Книговод

Игра подспудных сил

Юркевич Памфил Данилович


ИГРА ПОДСПУДНЫХЪ СИЛЪ

ПО ПОВОДУ ДИСПУТА ПРОФЕССОРА СТРУВЕ

   Много значитъ, если какое-нибудь слово пущено въ ходъ талантливымъ писателемъ. Вскорѣ повторяется оно и тамъ гдѣ читатель не надѣялся встрѣтить его, какъ модный покрой платья, идущій къ лицу элегантной дамы, скоро переходитъ на горничныхъ. Такъ едва публика прочитала первую часть романа Н. А. Чаева Подспудныя силы, какъ нѣкто Н. Аксаковъ предлагаетъ ея вниманію подспудный матеріализмъ. Сочиненіе этого новаго для публики автора, въ 32 страницы, озаглавлено Подспудный матеріализмъ по поводу диссертаціи-брошюры г-на Струве. II. Аксакова. Москва, 1870. Мнѣ кажется что это произведеніе слѣдовало бы озаглавить такъ: Подспудный матеріализмъ по поводу диссертаціи г-на Струве, сочиненіе составленное подспудными силами чрезъ П. Аксакова... Принимая брошюру подъ такимъ заглавіемъ, я вопервыхъ привожу ея внѣшній титулъ въ согласіе съ ея внутреннимъ достоинствомъ, вовторыхъ увлекаюсь мнѣніемъ одной печатной статейки, {См. Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, послѣдняя книжка: Корреспонденція о диспутѣ Струве.} доказывающей что уже и на самомъ диспутѣ профессора Струве были предлагаемы докторанту возраженія, имѣвшія очевидно общинное происхожденіе, и втретьихъ питаю надежду не произвести на г. Н. Аксакова слишкомъ непріятнаго впечатлѣнія критическими замѣчаніями, которыя слѣдуютъ ниже.
   На небольшомъ четырехъугольномъ лоскуткѣ бумаги зеленаго цвѣта (цвѣтъ этотъ нѣкоторые психологи считаютъ символомъ незрѣлости) г. Н. Аксаковъ объясняетъ поводъ послужившій къ написанію его критики на сочиненіе профессора Струве. "Позднее окончаніе офиціальныхъ преній," говоритъ г. Н. Аксаковъ, "на диспутѣ г. Струве и другія, не отъ насъ зависѣвшія обстоятельства, не дали намъ возможности высказать въ свое время наше возраженіе на диссертацію. Мы приводимъ въ настоящей брошюрѣ тѣ мнѣнія и факты, которые "надѣялись мы открыто высказать на диспутѣ, приводимъ, "можетъ-быть, и не въ вполнѣ строгомъ порядкѣ."
   Г. Н. Аксаковъ дѣйствительно извѣстенъ здѣшней публикѣ какъ страстный охотникъ предлагать возраженія на университетскихъ диспутахъ. Недавно онъ возражалъ ученому искавшему докторской степени по наукамъ юридическимъ, далѣе ученому защищавшему диссертацію на степень магистра политической экономіи; хотѣлъ, какъ объявляетъ теперь, возражать профессору Струве по наукамъ философскимъ. Прибавьте къ этому что годъ назадъ онъ читалъ публичныя лекціи, относящіяся, если можно было понять ихъ, къ одной изъ дисциплинъ такъ-называемаго спекулятивнаго богословія, и вы можетъ-быть напередъ придете къ заключенію что подъ ударами такого, до крайности ученаго критика диссертація профессора Струве разлетится въ пыль, отъ которой въ глазахъ ея сочинителя сдѣлается темно. Дѣйствительно, Н. Аксаковъ считаетъ дѣломъ безспорнымъ что онъ достигъ этой цѣли.
   Но здѣсь мимоходомъ замѣчу что на диспутѣ профессора Струве было достаточно оппонентовъ, но не было ничего такого что обыкновенно подразумѣваютъ въ словахъ: "не зависѣвшія отъ насъ обстоятельства". Н. Аксаковъ, указывающій на эти обстоятельства, забываетъ что диспутъ былъ публичный и что допущеніе такихъ обстоятельствъ никакъ не обошлось бы даромъ для тѣхъ кто завѣдывалъ порядкомъ преній, особенно же онъ забываетъ что къ участію въ диспутѣ былъ допущенъ одинъ молодой человѣкъ даже послѣ того какъ факультетъ составилъ и высказалъ свое окончательное мнѣніе о результатахъ диспута. Правда, нѣкоторые изъ присутствовавшихъ замѣтили что диспутъ тянется слишкомъ долго, и при этомъ не безъ опасенія подумали что еще г. Н. Аксаковъ выступитъ съ возраженіями, потому что это уже бываетъ неизбѣжно на каждомъ диспутѣ; тѣмъ не менѣе эти мнѣнія и опасенія не имѣли на малѣйшаго вліянія на правильный ходъ диспута, и г. Н. Аксаковъ имѣлъ полную возможность предложить профессору Струве свои возраженія. Но я полагаю что несмотря на все это, г. Н. Аксаковъ не высказалъ бы на диспутѣ того что онъ теперь напечаталъ....
   Взгляните на это изобличеніе. Оно грозно какъ кара грабителя, дерзко присвоившаго себѣ чужую собственность. "Дюжинная компиляція" (стр. 31) уничтожаетъ ученую личность Струве и тѣхъ кто призналъ профессора Струве достойнымъ докторской степени. Дѣйствительно, г. Н. Аксаковъ уже на первой страницѣ своей брошюры дѣлается чуткимъ не прямо къ интересу науки, но особенно къ интересу заключающемуся въ докторской степени. "Трудъ г. Струве написанъ для полученія докторской степени, а не самостоятельный и не строго-научный трудъ не можетъ конечно имѣть подобнаго притязанія."
   Почему же не можетъ? Тамъ, напримѣръ, гдѣ докторская степень не имѣетъ такого значенія какое по силѣ закона принадлежитъ ей у насъ, эта степень предоставляется по самымъ различнымъ побужденіямъ. Г. Н. Аксаковъ знаетъ объ этомъ очень хорошо. Доказывая что диссертація профессора Струве есть "дюжинная компиляція", онъ, конечно, имѣетъ опыты и знаетъ факты что и за такого рода сочиненія можно иногда получить степень доктора. Въ Россіи, странѣ суроваго климата, это бываетъ нѣсколько иначе, и диссертація профессора Струве, если она есть не что иное какъ "дюжинная компиляція", доставила высшую ученую степень своему автору или вслѣдствіе крайняго невѣжества тѣхъ кто подвергалъ ее ученой оцѣнкѣ, или вслѣдствіе какихъ-нибудь особенныхъ, но совершенно непонятныхъ обстоятельствъ.
   Взгляните же, повторяю, на это изобличеніе. Н. Аксаковъ такъ выражаетъ свой окончательный приговоръ:
   
   "Объявляется, говоритъ онъ, сочиненіе, опровергающее матеріализмъ, и оказывается само самымъ чистымъ, самымъ поверхностнымъ матеріализмомъ. Какъ назовемъ мы подобное дѣло?*
   "Объявляется сочиненіе строго-научное, и является сборище невѣжественнѣйшихъ ошибокъ. Какъ назовемъ мы подобное дѣло?
   "Объявляется сочиненіе научно-самостоятельное, и появляется самая дюжинная компиляція. Какъ назовемъ мы подобное дѣло?...
   "Но подобное дѣло, кромѣ самой нравственной своей отвѣтственности, есть въ то же самое время величайшее оскорбленіе, которое можно нанести обществу, въ среду котораго оно направлено. Оно служитъ выраженіемъ презрѣнія къ суду общества, презрѣнія къ способности его отличить неправду отъ истины....
   "Брошюра г Струве служитъ выраженіемъ величайшаго неуваженія къ познаніямъ и развитію русскаго общества и русской науки (неуваженіе къ познаніямъ русской науки!), ибо она выражаетъ обидное предположеніе что ни русское общество, ни наука не сумѣютъ отличить матеріализмъ отъ спиритуализма, трудъ ученаго отъ труда дилеттанта, трудъ самостоятельный отъ замаскированной компиляціи.
   "Протестуя противъ обиднаго предположенія этого, мы позволимъ себѣ завѣрить г. Струве что и въ русскомъ обществѣ, и въ русской наукѣ найдетъ онъ не одного безпристрастнаго и компетентнаго цѣнителя." (Стр. 31--32.)
   
   И мы видимъ что такой цѣнитель нашелся, цѣнитель безпристрастный и компетентный, какъ г. Н. Аксаковъ самъ себя величаетъ въ сейчасъ приведенныхъ выраженіяхъ. На сколько онъ заявилъ свою личность въ русской наукѣ, на сколько онъ служитъ въ ней авторитетомъ, этого мы не знаемъ. Достаточно, конечно, и того если онъ самъ расположенъ почтить себя какъ цѣнителя труда профессора Струве, цѣнителя безпристрастнаго и компетентнаго. Какъ однакоже грозенъ этотъ компетентный для самого себя ученый! Еслибы земля вздрагивала отъ грозы нашихъ приговоровъ о лицахъ и ихъ дѣйствіяхъ, то брошюра г. Н. Аксакова причинила бы большой вредъ московскимъ домовладѣльцамъ, и заставила бы ихъ изгнать всѣхъ философовъ изъ Москвы, какъ нѣкогда были изгоняемы философы изъ Аѳинъ, граждане которыхъ не шутя были убѣждены что философскіе споры могутъ разрушить стѣны Акрополя. Но подумавъ спокойно, г. Н. Аксаковъ не станетъ сожалѣть о томъ что ему не пришлось принять участіе въ диспутѣ г. Струве. Тамъ дѣйствительно представились бы "независящія для него обстоятельства", которыя потребовали бы отъ него вниманія къ правиламъ приличія. Тамъ, при видѣ публики, которая хорошо понимала дѣло, ему не пришлось бы говорить о диссертаціи г. Струве какъ о поступкѣ за который онъ подлежитъ "нравственной отвѣтственности", и которымъ онъ наноситъ глубокое оскорбленіе этой публикѣ, ничего этого не замѣчающей и не понимающей. Впрочемъ, общество, присутствовавшее на диспутѣ, предметомъ котораго было сочиненіе полное "невѣжественнѣйшихъ ошибокъ", могло бытъ не иное какъ невѣжественнѣйшее, потому что оно громко одобряло докторанта и выражало ему живое сочувствіе за его мѣткое пониманіе дѣла и за нравственно-прекрасный духъ, прорывавшійся въ каждомъ его словѣ и въ каждомъ его движеніи.
   Я однакоже припоминаю что въ той корреспонденціи Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, на которую я выше сослался, названъ нѣкто г. Андреевъ, предупреждавшій факультетъ не удостоивать профессора Струве докторской степени и не находившій въ диссертаціи Струве ничего дѣльнаго, ничего заслуживающаго вниманія. Г. Н. Аксаковъ оцѣниваетъ диссертацію Струве точно такъ, какъ уже оцѣнилъ ее по существу дѣла сотрудникъ Всеобщей Газеты, г. Андреевъ. Это показываетъ какими или чьими глазами смотрѣлъ на эту диссертацію г. Н. Аксаковъ. Досадно, конечно, что очень трудно спорить съ такими мыслителями которые пока еще только "подспудные мыслители". Опровергать мнѣнія можно тогда когда они опираются на какія-либо основанія; въ противномъ же случаѣ не столько читатель долженъ довѣрять критику сколько критикъ читателю, который долженъ самъ просмотрѣть разбираемую брошюру чтобы познакомиться съ ея особеннымъ духомъ и съ хаосомъ мнѣній, зависящихъ отъ ничѣмъ не стѣсняющагося произвола.
   Н. Аксаковъ, въ своей брошюрѣ Die Idee der Gottheit, напечатанной 1868 года въ Галле, говоритъ на страницѣ 58й: "въ натурѣ мы можемъ находить только то чего мы въ ней ищемъ, а чтобъ искать чего-нибудь, мы уже напередъ должны имѣть идею искомаго. Натура не имѣетъ никакой власти, надъ нашею волею. Этими словами одна очень основательная мысль превращена въ каррикатурную, но счастливую философію, произволъ которой обѣщаетъ не стѣсняться независимыми законами природы и неустранимою формой факта, и если натура вещей не имѣетъ никакой власти надъ волей Н. Аксакова, то тѣмъ съ большею легкостію онъ могъ настроить себя такъ что натура сочиненія Струве не имѣла никакого вліянія на его волю, и онъ нашелъ въ этомъ сочиненіи что захотѣлъ.
   Такъ, пускаясь на поиски "подспуднаго матеріализма", онъ задается идеей, которой нѣтъ и слѣда въ диссертаціи Струве и которую однакоже онъ выставляетъ ея предметомъ. Эта идея -- матеріализмъ какъ система, или матеріализмъ космологическій. На стр. 4 Н. Аксаковъ говоритъ о сочиненіи Струве: "мы вполнѣ вправѣ ожидать отъ него изложенія совѣстливой, строго научной критики той системы которую обыкновенно называютъ у насъ матеріализмомъ." Будто г. Струве избралъ предметомъ своего сочиненія подвергнуть научной критикѣ систему матеріализма, напримѣръ знаменитую "исторію мірозданія", переведенную съ нѣмецкаго Пальховскимъ. Въ диссертаціи профессора Струве нѣтъ ни одного слова которое указывало бы на эту задачу. Оставляя космологическій матеріализмъ въ совершенномъ покоѣ, почтенный профессоръ избралъ для себя задачу болѣе скромную, болѣе человѣчную и болѣе соотвѣтствующую законамъ науки -- изслѣдовать насколько душевныя явленія изъясняются изъ физіологическихъ основаній. И какъ просто изъясняется то психическое явленіе которое не дало нашему критику видѣть въ чемъ состоитъ предметъ диссертаціи профессора Струве! Свою брошюру онъ началъ выпиской нѣсколькихъ строкъ изъ Современныхъ Извѣстій за 6е апрѣля 1869. Въ этихъ строкахъ говорится о матеріализмѣ вообще и выражется мнѣніе что у насъ опровергали его дюжинными компиляціями. Обѣ эти идеи: матеріализмъ вообще и дюжинная компиляція засѣли въ головѣ нашего бѣднаго критика, словно неотступныя грезы, и вотъ съ одной стороны онъ находитъ что сочиненіе г. Струве есть дюжинная компиляція, съ другой же непосредственно усматриваетъ что сочиненіе имѣетъ своимъ предметомъ опроверженіе системы матеріализма. А кажется что г. Струве пишетъ очень ясно и ставитъ вопросы очень опредѣлительно. "Можно ли," спрашиваетъ онъ, "такъ-называемыя душевныя явленія объяснить на основаніи физическихъ и физіологическихъ процессовъ тѣла, или же сущность и природа этихъ явленій требуютъ принятія особаго самостоятельнаго начала." (Стр. 35.) Каждый безъ сомнѣнія согласится что физіологическія основанія матеріализма имѣютъ огромное значеніе въ полной совокупности тѣхъ основаній на которыхъ развивается система матеріализма, или матеріализмъ космологическій; но немногіе такъ произвольно увидятъ здѣсь цѣлое на мѣсто части, какъ это увидѣлъ г. Н. Аксаковъ, надъ волею котораго натура вещей не имѣетъ никакой власти.
   Подобнымъ же образомъ нашъ критикъ желалъ чтобы г. Струве самъ былъ чистымъ матеріалистомъ, и рѣшился удовлетворитъ этому желанію, не стѣсняя себя выборомъ средствъ. На стр. 6 онъ приводитъ мѣсто изъ книги Струве, говорящее о томъ что неосновательно представлять себѣ душу какъ "существо не владѣющее никакими силами реальнаго, матеріальнаго бытія, существо противопоставляющееся всякой вещественности и не имѣющее съ ней ничего общаго".
   Это выраженіе было признано на диспутѣ недостаточно опредѣленнымъ для неспеціалистовъ, -- и собственно одно слово: матеріальнаго, такъ электрически подѣйствовало на воображеніе Н. Аксакова что онъ забылъ весь ходъ идей сочиненія Струве и нашелъ въ немъ подспудный матеріализмъ. Едва ли это искусство судить по одному слову обо всей книгѣ и о раскрытыхъ въ ней основаніяхъ общаго міросозерцанія заслуживаетъ даже того чтобы доказывать его мелочность. Силы матеріальнаго бытія г. Н. Аксаковъ превращаетъ въ матеріальныя силы (стр. 7), какъ еслибы силы свѣта мы назвали свѣтлыми силами, или силы бѣдняка бѣдными силами, и потомъ заключаетъ:
   
   "Говоря что по мнѣнію идеалистовъ душа не владѣетъ никакими силами реальнаго, матеріальнаго бытія, г. Струве явно отнимаетъ реальность отъ духа и приписываетъ ее одной только матеріи" (стр. 7.)
   
   Можно бы замѣтить для любителей логическаго толковаго размышленія, что какъ положеніе: душа владѣетъ силами матеріальнаго бытія, такъ и обратное положеніе: матерія владѣетъ силами духовнаго бытія, еще не обозначаютъ направленія и сущности ни одного философскаго міросозерцанія; потому что, напримѣръ, изъ перваго положенія: душа владѣетъ силами матеріальнаго бытія, еще никакъ не слѣдуетъ мнѣніе что душа есть продуктъ матеріальныхъ силъ.
   
   "Силами же матеріальными (продолжаетъ Н. Аксаковъ) называются во всѣхъ безъ исключенія физикахъ и во всѣхъ безъ исключенія метафизикахъ только свѣтъ, магнетизмъ, теплота, звукъ, электричество, гальванизмъ и движеніе. Неужели полагаетъ г. Струве что нѣтъ въ человѣкѣ души, которая не имѣла бы болѣе или менѣе сильную температуру, болѣе или менѣе установившійся ритмъ движенія, большую или меньшую тяжесть? Неужели полагаетъ г. Струве что "обладающая матеріальными силами душа" должна обладать и свѣтомъ, и звукомъ, и гальванизмомъ, и электричествомъ? (Вѣдь другихъ матеріальныхъ силъ мы не знаемъ.) Души же, не обладающей этими силами, по мнѣнію г. Струве, не существуетъ (стр. 7)."
   
