Тагеев Борис Леонидович - Черепахи Чертова острова

Рустам-Бек Тагеев, Борис Леонидович.
Черепахи Чертова острова

I. Прибытие на Чёртов остров

-- Дружней, ребята, навались! Вот так... Еще разок! -- кричал, стоя на руле гребного баркаса, рослый загорелый солдат в белой куртке и летней фуражке французской колониальной пехоты.

Шестеро гребцов, обливаясь потом, напряженно гребли. Их полуобнаженные тела, словно шатуны паровой машины, мерно, в такт раскачивались взад и вперед. Их головы то низко склонялись к коленам, то закидывались назад. Одни от напряжения оскаливали зубы, другие громко покрякивали в такт потрескиванию весел в уключинах.

Баркас сносило сильным течением.

-- Чёрт бы его побрал, этот проклятый остров! -- ворчал рулевой. -- Всего каких-нибудь триста метров переплыть, а такое мученье!

-- Это и есть Чёртов остров? -- спросил рулевого сидевший у его ног парень в серой куртке и старой панаме.

-- Он самый. Здесь конец Нового Света, и до самой Европы и Африки-- одна лишь вода, -- ответил рулевой. -- Ну, еще разок, ребята! -- крикнул он гребцам.

Он положил руль на борт. Баркас сильно накренился и круто повернул вправо. Гребцы убрали весла. Как стрела, понесся баркас, увлекаемый быстрым течением к берегу.

-- Держись, Леру, крепче за банку [банка -- скамейка в шлюпке], а то, чего доброго, тебя выбросит в море, когда мы ткнемся в отмель! -- крикнул рулевой пассажиру.

Тот ухватился обеими руками за край доски, на которой сидел, и впился глазами в открывшуюся перед ним панораму.

На фоне бесконечного водного пространства выступал небольшой островок, сплошь заросший огромными кокосовыми пальмами. Он казался совершенно недоступным. Обрывистые берега круто спускались в море. Кое-где из-за пальмовых стволов выглядывали строения.

"Так вот он, Чёртов остров! -- подумал Леру. -- Он совсем не такой, каким я его воображал. Какая красота! Что за великолепные пальмы!"

Солнце немилосердно пекло, и Леру хотелось поскорее очутиться в тени тропической рощи. "Лечь и заснуть поскорее", -- думал он.

-- Шабаш! -- крикнул рулевой.

Как один, гребцы вырвали из уключин тяжелые весла и бросили их на дно баркаса.

Теперь Леру казалось, что остров вдруг сдвинулся с места и с невероятной быстротой несется на баркас, грозя разбить его в щепки своими скалистыми берегами.

Вдруг баркас вздрогнул, заскрипел и покатился по мелкой гальке.

На берегу показались люди. Они, словно выпрыгнули из-под земли. Леру не мог различить, были ли это французы или негры, -- до того их лица и руки были сожжены тропическим солнцем.

В миг гребцы соскочили в воду. Их сильные мускулистые руки крепко вцепились в борта баркаса. Облегченный, он рванулся было вперед, снова врезался. э каменистое дно и замер.

-- Удачно пристали! -- сказал рулевой. Он разулся и сошел в воду.

Леру снял сапоги и, держа их в руках, нерешительно последовал за рулевым. Гребцы потащили баркас к берегу.

От быстрого течения у Леру закружилась голова. Он беспомощно балансировал руками и, чтобы не упасть, ухватился за плечо шедшего впереди рулевого.

-- Не смотри на воду, -- сказал тот.

Леру перевел взгляд от бешено несшегося потока на остров, ц головокружение сразу прекратилось.

Он с трудом передвигал ноги. Вода доходила ему до колен. При каждом шаге Леру испытывал мучительную боль в ступнях ног. Только шагах в десяти от берега он облегченно вздохнул, ступая по ровному песчаному склону.

Из небольшой промоины, отлого поднимавшейся на остров, несколько человек с любопытством смотрели на прибывших. Теперь Леру увидел, что они были такие же, как и он, европейцы.

-- Вы-то чего повылезли! -- грубо закричал на них рулевой. -- Марш по своим местам! Да пошлите сюда Дюрана! -- крикнул он вдогонку уходившим людям.

Баркас уже был на берегу. Возле него на земле расположились шестеро гребцов. Некоторые свертывали папироски, другие лежали на песке, закинув бронзовые руки за голову.

-- Через час мы поедем обратно, ребята. Я скоро управлюсь, -- сказал им рулевой. -- Пойдем! -- обратился он к Леру.

Оба направились к тропинке, терявшейся в гуще пальмовой рощи.

-- Здорово, Торшон! Я тебя не ждал сегодня, дружище! -- пожимая руку рулевому, встретил его приземистый широкоплечий человек с коротко остриженной круглой головой. Она казалась посаженной без шеи на его тучное тело.

Глядя на красное лицо этого человека, на котором выделялись две черные точки маленьких глазок и торчали из-под расплывшегося носа черные щетинистые усы, Леру невольно улыбнулся. "Ну совсем апельсин на стакане!" -- подумал он. На мгновение молодой арестант мысленно перенесся в недавнее прошлое. Он вспомнил свой переезд через Средиземное море на военном транспорте из Тулона в Алжир. Это было во Бремя мировой войны. Транспорт был битком набит добровольцами, записавшимися в иностранный легион. Между ними были и ссыльные французские солдаты, отправлявшиеся на "исправление" в эту воинскую часть.

Все эти люди были молоды, полны энергии и сил. Многим путешествие в неведомую Африку казалось даже заманчивым. Каждый в душе был доволен тем, что удалится от главной арены мировой бойни. Так как в иностранный легион набирали преимущественно иностранцев, толпа рекрутов представляла собой невероятную смесь национальностей.

Леру подружился с одним итальянцем, Джузеппе Альбини. Родом Альбини был с острова Сицилии, из Мессины, и обладал живым и веселым характером южанина. В продолжение всего пути он потешал товарищей бесконечными шутками. До отвратительной пищи, которою кормили рекрутов на транспорте, Альбини не дотрагивался.

-- Я не свинья, чтобы есть такие помои! -- говорил он и довольствовался хлебным пайком.

Зато итальянец покупал у транспортного торговца апельсины, которые истреблял в огромном количестве -- благо они были чрезвычайно дешевы.

На второй день пути погода посвежела, и на море поднялась сильная зыбь. Почти все новобранцы страдали морской болезнью и беспомощно лежали на палубе. Только один Альбини оставался по-прежнему бодрым и веселым.

-- Постой, я их сейчас подниму! -- сказал он Леру.

С этими словами итальянец побежал к лавочнику и вернулся с огромным красным апельсином. Он сел возле лежавшего товарища, вынул из кармана нож и принялся за работу.

Несмотря на головную боль, Леру с любопытством наблюдал за Альбини. Он видел, как апельсин под ножом приятеля принимал вид человеческой головы. Появились два глаза, нос и огромный рот, прорезывавший это круглое красное лицо от уха до уха. Альбини поковырял в прорезанном рту и положил нож в карман.

