Тынянов Юрий Николаевич - Литература и литераторы в Советской России

Седьмые тыняновские чтения.

Рига Москва 1995-1996

ЛИТЕРАТУРА И ЛИТЕРАТОРЫ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

Беседа Ганса Веземана с Юрием Тыняновым

Юрий Тынянов, один из самых значительных русских литературоведов, обладает известностью и как писатель. Его роман о декабристах "Кюхля" считается лучшим историческим романом в новой России. Сценарий фильма "Союз великого дела" также принадлежит ему.

-- Нет, старая русская интеллигенция умерла как класс. Больше нет писателя того типа, который был наделен избытком разных возможностей, зато лишен чувства собственной нужности. "Обломов" для нас -- только историко-литературная реминисценция.

Если с этим согласиться, каково же сейчас воздействие и значение великой русской литературы прошлых лет?

Она обладает ценностью воспоминаний -- и сверх того, особым значением, если она автобиографична. В этом смысле незавершенные сочинения Толстого о своей жизни или, например, "Мои университеты" Горького -- книги и сегодня очень живые и влиятельные.

А Достоевский?

Это -- типично немецкий вопрос, когда и сегодня наша русская духовность меряется масштабами "Романского кафе". Для нас больше не существуют проблемы "Идиота" или "Братьев Карамазовых". Наше поколение не одержимо мифическими и мечтательными томлениями о смерти, -- оно, напротив, сознательно реалистично, жизнелюбиво и стремится к немедленному действию. Может быть, этим объясняется то, что в сегодняшней России, собственно говоря, нет чисто философских систем.

Но разве это не изъян, если сегодняшняя русская литература только реалистична, --при этом, по крайней мере для иностранца, чувствуется несколько фатальный привкус тенденции?

У нас остался позади период "литературы факта". Конечно, было время молодого большевизма, которое имело и чисто литературное выражение: в этом смысле, например, "Бронепоезд" Всеволода Иванова по праву стал одним из самых популярных произведений в России. Александр Блок в <"Двенадцати"> {В немецком тексте: in seiner "Ballade von der zehn Gehenkten" <!> -- Ред.} нашел четкую формулу для своего времени, -- но, несомненно, художественно сильнее Бабель со своей "Конармией" и "Одесскими рассказами". Здесь сказано большое и важное о жизни и смерти. Из кровавых и жестоких событий гражданской войны рождается судьба человека. И что еще больше значит, все это сделано невероятно искусно и уверенной рукой.

Как обстоят дела с новой русской поэзией?

Здесь, безусловно, Пастернак -- самый выдающийся. Его поэма "Девятьсот пятый год" вобрала в себя, кроме чистой предметности, грандиозной и дерзкой, и метафизику нового русского человека. Совершенно иначе, на горячем дыхании импрессионистического переживания, написаны баллады о гражданской войне Тихонова. Я должен назвать здесь еще и "Уляляевщину" Сельвинского, эпос о гражданской войне, который по своей впечатляющей простоте напоминает "Казаков" Толстого.

Существует ли новая русская драма?

У нас в России на сцене нет настоящей литературы. Театр могущественнее драмы, а режиссер значит больше драматурга.

Как обстоит дело с сатирой?

Здесь у нас есть традиция, начиная с Гоголя. Этой комической, сентиментальной интонацией сегодня, наверное, лучше всех владеет сатирик Зощенко. И вожак бывших футуристов Маяковский наделен отточенной и остроумной риторикой, которая во многих отношениях делает его таким же представителем нашей духовности для Западной Европы, каким был в ином качестве Илья Эренбург в своих фельетонных романах. И тут я должен еще назвать фельетониста Кольцова, который мне всегда напоминает вашего Хельригеля или Тухольского.

Какие книги точнее всего выражают душу русского крестьянина?

Русские романы о деревне -- это особый разговор. Но я считаю, что Федин в своем "Трансваале" и Леонов в "Воре" верно уловили тип современного русского крестьянина. Это, конечно, образы без всякой сентиментальности и того несколько наивного нимба, которым окружал мужика хотя бы Лев Толстой.

Каковы наиболее значительные литературные журналы?

В Ленинграде у нас есть "Звезда", весьма значительный журнал, в котором, между прочим, впервые напечатаны роман Федина "Братья" и Каверина "Скандалист", роман из жизни русских писателей с конкретными прототипами (SchlЭsselroman). В Москве есть два журнала -- "Новый мир" и "Читатель и писатель".

Много ли сегодня читают в России и каковы отношения писателя со своим читателем?

Массовое потребление литературы -- если выразиться языком хозяйственников -- сильно выросло. Сегодня можно рассчитывать на тираж в шесть - десять тысяч экземпляров для каждой новой книги. Именно в среде рабочих читают очень много, притом читают с толком и здоровой требовательностью. И в деревне у нас сейчас везде библиотеки и читальни, но здесь, конечно, преобладают газеты. Но одно характерно для всех нас: прямая связь современной русской литературы с народом, который часто с большим пристрастием высказывается за или против какого-нибудь писателя или его книг, -- вам здесь в Германии эту пристрастность трудно понять.

Какая из иностранных литератур в России наиболее влиятельна?

В чисто эмоциональном плане -- американская. Такие книги, как "Манхэттен" Дос Пассоса или "Бэббит" Синклера Льюиса имели поразительное воздействие. Много говорят о Драйзере. Может быть, именно их беспечность и неотягощенность по части традиций нам так удивительно нравятся! Потом мы, конечно, знаем Шоу, Голсуорси и Уэллса. Из немцев особенно любят Верфеля, его "Верди" имел особый успех. И Келлерман, Томас Манн и Гауптман не безвестны в среде интеллигентов. С политической точки зрения привлекли внимание и революционные пьесы Толлера. Но сильнее всех этих ныне живущих писателей взволновал нашу душу и сердце Рильке. Он во многом для нас один из тех великих немцев европейского масштаба, каким был и остается Гейне.

Есть ли у вас представители l'art pour l'art?

Возможно, Хлебников (он умер в 192<2> году) был поздним потомком наших архаистов 1820-х годов, одним из тех причудливых интеллектуальных романтиков, которые так редки у нас в России. Его "Мирсконца" какой-то своеобразной красочностью напоминает живопись Сезанна. Он был и духовным вождем русских футуристов, но не создал школы. Даже Виктор Шкловский, который своим циническим изяществом во многом близок Гейне, всегда озабочен ясностью и понятностью. Это видно, например, по его забавному философскому роману в письмах "Zoo". И даже если, например, "Стенька Разин" сочинен так, что его можно читать сзади наперед, -- это все же еще далеко не "Анна Блюме", а явление суверенной и творческой фантазии. Дадаизм у нас вообще несколько подозрителен, но это, собственно говоря, уже не имеет ничего общего с литературой.

Перевод с немецкого Г. Ратгауза