   Г. Н. Аксаковъ приписываетъ современнымъ естествоиспытателямъ и философамъ тотъ ежедневный, популярный реализмъ, который обозначалъ бы грубое и дѣтское состояніе науки, а не ея нынѣшнюю зрѣлость. Напримѣръ что свѣтъ, звукъ, теплота въ такомъ же точно смыслѣ существуютъ въ матеріальной природѣ какъ и движеніе солнца вокругъ земли, это сдѣлалось нынѣ безспорною истиной точнаго естествознанія. Критикъ нашъ думаетъ что матеріальное движеніе, которое причиняетъ звукъ, свѣтъ и теплоту, и само по себѣ, въ области матеріальной, звучно, свѣтло, тепло! Въ изслѣдованіи профессора Струве находится превосходное разъясненіе этого факта, то-есть, того факта что только въ области нашей души, въ сферѣ нашего сознанія, матеріальныя силы раждаютъ явленіе свѣта, тепла, звука и т. д., и что слѣдовательно свѣтъ, теплота, звукъ и т. д. не принадлежатъ матеріальной природѣ по всѣмъ своимъ элементамъ, по всѣмъ своимъ качествамъ и формамъ явленія. Изъ ученія Струве слѣдуетъ не то что душа "должна обладать и свѣтомъ, и звукомъ", какъ думаетъ г. Аксаковъ, но то что душа должна обладать такими силами, внѣ содѣйствія которыхъ въ матеріальной природѣ не было бы ни свѣта, ни звука. Кто не понимаетъ о чемъ тутъ собственно идетъ дѣло, почему простонародный реализмъ не можетъ быть признанъ за истину, тотъ будетъ пробавляться пустыми фразами при попыткѣ подвергнуть критикѣ ученіе матеріалистовъ. Существенный предразсудокъ, на которомъ всегда основывается матеріализмъ, заключается во мнѣніи которое принимаетъ г. Н. Аксаковъ, именно что свѣтъ, звукъ, теплота просто-на-просто суть силы матеріальныя.
   Знаетъ ли исторія философіи хоть одного строго-размышлявшаго философа который бы утверждалъ что всѣ силы матеріальнаго бытія суть матеріальныя силы? Какъ вы объ этомъ думаете, г. Аксаковъ, вы, перевернувшіе силы матеріальнаго бытія въ матеріальныя силы? Вы и не подозрѣвали въ вашей умственной невинности что, для уничтоженія профессора Струве, вы уничтожили то существенное содержаніе которымъ философія отличается отъ наукъ естественныхъ и безъ котораго она не имѣетъ никакого разумнаго права на существованіе.
   Я однакоже замѣчаю что брошюра Н. Аксакова даетъ мнѣ возможность входить въ философскія изслѣдованія какъ игра шарманки на улицѣ нерѣдко уноситъ насъ къ размышленію о гармоніи звуковъ Гайдна, Моцарта, Бетховена. Между тѣмъ я хотѣлъ писать такъ чтобы мои замѣчанія нашли доступъ къ тѣмъ именно читателямъ которые сочтутъ брошюру Н. Аксакова заподлинно-философскою,-- и не знаю, право, какъ удовлетворить вмѣстѣ и требованіямъ философіи, и требованіямъ вышеуказанной части публики. Вотъ и опять предстоитъ задача философская. Н. Аксаковъ видитъ подспудный матеріализмъ въ слѣдующемъ положеніи профессора Струве: "отличіе души отъ началъ физическихъ не составляетъ еще никакой абсолютной противоположности этихъ "явленій, исключающей общее для нихъ и для души основаніе". (стр. 13). Разбирая это мѣсто на страницахъ 8, 9, 10 и 11й, критикъ приходитъ къ заключенію что г. Струве считаетъ душу "силою отличною отъ свѣта, тепла, магнетизма, электричества и движенія, но однакоже однородною съ ними и "слѣдствіе того матеріальною" (стр. 11).
   Принимаясь учить другихъ, г. Ы. Аксаковъ долженъ бы знать что логика не дозволяетъ слагать родовую идею двухъ предметовъ изъ признаковъ взятыхъ только отъ натуры одного изъ этихъ предметовъ, напримѣръ, составлять родовую идею духа и матеріи изъ признаковъ матеріи. Онъ читаетъ совершенно вѣрную мысль г. Струве такъ, какъ будто бы почтенный профессоръ сказалъ нелѣпость: "душа и матерія суть виды одного и того же рода, именно матеріи". Тогда точно выходило бы очень просто 1) что матерія матеріальна и 2) что душа матеріальна.
   Вся бѣда въ томъ что г. Н. Аксаковъ вовсе не знакомъ съ законами философской методики. Ни однимъ изъ приведенныхъ выше положеній не занимается г. Струве въ своей диссертаціи, ни тѣмъ что душа владѣетъ силами реальнаго, матеріальнаго бытія, ни тѣмъ что есть общія для души и тѣла основанія бытія. Оба эти положенія приводитъ профессоръ въ значеніи методологическомъ, именно для указанія той опредѣленной границы, внутри которой открываются задачи эмпирической психологіи и внѣ которой открываются задачи метафизики, изслѣдующей общія для всего міра, чувственнаго и сверхчувственнаго, основанія бытія. Въ этомъ методологическомъ разграниченіи задачъ философіи состоитъ, безспорно, достоинство диссертаціи г. Струве; для разъясненія же и развитія мысли о единствѣ общей основы тѣлесныхъ и душевныхъ явленій, г. Струве отсылаетъ читателя къ философскимъ сочиненіямъ Германа Лотце. Итакъ, Н. Аксаковъ дѣлаетъ ни больше, ни меньше, какъ знаменитаго Германа Лотце изобличаетъ въ подспудномъ матеріализмѣ. Такъ хорошо онъ понимаетъ что онъ дѣлаетъ. Или это невѣрно?
   Какъ въ самомъ началѣ своей критики г. Н. Аксаковъ вообразилъ будто предметъ диссертаціи г. Струве есть опроверженіе космологическаго матеріализма, какъ теперь онъ отдался грезѣ, будто въ этой диссертаціи рѣшенъ метафизическій вопросъ объ общихъ для души и тѣла основаніяхъ бытія, такъ вмѣстѣ съ этимъ онъ воображаетъ будто г. Струве занимается въ своемъ сочиненіи опредѣленіемъ души какъ научно-метафизическимъ рѣшеніемъ вопроса о томъ что такое душа? "Г. Струве, говоритъ нашъ критикъ, явно признаетъ свое опредѣленіе души уже законченнымъ" (стр. 10). Но г. Струве не только не признаетъ свое опредѣленіе души законченнымъ, но даже и не начатымъ. Онъ говоритъ: "Понятіе о душѣ, которое служитъ намъ началомъ для "рѣшенія этого вопроса, можетъ быть лишь предварительное, "общее, представляющее только самыя главныя, такъ-сказать, "грубыя черты этого существа. Всякое ближайшее опредѣленіе души, и тѣмъ болѣе полное и окончательное понятіе о ея сущности, требуетъ критическаго изученія всѣхъ ея явленій и качествъ, и потому не оно должно служить первоначальнымъ основаніемъ для рѣшенія вопроса о ея существованіи; нѣтъ, оно само основывается на этомъ изслѣдованіи" (стр. 13).
   Несмотря на это очень основательное различіе между методологическимъ опредѣленіемъ души и научнымъ развитіемъ понятія объ ея существѣ, несмотря на то что въ диссертаціи профессора Струве нѣтъ никакого изслѣдованія въ которомъ разрѣшался бы вопросъ о томъ что такое душа, Н. Аксаковъ и въ настоящемъ случаѣ находитъ въ диссертаціи Струве именно то чего въ ней вовсе нѣтъ, находитъ опредѣленіе души по ея существу, полное и окончательное понятіе ея природы. Онъ говоритъ, какъ мы видѣли: "г. Струве явно признаетъ свое опредѣленіе души уже законченнымъ" (стр. 10), и затѣмъ продолжаетъ:
   
   "Если же г. Струве, повторимъ мы, полагаетъ понятіе о душѣ опредѣленнымъ первыми страницами своей брошюры, то мы въ правѣ заключитъ что это опредѣленіе состоитъ въ признаніи ея простою силою, отличною отъ свѣта, тепла, магнетизма, электричества и движенія, но однакоже однородною съ ними и вслѣдствіе того матеріальною". (Стр. 11.)
   
   Это мѣсто, которое мы приводимъ въ другой разъ, должно бы опятъ, какъ и въ первомъ случаѣ, напомнитъ намъ нѣкоторыя простыя наставленія логики. Методологическое опредѣленіе достигаетъ своей цѣли, какъ только оно представляетъ достаточно условій для ясности и опредѣленности нашихъ изслѣдованій о предметѣ; критикъ же взглянулъ на него какъ на одно изъ началъ законченнаго міросозерцанія и какъ на откровеніе безусловной истины. Конечно, не г. Струве долженъ отвѣчать за это. Не онъ. помѣстилъ въ головѣ г. Н. Аксакова неотступныя идеи недозволяющія ему видѣть дѣйствительность. Повидимому такъ уже сложилась натура нашего критика что отъ очевиднаго факта онъ каждый разъ отражается въ сферу своего воображенія, гдѣ застаетъ свое милое я и находитъ тѣ идеи которыя, во что бы то ни стало, надобно открыть въ диссертаціи профессора Струве дабы она оказалась подспуднымъ матеріализмомъ.
   Какъ много зависитъ у г. Н. Аксакова судьба внѣшняго факта отъ интересовъ его я, видно изъ тактики принятой имъ при его ссылкахъ на Шлейдена. "Не мы первые", говоритъ онъ,--
   
   "дѣлаемъ упрекъ въ матеріализмѣ новому нашему философу-спиритуалисту. Единственный, какъ намъ кажется, критикъ нѣмецкаго труда г. Струве, знаменігтый естествоиспытатель, анти-матеріалистъ Щлейденъ такъ выражается о немъ въ своемъ обсужденіи матеріализма: "Есть ученые, говоритъ онъ, которые, совершенно не стѣсняясь, признаютъ чисто-матеріалистическія положенія, протестуя однако противъ матеріализма и утверждая что слова ихъ имѣютъ совершенно иное (не знаемъ только какое) значеніе. Таковы, напримѣръ, Вирховъ, или Генрихъ Струве, авторъ брошюры: Zur Entstehung der Seele (см. Schleiden, Ueber den Materialismus, 7)." Стр. 11--12.
   
   Итакъ, нѣмецкое сочиненіе г. Струве привлечено къ дѣлу чтобы свидѣтельствовать о содержаніи диссертаціи" бывшей предметомъ университетскаго диспута. Г. Струве помѣщенъ пока въ сосѣдствѣ съ Вирховымъ, что, конечно, не должно быть для него слишкомъ непріятно. Но Н. Аксаковъ, прибавивъ отъ себя въ цитату изъ Шлейдена слова: "авторъ брошюры", не довелъ выписки изъ Шлейдена до конца. Шлейденъ говоритъ:
   "Таковы, напримѣръ, Вирховъ или Генрихъ Струве (Zur Entstehung der Seele, 1862, стр. 30), выражающійся слѣдующимъ образомъ: "Если вслѣдствіе того я не могу допустить въ какой-либо формѣ раздѣльность психическаго и физическаго, то кажется что уже и не приходится говорить спеціально о происхожденіи души." "Впрочемъ, замѣчаетъ вслѣдъ за этимъ Шлейденъ, эти выраженія, какъ очень сбивчивыя, слишкомъ мягки, и повидимому они не представляютъ ни малѣйшей опасности."
   Но мы видимъ что и этой тѣни которую замѣтилъ Шлейденъ въ вышеприведенныхъ словахъ г. Струве, не имѣется на самомъ дѣлѣ. Можно ли признавать отрицаніе отдѣльности психическаго и физическаго начала въ человѣческой жизни за отрицаніе существеннаго отличія ихъ другъ отъ друга, должна ли метафизика допустить со Шлейденомъ, что если двѣ субстанціи признаются въ связи и единеніи между собою, то этимъ самымъ онѣ признаются неотличимыми одна отъ другой по своимъ качествамъ и по своей сущности, можно ли такъ простодушно смѣшивать эти двѣ мысли, изъ которыхъ одна относится къ existentiel, другая же къ essentia?
   Но сдѣлавъ очень грубый промахъ въ пониманіи такой мысли, которая не заключаетъ и даже не можетъ заключать въ себѣ матеріализма, Шлейденъ приводитъ нѣкоторыя матеріалистическія и вмѣстѣ дикія выраженія изъ Фохта, Молешота и Кцольбе, и затѣмъ продолжаетъ:
   
   "Г. Струве, выражающійся вездѣ очень сбивчиво, замѣчаетъ очень вѣрно объ этихъ матеріалистическихъ словоизверженіяхъ что матеріализмъ тотчасъ же выставляется въ своей смѣшной наготѣ, когда мы уступимъ ему основное воззрѣніе его, и затѣмъ помѣстимъ и его самого въ одинъ и тотъ же классъ съ образованіемъ злокачественнаго гноя, съ нарывомъ или съ испорченнымъ желудкомъ." (Ueber d. Materialismus, 7--8.)
   
   Итакъ, Шлейденъ видитъ въ г. Струве изслѣдователя очень мѣткаго въ искусствѣ изъяснять и подвергать критикѣ матеріалистическую теорію. Г. Н. Аксаковъ въ видахъ безпристрастія не замѣтилъ этого отзыва, хотя онъ помѣщенъ на той же самой страницѣ изъ которой нашъ критикъ сдѣлалъ приведенную выше выписку. Да, въ видахъ безпристрастія, нашъ критикъ показываетъ публикѣ не Шлейдена каковъ онъ есть по отношенію къ Струве, но напередъ обрѣзываетъ все что могло бы поставить лицомъ къ лицу читателя съ фактомъ, съ дѣйствительнымъ мнѣніемъ Шлейдена, а не съ мнѣніемъ его, Н. Аксакова. Особенно интересно умолчаніе о томъ что какъ относительно сбивчивости языка, такъ и относительно матеріалистическаго направленія Шлейденъ ставитъ г. Струве на одну линію, съ кѣмъ бы вы думали? съ младшимъ Фихте. Кому неизвѣстно что Фихте младшій принадлежитъ между современными мыслителями Германіи къ самымъ спиритуалистическимъ мыслителямъ, и ни въ комъ матеріализмъ не встрѣчаетъ болѣе рѣшительнаго противника? Кто въ воззрѣніяхъ такого мыслителя какъ Фихте замѣчаетъ матеріализмъ, тотъ разумѣетъ подъ матеріализмомъ нѣчто совершенно особое и не подходящее подъ обыкновенное понятіе матеріализма, или ничего не разумѣетъ. А между тѣмъ Шлейденъ однимъ и тѣмъ же ударомъ поражаетъ и Струве, и Фихте. "Есть философы которые закрываютъ отъ самихъ себя", говоритъ Шлейденъ въ томъ же самомъ мѣстѣ (стр. 6--7), "и отъ другихъ матеріалистическій образъ мыслей въ выраженіяхъ, одинаково "сбивчивыхъ какъ въ смыслѣ психологіи, такъ и въ смыслѣ "естествознанія; таковы Фортлаге и Фихте (въ своихъ безпорядочныхъ теоріяхъ: Ueber den Seelenleib)". Г. Аксаковъ имѣлъ это предъ глазами выписывая вышеприведенныя слова Шлейдена о г. Струве, который совершенно совпадаютъ съ его же отзывомъ о Фихте которому онъ также ставитъ въ упрекъ "сбивчивость" выраженій. Но Немезида караетъ за шутки и штуки которыя несогласны съ честнымъ отношеніемъ къ дѣлу. Великолѣпно засвидѣтельствовалъ о своей неспособности заниматься чѣмъ-нибудь философскимъ этотъ г. Аксаковъ, не замѣтившій грубаго промаха, вслѣдствіе котораго Шлейденъ нашелъ нѣкоторую тѣнь матеріализма въ приведенномъ имъ выраженіи г. Струве. Понимай критикъ сколько-нибудь дѣло, за которое онъ взялся, онъ безъ труда перешелъ бы отъ Шлейдена на сторону г. Струве. Я припоминаю какъ одинъ французскій писателъ, говоря о представителѣ философіи позитивизма, Литре, замѣтилъ очень вѣрно что Литре знаменитъ не потому что онъ философъ, но онъ знаменитъ несмотря на то что онъ философъ. То же можно сказатъ и о Шлейденѣ.
   Но Н. Аксаковъ еще разъ возвращается на концѣ своей брошюры къ Шлейдену и приводитъ на нѣмецкомъ и русскомъ языкахъ рѣзкости Шлейдена, разчитывая на такого читателя, въ соображеніи котораго нѣмецкая книга г. Струве заслонитъ собою диссертацію бывшую на университетскомъ диспутѣ. При этомъ та же самая тактика мелкаго эгоизма обнаруживается у нашего критика самымъ грубымъ образомъ. Н. Аксаковъ умалчиваетъ и о томъ что Шлейденъ относитъ свои нападенія и изобличенія въ нелѣпостяхъ не къ одному г. Струве, но вмѣстѣ къ старшему Фихте, Шеллингу, Гегелю. И это обстоятельство слѣдовало скрыть отъ читателей; слѣдовало Шлейдена обрѣзать такъ чтобъ онъ совпалъ съ Н. Аксаковымъ. Еслибы г. Н. Аксаковъ сказалъ что въ той же самой брошюрѣ Ueber den Materialismus (стр. 34--39) Шлейденъ дѣлаетъ на старшаго Фихте, Шеллинга и Гегеля такія же, а часто и болѣе грубыя нападки, какъ и на г. Струве, что напримѣръ, по его мнѣнію, Фихте "не имѣлъ логическаго образованія, діалектической выработки и нисколько философскаго генія" (34), что для него Шеллингъ не болѣе какъ "Каліостро философіи", обморочившій Германію "пошлою болтовней" (35), и что философія Гегеля есть "отвратительная каррикатура философіи (36), каррикатура, въ которой слѣдуетъ предполагать всякаго рода безтолковщину" (41), еслибы нашъ критикъ честно указалъ на все это; тогда читатель, который знакомъ съ философіей, зналъ бы какое слѣдуетъ имѣть мнѣніе вопервыхъ о Шлейденѣ, какъ философѣ, вовторыхъ о Н. Аксаковѣ, какъ довѣрившемся его отзывамъ, и втретьихъ уже о нападкахъ Шлейдена на нѣмецкую книгу г. Струве.
   

II.