-- Теперь готово, -- сказал он. -- Давай мне кружку, Леру, да захвати заодно полотенце. Ну, шевелись, дружище, сейчас полегчает! -- подбодрял он товарища.

Леру с трудом поднялся и вытащил из лежавшего у него в головах походного мешка требуемые итальянцем предметы.

-- Собирайся, ребята! -- крикнул Альбини. -- Представление начинается!

Он накрыл кружку полотенцем и положил на него апельсин.

Леру позабыл о головной боли и громко рассмеялся. С покрытой полотенцем кружки на него смотрела смеющаяся рожа откормленного буржуа.

Альбини потянул за передний конец полотенца, и голова самодовольно поднялась кверху.

-- Михель доволен. Море спокойно, солнце сияет, -- сказал итальянец.

Несколько человек столпились вокруг Альбини, который легкими движениями салфетки заставлял голову принимать самые комические положения. Выражение лица апельсиновой головы постоянно менялось и вызывало дружный смех присутствовавших.

-- Погода свежеет. Начинает качать, -- заявил итальянец и начал сильнее дергать за края полотенца, то натягивая его над кружкой, то освобождая его, так что апельсиновая голова почти уходила в кружку. На лице чучела теперь изображалось невыразимое страдание, казалось, оно даже позеленело от качки.

Хохот усиливался...

Но вот Альбини схватил пальцами апельсиновую голову и сильно сдавил ее.

Голова широко раскрыла огромный рот. Казалось, она вытянула шею и, свесившись над краем кружки, отдала морскую дань на салфетку...

В толпе зрителей пронесся гул. Многие, зажимая руками рот, бросились к борту, а некоторые тут же последовали примеру апельсиновой головы.

Послышались ругательства и смех, над которыми господствовал неудержимый хохот весельчака-итальянца.

-- Легче стало? -- сквозь смех спрашивал он товарищей.

Вспоминая об этом эпизоде, Леру смотрел на круглую красную голову надзирателя, не переставая мысленно повторять: "Ну совсем апельсин на стакане!"

Надзиратель мельком взглянул на Леру.

-- Только один?.. Пойдем в канцелярию, -- беря под руку Торшона, сказал толстяк. -- Пожалуйте, сударь, -- с насмешливой улыбкой обратился он к Леру, указывая на дверь небольшого каменного домика.

Леру очутился в просторной комнате. Два небольших окошка, несколько стульев, две кровати, стол и шкаф -- составляли ее меблировку. Над столом, на стене в рамках из золотого багета висели портреты президента Пуанкаре и маршала Фоша. В углу, около кровати Леру заметил сошку из четырех винтовок.

Оба солдата уселись за стол.

Дюран распечатал пакет и, просмотрев одну за другой бумаги, сморщил брови и обратился к молодому человеку:

-- Твое имя?

-- Леон Леру.

-- Ты приговорен верховным военным судом к пожизненной ссылке на Чёртов остров за измену своему отечеству... Впрочем, за другое преступление ты бы сюда, конечно, не попал [Французское правительство ссылает каторжников во французскую Гвиану группами. Уголовных оставляют в Кайене, а политических размещают по островам Спасения. "Предатели отечества" по одиночке переправляются сначала на остров Руаяль (Королевский), а оттуда -- на Чёртов остров]. Ну, да не в этом дело. Раз ты здесь, стало быть, скажи "прощай" Франции и всему миру. Хочешь кофе, Торшон? -- спросил он товарища.

-- Я бы поел чего-нибудь. С утра пришлось возиться с этим, -- указал тот глазами на арестанта.

-- Я сейчас тебя накормлю. Надо сначала устроить новичка на новоселье. Жак! -- закричал надзиратель, отворяя дверь.

В комнату вошел рослый мускулистый негр. На нем были лишь трусики, подтянутые широким ремнем, на котором болтался револьверный кобур.

-- Сведи этого в хижину No 8. Он будет жить вместе с Симоном. Да скажи Андре, чтобы он приготовил нам чего-нибудь поесть. Вот тебе ключ от кладовой, пусть он принесет бутылочку бургундского. Ну, ступай!

-- Идем! -- мотнув головой, сказал негр арестанту, пропустил его вперед и прикрыл за собою дверь.

II. "Предатели".

-- Рад познакомиться. Меня зовут Жан Симон, из Гренобля, -- встретил Леру маленький человек с бронзовым лицом, обросшим густой черной бородой.

Он протянул волосатую жилистую руку Леру, пристально глядя на него большими черными глазами.

"Какое умное лицо!" -- подумал Леру и сразу почувствовал к этому человеку симпатию и доверие.

-- Ты голоден? -- спросил Симон.

-- Да, я поел бы... -- нерешительно сказал Леру. -- Спать хочется, всю ночь не смыкал глаз на острове Руаяль.

Симон вынул из ящика кусок хлеба, остатки вареной солонины и достал нож и вилку.

-- Вместо вина сойдет кокосовое молоко, -- заявил он.

Леру с аппетитом приступил к еде. Симон молча смотрел на него, попыхивая маленькой обуглившейся трубкой.

-- За что? -- спросил он, когда молодой человек принялся за кокосовый орех [Французское правительство ссылает каторжников во французскую Гвиану группами. Уголовных оставляют в Кайене, а политических размещают по островам Спасения. "Предатели отечества" по одиночке переправляются сначала на остров Руаяль (Королевский), а оттуда -- на Чёртов остров].

-- Ушел с фронта в Швейцарию, по пути был схвачен немцами, а когда вернулся из плена, меня судили как немецкого шпиона.

-- Не хотел воевать?

-- Не хотел. Не явился на призывной пункт. Привели силой. Бежал. Арестовали, сослали в Африку, а оттуда снова попал на европейский фронт. Ну, я и ушел... Я антимилитарист по убеждению...

-- Профессия?

-- Рабочий, токарь.

-- Так. А я врач.

-- Вы доктор? -- воскликнул Леру.

-- Да, доктор медицины, бывший старший хирург полевого госпиталя, а теперь, как видишь, домовладелец в переулке "Предателей" на Чёртовом острове.

-- Простите, доктор, а вы как сюда попали?

-- Я? -- Проще, чем ты. Я отпустил домой двадцать пять раненых немцев, заручившись их клятвой, что они никогда в жизни не поднимут вооруженной руки против своих братьев. Все они были крестьяне, я им поверил и отпустил. Дал им на дорогу денег, и они ушли. Я сам сын крестьянина, понимаешь?.. Я враг насилия и неволи, -- продолжал Симон. -- Больше всего на свете я люблю свободу. Войну я презираю. Их войну, конечно. Я считаю войну справедливой только тогда, когда она ведется за раскрепощение угнетенного класса. Войну рабочих и крестьян всего мира против буржуазии я признаю и готов сражаться в рядах пролетарской армии. Ну, ложись, да выспись хорошенько, -- сказал он Леру, указывая на постель, -- а я пойду к своим черепахам.

