Лихачева Елена Осиповна - Последний роман Бичер-Стоу

ПОСЛѢДНІЙ РОМАНЪ БИЧЕРЪ-СТОУ.

Pink and white tyranny, by Beecher-Stowe. New-Iork.

Нужно сознаться, что никто такъ безпощадно не относится къ женщинамъ, никто не умѣетъ такъ тонко подмѣтить все фальшивое въ нихъ, такъ ловко разоблачить маленькія слабости, привитыя имъ воспитаніемъ и сдѣлавшіяся второй натурой ихъ, какъ сами женщины. Этой, какъ многіе говорятъ, инстинктивной проницательностью обладаютъ онѣ всѣ почти безъ исключенія. Однѣ пріобрѣтаютъ ее собственнымъ опытомъ, другимъ размышленіе замѣняетъ опытъ, наконецъ, у третьихъ эта проницательность обусловливается той ролью, которая выпадаетъ имъ на долю; живя въ сторонѣ отъ общественной жизни, копошась въ своемъ маленькомъ міркѣ, онѣ видятъ проходящихъ передъ ними людей въ ихъ будничномъ костюмѣ. Въ дѣйствительной жизни можно часто заподозрить чистоту побужденій, заставляющихъ женщинъ раскрывать такія стороны своихъ сестеръ, которыхъ никто безъ нихъ не замѣтилъ бы; но въ ихъ литературныхъ произведеніяхъ этого быть не можетъ, такъ какъ, рисуя типъ, слагающійся изъ множества мелкихъ характеристическихъ чертъ, общихъ всѣмъ женщинамъ, онѣ не имѣютъ въ виду какое-нибудь одно опредѣленное лицо. Особенно удачны въ женскихъ романахъ типы тѣхъ очаровывающихъ съ перваго раза, прелестныхъ созданій съ ангельскими личиками, кроткими манерами, наивностью ребенка, голубиной чистотою сердца, подъ которыми неминуемо предполагается такая же ангельская душа, чуждая всего вульгарнаго, способная понимать только прекрасное и высокое; но на дѣлѣ, увы, очень часто этого не оказывается, и вмѣсто ангела вы видите передъ собою чисто земное созданіе, не парящее въ небесахъ, а пресмыкающееся на землѣ, понимающее прекрасное только въ земныхъ вещахъ, притомъ почти исключительно относящихся до туалетнаго искусства. Возьмемъ послѣдніе романы Дж. Элліота и даже Бичеръ-Стоу. Розамунда въ Миддльмарчѣ, Ева въ Му wife and I, Лилли, героиня послѣдняго романа Бичеръ-Стоу, Pink and white tyranny, по мѣткому анализу и по тонкой, безпощадной ироніи, съ которою къ нимъ относятся авторы, могутъ быть сравнены съ Ревеккой Теккерея въ Ярмаркѣ тщеславія.

Мы поставили рядомъ ли Элліота и Бичеръ-Стоу, хотя по таланту послѣдняя значительно ниже первой; кромѣ того, романы Бичеръ-Стоу производятъ непріятное впечатлѣніе тѣмъ, что они пропитаны моралью, которую она не только проводитъ въ дѣйствіи, но высказываетъ словами, безпрестанно цитируетъ текста св. писанія и проч. Да и самая мораль, положенная въ основу ея романовъ, суха, безжизненна, не имѣетъ никакого отношенія къ людямъ; это та мораль, по которой пусть они гибнутъ, но пусть буква торжествуетъ.

Почти во всѣхъ романахъ послѣ "Хижины дяди Тома", Бичеръ-Стоу проповѣдуетъ (ея романы по справедливости могутъ быть названы проповѣдями), одну идею -- необходимости брака, какъ высшаго счастья, какое можетъ выпасть человѣку на землѣ, какъ оплота противъ всѣхъ золъ и горестей. Она съ негодованіемъ говоритъ о свободѣ чувства; бракъ, по ея мнѣнію, долженъ быть нерасторжимымъ, разъ данное обѣщаніе соблюдаемо до конца жизни, какія бы послѣдствія отсюда ни проистекали. Правда, при превосходномъ знаніи людей и наблюдательности, которыми обладаетъ Б. Стоу, она знаетъ также, что счастливые браки рѣдки, но смотритъ на бракъ, особенно для женщинъ, на долю которыхъ выпадаетъ множество мелкихъ, неизбѣжныхъ въ домашней жизни непріятностей, какъ на крестъ, посылаемый самимъ Богомъ, совѣтуетъ нести его до конца и притомъ весело, терпѣливо, съ радостью. Роли въ бракѣ Б. Стоу понимаетъ согласно кодексу обычно^ морали: жена да повинуется мужу, мужъ да заботится о женѣ, бережетъ ее и снисходитъ къ ея слабостямъ. По мнѣнію Б. Стоу взаимныя отношенія мужа и жены должны основываться на сердечной симпатіи, по общности интересовъ, стоящихъ внѣ дома и семьи, она для нихъ не требуетъ, строго различая то, что прилично мужчинѣ отъ того, что прилично женщинѣ.

Все это конечно до того обыкновенно, что не стоило бы останавливаться на ея произведеніяхъ, такъ какъ на ту же тэму говорится даже въ прописяхъ, но въ двухъ послѣднихъ романахъ: "Жена и я" и "Бѣлая тираннія" Б. Стоу очевидно хотѣла представить практическое разрѣшеніе своей теоріи и съ этой цѣлью взяла женскій типъ, наименѣе способный найти для себя и дать другимъ счастье въ бракѣ.

Оба романа написаны въ одно и тоже время и "Pink and white tyranny" было объявлено вмѣстѣ съ выходомъ въ свѣтъ "Му wife and І"; но первый появился только въ нынѣшнемъ году вѣроятно вслѣдствіе смерти автора. Оба романа служатъ дополненіемъ другъ къ другу, это двѣ стороны одного и того же вопроса; они могли бы быть названы иначе: до брака и послѣ брака. Женскій типъ въ обоихъ одинаковъ, только въ романѣ "Жена и я" героиня, свѣтская дѣвушка, жившая среди роскоши и удовольствій и понимавшая жизнь только въ этомъ смыслѣ, отказывается отъ нея, полюбивъ небогатаго человѣка и съ той минуты, какъ рѣшилась выйти за него замужъ, погружается въ заботы объ устройствѣ будущаго гнѣзда, въ которомъ должна пройти вся ея послѣдующая жизнь. На этомъ романъ и кончается. Продолженіемъ его служитъ. "Pink and white tyranny".

Героиня его, Лилли Эллисъ, красавица по профессіи съ пепельными кудрями, небеснымъ личикомъ, тихимъ голосомъ и обворожительными манерами. Она знаетъ это чуть не съ пеленокъ, слышитъ съ дѣтства, что ей ничего болѣе для жизни не нужно, потому что своей красотой она искупаетъ необходимость всякаго знанія, что къ тому же она инстинктивно знаетъ то, что женщина должна знать и если пріобрѣтетъ навыкъ говорить вскользь о серьезныхъ предметахъ настолько, чтобы въ обществѣ могли думать, что она донимаетъ ихъ, то этого совершенно достаточно; что ей даже не слѣдуетъ вдаваться въ суть знанія, такъ какъ погрѣшности хорошенькой женщины въ этомъ отношеніи придаютъ ей особую прелесть. Лилли легко этому вѣрила и вышла въ свѣтъ чистою отъ всякой науки, кромѣ одной, которую она постигла въ совершенствѣ -- умѣнья покорять сердца. У нея былъ и умъ, тотъ практическій умъ, который вѣрно подсказывалъ ей,какой стороной своей личности она можетъ понравиться тому или другому человѣку. Тѣмъ не менѣе, всегда окруженная толпою поклонниковъ, Лилли дожила до 27 лѣтъ (она говорила, что ей 20 и этому легко было повѣрить) и не нашла себѣ мужа. Ей нравились свѣтскіе люди ея круга и вкусовъ, а они знали ее насквозь и не рѣшались соединить свою жизнь съ ея жизнью. Наконецъ судьба сжалилась надъ нею, пославъ ей человѣка, соединявшаго въ себѣ всѣ условія хорошаго мужа: 33-хъ лѣтъ, хотя уже съ маленькой лысинкой, богатый, хорошей фамиліи -- вотъ что сообразила Лилли при первой встрѣчѣ съ Жономъ Сеймуромъ. Но кромѣ этихъ внѣшнихъ признаковъ того, что въ свѣтѣ считается "хорошей партіей", для молодой дѣвушки, у Сеймура не было ничего общаго съ Лилли. Онъ былъ человѣкъ съ серьезными вкусами и привычками, религіозный, конечно, такъ какъ герой Б. Стоу инымъ быть не можетъ, но религіозный въ истинномъ христіанскомъ духѣ: владѣя большими фабриками, онъ самъ жилъ очень скромно, а доходы съ нихъ употреблялъ на улучшеніе жизни своихъ рабочихъ, вникалъ въ нужды ихъ и устроилъ при фабрикахъ школы, въ которыхъ занимался самъ. Онъ встрѣчался съ женщинами, но какъ идеалистъ искалъ совершенства и не находилъ его, и ужъ начиналъ тяготиться положеніемъ холостяка, такъ какъ для него наступили тѣ годы, когда семейная жизнь манитъ неотразимо, когда случайно встрѣтился съ Лилли, которая очаровала его сразу; онъ не сомнѣвался, что она такое же совершенство въ нравственномъ отношеніи, какъ и въ физическомъ. Онъ видѣлъ ея маленькіе недостатки, но сама Лилли такъ мило сознавалась въ нихъ, такъ сокрушалась о томъ, что ничего не знаетъ, что ведетъ пустую жизнь, такъ горячо желала измѣнить ее, что онъ ей вѣрилъ вполнѣ и спѣшилъ успокоить ее, говоря, что ея доброе сердце онъ цѣнитъ выше всего.

Жизнь съ Лилли Сеймуръ представлялъ себѣ не въ прозаическомъ смыслѣ; онъ не хотѣлъ видѣть ее хозяйкой, не хотѣлъ говорить съ нею о домашнихъ счетахъ и пр., нѣтъ, проза жизни не должна касаться такого существа, какъ Лилли; съ него онъ будетъ уноситься на такія высоты, откуда исчезаютъ всѣ житейскія мелочи; его любовь заслонитъ ихъ собою, а Лилли будетъ платить ему за нее довѣрчивою нѣжностью -- вотъ тотъ земной рай, который рисовался въ воображеніи Сеймура. Мечты Лилли были совсѣмъ другого сорта. Въ качествѣ хорошенькой женщины она должна была иногда надѣвать маску нѣжности и даже, смотря по обстоятельствамъ, сантиментальности; но это ей не мѣшало отлично понимать суть вещей. Бичеръ-Стоу говоритъ, что будь Лилли мужчиной, ее уважали бы дѣловые люди за умѣнье относиться къ дѣлу. Мужъ, по ея понятіямъ, долженъ былъ доставлять ей средства къ жизни,-- заботиться о ней и больше ничего. Она знала, что принуждена будетъ сначала жить скромно, въ маленькомъ городкѣ, Сприндэлѣ, что въ домѣ ея будущаго мужа живетъ его сестра, которую онъ очень любитъ, но такая перспектива не пугала Лилли; она по опыту знала, что ничто не устоитъ передъ нею, что мужъ ея будетъ жить такъ какъ ей захочется, что она все перевернетъ по своему. Что же касается до его вкусовъ, то до нихъ ей не было никакого дѣла. Ей было даже странно, когда, разставшись передъ свадьбой, Сеймуръ писалъ ей большія письма, въ которыхъ говорилъ не только о своихъ чувствахъ, но и о занятіяхъ, дѣлился взглядами на разные общественные вопросы, говорилъ о своихъ любимыхъ книгахъ и пр. Она читала эти письма, зѣвая, въ промежуткахъ между примѣриваніемъ платьевъ; его увѣренія въ любви были ей не новы, она тысячу разъ слышала ихъ прежде отъ другихъ; книгъ, кромѣ французскихъ романовъ, она не читала и ей было совсѣмъ непонятно, о чемъ Джонъ говоритъ; что касается до его взглядовъ на общественные вопросы, то, по ея мнѣнію, онъ можетъ думать о нихъ, что хочетъ, но зачѣмъ говорить ей о нихъ? Она отвѣчала ему коротенькими, ловко составляемыми записочками, которыхъ Джонъ ждалъ какъ манны небесной.

Наконецъ свадьба была отпразднована, медовый мѣсяцъ проведенъ среди шума баловъ, визитовъ. Джонъ очутился въ совершенно новомъ мірѣ, гдѣ ему было не по себѣ, но въ тоже время оно былъ буквально очарованъ Лилли, которая и въ друтихъ возбуждала такой восторгъ, что, гордясь ею, Джонъ съ безпокойствомъ однако спрашивалъ себя: чѣмъ онъ вознаградитъ ее за то, что она согласилась выйти за него замужъ? Но вотъ пиры кончились, молодые пріѣхали въ Сприндэль, гдѣ было имѣніе Джона... Домъ былъ старинный, обстановка далеко не модная. Лилли сразу рѣшила, что все это никуда не годится, но не показала и виду, конечно, что ей не нравится будущее ея жилище, напротивъ безпрестанно восклицала: какъ тутъ все мило, очаровательно! Къ сестрѣ Джона она бросилась на шею, думая въ тоже время, что надо скорѣе отъ нея отдѣлаться; но все это впереди, а Лилли не сомнѣвалась въ успѣхѣ. Джонъ былъ въ восторгѣ отъ нея, хотя въ первые дни ея пріѣзда случился маленькій эпизодъ, показавшій ему Лилли въ ея настоящемъ свѣтѣ. Это были пустяки. Дома Лилли жила, какъ очарованная принцесса, все для нея было готово, отецъ и мать считали расходы на ея туалетъ, капиталомъ, который они затрачиваютъ недаромъ; имъ обезпечивалась, по ихъ мнѣнію, будущность Лилли; въ Нью-Іоркѣ, гдѣ они жили, за большія деньги можно было получить все, но въ Сприндэлѣ, какъ вообще въ маленькихъ городахъ Америки, даже прислугу найти было трудно, и вдругъ оказалось, что некому чистить вороховъ кружевъ и газу, въ которые Лилли любила одѣваться. Какъ быть? Джонъ попробовалъ было сказать ей это, но она такъ наивно удивилась, такъ стойко возразила, что ей до этого нѣтъ дѣла, что она не привыкла думать о такихъ вещахъ, наконецъ, что не надо баловать прислугу, что Джонъ растерялся, а когда она заплакала, говоря, что не знала въ какую трущобу завезетъ ее Джонъ, онъ бросился къ ней, обѣщалъ, что все будетъ сдѣлано по ея желанію и что никогда больше онъ не станетъ безпокоить ее такими пустяками. Онъ даже самъ убѣдился въ своей винѣ и сказалъ сестрѣ, чтобы она устроила дѣло какъ хочетъ, но чтобы Лилли не тревожила, потому что она и безъ того слишкомъ добра, согласившись дѣлить съ нимъ безсмысленную жизнь въ Сприндэлѣ. До сихъ поръ Джонъ любилъ эту жизнь и не находилъ ее безсмысленной. На этотъ разъ все обошлось благополучно, но скоро Джону былъ нанесенъ новый, весьма чувствительный ударъ. Какъ человѣкъ прямой, онъ не терпѣлъ лжи; Лилли же была одною изъ тѣхъ бальзаковскихъ женщинъ, которыя обладаютъ искусствомъ "говорить: да и нѣтъ на 37 различныхъ ладовъ. Ничтожный случай обнаружилъ эту "маленькую" слабость Лилли. Въ числѣ подарковъ, полученныхъ ею, была фамильная библія, на первой страницѣ которой рукою ея дѣда были написаны годъ и число рожденія Лилли. Случайно развернувъ книгу, Джонъ увидѣлъ это и вдругъ вспомнилъ, что разсказывая ему свою исторію, Лилли ссылалась на свою молодость, на то, что ей еще 20 лѣтъ, а теперь Джонъ убѣдился, что ей 27, стало быть она ему лгала, когда съ такимъ невиннымъ выраженіемъ на прелестномъ личикѣ смотрѣла прямо ему въ глаза; онъ невольно подумалъ, что, можетъ быть, многое въ ея разсказѣ неправда, что она вообще способна лгать. Эта мысль была ему невыносима. Въ первый разъ со времениженитьбы онъ не выдержалъ и, отбросивъ книгу, выбѣжалъ изъ комнаты. Лилли кинулась за нимъ, попробовала приласкаться, но онъ не отвѣтилъ на ея ласку. Озадаченная, она вернулась въ комнату, гдѣ лежала раскрытая библія и поняла все. Не думая долго, она вырвала злосчастную страницу и быстро сообразила, какъ поправить бѣду. Она ушла къ себѣ, ссылаясь на головную боль, и принялась за чтеніе романа; но услышавъ шаги Джона, быстро спрятала книгу и когда онъ вошелъ, то увидѣлъ передъ собою рыдающую Лилли съ опущенной на руки головкой въ самомъ кокетливомъ чепчикѣ. При такомъ зрѣлищѣ Джонъ готовъ былъ самъ разрыдаться; онъ обнялъ ее и, покрывая поцѣлуями, тихо спросилъ, зачѣмъ она его обманула. Лилли отвѣчала, что боялась, что онъ будетъ ее меньше любить, если узнаетъ, что молодость ея прошла, такъ какъ она слышала, что мужчины не любятъ старѣющихся женщинъ. Если бы Лилли стала оправдываться, Джонъ не сдался бы такъ легко, но откровенное признаніе, а главное слезы Лилли обезоружили его. Примиреніе было заключено жаркими поцѣлуями; но все таки у Джона осталась какая-то тяжесть на душѣ. Увы, Лилли не казалась ему больше небеснымъ существомъ; онъ не могъ болѣе сомнѣваться въ томъ, что она лжетъ, такъ какъ за первой ложью, очевидной для Джона, онъ открывалъ новую и пересталъ даже говорить объ этомъ съ Лилли тѣмъ болѣе, что каждый день приносилъ ему новое разочарованіе.

Однажды онъ предложилъ ей поѣхать вмѣстѣ съ нимъ въ школу для рабочихъ, которую онъ мало посѣщалъ со времени женитьбы. О существованіи школы Джонъ не разъ говорилъ Лилли, но она такъ мало обращала вниманія на все, не имѣвшее прямаго отношенія къ ней самой, что предложеніе Джона посѣтить школу явилось для нея какой-то новостью, о которой она слышитъ въ первый разъ. И, вмѣстѣ съ тѣмъ, ей такъ смѣшно показалось, что ея мужъ безъ всякой надобности, по ея мнѣнію, учитъ грязныхъ рабочихъ, сидя съ ними въ душной комнатѣ, что она въ отвѣтъ на его приглашеніе расхохоталась, а когда онъ сказалъ ей, что не только находитъ въ этихъ занятіяхъ удовольствіе, но считаетъ своимъ долгомъ вознаградить рабочихъ за богатство, которымъ имъ обязанъ, она выслушала его съ недовѣріемъ и возразила ему, что съ нихъ довольно того, что онъ имъ платитъ за ихъ трудъ и, наконецъ, ужь если онъ такой Донъ-Кихотъ, то можетъ нанять кого нибудь, кто исполнялъ бы эту, по ея мнѣнію, вовсе ненужную, обязанность. Новый ударъ для Джона; оскорбленный ея словами, онъ не сталъ слушать ея требованій остаться съ нею, вмѣсто того, чтобы отдавать свое время рабочимъ, и поѣхалъ въ школу съ своею сестрой, а обиженная Лилли въ пять минутъ сообразила дальнѣйшій образъ своихъ дѣйствій и, когда Джонъ возвратился, встрѣтила его съ выраженіемъ невинной жертвы -- искусство, которымъ она обладала въ совершенствѣ. Лицо ея говорило, что хотя она не жалуется, по жизнь ея очень тяжела и ей надо много усиліи, чтобы мужественно переносить свою печальную судьбу. "Я знаю, Джонъ, сказала ока кротко: -- что ты считаешь меня недоброй, но я такого слабаго здоровья, что не могу переносить того, что переноситъ твоя сестра; однако, если ты находишь, что я должна это дѣлать, то я буду исполнять твои желанія; конечно, отъ посѣщенія школы у меня разболится голова, но что до этого за дѣло? Было бы лучше, Джонъ, еслибы ты женился на женщинѣ, обладающей энергіей твоей сестры; какая она чудесная, я въ восторгѣ отъ нея". Лилли попала въ цѣль. Обезоруженный ея кротостью, Джонъ сталъ увѣрять ее, что любитъ ее именно такою, какая она есть, что любитъ ее больше, чѣмъ женщинъ, подобныхъ его сестрѣ, что не желаетъ, чтобы она, Лилли, была иною, что ея недостатки милѣе ему добродѣтелей другихъ женщинъ и проч. Въ заключеніе, онъ просилъ у нея прощенія за то, что обидѣлъ ее. По Лилли не считала своего дѣла выиграннымъ; на слѣдующее воскресенье она объявила, что намѣрена ѣхать съ Джономъ въ школу и какъ онъ ни просилъ ее не дѣлать этого, соглашаясь съ неіе, что, дѣйствительно, при ея деликатномъ здоровьѣ, она, чего добраго, заболѣетъ отъ спертаго воздуха школьной комнаты, но Лилли настояла на своемъ и они отправились. Въ школѣ Лилли сохраняла страдальческій видъ, но она была такъ хороша, что очаровала всѣхъ, а Джонъ, любуясь ею, внутренно упрекалъ себя за то, что онъ виною ея страданій. На возвратномъ пути Лилли стала усиленно подносить къ носу свой флаконъ съ солями и слабымъ голосомъ отвѣчала на вопросы Джона. Замѣтивъ это, онъ рѣшительно объявилъ, что больше никогда не согласится на то, чтобъ она приносила для него такія жертвы, что здоровье ея дороже всего на свѣтѣ. "Зачѣмъ ты говоришь это, Джонъ, пролепетала Лилли: -- я жалкое созданіе, ни для кого не нужное". Послѣдовали увѣренія со стороны Джона, что она сотворена для того, чтобъ украшать собою жизнь и проч. Лилли не вышла къ обѣду, жалуясь на сильную мигрень. Джонъ былъ въ отчаяніи, ему данъ былъ хорошій урокъ и на слѣдующее воскресенье онъ не только не замолвилъ о поѣздкѣ въ школу Лилли, но самъ провелъ весь день съ нею. Она не ошиблась въ разсчетѣ, побѣда была на ея сторонѣ.

Такими ловкими маневрами Лилли достигла того, что Джонъ самъ просилъ ее провести лѣто на водахъ, чего ей давно хотѣлось, самъ предложилъ ей передѣлать къ ея возвращенію весь домъ заново. Онъ охотно превратилъ бы свой домъ въ залы Мабилля, лишь бы видѣть Лилли довольною. Онъ шелъ на встрѣчу ея желаніямъ; ей оставалось только намекнуть на нихъ; этого мало; лишь только она замѣчала, что Джонъ понялъ, чего ей хотѣлось, она принималась сопротивляться ему, называла себя маленькой дурочкой за то, что не умѣетъ бороться съ собою, заставляла его упрашивать себя позволить ему исполнить ея желаніе и въ концѣ концовъ выходило такъ, что не она ему, а онъ ей былъ благодаренъ за согласіе сдѣлать то, чего ей хотѣлось. Его любовь къ ней не поколебалась даже тогда, когда во время поѣздки за нею на воды, онъ случайно услышалъ разговоръ о ней двухъ ея знакомыхъ, не знавшихъ его въ лицо и изъ этого разговора узналъ, что она ведетъ крайне веселую жизнь, румянится и, о, ужасъ! по мнѣнію Бичеръ-Стоу и, слѣдовательно, Джона, куритъ. Но ужь онъ отказался отъ прежняго идеала Лилли. тѣмъ не менѣе не могъ разлюбить свою хорошенькую, съ кошачьими ласками женку. Только одинъ разъ не согласился уступить ей: вслѣдствіе заключеннаго съ рабочими своей фабрики условія не пить вина, если они откажутся отъ водки, Джонъ не только не пилъ, но даже не держалъ въ домѣ вина. Между тѣмъ Лилли захотѣлось показать свой вновь роскошно отдѣланный домъ своимъ знакомымъ, съ которыми у Джона не было ничего общаго и которыхъ онъ зналъ за людей подозрительной честности. По первому ея намеку онъ предложилъ ей устроить для нихъ обѣдъ, но когда она сказала, что надо купить вина, онъ рѣшительно отказался и объявилъ ей причину отказа. Лилли расхохоталась сначала, а потомъ пришла въ негодованіе. Особенно возмутилъ ее разсказъ Джона о томъ, что рабочіе на увѣщанія его воздерживаться отъ употребленія вина, отвѣчали ему: "вамъ, богатымъ людямъ, хорошо такъ говорить; у васъ красивые дома и множество развлеченій, у насъ ихъ нѣтъ и виски -- это одно, что остается намъ, бѣднымъ людямъ...".-- Какіе наглецы!-- не выдержала Лилли:-- я бы показала имъ себя!-- Джонъ устоялъ на этотъ разъ; но, конечно, это торжество не легко обошлось ему. Въ первую минуту послѣ разговора съ Лилли онъ подумалъ, что хорошо было бы имѣть жену, которая раздѣляла бы его взгляды, но сейчасъ же упрекнулъ себя за эту мысль и рѣшилъ, что онъ долженъ вознаградить Лилли за неисполненіе ея желанія. Онъ предложилъ ей не ограничиться обѣдомъ для приглашенныхъ его гостей, а устроить для нихъ балъ, хотя зналъ, что это дѣло было не легкое въ маленькомъ городѣ, гдѣ они жили. Такая мысль поправилась Лилли и она примирилась съ своей неудачей.

Но ей становилось все скучнѣе и скучнѣе въ Сприндэлѣ; она привыкла проводить зиму въ Нью-Іоркѣ среди баловъ и веселья, однако, прямо сказать объ этомъ Джону она не рѣшалась, помня, какъ еще недавно увѣряла его въ томъ, что ей противна свѣтская жизнь, что она ищетъ тишины и занятій; но она придумала другое средство: она продолжала увѣрять Джона, что ей хорошо въ Сприндэлѣ, но чтобы онъ не вздумалъ, чего добраго, серьёзно вѣрить этому, постоянно принимала нарочно передъ нимъ скучающій видъ. Такимъ образомъ, она показывала ему, что щадитъ его, но сама страдаетъ отъ такого великодушія. Однако, эта хитрость оказалась ненужною. Джонъ достаточно узналъ Лилли, чтобы понять, что ей жизнь въ его домѣ не можетъ быть пріятною и предупредилъ ее, предложивъ ей уѣхать на зиму къ родителямъ въ Нью-Іоркъ. Ему и самому становилось съ нею скучно; она любила только разговоры о знакомыхъ, не представлявшихъ для него никакого интереса или, объ удовольствіяхъ, развлеченіяхъ, туалетахъ; когда же онъ заговаривалъ о чемъ нибудь, что его занимало, она или молча слушала, или не скрывала скуки. Поэтому, когда она уѣхала, онъ въ первый разъ послѣ женитьбы почувствовалъ себя легко, точно съ него свалился тяжелый грузъ; онъ возвратился къ прежнему образу жизни; правда, съ интересомъ читалъ въ газетахъ описанія туалетовъ Лилли, царившей на балахъ въ Нью-Іоркѣ, радовался, что ей^весело, но возвращенія ея не желалъ. Однако, она возвратилась и скоро послѣ того у нея родилась дочь; по крикъ ребенка разстроивалъ ея нервы и по ея настоянію дѣвочку отдали кормилицѣ, жившей въ отдѣльномъ домѣ. Какъ ни тяжело было Джону такое рѣшеніе, однако, онъ покорился, зная по опыту, что все равно ничего не подѣлаешь.

Скоро набѣжала катастрофа, окончательно разбившая всѣ иллюзіи Джона. Громадные расходы, потребовавшіеся для отдѣлки дома, роскошная жизнь, какую Лилли вела въ Нью-Іоркѣ -- все это пошатнуло состояніе Джона: на бѣду торговый домъ, съ которымъ онъ велъ дѣла, обанкрутился, а Джонъ поручился по его векселямъ. Какъ объявить объ этомъ Лилли? Какъ сказать ей, что придется разстаться съ будуаромъ, à la Pompadour, съ залами во вкусѣ Людовика XIV? Еще прежде, когда Джонъ видѣлъ, что доходы его едва покрываютъ расходы, онъ пробовалъ говорить объ этомъ съ Лилли, но она или затыкала уши, или, чего онъ страшно боялся, съ ною дѣлался нервный припадокъ. На этотъ разъ было необходимо сказать ей все, тѣмъ болѣе, что она именно въ это время готовилась къ отъѣзду на воды и по обыкновенію разсылала безсчисленные заказы къ своимъ модисткамъ. Джонъ рѣшился пойти къ ней и засталъ ее среди лентъ, газу, кружевъ; со всевозможными предосторожностями онъ передалъ ей роковое извѣстіе. Прочитавъ письмо, извѣщавшее о немъ, Лилли спросила: "Какое же тебя, Джонъ, дѣло, что они обанкрутились?" -- Лилли, я подписалъ ихъ векселя. "Какъ ты глупъ. Ну зачѣмъ ты подписывалъ ихъ, я бы этого никогда не сдѣлала; но все-таки и теперь я не вижу, почему ты долженъ платить по этимъ векселямъ; это тебя нисколько не касается".-- Но, Лилли, я обязался, это дѣло чести. "Этого я рѣшительно не понимаю; по моему, ты вовсе не обязанъ платить. Дикъ Фоллингби говорилъ, что всегда есть возможность скрыть свое состояніе; онъ очень хорошо знаетъ, какъ это сдѣлать и называлъ мнѣ нѣсколькихъ, которые такъ поступили и что-жь? они живутъ теперь также роскошно, какъ жили прежде, ихъ вездѣ принимаютъ".-- Нѣтъ, Лилли, не говори мнѣ объ этомъ. Я долженъ предоставить кредиторамъ все, что имѣю, и когда дѣло будетъ приведено въ ясность, мы начнемъ новую жизнь; можетъ быть, живя экономно, мнѣ удастся поправить свои обстоятельства. "Ну, такъ я предпочитаю лучше умереть, закричала Лилли, бросаясь на постель.-- Такъ вотъ какъ ты дорожишь мною! Дикъ Фоллингби на твоемъ мѣстѣ поступилъ бы не такъ, какъ ты. Онъ три раза былъ банкротомъ и вышелъ изъ этихъ банкротствъ богаче прежняго.-- Да это воръ и безчестный человѣкъ! "А мнѣ что за дѣло". (Лилли ужъ рыдала):-- его жена очень счастлива, она принята въ лучшихъ нью-іоркскихъ домахъ. Пока вы богаты, никому нѣтъ дѣла до того, честный или безчестный вы человѣкъ. Я знаю, что вы рады видѣть меня въ ситцевомъ платьѣ, съ одною прислугой; и все это благодаря вашимъ донкихотскимъ идеямъ... Вотъ что значитъ выйти замужъ за реформатора! вы мнѣ покоя не даете съ вашей совѣстью. Зачѣмъ я вышла замужъ?" и пр., и нр. Выкрикивая это, Лилли судорожно билась и въ заключеніе закричала, чтобы Джонъ убирался, потому что она его видѣть не можетъ. "Бѣдная мамаша! послала она ему вслѣдъ,-- думала ли она, выдавая меня замужъ, на что я буду обречена?"

Джонъ вышелъ молча; для него все было кончено; эта сцена разбила послѣднія его иллюзіи. Мало-по-малу разочаровываясь въ Лилли, онъ все еще надѣялся, что наступитъ время, когда она пойметъ его; теперь было ясно, что она для него навсегда потеряна. Онъ чувствовалъ въ эту минуту, что не любитъ ея. Онъ бросился къ сестрѣ, уже давно жившей отдѣльно отъ нихъ; до сихъ поръ онъ никогда не посвящалъ ее въ свою жизнь съ Лилли, но на этотъ разъ не выдержалъ и, рыдая, говорилъ скорѣе самъ себѣ, нежели ей: я все потерялъ; но мнѣ не жаль состоянія, мнѣ жаль жены, ея нѣтъ болѣе у меня, осталась цѣпь, ядро, которое я влачу на ногахъ. Я бы хотѣлъ, чтобы она уѣхала, чтобъ ея не было возлѣ меня, чтобъ я никогда болѣе не видѣлъ ее". Дѣйствительно, можетъ быть, это было бы лучше и для него и для Лилли, а мораль же какъ?.. Она явилась въ образѣ сестры Джона: "не счастье должно быть цѣлью жизни, сказала она, оно не тутъ, на землѣ, оно тамъ, въ небесахъ. Ты не долженъ бросать Лилли, ты обязанъ до конца исполнить свой долгъ относительно ея. Помни, что у тебя на рукахъ не жена, а нравственно больное существо; обращайся съ нимъ какъ съ ребенкомъ и не требуй отъ него того,что оно не въ силахъ дать".

Какъ видитъ читатель, въ романѣ Б Стоу нѣтъ событій; это интимная драма, разыгрывающаяся между двумя людьми, которые порознь могли, быть можетъ, прожить счастливо, соединенные же вмѣстѣ на всю жизнь они несчастны. Борьба между ними тѣмъ тяжелѣе, что она ежеминутна и хотя не видна, по ожесточенна; притомъ она не равна: съ одной стороны любовь, съ другой -- холодный, обдуманный разсчетъ. Образъ Лилли не каррикатуренъ, онъ вѣренъ до мелочей; счастья она никому доставить не можетъ, потому что ни о комъ, кромѣ себя не думаетъ. Какъ умная женщина, Б. Стоу, конечно, это понимаетъ; но, говоря о бракѣ, какъ о высочайшемъ благѣ для человѣка, она, очевидно, разумѣетъ это благо въ томъ смыслѣ, что вступая въ бракъ, мужчина получаетъ возможность заслужить награду въ небесахъ, а женщина имѣетъ болѣе шансовъ спасти свою душу, а это и важно для Б. Стоу. "Есій, говоритъ она:-- предоставить женщинѣ свободу оставлять по первому желанію мужа, то и онъ можетъ также легко бросить ее, а что станется тогда съ такими женщинами, какъ Лилли? онѣ увеличатъ собою число подонковъ общества".

Но Джонъ не виноватъ, что ошибся въ Лилли, точно также и она не виновата въ томъ, что общество и разные Джоны воспитали ее такою, какова она есть; если же согласиться съ Б. Стоу въ томъ, что Лилли цвѣтъ цивилизаціи XIX вѣка, и что мужчины всегда будутъ предпочитать такіе цвѣты всякимъ другимъ, то выходитъ, что бѣдные цари природы навсегда обречены быть несчастными въ этой жизни, утѣшаясь надеждой получить награду въ будущей. Такимъ образомъ, люди раздѣлятся на спасителей и спасаемыхъ и всѣ будутъ несчастны. Но и спасенье не всегда возможно. Въ романѣ Б. Стоу есть эпизодъ, изъ котораго видно, что Лилли была очень близка къ преступленію противъ 7-й заповѣди -- преступленію, самому тяжкому въ глазахъ Б. Стоу, а Джонъ и не подозрѣвалъ этого, не онъ удержалъ ее и никакіе Джоны въ мірѣ не въ состояніи удержать своихъ женъ отъ этого преступленія, если женщины будутъ вырастать такими цвѣтками, какъ Лилли. Но, къ счастью, мы знаемъ, что какъ ни распространенъ въ настоящее время типъ Лилли, все-таки, это типъ вымирающій.

Мы доскажемъ и эпилогъ романа.

Прошли годы, въ теченіи которыхъ Джону удалось поправить свое состояніе и Лилли могла вести прежній образъ жизни. Онъ обращался съ нею, какъ съ больнымъ ребенкомъ, предупреждалъ ея желанія и ради сохраненія домашняго мира уступалъ ей во всемъ; но Лилли не простила ему того, что онъ не съумѣлъ уберечь ее отъ безпокойствъ и волненій; она сохраняла съ нимъ видъ невинной страдалицы и не измѣнила своихъ отношеній къ нему. Только не задолго передъ смертью, когда ужь не было и тѣни прежней красавицы Лилли, она подозвала къ себѣ Джона и сказала ему, что теперь поняла его и... полюбила. Немножко поздно пришла награда бѣдному Джону, но это не одна: послѣ смерти жены у него осталась дочь, такая же красавица, какъ мать, но съ сердцемъ и характеромъ отца. На старости лѣтъ онъ былъ вознагражденъ ею за спасенье души Лилли, которому отдалъ лучшіе годы своей жизни.

Е. Л.

"Отечественныя Записки", No 11, 1873