Твен Марк - Роковой кружок

Марк Твен

Роковой кружок

The Deathly circle.

Это происходило в Англии, лет 250 тому назад, когда во главе английского народа стоял знаменитый полководец Оливер Кромвель. Он правил страною как король, хотя и не захотел называть себя королем, а принял название лорда-протектора, т.е. покровителя, а в войске считал себя только главнокомандующим.

В то время в английской армии под начальством Кромвеля служил полковник Мейфер. Это был самый молодой полковник во всей армии: ему исполнилось только тридцать лет. Несмотря на свою молодость, он считался опытным и испытанным воином, так как свою военную карьеру начал семнадцатилетним юношей. Он участвовал во многих битвах и сражениях, шел шаг за шагом вперед и храбростью добился высокого чина. Но вдруг его постиг жестокий удар, который должен был положить конец его счастливой жизни.

Был долгий зимний вечер; на дворе было темно, и бушевала буря; в комнате царило печальное молчание. Полковник и его молодая жена, излив друг другу всё свое горе, сидели молча перед камином, смотрели на огонь и чего-то ждали. Молодая женщина часто поглядывала в сторону двери и содрогалась при каждом шорохе.

У них был один ребенок, семилетняя дочь Эбби. Она должна была сейчас войти, чтобы пожелать родителям спокойной ночи. Полковник, вспомнив это, сказал тихо жене:

-- Вытри глаза и постарайся быть спокойной ради неё. Забудем на время то, что неизбежно должно свершиться.

-- Я постараюсь забыть это, но только сердце мое разрывается от тоски, -- ответила жена.

-- Мы должны покориться судьбе и терпеливо перенести то, что нас ожидает. Господь справедлив. Воля Его святая.

-- Да, но как я ни стараюсь примириться с этою ужасною ожидающею нас судьбою, мне это не удается... Ах, если бы я могла велеть моему сердцу молчать, но ведь я в последний раз жму и целую твою дорогую руку!

-- Тише, она идет!

На пороге показалась маленькая Фигурка в длинной ночной рубашечке; целая масса кудрей обрамляла крошечную головку и ниспадала на плечи ребенка. Она подбежала к полковнику, вскочила к нему на колени -- и горячие поцелуи осыпали кудрявую головку.

-- Папа, не целуй меня так крепко, ты растреплешь мои волосы.

-- Прости, милая, мне очень жаль, не сердись на меня!

-- Да я не сержусь, папа, но я хотела бы знать, серьезно ли тебе жаль, что ты растрепал меня?

-- Посмотри сама, Эбби, как мне жаль, -- и он закрыл лицо руками и сделал вид, что плачет.

Девочке стало жалко, что она причинила такое горе своими словами, и, отнимая руки от лица отца, она приговаривала:

-- Не плачь, папа. Я не хотела тебя обидеть!

Вдруг она разглядела сквозь пальцы, что он совсем не плачет, и воскликнула:

-- Гадкий, ты не плачешь, ты только притворяешься. Я пойду к маме и никогда больше не приду к тебе!

Она хотела соскользнуть с его колен, но он удержал ее:

-- Нет, оставайся, дорогая, я прошу у тебя прощения и в наказание сделаю всё, что ты прикажешь. Ну, чего же ты хочешь?

Этим дело было улажено: личико ребенка вновь озарилось улыбкой. Ласково теребя отца, девочка потребовала в наказание "сказку".

Вдруг...

Родители затаили дыхание и прислушались. Шаги! Всё ближе, ближе, громче и громче, потом они прошли мимо и затихли вдали.

Они облегченно вздохнули, и отец проговорил:

-- Сказку ты желаешь? Какую? Веселую?

-- Нет, папа, лучше страшную.

Полковник старался убедить Эбби выслушать лучше веселую сказку, но девочка не захотела и настаивала на том, чтобы отец рассказал ей непременно страшную сказку.

-- Нельзя всегда рассказывать веселые сказки, -- сказала она. -- Няня говорит, что людям далеко не всегда бывает весело. Правда это, папа?

Мать грустно посмотрела на дочку. Отец же ласково заметил:

-- Да, это правда, дорогая! На свете бывает и горе. Это очень грустно, но это так.

-- Ну, тогда расскажи, папа, сказку про горе, только такую страшную, чтобы мы дрожали от страха и думали, что горе случилось с нами. Мама, сядь ближе и держи меня за руку; вместе нам не будет так страшно. Теперь начинай, папа!