-- Куда? -- переспросил молодой человек.

-- К черепахам. Они меня, наверное, ожидают с большим нетерпением. Скоро полдень. Обыкновенно я вожусь с ними с одиннадцати часов.

-- Что же вы делаете с черепахами, доктор?

-- Завтра узнаешь, а теперь спи, -- сказал Симон.

Он надел на голову мягкую соломенную шляпу, походившую на старый абажур керосиновой лампы, и вышел.

Леру повернулся к стене, закрыл глаза и уснул...

III. Ночная работа.

-- Леон Леру?

-- Я, -- сквозь сон отозвался молодой человек, спуская босые ноги с кровати на цементный пол.

В дверях хижины стоял незнакомый Леру надзиратель-француз.

-- Симон познакомит тебя с нашими порядками, -- сказал надзиратель, привычным взглядом окидывая помещение. -- Есть новая добыча, Симон? -- спросил он, обращаясь к сидевшему за столом доктору.

Тот расправлял на банановом листке какое-то насекомое и, не поворачивая головы, ответил:

-- Ни одной черепахи. Две, которых мы перевернули вчера, смыты приливом.

-- Что за напасть! Не везет нам в этом году, Симон! -- сказал надзиратель и вышел, захлопнув за собой дверь.

Леру услышал, как брякнул железный засов и щелкнул замок. В комнате стоял уже полумрак. Ночь на этой широте наступает внезапно, почти без сумерек.

-- Нас заперли? -- с удивлением заметил Леру. -- А мне говорили, что на Чёртовом острове ссыльные пользуются полной свободой.

Симон зажег свечу. Леру увидел его морщинистое, осклабившееся горькой улыбкой лицо.

-- Не произноси здесь слова "свобода"! В Гвиане и на островах Спасения в частности ее не существует. Свобода -- там! -- кивком головы указал он по направлению к океану.

-- Как же это? По закону [По французскому закону, политические ссыльные на месте ссылки должны пользоваться полной свободой. Однако закон этот существует только на бумаге] они не имеют права запирать нас на ключ! -- заметил Леру.

-- He имеют, но запирают, и в кандалы закуют, если им вздумается.

-- Сколько же на острове стражников? -- спросил Леру.

-- Всего четверо. Дюран -- главный. Это такой негодяй, какому не найти двойника на свете, а тот, что сейчас был здесь, капрал Пуаро, -- дурак и взяточник. Двое остальных -- негры, сонливые лентяи.

-- Не понимаю, как в таком случае ссыльные не бегут с Чёртова острова! -- сказал Леру.

-- Трудно убежать отсюда, -- ответил Симон. -- Ты видел, как расположены острова Спасения. Самым южным является скала, называемая островом Иосифа, к северо-западу лежит остров Руаяль, а к северо-востоку от него -- наш. Руаяль сильно укреплен; его батареи обстреливают каждую точку радиусом более двадцати километров. В простой бинокль оттуда видно, что делается на других островах. Наконец, течения в проливах, вечное волнение и акулы являются большими препятствиями.

-- Сколько же всего ссыльных на Портовом острове? -- спросил Леру.

-- До сегодняшнего дня было двадцать восемь, теперь осталось трое: мы с тобой да араб Мухтар. Но он не в счет. Не сегодня-завтра умрет бедняга. У него последняя стадия чахотки.

-- А остальные куда делись?

-- Их перевезли сегодня в Гвиану.

Загремел засов. Леру вздрогнул. Симон загадочно посмотрел на дверь и не шевелился.

В комнату вошел Пуаро с фонарем в руках.

-- Идем, ребята, надо хоронить покойника, -- сказал он.

Симон даже не спросил, кто умер. Он обулся и знаком указал

Леру, чтобы тот надевал башмаки.

Они вышли из хижины вслед за надзирателем. Третья четверть луны неровным обрезком тускло проглядывала сквозь густую листву пальм. От стволов падали причудливые тени на бледно освещенную землю. В воздухе стояла прозрачная мгла...

В маленькой мазанке, похожей на землянку, они нашли тощий труп араба, покрытый пестрым покрывалом. Его голова с короткой остроконечной бородкой была запрокинута назад. Крепко стиснутые кулаки он держал возле шеи. Тело уже окоченело и казалось деревянным.

Пуаро подал Симону длинную кокосовую веревку.

Доктор знал свое дело. Ему не требовалось дальнейших указаний. Одним концом веревки он связал ноги покойника, а другой продернул подмышки и затянул узлом на спине. Затем он принес две бамбуковых палки и просунул их под оставшуюся свободной веревку.

-- Поднимай! -- сказал он Леру, берясь за концы бамбуковых жердей.

Труп араба упал в воду... Стая чудовищ закопошилась под берегом...

Леру положил бамбуки на плечо. Труп качнулся и повис, словно бельевой узел. Пуаро, в сопровождении подошедшего негра, направился вперед, освещая дорогу фонарем.

Временами становилось совершенно темно. Луна ныряла в набегавших тучках. Шум волн слышался громче и отчетливее.

-- А заступы? -- спросил вполголоса Леру.

-- Не нужно, -- коротко ответил Симон.

Они вышли из пальмовой рощи и очутились на краю обрыва. Метрах в пятнадцати под ними бушевали волны прибоя. Луна бледно озаряла морскую поверхность.

Пуаро и его черный спутник остановились.

-- Здесь! -- сказал надзиратель. -- Смотри, сколько акул собралось! Чуют, проклятые, ужин...

Леру, напрягая зрение, смотрел на море. Теперь он ясно различал, как черные тени проносились по серебристой ряби вод. Он видел силуэты тупых конических голов морских чудовищ, поднимавшихся над волнами и скрывавшихся в морской пучине.

-- Бросай! -- скомандовал надзиратель.

Симон вытащил из-под веревки бамбук.

-- А веревка? Снимай и веревку: новенькая, пригодится еще, -- сказал Пуаро.

Веревку отвязали. Надзиратель подошел к лежавшему на краю обрыва трупу и, отстранив Симона, пихнул труп ногой.

Леру видел, как труп араба упал в воду, и в тот же момент стая чудовищ, прыгая над водой и поднимая столбы блестевших в лунном свете брызг, закопошилась под обрывом. Они бешено дрались, вырывая друг у друга добычу.

Леру стоял в оцепенении.

-- Ну, идем домой, молодой человек! -- ударив его по плечу, сказал Симон. -- Ты видел теперь, как хоронят в Гвиане.

IV. Среди черепах.

Прошла неделя. Леру несколько освоился с окружавшей его обстановкой. Он с каждым днем все больше и больше привязывался к Симону. Понемногу молодой француз начинал отдавать себе отчет, в какую страшную тюрьму он попал. Теперь он понимал, почему ссыльные всегда с нетерпением ожидают перевода с этого проклятого острова в Кайену, а затем на материк в Гвиану. Там существование хотя и тяжелее, но все же есть надежда на бегство. Здесь же, на Чёртовом острове, он чувствовал себя отделенным от всего мира как бы гигантской непреодолимой стеной.