   Вторая часть брошюры Н. Аксакова занимается диссертаціей профессора Струве не какъ подспуднымъ матеріализмомъ, но какъ "дюжинною компиляціей." "Объявляется", говоритъ Н. Аксаковъ, "сочиненіе научно-самостоятельное и появляется самая дюжинная компиляція. Какъ назовемъ мы подобное дѣло?" (стр. 31.) Нѣсколько ниже критикъ понимаетъ это дѣло иначе. Диссертація і-на Струве, говоритъ онъ на стр. 27, есть компиляція, да только не дюжинная, а единственная.
   Это отожествленіе дюжиннаго и единственнаго само, конечно, есть не дюжинное, а единственное, и оно можетъ-быть даетъ понять какъ честно нашъ критикъ обращается съ словомъ. Какъ бы то ни было, за эту дюжинную и однакоже единственную, или наоборотъ за эту единственную и однакоже дюжинную компиляцію, г. Н. Аксаковъ выводитъ профессора Струве на всеобщій позоръ, какъ обманщика, который разчитывалъ на то что русское общество не сумѣетъ отличить "трудъ самостоятельный отъ замаскированной компиляціи", разчитывалъ, не предполагая что это общество имѣетъ бдительнаго и зоркаго стража своей чести въ г. Н. Аксаковѣ. Итакъ, дѣлать нечего, надо и еще позаняться его брошюрой. Хотя мы насмотрѣлись уже досыта, какъ въ самой диссертаціи профессора Струве критикъ вычитываетъ именно то чего въ ней нѣтъ, и какъ при выпискахъ изъ Шлейдена онъ выдергивалъ выраженія которыя требовались не дѣломъ, но цѣлью, хотя отсюда слѣдуетъ заключеніе что для критика такой масти очень легко находить компиляцію въ каждой мысли диссертаціи профессора Струве; тѣмъ не менѣе мы и еще попросимъ нашего читателя посмотрѣть на это мастерство, съ помощію котораго Н. Аксаковъ превращаетъ бѣлое въ черное и хорошее въ дурное.
   Онъ говоритъ:
   "Познанія многоуважаемаго докторанта почерпнуты не изъ "цѣлаго строя цитированныхъ имъ философскихъ, физіологическихъ, медицинскихъ и психіатрическихъ сочиненій, но "изъ двухъ, много трехъ, или четырехъ, преимущественно популярныхъ трудовъ" (26--27). Цѣлый строй цитированныхъ сочиненій! Конечно, нашъ критикъ имѣлъ что-нибудь въ мысляхъ выражаясь такимъ образомъ. Оказывается на первый разъ что профессоръ Струве не почерпалъ своихъ познаній даже изъ цитированныхъ имъ философскихъ сочиненій, напримѣръ изъ сочиненій Германа Лотце, на котораго онъ ссылается (стр. 16) въ самомъ существенномъ вопросѣ метафизики. Оказывается еще болѣе страннымъ образомъ что мнѣніе физіолога Лудвига профессоръ Струве взялъ вовсе не изъ подлинника, хотя этотъ подлинникъ разобранъ съ психологической стороны въ превосходной статьѣ профессора Струве, помѣщенной въ послѣдней книжкѣ Русскаго Вѣстника,-- въ статьѣ которая для психолога имѣетъ большое значеніе. До того не затруднялся г. Н. Аксаковъ отвергать очевиднѣйшій фактъ что въ виду этой статьи, которую -- если не предположить откровенія свыше -- профессоръ Струве могъ написать не иначе какъ изучивъ самый текстъ физіологіи Лудвига, нашъ критикъ утверждаетъ на стр. 20й: "докторантъ выписываетъ изъ 76й страницы книги Ульрици замѣчательныя слова физіолога-матеріалиста Лудвига, пополняетъ ихъ цитатами изъ того же Лудвига, взятыми на этотъ разъ изъ другаго труда Ульрици."
   Гоголевскій полицеймейстеръ съ жаромъ увѣрялъ свою публику что Чичиковъ есть никто иной какъ капитанъ Копѣйкинъ, лишившійся ноги въ одной баталіи. Ему возразили очевиднымъ фактомъ что Чичиковъ имѣетъ однако двѣ ноги.
   -- Ахъ я телятина эдакая! воскликнулъ полицеймейстеръ, ударивъ себя по лбу.
   Исторія съ разказомъ полицеймейстера повторяется здѣсь предъ нами во-очію. Развѣ уже, подобно тому же полицеймейстеру, пришлось бы нашему критику увѣрять публику что въ Англіи изобрѣтена такая механика, съ помощію которой профессоръ Струве сдѣлалъ строгій критическій разборъ физіологіи Лудвига, никогда не видавъ ея?
   Итакъ, двухъ корифеевъ науки мы возвращаемъ профессору Струве, Германа Лотце -- корифея философіи, и Лудвига -- корифея физіологіи, полагая что уже заподлинно онъ почерпалъ изъ этихъ источниковъ. А профессоръ который можетъ обращаться съ этими источниками, можетъ относиться къ нимъ критически какъ Струве отнесся къ Лудвигу въ поименованной статьѣ, можетъ ли онъ и имѣетъ ли онъ надобность быть компиляторомъ? Надобна же сколько-нибудь понимать общіе и необходимые законы которыми опредѣляется качество вашей учености и которые показываютъ что въ данномъ случаѣ говорить о компиляціи есть дѣло невозможное для того кто говоритъ разумно.
   Тѣмъ не менѣе половина брошюры Н. Аксакова наполнена разказомъ о томъ что Копѣйкинъ потерялъ ногу въ баталіи, но что въ Англіи изобрѣтена такая механика что кажется будто онъ имѣетъ двѣ ноги. Эту механику г. Аксаковъ называетъ "замаскировкой", находя что диссертація Струве есть "замаскированная компиляція".
   Но только однажды г. Н. Аксаковъ сдѣлалъ движеніе будто онъ срываетъ маску съ компиляціи выдаваемой профессоромъ Струве за самостоятельный трудъ: только однажды онъ приводитъ подлинный текстъ автора, изъ котораго будто бы профессоръ Струве бралъ мысли выдаваемыя имъ за свои собственныя.
   Профессоръ Струве, доказывая что зависимость психическихъ явленій отъ мозговыхъ не ведетъ еще ко мнѣнію что послѣднія суть мѣсто родины первыхъ, продолжаетъ: "Простой примѣръ даетъ о томъ наглядное понятіе. Безъ инструмента артистъ не можетъ играть и его способности не могутъ обнаруживаться; хорошо устроенный и настроенный инструментъ есть необходимое условіе хорошей музыки. На инструментѣ испорченномъ и не настроенномъ самый совершенный артистъ будетъ играть дурно, тогда какъ плохой артистъ сыграетъ дурно и на самомъ лучшемъ инструментѣ. Изъ всего этого, разумѣется, нисколько не слѣдуетъ однако что способности артиста и его существо зависятъ отъ хорошаго или худаго устройства инструмента" (стр. 97--98).
   Критикъ дѣлаетъ по поводу этого мѣста слѣдующія замѣчанія:
   
   "Г. Струве сравниваетъ на разбираемыхъ нами страницахъ мозгъ съ музыкальнымъ инструментомъ, нуждающимся въ артистѣ для музыкальной игры своей (у критика будто инструментъ играетъ на артистѣ, а не обратно), и приписывая себѣ удачное сравненіе это, маневрируетъ имъ самымъ различнымъ образомъ на четырехъ разбираемыхъ нами страницахъ. Какъ ни дорого сердцу Струве удачное сравненіе это, но мы принудимъ его признать и его не своимъ законорожденнымъ дѣтищемъ, а пріемышемъ, логкно выдаваемымъ за сына. Чтобы вызвать это отреченіе, мы позволимъ себѣ сдѣлать двѣ небольшія выписки изъ книги Жане и попросимъ читателей нашихъ сравнить ихъ съ содержаніемъ 96, 97 и 98 страницы брошюры г. Струве" (24--25).
   
   Затѣмъ слѣдуетъ выписка изъ книги Жане. Выписка показываетъ что еще во время Платона сравнивали душу съ гармоніей, а тѣло съ лирой, разрушая которую мы разрушаемъ и самую гармонію. На это истолкованіе, говорится въ той же выпискѣ, слѣдуетъ отвѣчать что такъ какъ лира не есть гусли-самогуды, то она не сама изъ себя извлекаетъ плѣняющіе васъ звуки, далѣе, что музыкальный геній не монетъ обнаруживаться если нѣтъ инструмента, что великій геній, пользуясь очень дурнымъ инструментомъ, обнаружитъ свой талантъ очень несовершеннымъ образомъ. Такимъ же образомъ два генія равнаго достоинства, играя на инструментахъ неравнаго достоинства, обнаружатъ таланты пропорціональные совершенству этихъ инструментовъ. Двѣ души имѣющія одну и ту же способность мышленія приведутъ эту способность въ дѣятельность различнаго совершенства, смотря по различію мозговаго устройства. Такъ произошелъ бы тотъ параллелизмъ, предполагая который матеріалисты измѣряютъ умственныя силы вѣсомъ, формою, качествомъ фибръ мозговыхъ, еслибы не было примѣровъ что Паганини на одной струнѣ достигалъ такихъ эффектовъ какихъ не можетъ достигнуть обыкновенный артистъ и на полномъ инструментѣ, и еслибы вообще не было извѣстно что часто недостатки инструмента возмѣщаются геніемъ исполнителемъ.
   Вотъ сжатая сущность выписки изъ Жане, любящаго по обычаю французскихъ писателей удлиняться. Что профессоръ Струве "маневрируетъ" примѣромъ артиста и инструмента по плану якобы заимствованному у Жане, этого не утверждаетъ и критикъ; дѣлаетъ же онъ эту выписку съ цѣлію изобличить г. Струве въ похищеніи самаго примѣра, между тѣмъ какъ выписка показываетъ что примѣръ артиста и инструмента есть ходячій, общеизвѣстный отъ временъ древности, простой, по выраженію профессора Струве. Но какимъ это образомъ критикъ нашелъ въ вышеприведенныхъ словахъ г. Струве, что примѣръ этотъ онъ, Струве, приписываетъ себѣ, что примѣръ этотъ дорогъ его сердцу, и что г. Струве выдаетъ здѣсь пріемыша за сына? Какъ можно вычитать это въ вышеприведенныхъ словахъ профессора Струве? Кто можетъ гордиться самостоятельнымъ изобрѣтеніемъ такого примѣра, который самъ собою приходитъ въ голову первому порядочному гимназисту, пытающемуся размышлять о зависимости души отъ тѣла и который, вслѣдствіе своей совершенной простоты, не принадлежитъ кому-либо какъ открытіе, дѣлающее честь своему виновнику, но носится въ психологической атмосферѣ гдѣ онъ одинаково попадается спеціалисту и неспеціалисту. Но очевидному психологическому закону, ни одинъ ученый не будетъ выдавать себя за умственнаго пролетарія способнаго спорить въ разсматриваемомъ случаѣ за честь перваго изобрѣтенія, -- и нашъ критикъ, который тѣмъ не менѣе предполагаетъ что подобнаго рода споръ возможенъ здѣсь, даетъ плохое свидѣтельство о своей сообразительности. Конечно, каждый кто прочиталъ въ диссертаціи г. Струве то мѣсто гдѣ приводится примѣръ артиста и инструмента, почувствуетъ фальшь въ этихъ словахъ г. Н. Аксакова: "Струве приписываетъ это удачное сравненіе себѣ; оно дорого его сердцу, онъ усыновилъ его себѣ." Поэтому-то я и выяснилъ здѣсь эту фальшь, бросающуюся въ глаза съ перваго раза.
   Отъ Жане перейдемъ къ Фихте, у котораго профессоръ Струве, какъ увѣряетъ Н. Аксаковъ, "безцеремонно" компилируетъ свою диссертацію. Здѣсь нашъ критикъ предлагаетъ читателю однѣ цифры, указывающія страницы изъ Антропологіи Фихте, и читатель долженъ вѣрить что на означенныхъ страницахъ находится именно то что якобы присвоилъ себѣ г. Струве, или что онъ долженъ былъ бы взять изъ прямаго источника выставленнаго въ диссертаціи, но къ которому, какъ полагаетъ Н. Аксаковъ, вовсе не обращался профессоръ Струве. Прежде чѣмъ обсудимъ эту методу, обратившую болѣе трети разбираемой брошюрки въ безпорядочный сборникъ цифръ, названій книгъ и именъ писателей, покажемъ здѣсь примѣръ ея примѣненія.
   Профессоръ Струве, начиная съ 75й страницы диссертаціи, излагаетъ и подвергаетъ критическому анализу факты доказывающіе что нерѣдко чисто психическія движенія фантазіи производятъ патологическія измѣненія въ тѣлѣ. Онъ говоритъ: "Вліяніе на тѣлесный организмъ различныхъ душевныхъ потрясеній, какъ-то: радости и печали, любви и ненависти, покоя и испуга, также вліяніе различныхъ фантастическихъ призраковъ, вліяніе надежды, вѣры и т. д. влечетъ за собою явленія, замѣчаемыя въ медицинской практикѣ каждымъ мыслящимъ врачомъ." Слѣдя за дальнѣйшимъ развитіемъ этой мысли, мы встрѣчаемся со слѣдующимъ выраженіемъ: "Очень часто случается что вѣра въ какое-нибудь медицинское средство имѣетъ слѣдствіемъ дѣйствительное излѣченіе, хотя данное средство не производило ника"кихъ физическихъ измѣненій."
   Здѣсь критикъ останавливаетъ профессора Струве, изобличая его въ "безцеремонномъ" присвоеніи собственности Германа Фихте. Улика очевидна, потому что обличитель привелъ самый текстъ который гласитъ: "Es ist eine oft beobachtete Erscheinung dass der Glaube gewisse Arzneimittel genommen zu haben eben so wirkte wie die Arzneimittel selbst." См. Фихте Антропол. 465. Пусть всякій спроситъ себя по совѣсти, требовалось ли профессору Струве похищать у Фихте мысль которая на языкѣ у всякаго? Кто тысячу разъ не говоритъ, и столько же разъ не слыхалъ что воображеніе и вѣра помогаютъ дѣйствію лѣкарствъ и иногда составляютъ всю ихъ силу? Кто не слыхалъ этого напримѣръ о гомеопатическихъ средствахъ? Чтобы судить о добросовѣстности критика не худо однако сличить слова, взятыя изъ диссертаціи г. Струве и цитированное въ улику ему мѣсто изъ Фихте.

Струве:

Фихте:

   Очень часто случается что вѣра въ какое-нибудь медицинское средство имѣетъ слѣдствіемъ дѣйствительное излѣченіе, хотя данное средство не производило никакихъ физическихъ измѣненій.
   Часто было замѣчаемо явленіе что увѣренность въ принятіи какого-либо средства производила то же дѣйствіе какое производитъ самое лѣкарство, напримѣръ слабительныя.
   Фактъ всѣмъ на свѣтѣ извѣстенъ, но г. Струве говоритъ о принятыхъ лѣкарствахъ, а Фихте о не принятыхъ,-- и это называется плагіатомъ, и объ этомъ издается особая брошюра!
   Это второе и послѣднее текстуальное изобличеніе явилось опять на такомъ мѣстѣ гдѣ попытка изобличать въ заимствованіяхъ оказывается несообразною даже съ правилами вкуса, не говоря уже съ требованіями науки. Продолжаю выписку изъ диссертаціи профессора Струве, дѣлаю также выписку страницы изъ Фихте, на которую указываетъ, но которую не выписываетъ г. Н. Аксаковъ, ставлю эти двѣ выписки рядомъ, наконецъ привожу буквально изобличеніе въ заимствованіи.

Струве.

Фихте.

   Прежніе и новѣйшіе антропологи приводятъ многочисленные примѣры тому что ложкое убѣжденіе въ употребленіи вредныхъ средствъ, напримѣръ яда, или другія фантастическія вліянія, влекли за собою въ дѣйствительности явленія подобныя тѣмъ какія воображали себѣ больные. Извѣстенъ фактъ, описанный антропологомъ Линдеманомъ {Lindemann, Lehre vom Menschen oder Anthropologie, 1845, стр. 385 .} и другими, что одинъ изъ учениковъ знаменитаго профессора Борхева всегда заболѣвалъ тою болѣзнію о которой бесѣдовалъ профессоръ въ своихъ лекціяхъ. Подобный случай разказываетъ извѣстный вѣнскій врачъ Фейхтерслебенъ: {Fenchterslehen, Aerztliche Seelenkunde, 1845.} одно только живое чтеніе описанія водобоязни (hydrophobia) вызвало въ читающемъ дѣйствительные симптомы этой болѣзни. Извѣстный же психіатръ Лейдесдорфъ {Leidesdorf, Lehrbuch der psychischen Krankheiten, 1865, стр. 151.} говоритъ что больной гипохондрикъ силою психическихъ впечатлѣній можетъ произвести дѣйствительныя патологическія явленія, и притомъ до такой степени что по мѣрѣ напряженія своего вниманія, онъ въ силахъ переносить эти патологическія явленія на разныя части организма. Подобно тому и г. Сѣченовъ, не признающій самостоятельнаго вліянія души на тѣло, приводитъ однако изъ собственнаго наблюденія замѣчательный случай, въ которомъ"воображеніе производитъ одинаковый эффектъ съ реальнымъ чувственнымъ возбужденіемъ." Это разказываетъ онъ объ одномъ господинѣ, который способенъ вызывать у себя гусиную кожу даже въ теплой комнатѣ. "Для этого, по словамъ г. Сѣченова, онъ долженъ только вообразить что ему холодно. {Сѣченова, Рефлексы головнагo мозга, 1866, стр. 130.}
   Сюда относятся приведенные спеціалистами факты, въ которыхъ разныя лица, силою свободнаго намѣренія, могутъ изнутри раздражать нервную систему и производить въ себѣ разныя галлюцинаціи и фантастическія видѣнія, зависящія въ своемъ существованіи, развитіи и содержаніи, исключительно отъ свободной психической энергіи. {См. въ этомъ отношеніи Brierre de Boismont, Des Hallucinations, 1862, стр. 451, 565 и 568, Ruete, Ueber die Existenz der Seele, 1863, стр. 37 и слѣд.} (Стр. 76 -77).
   Дѣйствительно, наука только съ величайшею осторожностію можетъ приступать ко всѣмъ подобнаго рода фактамъ (разумѣются такъ-называемыя явленія стигматизаціи изъ области религіознаго экстаза). Въ этой области непроизвольнаго самообольщенія слишкомъ легко увлекаются люди на обманы произвольные, особенно если замѣшивается въ дѣло религіозный интересъ. Тѣмъ не менѣе, еслибы мы были внимательнѣе ко всей этой группѣ явленій, то не было бы недостатка и въ такихъ фактахъ которые принадлежатъ къ совершенно свѣтской области. Припомнимъ только исторію, которую сообщаетъ Эннемозеръ, выдавая ее за совершенно достовѣрную. и которая вполнѣ сходна съ явленіями стигматизаціи, именно что когда одинъ солдатъ, котораго приговорили прогнать сквозь строй, получалъ удары, то эти удары отражались на тѣлѣ его сестры не только внутренними болями, но и внѣшними накожными знаками. Припомнимъ разказанную Фейхтерслебеномъ исторію про лакея который испыталъ такое сильное потрясеніе отъ прочитаннаго имъ изображенія водобоязни что самъ подвергся всѣмъ симптомамъ этой болѣзни и едва былъ спасенъ отъ смерти. Припомнимъ извѣстный примѣръ ученика Борхева, подвергавшагося всѣмъ болѣзнямъ которыя изображалъ его учитель живыми красками, такъ что наконецъ онъ долженъ былъ бросить медицинскія науки. И такихъ случаевъ есть много." (Стр. 469-470).
   
