, но все-таки он для многих писателей остается единственным прибежищем и завален иногда хорошим матерьялом, особенно беллетристическим; -- Мельников, Гр<аф> Л. Толстой, Лесков, Крестовский, Ф. Берг, Аверкиев, Гр<аф> А. Толстой и др<угие> и др<угие> не могут печатать в петербургских журналах, ибо в тех непременно Россию надо представлять в чорном свете, -- только с печальных сторон. -- Это 2-е препятствие и относительно долгов самое главное, ибо если бы вещи мои печатались скоро одна за другой, то покрывши большую часть данных вперед денег, Редакция снова могла бы начать выдавать мне вперед и было бы чем успокоить Х<аджи->Лазаря и друг<их>. -- 3-е и, может быть, самое главное препятствие -- это то расстройство Редакции, о котором я говорил. --
   П. М. Леонтьев был краеугольным камнем всего этого сложного здания Редакций, Типографий, Лицеев и т. д. -- Его внезапная смерть есть, по мнению всех в Москве, начало конца. -- Профессор Любимов человек неспособный и даже жалкий какой-то. -- Сам Катков болен и морально давно уже до того расстроен, что собственные свои статьи по три раза, говорят, посылает в Типографию и возвращает назад; -- а чужие статьи, даже таких авторов, в которых он более или менее уверен и дает им вперед деньги, лежат у него на столе непрочитанные по 6 месяцов и более. -- Теперь -- он плачет беспрестанно об Леонтьеве, и слухи ходят даже, что он иногда заговаривается и ждет Леонтьева из Лицея к себе. -- Не знаю, правда ли это, но похоже на правду. --
   Впрочем -- не я один страдаю от этого расстройства литературных дел и от упадка вкуса и мысли в России. -- Люди, известные, с авторитетом, Погодин, Аксаков и др<угие> жалуются на то же самое. -- Никто понять не может даже, что нужно публике теперь! Грубого нигилизма, отъявленно революционных идей, как будто, не хотят; а все охранительное идет плохо, -- не нравится. -- В изящной литературе имеют одинаковый сбыт и успех вещи плохие и высокие, напр<имер>, Пугачевцы Сальяса и Романы Л. Толстого. -- Невозможно понять даже духа времени этого! При таком положении дел, какая возможность человеку с убеждениями, который не умеет, не может принудить себя писать не по-своему если бы даже и хотел, -- приобрести что-нибудь для уплаты порядочной суммы долгов? -- Погодин был одного мнения с Вашим Превосходительством о том, что мне бы хорошо стать Редактором журнала для защиты Православия и Самодержавных преданий; -- он крайне лестно рекомендовал меня с этой целью Аксакову и Кошелёву; -- но Кошелев (я сам читал его ответ) боится просто рисковать еще раз деньгами; он на издании Беседы потерял около 30 000; -- редакторы Беседы увлеклись тоже какой-то демагогией, и журнал был за дело закрыт. --
   Итак -- что же делать? -- Не знаю! -- Но знаю только вот что; -- 600-т рубл<ей> пенсии и 400 рубл<ей> доходу с имения, при возможности иметь в этом имении крышу теперь мне были бы достаточны, чтобы быть сытым и одетым; -- и потому если меня сильно тревожит что-нибудь -- так это именно эти долги. -- Я надеялся, что проживая очень мало в монастыре и продолжая при этом печатать у Каткова, я весь свой литературный доход буду отправлять в Турцию и буду иметь два утешения при этом, успокоить свою совесть относительно людей, которые мне доверяли деньги, и знать сверх того, что Вы и другие прежние Начальники и сослуживцы мои скажут, что ошиблись во мне и что я целым рядом жертв сумел заплатить за ту нерасчетливость, которая, каюсь, происходила прежде от излишней веры в дальнейшие мои успехи на литературном и служебном поприщах. -- Действительно, если бы я не заболел так крепко и не расстроился духом, я мог надеяться быть Генеральным Консулом; и Вы мне об этом писали в Янину, и г. Стремоухое с своей стороны говорил то же моему покойному брату, советуя мне не проситься скоро в отпуск, потому что Князь Горчаков мною очень доволен и надо работать. -- С другой стороны, как и Вы сами не раз это признавали, я имел право надеяться на заработок от журналов, хоть какой-нибудь, по-прежнему, и при этих двух источниках, при каких-нибудь 6000 рубл<ей> в год -- легко бы и скоро заплатил долги... Но Бог судил иначе. -- Мне пришлось смириться и видеть во всем непостижимую, вовсе от меня уже независящую неудачу. -- Вера моя в мою звезду пропала вовсе, и я ежедневно молю только Бога уже не об успехах для себя, а о помощи для уплаты этих долгов, которые меня иногда нестерпимо мучают. --
   Мне очень страшно умереть не заплативши хоть сколько-нибудь. -- О. Иероним и О. Макарий еще на Афоне говорили мне вот что: "Лучше послужить еще и заплатить долги, а потом идти в монастырь; иначе, именно тогда, когда вы поступите в монастырь, совесть вас сильнее начнет мучить, и долги эти насильно вас вырвут опять из монастыря". -- Я тогда был слишком болен, чтобы внять этому здравому совету опытных иноков. -- Я сверх того думал: стоит только поступить в монастырь, так сейчас в награду сами дела пойдут так, что и долги заплатятся, и все устроится (я не для себя просил эти<х> земных благ!). -- Но я ошибся; -- Бог судил иначе; -- цели Промысла Его мы понять не можем; -- а нравственное чувство наше от этой мысли не успокоивается. --
   Ваше Превосходительство, может быть, скажет мне на это: "Все это прекрасно; я верю всему этому и даже, может быть, кой-чему и сочувствую из сказанного; но что же делать с кредиторами? Ведь таких "соловьев баснями не кормят"". -- Это правда. -- И практический вывод тот, что о.о. духовники Афонские были правы, предсказывая, что долги эти насильно вырвут меня из обители.
   Теперь после Пасхи, я должен отпроситься у Архимандрита на несколько времени в деревню, чтобы пить кумыс и вместе с тем, чтобы кончить кой-какие безотлагательные дела по имению; а потом, если по воле Божией ничего непредвиденного не случится, буду, вероятно, снова проситься на службу где удастся, на Востоке ли опять (это лучше всего, конечно), или в России, или в европейское консульство. -- И будьте уверены, Ваше Превосходительство, что желание заплатить постепенно долги будет при этом главным моим побуждением. --
   Тогда я надеюсь, и Вы по-старому не откажете мне в содействии Вашем и если окажется почему-либо невозможным найти для меня должность за границей, то потрудитесь рекомендовать меня Вашему батюшке, который для доставления места в России, конечно, может очень много сделать, если ему будет это угодно. --
   Сверх того скажу, что я и теперь продолжаю стараться где-нибудь достать хоть 65 р<уб.> (то есть треть трети) и выслать их в Посольство, для временного усмирения кредиторов хотя бы юридическим только путем, за неимением сейчас большего. --
   Но и то, поверьте, не легко; -- со смертию П. М. Леонтьева, на Редакцию Каткова (которая и без того надавала мне около 4000 рубл<ей>) надежды нет; -- покойный был и лично расположен ко мне; -- а Катков несравненно менее. -- Впрочем -- в июне или июле у Бодянского в "Чтениях" будет напечатана одна статья моя и сверх того по совету Аксакова, я на днях посылаю в Петербург другую мою статью. -- "Fait ce que devra, -- advienne que pourra!"
   Сказавши все это, мне остается только попросить Вас великодушно простить мне чрезмерную длину этого письма. -- Я боялся неясности и недоразумений и мне хотелось сделать все, что от меня зависит, чтобы Вы знали, почему я не присылаю ничего: по нерадению или по невозможности.
   Я уверен, что в случае моего возвращения в мгр Вы не откажетесь и сами содействовать мне, и прежнее обещание Ваше рекомендовать меня Вашему батюшке и друг<им> лицам осуществится. -- Князь Черкасский принял меня осенью очень любезно и очень хвалил мои политические статьи, хотя не во всем с ними согласен; -- но он теперь за границей. --
   Честь имею быть с глубочайшим почтением,

Вашего Превосходительства,
покорнейший слуга: К. Леонтьев

   

213

АРХИМАНДРИТУ МАКАРИЮ
(СУШКИНУ)

12--15 апреля 1875 г., Москва

12 апреля; 1875 года. --
Москва. --

   Всечестнейший и добрый мой отец Макарий! На милое, дружеское письмо Ваше я долго не отвечал. Простите! Но молчание, Вы сами знаете -- не есть всегда бесчувствие, неблагодарность или забвение. Мало ли какие причины могут задержать человека, особенно такого запутанного, как я, несчастный!
   Извинившись, я приступлю к делу прямо. Мне нужен опять совет духовный Ваш и Ваше благословение, ибо мне предстоят снова важные перемены.
   Не знаю, объяснил ли я вам прежде, что я в Угрешу поступил раньше, чем рассчитывал, и почти поневоле. Расчеты мои на поправку моих литературных дел оказались ошибочными, особенно по двум причинам: во-первых, потому что мне с 150 рубл<ями>, которые у меня были осенью этой, невозможно было прожить всю зиму в Москве и съездить в Петербург для сближения с теми людьми, которые могли способствовать изданию отдельных сочинений, помимо журналов, и хоть сколько-нибудь обеспечить им успех и продажу; -- я приехал в Москву в конце сентября, а в начале ноября я уже должен был убежать в монастырь; ибо жить уже было при здешней дороговизне нечем более, а с людьми влиятельными я не успел даже толком и познакомиться. 2-я же и, может быть, еще более существенная причина моим неудачам -- это общий дух, который теперь преобладает в России и который вовсе неблагоприятен таким людям или таким писателям, каков я. Совсем не те идеи нравятся и имеют успех. Что поворот опять к старому будет, это все почти предвидят, но когда?
   Прибавлю еще вот что. Вы слышали, конечно, что однофамилец мой и главный помощник Каткова Павел Михайлович Леонтьев внезапно в несколько дней кончил жизнь от воспаления легких; -- он был расположен ко мне, хотя и не особенно, но все-таки несколько поддерживал меня (это по его воле высылала мне редакция в Царьград деньги в течение 1 1/2 года); -- сверх того, он и для самой редакции был краеугольным камнем. Катков и нравственно и физически так расстроен и смертию Леонтьева так огорчен, что едва ли Русский вестник продержится без Леонтьева больше года. Значит, рассчитывать на что-нибудь солидное с этой стороны нельзя. Это попечение надо отложить.
   В газетах легкие статейки я не привык писать и не стану; -- мне нужна деятельность в толстом журнале; постоянная, но не спешная. На петербургские толстые, ежемесячные журналы я тоже рассчитывать не могу, там все ("Дело", "Отечественные записки", "Вестник Европы") эти издания пропитаны если не духом открытого нигилизма, безбожия и революции, то по крайней мере в этом роде, духом прогресса во что бы то ни стало! Тех же щей да пожиже влей. Бунтовать страшно и рано, так давайте постепенный прогресс проповедывать, всеобщее благоденствие на земле, которое, по-моему, и Евангелию и даже всякой здравой философии противно. Как же я могу в этих изданиях печатать? Эти люди тоже опытны и они не только в "Афонских письмах" моих, которые так хвалил и благословлял о. Иероним и которым я до сих пор, вообразите, места не нашел!, но и в какой-нибудь восточной повести "Пембе" прочтут между строчками, что я плевать хотел на это общее благоденствие, которое если бы и было возможно, то должно быть куплено ценою гибели и всех религий, и всех отдельных государств... Могу ли я такой мерзости сочувствовать? Да я султана и китайцев идолопоклонников предпочитаю такой всемірной и атеистической республике!
   Вы мне, отец мой, скажете: "Ну и не пиши! Тем лучше. Это тебя отвлекает от строгого богомыслия и от созерцательной жизни!" Согласен; но не могу, во-первых, потому что хочется нестерпимо писать и, может быть, самое иночество во мне началось с тоски в турецкой провинции от того, что я не мог оттуда часто печатать и вести свою литературную проповедь. А во-вторых, не забывайте, что у меня 7000 долгу! Если бы Богу было угодно -- я бы жил себе да жил послушником, не постригаясь, на Угреше, ездил бы изредка в мірcKOM платье в Москву, приобретал бы, как другие (и худшие меня по способностям!) -- тысячи 2, 3 в год сочинениями, посылал бы большую часть в Турцию. С меня и 50 рублей пенсии в монастыре в месяц довольно было бы даже и на роскошь, по немощам (на табак, от которого, грешный, и не думаю отказываться! На кофе, на пищу даже, ибо я никак не могу наесться грубой пищей в трапезе и без покупки на стороне целые недели хаживал голодный); и жене бы еще помогал; -- а жена с Марьей Владиміровной пока и в Кудинове хоть и не богаты, а кой-как прокармливаются (им тоже там около 50 рубл<ей> в месяц становится жизнь, хотя они почти во всем себе отказывают и теперь даже горничную отпустили и моют белье сами и подметают; -- дороговизна на все ужасная!)
   Когда я в 1-й раз еще в мірском платье говорил с о. Пименом, настоятелем нашего монастыря, -- я, рассказавши ему о моей жизни на Афоне, о моей тоске, недугах и любви к монастырской обстановке, сообщил ему, однако, что дела по имению, долги и страсть к литературе заставляют меня предпочитать жизнь под Москвою в монастырской гостинице мірянином, он сказал, что под Москвою земство придирается к монастырям, если они держат подолгу на гостиницах своих мірян, и что гораздо лучше, если я просто надену подрясник и поступлю в число братии; "а вашим сочинениям я мешать не буду и послушание вам дам такое, чтобы оно у вас много бы времени не брало. Будьте покойны, я умею различать людей". Так он сказал. Я колебался, опасаясь, что выйдет ни то ни сё; наконец -- крайность заставила меня в ноябре принять его предложение.
   До февраля архимандрит дал мне большую свободу, очень ласкал меня, дарил мне даже небольшие деньги, без вызова на то с моей стороны, и хотя дела мои внешние все были так же плохи, но по крайней мере я молился, постился, выжидал свое время для дел в будущем и продолжал понемногу писать. До февраля у меня еще водилось рублей по 10 по 15 в месяц; -- было на табак, на почтовые марки и на заказ пищи в гостинице, когда голод уже очень был нестерпимым. Но в феврале вдруг все изменилось. Архимандрит начал меня испытывать; -- запретил давать мне в келью из трапезы ту пищу, которую я еще выносил; позволил давать мне только хлеб и квас; -- стал посылать на щепки (на постройки собирать щепки для топлива) в самый сильный мороз, хотя и не надолго, но всякий день; начал меня беспрестанно за все бранить и наказывать; велел будить меня в 3 часа ночи к заутрене и приказал служить в трапезе другим монахам.
   Могу сказать, что я все это исполнял с радостью и так покорно, что и он при всей своей жестокости остался доволен. Беда была в других вещах: во-первых, в тоске нестерпимой, оттого что ничего не печаталось в Москве, в безденежье и в положительном, постоянном голоде, который доходил до боли в желудке; -- сверх этого, собралось много и побочного: 1) я знал, что жена очень тоскует в Кудинове, и очень жалел ее, не имея чем помочь ей; 2) один из братьев моих преследовал нас с Марьей Влад <иміровной> тяжбами, угрозами и вовсе несправедливыми требованиями, ибо Марья Влад(иміровна) в декабре 1874 г., заложивши в банке имение, заплатила ему по завещанию 3000 рубл<ей> и столько же другому брату, и мы с ней остались на 400 рубл<ей> дохода, из которых около 200 еще надо процентов в банк платить. Брат и в обители не давал мне покоя. 3) Георгий все время был совершенно убит, озлоблен и растерян; он хотел домой; а у меня не было ни гроша, чтобы его отправить; -- мучение было видеть его свирепое и отчаянное лицо; -- его скрытность и умственная тупость увеличивали зло, ибо вместо того, чтобы винить обстоятельства или свой характер или по-монашески смиряться, он все винил меня, и без того обремененного столькими несказанными неудачами и невзгодами. 4) Духовной поддержки никакой в этой обители. Это не Руссик, не Оптина пустынь, даже не Андреевский скит, где если много свободы, то зато много и добродушия. А здесь какая-то грубость, жесткость, злорадство (Господи, прости меня! Но так вижу не я один; другие еще строже меня судят; а я изо всех сил старался помириться с духом этой обители и защищаю на словах нередко и теперь, но в сердце вижу, что это горькая правда). Поверьте, что участие и приязнь я видел преимущественно от таких людей из братии, которые плохие монахи и хотят оставить обитель! Из монахов же хороших исполнительных я видел участие только от двух, да и те сами угнетены и загнаны. Высоко-развитого духовника, вроде афонских старцев или вроде оптинских -- нет ни одного. Толкнулся было раз раскрыть свою болезненную душу самому архимандриту; говорю об ожесточении Георгия, прошу совета; -- а он меня осмеял просто и говорит: "Вот вы чем занимаетесь! А мы здесь так всех таких Георгиев в одну кучу валим!" С тех пор я уже за духовным делом к нему не ходил; да и никто не ходит. Ему нужно только, чтобы все было красиво, шито и крыто, а о духовном устроении братии он и думать забыл! Я все старался себя умиротворить, однако, и если бы, сознаюсь, здоровье было постоянно так хорошо, как оно у меня было с ноября до марта, да сочинения бы печатались скоро и деньги были бы для уплаты долгов, то я бы понес все это с Божьей помощью. Но все вместе и разом стало не под силу! Я все исполнял, но перестал вовсе писать и ни духовных книг уже не мог раскрыть, ни молиться, а только вздыхал да умом к Богу обращался да крестился беспрестанно; -- а умиления не было и в церкви я стаивал по два часа как каменный, усиливаясь напрасно вознести свою мысль к Богу, как следует, но все о моих тяжких житейских делах бесплодно размышлял.
   Этот многотрудный и голодный февраль был уже в исходе, когда угрозы брата привели к тому, что свидание с Марьей Влад<иміровной>, которую я с сентября не видал и к которой из обители почти не писал, сделалось необходимостью. Архимандрит, узнавши о положении дел, очень охотно отпустил меня в Калугу, и так как у меня уже с января копейки не было, то брат дал мне для этой поездки под расписку 50 рубл<ей> (конечно, не из братства, ибо он вовсе бессовестный человек, а из того, что надеялся на уступки с моей стороны после свидания с Марьей Владимировной) и деловыми людьми в Калуге).
   Я был до того ослаблен монастырской жизнью в течение февраля, что у меня от непродолжительной ходьбы спина болела, а от немного горячего разговора болело лицо; -- как только я приехал в Москву, так у меня начался кашель и с кровью. Это, думаю, плохо, но, благодаря Богу, принял этот новый еще удар спокойно; доктор приехал и сказал, чтобы я не только в Калугу, по русской мартовской погоде, но и на улицу до теплых дней не выходил. Вот тебе и Калуга! {Я пропустил сказать, что Марья Влад<иміровна> и жена, получивши от меня известие об этом, приехали в Москву и пробыли в гостинице 3 дня. Я им, бедным, был очень рад; решили мы с Марьей Владим<иміровной> брату-негодяю не уступать, так и все адвокаты сказали.} -- Весь пост (сегодня второй день Пасхи; 14 апреля; Христос Воскресе!) просидел в гостинице и лечился; -- врачи все сказали, что это не чахотка, а одышка, а крови вышло немного, оттого что ткани слабы и я особенно февральскими невольными подвигами изнурен очень. Лечусь и мне лучше; -- решено, что я вернусь в Кудиново пить кумыс, который делает, как слышно, иногда чудеса. (Но я прежде всего надеюсь на Господа и на св. Пантелеймона, которого я не забываю каждый день призывать; без Господа и святых Его и с кумысом далеко не уйдешь!) В Кудиново ехать неизбежно. Но изложивши Вам, отец и добрый друг мой, -- так подробно все мои обстоятельства, я хочу прибегнуть теперь к благословению Вашему, ибо оно всякий раз приводило меня к добру. Никогда я не забуду, наприм<ер>, что Вы и о. Иероним (забыл он меня сердцем или нет; -- а я его письмами беспокоить не смею; но говорю об нем здесь часто и со слезами почти всякий раз!)... Итак, я не забуду его и Вашего совета в Царьграде, чтобы Лизу к матери не посылать, а что-нибудь одно: или в Кудиново ее отправить, или в Халки взять. Я взял в Халки, и она получила от этого большую пользу нравственную, если взять в сравнение ту распущенность, которую она приобрела за последние годы. И совесть моя стала тогда покойна, и здоровье поправилось хоть немного.
   Теперь опять прошу Вас: подумайте, помолитесь так, как Вы, конечно, умеете молиться Господу (не по-нашему!), и ответьте мне: скидать ли мне совсем опять подрясник и искать опять царской службы или нет?
   И при этом я опять-таки вспомнил слова о. Иеронима и Ваши в двух отношениях: 1) О. Иероним советывал мне еще 5 лет прослужить, заплатить долги мои и тогда идти в монахи. -- 2) И он и Вы мне не раз говорили, что долги не дадут мне в обители покоя, что они могут меня насильно вырвать меня оттуда. И это великая правда!
   Удивительное дело! Как только я надел подрясник, сейчас же расстройство пищеварения моего (помните?) прекратилось в два-три дня; еще в Царьграде и Москве я страдал желудком на самых тонких бульонах, а в Угреше вдруг стал выносить щи, ботвинью, яйца, молоко и т. д. Вы помните также, что слабость пищеварения моего сводила меня просто с ума и наводила на меня почти ужас, который Вы знаете. Все это прошло вовсе; но тотчас же с поправкой этого явилось и сознание того, что я не прав (будучи еще в силах получать царское жалованье), что оставляю неуплаченными долги тем людям, которые мне верили и давали мне свои наличные деньги, не будучи сами милльонерами, и иные и вовсе бедные. Пока я еще надеялся занять здесь в литературном мірe то положению, на которое, без гордости скажу, -- я имею право по способностям моим {Я полагаю, что этого рода житейская гордость христианскому смирению ничуть не препятствует в принципе. Напр<имер>, военноначальник, испытавший себя в бою, сравнивая себя и свой боевой дар с способностями других своих товарищей, не может не чувствовать своего превосходства; если бы он говорил иначе -- это было бы лже-смирение; но он должен всегда помнить, что Бог может уничтожить его гений всячески: смертию, болезнью, неудачами. Нужно в этом случае смирение не перед умом других, а только перед Богом. Не так ли?} -- я еще был покойнее, ибо когда до меня доходили их жалобы, я думал: "Скоро, скоро Бог поможет мне и без службы вам уплатить!" И точно, стоит только попасть на счастливую точку: недавно граф Лев Толстой взял за один роман свой 20 000 рубл<ей> серебр<ом>; а другой прошлого года взял 6000 рубл<ей>. Многие люди, сведущие в литературе, находят, что я пишу не хуже их. Но -- обстоятельства нынешние таковы, что требуют долгого здесь пребывания для успеха, а для жизни в Москве зимою нужны опять деньги; или просто Богу угодно еще испытывать меня, с одной стороны, не лишая меня страсти моей к сочинительству, а с другой не давая мне успеха, сообразного с моим даром; -- не знаю... Но -- так как только и только монахом я быть никак не могу; -- с пером никак даже и не думаю расстаться, то что же делать? -- вот вопрос!
   Помните -- об этом и на Афоне не раз бывали разговоры и о. Иероним не раз благословлял мои труды, как серьезные, так даже и в более легком повествовательном роде. (Вот, напр<имер>, у меня есть план большого романа совершенно в духе Православия, в котором я бы хотел изобразить мое постепенное обращение; но заботы и тревоги никак не дают приняться за него.) Если я строго вникну в мою совесть -- то должен покаяться, что даже в Салониках, когда я, считая себя умирающим, дал обещание идти в монахи, я (да простит мне Бог!) и в эту страшную минуту думал не о спасении души, а о том, чтобы Бог здесь сохранил бы меня подольше и в награду за рясу и удаление дал бы литературный успех, без которого мне везде скучно, и в монастыре, и в семье, и в самом веселом обществе светском! Вот в чем разгадка; хотя -- разумеется, -- забыть горе и людскую неправду ко мне легче между хорошими, умными, искренними иноками, чем в міру. Не прямое утешение, а насильственное забвение легче.
   Есть один план еще без поступления на службу. Вот он: 50 рубл<ей> в месяц есть; -- есть флигелечек в Кудинове; Оптина от Кудинова 60 верст. На гостинице в Оптиной устраиваются люди на постоянное житье, и женщины. Лиза теперь много смирилась; -- взять ее, держать ее как в Халках, строго и благочестиво, устроиться полгода (зимою) в Оптиной, а летом можно и отчасти в Кудинове гостить. С о. о. оптинскими мне в горькие минуты в скуке и унынии легче, чем на Угреше. Там и в отношении образованности общество хорошее. А летом и міряне очень хорошие гостят. Внутрь поступать -- курить не дают (на Угреше курят) и вообще, как вы видели, -- тело мое недужное киновиальных суровостей не выносит. А на гостинице душе покойно, а телу легко. Но уже об уплате турецких долгов надо забыть; -- а совесть мучает!
   Вот почему я спрашиваю у Вас благословения: искать или не искать казенной службы?
   Какой именно -- это с духовной точки зрения, я думаю, все равно: московская служба выгоднее для удовлетворения моей непобедимой страсти к литературе -- (помните это, помните -- что это для меня все-таки главное!); а возвращение на Восток и взятие консульства на какие-нибудь пять лет выгоднее для уплаты долгов, для приобретения большего чина и, следовательно, большей пенсии при новой отставке, тем более что по новому окладу жалованье консулам 5000 рубл<ей>, а я в эти два последние года поневоле привык к лишениям и экономии. Московская служба хуже тем, что оклады гораздо меньше; -- а служба в турецкой провинции хуже тем, что мне будет очень иногда там ужасно скучно и без хороших русских монахов, и без возможности скоро устроить дела в печати, и без такого умного и оживленного и ко мне лично расположенного общества, как в Царьграде. А в Царьграде -- где мне во всех отношениях легко -- подходящего мне места трудной найти. Царьград для меня лучше всего: лучше консульства, Москвы, Кудинова, Петербурга и даже монастыря (по правде сознаться), ибо в Царьграде -- на Халках тихо, и пустынно, и для религии пища есть, и к вам, к Афону близко; а в посольстве друзья, любят меня, свое общество... Я уезжал из Царьграда с великим сожалением, по денежной лишь нужде... Скажем и то, что и на Дунае, и в Адрианополе, и в Солуне, и в Янине, и даже на Святом Афоне я все страдал лихорадкой, которая меня изнуряла; а в Халках и в Перском квартале и следов лихорадки не было. (Только Буюк-Дере мне вреден.) Рассудите и благословите. А Угрешу -- уже я самовольно оставлю в мае, во-первых, потому что надо в деревне без всяких принуждений пить кумыс; -- во-вторых, потому что может начаться в Калуге тяжба; а в-третьих, потому что характер нашего архимандрита не имеет в себе ничего надежного ни духовно, ни практически; -- его строгость совсем не та, что у нашего батюшки о. Иеронима. О. Иероним строг и тверд; но это-то и хорошо; всякий знает, как с ним обращаться, и самый последний послушник, если он не дурак, не должен бояться подойти и попросить его о чем-нибудь и открыть ему вся сокровенныя своя -- а о. Пимен Угрешский сегодня говорит одно, завтра другое, сегодня ласкает, завтра за то же ругает, гонит, наказывает, и никто понять не может, как себя с ним вести. Конечно, высокий аскет, обрекший себя на мученичество и без страха взирающий на то, что его завтра, когда он постареет, выгонят из хорошей кельи в богадельню с грязными нищими стариками, такой мог бы жить на Угреше; или богатый, который осыпал бы обитель деньгами; -- но я ни то, ни другое, не железный и не золотой. Поэтому-то, мне кажется, если Вы на службу не благословите, то лучше будет набожным мірflHHHOM при Оптиной поселиться, чем монахом в Угреше.
   Весь вопрос, повторяю, мой в том: "о чем думать -- об уплате долгов и о лучшем на случай моей смерти обеспечении жены и племянницы; или только о забвении всех и всего в обители и при обители (это уже более телесное соображение), или иными словами: что предпочесть, нравственный долг относительно ближних, деятельное добро, -- или равнодушие к людям и усиленное богомыслие, молитву и созерцание!"
   Решите -- Вы; -- а я не могу. Собственно практически -- выбор службы зависит от обстоятельств и от сильных мірa сего. Царьград Адрианополь, Москва, это с духовной стороны -- все равно. В заключение замечу, что мои царьградские друзья очень желают, чтобы я как-нибудь хоть скромно опять там устроился. Сама Игнатьева жалеет, что я уехал. Но как? Если бы я имел еще 50 руб. в месяц, чтобы содержать жену скромно на даче, в Халках напр<имер>, то мне нашлись бы средства жить при стольких друзьях, но где эти 50? И все-таки долги, долги? Прощайте и простите, батюшка, что так приписал низко и благословения попросить уже негде.

К. Леонтьев

   P. S. Я, отец и друг мой, три утра это письмо обдумывал и писал. И Вы его обдумайте ради Бога!
   
   15 апреля. --
   
   Хочу еще два словечка прибавить. -- Bo-1-x, об адресе: по расчету времени, я полагаю, Вам лучше отвечать мне в Кудиново (Калужской губ., Мещовского уезда; на станцию Зубово; -- в сельцо Кудиново. Такому-то).
   Bo-2-x, брошюрку вашу о греко-русской распре я достал у добрых людей и прочел ее с удовольствием. Очень рад, что и мои слова в одном месте пригодились.
   Судить не берусь во избежание многословия (и без того письмо мое бесконечно!); но -- я думаю, что по этому именно пункту -- мы не сойдемся; -- корень всему злу, по-моему, не греки, а болгары и я ужасно боюсь, чтобы все эти столкновения не привели бы наконец нас самих к расколу с Патриархией. А для самого будущего Всеславянства выгодно, чтобы мы, русские, оставались в связи с Патриаршими тронами, могли бы на них при неизбежном в будущем разрешении Восточного вопроса посадить славян же или русских. А при разрыве русских с греками явятся в Царьграде тогда два Патриарха, из коих каждый будет считать себя православным (и, к несчастию, по-моему -- т. е. по канонам -- грек будет правее нашего!). Царьград, разумеется, рано или поздно будет наш; это естественный ход истории. Поэтому-то, сколько бы ни грубили и не куролесили греки, надо забывать о греках, терпеть их капризы для своих же выгод; и помнить, что раз вступивши твердой ногой на Босфор -- мы будем иметь в руках все Патриарший троны, если только они не будут в разрыве каноническом с нами. Троны эти принадлежат грекам теперь вследствие исторических условий, преходящих, а догматически они Вселенские, всенародные. Поэтому -- одна удачная война может изменить все исторические условия и предать нам, славянам, эти троны. Вот что важнее всего.
   Еще 3-е. О нашем архимандрите угрешском. В Константинополе я часто рассказывал в обществе про Афон. Друзья мои советовали мне в Москве, Великим постом, прочесть об Афоне несколько публичных лекций; они говорили, что я и сам возьму за это много денег, и Афону сделаю пользу, потому что они находят, что я прекрасно описываю эту жизнь. И слышать не хочет! Даже разбранил; -- "Где, мол, вам о монахах писать или говорить; вы еще ничего не понимаете!" А люди монастырские сказали мне, что это все от зависти; терпеть не может, чтобы Афон хвалили! -- Ну, что за старец?
   

214

К. А. ГУБАСТОВУ

15 апреля 1875 г., Москва

15 апреля; 1875.
Москва. --

   Христос Воскресе, Губастов!..
   На днях у меня был И. А. Иванов и передал мне от вас так: "чтобы я был покоен, что деньги собраны и что я их скоро получу". -- Относительно суммы -- он сказал, что не знает, но кажется 200 рубл<ей>. --
   О том, до чего мне было во всех отношениях приятно это слышать, не знаю как и писать... И не знаю -- что мне приятнее, сама ли материальная помощь, или то доброе ко мне чувство, которое было причиной всему? -- Мне кажется, последнее дороже, и вот почему это явно. -- Если бы литературный фонд (т. е. серые хамы) дали бы мне 1000 рублей, то я бы принял это, краснея и со скрежетом зубов; -- а помощью Посольских друзей и приятельниц моих я горжусь. -- Передайте это всем тем, кто принимал в этом участие, начиная с Ник<олая> Павл<овича>, который дал свою залу для этого. -- Передайте как можно лучше, так, как это дело заслуживает. --
   Иванов тоже потвердил меня в той мысли, что меня на Босфоре помнят и жалеют почти все. -- Я был очень тронут.... И меня это как-то и на другие дела ободрило. --
   Здоровье мое теперь получше, хотя погода все дурная и я не выхожу и в монастырь еще ехать не могу, и волей-неволей проживаю здесь, при всей экономии, лишнее. -- Надо в мае и июне пить кумыс. --
   Вы, конечно, знаете, что после вашего отъезда -- Павел Михайлович) Леонтьев умер от воспаления легких. -- После этого -- ясно, что мне на Русский Вестник вперед нет уже надежд. -- Я не верю, чтобы он больше года простоял. -- Катков совершенно расстроен. -- Рассчитывать же на horror vacui, т. е. на то, что ликвидация Вестника приведет неизбежно к открытию в Москве нового журнала или 2-х даже -- было бы правильно; но не при моих средствах, долгах и здоровье. -- К тому же Россия оригинальна тем, что в ней всегда можно ожидать наихудшего, когда дело идет о высшей культуре. -- Наш утилитаризм начинает далеко превосходить европейский, ибо -- корни идеальной культуры были у нас моложе и слабее и их оказалось легче прогрессу вырвать, чем на Западе, где идеальные потребности религии, поэзии, рыцарства и т. п. накопились за 1000 лет.
   И мудрёного нет -- что Москва года два и без хорошего журнала останется. -- Что же делать?.. Что Бог даст! Я готов на разное... Что удастся...
   Иванов сообщил мне, что он едет хлопотать о переводе в Корфу, где Жадовский не хочет долго оставаться. -- С 1-го мая жалованья 5000.... Что же? Разве перекрестясь попробовать и возвратиться на свою нормальную дорогу, по вашему предсказанию (помните -- у Кумани в Конторе). -- Но для этого необходимы две вещи: 1-е благословение О. Макария, чтобы мне не страшно было вернуться на службу; и 2-е поездка в Петербург и если можно скорее; ибо в мае я еще всех там застану: и Стремоухова и даже Горчакова, если нужно, и П<етра> Ива<новича> Саломона (сенатора), у которого я в доме даром остановлюсь. -- И сверх того -- так как, заручившись обещаньем, все-таки надо еще будет подождать, то я думаю, успею в июне и июле кумыс пить в Кудинове. -- Впрочем, это уже как Бог даст -- в мае ли или в августе или сентябре ехать в Петербург. -- Если бы успел в мае -- лучше. -- Но когда еще поспеет благословение О. Макария? -- И когда придут эти деньги из К<он>с<тантино>п<о>ля? До 1-го мая всего две недели. --
   Когда Иванов сказал мне, что мне деньги вышлют -- скоро; -- я сначала удивился, ибо мы с вами согласились, чтобы 500 рублей прибрали мне в кассе до сентября; -- на прожиток и хлопоты в Москве. -- А потом -- я подумал:
   1) Георгия необходимо отправить (150 р<уб.>); --
   2) Штатское платье необходимо во всяком случае (50--60--70 р<уб.>). -- Наконец 3) Поездка в Петербург. -- И 4) Со смертию П. М. Леонтьева дела в Москве для меня принимают другой оборот. --
   Взявши все это в расчет -- я сказал себе: "сколько бы ни прислали, хорошо и чем скорее пришлют, тем лучше; -- чтобы хоть эти необходимые вещи сделать". --
   Жена и Маша были здесь после вас; пробыли 3 дня, и я был очень рад их видеть; -- они теперь мирны в общем горе и -- общей нужде; -- хотя Маша, конечно, без капризов и дурных манер обойтись не может. -- Они меня ждут теперь в Кудинове пить кумыс. -- Да и брату мы, посоветовавшись с дельцами, в соглашении отказали, и он, кажется, начинает тяжбу. -- Присутствие мое необходимо там, около Калуги, хоть на одну часть лета. -- Хотя почти все адвокаты говорят, что мы правее и выиграем, но не надо себя и ласкать надеждами; вдруг проиграем еще 1/2 Кудинова! Тогда уж и хлеба там на 4-х человек недостанет. --
   Вот все это и долги побуждает меня думать о службе и особенно об Адрианополе. -- С обыкновенным суеверием моим -- я вижу что-то особое в том, что именно Иванов, а не другой Консул заехал мне все это рассказать. -- Игнатьеву я уже написал о долгах моих и о том, что они меня мучают. -- Может быть, он вам покажет мое письмо. -- Оно совершенно искренно. -- Отцу Макарию я пишу с этой же почтой, и Вы можете переговорить с ним; -- он знает еще больше вас всю мою подноготную, любит меня и понимает не только умом, но и сердцем все мои финты-фанты. -- Я спрашиваю у него благословения искать опять службу. -- Впрочем -- я на вас на обоих, на вас с практической и сердечной стороны, а на О. Макария с духовной и практической, вполне полагаюсь, -- что вы решите -- пусть так и будет. -- Если вы решите, что на долги можно по совести махнуть рукой, то устроивайте меня с О. Макарием так, как вы говорили. -- А если надо платить долги (а на литературу уже нет надежды), то надо поднять всех и все, чтобы мне после Иванова дали Адрианополь. --
   Конечно, Адрианополь для меня из всех постов лучший: 1) менее лихорадочен; -- 2) от Посольства очень близок. -- 3) Знаком. --
   При моей теперешней скромности, при том, что я жену намерен водить в чорных платьях и что Пембе уже кончились, я в три года непременно уплачу главные мои долги. --
   А что касается до уныния и тоски, то они при плохих делах по литературе везде -- и на Афоне, и в Кудинове, и на Угреше были... Менее всего, однако, в Халках и Пере. -- Не только потому, что я думал: вот, вот напечатают. -- Но еще и потому, что сама жизнь в Царьграде меня более всякой другой жизни удовлетворяет: там есть все: для церковных чувств, для общественных потребностей, для мысли и т. д. -- Только в Царьграде я жил настоящим; ей-Богу -- так! -- Только в Царьграде -- я чувствовал себя на своем месте; на всех других местах я чувствовал себя временно и, вы сами хорошо знаете, что из всех других мест я уезжал с радостью и только из Царьграда с сожалением и досадой, что нельзя тут окончить жизнь. -- Кроме дружбы к лицам, кроме общества в моем вкусе (не хамского), кроме восточной обстановки -- я, как кошка к дому привязывается, привязался к Посольству; люблю Франческо, Евангели, Двор и сад; -- фонари и шелест деревьев на дворе. -- Люблю Игнатьевские рауты и обеды; уважаю Семирамиду; дружен с горчичными Ону; переношу даже прическу Мад<ам> Белоцерковец и грацию Сухотиной... И на солнце есть пятна!
   Недавно -- племянница моя (не Маша, а другая, которая живет тут в Москве) -- как-то случайно уяснила мне вопрос этот особенно хорошо. -- Она меня спросила: "А если везде у вас литературные дела не пойдут, где бы вам легче было жить при этом?" -- Я сказал: "Конечно, -- в Константинополе! Только там! -- И испытавши теперь жизнь при этом условии в России -- я еще больше это понимаю! Там, хотя ныть идеально есть с кем -- поймут все!"
   -- Хорошо! -- сказала она. -- А умереть где бы вы хотели? --
   Я подумал и сказал: "Там же, там же! И если эти люди, которые теперь там, разъедутся один за другим -- они меня как домашнюю кошку передадут другим, и я с теми надеюсь ужиться, как бы мне этих не было бы жаль". -- Теперь -- судите сами. -- Вот факты. -- Посоветуйтесь же с О. Макарием откровенно. -- Письмо к нему и письмо к вам дополнят друг друга. --
   Что он скажет: если думать о долгах, если они долг, то надо поднять все на ноги, чтобы достать мне Адрианополь; -- а если не долг, то -- лучше отложить все мечты и устроиться как-нибудь в Царьграде. --
   Только помните, что ни доброта моя, ни закон Божий не позволяют мне Лизу бросить вовсе теперь, когда она кается и старается слушаться. -- О. Макарий, конечно, оправдает меня. -- На маленькие падения и глупость ее я не имею права строго смотреть, когда она слушается и терпит везде, где я ее не оставляю на время. --
   Надо будет ее -- в норной одежде и в одной комнате на островах или в Кады Кёе устроить. -- Если будет решено в пользу Царьграда, то не забудьте, что я в крайности могу и уроки Посольским детям давать. --
   Но, вообще, скажу -- мне стало очень больно, что я не плачу долгов именно с той минуты, как мое здоровье стало лучше (ибо грудь вовсе на меня так дурно не действует, как желудок; -- не знаю почему -- но при страдании груди -- я духом бодр, а при страдании желудка унываю). --
   Я желал бы, чтобы вы могли прочесть мои письма к О. Макарию и к Игнатьеву. -- Может быть, там есть что-нибудь более ясное. --
   Знаете -- невольно избегаешь повторять одно и то же в нескольких письмах, и потому -- одно, быть может, в одном письме лучше освещено, а в другом другое лучше. --
   Что же вам еще сказать? -- Кажется -- все. --
   Не знаю, писал ли я вам, что Камерлохер предлагал мне очень настойчиво поступить через Андраши на Австрийскую службу? -- Разумеется, я смеялся и отказался. -- Он думал, видимо, что со мной были у нас несправедливы. -- Я доказывал, что это ошибка; но он не верил. -- Может быть, я вам это и рассказывал. --
   Еще что!
   Да! Георгия-то необходимо уж отправить. -- Это мученье, и я наказан за то, что нарушил жребий, который мне выпал не брать его. --
   Прошу вас похристосоваться за меня со всеми Посольскими дамами, настолько, насколько это для вас физически возможно. --
   Москва звонит и гремит, а я один и сижу дома!
   Еще раз благодарю всех, всех за добрую память и за помощь. -- Дорого яичко в Христов день! -- Именно так. --

Ваш К. Леонтьев.

   

215

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

16 апреля 1875 г., Москва

16 апреля; 1875.
Москва. --

   Николай Яковлевич, ваши дела идут хорошо. -- Вы скоро получите 100 рублей. -- Есть и еще нечто лучшее: но об этом поговорим в Угреше. -- Сегодня я выехал только 2-й раз со двора, и 2-й мой выезд был по вашему делу. -- Я написал Вам эту записку потому, что знаю по тяжкому опыту, как скучно и тяжело ожидать долго известий и не получать их. -- Если бы это не было фарисейским самовосхвалением -- ("несмь яко прочий человецы"), то я бы попросил вас вообразить, каковы же мерзавцы те литераторы, которые, имея здоровье, досуг и влияние, не хотят для меня хоть и столько постараться, сколько я больной и запутанный готов для других сделать! Я приеду в воскресенье или в понедельник. --

Ваш К. Леонтьев.

   

216

О. М. БОДЯНСКОМУ

10 мая 1875 г.,
Николо-Угрешский монастырь

10 мая 1875 года
Николо-Угрешский монастырь

Милостивый Государь
Осип Максимович

   Я внимательно еще раз пересмотрел и исправил мою рукопись, переписанную набело. --
   Почерк переписчика не слишком четок, у него часто о точно и, н обращается в одну палочку и т. п. Но я полагаю, что долголетняя литературная деятельность Ваша приучила Вас к разным почеркам; -- так что опечаток бояться не слишком следует; -- в подобной статье, очень сжатой и претендующей на новый взгляд -- опечатки могут быть вреднее, чем в другой. --
   Гораздо больше меня продолжает тревожить то, о чем я Вам уже говорил: моя недостаточная ученость; -- столькое у меня написано на память и даже чуть не наобум. -- Мыслить я мог и правильно на основании тех фактов, которые знал, помнил или успел отыскать в книгах; но я все боюсь, что я наделал таких фактических ошибок, которые, не мешая правильности общих взглядов, могут, однако, внушить одним недоверие и другим дать орудие противу самих этих общих взглядов. --
   Особенно меня смущают заметки И. С. Аксакова, которые он сделал на черновой моей рукописи карандашом. -- Некоторые из них касаются самых общих выводов насчет прогресса, демократии и т. п. Те не беда, и в этом я смущаться не намерен. -- Но есть заметки его, касающиеся Русской истории, -- вот чего я опасаюсь! --
   Я еще раз прошу Вас взять на себя труд проверить эти факты, как по Русской истории, так и касательно славян вообще. -- Славянами я стал заниматься очень недавно, и в Турции у меня не было полных средств; -- а здесь вы сами знаете, как я живу и могу ли я проводить время в московских библиотеках! --
   Я нарочно и в чистой рукописи пометил карандашом эти самые места, помеченные Аксаковым. -- Если Вы найдете, как и тогда при чтении находили, что я правее его, то я буду покоен, заручившись Вашим авторитетом. -- В противном случае я буду Вам искренно признателен за всякую поправку. -- У Аксакова есть, кажется, некоторые общественные догматы, с которыми он не в силах расстаться. -- Напр<имер>, с либерализмом, с ненавистью противу всяких сословных и юридических привилегий. --
   Там, где у Аксакова были только NB карандашом без объяснений, и я так сделал; не знаю, что он хотел этим сказать. -- А там где есть целые слова или фразы его, -- я тоже списал их.
   Не знаю почему -- перечитывая в новой рукописи этот мой труд, на который я положил столько любви и умственного напряжения, -- я почувствовал какое-то сомнение в моих силах, усталость и разочарование. --
   Но все-таки в общем духе я считаю себя правым. --
   Искренно благодаря Вас за Ваше благосклонное ко мне внимание, остаюсь с глубоким почтением

Вашего Превосходительства
покорнейший слуга: К. Леонтьев

   P. S. Если обстоятельства позволят, я к 1/2-не мая постараюсь Вам доставить еще одно небольшое прибавление к этому; именно приложение моей триединой гипотезы к Истории еврейского народа; в виде более ясного и подробного примера. --
   

217

О. М. БОДЯНСКОМУ

15 мая 1875 г., Москва

15 мая; 1875
Москва.

Милостивый Государь
Осип Максимович,

   Я сегодня вспомнил, что Вы хотели упомянуть в выноске, что я был долго Консулом на Востоке.
   Пожалоста, не делайте этого; это может сделать мне большой вред. -- Я теперь не могу объяснить почему. -- Остаюсь покорный слуга Ваш

К. Леонтьев

   

218

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

15 мая 1875 г., Москва

15 мая; 1875
Москва. --

Николай Яковлевич,

   Вчера был на Сретенке. -- Дома не застал; -- сказали -- в 4 часа пополудни; -- в 4 часа мне было некогда и сегодня тоже; поэтому я сегодня рано решился съездить к самому С<амарину> под предлогом только критического любопытства. -- Он был все так же любезен; -- худого нет ничего; -- а то, что я предвидел: -- медленность, много дела и т. п. Еще не все дочтено; -- не все еще собрано. -- Впрочем -- о последнем я избегал и говорить; -- он сам сказал. -- Это значит, как я и думал, нерадение Сретенской особы, которая могла бы и о таком положении дел известить и успокоить.
   Теперь -- мне, слава Богу, незачем и видеть ее; терпеть не могу меблированных этих комнат! Такая жалость какая-то душная!

Ваш К. Леонтьев.

   

219

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

Июнь 1875 г., Кудиново

Июнь; 1875 года
Кудиново. --

   Как ваши дела, Николай Яковлевич? -- Я буду очень рад, если вы напишете мне что-нибудь для Вас утешительное. --
   Матушки Вашей я видеть не мог, потому что прямо с Мятлевской станции я проехал к себе в деревню и в Калуге не был. -- Письмо Ваше к ней, сообразно желанию Вашему, разорвал. --
   Прошу Вас, передайте мой искренний дружеский поклон О. Федору и басистому брату Владиміру; -- а О.о. Досифею и Казначею, когда их увидите, передайте, прошу Вас, что я лобызаю десницу их и прошу их благословения. -- Михаилу Михайловичу также мое почтение. -- Когда я в последний раз был у С<амарина>, он мне сказал, между прочим, прелюбопытную вещь, которая остается для меня загадкой; -- он сказал, что ваша немка из мёблированных комнат всякий раз жмётся как-то, когда С<амарин> произносит мое имя. -- С<амарин> думает, что тут есть что-то... что Вы, может быть, тяготитесь моим вмешательством или моими претензиями на воздействие (воздействие -- это вещь стильная, ни я, ни С<амарин> этого слова не употребляли). Я смеялся этому тогда и отвечал С<амарин>у: "может быть! -- но что ж делать! я как старые турки, которые считают долгом сказать всегда тем из Христиан, с которыми они подружатся: "Послушай -- прими веру Магомета; -- спаси свою душу!" -- "Не могу, не хочу!" -- "Ну как хочешь -- мое дело сказать тебе"". --
   Впрочем, может быть и то, что эта женщина так себе ломается и жмется, потому что немка из мёблированных комнат. --
   А может быть, и Вы говорили ей, когда жолчный волкан, клокочущий в вас не всегда справедливо, прорывался... "Ну!... Ччорт возми... Этот мерзавец... Ччорт возми... ретроград..."
   Мне это ничего и лишь бы только остались в вас, как художнике, благие семена более положительного и эстетического міросозерцания -- я мирюсь с этими эпитетами. -- Названием ретрограда я горжусь, как вам известно; -- а мерзавцом вы уже назвали моего героя в Ай-буруне, несмотря на то, что я предупредил вас, что я сам ему очень близок. -- Ко всему, значит -- можно привыкнуть.
   Послушайте -- пожалоста -- похлопочите, чтобы мне пересылали сюда те письма, которые, может быть, получатся на мое имя на Подворье. -- Я нарочно пишу об этом и Благову; -- но ведь он иногда уезжает в свою деревню. -- Отцу Казначею скажите, чтобы он не думал, что я с ним ограничусь только лобзанием десницы, но что -- дающая рука не оскудеет вовеки... Теперь, сейчас никак не могу. --

Ваш К. Леонтьев

   

220

Е. А. ОНУ

15 июля 1875 г., Кудиново

15 juillet 1875. Koudinowo.

   Il у a des siècles que je n'entends plus vôtre bonne voix, mon excellente ?? amie PP
   S'il ne s'agisait que de moi, que de l'ami seul -- il n'y aurait pas 4 points d'interrogation. Mais il s'agit de Vous, de l'amie, par consequent il y a 4 point d'interrogation. 1 point. Vous êtes femme c à d)... Qui sait cependant, si la rancune... 3 point. Mon long silence. Ce silence ne prouve rien... L'été passé encore, à peine arrive ici, j'ai écrit à votre mari une lettre très longue. Onou ne m'a pas répondu. Je ne lui en vieu nullement pour cela: il m'a prouvé quarante fois son amitié sincere et solide; il s'empressait de m'écrire lorsqu'il s'agissait d'une affaire ou de mes intérêts matériels; et je comprends qu'un homme occupé et souvent fatigue comme lui de trouve dispense de soutenir une correspondance purement sentimentale même avec un homme auquel il porte pourtant un vif intérêt...
   Mais vous? Vous? Vos accès d'Alekotrophia pedantissima ont beaucoup diminués l'an passé... Les soirées du Général où vous étiez toujours fulminante d'ésprit ne peuvent pas avoir lieu en été. 4 point. Peut-être direz-vous: "le silence, la paresse ne sont nullement des symptoms de colère et d'indifférence. Ils sont ce qu'ils sont..."
   A ceci je ne trouve pas de réponse... Ce n'est que trop vrai. Preuve -- c'est qu'il ne se passe pas de jour peut-être que je ne me souvienne tantôt des soirées passes chez vous, tantôt de nos petites querelles, tantôt de nos conversations politiques avec Onou, de Marica (милая моя Тамбовская Маша! du любопытный носик Алеко, и Лили, Афина, и даже Никифор, которого я всегда боялся, потому что он очень серьезен).
   Je pense presque chaque jour à vous tous et je me tais. Je me dis: "voila la semain suivante j'écrirai à Mad(ame) Onou ou à Onou lui-même"... Et je ne le fais pas.
   A juger pourtant d'après les lettres que j'ai reèu durant cette année de Губастов, de Цертелев et de Mad Hitrow, vous aussi vous souvenez de moi. Цертелев me disait dans sa lettre: "все мы жалеем, что Вас нет, Капнист потому-то, Мад<ам> Ону потому-то..." Mad Hitrow et Goubastow se sont exprimé: dans le même sens à peu près. Voila ce qui me console.
   Mais j'aurais trouvé un vrai plaisir à voir devant moi votre chère et bonne écriture encore une fois de lus.
   Ma santé ne va ni bien, ni mal. Je suis à Koudinowo pour trois ou 4 mois; pour faire une cure de кумыс qui vient d'être terminée et je ne puis pas dire si elle m'a fait du bien ou non. Il y a aussi des comptes à régler avec des banques de Kalouga. Je ne m'ennuis pas; je prie Dieu (moins que je ne devrais le faire, sans doute, mais j'espère; j'ai institué ici des prières en commun le matin et le soir); j'écris; notre société est assez nombreuse pour le moment, malgré notre dénûement: ma femme, ma niece Marie (elle a vielli énormément), une demoiselle voisine qui vient lui aider dans son petit ménage et par dessus le marché la mère de ma femme et sa soeur cadette sont venues de la Crimée pour la voir. Nous ne pouvons pas payer des domestiques et toutes ces dames travaillent et servent l'une l'autre assez angéliquement, Je tâche d'y mettre bon ordre. Voila, chère amie, mon existence provosoire. Au mois d'août je les quitte pour aller passer l'hiver à Оптина Пустынь qui est à 60 verstes de nous. Chez moi je continue à porter l'habit de moine lorsque je suis force de sortir autrement mis, et je porte une поддевка noir et fort longue, a не хамское платье.
   Одиссей печатается в "Русском Вестнике".
   