Горделивые кокосовые пальмы и роскошные мангровые деревья уже не вызывали его восторга. Бродя свободно по острову в сопровождении доктора, он с ужасом смотрел на бесконечную морскую даль и на зеленевшие силуэты островов Спасения и Кайены. С омерзением наблюдал он за резвившимися в море огромными акулами. Их отвратительные серые тела с острыми плавниками наводили на него ужас. Картина жутких похорон Мухтара не выходила у него из головы. На острове не было ни цветов, ни мягкой сочной травы. Редкий камыш да осока окаймляли остров. Кое-где между кокосовыми пальмами и мангровыми деревьями росли тропические папоротники. Даже птицы избегали этого проклятого места. Редко-редко проносилась стая чаек. Они не спускались на воду. Осторожные птицы знали, что их сторожат здесь ненасытные акулы. Только отвратительная уруба бродила по берегу. Эта птица напоминает ворону, но гораздо больше ее размерами. Человеческое выражение ее глаз и ястребиный клюв придают ей еще более отталкивающий вид.

Уруба не боится человека. Она ходит за ним по пятам, не сторонится при его приближении и чувствует себя здесь полным хозяином. Питается уруба отбросами и различной падалью, да во время отлива выклевывает из раковин моллюсков или пожирает яйца, которые черепахи кладут в песок на отмелях.

-- Почему не бьют эту птицу? -- спросил Леру товарища.

-- А на что она? -- отвечал тот. -- Уруба питается мертвечиной. Есть ее мясо невозможно, у него отвратительный запах. Перья жестки и некрасивы, пуха почти нет, а между тем от нее все же есть польза. Ты видел животное, похожее на зайца, которое я поймал вчера в капкан? Я тебе говорил, что это агути -- бич наших островов, -- сказал Симон.

-- Вы мне не велели дотрагиваться до этого зверя, но вас позвал Дюран, и вы мне так и не досказали, в чем дело, -- отвечал Леру.

Он не признался товарищу, что, несмотря на его предупреждение, загнал агути в грот, находившийся недалеко от их жилища. Испуганный зверек прижался к стене, выжидая удобного момента, чтобы юркнуть промеж ног своего преследователя, загородившего выход из грота. Когда же Леру занес над зверем бамбуковую палку, агути, как стрела, бросился к нему. Леру быстро сдвинул ноги. Зверек на мгновение застрял между его пятками и вдруг, сделав невероятное усилие, освободился из тисков и в один прыжок исчез в траве.

-- Агути -- препротивная тварь! -- сказал Симон. -- Его тело покрыто миллионами вшей, которых он разносит по траве. У нас здесь мало травы, но на других островах, где ее больше, она кишит этими ужасными паразитами. Вши агути проникают под кожу человека, особенно легко у щиколоток, причиняя ужасные страдания. Вот этих-то агути убивает и пожирает уруба. Ну, пойдем теперь к черепахам, -- предложил Симон, направляясь к вымоине, спускавшейся к отмели.

-- Что это такое?! -- воскликнул Леру.

Он увидел на песке три огромных черепахи, перевернутых плоским желтым брюхом кверху. Они беспомощно шевелили изогнутыми ластами и, вытянув из-под панциря сморщенную шею, похожую на шею старой женщины, водили из стороны в сторону плоскими головками.

-- Зачем они на спине? -- спросил Леру.

-- Потому что мы их перевернули. Это -- плоды нашей охоты, -- отвечал Симон. -- Раздобыть панцирь черепахи не так-то просто. Поэтому охотники, застав черепах на берегу, переворачивают их на спину. Очутившись в таком положении, черепахи не в состоянии самостоятельно перевернуться на брюхо. Так они и будут лежать на спине, пока не издохнут и тело их не сгниет под палящими лучами солнца.

"Берись за край панциря!" -- скомандовал доктор...

-- Сейчас мы освободим вас, друзья! -- подходя к одной из черепах, сказал Симон.

При приближении людей черепахи сразу убрали под панцирь ласты и спрятали головы. Только у одной голова оставалась снаружи. Леру показалось, что глаза обессиленного животного устремлены на него. Он прочел в них столько грусти и мольбы, что ему стало нестерпимо жаль черепах.

-- Берись за край панциря! -- скомандовал доктор.

-- Вы хотите ее перевернуть? -- воскликнул Леру.

-- Ну, конечно, -- ответил Симон, осматриваясь по сторонам. -- Теперь сюда никто не придет, -- пробормотал он, приподнимая животное за край панциря.

-- Но ведь они уползут в море, -- заметил Леру. -- Зачем же, в таком случае, нужно было их мучить несколько дней?

-- Ну, что же, помучились, зато теперь отдохнут на свободе, -- ответил доктор. -- Ну, раз, два, три...

-- Да она тяжелая! -- заметил Леру, напрягая силы.

-- Еще бы! -- сказал Симон. -- В этой суповой черепахе не меньше пятисот килограммов. Ты ел когда-нибудь черепаховый суп?

-- Как же.

-- Так вот, он приготовляется из этого сорта черепах. У них зеленоватое нежное мясо.

Леру осмотрел верхний панцирь черепахи. Он представлял собой костяной щит, покрытый роговыми щитками буроватозеленого цвета, с темными пятнышками.

Черепаха медленно поползла к воде. Остановилась, повернула голову и взглянула на доктора. Затем спустилась в воду и скрылась в волнах.

Две других черепахи не имели роговых щитов. По величине они были почти равны освобожденной, но значительно тяжелее.

-- Это очень редкий вид кожистой черепахи, -- сказал Симон. -- Будь мы с тобой свободные граждане, можно было бы сделать из них прекрасные чучела для музея. Наши мучители все равно сгноят их и бросят в море. Эти попали сюда случайно... Ну, переворачивай!.. -- добавил он.

Они перевернули остальных двух пленниц и подтащили их ближе к воде.

Черепахи поспешно погрузились в море.

-- Когда здесь было много ссыльных, иногда надзирателям по десятку и по два удавалось захватывать этой ценной добычи, -- сказал Симон. -- В особенности весной, когда черепахи приплывали сюда нести яйца. Самка суповой черепахи несет иногда до ста яиц. Они лежат на солнце две-три недели, и из них вылупливаются детеныши. На нашем острове яйца редко сохранялись: их либо смывало волнами, либо поедали урубы.

-- Все-таки я не понимаю вас, доктор: зачем вы выпускаете на свободу такую ценную добычу?

-- Пока они нужны были для моего дела, я пользовался ими сам. Для наших надзирателей я их оставлять не хочу, вот и все.

-- Для чего вам были нужны черепахи? -- спросил Леру.

-- Не будь таким любопытным! Придет время, и ты все узнаешь, -- ответил врач.

-- А часто вам удавалось выпускать пленниц на свободу?