   * Эти примѣры и другіе, впрочемъ менѣе достовѣрные, собралъ Линдеманъ въ своей Lehre vom Mensehen oder Anthropologie, S. 283 и слѣд.
   Вотъ два текста съ цитированными при нихъ авторами, и я прошу читателя, обсудивъ ихъ отношеніе, послушать что говоритъ объ этомъ отношеніи критикъ непосредственно послѣ того какъ онъ выписалъ вышеприведенную коротенькую фразу изъ Фихте. Онъ говоритъ (на стр. 22--23):
   
   "Приведя буквально фразу эту, выпускаетъ г. Струве излишнія по его мнѣнію философствованія Фихте младшаго и прямо переходитъ къ стр. 469, на которой приводится разказъ Линдемана со ссылкой на его грудъ. "Извѣстенъ фактъ, говоритъ г. Струве, описанный Линдеманомъ (Lehre vom Menschen und (?) Anthropologie 1865 (?) стр. 385) и другими: что одинъ изъ учениковъ знаменитаго Борхева всегда заболѣвалъ тою болѣзнію, о которой бесѣдовалъ профессоръ въ своихъ лекціяхъ" (сгр. 76). Г. Струве ни Линдемана, ни др. не читалъ, а просто списалъ и разказъ, и ссылку съ 469 стр. Фихте. Непосредственно за разказомъ Линдемана находится въ Антропологіи Фихте разказъ Фейхтерслебена о томъ какъ чтеніе живаго описанія водобоязни вызвало въ читающемъ дѣйствительные симптомы этой болѣзни. Тотъ же самый разказъ со ссылкою на трудъ Фейхтерслебена находимъ мы и у г. Струве непосредственно за разказомъ Линдемана. Вслѣдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ "общеизвѣстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болѣзней" (77), и пр.
   
   Мои поясненія этой путаницы будутъ просты, и подчеркнутыя слова: разказъ и вслѣдъ за симъ служатъ для меня опорными пунктами.
   Итакъ, Фихге приводитъ будто бы разказъ Линдемана, а за разказомъ Линдемана разказъ Фейхтерслебена, и такъ-де точно это идетъ и у профессора Струве. Однако припомнимъ: Фихте не приводитъ разказа Линдемана -- это первая ложь. Фихте приводитъ примѣры изъ Эннемозера и Фейхтерслебена, но, не цитуя ихъ сочиненій, отсылаетъ читателя за справками по всѣмъ примѣрамъ къ одному Линдеману. "Эти "примѣры," говоритъ онъ подъ чертою, "и другіе, впрочемъ менѣе достовѣрные, собралъ Линдеманъ въ своемъ Lehre vom Menschen oder Anthropologie, S. 283 и слѣд." Профессоръ Струве приводитъ, напротивъ, изъ Линдемана только одинъ разказъ объ ученикѣ Борхева, поэтому онъ цитуетъ одну 385 страницу, а Фихте для многихъ примѣровъ, которые собралъ Линдеманъ, цитуетъ страницы 283 и слѣдующія. Далѣе книга Линдемана приведена у Фихте безъ указанія года изданія, у г. Струве съ указаніемъ года изданія. Тѣмъ не менѣе г. Струве "списалъ, какъ говоритъ Н. Аксаковъ, и разказъ и ссылку на Линдемана, (а ссылку на Фейхтерслебена откуда списалъ г. Струве?) съ 469 страницы книги Фихте. Странно! Впрочемъ это вторая ложь, если только не ошибаюсь что нельзя списать у другаго автора того чего у него нѣтъ.
   Обращаюсь ко второму опорному пункту. Вслѣдъ за симъ, говоритъ Н. Аксаковъ, г. Струве находитъ нужнымъ "упомянуть объ общеизвѣстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болѣзней" (77) и пр.
   Мы видѣли: вслѣдъ за симъ, то-есть вслѣдъ за разказомъ изъ Фейхтерслебена о водобоязни отъ воображенія, профессоръ Струве приводитъ свидѣтельство Лейдесдорфа о гипохондрикѣ, по произволу перемѣщавшемъ болѣзни на разныя части тѣла, далѣе вслѣдъ за симъ профессоръ Струве приводитъ изъ сочиненія Сѣченова свидѣтельство о воображеніи, которое было способно вызывать гусиную кожу; въ свою очередь, вслѣдъ засимъ слѣдуетъ извлеченное изъ Brierre de Boismont указаніе на факты доказывающіе возможность вызывать свободною психическою энергіей разныя галлюцинаціи и фантастическія видѣнія.
   Наконецъ дѣйствительно только "вслѣдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ общеизвѣстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болѣзней".
   Дѣлать приговоръ объ этомъ пріемѣ, который я разоблачилъ здѣсь, и о цѣли его не считаю нужнымъ. Но очень кстати г. Н. Аксаковъ, говоря это вслѣдъ за симъ, перепрыгнулъ какъ разъ на то мѣсто гдѣ остановилась наша выписка изъ книги Струве. Я продолжу эту выписку въ столбцѣ налѣво, и помѣщу въ столбцѣ направо сначала мнѣніе г. Аксакова, потомъ выписку изъ Фихте. Это будетъ наглядно.

Струве.

Е. Аксаковъ.

   Наконецъ здѣсь нужно упомянуть объ общеизвѣстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болѣзней. Во время эпидеміи опасеніе и испугъ становятся очень серіозными причинами заболѣванія; между тѣмъ какъ спокойствіе души, забывающее всѣ опасности, есть одинъ изъ важнѣйшихъ дѣятелей, охраняющихъ людей отъ эпидеміи. Каждому хорошо извѣстно какъ часто чисто психическія причины: ненависть и любовь, печаль и радость, гордость, тщеславіе, суета и т. д., влекутъ за собою сумашествіе, и вслѣдствіе того и патологическія измѣненія въ мозгу. {Медицинская статистика извѣстнѣйшихъ психіатровъ доказываетъ ясно преобладаніе психическихъ причинъ умалишенія надъ соматическими. Guislain, Leèons sur les phenopathes, 1852, ч. II, стр. 41, числитъ на сто случаевъ сумашествія 66 происходящихъ отъ психическихъ причинъ. Marcé, Traité des maladies mentales, 186, стр. 120, принимаетъ такихъ случаевъ 70 на сто у женщинъ и 55 у мущинъ. Это преобладаніе психическихъ причинъ подтверждаетъ и Leidesdorf, Lehrbuch der psychischen Krankheiten, 1865, стр. 145.} Извѣстно наконецъ что неожиданная радость, или внезапный испугъ, или гнѣвъ, въ очень многихъ случаяхъ, были даже причиною смерти.
   Эмпирическіе факты, относящіеся къ такому вліянію психическихъ явленій на организмъ, тщательно собраны различными авторами, каковы Домрихъ, {Domrich, Die psychischen Zustände, ihre organische Vermittlung und ihre Wirkung in Erzeugung körperlicher Krankheiten, 1849.} Дескюре, {Descuret, La medicine des passions ou les passions considérées dans leurs rapports avec les maladies, les lois et la religion, 3 изд., 1860.} и Экксибергъ. {Eckenberg, die Kräftigung des Körpers durch den Geist, mit empirisch psychologischen Gründen so wie mit historichen und insonderheit statistischen Nachweisen belegt, 1864.} Въ ихъ трудахъ можно найти большое число хорошо подмѣченныхъ и сопоставленныхъ фактовъ, подобныхъ тѣмъ которые приведены выше."
   Вслѣдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ общеизвѣстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болѣзней" (стр. 77), и въ сокращеніи передаетъ намъ главныя черты находящіяся въ изложеніи того же предмета у Фихте на стр. 466 --468 его Антропологіи, вставляя изъ нея въ брошюру свою и ссылку на трудъ Домриха Die psychischen Zustände, ihre organische Vermittlung und ihre Wirkung in der Erzeugung körperlichen (r) Krankheiten. 1849.
   

Фихте. Стр. 466 --468.

   Извѣстны достовѣрные факты, какъ одно воображеніе что человѣкъ принялъ вредныя вещества, напримѣръ что ему дали яду, вызывало въ немъ всѣ явленія дѣйствительнаго отравленія, соотвѣтствующія этому образу фантазіи. Съ другой стороны дѣйствительныя болѣзни (напримѣръ перемежающаяся лихорадка) были излѣчаемы пріемомъ воображаемаго лѣкарства или такихъ веществъ, которыя не производятъ никакого дѣйствія, Чувствительныя боли внезапно исчезаютъ отъ страха предъ операціей, то-есть отъ живаго представленія еще большей боли, а Рейль разказываетъ объ одномъ гипохондрикѣ что онъ мучилъ воображаемыми болями каждый членъ, на который онъ направлялъ свое вниманіе какъ-нибудь случайно. Также извѣстно отводящее дѣйствіе фантазіи, когда исчезали эпидеміи въ городахъ, которымъ внезапно стала угрожать осада (какъ напримѣръ случилось съ желтою лихорадкой въ Кадиксѣ въ 1805). или когда нѣкоторыя лица, при видѣ угрожающей опасности, чувствовали себя внезапно выздоровѣвшими отъ смертельной болѣзни и слабости, какъ и наоборотъ представленіе угрожающей болѣзни, страхъ заразы есть самое вѣрное средство чтобы подвергнуться этому несчастію. Во всѣхъ этихъ случаяхъ фантазія работаетъ чисто-на-чисто въ очагѣ и въ центрѣ органической жизни, какъ сила вносящая туда свою долю перемѣнъ: она поворачиваетъ жизненнымъ процессомъ смотря по направленію своихъ грезъ, и образъ начертанный ею выступаетъ по крайней мѣрѣ не прямо какъ дѣятельная сила въ организмѣ. {Примѣры всего выше сказаннаго представляетъ ежедневный опытъ практическихъ врачей; особенно замѣчательные случаи собраны въ сочиненіяхъ, написанныхъ съ этою цѣлію. Сравн. Willium Falconer, Üeber den Einfluss der Leidenschaften auf die Krankheiten des Men sehen, съ дополненіями Xp. Фр. Muхаэлиса; G. H. Rischerz въ его нѣмецкой обработкѣ Мураторіева Ueber die Einbildungskraft des Menschen; H. Taborj Entwurf über die Heilkräfte der EinbildungskraftReil, Ueber die Lebenskraft; O. Domrich, Die psychischen Zustände, ihre organische Vermittlung и np. Потомъ многочисленные примѣры непосредственнаго вліянія фантазіи на организмъ, которые собралъ Plouquet въ своей Bibliotheca medica digesta. Сюда же относится при болѣе отдаленной аналогіи непосредственная власть фантазіи надъ половыми органами какъ въ случаѣ возбужденія ихъ, также часто и при неизъяснимой импотенціи. Извѣстно также что зубныя боли внезапно исчезаютъ при представленіи угрожающей болѣзненной операціи. Этотъ фактъ слѣдуетъ отнести къ самымъ замѣчательнымъ примѣрамъ анестезіи нервовъ, причиняемой единственно дѣятельностію фантазіи.}
   Выставленные тексты и находящіяся подъ ними цитаты говорятъ сами за себя. Итакъ, я сдѣлаю опять краткія замѣчанія, избирая опорными пунктами подчеркнутыя мною въ текстѣ нашего критика слова: въ сокращеніи и ссылку на трудъ Домриха.
   Первый опорный пунктъ: въ сокращеніи передаетъ намъ Струве то что изложено у Фихте на страницахъ 466--467 (а не 468, гдѣ говорится о стигматизаціи). Не сокращеніе однако мы видимъ въ текстѣ г. Струве, но, совершенно наоборотъ, сжатое изложеніе несравненно обширнѣйшаго, несравненно богатѣйшаво круга явленій чѣмъ тотъ въ которомъ заключился Фихте. Имѣя цѣлію доказать что воображеніе "работаетъ въ очагѣ и въ центрѣ органической жизни", Фихте приводитъ только такіе образы фантазіи которые своимъ непосредственнымъ содержаніемъ имѣютъ или благо или зло этой самой органической жизни (отрава, зараза, зубная боль, половыя движенія и т. д.). Г. Струве, не имѣющій этой цѣли, обозрѣваетъ всѣ образы фантазіи безразлично, относятся ли они къ жизни тѣлесной, или къ жизни моральной, и послѣднихъ, которыхъ у Фихте вовсе нѣтъ, собираетъ несравненно большее число чѣмъ первыхъ (ненависть и любовь, печаль, радость, гордость, тщеславіе, суета, внезапный восторгъ, гнѣвъ). Нашъ критикъ не имѣетъ еще взора для принциповъ и читаетъ философскія книги какъ объявленія о дешевыхъ товарахъ.
   Второй пунктъ: ссылка на трудъ Домриха взята изъ Фихте. Однако истинное положеніе дѣла таково: Фихте ссылается на Falconer, Richerz, Tabor, Reil, Domrich, Flouquet. Струве на Guislain, Marcé, Leidesdorf, Domrich, Descuret, Eckenberg. Не правда ли что профессоръ Струве "безцеремонно" списываетъ ссылки на авторовъ изъ Фихте?
   

III.

   Случай позволяетъ мнѣ уклониться на время отъ этихъ досадныхъ замѣчаній на фальшивую натуру, выразившуюся въ брошюрѣ г. II. Аксакова, и отдохнуть на болѣе общихъ соображеніяхъ. Сейчасъ я получилъ письмо по городской почтѣ отъ X. В--ва (надѣюсь что въ этомъ сокращеніи знакомые узнаютъ отъ кого письмо). Въ письмѣ сказано между прочимъ:
   
   "Бросьте же вашу критику, которую, какъ вы сказывали мнѣ на Сіамскихъ близнецахъ, вы хотите напечатать противъ вашего (?) друга Аксакова. Прочитайте, прошу васъ еще разъ, Русскія Вѣдомости за среду; вы увидите что этотъ Д. У. сдѣлалъ противъ философа Струве дѣйствительно татарскія выходки. Вѣдь что намъ за надобность чтобы ваша критика послужила еще случаемъ для другаго, иди и для того же самаго Д. У., изрыгать на философа Струве новыя и обильнѣйшія татарскія ругательства. Тамъ и вы, и Куторга", и пр. Полноте, не воображайте что вы съ вашею критикой будете укротитель звѣрей и...."
   
   Не имѣя подъ рукой Русскихъ Вѣдомостей за среду, то-естъ за 22е апрѣля, чтобы полюбопытствовать что тамъ сказано противъ г. Струве, я примѣнилъ указаніе на татарщину къ предмету который меня занимаетъ теперь. Г. Н. Аксаковъ подслугкился татарщинѣ,-- я забылъ замѣтить что въ началѣ письма корреспондентъ мой сказалъ что Д. У. разразился татарщиной по поводу брошюры Н. Аксакова,-- и я вижу почему онъ подслужился ей; онъ отдѣлываетъ диссертацію профессора Струве, -- сказать ли?-- отдѣлываетъ съ татарскимъ самоуправствомъ. Пусть почтенный писатель письма отвѣчаетъ, а читатель извиняетъ за это выраженіе. Мнѣ оно кажется нисколько не преувеличеннымъ.
   Укротителемъ же звѣрей, замѣчу противъ моего уважаемаго знакомаго, я не разчитывалъ быть, какъ не разчитываю и раздражить ихъ. Я. полагаю что мои замѣтки могутъ быть на досугѣ прочитаны только тѣми просвѣщенными лицами которыя вынесли изъ философскаго диспута г. Струве глубокое уваженіе къ познаніямъ и къ нравственному духу почтеннаго профессора и на которыхъ посыпались теперь, какъ листья осенью, брошюрки и брошюрочки, старающіяся сгладить то чрезвычайно-рѣдкое впечатлѣніе какое произвелъ г. Струве на публику не состоящую съ подспудными сотрудниками Русскихъ Вѣдомостей и Всеобщей Газеты въ круговой порукѣ. Таково мое честолюбіе, и слѣдуя ему, я опять принимаюсь за мои замѣтки.
   Итакъ, почему г. Н. Аксаковъ предполагаетъ что читатель будетъ слѣпо довѣрять его цифрамъ, подъ которыми можетъ скрываться Богъ вѣсть что? Особенно, почему онъ разчитываетъ на простодушіе читателя, который будетъ вѣрить что если одна и та же книга цитована у Фихте и у г. Струве, то это значитъ что г. Струве не читалъ этой книги, а списалъ ссылку на нее у Фихте? Эта грубая метода изобличенія проходитъ по всей брошюрѣ г. Н. Аксакова, и мы видѣли какъ помѣщенный въ Русскомъ Вѣстникѣ критическій разборъ психологическихъ сторонъ физіологіи Лудвига, сдѣланный профессоромъ Струве, оборвалъ нашего критика, и оборвалъ безпощадно, хотя г. Струве не имѣлъ нисколько этого намѣренія! Г. Н. Аксаковъ и тутъ не выяснилъ себѣ что его критическая метода ложна въ принципѣ, ложна логически, потому что она опредѣляется по второй фигурѣ силлогизма, составленной изъ двухъ положительныхъ посылокъ. Буквально приведенные мною тексты показываютъ нашего критика съ другой, тоже очень интересной стороны, которая впрочемъ уже выглянула изъ-подъ спуда при цитатахъ его изъ Шлейдена, какъ мы разоблачили въ своемъ мѣстѣ эту непохвальную тактику.
   Одно очень почтенное имя повторяется особенно часто въ брошюрѣ Н. Аксакова, имя философа Ульрици. Надо прочитать эту брошюру нѣсколько разъ чтобы представить себѣ съ нѣкоторою отчетливостію тѣ положенія какія нашъ критикъ даетъ этому имени въ хаосѣ своихъ попытокъ изобличить профессора Струве въ заимствованіяхъ.
   Критикъ утверждаетъ:
   
   "Мы находимъ у Ульрици краткое обсужденіе теоріи Пфлюгера о множествѣ центровъ нервной системы со ссылкою на трудъ Пфлюгера, и къ удивленію находимъ и до буквальности схожее обсужденіе его и ссылку на него и въ трудѣ г. Струве" (15 стр.).
   "Многоученый трактатъ (г. Струве)о единствѣ сознанія былъ бы.... просто-на-просто цѣликомъ выписанъ изъ Ульрици, еслибы не пришло на умъ г. Струве.... привести слова проф, Вирхова" (16).
   
