Лякидэ Ананий Гаврилович - Херес, а не мадера!

ХЕРЕСЪ, А НЕ МАДЕРА!

(Изъ исторіи крѣпостныхъ спектаклей).

Разсказъ.

Въ первой четверти нашего вѣка,-- стало-быть, при императорѣ Александрѣ I,-- жилъ-былъ одинъ важный баринъ, занимавшій постъ губернатора въ одномъ изъ городовъ центральной Россіи. Намъ нѣтъ нужды ни въ имени барина, ни въ названіи города; поэтому, чтобы не обременять памяти читателей, мы барина будемъ называть просто -- бариномъ, а городъ -- городомъ, и больше ничего.

Баринъ былъ богатъ и владѣлъ почти тремя тысячами крестьянскихъ душъ; кромѣ того, онъ былъ большой театралъ, и любилъ часто давать спектакли на своемъ домашнемъ театрѣ; тутъ у него была одна замѣчательная черта, отличавшая его отъ многихъ баръ-театраловъ того времени: онъ любилъ самъ играть на своемъ театрѣ -- вмѣстѣ со своими крѣпостными артистами и артистками; барина за такую странность (для тогдашнихъ временъ) называли вольнодумцемъ, не предчувствуя, что онъ своимъ вольнодумствомъ прообразуетъ, такъ сказать, баръ нашего времени, которые уже нисколько не гнушаются "кривляніемъ на подмосткахъ", по выраженію иныхъ слишкомъ строгихъ судей!

Какъ губернаторъ, баринъ былъ большой деспотъ и притѣснитель; тутъ онъ уже не былъ вольнодумцемъ, а напротивъ -- самъ выискивалъ и преслѣдовалъ вольнодумство, хотя иногда совсѣмъ невпопадъ. Уже на второй годъ губернаторства, онъ по всей своей губерніи возбудилъ неудовольствіе и ропотъ, особенно между бѣдными людьми: жаловались на поборы и взятки разныхъ чиновниковъ, и даже прямо говорили, что самъ губернаторъ, не смотря на свое богатство, дѣлится тѣмъ и другимъ со своцми непосредственными подчиненными... Губернаторъ ни на что не обращалъ вниманія, и практиковалъ неуклонно свою систему: притѣснялъ, бралъ, деспотствовалъ и игралъ лично на своемъ домашнемъ театрѣ. Итакъ жилъ-былъ богатый баринъ, губернаторъ и самоличный любитель сценическаго искусства.

Весною 18.... года, на пасхальной недѣлѣ, ему вздумалось поставить на своей сценѣ трагедію нашего знаменитаго баснописца Крылова, подъ названіемъ "Филомела".

Трагедія эта такова же, какъ и всѣ трагедіи "добраго стараго времени": сюжетъ изъ классическаго міра, пять актовъ, шестистопные ямбы, неизбѣжныя риѳмы: двѣ женскихъ и двѣ мужскихъ, опять двѣ женскихъ и опять, вслѣдъ за ними, двѣ мужскихъ, и т. д.-- словомъ, все какъ слѣдуетъ... Да не удивится читатель, узнавши, что у знаменитаго баснописца Крылова существуютъ подобныя произведенія -- надутыя до-нельзя, старинныя ложно-классическія трагедіи, не имѣющія ничего общаго съ коротенькими, живыми и безцеремонными баснями: не родился-же на свѣтъ Божій нашъ Иванъ Андреевичъ прямо баснописцемъ, -- надо-же было ему предварительно пройти кое какую школу, прежде чѣмъ добраться до настоящаго дѣла, т. е. до басенъ...

У господина губернатора было много книгъ, по преимуществу -- театральнаго содержанія: у него чуть-ли не всѣ имѣлись напечатанныя тогда на русскомъ языкѣ трагедіи, комедіи и оперы. Досталъ онъ изъ своихъ шкафовъ три печатныхъ экземпляра "Филомелы" и роздалъ ихъ крѣпостнымъ писцамъ, съ приказаніемъ каждому изъ нихъ изготовить къ такому-то сроку по два рукописныхъ экземпляра -- для разучиванія ролей господамъ артистамъ: господинъ губернаторъ очень берегъ свои книги, вслѣдствіе чего артистамъ, для разучиванія ролей, всегда выдавались рукописи, фабрикуемыя цѣлымъ десяткомъ крѣпостныхъ писцовъ. Эти послѣдніе составляли у него особый классъ чиновниковъ: они должны были носить темнозеленые длиннополые сюртуки съ свѣтлозелеными кантами и съ мѣдными плоскими пуговицами, съ надписью на каждой: "Писарь No такой-то" (такія пуговицы заказывались бариномъ на фабрикѣ тогдашняго Владимірскаго купца Мутовкина); писарямъ отводились квартиры въ огромномъ зданіи казарменнаго характера, позади губернаторскаго дома-дворца; имъ отпускалось полное продовольствіе изъ "людской кухни" -- съ ихъ женами и дѣтьми; наконецъ, каждый изъ нихъ получалъ жалованье -- по три рубля ассигнаціями въ годъ, въ чемъ и росписывался, при полученіи, въ особо-заведенной для того книгѣ...