-- Часто. Я лишал наших тюремщиков изрядного дохода. Не стоят они того, чтобы ради их кармана страдала даже такая тварь, как черепаха!

-- А ведь черепахи должны ужасно мучиться, умирая такой медленной смертью! -- заметил Леру.

-- Еще бы! -- отвечал Симон. -- Эта несчастная тварь лежит под палящим солнцем на раскаленном песке, томясь от жажды и голода. В течение целой недели и даже дольше она испытывает ни с чем не сравнимые муки. Некоторые попадались по два и по три раза. Отпуская их, я делал надрезы ножом на их роговых щитах. И, представь себе, они узнавали своего освободителя.

-- Стало быть, черепаха -- не умное животное, если она несколько раз возвращается туда, где ей угрожает гибель, -- заметил Леру.

-- Напротив, черепаха -- очень разумная тварь. Но этим несчастным некуда больше деваться. На острове Руаяль и Иосифа их беспощадно губят. Здесь же всегда было очень мало народу, и только во время войны нашего полку прибыло. Для охоты же за черепахами нужно немало рабочих рук.

-- Ну, идемте: еще, чего доброго, кто-нибудь из надзирателей заглянет, -- беспокойно озираясь, сказал Леру.

-- Не заглянет никто в это время. Я их изучил. Первое дело заключенных, как мы с тобой, это -- изучить привычки своих сторожей, -- сказал Симон. -- Это далось мне не скоро, но теперь я знаю, как далеко каждый из них отходит от своего жилища, куда заглядывает и куда никогда не завернет. Я изучил звук и быстроту шага каждого надзирателя. Я без ошибки установлю, с какого расстояния каждый из них увидит тот или другой предмет. Когда они делают обход, я знаю, в каком месте они остановятся и, повернувшись, пойдут обратно. Все их привычки мне знакомы, как мои собственные. Сидя на Чёртовом острове, приходится много думать, соображать и строить планы, которые на свободе и в голову не придут.

Он нагнулся к уху Леру и прошептал:

-- Мы будем с тобой на свободе, мой молодой друг!

Леру вздрогнул и схватил руку своего товарища...

Ночью Леру проснулся от нестерпимого зуда в щиколотках. "Клопы"! -- подумал он и, нащупав в темноте коробок спичек, зажег свечу. Он внимательно осмотрел постель. На простыне не было видно никаких насекомых. Осветив ноги, он вскрикнул от ужаса. Словно кровавые браслеты охватывали его щиколотки. Тут только вспомнил молодой француз о предупреждении доктора относительно агути...

-- Что случилось? -- спросил проснувшийся Симон.

-- Смотрите! -- чуть не плача, воскликнул Леру, указывая на свои ноги.

Доктор внимательно осмотрел воспаленные места и нахмурил брови.

-- Ну, да, это вши агути, -- сказал он. -- Вот будет история, если у нас не осталось лимонов!

-- Там в корзинке -- около десятка лимонов. Я сорвал их сегодня утром, когда вы ходили в канцелярию. Только они совершенно зеленые, -- сказал Леру.

-- Это и хорошо, что зеленые, -- сказал Симон, вынимая из корзины пару лимонов. -- Чем кислее лимон, тем лучше. Вши агути, пока они еще не забрались под кожу, погибают от лимонного сока.

Он разрезал лимон и начал крепко натирать им воспаленные места ног Леру.

-- Ты, наверное, бегал босой по траве, -- заметил Доктор.

Леру признался в происшествии со зверьком.

-- Ну, вот. Смотри, будь осторожней, да слушай, что тебе говорят опытные люди. Не проснись ты вовремя, к утру проклятые вши проникли бы под кожу.

-- Ну, и что тогда? -- испуганно спросил Леру.

-- О, тогда было бы дело дрянь! Ты не отделался бы от них в течение многих месяцев и, пожалуй, мог бы потерять обе ступни. В Гвиане многим каторжникам ампутировали ноги из-за этих паразитов.

По спине Леру пробежали мурашки.

-- Быть может, они уже забрались под кожу? -- трясясь всем телом, спросил он.

-- Не могли, -- спокойно отвечал Симон. -- Ты ловил агути около двух часов дня, а теперь только одиннадцать. Для того чтобы вши проникли под кожу, нужно по крайней мере пятнадцать часов.

-- Вы это наверное знаете, доктор? -- с беспокойством спросил Леру.

-- Не знал бы, так не говорил бы, -- сухо ответил врач. -- Теперь мы разотрем тебе лимоном все тело, а завтра выварим в котле белье и все, в чем ты был во время своей охоты. Нашел тоже ловить добро! Эх, ты, охотник!

В течение недели Леру не мог успокоиться. Ему казалось, что не только под кожей ног, но и во всем теле роются проклятые вши. Он не спал, не ел и, сидя на солнце, нещадно растирался лимонами.

-- Хорошо, что у нас здесь целая лимонная роща! -- ударяя по плечу товарища, подтрунивал над ним Симон.

Наконец, Леру успокоился. Теперь он с ужасом смотрел на жалкую травку, плешинами покрывавшую остров, и даже в самые жаркие дни не снимал тяжелых кожаных башмаков. Каждый вечер перед отходом ко сну он обтирался лимоном, вызывая этим шутки и насмешки Симона.

V. Под землей.

Наступил июнь. Круглые сутки не переставая лил дождь. Казалось, с неба текли неудержимые потоки. Было жарко, и сильно парило. Все тело покрывалось липким потом. Переулок "предателей" превратился в сплошной поток.

Надзиратели в дождевиках походили на мокрых куриц. С нескрываемым отвращением являлись они каждый вечер запирать на ключ своих узников.

Симон и Леру почти не выходили из хижины. В дождливое время охота на черепах не производилась, поэтому Симон не совершал своей обычной ранней прогулки к морскому берегу.

-- Семь месяцев таких впереди, -- утешал он своего сожителя, -- а вслед за ними -- пять месяцев нестерпимого зноя. Хорош климат, нечего сказать! То же самое происходит почти во всей Гвиане.

Когда однажды вечером заперлась за надзирателем дверь и звякнул железный засов, Симон некоторое время лежал без движения на постели...

Вдруг он вскочил на ноги.

-- Ну, теперь за дело, дружище! -- одушевился он.

Леру вытаращил глаза на товарища. Тот подошел к задней стене комнаты и начал ощупывать на полу цемент. Нащупав что-то, он сделал движение ногой, будто на ней была полотерная щетка. Кусок цемента откололся. Симон поднял его и осторожно приставил к стене.

Леру увидел небольшое черное отверстие. Это была нечто вроде грота. В правом углу чернел силуэт какого-то предмета.

-- Неужели вы это вырыли один, доктор? -- спросил Леру.

-- Вырыл? -- воскликнул Симон. -- Да разве возможно вырыть подобную громадину в коралловом рифе? Конечно, нашел, а не вырыл.

-- Как же вы обнаружили этот грот под нашей тюрьмой?