-- Хорошо, дитя мое. Я начинаю. Жили-были три полковника...

-- Я знаю полковников: ведь ты тоже полковник. Ну, рассказывай дальше!

-- Во время одного сражения они совершили преступление против дисциплины...

Незнакомое слово "дисциплина" удивило девочку: она подняла голову, посмотрела на отца и спросила:

-- Дисциплина? Что это такое? Это едят?

Родители невольно улыбнулись; отец ответил:

-- Нет, дитя мое. Дисциплина это известные порядки, которым обязан подчиняться и исполнять каждый воин, как солдат, так и офицер. Вот эти три полковника нарушили эти порядки; они ослушались приказания. Им велено было сделать вид, что они нападают на неприятеля, чтобы отвлечь его внимание и дать возможность главным силам собственной армии отступить, а они увлеклись, не исполнили того, что им было приказано, по-настоящему напали на неприятеля, разбили его и обратили в бегство. Главнокомандующий рассердился на их непослушание и, хотя он признал их очень храбрыми, но всё-же предал их суду.

-- Главнокомандующий -- это Кромвель, папа?

-- Да.

-- Я видела его, папа! Он часто проезжал мимо нашего дома верхом во главе солдат, и мне казалось, что он всегда на кого-то сердит н все боятся его... Только я не боюсь его: на меня он всегда смотрел так ласково!

-- Ах ты, дорогая болтунья! Слушай же сказку. Полковников признали виновными, а затем арестовали и привезли в Лондон, где их отпустили на короткое время домой, чтобы они могли проститься с родными...

Опять шаги; все прислушались. Нет, мимо. Молодая женщина прислонилась к мужу, чтобы скрыть взволнованное лицо.

-- Ну, вот, они прибыли в Лондон сегодня утром...

Глаза ребенка широко раскрылись от изумления.

-- Как, папа, так это не сказка, а правда?

-- Да, дорогая!

-- Как я рада! Это гораздо интереснее. Продолжай, папа. Мама, милая, что с тобою, ты плачешь?

-- Ничего, дорогая, я... подумала о бедных родных.

-- Не плачь, мама, всё хорошо кончится, все сказки хорошо кончаются. Рассказывай дальше, папа, чтобы скорее узнать, как всё прошло и как они опять были счастливы. Вот слушай, мама!

-- Раньше, чем отпустить домой, их повели в крепость.

-- О, я знаю крепость. Ее видно отсюда. Ну, папа!

-- В крепости их судили и признали, что они совершили большое преступление, не исполнив приказания. И военный суд решил расстрелять их.

-- Убить, папа?

-- Да.

-- Ах, гадкие люди! Мама, ты опять плачешь? Не плачь, увидишь, всё будет хорошо. Ты скорее рассказывай, папа, ты очень медленно рассказываешь.

-- Я знаю, но я должен думать при этом.

-- Не думай, прямо рассказывай, как было.

-- Хорошо. И так три полковника...

-- Ты знаешь их?

-- Да, милая... И так три полковника были приговорены к смертной казни. Все кругом были очень огорчены и даже самим судьям было жаль, и они пошли к главнокомандующему и стали просить его помиловать их, если же нельзя помиловать всех троих, то, по крайней мере, казнить только одного вместо троих. Главнокомандующий остался непреклонен, говоря, что они не исполнили своего долга, ослушались приказания своего начальника и должны быть наказаны для примера другим. Он позвал осужденных и спросил, как-бы они поступили на его месте, и все трое сказали, что они сами сознают, что заслуживают смерти за ослушание. Это тронуло главнокомандующего, он подумал с минуту и сказал: "Пусть они кинут жребий, который решит, кому из троих надо умереть; остальные же двое пусть останутся живы".

-- Ну, и что же, папа, они кинули жребий? Который же должен из них умереть, -- бедный?

-- Нет, они отказались.

-- Отчего, папа?

-- Они сказали, что тот, кому выпадет жребий, пойдет на смерть добровольно, значит, совершил-бы самоубийство; они же все трое христиане, а Св. Писание запрещает самим распоряжаться своею жизнью. Они лучше согласны умереть все трое, раз суд постановил казнить их.

-- Как это казнить?

-- Это значит -- расстрелять.

Опять шаги! Или это ветер? Нет, то действительно шаги, бой барабанов, звуки труб...

-- Откройте -- именем закона! -- раздается громкий голос за дверью.

-- Папочка, солдаты, я люблю солдат! Дай я впущу их, позволь мне.

Она соскочила с колен, подбежала к двери и открыла ее настежь:

-- Войдите, войдите. Папа, это гренадеры! Я знаю гренадеров!

Отряд вошел и выстроился в линию, офицер отдал честь. Полковник молча встал и ответил тем-же; жена его, бледная как смерть с искаженным от ужаса лицом, стояла рядом с ним; девочка изумленно посматривала на всех...

Одно объятие, долгое, бесконечное, и, оторвавшись от жены и ребенка, полковник встал во главе отряда. Раздалась команда:

-- Вперед, в крепость!

Полковник решительными шагами направился к выходу, за ним последовала стража.

Когда дверь захлопнулась за ними, Эбби, обращаясь к матери, сказала:

-- Видишь, мама, как всё хорошо кончилось, я говорила тебе! Папа пошел теперь в крепость к бедным полковникам -- освободить их.

-- Бедное мое невинное дитя! -- прошептала несчастная мать, прижимая к себе ребенка.

II.

На следующее утро несчастная жена полковника, сраженная горем, слегла в постель. Доктора и сиделки чередовались у её кровати; Эбби не пускали в комнату матери, ей велели играть в детской и не беспокоить больную.

Одевшись в теплое платье, Эбби выбежала на улицу: ей пришло в голову, что отец в крепости и не знает о том, что мать заболела -- надо предупредить его.

Как раз в это время Кромвель потребовал к себе судей. Он стоял среди комнаты, суровый и нахмуренный, ожидая, чтобы они заговорили.

-- Мы пытались их уговорить, -- произнес один из судей, -- мы умоляли их, но они упорно отказываются. Они не хотят тянуть жребия и предпочитают лучше умереть все трое.

Лицо Кромвеля омрачилось, он молчал.

-- Хорошо, -- проговорил он после долгого раздумья, -- пусть же кто-нибудь другой бросит за них жребий. Пошлите за ними и проведите их в комнату рядом, поставьте их лицом к стене, свяжите им руки назад. Когда их приведут, пришлите мне сказать.

Оставшись один, Кромвель позвал к себе дежурного и приказал ему привести первого ребенка, которого он встретит на улице.

Тот вышел. Едва он переступил порог, как встретил Эбби. Он привел ее в комнату.

Девочка сейчас-же подошла ближе и, узнав Кромвеля, при имени которого дрожали не только простые смертные, но даже самые знатные люди государства, нисколько не стесняясь, влезла ему на колени и сказала:

-- Я знаю вас, вы лорд-протектор Кромвель! Я видела вас раньше, когда вы проезжали мимо нашего дома. Все вас боялись, только я не боялась: вы всегда ласково смотрели на меня, помните это? Вы ведь меня помните? На мне было надето красное пальто и спереди голубые шнурки. Помните?

Улыбка озарила суровое лицо Кромвеля.

-- Мне очень жаль, малютка, но я должен сознаться, что...

Эбби не дала ему докончить.

-- Значит, вы забыли. А вот я вас не забыла.

-- Мне совестно, но теперь я обещаю, что никогда уже не забуду тебя больше. Даю тебе в этом честное слово. Ты простишь меня? Будем друзьями?

-- Хорошо, я вас прощаю, хотя я не понимаю, как это вы могли меня забыть. Вы, вероятно, очень рассеянный; впрочем, и я иногда бываю рассеянна. Но меня всегда прощают, потому что знают, что я желаю исправиться. Я вас прощаю, потому что я уверена, что вы исправитесь. Да кроме того я уверена, что вы добрый, но только прижмите меня к себе покрепче, так, как мой папа.

-- С удовольствием, дитя мое. Ты напоминаешь мне мою маленькую дочку. Она была такая же добрая, нежная и ласковая девочка, как и ты... Она также никого не боялась, шла ко всем и невольно заставляла каждого любить себя

Она сиживала у меня часто на руках, как ты теперь, и, как ты, изгоняла из моего сердца заботу и тоску. Мы всегда были вместе и играли вместе с ней. Это было давно, давно...

-- Вы любили ее очень, очень?

-- Еще бы! Я делал всё, что она приказывала.

-- Какой вы добрый, поцелуйте меня!

-- Охотно, с радостью, и притом два раза. Вот этот поцелуй тебе, а этот моей покойной крошке. Ты можешь теперь тоже приказывать мне, как она, я буду слушаться тебя.

Эбби захлопала от радости в ладоши, но в ту же минуту за дверью послышались мерные шаги.

-- Солдаты, солдаты! Я хочу видеть их.

-- Сейчас, малютка, подожди: я тебе дам поручение.

В эту минуту вошел Офицер, почтительно поклонился и доложил:

-- Они здесь, генерал!

Затем он поклонился и вышел.

Кромвель подошел к столу и достал оттуда три восковых кружка, которые в старину печатали на важных бумагах: два кружка белых, один ярко-красный. Этот последний должен был принести смерть одному из осужденных.

-- Какие славные кружки! Это для меня?

-- Нет, дорогая! Это для других. Посмотри в другую комнату, там ты увидишь трех человек, стоящих лицом к стене, каждого с протянутой сзади рукой. Подойди и положи каждому в руку по одному из этих кружков, по твоему выбору, а потом приходи опять ко мне.

Эбби исчезла за портьерой, и Кромвель остался опять один.

"Это, наверное, сам Бог внушил мне счастливую мысль предоставить ребенку избрать того, кто должен быть казнен, -- подумал он, -- теперь я уверен, что более достойные останутся в живых".

Между тем малютка, очутившись в другой комнате, с любопытством поглядывала на солдат и на три неподвижные Фигуры у стены. Вдруг лицо её озарилось радостной улыбкой; она прошептала:

-- О, один из них -- папа, я его узнала. Я дам ему самый красивый кружок!

Затем она весело подбежала ближе к связанным людям и, положив в руку каждого по кружку, просунула под руку отца свою головку и сказала:

-- Папа, папа, посмотри, что я тебе дала.

Он посмотрел на красный кружок и упал на колени, сжимая в объятиях дитя, ставшее его палачом.

Солдаты, офицеры, равно как и счастливые товарищи бедного осужденного, стояли окаменелые, пораженные ужасным событием. На глазах у них выступили слезы и они, растроганные, разрыдались. Так прошло несколько минут. Наконец, дежурный офицер выступил вперед, подошел к полковнику Мейферу и, тронув его за плечо, проговорил:

-- Мне очень тяжело, но я должен выполнить мою обязанность...

-- Что вы должны сделать? -- спросила Эбби.

-- Увести твоего отца...

-- Увести? Зачем?

-- Зачем?.. Я... я... я поведу его в другую часть крепости.

-- Нет, не смейте этого делать. Мама больна и я пришла за папой; папа пойдет со мной домой, -- при этом она обвила руками шею отца, -- пойдем, папа!

-- Бедное дитя, я не могу идти с тобой, я пойду с ними.

Девочка спрыгнула на пол и оглянулась кругом с удивлением, потом подбежала к офицеру и крикнула, топнув ножкой:

-- Я же сказала вам, что мама больна, нам надо скорее идти домой!

-- Я дорого бы дал, чтобы отпустить твоего отца, но я не могу, -- ответил дежурный офицер и затем, обращаясь к солдатам, сказал:

-- Вперед -- возьмите его!

Эбби, как молния, бросилась вон из комнаты. Через секунду она вернулась, ведя за руку Кромвеля.

При его появлении стража остановилась, солдаты замерли на месте.

-- Остановите их, господин генерал! Моя мама больна, и папа должен идти к ней. Я сказала им это, но они не слушают меня и хотят увести его.

Кромвель был поражен.

-- Как... "папа"?.. Это, значит, твой отец?

-- Конечно, неужели же я дала бы красивый красненький, кружок кому-нибудь, кроме него?

-- Боже! -- простонал Кромвель, -- я хотел устроить всё к лучшему, и вдруг получилось неслыханное злодеяние!

Эбби потеряла, наконец, терпение.

-- Вы же, генерал, можете сказать, чтобы его отпустили! -- говорила она плача. -- Скажите им: ведь вы обещали, что будете меня слушаться, и вот я вас прошу теперь, а вы не хотите исполнить моей просьбы.

Ласковая улыбка осветила суровое лицо Кромвеля. Положив руку на титовку Эбби, он проговорил:

-- Слава Богу! Я поспел вовремя и могу сдержать мое слово! Дитя, ты права: я обещал тебя слушаться, и мой долг исполнить обещание. Полковник Мейфер, вы свободны, возьмите вашу дочку!

---------------------------------------------------------------------------

Источник текста: Марк Твен. Роковой кружок -- Санкт-Петербург: Т-во М. О. Вольф, 1907.

Оригинал здесь: Викитека.