   Значитъ трактатъ о единствѣ сознанія просто-на-просто цѣликомъ выписанъ изъ Ульрици профессоромъ Струве, и къ нему еще прибавлено мнѣніе Вирхова*
   "Читателю, говоритъ Н. Аксаковъ, нечего смотрѣть на стр. 98 соч. Ульрици, которую цитируетъ г. Струве, потому что, продолжаетъ онъ, на ней находится.... буквально то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве (21 стр.).
   Посмотримъ въ эту 98ю стр. Ульрици, точно ли на ней находится буквально то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве.

Струве:

>

Ульрици:

   Показавъ что въ ощущеніи есть добавочный элементъ, не вносимый въ него физіологическими причинами ощущенія, профессоръ продолжаетъ:
   "Понятіе о самостоятельной психической природѣ вышеизъясненнаго добавленія, лежащаго внѣ нервной системы, но необходимаго при производствѣ ощущеній, оправдываютъ и изслѣдованія знаменитаго Гельмгольца относительно скорости дѣйствія чувствъ. Въ особыхъ очень важныхъ и основательныхъ разсужденіяхъ {Helmholtz, Nachweisungen über den zeitlichen Verlauf der Nervenerregung. Въ J. Müllers, Archiv für Anatomie und Physiologie, 1850 и 1851. См. тоже: Ulrici, Gott und der Mensch, 1866. 4. I, стр. 98 и слѣд.} Гельмгольцъ доказалъ что процессъ, производящій сознательное ощущеніе изъ физическихъ раздраженій. уже находящихся въ нервныхъ центрахъ, требуетъ болѣе времени нежели процессъ передающій раздраженіе отъ периферическихъ нервовъ къ извѣстнымъ центрамъ. Для совершенія этого послѣдняго процесса, напримѣръ для передачи раздраженія изъ пальца въ мозгъ, нужно по вычисленію Гельмгольца 1/60 секунды: между тѣмъ для сознательнаго воспріятія въ формѣ ощущенія этого, уже находящагося въ мозгу, раздраженія потребно отъ 1/10 до 1/20 секунды. Этотъ промежутокъ времени, проходящій между раздраженіемъ переданнымъ уже нервнымъ центрамъ и ощущеніемъ его, совершенно опровергаетъ теорію матеріализма, по которой физіологическій процессъ раздраженія нервныхъ центровъ считается тождественнымъ съ психическими явленіями ощущенія. Если между физіологическимъ процессомъ въ нервныхъ центрахъ и ощущеніемъ его проходитъ извѣстное время, то очевидно что эти процессы не могутъ быть тождественны; въ этомъ обстоятельствѣ мы ясно видимъ существованіе вышепоказаннаго добавленія, о которомъ говоритъ Лудвигъ добавленія, лежащаго внѣ нервной системы, но необходимаго для происхожденія ощущенія; Этотъ промежутокъ времени требуетъ развитія особаго, самостоятельнаго начала психическихъ явленій.
   Противъ такого замѣчанія нельзя возражать что вышеозначенное время 1/10 до 1/20 секунды нужно для того чтобы физіологическій процессъ самъ по себѣ принялъ форму ощущенія, безъ помощи особеннаго начала. Физіологическій процессъ нервной системы основывается, какъ мы сказали. единственно на молекулярномъ движеніи и электричествѣ. Только эти физическіе процессы могутъ быть основаніемъ ощущенія по теоріи матеріализма. Но неужели можно, съ физической точки зрѣнія, предполагать что молекулярное движеніе и электричество, въ первый моментъ своего появленія въ нервныхъ центрахъ не имѣющія и слѣда способности ощущать и сознавать себя, вдругъ сами по себѣ, безъ новаго двигателя, пріобрѣтаютъ эту новую способность послѣ 1/10 или 1/20 секунды своего пребыванія; въ нервныхъ центрахъ? Нѣтъ, это противорѣчитъ всѣмъ естественнымъ законамъ. Природа физическихъ силъ постоянна и тождественна. Молекулярное движеніе и электричество, не имѣющія способности ощущать и сознавать себя въ первый моментъ своего появленія въ нервныхъ центрахъ, не могутъ пріобрѣсти эту способность и въ десятый моментъ. Поэтому, если между физическими процессами въ нервныхъ центрахъ и ощущеніемъ проходитъ извѣстное время, то мы должны заключить что эти процессы ощущенія, сознанія и т. д. никакъ не тождественны съ физическими процессами молекулярнаго движенія и электричества; напротивъ, мы должны заключить что они для своего объясненія требуютъ принятія новаго самостоятельнаго субъекта, отличнаго отъ всѣхъ извѣстныхъ физическихъ силъ (стр. 64, 65, 66).
   Такъ какъ чувствительныя нервныя нити распространяющіяся периферически въ различныя части тѣла, доводятъ принятое раздраженіе чрезъ спинной мозгъ до головнаго мозга, то ихъ движущая сила имѣетъ направленіе центростремительное: наоборотъ дѣятельность двигательныхъ нервовъ, передающихъ пульсы (возбужденія) отъ головнаго мозга, какъ отъ центра дѣйствій воли, прочимъ частямъ тѣла, имѣетъ направленіе центробѣжное. Оба движенія происходятъ съ большою скоростію, впрочемъ не съ такъ большою чтобы не было возможности измѣрять ее. Знаменитый физіологъ Гельмгольцъ опредѣлилъ съ полною достовѣрностію ея мѣру и показалъ что оба движенія имѣютъ въ одномъ и томъ же животномъ одинаковую скорость, у различныхъ животныхъ различную. Для чувствительныхъ и для двигательныхъ нервовъ равняется она, напримѣръ, у лягушекъ 60 футамъ въ секунду, у человѣка же 200 футамъ въ секунду (поэтому, напримѣръ, нервное раздраженіе происходящее отъ прищемленія или пораненія кончика пальца требуетъ почти 1/60 секунды чтобы дойти до головнаго мозга, и столько же проходитъ времени, пока произвольное возбужденіе двигательнаго нерва не достигнетъ отъ головнаго мозга до пальца). Но тотъ же ученый доказалъ столь же точнымъ образомъ что когда нервное раздраженіе перешло въ головной мозгъ, то оно далеко еще не дѣлается сразу сознательнымъ ощущеніемъ. Съ какимъ бы напряженнымъ вниманіемъ мы ни прислушивались къ какому-нибудь тону, съ какимъ бы напряженнымъ вниманіемъ мы ни наблюдали за тѣмъ дѣйствіемъ какое производитъ на кончикъ нашего пальца уколъ булавки, или электрическій ударъ, всегда проходитъ промежутокъ времени 1/10 до 1/20 секунды между тѣмъ мгновеніемъ, когда раздраженіе соотвѣтствующаго чувствительнаго нерва перешло въ головной мозгъ, и другимъ мгновеніемъ, когда мы замѣчаемъ это раздраженіе какъ опредѣленное ощущеніе. Итакъ этотъ переходъ совершается еще медленнѣе чѣмъ передача раздраженія периферичексаго нерва головному мозгу. (Н. Helmholtz: Nachwiesungen über den zeitlichen Verlauf der Nerveuerregung, etc. in I. Müllers Archiv für Anatomie u. Physiologie, 1850, S. 276 ff. 1852 5. 199 ff.)
   Эти указанія имѣютъ большое психическое значеніе; съ одной стороны показываютъ они съ полною очевидностію что ощущеніе происходитъ не въ раздраженномъ периферическомъ нервѣ и принадлежащей ему части тѣла, но только въ головномъ мозгѣ. Но вмѣстѣ они даютъ и точное доказательство того что нервное раздраженіе, какъ таковое, и ощущеніе далеко не совпадаютъ воедино. Потому что если въ то мгновеніе, когда раздраженіе периферическаго нерва достигло до головнаго мозга и привело въ возбужденное состояніе соотвѣтствующія части его, мы все еще не имѣемъ сразу никакого ощущенія; если всякій разъ проходитъ опредѣленное измѣримое количество времени прежде чѣмъ нервное раздраженіе головнаго мозга скажется вамъ какъ ощущеніе, то очевидно что нервное раздраженіе головного мозга не можетъ быть отождествляемо съ ощущеніемъ, по крайней мѣрѣ съ тѣмъ психическимъ явленіемъ, которое извѣстно вообще подъ именемъ ощущенія, и о которомъ только и можно говорить, потому что только о немъ мы и знаемъ. Какъ бы то ни было, если даже согласимся что нервное раздраженіе человѣческаго мозга тождественно съ ощущеніемъ чистымъ, съ ощущеніемъ голымъ, то все же оно не есть непосредственнымъ образомъ сознательное ощущеніе. Итакъ по необходимости мы должны заключить что промежутокъ времени, который проходитъ между нервнымъ раздраженіемъ головнаго мозга и происхожденіемъ сознательнаго ощущенія и который однако не можетъ быть наполненъ ничѣмъ, будетъ время требуемое тѣмъ особеннымъ актомъ, чрезъ который нервное раздраженіе головнаго мозга впервые перелагается въ ощущеніе, или приводится въ сознаніе въ качествѣ ощущенія. Послѣ изъясненій, которыя мы сдѣлали доселѣ, не можетъ подлежать сомнѣнію что этотъ особенный актъ не можетъ происходить отъ мозга, но только отъ того неизвѣстнаго нѣчто, которое физіологія хотя вынуждена признать какъ дѣйствительное, но котораго указать ближе она не можетъ, то-есть что этотъ актъ есть актъ психической силы, актъ души. (Ulricï, Leib und Seele. S. 98 и 99.)
   Мы нарочно начали выписку изъ Ульрици такимъ текстомъ который касается предмета однообразно повторяемаго всѣми изслѣдователями. Формы явленія, открытаго Гельмгольцемъ, совершенно просты и такъ опредѣленны что каждому обозрѣвающему ихъ, онѣ представляютъ одно и то же. Ульрици и Струве должны одинаково сказать что земля кругла, но что она у полюсовъ сжата, что въ теченіе сутокъ она оборачивается около своей оси и т. д. Такъ они отнеслись и къ фактамъ которые открыты Гельмгольцемъ. Далѣе Ульрици и Струве передаютъ эти факты съ одною и тою же цѣлію, или извлекаютъ изъ нихъ одни и тѣ же результаты для психологіи. И однакоже, если г. Н. Аксаковъ увѣряетъ, что на стр. 98й и слѣдующей (такъ цитуетъ г. Струве) книги Ульрици находится "буквально" то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве; то читатель болѣе повѣритъ текстамъ. Не правда ли что Ульрици богаче фактами, а профессоръ Струве основаніями? Не правда ли что у профессора Струве на 65 и 66 страницахъ развиты такія основанія какихъ нѣтъ и слѣда въ текстѣ Ульрици? Не правда ли что эти основанія очень важный отдѣлъ въ текстѣ профессора Струве, и что они охватываютъ открытіе Гельмгольца глубже, строже и многостороннѣе нежели какъ это мы видамъ въ текстѣ Ульрици? Какъ бы ни пристрастно г. Н. Аксаковъ смотрѣлъ на сопоставленные мною тексты, я надѣюсь что ему придется сдѣлать себѣ горькій упрекъ или отъ досады, или отъ болѣе человѣческаго движенія, потому что очевидность есть верховная власть, которой покориться слѣдуетъ.
   Замѣтьте: профессоръ Струве, при всей самостоятельности съ какою онъ трактуетъ предметъ, тѣмъ не менѣе ссылается на Ульрици. Какова же должна быть недобросовѣстность чтобы вмѣнять это въ плагіатъ!
   Отъ этого третьяго пункта въ числѣ тѣхъ, которые выставлены мною въ началѣ, переходу къ первому, касающемуся теоріи Пфлюгера. Въ книгѣ Ульрици находится краткое обсужденіе этой теоріи, приписывавшей чувствительность всѣмъ нервнымъ центрамъ. Н. Аксаковъ, какъ мы видѣли изъ его собственныхъ словъ, пришелъ въ "удивленіе", находя "до буквальности схожимъ обсужденіе" этой же самой теоріи у профессора Струве съ обсужденіемъ ея философомъ Ульрици. Относящіеся сюда тексты были уже другими сопоставлены въ Московскихъ Вѣдомостяхъ, но для полноты я считаю не лишнимъ воспроизвести ихъ здѣсь:

Ульрици:

Г. Струве:

   Утвержденіе Пфлюгера (которое онъ старался провести въ особомъ сочиненіи Die sensorischen Functionen des Rückenmarks, Berlin 1853) что не только головной, но и спинной мозгъ имѣетъ чувственныя отправленія (sensorische Functionen), или какъ онъ выражается, "кошка которой перерѣзали спинной мозгъ получаетъ двѣ души", такъ какъ не только передняя часть обнаруживаетъ произвольныя дѣйствія, кричитъ, бѣжитъ, кусаетъ, во и задняя часть также чувствуетъ, желаетъ и произвольно движется,-- не подтвердилось строго научными изслѣдованіями. Экгардтъ показалъ что Пфлюгеровы доказательства недостаточны для такого утвержденія и что послѣ его изслѣдованій, какъ и до нихъ, надо принять что сѣдалища ощущенія должно искать въ мозгѣ головномъ, а не спинномъ. Въ этомъ съ нимъ согласенъ даже Молешотъ. Въ томъ же смыслѣ высказывается и Лудвигъ.
   Уже изслѣдованія Пфлюгера {(Pflüger, Die sensorischen Functionen des Rückenmarks der Wirbelthiere, nebst einer neuen Lehre über die Leitungsgesetze der Reflexionen. 1853.)} возбудили величайшее сомнѣніе въ дѣйствительномъ существованіи единства нервной системы. Доказывая, на основаніи различныхъ вивисекцій, самостоятельность и независимость нервовъ спиннаго мозга отъ головнаго, и вообще множественность нервныхъ центровъ, ІІфлюгеръ основывалъ на этихъ изслѣдованіяхъ гипотезу о существованіе въ нервной системѣ не одной, а нѣсколькихъ душъ. По его мнѣнію, въ каждомъ нервномъ центрѣ находятся всѣ условія приписываемыя такъ-называемой душѣ, то-есть способность чувствовать и отвѣчать на внѣшнія раздраженія.
   Говоря строго, гипотеза эта о существованіи множества душъ въ нервной системѣ есть матеріалистическій выводъ основанный на эмпирическомъ существованіи многихъ центровъ нервной системы. Но каждый видитъ что такою гипотезой нельзя объяснитъ психическаго сосредоточія и единства человѣка въ фактѣ сознанія. Откуда же монетъ происходить единство психическое, когда человѣкъ, съ точки зрѣнія физіологіи, представляется состоящимъ изъ различныхъ самостоятельныхъ единствъ?
   Изслѣдованія Пфлюгера въ новѣйшее время Часто были повѣряемы и побудили къ новымъ, болѣе точнымъ наблюденіямъ касательно связи между физическими и психическими проявленіями жизни. Для насъ, въ нашемъ вопросѣ, заслуживаютъ особеннаго вниманія изслѣдованія И. М. Шифма и Рудольфа Вагнера.
   Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ вслѣдъ за симъ замѣчаютъ:
   
   "Есть ли хоть малѣйшее сходство между выписанными мѣстами, кромѣ только того что тамъ и тутъ упоминается о Пфлюгерѣ? Г. Ульрици говоритъ одно, г. Струве совсѣмъ иное: а для г. Аксакова это "до буквальности схожее обсужденіе" и заимствованное цѣликомъ. Самое заглавіе книги Пфлюгера у Ульрици приведено сокращенно, а у г. Струве подробно: какъ же могло бы это случиться еслибы г. Струве заимствовалъ цитату изъ Ульрици? Таковы и другія обличенія г. Аксакова, свидѣтельствующія лишь о томъ что философствующій юноша, въ своемъ увлеченіи, не дорожилъ своею репутаціей".
   