-- Совершенно случайно. Как-то мне пришлось работать молотом на полу. Глухие звуки, раздававшиеся при каждом ударе, невольно привлекли мое внимание. Я начал тщательно выстукивать и выслушивать камеру, словно пациента. По утрам я

производил исследования окрестной местности. Это продолжалось не меньше восьми месяцев. В конце концов, я убедился, что под моей темницей находится пустое пространство, достаточно широкое и глубокое, чтобы начать из него подкоп к морскому берегу. Такие подземные гроты в коралловых рифах -- не редкость. Они образуются или при возникновении самого рифа или вследствие землетрясений.

-- Но ведь вы говорите, что выкопать пещеру в коралловом рифе невозможно: как же вы надеетесь выбраться из нее к морю?

-- Для этого-то я и занялся исследованием грунта, смежного с обнаруженным гротом. Обыкновенно пустоты в коралловом рифе происходят от закупорки различными морскими наносами промежутков между отдельными колониями. Обычно такие промежутки -- иногда даже целые бухточки -- заполняются водорослями; со временем водоросли сгнивают, и образуется пустота. Снаружи это не так трудно определить. Когда я убедился, что путем подкопа мог бы от морского берега провести галерею под свою камеру, то у меня создался определенный план будущей работы.

-- Как же это вы... -- начал было изумленный Леру.

-- А так: решил и начал, -- ответил Симон. -- Самое трудное было вскрыть пол и добраться до грота -- приходилось выносить землю в скорлупе кокосовых орехов, -- а главное, добыть инструменты.

-- Как же вы их раздобыли?

-- Разными способами. У меня теперь огромный запас самых разнообразных инструментов, -- сказал доктор, поднося свечку к груде каких-то костей. -- Всегда нужно использовать силу своих врагов, -- продолжал он. -- Самые страшные наши враги -- правительственная стража. Насколько возможно, я обобрал надзирателей.

"Теперь полюбуйся на это", -- переходя на другой конец грота, сказал Симон, поднимая свечу...

Он вытащил длинную ручную пилу и старый пехотный тесак.

-- Другие наши враги -- акулы. Их кожа и кости сослужат мне незаменимую службу. Ты уже видел, как мы бьем акул бамбуковыми пиками или попросту ловим на крюки с приманкой. Надзиратели смотрят на это как на наше развлечение, а для меня мертвые туши акул являются дорогой к свободе. Понял?

-- Доктор...

-- Теперь нам предстоит тяжелая и длительная работа, -- продолжал Симон. -- Ее хватит на добрых шесть месяцев. Видишь начатую галерею? -- указал он на черневшую в стене подземелья дыру. -- Я рассчитывал справиться с этим к будущему году. Теперь, вдвоем, мы закончим ее скорее. Кости акулы лучше сверл и лопат.

-- А воздух? -- спросил Леру.

-- Его хватит. Работать мы будем ночью, когда отверстие в галерею открыто. Галерея небольшая. Отсюда до намеченного мною выхода на откосе холма -- всего пятьдесят метров. В случае нужды просверлим дыру наверх. Стражники никогда не ходят на холм, под которым будет проходить галерея.

-- Вы удивительный человек, Симон! -- восторженно воскликнул Леру.

-- Теперь полюбуйся вот на это, -- сказал Симон, переходя на другой конец грота и поднимая кверху свечу.

Леру увидел узкий длинный бот, похожий на индейскую пирогу. Возле него лежали три весла, мачта и паруса.

-- Посмотри, из чего сделано это судно, -- сказал Симон, поднося к пироге свечу.

-- Из черепашьего панциря! -- изумился Леру.

-- Ты почти угадал. Это -- украденная мною добыча надзирателей, -- пояснил Симон.

Леру с восхищением и интересом осматривал бот. Он был достаточной длины, чтобы два человека могли растянуться в нем лежа, упираясь пятками один в другого. Киль был сделан из пальмового дерева, а шпангоутами служили ребра акулы. Снаружи бот был обтянут акульей шкурой. Ее чешуйчатая шероховатая поверхность была обращена внутрь. Таким же слоем шкуры была затянута внутренность бота. Вся наружная поверхность бота была, кроме того, сплошь обшита роговыми пластами черепахового панциря. Сверху бот наглухо закрывался капотом из акульей кожи. В закрытом виде он походил на сигару.

-- Разбиться или утонуть с двумя пассажирами мой бот не может, -- с уверенностью сказал Симон, -- так как между наружной и внутренней обшивкой мною заложены расплющенные плавательные пузыри акулы. В них -- довольно воздуха, и они достаточно прочны, чтобы выдержать очень сильное давление. Эх, только бы нас не вынесло обратно к берегам французской Гвианы, да хватило бы воды и пищи, чтобы добраться до голландских владений! -- вздыхая сказал Симон.

-- А далеко до голландского берега?

-- По прямой линии -- двести километров к западу. Ты, наверное, знаешь, что голландская граница тянется по реке Марони с севера на юг. Голландцы нас не выдадут, и мы будем на свободе.

-- Доктор! Ну, как же не восхищаться вами! -- воскликнул Леру. -- Сделать все это в какие-нибудь три года, одному, при помощи акульих костей, пилы и старого ржавого тесака!..

-- Не совсем так, мой друг, -- сказал Симон. -- Однажды к острову прибило ящик. Его никто не заметил, и я отнес находку сюда. В ящике оказалось матросское белье, пара сапог, ножницы, иголки и нитки, бритва и светящийся компас. Все это пошло в дело. Ну, довольно болтовни, -- давай приступим к работе, -- сказал Симон, подавая Леру широкую акулью кость.

Оба дружно начали выгребать из подкопа землю.

VI. Бегство

Наступил новый год. Стояли жаркие солнечные дни. На Портов остров ожидался таинственный пленник. Кто он был-- хранилось в глубочайшем секрете...

Сам губернатор Гвианы в сопровождении коменданта острова Руаяль приезжал на Чёртов остров выбирать помещение для новой жертвы.

После долгих обсуждений узника решили запереть в дом, в котором жили Симон и Леру. Это было единственное каменное здание, находившееся в стороне от прочих помещений.

-- Мы переведем Симона и Леру в деревянную хижину возле конторы. Они-- спокойные ребята: бьют акул да собирают раковины, -- сказал Дюран.

-- С арестантом поселите одного из надзирателей-негров, -- приказал губернатор. -- Сегодня у нас третье января, пятого прибудет ссыльный. Здание, в котором он будет помещаться, должно быть тщательно осмотрено. Имейте в виду, что арестанта будут стараться похитить. Его сообщники очень богаты.

-- От нас не сбежит! -- уверенно заметил Дюран.

Губернатор уехал.

Вечером на поверку ссыльных отправился сам Дюран.

-- Ну, Симон, -- сказал он, входя в помещение, -- тебе и Леру придется перебираться на новую квартиру.

-- Куда прикажете, начальник, -- спокойно отвечал доктор.

Дюран обвел глазами комнату и, взглянув на пол, нагнулся.

-- Это что? -- вскричал он.

-- Что, начальник? -- спросил, подходя к нему, Симон.

-- Как вы загадили пол, мерзавцы! -- покраснев, набросился надзиратель на заключенных. -- Смотрите, чего они только сюда не натаскали! -- кричал он, расшвыривая ногами рыбьи кости, раковины и скорлупу кокосовых орехов.

-- Не сердитесь, начальник, -- поспешил успокоить Дюрана Симон. -- Мы вынесем все это и вычистим помещение так, что оно сойдет даже для коронованной особы.

-- Не шути! Я не люблю шуток! -- грубо прервал его Дюран. -- Чтобы к утру у меня здесь ни царапины не было! Пол ототри пемзой, слышишь?

-- Слушаю, начальник!..

Дюран еще раз окинул помещение начальническим оком и вышел, замкнув за собою дверь.

-- У нас впереди -- восемь часов, -- вполголоса сказал товарищу Симон. -- Если мы до рассвета не будем в море -- все пропало. Понял?

Они спустились в подземелье.

Леру, как крот, начал копаться в длинной галерее. Симон, осмотрев бот, потащил его к черневшей дыре. Все было на месте -- и вода, и хлеб, и сушеная рыба.

"Теперь отступления нет, -- думал доктор. -- Что будет -- то будет. По моим расчетам, работы -- еще на четыре часа".

Вдруг до него долетел радостный крик Леру, и он бросился в галерею. Сердце его сильно стучало. Легким холодком ворвавшейся струи морского воздуха пахнуло в лицо. Не было сомнения -- Леру пробился наружу...

-- Расширяй отверстие! -- крикнул Симон и вернулся к боту. Он казался ему теперь легким, как скорлупа кокосового ореха. Ухватившись за конец, привязанный к носу, он тащил за собой бот.

Обливаясь потом и с трудом переводя дух, Леру стоял возле черневшей дыры подкопа. Симон появился с ботом.

-- Надо еще немного расширить дыру, -- говорил он, -- боюсь, как бы не ободрать бортовую обшивку.

Оба спешно принялись за работу.

Звезды мерцали в бесконечном небесном пространстве. Луна уже скрылась за островами. Кругом -- непроглядная тьма.

-- Ну, вот, тащи!..

Оба трясущимися от усталости и возбуждения руками взялись за бот, подняли его на плечи... Вот они на знакомой отмели... На ней чернеют силуэты нескольких черепах. В воде плещутся акулы...

-- Садись, Леру, -- вполголоса сказал Симон.

Бот качнулся на волнах. Симон оттолкнул его, ступая по колено в воде.

Бот качнулся на волнах. Симон оттолкнул его, ступая по колено в воде. Затем он вскочил в бот.

-- Зашнуровывай покрышку!

Бот с заключенными в нем беглецами, подхваченный быстрым течением, уже несся, как щепка, скользя по черным волнам. Симон с головой ушел в акулью шкуру, лежа на спине ногами к Леру. Что-то хлестнуло по борту бота. Опять удар...

"Акулы!" -- сообразил Симон. Внезапно он перевалился на живот. Струйка воды попала ему в лицо и потекла по шее. "Перевернулись!" -- тревожно подумал он.

Это не было неожиданностью для Симона. Углубленная в виде плавника подводная часть бота только до некоторой степени препятствовала его опрокидыванию. При постройке Симон не мог придать боту большей устойчивости, так как не имел в распоряжении ни свинца, ни чугуна, из которых обыкновенно делается фальшкиль на так называемых килевых яхтах. Такой груз, подбитый вдоль всей нижней кромки подводного плавника бота, предохранил бы его от опрокидывания.

О том, что бот может быть быстро залит водой, Симон не беспокоился. Он вполне надеялся на плотность и прочность его шнуровки. Теперь нужно было лишь общими силами с Леру раскачать бот из стороны в сторону, чтобы вернуть его в прежнее положение.

-- Леру! -- крикнул Симон.

-- Я, товарищ! -- послышалось с другого конца бота.

-- Раскачивай вправо! Раз, два!..

Снова Симон почувствовал, что перевернулся на спину.

Он осторожно распустил шнуровку. Над ним -- чистое звездное небо. Симон расширил руками отверстие кожаной покрышки и просунул в него голову.

-- Лежи, не двигайся! -- крикнул он Леру и нащупал весло.

Бот бросало по волнам, как сигару. Вдруг он замедлил ход и замер... Симон вскочил.

-- Расшнуровывай покрышку! -- скомандовал он товарищу. -- Нас вынесло в плавучую грязь [У берегов французской Гвианы, близ границы голландской Гвианы, держатся морские грязи, передвигающиеся с места на место].

Симон посмотрел на компас:

-- Ветер попутный, можно ставить парус.

Товарищи принялись за работу. Из грязи выбраться было нелегко. Как студень, облепила она бот жирной массой.

-- Не сойти ли в воду? -- предложил Леру.

-- Что ты! Припадешь в этом киселе! Ветер дует от берега. Ставь мачту!

Пока Леру возился с парусом, Симон изо всех сил работал веслами:

-- Подвигаемся вперед!

Все свободней и свободней становился ход бота. Симон выбросил за борт кусок скомканной бумаги. Брошенный комок остался за кормой, качаясь на черных волнах.

-- Подвигаемся вперед!

Но вот, наконец, бот вырвался из грязных объятий гвианских берегов. Он свободно скользит по волнам, не хуже моторной лодки...

-- Эх, если бы такая погода продержалась до рассвета! -- говорит Симон.

Леру молчит, глядя на огромные морские валы. Светает. Небо заволакивается тучами. На горизонте появилась желтая полоска, предвещающая скорый восход солнца. Ветер крепчает. Зыбь становится все сильнее.

-- Зашнуровывай покрышку. Нашей сигарке волны нипочём, -- весело говорит Симон, -- за прочность ее я ручаюсь.

Эх, черепахи, черепахи, что бы я делал без их щитов! Доставай хлеб, надо подкрепиться.

-- Не хочется есть...

-- У нас запасов хватит на неделю, ешь.

-- Право, я не голоден, -- говорит Леру, подавая кусок хлеба товарищу.

-- Ты что-то приуныл, как я посмотрю.

-- Нет, ничего. О своих вдруг подумал. На острове не думал, а вот теперь вдруг меня разобрало.

-- Не время задумываться. Увидишься и со своими. А ну, потрави-ка шкот, -- скомандовал Симон.

Парус выпятил брюхо. Ветер стихал и, когда взошло солнце, совершенно прекратился. Волнение уменьшилось, и к полудню море настолько успокоилось, что можно было взяться за весла.

-- Если нам будет так везти до конца, то к вечеру мы пристанем к голландскому берегу, -- сказал Симон.

-- А ведь нас, должно быть, давно, уже хватились на Чёртовом острове, -- заметил Леру.

-- А то как же! Конечно, хватились. Теперь уже и в Париже известно о нашем бегстве, -- смеясь ответил Симон.