Перевод с французского

   Целые века уже я не слышу ваш добрый голос, мой превосходный ?? друг ??
   Если бы дело шло только обо мне, хотя бы и о единственном друге -- тут не было бы 4 пунктов для вопрошания. Но дело идет о Вас, о друге, следовательно, имеются 4 пункта для вопросов.
   1 пункт. Вы женщина, т. е. жена, мать и кокетка в одно и то же время... Вот достаточные причины забыть друга. 2 пункт. У Вас есть личные причины быть очень недовольной мною, и хотя более чем половина этих причин опровергаемы мною, отчасти касающиеся личности г. Жомини на вашей дорогой лестнице (дорогой для меня, для моей памяти!); отчасти в свидании в Вашей спальне; хотя в другой половине Ваши обвинения признаются моим смирением справедливыми, и искренность моего раскаяния (кстати, о ревности духовника) -- должна бы начертать все это в вашей памяти (т. е. в памяти сердца)... Кто знает, между тем, если злопамятство... 3 пункт. Мое долгое молчание. Это молчание ничего не доказывает... Оно постепенно проходило, как только я прибыл сюда, я написал Вашему мужу очень длинное письмо. Ону мне не отвечал. Я не сержусь на него за это: он сорок раз доказывал мне свою дружбу, искреннюю и крепкую; он позаботился писать мне сюда, когда дело шло о хлопотах или о моих материальных интересах; и я понимаю, что такой человек, занятый и нередко уставший, как он, оказывается отвлекаемым на ведение переписки, исполненной все тех же чувств, с человеком, к которому он все-таки обнаруживает живой интерес.
   Но Вы? Вы? Ваши припадки Alekotrophia pedantissima значительно ослабевали в прошлом... Вечера у Генерала, где Вы всегда являлись с громокипящим умом, не могут иметь места летом. 4 пункт. Может быть, Вы скажете: "молчание, лень отнюдь не есть симптомы гнева и безразличия. Они есть то, что есть..."
   На это я не нахожу ответа... Это не очень верно. Доказательство -- то, что не проходит, может быть, дня, чтобы я не вспоминал то проводимые у вас вечера, то наши маленькие ссоры, то наши политические беседы с Ону, Марику (милая моя Тамбовская Маша! любопытный носик Алек о, и Лили, Афина, и даже Никифор, которого я всегда боялся, потому что он очень серьезен).
   Я думаю почти каждый день о вас всех, и я умолкаю. Я говорю себе: "вот на следующей неделе я напишу мад<ам> Ону или самому Ону"... И не делаю этого.
   Однако, судя по следующим письмам, которые я получил в течение этого года от Губастова, Цертелева и мад<ам> Хитрово, Вы тоже помните обо мне. Цертелев мне говорит в своем письме: "все мы жалеем, что Вас нет, Капнист потому-то, мад<ам> Ону потому-то..." Мад<ам> Хитрово и Губастов выражаются почти в том же смысле. Вот что меня утешает.
   Но я находил бы истинное удовольствие видеть перед собой Ваше дорогое и доброе писание еще раз.
   Мое здоровье ни лучше, ни хуже. Я явился в Кудиново на три или 4 месяца, чтобы предпринять лечение кумысом, которое подходит к завершению, и я не могу сказать, становится мне от него лучше или нет. Также нужно привести в порядок расчеты с калужскими банками. Мне не скучно; я молюсь Богу (меньше, чем я должен бы это делать, несомненно, но я надеюсь; я установил здесь общие молитвы утром и вечером); я пишу; наше общество довольно многочисленно теперь, несмотря на нашу бедность: моя жена, моя племянница Мария (она слишком постарела), одна девица соседка, которая приходит помогать ей в ее маленьком хозяйстве, и сверх того, мать моей жены и младшая сестра, приехавшие из Крыма, чтобы ее увидеть. Мы не можем платить слугам, и все эти дамы работаю т и служат друг другу просто ангельски. Я стараюсь установить здесь добрый порядок. Вот, дорогой друг, пока мое существование. В августе я покидаю их, чтобы провести зиму в Оптиной Пустыни, которая в 60 верстах от нас. Дома я продолжаю носить монашескую одежду, а когда мне нужно выйти одетым по-другому, надеваю черную и очень длинную поддевку, а не хамское платье.
   Одиссей печатается в "Русском Вестнике".
   

221

КНЯЗЮ К. Д. ГАГАРИНУ

16 июля 1875 г., Кудиново

16 июля; 1875.
Кудиново. --

   Добрый и милый мой Константин Дмитриевич, -- я все собирался написать Вам письмо и спросить, что делается с Вами и здорова ли Княгиня?
   Недавно (на прошлой неделе) я ездил с Машей на богомолье в Тихонову Пустынь, которая всего верстах в 20-ти от Калуги, и мне до смерти захотелось видеть Вас и провести с Вами два-три вечера. -- Я все спрашивал у Маши, не видит ли она издали Калуги, так как я сам близорук и видеть вдаль не могу. -- Наконец -- ночуя в монастыре, я увидал во сне и Княгиню и Вас самих; -- Княгиня со мной ссорилась, а Вы за меня заступались. -- После этого сна я решился непременно поскорее Вам написать и спросить, что у Вас нового? -- Проездом в Тихонову пустынь мы обедали у помещика Муромцова (Федора Ивановича) в сельце Булгакове; -- он женат на Раевской, на родной племяннице предводителя Розенберга; -- у него в доме я слышал опять, что Вас скоро Губернатором где-нибудь сделают; -- дай Бог! дай Бог! Хотя для меня, конечно, Калуга без вас вовсе опустеет (правило не позволяет, кажется, быть губернатором там же, где человек Вице-Губернатором был?). -- Странное дело, -- хотя и средства мои не позволяют мне разъезжать беспрестанно туда сюда, и времени едва достает на занятия и отдых, хотя я поэтому и не могу видеть Вас так часто и гостить у Вас так долго, как бы я хотел, но все-таки вся Калужская Губерния мне как-то кажется более осмысленною и живою от мысли, что Вы в 60 верстах от моего бедного Кудинова. -- Оптина Пустынь и Ваш дом -- вот два фокуса (foyers) света и теплоты, без которых мне было бы здесь еще тяжелее и грустнее, чем теперь. -- Кроме всех тех качеств личных, которые я нахожу в Вас и в Княгине вашей, -- кроме вашего ко мне расположения -- вы оба -- с женой приносите с собою какой-то отдаленный луч Востока и Греции, воспоминание иногда и полусознательное, той жизни, которую я до сих пор оплакиваю и к которой никогда, вероятно, уже не вернусь. -- Вот вам мои искренние чувства! -- Не будете ли Вы свободны хоть на три дня в 1/2 августа? -- Если будете и если правда, что Вы теперь одни, а Княгиня опять у сестры Вашей -- приезжайте ко мне в Кудиново на эти два-три дня. -- Природа у нас не дурна, и комфорта на такое короткое время найдется достаточно. -- Я сочту это не только радостью, но и честью... (Вы знаете мое мандаринское и con amore чинопочитание. -- Я буду ужасно рад другу Гагарину и в то же время буду ужасно важничать, что, мол, знай наших, сам Вице-Губернатор у нас гостит! -- И вас это освежит, конечно. -- Право -- попробуйте! Я говорю: после 15-го августа, потому что Успенским постом я буду говеть в Оптиной пустыни и опять, причастившись, вернусь в Кудиново, где, вероятно, и пробуду с Божьей помощью до глубокой осени. -- Что я буду делать позднее -- это как Богу угодно. -- Мне бы хотелось навсегда устроиться так -- зиму в Оптиной Пустыни, лето у себя в деревне. -- Я приехал сюда из Угрешского монастыря в мае, чтобы пить кумыс (который я и пил с месяц, хотя он у нас и не совсем удался). -- Я дома по вольности дворянства продолжаю носить монашеский подрясник, а для тех выездов, при которых уже вовсе нельзя себе этого позволить, сшил себе чорную поддевку чуть не до пят длиною, чтобы больше походить на инока, чем на европейского хама-буржуа. -- Разве дурно это сочетание: смирение -- относительно Церкви, желание подражать ей и гордость противу всех тех халуйских, ненавистных рож, которых вздумали нынче нам предлагать в идеал... Вдруг -- какой-нибудь Гамбетта или Брайт! да пусть он, сукин сын -- у меня сапоги чистит, а я с радостью и хуже сапог вычищу что-нибудь у какого-нибудь юродивого, я не говорю уже о духовнике или иеромонахе!..
   Вы спросите, вероятно, как и почему я попал опять совсем в мір, в свое Кудиново, в общество женщин, которых теперь около меня множество, ибо к жене моей из Крыму приехали гостить на время мать и сестра? -- Причина -- я вам скажу откровенно какая... В Угреше я старался исполнять все как мог, но не мог никак приучить себя к слишком уже грубой и простой будничной пище в общей трапезе, а покупать свое было в январе и феврале вовсе не на что; -- я до того ослабел от голода и заболел Вел<иким> Постом от какой-то нервной одышки, что сам Архимандрит Угрешский благословил меня пожить на воле в деревне, а осенью вернуться, если хочу, опять в Монастырь. --
   О литературе моей я не буду вам много писать. -- Что писать, когда все идет плохо. -- Когда пойдет лучше -- вы сами в печати увидите, и тогда тоже говорить будет излишне. --
   Одиссей -- вы знаете, печатается в Русск<ом> Вестнике. -- Маленький очерк мой греческий Капитан Илия -- вы, вероятно, прочли в Московских Ведомостях зимою. -- Византизм и Славянство (к<ото>рое я читал в Калуге у Вас громко) будет тоже скоро напечатано у Бодянского в Чтениях, и мне будет выдано 300 экземпляров для продажи. -- Из них один, разумеется, принадлежит Вам. -- Три статьи мои еще валяются в Петербурге -- давно; -- 2 в редакции Гражданина и 1 в ред<акции> Русского мірa. -- Бог знает когда удостоятся напечатанья! --
   Ну, целую Вас крепко! Прощайте!
   Маша, моя племянница, узнавши, что я Вам пишу, говорит: напиши Гаг<арины>м, "что я им просто страсть как кланяюсь!" Мне понравился этот оригинальный ее оборот речи. --
   К. Леонтьев.
   Мой адрес: Кал<ужской> Губ<ернии> Мещовского уезда; на станцию Зубово. -- Кудиново в 6 верстах от Зубова. --
   

222

H. Н. СТРАХОВУ

16 июля 1875 г., Кудиново

16 июля; 1875.
С. Кудиново (Калужской Губ<ернии>)

   Я здесь получил ваше письмо, дорогой Николай Николаевич; мне его переслали из Угрешского монастыря только на прошлой неделе...
   Я очень ослабел и заболел от лишений в монастыре и уехал сюда, в свое маленькое именьице, подкрепиться до осени. -- Осенью -- думаю опять в какой-нибудь монастырь. -- Долго без Церкви и монахов -- я быть не могу, и на меня слишком часто в мірской обстановке находит нестерпимый ужас смерти и тоска. -- (Дорого бы я дал -- чтобы наверное узнать -- что Вы в самом деле думаете об этих вещах... Неужели Вы остановились на Православии в культурном смысле для других и на интимном Пантеизме для себя? -- В сущности я не <имею> никакого права предлагать Вам подобные вопросы... Я их предлагаю и не Вам, а себе; вам же я признаюсь только, что ужасно желал бы забраться на минуту в серое вещество вашего обширного, судя по форме головы, мозга или даже еще дальше в какой-нибудь ваш Вароллиев мост!..) Я же, грешный, смирился, перестал верить вовсе в ум и рассудок наш (не в мой только, а в человеческий) и убежден теперь вот уже 4-й год, после некоторых событий, что "начало Премудрости есть страх Божий"... Именно страх и трепет; ибо если Богу угодно, то Аверкиевы и Стахеевы (которые вас так восхищают, я полагаю, в минуты некоторых невыгодных процессов в Вароллиевом каком-нибудь мосту) -- достигнут всего, а кого Бог изберет себе мучеником, тому придется только удивляться, придется, соображая обстоятельства, -- ломать себе голову: в чем же дело наконец?.. И не понявши ничего, видя, что здравым рассудком нельзя объяснить себе своих несчастий и неудач, -- придется воскликнуть: "Есть нечто, ведущее жизнь нашу помимо всякой видимой, житейской правды и помимо всякого так называемого здравого смысла..."
   Ну, оставим это -- и так понятно!
   По-настоящему мне бы не следовало более писать для печати, не по бессилию, не по усталости, не по недостатку содержания, а из отречения, из борьбы и из самобичевания за прежние слишком сладострастные оттенки и цинизм моих повестей и романов из русской жизни...
   Под влиянием подобного чувства -- я в 71 году перед отъездом на Афон сжег 5 частей Реки Времен, которую Вы знали.... и думал, что кроме духовных и пожалуй политических статей -- (да разве одной большой повести -- в которой я бы представил историю моего обращения) -- уже не буду ничего писать... -- Но что же?.. Я ли виноват -- что мои Восточные повести находят всегда более или менее верный сбыт, а другие мои сочинения лежат по году в Редакциях (напр<имер>, Письма Русского Мгрянина, которые, как я слышал, и вы читали -- валяются в Гражданине, кажется, более 1/2 года, несмотря на то, что Кн<язь> Мещерский сказал, что он непременно хоть частию их украсит (это его слово) свой журнал, столь прекрасный по духу и столь плачевный большею частию по подробностям выполнения). -- Рад бы забыть все эротическое и не писать об этом вовсе, но что делать... У меня пенсии 600 рубл<ей>, именье заложенное и перезаложенное дает всего около 200 рубл<ей> (!) в год; -- а у меня 7000 долгу и в том числе и людям бедным; -- недуги беспрестанные, и на эти 800 рублей нас содержится четверо: и в монастыре с нашими привычками надо хоть 50 рублей в месяц, хоть 30, хоть 20 наконец -- а где их взять? -- Поневоле не бросаешь повестей, не для себя, а для других они нужны! --
   А у вас еще поворачивается язык говорить о каком-то моем эгоисме. -- Вы говорите: "не будьте эгоистом, К. Н
   У всякого свой труд и свое горе". -- Это было бы кстати знаете когда? -- Вот если бы я, имея под рукою средства поддержать в вас мужество, бодрое творчество ума и фантазии -- отзываться, частым напоминанием вашего имени, даже умным порицанием рядом с блестящей похвалою, которую вы, напр<имер>, заслуживаете -- вполне -- не делал бы этого и если бы совесть меня не мучала при мысли, что какой-нибудь мерзавец и каналья Пыпин или хотя и порядочный по духу, но все-таки ограниченный по средствам Авсеенко -- имеет больше вас хода и веса в критике -- тогда я, конечно, был бы эгоистом. -- А я... что я мог для Вас в этом роде сделать, не состоя ни разу как следует при журнале? Прошлой зимой Погодин думал одно время собрать деньги и сделать меня редактором журнала. -- Он даже хлопотал об этом у Кошелёва. -- Игнатьев тоже еще в Турции думал об этом, выражаясь очень лестно: "что никто теперь с такой силой и жаром не умеет держать знамя Православия и Царизма как я".
   Я оставлял дело на волю судьбы и не поддерживал его, сбираясь уехать в монастырь, но решил видеть в нем волю Божию тогда только и принять этот путь, если мне сразу дадут на подъем крупную сумму (напр<имер> -- 30 000): и от малой отказался; -- ибо вообще я процесс редакторства считаю немногим выше службы по акцизу и т. п. хамизму. -- (Как иначе перевести по-русски слово -- буржуазность?). -- И первая моя мысль была тогда о Вас; -- предложить Вам 3000 в год и сотрудничество хотя бы даже и не оставляя службы Вашей в Петербурге. -- А если бы не согласились, то ручаюсь Вам, что на первые же месяцы появилась бы в моем журнале моя собственная большая статья: "Критическая деятельность H. Н. Страхова"; -- не дожидаясь даже отдельного издания. --
   Если бы я этого не сделал, имея средства и орудия под рукою, как Вы имели и в Заре и теперь все-таки больше моего имеете -- то тогда я назвал бы сам себя не эгоистом даже, а хуже, каким-то рутинёром, который ждет или отдельного издания, или смерти человека, или, наконец, общественного б<ольшей> ч<астью> столь неправедного шума, для того, чтобы выразить в печати те чувства, которые он в интимности питает к человеку. --
   А какой же эгоисм -- справедливо упрекающий в эгоисме или равнодушии другого? --
   Нейдет сюда это слово. --
   Теперь о Фонде... -- Благодарю Вас за хлопоты. -- Бестужеву напишу тоже. -- Но я очень рад, что это дело расстроилось; -- я терпеть не могу всех этих кислых клейстеров -- современных учреждений... Всё эти юбилеи во фраках, университетские обеды, -- фонды и т. п. И конечно, только по пословице: "с лихой собаки хоть шерсти клок" я решился на это униженье...
   Я был весною вынужден безвыходным положением. -- Со мной был молодой грек-слуга, который убивался по родине и даже не раз руки на себя наложить хотел; я ему должен был уплатить 150 рубл<ей> жалованья и на дорогу, и не было ни гроша, и я не знал где взять (Каткову -- я не по моей, а по его вине задолжал 4000 рубл<ей>, и теперь -- Одиссей, к<ото>рый печатается в Вестнике, едва-едва, я думаю, 1500 рубл<ей> покроет). -- Вот почему, не для себя, я решился обратиться к этому Фонду. -- Ибо я терпеть не могу и презираю всех бедных и нуждающихся литераторов и ученых; и себя I-го в том числе. -- Что может быть гаже! Но Богу угодно было за грехи мои и до этого поскудства меня довести!...
   Но не ропщу, а благодарю Его! Приехавши в деревню свою, я придумал продать около сотни дедовских лип в саду и отправил грека. --
   Еще можно было бы принять, если бы г.г. этого фонда обрадовались бы, что я обратился к ним, и прислали бы мне сейчас, не рассуждая о моей пенсии -- 500 рублей, напр<имер>; -- а если они еще толкуют, так.... сказал бы я здесь вещь выразительную, но обеты не позволяют... Вы поняли -- что значат мои точки?
   Поэтому -- остав<ь>те эти хлопоты, а лучше постарайтесь устроить где-нибудь хоть не Афонские письма (может быть, это очень длинно для "Гражданина" или слишком дерзко, или просто и Князю М<ещерскому>, и Вам не нравится), то другую мою статью "О национальном характере греков, русских и юго-славян", она тоже давно лежит в редакции Гражданина. -- Я посылал 1 рубл<ь> для возвращения мне рукописи; поручал Ф. Н. Бергу взять ее оттуда для Р<усского> мірa (она не велика, как раз для газеты); -- и он ее добыть оттуда никак не может. -- Хоть бы Вы помогли как-нибудь ее напечатать или в Гражданине или в Русск<ом> мірe. --
   Все-таки жаль мне ее и деньги нужны...
   Ну, прощайте, обнимаю Вас и желаю Вам -- здоровья и успеха. -- Дай Бог, чтобы Вы не забывали меня так надолго! --

Ваш К. Леонтьев

   Если Вы способны написать теперь какой-нибудь милый и достойный Вас ответ, то вот мой адрес до конца сентября: Калужской Губ<ернии> Мещовского уезда; сельцо Кудиново.
   В сентябре хотя я и буду, Бог даст, в Козельской Оптиной Пустыни, но перешлют отсюда; -- а если бы вы вздумали, как однажды сделали, начать письмо в октябре одного года, а кончить его в ноябре другого -- то уж я не знаю, куда адресовать!
   Вместо того, чтобы писать о таких пустяках, как Стахеев, написали бы вы по поводу Карениной большую статью, исследованье о том, что со времен индусов, евреев и Гомера для поэзии необходимы в жизни религия, война и нравы, ибо даже для нарушения правил романтическими страстями необходимы эти правила. -- Без поэзии правил -- нет и поэзии нарушения. -- Поэтому и аристократия необходима, а тот средний быт честной и сухой деятельности, к которому хотят все свести, есть смерть поэзии. --
   Это Катков напечатает, особенно вашим пером написанное. -- О Стахееве вы сказали много правды; но вам писать о нем это то же, если бы Шлейден вместо книги "Растение и его жизнь" стал бы писать о том, чем разнится задний проход жука майского от заднего прохода жука навозного. -- Слишком это уже мелко. -- Только о Священнике -- хорошо; -- да и то приемы изношенные до нельзя. -- Пора нам опять у французов учиться.
   

223

К. А. ГУБАСТОВУ

12 августа 1875 г., Кудиново

12 августа; 1875.
Кудиново. --

   Константин Аркадьевич -- что ж Вы это замолчали вовсе? --
   Я на днях получил письмо от Церетелева; он думал, что я в Москве или около Москвы, и написал мне заранее (кажется, из Тамбова), спрашивая, где нам увидаться. -- Мне это письмо переслали из Редакции Каткова. -- Он пишет, что все мои босфорские друзья ждут от меня вести. --
   Вопрос: почему эти друзья думают, что и я не жду от них вестей? -- Почему -- я только должен быть любим друзьями, а не могу и сам, любя их, желать знать, что они делают? --
   Помимо того удовольствия, которое может доставлять сердцу моему расположение, заслуженное мною в Кон<стантинопольско>м Посольстве, я люблю самую жизнь этого Посольства, его интересы мне родственнее, чем все здешние, и в среде этого общества очень мало есть лиц, о которых я вспоминаю без удовольствия, приязни (и гораздо больше даже!) и благодарности. -- Я люблю самый город, острова, греков, турок,... все люблю там, и будьте уверены, что я ежедневно терзаюсь мыслию о том, что не могу придумать средства переселиться туда навсегда. -- Ни Москва, ни Петербург, ни Кудиново, ни самая выгодная должность где попало, ни даже монастырь самый хороший не могут удовлетворить меня так, как К<он>с<тантино>п<о>ль! Лучше бедность на Босфоре, чем богатство здесь... Да это и понятно -- только разнообразная жизнь Константинополя (где есть и отшельники О. Халки, в лесу, и гостиная Игнатьевых, и политическая жизнь, и поздняя обедня, и бесконечный матерьял для литературы...), только эта сложная жизнь могла удовлетворять моим нестерпимо сложным потребностям... С отчаяньем -- я вижу, что Богу неугодно видно удостоить меня возвращения туда. -- Только там я понимаю, что я живу; -- в других местах я только смиренно покоряюсь и учусь насильственно благодарить Бога за боль и скуку. -- Понимаете вы меня по-прежнему или нет?...
   А если Вы понимаете -- так отчего не пишете? -- На днях я посылаю Хитровой отрывки из Записок моих (по ее желанию); и при них письмо ей же. -- В этом письме есть и поручение Вам передать два слова о Георгие и деньгах. -- Все это, слава Богу, кончено. -- Она Вам скажет. --
   Осень близко; -- здоровье мое недурно; -- в Кудинове я поправился. -- Лиза решительно не хотела здесь жить, скучала (и я понимаю, что она с своей точки зрения права!) и уехала к родным в Крым. -- Она права; но содержать ее вдали дороже, чем здесь. -- Удержать я ее не мог; -- она убежала тихонько днем через сад и рощу и написала записку, что жить тут не может. -- Я тоже начинаю ужасно тосковать по мере приближения осени; -- пора в столицу! -- Недавно говел в Оптиной Пустыне (в 60 верстах от нас); ее старцы славятся наравне с Афонскими. -- Они очень расположены ко мне и, изучивши как характер мой, так и мои обстоятельства, находят, что мне еще надо продолжать заниматься литературой...
   Один набожный Сенатор П. И. Саломон, с которым я познакомился в Оптиной Пустыни, предложил мне остановиться у себя в доме в Петербурге. -- Вот и прекрасно -- но так как, несмотря на уверение И. А. Иванова, что друзья позаботились обеспечить мне эту поездку, друзья молчат -- то я не знаю, что и подумать... -- Ну, прощайте, друг, прощайте, один из забывших меня друзей. -- Прощайте!.. Обнимаю Вас... Прочтите мои Записки с Хитровыми...

Ваш К. Леонтьев.

   

224

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

28 августа 1875 г., Кудиново

28 августа; 1875.
Кудиново. --

   Николай Яковлевич -- два слова! Передайте, пожалоста, эти 6 рублей Михаилу Михайловичу в виде процентов за 1/2 года, поблагодарите его и попросите, чтобы вещи были целы; -- я скоро сам надеюсь быть в Москве и в Угреше и тогда хоть 1/2-ну внесу. -- Я бы написал ему самому, но вообразите -- забыл -- фамилию его. -- Хоть убейте! Ну, прощайте и извините, что беспокою.

Ваш навсегда К. Леонтьев

----

   P. S. Как здоровье О. Архимандрита; -- этот скучный Благов не потрудился ни слова написать мне об этом. --
   В Калуге еще не был. -- Проездом буду. -- Какие вести о "Разладице" и о "Кто бы подумал!" себя весь труд соглашения с книгопродавцами по делу книги моей "Византизм и Славянство". -- Не знаю право, как и благодарить Вас за это! -- Я с величайшим нетерпением жду появления ее в печати и думаю, что именно теперь, когда все славянские струны в русских сердцах пришли опять в сотрясение -- она будет как нельзя более кстати! -- Позвольте просить Вас, если это еще возможно -- переменить псевдоним мой (Н. Константинов) прямо на мою настоящую фамилию; -- обстоятельства переменились и мои, и политические, и я не вижу теперь необходимости скрывать мое имя. -- Если же все уже напечатано, то не беда; пусть будет по-прежнему. --
   Поблагодарив Вас еще раз и пожелав Вам здоровья и всего лучшего, остаюсь

Милостивый Государь
готовый к услугам: К. Леонтьев.

   

232

H. H. СТРАХОВУ

Октябрь (не ранее 12-го) 1875 г., Кудиново

Октябрь; 1875.
С. Кудиново. --

   Николай Николаевич, ведь это Вы, если я не ошибаюсь, издатель и распорядитель Сборника в пользу Герцеговинцев.
   Если так (я это видел в газетах) -- то прошу Вас вот о чем. -- Если это правда, что моя статья О Греко-болгарской распре будет напечатана во 2-й книжке (так мне пишут друзья), то, пожалоста, пожертвуйте мне 50 оттисков или, если этого нельзя, то несколько книжек всего Сборника. --
   Плату же за статью, я (почти не ожидая, что ее примут при нынешнем настроении и при всегдашнем либеральничанье нашем) -- обещался пожертвовать всю на Герцеговинцев, и, конечно, не изменяя слову своему -- прошу Вас тогда передать деньги эти в Русский мір. -- Я и Бергу писал об этом, и Бестужеву. --
   Теперь два слова в ответ на ваше то письмо, где шла речь обо мне, о Стахееве и проч. (Лестное соседство!)
   Вы почему же думали, что Вы мне говорите горькие вещи? -- Я ничего горького не вижу. -- Вы говорите очень лестные вещи о моих силах, -- а порицаете мою недобросовестность, т. е. что я мало сделал с этими силами. --
   Я понимаю добросовестность художника иначе; -- я стыдился бы печатать такие вещи, как Стахеев и ему подобные... Я и своего во многом стыжусь эстетически (Только Хризо и всех других мелких Восточных повестей -- я не стыжусь, а горжусь ими, ибо в них одних не осталось уже ни искры Гоголевщины от которой избавиться не мог у нас до сих пор никто вполне... Разве М<арко> Вовчок в первых тоже мелких вещах своих) -- несмотря на краткость этих слов моих -- я думаю, идеал мой теперь из них ясен?.. Попробуйте-ка тоже добросовестно и строго стать на эту точку зрения -- только на эту... и вы сами увидите, я уверен, все в ином свете... и поймете и меня больше прежнего (если мое выполнение несовершенно, то хоть идеал мой спасителен!) Ясно? --
   К тому же вот что. -- Когда я жил вдали, в Турции -- я жил прекрасно, приятно, разнообразно, не по-европейски, наконец -- эта жизнь была полезна мне и удаление это было приятно. -- Но сколько ни имей жизни в уме, сколько ни гори огня священного в сердце -- надо отзывы... хотя бы и не всегда справедливые.... Нужна критика. -- Критика обусловливает часто будущую деятельность автора. Назло ли ей, или в угоду -- но он берет ее в расчет неизбежно. -- Вот что помешало мне сделать больше; -- порицанье мне было полезнее молчания друзей, ничем кроме Великоруссизма в дурном его смысле не объяснимого. -- Вот что, милый и добрый мой друг! Молчание убивало меня и если все-таки не убило; так уж это мне ли честь, или Богу слава!
   Вы говорите об отречении, о суете... Вы думаете, что одно самолюбие заставляло меня желать отзывов? -- Вы ошибаетесь. -- Я честолюбив, быть может даже и тщеславен; но не в искусстве -- в нем я чист. -- Оттого я и не угождал вкусу модному... А то, что вы говорите о знатоках и о публике, душа моя, верьте это не так! Публика -- блудница гнусная и легкомысленная, рассеянная дура. -- Знаток должен ее негодную учить тому, что он сам понимает, -- а не ждать от нее чего-то путного. -- Белинский учил ее; Лессинг учил ее; Ап. Григорьев вечно ей противоречил... А нынче, я боюсь, лучшие и даровитые из вас, и самые независимые слишком поддались влиянию общества, которое всегда не что иное, как собирательная бездарность (см. Дж. Ст. Милля).
   В критике не похвал только я искал бы, а подстрекательства и умного суда, под влиянием которого я мог бы меняться плодотворно... Ах! места, места больше нет! Обнимаю Вас и искренно благодарю и за брань. --
   

233

К. А. ГУБАСТОВУ

15 ноября 1875 г., Кудиново

15 ноября; -- 1875 г.
С. Кудиново. --

   Милый мой Константин Аркадьевич, на прошлой неделе я получил Ваше письмо в ответ на мое большое из Мещовского монастыря. -- Мне оно доставило большое, большое удовольствие, и я всем сердцем Вас за него благодарю. -- Сегодня письмо мое будет кратко; -- спешное, деловое. -- Bo-1-x, пожалоста, поскорее и вернее достав<ь>те прилагаемое письмо О. Дорофею Андреевскому; -- то, что прошлого года не удалось с Лепёшкиным, быть может, нынешний год удастся. -- Если Берг в Петербурге ничего не устроит для отдельного издания моих Восточных повестей, то можно будет попробовать, что-нибудь и самому сделать, отдавши 1/2-ну на помощь Герцеговинцам. --
   2-е. Из Редакции Русск<ого> Вестника мне пишут, что там получена вся моя библиотека из К<он>с<тантино>п<о>ля. -- Я ужасно боюсь, хорошо ли это все было сделано и не распропала ли половина лучших книг опять в Одесской таможне? -- Если так, то не могу поблагодарить того, кто мне это как попало выслал. -- Если это выслали Вы, то я покоен, потому что Вы, конечно, -- зря не станете распоряжаться моими ценными и даже редкими книгами. -- Но если это не вы? А кто-нибудь другой -- напр<имер>, Хитров? -- Он -- как раз сделает такое дело рассеянно и неаккуратно. -- Меня это очень тревожит. --
   Что касается до вычета 1/3 из пенсии; то это, конечно, не утешительно, когда знаешь, что с Кудинова с 76 года будет уже не 960, как было до сих пор, а только 400 рубл<ей> дохода (потому что крестьяне идут на выкуп и для расчета с банками, которые нас пугают); и из этих 400 надо в год 60 руб. пенсии по завещанию матери старым нескольким крестьянам платить, да 140 руб. в один из банков, в который мы и после уплаты всей выкупной суммы останемся должны еще на 12 лет около 2000 или мало-мало 1500 рублей)! Это так! -- но с другой стороны -- есть и хорошая сторона в этой мере; -- та -- что моя совесть будет покойнее; -- и что я иначе буду считать себя вправе распорядиться с первыми 500, 1000 рубл<ей>, которые мне даст литература. -- До этого известия не проходило почти дня, чтобы я не говорил себе: "Ах, когда бы поскорее получить что-нибудь и послать в Турцию; жалко мне этих людей, которые не виноваты, что я заболел и вышел в отставку!" А теперь -- когда они своими глупыми и в сущности вовсе не практическими, а только жадными настояниями довели Посольство до этой меры -- я, конечно, не им отдам 1-й порядочный заработок мой, а в банк, для погашения остатка, о котором я выше писал. -- Нравственные условия мои после этого станут полегче, а это, при помощи Божией, -- может отозваться и на матерьяльных обстоятельствах. -- Вы понимаете, что ведь, попривыкши, в Кудинове жить можно большую часть года; но надо, чтобы все 400 р<уб.> аренды и хоть 2/3 пенсии были целы. -- Выехать отсюда хоть куда-нибудь без побочных денег невозможно; а существовать здесь пока еще можно, и так называемая домашняя обстановка или комфорт, если хотите -- здесь у меня гораздо лучше, чем в Халках была. -- Много вещей еще от матери и брата остались. --
   Марья Владиміровна и другая моя сожительница Mademoiselle Раевская очень желали бы Вас видеть, и я говорю, что Вы непременно хоть на 3 дня к нам заедете, когда будете в отпуску. -- Это во всякое время года не далеко, не трудно; с Тулы по желез<ной> дор<оге> в Калугу; -- а из Калуги или прямо большой дорогой на почтовых через Зубово к нам (60 верст), или на Вяземскую жел<езную> дор<огу> до станции Мятлево (верст 40--30 от нас; через Юхнов или проселком). -- Во всякое время года у нас вы найдете все, что вам нужно; -- даже судно у меня гораздо лучше, чем у вас в Посольстве -- цельного красного дерева (материнское приданое!) и за синим шерстяным занавесом, около самой печки (просто хоть не уходи оттуда!). Сидишь -- а на дворе "мороз и солнце -- день чудесный!" Вы только это вообразите -- так наверное приедете. -- Скажите -- отчего Вы об о. Дорофее мне не писали? -- Вы хотели поговорить с ним; -- если он в К<он>с<тантино>п<о>ле, поговорите и Вы; он очень самолюбив и впечатлителен; -- его недостаток -- главный -- это ужасная лень телесная; -- сесть и написать сейчас же, вот чего достичь очень трудно!--
   Вы бы очень одолжили меня, если бы хоть раз в месяц писали бы что-нибудь интимное из политики. -- Это так интересует и оживляет мне ум! -- Я из писем Ону и из вашего яснее многое понял, чем из газет, в которых обо всем говорят не искренно, а с целью. --
   О литературе своей молчу -- пока; -- пусть она сама за себя говорит. -- Вчера кончил одну вещь, которая по-моему в 20 раз лучше Одиссея. -- Прочел, что Капнист -- камергер. -- Напишу ему записочку, поздравлю, если успею; а не успею; -- поздрав<ь>те вы от меня. -- Обнимаю Вас.

В<аш> К. Леонтьев.

   
   Хоть бы Вы к старому плану вернулись -- книг бы о турках и греках прислали бы! Многое я порчу -- без справок! --
   

234

АРХИМАНДРИТУ МАКАРИЮ (СУШКИНУ)

15 ноября 1875 г., Кудиново

15 ноября; 1875
С. Кудиново. --

Высокопреподобный отец мой
и добрый наставник Макарий!

   Недавно получил я от г. Губастова и от г. Ону извещение, что Вы окончательно утверждены игуменом Руссика. И прежде я читал о том в газетах, но все еще мне казались эти слухи не так твердыми, как частные известия от моих цареградских друзей, более всего близких к подобного рода делам и не имеющим никакой выгоды преувеличивать в дружеских письмах триумфы и успехи русской политики на Востоке. Корреспонденции же из Константинополя в "Московских ведомостях" источника известного и расположенного к подобным преувеличениям; так что им вообще не очень доверяю.
   Когда я получил на днях письмо Губастова и Ону, которые сами оба очень рады этому благоприятному исходу, то и я в первый раз дал полную волю своей радости.
   Поздравляю не Вас (ибо я знаю -- как Вы, отец мой, добросовестны и искренни в Ваших чувствах и до какой степени иногда Вам должна казаться тягостна эта позлащенная ноша мірского величия!); нет, я поздравляю Руссик и его братию; поздравляю русских афонцев со справедливым и заслуженным торжеством, поздравляю весь Афон с успокоением обители, прекраснейшей духовно из всех обителей Св. Горы; -- поздравляю и греков святогорских с покаянием и смирением, из которого и для них кроме добра ничего не выйдет; -- поздравляю Патриарха со справедливым решением, делающим честь ему и его сану; поздравляю Посольство -- на этот раз с действительным успехом. Поздравляю и себя, как духовного сына, как полу-монаха, как искреннейшего друга вашего, добрый наставник мой...
   Вот что я хотел сказать Вам об этом.
   О себе мог бы сказать очень много; ибо кто внимателен к жизни души своей, у того найдется всегда и везде, где бы он ни жил, в пещере на Афоне, при царском дворце, в снегах русского глухого поместья (как я теперь) или на живописном и для меня незабвенном Босфоре -- найдется всегда много любопытного в уме и сердце. Но -- потому-то и не буду на этот раз почти ничего писать -- что выйдет слишком много.
   Скажу только вот что. Успенским постом говел в Оптиной, и старцы там ко мне очень милостивы. Был недавно в маленьком нашем Мещовском монастыре, и там не дурно. Прожил 10 дней и молился. Был летом с Марьей Владиміровной в Тихоновой пустыни, и поклонялись мы с ней мощам св. Тихона.
   Продолжаю заниматься литературой -- по благословению о.о. оптинских, Амвросия и Климента, которые также не советуют возвращаться на какую бы то ни было службу, а зная мое устроение, находят, что лучше для меня и нуждаясь, но жить свободно и делить свое время между литературой, которая мне все-таки нет-нет да и даст то 100 рубл<ей>, то 50, то 200, и обителями, в которых я нахожу отраду и поддержку. Это о себе.
   Марья Владиміровна тоже сердечно радуется Вашему утверждению в высоком и многотрудном сане и просит Вашего благословения. Она гораздо лучше меня стала в отношении молитвы и всякой исполнительности подобного рода; мне теперь до нее далеко. Обуревается только раза по два -- по три в месяц неразумным и беспричинным гневом на всех окружающих, но промежутки проводит в похвальном покаянии. У нее неподалеку от икон висит Ваша фотография; -- но о. Иеронима у нас нет. Жена увезла с собой в Крым. Не утешите ли Вы нас -- не пришлете ли нам, и мне и ей, по большой, самой лучшей фотографии и Вашей, и о. Иеронима, т. е. 4 фотографии? Хоть и места нет более, но принуж<ден> сказать два слова о духовной дочери Вашей -- Лизавете Павловне. Этим летом приехала сюда ее мать и с сестрою. Прогостили долго и увезли ее в Крым убегом, тайно и неожиданно.
   Я, помня Ваше мнение, что ей у матери будет жить вредно, старался ее здесь в тишине и молитве всячески удерживать и к тому же содержать ее здесь я мог почти не тратя на нее наличных денег; а в Крым все надо хоть 25-- 20 рублей в месяц посылать. Сбирался ее с собою в Оптину везти, чтобы о. Амвросий ее урезонил, но этот план испугал глупую старуху, мою тещу; -- она вообразила себе, что я изобрету какую-нибудь хитрость, чтобы жену запереть в Оптиной (в мужском-то!). И вот взяли да середи дня через рощу убежали, как были, в одну деревню в двух верстах, наняли телегу, на железную дорогу и в Крым.
   Больно было сердцу видеть такое неразумие, такой незаслуженный мною скандал и такую неблагодарность со стороны женщины, которую я так любил и баловал; но потом я поблагодарил Господа Бога и сказал себе, что это воля Его и награда мне за труды, которые я понес два последние года по Вашему указанию для ее исправления.
   Свободнее без нее; -- т. е. в хорошем смысле свободнее, а не в каком-нибудь худом или блудном. Забот меньше; -- ибо я за ней как нянька смотрел и тревожился, а теперь стараюсь забыть. Только немного денег посылаю, а писем и вовсе не пишу. О. Амвросий тоже как будто был рад за меня, что она убежала, и сказал: "Что же! Как хочет! Вы делали, что могли; а теперь имеете право, если хотите, и денег ей не давать; -- а если хотите, давайте".
   Я бы и ничего не давал, чтобы она скорей образумилась, но во-первых, все-таки людей стыдно; а во-вторых, у меня и без нее здесь столько забот! И о своей душе, и по имению для насущного хлеба, и по литературе, к которой страсть моя не проходит и которую я должен ежедневно приводить в равновесие, по крайней мере, с моими христианскими обязанностями, чтобы она по слабости природы нашей их не перевешивала! Я рад, что мои попечения о ней кончились (в августе она уехала), и благодарю Бога; -- а если вовсе ей денег не давать -- нужда крайняя, пожалуй, заставит вернуться, несмотря на то, что ей и степенный, однообразный род нашей жизни в Кудинове, и климат, и мое полумонашеское настроение -- все здесь не нравится. И опять поднимется в больном сердце моем борьба любви, жалости, привычки, воспоминаний, строгости, необходимой с нею ежедневной почти настойчивости и взыскательности. Избави Боже!
   А как муж я все равно ни с ней, и ни с кем, слава Богу, все-таки не живу.
   На что ж я ей? Если дружба ее ко мне прошла, согласие во вкусах и убеждениях не заменили прежней, юношеской нашей взаимной любви?
   Итак, целую вашу пастырскую десницу, добрый отец мой, прошу благословения от о. Иеронима и от Вас и остаюсь

грешный и бесполезный,
но любящий Вас К. Леонтьев

   

235

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

15 ноября 1875 г., Кудиново

15 ноября; 1875.
С. Кудиново. --

   Многоуважаемый Николай Яковлевич, не сердитесь за поздний и краткий ответ. -- Это не лень, не забвение, не равнодушие, не Великоруссизм, на который мы оба с Вам не раз жаловались; -- времени нет. -- Работа к спеху Каткову. -- Я оба Ваши письма получил, и мне ужасно было досадно, что "Кто ожидал" не пропущено. -- Но я согласен с Самариным, и все это еще можно исправить. -- Что касается до рекомендации Каткову, то я у него не настолько и сам силен, чтобы письменно рекомендовать чужую вещь. -- К тому же и то сказать, что другое дело сцена, другое дело журнал. -- Я думаю, что для журнала нужно бы еще несколько исправлений внешних в манере говорить как героини, так и Лярского.
   Есть какой-то оттенок, который на сцене у опытных актеров может скрыться и быть забыт благодаря прекрасному действию, а в печати он, пожалуй, Каткову не понравится. -- Впрочем -- я, быть может, и не прав. -- Во всяком случае в 1/2-не декабря я надеюсь быть в Москве и, вероятно, остановлюсь в той же гостинице Мир. -- Тогда поговорим. --
   М. М. Пустынникова поблагодарите от меня душевно за все. -- Но обещанные в ноябре 25 р<уб.>, вообразите, вынужден был послать в банк за штраф. -- Проценты опоздали. --

Ваш от души К. Леонтьев

   

236

К. А. ГУБАСТОВУ

24 декабря 1875 г., Калуга

24 декабря; 1875.
Калуга. --

   Да! мой добрый Губастов: -- Сочельник, Калуга, гостиница, 10 часов вечера и одиночество! -- Спать еще не хочу; целый день пробыл один и без дела дома; только был у всенощной. -- Сидел, лежал, ходил, вздыхал, смеялся, молился, грешил мыслями, опять молился, опять грешил, опять сидел, опять лежал, и наконец задумал побеседовать с Вами, мой добрый и всегда верный друг (хотя иногда и шишка; вы помните это выражение моей жены о янинских дамах? -- Если забыли -- то это значит: хитрость, осторожность приличия, и т. д. в лице архонтиссы, повязанной платочком с шишкой на боку, как делают в Янине). --
   Я еду завтра в самый день Рождества в Москву, а потом, может быть, и в Петербург. -- Не встретимся ли и на этот год? Вы имеете способность какими-то неслышными шагами поспевать всюду. -- Я ужасно этому завидую. -- Вы даже и лениться и ныть романтически изредка успеваете. -- Помните -- когда Вы в Конс<тантино>п<о>ле тосковали на диване или разбрасывали ботинки ваши, а я их подбирал? --
   Это значит, что практичность ваша и вас себе-на-умизм не убили в вас поэзии. -- А я? А я? -- Не знаю, что вам сказать. -- Время такое нерешительное теперь для меня. -- О литературе сказать почти нечего нового; разве, что Катков выслал мне по собственному предложению 150 рублей) для выезда на зиму в Москву, а что я ему послал 12 новых глав Одиссея, которые в 10 раз лучше 1-й части. -- Он хотел печатать их с октября; но, видно, Авсеенко превозмог меня как чиновник по особым поручениям Мин<истерства> Нар<одного> Просвещ<ения>, и вместо Одиссея в Вестнике бледно мерцает его "Млечный Путь". -- Удивляюсь, как может такой хороший критик -- печатать такие слабые повести. --
   Ф. Н. Берг все еще усердно хлопочет об издании моих Восточных повестей и все еще не продал их. --
   Сентябрьская Книжка "Чтений" Бодянского, в которой должна появиться "Византизм и Славянство", до сих пор никак не может выйти. -- Точно я ее заколдовал моим роковым вмешательством! -- Боюсь, чтобы старик, который был профессором даже покойному Погодину, не умер бы прежде ее выпуска! -- Смерть Погодина для меня тоже очень чувствительна; он ко мне был всех прямее и благороднее. Аксаков оказался пока довольно неприятным Фарисеем. -- Недавно H. Н. Страхов извещал, что Кн<язь> Мещерский, редактор "Гражданина", скоро начнет печатание моих Афонских писем. -- И все не слышно что-то! А они лежат у них скоро год! Страхов, осуждая в них кой-что, прибавляет, что местами он ими восхищался. -- ?? За статью "О Болгарск<ом> вопросе" шла в Комиссии издания Славянского сборника -- долгая борьба. -- Я наслышался по этому поводу, по обычаю, много лестного, -- и все не легче. -- Филиппов, главный защитник ее, недавно написал мне, что все-таки ее не решились публиковать; -- он просит моего разрешения отдать статью в Гражданин, "который примет ее с восторгом"?? Посмотрим! Что же это, Губастов? -- Все обвиняют друг друга; -- почти никто не обвиняет меня? -- Поймите -- эти дела!
   А я хотя и поздно, но начинаю догадываться, что и я виноват в одном практическом недосмотре -- и как всегда это бывает, удивляюсь -- как это я раньше не понял такой простой вещи! Вот она. -- Я не принадлежу ни к какой партии; а чтобы составить свою, нужно самому быть редактором и жить всегда в столице. -- Вот и разгадка. -- Это опять то же, что Игнатьев сказал о корреспонденциях: "Он свое философствовать будет". -- И в этом смысле, мой друг -- согласитесь, что Бурмов не только для Игнатьевых, но и для Аксаковых, и для Катковых, и для Черняевых -- лучше меня. -- Они правы! Но что бы вы на моем месте сделали -- скажите? --
   Для Нелидовой заказаны уже 2 полотенца для утирания слез при чтении Одиссея; -- здесь у нас цветным не знают красиво; но вышивают красной бумагой прекрасно. -- Узор я сам дал. -- Мой вкус. -- Не знаю, как понравится. -- Они недорого мне стоить будут. -- Я просил С. П. Хитрову переслать Вам на хранение мои Записки. -- У вас будет, я думаю, вернее и сохраннее. -- Если их понемногу прибавлять -- это будет наследство бедной Лизе, которую так глупо сбили с толку эти мать и сестра! Ну, с Новым Годом -- будущим. -- Желаю Вам быть камер-юнкером и еще... чтобы ваш управляющий другой раз не присылал Вам 900 руб. вместо 1500!

К. Леонтьев

   
   Напишите -- как дела? Из газет ничего нельзя понять. --
   

237

Т. И. ФИЛИППОВУ

21 декабря 1875 г., Москова

21 декабря 1875,
Москва.

Милостивый Государь,
Тертий Иванович!

   Я третий день как в Москве и спешу убедительно просить Вас, чтобы Вы известили меня двумя хоть словами -- чем решилась судьба моя в "Гражданине"? Я все ожидаю худшего и худшего!
   Видно, что все эти уму непостижимые препоны не от людей, а от чего-то иного.
   Пока я стою в Лоскутной гостинице Мамонтова на Тверской No 89. Но, может быть, дня через 3--4 перееду в другое место и потому вернее бы писать на Тверскую же в гостиницу "Мир".
   Душевно благодарный Вам за Ваше участие и искренно уважающий

Вас К. Леонтьев.