II.

Въ трагедіи "Филомела" семь дѣйствующихъ лицъ: Терей, ѳракійскій царь; Прогнея, жена его; Филомела, сестра жены; Линсей, "любовникъ" Филомелы; Калхантъ, жрецъ; Агаметъ, "наперсникъ"-царя, и Хересъ, вѣстникъ.

Есть еще восьмое лицо, показанное также въ спискѣ лицъ: это сынъ царя; но этотъ сынъ царя не только безъ рѣчей, но даже совсѣмъ не участвуетъ въ пьесѣ.

Ардальонъ Красночубъ (изъ хохловъ), или "писарь No 4-й", сидѣлъ въ своей каморкѣ и бойко строчилъ уже второй экземпляръ трагедіи. Это былъ малый лѣтъ тридцати, высокаго роста, полный, краснощокій и, должно быть, очень сильный физически. Онъ былъ еще холостъ и, между многочисленною дворнею губернатора, имѣлъ одну только родственницу -- тетку Пелагею, или "Палашку", женщину уже пожилую, состоявшую въ штатѣ барскихъ прачекъ. Вѣроятно, для компаніи съ нимъ жилъ безродный сирота Николка, семилѣтній мальчуганъ, котораго "только лѣнивый не колотилъ", но который, однако, умѣлъ и сдачи давать, если это было ему по силамъ. Красночуба Николка звалъ "дяденькой", а иногда и "папкой". Писарь No 4-й и мальчуганъ питали сильную симпатію другъ къ другу: одному были оказываемы пріютъ и заступничество во всѣхъ дѣтскихъ бѣдахъ, другому было съ кѣмъ болтать, въ досужее время, у себя въ каморкѣ.

-- Ну что ты, каналья, возишься тутъ? восклицалъ Красночубъ, строча барскую трагедію; онъ уже добрался до послѣдней страницы послѣдняго акта; въ глазахъ давно уже рябитъ, пальцы костенѣютъ, и въ головѣ такая сумятица отъ трагическихъ шестистопныхъ ямбовъ, точно дурману принялъ порядочную дозу! Остается только одно: написать заглавіе и, на оборотѣ, списокъ дѣйствующихъ лицъ, ибо и то и другое писарь No 4-й привыкъ всегда исполнять въ заключеніе цѣлаго труда, для чего и оставлялъ въ началѣ рукописи двѣ пустыя странички.

-- Дяденька, -- говорилъ Николка, къ которому относилось вышеприведенное восклицаніе Ардальона Красночуба:-- Саламея зовутъ вотъ эту книжку?..

Красночубъ улыбнулся.

-- Ишь ты, все по своему! Разъ тебѣ сказано -- Филомела! Филомела, братецъ ты мой, трагедія въ пяти дѣйствіяхъ, сочиненіе господина...

-- Дяденька, перебиваетъ Николка,-- а я такъ буду писать, какъ ты пишешь?..

-- Дурачокъ! Почему-же нѣтъ, если научишься? Мудренаго тутъ ничего нѣту: коли научился, такъ и пиши себѣ, да и все тутъ! Это все едино, что шить или тамъ стирать: коли умѣешь, такъ и шей, и стирай себѣ,-- были-бы только руки... Вотъ сочинять,-- это, братецъ, совсѣмъ иное дѣло: тутъ надо быть безпремѣнно бариномъ,-- иначе ничего не выйдетъ!

-- Почему-же бариномъ?..

-- А потому, что у барина завсегда въ головѣ много всякихъ этакихъ штукъ... Вотъ онъ захочетъ -- и давай сочинять, и все у него выходитъ гладко да ровно, потому что онъ баринъ... А вздумай-ка, для примѣру, я сочинять: что выйдетъ?..

-- А что? спросилъ съ любопытствомъ Николка...

-- Ничего! Потому -- что у меня въ головѣ? Ничего нѣту! Щи да каша, да протертые сапоги, которые починить надо, да гривенникъ капиталу въ карманѣ,-- вотъ и все, объ чемъ думаешь! Съ этимъ, братъ, никакой Филомелы тамъ или чего другаго не сочинишь!

-- А вѣдь гривенникъ, -- это, значитъ, богатый человѣкъ! обращается Николка къ другому предмету разговора:-- Вотъ когда одна копѣйка, али пятакъ, такъ это ужь мало будетъ; а гривенникъ...

-- У, дурень! Нашелъ въ чемъ богатство! осаживаетъ его Красночубъ, и затѣмъ торопливо продолжаетъ: -- Одначе ты не очень мѣшай мнѣ! Вотъ теперь спишемъ дѣйствующихъ лицъ -- и шабашъ! Сколько ихъ тутъ?.. Разъ, два -- восемь всего!

-- Восемь? полюбопытствовалъ Николка...

-- Восемь, восемь,-- не мѣшай, сказано тебѣ! "Терей, царь... Филомела, сестра..." Ступай отсюда, ступай себѣ!.. "Мадера..."

-- Дяденька, что-же такое лицы эти?..

-- Не мѣшай, послѣ потолкуемъ!.. Такъ гривенникъ -- богатство?!.. Дуракъ ты совсѣмъ! Пошелъ отсюда! Надо написать крупнымъ почеркомъ, вотъ что!.. "Филомела, сестра... Мадера..."

И Ардальонъ Красночубъ, отвлекаемый разговоромъ со своимъ сожителемъ, а также и по той причинѣ, что имя одного изъ лицъ трагедіи, Хересъ, напоминаетъ названіе вина "мадера", незамѣтно ошибся въ спискѣ дѣйствующихъ лицъ:-- вмѣсто Хереса написалъ "мадера"!.. Красночубъ тщательно пересмотрѣлъ обѣ свои рукописи, кое-гдѣ подчистилъ и подправилъ, и послалъ ихъ черезъ главнаго камердинера къ барину... Ошибка въ спискѣ дѣйствующихъ лицъ осталась незамѣченною!..

Страннѣе всего было то, что вездѣ, въ обѣихъ рукописяхъ, было написано какъ слѣдуетъ, т. е. "Хересъ", "Хересъ" и "Хересъ", и только во второй рукописи, въ спискѣ лицъ, вмѣсто "Хереса" написано было: "Мадера".

Допустить такую ошибку и, главное, дать ее замѣтить барину,-- было большое преступленіе: во-первыхъ, баринъ былъ строгъ и даже лютъ, что достаточно уже было извѣстно Ардальону Красночубу; во-вторыхъ, тутъ присоединялись еще другія обстоятельства, малоизвѣстныя или даже вовсе неизвѣстныя Красночубу; но грозныя сами по себѣ, ибо могли до невѣроятія усилить размѣры преступленія въ глазахъ барина...

Эти побочныя обстоятельства были слѣдующія.

Баринъ, во дни своей юности, жуировалъ за границей: былъ въ Парижѣ, въ Лондонѣ, и вернувшись снова въ Парижъ, пробрался оттуда въ Мадридъ, изъ Мадрида -- въ Лиссабонъ, куда увлекла его съ собою одна прелестная португалка, изъ Лиссабона плавалъ къ Канарскимъ островамъ; тутъ онъ много блаженныхъ дней провелъ на островѣ Мадейрѣ, смакуя чудесное вино на самомъ мѣстѣ его приготовленія, и наслаждаясь райскимъ климатомъ и райскою природою... Вернувшись въ свое отечество, онъ разсказывалъ всѣмъ про островъ Мадейру, разсказывалъ съ паѳосомъ, кстати не кстати, и даже порывался написать сочиненіе объ очаровательномъ островѣ, чего также не скрывалъ и всѣмъ говорилъ... Сочиненія никакого не вышло, но вышло то, чего слѣдовало ожидать раньше всякаго сочиненія: надъ бариномъ его пріятели стали смѣяться и прозвали его попросту мадерою, не соображаясь съ тѣмъ, что знаменитый островъ носитъ названіе "Мадейра" а не "мадера"... Насмѣшки пріятелей были такъ метки, что баринъ всякій разъ бѣсился чрезвычайно и наконецъ возненавидѣлъ свою Мадейру: къ тому же и время было не то; зрѣлыя лѣта дали понять, что въ юности, дѣйствительно, было не безъ увлеченій, а между увлеченіями попадалось кое-что и смѣшное, носящее мизерный мальчишескій характеръ, хоть бы, напримѣръ, эта поѣздка на Мадейру, въ компаніи съ какими-то французами, англичанами и прелестною португалкою, причемъ, помнится, всѣ они надъ нимъ немилосердно издѣвались, накатывая виномъ до одуренія и заставляя плясать комаринскую -- "la danse des ours", по презрительной кличкѣ полупьяныхъ и хохотавшихъ компаньоновъ... Баринъ тогда не понималъ, какова была его роль на очаровательной Мадейрѣ, да и понимать-то некогда было: велось какое-то вѣчно-пьяное существованіе, полное ежечасныхъ застольныхъ бесѣдъ подъ какимъ-то огромнымъ навѣсомъ, защищавшимъ отъ лучей тропическаго солнца. Но шутки пріятелей и зрѣлые годы заставили его, наконецъ, понять суть этого милаго прошлаго, и въ результатѣ оказалось: бездна убуханныхъ денегъ, мерзость воспоминанія и ненавистное прозвище "мадера", приводившее его просто въ бѣшенство... "Какъ глупъ бываетъ человѣкъ!" невольно и горько думалось иногда нашему барину...

Наконецъ, еще одно обстоятельство, усиливавшее окончательно вину Красночуба: роль Хереса въ трагедіи "Филомела" выбралъ для себя какъ разъ баринъ, -- роль того самаго Хереса, котораго онъ, Красночубъ, окрестилъ Мадерою.

Могъ-ли думать злосчастный писарь No 4-й, какое совершилъ онъ ужасное преступленіе: напомнилъ барину его ненавистное прозвище и мизерное прошлое, обозвалъ его письменно мадерою!..

Да, это было тяжкое преступленіе!..

III.

Господинъ губернаторъ и его шестеро пріятелей,-- сосѣдніе баре помѣщики, знакомые съ его прошлымъ и большіе охотники до крѣпостныхъ спектаклей въ настоящемъ,-- сидѣли въ кабинетѣ нашего героя, намѣреваясь заняться разсмотрѣніемъ шести рукописей, изготовленныхъ губернаторскими писарями. Это было нѣчто въ родѣ театральнаго ареопага, существовавшаго уже давно: всякій разъ, какъ г. губернаторъ затѣвалъ спектакль, онъ оповѣщалъ о томъ членовъ ареопага, жившихъ по своимъ наслѣдственнымъ имѣніямъ; тѣ съѣзжались къ нему (всегда съ задней мыслью: "какую-то роль теперь возьметъ на себя старый шутъ-мадера?") и, вмѣстѣ съ гостепріимнымъ хозяиномъ, занимались сперва разсмотрѣніемъ рукописей, а далѣе -- оцѣнкою театральныхъ репетицій...

Когда члены ареопага заняли свои мѣста, г. губернаторъ сказалъ коротенькую рѣчь:

-- Господа! Очень благодаренъ вамъ, что вы почтили меня вашимъ настоящимъ пріѣздомъ. Въ нынѣшній разъ я намѣренъ поставить на моемъ театрѣ трагедію Крылова "Филомелу", въ коей пять дѣйствій и восемь дѣйствующихъ лицъ... Между сими послѣдними, я беру на себя роль Хереса...

-- Чуть-чуть не мадеры! шепнулъ одинъ пріятель другому, и лица обоихъ озарились веселыми улыбками...

-- Для того, -- продолжалъ господинъ губернаторъ,-- мы сейчасъ займемся провѣркою рукописей пьесы... Андрей Семеновичъ! Вотъ вамъ печатный экземпляръ трагедіи: читайте намъ оную вслухъ, а мы всѣ, господа, будемъ слѣдить по нашимъ рукописнымъ экземплярамъ, не найдется-ли гдѣ въ нихъ какихъ-либо ошибокъ; еслиже Андрей Семеновичъ устанетъ читать, то всякій изъ насъ готовъ будетъ замѣнить его, вручивъ ему, взамѣнъ печатнаго экземпляра, свою рукопись...

-- И такъ далѣе! добавилъ кто-то, не безъ юмористическаго оттѣнка въ голосѣ...

-- Да, и такъ далѣе,-- порядокъ, господа, извѣстенъ! Читайте-же, Андрей Семеновичъ!

Послѣдній торжественно началъ:

-- "Филомела, трагедія въ пяти дѣйствіяхъ, въ стихахъ, сочиненіе Ивана Крылова"... Такъ у всѣхъ?...

-- Такъ! былъ общій торжественный отвѣтъ, и это "такъ" брякнуло такимъ потѣшнымъ хоромъ, что кое-кто разсмѣялся, а г. губернаторъ замѣтно нахмурился и сдѣлалъ строгую физіономію.

Чтецъ продолжалъ;

-- "Дѣйствующія лица: Терей, ѳракійскій царь; Прогнея, супруга его; Пейсъ, сынъ ихъ; Филомела, сестра Прогнеи; Линсей, любовникъ Филомелы; Калхантъ, ѳракійскій жрецъ; Агаметъ, наперстникъ Терея; Хересъ..."

-- Стойте! У меня Мадера! воскликнулъ кто-то...

-- Какъ "Мадера"?!

-- Ха-ха-ха!

Неудержимый хохотъ прокатился по кабинету... Зато господинъ губернаторъ покраснѣлъ ужасно и превратился мгновенно въ громовую тучу...

-- Милостивый государь! Вы осмѣлились шутить надо мною, но я этого не позволю! крикнулъ онъ...

-- Вовсе нѣтъ! Посмотрите сами: тутъ написано Мадера, а не Хересъ!..

-- Ха-ха-ха! прокатилось еще по кабинету...

Гость подалъ рукопись хозяину; тотъ почти вырвалъ ее изъ рукъ у него -- и удостовѣрился собственными глазами въ существованіи ошибки. И какой ошибки, чортъ ее возьми совсѣмъ!!.

Одинъ изъ пріятелей, старый баринъ, бывшій короче другихъ съ нашимъ героемъ, подошелъ къ нему и, взявши его за плечо, сказалъ, смѣясь (онъ уже успѣлъ побесѣдовать съ бутылочкой хорошаго вина):

-- Что-же ты, старина, сердишься? Вѣдь оно пришлось, ей-богу, кстати: вѣдь Мадерѣ и прилично играть роль Мадеры, а не Хереса,-- parole d'honneur, такъ!

Всѣ снова неудержимо захохотали... Но добродушная шутка не смягчила дѣла, а только подлила масла въ огонь: хозяинъ совсѣмъ разсвирѣпѣлъ,-- казалось, вернулось время его бѣснованій по поводу пріятельскихъ шутокъ надъ островомъ Мадейрою!.. Охотно опускаемъ занавѣсъ, ибо произошолъ кавардакъ невообразимый: г. губернаторъ ругался, какъ сапожникъ,-- какъ ругался въ былые дни, когда еще далеко было ему до губернаторства; для убѣдительности, швырялъ стульями и даже креслами, и раза два брыкнулъ ногою стараго пріятеля, возглашавшаго сиплымъ голосомъ: "Мадера, голубчикъ, пощади себя!" Прочіе хохотали, но большинство, четыре человѣка, поспѣшили, уйти изъ кабинета...

Вотъ что надѣлалъ своею ошибкою Ардальонъ Красночубъ! Могъ-ли онъ предвидѣть подобную бурю?..

-- Уѣдемъ отсюда! Это сумашедшій человѣкъ.

Ареопагъ разстроился: пріятели гурьбою, одѣтые уже по дорожному, спускались съ лѣстницы...

-- И зачѣмъ они его дразнятъ?..

-- Вотъ поди-жъ ты!

-- Нашли ребенка! Ну, разъ пошутилъ, и будетъ! А то вѣдь до бѣшенства довели!..

-- Рады случаю -- побездѣльничать!

-- Да что за случай такой? Совсѣмъ даже незанимательно: повтореніе задовъ, и больше ничего!

Остался одинъ только старый баринъ, дразнившій губернатора мадерою: онъ отрезвился, и потому старался утишить бурю...

-- Нѣтъ, это онъ нарочно! кричалъ губернаторъ: -- Я знаю его: это писарь No 4-й, Ардальонъ Красночубъ! Я знаю это животное: у него всегда въ лицѣ такая противная усмѣшка,-- я это давно замѣчалъ!.. Благодаря вашимъ милымъ шуткамъ, эти хамы уже узнали, въ чемъ дѣло, и вотъ одинъ рѣшился, подъ видомъ ошибки, пустить въ дѣло непростительную дерзость! Онъ зналъ, что я беру роль Хереса, и вотъ и пустилъ въ дѣло свою хамскую дерзость!.. Но это даромъ не пройдетъ ему! Эй, человѣкъ!

-- Образумься, милый мой! усовѣщивалъ пріятель; -- Какъ можешь ты допускать, чтобы какой-то тамъ Красночубъ дерзнулъ шутить съ тобою?.. Вѣдь это просто басня, милѣйшій мой!..

-- Нѣтъ, не басня, а злой умыселъ! Позволь мнѣ знать лучше тебя людей, ибо я, какъ губернаторъ... Ну, однимъ словомъ!.. Эй, человѣкъ!

"Человѣкъ" давно уже стоялъ на вытяжку у дверей, не смѣя ни пошевельнуться, ни дохнуть, но губернаторъ, въ пылу гнѣва, совсѣмъ не замѣчалъ его...

-- Enfin, что ты будешь дѣлать?.. Человѣкъ давно здѣсь!

-- Позвать сюда немедленно писаря No 4-й! обратился губернаторъ къ человѣку!..

"Человѣкъ" стрѣлою вылетѣлъ изъ кабинета...

"Позвать сюда немедленно писаря No 4-й!" звучало неотразимо и грозно въ ушахъ камердинера, и онъ съ ушами, полными этихъ грозныхъ звуковъ, мчался вдаль... Между тѣмъ, за часъ до барскаго приказанія, въ каморкѣ Ардальона Красночуба происходило вотъ что:

Къ нему впопыхахъ вошли два писца, его сотоварищи, списавшіе, подобно ему, по два экземпляра Филомелы: то были писарь No 5-й и писарь No 8-й...

Одинъ изъ нихъ испуганнымъ голосомъ началъ:

-- Слушай, Красночубъ: бѣда! Кто изъ насъ трехъ, въ спискѣ дѣйствующихъ лицъ, вмѣсто Хереса написалъ Мадеру?..

-- Не я! отвѣтилъ на это другой посѣтитель:-- даю голову на отсѣченіе, что не я! Въ каждомъ мѣстѣ, помню хорошо, писалъ Хересъ, какъ требуется!..

-- И не я также! добавилъ вопрошавшій: -- тоже твердо знаю, что повсюду Хересъ писалъ Хересомъ!

И оба посѣтителя съ ужасомъ смотрѣли на Красночуба, словно на зачумленнаго!..

Красночубъ сначала не понялъ, въ чемъ дѣло, чего хотятъ отъ него; но потомъ что-то сообразилъ и мгновенно поблѣднѣлъ...

-- Что-же такое, братцы? проговорилъ онъ, оправившись отъ какого-то жуткаго, непріятнаго ощущенія, такъ неожиданно овладѣвшаго имъ...

-- Вотъ что, дружище: бѣги отсюда куда-нибудь! продолжалъ поспѣшно и полушопотомъ одинъ изъ товарищей:-- Тамъ бѣда теперь! Петръ подслушалъ у дверей: говоритъ,-- ругается, кричитъ, грозится,-- это нашъ-то!.. Тѣ смѣются, а онъ-то еще пуще серчаетъ, чуть на стѣну не лѣзетъ,-- бѣда совсѣмъ! Эхъ горе, горе! И какъ это тебя угораздило? Вѣдь ты, чудакъ, въ больное-то мѣсто попалъ: вѣдь нашего-то Мадерою дразнятъ,-- давняя кличка его, сказывалъ сейчасъ Петруха, и за эту-то кличку онъ завсегда въ звѣря преобращается! А другое -- то, что онъ этого самаго Хереса, прахъ его побери, играть хочетъ! Понялъ ты теперь, въ чемъ дѣло?-- Выходитъ, будто ты нарочно Мадеру эту написалъ!..

-- Аль ты въ самомъ дѣлѣ хотѣлъ подшутить надъ бариномъ? спросилъ было другой товарищъ, но увидавъ неподдѣльный ужасъ на лицѣ Красночуба, торопливо и тоже полу шопотомъ произнесъ: -- Бѣги, дружище, пока не кинулись! Вотъ отъ насъ тебѣ полтина денегъ на дорогу,-- валяй поскорѣе отсюда! Измучитъ, изобьетъ!..

-- Да еще и въ Сибирь зашлетъ! заключилъ первый товарищъ...

-- Правда. Помню! Коли лютуетъ,-- значитъ, ошибка есть, и должно быть -- въ спискѣ лицъ: Николка этотъ, подлецъ, приставалъ тогда, писать не давалъ! Эхъ!..

И Красночубъ трагически опустилъ руки и повѣсилъ голову...

-- Бѣги-же, говорятъ тебѣ! Аль самого себя не жалко?..

Посѣтители торопливо ушли...

Черезъ полчаса, въ каморку Красночуба влетѣлъ барскій камердинеръ, но никого въ ней не нашелъ; побѣжалъ искать виновнаго по другимъ мѣстамъ, по всему двору сдѣлали тревогу, но напрасно: Красночубъ исчезъ!..

IV.

Красночубъ исчезъ, но куда?.. Пустился-ли "въ бѣга", по частому обычаю тогдашнихъ дворовыхъ, или съ отчаянія бросился въ только что вскрывшуюся рѣку, -- объ этомъ, можетъ быть, узнаемъ послѣ; теперь-же остановимъ наше вниманіе на другихъ событіяхъ...

Предполагавшійся спектакль разстроился или, вѣрнѣе, былъ отложенъ на неопредѣленное время, ибо баринъ все-таки роздалъ своимъ артистамъ роли, приказавъ непремѣнно учить ихъ и твердо знать -- въ случаѣ надобности; самъ-же продолжалъ свирѣпствовать, т. е. разыскивать виновнаго... Старый его пріятель плюнулъ и уѣхалъ, изрекши такое заключеніе: "Это чортъ, а не человѣкъ, и будь не я, если онъ въ скоромъ времени не слетитъ съ губернаторства за бѣшеный нравъ!.."

Розыски виновнаго состояли въ слѣдующемъ: "Палашка", тетка Красночуба, была нещадно высѣчена "на конюшнѣ", ибо она, какъ тетка, должна непремѣнно знать, куда дѣвался ея племянникъ: быть не можетъ, чтобы она не состояла въ стачкѣ съ нимъ! Николку подвергли самому строгому допросу и, не добившись ничего путнаго, также приказали высѣчь; Николка, послѣ этого, слегъ въ свою убогую постель, состоявшую изъ одного рванаго тулупа, постланнаго въ углу Ардальоновой каморки... Писарей No 5 и No 8, списывавшихъ, подобно Ардальону, Филомелу, посадили предварительно подъ арестъ; затѣмъ г. губернаторъ лично чинилъ имъ допросъ,-- не знали-ли они заблаговременно о небрежной работѣ "скота-Ардальошки", не были-ли въ стачкѣ съ нимъ по этому случаю, неукрыли-ли, наконецъ, гдѣ нибудь виновнаго,-- и, получая отрицательные отвѣты, собственноручно давалъ арестованнымъ звонкія пощечины, и затѣмъ приказывалъ стоявшимъ на готовѣ экзекуторамъ бить ихъ палками по чемъ попало... Наконецъ, избитыхъ и окровавленныхъ переписчиковъ роковой для нихъ Крыловской трагедіи посадили на двѣ недѣли. снова подъ арестъ -- на хлѣбъ и на воду!..

Остальные писцы, совсѣмъ не принимавшіе участія въ перепискѣ трагедіи, также не избѣгли слѣдствія и суда: они были собраны въ барскую прихожую, выслушали отъ барина множество отборныхъ ругательствъ, и съ двумя пощечинами, доставшимися на долю двумъ изъ нихъ, ближе другихъ стоявшимъ къ барину, были прогнаны вонъ, съ приказаніемъ каждому сѣсть подъ арестъ на два дня...

Одна изъ кухарокъ, замѣченная давно уже въ томъ, что иногда приносила Красночубу обѣдъ, когда тотъ, долго крѣпясь, наконецъ расхварывался, метаясь безпомощно по постели,-- также была подвергнута допросу и затѣмъ высѣчена на конюшнѣ...

Всѣ эти допросы и истязанія губернаторъ постарался мотивировать возможно-приличнымъ образомъ: писарь No 4, Ардальонъ Красночубъ, весьма небрежно и со множествомъ ошибокъ изготовилъ заказанныя ему рукописи, чѣмъ выказалъ свое неуваженіе къ возложенной на него обязанности (о единственной ошибкѣ: -- "Мадера" вмѣсто "Хереса" -- вовсе умалчивалось, по понятной причинѣ); видно по изготовленнымъ рукописямъ, что онъ, писарь No 4, Ардальонъ Красночубъ, во время переписыванія находился къ нетрезвомъ видѣ, о чемъ свидѣтельствуютъ многія сальныя пятна въ разныхъ мѣстахъ рукописей; другіе его товарищи, конечно, знали о такой крайней небрежности въ работѣ и даже, видно, подражали ему, что и доказывается представленными ими рукописями, далеко не безукоризненной работы. Наконецъ писарь No 4, совершивъ такой "злонамѣренный" проступокъ, бѣжалъ отъ заслуженнаго наказанія, а этотъ послѣдній фактъ составляетъ уже преступленіе, ибо бѣгство отъ законныхъ властей строго воспрещается; его пріятели и близкіе къ нему дворовые люди должны непремѣнно знать, куда онъ дѣвался, ибо быть не можетъ, чтобы не было между ними какихъ-либо совѣщаній по сему предмету, когда виновность писаря No 4 достаточно уже обнаружилась; но такъ какъ всѣ они умалчиваютъ о мѣстѣ его нахожденія, то и подлежатъ за это строгому наказанію, ибо укрывательство виновныхъ и способствованіе имъ къ побѣгу есть не менѣе важное преступленіе, предусмотрѣнное законами...

Черезъ недѣлю послѣ всѣхъ этихъ экзекуцій отыскался, наконецъ, какъ будто-бы виновный: рѣка, въ двухъ верстахъ за городомъ, выбросила какого-то утопленника, въ которомъ, однако, нельзя было распознать ни одной человѣческой личности -- по крайнему разложенію организма; вслѣдствіе этого возникли два противоположныхъ мнѣнія: одни утверждали, что это Ардальонъ Красночубъ, другіе-же оспаривали всякое сходство съ исчезнувшимъ переписчикомъ Филомелы... На чьей сторонѣ была правда, осталось навсегда нерѣшеннымъ вопросомъ, ибо исчезнувшій не появлялся въ другомъ видѣ -- и дѣло о немъ кануло въ вѣчность...

Господинъ губернаторъ значительно послѣ этого попритихъ; но не утихли толки въ городѣ,-- напротивъ, они разростались и принимали зловѣщій, грозный характеръ: ходили слухи, что жители намѣрены воспользоваться ожидаемымъ къ лѣту проѣздомъ черезъ ихъ городъ государя, и подать ему жалобу на губернатора, отъ котораго житья совсѣмъ не стало... Говорили, "что этакъ нельзя", что если онъ тиранствуетъ такъ надъ своими крѣпостными, то почему-же ему, со временемъ, не продѣлывать того-же самаго и надъ другими людьми,-- благо никто ему "осадки не дастъ"?..

Что вышло изъ этихъ толковъ и угрозъ,-- зри ниже.

Въ началѣ лѣта, дѣйствительно, пріѣхалъ государь и остановился въ губернаторскомъ домѣ; тотчасъ-же вездѣ стало извѣстно, что не дольше, какъ черезъ пять часовъ, онъ оставляетъ городъ и ѣдетъ далѣе.

Государь, какъ это всегда водится, былъ встрѣченъ губернаторомъ и прочими властями, и сопровожденъ до мѣста остановки, т. е. до губернаторскаго дома; народъ толпился и кричалъ "ура", государь откланивался; на мѣстѣ остановки слѣдовали обычные рапорты самаго невиннаго свойства... Затѣмъ было объявлено, что государь будетъ обѣдать, послѣ обѣда отдыхать, и наконецъ прослѣдуетъ въ дальнѣйшій путь...

Въ назначенное время, государь отдалъ приказъ собираться дальше; въ ожиданіи сборовъ, онъ стоялъ у окошка и разсѣянно смотрѣлъ на разстилавшуюся передъ нимъ городскую площадь.

Вдругъ онъ замѣтилъ вдали большую толпу людей, очевидно направлявшихся къ губернаторскому дому.

-- Посмотрите, что за люди? Вѣроятно, ко мнѣ?.. обратился онъ къ стоявшимъ возлѣ него...

Г-нъ губернаторъ, на котораго упалъ вопросительный взоръ тосударя, мгновенно поблѣднѣлъ и не былъ въ состояніи ничего отвѣтить; но городской голова выручилъ его:

-- Это, ваше величество, благодарственная депутація отъ города -- о мирномъ благосостояніи края! отчетливо и бойко произнесъ онъ...

Государь махнулъ рукою:

-- Скажите, что нѣтъ больше времени у меня!

Въ эту минуту доложили: "Экипажи готовы-съ!.."

Александръ Павловичъ отошелъ отъ окна и, черезъ десять минутъ, ѣхалъ уже дальше...

Какая-же это была "депутація?.."

Собиралась гроза на нашего губернатора, да была неожиданно разряжена случайно попавшимся громоотводомъ!..

Роль громоотвода удачно и ловко выполнилъ городской голова, осуществляя на практикѣ знаменитое русское изреченіе: "рука руку моетъ,-- и обѣ чисты бываютъ..."

Головою горожане также не были довольны, но все-таки подобнаго казуса никоимъ образомъ не ожидали отъ него. Да не онъ-ли, этотъ голова, самъ возставалъ противъ губернаторскихъ злоупотребленій и открыто, во многихъ домахъ, проповѣдывалъ, что надо жаловаться на губернатора?..

Но слово отъ дѣла далеко отстоитъ,-- а этого-то и не приняли въ разсчетъ господа недовольные.

Эффектъ былъ еще поразительнѣе, когда, черезъ два мѣсяца послѣ этого, губернаторъ былъ удостоенъ высочайшей награды -- "за примѣрное управленіе ввѣреннымъ ему краемъ!!."

Молва о нашемъ знаменитомъ губернаторѣ съ его подвигами, а также о томъ, какъ ловко ускользнулъ онъ отъ бѣды, благодаря городскому головѣ, -- и даже награду получилъ, -- распространилась далеко... Иванъ Андреевичъ Крыловъ, котораго "Филомела" была источникомъ бѣдствій для губернаторской дворни, много смѣялся, слушая всѣ эти исторіи, и въ заключеніе написалъ басню "Рыбьи пляски"... Содержаніе ея (для непомнящихъ этой басни) состоитъ въ слѣдующемъ:

Левъ надъ рыбами поставилъ начальникомъ лисицу.

Скоро до него дошли слухи о злоупотребленіяхъ поставленнаго начальника. Левъ отправляется на ревизію, и что-же видитъ!-- Лисица и мужикъ, ея секретарь, жарятъ рыбу на сковородѣ!!.. Левъ пускается въ разспросы:

-- Каково положеніе края?

-- Хорошо, государь, всѣ благословляютъ тебя!

-- А отчего это пляшутъ такъ рыбы на сковородѣ?..

-- Это онѣ отъ радости, государь, что увидѣли тебя!

Левъ не стерпѣлъ такой явной лжи -- и заставилъ лисицу и ея секретаря плясать у себя въ лапахъ...

Таково содержаніе басни; оно, можетъ быть, и напоминаетъ нашу исторію, но только никакъ не развязкой своею: мы оставили въ сторонѣ давнюю литературную теорію, по которой, что бы тамъ ни происходило, но въ концѣ концовъ добродѣтель всегда торжествуетъ, а порокъ бываетъ наказанъ. Мы не могли такъ закончить, потому что писали нашу картину съ дѣйствительности, перешедшей уже въ область исторіи...

А. Лякидэ.

"Наблюдатель", No 5, 1882