   Скажу отъ себя нѣсколько словъ въ виду вышеприведенныхъ текстовъ. Что значитъ обсужденіе теоріи? Первѣе всего, конечно, это значитъ критическое отношеніе къ ней, вслѣдствіе котораго она должна быть признана основательною, или неосновательною, истинною или ложною. Теперь г. Н. Аксаковъ, находя обсужденіе теоріи Пфлюгера у профессора Струве "до буквальности схожимъ" съ обсужденіемъ ея у Ульрици, говоритъ: "Но Ульрици прибавляетъ что Лудвигъ, Екгардтъ, Молешотъ и другіе физіологи протестовали противъ научной стоимости теоріи Пфлюгера; г. Струве забываетъ это прибавленіе и излагаетъ теорію Пфлюгера какъ стоящую внѣ всякихъ научныхъ сомнѣній" (стр. 15--16). Итакъ обсужденіе Ульрици признаетъ теорію Пфлюгера неосновательною; обсужденіе профессора Струве, какъ утверждаетъ Н. Аксаковъ, считаетъ ее стоящею внѣ всякихъ научныхъ сомнѣній. Что же это значитъ? Это значитъ что обсужденіе Ульриди и обсужденіе Струве противоположны одно другому. И однакоже послѣднее "сходно до буквальности" съ первымъ!
   Ульриди останавливаетъ свое вниманіе на томъ что есть низшія породы животныхъ которыя не имѣютъ мозгу и которымъ однакоже нельзя отказать въ чувствительности. Что же касается человѣка и высшихъ породъ животныхъ, то, говоритъ Ульрици, "не подлежитъ никакому сомнѣнію что ощущеніе и произвольное движеніе происходитъ у нихъ только посредствомъ нервовъ и только въ головномъ мозгу". Послѣднее отвергала теорія Пфлюгера, считавшая чувствительными и центры спиннаго мозга. Но эта теорія, продолжаетъ Ульриди, "не подтвердилась строго научнымъ изслѣдованіемъ", и ссылается на Экгардта, Молешота, Лудвига (Leib und Seele 104--105). Профессоръ Струве дѣлаетъ въ своей диссертаціи указаніе на изслѣдованія? Пфлюгера, Шиффа, Вагнера и Бронъ-Секара и приходитъ такимъ образомъ ко мнѣнію Функе что "мысль о сосредоточеніи души въ одной части мозга уже устранена въ наукѣ вслѣдствіе новѣйшихъ физіологическихъ изслѣдованій" (стр. 41). Да, до буквальности то же самое обсужденіе! Здѣсь Пфлюгеръ поддержанъ Шиффомъ, Вагнеромъ, Бровъ-Секаромъ и Функе; у Ульриди онъ прижатъ къ стѣнкѣ Лудвигомъ, Экгардтомъ, Молешотомъ. Однакоже я спрошу г. Н. Аксакова, признаетъ ли профессоръ Струве "теорію Пфлюгера стоящею внѣ всякихъ научныхъ сомнѣній" и относительно принятой ею "гипотезы существованія множества душъ въ нервной системѣ"? Другими словами, безъ вопроса: и здѣсь г. Н. Аксаковъ не понялъ предмета которымъ попытался заняться. Г. Струве называетъ эту гипотезу "матеріалистическимъ выводомъ" (стр. 39).
   Такъ дошла очередь до средняго пункта, выставленнаго мною въ началѣ. Струве, какъ утверждаетъ критикъ, "выписалъ просто-на-просто цѣликомъ изъ Ульрици многоученый трактатъ о единствѣ сознанія" и только прибавилъ къ нему "слова профессора Вирхова" (стр. 16). Профессоръ Струве находитъ въ Вирховѣ, какъ онъ выражается, "одного изъ лучшихъ и осторожнѣйшихъ изслѣдователей, котораго никто не можетъ упрекнуть въ философскихъ грезахъ" (стр. 49). Это выраженіе послужило къ счастію профессора Струве, котораго Н. Аксаковъ оставляетъ на время въ покоѣ, чтобы похлестать своимъ дѣтскимъ хлыстикомъ знаменитаго Вирхова. Онъ обращается къ той же брошюрѣ Шлейдена Üeber den Materialismus, стр. 40 и слѣд., чтобы показать читателю какъ Шлейденъ изобличаетъ Вирхова въ нелогичности, неточности и сбивчивости понятій. При этомъ для него ничего не значитъ то важное обстоятельство что Шлейденъ дѣлаетъ нападки на выраженія Вирхова находящіяся въ его Vier Reden über Leben und Kranksein, тогда какъ профессоръ Струве ссылается не на рѣчи,-- зная что рѣчи не суть ученыя изслѣдованія и не могутъ служить формою, въ которой сказался бы ученый изслѣдователь,-- но на тѣ ученыя работы Вирхова въ которыхъ онъ признанъ всѣми знатоками "за одного изъ лучшихъ и осторожнѣйшихъ изслѣдователей". Не мѣшало бы также сказать читателю что Шлейденъ тѣмъ не менѣе питаетъ къ Вирхову (какъ выражается онъ на той же 40 страницѣ) "величайшее уваженіе".
   Но эти замѣчанія служатъ для меня только приступомъ къ разбору того какимъ образомъ Н. Аксаковъ нашелъ что профессоръ Струве "просто-на-просто цѣликомъ выписалъ трактатъ о единствѣ сознанія изъ Ульрици". Разборъ этотъ не можетъ быть облегченъ сопоставленіемъ текстовъ по двумъ причинамъ: вопервыхъ, потому что пришлось бы дѣлать слишкомъ длинныя выписки, и вовторыхъ потому что въ книгѣ Ульрици нѣтъ никакого трактата о единствѣ сознанія, такъ что слѣдовательно остается въ силѣ только эта вторая причина.
   Какъ мало стѣсняется нашъ критикъ безспорными фактами, это доказывается тѣмъ что онъ не затрудняется увѣрять читателя будто "планъ избранный г. Струве.... въ особенности близокъ къ плану извѣстной книги Ульрици (Gott und der Mensch. I. B. Leib und Seele)" (стр. 14). Какими основными понятіями опредѣляется планъ изслѣдованія у профессора Струве? Критикъ отвѣчаетъ:
   
   "Струве начинаетъ съ сознанія, которое по мнѣнію его заключаетъ въ себѣ три начала "1) единство, 2) самонаблюденіе и 3) постоянство и тожество, на основаніи котораго сознаніе человѣка остается въ теченіи всей его жизни однимъ и тѣмъ же, несмотря на всѣ внѣшнія и внутреннія перемѣны, вызываемыя временемъ" (36). "Но сравнивая эти явленія съ несомнѣнными выводами новѣйшей физіологіи, продолжаетъ г. Струве, мы легко убѣждаемся что ни для единства, ни для самонаблюденія, ни наконецъ для постоянства и тожества сознательной жизни человѣка мы не встрѣчаемъ въ отправленіяхъ тѣла никакого основанія, которое могло бы достаточно объяснить всѣ эти явленія" (37).
   "Таковъ планъ, избранный г. Струве", говоритъ Н. Аксаковъ, и вслѣдъ за симъ продолжаетъ:
   "Планъ этотъ кажется намъ до такой степени близкимъ къ плану большинства сочиненій, спеціально посвященныхъ полемикѣ съ матеріализмомъ и въ особенности къ плану извѣстной книги Ульрици (Gott und der Mencsh, I. B. Leib und Seele), что мы позволили себѣ разсмотрѣть брошюру г. Струве въ связи съ этимъ послѣднимъ упомянутымъ нами трудомъ." (Стр. 13--14.)
   
   Такъ какъ Н. Аксаковъ находитъ что планъ избранный профессоромъ Струве очень близко подходитъ къ плану большинства сочиненій спеціально посвященныхъ полемикѣ противъ матеріализма, и особенно къ плану извѣстной книги Ульрици Gott und der Mensch, то этимъ онъ утверждаетъ безсознательно что это сочиненіе, почти единственное въ своемъ родѣ, въ свою очередь очень близко подходитъ къ плану названнаго большинства. Надо не понимать философіи, надо не понимать Ульрици, чтобы такимъ образомъ сдѣлать его дюжиннылъ противникомъ матеріализма.
   Но въ планѣ профессора Струве мы встрѣчаемъ одно существеннѣйшее понятіе, -- понятіе самонаблюденія. Какъ мы видѣли, оно занимаетъ выпуклую средину этого плана, и въ диссертаціи профессора Струве очень серіозный анализъ доказываетъ невозможность вывести явленіе самонаблюденія изъ физіологическихъ основаній (стр. 43--48). Критикъ, повидимому, эту вторую часть плана, избраннаго профессоромъ Струве, считаетъ самостоятельною, не имѣющею ничего общаго съ планомъ книги Ульрици. Именно онъ говоритъ на страницѣ 18:
   
   "Начало слѣдующаго періода о самонаблюденіи начинается фразою, видимо самостоятельною и оригинальною, ибо ея не могъ до сего времени произнести не (ни) одинъ еще философъ. "Второе явленіе сознанія," говоритъ г. Струве, "есть его самонаблюденіе." Но что же и есть сознаніе какъ не самонаблюденіе, и наоборотъ, что же есть самонаблюденіе какъ не сознаніе? Слова г. Струве значатъ только: второе явленіе сознанія есть сознаніе, или: второе явленіе самонаблюденія есть самонаблюденіе, что положительно уже нелѣпо."
   
   Самый анализъ этого явленія самонаблюденія, находящійся въ диссертаціи профессора Струве, не подалъ г. Н. Аксакову ни одного повода сослаться на какую-нибудь страницу изъ книги Ульрици, или другаго автора (см. брошюру стр. 18--19.) Наконецъ третья также существенная часть плана избраннаго профессоромъ Струве, часть посвященная "изслѣдованію тожества бытія человѣческаго" (выраженіе г. Н. Аксакова), опять не представила нашему критику ни одного повода выставить хотя бы одну цитату изъ книги Ульрици. (Ср. брошюру стр. 19.)"
   Какой же послѣ этого смыслъ имѣетъ мнѣніе г. Н. Аксакова что планъ избранный профессоромъ Струве особенно близко подходитъ къ плану книги Ульрици? И какому Аксакову я долженъ вѣрить, тому ли который утверждаетъ это мнѣніе, или тому который отвергаетъ его?
   Посмотрите на другаго изъ нихъ. Противъ выраженія профессора Струве: "второе явленіе сознаніе есть его самонаблюденіе", онъ возражаетъ: "что же и есть сознаніе какъ не самонаблюденіе, и наоборотъ, что же есть самонаблюденіе какъ не сознаніе?" Онъ полагаетъ что ни одинъ философъ не могъ до сего времени произнести подобной "положительной нелѣпости".
   Я имѣю основаніе думать что подобную "положительную нелѣпость" произносили именно тѣ философы которые оказали величайшія услуги психологіи. Каждый изучающій психологію знаетъ наизусть требованіе выраженное психологомъ Бенеке что нужно различать сознаніе существующее въ психическихъ актахъ отъ сознанія объ этихъ актахъ. Это сознаніе о психическихъ актахъ профессоръ Струве назвалъ очень вѣрно "самонаблюденіемъ". Также должно быть извѣстно изучающему психологію сдѣланное Лотце различіе между сознаніемъ транзитивнымъ, которое существуетъ въ душевныхъ состояніяхъ, какъ свѣтъ въ краскахъ, или какъ звукъ въ тонахъ, и сознаніемъ интранзитивнымъ, обозрѣвающимъ передвижку и измѣненія душевныхъ состояній. Это обозрѣвающее сознаніе есть "самонаблюденіе, вслѣдствіе котораго," какъ говоритъ профессоръ Струве, "человѣкъ въ состояніи отдавать себѣ отчетъ въ томъ что онъ думаетъ и сопровождать мыслію свое дѣйствіе". Такъ, если г. Н. Аксаковъ называетъ что-нибудь нелѣпымъ, то я уже напередъ привыкъ ожидать что онъ имѣетъ дѣло съ мыслію очень разумною и основательною, которой онъ не понимаетъ. Его собственный опытъ долженъ бы убѣдить его теперь что сознаніе еще не есть необходимо самонаблюденіе, потому что самонаблюденіе есть источникъ мнѣній и сужденій отчетливыхъ, разумныхъ, основательныхъ; нелѣпости же и противорѣчія доказываютъ отсутствіе самонаблюденія, но не сознанія. Не такъ ли?
   Но планъ книги Ульрици особенно близокъ къ плану диссертаціи профессора Струве, какъ утверждалъ первый Аксаковъ. Значитъ, эта книга располагаетъ психологическія изслѣдованія по тремъ основнымъ для профессора Струве понятіямъ. Значитъ, она изслѣдуетъ сперва физіологическія основанія для единства сознанія, потомъ для самонаблюденія, наконецъ для тожества сознанія. Что касается самой книги Ульрици, то и Н. Аксакову придется покоробиться предъ своею чрезмѣрною необдуманностію, съ которою онъ выдаетъ планъ диссертаціи, означенный имъ же самимъ, за особенно близкій къ плану книги Ульрици. Для читателей незнакомыхъ съ этою превосходною книгой укажу на ходъ ея идей включительно до тѣхъ отдѣловъ, внутри которыхъ роется нашъ критикъ. Во введеніи къ книгѣ раскрывается опроверженіе матеріализма діалектическое, которое должно назвать античнымъ и котораго punctum saliens состоитъ въ положеніи что матеріализмъ, выдающій себя за истинную теорію, раскрываетъ однакоже такую теорію мышленія, какъ мозговой функціи, которая отрицаетъ возможность всякой истинной мысли; но такъ какъ это опроверженіе все еще совмѣстимо съ различіемъ мыслей, если не какъ истинныхъ и ложныхъ, то по крайней мѣрѣ какъ практически годныхъ или негодныхъ, и слѣдовательно все еще совмѣстимо съ представленіемъ нѣкоторой нормы, нѣкотораго образца для выбора и предпочтенія однѣхъ мыслей другимъ, то вообще лучшая научная метода будетъ состоять въ томъ чтобъ изслѣдовать тѣ основанія на которыя предполагаетъ опираться матеріализмъ. Это значило бы войти въ область физіологіи; но физіологія сама ищетъ своихъ основаній въ физикѣ и химіи. Вотъ почему Ульрици приступаетъ къ раскрытію и изъясненію основныхъ понятій естествознанія вообще, каковы: матерія, молекулы, атомы, силы, дѣятельность, вещество, организмъ, физическая сила, цѣлесообразность. Только во второмъ, отдѣлѣ первой физіологической части, стр. 66, философъ избираетъ предметомъ своего изслѣдованія "человѣческое тѣло и его отношеніе ко психическимъ явленіямъ". Здѣсь помѣщенъ критическій разборъ основаній матеріализма въ принципѣ и въ фактахъ, но на эти части книги Ульрици нигдѣ не ссылается г. Н. Аксаковъ, какъ можно было бы ожидать напередъ. Между тѣмъ напомнимъ, въ виду того что изложено уже выше, увѣреніе критика о близости плана избраннаго г. Струве, къ плану книги Ульрици.
   Слѣдующій, третій отдѣлъ первой части, озаглавленный "нервная система и душа", составляетъ то мѣсто гдѣ нашъ критикъ находитъ то что профессоръ Струве будто бы выписалъ изъ Ульрици и изъ чего онъ такимъ образомъ составилъ свой трактатъ о единствѣ сознанія. Означенная глава начинается на страницѣ 93й и оканчивается страницей 153й, Выписанный трактатъ о единствѣ сознанія долженъ заключаться, если вѣрить критику, между 107 (вѣрнѣе 104й, гдѣ говорится о теоріи Пфлюгера) и 121й страницами, и притомъ такъ что, выписавъ изъ стр. 104--105 обсужденіе теоріи Пфлюгера и взявъ оттуда же критику попытки Флуранса отыскать "центръ нервной системы, профессоръ Струве списываетъ съ сосѣдней 108й страницы изложеніе теоріи Рудольфа Вагнера и ссылку на статью его въ Göttingische Nachrichten 1860, No 6ü, Seite 57 ff; потомъ, какъ говоритъ критикъ, "г. Струве упускаетъ (краткости ради) "всѣ остальныя излишнія, по его мнѣнію, цитаты и изслѣдованія Ульрици и переходитъ прямо къ 118--121 стр. его сочиненія, излагая сообразно съ ними или, вѣрнѣе, по нимъ, "на 41 и 42 стр. своей брошюры, единство сознанія, противорѣчащее отсутствію единства въ нервной системѣ", (см. стр. 14, 15, 16). Итакъ, трактатъ о единствѣ сознанія будто бы списанъ "просто-на-просто цѣликомъ" изъ 104 (а не 107й повторяемъ это), 108 страницъ, да еще изъ 118--121й. Вотъ къ чему сводится особенно близкое совпаденіе двухъ плановъ! Но сначала мы сдѣлаемъ краткій обзоръ содержанія этого отдѣленія книги Ульрици до 121й страницы, потомъ остановимся на страницахъ 104--108, наконецъ разсмотримъ содержаніе страницъ 118--121й. Этотъ порядокъ необходимъ для того чтобы внести свѣтъ въ хаосъ мнѣній г. Н. Аксакова, потому что и по древнему космическому ученію хаосъ былъ причиненъ духомъ который былъ нерасположенъ къ созерцанію свѣта истины.

1. Содержаніе всего отдѣла книги Ульрици до 121й страницы.

   Изложеніемъ физіологическаго ученія о нервной системѣ, ея развѣтвленіи и сосредоточеніи по опредѣленному плану въ различныхъ центрахъ (стр. 93--104), Ульрици приходитъ къ убѣжденію что по крайней мѣрѣ въ высшихъ породахъ животныхъ и въ человѣкѣ ощущеніе и произвольное движеніе происходитъ только чрезъ нервы, и только въ головномъ мозгу. Теорія Пфлюгера относительно самостоятельности спиннаго мозга отвергается имъ (104--105) какъ неосновательная.
   "Поэтому, говоритъ Ульрици, новѣйшая физіологія употребила чрезвычайныя усилія чтобъ обозначить ближе тѣ мѣста въ головномъ мозгу, которыя можно бы считать сѣдалищемъ ощущенія и, значитъ, психической силы вообще. Первый проложившій путь къ такимъ изслѣдованіямъ, это Флурансъ, знаменитый парижскій физіологъ" (стр. 105). Чрезъ снятіе тонкихъ слоевъ мозга, онъ, какъ утверждаетъ, доказалъ что уравновѣшеніе и упорядоченіе движеній условливается малымъ мозгомъ, производство движенія -- мозгомъ спиннымъ, а воля, то-есть психическая дѣятельность, вызывающая движенія вслѣдствіе представленій, условливается большимъ мозгомъ. Изъ этого ряда опытовъ Флурансъ приходитъ далѣе къ убѣжденію что существуетъ "полное раздѣленіе, совершенно опредѣленное различіе между жизненною "силой и психическою силой". "Каждая способность, которая переживаетъ снятіе полушарій большаго мозга, есть жизненная сила; напротивъ, каждая способность, которая утрачивается съ этимъ снятіемъ, есть сила интеллектуальная" (105--106).
   Впрочемъ, къ силамъ которыя переживаютъ снятіе верхняго мозга, онъ относитъ не только тѣ отъ которыхъ зависятъ всѣ функціи питанія и движенія, но "и ощущеніе" (въ тѣснѣйшемъ смыслѣ). (Стр. 106.)
   Лонже почти во всемъ согласенъ съ Флурансомъ (106). Опыты Вагнера пополняютъ и исправляютъ Флурансовы опыты: тѣмъ не менѣе въ существенномъ положенія Флуранса оправдались (107).
   Новѣйшія излѣдованія Вагнера привели его однако къ убѣжденію что крайне невѣроятно, будто въ головномъ мозгу находится какой-то точкообразный sensorium commune (108). Приведя еще нѣкоторыя указанія Шиффа, Бенеке, Вирхова, Лудвига,-- Ульрици приходитъ къ заключенію что "по крайней мѣрѣ высшія психическія функціи, соединеніе представленій, сознаніе, воля, условливаются съ физіологической стороны полушаріями большаго мозга" (110), потому что этотъ выводъ "можно считать за общепризнанный" (109).
   Даже и для частныхъ способностей физіологи указываютъ "съ научною точностію" на особенные органы въ большомъ мозгу (110), напримѣръ для способности слова, памяти и т.д. Но съ этой точки зрѣнія опровергается мнѣніе Снелля, будто тѣлесныя и душевныя дѣятельности относятся другъ къ другу "какъ эквивалентная, внутренняя и внѣшняя работа" одной и той же силы (стр. 112), потому что другіе нервы и пучки нервовъ условливаютъ дѣятельность питанія, дыханія, движенія, и опять другіе содѣйствуютъ ощущенію, мышленію и т. д. (стр. 113).
   Въ органологіи, получившей основательное развитіе со временъ Флуранса, Ульрици находитъ такимъ образомъ истину плодотворную для физіологіи и психологіи. Мы наблюдаемъ различныя формы психическихъ дѣятельностей, которыя исполняются посредствомъ различныхъ органовъ, хотя всѣ исходятъ отъ одной психической силы (стр. 114). Та психическая теорія, которая изъясняетъ эти различныя формы душевныхъ дѣятельностей (представленія, хотѣнія, воспоминанія) изъ различныхъ видоизмѣненій одной какой-либо формы, опровергается физіологіей. Психическія дѣятельности различны не только психически, но и физіологически.
   Единство психической силы, изъ которой онѣ исходятъ, доказывается единствомъ сознанія (стр. 117), возможностью намѣреннаго вниманія, переходомъ размышленія и обдумыванія въ акты воли, законами ассоціаціи представленій (117--118).
   Особенно "единство сознанія есть полновѣсный и безспорный фактъ" и притомъ "фактъ основный" (стр. 119--120). Психическая сила, служащая ему основаніемъ "можетъ быть только единая и тождественная съ собою". "Въ самомъ дѣлѣ, еслибы сознаніе раждалось отъ многихъ различныхъ силъ, то каждое ощущеніе, воспріятіе, дѣйствіе воли, доходящее до сознанія, не могло бы являться намъ какъ единое отдѣльное; въ каждомъ частномъ случаѣ мы должны бы имѣть столько же, впрочемъ, однородныхъ ощущеній, перцепцій и пр., сколько существуетъ силъ (функцій) и значитъ веществъ, раждающихъ сознаніе и его содержаніе. Словомъ, не одно сознаніе, но множество, или многократность его могла бы только выйти въ результатѣ, еслибы родителемъ и носителемъ его было множество силъ или веществъ." (120--121.)

