Тургенев Иван Сергеевич - (Воспоминания о H. В. Станкевиче)

И. С. Тургенев

<Воспоминания о H. В. Станкевиче>

И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах

Сочинения в двенадцати томах

Издание второе, исправленное и дополненное

М., "Наука", 1980

Сочинения. Том пятый.

Повести и рассказы 1853--1857 годов. Рудин. Статьи и воспоминания 1855--1859

Меня познакомил с Станкевичем в Берлине Грановский -- в 1838-м году, в конце. До того времени я слышал о нем мало. Помню я, что когда Грановский упомянул о приезде Станкевича в Берлин, я спросил его -- не "виршеплет" ли это Станкевич,-- и Грановский, смеясь, представил мне его под именем "виршеплета". В теченье зимы я довольно часто видался с Станкевичем -- но не помню, чтоб мы вместе ходили на лекции: он брал privatissima {самым частным образом (лат.).} у Вердера -- а в университет не ходил. Станкевич не очень-то меня жаловал -- и гораздо больше знался с Грановским и Неверовым. Я очень скоро почувствовал к нему уважение и нечто вроде боязни, проистекавшей, впрочем, не от его обхожденья со мною, которое было весьма ласково, как со всеми, но от внутреннего сознания собственной недостойности и лживости. Станкевич жил в то время один -- но у него с утра до вечера гостила одна девица, по имени Берта, недурная собой и неглупая; она в последствии времени очень плохо кончила, сошлась с Ефремовым и была выслана из Берлина, чуть ли не за кражу. Она была довольно остра и забавна по-берлински. Помню я одну ее остроту, переданную Станкевичем: у ней была сестра, которой пришлось раз ночевать у Станкевича,-- Берта объявила, что она не хочет, чтобы на эту ночь была "allgemeine Pressfreiheit" {"полная свобода печати" (нем.).}, хотя она и либералка. Станкевич любил женский пол, но в душе был целомудрен -- особенно если сравнить его с нынешней soi-disant {так называемой (франц.).} молодежью. Здоровье его уже тогда было плохо -- мы знали все, что он страдает грудью, и к нему ездил д-р Баре (Barez), который обращался с ним очень дружелюбно. (Он был тогда первым врачом в Берлине.) Впрочем, Станкевич много выходил и театр посещал часто, особенно немецкую оперу. Тогда соперничали две певицы: Лёве и Фассманн -- признаться сказать, обе довольно плохие. Грановский был поклонником Лёве, высокой и красивой брюнетки, Станкевич предпочитал Фассманн, блондинку. Любимцами Станкевича были два комика: Герн и Бекманн. Герн был карикатурист вроде Живокини; у Бекманна было много неподдельного, спокойного юмору. В характере Станкевича было много веселости, и он любил посмеяться. Чаще всего встречал я его у Фроловых. Он почти все вечера проводил у них. Между им и г-жой Фроловой существовало отношение весьма дружественное. Эта г-жа Фролова (первая жена Н. Г. Фролова, урожденная Галахова) была женщина очень замечательная. Уже немолодая, с здоровьем совершенно расстроенным (она скоро потом умерла), некрасивая -- она невольно привлекала своим тонким женским умом и грацией. Она обладала искусством -- mettre les gens à leur aise {вызывать у людей ощущение непринужденности (франц.).}, сама говорила немного, но каждое слово ее не забывалось. В ней было много наблюдательности и понимания людей. Русского в ней было мало -- она скорее походила на очень умную француженку -- un peu de l'ancien rêgime {немножко старорежимную (франц.).}. Стефания Баденская считала ее в числе своих приятельниц -- Беттина часто ходила к ней, хотя в душе ее побаивалась. Г-жа Фролова обходилась с Беттиной un peu de haut en bas {немножко свысока (франц.).}. Вердер бывал у ней часто -- Гумбольдт посещал ее иногда. Я ходил туда молчать, разиня рот, и слушать. Фролов сам никогда не вмешивался в разговор -- сидел в углу, разливал чай, значительно мычал, поводил глазами, подергивал усы -- но не раскрывал рта. Станкевича Фролова очень любила и уважала. Она сходилась с ним в мнениях. Впрочем, я не слыхал, чтобы она с ним говорила о философии. Это было дело Вердера, который разговаривать не умел. Раз, по уходе Вердера, я не мог удержаться и воскликнул: "В первый раз слышу человека!" -- "Да,-- заметила Фролова,-- жаль только, что он с одним собой знаком". Фарнгаген (известный биограф) ходил к Фроловым -- он любил выводить на свежую воду Беттину, которая его терпеть не могла и называла его Giftesel {ядовитый осел (нем.).}.