   

238

Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

29 декабря 1875 г., Москва

29 декабря; 1875.
Москва. --

   Николай Яковлевич, я третий день в Москве. -- В четверг или в пятницу уезжаю в Петербург -- не знаю, на сколько времени. -- Я не знаю, где Вы теперь, и потому пишу в Угрешь. -- Очень бы рад увидаться с Вами. -- Но как и где? и когда? Рад быть Вам чем могу полезен в Петербурге. -- С Катковым же не знаю, увижусь ли еще. -- Вы не можете себе вообразить, до какой степени его трудно видеть; я виделся с ним только на 10 минут и должен был за это время говорить с ним о 4-х делах. --
   В Петербург Вы можете писать мне в Редакцию газеты "Русский мір".
   Еще одна просьба -- передайте О. Вассиану, что я прошу его отдать Вам мои книги, которые я ему оставил на сохранение и еще большую хрустальную чернильницу с крышечкой и блюдечком аплике; -- я дорожу ей -- это память брата. --
   Или вы воз<ь>мите все это и достав<ь>те, если можете, в гостиницу Лоскутную на Тверской; там сохранят до моего возвращения, или нельзя ли на Монастырском Подворье до моего возвращения из Петербурга. --
   Где ж теперь Мих<аил> Мих<айлови>ч? И как мне с ним снестись?
   Ну, прощайте, обнимаю Вас. --
   У матушки Вашей просидел 2 часа в Калуге и хвалил Вас ей много и бранил. -- Хвалил натуру, энергию, бранил направление и жолчь. -- Она очень жалела, что не может быть с Вами. --

К. Леонтьев

   

КОММЕНТАРИИ

   Этой книгой в Полном собрании сочинений К. Н. Леонтьева начинается ряд томов, в которых публикуются письма. Несмотря на то, что его эпистолярий сохранился с огромными лакунами (сгорели в 1910 г. письма к С. П. Хитрово, до сих пор не отысканы письма к И. С. Тургеневу, М. Н. Каткову, Ф. Н. Бергу, Б. М. Маркевичу, кн. В. П. Мещерскому, уцелело лишь по несколько писем из корреспонденций с К. Н. Бестужевым-Рюминым, П. В. Анненковым и С. С. Дудышкиным), выявленный к настоящему времени корпус писем все же значителен и по объему, и по ценности содержания. Открытость и "нелукавство" Леонтьева делают его письма лучшим воплощением задуманных им, но оставшихся незавершенными "посмертных записок". Самое раннее из сохранившихся писем относится к сентябрю 1853 г., последнее написано за неделю до смерти, 4 ноября 1891 г. Перед нами, таким образом, предстает летопись почти сорокалетнего периода жизни писателя и мыслителя. Стилистически письма Леонтьева безупречны, смысловое наполнение от года к году становится все серьезнее и глубже, постепенно письма начинают перекликаться с публицистикой Леонтьева, а иногда и дополняют ее.
   В первой книге одиннадцатого тома в хронологической последовательности печатаются письма к матери и другим родственникам, к А. А. Краевскому и П. В. Анненкову, И. С. Аксакову и H. Н. Страхову, К. Н. Бестужеву-Рюмину и П. М. Леонтьеву, М. П. Погодину и О. М. Бодянскому, к Н. П. Игнатьеву, М. А. Хитрово, К. А. Губастову, бар. Ф. Р. Остен-Сакену, кн. К. Д. Гагарину и Т. И. Филиппову, к П. Мериме, Н. Я. Соловьеву и к другим, менее известным, лицам. Большим событием для леонтьеведения стала публикация в 2015 г. писем Леонтьева к афонским старцам Иерониму (Соломенцеву) и Макарию (Сушкину) в десятом томе серии "Русский Афон XIX--XX веков". Со ссылкой на это издание мы воспроизводим их в нашей книге.
   Письма печатаются по автографам, если же таковые не сохранились -- по рукописным копиям М. В. Леонтьевой, выполненным для собрания сочинений, издававшегося прот. И. И. Фуделем. Как известно, оно прервалось на девятом томе. Десятый, включавший в себя именно эпистолярные материалы, не был издан: его набор разобрали, поскольку выпускавшее его книгоиздательское товарищество было закрыто в связи с условиями военного времени в 1914 г. Письмо к Т. И. Филиппову публикуется по машинописной копии конца 1900-х гг., тексты, автографы которых утрачены или недоступны нам (в данной книге это письма к К. А. Губастову 1867--1868 гг., к Е. А. Ону и к афонским старцам), -- по первым публикациям.
   Принципы подачи текста в нашем издании охарактеризованы в редакционной статье, помещенной в первом томе. Напомним здесь лишь о принятом нами правиле максимальной передачи авторской орфографии. Сохранены такие написания, как, например, "раззорить", "цаловать", "танцовать", "расстроивать", "проповедывать", "пожалоста", {Поскольку во всех известных автографах Леонтьева и в копиях, выполненных М. В. Леонтьевой, это слово пишется только так, было принято решение ввести написание "пожалоста" и в тексты писем, известных нам лишь по публикациям. В них, напротив, всегда встречается лишь литературное написание, но это свидетельствует исключительно о последовательно проведенной редакторской правке. В нашем издании единственным "вмешательством" в данном случае будет выделение слова "пожалоста" запятыми, по большей части отсутствовавшими у автора.} "чорный", "жолтый", "жолчный волкан", а также свойственные Леонтьеву написания, передающие старинные произносительные варианты как исконно русских, так и заимствованных слов ("деньщик", "третьего дни", "интензивный", "пьёса", {Буква "ё" используется нами лишь в подобных случаях, а также в слове "всё" там, где необходимо отличить его от "все".} "мёбель", "дезертёр", "эгоисм"). {Несколько иначе мы поступили в написании глагольных форм "возму", "оставте", добавив конъектуру "<ь>", хотя, быть может, она и является "лишней", если принять во внимание то, что Леонтьев в данном случае писал "как слышал" или, может быть, ориентировался на церковнославянский язык, где эти глаголы пишутся именно так.} Выдержан авторский режим использования прописных и строчных букв (кроме случаев, отмеченных ниже), однако исправлены написания заимствованных слов с удвоенными согласными в транскрипции, близкой к языку оригинала ("адресе", "каррьера", "корридор", "коммиссия", "литтература", "рессурс" и т. д.), поскольку они были характерны не столько для самого Леонтьева, сколько для его времени. {Напротив, леонтьевское написание "кавасс" мы сохраняем как присущее именно ему.} Это же относится и к названиям месяцев, дней недели, национальностей и производных от них, написанию сокращений "г.", "г-жа" (господин, госпожа), где прописные буквы, общепринятые в то время, заменены на строчные. Но и здесь есть исключения: "Критская повесть" (о повести "Хризо"), но -- о ней же -- "повесть из критской жизни", "Болгарский вопрос", но "болгарские либералы". {В автографах прописные буквы в обоих случаях.}
   Для того, чтобы читатели могли лучше почувствовать "неровность" авторского письма, не проводилась унификация написаний "вы" и "Вы" и производных от них, "Госпиталь" и "Гошпиталь", "Зоря" и "Заря" (в названии почвеннического журнала); {Такой "разнобой" может встретиться даже на протяжении одной страницы (ср., например, с. 117).} сохранено леонтьевское -- неверное -- написание названия московской улицы "Моросейка" (при первом употреблении дополнительно отмечено в примечании); оставлены без изменений разнообразные способы написания названий периодических изданий и литературных произведений (в автографах они то подчеркнуты, то нет, то взяты в кавычки, то лишены их). Пунктуация в нашем издании в значительной степени приближена к современной норме, хотя сохранены и свойственные Леонтьеву сочетания знаков препинания (к примеру, многочисленные тире после запятых и точек запятой в середине предложения, тире между предложениями и в конце абзацев). {Характерны для него также эмоционально усиленное отточие из четырех, а порой и более точек, использование тире вместо запятой. Пришлось отказаться, однако, от воспроизведения слишком экстравагантных сочетаний (например, --; --). Тире, стоящие перед точкой или точкой с запятой, переставлены после этих знаков. В сочетаниях двоеточия и тире оставлен лишь первый знак.} Авторские подчеркивания одной чертой передаются курсивом, двумя -- полужирным курсивом, тремя и более -- прямым полужирным шрифтом. Увеличением размера шрифта передаются таким же точно образом оформленные в автографе интонационные эмфатические выделения отдельных слов или фраз.
   Письма на иностранных языках (французском, немецком, новогреческом), как это уже было сделано в десятом томе для деловой корреспонденции, печатаются в оригинале и в переводе. Переводы иноязычных фрагментов в "русских" письмах {Будем понимать под таковыми те, что начаты по-русски.} приводятся в комментариях. (Здесь же печатаются и зачеркнутые фрагменты всех текстов.) Если письмо было начато по-французски, продолжено по-русски, а в конце автор снова вернулся к французскому, перевод печатается в основной части тома с купюрой на месте русскоязычного фрагмента. Отдельные русскоязычные вкрапления (слова, словосочетания, фразы) писем на французском языке в переводах выделены разреженным шрифтом, чтобы они не сливались с основным текстом.
   Несколько писем, датированных одним днем, размещаются друг за другом по адресатам, в алфавитном порядке. После указания адресата письма курсивом выделены дата, установленная при его подготовке и комментировании (иногда она может не совпадать с авторской), и место написания. Авторская датировка при этом сохраняется, помещаясь, в соответствии с источником публикации, в левом или правом углу страницы в начале или в конце письма. Даты, находящиеся в автографе в центре листа, смещаются вправо, чтобы не сливаться с "редакторскими". Если письмо прерывалось, создавалось в течение нескольких дней (иногда -- до месяца), оно помещается в томе по дате его завершения, а не начала.
   Ссылки на страницы данной книги далее даются в скобках. При первом письме к каждому новому адресату дается краткая справка о нем, о характере его отношений с Леонтьевым, о наличии ответных писем.
   

1853

1. А. А. Краевскому. 9 сентября 1853 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 1.
   Впервые (фрагмент): T. 1. С. 645.
   Печатается по автографу.
   
   О К. Н. Леонтьеве петербургский издатель Андрей Александрович Краевский (1810--1889) узнал от И. С. Тургенева, рекомендовавшего осенью 1851 г. ему, через посредничество С. С. Дудышкина, для "Отечественных записок" комедию "Женитьба по любви" (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 41, 731), которая впоследствии не была пропущена петербургской цензурой. То же самое ожидало и повесть "Немцы" в ее ранней редакции. Вероятно, с нею было связано и первое полученное Леонтьевым от Краевского письмо, а летом 1853 г. в Москве состоялось их личное знакомство (см.: Там же. С. 48, 49). Вскоре после этой встречи и появилось письмо, открывающее этот том. На первой его странице есть помета Краевского: "К. Леонтьев". Всего же сохранилось семь писем Леонтьева к издателю (1853--1856) и четыре ответных (1853--1855; ОР ГЛМ. Ф. 196. On. 1. Ед. хр. 153), которые сберегались адресатом среди посланий "от разных известных лиц" (Т. 6. Кн. 1. С. 125), местонахождение других неизвестно. Сотрудничество писателя в "Отечественных записках" продолжалось и после отъезда Леонтьева в Турцию. Последним его произведением, изданным Краевским, стала повесть "Исповедь мужа", напечатанная в июльской книжке 1867 г. под другим названием ("Ай-Бурун"), о чем забыли вовремя предупредить автора. В записках "Моя литературная судьба" Леонтьев вспоминал, что в начале 1860-х Краевский произвел на него "приятное и веселое впечатление неглупого и ловкого вивера" (Там же. С. 82), но позднее, и это нашло отражение в тех же записках, издатель "Голоса" стал для Константина Николаевича одним из олицетворений ненавистного ему "среднего европейца" (ср.: Там же. С. 102). Однако в 1887 г. Леонтьев успел воздать ему долг признательности за вежливость и щедрость в годы, когда "имел с ним дело" как автор (см.: Т. 9. С. 238--239). По-видимому, то же чувство благодарности побудило его в 1876 г. послать Краевскому отдельное издание своих "восточных повестей" (РГАЛИ. Ф. 290. On. 1. Ед. хр. 28. Л. 33; письмо к К. А. Губастову от 9 апреля 1876 г.). Интересен и эпизод 1878 г., когда Леонтьев готов был вновь сотрудничать с Краевским и даже успел получить от него аванс.
   
   С. 7. ...небольшой очерк... -- Речь идет об очерке "Ночь на пчельнике", который будет опубликован только в 1857 г. См.: T. 1. С. 645--647.
   С. 7. ...в Вашем журнале или в петербургских ведомостях... -- Т. е. в издаваемом А. А. Краевским с 1839 г. журнале "Отечественные записки" или в газете "Санкт-Петербургские ведомости" (редактором и арендатором ее в это время был А. Н. Очкин при участии Краевского).
   С. 7. ...говорили об этом в Москве... -- В записках "Моя литературная судьба" Л. вспоминал встречу с Краевским в московской гостинице Мореля (Т. 6. Кн. 1. С. 49).
   С. 7. ...по известному Вам адресу. -- Имеется в виду дом Н. В. Охотниковой на Пречистенке (см. ниже).
   С. 7. ...цензуре нечего найти в этой вещице предосудительного. -- Цензура, однако, дважды -- в 1853 и 1854 гг. -- нашла повод для запрещения очерка. См.: T. 1. С. 646--647.
   С. 7. ...где живет тот г. Волков, который писал в 47 и 48 году в Отечест(веных) Записках статьи о "физиологии человеческого мозга". -- Л. в студенческие годы перешел от увлечения физиогномикой и френологией к изучению "рациональной краниоскопии", а затем и физиологии мозга (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 355--356), этим объясняется его интерес к статьям на данную тему. Матвей Степанович Волков (1802--1875, по др. свед. 1873, 1878) -- инженер, экономист, выпускник и профессор политической экономии в Институте Корпуса путей сообщения (1831--1843). Л. вспоминает четыре его статьи под единым названием: Физиология человеческого мозга (Письма к А. И. Баландину) // ОЗ. 1847. T. LV. No II. Отд. II. С. 34--94; No 12. Отд. II. С. 146--210; T. LVI. No 1. Отд. II. С. 178--214; T. LVII. Отд. II. С. 71--98 (отд. изд.: Письма о физиологии человеческого мозга. СПб., 1848). На вопрос об авторе Краевский, отчеркнувший это место в письме Л. карандашом на полях, отвечал: "Волков, писавший о физиологии человеч<еского> мозга, живет с 1848 года в Париже безвыездно. Если вам нужно, я могу узнать его адрес" (ОР ГЛМ. Ф. 196. On. 1. Ед. хр. 153. Л. 1 об.).
   С. 8. На Пречистенке, в д. Охотниковой. -- Наталья Васильевна Охотникова (урожд. Шатилова; 1788--1856) -- вдова гвардии-корнета Павла Яковлевича Охотникова (1776--1841), мать Анны Павловны Карабановой, второй жены В. П. Карабанова, брата Ф. П. Леонтьевой. Ей после смерти мужа принадлежал д. 32 по Пречистенке против церкви Троицы в Зубове, который в 1868 г. займет Поливановская гимназия (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 363--364). В доме Охотниковой прожила восемь лет "почти безвыездно" Ф. П. Леонтьева (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1065. Л. 5 об.; письмо к М. В. Леонтьевой от 22 июля 1868 г.). Адрес в письме Л. отчеркнут на полях карандашом.
   

2. А. А. Краевскому. 14 октября 1853 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 2--3.
   Впервые (фрагмент): T. 1. С. 645--646.
   Печатается по автографу.
   
   Именно это свое письмо Леонтьев вспоминал, рассказывая впоследствии в записках "Моя литературная судьба": "Краевскому я написал только 2 слова, и он выслал мне 50 рублей" (Т. 6. Кн. 1. С. 54--55). Краевский отвечал 19 октября 1853 г., просил Леонтьева, чтобы тот не делал "никакого распоряжения с "Ночью на пчельнике"", обещал непременно опубликовать произведение "в декабрьской книжке" своего журнала и предупреждал о возможных затруднениях из-за упоминания в рассказе о рекрутчине (цит. по: T. 1. С. 646). На первой странице леонтьевского письма Краевским оставлена помета: "Отв<ет> послал с 50 р<уб.> 20 окт(ября) 1853" (ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 2).
   С. 8. ...очерк мой ~ не напечатан... -- Речь идет о рассказе "Ночь на пчельнике" (см. п. 1).
   С. 8. ...объявление в Московских ведомостях. -- Объявления о выходе октябрьской книжки "Отечественных записок" в "Московских ведомостях" за дни, предшествующие этому письму, найти не удалось.
   С. 8. ...уведомить меня... -- См. выше об ответе Краевского.
   С. 8. ...отдам рукопись в Москвитянин... -- Журнал, издаваемый М. П. Погодиным в Москве в 1841--1856 гг.; см. п. 3 и преамбулу к нему (ниже).
   С. 9. ...получить из Вашей редакции мою рукопись "Немцы"... -- Повесть была задумана в 1851 г., написана в 1852-м и отвезена Тургеневым в Петербург Краевскому (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 45--46); напечатана после долгих цензурных мытарств только в 1854 г. под другим названием -- "Благодарность" (см.: T. 1. С. 641; Т. 6. Кн. 1. С. 49--51). В 1853 г. Л. решил отдать повесть Погодину, так же как и очерк "Ночь на пчельнике" (см. ниже письмо к нему); после того, как это не состоялось, покровительствовавшая тогда Л. гр. Е. В. Салиас де Турнемир передала повесть М. Н. Каткову для "Московских ведомостей" (Там же. С. 54).
   

3. М. П. Погодину. Между 14 и 21 октября 1853 г.

   Автограф: ОР РГБ. Ф. 231/11. Карт. 18. Ед. хр. 73. Л. 1.
   Датируется по содержанию (после письма к Краевскому и до получения ответа от него) и особенностям почерка.
   Печатается впервые.
   
   Адрес (л. 1 об.): Его Высокоблагородию / Михаилу Петровичу / Погодину. -- / На Девичьем поле; -- в собственном доме. --
   Михаил Петрович Погодин (1800--1875) -- историк, прозаик, публицист консервативного направления, профессор Московского университета (1826--1844), издатель журнала "Москвитянин". В записках "Моя литературная судьба" Леонтьев упоминает о том, что еще до 1851 г. встречал его в Москве (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 34). Вероятно, это могло происходить в доме Охотниковых, но, скорее всего, молодой человек не был представлен Погодину лично. В публикуемом письме, несомненно, речь идет о рассказе "Ночь на пчельнике", который был перед тем отправлен в "Отечественные записки" (см. п. 2). Погодин сыграет большую роль в жизни Леонтьева в 1874--1875 гг. Он высоко оценил еще в рукописи книгу "Византизм и Славянство" и пытался, как мог, помочь ее автору в своеобразной "акклиматизации" в литературном мире после возвращения из Турции.
   
   С. 9. ...цену, которую мне дают в Отечественных) Записках за лист, т. е. 50 р<уб.> сер<ебром>... -- Cp.: Т. 6. Кн. 1. С. 41.
   

4. А. А. Краевскому. 1 ноября 1853 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 4--6.
   Фрагменты впервые: T. 1. С. 648; Т. 6. Кн. 2. С. 289.
   Печатается по автографу.
   
   Ответ на письмо Краевского от 19 октября 1853 г. На первой странице помета адресата: "Отв<ет> послал 9 дек<абря> 1853". Ответное письмо Краевского также сохранилось: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 3--3 об.
   
   С. 10. ...опоздал ответом и благодарностью за Ваше любезное письмо и деньги. -- 20 октября Краевский отправил Л. написанное накануне письмо и 50 руб. (см. прим, на с. 501).
   С. 10. ...рад, что "Ночь на Пчельнике" понравилась Вам. -- Краевский писал, что рассказ Л. "очень хорош" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 1 об.).
   С. 10. ...статью о "Рыбаках". -- Роман Д. В. Григоровича "Рыбаки" впервые был опубликован в "Современнике" (1853. No 3--6, 9; отд. изд.: СПб., 1853). Письмо-рецензия Л. напечатано не было, несмотря на обещание Краевского (см.: Т. 9. С. 616).
   С. 10. ...arrière-pensée... -- задней мыслью (фр.).
   С. 11. Позвольте теперь ~ сто рублей! -- Отчеркнуто Краевским на полях карандашом; далее им подчеркнуты слова: "50 р. сер. за лист".
   С. 11. Сделать же "Немцы" цензурными по-петербургски нет никакой возможности. ~ отдаю их в Москвитянин... -- См. прим, на с. 502.
   С. 11. Теперь я не стеснен ~ что-нибудь порядочное. -- Отчеркнуто Краевским на полях.
   С. 11. ...в получении этой суммы... -- Перед "получении" зачеркнуто: "сложении".
   С. 12. Более же всего ~ о Рыбаках. -- Отчеркнуто Краев* ским на полях.
   С. 12. Гельзингфорс (Гельсингфорс) -- Хельсинки.
   

1854

5. Неустановленному лицу. 14 марта 1854 г.

   Автограф: ГАРФ. Ф. 1463. Оп. 2. Ед. хр. 1329.
   Печатается впервые.
   Перевод с немецкого О. Л. Фетисенко.
   
   Письмо связано с посреднической помощью Леонтьева при продаже антикварных вещей из коллекции, по-видимому, его московских родственников. Вверху л. 1 помета карандашом: "Leontieff", внизу л. 2 об. той же рукой: "Leontiew, Moscou".
   С. 13. Сабатье Пьер-Жюстен (1792--1869), французский нумизмат, осевший в России после Наполеоновских войн; один из основателей Русского археологического общества, автор книги "Керченские находки и археология Боспорского царства" (СПб., 1849).
   С. 14. Прогоны -- поверстная плата за езду на почтовых лошадях.
   С. 14. ...Граф Уваров... -- Речь идет о графе Алексее Сергеевиче Уварове (1825--1884/1885), археологе, члене-корреспонденте (с 1856) Имп. Академии наук.
   

6. А. А. Краевскому. 25 августа 1854 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 7--8 об.
   Цитируется впервые: T. 1. С. 648--649.
   Печатается по автографу.
   
   Помета Краевского на первом листе: "Отв<ет> послан 10 сент<ября> 1854". В ответном письме издатель объяснял, что не может платить вперед, а присланная повесть будет напечатана до конца года, если не встретит цензурных препятствий (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 4--5).
   
   С. 14. "Лето на хуторе" -- Опубликована эта повесть, начатая в 1853 г., будет только в 1855 г. (ОЗ. 1855. No 5. С. 3--70; см.: T. 1. С. 86--164), поскольку до весны этого года Краевский не представлял ее в цензуру, не будучи уверен в ее "проходимости" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 6; письмо от 6 мая 1855 г.). О своей повести Л. позднее писал: "...в ней все фальшиво с начала до конца, кроме некоторых сторон характера девушки Маши, списанной с одной горничной" (Т. 6. Кн. 1. С. 55).
   С. 15. ...в непривычных служебных обстоятельствах... -- В это время Л. готовился к отъезду в Крым. В июне он был определен в Белёвский егерский полк, но, не отправляясь к месту службы (полк уже был в это время на Кавказе), сразу стал хлопотать о переводе. 1 августа 1854 г. датирован приказ о назначении его младшим ординатором в Керчь-Еникальский военный госпиталь (см.: Т. 10. Кн. 2. С. 136).
   С. 15. ...и [потому] приступлю прямо к счетам. -- В автографе не ясно, зачеркнуто ли слово "потому", или случайно залито чернилами.
   С. 15. ...еду к матери в деревню... -- Имеется в виду сельцо Кудиново Мещовского уезда Калужской губ., имение Леонтьевых, переведенное в 1820-х гг. в собственность Ф. П. Леонтьевой; см.: Берговская И. Кудиново в жизни Леонтьева // История философии. 2000. No 6. С. 198--207. О Ф. П. Леонтьевой см. преамбулу на с. 507--509.
   С. 15. "Ночь на Пчельнике", забытая в деревне ~ исправленная на<и>цензурнейшим образом. -- Вторая редакция очерка была перебелена Ф. П. Леонтьевой (см. с. 93).
   С. 15. ...я просил уже Ив<ана> Серг<еевича> Тургенева ~ обратиться к редакторам Современника. -- Тургенев получил письмо Л. и 17 сентября 1854 г. принес рукопись Краевскому, которого не застал дома (об этом -- в письме Тургенева к Л. от 10 октября; Тургенев. Письма. Т. 2. С. 299; здесь ошибочно упомянута другая повесть Л.; см. подробнее: наст. изд., T. 1. С. 646--647). Редакторы "Современника" -- Н. А. Некрасов и И. И. Панаев.
   С. 16. ...я желаю... -- Было: "и пожелав".
   С. 16. ...не забудьте поставить посвящение: Д. Д. Высоцкой... -- Повесть "Лето на хуторе" вышла с этим посвящением. Дарья Дмитриевна Высоцкая (? -- не ранее 1883) -- дочь В. И. Высоцкой (см. с. 103, 536). Посвящением повести заинтересовался Г. В. Постников, и вот что отвечала на его вопрос М. В. Леонтьева в письме от 16 января 1922 г.: "Об Высоцкой. -- Ее я уже знавала лично старушкой. Она была чтицей у одного богатого москвича. -- Я жила зиму у дяди (тогда цензора), и она у нас изредка бывала. -- Дядя не особенно симпатизировал ей, хотя и уважал ее за жизнь не без приключений. -- Мать ее осталась вдовой с 4 девочками; имение ее было довольно далеко от Кудинова, но они имели сношения с бабушкой Ф<едосьей> Петр(овной). -- Когда их имение пошло с молотка от недобросовестности управляющего (а мать ничего не понимала в хозяйстве), мать, кажется, вскоре умерла, а бабушка принимала близкое участие в сиротах. -- Одна из сестер даже жила в Кудиново одно время, а потом вышла замуж. -- Дашенька Высоцкая (так я с детства слышала ее имя) не пользовалась бабушкиной симпатией, -- не могу вам сказать почему. -- Были ли все сестры образованы? -- едва ли, -- но старшая Дашенька, кажется, хорошо владела франц<узским> языком. -- Никаких серьезных или интересных разговоров между дядей и ею -- я не помню, да и были ли они? -- Дядя иногда выражался, что голос ее не нравился ему и даже раздражал его почему-то; он как будто был глухой и довольно грубый. -- Все сестры и мать их отличались необыкновенным бескорыстием и способностью помочь нуждающимся, -- забывая совершенно себя. -- Такова была и Дашенька" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 352. Л. 8--8 об.). Этот мемуарный фрагмент позволяет с уверенностью говорить о том, что Д. Д. Высоцкая послужила прототипом компаньонки Даши в романе "Подлипки".
   С. 16. ...Смоленской Губ<ернии> в г. Юхнов. -- Ближайший к Кудинову (в 15 верстах от него) город; в настоящее время эти земли относятся именно к Юхновскому району Калужской области, но в XIX в. Кудиново входило в Мещовский уезд. Почту Леонтьевы получали из Юхнова, а не из Мещовска, что было значительно дольше (см, например, в письме Ф. П. Леонтьевой к внучке от 28 апреля 1864 г.: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1064. Л. 6).
   

7. Ф. П. Леонтьевой. 23 сентября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 1--2.
   Впервые (с купюрами): Леонтьев К. Письма к матери (1854--1856) / Подгот. текста и коммент. О. Л. Фетисенко // ННасл. 2016. No 119. С. 62.
   Печатается по копии.
   
   Федосья Петровна Леонтьева (1794--1871) -- старшая из трех дочерей майора Петра Матвеевича Карабанова (1765--1823) и Александры Эпафродитовны Карабановой (урожд. Станкевич; 1769 -- не ранее 1860), выпускница Санкт-Петербургского Екатерининского института благородных девиц (1811); через несколько месяцев после выпуска была выдана замуж за Николая Борисовича Леонтьева (1784--1840), от которого родила шестерых детей. История этого поспешного замужества и первых лет семейной жизни передана в записках Ф. П. Леонтьевой, частично опубликованных ее младшим сыном. К концу 1820-х гг. семейная жизнь Леонтьевых была совершенно разрушена по вине мужа, привыкшего к пьянству и разгулу. Разоренное небольшое имение Кудиново Федосье Петровне удалось перевести на свое имя и понемногу привести в порядок. В этих хлопотах ей помогал сосед, богатый помещик Василий Дмитриевич Дурново (1789--1833), который и является отцом К. Н. Леонтьева (см.: Т. 6. Кн. 2. С. 28). Ф. П. Леонтьева хорошо рисовала, много читала (особенно увлекалась французской литературой), а впоследствии, по просьбе сына, и сама создала несколько документально-автобиографических произведений. См. подробнее: Варенцова Е. М. "Воспоминания" Ф. П. Леонтьевой в собрании рукописного фонда Государственного Литературного музея // Звено. 2007. М., 2008. С. 20--24.
   В художественной прозе Леонтьева есть множество образов, для которых Федосья Петровна послужила прототипом. Первые появились еще при жизни матери: Марья Николаевна Солнцева (тетушка героя-рассказчика, Володи Ладнева) и отчасти -- в истории отношений с мужем -- Евгения Никитишна Ржевская в "Подлипках"; Марья Павловна Львова в романе "От осени до осени" (отчество здесь заменено на парное к реальному "Петровна" -- от поминаемых вместе св. первоверховных апостолов Петра и Павла -- Павловна; фамилия прозрачно "шифрует" подлинную -- Леонтьева с корнем leon, лев); Анна Петровна Киселева в "Генерале Матвееве" (так роман назывался вначале -- тоже еще при жизни матери, а позднее переименован в "Двух избранниц"), бабушка главной героини Сони Киселевой, чьим основным прототипом была М. В. Леонтьева. В этом произведении мы видим уже "петербургские зимы" Федосьи Петровны, надломленной, но не сломленной жизненными трудностями. В романе "Одиссей Полихрониадес" в "закадровом" образе матери консула Благова "Лизы Благовой, урожденной княжны Масальской", также можно узнать несколько романтизированный образ Ф. П. Леонтьевой (см.: Т. 4. С. 315--316, 713--714). В незавершенном романе "Подруги" происходит любопытная метаморфоза: некоторые детали биографии Федосьи Петровны переданы мужскому персонажу -- деду главных героев Петру Васильевичу (образ деда, воспитавшего Александра Матвеева, введен и в роман "Две избранницы"). Присутствует здесь и тема окутанного тайной происхождения Матвеева. Есть посвященные матери страницы и в мемуарно-автобиографической прозе. Большинство из них связано с волновавшей Леонтьева темой его пути к Богу. В "Афонских письмах" мать вспоминается как "воспитательница" и "благодетельница" (Т. 7. Кн. 1. С. 145, 146) коротким реквиемом. Незавершенные записки "Мое обращение и жизнь на Св. Афонской Горе" прерваны после первых глав, почти целиком отданных воспоминаниям о детстве. Несколько эпизодов, связанных с матерью, передано в записках "Моя литературная судьба" (в обеих частях -- и в той, что рассказывает о знакомстве с Тургеневым, и в той, что посвящена первым месяцам по возвращению с дипломатической службы, но содержит много отступлений в прошлое). В 1883 г. Леонтьев начал публиковать в "Русском вестнике" записки Федосьи Петровны о 1812 годе, а еще через несколько лет подверг подлинный текст другого мемуарного произведения матери небольшой литературной обработке, снабдил его со своими пояснениями и дополнениями из сохранившихся в памяти устных рассказов матери. Так появился очерк "Рассказ моей матери об Императрице Марии Федоровне".
   В копиях М. В. Леонтьевой сохранилось около ста писем Леонтьева к матери (97 из них -- из Крыма). Первое, написанное еще с дороги, утрачено. К сожалению, некоторые письма не были скопированы, поскольку внучка Федосьи Петровны сочла их незначительными по содержанию. В очерке "Сдача Керчи в 55 году" Леонтьев вспоминал, как он был удивлен, узнав, что мать сохранила его крымские письма (Т. 6. Кн. 1. С. 674). Отношение Федосьи Петровны к детям было довольно суровым, и тем приятнее было младшему сыну сознавать, что он особенно дорог матери.
   О поступлении Леонтьева на военную службу и переводе из Белёвского егерского полка в Крым см.: Т. 10. Кн. 2.
   С. 327--329. Из Кудинова он выехал 16 сентября 1854 г. (в записках ошибочно называет "16 августа"; Т. 6. Кн. 1. С. 57).
   С. 16. Еникаль ~ что-то вроде продолжения Керчи ~ там-то мой Гошпиталь ~ верст 12 отсюда... -- О крепости Еникале и размещенном в ней военном госпитале см.: Т. 10. Кн. 2. С. 330--331.
   С. 16. Хозяин гостиницы грек... -- Д. И. Гвариори (Молчанович); ср. в очерке "Сдача Керчи в 55 году": "Что он в самом деле, не знаю -- грек он, итальянец или серб какой-то... <...> Зовут его, кроме Дмитраки (потому что он Дмитрий Иванович), еще и Гвариори; еще, сверх того, зовут Молчанович... и говорят в городе, что он то-то и то-то... <...> со мной он очень обходителен и всегда мне рад <...> гостиница его чиста, пища вкусна..." (Т. 6. Кн. 1. С. 635--636).
   С. 16. Меншиков посылал будто бы к Сент-Арно предложение не проливать кровь по пустому, так как корпус Аидерса явился уже сюда от Дуная и подступил к ним с тылу. -- Упомянуты светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков (1787--1869), главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму, 8 сентября проигравший сражение при р. Альме (это поражение открыло неприятелю дорогу к Севастополю); маршал Франции Арман-Жак-Ашиль Леруа де Сент-Арно (1796--1854), командующий французской восточной армией, и Александр Николаевич Лидере (1790--1874), генерал-адъютант (с 1849) русской армии, командующий 5-м корпусом, командующий Южной армией (1855), главнокомандующий Крымской армией (27 дек. 1856), впоследствии (в 1862 г.) возведенный в графское достоинство. Слух, передаваемый Л., оказался ложным. Часть возглавляемого Лидерсом 5-го корпуса действительно была переведена с Дуная после отступления от Силистрии в южный Буджак, историческую область на юге Бессарабии между Дунаем, Днестром и Черным морем, и в этом смысле можно говорить, что он "подступил с тылу" к неприятелю, осаждавшему Крым. Но его корпус не был задействован в защите Керчи, лишь часть его еще с 1853 г. находилась в Севастополе. Впоследствии, в начале нового царствования, Лидере будет назначен командующим Южной армией.
   С. 17. Казаки ~ половили на арканы; в том числе одного графа de la Condi... -- Граф де ла Гонди, подполковник французского генерального штаба, во время Крымской войны адъютант лорда Ф.-Дж.-Г.-С. Раглана, был взят в плен русским гусарским унтер-офицером 7 сентября 1854 г. на пути с поручением к маршалу де Сент-Арно; это был первый пленный в Крымскую кампанию.
   С. 17. ...20 тысяч турок ~ разбиты наголову... -- В начале сражения при Альме русской артиллерии действительно удалось нанести сильный урон противнику, однако сообщаемый Л. слух сильно преувеличивает потери. Союзники (т. е. далеко не только турки) потеряли ок. 3500 человек (Военная энциклопедия. T. II. СПб., 1911. С. 363).
   С. 17. ...пострадал только сильно Московский полк... -- Московский 65-й пехотный полк был расположен в Тамани. 5 сентября 1854 г. он был выдвинут на усиление Крымской армии и принял участие в трагическом сражении при Альме, находясь на левом фланге и встречая главный удар французских войск, а затем вошел в состав гарнизона Севастополя, где оборонял Корабельную сторону. В сражении при Альме полк потерял 28 офицеров и 1025 нижних чинов. См.: Смирнов Я. С. История 65 Пехотного Московского Его Императорского Высочества государя наследника цесаревича полка. 1642--1700--1890. Варшава, 1890.
   С. 17. Неприятельская армия стоит между Евпаторией и Севастополем, окруженная со всех сторон. -- После сражения при Альме русские войска были отведены на Южную сторону Севастополя и на р. Качу, Северная бухта была перекрыта затопленными кораблями. Союзники отказались от первоначального намерения штурмовать Севастополь и 14 сентября расположились на Федюхиных высотах и вблизи Балаклавы. Десантной высадкой англо-французский войск под Евпаторией командовал назначенный в июле 1853 г. начальником эскадры Черного моря Ф.-А. Гамелен (1796--1864), впоследствии (с 1855) морской министр Франции.
   С. 17. ...Дмитрий посредством нижнего этажа действовал... -- Дмитрий -- отпущенный на оброк крепостной помещика с. Змиево Мещовского уезда Ивана Леопольдовича Шиллинга (см. с. 24), которого Л. взял с собой в Крым в качестве камердинера. М. В. Леонтьева сделала о нем такое примечание: "Самоучка-фельдшер, крепостной соседа кудиновского, который был отпущен с К<онстантином> Н<иколаеви>чем по оброку. -- Этот самый Дмитрий вылечил К<онстантина> Н<иколаеви>ча от холеры в 48 году" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 1). "Нижний этаж" -- прислуга.
   С. 17. ...долг Юхновский... -- Юхнов -- см. прим, на с. 506.
   С. 17. Тетенька -- Екатерина Борисовна Леонтьева (1787 -- не ранее 1858), золовка Ф. П. Леонтьевой; "старушка горбатая, приятно-безобразная, приятно-ограниченная, смирная, набожная" (Т. 6. Кн. 1. С. 727); под собственным именем описана Л. в незавершенном романе "От осени до осени". См. также: Там же. Кн. 2. С. 359.
   С. 17. ...сходить к Николаю Чудотворцу... -- Имеется в виду чудотворный образ св. Николая в церкви села Недоходово Чемодановской волости Мещовского уезда, в восьми верстах от Кудинова на р. Теча. Л. и сам ходил туда на богомолье (см.: Т. 6. Кн. 2. С. 130). Сейчас село не существует (оно исчезло в эпоху "укрупнения колхозов" в 1950-е гг.), довольно хорошо сохранились руины каменной Никольской церкви, построенной в 1871 г. на месте прежнего храма (сначала деревянного, в XIX в. уже каменного); название Недоходово теперь носит урочище. О храме см. подробнее: Абакулов В. И. История церкви Николая Чудотворца в селе Недоходово Мещовского уезда И Вопросы археологии, истории, культуры и природы Верхнего Поочья: Материалы XII Всерос. науч. конф., 3--5 апр. 2007 г. Калуга, 2008. С. 259--266.
   

8. Ф. П. Леонтьевой. 4 октября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 2--4.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 62--63.
   Печатается по копии.
   
   О начале своей работы в госпитале Леонтьев позднее писал: "Мне сразу дали более ста разных больных. -- Я решительно первые дни не знал, кто чем болен. -- Я терялся; но не показывал вида и старался или прописывать невинные вещи, или продолжать то, что давали и делали до меня" (Т. 6. Кн. 1. С. 61). На с. 62 -- о распорядке его дня.
   
   С. 18. Быков Владимір -- товарищ Л. по Калужской гимназии, прототип Володи Цветкова в повести "Немцы". Он "имел воинские ухватки, мрачно-добрый вид и все мечтал о войне. -- Учился дурно и был довольно глуп" (Там же. С. 45). Не исключено, что Быков послужил прототипом еще одного персонажа -- гусара Маркова в очерке "Сутки в ауле Биюк-Дортэ" (товарищ главного героя по гимназии, отличавшийся еще в детстве большим патриотизмом и мечтавший стать военным). См.: T. 1. С. 253.
   С. 18. ...на руках главного лекаря... -- В очерке "Сдача Керчи..." Л. указал его инициалы: В. Г. С. (Т. 6. Кн. 1. С. 628), он служил в Еникале с 1841 г. (Там же. С. 630); "грубый человек и "себе на уме" до наивности; но уж вовсе не трус, а скорей молодец" (Там же). См. также: Там же. С. 61--62.
   С. 18. ...у другого ординатора... -- Возможно, Марценовский (Марциновский?); упоминание о нем см.: Богданович М. И. Восточная война 1853--1856 годов. СПб., 1876. Т. III. С. 324--325.
   С. 19. ...в годы моей тоски и бездействия... -- Подразумеваются первые университетские годы. "У меня болела грудь, и я беспрестанно был нездоров. -- Знакомства у меня были большею частью в богатом и высшем кругу; а денег не было. / В семье своей мне многое не нравилось. -- Я был самолюбив; хотел от жизни многого, ждал многого и вместе с тем нестерпимо мучался той мыслью, что у меня чахотка. / Медицина меня тяготила <...>. / Я только что утратил тогда детскую религию <...> мне тогда очень было тяжело жить на свете..." (Т. 6. Кн. 1. С. 27--29); "...я пять лет подряд в Москве все грустил, все раздирался, все анализировал и себя и других <...> все учился и нестерпимо мыслил; мыслил и учился <...>. Болезненно любил, болезненно мыслил, беспокойно страдал, все высокими и тонкими страданиями... Я вспоминал об этом с ужасом и почти со стыдом..." (Там же. С. 623).
   С. 19. Деревьев здесь почти нет... -- 25 ноября Л. напишет, что в Еникале всего три дерева (с. 27).
   С. 19. ...до мая жалованья я получать не буду... -- Жалованье платилось по третям года -- январской, майской и сентябрьской.
   С. 19. ...у смотрителя... -- В очерке "Сдача Керчи..." есть его инициалы: "К. Д--ч" (Т. 6. Кн. 1. С. 630); здесь же упомянут "очень простой и очень грубый обед у смотрителя, которому я платил за это всего три руб. сер. в месяц" (Там же. С. 625).
   С. 19. ...в Петербургской Академии... -- Им еется в виду Медико-хирургическая (ныне Военно-медицинская) академия.
   С. 19. ...не пропало ли мое 2-ое письмо (из Керчи на другой день приезда)... -- Письмо от 23 сентября 1854 г. сохранилось (см. с. 16--17).
   С. 20. ...в Керчи на почте, говорят, беспорядок... -- Современник отмечал "совершенное расстройство почт" во время войны: "Посылки, получавшиеся со всей России на целую армию, скоплялись в Симферополе в огромном количестве и оставались там большею частию до востребования. Полковые казначеи, приезжая на почту, отыскивали их уже сами. На почтовых станциях был еще больший хаос" (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании // PB. 1872. No 9. С. 303).
   С. 20. ...купил себе штемпельных пакетов. -- Штепельные конверты (со штемпелем в виде двуглавого орла, заменяющим почтовую марку) стали употребляться в Петербурге и Москве на рубеже 1845--1846 гг., а с 1848 г. на всей территории Российской Империи для иногородней частной корреспонденции небольшого веса. Продавались по цене почтовой марки с добавлением копейки за сам конверт.
   С. 20. Тетеньке... -- Речь идет о Ек. Б. Леонтьевой.
   С. 20. Пишут, что Сент-Арно умер здесь в Крыму. -- Маршал де Сент-Арно заболел холерой или малярией (по другим сведениям он уже давно был болен раком желудка), 14 (26) сентября 1854 г. он передал командование Ф.-С. Канроберу (см. прим, на с. 553) и скончался 17 (29) сентября по пути в Константинополь.
   

9. Ф. П. Леонтьевой. 14 октября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 4--6.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 63.
   Печатается по копии.
   
   С. 20. ...штемпелевых пакетов... -- См. прим. на с. 513.
   С. 21. ...писал к Анне Павловне... -- Анна Павловна Карабанова (урожд. Охотникова, во 2-м браке Ротрофи; 1820-- 1859), вторая жена дяди Л., В. П. Карабанова; "молодая, красивая и богатая тетка", у которой Л. в студенческие годы "жил несколько лет подряд и которой многим был обязан" (Т. 6. Кн. 1. С. 482). См. также: Там же. С. 364--365, 487.
   С. 21. ...к Преображенскому писал, к Краевскому -- все молчат... -- Сохранилось два письма В. Преображенского к Л. -- 1854 и 1855 гг. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 210). Ближайшее по времени из известных нам писем Л. к Краевскому датировано 25 августа 1854 г. (см. с. 15--16). Л. еще не получил его ответ, датированный 10 сентября (см. прим. на с. 504).
   С. 21. ...здешний комиссар... -- т. е. член Комиссариатской комиссии (эти комиссии подчинялись Комиссариатскому департаменту Военного министерства и занимались денежным и вещевым довольствием войск).
   С. 21. ...пишу что-нибудь для печати... -- Возможно, речь идет о работе над пьесой "Трудные дни". Позднее Л. вспоминал о трудности и даже невозможности литературных занятий в первое время службы в Еникале: Т. 6. Кн. 1. С. 63--64.
   С. 21. ...добрую сумму от Краевского... -- Л. рассчитывал на гонорар за повесть "Лето на хуторе". См. с. 15.
   С. 21. ...поеду на Южный берег... -- Эта мечта Л. исполнилась только в октябре 1855 г.
   С. 22. ...если бы придерживались моей методы насчет писем. -- Подразумевается: нумеровали бы их.
   

10. Ф. П. Леонтьевой. 21 октября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 6--7.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 22. ...думаю, уже шестой раз пишу... -- По счету сохранившихся писем это четвертое (и пятое по выезде из дому).
   С. 22. Из Петербурга ничего еще не слышно ни от Тургенева, ни от Краевского. -- Ответ Краевского от 10 сентября (см. прим. на с. 504) еще не пришел. Тургенев написал Л. 10 октября 1854 г. (см. прим. на с. 505).
   С. 23. Что тетенька? -- Речь идет о Ек. Б. Леонтьевой.
   

11. Ф. П. Леонтьевой. 28 октября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 7--8.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 63.
   Печатается по копии.
   
   С. 23. Может быть, Вы уж раскидываете пасианс у Натальи Васильевны в розовой. -- Имеется в виду Н. В. Охотникова (см. прим. на с. 501) и розовая гостиная в ее доме на Пречистенке. Дом принадлежал ей после смерти ее мужа. См. также прим. к п. 1.
   С. 23. Здешний Генерал-Губернатор ~ Хомутов осматривал наш Гошпиталь... -- Генерал-адъютант Михаил Григорьевич Хомутов (1795--1864) командовал с 1854 г. северной частью Черноморской береговой линии.
   С. 23. ...пробовал пушки ~ на здешних крепостных стенах. -- Незадолго до этого (в середине октября) крепость Еникале осмотрел прибывший с поручением от Государя флигель-адъютант В. И. Ден. Он увидел полную непригодность укреплений на случай осады: "На другой день я осматривал старую турецкую крепостцу Еникале, вооруженную какими-то древними чугунными коронадами..." (Записки генерал-лейтенанта Владимірa Ивановича Дена. СПб., 1890. С. 73).
   С. 23. О делах под Севастополем ~ ничего не знаем. -- Хомутов приезжает в Еникале уже после Инкерманского сражения (24 октября), о котором в госпитале ничего не было известно.
   С. 23. ...ни то ни сё, как и в Балтийском море. -- С весны 1854 г. в Балтийском море находилась английская эскадра под командованием адмирала Чарльза-Джона Непира (1786--1860), наблюдательный отряд стоял даже перед Кронштадтом. 28--29 июля англичане бомбардировали Свеаборг, но, истощив свой боезапас, 1 августа флот отступил и "оставался в Балт<ийских> водах до перв<ых> чисел н<оя>бр<я>, продолжая бесцельные) поиски и разорения прибреж<ных> пунктов" (Военная энциклопедия. T. VII. СПб., 1912. С. 68).
   С. 24. ...в полуказацком костюме... -- Хомутов был с 1848 по 1862 г. наказным атаманом Войска Донского. В Крым он прибыл "форсированными маршами из Новочеркасска, немедленно по получении известия о высадке неприятеля <...>с несколькими наскоро собранными полками" (Записки генерал-лейтенанта Владиміра Ивановича Дена. С. 73).
   С. 24. Что-то ваш флигель? -- Кудиновский дом заметно ветшал уже в 1850-е гг., и Ф. П. Леонтьева собиралась перебраться в один из флигелей. В другом еще раньше обосновался Л. (см. описание флигеля Андрея Львова в романе "От осени до осени": Т. 5. С. 23--24). Описание флигелей см.: Т. 6. Кн. 2. С. 118. О большом доме Ф. П. Леонтьева летом 1869 г. будет сообщать внучке: "...дом очень ветх; крыша течет; печи разваливаются; кое-где и фундамент тоже вываливается" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1064. Л. 17; письмо от 16--18 июня); "...<дождь> залил гостиную, и в ней часть потолка провалилась. Еще Бог милостив до меня, что это страшное падение случилось на рассвете, и потому в гостиной никого не было. Я теперь нахожусь в приятном ожидании, что помаленьку весь дом развалится" (Там же. Л. 39 об.; письмо от 1--3 августа).
   С. 24. Дмитрий нашел себе место (по 6 рублей сер<ебром> в месяц... -- В письме от 5 декабря 1854 г. Л. сообщит, что это место -- у керченского прокурора (с. 34).
   С. 24. Змиево (Змиёво) -- деревня в Мещовском уезде недалеко от Кудинова (в настоящее время входит в состав сельского поселения Упрямово Юхновского района Калужской обл.), имение бар. И. Л. Шиллинга.
   С. 24. ...чтобы барону ничего об этом не сообщать. -- Речь идет об И. Л. Шиллинге.
   С. 24. Матрена -- Матрена Ильинична (кон. 1800-х -- нач. 1810-х -- не ранее 1875), ключница Ф. П. Леонтьевой и бывшая няня Л.; "чрезвычайно умная, несколько злая, но в высшей степени оригинальная, безграмотная и русская вполне, но на простую, "классическую" добрую няню вовсе не похожа" (Т. 6. Кн. 1. С. 727--728). Под собственным именем Л. ввел ее в круг действующих лиц романа "От осени до осени", в незавершенном романе "Подруги" она стала прототипом няни Авдотьи Семеновны.
   

12. Ф. П. Леонтьевой. 5 ноября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 8--9.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 25. ...послал еще одно письмо к Анне Павловне... -- А. П. Карабанова; см. прим. на с. 514.
   С. 25. Только и есть, что от Тургенева. -- Он пишет из деревни и обещает, что в начале декабря у меня будут деньги. -- Имеется в виду письмо от 10 октября 1854 г. (Тургенев. Письма. Т. 2. С. 299--300).
   

13. Ф. П. Леонтьевой. 18 ноября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 9--10.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 25. ...ma chère maman... -- Моя дорогая матушка (фр.). С. 26. ...в последние дни, проведенные мной в Кудинове. -- В конце августа -- начале сентября 1854 г., перед отъездом в Крым.
   

14. Ф. П. Леонтьевой. 25 ноября 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 10--12.
   Впервые: СС. T. IX. С. 155--157.
   Печатается по копии.
   
   С. 26. ...перед моим отъездом... -- См. с. 22, 32.
   С. 26. ...к тетушке... -- Имеется в виду Ек. Б. Леонтьева.
   С. 27. ...дела их начинают плошать сильно... -- 2 (14) ноября 1854 г. буря разбила несколько судов, какое-то время не было подвоза новых боеприпасов; наступили ранние холода, в лагере неприятеля начались болезни. "2-го ноября была необыкновенно сильная буря, до того сильная и опасная в Черном море для судов -- заблаговременно не успевших удалиться от берегов Крыма, что мы имели основание ожидать совершенной гибели, если не всех судов, то, по крайней мере, большей части неприятельского флота. Волнение было так сильно, ветер так порывист, что много купеческих судов выбросило на берег и разбило о камни. Пароходы неприятельские лишь с большими усилиями избегали этой участи, на всех парах с трудом удерживаясь на месте. <...> Для меня осталось неразъясненным, почему начальство не рассудило полезным содействовать разъяренным стихиям и увеличить бедствия неприятеля. Я убежден, что можно было заставить несколько военных кораблей спустить флаги" (Записки генерал-лейтенанта Владиміра Ивановича Дена. С. 89). О положении неприятельской армии после этой бури и в начале зимы 1854/1855 г. см. также: Тарле. С. 232--236.
   С. 27. ...я теперь 1 ординатор на 200 человек больных... -- Ср.: "В иные месяцы у меня было 200 больных в день; в их числе было и много раненых из Севастополя" (Т. 6. Кн. 1. С. 622).
   С. 27. Болезни здесь всё около печени... -- Черноморская береговая линия представляла собой местность, располагающую "к страданиям брюшных желез" (Т. 7. Кн. 2. С. 271), сама вода здесь действовала "расстраивающим образом на желудок свежих людей", поскольку содержала много солей (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании // PB. 1872. No 9. С. 338, 301). Ср. разговор военных врачей в повести "Исповедь мужа" об испорченных в Крыму селезенках: "В соседней комнате вскрывают кого-то доктора; один говорит другому: "Вот селезенка так селезенка! Посмотрите! Это идеал селезенки! Что значит свежий человек из России. А наши-то селезенки на береговой линии, что за объем, что за консистенция!.. Я забыл там, какая это бывает нормальная селезенка!"" (Т. 2. С. 359--360).
   С. 27. Билеты -- Имеются в виду прикрепляемые над кроватью больного или раненого так называемые "скорбные листы" или "палатные билеты" со сведеньями о нем, истории болезни и назначенном лечении. Современник вспоминал о том, как строго следили за заполнением этих билетов: "Занимаясь утомительною работой изо дня в день до вечера, а иногда и ночи проводя за перевязкой ран, врачи, конечно, не имели времени думать о точном ведении историй болезни. И казалось бы, замечает по этому случаю главный доктор Симферопольского госпиталя <...> нельзя было требовать от врачей постоянного ведения этих листов. Тем не менее исполнение этой формальности строго требовалось". (Далее приводится случай, когда врач был посажен на гауптвахту, когда инспектор обнаружил один (!) незаполненный лист.) "Не так взглянул на эту формальную службу главнокомандующий князь Горчаков <...>. Взяв во внимание непомерные труды врачей, он приказал отменить ведение палатных билетов впредь до более благоприятных обстоятельств. Но тем не менее они велись, хотя и записывались уже не формальным бюрократическим образом..." (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании. С. 342).
   С. 27. Если петербургские надежды не обманут... -- Л. подразумевает ожидаемые гонорары за "Лето на хуторе".
   С. 27. ...на 1-х двух курсах почти ничего, по известному душевному состоянию, не делал! -- См. прим. на с. 512--513. Ср.: "Общие научные выводы, общие идеи занимали меня больше, чем подробности. -- Подробности стали несколько нравиться мне позднее на 4-м курсе и постели больного..." (Т. 6. Кн. 1. С. 27).
   С. 28. ...что я все еще в университете... -- Подчеркивание этих слов -- возможно, намек на раздражавшую Л. в юности фразу (ср. в п. 53, с. 121).
   С. 29. Ротрофи Александр Эдуардович (1820-е? -- не ранее 1879) -- домашний доктор Охотниковых, с 1855 г. -- второй муж А. П. Карабановой; в нач. 1850-х гг. сверхштатный врач странноприимного дома гр. Н. П. Шереметева, сверхштатный, с 1855 г. ординатор московской Больницы для чернорабочего класса; впоследствии -- гласный Брянского уездного земства.
   

15. Ф. П. Леонтьевой. 2 декабря 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 2--3. Помета М. В. Леонтьевой на л. 2: "No 9".
   Печатается впервые по копии.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   С. 31. Англо-французы не предпринимают ничего нового. -- В это время продолжалась осада Севастополя и обстрелы Северной стороны.
   С. 31. ...фраза из моего последнего письма по поводу разговора за обедом... -- Имеется в виду письмо от 14 октября 1834 г. (с. 22).
   С. 32. ...в Керчи собираются устроить временный госпиталь ~ хочу попытаться туда перейти. -- Госпиталей катастрофически не хватало, и в дополнение к существовавшим в гарнизонах спешно устраивались временные.
   С. 32. ...с одним доктором, начальником... -- Имеется в виду дивизионный врач Бауман; его фамилия выясняется из письма от 17 января 1833 г. (с. 44), а должность -- из письма от 3 января (с. 40). Возможно, одно лицо с Карлом Бауманом, выпускником Медико-хирургической академии.
   С. 32. Керчь мне очень нравится... -- Ср.: "Милая, чистая, красивая Керчь..." (Т. 6. Кн. 1. С. 63).
   

16. Ф. П. Леонтьевой. 5 декабря 1854.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 13.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 33. В последнем письме ~ о намерении заранее просить перевода в Керчь, если там устроится временный Гошпиталь, как этого желает здешний Главнокомандующий Хомутов. -- См. с. 33; о М. Г. Хомутове см. прим. на с. 515.
   С. 33. ...в разговоре с доктором... -- См. прим. к предыдущему письму.
   С. 33. Из Петербурга... -- Подразумевается: от Краевского.
   С. 34. ...буду писать страховыми... -- Почтовые отправления делились на простые и страховые (то, что сейчас называется заказным).
   С. 34. ...выражение мое ~ насчет здоровья... -- Имеется в виду фраза "Здоровье мое ни то ни сё..." из письма от 21 октября 1854 г. (с. 22).
   С. 34. Tout depend (et même la médecine) ~ et soyez tranquille au possible! -- Все, даже медицина, которой Вы так следовали, зависит от литературы. Потому что она одна, по крайней мере, в часы веселья и вдохновения может изменить мои дела и, следовательно, может вернуть мое здоровье, а с ним вместе Ваше удовлетворение и нашу совместную жизнь. Мне нужен один только месяц свободного времени, и этот месяц, я уверен, придет. Итак, не будем отчаиваться; и без этого мы оба довольно перенесли. Нужно, чтобы дела приняли наконец другой оборот. Прощайте, милый друг, прежде всего будьте здоровы и насколько возможно спокойны (пер. с фр. С. Н. Дурылина; Ед. хр. 1014. Л. 13--14).
   

17. Ф. П. Леонтьевой. 23--24 декабря 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 15--18.
   Впервые: СС. T. IX. С. 158--161.
   Печатается по копии.
   
   С. 35. ...ничего не знаю о судьбах моего "Лета на хуторе"! -- См. прим. на с. 505.
   С. 35. От Тургенева я имел 2 письма... -- Имеются в виду письмо от 10 октября 1854 г. (см. прим. на с. 505) и еще одно -- не известное нам.
   С. 36. ...посылает Барону... -- См. прим. на с. 511.
   С. 36. Да и него вы за меня боитесь? -- Плена? -- В этом беды еще слишком страшной нет... -- Л. думал о том, что может попасть в плен, и даже делал это частью фабулы романа "Война и Юг" (см.: Т. 6. Кн. 1. С. 648); в романе "Две избранницы" главный герой (Матвеев) тоже взят в плен в Крыму и отправлен в Константинополь, а затем во Францию.
   С. 38. ...что мне вздыхалось из корысти по вашему флигелю... -- Отсылка к письму от 28 октября (с. 24).
   С. 38. Отчего вы не возьмете Лизу Высоцкую для тетеньки? -- Вероятно, сестра Д. Д. Высоцкой (см. прим. на с. 505--506).
   

18. Ф. П. Леонтьевой. 27 декабря 1854 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 18--19.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 39. ...Петербург безмолвствует!.. -- Т. е. Краевский и Тургенев.
   С. 39. ...то, в котором я так покорно принимал ваш воображаемый гнев... -- Вероятно, имеется в виду письмо от 18 ноября 1854 г. (см. с. 26).
   С. 39. ...chère amie... -- дорогой друг (фр.).
   С. 39. Григорий -- кудиновский приказчик (управляющий), муж ключницы Матрены. Их семья оставалась в Кудиново и после реформы 1861 г., но Григорий, к сожалению, спился (об этом неоднократно говорится в письмах Ф. П. Леонтьевой к М. В. Леонтьевой).
   

1855

19. Ф. П. Леонтьевой. 3 января 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 20--21.
   Впервые: СС. T. IX. С. 161--163.
   Печатается по копии.
   
   С. 40. Дивизионный доктор... -- Бауман (см. с. 520).
   С. 41. Что делается на Пречистенке... -- Подразумевается: в семье Охотниковых.
   С. 41. ...что Осип Николаевич и его жена желали пригласить меня на святки к себе... -- Иосиф Николаевич Шатилов (1824--1889), помещик Таврической и Тульской губ., впоследствии (с 1864) председатель Московского общества сельского хозяйства, и его жена Мария Вильгельмовна Шатилова (урожд. Олив; 1826--?). Шатилов был племянником Н. В. Охотниковой, в ее доме с ним и познакомился Л. "К себе" -- в степное поместье Тамак (см. прим. на с. 523--524) или же, судя по контексту письма, в свой дом в Карасу-базаре (см. ниже).
   С. 41. ...в Херсони... -- Имеется в виду г. Херсон.
   С. 41. Карасу-Базар (Карасу-базар) -- заштатный город Симферопольского уезда, в котором в 1854 г. был устроен военно-временный госпиталь, где Л. впоследствии придется служить. Имение Шатиловых находилось недалеко от этого городка.
   С. 41. Ветлицкий -- знакомый Н. В. Охотниковой, служивший, по-видимому, в градоначальстве Керчи.
   С. 41. ...начал новую вещь ~ да еще сценическую... -- Речь идет о комедии "Трудные дни".
   С. 41. ...en peau de daim... -- оленей кожи (фр.).
   С. 41. ...от Дарзанса... -- Р. Дарзанс -- владелец магазина галантереи и подарков "A la ville de Paris" на Кузнецком мосту; позднее принадлежал Юлии Дарзанс (1844--?).
   С. 42. ...какой-нибудь монографии о язвах... -- Какое издание было приобретено для Л., установить не удалось.
   С. 42. ...сочту это за подарок к 13 января. -- Т. е. ко дню рождения.
   

20. Ф. П. Леонтьевой. 10 января 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 22--23.
   Впервые в сокращении: СС. T. IX. С. 163--164.
   Печатается по копии.
   
   С. 42. ...chère maman... -- дорогая матушка (фр.).
   С. 42. ...с печатью градоначальника... -- Князь Дмитрий Иванович Гагарин (1797--1875), генерал-майор (с 1852), генерал-лейтенант (с 1860), керчь-еникальский градоначальник (1852--1855).
   С. 42. ...записка от M-me Olive к Ветлицкому. -- Софья Сергеевна Олив (урожд. Щербинина; 1806--1883), жена (с 1825) Вильгельма Николаевича Олив (1795--1854), б. адъютанта великого князя Константина Павловича, теща И. Н. Шатилова; приятельница Н. В. Охотниковой и Ф. П. Леонтьевой; владелица имения Камыш-Бурун близ Керчи (ныне с. Аршинцево).
   С. 42. Осип Николаевич ~ прислал мне письмо ~ звал меня погостить в Тамак... -- Тамак (Шатиловка) -- имение на речке Карасу (русифицированное название -- Карасовка), в 70 верстах от Феодосии, в 10 верстах от Сиваша, на границе Феодосийского и Перекопского уездов. "В Тамаке 18000 дес<ятин> земли, в том числе более 1200 поливной. Лучшие, и притом постоянные в уезде, сенокосы" (Памятная книга Таврической губернии на 1867 год. Вып. 1. Симферополь, 1867. С. 194). Это письмо Шатилова не сохранилось.
   С. 43. ...на днях посылаю еще одну рукопись в Петербург ~ ни Тургенев, ни Краевский не пишут ни слова. -- Тургенев ответил Л. И февраля 1833 г. (Тургенев. Письма. Т. 3. С. 14-- 15); Краевский в это время Л. не писал. Л. намеревался послать в "Отечественные записки" драму "Трудные дни" (ср. с. 95), но тогда счел ее не совсем готовой.
   С. 43. Госпиталь же при малейшем их решительном шаге около Керни ~ полагается вывести в степь. -- К этому в Еникале оказались не готовы, и впоследствии часть больных и двое врачей были взяты в плен.
   

21. Ф. П. Леонтьевой. 17 января 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 24--25.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 44. На днях я получил письмо от Анны Павловны и в нем записку M-me Olive к Ветлицкому... -- Об этом Л. уже писал матери 10 января (см. с. 42). С. С. Олив -- см. прим. на с. 523.
   С. 44. Бауман -- дивизионный доктор в Керчи.
   С. 44. ...один ординатор уже прислан для него. -- Речь идет о Василии Владиміровиче Лотине (1833--1901), впоследствии докторе медицины, казанском окружном военно-медицинском инспекторе, председателе Казанского военно-санитарного общества со времени его основания (1886--1898). Л. писал о нем: "...представитель ловкости практической, очень хитрый молодой человек, с гораздо большими, чем я, медицинскими познаниями, но несравненно менее меня литературно образованный <...> заводил себе как раз связи при штабе, имел откуда-то постоянно деньги..." (Т. 6. Кн. 1. С. 666). См. также: Там же. С. 665. Лотин послужил прототипом доктора Федорова в очерке "Сутки в ауле Биюк-Дортэ".
   

22. Ф. П. Леонтьевой. 24 января 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 25--27.
   Впервые в сокращении: СС. T. IX. С. 164--166; другой фрагмент впервые: ННасл. 2016. No 119. С. 63.
   Печатается по копии.
   
   С. 45. ...через князя Гагарина. -- См. прим. на с. 523.
   С. 45. ...насчет чумы... -- Чумы опасались из-за скопления раненых и больных. См.: Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании // PB. 1872. No 9. С. 323.
   С. 46. ...que vous en serez quitte pour peur. -- Что вы перестанете бояться (фр.).
   С. 46. ...приехал на прошлой неделе другой ординатор из Севастополя... -- См. прим. на с. 524.
   С. 46. ...possède tous les désavantages de la campagne sans en avoir la poésie et le comfort. -- Имеет все недостатки кампании без поэзии и комфорта (фр.).
   С. 46. ...сделал ампутацию в первый раз... -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 63.
   С. 47. J'éspere, en retournant ~ Et votre portrait? -- Я надеюсь, возвратясь, увижу Вас совершенно поправившейся? Прощайте, дитя мое, я Вас обнимаю и прошу Вашего материнского благословения. -- Я получил краткую молитву, я ее, конечно, на случай смерти присоединил к шнуру своего креста, и я должен был сам сшить для нее мешочек; слуги мужиковаты, а девицы здешние -- первостатейные молодцы! -- Я не хочу, чтобы их руки осквернили эту бумагу, которую Вы освятили Вашей любовью больше, чем Давид своим красноречием! Спасибо также за совет есть маленькие (слово пропущено); можно попробовать это летом во время морских купаний. -- А Ваш портрет? (фр.). Судя по упоминанию псалмопевца Давида, Ф. П. Леонтьева послала сыну 90-й псалом ("Живый в помощи Вышняго..."), который издавна носили в ладонках воины. Портрет Л. попросил прислать еще в письме от 28 октября 1854 г. (с. 24).
   

23. Ф. П. Леонтьевой. 1 февраля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 27--28.
   Печатается впервые по копии.
   
   С. 47. ...chère amie... -- дорогой друг (фр.)
   С. 48. ...я сделал одну ампутацию в 1-ый раз... -- См. письмо от 24 января (с. 46).
   С. 48. J'aurais bien voulu la négliger ~ cela ne vaut presque pas la peiné de vivre. -- Я бы хотел пренебрегать ей иногда для литературы и для других занятий, но это невозможно! Почему? -- я вам скажу позднее. -- Прощайте, будьте здоровы и не забывайте меня. -- Я жду Вас в мае; особенно если меня переведут в Керчь, потому что здесь почти не на что жить (фр.).
   С. 48. ...сыграл 8 без козырей, когда у меня было 9 треф и поставил 32 ремиза... -- Даже при удачном для него раскладе Л. проиграл описываемую партию в преферанс; "ремиз" -- отдельно записываемый недобор оговоренных в условиях игры "взяток" (забираемых игроком карт, выложенных другими участниками).
   

24. Ф. П. Леонтьевой. 8 февраля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой (без окончания): РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 28.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 63.
   Печатается по копии.
   
   С. 49. ...оттуда не имею ни строки ~ Тургенев молчит, Краевский безмолвствует!! -- См. прим. на с. 524.
   С. 49. ...в Воронцовской Гостинице... -- Названа так по имени князя Михаила Семеновича Воронцова (1782--1856), новороссийского и бессарабского генерал-губернатора в 1823--1844 гг.
   

25. Ф. П. Леонтьевой. 15 февраля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 29--30.
   Впервые в сокращении: СС. T. IX. С. 166--167.
   Печатается по копии.
   
   С. 50. ...в записывании билетов... -- См. прим. на с. 518.
   С. 50. ...по скудости аптечных средств... -- Причиной катастрофической нехватки лекарств было то, что в Крыму в первый год войны "аптекарским материалом все госпитали и лазареты были снабжены по положению мирного времени"; "расход на лекарства был так огромен, что новые требования возникали прежде, чем удовлетворялись предыдущие" (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании. С. 319, 320).
   С. 50. ...с приезда одного ординатора... -- Речь идет о В. В. Лотине, см. прим. на с. 524.
   С. 51. ...завести ~ несколько инструментов... -- О недостатке медикаментов, перевязочного материала и хирургических инструментов в Крыму см.: Там же. С. 315--322. Присланные медицинским департаментом еще осенью 1854 г. инструменты по недосмотру пролежали в Симферополе до 31 марта 1855 г. В это время "в Карасубазарском госпитале казенных хирургических инструментов до половины декабря совсем не было; а в Бахчисарайском они были позаимствованы из Севастопольского сухопутного и из морского ведомства. <...> Случай поистине ужасный, результатом которого было то, что врачи часто не могли производить самых необходимых операций. <...> Случалось иногда, что ординаторы должны были обходиться при операциях только своими собственными наборами" (Там же. С. 318). У Л. такого набора не было.
   С. 51. ...Mixturam muriatis ammoni ~ знает теперь... -- Микстуру солянокислого аммония (хлорид аммония) (лат.), т. е. нашатырный спирт. В гомеопатии это средство применяется при лечении прогрессирующего истощения, невралгий, скарлатины, кожных болезней, ломоты в суставах. В крымских госпиталях постоянно не хватало хинина -- необходимейшего средства при лихорадках (об особенностях крымских перемежающихся лихорадок см.: Там же. С. 334--336, 339--340). Даже в январе 1856 г. главный доктор Симферопольского госпиталя "отдал приказ, чтоб ординаторы назначали больным вместо хинина другие противолихорадочные средства" (Там же. С. 321). Прошлой же зимой положение было еще хуже. Ср. в очерке "Сутки в ауле Биюк-Дортэ" главный лекарь мягко распекает молодого подчиненного: "...зачем вы это так много хинина даете? Пожалуйста, если можно, рвотных побольше... Ей-Богу, невозможно! Они только пишут разрешения требовать, а поди-ка! того и гляди начет..." (T. 1. С. 251--252).
   С. 51. ...baise-main... -- целование руки (фр.).
   С. 51. ...Наталье Васильевне и смуглой тетушке. -- Н. В. Охотникова и А. П. Карабанова. О последней Л. писал: "Собой она была красива, вроде смуглой цыганки, весела, ласкова, образована, остроумна" (Т. 6. Кн. 1. С. 365).
   С. 51. Поздравляю вас с приближающимся 23 февраля. -- Т. е. с днем рождения. Федосье Петровне исполнялось 59 лет.
   

26. Ф. П. Леонтьевой. 21 февраля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 30--33.
   Впервые: СС. T. IX. С. 168--170.
   Печатается по копии.
   
   С. 52. ...passe-temps... -- развлечениях (фр.).
   С. 52. ...если Петербург неожиданно поспеет на помощь. -- Подразумевается гонорар от Краевского.
   С. 53. ...manière d'être... -- Здесь: манере обращения (фр.).
   С. 54. ...и Ваше последнее слово: adieu! mon cher! Bon voyage! -- без слез, без всяких сцен... -- Прощай, мой друг! Счастливого пути! (фр.). Эту сцену Л. перенес в роман "Две избранницы", описывая отъезд Матвеева на Крымскую войну: "Пока он садился в телегу на двое, мать отворила окно и села на нем молча. / Когда телега тронулась, мать сказала только ему вслед: "Прощай, мой милый друг!" -- и он слышал, как она закрыла окно. Видеть в темноте сын ее не мог... / Отойдя от этого окна, она упала в обморок..." (Т. 5. С. 92).
   С. 54. К Тургеневу я больше не буду писать ~ пока не получу от него письма. -- В это время в Крым уже шло письмо от Тургенева, датированное 11 февраля 1855 г. (см. прим. на с. 524).
   

27. Ф. П. Леонтьевой. 3 марта 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 33--35.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 63--64.
   Печатается по копии.
   
   С. 54. ...об месте вроде сестры милосердия при Керченском госпитале. -- В это время многие представительницы высшего света поступили в основанную вел. кн. Еленой Павловной осенью 1854 г. Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия. Деятельностью общины в Крыму руководил Н. И. Пирогов.
   С. 55. ...получил письмо от Тургенева ~ любезно извиняется за долгое молчание ~ повесть моя поступит в цензуру только к марту. -- В письме от И февраля 1855 г. говорилось о судьбе "Лета на хуторе": "...должен, к сожалению, сказать Вам, что пока Ваша повесть не напечатается, от Краевского денег ждать нечего; дела его журнала -- как и всех журналов -- идут плохо <...>. Впрочем, он намерен печатать Вашу повесть в следующем номере -- и ценсура об ней еще не имеет понятия. Краевский надеется на благополучный исход. Как только повесть пропустится, деньги Вам будут высланы" (Тургенев. Письма. Т. 3. С. 14).
   С. 56. Хомутов приезжал с духовенством освящать батареи... -- В Еникале размещалась Успенская батарея, которой командовал подпоручик 17-й артиллерийской бригады Ксаверий Иосифович Цеханович (1830--?), прибывший в Еникале из Севастополя; Л. упоминает его в очерке "Сдача Керчи в 55 году".
   С. 56. ...политические новости, от которых можно ожидать мира... -- Подразумевается кончина Государя. Николай I скончался 18 февраля 1855 г., некоторое время это держалось в тайне. В Севастополе, например, узнали о смерти Государя только 1 марта (см.: Описание обороны Севастополя / Сост. под рук. генерал-лейтенанта Тотлебена. СПб., 1868. Ч. II. С. 40-- 41). От нового царя ожидали скорого окончания войны. В это же время возникли слухи о политических нестроениях в Англии, которые также могли бы привести войну к концу (Аксакова В. С. Дневники. Письма. СПб., 2013. С. 130; запись от 11 февраля 1855 г.).
   С. 56. Merci -- спасибо (фр.).
   

28. Ф. П. Леонтьевой. 10 марта 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хР. 1014. Л. 35--39.
   Впервые (в сокращении): СС. T. IX. С. 170--173; другой фрагмент впервые: ННасл. 2016. No 119. С. 64.
   Печатается по копии.
   
   С. 56. ...arrière pensée... -- задней мысли (фр.).
   С. 56. ...в каком из моих писем ~ лучше прежней... -- Письмо от 24 января (с. 46).
   С. 57. ...молодой лекарь... -- В. В. Лотин.
   С. 58. ...кроме нескольких жостких procédés относительно той девушки, на которой думал жениться... -- Поступков (фр.). Речь идет об отношении Ф. П. Леонтьевой к Зинаиде Яковлевне Кононовой (1829--?), в 1854 г. вышедшей замуж за предводителя дворянства нижегородского уезда Алексея Рафаиловича Остафьева и вскоре овдовевшей; в 1863 г. З. Я. Остафьева стала начальницей нижегородского Мариинского института благородных девиц. См. о ней: Т. 6. Кн. 1. С. 30--31, 42--43, 59--61, 699; Кн. 2. С. 29. См. также письмо от 31 января 1857 г. (с. 204). История любви к "Зинаиде К..." отразилась в романе "В своем краю" (Т. 2. С. 197--198) и повести "Исповедь мужа" (Там же. С. 385).
   С. 59. Vs espérez те retrouver corrigée ~ vs ne me le dites pas? -- Вы надеетесь найти меня поправившейся; но каким образом, о Боже! Вы мне этого не говорите? (фр.). Ф* П. Леонтьева, возмущенная двусмысленностью, замеченной ею во французском слове ("поправившейся / исправившейся"), откликалась на письмо сына от 24 января (с. 47).
   С. 59. ...о кончине Государя ~ мы третьего дня присягали. -- См. прим. на с. 529.
   С. 59. ...нельзя его не любить! -- Отточия, следующие за этой фразой, возможно, не принадлежат Л., а означают сделанный М. В. Леонтьевой пропуск в копии.
   С. 59. ...Меньщиков уехал, а на место его Горчаков ~ он будет командовать Керченским отрядом, а Остен-Сакен в Севастополе. -- Кн. А. С. Меншиков выехал из Севастополя 18 февраля 1855 г.; до прибытия (8 марта) нового главнокомандующего, кн. М. Д. Горчакова, командование принял начальник севастопольского гарнизона бар. Д. Е. Остен-Сакен. Князь Михаил Дмитриевич Горчаков (1793--1861), генерал от артиллерии (1844), генерал-адъютант, с 8 октября 1854 г. был главнокомандующим Южной армией; в 1855 г. он назначен главнокомандующим войсками в Крыму и руководил обороной Севастополя до августа 1855 г.; с 1856 г. наместник Царства Польского и главнокомандующий 1-й армией. Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен (1792--1881), барон, граф (с 1855), генерал от кавалерии (1843), генерал-адъютант (1849), член Государственного совета (с 1856); 3 марта 1855 г. Остен-Сакен был назначен шефом Новоархангельского уланского полка.
   С. 59. ...позаботиться о протекции через Анну Павловну. -- Т. е. похлопотать о переводе в Керченский военный госпиталь.
   С. 59. Сегодня был у нас Генерал-Штаб Доктор Попов... -- Корнилий Адрианович Попов (1790-е -- не ранее 1879) -- доктор медицины, штаб-доктор Отдельного Кавказского корпуса (с 1852), генерал-штаб-доктор Крымских войск (официально с окт. 1854, прибыл в Крым только в 1855 г.), генерал-штаб-доктор в Эстляндии (1855), главный доктор 2-го военно-сухопутного госпиталя в Петербурге (1855 -- янв. 1858). Сообщение Л. о его посещении Керчь-Еникальского госпиталя полностью опровергает слова историка Ю. А. Наумовой, так прокомментировавшей собственное указание на назначение К. А. Попова генерал-штаб-доктором в Крым: "Впрочем, на полуострове он так и не появился" (Наумова Ю. А. Медицинские средства и потери русских войск в Крымскую войну (Электронный ресурс) // История военного дела: исследования и источники. 2012. T. 1. С. 354--377. (http://www.milhist.info/2012/06/19/naymova)). В своей монографии та же исследовательница, опираясь на архивные документы, говорит о временном назначении другого генерал-штаб-доктора "по неприбытии" Попова -- Н. Г. Шрейбера (Наумова Ю. А. Ранение, болезнь, смерть: Русская медицинская служба в Крымскую войну 1853--1856 гг. М., 2010. С. 144 (Selecta IX)). Но, как видим, в начале марта 1855 г. именно Попов инспектирует военные госпитали.
   С. 59. ..."Судебной Медицины" Громова. -- Сергей Алексеевич Громов (1774--1856) -- доктор медицины, академик Медико-хирургической академии (с 1819), член Медицинского совета, член комитета преобразования гражданского медицинского управления в России и комитета для издания "Всеобщего журнала врачебных наук"; в 1808--1835 гг. заведовал кафедрой повивального искусства, судебной медицины и медицинской полиции Медико-хирургической академии; старший городовой акушер Петербурга (с 1827); автор книги "Руководство врачам к правильному осмотру мертвых человеческих тел для узнания причины смерти, особливо при судебных исследованиях" (1824) и первого в России учебника по судебной медицине: "Краткое изложение судебной медицины для академического и практического употребления" (СПб., 1832; 2-е изд.: СПб., 1838). Этот учебник Л. и просит прислать ему.
   С. 59. ...жена Карпинского... -- Илья Александрович Карпинский -- приятель Л. (вероятнее всего, однокашник по Калужской гимназии); в 1850-е гг. служил в Москве чиновником при обер-прокурорских делах 4-го департамента Сената. Помещики Карпинские владели несколькими имениями в Мещовском уезде Калужской губернии. Ф. П. Леонтьева побывала в гостях у И. А. Карпинского, о чем тот, в свою очередь, сообщил Л. в письме от 9 февраля (см. с. 62 и прим. на с. 534).
   С. 60. Борис писал мне 2 письма... -- Борис Николаевич Леонтьев (1817 -- не ранее 1875) -- один из братьев Л.; его письма не сохранились.
   С. 60. ...рад, что она и Высоцких... -- См. прим. на с. 505--506.
   С. 60. ...chère amie... -- дорогой друг (фр.).
   С. 60. ...передать ~ Анне Павловне, что я целую ее бронзовый прес-папье... -- О другом изящном подарке тетушки см.:
   Т. 6. Кн. 1. С. 482--483.
   С. 60. Adieu, mon ange! ~ comprenez bien ce que je vs dis. -- Прощайте, мой ангел! Будьте здоровы и поймите хорошенько то, что я Вам говорю (фр.).
   

29. Ф. П. Леонтьевой. 28 марта 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 39--43 (здесь с датой: 23 марта).
   Впервые в сокращении: СС. T. IX. С. 174--176.
   Печатается по копии.
   Дата уточнена по содержанию: Пасха в 1855 г. праздновалась 27 марта, Леонтьев же пишет в Светлый понедельник, т. е. не 23 (как прочла М. В. Леонтьева), а 28 марта.
   
   С. 60. Je vs félicité avec Pâques ~ si la chose première est impossible. -- Поздравляю Вас с Пасхой, дорогая маменька! Я не начинаю выражать мои пожелания; Вы ничуть не сомневаетесь в их искренности, я надеюсь. -- Расскажите-ка мне, как Вы провели праздничную ночь? Были вы верны или нет вашей манере затеряться в толпе или вообще не ехать к заутрене, если первое невозможно (фр.).
   С. 61. ...пропустил почту на прошлой неделе... -- Т. е. 18 марта (письма из Еникале забирали в пятницу).
   С. 61. ...мое уподобление медицины нелюбимой жене... -- По-видимому, это уподобление было сделано Л. в письме от 8 февраля 1855 г., окончание которого утрачено.
   С. 61. C'est bon d'une manière provisoire pour la première jeunesse? -- Это хорошо как переходное состояние для ранней молодости? (фр.)
   С. 61. ...подозреваете меня в новоразвившейся любви к лени ~ оживился от одного дня свободы в Керчи... -- Ф. П. Леонтьева так откликнулась на письмо Л. от 8 февраля, в котором он говорил, что "на другой день после заключения мира" подаст в отставку (с. 49).
   С. 61. Vs dites ~ je ne l'étais jamais à l'Université. -- Вы говорите, что когда-то я был в дурном настроении, когда я был бездельником? Никогда! -- Я был в дурном настроении, когда у меня не было цели, ради которой стоило что-нибудь сделать; а в Университете я никогда не был слишком занят (фр.)-
   С. 61. Огардировался -- защитился (от фр. se garder, защищаться).
   С. 62. ...предписание от нового нашего Главнокомандующего Врангеля... -- Имеется в виду начальник войск в Восточной части Крыма генерал-лейтенант барон Карл Карлович Врангель (1800--1872), впоследствии (с 1861) генерал от инфантерии. На эту должность он был назначен после ранения на Чингильских высотах перед взятием Баязета. Л. вспоминал о нем: "Генерал Врангель был рослый, плотный и даже довольно толстый мужчина, белокурый с небольшой проседью, с приятным и спокойным немецким лицом. Он мне понравился <...> когда приезжал в Ени-Кале осматривать нашу крепость, наши пушки и наши больничные порядки, и мы все в мундирах и навытяжку встречали и провожали его" (Т. 6. Кн. 1. С. 627).
   С. 62. ...точно ли вы передали Ротрофи мои слова... -- Имеется в виду просьба в письме от 3 января (с. 41--42).
   С. 62. ...из Департамента... -- т. е. из Комиссариатского департамента Военного министерства.
   С. 62. ...письмо от Карпинского ~ Уж он и сына успел смастерить! -- Имеется в виду письмо И. А. Карпинского от 9 февраля 1833 г., где о рождении сына сообщалось так: "Ну что тебе наврать: мне Бог дал сынишку -- славный мальчик прихорошенький <так!>, -- две капли воды Я!!...." (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 138. Л. 7--7 об.).
   С. 62. Пишет, что вы ~ отправились себе по морозцу домой. -- Ср.: "Maman твоя познакомилась с моей женой, обедала у нас и потом отправилась себе по морозцу домой" (Там же. Л. 7 об.). Здесь употреблено устойчивое выражение (ср. в "Войне и мире": "С Богом! по морозцу, по морозцу").
   С. 62. Тургенев недавно писал мне, что в марте напечатают мою повесть... -- Л. говорит о письме от И февраля (см. прим. на с. 529). Повесть "Лето на хуторе" будет напечатана только в мае 1855 г. (см. прим. на с. 505).
   С. 62. ...несмотря на перемену начальства... -- См. прим. на с. 530, 533.
   С. 62. ...дело, которое началось с 1000 человек солдат, посланных уничтожить неприятельскую траншею ~ французы потеряли целый полк ~ полковой командир, 4 офицера и 60 человек солдат взяты в плен. -- Л. сообщает известие о вылазке от Камчатского люнета в ночь с 10 на 11 марта 1855 г., совершенной 11 батальонами морской пехоты под командованием генерал-лейтенанта С. А. Хрулева. Необходимо было уничтожить укрепления, устраиваемые неприятелем для осады Камчатского люнета и соседних редутов. "Русские ворвались в неприятельские траншеи и после отчаянной борьбы разрушили часть укреплений, которые французы начали возводить против люнета. Эта вылазка оказалась очень кровопролитной. <...> Собственно в эту ночь отряд Хрулева выполнил не одну, а последовательно три вылазки. Русские потери в общем были равны 387 человекам убитыми и около 1000 ранеными. Общие потери французов и англичан достигали, несомненно, большей цифры, чем официально показанная (доходившая до 600 человек). Через день после этого побоища, по соглашению между Остен-Сакеном и генералом Канробером, было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в предшествующую кровавую ночь" (Тарле. С. 350). Ср.: "Достигнув цели, генерал Хрулев приказал отступать, но увлеченные успехом войска наши продолжали преследование. <...> разгоряченные боем солдаты не хотели слушать неоднократно повторенных сигналов отступления, полагая, что они были подаваемы французами" (Описание обороны г. Севастополя / Сост. под рук. генерал-адъютанта Тотлебена. Ч. II. Отд. I. СПб., 1868. С. 67). Об этой вылазке довольно быстро сообщили "Московские ведомости" (1855. No 37. 26 марта. С. 300).
   С. 63. ...лекарь молодой ~ из Севастополя. -- В. В. Лотин.
   С. 63. У нас почти нет тифозных; осенью, когда я прибыл, их было гораздо больше. -- Пик эпидемии тифа в Крыму придется на осень--зиму 1855--1856 гг. Ср. на с. 574 о Карасу-Базаре.
   С. 63. ...будто бы Лудовик Наполеон просил позволения у Австрийского Императора командовать лично его войском. -- 2 (14) декабря 1854 г. Австрийская Империя заключила союз с воюющими с Россией Францией и Англией и в 1855 г. была готова присоединиться к военным действиям. Лудовик Наполеон -- Наполеон III (Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт; 1808--1873), император французов (1852--1870); Австрийский Император -- Франц-Иосиф I (1830--1916), правивший с 1848 г.
   С. 63. ...писали мне про Сережу Унковского... -- Сын Семена Яковлевича Унковского (1788--1882), калужского родственника Леонтьевых, Сергей Семенович Унковский (1829-- 1904) служил по артиллерии, впоследствии (1863--1875) был командиром 36-й артиллерийской бригады, генерал-лейтенант (с 1883).
   С. 63. ...напишите мне что-нибудь о Хитровых; состояние их ~ может улучшиться, потому что Иван Матвеич Т<олстой> получит, вероятно, еще больше веса? -- Речь идет о семье сына приятельницы и благодетельницы Ф. П. Леонтьевой, Анны Михайловны Хитрово (1782--1846), внука М. И. Кутузова -- Александра Николаевича Хитрово (1805--1865), с 1829 г. женатого на княжне Елизавете Николаевне Вяземской (1807--1867). Подобно всем внукам фельдмаршала, А. Н. Хитрово имел связи при Дворе, а его двоюродный брат И. М. Толстой (см. о нем ниже) в описываемое время стал шталмейстером Высочайшего Двора. В этом смысле семейству Хитрово вступление на престол Александра II действительно пошло на пользу. Граф (с 1866) Иван Матвеевич Толстой (1806--1867) -- придворный и государственный деятель, камергер (1834) шталмейстер (1839), шталмейстер Двора Наследника цесаревича (1849), шталмейстер Высочайшего двора (с 1833), обер-гофмейстер (1860), сенатор, член Государственного совета (1861); в 1822--1838 гг. служил по Ведомству иностранных дел, товарищ министра иностранных дел (апр. 1856 -- авг. 1861), директор Почтового департамента МВД (янв. 1863 -- июнь 1865), министр почт и телеграфов (с июня 1865); сын Матвея Федоровича Толстого (1772--1815) и Прасковьи Михайловны Толстой (урожд. Голенищевой-Кутузовой; 1777--1844), внук М. И. Кутузова, племянник Е. М. и А. М. Хитрово; в копии фамилия Толстого сокращена до первой буквы и отточия. Внук А. М. Хитрово Михаил Александрович Хитрово (см. о нем на с. 628) был приятелем Л.
   С. 64. Сестра недовольна моим молчанием... -- Александра Николаевна Леонтьева (1822 -- не ранее 1874), ее домашнее имя -- Алина; жила в Москве. В 1868 г. Л. с помощью Н. П. Игнатьева устроил узаконение ее брака с С. И. Гемельманом, от которого у нее был сын Сергей. См.: Т. 10. Кн. 1. с. 563--564; Кн. 2. С. 704.
   С. 64. Говорят о довольно большом деле, выигранном 14 марта Горчаковым. -- Сведений найти не удалось.
   

30. Ф. П. Леонтьевой. 4 апреля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 43--44.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 64.
   Печатается по копии.
   
   С. 64. Экстра-почта -- почта, отправленная быстрее, чем в установленный срок.
   С. 64. ...chère amie... -- дорогой друг (фр.).
   С. 65. ...я бы с удовольствием поразнообразил себе жизнь переходом в Феодосию, или даже в порядочный полк... -- Мечта Л. осуществится в мае 1855 г.
   С. 65. ...с благоразумием (!)... -- По-видимому, Л. использует слово из письменных материнских наставлений, почему и подчеркивает его.
   С. 65. ...история выборов Александра. -- Речь идет о неудачной баллотировке Александра Николаевича Леонтьева (1819--не ранее 1875), по-видимому, в мировые судьи. О нем СМ.: Т. 6. Кн. 1. С. 132--139.
   С. 65. К Владимиру ~ уже приготовил письмо. -- Владимір Николаевич Леонтьев (1818--1873), подпоручик артиллерии в отставке (1844), губернский секретарь, помощник малоярославецкого окружного начальника (с 1844); публицист, издатель.
   С. 65. Где сестра -- никак не могу понять... -- См. прим. на с. 536.
   С. 65. Агрипина -- Аграфена (Агриппина) Павловна Охотникова, дочь Н. В. Охотниковой.
   С. 65. ...Агрипине Дюбют... -- Агриппина Александровна Дюбют (?--1866), вероятно, одна из компаньонок Н. В. Охотниковой.
   С. 66. Всё говорили о высадке в Феодосии; об ней и помину нет. -- Имеется в виду ожидаемая высадка неприятеля.
   31. Ф. П. Леонтьевой. 10--И апреля 1855 г.
   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 45--46; ОР ГЛМ. Ед. хр. 54. Л. 10--И. Помета М. В. Леонтьевой: "Продолжение русского письма No 25 (от 10 апреля)" (Там же. Л. 10).
   Впервые (с небольшими купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 64--65.
   Печатается по копии.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   С. 66. Vraiment, та chère amie ~ et enfin le No 13. -- Поистине, мой дорогой друг, Ваши письма очаровательны; никогда я не перечитывал их с таким удовольствием, как теперь. -- Все мелочи, которыми Вы их наполняете, доставляют мне истинную радость, потому что они доказывают мне, что Вы находите подлинное удовольствие беседовать со мной. -- Я только что получил письма 13 и 14 и в обратном порядке, т. е. No 16 раньше всех, затем No 14 и наконец No 13 (фр.).
   С. 66. ...у одного г. Иваницкого. -- (M-me Olive его верно знает). -- Штаб-ротмистр Эмилий Федорович Иваницкий, командующий эскадроном резервной бригады 1-й Кирасирской дивизии; упомянут в очерке "Сдача Керчи..." (Т. 6. Кн. 1. С. 679). См. также прим. на с. 323.
   С. 66. Cette petite ville est fort poétique. -- Это местечко очень поэтично (фр.).
   С. 67. Алексей Оболенский действительно был в Керчи у Хомутова... -- Речь идет о кн. Алексее Васильевиче Оболенском (1819--1884), офицере конной артиллерии, бывшем флигель-адъютанте вел. кн. Михаила Павловича, в 1852 г. произведенном в полковники. В начале Крымской войны он был командирован в Новочеркасск для наблюдения за формированием артиллерийских батарей, а затем по распоряжению наказного атамана Войска Донского М. Г. Хомутова (см. прим. на с. 515) отправлен к Севастополю; участвовал в сражении при Альме, затем ездил курьером в Петербург, был вновь командирован в Новочеркасск (приводил Войско Донское к присяге Имп. Александру И) и опять вернулся в Севастополь, участвовал в сражении 4 августа, а затем находился в Севастополе на оборонительной линии. Ф. П. Леонтьева сообщила сыну новость о посещении кн. Оболенским Керчи, которую, возможно, узнала от его матери, а своей приятельницы кн. Е. А. Оболенской.
   С. 67. ...мое письмо, где я браню казенные аптеки... -- См. с. 50--51.
   С. 69. ...не хватает сульфата хинина и хинной корки... -- Жаропонижающие и обезболивающие лекарства, применяемые при малярии. См. прим. на с. 527--528.
   С. 69. ...как бы тесная дружба не связала меня с молодым недавно прибывшим сюда врачом и как бы мои идеи ~ не скомпрометировали меня! -- Ф. П. Леонтьева опасалась, что в беседах с В. В. Лотиным ее сын обнаружит свой "либерализм" и тем повредит себе. Ср.: "Изо всех живших и служивших в этой унылой крепости русских я еще был самый либеральный и даже слегка "политикующий" человек, но именно потому, что политические... не то чтобы убеждения, а скорее какие-то смутные подобия политических мнений моих были тогда несколько либерального оттенка, я находил более благоразумным класть "дверь ограждения на уста"" (Т. 6. Кн. 1. С. 625).
   С. 69. ...после первых разочарований в 19 лет... -- Л. вспоминает свой разрыв с университетским приятелем Алексеем Ивановичем Георгиевским (1829?--1866), произошедший в 1851 Г. См.: Т. 6. Кн. 1. С. 29--30, 697--698, 717--726.
   С. 70. ...у кого каждый месяц службы считается за год; эта привилегия есть только в Севастополе. -- Для Л. год службы в Крыму засчитывался за два.
   С. 70. ...известие о сражении ~ они потеряли 10 000 человек. Наши потери еще неизвестны. -- Имеется в виду бомбардировка Севастополя, начавшаяся 28 марта 1855 г. и продолжавшаяся 10 дней, а также попытка штурма, отбитая русскими войсками.
   С. 70. ...старик Пеликан обманул меня! -- Венцеслав Венцеславович Пеликан (1790--1873) -- хирург, государственный и общественный деятель, директор Медицинского департамента Военного министерства (1846--1851), председатель Медицинского совета и Ветеринарного комитета (1851--1854), президент Медико-хирургической академии (1851--1864), председатель Государственного медицинского совета (1865--1870). По-видимому, у него хлопотали в Петербурге о переводе Л. из Керчь-Еникальского госпиталя.
   С. 70. ...говорить о дорожной аптечке. -- См. в письме от 15 февраля 1855 г. (с. 51).
   С. 70. Геморрагия -- заболевание, при котором происходят самопроизвольные кровоизлияния из сосудов на теле или во внутренних органах.
   

32. Ф. П. Леонтьевой. 28 апреля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 4--5. No 27. На л. 4 ее карандашная помета: "No 26 письмо не переписано за незначительностью".
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 65--66.
   Печатается по копии.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   С. 73. Фанагория -- древнегреческая колония на Таманском полуострове, одна из столиц Боспорского царства (в настоящее время пос. Сенной в Краснодарском крае).
   С. 73. ...сообщение, что 50 неприятельских кораблей находятся у входа ~ в небольшой залив ~ это было только фарсом. -- Неприятельский флот подошел к Керчи утром 23 апреля 1855 г. и вскоре удалился до 12 мая. "...Ночью, не помню какого числа апреля, явился внезапно перед входом в керченскую бухту и в пролив союзный флот. У нас в Ени-Кале поднялась тревога. <...> По распоряжению начальства, был прислан в нашу крепость командир одного военного корабля, чтобы немедленно, пока неприятель еще не ворвался в бухту и пролив, перевезти как можно больше больных из Ени-Кале через пролив в Тамань. <...> ночь была довольно светла и тепла <...> беготни и хлопот было много, но испуга ни малейшего; все, кроме главного доктора, который чем-то расстроился, были очень веселы и бодры. И только. Тревога наша на этот раз была напрасная; союзный флот постоял и ушел" (Т. 6. Кн. 1. С. 628).
   С. 73 ...помимо батареи Св. Павла, защищающей вход в порт (Керчи), есть много затопленных судов, в более глубоких местах -- якоря... -- Батарея, названная в честь св. апостола Павла (небесного покровителя вел. кн., будущего имп., Павла Петровича), была создана на мысу, получившем название Павловского, в 5 верстах от Керчи во время русско-турецкой войны 1771 г. О состоянии Павловской батареи, Арабатской крепости (о которой см. ниже) и других укреплений ср. в воспоминаниях В. И. Дена: "Инженерный полковник Нат показывал мне Павловскую батарею, построенную верстах в четырех от города, для обстреливания эстакады, из, сколько помнится, 70-ти потопленных судов, запирающей вход в Керченский пролив. На другой день я осматривал старую турецкую крепостцу Еникале, вооруженную какими-то древними чугунными коронадами, которыми мечтали обстреливать другую эстакаду, преграждающую проход чрез пролив Еникальский. Впоследствии оказалось, что эстакады эти не представляли никакой прочности, вероятно, суда, их составлявшие, не были довольно нагружены камнем или якоря были малы, или канаты, которыми они прикреплялись, были гнилы, но, как известно, неприятель свободно прошел в Азовское море, не быв даже вынужден разбирать этих эстакад. План этих фантастических сооружений у меня сохранился. На обратном пути в Севастополь, я осмотрел Арбатскую, soi-disant (так сказать, фр.), крепость, которую приводил в оборонительное положение инженерный обер-офицер, фамилию которого не могу припомнить, но помню, что он со мною согласился, что его труды совершенно бесполезны" (Записки генерал-лейтенанта Владиміра Ивановича Дена. С. 73; 2-я паг.). В мемуарах В. И. Дена упомянут инженер-полковник, впоследствии генерал-майор (1861), генерал-лейтенант (1876) Антон Антонович Нат (1817--1876), служивший на Черноморской береговой линии.
   С. 73. ...у нас было время с осени собрать войска в Арабате, Керчи, Феодосии... -- Арабат -- крепость на берегу Азовского моря в северо-западной части Керченского полуострова вблизи села Ак-Монай на южной оконечности Арабатской стрелки; датируется XV--XVII вв. (первое упоминание относится к 1651 г.). Попытка высадки неприятельского десанта на Арабатскую стрелку все же предпринималась 14 мая 1855 г., но была отбита русским гарнизоном. Нападения на Арабат повторились летом и осенью 1855 г.
   С. 73. ...с марта месяца я почти не ем мяса, это я-то, бывший таким плотоядным... -- Л. и в позднейшие годы трудно было отказываться от мясной пищи. Как об особом достижении он пишет об этом незадолго до монашеского пострига: "...Бог помог без скорби мне отказаться от мяса (которое и до сих пор, однако, люблю больше всякой другой пищи)..." (письмо к о. И. Фуделю от 12--13 января 1890 г.; "Преемство от отцов": Константин Леонтьев и Иосиф Фудель: Переписка. Статьи. Воспоминания / Сост., вступ. ст., подгот. текста и коммент. О. Л. Фетисенко. СПб., 2012. С. 178).
   С. 73. ...только Нижний может соперничать с Керчью... -- В Нижегородской губ. (по-видимому, в имении своего друга Н. П. Ермолова Бритово) Л. провел лето 1852 г. и 1853 г. и, вероятно, не раз успел побывать в Нижнем Новгороде; позднее (в 1858--1860 гг.) он жил домашним врачом у бар. М. Ф. Розен в Арзамасском уезде той же губернии.
   

33. Ф. П. Леонтьевой. 3 мая 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 5--9. Пометы: "No 28"; "No 29 не переписано за незначительностью" (Там же. Л. 5, 9).
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 66.
   Печатается по копии.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   С. 78. ...в компании нового товарища -- пруссака, доктора медицины. -- Бутлер (см. Т. 6. Кн. 1. С. 629, 662, 677). "Я всегда с удовольствием вспоминал об этом хорошем и честном сослуживце; он и другой молодой пруссак, его товарищ Бек, -- были, по правде сказать, во многих отношениях гораздо лучше наших русских молодых лекарей, благороднее, образованнее, благообразнее даже" (Там же. С. 677). Иностранные врачи (главным образом из Пруссии и Америки) были приглашены на русскую военную службу еще в 1854 г. К 1855 г. их было 114 человек, большинство из которых служило по контракту и получало содержание значительно большее, чем предоставлялось "туземным" медикам (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании. С. 343). Ср.: "...правительство наше, вызвав иностранных врачей из Пруссии и Америки, мало получило от них пользы, хотя, конечно, было вынуждено к тому крайностию и хотя руководилось при этом благими расчетами. Бывало, когда пришлют такого врача в иной госпиталь, то главный доктор почесывает у себя за ухом, не зная что с ним делать; а между тем иностранный врач увеличивал собою счет ординаторов и ставил главного доктора в невозможность просить себе подкрепления во врачебном персонале, в случае наплыва пациентов. Не говоря уже о том, что таких врачей нельзя было приставлять к больным, с которыми необходимо было объясняться, им нельзя было поручать и раненых, потому что при перевязках все же надо было приказать: то подать, другое устранить, так держать перевязываемый член, этак повернуться, а все эти иностранцы не могли сказать ни слова по-русски. При такой бесполезности заморских господ, казна наша несла на них порядочные расходы, платя каждому по 100 р. в месяц, что в тогдашнее время, когда мы, младшие врачи, получали жалованья в месяц по 20 р. с копейками, или по 83 рубля с небольшим в треть года, было громадною привилегией" (А--ский И. Впечатления военного врача в Крымскую кампанию // PB. 1873. No 7. С. 275).
   С. 78. ...это касается перехода в какой-нибудь полк. -- О желании перейти в какой-нибудь "порядочный полк" Л. написал матери 4 апреля 1855 г. (с. 65).
   С. 78. Врангель -- см. прим. на с. 533.
   С. 78. ...Я отправился ~ ничего определенного... -- Согласно позднейшему рассказу Л., генерал К. К. Врангель сказал ему: "...если вы так желаете быть ближе к военным действиям, то я подумаю об этом. В случае чего-нибудь вас можно будет тотчас прикомандировать хоть к казачьему полку. Хорошо; я не забуду" (Т. 6. Кн. 1. С. 627).
   С. 79. ...снова еду в Керчь, и дивизионный врач ~ сообщает мне, что Врангель уже написал в Севастополь (т. е. генерал-штаб доктору)... -- Речь идет о В. В. Лотине, который тогда "состоял при штабе генерала Врангеля" в Керчи (Там же. С. 634). Генерал-штаб-доктор в это время -- Николай Гаврилович Шрейбер (конец 1790-х--1857). Ср.: Там же. С. 628.
   С. 79. ...когда неделю назад он посетил наш госпиталь... -- Об этом приезде Врангеля в Еникале см.: Там же. С. 627.
   С. 79. ...в казачий полк в Арабате. -- Имеется в виду 65-й Донской казачий полк. Полк участвовал в сражениях на р. Альме, под Балаклавой (13 октября 1854), защищал Керченский полуостров. См. также прим. на с. 541.
   С. 79. ...о моем деле с Бароном. -- См. с. 45.
   С. 79. ...взять доктора с собой... -- Дмитрий был лекарем-самоучкой; см. прим. на с. 511.
   С. 79. В декабре один грек хотел ег о откупить... -- См. с. 36, 43.
   

34. Ф. П. Леонтьевой. 13 мая 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 47.
   Впервые с небольшим пропуском: СС. T. IX. С. 176.
   Печатается по копии.
   
   12 мая 1855 г. флот союзников, состоявший из 57 паровых судов, высадил на берег между Амбелаки и Камыш-Буруном в 15 верстах от Керчи ок. 15 000 человек. Леонтьев пишет матери на другой же день после того как догнал в степи казачий полк, где ему теперь предстояло служить. О дне 13 мая он позднее вспоминал в очерке "Сдача Керчи...": "Я до того забыл весь этот день, что только на днях, например, я узнал, что я писал матери письмо, именно в этот самый забытый день 13 мая из большого поместья Аргин, верстах в 40 от Керчи" (Т. 6. Кн. 1. С. 674). Леонтьев цитировал это письмо и пояснял: "...когда я увидел перед собою эту бумажку (ей в мае будет ровно 32 года!), я вспомнил неожиданно даже и то, как оригинально и по-лагерному я писал матери: казаки на привале в Аргине навесили для меня большой чей-то пестрый ковер на оглобли какой-то телеги, и я, в тени этого ковра, доставши где-то этот клочок серой бумаги, положил его на казацкую седельную подушку и писал" (Там же. С. 676).
   С. 81. Аргин -- имение генерала П. А. Ладинского (см. с. 81 и прим. на с. 549).
   С. 81. Chère maman! -- Дорогая маменька! (фр.)
   С. 81. ...с козаками, к которым я прикомандирован; здесь собран весь Керченский отряд. -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 658.
   С. 81. ...tout cela est soustendu ~ Saluez tout le monde. -- Все это стягиваемое уже в этом письме и ни в коем случае не имеет на меня плохого влияния. -- Прощайте, я обнимаю Вас и испрашиваю Ваше благословение. Прощайте. Приветствуйте всех (фр.).
   

35. Ф. П. Леонтьевой. 18 мая 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 47--48.
   Впервые: СС. T. IX. С. 176--177.
   Печатается по копии.
   
   С. 82. Керчь сдана неприятелю ~ Еникале взят ~ я с своими Донцами живу на биваках. -- Об этих событиях Л. рассказал позднее в очерке "Сдача Керчи в 55 году" (Т. 6. Кн. 1. С. 621--698), здесь же упоминается и письмо от 18 мая (Там же. С. 681).
   С. 82. ...за седлом у меня ездит теплая шинель и большие сапоги на гутта-перчи. -- Ср.: "...офицерская ваточная шинель с капюшоном и старым бобровым воротником <...> сверх ваточной шинели, сверх незаменимых здесь московских непромокаемых сапог, работы г-на Брюно..." (Там же. С. 632). Имеется в виду Жан Брюно, владелец магазина на Софийке в Москве. Офицерской шинелью Л. пользовался только в Еникале, а в дальнейшем служил в солдатской. См.: Там же. С. 638, 640.
   С. 82. Один артиллерийский майор, который хочет перевести меня в свою батарею ~ услыхав от меня, что я намереваюсь просить Врангеля выдать мне рационные деньги вперед за месяц... -- Возможно, имеется в виду бывший комендант крепости Еникале; ср.: "...комендант, армейский отрядный подполковник (или майор, не помню)..." (Там же. С. 630). Рационы -- денежное и вещевое довольствие в армии. См. также прим. на с. 533.
   С. 82. ...случайно встретил козака ~ присоединились кой-как к полку. -- См.: Там же. С. 649--658.
   С. 82. Деньщик мой с вещами тоже благополучно спасся. -- Фамилия денщика -- Трофимов. См.: Там же. С. 628, 632, 645, 665--666.
   С. 82. Говорят, -- турки и татары начали было кутить, но французский адмирал не стесняясь расстреливает и вешает их за всякие притеснения жителям. -- Имеется в виду вице-адмирал (с сентября 1855 г. адмирал) Арман-Жозеф Брюа (1796--1855), сменивший в декабре 1854 г. в командовании французским флотом в Черном море адмирала Ф.-А. Гамелена, вернувшегося во Францию. Комментируя это место из своего письма к матери, Л. писал: "Почему у меня написано "адмирал", -- не знаю, может быть, так выражались сами обыватели, а за ними и я. Той точности, впрочем, с которой я теперь пишу, тогда и ожидать от меня было трудно" (Там же. С. 683). См. также: Там же. С. 680 (рассказ хозяина гостиницы).
   С. 83. Образок ваш с мощами и молитва, которую вы велели мне носить, у меня на груди. -- "...Семейный, родовой, золотой ковчежец с мощами; он имел вид четыреугольного небольшого образа; частицы мощей были вложены под отверстия очень красивой формы правильными рядами и покрыты слюдою. Матушка, отпуская меня на войну, зашила этот образ в синий бархат и просила меня, не тяготясь его размером, надевать его на себя всегда, когда будет предстоять опасность. <...> позднее, в лагере, когда неприятель был от нас то в 40, то в 20 всего верстах, в течение лета, я не расставался с ним" (Т. 6. Кн. 1. С. 633--634). Тот же семейный мощевик-образок, зашитый в бархат, Л. "передает" своему любимому герою -- Александру Матвееву в "Двух избранницах", также отправляющемуся на Крымскую войну (Т. 5. С. 91). Далее в романе говорится, что в Севастополе Матвеев никогда не снимал этот образок (Там же. С. 100). О присланной молитве см. письмо от 24 января 1855 г. и прим. к нему (с. 47, 525).
   

36. Ф. П. Леонтьевой. 23 мая 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 9, 12. Помета: "No 32".
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 66.
   Печатается по копии.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   С. 83. Соковнин Федор Петрович (1819 -- не ранее 1897) -- майор гусарского Саксен-Веймарского полка; помещик Чембарского уезда Пензенской губернии. См. также с. 88.
   С. 84. ...деньги для барона... -- Оброк Дмитрия (см. прим. на с. 511).
   

37. Ф. П. Леонтьевой. Без даты.

   Конец мая -- начало июня 1855 г.
   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 16.
   Фрагмент впервые: СС. T. IX. С. 177--178; впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 66--67.
   Печатается по копии.
   
   С. 84. ...chère maman... -- дорогая матушка (фр.)
   С. 84. ...в ту самую деревню, где находится штаб Врангеля. -- Имеется в виду Аргин (Аргино); см. прим. на с. 549.
   С. 85. ...вспомнил о Борисе... -- Б. Н. Леонтьев.
   С. 85. ...у полковника... -- Попов. "Полковник Попов мне понравился с виду; лицо у него было солдатское <...> худое, строгое, выразительное; усы седые, и сам он был сухой и довольно стройный мужчина, на вид лет пятидесяти" (Т. 6. Кн. 1. С. 658).
   С. 86. ...в Московский военный госпиталь... -- Госпиталь (современное название: Главный военный клинический госпиталь им. акад. H. Н. Бурденко) существует с 1707 г., расположен в Лефортове, служил основной клинической базой медицинского факультета Московского университета.
   С. 86. ...попробовать поготовиться на доктора. -- Т. е. подготовиться к экзаменам за 5-й курс.
   С. 86. ...уж скоро 25 лет... -- 25 лет Л. исполнится 13 января 1856 г.
   С. 86. ...сколь<ко> неудач на литературном поприще пришлось перенести... -- Цензурой были запрещены все первые произведения Л.
   С. 86. ...que pour gagner ~ que vs pouvez. -- Что для того, чтобы заработать что-нибудь, нужно из кожи вон лезть, и что Вы, с Вашей стороны, Вы поможете мне настолько, насколько Вы можете (фр.).
   С. 86. Хитровы тут могут быть очень полезны... -- См. прим. на с. 535--536.
   

38. Ф. П. Леонтьевой. Июнь 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 18--19.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 67.
   Печатается по копии.
   
   С. 87. Говорили ~ что турки перерезали греков в Еникале, а после оказалось, что греки с утра ~ оставили город. -- См. Т. 6. Кн. 1. С. 660--661, 664, 678--679.
   С. 88. ...молебствие по случаю неудавшегося неприятелям штурма, который затеял под Севастополем новый Главнокомандующий их Пелисье. -- Пелисье Эмабль-Жан-Жак (1794--1864) Пелисье, герцог Малаховский (с 1856), маршал Франции (с 1855), командующий французскими силами под Севастополем. 6 (18) июня 1855 г. русскими войсками был отбит предпринятый им штурм. Потери французских сил (убитыми и выбывшими из строя) составили более 3500 человек, английских -- 1728 человек. См.: Тарле. С. 398--428. Отголоски этого события -- в очерке "Сутки в ауле Биюк-Дортэ": "Странная война какая-то! Бьют, бьют, а толку нет. Через пень колоду переваливают <...>. Пробовали они штурм, так отбили ловко. <...> пошли они колоннами, а наши из бухты пароходы и выручили. Как хватят, так ряды и валятся! Отчесали ловко их" (T. 1. С. 243); "...важно их отшпарили при штурме; как хватят с парохода -- и ряда нет..." (Там же. С. 258); и в повести "Исповедь мужа": "Недавно штурм отбит от Малахова кургана. Отличился один генерал Хрулев, о котором я прежде не слыхал. Дай Бог нам побольше военных дарований!" (Т. 2. С. 356).
   С. 88. ...bon grès mal grès... -- волей-неволей (фр., правильно: bon gré, mal gré).
   C. 88. Гусары стоят верстах в 15 от нас... -- Речь идет о гусарском Саксен-Веймарском полке (создан в 1704 г. как Ингерманландский драгунский полк). В 1841 г. его шефом стал наследный принц (позднее великий герцог Саксен-Веймарский) Карл-Альберт и полк стал именоваться: Гусарский наследного Саксен-Веймарского принца полк; с июля 1853 г. -- Гусарский гросс-герцога Саксен-Веймарского полк. Позднее полк еще несколько раз менял название (с марта 1857 -- Ингерманландский гусарский гросс-герцога Саксен-Веймарского, с 1864 -- 10-й Ингерманландский гусарский полк). В марте 1855 г. полк вошел в отряд генерала Врангеля и получил задачу -- наблюдать за действиями противника между Феодосией и Керчью и содержать аванпосты. Командиром полка в 1852--1855 гг. был генерал-майор Андрей Алексееевич Бутович (1800--?). См.: Геншита В. И., Борисевич А. Т. История 30-го драгунского (10-го гусарского) Ингерманландского полка. 1704--1904. СПб., 1904.
   С. 88. ...провел целый день у Соковнина. -- См. прим. на с. 546. В этом полку у Л. был еще один знакомый -- кн. Хамзаев. См.: Т. 6. Кн. 1. С. 645--646.
   С. 88. Что Владимгр и его семейство? -- В. Н. Леонтьев был женат на сестре скульптора И. Н. Шрёдера Марии Николаевне и имел от нее дочь Марию и сыновей Николая и Владимірa.
   

39. Ф. П. Леонтьевой. 29 июня 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1014. Л. 49--50.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 67--68.
   Печатается по копии.
   
   С. 89. ...вернулись на старое место, в Аргино, откуда и писал вам первое письмо после взятия Керчи. -- См. письмо от 13 мая 1855 г. (с. 81).
   С. 81. ...наш штаб занимает дом помещика... -- Владельцем с. Аргин (Петровское) был Петр Антонович Ладинский (1784--1865), генерал-лейтенант (с 1845), начальник гражданского управления Закавказского края, бывший сослуживец П. С. Котляревского.
   С. 89. ...à la belle étoile... -- под открытым небом (фр.).
   С. 89. ...наш полковник... -- Попов.
   С. 89. ...сам Бригадный Генерал танцовал мазурку... -- Генерал-майор Николай Николаевич Сухотин (1816--1879), командующий 2-й бригадой 1-й драгунской дивизии. См.: Т. 6. Кн. 1. С. 671--672.
   С. 90. ...медик пруссак, возвратившийся из плена... -- "Когда наши военные власти удалились из Ени-Кале, взорвавши пороховой склад, Бутлера оставили при больных, и он пробыл вместе с этими больными в плену до середины лета, постоянно споря с союзными офицерами, протестуя и утверждая, что они его, пруссака, подданного нейтральной державы, держать в плену не имеют права и должны отпустить <...> Бутлер достиг наконец своей цели: через месяц или два <...> его отпустили к нам вместе с небольшим количеством оставшихся хронических наших больных" (Т. 6. Кн. 1. С. 677--678). По сообщению генерала М. И. Богдановича, в еникальском госпитале оставалось "до ста тяжелораненых нижних чинов, доставленных в различное время из Севастополя" (Богданович М. И. Восточная война 1853--1856 годов. Изд. 2-е. СПб., 1877. Т. 3. С. 330).
   С. 90. ...что сегодня должен был повториться штурм Севастополя... -- См. прим. на с. 547
   С. 90. ...Краевский молчит -- это хуже всего! -- Вскоре Л. получит письмо Краевского от 6 мая 1855 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 6--7).
   С. 90. ...chère enfant... -- милое дитя (фр.).
   С. 90. ...Владиміра, Машу, детей их, Александра. -- Упомянуты В. Н. Леонтьев, его жена и дети (см. прим. на с. 548), а также А. Н. Леонтьев.
   

40. Ф. П. Леонтьевой. 12 июля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 1--3.
   Впервые (с купюрами): ННасл. 2016. No 119. С. 68.
   Печатается по копии.
   
   С. 91. ...1 Краевского... -- Л. получил письмо А. А. Краевского от 6 мая с известием о публикации повести "Лето на хуторе", о новых цензурных затруднениях рассказа "Ночь на пчельнике", а также с объяснением денежных счетов. Единственным приятным сюжетом в этом письме было предложение завершить повесть (будущий роман) "Подлипки", начало которой издателю прочитал Тургенев (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 7). На это письмо Л. отвечал 13 июля (см. с. 94--95).
   С. 91. ...1 Eugèn а... -- Эжен (Евгений Леопольдович) Рюль, "русский-француз <...> калужский сверстник и приятель" Л., "простосердечный, веселый, легкомысленный и добрый" (Т. 6. Кн. 1. С. 719); прототип Огюста в несохранившемся романе "Булавинский Завод"; пять его писем к Л. сохранились в ОР ГЛМ (Ед. хр. 219), но, к сожалению, не то, что упомянуто здесь.
   С. 91. ...1 Владимгра и 1 Александра... -- Письмо В. Н. Леонтьева от 11 мая 1855 г. (упоминается в ответе Краевскому); о письме А. Н. Леонтьева сведений нет.
   С. 91. Карасу-Базар -- см. прим. на с. 523.
   С. 91. Арабат -- см. прим. на с. 541.
   С. 91. ...нас перевели в имение Генерала Аадинского (Аргино)... -- См. прим. на с. 549.
   С. 91. ...в авангард пошли Черноморцы... -- Имеется в виду Черноморский казачий дивизион, размещенный, как и 65-й Донской казачий полк, на Керченском полуострове. См.: Т. 6. Кн. 1. С. 692--694.
   С. 92. Pardon, pour la suffisance, ma chère amie! -- Простите за самонадеянность, мой дорогой друг! (фр.).
   С. 92. ...он ошибся в 50 рублях ~ сомневается -- верен ли его счет и просит меня сообщить ему мое мнение. -- Краевский писал: "В Лете вышло 4 листа и 4 страницы, за которые вам следовало бы получить 212 р<уб.> 50 коп.; но так как 20 октября 1853 года я вам выслал в Москву 50 р<уб.> и как 27 февраля 1854 вы дали мне расписку в получении от меня 200 р<уб.>, что вместе составляет 250 р<уб.>, то вы теперь остаетесь у меня в долгу на 37 р<уб.> 50 к<оп>. Так ли это? Не вошли ли в расписку и те 50 р<уб.>?" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 153. Л. 6 об.).
   С. 93. ...я еду в Петербург, беру у него 150 руб. ... -- См. прим. на с. 552.
   С. 93. ...une petite note...-- Записочку (фр.).
   С. 93. ...в счет будущих творений... -- Речь идет о "Подлипках".
   С. 93. ...я сегодня же напишу к Краевскому. -- Л. действительно написал Краевскому 13 июля (см. ниже).
   

41. А. А. Краевскому. 13 июля 1855 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 391. Ед. хр. 482. Л. 9--11.
   Печатается по автографу.
   
   Ответ на письмо Краевского от 6 мая 1855 г. (см. прим. на с. 549).
   
   С. 94. С тех пор как Керчь и Еникале взяты неприятелем, я странствую по татарским деревушкам вместе с казачьим полком ~ Только третьего дни прибыл я в Феодосию... -- См. прим на с. 543--544. Письмо писалось в ночь с 12 на 13 июля; ср. в письме к матери (ср. с. 91) Л. тоже говорит о приезде "третьего дни".
   С. 94. ...письмо моего брата от 11-го мая... -- Речь идет о В. Н. Леонтьеве; его письмо не сохранилось.
   С. 94. ...я прочел... -- Далее зачеркнуто: "о том".
   С. 94. ..что за мной 3<7> р<уб.>... -- В автографе ошибочно: "3 р."; восстановлено по письму Краевского.
   С. 94. ...не взошли ли в росписку от 27 февраля те 50 р<уб.> сер<ебром>, которые Вы мне послали прежде в Москву? -- См. прим. на с. 501.
   551
   С. 94. ...я приезжал к Вам с 3-мя главами "Лета на Хуторе" и попросил у Вас 150 р<уб.> сер<ебром>? -- Ср.: "...Мне для одной простенькой любовницы занадобилось еще <денег> -- я поехал на три дня в Петербург, и он ни слова ни говоря дал еще 150 рубл<ей>" (Т. 6. Кн. 1. С. 55). Эти первые главы повести "Лето на хуторе" "не без строгих замечаний" прочел в 1852 г. Тургенев и советовал отправить в "Современник" (Там же. С. 46--47).
   С. 94. ...и сказал Вам... -- Перед "сказал" начато и зачеркнуто: "ук<азал>".
   С. 94. ...данными вперед за "Подлипки". -- Роман, над которым Л. работал несколько лет. Первый фрагмент написан в 1852 или 1853 г. (Там же. С. 47). Перед "данными" зачекнуто: "вперед".
   С. 95. ...если Вы дадите ~ за Вами... -- Отчеркнуто Краевским красным карандашом на полях.
   С. 95. У меня ~ готовая драма в чемодане... -- Речь идет о пьесе "Трудные дни".
   С. 95. Вы ободряете меня в конце Вашего письма на новые предприятия. -- Краевский писал 6 мая: "Пожалуйста, улучайте для литературы время от ваших треволнений по службе. Вы должны работать для литературы. Бога ради, не покидайте ее" (цит. по: Т. 6. Кн. 2. С. 284).
   С. 95. На Васильевск<ом> острове. Между 11-и и 12-й линиями, на среднем проспекте в дом Фохт. -- Елизавета Андреевна Фохт (?--1876), вдова коллежского советника Александра Фохта, владелица деревянного одноэтажного дома на Среднем проспекте (участок совр. д. 46, построенного на этом месте в 1882 г.). Адрес отчеркнут Краевским красным карандашом на полях.
   С. 95. Таврическ<ой> Губ<ернии> Феодосийского уезда, в селение Порпач... -- Порпач (Парпач, Парпачи, Братское, ныне с. Ячменное) -- село по левую сторону почтовой дороги из Керчи в Феодосию, центр Парпачской (с 1829 -- Агерманской) волости Феодосийского уезда; принадлежало внучатой племяннице П. С. Котляревского.
   

42. Ф. П. Леонтьевой. 18--19 июля 1855 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой (с датой 13 июля): ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 12--13; РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 4. В ед. хр. 54 помета: "No 35 лся от суда" (Т. 6. Кн. 1. С. 65). Ср.: "Дома, занятые под госпиталь, были сыры, ветхи и низки; теснота и скопление больных такие, что развившийся под конец тиф распространился и на врачей: из 18 медиков, ухаживавших за больными, заразилось тифом 11" (Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании. С. 365).
   С. 142. ...мой коллега Лотин ~ о котором мы уже говорили 2 или 3 раза... -- Упоминаний о нем в письмах гораздо больше (см. по указателю).
   С. 142. ..делать сыновьям свадебные подарки за 100 руб.... -- По-видимому, намек на свадебный подарок, незадолго до того сделанный матерью Б. Н. Леонтьеву.
   

66. Ф. П. Леонтьевой. 1 февраля 1856 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 35--37.
   Фрагмент впервые: Т. 6. Кн. 2. С. 297; в сокращении: ННасл. 2016. No 120. С. 77.
   Печатается по копии.
   
   С. 143. ...pêle-mêle... -- всякая всячина (фр.).
   С. 143. ...отчего ни сестра, ни Анна Павловна не отвечают мне... -- Александра Леонтьева и А. П. Карабанова.
   С. 143. ...что Россия готова принять прежние пункты конференции... -- Мирные конференции проходили в Вене в декабре 1854 г. -- апреле 1855 г. Здесь имеются в виду требования, предъявленные России на Венской конференции послов (1855), включавшие нейтрализацию Черного моря, отказ от протектората над Дунайскими княжествами. Они были приняты в январе 1856 г.
   С. 143. ...встретить в декабрьской еще Indépendance Belge множество важных новостей... -- Бельгийская ежедневная газета на французском языке, выходившая с 1829 г.
   С. 143. ...au fond... -- в сущности (фр.).
   С. 143. Adieu. -- Прощайте (фр.).
   

67. Ф. П. Леонтьевой. 16 февраля 1856 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1015. Л. 37--38.
   Впервые (в сокращении): ННасл. 2016. No 120. С. 77.
   Печатается по копии.
   
   С. 144. ...на днях подаю прошение в отпуск по болезни. -- Приказ о предоставлении полугодового отпуска будет подписан лишь 12 августа 1856 г.; см.: Т. 10. Кн. 2. С. 136.
   С. 144. ...дела клонятся к миру... -- Парижский мирный договор будет заключен 18 (30) марта 1856 г.
   

68. Ф. П. Леонтьевой. 23--27 февраля 1856 г.

   Автограф неизвестен. Копия М. В. Леонтьевой: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. Ед. хр. 54. Л. 21--22. Помета: "No 63 ствовала 3,732 гр).
   

110. С. С. Дудышкину. 1860 г.

   Черновой автограф: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 2. Ед. хр. 36. Л. 1--2 об.
   Датируется по содержанию.
   Печатается впервые.
   
   Несмотря на то, что в черновике не сохранилось начало письма с обращением, ясно, что адресатом его был Степан Семенович Дудышкин (1820--1866), редактировавший журнал "Отечественные записки". Упоминание о произведении, над которым работал Леонтьев, о его медицинских и педагогических занятиях, а также о журнале "Искра", позволяет отнести письмо ко времени не ранее 1839 г. и не позднее декабря 1860 г., т. е. к последнему периоду жизни писателя в с. Спасском у Розенов. Ожидаемый редакцией роман "Война и Юг" был задуман еще раньше, но известно, что 20 октября 1839 г. Дудышкин прочел и вернул автору первую редакцию другого романа -- "Подлипки" -- советуя несколько переработать его (см. его письмо: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 119. Л. 1--4). Эта дата позволяет внести новое уточнение в установление датировки чернового автографа: в 1859 г. и практически весь следующий год у Леонтьева не было трений с редакций, печатание "Подлипок" было обговорено (в публикуемом письме этот роман даже не упоминается). Денежным счетам с редакцией, в том числе и задатку, который Краевский согласен дать только за "Войну и Юг", посвящено следующее известное нам письмо Дудышкина. Его можно датировать весной 1861 г., поскольку в нем говорится также о скором начале печатания в "Отечественных записках" романа "Подлипки" (Там же. Л. 5--5 об.). По-видимому, в 1860 г. Леонтьев продолжал работу над несколькими романами сразу (ср.: в письме говорится о произведении на более современную тему, что наводит на мысли о будущем романе "В своем краю", имеющем явный автобиографический подтекст), а от замысла романа "Война и Юг" стал постепенно отходить.
   Заочное знакомство Леонтьева с Дудышкиным восходит еще к самому началу 1850-х гг. (см. прим. на с. 499). В Петербурге Леонтьев ближе узнал его и бывал на его вечерах (ср. С. 803).
   
   С. 230. Из последних слов Вашего письма... -- Перед этим зачеркнуто: В конце Вашего письма вы заме<тили>".
   С. 230. ...что Вы предпочитаете возврату денег какое-нибудь сочинение... -- Вместе с гонораром за "Подлипки" Л. получил в редакции аванс -- 500 руб. (ср. с. 294).
   С. 231. ...вместо "Войны и юга" другой роман. -- См. выше преамбулу.
   С. 231. ...чтобы портить... -- Далее зачеркнуто: "роман".
   С. 231. ...который неосторожно обещал... -- Было: "который так неосторожно взялся за".
   С. 231. ...ему пришлось бы исполнять... -- Вписано над зачеркнутым: "он мог бы исполнять"; во вставке перед "исполнять" зачеркнуто: "сдерж<ать>".
   С. 231. ...за порчу романа... -- После "порчу" зачеркнуто: "или за не".
   С. 231. ...человеку, который... -- Далее зачеркнуто: "вас".
   С. 231. ...явно оскорбительное письмо... -- Перед этим зачеркнуто: "вместе" нским" и "В Дороге"). -- См.: Т. 5. С. 776--779. "Река времен" -- задуманный Л. эпический цикл.
   С. 254. На днях отправляю его к племяннице, чтобы она его переписала к моему приезду в Петербург. -- Сохранилась более поздняя (1912) копия М. В. Леонтьевой (см.: Там же. С. 776). М. В. Леонтьева переписывала рукописи Л. с середины 1860-х, а впоследствии приготовила много копий для собрания сочинений, издаваемого о. И. Фуделем.
   С. 254. "В Дороге" ~ кончен весь... -- См.: Там же. С. 779.
   С. 254. ...секретарь мой его уже переписывает. -- Николай Онуфриевич Глизян (нач. 1840-х -- до 1883); см. о нем: Т. 10. Кн. 2. С. 463.
   С. 254. ..."Два Полковника" (гусарский Вейслинген и артиллерийский, публицист Дмитрий Львов)... -- Против переименования романа возражал Губастов (см.: Т. 5. С. 779). Прототип Д. Львова -- В. Н. Леонтьев.
   С. 254. ..."Заря и Полдень". Героиня мать Андрея и Дмитрия Львовых. -- Ее прототип -- Ф. П. Леонтьева.
   С. 254. "Записки Херувима". -- Херувим -- детское прозвище Л. (ср. автобиографическую деталь -- воспоминание о портрете младенца, изображенного в виде херувима: T. 1. С. 381).
   С. 254. "Мужская женщина". -- Cp.: Т. 5. С. 632.
   С. 254. ...третий брат Львовых Николай. -- Его прототипом был А. Н. Леонтьев.
   С. 255. ...телеграфировал Краевскому ~ хочет ли он ~ небольшой роман из Критской жизни. -- Речь идет о повести "Хризо".
   С. 255. ...приготовился к войне, как Пруссия. -- Победив в 1866 г. Австрию, Пруссия активно готовилась к войне с Францией.
   С. 255. Игнатьев хвалит... -- О похвалах Игнатьева Л. узнал именно из письма Губастова от 29 августа 1867 г. (см.: Т. 10. Кн. 2. С. 355).
   С. 255. ...в Адрианополе долги уплачиваются, а должен занять, чтобы ехать в Россию. -- Об этих новых (дунайских) долгах Л. см. прим. на с. 653--655.
   С. 255. ...в Сулину ~ в Галац. -- Города-порты на Нижнем Дунае. См.: Т. 10. Кн. 2. С. 499, 455.
   

130. Е. А. Ону. 9 октября 1867 г.

   Автограф неизвестен.
   Впервые: Киприан. С. 9--10.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   С. 255. ...тронут вашим любезным ответом. -- Несколько писем Е. А. Ону к Л. сохранилось в ОР ГЛМ, но упомянутого ответа среди них нет.
   С. 255. ...Хитрову написал простодушное письмо. -- См. с. 256--257.
   С. 255. Мужа вашего имел случай обнять в Талаще. -- 24 сентября 1867 г. Губастов сообщал Л.: "У Ону умер отец и он уехал в Галац -- не увидите ли Вы его?" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 28 об.). Отец М. К. Ону был небогатым посессором (арендатором); см.: Т. 4. С. 1029.
   С. 255. ...рискует I-м драгоманом стать! -- Скоро М. К. Ону получил эту должность.
   С. 255. ...как стоит "Тамань" в Буюк-дере, перед Посольством... -- "Стационер" русского посольства в Константинополе.
   

131. М. А. Хитрово. 9 октября 1867 г.

   Автограф неизвестен.
   Впервые: Киприан. С. И.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   На обороте листа надпись: "Милому другу моего детства Мишечьке Хитрово" (Там же. С. 10).
   
   С. 256. ...не походить на Сергея Карловича Пустомолова и не отказываться от пособия созидающемуся Львовскому театру... -- Одно из многих прозвищ, данных Л. Сергею Карловичу Мюльфельду (1836--1889), секретарю посольства в Константинополе, в 1863 или 1864 г. временно управлявшему консульством в Смирне, впоследствии генеральному консулу в Будапеште. В романе "Египетский голубь" он "выведен" под именем Блуменфельда. Губастов писал о нем: "Он пробыл в Константинополе лет 10, ничем не занимаясь и ведя изо дня в день только светскую жизнь. В 1871 г. его перевели Дипломатическим Чиновником при В<еликом> К<нязе> Михаиле Николаевиче <...>. Ухаживание за женщинами, игра на фортепьяно, салонный persiflage и охота наполняли всю его жизнь" (цит. по: Фетисенко О. Л. Эпизоды из жизни консула. С. 116--117). С. К. Мюльфельд был сыном врача Карла Ивановича Мюльфельда и Екатерины Карловны, урожд. Шюц (она была дочерью генерал-майора), учился в Лазаревском институте и Учебном отделении Восточных языков. См. также прим. на с. 644.
   С. 256. ...от пособия ~ Львовскому театру... -- См. прим. на с. 636.
   С. 256. Я уж, душенька, 46 рублей отсюда послал... -- Сохранилась расписка Аксакова от 17 августа 1867 г. о получении именно этой суммы, причем без упоминания имени Л., но лишь с указанием его должности: "...письмо с кред<итным> билет<ом>: сорок шесть руб. от Вице-Консула из Тульчи" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 5. Позднейшую приписку Л. к ней см.: Гептастилисты. С. 158.
   С. 256. Воззри в леса на бегемота ~ Кто может рог его сотреть? -- Цитата (с пропуском одного стиха) из "Оды, выбранной из Иова" М. В. Ломоносова. Л. -- тоже в шуточном ключе и с намеренной неточностью -- использовал ее в романе "В своем краю", в речи ребенка (см.: Т. 2. С. 30).
   С. 257. ...и осанкой, и эквитацией... -- Эквитация (от фр. equitation) -- искусство верховой езды. М. А. Хитрово, по-видимому, действительно владел им в совершенстве. Еще в 1856 г., как записано в его формулярном списке, он "удостоился получить Высочайшее благоволение" за "успех в изучении правил наездничества и волтижирования" (АВПРИ. Ф. 159 (Департамент личного состава и хозяйственных дел). Оп. 464. Д. 3514. Л. 1 об.). Ср. в записках "Моя литературная судьба": "Пусть бы непреклонный юрист (Хитрово. -- Ред.) <...> показывал бы нам свой стан, выправленный и личною гордостию, и кавалерийской службой, свой профиль германского рыцаря..." (Т. 6. Кн. 1. С. 76--77).
   С. 257. ...и поэзией... -- О поэтическом творчестве Хитрово см.: Фетисенко О. А. Из босфорского table-talk 1874 года. С. 83--85.
   С. 257. ...отправить их Аксакову (которому я уже написал, что и ты собираешь). -- Это письмо Л. не сохранилось. М. А. Хитрово еще в детстве мог впервые увидеть И. С. Аксакова, когда тот служил в Калуге; затем их знакомство возобновилось в Москве, в 1862 г. в газете "День" была напечатана его первая корреспонденция из Македонии, а затем сотрудничество Хитрово в аксаковских изданиях продолжалось (в газете "Русь" опубликовано несколько его стихотворений). Первое из сохранившихся писем Хитрово к Аксакову (в настоящее время они готовятся к печати О. Л. Фетисенко) датируется 26 мая 1867 г. Хитрово воспринимал Аксакова как одного "из двигателей нашего общественного мнения". В период Критского восстания Хитрово ждал от Аксакова активных действий, чтобы общество уразумело: решительная Восточная политика необходима России "из-за самого простого чувства самосохранения" (РО ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 657. Л. 3, 3 об.). Аксаков же, в свою очередь, видел в энергичном консуле "единственный светлый <...> пункт на нашем тусклом дипломатическом горизонте" (Там же. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 263. Л. 5 об.; письмо от 5 сентября 1881 г.).
   С. 257. Стихи твои на Богуславского хороши; апробую. -- Дмитрий Николаевич Богуславский (1829--1893) -- генерал, первый драгоман посольства в Константинополе. Л. имеет в виду акростих, сообщенный ему Губастовым в письме от 12 сентября 1867 г. (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 26). Позднее Губастов привел эти стихи Хитрово в своих мемуарах (см.: Т. 5. С. 847). См. также прим. на с. 627.
   

1868

132. К. А. Губастову. 29 февраля 1868 г.

   Автограф неизвестен.
   Впервые (вероятно, без начала): Сборник. С. 195--198. Печатается по тексту первой публикации.
   
   Ответ на письмо Губастова от 30 января 1868 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 39--40 об.). На февральское письмо Леонтьева Губастов отвечал 27 марта (Там же. Л. 41-- 42 об.).
   
   С. 237. Сообразно предписанию Вашему пишу мелко и буду писать до ужина. -- Л. откликается на слова Губастова: "Когда будете писать мне ответ, то извольте запереться в отдельную комнату и писать по крайней мере два часа сряду и мелко, мелко Пора мне получить от Вас длинное письмо; если же ответ Ваш будет короток, то я Вам буду посылать бюллетени, а не письма" (Там же. Л. 40).
   С. 257. Не вижу я ~ чтобы мое влияние на Вас было сильно ~ Вам Courtois не претит, а мне претит всякий француз. -- Отвечая на письмо Л. от 16 ноября 1867 г., Губастов подробно описывал свои отношения с адрианопольскими старшинами и коллегами-консулами, в частности упоминал и о французском консуле Жозефе-Альбере де Куртуа (1831--1922): "Что Вам сказать о Куртуа? Мне он нравится -- веселый, талантливый (он рисует и играет на фортепьяно), не глупый и образованный француз; Приматам же он вовсе не понутру" (цит. по: Т. 10. Кн. 2. С. 446). Выше в том же письме был и фрагмент о леонтьевском влиянии: "M-lle Блонд нашла, что я вылитый Вы, разница только та, что Вы с большим жаром и увлечением отстаиваете Ваши убеждения. Будто это малая разница? В самом деле, душа моя, какое Вы имели громадное на меня влияние; я не чувствую уже, когда я говорю Вашими устами, мне кажется, что я так всегда думал, а посторонний человек сразу находит тожество в моем образе мыслей с Вашим" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 39 об.). О m-lle Блонд (Блант) см. прим. на с. 643.
   С. 257. ...вы не едите постного, а я ем весь пост... -- Великий пост в 1868 г. начался 11 (23) февраля.
   С. 257. ...Лизу ~ только что приехала усталая и больная... -- Е. П. Леонтьева выехала из Петербурга 21 января (дата устанавливается по письму М. В. Леонтьевой от 18--22 января 1868 Г.; РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1032. Л. 3 об.).
   С. 257. ...чтобы меня на будущий год не услали бы с Дуная внутрь... -- Так и произойдет: в 1869 г. Л. будет переведен в Эпир.
   С. 258. Приматы (от ит.) -- старшины; богатые и влиятельные горожане.
   С. 258. ...в madame Blont. Вы можете находить, что mademoiselle Blont красивее ее... -- Отклик на слова из письма Губастова: "С Коллегами моими я в ладах; даже с Блондом отношения Консульства, по отъезде Золотарева, немного исправлены, но держатся пока еще на волоске; все мне приходится делать ему авансы, хотя я до них и не охотник, но что прикажете делать -- Золотарев до того вооружил Блондов против себя, что они хотят сорвать свой гнев на его преемнике; до некоторой степени я не прочь выносить шаловливые унижения, коим подвергает меня M-me Блонд, но однако я твердо решил не дозволять ей переступать за известную границу. / Заговорив раз об этой особе, поспешу Вам прибавить, что она меня далеко не очаровала; так себе, -- и больше ничего не могу о ней сказать. Разумеется, я говорю лишь про ее наружность. Знаете, кто здесь красивее всех? -- M-me Badetti -- я Вам доложу, смак, а не женщина-с. Что же касается до M-lle Блонд -- то это самое прелестное, грациозное и очаровательное создание из всего здешнего прекрасного пола. Профан Губастов, скажете Вы не без досады мне на это в ответ. Как хотите, а я останусь при моем мнении...." (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 39--39 об.). Упоминается Мэри-Люси Блант (ок. 1841--не ранее 1910), младшая сестра английского вице-консула, вскоре вышедшая замуж за британского консула в Анатолии (с 1865) Джона-Джорджа Тейлора (?--1879), а затем ставшая женой Петра Платоновича Шатохина (нач. 1850-х--не ранее 1917), однокашника А. П. Саломона, с которым позднее приятельствовал Л., по Александровскому лицею (выпуск 1874 г.), 2-го секретаря Имп. миссии в Афинах (до 1881), впоследствии редактора-издателя "Русско-английского торгового вестника" (нояб. 1897--1900). Губастов писал Люси Блант: "...очень милая и красивая девушка итальянского типа, судьба которой была печальна" (РО ИРЛИ. Ф. 212. Ед. хр. 17. Л. 39). В английских источниках ее мужем на момент 1881 г. назван Вильям-Марк Врэй (1824--1886). Шатохин, таким образом, мог быть уже третьим ее супругом.
   С. 258. ...не радуйтесь вниманиям франков и не хвалите madame Badetti... -- Франками на Востоке называли европейцев-католиков. Л. откликается на следующий фрагмент из письма Губастова: "Колония приняла меня более чем радушно, и недавно Franèoi Vemazza до того уже пересолил предупредительность в отношении меня, что побранился с Блондом" (Там же. Л. 39; Франсуа Вернацца -- почетный консул). См. также предыдущее примечание. Г-жа Бадетти -- жена еще одного почетного консула в Адрианополе.
   С. 238. Тунджа -- река в Адрианополе.
   С. 238. ...подите ~ к мечети Султан Баязета и устройте там ~ около киоска, борьбу молодых турок (пехлеванов)... -- Мечеть султана Баязета (Баязида) II, построенная в XV в. О пехлеванах (тур. борец-атлет) см.: Т. 6. Кн. 1. С. 149; киоск -- беседка.
   С. 258. ...об Яни и о Юсуфе. -- Слуга и помощник Л. Яни Никифоридис (см. с. 241 и прим. на с. 622) и его кавас араб. Губастов писал: "Поклонитесь от меня Яни. А что Юсуф?" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 40 об.). См. также: Т. 3. С. 733; Т. 6. Кн. 1. С. 449.
   С. 258. ...оделся à la franca... -- По-франкски, т. е. европейскую одежду.
   С. 258. Делибаш -- сорви-голова (тур.).
   С. 259. Деятельность здесь более наблюдательная, но она очень интересна. -- О характере консульской деятельности в Тульче см.: Т. 10. Кн. 2. С. 353, 355.
   С. 259. Отправил в Петербург роман из критской жизни, который будет продаваться в пользу критских семейств, и будет вероятно переведен по-гречески. -- Речь идет о повести "Хризо". На 1867 г. пришелся разгар Критского восстания, "критские семейства" -- беженцы, семьи повстанцев.
   С. 259. Жаль только бедной матери, которая нарочно для меня приехала в Петербург. -- См. письма Ф. П. Леонтьевой к М. В. Леонтьевой (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1064).
   С. 259. А знаете кто, сдается мне, будет Вашим Начальником? Мюльфельд. Он давно ждал вакантного Консульства. -- О С. К. Мюльфельде см. прим. на с. 639--640; консулом в Адрианополе он не стал.
   С. 259. ...Консулом он будет хорошим... -- Публикуя это письмо, Губастов сделал примечание о том, что Мюльфельд стал впоследствии генеральным консулом "и весьма плохим" (Сборник. С. 198).
   

133. А. Лангле. Март 1868 г.

   Автограф: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 43. Л. 1--1 об.
   Печатается впервые.
   Перевод с франц. Е. Л. Яценко.
   
   Леонтьев обратился к своему французскому коллеге по службе в Тульче Эме-Адриену Лангле (1840--1883) за разрешением грамматического сомнения, и тот, ответив прямо на обороте полученного письма, заверил автора письма в его правоте (Там же. Л. 1 об.--2).
   
   С. 260. Pardon... -- Перед этим зачеркнуто: "Excusez".
   Другой рассказ Гаршина -- "Сигнал" -- настоящий pendant к "Сказанию о гордом Аггее". Его можно было бы назвать "Сказанием о гордом Василии". Герой рассказа, железнодорожный сторож Василий -- тоже "гордый" и тоже "противленец". Он никак не хочет сносить и терпеть обид, чинимых начальствующими и командующими в жизни. "Бедному человеку,-- рассуждает он,-- какое уж житье! Едят тебя живодеры эти. Весь сок выжимают, а стар станешь -- выбросят, как жмыху какую свиньям на корм".
   Илье Муромцу в 1884 году Гаршин не только разрешал "противление", но восхвалял его за это, как за величайший подвиг. Сторожу Василию, рвущемуся к "противлению" своим социальным обидчикам, в 1886 году "противление" уже запрещено.
   Сосед сторожа Семен усиленно поучает его "непротивлению". Уроки эти не действуют на Василия: он борется за свои права и за свой труд. Не найдя себе правосудия у "командующих", "гордый Василий" в злобе и гневе отворачивает рельс перед проходом пассажирского поезда. Добрый непротивленец Семен с опасностью для жизни останавливает поезд. Этим самопожертвованием он не только спасает жизнь пассажирам, но и душу "гордому Василию": "Обвел Василий всех глазами, опустил голову,-- Вяжите меня,-- говорит,-- я рельс отворотил".
   Рассказ, как передавал мне П. И. Бирюков, прямо писался для "Посредника", но, ради цензурного обезопасения, проведен был через толстый журнал; маневр этот на сей раз удался, и в 1887 году "Сигнал" вышел в издании "Посредника" и много раз с тех пор переиздавался. Можно подивиться, до какой степени Гаршин, без ущерба для своего творчества, проникся в этом рассказе не только художественными приемами второй, народной, манеры Толстого, но и надышался самой атмосферой идей Толстого восьмидесятых годов. Если б мы знали только самый рассказ, не зная имени автора, мы бы приняли его за произведение либо самого Льва Николаевича, либо кого-нибудь из его единомышленников.
   В издательстве "Посредник" Гаршина -- вопреки его уверениям -- считали своим. В. Г. Чертков был связан дружбою с Гаршиным и считал его, в его литературной деятельности и умонастроении, близким к идеям Толстого. В 1909 году В. Г. Чертков высказывал мне мысль, что, не умри Гаршин так рано, он еще теснее подошел бы к Толстому и кругу его единомышленников. Это указание признанного блюстителя догмы учения Толстого находило подтверждение у других друзей Толстого, близко знавших Гаршина, с которыми мне приходилось беседовать по этому поводу: у А. К. Чертковой, П. И. Бирюкова, И. И. Горбунова-Посадова. Нерасположенный к "толстовству" Фаусек признает однако: "Это [неприятие учения Толстого. С. Д.] не мешало ему [Гаршину] сочувствовать целям и деятельности "Посредника"" {Сб. "Памяти Гаршина", стр. 101.}. Фаусек не замечает противоречия между этим и предыдущим своим утверждением, будто Гаршин отрицал "самую сущность учения Толстого". "Цели" деятельности "Посредника" -- ни для сотрудников, ни для читателей, ни для друзей, ни для врагов (Победоносцев, цензура и пр.) -- не составляли сомнения: все знали, что издательство служит целям распространения жизнепонимания, выраженного в религиозно-философских сочинениях Толстого, пользуясь для этого художественными произведениями самого Толстого и других авторов, близких ему по духу. Если Гаршин, точно, сочувствовал "целям и деятельности" "Посредника", которые он не мог не знать от того же Черткова, то это было бы невозможно, если б он был действительно так далек от жизнепонимания Л. Толстого, как это представляет Фаусек и как это иной раз казалось самому Гаршину.
   По воспоминаниям В. Бибикова, часто видавшегося с Гаршиным в 1887 году, "время это, до летних месяцев, было последним счастливым временем в жизни Всеволода Михайловича. Увлеченный деятельностью общества "Посредник", издания которого на первых порах расходились в массе экземпляров, Гаршин хотел видеть в ней то настоящее живое дело, которое захватило бы всего его и которого он так жадно искал всю свою жизнь. Он издал несколько рассказов в этой форме, написал даже особый рассказ "Сигнал", пропагандировал ["Посредник"] в литературных кружках, и для него было личной обидой, если кто-нибудь сомневался и выражал сомнения в полезности этого предприятия" {Гаршин, Сочинения, 1910, стр. 71.}.
   В 1886 году вышел в "Посреднике" первый рассказ Гаршина со специально-опрощенным заглавием: "Четыре дня на поле сражения. Рассказ солдата с отрезанной ногой", с рисунками M. E. Малышева. Кружок Черткова издавал его, как антивоенный рассказ, и Гаршин радовался его выходу, с торжеством извещая Фаусека: ""Четыре дня" прошли в цензуре и с картинками, и на-днях выйдут в посредственном издании (запишите каламбур)" {Сб. "Памяти Гаршина" стр. 59. Второе издание этого рассказа было запрещено "Посреднику" цензурою.}. В следующем году появился специально сокращенный для "Посредника" другой рассказ "Медведи" -- он издавался также с программной целью: "защита животных и вегетарианство" было всегда одним из параграфов толстовско-посреднической программы. В 1891 году в сборнике для детского чтения "Царь Мидас и другие сказки, рассказы и стихотворения" (No 103, М. 1901) "Посредник" напечатал "Сказку о жабе и розе".
   Своими рассказами, старыми и новыми, Гаршин входил в самое существо программы и деятельности "Посредника".
   Гаршин принял участие и в чисто религиозно-проповеднической деятельности "Посредника". В самом начале "Посредника" (1886) издательство решило издать серию "народных картинок" для широкой борьбы с рыночным лубком. Одной из таких "картинок" было воспроизведение картины Бугро "Бичевание Христа". Текст к картине писали совместно Гаршин и Толстой. Непосредственно за текстом Гаршина, повествующим о бичевании Христа, следуют морально-поучительные выводы, писанные Толстым, где читаем: "Когда мы насилуем людей и вымещаем на них злом за зло, когда мы мучаем людей и проливаем кровь человеческую, разве мы не истязуем того, который сказал нам не противиться злому, отдавать рубаху тому, кто тянет с тебя кафтан, прощать брата своего не семь раз, а семь раз семьдесят?".
   Это издание "Посредника" имело особую судьбу. По словам В. Г. Черткова, "тогдашняя духовная цензура воспротивилась изданию в России картины, изображавшей Христа в недостаточно, по ее понятиям, достойном виде человека, упавшего на землю и изнемогающего под ударами палачей. Так как издатели особенно дорожили составленным для картины Толстым и Гаршиным пояснительным текстом, то они обратились к И. Е, Репину с просьбой заменить запрещенную цензурой фигуру Христа другим, не оскорбляющим цензурных глаз, изображением. Репин любезно согласился вывести нас из затруднения и исполнить акварельными красками новое изображение Иисуса Христа, которое было вставлено в картину вместо прежней фигуры, и в этом виде она благополучно была пропущена цензурою" {"Голос Толстого и Единение" 1918, No 4 (10), на 1 стр.-- воспроизведение рисунка И. Е. Репина, на 4 стр.-- текст Гаршина и Толстого "Страдания Христа", на стр. 4--5 -- заметка В. Г. Черткова "По поводу картины "Страдания Христа".}.
   Всматриваясь в черты лица нового Христа, написанного Репиным, без труда угадываешь в них черты лица Гаршина. Тот, кто видел этюд Репина к портрету Гаршина (Третьяковская: галлерея), тот сразу узнает в этом Христе -- огромные, грустные глаза Гаршина, его нос, бороду, весь облик.
   Это участие Гаршина вместе с Толстым в анонимном тексте, являющемся программным для "Посредника", участие в тексте, предназначенном для самого широкого распространения, свидетельствует о той идейной близости, которая в действительности существовала между Гаршиным и Л. Толстым с его друзьями и последователями.
   Для понимания отношения Гаршина к морально-философским идеям Л. Толстого чрезвычайно важно его письмо к В. Г. Черткову, не имеющее даты, но относящееся, несомненно, к 1886--1887 годам: "Дорогой Владимир Григорьевич, благодарю Вас за книги. Я уже прочел последний том (кроме того, что читал прежде). Я должен Вам сказать, что я беру назад почти всё, что говорил Вам. Кажется, беру назад потому, что я судил обо всех этих вещах по отрывкам, сказанным или [врагами] противниками Л[ьва] Н[иколаевича] или его [друзьями] защитниками. Я не хочу сказать этим, что я согласен; совсем нет: многое, признаюсь откровенно, мне чуждо и, даже больше, ненавистно. А многое, большая часть, так близко и... но теперь (т. е. эти дни, может быть, недели и месяцы) я спорить не буду, потому что это слишком важное дело, а я ошеломлен. Именно ошеломлен. Простите за бессвязность письма: я пишу поздней ночью и очень расстроен. Горячо Вас любящий В. Г.". Письмо написано под потрясающим впечатлением, произведенным на Гаршина чтением запрещенных сочинений Толстого, с которыми ранее Гаршин был знаком лишь по ничтожным отрывкам, проникавшим в печать царской России. Знакомство с морально-философскими идеями Л. Толстого в полном их объеме "ошеломило" Гаршина и, отказываясь, по важности дела, от полного суждения о них, он заявляет однако Черткову: "А многое, большая часть, так близко...". Эта "близость" к Толстому подтверждается всем уклоном художественного творчества Гаршина середины восьмидесятых годов.
   

134. К. А. Губастову. 26 апреля 1868 г.

   Автограф неизвестен.
   Фрагмент впервые: Сборник. С. 198--200.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   С. 260. Соломон -- Соломон Нардеа, адрианопольский банкир, кредитор русского консульства; см. о нем: Т.10. Кн.2.
   С. 636--637.
   С. 260. Вы угадали: наградные деньги обратились в Станислава 2-й степени, но я его еще осязательно не получил. -- 27 марта 1868 г. Губастов сообщал Л.: "Ах, Голубчик мой, я совсем и забыл Вам написать, что Игнатьев, при прощании со мною, поручил мне передать Вам его благодарность и сказать, что он "вполне и вполне доволен Вашею деятельностью". Желаю Вам от души получить 1000 рублей, но боюсь, как бы они не превратились в Станислава 2-й степени" (Там же. Л. 42-- 42 об.). Эта награда была пожалована Л. 31 марта 1868 г. (см.: Т. 10. Кн. 2. С. 139--140). См. также черновик ответа Л. на письмо Игнатьева от 18 мая 1868 г.: Там же. Кн. 1. С. 359--560.
   С. 261. Стремоухое недавно выразил мне благодарность за то, что я не поехал в отпуск. -- Петр Николаевич Стремоухов (1823--1885) -- директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел (1864--1875); см.: Т. 10. Кн. 2. С. 707. См. также: Т. 6. Кн. 2. С. 355--357.
   С. 261. ...она больна серьезно... -- В это время начинается душевная болезнь Е. П. Леонтьевой. Интересно, что умомешательством страдала и жена В. Н. Леонтьева. Обращаясь в 1863 г. в Литературный фонд, он писал: "...Вы отчасти знаете свойство болезни моей жены..." (ОР РНБ. Ф. 438. Ед. хр. 12. Л. 233). П. М. Ковалевский подчеркнул последние четыре слова карандашом и написал на полях: "Периодическое умопомешательство". Намек на это обстоятельство содержится и в романе Л. "Подруги".
   С. 261. Не думайте, чтобы моя личная жизнь была бесцветна ~ она очень бурна. -- Подразумевается роман с женой доктора Д. Эпштейна. Кроме того, в Тульче могла находиться похищенная в 1867 г. из константинопольского "заведения" Л-м при помощи Губастова некая Лина.
   С. 261. Вы говорите: зачем я все думаю о страждущем человечестве (т. е. критянах), а не о себе. -- Губастов в письме от 27 марта откликался на сообщение Л. о его планах издать роман в пользу "критских семейств": "Вы всё заботитесь о Критянах, о страждущем человечестве, -- а о себе между тем забываете. Прошу не принять это за упрек, а просто так за дружескую заботливость. Если Вы позволяете себе печься о Критянах, как же мне-то не беспокоиться за моего друга?" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 42).
   С. 261. Вы спрашиваете о "Глинском" ~ можно сейчас в печать... -- Ответ на слова Губастова (из письма): "Что Вы мне не пишете ничего о Ваших романах? Куда девались "Глинский" и исторический Ваш роман?" (Там же).
   С. 261. Если Вы рассчитываете ~ видеть меня здесь в октябре или ноябре, то Вы ошибаетесь. -- Губастов, так же, как когда-то Л., заменял в Адрианополе отсутствующего М. И. Золотарева. Он рассчитывал, что в октябре--ноябре во Фракию будет назначен новый консул, а значит, он сам сможет отправиться в долгий отпуск. "Таким образом, иншаллах (если пожелает Аллах, араб.), -- писал он Л. 27 марта, -- я будущее Рождество встречу в Тульче! Словом сказать, я уже теперь начинаю думать об отпуске в Россию, куда мне непременно нужно съездить, а вместе с тем я твердо решил заехать и погостить у моего хорошего и неоцененного поэта-Консула. Итак, готовьте мне комнату" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 41).
   С. 261. Я постараюсь непременно осенью уехать в Петербург... -- План удастся, Л. приедет в Петербург 10 октября 1868 г.
   С. 261. ...если не согласятся сделать здесь Консульство, я буду проситься в Адрианополь... -- 21 мая Губастов отвечал: "Нечего и говорить Вам, что известие о желании Вашем получить Адр<иано>п<о>льское Конс<ульст>во -- несказанно обрадовало меня. Если это сбудется, то я даю Вам слово поступить к Вам в совершенное рабство, и Вы вольны будете отпустить меня, когда я Вам надоем, сам же я проситься в другое место не буду (что наверное случится, если назначат сюда кого-нибудь не по моему вкусу, а таких, разумеется, весьма много). / Ну-с, а пока, позвольте, дорогой мой, высказать Вам следующие мои соображения. Вы хотите просить о переименовании В<ице->Консульства в Тульче в Кон<сульст>во; -- я плохо верю, чтобы наше скупое начальство согласилось на Ваш проект, и именно потому, что это повлечет за собою излишние расходы, а это главное в настоящее время. <...> / Если Вы хотите получить Адрианоп<о>льское Консульство единственно из финансовых видов, то, мне кажется, Вы поступите непрактично: Вы получаете теперь 2500 руб. + 10 лир в месяц с судов, что составляет почти что здешнее Консульское жалованье. Не знаю, как дорога жизнь в Тульче, но здешняя, -- в настоящую минуту, ужасно дорога. <...> Нет, дорогой мой, как мне ни приятно Вас видеть моим начальником, а зная Вашу подвижную натуру, я умоляю Вас пораздумать хорошенько, прежде чем проситься в Адр<иано>п<о>ль, откуда уже, конечно, Вам нельзя будет выбраться ранее 5--7 лет. Начальство же, без сомнения, будет весьма радо назначить Вас в Адр<иано>п<о>ль, потому что кому же (т. е. из истинно-хороших чиновников) придет охота проситься в эту трущобу? Я убежден, что сюда пришлют какого-нибудь отпетого дурня" (Там же. Л. 43--44).
   С. 261. ...писать насильно, как делала Ж<орж> Занд, решительно не могу. Я в этом более похож на А. Мюссе. -- Жорж Санд после увлечения "неистовым" направлением французской литературы постепенно переходит в 1830-е гг. от позиции "свободного художника" к профессиональной писательской деятельности, подчиненной творческим, идейным, общественным целям. Она организовала свой литературный труд как непрекращающееся производство беллетристических произведений, пьес, публицистических и критических статей, для чего работала и днем, и часто по ночам не только в Ноане, но и во время пребывания в Гаржилесе, Тамарисе, Палезо. Подобный режим работы был свойствен и другим французским писателям -- Бальзаку, Гюго, Флоберу. Отличался от них в этом отношении Альфред де Мюссе (1810--1857), свойства личности которого, в частности психологический и творческий эгоцентризм, резкая изменчивость эмоциональных состояний, болезни лишали его литературные занятия регулярности, препятствовали постоянному напряжению сил.
   

135. К. А. Губастову.

   Начало июня--26 июня 1868 г.
   Автограф неизвестен.
   Впервые: Сборник. С. 200--203.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   Ответ на письмо Губастова от 21 мая 1868 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 43--44 об.).
   
   С. 262. Из прилагаемых двух моих писем и из ответа на них Игнатьева... -- Письма Л. (в одном из них, от 2--3 мая 1868 г., он испрашивал разрешения на публикацию статьи о грамотности), вероятно, не сохранились; ответ Игнатьева, датированный 18 мая, см.: Т. 10. Кн. 2. С. 698--699. Ответ Л-ва Игнатьеву см.: Там же. Кн. 1. С. 559--560.
   С. 262. Все, что Вы пишете об Адрианополе, правда ~ особую скуку. -- Ответ на слова Губастова: "А вспомните-ка Адрианопольских обитателей и скуку, которую они как-то особенно умеют распространять вокруг себя!" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 43 об.). Ср. также в письме от 17 июня 1868 г.: "В Адрианополе скука страшная, несмотря на бесчисленные балы, иллюминации и свадьбы у франков. / Блонд чуть не каждый вечер напивается пьян с турецкими чиновниками. М-me Блонд все по-прежнему хочет затмить всех своими туалетами" (Там же. Л. 45 об.--46).
   С. 262. ...la société... -- общество (фр.).
   С. 262. Манулаки -- см. прим. на с. 628--629.
   С. 262. Если Соломон в восторге, то я его утешу еще скоро. -- Речь идет о банкире С. Нардеа. Губастов писал 21 мая: "Саломон в восторге от Ваших денег; -- он было уже хотел Вам писать сердитое рикидываться общечеловеками... -- Во второй половине 1850-х --1860-е гг. в обществе активно обсуждался так называемый "женский вопрос", дискутировалось равноправие женщин, положение их в семье, право женщин на высшее образование, на профессиональную деятельность в разных областях. См., например, статью публициста, юриста, экономиста, развивавшего идеи утилитаризма, Юлия Галактионовича Жуковского (1833--1907), "Затруднения женского дела" (С. 1863. No 12). Разрабатывалась тема и в современной литературе, испытавшей влияние Жорж Санд, которая выдвинула женщину в качестве субъекта свободного эмоционального выбора и самостоятельных моральных решений. Таковы были героини повестей писателя, литературного критика, журналиста Александра Васильевича Дружинина (1824--1864) "Полинька Сакс" (1847), "Лола Монтес" (1848), повести историка, прозаика, публициста Льва Ильича Мечникова (1838--1888) "Смелый шаг" (1863). В романе М. В. Авдеева "Подводный камень" (см. прим. на с. 669) современники усмотрели воплощение идей Жорж Санд, почерпнутых из ее романа "Жак" (1834), и продолжение сюжета "Полиньки Сакс", прямо связав роман с "женским вопросом". Проблема самоопределения женщины в обществе и семье особенно обострилась в 1860-е гг., чему непосредственным свидетелем стал И. А. Гончаров: на его глазах разыгралась тяжелая драма, которую породила эта проблема в его ближайшем окружении. Жена Вл. Н. Майкова Екатерина Павловна в начале 1860-х гг. сблизилась с разночинцами, увлеклась делом женской эмансипации и в 1866 г. покинула семью, уехав с недоучившимся студентом Ф. В. Любимовым, бывшим учителем в доме Майковых. Это событие весьма сильно повлияло на отношение Гончарова к подобной реализации "женских прав" и к пропаганде упомянутых идей в печати. Естественно, что публицисты и писатели, обращавшиеся к данной теме, пытались трактовать ее с либеральной "общечеловеческой" точки зрения, противопоставляя ее традиционалистской морали, русскому семейному укладу и общественному мнению. "Женский вопрос" в журнале "Заря" в 1869 г. не затрагивался, и только в следующем году там появилась большая статья H. Н. Страхова, разбиравшего этот вопрос в связи с недавним появлением русских переводов книги Дж. С. Милля "The subjection of women" ("Подчиненность женщины" 1869): "Женский вопрос. Разбор сочинения Джона Стюарта Милля "О положении женщины"" (Заря. 1870. No 2. Отд. II. С. 107--149; отд. изд.: СПб., 1871). Надо полагать, что Страхов, задумавший или даже уже писавший эту рецензию и намеревавшийся опубликовать ее в ближайшее время, не захотел принять в журнал статью Л. на ту же тему. Понятие "общечеловек" в значении отвлеченного от национальной почвы космополитического типа употребил Ф. М. Достоевский в Записной книжке 1860--1862 гг., поясняя, что в таком смысле современные либералы проповедуют "общечеловека на чужих помочах" (Достоевский. Т. 20. С. 177); затем он говорил об этом в "Объявлении о подписке на журнал "Время" на 1863 г." (Там же. С. 207) и в "Записках из подполья" (1864). Последние два текста, несомненно, были известны Л., откуда он, вероятно, и взял данное понятие.
   С. 275. ...то на это... -- Перед этим зачеркнуто: "то".
   С. 275. ...моя статья о женском вопросе в России... -- См. с. 264.
   С. 275. ...Дж<он> Ст<юарт> Милль и Россия (о разнообразии)... -- См. прим. на с. 610.
   С. 275. ...на некоторые места... -- После "на" зачеркнуто: "ст<атью>".
   С. 275. ...не хотели... -- Исправлено; было: "хотите".
   С. 275. Душа моя... -- Перед этим зачеркнуто: "Г<рамотность?>".
   С. 276. ...даже и та статья... -- Речь идет о статье о грамотности.
   С. 276. ...вопрос о грамотности был уже тронут в Дне Аксаковым в том же духе ~ хороша грамотность, но готовы ли мы учить народ. -- См. комментарий: Т. 7. Кн. 2. С. 554; "вопрос" написано после зачеркнутого начала того же слова с опиской.
   С. 276. ...изображений... -- Перед этим начато и зачеркнуто: "опис<аний>".
   С. 276. Вы разве... -- Перед этим зачеркнуто: "Если".
   С. 276. ...сопоставление русских, болгар, греков... -- См.: Т. 7. Кн. 1. С. 123--126.
   С. 276. ...наполнил ее примерами и изображениями... -- См.: Там же. С. 104--114, 126 128; исправлено; было: "изображением".
   С. 276. ...есть еще... -- Перед этим зачеркнуто: "р<азве?>".
   С. 276. ...Кельсиев и Гильфердинг... -- Василий Иванович Кельсиев (1835--1872) -- публицист, прозаик, мемуарист, общественный деятель; находился в добровольном изгнании, в 1867 г. перешел русскую границу, сдался властям и был в тюремном заключении, где написал свою "Исповедь"; вскоре он был прощен и получил разрешение жить в Петербурге; в 1869 г. в "Заре" были опубликованы его очерк "Из рассказов об эмигрантах" (No 3. Отд. II. С. 76--99) и статья "Святорусские двоеверы" (No 10. Отд. I. С. 1--30; No 11. Отд. II. С. 1--36). Л. мог иметь в виду статьи Кельсиева, печатавшиеся с 1866 г. в "Голосе" (под псевдонимом "Иванов-Желудков"), "Отечественных записках", "Русском вестнике", "Всемірном труде"; например, его "путевые заметки" "Галичина и Молдавия" (Г. 1866--1867; отд. изд.: СПб., 1868). Александр Федорович Гильфердинг (1831--1872) -- историк, фольклорист, публицист, дипломат; сотрудничал в "Русской беседе", "Эпохе" (другие издания, в которых он печатался, перечислены: Т. 10. Кн. 2. С. 590).
   С. 276. ...мы не должны стоять очень строго за оттенки... -- "Мы" вписано над зачеркнутым: "вы"; после "стоять" зачеркнуто: "за".
   С. 276. ...не какой-нибудь презренной практической партии à Vanglaise... -- На английский манер (фр.). А. близок здесь славянофильским взглядам на "партийность"; ср. с высказыванием К. С. Аксакова в письме к H. С. Соханской 1860 г.: "...Славянофильство -- не общество, не компания, не кружок даже. Славянофильство -- идея..." (Семья Аксаковых и H. С. Соханская. С. 82).
   С. 277. Если [дубина] Каитиров уж до того [одурел]... -- B. В. Кашпирев отличался ленью и безалаберностью. В. Г. Авсеенко считал его настоящим Обломовым (ИВ. 1909. No 5.
   C. 439). Зачеркивание очень густое, Страхов, судя по его подчеркиваниям, плохо понимавший почерк Л., едва ли прочитал тект, не прошедший "автоцензуру".
   С. 277. ...смеет свое суждение иметь... -- Аллюзия на крылатые слова из комедии А. С. Грибоедова "Горе от ума" ("В мои лета не должно сметь свое суждение иметь").
   С. 277. Этот же Данилевский, или Аверкиев... -- Дмитрий Васильевич Аверкиев (1836--1905) -- драматург, прозаик, публицист. В мартовской книжке "Зари" за 1869 г. была опубликована его "Комедия о российском дворянине Фроле Скобееве...", высоко оцененная Достоевским. Впоследствии Л. сблизился с ним, признав Аверкиева "одним из самых добросовестных (умственно) людей в России" (Т. 6. Кн. 1. С. 802).
   С. 277. ...Ап. Майков тоже. -- Речь идет об Аполлоне Николаевиче Майкове (1821--1897); в "Заре" помещались его стихи, рассказы из русской истории, переводы.
   С. 277 роман из русской жизни. -- Речь идет о романе "Генерал Матвеев" ("Две избранницы"); см. упоминание о нем в письме от 12 марта 1870 г. (с. 285). См. подробнее: Т. 5. С. 792--820.
   С. 277. Есть и те дерзости, которых Вы... -- Л. намекает на историю любви героини романа к женатому человеку (главному герою).
   

149. В. В. Леонтьеву. 10 декабря 1869 г.

   Автограф: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 44. Л. 1--2.
   Фрагмент впервые (с нрзб. и неточностями): ИП. С. 68.
   Печатается по автографу.
   
   Владимір Владимірович Леонтьев (ок. 1853--не ранее 1892) -- младший сын В. Н. Леонтьева, с детства не ладивший с своей сестрой, но старавшийся поддерживать добрые отношения с дядей, который нередко ему помогал и впоследствии устроил служить на железной дороге.
   
   С. 278. ...на днях ~ уеду из Янины. -- В Янине Л. служил с марта 1869 г.; последние из сохранившихся донесений этого года датированы 12 декабря (Т. 10. Кн. 1. С. 235--236, 476-- 478).
   

1870

150. H. Н. Страхову. 12 марта 1870 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 20--27 об.
   Впервые (с купюрами, неразобранными словами и неправильными прочтениями): ИП. С. 68--73.
   Печатается по автографу.
   
   С. 279. ...Тургенев ~ пренебрежение, которое справедливо возбуждают в вас его последние выходки... -- Имеется в виду роман "Дым", которому Страхов посвятил статью (ОЗ. 1867. Т. 172. Май. Кн. 1. С. 157--180).
   С. 279. ...мои мысли... -- Перед этим зачеркнуто: "я возбуждаю)".
   С. 279. О статье... -- Имеется в виду статья о грамотности. Перед "статье" зачеркнуто: "моей".
   С. 279. ...стал жалеть... -- Перед этим начато и зачеркнуто: "уте(шился)".
   С. 279. ...это так! -- Перед "так" зачеркнуто: "правда!".
   С. 279. ...статей... -- Далее начато и зачеркнуто: "отвергнутых)".
   С. 279. ...уже две отвергнуты вами... -- О женском вопросе и об Ап. Григорьеве.
   С. 279. ...хоть в Праге... -- Л. посылал статьи в журнал "Славянская заря" (см. прим. на с. 649--650).
   С. 279. ...не мешало бы быть посмелее и посочнее. -- В. Г. Авсеенко вспоминал о том, как Страхов и Н. Я. Данилевский смотрели на журнальную деятельность: "...оба органически не умели усвоить себе обыкновенного представления о скучном: они находили, что скучно все несерьезное, и, напротив, все серьезное в высшей степени завлекательно" (ИВ. 1909. No 5. С. 443).
   С. 279. ...сбились с пути Ап. Григорьева на простое Московское Славянофильство? -- Ср. ниже, с. 280--281; см. также: Т. 6. Кн. 1. С. 10, 12. Л. имеет в виду тот "путь", на который Григорьев вступил как критик и эстетик в конце 1850-х гг., отстаивая примат жизни, питаемой прежде всего живой народной "почвой" и природой человека, предпочитая интуитивно-органическое вчувствование в жизнь всякому теоретизированию. Московские славянофилы (А. С. Хомяков, К. С. и И. С. Аксаковы) рассматривали русскую жизнь преимущественно сквозь призму своих национально-исторических концепций, тем самым сужая и упрощая ее действительное содержание, схематизируя ее прошлое и будущее развитие. Однако достаточных поводов для приведенного суждения Л. журнал "Заря" к тому времени не давал. Таковыми, конечно, нельзя считать публикацию "Письмо А. С. Хомякова к А. Ф. Гильфердингу о балтийских славянах" (1870. No 1) и статью В. И. Ламанского "Об историческом изучении греко-славянского мірa в Европе" (1870. No 1, 2), с которыми к тому же Л. к этому времени еще не успел познакомиться, потому что еще не получал журнальных книжек за 1870 г. (ср. с. 285). В данном случае Л., отчасти преувеличивая значение некоторых мнений, вычитанных им в критических и публицистических материалах журнала за 1869 г., высказывает собственную мысль о противоположности жизнепонимания Григорьева и славянофилов, чтобы еще раз подчеркнуть правоту первого.
   С. 280. Фамилизм -- семейственность (от лат. familia).
   С. 280. Зачем было нападать на идеи Авдеева... -- Творчеству популярного в 1850-х --1860-х гг. прозаика и критика Михаил Васильевича Авдеева (1821--1876) Страхов посвятил статью, позднее получившую название "Теория благополучия" (Заря. 1869. No 4. Отд. II. С. 104--119; Страхов H. Н. Воспоминания и отрывки. С. 217--246). Здесь разбирались романы "Подводный камень" (1860, самое известное произведение Авдеева) "Меж двух огней" (1869) и повесть "Магдалина" (1869). Беллетрист был назван здесь неумелым подражателем Тургенева в "манере" и Жорж Санд в идеях, подражателем из тех, что "опошляют ту идею, которую берутся защищать" (с. 104). Если бы Л. позднее, уже после своего религиозного обращения, перечитал эту статью Страхова, он увидел бы в ней собственные мысли -- обличение мировоззрения, "по которому цель человека есть счастливая жизнь" (с. 105), т. е. той самой "теории благополучия", которую сам Л. с 1872 г. именовал эвдемонизмом, и апологию "страдания", которое способствует достижению настоящей цели -- "быть человеком" (там же). Но в начале 1870 г. Л. еще не перестал исповедовать "изящный жорж-зандизм", на котором был построен и его собственный брак, поэтому его и оттолкнуло "морализаторство" Страхова, не разделявшего рисуемый в повестях Авдеева "новый кодекс новых чувств, которыми должны руководиться просвещенные и прогрессивные люди в делах любви" (с. 116).
   С. 280. ...его бездарность... -- Запятая исправлена из воспросительного знака.
   С. 280. ..от разнообразных сочетаний... -- Было: "от сочетания".
   С. 280. ...с "исканием", как замечали и Кельсиев и я у русских на Дунае... -- См.: Т. 7. Кн. 2. С. 601; Т. 10. Кн. 2. С. 618.
   С. 280. ...скорее... -- Вписано над зачеркнутым: "гораздо более".
   С. 281. Кто позволил этому несчастному Антропову (должно быть, это он -- А--в) унизить так Гончарова? -- Предположение Л. было правильным; автором статьи "Обрыв. Роман И. А. Гончарова" (Заря. 1869. No II. Отд. II. С. 95-- 140; подл.: Л. Н. А--ов) был драматург и литературный критик Лука Николаевич Антропов (1841 или 1843--1881). В "Обрыве" критика не устраивало все: "неверность замысла, неправдоподобие характеров", "общий тон" (с. 128); роман, по его мнению, "опоздал на много лет", "звучит анахронизмом" (с. 139). "Нравственный центр" романа Антропов усмотрел в образе Тушина ("человечек среднего калибра"; с. 138) и, припомнив Штольца ("герой мещанства, добродетельный буржуа", с. 139), пришел к выводу о том, что "Гончаров поэт нравственного мещанства" (с. 140). Л., вероятно, был возмущен не только содержанием, но самим тоном статьи. Ср.: "Мораль или идеи всех произведений г. Гончарова принадлежат к разряду крайне мелких, узко-практических, рассудочно-филистерских мыслишек. Порождаются они в голове автора от существующего в данное время направления или настроения общества, но понятого чрезвычайно ограниченным образом, приниженного под рост тех маленьких идеальчиков, которые автор носит в себе" (с. 133). Страхов разделял позицию Антропова. Ср. в его письме к Достоевскому от 31 января 1869 г.: "...Обрыв Гончарова есть истинное безобразие" (Шестидесятые годы. С. 262).
   С. 281. От реалистической манеры давно уже начинает рвать людей со вкусом... -- А. передает здесь прежде всего собственные чувства.
   С. 281. ...как же можно... -- Перед этим начато и зачеркнуто: "нел<ьзя>".
   С. 281. ...по приемам... -- Далее зачеркнуто: "менее".
   С. 281. ...язык его благороден до того, что заслуживает изучения. -- Высказывания Л. о Гончарове, о характере его юмора см. в Т. 9 (по указателю).
   С. 281. Ваш Толстой хорошо рисует пунктиками на слоновой кости... -- В это время Страхов уже начал переписываться с Л. Н. Толстым, хотя еще не виделся с ним лично; но, употребляя слово "ваш", Л. подразумевает не личное знакомство, а статьи Страхова о "Войне и мире", написанные с величайшим пиететом по отношению к автору романа. Ср. свидетельство младшего современника (кн. Э. Э. Ухтомского, слова которого сохранились в записи С. М. Лукьянова) об отношении Страхова к Толстому: "Культ графа Л. Н. Толстого был у H. Н. Страхова как бы совершенно слепой. <...> Всякому, кто хвалил Толстого, он готов был все отдать. Вообще это был холодный скептик, но он сейчас же преображался, когда речь заходила о Толстом, становился каким-то фетишистом" (Российский Архив. Вып. II--III. С. 398).
   С. 281. ...готов повторить за вами, что дальше на пути реализма идти нельзя. -- Точно такого выражения в статьях Страхова о Толстом нет, но мысль передана Л. верно. Ср.: "...видишь все то, что описывается, и слышишь все звуки того, что совершается. Автор <...> прямо выводит лица и заставляет их говорить, чувствовать и действовать, причем каждое слово и каждое движение верно до изумительной точности <...>. Как будто имеешь дело с живыми людьми, и притом видишь их гораздо яснее, чем умеешь видеть в действительной жизни. <...> Схвачены не отдельные черты, а целиком та жизненная атмосфера, которая бывает различна около различных лиц и в разных слоях общества. <...> / Таким образом, достигнута высшая степень объективности..." (Страхов H. Н. Литературная критика. СПб., 2000. С. 270--272).
   С. 281. ...Чайлд-Гарольд, Рене... -- Поэма Дж.-Г. Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" (1812--1818) и роман Ф.-Р. Шатобриана "Рене" (1802).
   С. 281. ...Лукреция Флориани...-- роман Ж. Санд (1846). См.: Т. 1. С. 469; Т. 6. Кн. 1. С. 64; Кн. 2. С. 351.
   С. 281. ...Вертер... -- Роман И.-В. Гёте "Страдания юного Вертера" (1774).
   С. 281. ...роман г-жи Крюднер... -- Речь идет о бар. Юлии (Варвары-Юлии) фон Крюденер (урожд. Фитингоф; 1764--1824) и ее романе "Valerie" ("Валери", 1803).
   С. 282. ...и Марко-Вовчок. -- Именно то, за что вы ее упрекаете, есть заслуга -- эти общие, бледные и теплые черты ее первых произведений... -- Марко Вовчок -- литературный псевдоним Марии Александровны Маркович (урожд. Вилинской, во 2-м браке Лобач-Жученко; 1833--1907); см. статью Л. о ней -- "По поводу рассказов Марко Вовчка" (Т. 9. С. 19--61). Статья, которую подразумевает в своем письме Л. (Сочинения Марка-Вовчка. Спб. Издание книгопродавца С. В. Звонарева. 1870 а пустынная, -- а если бы я вздумал сделать всё необходимое-приличное, то на это нужно употребить годовое жалование, -- на 4 месяца, -- не стоит. Постараюсь как-нибудь в этом замке приютиться и устроиться, как говорится, домашними средствами, т. е.: убрать одну комнату для принятия посетителей, а другую для спальни и кабинета (РО ИРЛИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 672. Л. 23 об.).
   С. 305. ...от сборов моей племянницы в Петербург. -- М. В. Леонтьева приезжала в Салоники с О. М. Кошевской (урожд. Майковой). О планируемом отъезде племянницы Л. в Петербург говорится в письме В. К. Каракановского к М. А. Хитрово от 26 сентября 1872 г.: "На днях Леонтьев с женою и племян<н>ицей приезжал в Солунь и через неделю уезжает в Россию" (Там же. Ед. хр. 400. Л. 1 об.).
   С. 305. ...отец Григорий... -- Схимонах Григорий (в міру Герасим Николаевич Крупченков; 1828--1890) -- регент Пантелеймоновского монастыря; см. о нем: Русский Афон. Т. 2. С. 143. См. также: Т. 6. Кн. 1. С. 757--759; Кн. 2. С. 109.
   С. 305. Григораки (уменьш. от Григорий) -- слуга Л.
   С. 305. Петраки -- Петро Узун-Тома, полуслуга-полувоспитанник Л., молдаванин, которого Л. увез с собой из Тульчи в Янину, а затем и в Салоники. К этому времени он уже хорошо знал русский язык и мог переписывать донесения консула. Кроме того, в Салониках Узун-Тома проявит недюжинный талант в исполнении секретных поручений Л. при погашении распрей в Андреевском и Ильинском скитах на Афоне. Все это позволит Л. просить принять своего воспитанника в штат Салоникского консульства в качестве дополнительного секретаря, в чем ему будет отказано. Узун-Тома послужил прототипом "внесценического" персонажа романа "Две избранницы", Переклеса Солпур-Оглу.
   С. 305. ...подробную исповедь мою... -- Исповедь представляла собой подробное автобиографическое повествование в жанре "посмертных записок" (см.: Т. 10. Кн. 1. С. 405).
   С. 306. ...дня 3--4 тому назад я сжег в камине рукопись исторического романа... -- Речь идет о сожжении эпопеи "Река времен". М. В. Леонтьева ошибочно запомнила время этого поступка -- конец августа (Т. 6. Кн. 2. С. 110).
   С. 307. ...с тем Федором... -- По-видимому, один из афонских послушников.
   С. 307. ...образ Захарии и Елисаветы... -- Родители св. Иоанна Предтечи; имя св. Елизаветы носила Е. П. Леонтьева.
   С. 307. ...я бы отвез ей в Царьград. -- В это время Л. думал, что он скоро поедет в Константинополь (ср. с. 308).
   С. 307. ...как тот Константина и Елены и Варвары, который отправили в Петербург. -- Имя св. равноапостольного Константина носил Л.; кому из близких предназначался образ св. великомученицы Варвары, установить не удалось. В переписке Ф. П. Леонтьевой с внучкой упоминалась некая Варвара Ивановна, которая готова была приютить у себя мать Л. (и та полюбила ее как дочь), но она скончалась в сентябре 1869 г. (см.: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1064. Л. 23). Другой возможный "адресат" подарка -- В. В. Ешевская (см. прим. на с. 627).
   

160. М. А. Хитрово. 9 сентября 1871 г.

   Автограф: РО ИРЛИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 456. Л. 3--4 об.
   Впервые: Фетисенко О. А. Эпизоды из жизни консула. С. 117--118.
   Печатается по автографу.
   
   С. 308. ...за твое милое письмо... -- Письмо не сохранилось.
   С. 308. ...от твоей... -- Перед этим зачеркнуто: "и".
   С. 308. ...вернулся с Афонской Горы, которая мне во всех отношениях сделала пользу... -- Здесь речь идет о первом, коротком, пребывании Л. на Афоне; вскоре он отправится туда снова, потом будет вызван в Салоники для передачи дел по консульству Н. Ф. Якубовскому, а затем вернется на Св. Гору до осени 1872 г.
   С. 308. ...надеюсь скоро тронуться в Царьград... -- Поездка, разрешения на которую Л. добивался с весны 1871 г. (а фактически -- еще с 1869 г.), в сентябре не состоялась, потому что в Константинополе открылась холера. (В письме от 22 сентября Е. П. Леонтьева сообщала: "Ты верно уж теперь знаешь, что в Константинополе явилась какая-та болезни <так!> и умирают 50 человек на день. Это ни есть холеры, говорят доктора. -- По крайней мере не в этой улице, где я живу, но только очень строго смотрят за все это. Но правда сказать, боюсь немного". -- ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 170. Л. 30 об.). 4 октября 1871 г. Л. сообщал Игнатьеву: "Доктора решительно запретили мне ехать в Царьград, Пока там не останется и следов холеры; они меня считают слишком слабым теперь, чтобы жить без крайней необходимости в городе, где холера" (Т. 10. Кн. 1. С. 581--582). С радостью он вернулся на Афон, затем -- уже после сдачи дел Н. Ф. Якубовскому -- собирался отправиться в Россию или в Царьград то в марте, то в конце апреля 1872 г., но каждый раз поездка откладывалась из-за нездоровья. 4 января Якубовский писал М. А. Хитрово: "Леонтиев все еще на Афоне. По причине нездоровья, дурной погоды и такой же дороги, -- он, как видно, не может двинуться. И как я слышал, то положение его здоровья и настроения духа таковы, что он не может до установления хорошей погоды и пути воспользоваться отправлением в Россию. Сообщение с Афоном в 15 дней раз; -- я ему написал резонабельно-убедительное письмо, что ежели уже он не может предпринять пути, то по крайней мере пусть пригласит меня письменно, принять дела и архивы от Секретаря, -- мы сделаем акт, что вот, дискать, по причине сильной болезни Консула, -- мы приступили к Архивам и проч. и нашли в сицевом их положении, в каковом я их и принимаю. Да и притом правду сказать, что если Леонтьев и был бы здесь, то по причине расстроенного здоровья он и не мог бы принести -- существенную материальную помощь, -- тем более, что почти все время своего Консульствования он страдал недугом, который его не покидает и теперь. <...> На днях жду от него ответа. Быть может, он и приедет сюда" (РО ИРЛИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. xp. 672. Л. 26--27 об.). Ср. в письме от 14 марта: "Леонтьев все еще на Афоне. Отправится, как слышно в Россию, в начале апреля..." (Там же. Л. 31--31 об.). См. также сред, примечание.
   С. 308. ...дал себе слово не ездить морем без крайней нужды... -- Л., приняв это решение еще в 1864 г., когда по пути из Константинополя в Адрианополь внезапно сошел с парохода и отправился в путь на лошадях, оставался в дальнейшим верным этому решению, по крайней мере, в отношении морских путешествий (одна из причин того, что он не посетил в 1872 г. так интересовавших его старообрядцев, живущих на о. Майнос, заключалась именно в нежелании садиться на пароход). Во время службы на Дунае он не раз поднимался на борт парохода "Таврида", чтобы отправиться в Галац. "Я терпеть не могу моря, -- писал Л. в 1878 г., -- страдаю от качки и нахожу долгое плавание на пароходах чем-то нестерпимо скучным и рабски-мучительным" (Т. 6. Кн. 1. С. 140). С. Н. Дурылин в 1925 г. записал такое воспоминание М. В. Леонтьевой: "К. Н. не переносил парохода: "вода под ним. Под ним неизвестное". <...> Это поразительная) черта эллина до последней кровинки: вода -- противоположное нельзя придумать пластике: бесформенна. Неопределенна. Греки -- никакие мореплаватели, ибо -- пластики. Так и К. Н.: пароход еще хуже жел<езной> дор<оги> -- там хоть по земле, по форме" (РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 7 об.). Греки -- вопреки мнению племянницы Л. -- славились как замечательные мореплаватели, а для Константина Николаевича причинами избегать пароходов была далеко не только "неизвестность" (страх внезапной смерти?) и "бесформенность". Гораздо больше угнетала его необходимость долго находиться в замкнутом пространстве с чуждыми людьми (об этом, собственно, и говорится дальше в письме к Хитрово), поэтому железная дорога отнюдь не была для него альтернативой пароходам. "...Пассажир -- что такое? Какое-то несчастное, беспомощное и запертое в клетку животное, которое не имеет ни голоса, ни власти, ни силы! Отвратительно!.." (Т. 6. Кн. 1. С. 141). 11 апреля 1872 г. Якубовский сообщал Хитрово: "Леонтьев собирается отправиться с Афона по сухому пути в Константинополь, -- с женою и сестрою (Имеется в виду сестра жены -- Елена Политова). Боится и не любит на пароходе. Представляю, что это будет ему стоить" (РО ИРЛИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 672. Л. 35).
   С. 308. ...на колесах... -- Перед этим зачеркнуто: "в".
   С. 308. ...через Драму, Кавалу... -- Города в юго-восточной части Македонии. Путь Л. должен был пролегать в другой последовательности: Салоники, Кавала, Драма. В Кавале А. провел две недели в 1872 г. (об этом упоминается в его очерке "Разбойник Сотири"; см. Т. 6. Кн. 1. С. 413, 417--418).
   С. 308. ...страдать рвотой, видеть одну воду да еще разные западно-буржуазные рожи, к<ото>рых не только избить, но даже и выругать не в силах! -- Ср. в очерке "Майносские староверы": "Я думал о пассажирских пароходах, я вспомнил с тоской бессилия о запахе этих ужасных кают <...> и обо всех этих бородатых и самодовольных "европейских" лицах" (Т. 6. Кн. 1. С. 524). После "одну воду" зачеркнуто: "и еще выносить" ("и" ошибочно не вычеркнуто); после "разные" начато и зачеркнуто: "б<уржуазные>".
   С. 308. ...найдешь во мне большую перемену по семейному вопросу... -- А. имеет в виду, что теперь он будет строго по-христиански смотреть на семейный вопрос. До обращения он, по собственному выражению, исповедовал "изящный жорж-зандизм", предоставляя и себе и жене полную свободу.
   С. 308. ...в другом во всем... -- Далее зачеркнут вопросительный знак.
   С. 308. Кавассы у меня есть... -- Охранники, телохранители (тур.); правильно: кавасы
   С. 308. ...твой protégé мне не очень понравился. -- По-видимому, протеже Хитрово был одним из его кавасов в Битоли и в 1861--1864 гг. (Хитрово в это время активно поддерживал освободительное движение в Македонии, некоторые из его "протеже" были арестованы, что заставило начальство перевести не в меру деятельного консула на канцелярскую работу в посольство. См.: Фетисенко О. Л. Эпизоды из жизни консула. С. 137.) О служащих у А. в 1871--1872 гг. охранниках см. его очерк "Разбойник Сотири".
   С. 309. ...любопытно видеть тебя женатым! -- М. А. Хитрово женился на Софье Петровне Бахметевой (1846--1910), племяннице (de facto дочери) гр. С. А. Толстой (урожд. Бахметевой). См. о ней: Т. 6. Кн. 2. С. 310.
   С. 309. Я получил письмо от О<стен->Сакена ~ он восхищается моей "Запиской от Янины до Солуня"... -- О бар. Ф. Р. Остен-Сакене см. преамбулу на с. 699--700. Полное название упомянутого документа: "Записка о путешествии надворного советника Леонтьева от Янины через Фессалию до Салоник" (см.: Т. 10. Кн. 1. С. 371--389). 4 окт. 1871 г. Л. сообщал Игнатьеву: "Записка о моем путешествии из Янины в Македонию в Петербурге очень понравилась; мне пишут об этом" (Там же. С. 383).
   С. 309 ...хотел бы благодарить его за любезность; но ~ не знаю -- как его зовут. -- Придется из К<он>с<тантино>п<о>ля отвечать. -- См. ниже письмо от 15 сентября 1871 г. Еще раз Остен-Сакен и Л. обменялись письмами через полгода (известен леонтьевский ответ от 22 марта 1872 г., см. с. 315-- 318).
   С. 309. ...передай мои извинения Макееву... -- Николай Дмитриевич Макеев (Мокеев) был предшественником Л. на посту консула в Салониках (с 1869), а с 1871 г. служил вторым драгоманом посольства в Константинополе. Перед этим зачеркнуто: "извинись".
   С. 309. ...посылать на Австрийский пароход Кавасса; -- родственницы мои уехали на Рущук несколько дней тому назад. -- Было: "мои родственницы". Имеются в виду М. В. Леонтьева и ее подруга О. М. Кошевская. Ср. с. 305. "Австрийский пароход" -- пароход компании Ллойда.
   

161. Барону Ф. Р. Остен-Сакену. 15 сентября 1871 г.

   Автограф: РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Ед. хр. 1552. Л. 1--2 об.
   Впервые (с ошибками в прочтении) опубл. Т. А. Лаптевой: Российский Архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII--XX вв. <Т.> IX. М., 1999. С. 210--211.
   Печатается по автографу.
   
   Барон Федор Романович Остен-Сакен (1832--1916) -- дипломат и историк; вице-директор Азиатского департамента (1871--1875), управляющий Департаментом внутренних сношений МИД (с 1875 г.), секретарь Русского географического общества. Губастов писал о нем так: "Отец его был Старшим Советником Министерства при Графе Нессельроде, и Федор Романович родился и прожил всю жизнь на берегу петербургской дипломатической речки Мойки. / Живой, любознательный, он с ранних лет решил изучать народы не по картинкам и по книгам, а на месте их жительства. <...> Отличный и неутомимый работник, требовательный к себе и другим до педантизма, несколько суровый в обращении на службе <...>. Мало общительный вследствие застенчивости своей, не светский, барон жил преимущественно своим богатым внутренним міром, развлекая себя музыкою и погружаясь главным образом в чтение и в составление из прочитанного отметок и заметок" (РО ИРЛИ. Ф. 212. Ед. хр. 17. Л. 55 об., 56 об.). Департамент внутренних сношений Остен-Сакен возглавил неожиданно для коллег. А. М. Кумани писал об этом назначении так: "...специалисты в министерстве были вообще в загоне и занимались делами, чуждыми своей специальности, или просто пристраивались, как могли, к какому-нибудь жалованью, чтобы не умереть с голода. <...> Вот несколько примеров. <...> С любовью и основательно изучавший географию, этнографию, политическую и естественную историю Средней Азии и Крайнего Востока барон Ф. Р. Остен-Сакен был назначен директором Департамента внутренних сношений, вопреки названию своему заведующего внешними административными делами миссий и консульств наших в Европе и Америке, хотя с консульскою службою он не был вовсе знаком; единственным поводом к такому назначению послужило то, что барон Сакен не поладил с прежним своим начальником, директором Азиатского департамента Стремоуховым" (Кумани А. М. Воспоминания. М., 2015. С. 41).
   Местонахождение писем барона к Леонтьеву неизвестно (на первое письмо Леонтьева он ответил, судя по его помете, 24 сентября 1871 г.), однако сохранились два его письма к Губастову, из которых явствует, что он проявлял интерес к леонтьевской публицистике (см.: Т. 7. Кн. 2. С. 885--886).
   
   С. 309. Руссик -- греческое название монастыря Св.-Пантелеимона на Афоне.
   С. 309. Относительно моей Записки... -- См. прим. на с. 699.
   С. 309. ...избегать скучной риторики многих Консулов ~ проливающих казенные слезы над страданиями Христиан под игом Турции. -- Подобный стиль высмеян Л. в романе "Одиссей Полихрониадес" (Т. 4. С. 159--160). Ср. также: Т. 10. Кн. 1. С. 392.
   С. 310. ...князь Горчаков ~ приказал недавно в циркуляре... -- Речь идет о циркулярной депеше кн. А. М. Горчакова к поверенному в делах в Константинополе бар. Е. Е. фон Стаалю от 20 октября 1870 г.; в ней разъяснялось, что непризнание Россией статей Парижского трактата 1856 г. не имеет враждебного по отношению к Турции характера См.: Сборник, изданный в память 25-летия управления Министерством иностранных дел государственного канцлера светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова. 1856--1881. СПб., 1881. С. 109-- 110.
   С. 310. ...l'homme aisé, éclairé et liberal... -- зажиточный, просвещенный и либеральный человек (фр.).
   С. 310. ...должна отступить... -- После "должна" начато и зачеркнуто: "перен<естись>".
   С. 310. ...не потому что... -- Далее зачеркнуто: "лучше".
   С. 310. ...для них... -- Вписано над зачеркнутым: "с ними".
   

162. Иеросхимонаху Иерониму (Соломенцеву). 3 октября 1871 г.

   Автограф: АРПМА. Оп. 41. Д. 482. Док. А001973. С. 13--20.
   Впервые: Русский Афон. Т. 10. С. 399--401.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   Иеросхимонах Иероним (в міру Иван Павлович Соломенцов (Соломенцев), в монашестве Иоанникий; 1803--1885) с 1840 г. был духовником Свято-Пантелеймоновского монастыря. Леонтьев познакомился с ним, приехав в обитель в конце июля 1871 г.; тогда же о. Иероним принял его исповедь за всю жизнь и стал его старцем. Духовный облик и подвижническая жизнь о. Иеронима воссозданы Леонтьевым в очерках "Пасха на Афонской горе" (1882) и "Воспоминание об архимандрите Макарии...". Портрет о. Иеронима находился в кабинете писателя (ср.: Там же. С. 443), завещать его он намеревался о. И. Фуделю или в Оптину пустынь (Т. 6. Кн. 2. С. 43).
   Содержание письма связано с историей выбора нового настоятеля в Ильинском скиту, в которой деятельное участие в качестве русского консула принял Леонтьев. См.: Т. 10. Кн. 1. С. 318--325, 327--330; Кн. 2. С. 570--571, 575.
   
   С. 311. ...пантократорские старцы и о. Иннокентий... -- Андреевский скит был основан на земле, принадлежащей монастырю Пантократор. Иннокентий (?--1878) -- болгарин, эконом Ильинского скита, кандидат в новые настоятели после смерти архимандрита Паисия. См.: Т. 10. Кн. 1. С. 319; Кн. 2. С. 571.
   С. 311. Андрей -- иеросхимонах Андрей (в міру Авраамий Захарович Полтавский); см.: Там же. Кн. 2. С. 572.
   С. 311. Паисий -- иеромонах Ильинского скита.
   С. 311. Карея -- "столица" Афона.
   С. 311. Протат (от греч. πρῶτος, первый) -- управляющее Св. Горой собрание представителей (антипросопов) двадцати монастырей.
   С. 311. Эпитропы -- представители монастырей.
   С. 312. ...пишет о. Григорию... -- См. прим. на с. 694.
   С. 312. ...духовной власти завещателя. -- Речь идет о скончавшемся архим. Паисии.
   

Зима 1871/1872

163. О. Макарию (Сушкину). Зима 1871--1872 гг.

   Ангограф: АРПМА Оп. 41. Д. 482. Док. А001973. С. 33--39.
   Датируется по содержанию.
   Впервые: Русский Афон. Т. 10. С. 401.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   С. 313. Зограф -- болгарский монастырь во имя св. Георгия Победоносца на Афоне, основанный в X в. (по др. свед. в XIII В.). См.: Т. 6. Кн. 2. С. 353. Во время вынужденной задержки в Зографе Л. начал работу над будущей книгой "Византизм и Славянство".
   С. 313. ...о. Амвросия... -- Имеется в виду фельдшер Пантелеймоновского монастыря схимонах Амвросий (в міру Андрей Андреевич Холоденко; 1811--1895), прибывший на Афон в 1862 г. и постриженный в 1864 г. См.: Русский Афон. Т. 2. С. 157.
   С. 313. ...нового доктора дьякона. -- Иеремия; его имя названо в письме от октября 1873 г. (с. 369).
   С. 313. Каломель -- хлорид ртути, применяется как мочегонное и слабительное средство.
   С. 313. ...Миндерерова спирта... -- Раствор уксусно-аммиачной соли, применявшийся для втираний.
   С. 314. О.о. Григорию, Иезекиилю, Асинкриту, Смарагду, Евгению, Арсению... -- Григорий -- см. прим. на с. 694; иеросхимонах Иезекииль (в міру Игнатий Васильевич Сливкин; 1819--1884), поступил на Афон в 1836 г., последние годы жизни провел в келлии Живоносный Источник; схимонах Асинкрит (в міру Алексей Артемьевич Денисов), поступил на Афон в 1864 г., великий постриг принял в 1868 г., в описываемое время проходил послушание в канцелярии Русика; монах (с 1879 схимонах) Смарагд (в міру Иеремия Иларионович Вылко; 1839--1896), поступил в монастырь в 1870 г., в описываемое время проходил послушание в больнице; схимонах Евгений (в міру Емелиан Степанович Сметанин; ?--1874), поступил на Афон в 1871 г.; иеромонах Арсений (в міру Александр Иванович Минин; 1823--1879), с 1872 г. настоятель Афонской часовни в Москве (Русский Афон. Т. 2. С. 26, 122, 159, 114, 59).
   

1872

164. К. А. Губастову. 16 января 1872 г.

   Автограф неизвестен.
   Впервые (вероятно, с купюрой): Сборник. С. 212--213 (с неверной датировкой 1873 г.).
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   Ответ на письмо Губастова от 19 октября 1871 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 59--60 об.).
   
   С. 314. Полиевктов... -- Речь идет об Александре Николаевиче Полиевктове (1838--?), выпускнике Санкт-Петербургской семинарии (1859), причетнике посольской церкви в Константинополе, с 1871 е оказалось настолько сильным, что девочка была привязана к нему больше, чем к кому-либо из родных, и смотрела на мир его глазами. Отъезд Леонтьева в Турцию в 1863 г. только усилил привязанность, поскольку установилась дружеская переписка. В свой приезд в Петербург в 1868 г. Леонтьев, как можно судить по отголоскам всей этой истории в его художественной прозе, пытался противостоять чувствам племянницы, но теперь, по крайней мере, она уже достигла совершеннолетия. В 1869 г. Мария Владиміровна отправилась гостить к дяде в Янину. Тогда или, может быть, во время ее следующего приезда в 1870 г. отношения ее с Константином Николаевичем приняли новый характер. Знаменательные для Леонтьева обстоятельства "обращения в личное Православие" в 1871 г., глубина его раскаяния и обещание принять монашество были бы не вполне понятны, если бы не учитывать, что "соучастницей" как греха, так и покаяния была Мария Bлaдимipoвнa. Ее наставниками, как у дяди, становятся сначала афонские старцы, а затем старец Амвросий Оптинский. В отличие от Леонтьева, ей сложнее в первое время далась борьба с собой (сохранилось, например, письмо, в котором она старалась убедить Константина Николаевича покинуть Афон для Петербурга), но в дальнейшем, как он в шутку писал К. А. Губастову, Мария Владиміровна стала "гораздо больше мать Манефа", чем он "брат Константин" (с. 470).
   В юности М. В. Леонтьева играла на любительской сцене в Художественном кружке в Петербурге, мечтала даже о поступлении в Императорские театры. Во второй половине 1870-х ей пришлось стать гувернанткой, в 1882 г. и с 1884 г. она была учительницей в Свято-Ольгинской школе при Орловском Введенском женском монастыре, в 1890 г. став начальницей этой школы (до 1910 г.). В 1900-е гг. консультировала А. М. Коноплянцева, трудившегося над биографией Леонтьева, а затем стала ближайшей помощницей о. Иосифа Фуделя при подготовке собрания сочинений. После закрытия монастыря жила в Орле в доме учительницы T. Н. Максимовой; скончалась от последствий перелома шейки бедра. О Леонтьеве написала несколько мемуарных очерков (см.: Т. 6. Кн. 2. С. 73--140).
   Из многолетней переписки с дядей в копиях М. В. Леонтьевой сохранилось лишь несколько его писем, главным образом 1877--1878 гг. (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 33); в виде автографа в настоящий момент известно лишь одно позднее письмо (войдет в т. 12). После крупной ссоры зимой 1883--1884 гг. Леонтьев сообщал брату Марьи Владиміровны: "...все письма за 15 и более лет сожжены" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 47. Л. 36--36 об.). Речь здесь идет о его письмах, свои же, по крайней мере ранние, М. В. Леонтьева сберегла, впоследствии они хранились у T. Н. Максимовой и в ее доме были скопированы для С. Н. Дурылина Е. В. Гениевой (см.: "Я никому так не пишу, как Вам..." Переписка С. Н. Дурылина и Е. В. Гениевой. М., 2010. С. 189, 204, 359). Теперь эти копии находятся в РГАЛИ (Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1032), в подлинниках в том же архиве имеется еще два письма (1868, 1871; Ед. хр. 1031). По-видимому, это те самые документы, которые, как сообщал Дурылин Гениевой, были ему переданы самим автором ("Я никому так не пишу, как Вам...". С. 189). Автографы еще трех писем (два 1872 г. и от 30 ноября 1886) хранятся в ГЛМ (Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 172; Ед. хр. 45. Л. 2--3об.; в первом, к сожалению, утрачено окончание).
   Дурылин, встречавшийся и переписывавшийся с М. В. Леонтьевой и еще в 1917 г. приобретший у нее право на издание произведений Леонтьева (см.: Резвых T. Н. "Я чувствовал себя как бы его внуком -- через сына -- через о. Иосифа..." (Отец Сергий Дурылин -- исследователь творчества К. Н. Леонтьева // Христианство и русская литература. Сб. 7. СПб., 2012. С. 293--294), сохранил в памяти ее "оригинальный, сложный, женственно-прекрасный и вместе мужественный облик" ("Я никому так не пишу, как Вам...". С. 189). 3 января 1928 г. Дурылин завершил развернутую запись о М. В. Леонтьевой настоящим гимном: "Записываю это не для биографов, а для того кто ЛЮБИТ К<онстантина> Н<иколаевича>, в память и любовь к той, кто сберег его сочинения и сохранил до конца, пронеся через годы и страдания, любовь к нему. Если когда-нибудь будет в русской литературе день покаяния перед его памятью, день узнания его великой мысли и дарованая, -- то в этот день должны будут вспомнить и ту русскую женщину, которая дала ему все, что может дать русская женщина: бесконечную любовь, самое глубокое понимание, тонкую, неизменимую, несравнимую верность ему и его делу в любви, в труде, в молитве, -- от самой ранней юности (15--16 лет) до глубокой старости (76 лет). <...> в тех немногих, кто знал М. В-ну и чтил К. Н-ча, их память неразъединима; -- она будет неразъединима и в тех, кто НЕ ЗНАЛ Марью Вл-ну, но кто, узнав К-на Н-ча по его сочинениям и жизни, ДОЛЖЕН будет ПОЧУВСТВОВАТЬ, что в 60--70-е годы <...> вокруг его личности и творчества разлито благоухание прекрасной женственности, и по этому благоуханию узнает ту, от кого оно шло" Дирылин С. Н. В своем углу. М., 2006. С. 460--461.
   
   С. 342. ...уже напечатаны и здесь будут переведены по-гречески и по-французски. -- Во французском переводе вышла статья Л. "Панславизм на Афоне". Перевод на греческий должен был осуществить драгоман посольства Э. Я. Аргиропуло (см. прим. на с. 747), но он медлил с этим делом. 2 (14) августа 1873 г. Губастов сообщал Л. на Халки: "Сейчас посылал к Аргиропуло записку, в которой просил его уведомить меня, для сообщения Вам сегодня же, какие его намерения относительно перевода Вашего артикля? Старик спит, и я оставил разговор об этом до вечера. Завтра через Д<окто>ра (В. К. Каракановского. -- Ред.) сообщу Вам наш разговор" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 65--65 об.).
   С. 342. ...о молодом греке и Тульчинской еврейке... -- Сюжетная линия "тульчинской еврейки" (по-видимому, второй жены главного героя) должна была развиваться в той части романа, что осталась несозданной.
   

180. Е. А. Ону. Конец марта окументы, свидетельствовавшие о праве русских монахов на владение Пантелеймоновским монастырем, которые вошли и в его книгу, изданную в том же году (см. прим. на с. 771). В июле--сентябре 1874 г. статья, открывшая русское издание этой книги, была опубликована по-гречески в константинопольской газете "Бизантис".

   С. 400. ...вся сила в руках Патриарха... -- Речь идет об Иоакиме II (в міру Иоанн Коккодис; ?--1878), Вселенском патриархе в 1860--1863 и 1873--1878 гг.
   С. 401. ...афинские эллины и деисты... -- Деизм (от лат. Deus, Бог) -- философское воззрение, признающее Бога Творца мірa, но отвергающее Его участие в дальнейшем существовании творения.
   С. 401. ...с болгарскими глупостями и ложью противо-канонической... -- Имеется в виду нарушение болгарским епископатом 34 апостольского правила о подчинении "первому" (в данном случае -- Константинопольскому Патриарху). См.: Т. 7. Кн. 1. С. 293.
   С. 401. ...доказываю, что ~ полезнее точка зрения православная в греко-болгарском деле, чем чисто славянская. -- Ср.: "...я положительно боюсь для России не только слияния с юго-славянами, но даже и слишком искренних и необдуманных сочувствий им во всех их славянских стремлениях и поступках" (Там же. С. 274).
   С. 401. ...статью ~ о вашей Пантелеймоновской распре... -- Замысел не был реализован.
   С. 402. Асинкрит -- см. прим. на с. 703.
   С. 402. ...как служил о. Памва... -- Имеется в виду иеродиакон Памво (в міру Петр Михайлович, фам. неизв.; 1839-- 1911); дворянин, обер-офицер из Казани, поступил на Афон в 1859 г., в 1862 г. пострижен в рясофор с именем Тихон, в 1866 г. -- в мантию, в 1876 г. в схиму с именем Пантелеймон; в 1868 г. рукоположен в иеродиакона, в 1873 г. в иеромонаха; во время пребывания Л. на Афоне проходил послушание в канцелярии; в годы русско-турецкой войны служил в Обществе Красного креста. См.: Русский Афон. Т. 2. С. 37.
   С. 402. ...о.о. Иезекииль, Григорий, Порфирий, Рафаил, Арсений, Смарагд, чудак Енох... -- Монах, впоследствии схиархимандрит, Рафаил (в міру Николай Ионович Трухин; 1844-- 1901), из дворян Вятской губ., прибыл на Афон в 1867 г., в 1868 г. пострижен в рясофор, в 1869 г. в мантию; проходил послушание в канцелярии и регентское; вскоре после отъезда Л. с Афона, 23 ноября 1872 г., рукоположен во иеродиакона, в 1875 г. -- в иеромонаха; в 1877 г. пострижен в схиму; с 1890 г. -- игумен Саровского монастыря, в 1894--1899 гг. -- начальник Духовной миссии в Иерусалиме, затем настоятель Краснохолмского монастыря Тверской епархии; см.: Там же. С. 12; см. также прим. на с. 694, 703, 708.
   С. 402. Архондарик -- см. прим. на с. 732.
   

1875

203. М. П. Погодину. 8 января 1875 г.

   Автограф: РГАЛИ. Ф. 373. Оп. 1. Ед. хр. 208. Л. 3--4 об.
   Фрагмент впервые: Т. 7. Кн. 2. С. 668.
   Печатается по автографу.
   
   В правом верхнем углу (л. 3) помета Погодина карандашом: "Леонтьев". Сохранился ответ:

11 янв<аря>

   И я был болен тяжело: возили долго на креслах, -- и теперь обвязан и болею, хоть меньше. В настоящую минуту пособить ничем не могу и о сем жалею. Но вы можете, кажется, спросить эту сумму вперед от Рус<ского> мірa, или попросить взаем у Архим<андрита>. -- Впрочем, я не понимаю, в чем может нуждаться Мария. Но она ведь в вас не установилась, судя по тону письма, а бушует Марфа. Рукописи вашей читать не мог по болезни глаз и по трудности почерка, а послать к Бод<янскому> боялся без объяснения и застрахования. Спокойствия, спокойствия, желаю от души

Ваш МП

   В Рус<ский> мір я посылаю статью. Хотите, намекну о вашей нужде.
   
   (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 206. Л. 2). Упомянута газета "Русский мір" (см. прим. на с. 749--750) и настоятель Николо-Угрешского монастыря о. Пимен.
   С. 402. ...более 2-х месяцов был Марией. -- Ср. в письме Погодина от 30 октября 1874 г.: "Оставьте пока все, вспоминая сказанное Марфе" (с. 744). Речь идет о жизни Л. в Угрешском монастыре.
   С. 402. ...поручил одному молодому человеку... -- Имеется в виду И. Ф. Красковский. Ср. с. 392.
   С. 403. Очерк для него небольшой, газетный, уже начат и очень скоро будет готов; -- кроме того -- у него есть в Петербурге под рукою одна статья о Восточных делах рублей на 250--300. -- "Под рукою" надо понимать как "в редакции "Гражданина"". Из письма Берга от 10 января Л. узнает, что тот был у В. П. Мещерского и выяснил, что князь готов вернуть находящиеся у него рукописи. Статья, о которой говорит Л., это первая редакция будущей большой работы "Русские, греки и юго-славяне". Очерк же был обещан Бергу для "Русского мірa", в его письме от 10 января речь идет и об этом: "В П<етер>бур<г>с<ком> литературном муравейнике большая сумятица и волнение. По поводу отнятия С<анкт->п<етер>б<ургских> Вед<омостей> у нигилистов они ищут себе клапана. Наши все переругались. Не знаю, чем это кончится, чуть ли не прекращением Р<усского> мірa. Таким образом мое непродолжительное редакторство окончится очень грустно. Мне оно было нужно это жалованье, но что делать, и Вы видите, как я сам немощен и не могу и для себя, не только для других, что-нибудь сделать. Завидую Вашему уединенью монастырскому и, кажется, устрою себе уединение на своем заводике и носа оттуда никуда не покажу. / Очерк все-таки пришлите, я его еще, может, успею поместить" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 86. Л. 3, 6). Задуманный очерк, вероятно, из-за своих сложных житейских обстоятельств Л. не закончил.
   С. 403. ...и меня... -- "Меня" вписано над зачеркнутым: "мне".
   С. 403. ...меня даже и здесь люди из мірa преследуют! -- Речь идет о братьях Александре и Борисе.
   С. 404. ...и тех людей... -- Перед "тех" начато и зачеркнуто: "пом<огали?>".
   С. 404. ...видал и людей добрых... -- Перед "людей" зачеркнуто: "таких".
   С. 404. ...и моих претензий... -- Перед "моих" зачеркнуто: "моего".
   

204. Князю К. Д. Гагарину. 15 января 1875 г.

   Автограф: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 27. А. 4--4 об.
   Фрагмент впервые: Т. 6. Кн. 2. С. 391.
   Печатается по автографу.
   
   С. 404. ...в Малютинском банке... -- Имеется в виду Калужский общественный банк братьев Малютиных, открытый в 1862 г.; капитал для учреждения банка был пожертвован "умершим почетным гражданином, московским первой гильдии купцом Павлом Семеновичем Малютиным, в память умершего его брата, почетного гражданина Михаила Семеновича Малютина" (Учреждение в г. Калуге общественного банка братьев Малютиных // МВ. 1862. No 25. 1 февр. С. 195).
   С. 404. Брат мой Александр Николаевич приезжал сюда ~ подвинуть в Опекунском Совете дело о переводе долга на Крестьянский надел... -- Ср. с. 398. При Опекунском совете, входившем в Ведомство учреждений Императрицы Марии, существовала Ссудная касса, выдававшая ссуды под залог недвижимости.
   

205. К. А. Губастову. 15 января 1875 г.

   Автограф: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 5--6 об. Впервые в сокращении, с исправлениями и неточностями:
   РО. 1894. No 9. С. 365--366.
   Печатается по автографу.
   
   Ответ на письмо Губастова от 11 декабря 1874 г. (см. с. 746).
   
   С. 405. Первое мое письмо... -- Имеется в виду письмо от 4 ноября 1874 г.; перед "Первое" начато и зачеркнуто: "Т".
   С. 406. ...семьи, литературы... -- Было: "семьи и литтературы".
   С. 406. ...тоскует в Кудинове... -- Было: "ждет и тоскует". С. 406. ...получил от П. М. Леонтьева записку, что Одиссей и Болгарский вопрос уже набираются в типографии. -- Подразумевается письмо от 10 января (см.: Т. 4. С. 951; Т. 7. Кн. 2. С. 643), в котором Л. обнадеживали тем, что его роман хотели напечатать даже в первой книжке, но должны были дать место роману Толстого и драме Писемского. Как и подозревал Л., записка ничего не значила: печатание романа было отложено до лета, а набранная статья была изъята из февральской книжки.
   С. 406. Бодянский, редактор Чтений, взял 1-ю часть Византизма... -- См. прим. на с. 745.
   С. 406. ...о втором упражнении, как говорит Соф<ья> Петр<овна> Хитрова. -- Так С. П. Хитрово произносила один из ключевых терминов Л.: "вторичное смесительное упрощение".
   С. 406. Он читает ее и скоро даст ответ. -- Через пять дней Л. предложил Бодянскому способ ускорить дело (с. 408).
   С. 406. ...Ф. Н. Берг ~ большой почитатель моих сочинений ~ после краткого знакомства в Москве. -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 82--84.
   С. 406. ...петербургской газеты... -- После "Петербургской" зачеркнуто: "и отчасти".
   С. 406. Афонские письма у редактора Гражданина; не знаю что будет. -- См. фрагменты из писем Ф. Н. Берга от 19 ноября 1874 г. и 10 января 1875 г.: Т. 7. Кн. 2. С. 577.
   С. 406. Архимандрит и Архиерей оба ко мне расположены... -- О. Пимен и еп. Леонид (Краснопевков).
   С. 407. ...impotentia virilis... -- мужское бессилие (лат.).
   С. 407. О рукописи Цертелева хлопочу; -- пусть он не думает, что из этой бездны легко ее достать. -- Кн. Алексей Николаевич Цертелев (1848--1883) -- дипломат, в нач. 1870-х гг. -- секретарь посольства в Константинополе, старший брат философа кн. Д. Н. Цертелева; см. незавершенный очерк Л. О нем (1883; Т. 6. Кн. 1. С. 388--397). 11 ноября 1874 г. Цертелев писал Л.: "Теплов передал мне, что Вы, исполнив мою просьбу, потрудились справиться в редакции Русс (кого) Вестника относительно моей статьи. Большое Вам спасибо. Я крайне удивлен, что ее не оказывается. В ноябре прошлого года Петр Алексеевич Бессонов передал ее г. Любимову, который сам, а потом и г. Катков, говорили мне, что она будет скоро напечатана. <...> При случае попросите поискать мою статью толком" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 276. Л. 1--2). Н. А. Любимов -- см. прим. на с. 768. "О" написано после того же зачеркнутого.
   С. 407. Теплова долг ужасно меня мучает... -- См. прим. на с. 748--749.
   

206. О. М. Бодянскому. 20 января 1875 г.

   Автограф: Институт литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины. Отдел рукописей. Ф. 99. Ед. хр. ИЗ. Л. 60-- 60 об.
   Датируется по связи с п. 208 и по ответу О. М. Бодянского.
   Фрагмент впервые: Т. 7. Кн. 2. С. 669.
   Печатается по автографу.
   
   Осенью 1874 г. М. П. Погодин, узнав об отказе М. Н. Каткова публиковать книгу Леонтьева "Византизм и Славянство", посоветовал передать рукопись знаменитому историку и филологу Осипу Максимовичу Бодянскому (1808--1878), с 1845 г. секретарю Имп. Общества истории и древностей российских при Московском университете. Долго не получая известий от Бодянского, Леонтьев обратился к нему с публикуемым письмом. На предложение прочесть свою книгу вслух Бодянский отвечал согласием и готовностью принять автора "Византизма и Славянства" хоть в этот же вечер (письмо к Леонтьеву опубликовано: Т. 7. Кн. 2. С. 669).
   
   С. 408. ...податель этой записки не сумеет хорошо передать на словах. -- Вероятнее всего, речь идет о плохо говорившем по-русски греке Георгии.
   

207. И. Ф. Красковскому. 20 января 1875 г.

   Автограф: ОР РГБ. Ф. 141. Карт. 1. Ед. хр. 21. Л. 5.
   Печатается впервые по автографу.
   
   С. 408. Гостиница Мир. -- См. прим. на с. 744.
   С. 408. ...привезти все данные мною... -- После "все" зачеркнуто: "мои".
   С. 408. Неужели и этому помешает хандра? -- Л. вспоминает записку Красковского, в которой тот оправдывал невыполнение поручений тем, что у него была хандра (см. с. 403).
   

208. О. М. Бодянскому. 23 января 1875 г.

   Автограф: Институт литературы НАН Украины. Отдел рукописей. Ф. 99. Ед. хр. 113. Л. 61.
   Датируется на основании пометы о получении.
   Фрагмент впервые: Т. 7. Кн. 2. С. 669--670.
   Печатается по автографу.
   
   Адрес на обороте второго полулиста: "Его Превосходительству / Осипу Максимовичу / Бодянскому". Помета Бодянского: "Пол<учено> 23-го генваря 1875 г., в четв<ерг>". Речь в письме идет о рукописи "Византизма и Славянства".
   
   С. 408. ...подателю этой записки. -- См. прим. на с. 762.
   

209. О. М. Бодянскому. Конец января--февраль 1875 г.

   Автограф: Институт литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины. Отдел рукописей. Ф. 99. Ед. хр. 113. Л. 59.
   Фрагмент впервые: Т. 7. Кн. 2. С. 670.
   Печатается по автографу.
   
   С. 409. ...через О. Дмитрия Благова... -- Речь идет о послушнике Николо-Угрешского монастыря (1867--1880), духовном сыне и будущем биографе о. Пимена, в светской литературе известном прежде всего книгой "Рассказы бабушки" Дмитрии Дмитриевиче Благово (1827--1897). В монашеском постриге в 1882 г. он принял имя своего духовного наставника, с 1884 г. архимандрит; служил настоятелем посольской церкви в Риме, где скончался и погребен. См. также: Т. 6. Кн. 2. С. 434.
   С. 409. ...образцов болгарской и сербской городской, интеллигентной поэзии; -- не простонародной; с этой я несколько знаком... -- Ср. в "Одиссее Полихрониадесе" противопоставление греческой "хидаической" (простонародной) и "не хидаической" поэзии: Т. 4. С. 646--649.
   С. 409. ...что глаголют Славянски-то Главы по-европейски эдукованные. -- Что говорят славянские головы, образованные по-европейски (искаж. болг.).
   С. 409. Моя рукопись переписывается. -- "Византизм и Славянство".
   

210. Н. Я. Соловьеву. Ок. 17 марта 1875 г.

   Автограф карандашом: РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 1016. Л. 25--25 Об.
   Датируется по ответному письму Н. Я. Соловьва.
   Печатается впервые.
   
   В 1874 г. в Николо-Угрешском монастыре Леонтьев познакомился с преподавателем монастырского училища, драматургом Николаем Яковлевичем Соловьевым (1845--1898), выпускником той же Калужской гимназии, которую окончил и сам. В 1875--1876 гг. Леонтьев много хлопочет о напечатании и постановках первых пьес Соловьева (в публикуемом письме он осведомляется о "трудах" драматурга, которые намерен "поскорее пристроить"). Чтобы помочь ему, Леонтьев познакомился с А. Н. Островским и представил ему молодого автора. Соловьев подолгу гостил в Кудиново (когда дела драматурга наладились, Леонтьев даже пытался уговорить его приобрести это имение), ухаживал за М. В. Леонтьевой, но позднее женился на одной из младших сестер ее подруги Людмилы Раевской -- Варваре Осиповне (1861 -- ок. 1920). В. О. Соловьевой после смерти Леонтьева была отдана часть писем ее мужа, их местонахождение неизвестно. Другая часть сохранилась в ГЛМ. Подробнее о взаимоотношениях двух писателей см.: Т. 9. С. 656--665. На публикуемое письмо Соловьев отвечал 18 марта 1875 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 230. Л. 1--2).
   
   С. 409. Георгий скажет Вам, что со мной делается. -- Л. собирался отправиться в Калугу, но в Москве тяжело заболел и вынужден был остаться там надолго (см. с. 422--423).
   С. 409. ...долго не буду выходить... -- "Долго" написано после зачеркнутого начала того же слова.
   С. 409. ...пристроить. -- Написано после того же зачеркнутого.
   С. 410. О.о. Досифею и Феодору мое почтение. -- Монахи Угрешского монастыря. -- Иеромонах Досифей (в міру Дмитрий Байков); см. о нем: Т. 6. Кн. 1. С. 245; Кн. 2. С. 393.
   

211. H. Н. Страхову. 29 марта 1875 г.

   Автограф: ОР РНБ. Ф. 747. Ед. хр. 17. Л. 44--45 об.
   Фрагмент впервые: Т. 6. Кн. 2. С. 340.
   Печатается по автографу.
   
   На это письмо Страхов отвечал только 3 июля 1875 г. (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 234. Л. 1--2), хотя письмо Леонтьева получил 15 июня, по возвращении из заграничного путешествия (Там же. Л. 2). Об исполнении просьбы он сообщал: "Я обратился к Константину Николаевичу Бестужеву, который Вас, как Вы знаете, так любит и по счастию теперь здесь. Он сделал все, что можно и с истинным усердием, но фонд остановился, узнавши, что Вы получаете пенсию и не зная ее размеров. Боюсь, что дело разладится, и извещу Вас, как только что узнаю" (Там же. Л. 1). Письмо Страхова к Бестужеву-Рюмину от 28 июня 1875 г. хранится в Киеве в Институте рукопсей Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского (Ф. III. Ед. хр. 19182). На последней странице письма Леонтьева Страхов записал его адрес, полученный в редакции "Гражданина": "Конст<антину> Никол<аевичу> Леонтьеву / На Маросейке, Подворье Николо-Угрешского монастыря".
   
   С. 410. ...член ли Вы Общества вспомоществования Литераторам) и ученым... -- Страхов отвечал: "Я не член Фонда и не желаю им быть, а Бестужев не только член, но и принадлежит к комитету" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 234. Л. 1).
   С. 410. Может быть, А. Майков член? -- А. Н. Майков был членом Литературного фонда.
   С. 410. Вы Берга знаете ~ расскажет о моих делах. -- См. прим. на с. 298. Берг возьмется хлопотать о пособии Л. и в начале мая 1875 г. напишет ему: "Из Фонда я Вам схлопотал -- вышлют деньги по адресу этому на Ваше имя, сколько решат <--> не знаю (Там же. Ед. хр. 87. Л. 40; датируется по упоминанию в том же письме только что изданного рассказа "Капитан Илия"). В письме от 28 мая он же сообщает: "Вслед за этим письмом <...> получите Вы, вероятно, от Фонда нечто по моим стараниям..." (Там же. Ед. хр. 86. Л. 8), однако эти заверения оказались преждевременными (см. выше, с. 765).
   С. 410. ...как Вы были не правы противу меня в то время, когда издавалась Зоря... -- Л. подразумевает то, что Страхов не печатал его статей и романов, но тот понял его упрек иначе и отвечал так: "Вы всё меня упрекаете, что я не писал об Вас в Заре. Готов считать себя виноватым, но несколько обидно. Я вообще мало писал о литературе -- так трудно для меня это было, что и в крайней надобности приходилось делать над собой насилие. <...> Я очень хотел бы написать об Вас, со временем вероятно и напишу, но -- я до сих пор не умею писать когда не пишется. А что я Вас читаю и изучаю -- это Вы знаете, или знайте" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 234. Л. 1--1 об.).
   С. 410. ...на разборы Решетниковых, Ожигиных и т. п. сволочи... -- Речь идет о рецензиях без подписи, принадлежавших В. Г. Авсеенко: Сочинения Ф. Решетникова. Спб. 1869 г. // Заря. 1869. No 9. Отд. II. С. 191--206; Своим путем. Роман в четырех частях (из записок современной девушки) Л. А. Ожигиной. СПб., 1870 Г. // Там же. 1870. No 11. Отд. II. С. 174--186. (Последняя непосредственно предшествовала в журнале статье Л. "Грамотность и народность".) Страхов заверял Л.: "Об Решетниковых и Ожигиных я никогда не писал ни слова; статьи, которые Вы принимаете за мои, вероятно, принадлежат Авсеенко, ныне пишущему в Р<усском> Вестнике и тогда участвовавшему в Заре" (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 234. А. 1 об.). Федор Михайлович Решетников (1841--1871), прозаик, очерки которого А. позднее назвал "бессмысленно-грубыми" (Т. 9. С. 249), в критическом разборе "Зари" был отнесен к разряду "поставщиков" "анти-художественных" литературных "суррогатов" (см. также прим. на с. 672). Аюдмила Александровна Ожигина (1837--1899) -- писательница из Харькова; ее роман "Своим путем" впервые был опубликован в "Отечественных записках" (1867. No 3, 5--7). В статье Авсеенко это произведение было рассмотрено как неловкий опыт тенденциозного романа, "яркий пример всех злоупотреблений, которые делает теория, проводя свои идеи посредством поэтической формы" (Заря. 1870. No 11. С. 179).
   С. 411. ...адрес мой есть в Редакции Гражданина. -- Сношения с редакцией кн. В. П. Мещерского были вызваны попытками опубликовать здесь "Афонские письма" и статью "Еще о греко-болгарской распре".
   

212. Н. П. Игнатьеву. 7 апреля 1875 г.

   Автограф: ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Ед. хр. 3301. Л. 11--14 об., 12--13 об.
   Фрагменты впервые: Т. 6. Кн. 2. С. 321, 330, 355, 383, 385; Т. 7. Кн. 2. С. 644.
   Печатается по автографу.
   
   С. 411. Конст<антин> Арк<адьевич> Губастов проездом через Москву... -- О том, что Губастов собирается в Россию, Л. в письме от 20 января 1875 г. сообщила С. П. Хитрово (ОР ГАМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 274. Л. 5).
   С. 412. ...собственница его родная племянница... -- М. В. Леонтьева.
   С. 413. ...<в> 69 году: два слова сказал я Каткову ~ он мне дал 800 рубл<ей> ~ я после написал ему две-три повести. -- "Паликар Костаки", "Пембе" и "Аспазия Ламприди".
   С. 413. ...незаметное сразу расстройство Редакции "Московских Ведомостей" и "Р<усского> Вестника". -- ср. т. 6. Кн. 1. С. 77.
   С. 413. ...со мной Редакция сошлась только в двух сочинениях и отвергла два другие... -- "Одиссей Полихрониадес" и не сразу отвергнутая статья "Еще о греко-болгарской распре"; "два другие": "Генерал Матвеев" и "Афонские письма" (Л. позабыл упомянуть еще о "Византизме и Славянстве").
   С. 413. ...Мельников, Гр<аф> А. Толстой, Лесков, Крестовский, Ф. Берг, Аверкиев, Гр<аф> А. Толстой... -- Упомянуты в числе прочих Павел Иванович Мельников (псевд. Андрей Печерский; 1818--1883), Всеволод Владимірович Крестовский (1840--1895); см. также прим. на с. 689, 667. С Аверкиевым, Бергом и Крестовским и Л. Толстым Л. был знаком лично.
   С. 413. ... успокоить Х<аджи->Лазаря и друг<их>. -- См. прим. на с. 717.
   С. 413. П. М. Леонтьев был краеугольным камнем всего этого сложного здания Редакций, Типографий, Лицеев и т. д. -- Имеются в виду редакции "Московских ведомостей" и "Русского вестника", Университетская типография, арендованная Катковым, и Лицей Цесаревича Николая Александровича, основанный в 1868 г.; П. М. Леонтьев был его первым директором.
   С. 413. Его внезапная смерть... -- П. М. Леонтьев скончался 24 марта 1875 г.; отпевание состоялось 28 марта в церкви Московского университета.
   С. 413. Профессор Любимов человек неспособный и даже жалкий какой-то. -- Николай Алексеевич Любимов (1830--1897), физик, профессор Московского университета, был одним из помощников Каткова по изданию "Московских ведомостей". Cp.: Т. 6. Кн. 1. С. 84--85.
   С. 414. В изящной литературе имеют одинаковый сбыт и успех ~ Пугачевцы Сальяса и Романы Л. Толстого. -- Роман Евгения Салиаса (полн. имя -- граф Евгений Андреевич Салиас де Турнемир; 1840--1908) "Пугачевцы" вышел в 1874 г.; Л. признавал за этим литератором "несомненно поэтический и положительный по направлению талант", но замечал, что этот талант испорчен "топорной формой" (РГИА. Ф. 1120. Оп. 1. Ед хр. 98. Л. 49 об.; письмо к Вс. С. Соловьеву от 15 января 1877 Г.).
   С. 414. Погодин ~ рекомендовал меня с этой целью Аксакову и Кошелеву... -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 96--97. Александр Иванович Кошелёв (1806--1883) -- публицист, издатель, общественный деятель.
   С. 414. ...редакторы Беседы увлеклись тоже какой-то демагогией и журнал был за дело закрыт. -- Журнал был прекращен самими издателями (см. прим. на с. 682) после двух цензурных кар -- сожжения июльской и сентябрьской книжек за 1872 г. См.: Переписка И. С. Аксакова и Ю. Ф. Самарина (1848--1876). СПб., 2016. С. 282, 614--615.
   С. 415. ...Вы мне об этом писали в Янину, и г. Стремоухое с своей стороны говорил то же моему покойному брату, советуя мне не проситься скоро в отпуск, потому что Князь Горчаков мною очень доволен... -- Вероятно, имеется в виду письмо Игнатьева от 6 января 1871 г. (см.: Т. 10. Кн. 2. С. 708). Осенью 1870 г. Л. письменно попросил П. Н. Стремоухова о полугодовом отпуске (этот документ в настоящее время не найден), о нем нам известно по письму Л. к Игнатьеву от 1 декабря того же года (Там же. Кн. 1. С. 573). Директор Азиатского департамента через В. Н. Леонтьева передал, что лучше не спешить с этой просьбой: "Он на таком хорошем замечании у Министра" (Там же).
   С. 416. ...этих земных благ... -- Устойчивое выражение "земные блага", которое Л. выделил курсивом, встречается в молитвах.
   С. 416. ...у Архимандрита... -- Речь идет об о. Пимене (Мясникове).
   С. 416. ...рекомендовать меня Вашему батюшке... -- Павел Николаевич Игнатьев (1797--1879), генерал-адъютант, генерал от инфантерии, с 1877 г. -- граф; с ноября 1864 г. был председателем комиссии прошений, на Высочайшее имя поступающих.
   С. 416. ...юридическим только... -- Перед этим в скобках, примененных вместо зачеркивания: "только".
   С. 417. ...в июне или июле у Бодянского в "Чтениях" будет напечатана одна статья моя... -- Книга "Чтений в Имп. Обществе истории и древностей российских" со статьей Л. выйдет только в феврале 1876 г.
   С. 417. ...по совету Аксакова, я на днях посылаю в Петербург другую мою статью. -- Речь идет о статье "Еще о греко-болгарской распре", отправленной в "Гражданин".
   С. 417. "Fait ce que devra, -- advienne que pourra!" -- Делай, что должно, и будь что будет! (фр.).
   С. 417. Князь Черкасский принял меня осенью очень любезно и очень хвалил мои политические статьи, хотя не во всем с ними согласен; -- но он теперь за границей. -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 103--105.
   

213. Архимандриту Макарию (Сушкину). 12--15 апреля 1875 г.

   Автограф: АРПМА. Оп. 41. Д. 482. Док. А001973. С. 161--172, 101--105.
   Впервые: Русский Афон. Т. 10. С. 431--439.
   Печатается по тексту первой публикации.
   
   Ответ старца Макария Леонтьев в 1878 г. пересказал в "Моей исповеди" (Т. 6. Кн. 1. С. 241--242).
   
   С. 418. ...в начале ноября я уже должен был убежать в монастырь... -- См. с. 385.
   С. 418. ...Павел Михайлович Леонтьев внезапно в несколько дней кончил жизнь от воспаления легких... -- См. прим. на
   с. 768.
   С. 418. Это попечение надо отложить. -- Используется выражение из Херувимской песни: "Всякое ныне житейское отложим попечение...".
   С. 419. ...всеобщее благоденствие на земле, которое ~ и Евангелию и даже всякой здравой философии противно. -- См. прим. на с. 729, 750.
   С. 419. ...не только в "Афонских письмах" моих ~ но и в какой-нибудь восточной повести "Пембе" прочтут между строчками, что я плевать хотел на это общее благоденствие... -- См. прим. на с. 711, 662. Заботы о земном благоденствии, политические события и житейские происшествия протекают мимо главного героя повести, албанского бея Гайредина, занятого лишь жизнью своего сердца. Сама смерть от греческой пули не успевает нарушить его меланхолии. В то же время даже "фоновое" присутствие темы противостояния Востока и Европы (в данном случае не столько самой Европы, сколько ее стамбульских подражателей) позволяет автору донести до читателей ряд своих излюбленных историко-философских и "культурофильских" идей
   С. 420. ...даже горничную отпустили... -- О взятой из Петербурга горничной Лизе см.: Т. 6. Кн. 2. С. 119, 123; имя названо в письме к К. А. Губастову от 1--4 октября 1875 г. (с. 469).
   С. 420. ...в 1-й раз еще ~ говорил с о. Пименом... -- В июне 1874 г. в Москве.
   С. 420. ...в феврале вдруг все изменилось. -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 239--240.
   С. 421. ...один из братьев моих преследовал нас ~ тяжбами, угрозами... -- Речь идет об А. Н. Леонтьеве. См.: Там же. С. 129, 238.
   С. 421. Брат и в обители не давал мне покоя. -- Там же. С. 240.
   С. 421. Руссик -- см. прим. на с. 700.
   С. 421. ...даже не Андреевский скит... -- См. прим. на с. 693.
   С. 421. ...видел участие только от двух, да и те сами угнетены... -- Возможно, это оо. Досифей и Мелетий, неоднократно упоминаемые в письмах Л. к Н. Я. Соловьеву.
   С. 421. "Вот вы чем занимаетесь ~ в одну кучу валим!" -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 245.
   С. 422. Весь пост ~ просидел в гостинице... -- Ср. с. 409.
   С. 424. ...долги тем людям, которые ~ иные и вовсе бедные. -- Кавасы Яни Папас и Тодори.
   С. 424. ...граф Лев Толстой взял за один роман свой 20 000 рубл<ей> серебр<ом>... -- Речь идет о гонораре, полученном Толстым в "Русском вестнике" за роман "Анна Каренина".
   С. 425. ...есть план большого романа ~ изобразить мое постепенное обращение... -- Частично этот замысел будет реализован в романе "Подруги".
   С. 425. ...когда я ~ дал обещание идти в монахи... -- Речь идет о событиях июля 1871 г.
   С. 426. А Угрешу -- уже я самовольно оставлю в мае... -- Л. выехал в Москву ок. 11--13 мая 1875 г.
   С. 427. ...выгонят ~ в богадельню... -- Ср. в "Моей исповеди": Т. 6. Кн. 1. С. 244.
   С. 427. Сама Игнатьева жалеет, что я уехал. -- См. прим. на с. 739.
   С. 428. ...брошюрку вашу о греко-русской распре я достал... -- Имеется в виду издание: (Азария (Попцов), иеромон.) По поводу вопроса об Афонском монастыре св. Пантелеймона. Статьи "Любителя истины". СПб.: Тип. Дома призрения малолетних бедных, 1874 (ценз, разрешение: 13 декабря
   1874 г.). Книга открывается статьей "По вопросу о Афонском монастыре св. Пантелеймона" (с. 3--74; впервые она была опубликована на греческом языке), за ней следуют возражения полемистам-грекам и опись с выдержками из архивных материалов: "Официальные письменные документы, древние и новые, относящиеся к истории священного афонского монастыря св. Пантелеймона" (Там же. С. 100--163).
   С. 428. ...рад, что и мои слова в одном месте пригодились. -- Упоминаний о Л. или "Н. Константинове" в книге нет, однако он узнал собственные мысли в рассуждениях автора о панславизме и об отсутствии у России захватнических интересов, которых могли бы опасаться греки (см.: Там же. С. 72--74).
   

214. К. А. Губастову. 15 апреля 1875 г.

   Автограф: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 7--12 об.
   Фрагмент впервые (с неточностями): ИП. С. 109--110.
   Печатается по автографу.
   
   Ответ на это письмо не сохранился, как и большое письмо, посланное в августе.
   
   С. 429. ...И. А. Иванов ~ передал мне ~ "чтобы я был покоен, что деньги собраны и что я их скоро получу". -- Речь идет о сборе денег для поездки Л. в Петербург с тем, чтобы он мог устроить свои литературные дела.
   С. 429. ...литературный фонд (т. е. серые хамы)... -- См. с. 450.
   С. 429. ...начиная с Ник<олая> Павл<овича>... -- Речь идет о Н. П. Игнатьеве.
   С. 429. ...в той мысли... -- Было: "в том же".
   С. 430. Павел Мих<айлович> Леонтьев умер от воспаления легких. ~ мне на Русский Вестник вперед нет уже надежд. -- См. прим. на с. 723, 768.
   С. 430. ...horror vacui... -- страх пустоты (лат.).
   С. 430. ...в Корфу, где Жадовский не хочет долго оставаться. -- В. В. Жадовский был только что назначен исправлять должность генерального консула на Корфу (см. прим. на с. 655).
   С. 430. ...у Кумани в Конторе... -- А. М. Кумани; см. прим. на с. 711.
   С. 430. П<етра> Ива<новича> Саломона (сенатора), у которого я в доме даром остановлюсь. -- О Петре Ивановиче Саломоне (1819--1905) см.: Т. 6. Кн. 2. С. 412--413; Пророки Византизма (по указателю).
   С. 431. Георгия необходимо отправить... -- См. прим. на с. 731.
   С. 431. ...брату мы ~ в соглашении отказали, и он, кажется, начинает тяжбу. -- См. прим. на с. 746.
   С. 431. Игнатьеву я уже написал о долгах моих и о том, что они меня мучают. -- См. письмо от 7 апреля (с. 411-- 417).
   С. 431. Отцу Макарию я пишу с этой же почтой... -- См. письмо от 12--15 апреля 1875 г. (с. 417--429)
   С. 431. ...любит меня... -- Перед этим зачеркнуто: "и".
   С. 432. Пембе уже кончились... -- См. прим. на с. 662.
   С. 432. А что касается... -- "А" написано после того же зачеркнутого.
   С. 432. ...на всех других... -- Было: "во всех других".
   С. 432. ...уезжал... -- Далее зачеркнуто: "без".
   С. 432. ...люблю Франческо, Евангели... -- Младший персонал посольства и генерального консульства в Константинополе. Евангели, писарь в генеральном консульстве, упомянут в письме Губастова от 9 марта 1877 г. (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 110. Л. 29).
   С. 432. ...уважаю Семирамиду; дружен с горчичными Ону... -- Семирамида Николаевна Аргиропуло (урожд. Фотион) -- жена драгомана Э. Я. Аргиропуло, мать К. Э. Аргиропуло (см. прим. на с. 747); упомянута вместе с сыном в письме Губастова от 29 июля 1876 г.; Л. в письме от 3 июля 1876 г. вспомнил греческий акцент во французской речи этой дамы и осведомился: "Жива ли моя милая Семирамида? и Где она?" (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 48 об.), на что его друг отвечал: "Argy в Афинах поехал крестить 2-го Данзаса-Карла <25 июня в семье Н. К. Данзаса и Е. Э. Данзас (урожд. Аргиропуло), т. е. дочери Семирамиды, родился Яков-Карл Николаевич Данзас (1876--1943). -- Ред.). Семирамида здравствует" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 110. Л. 20); известно имя старшей горничной Е. А. Ону -- Афина (ср. с. 443).
   С. 433. ...переношу даже прическу Мад<ам> Белоцерковец и грацию Сухотиной... -- Анна Степановна Белоцерковец (урожд. Романенко; 1840-е--?), сестра сослуживцев Л. на Дунае, консулов А. С. и П. С. Романенко, жена И. В. Белоцерковца (см. прим. на с. 747); Сухотина -- также жена одного из мелких служащих посольства.
   С. 433. ...племянница моя (не Маша, а другая, которая живет тут в Москве)... -- Е. В. Самбикина.
   С. 433. ...у вас... -- Перед этим зачеркнуто: "вам".
   С. 433. ...в Кады Кёе... -- См. прим. на с. 718.
   С. 433. ...стало лучше... -- Перед этим зачеркнуто: "до".
   С. 434. ...желал бы... -- Перед этим зачеркнуто: "так" другое".
   С. 456. ...о прошлогодней зиме ~ у меня на многое открылись глаза в России... -- Ср. с замечанием о результатах "десятилетия благодетельного прогресса": Т. 6. Кн. 1. С. 131.
   С. 456. ...эти отрывки... -- Было: "эти Записки".
   С. 456. ...что касается рукописи, то... -- Далее зачеркнуто: "он<а>".
   С. 456. ...на котором я прошлого года читал громко "Аспазию"... -- Повесть Л. "Аспазия Ламприди".
   С. 456. ...уже не говоря о нравственной ценности этой рукописи для меня... -- Было: "это не говоря уже о нравственной для мен<я> ценности".
   С. 456. ...адресовать... -- Перед этим зачеркнуто: "отправить".
   С. 456. ...дипломатический чиновник нашего Министерства. -- Последнее время там был мой приятель Литцберг... -- Сведений найти не удалось; до 1871 г. эту должность в Одессе занимал другой приятель Л. -- М. А. Хитрово.
   

226. Н. Я. Соловьеву. 19 сентября 1875 г.

   Автограф: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 3--6 об.
   Фрагмент впервые: ИП. С. 121--122.
   Печатается по автографу.
   
   С. 457. "Это ты, кум, значит, чувствуй!" -- Аллюзия на речевую манеру купцов-самодуров из пьес А. Н. Островского.
   С. 457. Насчет запрещения "Разладицы"... -- См. прим. на с. 787.
   С. 457. ...данных для хорошего... -- Перед этим зачеркнуто: "да<нных> для / в".
   С. 457. Ваша вторая пьеса ~ выше первой. -- Речь идет о комедии "Кто ожидал?", впоследствии получившей название "Женитьба Белугина".
   С. 458. Все люди поумнее... -- Было: "Все даже и те"; перед этим зачеркнуто: "Всё".
   С. 458. ...что жизнь гораздо лучше, чем литература последнего периода... -- Ср.: "...наша жизнь просто разнообразнее, богаче, пышнее нашей литературы" (Т. 9. С. 75).
   С. 458. ...цензоры... -- Вписано над зачеркнутым: "они".
   С. 458. ...точки зрения... -- "Точки" написано после того же зачеркнутого.
   С. 459. ...а если мы оба... -- Перед "мы" зачеркнуто: "он".
   С. 459. ...ничего... -- Написано после зачеркнутого начала того же слова.
   С. 459. ..."Горе от Ума", которое было допущено на сцену после его трагической смерти... -- Премьера комедии А. С. Грибоедова состоялась в Петербурге 2 декабря 1829 г.; "допущено на сцену" вписано над зачеркнутым: "напечатано".
   С. 459. ...говаривал ~ "Только от Льва Толстого и от этого юноши ~ жду нового слова"... -- Ср. с. 288.
   С. 459. ...гораздо больше... -- Далее зачеркнуто: "если".
   С. 459. ...не исполню... -- Далее зачеркнуто: "всех".
   С. 459. ...старик Аксаков ~ классическую вещь "Семейная хроника"... -- Отдельное издание повести "Семейная хроника" вышло в 1856 г., когда С. Т. Аксакову шел 63-й год. Л. относил это произведение к редкому в нашей литературе роду: "Гениальные, классические, образцовые сочинений негениальных людей", которые "своим совершенством и художественною прелестью не только равняются с творениями перворазрядных художников, но иногда и превосходят их" (Т. 9. С. 340).
   С. 460. Прилагаю письмо к Михайлу Михайлычу ~ напишите мне, как его фамилия... -- На полях своего письма от 14 октября 1875 г. Соловьев приписал: "Фамилия Мих<аила> Мих<айловича> -- Пустынников; при сем он вам пишет; он тоже думает "на утек", когда -- не знаю" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 230. Л. 12 об.).
   С. 460. ...у доброго О. Досифея и О. Мелетия прошу благословения. -- См. прим. на с. 764 и 775.
   

227. О. М. Бодянскому. Не позднее 24 сентября 1875 г.

   Автограф: Институт литературы НАН Украины. Отдел рукописей. Ф. 99. Ед. хр. 113. Л. 68--69.
   Датируется на основании пометы о получении.
   Цитируется: Т. 7. Кн. 2. С. 672.
   Печатается по автографу.
   
   На л. 68 рукой О. М. Бодянского: "Пол<учено> 26-го сентября 1875 г., в пятн<ицу>".
   С. 460. ...родственнице моей Катерине Васильевне Самбикиной... -- См. прим. на с. 753.
   С. 461. ...ввиду Герцеговинских дел... -- Антитурецкое восстание в Герцеговине началось в июле 1875 г., в августе восстала Босния.
   

228. Н. Я. Соловьеву. 1 октября 1875 г.

   Автограф: ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 7--8 об.
   Печатается впервые.
   
   Соловьев ответил на это письмо 14 октября 1875 г. (Там же. Ед. хр. 230. Л. 11--12 об.).
   
   С. 461. ...Мих<аилу> Михайловичу... -- М. М. Пустынников.
   С. 462. Вот ее адрес... -- Перед этим зачеркнуто: "Он<а>".
   С. 462. ...Серпуховской... -- Вписано над тем же зачеркнутым.
   С. 462. Редакция Каткова просит у меня продолжения Одиссея... -- Л. получил письмо секретаря редакции К. Н. Цветкова от 13 сентября 1875 г. (см.: Т. 4. С. 951--952).
   С. 462. Статьи обо мне в Русском міре -- повлияли на них видно. -- Cp.: Т. 6. Кн. 1. С. 242--243. Речь идет о статьях B. Г. Авсеенко из его рубрики "Очерки текущей литературы" (Pмір. 1875. No 96. 11 июля. С. 1--2; No 125. 9 авг. С. 1; No 153. 6 сент. С. 1; подп.: А. О.); см.: Т. 3. С. 714--715; Т. 4. C. 956; Т. 6. Кн. 2. С. 392.
   С. 462. ...в той или другой... -- Было: "в той и другой". С. 462. ...отрицайте... -- Написано после того же зачеркнутого.
   

229. К. А. Губастову. 1--4 октября 1875 г.

   Автограф: РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 15--26 об.
   Впервые в сокращении с исправлениями и неточностями: РО. 1894. No 9. С. 367--369.
   Печатается по автографу.
   
   Ответ на письмо Губастова от 4 сентября (см. с. 000), в котором тот сообщил, что сбор средств на поездку Леонтьева в Петербург не удался. На октябрьское письмо Леонтьева Губастов ответил 23 октября (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 110. Л. 5--6 об.).
   
   С. 462. Мещовский монастырь (Св. Георгия) -- мужской монастырь, основанный в конце XV в., запустевший в Смутное время и возобновленный ок. 1642 г.; с 1764 г. заштатный. Л. провел здесь в 1875 г. 10 дней (ср. с. 484). Письмо начато в праздник Покрова Пресвятой Богородицы.
   С. 463. ...игумен ~ ученик ~ Козельско-Оптинской пустыни... -- Речь идет об игумене Марке (в міру Михаил Чебыкин; 1831--1909); еще в сане иеромонаха в 1869 г. он был назначен исправляющим должность настоятеля Георгиевского монастыря; в сан игумена возведен в 1874 г.; с 1879 г. жил на покое в Оптиной пустыни, где с ним снова встретился Л.
   С. 463. ...не огорчило... -- "Огорчило" написано после зачеркнутого начала того же слова с опиской.
   С. 463. ...пишете, что письмо мое к Игнатьеву было несвоевременно. -- л. откликается на следующий фрагмент: "Я Вам писал в августе в Москву длинное письмо (не знаю, дошло ли оно до Вас?), в котором подробно сообщал Вам, почему все Цертелево-Хитровские проекты устройства вечера, подписки и т. п. в Вашу пользу вдруг рушились вследствие несвоевременного получения Игнатьевым письма Вашего, в котором Вы передавали Н<иколаю> П<авловичу> о намерениях Ваших вновь вступить на службу и просили его оказать Вам содействие и поддержку" (ОР ГЛМ. Ф. 196. Оп. 1. Ед. хр. 110. Л. 3).
   С. 463. ...Игнатьев... -- вписано над зачеркнутым: "он".
   С. 464. Мы не хотим помогать чиновнику, мы хотим помогать монаху-литератору (вы так пишете?)... -- Губастов писал далее: "...Вы помните, что я говорил Вам, что все récalcitrant t)s (упрямцы, фр.), изъявившие желание принять участие в сборе в Вашу пользу на доставление Вам средств перебиться в Москве Монахом-литератором, отказали наотрез жертвовать что-либо для оказания Вам содействия к поездке в Петербург с целью добиваться какого-нибудь служебного положения. Это было высказано так решительно, что проекты наши должны были быть оставлены. Если бы и могли что-либо тогда собрать -- то разве самую незначительную какую-нибудь сумму (рублей до 100 -- maximum)" (Там же. Л. 3 об.).
   С. 464. ...Игнатьев говорит... -- Перед этим зачеркнуто: "но".
   С. 464. ...не без умысла... -- Перед этим зачеркнуто: "с".
   С. 464. Без умысла и по увлечению он поступает только ~ в Болгарском вопросе! -- См.: Т. 6. Кн. 1. С. 232; Кн. 2. С. 386; после "он" зачеркнуто: "ещ<е>".
   С. 464. ...с умыслом... -- Перед этим зачеркнуто: "не б<ез>".
   С. 464. Игнатьев едва ли... -- Было: "Игнатьеву, кажется".
   С. 464. Цертелев и Хитрое старались... -- Кн. А. Н. Цертелев и М. А. Хитрово.
   С. 464. ...вы даже платите за меня долги... -- Л. откликался на следующий рассказ Губастова: "Об Игнатьевых говорить тоже нечего -- он меня заставляет платить должные Вами в кассу деньги, укрываясь за тем, что я у него не спрашивал дозволения; я внес уже 15 L (турецких лир. -- Ред.) и в следующую треть заплачу остальные. Камара (константинопольский банкир. -- Ред.) мне тоже напомнил о Вашем долге, сказав, что "Le donnais est argent a vous, mais par à Mr Léontieff" (Деньги даны Вам, но для г. Леонтьева, фр.), и я заплатил ему 30 L. Ей-Богу я ни вру, что я очень хотел Вам выслать из своих собственных денег, которые должен буду получить от арендатора в конце этого месяца, -- но вместо следуемых мне 1500 руб. я получу только 900 руб. и из них больше половины должен буду заплатить, так что мне едва останется только на прожитие" (Там же. Л. 4).
   С. 464 нельзя же мне вас и Капниста ставить на одну доску! -- См. прим. на с. 747 и 808.
   С. 465. А что касается... -- "А" написано после того же зачеркнутого.
   С. 465. ..."Когда Бог за нас -- кто противу нас?" -- Рим. 8: 31.
   С. 465. ...а мне... -- Было: "а я / а у".
   С. 465. Кто же это говорит: "Как Леонтьев ~ не сумел составить себе сносного матерьяльного положения?" -- Ср. в письме Губастова: "Да, действительно, друзья Вас не только часто и добром помнят, но читают и восторгаются Вашим "Одиссеем", жалеют, что Вас нет здесь, что не наслаждаются Вашею живою, умною и поучительною беседою, -- это всё так, -- но дальше-то что?.. А когда речь заводится с этими друзьями о том, что Вы терпите нужду, что Вы выбиваетесь из сил в борьбе с родными, с равнодушием общества, с кулаками-редакторами и издателями, что Вам непременно нужно еще перебиться хоть одну зиму, и т. п. -- то тогда друзья начинают петь старую песнь и говорят: "ах, зачем это он оставил Консульскую службу"; "а я думаю, что он мог бы оставаться Консулом и писать романы"; "кто же виноват, что он при своем уме и дарованиях не мог создать себе сносного материального положения" и т. д. и т. д." (Там же. Л.З).
   С. 465. ...более чем сносно... -- Перед этим зачеркнуто: "очень".
   С. 465. ...велик, тенист... -- Было: "велик и тенист".
   С. 465. ...три маленьких флигеля... -- Описание см.: Т. 6. Кн. 2. С. 118--119, 123--124.
   С. 465. ...для девиц... -- М. В. Леонтьевой и Л. О. Раевской.
   С. 465. ...от матери и брата... -- Там же. С. 119.
   С. 465. Есть по соседству Церкви помолиться... -- Храмы в Велино, Щелканово, Недоходово; см.: Там же. С. 117, 130, 595.
   С. 465. ...содержать трех-четырех старых дворовых на пенсии... -- См.: Там же. С. 119, 121.
   С. 465. ...ходят ко мне лечиться. -- Там же. С. 134--135.
   С. 465. А я не могу! -- Далее начато и зачеркнуто: "Це" >
   ""Обрыв". Роман Гончарова" 281, 670, 671
   Анфим VI (Иоаннидис), патр. 331, 332, 7/6
   Аполлон см. Григорьев Ап. А.
   Апухтин А. Н. 803
   Аргиропуло Е. А. см. Гагарина Е. А., кн.
   Аргиропуло К. М. (К. Э.) 386, 467, 747, 773, 795, 798
   Аргиропуло (урожд. Фотион) С. Н. (Семирамида) 432, 773
   Аргиропуло Э. Я. 727, 747, 773, 795
   Арендт А. Ф. 171, 584
   Арендт Н. Ф. 148, 171, 576, 584
   Аристов Н. Я. (псевд. Н. Я. А.) 675
   "По поводу диспута г. Нильского" 675
   Арсений, отшельник 353, 730 Арсений (Минин), иеромон. 314, 402, 703, 757
   Асинкрит (Денисов), схимон. 314, 320, 402, 703, 710, 757
   Афанасий Афонский, преп. 706, 715
   Афина, горничная Е. А. Ону 432, 441, 443, 773, 777
   
   Багуэр-и-Рибас Ф. 109, 560
   Багуэр-и-Рибас X. 560
   Бадетти, жена почетного консула 258, 643, 644
   Бадетти, почетный консул 644
   Базунов А. Ф. 812
   Байрон Дж.-Г. 672
   "Чайльд Гарольд" 281, 672
   Баландин А. И. 500
   Бальзак О. де 648
   Барсуков Н. П. 597
   "Жизнь и труды М. П. Погодина" 597
   Барченков О. Б. 605
   "Владимирские дворяне..." 605
   Бастиа Ф. 616
   "Экономические гармонии" 616
   Бауман, дивизионный врач 30, 32--34, 40, 41, 52, 520, 522, 524
   Бауман К. 520
   Бахметева С. П. см. Хитрово С. П.
   Баязет II, султ. 258, 267, 644, 655
   Бек, военный врач 542
   Белинский В. Г. 282, 479, 611, 617, 661, 674, 675
   "О детских книгах" 282, 674, 675
   Белоцерковец (урожд. Романенко) А. С. 433, 773
   Белоцерковец И. В. 386, 747, 773
   Бентам И. (Дж.) 616
   Беранже П.-Ж. 213, 599, 600
   Берг Ф. Н. 298, 392, 398, 403, 406, 410, 451, 466, 467, 472, 478, 480, 488, 495, 687, 689, 752, 756, 759, 761, 765, 767, 784, 794, 796, 804--806, 812, 814
   Берговская И. Н. 505
   "Кудиново в жизни Леонтьева" 505
   Березин И. Н. 612
   Бессонов П. А. 752, 761
   Бестужев-Рюмин К. Н. 231, 246, 247, 266, 323, 324, 339--341, 450, 474--476, 478, 495, 608, 652, 712, 723, 724, 731, 732, 765, 783, 801--803, 805
   "Русская история" 323, 324, 339, 712, 723, 732
   Бестужев-Рюмин H. Н. (Кока) 247, 627
   Бестужева-Рюмина (урожд. Ешевская) Е. В. 247, 626, 627
   Бисмарк О. фон 634 Благовещенский Н. А. 657
   "Николай Герасимович Помяловский" 657
   Благово Д. Д. (впосл. архим. Пимен) 409, 440, 454, 763, 776, 787
   "Рассказы бабушки" 763
   Благосветлов Г. Е. 685
   Блант (Блонт) Дж.-И. 631, 643, 644, 648
   Блант (Блонт, в 1-м браке Тейлор, во 2-м Шатохина) М.-Л. 258, 642, 643
   Блант (Блонт, урожд. Сэндисон) Ф.-Дж. 248, 258, 262, 631, 648
   Блонт (Блонд) см. Блант Ф.-Дж.
   Блудова А. Д., гр. 787
   Бобрецова Е. В. 620, 693
   Бобринский А. Г., гр. 597
   Бобринский В. А., гр. 206--208, 597
   Богданович М. И. 512, 549
   "Восточная война..." 512, 549
   Богишевич см. Богишич Б.
   Богишич Б. 336, 720
   "Имущественный законник Черногорского княжества" 720
   Богуславский Д. Н. 257, 641, 707, 717
   Бодянский О. М. 383, 385, 392, 406--409, 417, 435--437, 446, 460, 461, 477, 488, 495, 691, 745, 752, 761-763, 769, 774, 780, 790, 803, 812
   Бонифатий см. Вонифатий, св. мч.
   Борисевич А. Т. 548
   "История 30-го драгунского ... полка" (в соавт. с В. И. Геништой) 548
   Брайт Дж. 446, 779
   "Братская помощь пострадавшим семействам Боснии и Герцеговины" 476, 478, 802--804
   Брейткопф А. И. 599
   Бронштейн А. И. 590
   "Трансформация легенды..." 590
   Брюа А.-Ж. 82 ("адмирал"), 545
   Брюно Ж. 545
   Буланина Н. 109, 123, 174, 559
   Булгаридис К. И. 239, 240, 243--245, 620, 622, 624
   Бурденко H. Н. 547
   Бурмов Ф. С. 473, 489, 799, 809, 813 (корреспонденции в МВ) 473, 483, 809
   Бутлер, военный врач 74, 78, 90, 116, 524, 542, 549, 563
   Бутович А. А. 548, 558
   Бухмейер А. Е. 559
   Быков В. 18, 20, 512
   Бэкон Ф. 162, 581
   
   В. Г. С., главный лекарь 18, 19, 36, 40, 46, 49, 59, 62, 512, 540
   Вальден де, врач 596
   Варвара, св. вмц. 307, 695
   Варвара Ивановна, знакомая Ф. П. Леонтьевой 695
   Варвара Ильинична см. Высоцкая В. И.
   Варвара Платоновна см. Ермолова В. П.
   Варенцова Е. М. 507
   ""Воспоминания" Ф. П. Леонтьевой..." 507
   Варзелли Г. 294, 686, 717
   Варолий К. 447 ("варолиев мост") 448 (то же), 780, 781 ("варолиев мост")
   Варлаам (Манаенков), иеромон. 302, 377, 692, 709, 740
   Василий (Астериу), митр. 730
   Василий Павлович см. Охотников В. П.
   Васильчиков В. И., кн. 586
   Вассиан (Смирнов), игум. 491, 814, 815
   "Великая стража" 754
   Вениамин, мон. 382, 743
   Вернадский В. И. 765
   Вернацца Ф. 644
   Вестман В. И. 636
   Ветлицкий, знакомый С. С. Олив 41, 42, 44, 49, 66, 524
   Владигеров, тульчинский кредитор К. Леонтьева 654
   Владимір, послушник Николо-Угрешского монастыря 439
   Владимір Александрович, вел. кн. 246, 627
   "Военная энциклопедия" 510, 516
   Волков М. С. 7, 194, 500, 501, 593, 687, 781
   "Физиология человеческого мозга" 7, 194, 500, 593, 687, 780, 781
   Вольтер (наст. имя и фам. Ф.-М. Аруэ) 780 ("вольтерьянец")
   Вонифатий (Бонифатий), св. мч. 369, 736
   Воронцов М. С., кн. 49 ("Воронцовская гостиница"), 184, 526, 590, 596
   Воскобойников H. Н. 395, 754
   Врангель (урожд. Тизенгаузен) К. А., бар. 129, 130, 571
   Врангель К. К., бар. 62, 75, 78, 79, 82--84, 87,122,129,130, 533, 534, 543, 545, 546, 548, 571
   Врэй В.-М. 643 Вульф К. 610
   Вундерлих К.-Р.-А. 135, 137, 573
   "Handbuch der Pathologie und Therapie" ("Учебник патологии и терапии") 135, 137, 573
   Высоцкая В. И. 103, 506, 532, 556
   Высоцкая Д. Д. 16, 109, 505, 506, 521 559
   Высоцкая Е. Д. (Лиза) 38, 521
   Высоцкие, семья 60, 532, 556
   Вышеславцев А. В. 589
   "Очерки пером и карандашом" 589
   Вяземская Е. Н., кнж. см. Хитрово Е. Н.
   
   Гагарин Д. И., кн. 42 ("градоначальник"), 45, 126 ("комендант"), 128--130, 134, 137, 139, 140 ("комендант"), 217, 218, 523, 524, 569, 571, 573, 601
   Гагарин И. А., кн. 217, 218, 601
   Гагарин К. Д., кн. 381--383, 404, 405, 444--446, 455--457, 466, 467, 495, 742, 743, 760, 779, 787, 795
   Гагарина А. Д., кнж. см. Паулуччи А., марк.
   Гагарина Ек. Д., кнж. см. Горлова Е. Д.
   Гагарина (урожд. Аргиропуло) Ел. А., кн. 381, 383, 405, 444--446, 455--457, 466, 743, 795
   Гагарина Елиз. Д., кнж. см. Морткина Е. Д.
   Гагарина Л. Д., кнж. 445, 779
   Гагарина (урожд. Ивашкина) С. П., кн. 130, 571
   Гагарины, кн., семья 130, 571
   Гаевский В. П. 612
   Галахов А. Д. 612
   Галль Ф.-И. 290, 295, 682, 687
   Гамбетта Л.-М. 446, 779
   Гамелей Ф.-А. 510, 511, 541
   Гарковенко см. Горковенко
   Гвариори (Молчанович) Д. И. 16, 509, 516, 545
   Гемельман С. И. 536
   Гемельман С. С. 536
   Гемельман А. Н. см. Леонтьева А. Н.
   Гениева Е. В. 726
   Геништа В. И. 548
   "История 30-го драгунского полка" (в соавт. с А. Т. Борисевичем) 548
   Георгиев Е. 653
   Георгиевский А. И. 539
   Георгий, слуга 320, 337, 339, 356, 357, 408, 409, 421, 431, 434, 450, 453, 474, 475, 710, 721, 722, 731, 762-764, 772, 784, 801
   Георгий Мекленбург-Стрелецкий, герц. 568
   Георгий Победоносец, св. вмч. 462, 702, 791
   Герасим, мон. 332, 717
   Герасим, схиархим. 303, 380, 692, 693, 740, 742
   Геркулес, критянин 622
   Герцен А. И. 597
   Гёте И.-В. 290, 672
   "Страдания юного Вертера" 281, 672
   Гиберти H. Н. 605
   "Воспоминания о Ф. И. Иноземцеве" 605
   Гизо Ф. 282, 283, 675
   "Histoire de la civilixation en France" ("История цивилизации во Франции") 675
   Гильфердинг А. Ф. 276, 666, 669
   Гиляров Ф. А. 393, 394, 753
   Гиляров-Платонов Н. П. 755
   Гирс К. К. 593
   Гирс Н. К. 593
   Глизян Н. О. 254 ("секретарь"), 638, 653-655
   Гоголев Р. А. 738
   Гоголь H. В. 36, 478, 537, 561, 581, 619 ("гоголевщина"), 627, 805 ("гоголевщина")
   "Записки сумасшедшего" 110, 561, 562
   "Ревизор" 627
   Голицын Л. М., кн. 748
   Голицына (урожд. гр. Толстая) А. М., кн. 387, 390, 468 ("Добрая Княгиня"), 748, 750, 796
   Головина А. Ф. 706
   "Великая благотворительница" 796
   Голубинский Е. Е. 387, 749
   Гомер 451
   Гонди де ла, гр. 17, 510
   Гончаров И. А. 281, 282, 285, 665, 684
   "Обломов" 281, 667, 670
   "Обрыв" 281, 670, 671
   "Обыкновенная история" 292, 684
   Гончаров О. С. 252, 635, 675
   Горковенко, помещик 196, 198, 199, 211, 594
   Горковенко, жена предшествующего 196, 198, 594
   Горлова (урожд. кнж. Гагарина) Е. Д. 779
   Горчаков А. М., кн. 244, 265 ("министр"), 298, 310, 328, 333, 338, 361, 415, 430, 651, 690, 701, 722, 731, 768, 769, 809 ("канцлер")
   Циркулярная депеша от 20 окт. 1870 г. 310, 701
   Горчаков М. Д., кн. 59, 64, 109, 112, 114, 117, 530, 531, 536, 559, 562
   Горчакова Е. С., кнж. 590
   "Воспоминания о Крыме" 590
   Грановский T. Н. 290, 681
   Грибоедов А. С. 459, 667, 789
   "Горе от ума" 277, 459, 667, 789
   Григорий, приказчик 39, 113, 128, 522
   Григорий (Григораки), слуга 305, 356, 694, 731
   Григорий (Крупченков), схимон. 305, 307, 312, 314, 320, 335, 402, 694, 702, 710, 718, 757
   Григорий Новый, преп. 706
   Григорий (Фотинос), архим. 730
   Григорович Д. В. 503
   "Рыбаки" 10, 12, 503, 504
   Григорьев Ап. А. 236, 273, 279, 281, 291, 296, 479, 614, 617, 661, 668, 669, 688, 724
   "Белинский и отрицательный взгляд в литературе" 617
   Громов С. А. 59, 531, 532
   "Краткое изложение судебной медицины" 59, 531, 532
   "Руководство врачам к начальному осмотру..." 532
   Гросс, семья 152, 154, 155, 158--160, 168, 169, 179, 577, 583, 587
   Гросс И. Д. 152, 154, 155, 158--160, 166, 168, 169, 179, 577, 579, 583, 587
   Гросс Ф. И. 577
   Грот Я. К. 231, 608, 609, 803
   Губастов К. А. 247, 248, 250, 251, 253--267, 273, 274, 314, 315, 322, 324, 329, 337, 344, 373, 375, 385--388, 405, 411, 427, 429--434, 441, 443, 452--454, 462--474, 480--483, 487--489, 495 , 496, 500, 624, 629, 630, 632--634, 636--643, 645--653, 687, 689, 699, 700, 703, 704, 711, 712, 714, 717, 724, 725, 727, 739, 746-748, 760, 770, 772--774, 777, 785, 791--794, 796, 798--800, 806--811, 813
   "Из личных воспоминаний о К. Н. Леонтьеве" 630, 644, 704
   "Мемуары (1845--1897)" 629, 636, 640, 641, 699, 700
   "Черногория" 630
   Губастова Л. А. см. Суслова Л. А.
   Гумбольдт В. фон 616
   "Ideen zu einem Versuch die Grenzen der Wirksamkeit des Staats zu bestimmen" ("Идеи к опыту, определяющему границы деятельности государства" 616
   Гюго В. 648
   
   Давид, мон. 320, 710
   Давид, схимон. 710
   Давид, царь и псалмопевец 47, 525
   Давид (Джинчарадзе), схимон. 710
   Даль В. И. 722
   Данзас (урожд. Аргиропуло) Е. Э. 773
   Данзас Н. К. 773
   Данзас Я. Н. 773
   Данилевский Н. Я. 272, 275, 277, 284, 291, 294, 295, 660, 664, 667, 668, 676, 677, 683, 686
   "Россия и Европа" 272, 275, 284, 291, 294, 295, 660, 664, 676, 677, 683, 686
   Дарзанс Р. 41, 523
   Дарзанс Ю. 523
   Дариво, драгоман 704
   Декарт Р. 581
   Декинлейн М. К. 108, 558
   Ден В. И. 515, 516, 518, 540, 541, 580, 583
   "Записки Bлaдимipa Ивановича Дена..." 515, 516, 518, 540, 541, 579, 580, 583
   Дендрино С. И. 244, 620, 621, 624, 625
   Дерше А.-А.-Ж. 240, 242, 244, 621, 622, 624,
   Дикнжан К. см. Кира-Динжан Д. А.
   Димитрий Донской, св. 713, 742
   Димитрий Ростовский, св. 730
   Четьи Минеи 354, 730
   Дирина, знакомая Ф. П. Леонтьевой 211, 599
   Дирина (урожд. Брейгкопф) Н. Ф. 599
   Дмитрий (Димитрий), слуга 17, 24, 34, 36, 43--45, 76, 77, 79--81, 92,100, 105, 211, 511, 516, 543, 546, 599
   Дмитрий Донской см. Димитрий Донской, св.
   Добролюбов Н. А. 236, 615, 721
   "Стихотворения Ивана Никитина" 615
   "Черты для характеристики русского простонародья" 615
   Долгорукая, кнж. 298, 690
   Дорофей (Кудрявцев), иеромон. 394, 478, 482, 754, 806, 807
   Досифей (Байков), иеромон. 410, 421, 439, 460, 765, 771, 775, 789
   Достоевский М. М. 613
   Достоевский Ф. М. 613, 615, 656, 657, 661, 665, 667, 671, 676, 687, 817
   "Г-н --бов и вопрос об искусстве" 615
   "Записки из подполья" 665
   Записные книжки 665
   "Объявление о подписке..." 665
   Дружинин А. В. 664
   "Лола Монтес" 664
   "Полинька Сакс" 664
   Друэн де Люис Э. 240 ("министр"), 621
   Дудышкин С. С. 230--232, 241, 288, 289, 294, 476, 495, 499, 607, 608, 612, 614, 622, 655, 679, 680, 803
   "Мотивы современной литературы. Г-жа Кохановская" 614
   Дурново В. Д. 507, 798
   Дурылин С. Н. 521, 691, 726, 727
   "В своем углу" 727
   "Я никому так не пишу, как Вам..." 726
   Дюбют А. А. 65, 537
   Дюма А. 585
   
   Евангели, писарь 432, 773
   Евгений (Сметанин), схимон. 314, 103
   Евпраксия Тавеннская (Тавеннисиотская), преп. 369, 736
   Егорова Е. Н. 814
   "Настоятели и подвижники Екатерининского мужского монастыря" 814
   Екатерина II, имп. 597
   Елена, критянка 240, 242, 622
   Елена, св. равноап. 307, 695
   Елена Павловна, вел. кн. 529
   Елисавета (Елизавета), св. 307, 369, 695, 737
   Енгалычева Е. Л. см. Леонтьева Е. Л.
   Енох (Никифоров), схимон. 319, 402, 708, 757
   Ермолай (Чежия), мон. 114
   "Краткая биография монаха Матфея (Ольшанского)" 114
   Ермолов А. П. 572
   Ермолов Н. П. 121 (Nicolas), 132, 212, 214, 215, 541, 566, 572, 599, 600
   Ермолов П. Н. 566
   Ермолова В. П. 121, 566
   Ешевская В. В. 247, 266, 626, 627, 652
   Ешевские, семья 626
   Евшевский В. И. 627
   Ешуа см. Нардеа И.
   
   Жадовский В. В. 267, 430, 655, 772
   Жизневская, мать Е. Жизневской 104
   Жизневская Е. 104, 557
   Жизневские, семья 557
   Жизневский П. М. 557
   "Жизнеописания отечественных подвижников благочестия" 756
   Жомини А. Г., бар. 327, 440, 442, 629, 636, 114, 721, 776
   Жомини (урожд. кнж. Юшкова) М. И., бар. 252, 636
   Жувансель П. де 618
   "Начала мірa" 618
   Жуковский Ю. Г. 664
   "Затруднения женского дела" 664
   
   Заблоцкий А. П. 612
   Зарифи, знакомая Е. А. Ону 327, 114
   Захария, св. 307, 695
   Звонарёв С. В. 672
   Зедергольм К. К. см. Климент (Зедергольм), иеромон.
   Зелёный, служащий посольства в Константинополе 386, 141
   Золотарёв М. И. 245, 247, 251, 623, 625, 629, 633, 643, 646
   Золотарёва (урожд. Маршан) Е. М. 629
   Зубов В. Н., гр. 228, 229, 604, 605
   Зубова Л. Н., гр. см. Леонтьева Л. Н.
   Зубова (урожд. кнж. Оболенская) Е. А., гр. 604
   Зубовы, гр., семья 605
   
   Иван Владимірович, знакомый Ф. П. Леонтьевой 104, 557
   Иваницкий Э. Ф. 66, 538
   Иванов И. А. 267, 429--432, 454, 650, 653, 733, 772, 786
   Игнатьев Н. П., гр. 242--244, 247, 248, 251, 253, 255--257, 262--265, 267, 274, 292, 293, 298, 315, 319, 323 ("начальник"), 326, 329, 331, 333, 360, 363, 370--374, 376--380, 387--390, 396, 401, 411, 412, 414--417, 429, 432, 434, 441, 443, 449, 453, 463, 464, 467, 468, 489, 495, 536, 607, 623, 624, 628, 629, 634, 636--638, 645, 648, 650, 651, 657, 663, 685, 689, 690, 692, 696, 699, 705, 709, 711, 713-715, 718, 719, 734, 738--741, 748, 749, 769, 772, 773, 777, 783, 791, 792, 807, 817
   Игнатьев П. Н. 416, 769
   Игнатьева (урожд. кнж. Голицына) Е. Л., гр. 292, 375, 390, 427, 453, 684, 739, 750, 771, 794
   Игнатьевы, семья 738
   Иезекииль (Сливкин), иеросхимон. 314, 402, 703, 757
   Иеремия (Белоусов), иеродиак. 313, 320, 369, 703, 710, 736, 737
   Иероним (Соломенцев), иеросхимон. 303, 305, 307, 311--313, 316, 318--321, 323, 326--329, 331--335, 352, 358, 361, 363, 365--369, 378, 380, 390, 392, 396, 399, 402, 415, 416, 419, 423, 425--427, 467, 484--486, 496, 692, 693, 701, 708-710, 713, 714, 718, 722, 730-733, 735, 737, 751
   Иерофей, патр. 332, 717 Извеков, чиновник 237, 618, 619
   Иисус Христос 314, 382, 423, 429, 434, 613, 704, 706, 708, 736, 741, 745, 811
   Иларий (Николаев), иеромон. 396, 755
   Иларион (Канчавели), мон. 741
   Иннокентий, иеромон. 311--313, 702
   Иноземцев (Иноземцов) Ф. И. 225, 229, 230, 604--606, 737
   Иноземцева (урожд. Давид, в 1-м браке Гиони-Ромеко) М. П. 229, 605
   Иоаким II (Коккодис), патр. 400, 483, 757, 809
   Иоанн Предтеча, св. 695, 756, 779
   Иоаннис (Анастасиадис), архим. 730
   Иов, прав. 640
   Иов, иеромон. см. Иосиф (Серебряков), иеросхимон.
   Иосиф (Серебряков), иеросхимон. 396, 397, 709, 756
   Исаев, сотник 557, 560
   
   К. Д--ч, смотритель госпиталя 19, 28, 30, 32, 33, 40, 46, 52, 57, 62, 102, 103, 513, 556
   Казначей см. Мелетий (Ананьев), иеромон.
   Калошин С. П. 200, 204, 595 Калошины, семья 595
   Камара, банкир 792 Камерлохер, консул 434, 774
   Каминский Н. А. 394 ("адвокат"), 395, 754
   Каннинг Ч.-C., вик. Стратфорд де Редклиф (Рэдклифф) 808
   Канробер Ф. С. 97, 513, 535, 553
   Канштатт К.-Ф. 135, 137, 573
   "Специальная патология..." 135, 137, 573
   Капнист Д. А. 386, 441, 443, 464, 482, 747, 777, 793, 808, 809
   Карабанов В. П. 501, 514, 581
   Карабанов П. М. 507
   Карабанова (урожд. Станкевич) А. Э. 507
   Карабанова (урожд. Охотникова) А. П. 21, 25, 41, 42, 44, 51, 56, 59, 60, 127, 132, 133, 136, 143, 148, 161, 162, 170, 197, 215--217, 227, 228, 501, 514, 517, 519, 522, 524, 528, 531, 537, 560, 573, 575, 581, 595, 600
   Карабановы, дворянский род 597, 604
   Каразин H. Н. 803
   Каракановский В. К. 317--319, 370, 386, 694, 706, 708, 710, 727, 737, 747
   Карамзин H. М. 636
   Карл-Альберт, герц. 548
   Карлейль Т. 684
   "Бриллиантовое ожерелье" 684
   Карпинская, жена И. А. Карпинского 59, 532, 534
   Карпинский, сын И. А. Карпинского 62, 534
   Карпинский И. А. 59, 60, 62, 532, 534, 562
   Карташевский Н. Г. 114, 121, 562, 566
   Карцев А. Н. 381, 742
   Карцев Ю. С. 629
   "Семь лет на Ближнем Востоке" 629
   Карцова (урожд. Порталис) Г. А. 381, 742
   Катакази Г. А. 748 Катакази (урожд. Комнена) С. 748
   Катков М. Н. 135, 137, 148, 154, 157, 183, 184, 211, 212, 214, 216, 218, 225, 227, 251, 263, 264, 266, 268--270, 272, 273, 275, 285, 288, 290, 293, 294, 297, 301, 302, 322, 329, 331, 333, 336, 367, 369, 382, 383, 385, 386, 390, 391, 395, 398, 400, 403, 406, 412--416, 418, 430, 450, 452, 462, 466, 467, 476, 486--489, 491, 495, 502, 573, 577, 579, 589, 604, 605, 634, 649, 651, 657, 659-661, 679, 681, 685, 686, 711, 712, 715, 719, 723, 740, 746, 747, 750, 752, 754, 761, 762, 768, 784, 790, 796, 802, 807, 810--813
   Каткова (урожд. кнж. Шаликова) С. П. 386, 746
   Кашпирев В. В. 268--271, 275, 277, 294, 298, 301, 656, 657, 658, 660, 664, 667, 676, 686, 689
   Кашпирева (урожд. кнж. Урусова) С. С. 275, 294, 298, 658, 664, 689
   Кашпиревы, семья 658
   Кашпиров см. Кашпирев В. В.
   Кельсиев В. И. (псевд. Иванов-Желудков) 276, 280, 281, 291, 666, 670, 683
   "Галичина и Молдавия" 683
   "Из рассказов об эмигрантах" 666
   "Исповедь" 666
   "Святорусские двоеверы" 666
   Киншин В. В. 800
   "Испанцы на службе России" 800
   Киприан (Керн), архим. 635, 639, 712, 714, 727, 728, 776, 817
   "Из неизданных писем К. Леонтьева" 635, 639, 712, 714, 727, 728, 776, 817
   Кира-Динжан Д. А. 663
   Кирилл II, патр. 716
   Киселёв А. Г. 705
   Киселёва (урожд. кнж. Чегодаева) М. М. 316, 705
   Кисёнков П. В. 131 ("камердинер"), 133, 196, 197, 215, 229, 465, 480, 571, 572, 594, 793
   Клико-Муирон Ф. 560
   Клико-Понсарден Б. Н. 560
   Климент (Зедергольм), иеромон. 392, 397, 425, 484, 751, 756, 814
   Климкович Г., свящ. 649
   Климкович К. Г. 649, 650
   Клюшников В. П. 285, 295, 678, 687
   "Марево" 678
   "Цыгане" 295, 678, 687
   Клюшников И. П. 687
   Княжнин (наст. фам. Ивойлов) В. Н. 661
   Ковалевский Евгр. П. 612
   Ковалевский Ег. П. 612
   Ковалевский П. М. 231, 235, 608, 611 612, 646
   Кока см. Бестужев-Рюмин H. Н.
   Кокорева (урожд. Морозова) Е. В. 561
   Кокоревы, семья 561
   Комнены, династия 748
   Кононова З. Я. см. Остафьева З. Я.
   Коноплянцев А. М. 726
   "Жизнь К. Н. Леонтьева" 726
   Константин Великий, св. равноап. 307, 369, 737
   Константин Николаевич, вел. кн. 124, 568
   Константин Павлович, вел. кн. 523
   Конт О. 610
   "Systheme de politique positive" 610
   Корнилова, московская домовладелица 462
   Корш Е. Ф. 288, 680
   Корш М. Н. (псевд. Ланская) 471, 798, 799
   Костаки (уменьш. от "Константин"), учитель в Адрианополе 649
   Котляревский П. С. 102, 549, 552, 555
   Котляревского П. С. внучатая племянница см. Шультен
   Кохановская (наст. имя и фам. H. С. Соханская) 237, 614, 618, 619, 667
   "Повести Кохановской" 618
   "После обеда в гостях" 618
   Коцебу П. Е., гр. 336, 719, 720
   Кошевская (урожд. Майкова) О. М. 309, 626, 694, 699, 704
   Кошелёв А. И. 414, 449, 682, 768, 783
   Краевский А. А. 7--12, 14--16, 21, 22, 43, 49, 90, 92--95, 100, 135, 137, 148, 163, 164, 180--184, 192--195, 211, 213, 215, 216, 218, 231, 232, 237, 255, 288, 474, 495, 499--505, 514, 515, 520, 522, 524, 526, 528, 549--552, 555, 573, 577, 579, 586-592, 599, 600, 607, 636, 679, 680, 711 715, 801
   Красковский И. Ф. 392--396, 402, 403, 408, 751-754, 759, 762, 763
   Красовский И. И. 560
   Крестовский В. В. 413, 767
   Кристи И. И. 783
   "Письма к К. Н. Леонтьеву. Статьи" 783
   Кробановские, дворянский род 207, 208, 597
   Кротков С. С. 569
   Кроткова Е. С. 126, 569
   Кроткова (урожд. Новосильцева) П. П. 569
   Крубер А. В. 148, 153, 156, 157, 159, 160, 576, 577, 580
   Круглов А. В. 744
   "На исторической реке" 744
   "Пестрые странички" 744
   Крылов И. П. 685
   Крым-Гирей, хан 590
   Крюднер (Фитингоф) Ю. фон 281, 672
   "Валери" 281, 672
   Кудрявцев А. Н. 664
   Кудрявцев П. Н. 288, 289, 680
   Кузнецов Д. И. 182, 589
   Кумани А. М. 322, 323, 327, 338, 430, 634, 651, 690, 700, 711, 713, 722, 772
   Кулон, владелец гостиницы 811
   Купер Ф. 674
   Куртуа Ж.-А. де 257, 642
   Кутузов М. И. 536, 628, 748
   Кушников Г. С. 594
   Кушников Д. Г. 197, 201, 202, 205, 555, 593--596
   Кушникова (в замуж, де Вальден) М. Д. 201, 202, 205, 206, 555, 595, 596
   Кушникова (урожд. Гире) П. К. 195, 197, 201, 205, 555, 595, 595, 596
   Кушниковы, семья 196, 555, 593 Кюхельбекер В. К. 599
   
   Ладинский П. А. 89 ("помещик"), 91, 544, 549, 550
   Ламанский В. И. 361, 669, 731, 732, 803
   "Об историческом изучении греко-славянского мірa в Европе" 669
   Ламенне Ф.-Р. де, абб. 675
   Лангле Э.-А. 259, 260, 645
   Ланин Н. П. 572
   Лаптева Т. А. 699
   Леке И. М. 298, 690
   Леке (урожд. Шванович) М. С. 690
   Леонид (Кавелин), архим. 362-- 365, 732, 733
   Леонид (Краснопевков), еп. 382, 406, 744, 761
   Леонтьев А. Н. 65, 90, 103, 131, 174, 201, 205, 386, 398, 399, 403, 404, 406, 421--423, 431, 465, 507, 537, 550, 556, 571, 576, 586, 638, 746, 756, 759, 760, 770, 771, 773
   Леонтьев Б. И. 471, 798
   Леонтьев Б. Н. 60, 61, 85, 99, 102, 103, 123, 128, 142, 174, 197, 200, 201, 204, 205, 386, 399, 403, 406, 421, 465, 507, 532, 546, 554, 558, 567, 574, 576, 595, 746, 756, 759
   Леонтьев В. В. 88, 90, 92, 278, 548, 550, 624, 667, 726
   Леонтьев В. Н. 65, 88, 90, 92--95, 164, 174, 180, 187, 192, 201, 212, 205, 214, 215, 219, 266, 272, 278, 287, 299-- 302, 307, 334, 335, 359, 412, 465, 481, 491, 507, 537, 548, 550, 551, 558, 582, 584, 586, 587, 591, 593, 599, 601, 611, 612, 638, 646, 652, 655, 658, 661, 678, 691, 711, 718, 725, 731, 768, 769, 793, 815
   Леонтьев Д. С. 122, 567
   Леонтьев И. С. 577, 604
   Леонтьев К. Б. 567
   Леонтьев К. Н.
   "Ай-Бурун" см. "Исповедь мужа"
   "Анализ, стиль и веяние" 674, 784, 789
   "Аспазия Ламприди" 294, 301, 413, 456, 678, 686, 767, 788
   "Афонские письма" 322, 329, 333, 341, 372, 376, 391, 398, 406, 413, 419, 446, 448, 451, 467, 488, 508, 711, 714, 715, 717, 724, 740, 749, 750, 752, 756, 761, 767, 770, 780, 782, 796, 812
   "Афон и его устройство" 705
   "Благодарность" ("Немцы") 9, 11, 214, 290, 499, 502, 503, 505, 512, 681
   "Болгарский вопрос" см. "Еще о Греко-болгарской распре"
   "Булавинский Завод" 193, 550, 591, 593
   "В дороге" 254, 268--270, 638, 656-658, 659
   "В своем краю" 231, 232, 241, 243, 246, 249, 269, 289, 294, 448, 604, 606, 609, 615, 616, 622, 624, 626, 632, 640, 650, 657, 681, 720
   "Византизм и Славянство" 372, 376, 383--385, 392, 398, 404, 406--409, 417, 435--437, 446, 460, 461, 477, 488, 502, 702, 738, 740, 745, 752, 754, 756, 761-764, 767, 769, 774, 780
   "Война и Юг" 181, 231, 232, 521, 566, 607-610
   "Воспоминание об архимандрите Макарии..." 692, 694, 701, 709
   "Воспоминание о Ф. И. Иноземцеве..." 606, 682, 688
   "Восточные повести" см. "Из жизни христиан в Турции"
   "Второй брак" 582, 805
   "Генерал Матвеев" см. "Две избранницы"
   "Глинский" ("Два полковника") 251, 254, 255, 261, 264, 268, 270, 635, 638, 646, 649, 656, 657
   "Грамотность и народность" 264, 272, 275, 276, 277, 279, 283, 290, 291, 293, 295, 616, 648-650, 660, 663, 664, 666, 668, 675, 678, 682, 683, 685, 688, 689, 766
   "Две избранницы" ("Генерал Матвеев") 277, 285, 294, 296, 297, 301, 302, 324, 339--341, 372, 376, 413, 508, 521, 544, 627, 667, 677, 688, 689, 695, 712, 720, 721, 723, 724, 740, 767
   <"Джон-Стюарт Милль и Россия"> 272, 273, 275, 610, 660, 661, 665
   "Дитя души" 482, 808
   "Египетский голубь" 580, 623-625, 628, 629, 640
   "Еще о греко-болгарской распре" 393, 395, 398, 400, 406, 413, 446, 448, 475, 476, 478, 488--490, 716, 753, 755-757, 760, 761, 767, 769, 780, 782, 802, 804, 813, 814
   "Женитьба по любви" 212, 215, 289, 455, 572, 599, 600, 680, 788
   "Записка об Афонской горе и об отношениях ее к России" 317, 318, 323, 707, 711, 734
   "Заря и Полдень" 254, 638
   "Записка о путешествии надворного советника Леонтьева..." 309, 698-700
   <Записка по греко-русскому процессу> 379, 741
   "Записки Херувима" 254, 638
   "Н. П. Игнатьев" 607, 624
   "Из дневника К. Леонтьева. Заметки по поводу Карцовских писем" 571
   "Из жизни христиан в Турции" ("восточные повести") 301, 342, 478, 480, 488, 500, 673, 678, 679, 686, 752, 795, 806, 807, 812
   "Исповедь мужа" ("Ай-Бурун") 246--249, 253, 266, 269, 439, 448, 499, 518, 556, 581-583, 585, 600, 627, 631, 632, 652, 657, 776
   "Капитан Илиа" ("Капитан Илия") 394, 395, 446, 754, 766, 779
   "Князь Алексей Церетелев" 761
   "Консульские рассказы" 634, 636, 651
   "Лето на хуторе" 14, 15, 35, 43, 49, 55, 59, 62, 93, 94, 110, 193, 214, 504, 505, 514, 519, 521, 529, 534, 551, 552, 561, 593
   "Майносские староверы" 698 "Мое обращение и жизнь на Св. Афонской Горе" 508, 667
   "Мой приезд в Тульчу" 634--636
   "Мои воспоминания о Фракии" 623, 625, 626, 629, 644, 697
   "Моя исповедь" 730, 765, 770, 771, 792
   "Моя литературная судьба" 455, 499, 501, 502, 508, 512, 513, 520, 525, 537, 539, 552, 564, 566, 567, 572, 574, 578, 595, 598, 602, 603, 680, 681, 721, 788
   "Моя литературная судьба (1874--1875)" 453--457, 467, 489, 508, 564, 581, 593, 606, 607, 640, 657, 660, 674, 678, 689, 718, 730, 743-746, 748-750, 761, 768, 769, 782, 783, 786-788, 795, 800, 805, 812, 813
   "Мужская женщина" 254, 638
   "Наше общество и наша изящная литература" 237, 238, 619, 687, 738
   "Наши новые христиане" 613
   "Не кстати и кстати" 784
   "Немцы" см. "Благодарность"
   "Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве" 272, 273, 279, 296, 614, 661, 668, 669, 688
   "Ночь на пчельнике" 7--9, 11, 15, 93, 94, 500-503, 505, 550, 604
   <О бытовом своеобразии в России> 302, 691, 692
   <"О войне"> 237, 619
   <"О женщинах", "О женщине в России", О женском вопросе в России> 264, 275, 277, 279, 283, 293, 650, 665, 668, 685
   <О национальной одежде> 237, 619
   "О национальном характере..." см. "Русские, греки и югославяне"
   <"О панславизме"> 293, 685 (О сб. "Складчина") 382, 744
   <Об учебнице естествоведения в Крыму> 218, 219, 221, 601, 602
   "Одиссей Полихрониадес" 322, 329, 340, 342, 343, 364, 369, 372, 382, 393-- 395, 398, 406, 413, 442, 444, 450, 462, 466, 467, 482, 486, 488, 489, 508, 600, 625, 662, 678, 700, 701, 711, 714, 715, 719, 722, 724, 727, 734, 740, 743, 752-756, 760, 761, 763, 764, 767, 778, 779, 790, 793-796, 810, 811, 813
   "Острое воспаление селезенки" 564, 567
   "От осени до осени" 254, 507, 516, 517, 574, 638
   "Отец Климент Зедергольм..." 736, 741, 751
   "Очерки Крита" 251, 625, 634
   "Паликар Костаки" 285, 287, 301, 413, 478, 678, 679, 767
   "Панславизм и греки" 329, 331, 340, 342, 354, 360, 361, 364, 412, 715, 719, 722, 723, 731, 732
   "Панславизм на Афоне" 329, 331, 340, 342, 354, 360, 361, 364, 412, 705, 708, 713, 715-717, 719, 722, 723, 727, 733, 734, 741
   "Пасха на Афонской горе" 701
   "Пембе" 273, 301, 413, 419, 478, 662, 767, 770
   "Пессимист" 582
   "Письма о Крите" см. "Очерки Крита"
   "Письма с Афона", "Письма с Афонской Горы...", "Письма русского мipянинa" см. "Афонские письма" "Письма отшельника" 651
   "Письмо Обскурантова к Е. В. Базарову..." 236, 614
   "Письмо провинциала к г. Тургеневу" 673
   "Плоды национальных движений на Православном Востоке" 720
   "По поводу некоторых писем Тургенева" 499 (По поводу "Отцов и детей") 236, 614
   "По поводу рассказов Марко-Вовчка" 282, 672, 805
   "Подлипки" 94, 125 ("повесть"), 148 (то же), 193, 211--216, 234, 288, 289, 294, 448, 507, 550, 552, 566, 568, 572, 576, 577, 587, 588, 593, 599, 600, 607, 608, 611 612, 680, 681 "Подруги" 508, 517, 646, 771, 782, 797
   "Польская эмиграция на Нижнем Дунае" 514, 532, 634, 635
   "Последнее звено" 268, 270, 656, 659
   "Разбойник Сотири" 698
   "Рассказ моей матери об Императрице Марии Феодоровне" 508
   "Рассказ смоленского дьякона..." 514, 528
   "Река времен" 251, 254, 261, 268, 306, 448, 635, 638, 656, 659, 695, 781
   "Русские, греки и юго-славяне" 403, 417, 446, 448, 451, 759, 784
   "С Дуная" 615, 683, 684
   "Священник-убийца" 634
   "Сдача Керчи в 55 году" 509, 512, 513, 518, 521, 524, 529, 538, 539, 540, 542--547, 549, 550, 554, 557, 559, 560, 565, 566
   "Сочувствие и содействие" 660
   "Средний европеец как идеал и орудие Bceмірного разрушения" 610, 614
   <Статья о "Рыбаках" Д. В. Григоровича> 10, 12, 503, 504
   "Сутки в ауле Биюк-Дортэ" 161--163, 180, 181, 512, 524, 527, 528, 533, 534, 548, 556, 576, 581, 582, 587, 588, 591, 598
   "Трудные дни" 41, 95, 125, 148, 154, 157, 159--163, 166, 167, 171, 176, 177, 180, 181, 192, 193, 212, 214, 217, 218, 514, 552, 568, 579-582, 584, 586, 587, 589, 592, 593, 599
   "Тургенев в Москве" 516, 517, 539, 572, 602
   "Хамид и Маноли" 273, 301, 344, 661, 728
   "Хризо" 259, 263, 264, 266, 269, 294, 301, 478, 497, 638, 644, 649--651 657
   "Хронология моей жизни" 507, 715, 718, 733
   "Fungus durae matris у гипохондрика" 118, 129, 518, 564, 571
   Леонтьев Н. Б. 471, 507, 567, 577, 582, 798
   Леонтьев Н. В. 88, 90, 92, 164, 548, 550
   Леонтьев П. М. 339--341, 370--373, 375, 376, 392, 395, 406, 413, 414, 416, 418, 430, 431, 495, 719, 723, 724, 730, 739, 740, 750, 752, 754, 760, 768, 770, 772, 778, 809
   Леонтьев П. Н. 174, 507, 584
   Леонтьев С. Б. 567 Леонтьева (в замуж. Гемельман) Ал. Н. 64, 65, 109, 143, 174, 180, 507, 536, 559, 575, 584, 587
   Леонтьева (в замуж. Самбикина) Ан. Н. 174, 507, 584, 753
   Леонтьева Е. Б. ("тетушка") 17, 20, 23--26, 28, 29, 31, 35, 38, 39. 60, 83, 84, 87, 89, 90, 93, 98, 101, 103, 106, 113, 116, 119, 120, 123, 124, 128, 155, 157, 164, 169, 170, 174, 179, 183--185, 187, 189, 221, 255, 330, 511, 513, 515, 517, 521, 566, 583, 591, 715
   Леонтьева Е. Б. (младшая) 567 Леонтьева (урожд. кнж. Енгалычева) Е. Л. 123, 567
   Леонтьева (урожд. Полнгова) Е. П. 96, 98, 109, 219, 240--246, 257--262, 286, 287, 299, 300, 307, 318, 321, 327, 329--331, 333, 351, 352, 354--362, 364--366, 368, 369, 378, 387, 390, 391, 397--400, 406, 419--423, 425, 427, 431, 433, 442, 443, 446, 449, 453, 468, 473, 484--487, 489, 495, 554, 559, 589, 594, 602, 620626, 642, 646, 649, 654, 678, 694-698, 707, 708, 710, 731, 735, 741, 782, 786, 800, 813
   Леонтьева К. Б. 567
   Леонтьева (урожд. гр. Зубова) Л. Н. 150, 577, 604, 605
   Леонтьева М. В. 49, 88, 90, 92, 101, 254, 264, 266, 284 ("человек, очень близкий ко мне"), 285, 287, 290, 291, 296--299, 305--309, 323, 334, 335, 342, 343, 355, 359, 369, 381, 387, 388, 398, 399, 406, 412, 419--423, 427, 431, 433, 442--444, 446, 447, 449, 457, 465, 469--473, 476, 481, 484, 495, 496, 501, 506, 508, 509, 511, 514--517, 519--525, 528--530, 533, 537, 539, 542--544, 546--550, 553--556, 558, 559, 562--578, 580--584, 605, 613, 624, 626, 629, 631, 632, 638, 642, 644, 649, 652, 660, 663, 667, 668, 677, 678, 688--691, 694, 695, 697, 699, 712, 717, 718, 723--725, 727, 737, 742, 743, 751, 764, 767, 773, 778, 782, 793, 797, 798, 804, 811, 812 (Воспоминания) 511, 629, 678, 660, 676, 689, 695, 725, 726, 731, 742, 743, 751-753, 781, 793
   Леонтьева (урожд. Шрёдер) М. Н. 88, 90, 92, 100, 548, 550, 554, 646, 725
   Леонтьева (урожд. Карабанова) Ф. П. 15--93, 96--106, 108--192, 194--226, 228, 229, 234, 259, 285--287, 298--300, 355, 359, 398, 465, 480--482, 495, 501, 505--509, 511, 514--517, 519--526, 528, 530, 532, 533, 535--539, 542--547, 549, 550, 553--556, 558, 559, 562--578, 580--585, 587--605, 638, 644, 678, 690, 695, 725, 731, 746, 756
   "Воспоминание о милостях Ее Величества..." 508
   <Записки> 508
   Леонтьевы, дворянский род 605
   Леонтьевы, семья 24, 48, 58, 79, 92, 166, 167, 173, 174, 201, 205, 213, 471, 507, 509, 584, 604, 622, 798
   Леонтьевы, семья В. Н. Леонтьева 88, 92, 93, 548, 550, 554
   Лепёшкин H. В. 394, 480, 754, 806
   Лермонтов М. Ю. 560, 606
   "Герой нашего времени" 292
   Лесков H. С. 413, 767
   Лессинг Г.-Э. 479, 806
   Ливчак И. Н. 649, 650
   Ливчак Н., свящ. 649
   Лидерc А. Н. 16, 154, 157, 178, 509, 510, 587
   Лиза, горничная М. В. Леонтьевой 420, 469, 770
   Ликург Сирский см. Александр (Ликургос)
   Лина, девушка, похищенная К. Леонтьевым 646
   Лисовой Н. Н. 716
   "Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле..." 716, 717
   Литцберг, чиновник 456, 788
   Ллойд 709 (пароходная компания)
   Ломоносов М. В. 640
   "Ода, выбранная из Иова" 256, 640
   Лотин В. В. 44 ("ординатор"), 46 ("другой ординатор"), 50 ("ординатор"), 57 ("молодой лекарь"), 63 ("лекарь молодой"), 67--70 ("молодой врач"), 75, 79 ("молодой человек"), 112, 114 ("молодой врач"), 121, 124 ("тот лекарь"), 141, 142, 524, 525, 527, 530, 535, 538, 543, 562, 566, 568, 574
   Л--ский И. 543
   "Впечатления военного врача" 542, 543
   Лудовик Наполеон см. Наполеон III
   Лукьянов С. М. 628, 671, 780
   Записи бесед с Э. Э. Ухтомским 628, 671, 780
   Любимов Н. А. 413, 761, 762, 768
   Любимов Ф. В. 765
   Лютер М. 346, 350
   
   Мавро, мать Е. М. Золотарёвой 629
   Маврокукули, критянин 240, 243, 244, 622
   Мадзараки (Маджараки) Инглези К. 367, 368, 735, 736
   Мазирова (в замуж. Вениосова) А. М. 177, 586
   Мазирова (урожд. Айвазовская) Е. К. 177, 586
   Майков А. А. 291, 293, 296, 297, 300--302, 414, 682, 691, 768
   Майков А. Н. 277, 410, 657, 667, 687--689, 691, 721, 765, 803
   Майков В. Н. 665
   Майков М. А. 688
   Майкова (урожд. Штеммер) А. И. 721
   Майкова Е. П. 665
   Майкова H. М. см. Полиевктова H. М.
   Майкова О. М. см. Коптевская О. М.
   Майкова С. М. 296, 300--302, 323, 324, 476, 626, 631, 632, 682, 683, 688, 691, 704, 712, 803
   Майковы, семья 626, 665, 704
   Макарий, мон. 318, 708
   Макарий (Сушкин), архим. 302, 303, 305, 307, 312, 313, 316, 318--323, 325--327, 331--333, 335, 352, 353, 355, 356, 360--363, 365--370, 377--80, 390--392, 396, 397, 399--402, 415, 417--419, 423--428, 430--434, 483--486, 496, 692, 693, 707--709, 713, 717, 718, 722, 729, 730-734, 736, 737, 740742, 750, 755, 769, 773, 807, 809
   Макеев (Мокеев) Н. Д. 309, 699, 717
   Максимова T. Н. 726
   Мальян см. Ньель А.
   Малютин М. С. 760
   Малютин П. С. 760
   Мамонтов И. Ф. 383, 490, 744, 814
   Манолаки, Манулаки см. Сакелларио Э.
   Марика, служанка    Хаджи-Лазаро (Хаджи-Лазару) Г. 304, 305, 693, 777
   Хаджи-Лазаро (Хаджи-Лазару) И. 413, 777, 768
   Хаджи-Лазаро (в замуж. Каракановская) М. И. 770
   Хаджи-Лазаро П. 770, 777
   Хамзаев, кн. 548
   Харисси, драгоман 318, 708
   Хитрово, семья (Хитровы) 63, 86, 535, 536, 547, 747
   Хитрово А. Н. 63, 64, 86, 535, 536
   Хитрово (урожд. Голенищева-Кутузова) Ан. М. 535, 536
   Хитрово (урожд. Голенищева-Кутузова) Е. М. 536
   Хитрово (урожд. кнж. Вяземская) Е. Н. 63, 64, 86, 535, 536
   Хитрово М. А. 247, 248, 251, 252, 255--257, 298, 308, 309, 322, 327, 329, 333, 335, 336, 386, 387, 427, 454, 464, 467, 480, 495, 536, 628--630, 634, 636, 639, 640, 647, 690, 694--698, 707, 709--777, 773, 774, 777--720, 747, 788, 797, 792, 795
   "Бездной знаний филологии..." (акростих "Богуславский") 257, 641
   <Ответ невесты М. И. Золотарёва> ("День незабвенный. Сквозь слезы, сквозь вопли я...") 628, 629
   Хитрово (урожд. Бахметева) С. П. 343, 368, 369, 386, 406, 434, 441, 443, 453, 455, 466--468, 489, 495, 698, 777, 736, 747, 767, 767, 777, 786, 787, 794796, 813
   Хлебникова В. Б. 630
   "Российский дипломат К. А. Губастов..." 630
   Хомутов М. Г. 23, 24, 33, 67, 575, 576, 520, 529, 538
   Хомяков А. С. 291, 669, 683
   <Англия> 175, 683
   "Письмо А. С. Хомякова к А. Ф. Гильфердингу о балтийских славянах" 669
   Хомяков Д. А. 676
   Хрулёв С. А. 534, 535, 548
   
   Цветков К. Н. 790, 870
   Цезано, критянин 244
   Цертелев А. Н., кн. 407, 441, 443, 452, 464, 467, 767, 777, 785, 797, 792, 795 (Статья) 407, 767
   Цертелев Д. Н., кн. 467, 795
   Цеханович К. И. 529
   Цехновицер О. В. 878
   
   Черкасский В. А., кн. 382, 390, 417, 743, 769
   Чернышевский Н. Г. 263, 609
   <Пер. кн. Д.-С. Милля "Политическая экономия"> 609
   Черняев М. Г. 489, 750, 799, 873
   Чертков А. Д. 597
   Чистович И. А. 752
   "С.-Петербургская Духовная академия..." 752
   Чичаговы, домовладельцы 656 Чичерин Б. Н. 743 Чума Б. 560
   "Невинна жертва..." 560
   
   Шатилов И. В. 567
   Шатилов И. Н. 41, 42, 66, 109, 165, 167, 175--177, 184--191, 194--196, 198, 202, 205, 211, 213, 220, 225, 233, 522--524, 559, 567, 582, 585, 586, 593, 595, 600, 603, 677
   Шатилов Н. И. 213, 567, 585, 600
   Шатилова (урожд. Олив) М. В. 41, 177, 195, 202, 205, 211, 221, 223, 522, 523, 585, 586
   Шатиловы, семья 188, 189, 191, 213, 523, 585
   Шатобриан Ф.-Р. де 672, 675
   "Замогильные записки" 675
   "Рене" 281, 672
   Шатохин П. П. 643
   Шафрановские, семья 555
   Шаховская В. Н., кнж. см. Шишкина В. Н.
   Шаховской В. Н., кн. 727
   Шванович М. С. см. Леке М. С.
   Шевич И. Е. 388 ("губернатор"), 455 ("префект"), 743, 750, 787
   Шевич (урожд. Струве) М. А. 743
   Шеврие М. П. 395, 744
   Шевченко Т. Г. 762
   Шевырев С. П. 206--208, 597
   Шереметев Н. П., гр. 579
   Шестаков, полковник 120--123, 565, 567
   "Шестидесятые годы" 667, 677, 676, 687, 878
   Шиллинг И. Л., бар. 24, 36, 45, 76, 77, 79, 80, 83, 84, 92, 99, 100, 105, 577, 576, 527, 543, 546, 554
   Шишкин Н. П. 298, 690
   Шишкина (урожд. кнж. Шаховская) В. Н. 298, 690
   Шишкина О. П. 590
   "Заметки и воспоминания..." 590
   Шлейден М.-Я. 452, 784
   "Растение и его жизнь" ("Die Pflanze und Ihr Leben") 452, 784
   Шпурцгейм И.-К. 290, 682
   Шрейбер Н. Г. 75, 79 ("генерал-штаб-доктор"), 115, 119, 120, 124, 148, 149, 150, 168, 169 (то же), 537, 543, 563, 565, 577
   Шрёдер И. Н. 548, 678
   Шрёдер М. Н. см. Леонтьева М. Н.
   Штакеншнейдер Е. А. 567 Дневник 567
   Шультен, внучатая племянница П. С. Котляревского 552
   Шюц К. 640
   
   Щебальский П. К. (псевд. П. Щ.) 677
   <рец. на кн. Н. Я. Данилевского "Россия и Европа"> 677
   Щербатов Г. А., кн. 672
   Щербачёв, офицер 126, 569
   Щербачёв, полковник 569
   Щербачёв Г. Д. 569
   Щербина Н. Ф. 803
   
   Эзоп 597
   "Лягушка и бык" 597
   Эпштейн, жена Д. Эпштейна 646
   Эпштейн Д. 646
   
   Ювеналий (Половцов), еп. 392, 757
   Юзефович Т. П. 653--655
   Юрьев С. А. 414, 682, 697, 768
   Юсуф, кавас 258, 644
   
   Якубовский Н. Ф. 316--320, 327, 694, 696, 697, 706--770, 773, 777
   Яни см. Никифоридис Я.
   Яценко Е. Л. 520, 537, 539, 542, 546, 562, 573, 574, 576, 578, 580, 582, 583, 585, 589, 591, 595, 600, 603, 645
   
   Aïwasowsky см. Айвазовский И. К.
   
   Bacon см. Бэкон Ф.
   Badetti см. Бадетти
   Blont m-me см. Блант Ф.-Дж.
   Blont m-Ile см. Блант М.-Л.
   
   Canstatt см. Канштатт К.-Ф.
   Chatiloff см. Шатилов И. Н.
   Courtois см. Куртуа Ж.-А. де
   
   David см. Давид, царь
   Dèriman, мисс 221, 602
   Dmitry см. Дмитрий, слуга
   
   Eugène см. Рюль Э.
   
   Faschkohl
Ко всем произведениям автора К списку авторов