2. Трактатъ профессора Струве о единствѣ сознанія, и 104--108 страницы книги Ульрици.

   Н. Аксаковъ говоритъ:
   
   "Прежде всего анализируетъ г. Струве единство сознанія. Разсмотримъ, насколько самостоятеленъ и насколько наученъ его анализъ" (стр. 14).
   
   Вслѣдъ за этимъ нашъ критикъ продолжаетъ: "Г. Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій (то-есть ощущенія, воли и т. д.)" (стр. 14). Это обсужденіе попытки Флуранса, замѣчаетъ г. Аксаковъ (стр. 15), находится на одной страницѣ съ краткимъ обсуждеемъ теоріи Пфлюгера. Дѣйствительно, мы знаемъ уже что это страница 105 и далѣе до 108. Приводимое критикомъ сочиненіе Флуранса De la vie et de Vintelligence съ указаніемъ стр. 40, 60, 73 мы соотвѣтственно этому находимъ у самого Ульрици на стр. 106, послѣ изложенія теоріи Флуранса. Этимъ точнымъ обозначеніемъ мѣста изъ книги Ульрици, въ которомъ этотъ философъ говоритъ о Флурансѣ, и которое разумѣетъ здѣсь нашъ критикъ, мы занялись потому что онъ на первый разъ (стр. 14) не указалъ страницы изъ книги Ульрици, а цитовалъ ее только по поводу рѣчи о Пфлюгерѣ уже на стр. 15.
   Итакъ, вотъ открытіе: "Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій" (то-есть ощущенія, воли и т. д). Однако гдѣ же это? Ульрици, какъ мы видѣли, ни единымъ словомъ не указываетъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій. Это дѣлаетъ профессоръ Струве, но не Ульрици. Неужели для того чтобы превратить профессора Струве въ компилятора изъ Ульрици, нашелъ г. Н. Аксаковъ дозволительнымъ превратить сначала Ульрици въ компилятора изъ профессора Струве? Нашъ критикъ вращается здѣсь въ хаосѣ мыслей, невѣроятность котораго я не могу выразить. Ульрици не указалъ ни однимъ словомъ, будто онъ смотритъ на работы Флуранса такъ что Флурансъ дѣлаетъ попытку отыскать центръ психическихъ явленій. Поэтому естественно что также ни однимъ словомъ Ульрици не указываетъ на несостоятельность этой, для него не существующей, попытки. Флурансъ, по изложенію Ульрици, отыскиваетъ въ мозгу разныя мѣста, которыя служатъ органами для различныхъ силъ, психическихъ и жизненныхъ. Ульрици привѣтствуетъ эти работы, слѣдитъ за ихъ продолженіемъ у послѣдующихъ физіологовъ, признаетъ научную истину органологіи. Какимъ же необыкновеннымъ обстоятельствомъ объяснить теперь, когда критикъ утверждаетъ: "Г. Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса "отыскать центръ психическихъ явленій"? Какимъ, повторяю, непостижимымъ искусствомъ этотъ г. Н. Аксаковъ могъ найти что Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ "психическихъ явленій"?
   Далѣе. "На 108 страницѣ книги Ульрици", говоритъ г. Н. Аксаковъ, "находится изложеніе теоріи Рудольфа Вагне"ра со ссылкою на статью его въ Göttingische Nachrichten, 1860, No 6, Seite 57 ff, и ту же самую ссылку и то же са"мое изложеніе находимъ мы и на 40 страницѣ многоученаго "труда г. Струве" (стр. 16). Теорія Вагнера занимаетъ въ дисертаціи профессора Струве всего 17 строчекъ; въ книги Ульрици обозрѣваются работы Вагнера на стр. 107, 108 и 109. Это для Н. Аксакова значитъ "то же самое изложеніе". Само собою разумѣется что Ульрици и Струве одни и тѣ же выводы Вагнера должны передавать одинаково вѣрно. Ссылка на ученыя работы Вагнера поставлена въ книгѣ Ульрици такъ: "Nachrichten von der Univers, и. d. Gesellsch. d. Wissensch. zu Göttingen, 1858, NoNo 24, 26. 1860, No 4. Эта ссылка находится на указываемой критикомъ стр. 108. Другая, находящаяся на стр. 109, выражена такъ: (aa. O, 1860, No 6, S. 57 ff). Ссылка на Вагнера у профессора Струве: Wagner, Die Frage nach dem Sensorium und Motorium commune. Göttingische Nachrichten, 1860, No 6, Seite 57 ffg. Ульрици не приводитъ названія статьи Вагнера, Струве приводитъ,-- и все-таки ссылка его выписана изъ Ульрици!
   Остается нѣчто очень важное, столь важное какъ самая жизнь, остается noeud vital, говоря по-французски, nodus vitalis, говоря по-латыни, жизненнный узелъ, говоря по-русски, жизненная точка, говоря математически. Этотъ узелъ жизни вызвалъ много жизни подвижной, горячей, критикующей и поражающей профессора Струве, но все-таки остался узломъ, его не развязали и не разсѣкли; онъ вѣдь въ то же время точка жизни, а точку не развязываютъ и не разсѣкаютъ.
   Въ диссертаціи профессора Струве на стр. 38 говорится: "нѣкоторые изъ прежнихъ физіологовъ, между которыми въ особенности С. Т. Сэммерингъ, {Sömmering. Ueber das Organ der Seele. 1796.} и другіе, изъ новѣйшихъ прежде всего знаменитый парижскій анатомъ и физіологъ Флурансъ, {Flourens. De la vie et de l'intelligence, 1858, T. II. pag. 155 u. Dompte rendu, 1851, T. XXXIII, pag. 437 и 1859. T. XLVIII, pag. 1136. Смотри: О. Funke, Lehrbuch der Physiologie, 1860, T. II. Seite 567 и 575.} потомъ Лотце, {H. Lotze, Medicinische Psychologie, oder Physiologie der Seele, 1852 и въ особенности того же автора: Mikrokosmus, Т. I. Seite 316--342, Von dem Sitze der Seele.} А. Фиккъ {А. Fick, Compendium, der Physiologie, 1860. S. Ш und 52 ffg.} и другіе всѣми силами старались доказать сосредоточеніе тѣлеснаго организма, въ особенности нервной системы, въ одномъ пунктѣ, условливающемъ единство животныхъ психическихъ проявленій человѣка (point, или noeud vital Флуранса). Въ этомъ пунктѣ, по ихъ мнѣнію, сосредоточивается вся жизнь и всѣ раздраженія нервовъ, соединеніемъ которыхъ эти физіологи и объясняютъ психическое явленіе извѣстное подъ именемъ единства сознанія". { вопроса о сѣдалищѣ души въ тѣлѣ, кромѣ вышеприведенныхъ сочиненій, смотри еще: G. F. Fechner, Elemente der Psychophysik 1860, T. II. S. 381--426. J. H. Fichte, Psychologie. T. I. 1864. 35--63 и H. Ulrioi, Gott und der Mensch. T. I. 1866. S. 105-125.}
   Это мѣсто изъ диссертаціи дѣйствительно представляетъ поводъ къ возраженіямъ, которыя могутъ относиться частію къ самой диссертаціи, частію къ Флурансу и къ философіи.
   а) Можно было возразить что такъ какъ поименованные физіологи поставлены всѣ на одной и той же линіи въ простомъ перечисленіи ихъ именъ, то вопервыхъ остаются неизвѣстными тѣ спеціальныя опредѣленія которыя каждый изъ нихъ, смотря по ходу своихъ работъ, соединялъ съ идеей средоточія нервной системы: далеко не всѣ исчисленные физіологи видѣли въ открытіи этого средоточія разрѣшеніе одной и той же задачи; вовторыхъ также остается неизвѣстнымъ насколько и въ какомъ направленіи каждый изъ нихъ, какъ ему самому казалось, приблизился къ рѣшенію общей всѣмъ имъ задачи. Это неполнота въ описаніи физіологическихъ работъ, неполнота, которая впрочемъ не имѣла никакого вліянія на рѣшеніе задачи избранной профессоромъ Струве, и послужила первымъ, неясно сознаваемымъ поводомъ къ спорамъ. Никто не хотѣлъ замѣтитъ очень крупнаго факта что въ приведенномъ текстѣ поставленныя въ скобкахъ слова (point, или noeud vital Флуранса) принимаются въ общемъ, или нарицательномъ смыслѣ для выраженія той задачи, которую рѣшали безразлично всѣ названные физіологи. Этотъ noeud vital Флуранса, какъ видимъ изъ приведеннаго текста, профессоръ Струве относитъ и къ Герману Лотце, который отвергалъ всѣ толки и о жизненной силѣ и объ ея сѣдалищѣ, хотя искалъ сѣдалища въ мозгѣ для души,-- и профессоръ Струве, чтобы не задаваться изложеніемъ физіологическихъ подробностей, одинаково означаетъ и попытку Лотце исканіемъ этого получившаго нарицательный смыслъ point, или noeud vital Флуранса. Тѣ кто встрѣтили здѣсь указаніе на Флуранса, должны были читать приведенное мѣсто очевидно такимъ образомъ: Флурансъ сосредоточивалъ животныя и психическія явленія въ point, или noeud vital Флуранса. Тогда естественно возникли возраженія, потому что Флурансъ не считалъ noeud vital за центръ всѣхъ психическихъ явленій.
   Совершенно вѣрно, и тамъ гдѣ профессоръ Струве говоритъ не обо всѣхъ названныхъ имъ физіологахъ, а спеціально о Флурансѣ, онъ выражается такимъ образомъ:
   
   "Что же касается noeud vital Флуранса, то не только Шиффъ и Вагнеръ, но Бронъ-Секаръ, {Brown-Sequard. Journal de physiologie. 1858. T. I. pag. 217. см. O. Funke. Lehrbuch der Physiologie. 1860. T. I. Seite 56.} убѣдились что поврежденіе его не влечетъ за собою смерти, и поэтому онъ не можетъ быть признанъ за "узелъ жизни", за центральный пунктъ жизненныхъ отправленій организма" (стр. 41).
   
   Н. Аксаковъ изъясняетъ мнимую путаницу, будто бы допущенную профессоромъ Струве въ приведенныхъ мною выше словахъ, такимъ образомъ:
   "Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій". Это положеніе мы уже разъяснили. При этомъ замѣтимъ что на стр. 104--108 и далѣе книги Ульрици, изъ которыхъ, по программѣ критика, долженъ былъ профессоръ Струве "просто-на-просто цѣликомъ" выписать свой трактатъ о единствѣ сознанія, не говорится ничего о noeud vital Флуранса, даже нѣтъ о немъ и помину. Н. Аксаковъ озадаченъ (хотя, скажемъ мимоходомъ, отсутствіе этого noeud vital представляло наилучшій для Н. Аксакова поводъ опомниться и не утверждать что Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій). Но онъ обрѣтаетъ исходъ изъ затрудненія въ открытіи что г. "Струве дѣлаетъ значительную ошибку" (стр. 14). Въ чемъ состоитъ эта ошибка? Вѣдь онъ раскрылъ книгу Ульрици и началъ выписывать о Флурансѣ? Правда, отвѣчаетъ И. Аксаковъ. Въ этой книгѣ, которую раскрылъ г. Струве, "Ульрици, ссылаясь на 40, 60 и 73 страницы I т. Флурансова труда De la- vie et de Inintelligence, доказываетъ различіе, существующее (по теоріи Флуранса) между явленіями жизненными и явленіями психическими, и утверждаетъ что послѣднія сосредоточены въ большихъ полушаріяхъ и уничтожаются съ ихъ вырѣзываніемъ, тогда какъ первыя продолжаютъ еще существовать", (14 стр.).
   Правда, это говорится въ книгѣ Ульрици. Значитъ, это мѣсто приходилось выписывать профессору Струве. Въ чемъ же, повторяемъ, ошибся г. Струве?
   
   "Г. Струве, отвѣчаетъ г. Н. Аксаковъ, ссылаясь на невѣдомую ему страницу (разумѣется, Флурансова сочиненія) указанную Ульрици въ соотвѣтствующемъ мѣстѣ другаго своего труда (Богъ и природа русск. пр. 1.211), явно соединяетъ явленія психическія съ явленіями жизненными, концентрируя общую ихъ причину въ мнимомъ point, или noeud vital Флуранса" (стр. 14).
   
   То-есть: въ то время какъ профессоръ Струве началъ выписывать изъ книги Ульрици Leih und Seele на стр. 105-- 106 и приступилъ къ выпискѣ цитаты Флурансова сочиненія De la vie et de Vintelligence, находящейся у Ульрици на 106 страницѣ, въ то время какъ ему оставалось только приставить къ заглавію De la vie et de Гintelligence слова: Paris, 1858,1 р. 40, 60, 73, вдругъ невидимая сила подмѣнила эту книгу Ульрици другою книгою его, Gott und die Natur, и раскрыла ее на стр. 208 (у Аксакова по русскому переводу 211). Струве ничего этого не замѣтилъ и продолжалъ списывать. На раскрытой страницѣ, которую онъ считалъ за прежнюю, онъ видитъ De la vie et de l'intelligence. Такъ какъ эти слова онъ уже выписалъ, то теперь онъ продолжаетъ: Paris, 1858, 2 Partie р. 156. Такъ ошибся г. Струве, и такъ будто бы получилась въ его диссертаціи (стр. 38) цитата изъ книги Gott und die Natur, хотя онъ собственно выписываетъ изъ книги Leib und Seele. Но на той же страницѣ 208 другой книги, то-есть Gott und die Natur, сказано что Флурансъ сосредоточивалъ жизненную силу въ noeud vital. А доселѣ профессоръ Струве выписывалъ изъ первой книги Leib und Seele сдѣланное философомъ Ульрици указаніе на несостоятельность попытки Флуранса отыскать "центръ психическихъ явленій". Такъ произошло что noeud vital одной книги и "центръ психическихъ явленій" другой книги слились въ одно въ мысляхъ профессора Струве, который и концентрировалъ психическія и жизненныя силы въ noeud vital.
   За одно я буду спорить сильно; это за то что въ приведенномъ мною изъясненіи я раскрылъ дѣйствительный ходъ мыслей Н. Аксакова при его усиліяхъ выслѣдить источники изъ которыхъ выписываетъ профессоръ Струве. Что эти усилія, какъ навязавшія ему ложную и недобросовѣстную задачу, не даютъ ему ничего видѣть какъ слѣдуетъ, доказывается и въ настоящемъ случаѣ. Профессоръ Струве, какъ мы видѣли, указываетъ на стр. 38 диссертаціи, гдѣ говорится о Флурансѣ, не только на: De la vie et de l'intelligence, но еще на Compte Rendu 1851, т. ХХХІИ, pag. 437 и 1859, т. XLVni, pag, 1136 и наконецъ на Funke, Lehrbuch der Physiologie 1860, т. II, S. 567 и 575. Въ той другой книгѣ, которую подставила ему невѣдомая сила, нѣтъ этихъ ссылокъ.
   Ь) Критикъ говоритъ на страницѣ 11 что "на диспутѣ" г. Струве согласился что онъ "не дѣлаетъ различія между силой жизненною и силой душевною". Этимъ профессоръ Струве объяснилъ коротко и опредѣлительно что отношеніе между жизненными и психическими силами онъ понимаетъ иначе нежели какъ понималъ отношеніе это Флурансъ, дѣлавшій названное различіе. Итакъ ничего нѣтъ тутъ перепутаннаго. Нельзя обязывать психолога слѣдовать психологіи Флуранса. Между тѣмъ мы видимъ что профессора Струве именно съ эгою несознаваемою впрочемъ цѣлію, атакуютъ выписками тѣхъ Флурансовыхъ положеній, о которыхъ не одинъ Люисъ отзывался какъ о продуктахъ французскаго характера, любящаго безусловный тонъ, а не о выводахъ изъ данныхъ физіологіи. Странную психологію этихъ положеній и тотъ особенный тонъ который заставляетъ Флуранса формуловать эти положенія на манеръ статей Наполеонова кодекса можно видѣть въ текстахъ изъ Флуранса, помѣщенныхъ въ брошюрѣ профессора Усова, озаглавленной: По поводу диссертаціи г. Генриха Струве. Москва, 18го апрѣля 1870 г.
   

3. Трактатъ профессора Струве о единствѣ сознанія и 118--121 страницы книги Ульрици.