Повторяю, что во время моего пребывания в Берлине я не добился доверенности или расположения Станкевича; он, кажется, ни разу не был у меня, Грановский был всего только раз -- и при мне у них не было откровенных разговоров. Станкевич, помнится, не любил тогда Жорж Занд -- а о Белинском отзывался хотя дружественно, но несколько насмешливо... "Ну! -- воскликнул он раз, услыхав о какой-то либеральной, но глупой выходке,-- теперь Виссариона хоть овсом не корми!" Я тогда о Белинском ничего не знал -- и помню это слово Станкевича только по милости странного имени: Виссарион -- поразившего меня. Берта, о которой я говорил выше, была отчасти причиной холодности Станкевича ко мне: я раз поехал с ней кататься верхом в Тиргартен -- она очень со мной кокетничала,-- а вернувшись, уверила Станкевича, что я делал ей предложения: а она просто мне не нравилась. Вот всё, что я помню из пребывания Станкевича в Берлине.

Я встретил его потом в начале 1840-го года в Италии, в Риме. Здоровье его значительно стало хуже -- голос получил какую-то болезненную сиплость, сухой кашель часто мешал ему говорить. В Риме я сошелся с ним гораздо теснее, чем в Берлине,-- я его видел каждый день -- и он ко мне почувствовал расположение. В Риме находилось тогда русское семейство Ховриных, к которым Станкевич, я и еще один русский, А. П. Ефремов, ходили беспрестанно. Семейство это состояло из мужа (весьма глупого человека, отставного гусара), жены, известной московской барыни, Марьи Дмитриевны -- и двух дочерей. Старшей тогда только что минуло шестнадцать лет -- она была очень мила и, кажется, втайне, чувствовала большую симпатию к Станкевичу, который отвечал ей дружеским, почти отеческим чувством. (Сам он тогда думал о Дьяковой, которая жила в Неаполе и с которой он съехался потом.) Остальных лиц тогдашнего нашего кружка я не стану описывать -- Станкевич говорит о них в своих письмах. Мы разъезжали по окрестностям Рима вместе, осматривали памятники и древности. Станкевич не отставал от нас, хотя часто плохо себя чувствовал; но дух его никогда не падал, и всё, что он ни говорил -- о древнем мире, о живописи, ваянии и т. д.,-- было исполнено возвышенной правды и какой-то свежей красоты и молодости. Помню я раз -- мы шли с ним к Ховриным и говорили о Пушкине, которого он любил страстно, так же как и Гоголя. Он начал читать стихотворение: "Снова тучи надо мною" -- своим чуть слышным голосом... Ховрикы жили очень высоко -- в четвертом этаже. Взбираясь на лестницу, Станкевич продолжал читать и вдруг остановился, кашлянул и поднес платок к губам -- на платке показалась кровь... Я невольно содрогнулся -- а он только улыбнулся и дочел стихотворение до конца. Изредка находил на него, однако, страх -- как бы предчувствие близкой смерти. Раз, возвращаясь уже вечером в открытой коляске из Альбано,-- поравнялись мы с высокой развалиной, обросшей плющом, мне почему-то вздумалось вдруг закричать громким голосом: "Divus Caius Julius Caesar" {"Божественный Кай Юлий Цезарь" (лат.).} -- в развалине эхо отозвалось будто стоном. Станкевич, который до того времени был очень разговорчив и весел,-- вдруг побледнел, умолк и погодя немного проговорил с каким-то странным выражением: "Зачем вы это сделали?" В то время в Риме беспрестанно случались убийства, чуть ли не по одному на день. Говорили даже, что убийцы пробираются на квартиры иностранцев. Станкевич перепугался, приказал устроить у своей двери железные болты и крюки -- и баррикадировался с вечера. Раз я его спросил, что бы он сделал, если б вдруг, ночью, открывая глаза, он увидал, что какой-то незнакомый человек шарит по его комнате? "Что бы я сделал? -- возразил Станкевич.-- Самым нежным голоском, чтобы не подать ему даже мысли, что я могу защищаться, сказал бы я ему: "Саrissimo signor ladrone! (И Станкевич придал своему голосу самое умоляющее выраженье.) -- Carissimo signore! Prendete tutto ciè che voletê -- ma lasciate mi la vita! -- per carita!"" {"Дражайший господин грабитель! -- Дражайший господин! Возьмите, что хотите, только оставьте мне жизнь! -- будьте милосердны!" (итал.).} В Станкевиче была способность даже к фарсу. Помню, раз из шести поданных ему панталон ни одни не оказались годными; он вдруг принялся отплясывать по комнате в одних подштанниках с самыми уморительными гримасами -- а это происходило месяца за три до его смерти. Хохотал он иногда до упаду -- никогда не забуду, как он однажды смеялся, прочтя в "Тарасе Бульбе", что жид, снявши свою верхнюю одежду, стал вдруг похож на цыпленка. И в то же время невозможно передать словами, какое он внушал к себе уважение, почти благоговение. Шевырев в то время был в Риме -- и ужасно льстил Станкевичу и вилял перед ним, хотя со всеми другими обходился, по обыкновению, с педантической самоуверенностью. Станкевич несколько раз осаживал меня довольно круто, чего он в Берлине не делал -- в Берлине он меня чуждался. Раз в катакомбах, проходя мимо маленьких нишей, в которых до сих пор сохранились остатки подземного богослужения христиан в первые века христианства, я воскликнул: "Это были слепые орудия провидения". Станкевич довольно сурово заметил, что "слепых орудий в истории нет -- да и нигде их нет". В другой раз перед мраморной статуей св. Цецилии я проговорил стихи Жуковского:

И прелести явленьем по привычке

Любуется, как встарь, душа моя,--

Станкевич заметил -- что плохо тому, кто по привычке любуется прелестью, да еще в такие молодые годы.

В то время жил в Риме некто Брыкчинский, поляк, друг Листа и отличный пианист, умиравший от чахотки, Станкевич его очень любил -- у Брыкчинского было весьма замечательное, энергическое и умное лицо -- он знал, что его болезнь безнадежна, а мы все знали, что и Станкевича болезнь безнадежна. Он давно любил Дьякову, на сестре которой чуть не женился,-- и, говорят, съехавшись с нею перед смертью, был чрезвычайно счастлив. Мы знали про его любовь -- но уважали его тайну. Станкевич оттого так действовал на других, что сам о себе не думал, истинно интересовался каждым человеком и, как бы сам того не замечая, увлекал его вслед за собою в область Идеала. Никто так гуманно, так прекрасно не спорил, как он. Фразы в нем следа не было -- даже Толстой (Л. Н.) не нашел бы ее в нем. Он первый дал Шушу (так звали старшую дочь Ховриной) читать Шиллера -- и играл с ней в четыре руки на фортепьяно. Незадолго до смерти он написал мне довольно большое письмо, которое я прилагаю. Умер он, как известно, в Новаре; он вместе с Ефремовым и Дьяковой ехал в Северную Италию, на берега Lago di Como. Станкевич был более нежели среднего роста, очень хорошо сложен -- по его сложению нельзя было предполагать в нем склонности к чахотке. У него были прекрасные черные волосы, покатый лоб, небольшие карие глаза; взор его был очень ласков и весел; нос тонкий, с горбиной, красивый, с подвижными ноздрями, губы тоже довольно тонкие, с резко означенными углами; когда он улыбался -- они слегка кривились, но очень мило,-- вообще улыбка его была чрезвычайно приветлива и добродушна, хоть и насмешлива; руки у него были довольно большие, узловатые, как у старика; во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная distinction {благовоспитанность (франц.).} -- точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении. Одевался он просто -- носил обыкновенно палку. Ни разу не слыхал я от него жалоб на свое здоровье; о болезни своей он говорил не иначе как в шутливом тоне; никогда он не хандрил. Когда я изображал Донорского (в "Рудине"), образ Станкевича носился передо мной -- но всё это только бледный очерк.

В нем была наивность, почти детская -- еще более трогательная и удивительная при его уме. Раз на прощанье с г-жой Фроловой он принес ей в подарок круглую (так называемую геморроидальную) подушку под сидение -- принес и вдруг догадался, что вид ее неприличен, сконфузился и так и остался с подушкой в руках -- и, наконец, расхохотался. Он был очень религиозен -- но редко говорил о религии. По-французски говорил порядочно, по-немецки лучше -- немецкий язык он знал очень хорошо. Я забыл сказать, что в Риме я одно время рисовал карикатуры -- иногда довольно удачно; Станкевич задавал мне разные, забавные сюжеты -- и очень этим потешался. Особенно смеялся он одной карикатуре, в которой я изобразил свадьбу Маркова (живописца, теперешнего профессора); Марков вздыхал тоже по Шушу, к которой, грешный человек, и я не был совершенно равнодушен.

Станкевич упоминает в своих письмах о сестре Фроловой, г-же Кёне. Она приезжала в Берлин к своей сестре. Помню я, что она была недурна собой, очень тиха и носила длинные белокурые букли. Впрочем, между ею и сестрой ее не было ничего общего; Фролову напоминал скорей ее брат, Иван Галахов, уже умерший, которого я встречал в Москве. Фролова умела, когда хотела, быть чрезвычайно блестящей в разговоре; помню, раз приехал к ней в Берлин один очень умный француз, граф или маркиз. Вдвоем они вели целый вечер такой диалог -- хоть бы из какой-нибудь "пословицы" Альфреда де Мюссе. Г-жа Фролова по уходе его назвала его un vrai gentleman {настоящим джентльменом (франц.).} -- тогда это слово не успело еще так опошлиться. В г-же Фроловой была наклонность к аристократии -- но столько в ней было доброты и простоты в то же время!

ПРИМЕЧАНИЯ

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

Горбачева, Молодые годы Т -- Горбачева В. Н. Молодые годы Тургенева. (По неизд. материалам). Казань, 1926.

Станкевич, Переписка -- Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830--1840 / Ред. и изд. Алексея Станкевича. М., 1914.

Стасюлевич -- Стасюлевич M. M. и его современники в их переписке. СПб., 1911 -- 1913. Т. I --V.

Т, Рудин, 1936 -- Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо. 2-е изд. М.; Л.: Academia, 1936.

Творч путь Т -- Творческий путь Тургенева. Сборник статей под редакцией Н. Л. Бродского. Пг.: Сеятель. 1923.

Ausgewählte Werke -- Iwan Turgênjew's Ausgewählte Werke. - Autorisierte Ausgabe, Mitau -- Hamburg, E. Behre's Verlag, 1869--1884.

Dolch -- Dolch Oscar. Geschichte des deutschen Studententhums von der Griindung der deutschen Universitäten bis zu den deutschen Freihetskriegen. Leipzig, 1858.

Tagebücher -- Varnhagen K.-A. Tagebücher, 1861 -- 1905, Bd. I-- XV

<ВОСПОМИНАНИЯ О Н. В. СТАНКЕВИЧЕ>

Впервые опубликовано Л. Н. Майковым по беловому автографу, извлеченному из бумаг П. В. Анненкова: BE, 1899, No 1, с. 10--16. Перепечатано: Рус Пропилеи, т. III. M., 1916, с. 133-- 138. Вошло в издание: Т, Сочинения, т. XII, с. 242--248.

Печатается по тому же беловому автографу -- ИРЛИ, ф. 93 (собрание П. Я. Дашкова), он. 3, No 1262.

Написано, по-видимому, в Спасском летом 1856 г., между 7(19) мая и 11(23) июля. На это указывает, с одной стороны, упоминание о романе "Рудин", опубликованном в январской и февральской книжках "Современника" 1856 г., а с другой -- то, что в воспоминаниях отмечаются черты сходства между Станкевичем и Л. Н. Толстым; с последним Тургенев, после недолгого знакомства в Петербурге в ноябре-декабре 1855 г., сблизился именно в эти летние месяцы 1856 г. Более точные данные отсутствуют.

Воспоминания о Станкевиче были написаны Тургеневым, вероятно, по просьбе П. В. Анненкова как подсобный материал для его статьи "Н. В. Станкевич. Биографический очерк" (Рус Вестн, 1857, No 2, кн. 1, с. 441--490, кн. 2, с. 695--738; No 4, кн. 1, с. 357--398); в том же году вышло отдельное издание, с добавлением писем Станкевича: "Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П. В. Анненковым", М., 1857.

Анненков, не знавший лично Станкевича, при составлении его биографии пользовался его перепиской и рассказами его друзей. Но ему не хватало, по-видимому, живых бытовых деталей, характеризующих Станкевича и его окружение, впечатлений от его внешности, манеры держаться, говорить и т. д. Всё это мог дать ему Тургенев, близко общавшийся со Станкевичем в последние месяцы его жизни; потому-то написанные им воспоминания носят такой личный, интимный характер. Анненков заимствовал из написанного Тургеневым ряд отдельных черточек и крупных или мелких фрагментов, выделяя их -- не всегда, однако -- кавычками и авторскими ремарками, без упоминания имени Тургенева. Так, описание внешности Станкевича, взятое из записки Тургенева дословно, дано в кавычках с авторскими вводными словами: "Одному из его знакомых мы обязаны следующим описанием наружности Станкевича" (Станкевич, Переписка, 233); эпизод у развалины по дороге из Альбано в Рим дан в такой форме: "... одному из товарищей его вздумалось закричать громким голосом: Divus Caius Julius Caesar" (там же, с. 166); описание остроумнейшей беседы Е. П. Фроловой с гостем-французом введено со словами: "Один из молодых русских, так радушно принятых ею в Берлине, рассказывал нам сцену, которой был очевидцем" (там же, с. 210--211); рассказ о том, как Станкевич читал стихи Пушкина, подымаясь по лестнице, поясняется замечанием: "Приятель, сопровождавший его, следовал за ним и видел..." (там же, с. 228). Характеристики отношений между Фроловой и Беттиной Арним, Фарнгагеном и Беттиной (там же, с. 210), упоминание об отрицательном отношении Станкевича к Жорж Санд (с. 226) даны без ссылки на источник, но эти данные явно заимствованы Анненковым из воспоминаний Тургенева.

Тургенев очень интересовался работой Анненкова над биографией и перепиской Станкевича и не раз спрашивал о ходе работы в письмах к Анненкову: "А что биография Станкевича -- когда выйдет?" (3(15) января 1857 г.); "Да, кстати, что же издание писем Станкевича? Подвигается?" (4(16) марта 1857 г.); "я с истинным нетерпением ожидаю статьи о Станкевиче" (9(21) марта 1857 г.). По прочтении первых двух статей о Станкевиче в "Русском вестнике" Тургенев, воздавая "хвалу" Анненкову, писал ему 3(15) апреля 1857 г.: "Вы воскресили мне его (Станкевича) светлое лицо, Вы перенесли меня во времена моей молодости, весь смысл его жизни угадан, верно, тонко передан -- спасибо! Но зачем Вы иногда так мудрено пишете? <...> Еще раз искреннее и горячее спасибо. Да издайте, ради бога, скорее эти письма. Я уже их обещал (Л. Н.) Толстому, который будет упиваться ими, за это я ручаюсь".

Еще до публикации статей Анненкова Тургенев, прочитав в 9-й книжке "Современника" шестую статью "Очерков Гоголевского периода русской литературы" Чернышевского, где речь шла о кружках 30-х годов, о Станкевиче, Белинском и "друзьях г. Огарева" (т. е. о Герцене), в ряде писем к друзьям выразил свое удовлетворение -- очевидно тем, что в статье отдавалось должное историческому значению Белинского, Станкевича и их сверстников. "Статья Чернышевского меня искренно порадовала",-- писал он Панаеву 29 октября (10 ноября) 1856 г., делая при этом оговорку о том, что Чернышевский "несколько нецеремонно обходится с живыми людьми, рассматривая их частную жизнь с исторической точки зрения...". "Сознаюсь,-- продолжает он,-- что при выбранном им предмете трудно было совершенно избегнуть это неудобство, но все-таки считаю своею обязанностью это заметить. А статья прекрасна, и иные страницы меня истинно тронули". Так же писал Тургенев братьям Колбасиным ("От статьи Чер<нышевско>го я пришел в умиление -- пожмите ему от меня за нее руку" -- 19(31) октября 1856 г.), Боткину (25 октября (6 ноября) 1856 г.), Дружинину (30 октября (И ноября) 1856 г.), Л. Н. Толстому (16(28) ноября 1856 г.), резко разойдясь во мнении с Анненковым и Боткиным (см.: Т и круг Совр, с. 284). В статье Чернышевского он видел подтверждение того, что в художественной форме было им высказано устами Лежнева в "Рудине".

Образ Станкевича находил себе неоднократно -- и до и после написания статьи о нем для Анненкова -- отражения в творчестве Тургенева. В рассказе "Андрей Колосов", по мнению некоторых исследователей, Тургенев, отмечая высокий авторитет своего героя среди товарищей, в какой-то степени воспроизводил черты, характерные для Станкевича в годы его студенчества (Гершензон М. О. Образы прошлого. М., 1912, с. 162--163; Бродский Н. Л. Поэты кружка Станкевича. СПб., 1913, с. 60; Машинский С. Станкевич и его кружок.-- В его кн.: Слово и время. Статьи. М., 1975, с. 47--52), Однако позднейшие исследования не подтверждают этого мнения,-- см. наст. изд., т. 4, с. 555, примечания к "Андрею Колосову". В статье "Два слова о Грановском" (1855) с глубоким уважением упомянуто имя Станкевича (см. наст. том, с. 327). Образ Станкевича и атмосфера его кружка запечатлены в "Рудине" в образах Покорского и его друзей (см. наст. том, с. 255-- 258). Позднее, в повести "Призраки" (1863), Тургенев воспроизвел эпизод, рассказанный в воспоминаниях о Станкевиче,-- воззвание, обращенное к Юлию Цезарю среди развалин. Сюжет повести "Несчастная" (1868) возник из рассказа Станкевича, в его письме к Я. М. Неверову от 15(27) сентября 1833 г., о трагически погибшей девушке Эмилии, приемной дочери московского музыканта Ф. Гебеля (см.: Станкевич, Переписка, с. 245 -- 247). Четыре строки из посвященного ей стихотворения Станкевича "На смерть Эмилии" цитируются в тексте последней, XXVIII главы повести.

Первая публикация воспоминаний о Станкевиче в "Вестнике Европы" 1899 г. вызвала несколько рецензий в газетах: Рус Вед, 1899, No 13, 13(25) января, с. 2 (Новости литературы и журналистики); Новое время, 1899, No 8208, 3(15) января, с. 3 (Среди газет и журналов) и др.

Стр. 360. Меня познакомил с Станкевичем ~ в 1838-м году, в конце.-- Тургенев допускает неточность. Первое знакомство его со Станкевичем состоялось в 1833 г. в Московском университете (см.: Станкевич, Переписка, с. 64). В период жизни Тургенева в Петербурге (1834--1838) и в первые месяцы его пребывания в Германии (летом 1838 г.) они не встречались (если не считать мимолетную встречу в Эмсе, в середине июня) и увиделись в Берлине, но возвращении туда Станкевича из путешествия по Германии, 23 сентября (5 октября) 1838 г. Зиму 1838--1839 г., а также летом -- в июне 1839 г. Тургенев и Станкевич изредка встречались в Берлине (см. письмо Тургенева к Т. Н. Грановскому от 8(20) июня 1839 г. из Берлина). Осенью 1839 г. Тургенев вернулся в Россию, а в конце февраля 1840 г. приехал в Рим, где вновь увиделся со Станкевичем -- и на этот раз ближе сошелся с ним. Первые страницы воспоминаний Тургенева относятся к берлинским их встречам 1838--1839 гг.

...не "виршеплет" ли это Станкевич...-- Этот вопрос Тургенева вызван был тем, что в 1829--1836 гг. Станкевич опубликовал в журналах и альманахах несколько лирических стихотворений (см.: Станкевич Н. В. Стихотворения.-- Трагедия.-- Проза. М., 1890).

... он ~ в университет не ходил.-- Как видно из писем Станкевича к родным и друзьям, он на самом деле гораздо ближе был связан с Берлинским университетом, чем изображает Тургенев: в 1838 г. он посещал лекции профессоров К. Вердера(1806--1893) по философии, Л. Ранке (1795--1886) по новейшей истории, Г. Гото (H. Hotho, 1802--1873) по искусствоведению и других (см.: Станкевич, Переписка, с. 175, 187 и др.).

Неверов -- Януарий Михайлович (1810--1893), друг Станкевича (с которым был в переписке с 1831 г.) и Грановского, впоследствии -- писатель и педагог, автор статей о воспитании и воспоминаний о Тургеневе (Рус Ст, 1883, No 11). Тургенев познакомился с ним весной 1838 г. в Эмсе, где Неверов находился вместе со Станкевичем. В 1838--1839 гг. Неверов жил в Берлине на одной квартире с Тургеневым; он познакомил Тургенева с К. Фарнгагеном фон Энзе, с оппозиционно настроенным семейством Знгмунта, отца Эммы Гервег, жены Г. Гервега, и другими берлинцами. В 1839 г. Неверов и Грановский уехали в Россию.

...девица, по имени Берта...-- О ней упоминает Тургенев в письмах к Грановскому от 8(20) июня 1839 г. и 4(16) июля 1840 г. Сохранились два ее письма к Тургеневу по поводу смерти Станкевича (ГИМ).

...с Ефремовым...-- Александр Павлович Ефремов (1814--1876) -- друг Станкевича, приятель Белинского, Бакунина и Тургенева. В 1839--1841 гг. изучал географические дисциплины в Берлинском университете. В 1840 году состоял в переписке с Тургеневым.

Стр. 361. ...Станкевич ~ театр посещал часто...-- Станкевич в Берлине посещал Оперный и Кенигштадтский театры. Упомянутые Тургеневым певицы -- Каролина Лёве (1816--1901) и Августа Фассман (1808--1872) выступали в Оперном театре, последняя главным образом в операх Глюка.

Любимцами Станкевича били ~ Герн и Векманн.-- Герн Альберт Леонард (1789--1869) и Бекманн Фридрих (1803--1866) -- комические актеры Кеннгштадтского театра; Бекманн -- автор н исполнитель многих "локальных поссов" (народных фарсов) с куплетами на злобу дня. О спектаклях с участием Бекманна Станкевич писал А. П. Ефремову еще в 1837 году, отмечая склонность этого актера вводить в исполняемые им роли "остроты своего изобретения", пользовавшиеся неизменным успехом у публики (см.: Станкевич, Переписка, с. 427). Станкевич и Тургенев, не без влияния Бекманна, сочиняли каламбуры и юмористические стихи, которые посылали своим друзьям. Высказано предположение, что пародийная сцена Тургенева "Нечто, или Чемодан" также навеяна впечатлениями от выступлении Бекманна (см. письмо Тургенева к М. А. Бакунину и А. П. Ефремову от 29 августа (10 сентября) 1840 г.).

Чаще всего встречал я его у Фроловых.-- Фроловы -- Николай Григорьевич (1812--1855) и Елизавета Павловна, урожд. Галахова,-- приехали в Берлин из Швейцарии в конце 1837 г. Фролов, бывший гвардейский офицер, в 1834/35 г. слушал лекции в Дерптском университете вместе с И. П. Галаховым. В конце 1840-х годов Фролов поместил в "Современнике" ряд своих работ: "Исправительные тюрьмы в Швейцарии" (1847, No 9); перевод "Космоса" А. Гумбольдта (1847, No 10, 12; 1848, No 2, 7; 1849, No 9 и др.). С 1852 г. издавал журнал "Магазин землеведения и путешествий". В 1849 г. написал биографию Станкевича, оставшуюся неизданной: в ГИМ хранятся ее черновые рукописи и цензурованный наборный экземпляр с цензорскими купюрами (Лит Насл, т. 56, с. 169). Белинский относился отрицательно к трудам Фролова (Белинский, т. XII, с. 420). Тургенев дал ему памфлетную характеристику в "Гамлете Щигровского уезда" (см. наст. изд., т. 3, с. 263 и примеч., с. 5021.

Беттина -- Беттина (Элизабет) фон Арним, урожд. Брентано (1785--1859), немецкая писательница, автор "Переписки Гёте с ребенком" (1835). Уравновешенной, светской Е. П. Фроловой, которая мало интересовалась современной общественной и политической жизнью, была глубоко чужда эта темпераментная и эксцентричная женщина, проявлявшая жгучий интерес к современному революционному движению и социальным проблемам. Тургенева Беттина Арним в этот период интересовала как корреспондентка Гёте и его почитательница (см. наст. том, с. 495).

Гумбольдт -- Александр Гумбольдт (1769--1859), знаменитый немецкий естествоиспытатель; в 1829 г. по приглашению Николая I приезжал в Россию и объехал Урал, Сибирь и Центральную Азию.

Фарнгаген -- Фарнгаген фон Энзе, Карл Август (1785--1858), немецкий писатель и дипломат, мемуарист, критик и публицист; был знаком со многими русскими писателями и общественными деятелями, проявлял большой интерес к русской литературе, политической п общественной жизни, критически относился к политическому и социальному строю Германии. В его дневниках есть записи о некоторых вечерах у Фроловых. Так, в апреле 1838 г. у них были споры о духовном наследии, культуре и цивилизации (Tagehücher. В. I, S. 89). а 6 декабря 1838 г. обсуждалось художественное и общественное значение романа Гёте "Годы учения и странствований Вильгельма Мейстера" (Tagebücher, В. I, S. 84). В дневниках -- немало упоминаний о Станкевиче и Тургеневе. В 1857 г.-- по-видимому, при содействии Фарнгагена -- в "Ежегоднике" Энциклопедического словаря Брокгауза ("Unsere Zeit. Jaurbuch zum Conversations-Lexicon") была опубликована статья о Белинском, содержащая первое упоминание о Станкевиче в западноевропейской печати (см.: Лит Насл, т. 56, с. 492--493).

Стр. 362. Я встретил его ~ в Риме.-- Тургенев с конца февраля по 12(24) апреля 1840 г. жил в Риме; туда же в начале марта н. ст. приехали из Флоренции Станкевич и А. П. Ефремов.

В Риме ~ семейство Ховриных...-- В доме Ховриных 26 февраля (9 марта) 1840 г. Тургенев встретил вновь Станкевича (см.: Станкевич, Переписка, с. 685). Ховрины -- Николай Васильевич, его жена Мария Дмитриевна (1801 --1877), их старшая дочь Александра Николаевна, в замужестве Бахметьева (1823-- 1901), называвшаяся в семейном и дружеском кругу "Шушу", нередко упоминаются в письмах Тургенева 1840 г. из Италии. Римские встречи вызвали у Тургенева два стихотворения, посвященных А. Н. Ховриной (см.: наст. изд., т. \, с. 312 п 314). Позднее А. Н. Бахметьева стала писательницей для детей и "для народа", строго религиозного направления с оттенком славянофильства.

Сам он тогда думал о Дьяковой...-- Дьякова Варвара Александровна, урожд. Бакунина (1812--1866) -- вторая из сестер Бакуниных, друг Станкевича, ухаживавшая за ним в последние дни его жизни.

Остальных лиц ~ в своих письмах.-- В письмах Станкевича из Рима к Фроловым говорится о польском пианисте Брингинском, русском художнике А. Т. Маркове, немецком художнике Рунде, А. П. Ефремове и др.

Стр. 363. "Снова тучи надо мною" -- первая строка стихотворения Пушкина "Предчувствие" (1828), которое, по-видимому, в сознании Станкевича связывалось тогда с предчувствием близкой смерти.

"Divus Caius Julius Caesar".-- См. то же воззвание к Юлию Цезарю в повести Тургенева "Призраки" (главы XII--XIII).

Стр. 364. ...прочтя в "Тарасе Булъбе"...-- Эпизод из VIII главы повести Гоголя в первой ее редакции (1835).

Шевырев в то время был в Риме...-- Шевырев Степан Петрович (1806--1864) -- профессор Московского университета, поэт, историк литературы, критик, стоявший на позициях "официальной народности", с 1835 г.-- ярый противник Белинского. Отрицательно-критическое отношение к нему Станкевича ярко сказывается в письмах его к Фроловым из Рима (Станкевич, Переписка, с. 694--696, 705, 715).

И прелести ~ душа моя...-- Цитата из вступления к повести в стихах В. А. Жуковского "Ундина" (1837).

В то время жил в Риме некто Брыкчинский...-- Тургенев ошибочно называет так Брингинского, выдающегося польского пианиста, друга Листа. Сохранилось письмо к нему Станкевича, рекомендующее ему Тургенева (Станкевич, Переписка, с. 747). О Брингинском Тургенев упоминает в "Мемориале" в записи, относящейся к 1840 году, также называя его Брыкчинским.

Он давно любил Дьякову, на сестре которой...-- Дьякова -- см. выше. Ее сестра -- Бакунина Любовь Александровна (1811--1838), старшая из сестер Бакуниных, бывшая невестой Станкевича. Известен ряд писем к ней Станкевича, по преимуществу лирико-философского характера, за 1837--1838 годы (Станкевич, Переписка, с. 503--570).

Фразы ~ даже Толстой (Л. Н.) не нашел бы ее в нем.-- Из писем Л. Н. Толстого видно, как захватило его чтение биографии и писем Станкевича: "Вот человек,-- пишет он о Станкевиче Б. Н. Чичерину 21 и 23 августа 1858 г.,-- которого я любил бы, как себя..."; и в письме к А. А. Толстой того же времени: "Никогда никого я так не любил, как этого человека, которого никогда не видел. Что за чистота, что за нежность! что за любовь, которыми он весь проникнут..." (Толстой, т. 60, с. 272 и 274).

Стр. 365. Незадолго до смерти ~ довольно большое письмо, которое я прилагаю.-- Очевидно, письмо Станкевича к Тургеневу от 11(23) июня 1840 г. из Флоренции, отрывки из которого приводит Тургенев в письме к Грановскому от 4(16) июля 1840 г.; почти полностью оно опубликовано Л. Н. Майковым (BE, 1899, No 1, с. 16--18). Названное письмо было приложено Тургеневым к посланному П. В. Анненкову тексту воспоминаний о Станкевиче.

... в Риме я одно время рисовал карикатуры ~ свадьбу Маркова...-- В письмах из Рима к Фроловым Станкевич сообщает о том, как Тургенев у Ховриных "обыкновенно рисует свои фантазии и очень удачно", причем Станкевич дает ему "библейские темы, например: Адам, который не знает, что ему делать, и проч." (Станкевич, Переписка, с. 692); "Из новых карикатур его (Тургенева) очень забавен Марков с невестою, над которым Тургенев держит венец. На другой представлен Марков с палитрой и кистью перед Колизеем -- тоже смешон" (там же. с. 709). Марков -- Алексей Тарасович (1802--1878), русский художник, работавший в 1830-х годах за границей, преимущественно в Риме. См. письмо к нему Тургенева от февраля -- 9(2!) апреля 1840 г.

Стр. 366. ...о ~ г-же Кёне.-- Имеется в виду Мария Павловна Кении (Kenney), урожд. Галахова, бывшая замужем за английским офицером. Два письма ее к Тургеневу, 1840 года, хранятся в ГИМ.

Иван Галахов -- Галахов Иван Павлович (1810--1849), брат Е. П. Фроловой и М. П. Кении; в 1840-х годах увлекался фурьеризмом и был близок к Герцену и Огареву. Герцен дал его сочувственную характеристику в главе XXIX "Былого и дум" (Герцен, т. IX, с. 115--120). В книге "С того берега" (1847--1850) в главе "Перед грозой (Разговор на палубе)" (см. там же, т. VI, с. 19--39) Герцен передал одну из бесед с И. П. Галаховым, который, по его словам, несмотря на взгляд, "исполненный иронии <...> хранил романтические надежды н всё еще рвался к каким-то верованиям" (там же, т. IX, с. 120).

...из ~ "пословицы" Альфреда де Мюссе.-- О "Драматических пословицах" ("Proverbes dramatiques") А. де Мюссе (1810--1857) см. наст. изд., т. 2, с. 577--578 и сл., в примечаниях к комедии Тургенева "Где тонко, там и рвется" (1848).

...gentleman ~ так опошлиться.-- Называя героя повести "Затишье" джентльменом, Тургенев подразумевал уже иронический оттенок этого определения (см. наст. изд., т. 4; см. также лексикологическую заметку М. П. Алексеева "Джентльмен".-- Т сб, вып. 5, с. 343--344.