-- А вы разве не опасаетесь погони?

-- Чего?

-- Погони, -- повторил Леру.

-- Погони с островов Спасения не бывает. Сторожам своя шкура дороже: не станут они гоняться за беглецами. Они знают хорошо, что вряд ли беглецу удастся переплыть стремнину, а если он и проберется к гвианскому берегу, то далеко не уйдет. Без огнестрельного оружия в джунглях долго не погуляешь. Пантеры, гиены, аллигаторы, змеи и другие хищники только и ждут случая полакомиться человеческим мясом. Почти все каторжники, убегающие с Гвианы сухим путем, пропадают в джунглях. Бегство -- это целая наука, мой друг! -- сказал Симон.

-- Да, я в этом убедился, -- подтвердил Леру. -- Здесь нужно быть стратегом, тактиком, психологом и ученым.

-- И не ученые бегут, да еще как! Неволя -- великая академия, она из каждого сделает ученого, -- сказал Симон. -- Теперь я боюсь только двух бед: как бы нам не встретить англичанина [To-есть английский пароход] или не попасть на остров Тринидад [Остров Тринидад принадлежит Англии], куда чаще всего выносит ветром и морским течением беглецов из Гвианы. Английская стража выдает без всякого разговора безразлично и уголовного, и политического. У них с французским правительством на это имеется соглашение.

-- Никак, судно! -- воскликнул Леру, глядя на горизонт.

Симон нахмурился. Он отчетливо видел мачты, показавшиеся с северной стороны.

-- Парусник! -- воскликнул он.

Прошло несколько томительных минут, и судно скрылось за горизонтом.

-- Пронесло! -- облегченно вздохнул Леру.

-- Неизвестно, быть может, в этом исчезнувшем судне было для нас спасение... -- проговорил Симон.

До наступления темноты им не попадалось ни одного парохода. К вечеру посвежело. Пришлось убрать парус и зашнуроваться. Снова бот швыряло, как щепку. Безмолвно лежали оба беглеца, не будучи в состоянии двинуть ни одним членом. Оба сильно страдали морской болезнью и находились в полузабытье.

Первым пришел в себя Симон. Ему показалось, что он лежит на мягкой постели. Вокруг царит странная тишина... Что-то мерно постукивает вдали; шум этот то замирает, то снова усиливается. "Что это значит? -- думает Симон. -- Вероятно, это мне снится!" -- и он силится проснуться.

Бот швыряло, как щепку .

Он поднимает голову и осматривается кругом.

Над ним светится красноватым сиянием электрическая лампочка, озаряя белую, блещущую чистотой каюту; На нем-- чистая сухая рубашка, под головой -- мягкая подушка. Тело прикрыто простыней и байковым одеялом.

"Где я, и что это такое?" -- думает доктор.

Он вскакивает на ноги.

На верхней койке, расположенной над ним, лежит человек.

Симон приближает свое лицо к спящему.

Ноги его трясутся от волнения. Мысли путаются в голове. "Не сойти бы с ума!" -- думает он.

Перед зеркальным умывальником тазу стоит графин с водой. Симон хватает его и делает несколько глотков. Вода освежает доктора. Он снова подходит к койке. Теперь нет уж сомнения-- человек, лежащий на верхней койке, -- Леру.

Симон не будит товарища. Он ложится на свою постель и, устремив глаза вверх, думает: "Где мы? Кто наши спасители-- друзья или враги?"

Мерный такт, отбиваемый винтами, свидетельствует о том, что они находятся на пароходе. Их вытащили из воды и поместили в пассажирскую каюту. Враги не поступили бы так...

Наверху пробили склянки ["Бить склянки" -- морское выражение, обозначающее удары в колокол, отмечающие определенные часы (в прежнее время на кораблях употреблялись песочные часы, состоявшие из двух склянок с пересыпавшимся из одной в другую через узкое отверстие песком)]. Три часа ночи. Вдруг Леру громко застонал. Симон бросился к нему.

-- Леру, это я-- Симон!.. Мы спасены, товарищ!..

Леру смотрел на него, широко открыв глаза. Его губы подергивались блуждающей улыбкой.

-- Черепахи, смотри, черепахи!.. -- указывая пальцем в угол каюты, проговорил он. -- Какие они огромные!.. Симон, -- голубчик, акула! Меня хватает акула!..

Его глаза выражали смертельный ужас.

-- Успокойся, Леру, успокойся, милый! -- говорил Симон, гладя товарища по всклокоченной голове и стараясь уложить его обратно на койку. Когда он успокоился и положил голову на подушку, Симон заметил, что волосы товарища были совершенно седые.

Он ни на минуту не отходил от Леру. Тот лежал без движения на спине, временами приподнимал голову и со страхом смотрел в угол каюты.

-- Смотри, акула! -- шептали его губы.

На рассвете в каюту вошел помощник капитана.

-- Нам все известно, -- сказал он, обращаясь к Симону. -- Вы -- доктор Симон, бежавший с Чёртова острова. Позвольте пожать вам руку, доктор! Моя фамилия -- Санчес. Вы -- под флагом республики Венесуэлы, и вам не о чем беспокоиться. Как ваш товарищ?

-- Боюсь, что у него нервная горячка, -- ответил Симон.

-- Я сейчас пришлю судового врача, и мы переведем больного в лазарет. Как вы себя чувствуете?

-- Я совершенно здоров. Где вы нас подобрали, сеньор Санчес?

-- Между островами Табагос и Тринидадом. Мы идем в Пуэрдю-Кабелио. Ваша удивительная лодка -- с нами. А ведь вам повезло, доктор! Не подбери мы вас, вы неизбежно попали бы в руки английской полиции и снова очутились бы на островах Спасения. Впрочем, вряд ли вы продержались бы еще несколько часов. Мы нашли вас обоих в ужасном состоянии.

-- Вы очень добры, сеньор Санчес. Но разрешите еще вопрос: как отнесется к нам ваше правительство?

-- Наша республика не выдает политических преступников. В этом отношении мы еще не доросли до Европы и Соединенных Штатов. Со временем и мы, конечно, испортимся, но пока вы у нас будете в полной безопасности.

В тот же вечер, сидя на палубе, окруженный любопытными пассажирами, доктор Симон рассказывал о своих необыкновенных приключениях и об ужасах, которым подвергаются заключенные, томящиеся в каторжных тюрьмах французской Гвианы, в Кайене и на островах Спасения.

На другое утро Леру почувствовал себя лучше. Он перестал бредить. Узнал своего товарища и попросил есть.

В тот же вечер они высадились в порте Кабелио.

-- Ну, что, Леру, -- сказал доктор, -- не прав ли я был, когда говорил тебе, что мы будем на свободе? А все -- благодаря моим черепахам! Без их панциря никогда мне не удалось бы сделать такого прочного бота!..

Источник текста: Черепахи Чёртова острова: журнал "Всемирный следопыт", No 8, 1928 г.