   Если трудно было найти толкъ въ критикѣ г. Н. Аксакова, отсылавшаго профессора Струве выписывать изъ 104--108 страницъ книги Ульрици, то въ предметѣ, къ которому мы переходимъ теперь, самые тексты, выписанные мною изъ 118--121 страницъ книги Улърици, изобличаютъ грубую лживость утвержденія г. Н. Аксакова что трактатъ о единствѣ сознанія выписанъ профессоромъ Струве изъ книги Ульрици. Профессоръ Струве опровергаетъ гипотезу которая пытается объяснить единое сознаніе изъ мнимаго единства нервной системы (37--41). Ульрици отвергаетъ попытку объяснить всѣ явленія душевной жизни изъ множества физическихъ, или психическихъ (стр.119) силъ, которыя служили бы источникомъ этихъ явленій. Какое сходство! Далѣе, г. Струве доказываетъ что при матеріальныхъ условіяхъ душевныхъ явленій "человѣкъ не былъ бы въ состояніи дойти ли психическаго единства, то-есть до сосредоточенія всѣхъ психическихъ началъ своего бытія въ одномъ сознаніи самого себя", но распался бы на множество "отдѣльныхъ психическихъ центровъ", или на многія я (стр. 41--42). Ульрици доказываетъ что при многихъ основаніяхъ душевной жизни каждое отдѣльное хотѣніе и т. д. представлялось бы нашему сознанію многократнымъ, хотя и однороднымъ (120), и уже отсюда дѣлаетъ заключеніе что въ такомъ случаѣ вышла бы въ результатѣ множественноетъ или многократность сознанія (120), заключеніе. которому не достаетъ логической строгости, потому что изъ многократности сознаваемаго "содержанія" (120) не слѣдуетъ вовсе многократность я сознающаго это содержаніе. Впрочемъ, можетъ-быть было бы несправедливо и требовать чтобы Н. Аксаковъ слѣдилъ за этими разностями, которыя хотя чрезвычайно важны, но вмѣстѣ "чрезвычайно тонки" и для пониманія которыхъ требуется серіозное философское образованіе.
   Еслибы редакція Русскаго Вѣстника уступила мнѣ цѣлую книжку для одного разбора ошибокъ, невѣрностей, путаницы, безобразныхъ выходокъ какими переполнена брошюрка Н. Аксакова, и еслибы врачъ въ интересѣ моего здоровья предписалъ мнѣ развлекать себя наблюденіемъ всего страннаго и смѣшнаго въ человѣческихъ мысляхъ, чувствахъ и стремленіяхъ, я долго не оставилъ бы этой брошюрки, въ которой каждая страничка, иногда каждая строчка странички, такъ странны, ведутъ къ такимъ интереснымъ разоблаченіямъ, что анализомъ ихъ, надѣюсь, я наполнилъ бы цѣлую книжку журнала. Полагаю однако что и при настоящемъ объемѣ моя статья не найдетъ достаточно терпѣливаго и досужаго читателя. Не буду удлинять ее сводомъ всѣхъ сдѣланныхъ мною замѣчаній въ одинъ образъ, который еще разъ освѣтилъ бы намъ личность г. Н. Аксакова, весьма мало интересную для публики. Притомъ онъ самъ себя освѣтилъ такъ что прибавлять тутъ нечего. Профессоръ Струве, говоритъ онъ (стр. 27), выписалъ свою диссертацію "изъ двухъ, много трехъ или четырехъ преимущественно популярныхъ трудовъ". И далѣе: "его изслѣдованія просто-на-просто взяты имъ изъ сочиненій Ульрици, Фихте и Жане" (27). Итакъ для Н. Аксакова философскія сочиненія Ульрици суть труды популярные. И вотъ градація: Ульрици популярный писатель; Вирховъ такой писатель которому свойственны "нелогичность, непослѣдовательность, неясность, несвязность сужденій" (стр. 17); Струве -- компиляторъ (27); наконецъ публика, присутствовавшая на диспутѣ профессора Струве, не имѣла головы "просто-на-просто цѣликомъ" (употребляя выраженіе Н. Аксакова), она выносила "величайшее оскорбленіе", не замѣчая его, слушала "выраженія презрѣнія къ ея суду" (32) и одобряла ихъ, была цѣлыхъ пять часовъ предметомъ грубаго обмана и не догадывалась объ этомъ.
   И надъ этимъ умственнымъ пролетаріатомъ высоко возносится г. Н. Аксаковъ, какъ Ивановская колокольня надъ уличными тумбами. Онъ одинъ нашелся въ русскомъ обществѣ (32) понявшій позоръ этого общества и раскрывшій ему глаза. Въ такомъ положеніи сильное самочувствіе служитъ источникомъ большаго счастія. Какъ посягать на это счастіе? Оно составляетъ собственность того кто имъ наслаждается. Но въ свою очередь никто не можетъ устранить психологическаго закона, въ силу котораго съ этимъ состояніемъ сопряжено самообольщеніе и неспособность къ отчетливому сознанію того что мы дѣлаемъ, думаемъ, говоримъ, пишемъ. Все при этомъ кружится въ вихрѣ смутныхъ грезъ: Вирховъ, Струве, диссертація, диспутъ, докторская степень....
   Но все же г. Н. Аксаковъ не одинъ, и я указалъ въ началѣ что онъ пошелъ уже по проложенной дорогѣ, а теперь могъ бы указать что "подспудными силами" уже предпринято очень много для уничтоженія моральной и ученой личности профессора Струве. Это происходитъ вотъ почему. Припомните исторію о томъ какъ однажды верховный трибуналъ древнихъ Грековъ осудилъ мальчика на смерть за то что мальчикъ выкололъ глаза воробью. Профессоръ Струве, конечно, уже не мальчикъ; но сдѣлалъ онъ точно такую же шалость. Впрочемъ, я не знаю, сами ли воробьи съ разлету наткнулись на остріе логики и науки, которымъ такъ хорошо владѣетъ профессоръ Струве, или же онъ намѣренно отыскивалъ воробьевъ для своихъ экспериментовъ.

-----

   Въ одно время съ брошюркой г. Н. Аксакова вышла упомянутая выше брошюрочка профессора Усова, которая ссылается на первую и изъ которой явствуетъ что генеральная атака на профессора Струве произведена по заранѣе принятому плану. Понадобилось раздѣленіе труда. Брошюра профессора Усова написана въ довольно мягкомъ стилѣ. Компрометтирующая запальчивость и рѣзкость предоставлены юному возрасту.
   Послѣ замѣчанія о томъ что профессоръ Струве далъ знаменитому Беру не тотъ ученый титулъ какой ему подобаетъ, профессоръ Усовъ приводитъ выписку изъ Флуранса, доказывающую что noeud vital не считался Флурансомъ за центръ всѣхъ жизненныхъ и всѣхъ психическихъ силъ. Такъ какъ профессоръ Струве въ своей диссертаціи не сдѣлалъ въ этомъ отношеніи никакой погрѣшности, то эта выписка не достигаетъ никакой цѣли.
   Далѣе помѣщены двѣ выписки изъ Лонже и опять изъ Флуранса: первая выписка должна бы доказывать неточность ссылки, которую Ланге сдѣлалъ на Лонже въ своей Geschichte des Materialismus (см. диссертацію Струве, стр. 100); послѣдняя также должна бы доказывать что и Жане неточенъ въ своей ссылкѣ на Флуранса (см. тамъ же). Но профессоръ Усовъ умалчиваетъ что онъ имѣетъ здѣсь дѣло непосредственнымъ образомъ съ Ланге и съ Жане, и вслѣдствіе этого умолчанія читатель обязывается приписывать профессору Струве то что относится къ другимъ писателямъ.
   Втретьихъ, на основаніи одной выписки, въ которой профессоръ Струве употребилъ слово "виды" вмѣсто находящагося въ переведенномъ имъ текстѣ слова "классы", профессоръ Усовъ сдѣлалъ заключеніе что г. Струве "не знаетъ терминологіи естественныхъ наукъ", и что поэтому для него крайне трудно читать естественно-историческія сочиненія (стр. 7).
   Кто же однако не знаетъ различія между классами и видами въ естественной исторіи? Для этого не нужно быть натуралистомъ;-- эта мудрость открыта всякому гимназисту. Если г. Усовъ не хотѣлъ видѣть простой случайности, недосмотра, описки, въ остановившемъ его реченіи, такъ какъ оно не имѣло никакого вліянія на ходъ мыслей критикуемаго автора,-- если г. Усовъ непремѣнно хотѣлъ придать этому обстоятельству значеніе, то вмѣсто того чтобъ уличать профессора Струве въ невозможномъ смѣшеніи естественно-историческихъ понятій класса и вида, свѣдомыхъ каждому школьнику,-- ужь приличнѣе было бы упрекнуть его за нетвердость въ русской терминологіи. Это на что-нибудь походило бы, такъ какъ г. Струве, хотя онъ и мастерски овладѣлъ русскимъ языкомъ, тѣмъ не менѣе и учился, и до сихъ поръ училъ и писалъ не на русскомъ языкѣ. Онъ самъ предъ началомъ диспута оговорился въ этомъ, и просилъ не слишкомъ строго взыскивать съ него въ случаѣ какой-либо неточности или неправильности выраженія. {Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ при отчетѣ о диспутѣ г. Струве дѣйствительно было указано что возраженія нѣкоторыхъ оппонентовъ вращались только около очевидныхъ опечатокъ и опивокъ. Брошюра г. Усова подтверждаетъ эти показанія. Ред.}
   Однако, кто сообразитъ что видъ и классъ вовсе не исключительная принадлежность терминологіи наукъ естественныхъ, и что они суть общелогическія категоріи, различіе которыхъ получаетъ опредѣленный смыслъ только отъ опредѣленнаго въ данномъ случаѣ закона классификаціи; далѣе кто обратитъ вниманіе на то что профессоръ Струве не занимается въ сдѣланной имъ выпискѣ ни классификаціей, ни ея опредѣленнымъ закономъ: тотъ найдетъ приговоръ профессора Усова столько же произвольнымъ, сколько произвольно онъ утверждаетъ въ другомъ мѣстѣ что г. Струве "незнакомъ съ трудами Бера даже по наслышкѣ" (стр. 3), полагая достаточнымъ основаніемъ для этого приговора то обстоятельство что Беръ у профессора Струве названъ, какъ объясняетъ профессоръ Усовъ, не надлежащимъ ученымъ титуломъ. Stat pro ratione voluntas.
   Наконецъ профессоръ Усовъ обозрѣваетъ (стр. 3--12) методологическія правила, которыми руководствовался профессоръ Струве въ своей диссертаціи.
   "Нельзя не согласиться съ г. Струве, сказано въ брошюрѣ на страницѣ 8, что физіологическія данныя не мѣшаютъ принятію самостоятельнаго начала психической жизни, то-есть души." "Впрочемъ, продолжаетъ профессоръ Усовъ, физіологія и не можетъ, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, ни мѣшать, ни помогать такому положенію." Другими словами, объ этомъ предметѣ физіологія не имѣетъде никакого мнѣнія, а это въ свою очередь значитъ что весь вопросъ о душѣ для нея безразличенъ, потому что всегда для насъ безразлично то о чемъ мы не имѣемъ никакого мнѣнія. Чтобъ оправдать это сужденіе, профессоръ Усовъ приводитъ въ подлинномъ нѣмецкомъ текстѣ взглядъ на вопросъ о душѣ физіолога Функе, который однако съ первыхъ же словъ выражается такимъ образомъ: "Die wichtigste allgemeine Frage" и np., причемъ, конечно, каждый почувствуетъ что это "die wichtigste allgemeine Frage" есть злая иронія надъ мнѣніемъ профессора Усова о безразличіи вопроса о душѣ для физіологіи. Далѣе, въ приведенномъ текстѣ, Функе доказываетъ что физіологія должна держаться въ области внѣшняго опыта, не воображая что она изъ своихъ данныхъ изъясняетъ возможность сознательнаго ощущенія, какъ въ свою очередь и психологія не можетъ изъяснить какимъ образомъ "нематеріальная душа творитъ себѣ изъ нервныхъ процессовъ ощущеніе тона и свѣта". Конечно, не профессоръ Струве станетъ противорѣчить этимъ методологическимъ правиламъ, и развѣ замѣтилъ бы онъ что послѣднимъ выраженіемъ Функе относитъ къ психологіи задачу которая принадлежитъ метафизикѣ. Итакъ и эта выписка не имѣла бы цѣли, еслибы случайнымъ образомъ она не опровергала личнаго мнѣнія профессора Усова о безразличномъ отношеніи вопроса о душѣ къ изслѣдованіямъ физіологіи. "Теперь", продолжаетъ профессоръ Усовъ,--
   
   "переходу къ послѣднему и, по моему мнѣнію, самому существенному возраженію. Вся диссертація г. Струве основана на слѣдующемъ силлогизмѣ:
   "Посылка 1я. По основному методологическому правилу естественныхъ наукъ невозможность изъясненія извѣстной группы явленій на основаніи знакомыхъ намъ началъ считается совершенно достаточною причиной для принятія новаго самостоятельнаго начала. (Стр. 24 и 25.)
   "Посылка 2я. Такъ-называемыя психическія явленія не объясняются знакомыми физіологическими и физическими началами.
   "Заключеніе. Слѣдовательно мы имѣемъ совершенно достаточную причину для принятія новаго самостоятельнаго начала психическихъ явленій."
   
   Приводя этотъ силлогизмъ, профессоръ Усовъ замѣчаетъ:
   
   "Со 2ю посылкой не согласиться нельзя, но считаю 1ю посылку и невѣрною, и для рѣшенія вопроса о душѣ, въ смыслѣ ученія анти-матеріалистическаго, вполнѣ негодною.
   "а) Такого методологическаго правила ни основнаго, ни неосновнаго вовсе не существуетъ, хотя дѣйствительно есть обычай называть особыми силами, или началами, комплексъ однородныхъ явленій, неразъяснимыхъ при извѣстномъ возрастѣ науки силами уже извѣстными. Таковы въ физикѣ нѣкогда были невѣсомыя жидкости, гальванизмъ и пр.
   "б) Эти начала имѣли только смыслъ гипотетическій, а въ большинствѣ случаевъ и гипотезъ не выражали, а имѣли лишь значеніе заголовковъ.
   "в) За таковыя начала естествоиспытатели никогда и не стояли, и безжалостно ихъ вычеркивали, какъ вычеркнуты въ настоящее время imponderahilia прежнихъ физиковъ."
   
   "Неужели г.Струве, спрашиваетъ затѣмъ профессоръУсовъ,-- "поднималъ рать для того чтобъ установить понятіе только гипотетическое, которое при первомъ удобномъ случаѣ вычеркнутъ изъ списка? Въ этомъ смыслѣ признаютъ душу самые крайніе матеріалисты, какъ напримѣръ Бюхнеръ."
   "Новѣйшіе естествоиспытатели, прибавляетъ еще профессоръ Усовъ, допускаютъ принятіе такихъ гипотетическихъ началъ вовсе не на томъ основаніи, какъ полагаетъ г. Струве (стр. 35), что данная группа явленій не разъясняется извѣстнымъ началомъ, а на томъ лишь основаніи что новое начало совершенію разъясняетъ неразъяснимую уже извѣстными началами данную группу явленій."
   
   Съ послѣднимъ положеніемъ нельзя не согласиться, и профессоръ Струве очень опредѣленно высказываетъ его въ той мысли которую профессоръ Усовъ привелъ выше подъ именемъ первой посылки. Только мысль профессора Струве не слѣдуетъ урѣзывать, какъ это сдѣлалъ профессоръ Усовъ. Именно г. Струве говоритъ: "Невозможность изъясненія извѣстной группы явленій на основаніи знакомыхъ началъ считается въ естественныхъ наукахъ совершенно достаточною причиной для принятія новаго самостоятельнаго начала (элементовъ, силъ или причинъ) изъясняющаго эти особаго рода явленія" (стр. 24--25).
   Въ выпискѣ профессора Усова подчеркнутыя слова выброшены. Теперь мы видимъ что правило методологическое, о которомъ идетъ рѣчь, формулуется у профессора Струве слѣдующимъ образомъ:
   1. Если извѣстныя явленія не изъясняются изъ знакомыхъ началъ, то это служитъ основаніемъ, и притомъ достаточнымъ основаніемъ, для принятія новаго самостоятельнаго начала.
   2. Но служитъ это достаточнымъ основаніемъ для принятія не всякаго новаго начала, но именно начала изъясняющаго эти особаго рода явленія.
   Первая часть задачи есть аналитическая; вторая -- синтетическая.
   Совершенно то же самое хочетъ сказать профессоръ Усовъ, по мнѣнію котораго новое начало изъясненія принимается лишь на томъ основаніи что оно "совершенно разъясняетъ неразъяснимую уже извѣстными началами данную группу явленій" (стр. 10). Итакъ вторую посылку онъ принялъ сразу; первую сначала; отвергъ, но потомъ, какъ видимъ теперь принялъ въ томъ же самомъ смыслѣ какъ она выражена у профессора Струве.
   Въ самомъ дѣлѣ напрасно поднималъ рать -- только не профессоръ Струве, но профессоръ Усовъ, повидимому предпочитающій дѣйствительной битвѣ фальшивую тревогу. Остальное что онъ говоритъ въ приведенныхъ выше словахъ, напримѣръ о комплексѣ однородныхъ явленій, который, конечно, нигдѣ не существуетъ, о гипотетическомъ значеніи всѣхъ новыхъ началъ безъ изъятія, о заголовкахъ которыя выставляются естествоиспытателями вслѣдствіе обычая а недостаточнаго основанія, объ этихъ неясныхъ обрывкахъ методики, въ которыхъ совершенно случайно проглядываетъ то такъ-называемый номинализмъ (principium nomen), то признаніе факта за тезисъ и его основанія -- за гипотезу, вслѣдствіе чего всякое начало изъясненія выдается у него за гипотетическое,-- все это, говоримъ, должно быть оставлено нами безъ дальнѣйшей критики, потому что критика невозможна относительно такихъ понятій которыя пока еще танцуютъ и не успокоиваются каждое на своемъ мѣстѣ.

-----

   Что же выходитъ въ заключеніе? Профессоръ Струве можетъ быть вполнѣ доволенъ своимъ успѣхомъ. Диссертація его породила цѣлую литературу, и диспутъ перешедшій въ брошюрки обращается для него къ торжеству еще болѣе блистательному чѣмъ офиціальный диспутъ происходившій въ залѣ университета. Его литературные противники, при всѣхъ усиліяхъ, духовныхъ и матеріальныхъ, къ каковымъ нельзя не отнести и денежныя затраты на изданіе брошюрокъ, не могли ничего выдвинуть противъ него кромѣ либо дожныхъ показаній и уликъ въ плагіатѣ изъ авторовъ на которыхъ онъ самъ ссылается тамъ гдѣ ими пользуется, и до которыхъ критикъ могъ и добраться только благодаря его же ссылкамъ, -- либо мелочныхъ придирокъ и натяжекъ, составляющихъ единственный рессурсъ критики не имѣющей ни основанія, ни уважительнаго повода.

П. ЮРКЕВИЧЪ.

   1870. 28го апрѣля.

"Русскій Вѣстникъ", No 4, 1870

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов