АФРАЙЯ ГЕРОЙ ЛАПЛАНДЦЕВЪ.
РАЗСКАЗЪ ИЗЪ ЖИЗНИ НА КРАЙНЕМЪ СѢВЕРѢ ВЪ ПРОШЛОМЪ СТОЛѢТІИ.
СЪ 6 ХРОМОЛИТОГРАФИРОВАННЫМИ РИСУНКАМИ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ИЗДАНІЕ А. Ф. ДЕВРIЕНА.
ГЛАВА I. Новый міръ
" II. Первая торговая сдѣлка
" III. Въ Эренесѣ
" IV. У Бальсфіорда. Афрайя и Мортуно
" V. Поѣздка въ Бергенъ
" VI. Праздникъ Іула
" VII. Владѣлецъ Бальсфіордскаго гаарда
" VIII. Эгеде Вингеборгъ
" IX. Снѣжная вьюга. Гельгештадъ поднимаетъ забрало
" X. Колдунъ Афрайя. Гельгештадъ перехитрилъ
" XI. Рай Гулы
" XII. Смерть Мортуно. Серебряныя пещеры
" XIII. Нищенская ярмарка
" XIV. Заключеніе. Смерть Афрайи и спасеніе Генриха
На этотъ разъ, молодые друзья мои, вы послѣдуете за мною на самый сѣверъ Европы. Что за міръ страха и безмолвія сокрытъ здѣсь! Какъ трепещетъ отъ ужаса сердце одинокаго путешественника, блуждающаго въ пустынныхъ фіордахъ {Фіордами называются глубокіе, крутые овраги у береговъ Скандинавіи и ея острововъ.} и зундахъ, гдѣ море теряется въ тысячѣ лабиринтовъ среди суровыхъ скалъ, увѣнчанныхъ снѣгами, въ непроходимыхъ расщелинахъ и пещерахъ. Удивленіе, смѣшанное со страхомъ, овладѣваетъ имъ, когда корабль его скользитъ между безчисленными обломками и гигантскими глыбами скалъ, между черными гранитными стѣнами, которыя ужаснымъ длиннымъ поясомъ тянутся по берегамъ Норвегіи на протяженіи многихъ сотенъ миль.
Правда, и въ этихъ страшныхъ пустыняхъ живутъ человѣческія существа, но они разсѣяны кое-гдѣ. Они принуждены вѣчно скитаться по скаламъ и болотамъ, кочевать вмѣстѣ съ оленемъ, который ихъ кормитъ; разрозненно и въ одиночествѣ живутъ они въ бухтахъ и береговыхъ расщелинахъ, занимаясь рыбною ловлею, перенося тысячу трудовъ и опасностей.
На берегу, же селится и купецъ, и рыбакъ-норвежецъ, а подлѣ нихъ пріютились поселенія квеновъ {Квенами зовутъ въ Норвегіи финновъ.} и лапландцевъ.
Надъ ними, на снѣжныхъ вершинахъ, дикарь лапландецъ пасетъ своихъ коровъ-оленей съ вѣтвистыми рогами; когда же онъ охотится за волкомъ или медвѣдемъ, звуку его выстрѣла вторитъ эхо суровыхъ морскихъ бухтъ.
Чѣмъ дальше на сѣверъ проникаетъ корабль, тѣмъ глуше и уединеннѣе становится страна. На протяженіи цѣлыхъ миль ни дома, ни костра, ни встрѣчнаго паруса, ни лодки съ сѣтями и удочками. Впереди корабля играютъ и барахтаются тюлени, китъ пускаетъ фонтаны воды на воздухъ, цѣлыя тучи чаекъ бросаются на плывущія стада сельдей. Съ утесовъ съ крикомъ прыгаютъ нырки и чистики, на пѣнистыхъ волнахъ трепещется гага, а въ вышинѣ, въ ясномъ рѣзкомъ воздухѣ, пара орловъ описываетъ круги около своего гнѣзда.
Сто лѣтъ тому назадъ, въ одно пасмурное мартовское утро, большое судно плыло между этими извилистыми скалами. Это была яхта изъ сѣверныхъ странъ, самой крѣпкой постройки. Такія яхты еще и теперь существуютъ на крайнемъ сѣверѣ; онѣ ѣздятъ на югъ въ Бергенъ, отвозятъ туда рыбу или рыбій жиръ и возвращаются на родину, нагруженныя необходимыми жизненными припасами.
Посреди судна возвышалась тупая мачта; спереди выдавался носъ необычайной величины, сзади стояла каюта; тамъ же толстые столбы съ желѣзными кольцами прикрѣпляли уголъ крѣпкаго паруса, подъ напоромъ котораго яхта съ шумомъ разсѣкала волны.
Приближался день, и холодный туманъ постепенно разсѣялся; по высокимъ глетчерамъ пробѣжалъ, наконецъ, слабый, сейчасъ же потухшій, солнечный лучъ. Со скалъ дунули порывы вѣтра, подняли гребни волнъ и разбили ихъ въ цѣлый дождь мелкихъ брызгъ; яхта тяжело накренилась на бокъ и задрожала отъ посыпавшихся на нее ударовъ.
У руля стоялъ молодой человѣкъ, смотрѣвшій ясными голубыми глазами, какъ скользила яхта между безчисленными изгибами рифовъ и утесовъ.
Мускулистыя руки его твердо лежали на рулѣ; онъ направлялъ тяжелое судно съ такимъ видомъ безпечности и веселаго ожиданія, съ такою силою и искусствомъ, что, казалось, будто оно признаетъ въ немъ своего повелителя и послушно повинуется его слову и взгляду.
Время отъ времени молодой штурманъ пристально смотрѣлъ вдаль, и выраженіе радостнаго ожиданія озаряло смѣлыя черты его лица, окаймленнаго длинными развѣвавшимися изъ-подъ черной глянцовитой шляпы волосами. Радостныя чувства вылились у него въ веселой пѣсенкѣ, но онъ скоро былъ прерванъ: отворилась дверь каюты, и на порогѣ показался другой обитатель яхты. Новый пришелецъ былъ только немногимъ старше штурмана, но совершенно отличался отъ него и наружностью, и всею своею осанкою. Вмѣсто темной рыбачьей куртки и плаща, на немъ былъ надѣтъ тонкій камзолъ со множествомъ пуговицъ. Волосы его были зачесаны назадъ и связаны лентою; стройный и высокій, онъ имѣлъ видъ человѣка, привыкшаго къ изящнымъ манерамъ и свѣтскому обращеній
Этсьбылъ молодой господинъ Генрихъ фонъ-Стуре, отпрыскъ благородной семьи въ Копенгагенѣ: все его имѣніе было прожито его предками при копенгагенскомъ дворѣ. Отецъ его, каммергеръ короля Христіана VI, умеръ въ долгахъ, а сынъ, каммеръ-юнкеръ и офицеръ гвардіи, пережилъ много черныхъ дней и теперь ѣхалъ по пустынному полярному морю на яхтѣ купца, жившаго въ глубинѣ утесовъ, на самой границѣ Финмаркена. Сынъ и наслѣдникъ этого купца, Густавъ Гельгештадъ, стоялъ у руля.
Судно выѣхало изъ Трондгейма раннею весною, и везло соль и жизненные припасы на Лофоденскіе {Группа острововъ у береговъ Норвегіи, на сѣверъ отъ полярнаго круга.} острова, гдѣ рыбная ловля была въ полномъ ходу.
Молодой баронъ былъ принятъ въ качествѣ пассажира; въ карманѣ его лежала королевская дарственная запись на большой участокъ земли, простиравшійся далеко въ неизмѣримой пустынѣ сѣверной Европы, тамъ, гдѣ нѣтъ ни владѣльцевъ, ни рабовъ. Когда Генрихъ фонъ-Стуре вышелъ на палубу, онъ оглянулъ голыя скалы и пѣнящееся море довольно сумрачнымъ взглядомъ. Сырой туманъ такъ безцеремонно обдалъ дождемъ его лицо и платье, что онъ съ дрожью плотнѣе застегнулъ свой камзолъ; потомъ кивнулъ своему товарищу, стоявшему у руля, въ отвѣтъ на его громкое привѣтствіе. Когда онъ подошелъ ближе, штурманъ началъ веселую болтовню.
-- Ну, -- сказалъ онъ съ гордымъ, вопрошающимъ взглядомъ,-- что ты теперь скажешь? Развѣ тутъ у насъ не чудесно? Посмотри налѣво, ты можешь заглянуть въ глубину страшнаго фіорда и увидишь громадные гекули {Гекуль норвежское названіе глетчера.}, которые цѣлыми ледяными пирамидами сбѣгаютъ къ самому морю. Когда ихъ освѣщаютъ утренніе лучи, они кажутся растопленнымъ серебромъ. Тамъ идетъ путь въ Зальтъ, а здѣсь, по другую сторону низкихъ скалъ, ты скоро увидишь Вестъ-фіордъ. Вестъфіордъ! Слышишь ли, пріятель, великій фіордъ съ его рыбами! Ура! Что ты на это скажешь? Видалъ ли ты когда либо подобную красоту?
-- Глупый Густавъ!-- съ насмѣшливою улыбкою воскликнулъ Генрихъ,-- ты, кажется, воображаешь, что мы ѣдемъ прямо въ рай, что на этихъ печальныхъ, покрытыхъ снѣгомъ скалахъ цвѣтутъ миндальныя деревья, что твое ледяное бурное море обвѣвается теплымъ южнымъ вѣтромъ; я же въ дѣйствительности ничего не вижу, какъ только ужасъ, только мракъ, туманъ, вихрь, скалы и бушующее море!
-- Если тебѣ здѣсь такъ не нравится, -- сердито отвѣчалъ Густавъ, -- ты бы остался тамъ, гдѣ ты былъ!
Но въ эту минуту молодой штурманъ уже раскаялся въ своихъ жесткихъ словахъ: меланхолическое безмолвіе Генриха, закрывшаго свой лобъ руками, достаточно показывало, какъ трудно было ему рѣшиться искать счастія въ этой пустынѣ.
-- Не предавайся слишкомъ мрачнымъ мыслямъ,-- ласково продолжалъ Густавъ,-- тебѣ здѣсь кажется хуже, чѣмъ это есть въ дѣйствительности. Какъ придетъ лѣто, и въ Тромзое созрѣваетъ ячмень, въ садахъ цвѣтутъ цвѣты, а фіельды {Фіельды -пустынныя плоскогорья, образующія главную массу Скандинавскихъ горъ.} на цѣлыя мили кругомъ покрываются клюквою, какъ пурпуромъ. Тебѣ надо познакомиться со страною, гдѣ ты будешь жить, и научиться любить ее. Я бы не промѣнялъ ее ни на какую другую страну въ мірѣ, потому что нѣтъ ничего на землѣ лучшаго и болѣе прекраснаго.
Онъ еще не кончилъ, какъ вдругъ изъ густыхъ облаковъ побѣдоносно выступило блестящее солнце и. какъ бы но мановенію волшебства, сразу освѣтило безчисленныя скалы, бухты, утесы и острова. Вестъ-фіордъ открылся передъ изумленными взорами датчанина, земля и море разстилались во всемъ ихъ величіи и красотѣ. Съ одной стороны лежали берега Норвегіи съ ихъ скалами, увѣнчанными снѣгомъ: къ нимъ прислонился Зальтенъ съ игольчатыми скалами, гладкія вершины которыхъ неприступно смотрятся въ небо со своими глетчерами, оврагами и пропастями, потонувшими во мракѣ. По другую сторону, на разстояніи шести миль, занимаемыхъ Вестъ-фіордомъ, терялась далеко въ морѣ цѣпь острововъ, какъ гранитная стѣна, о которую уже многія тысячелѣтія разбиваются ужасныя волны океана. Безчисленныя отвѣсныя скалы, черныя, обвѣтрившіяся, разрозненныя, возвышались надъ кучею острововъ; длинное покрывало облаковъ окутывало ихъ смѣлыя вершины, а изъ блестящихъ снѣжныхъ равнинъ, какъ чудныя голубыя очи, глядѣлись гекули въ пѣнящіяся воды фіорда.
-- Видишь теперь, какъ это прекрасно!-- воскликнулъ Густавъ съ радостною гордостью.-- Это Лофодены! На двадцать миль кругомъ можешь ты обозрѣвать и землю, и море! Смотри, какими серебряными столбами всползаетъ приливъ на всѣ утесы: взгляни теперь на этотъ громадный поясъ изъ скалъ, которыхъ еще никто не мѣрялъ, на которыхъ не можетъ держаться ни одна человѣческая нога, куда взлетаютъ только орелъ, да морской воронъ, да ястребъ съ чайкою. А на верху небо такъ сине и спокойно, воздухъ свѣжъ, рѣзокъ и возбуждаетъ силы. Развѣ здѣсь не прекрасно, развѣ не величественно и не неизмѣримо?
-- Да, это прекрасно, это безпредѣльно прекрасно!-- сказалъ Генрихъ Стуре, увлекшись чуднымъ величіемъ сѣверной природы.
-- Взгляни теперь туда, на множество черныхъ точекъ на волнахъ,-- продолжалъ Густавъ.-- Это лодки рыбаковъ. Три тысячи лодокъ съ двадцатью тысячами храбрыхъ мужей, а въ бухтѣ Вагое {Остъ- и Вестъ-Вагое -- два острова Лофоденскаго архипелага.} ты уже можешь различить вымпелы и мачты яхтъ, принадлежащихъ купцамъ. Тамъ мы найдемъ моего отца, онъ распоряжается двадцатью лодками. Онъ тебѣ, навѣрное, понравится и охотно поможетъ, насколько это будетъ въ его силахъ.
-- Какъ тебѣ извѣстно, у меня къ нему письмо отъ трондгейхмскаго губернатора, генерала Мюнтера,-- сказалъ Стуре.
-- Э, что тамъ! ты для насъ хорошъ и самъ по себѣ,-- возразилъ Густавъ; -- въ Лингенфіордѣ, гдѣ мы живемъ, мало значатъ письма твоего генерала. Мнѣ въ тебѣ то нравится, Генрихъ, что ты умѣешь хорошее слово сказать, что рука твоя всегда готова помочь въ бѣдѣ, вотъ, это у насъ любятъ, за это я и хочу быть твоимъ другомъ.
Онъ снялъ руку съ руля, протянулъ ее Генриху и сильно пожалъ ему правую руку; тотъ отвѣтилъ также не менѣе сильнымъ рукопожатіемъ.
Стуре чувствовалъ себя одинокимъ въ этой новой средѣ, и грубая сердечность его новаго друга была ему гораздо болѣе по душѣ, чѣмъ вѣжливыя рѣчи участія, которыя ему прежде такъ часто приходилось выслушивать.
Въ то время, когда друзья мирно разговаривали, яхта поспѣшно продолжала свой путь и быстро приближалась къ рыбачьимъ стоянкамъ на другомъ берегу фіорда. Маленькія черныя точки, плававшія въ водѣ, мало-по-малу увеличивались и оказались, наконецъ, большими шестивесельными лодками, въ которыхъ кипѣла хлопотливая дѣятельность. Надъ шумными волнами перекатывался тысячеголосый окликъ, сѣти и удочки безпрестанно то поднимались, то погружались въ воду; лодки съ быстротою молніи спѣшили къ берегу и снова возвращались въ море; все это соединялось въ такую разнообразную картину, что не могло не произвести впечатлѣнія на чужестранца: онъ почувствовалъ мало-по-малу непреодолимое желаніе тоже окунуться въ этотъ пестрый водоворотъ. Горячій интересъ къ дѣлу, возбужденный въ немъ кипучею дѣятельностью, заставилъ его забыть о холодныхъ вѣтрахъ, разгуливающихъ по морю, не смотря на солнечные лучи, о дикихъ ледяныхъ вьюгахъ, которыя здѣсь въ полярномъ поясѣ могутъ явиться въ нѣсколько минутъ и уничтожить людей вмѣстѣ съ ихъ лодками. Ему представлялось на первый разъ только веселое зрѣлище: рыболовы, развѣвавшіеся пестрые флаги, дома и хижины, увѣшанные вымпелами... Какъ истый рыболовъ-сѣверянинъ, съ крикомъ присоединился онъ къ общему веселью, когда увидѣлъ поднятую сѣть съ извивающеюся въ каждой петлѣ трескою.
Онъ подбросилъ свою шапку, какъ и всѣ рыбаки, когда яхта ихъ съ надписью: "Прекрасная Ильда изъ Эренеса" появилась между сотнею рыбачьихъ лодокъ, которыя ее радостно привѣтствовали; она обогнула утесы, направилась къ гавани и тамъ бросила якорь между множествомъ другихъ большихъ и маленькихъ яхтъ, бриговъ и шкунъ.
У Густава теперь оказались полныя руки дѣла, такъ что пассажиръ его надолго былъ предоставленъ самому себѣ: онъ воспользовался этою свободою и пробрался на заднюю часть судна, откуда могъ наблюдать за рыбною ловлею во всѣхъ ея подробностяхъ.
При выходѣ изъ бухты, около голаго скалистаго острова видно было особенное оживленіе. Пятьсотъ или шестьсотъ лодокъ съ тремя, четырьмя тысячами сидѣвшихъ въ нихъ рыбаковъ занимались здѣсь ловлею трески. Съ веселыми пѣснями и криками закидывали они одни невода и вытаскивали другіе: пойманныхъ рыбъ, было такъ много, что приходилось ихъ вынимать изъ воды осторожно, освобождая понемногу изъ петель, чтобы не порвать нитей. Во многихъ другихъ мѣстахъ въ воду погружали громадныя бичевы, на которыхъ сидѣло болѣе тысячи удочекъ; тогда ловля на удочки была гораздо въ большемъ употребленіи, чѣмъ теперь. Потомъ рыбаки спѣшили съ полными лодками въ бухту, въ которой возвышалось много красныхъ каменныхъ утесовъ. Туда свозили рыбу, тамъ ее хватали окровавленными руками и бросали на столы, гдѣ и потрошили. Острыми ножами распарывали брюхо, однимъ взмахомъ пальцевъ вынимали внутренности, еще взмахъ ножа, и голова валилась въ одну бочку, а жирная печень -- въ другую; черезъ минуту то, что сейчасъ было живымъ существомъ, висѣло уже распластанное и покачивающееся на сушильномъ шестѣ. Съ ужасною быстротою исполняли эти люди свое кровавое дѣло; жадно выбирали они самыя большія и сильныя жертвы, съ особымъ наслажденіемъ выполняли надъ ними обязанность палачей и насмѣхались надъ страданіями сильно бьющихся несчастныхъ нѣмыхъ осужденныхъ. Стуре скоро почувствовалъ отвращеніе къ этой бойнѣ. Онъ отвернулся и сказалъ про себя: "Это ужасное, жалкое побоище; я не могу больше, видѣть этого. Такъ вотъ зачѣмъ пріѣзжаютъ на эти голые утесы двадцать тысячъ человѣкъ, вотъ почему они радуются и ликуютъ какъ полуумные, и борятся съ бурями полярнаго моря? Какой грубый, ужасный народъ! Впрочемъ, нѣтъ,-- поспѣшилъ онъ прибавить,-- я несправедливъ къ нимъ; навѣрное, они бы избѣгали этихъ негостепріимныхъ утесовъ и предпочли бы сидѣть дома, въ четырехъ стѣнахъ, еслибы ихъ не гнала сюда нужда. И развѣ со мною не тоже самое? Развѣ не гонитъ и меня борьба за существованіе, чувство самосохраненія въ этотъ міръ льдовъ и снѣговъ!-- прибавилъ онъ тихо.-- Но я не хочу ловить рыбу, да будетъ проклято это грязное, кровавое дѣло!".
Размышленія его въ эту минуту были прерваны легкимъ ударомъ по плечу; онъ быстро обернулся и очутился лицомъ къ лицу съ Густавомъ Гельгештадомъ, который громко воскликнулъ:
-- Ты ужъ опять въ мрачномъ настроеніи? Я не понимаю, какъ это можно, когда вокругъ такое веселое зрѣлище. Мнѣ самому такъ весело, какъ будто бы мнѣ принадлежали всѣ рыбы въ Вестъ-фіордѣ. Сестра Ильда пріѣхала съ отцомъ. Смотри, вонъ они сидятъ въ той лодкѣ.
Онъ увлекъ за собою Генриха Стуре на-встрѣчу лодкѣ, которая только-что подъѣхала къ судну. Въ нее спустили веревочную лѣстницу. Крѣпкій мужчина въ синемъ сюртукѣ изъ грубаго сукна помогалъ выходившей изъ лодки дѣвушкѣ съ роскошными, темнорусыми косами.
-- Держись за лѣстницу, Ильда,-- закричалъ старикъ.
Черезъ минуту дѣвушка стояла уже на нижней ступени, медленно, но съ полною увѣренностью влѣзла по лѣстницѣ и протянула руку брату, который и помогъ ей взобраться на палубу.
-- Ну, вотъ и я,-- ласково воскликнула она,-- радъ ты или нѣтъ, что нашелъ меня тоже въ Вестъ-фіордѣ, Густавъ?
-- Я почти разсчитывалъ на то, что отецъ возьметъ тебя съ собою,-- нѣжно отвѣчалъ онъ.-- Благослови тебя Господи, Ильда! Счастливо доѣхала?
-- Да, хорошо: а ты -- тоже, братъ?
-- Все благополучно, Ильда. Я вижу, рыбная ловля въ полномъ ходу?
-- Удивительно богатая ловля, Густавъ. Всѣ сушильни полны. Вчера былъ день на рѣдкость: всѣ это говорятъ. Жирныя, большія рыбы, такъ что сѣти рвались: просто веселье, Густавъ, я не могу вдоволь насмотрѣться.
Тутъ она оглянулась, и ея улыбающееся лицо приняло болѣе серьезное выраженіе при видѣ чужого человѣка. Она была высокая, полная дѣвушка, истый типъ норвежки и очень походила на своего брата: у обоихъ были тѣ же правильныя черты лица, тотъ же твердый, широкій лобъ и ясные, блестящіе глаза. Генрихъ Стуре едва скрылъ добродушно-насмѣшливую улыбку при видѣ этой дѣвушки въ ея грубомъ нарядѣ, вспоминая, какія похвалы расточалъ ей ея братъ; въ честь ея то красоты и яхту назвали "Прекрасною Ильдою изъ Эренеса".-- "Сѣверная красавица, родившаяся между китами, трескою и оленями, конечно, должна быть немного не въ нашемъ вкусѣ", сказалъ онъ про себя, "но эта дѣвушка въ своихъ толстыхъ кожаныхъ башмакахъ, въ мѣховой кофтѣ и кожаномъ передникѣ, въ бѣлыхъ шерстяныхъ перчаткахъ на сильныхъ, хоть и красивыхъ рукахъ, имѣетъ слишкомъ ужъ медвѣжій, полярный видъ".
Густавъ, между тѣмъ, прошепталъ что-то своей сестрѣ и прибавилъ громко:
-- Я привезъ друга, Ильда, который хочетъ у насъ поселиться. Это Генрихъ Стуре. Дай ему руку, сестра.
Дѣвушка вскользь окинула пришельца серьезнымъ, испытующимъ взглядомъ своихъ ясныхъ глазъ, прежде чѣмъ исполнить приглашеніе брата; но потомъ поклонилась ему и съ непринужденною лаской проговорила:
-- Привѣтъ тебѣ въ этой странѣ, господинъ. Да будетъ надъ тобою благодать Божія.
-- Очень благодаренъ за прекрасное пожеланіе, Ильда, -- отвѣчалъ Генрихъ Стуре, вѣжливо наклоняя голову.
Она обернулась къ отцу, которому Густавъ отъ всего сердца жалъ руки.
-- Ты снова здѣсь, молодецъ?-- воскликнулъ купецъ изъ фіордовъ.-- Привѣтъ тебѣ! Все ли благополучно на суднѣ?
-- Все исправно, отецъ, -- возразилъ сынъ съ достоинствомъ;-- ты будешь доволенъ.
Старикъ одобрительно кивнулъ головой.
-- Ну-у, -- ухмыльнулся онъ любимымъ норвежскимъ восклицаніемъ, выражающимъ удовольствіе, -- ты проворный малый, Густавъ, и у тебя легкая рука. Такъ, что ли? Но что это?-- прервалъ себя купецъ, полу оборотивъ свое длинное, желтое, суровое лицо къ Стуре, котораго онъ смѣрилъ сметливымъ, пытливымъ взоромъ.-- Ты никакъ привезъ съ собою пассажира, Густавъ? Это кто-нибудь, кто хочетъ посмотрѣть нашу мѣстность, или совсѣмъ остаться жить у насъ. Не такъ ли?
-- Думаю, что такъ, отецъ.
-- Ну-у!-- снова протянулъ старикъ, и вокругъ его рта заиграла улыбка, которая быстро исчезла. Онъ подошелъ къ Стуре и протянулъ ему свою грубую ладонь.
-- Привѣтствую васъ, господинъ мой, на Яофоденахъ, -- проговорилъ онъ: вы принесли съ собою хорошую погоду. Она бы намъ и раньше была кстати: но и то хорошо. Вы пріѣхали какъ разъ къ концу удивительно счастливаго улова, какого цѣлые годы не бывало.
-- Я прежде всего счастливъ, что нахожу здѣсь васъ, -- учтиво отвѣчалъ Стуре, -- такъ какъ нуждаюсь въ вашемъ совѣтѣ и помощи. Я пріѣхалъ сюда попытать счастья и привезъ письмо изъ Трондгейма, которое васъ ближе познакомитъ со мною.
-- Ну-у!-- воскликнулъ старикъ,-- всякому желаю счастья. Можно было ужъ догадаться, что у васъ на умѣ. Вы не первый къ намъ залетѣли изъ Даніи въ надеждѣ, что на лапландскихъ фіельдахъ растетъ золото: стоитъ только протянуть руку, да и набрать его. Только ничего изъ этого не выйдетъ, сами увидите. Мягкія руки и ноги здѣсь мало годятся: я ужъ видѣлъ многихъ, кто не могъ вынести тяжелаго труда и погибъ.
При послѣднихъ словахъ онъ бросилъ на молодаго датчанина взглядъ, полный предостереженія и состраданія. Стуре хорошо его понялъ. Потомъ Нильсъ Гельгештадъ взялъ письмо, распечаталъ его, прислонился къ болверку и сталъ читать, поглядывая время отъ времени то на своего гостя на палубѣ, то на рыбную ловлю. Наконецъ, онъ скомкалъ бумагу и, пряча ее, сказалъ:
-- Теперь знаю все, чего вы хотите: зналъ уже и безъ исписанной бумажки. Сдѣлаю честно все по, что можетъ сдѣлать человѣкъ, чтобы помочь своему собрату. Что вы думаете теперь начать, господинъ Стуре?
-- Прежде всего я бы хотѣлъ предъявить судьѣ въ Тромзое мою дарственную запись и выбрать участокъ, дарованный мнѣ королевскою милостью.
-- Очень прекрасно!-- насмѣшливо возразилъ старикъ.-- Ну, а если судья, дѣйствительно, скажетъ вамъ: тамъ, на верху, лежатъ фіельды, господинъ Стуре, соблаговолите пойти и выбрать себѣ по желанію! Что вы думаете тогда предпринять?
-- Тогда, -- сконфуженно сказалъ Стуре, -- я думаю, не трудно было бы выбрать самую плодородную почву.
-- Плодородную почву!-- со смѣхомъ вскричалъ купецъ. Да благословитъ васъ небо, господинъ! Кто вамъ разсказалъ сказки о плодородіи здѣшней почвы? Не думаете ли вы построить здѣсь житницы и собирать ячмень и пшеницу? Нѣтъ, изъ этого ничего не выйдетъ,-- продолжалъ онъ спокойнѣе, когда замѣтилъ смущеніе своего гостя,-- вы незнакомы съ пустынею, которая лежитъ тамъ, за скалами. Тѣмъ не менѣе, глазъ умнаго человѣка можетъ отыскать, съ помощью вашей записи, такой клочекъ земли, который принесетъ свои серебряные плоды.
Нѣсколько времени онъ критически разсматривалъ пришельца и тогда спросилъ:
-- Привезли вы денегъ съ собою?
-- Я не совсѣмъ безъ средствъ, возразилъ Стуре.
-- Ну-у, сухо сказалъ купецъ, много-то у васъ не будетъ, были бы у васъ деньги, такъ вы бы спокойно сидѣли дома и жили бы какъ другіе ваши собратья по сословію. Значитъ, говорите прямо: сколько денегъ привезли вы съ собой?
-- Тысячу ефимковъ {Ефимокъ равняется четыремъ маркамъ съ половиною.}, немного больше, отвѣчалъ молодой дворянинъ, покраснѣвъ и запинаясь.
-- Тысячу ефимковъ, повторилъ Нильсъ Гельгештадъ и прибавилъ послѣ краткаго размышленія:
-- Для начала этого довольно, если только вы хотите послушать моего совѣта, господинъ Стуре.
-- Мнѣ было бы всего пріятнѣе узнать вашъ совѣтъ, отвѣчалъ этотъ послѣдній.
-- Кто хочетъ жить здѣсь и зарабатывать деньгу, многозначительно началъ купецъ, усаживаясь на край судна, тотъ долженъ заняться торговлею, иначе ничего изъ него не выйдетъ. Изъ вашей дарственной записи пора извлечь то, что въ ней есть хорошаго; все зависитъ отъ перваго удачнаго хода и теперь какъ разъ къ тому время. Кто бы сталъ здѣсь жить, если бы не море съ его рыбами? Но море неисчерпаемо, господинъ Стуре. Каждый годъ въ мартѣ мѣсяцѣ треска заплываетъ въ Вестъ-фіордъ, чтобы метать икру, сколько бы ея ни ловили и не истребляли, она снова вернется, и, что главное, никогда не убудетъ. Знаете ли вы, сколько въ этомъ году было поймано въ теченіи четырехъ недѣль? Больше пятнадцати милліоновъ. Всѣ сушильни обвѣшены такъ, что ломятся отъ избытка; всѣ яхты наполнены соленою рыбою и печенью. Тресковый жиръ вздешевѣетъ, господинъ Стуре, рыбу можно будетъ получить по пол-ефимку за вогу; а вога ровно тридцать шесть фунтовъ. Что вы на это скажете?
-- Я ничего не понимаю въ рыбномъ промыслѣ, сказалъ Стуре, потому врядъ ли рѣшусь на это. И кто мнѣ ихъ продастъ, если прибыль такъ значительна? прибавилъ онъ. замѣтивъ, что лицо купца нахмурилось при первыхъ его словахъ.
-- Вы говорите, конечно такъ, какъ вы понимаете, возразилъ этотъ послѣдній. Но знайте, что только теперь и можно дешево купить рыбу, потому что каждый охотно уступитъ кое-что отъ обильнаго улова, если увидитъ чистыя денежки. Вы незнакомы со страною, сударь, не знаете ея правокъ и обычаевъ. Здѣсь все мѣновая торговля, деньги рѣдкость. Рыбакъ норвежецъ, и квенъ, и лапландецъ, всѣ берутъ у купца въ долгъ, онъ цѣлый годъ даетъ имъ то, въ чемъ они нуждаются; они ему за то отдаютъ все. что попадется въ ихъ сѣти. Купецъ же занимаетъ, въ свою очередь, у крупныхъ торговцевъ въ Бергенѣ, посылаетъ имъ полныя яхты сушеной и соленой трески и тресковаго жира. Всѣ люди, которыхъ вы здѣсь видите, состоятъ на службѣ и записаны въ долговыя книги береговыхъ купцовъ. Каждая рыба оплачивается и оцѣнивается, когда она виситъ на шестѣ; попадетъ она въ Бергенъ, и цѣна ея возрастетъ втрое или вшестеро, смотря по обстоятельствамъ -- поняли, сударь?
Стуре стоялъ задумчивый и нерѣшительный.
-- Такъ какъ ловля была очень обильная, возразилъ онъ наконецъ, то, думаю я, это всей этой спекуляціи нельзя ожидать чрезмѣрнаго барыша. Въ Бергенѣ легко будетъ удовлетворить всѣ текущіе заказы; но при избыткѣ всѣ магазины будутъ все-таки переполнены, вслѣдствіе чего, естественно упадутъ и цѣны.
Въ первый разъ со времени ихъ знакомства купецъ оглянулъ молодаго дворянина съ видимымъ удовольствіемъ.
-- Не предполагалъ такой способности къ торговому дѣлу, проговорилъ онъ, кивнувъ головой; это рѣдкость въ вашемъ сословіи, сударь; и все-таки, съ дѣломъ вы незнакомы; можетъ случиться совсѣмъ иначе, чѣмъ вы ожидаете. Сегодня у насъ день Св. Гертруды; нехорошо, что солнце такъ свѣтитъ. Послѣ придетъ бурная погода, это такъ же вѣрно, какъ слѣдуетъ приливъ за отливомъ. Теперь смотрите: рыбы остаются тамъ на утесахъ висѣть на шестахъ до мѣсяца іюня, а мы всѣ уѣдемъ домой добывать жиръ и доставлять его въ Бергенъ. Когда въ іюнѣ яхты воротятся оттуда, то сейчасъ же приплывутъ сюда, чтобы нагрузить уловъ; но многіе найдутъ при этомъ, вмѣсто ожидаемой прибыли, только обманутыя надежды и многіе раскаятся, что не построили свои сушильни повыше. Рыбаки безпечный, легкомысленный народъ, не думаютъ о томъ, что можетъ случиться, жалѣютъ труда и хлопотъ. До мая мѣсяца мы здѣсь не ограждены отъ снѣжныхъ вьюгъ, и если шесты не окажутся достаточно прочными, то зачастую эти вьюги погребаютъ ихъ вмѣстѣ съ рыбою; тогда пріѣхавшіе за рыбою рыболовы находятъ только червей и гніющее мясо. Они должны тогда похоронить въ морѣ свои мечты о наживѣ и терпѣть горе и нужду. Часто такъ бывало, господинъ Стуре, и опять можетъ такъ быть.
Хитрая усмѣшка играла на его губахъ, а въ сердцѣ датскаго каммеръ-юнкера явилось внезапное желаніе торговать и довѣріе къ рыбному промыслу. Онъ взглянулъ на обоихъ дѣтей купца, стоявшихъ подлѣ и слышавшихъ, конечно, каждое слово изъ ихъ разговора.
Дѣвушка смотрѣла на него равнодушнымъ взоромъ, изъ котораго нельзя было уловить, интересуется ли она переговорами или нѣтъ: но Густавъ довѣрчиво кивалъ ему. и на лицѣ его виднѣлось выраженіе нѣкотораго удивленія, вызваннаго откровенною и прямою рѣчью отца.
Генрихомъ Стуре овладѣла непонятная для него самого внезапная рѣшимость, не смотря на то. чти надо было рискнуть послѣднимъ имуществомъ.
-- Хорошо, сказалъ онъ. я рѣшусь торговать: конечно, я надѣюсь, что вы поможете мнѣ заключить сдѣлку.
-- Можете разсчитывать на Нильса Гельгештада, отвѣчалъ тотъ и крѣпко пожалъ руку юношѣ. Значитъ, условіе между нами заключено, а слово мужчины крѣпкое слово, таковъ ужъ обычай въ Норвегіи. Сегодня мнѣ съ разныхъ сторонъ предлагали большое количество рыбы, но я отказался, мнѣ довольно и собственнаго улова. Теперь я осмотрюсь, и думаю, что заключу выгодную сдѣлку.
-- Оле, крикнулъ онъ за бортъ яхты, приготовь лодку, малый. Вы сударь, останетесь на суднѣ съ дѣтьми моими, пока я вернусь, а ты, Густавъ, ставь-ка на столъ, что у тебя есть въ твоей кладовой. Ильда тебѣ поможетъ, а я самъ пришлю сейчасъ свѣжей рыбы.
Съ этими словами онъ спустился но лѣстницѣ и, когда лодка отчалила, можно было заключить но выраженію его лица о его хорошемъ расположеніи духа.
ГЛАВА II.
Первая торговая сдѣлка.
Проводивъ отца, Густавъ Гельгештадъ, тоже въ веселомъ настроеніи, подошелъ къ своему гостю.
-- Другъ Генрихъ, сказалъ онъ, теперь, когда отецъ мой взялъ въ руки твое дѣло, можно поручиться за его успѣхъ. Обыкновенно онъ идетъ своею дорогою и мало смотритъ направо и на-лѣво, что предпринимаютъ другіе; но ты ему, должно быть, понравился, и онъ взялъ твои заботы на свои плечи, а они довольно широки и могутъ нести эту новую ношу. Будь же веселъ и спокоенъ, Генрихъ, и пойдемъ къ столу, который для насъ приготовила Ильда. Да, сестра моя, -- воскликнулъ онъ,-- дѣвушка, которая твердо стоитъ на своихъ ногахъ и гордо держитъ голову на плечахъ. Ты долженъ танцовать съ нею въ Оствагое, сегодня вечеромъ балъ въ тардгаузѣ. Ты увидишь, какъ она проворно поворачивается.
Когда они вошли въ каюту, Ильда уже занималась приготовленіями къ обѣду. Она двигалась медленно и задумчиво, но, тѣмъ не менѣе, все у нея спорилось подъ руками; увѣренно и не колеблясь ходила она взадъ и впередъ по кораблю, который покачивался на безпокойныхъ волнахъ, вносила посуду и приводила въ порядокъ все находившееся въ тѣсной каютѣ.
Наконецъ, столъ былъ накрытъ и на немъ красовалось національное блюдо, овсянка съ черносливомъ и солеными сельдями. У Густава просіяло лицо.
-- Вотъ это хорошо, сестра, -- воскликнулъ онъ, -- что ты привѣтствуешь насъ любимымъ норвежскимъ блюдомъ. Храбро берись за дѣло, другъ Генрихъ; принимайся, ты, вѣрно, тоже голоденъ.
Послѣднее предположеніе было, конечно, справедливо относительно молодаго дворянина, но Стуре удерживало внутреннее отвращеніе къ этому сладкому супу съ соленою приправою; только уваженіе къ хозяину перемогло это отвращеніе: онъ взялся за ложку и погрузилъ ее въ миску; рука Ильды удержала его руку прежде, чѣмъ онъ успѣлъ поднести ее ко рту. Она серьезно посмотрѣла на него и также серьезно сказала:
-- Прежде чѣмъ вкусить пищи, слѣдуетъ помолиться.
-- Это вѣрно, Ильда, помолимся, -- возразилъ Густавъ и прибавилъ, какъ бы извиняясь: -- я совсѣмъ объ этомъ позабылъ, слишкомъ долго не былъ дома и пожилъ между дикими моряками.
Когда Ильда окончила молитву, Густавъ обратился къ Генриху.
-- Надо тебѣ знать,-- сказалъ онъ,-- что сестра моя набожная дѣвушка и не пропуститъ ни одной поѣздки въ церковь, какова бы ни была погода. А, между тѣмъ, не шутка зимою ѣхать по фіорду двѣ мили въ церковь, въ открытой лодкѣ, да еще при снѣжной вьюгѣ, которая гонитъ ледъ по морю. Тутъ и мужчина предпочитаетъ запереть дверь на засовъ, развести огонь на очагѣ и удовольствоваться библіею, предоставляя пастору держать свою проповѣдь для самого себя. Зато, конечно, иногда спускаются въ церковь лапландцы съ фіельдовъ, слушаютъ проповѣдь и не понимаютъ въ ней ни слова.
-- Ты судишь невѣрно и несправедливо, Густавъ,-- сказала Ильда съ неудовольствіемъ.
-- Ну, хорошо,-- смѣясь продолжалъ братъ,-- я ужъ знаю, что ты хочешь сказать. Я тебѣ объясню, что Ильда думаетъ. У насъ здѣсь есть пасторъ, Клаусъ Горнеманнъ, онъ вбилъ себѣ въ голову обращать въ христіанство и крестить язычниковъ финновъ и оленьихъ пастуховъ лапландцевъ изъ фіельдовъ, кочующихъ взадъ и впередъ по неизмѣримой пустынѣ. Сестра моя усердно помогаетъ ему въ этомъ трудномъ дѣдѣ. Она упросила отца, чтобы онъ позволилъ ей взять къ намъ въ домъ дочь одного злаго старика, который владѣетъ тысячами оленей и слыветъ между своимъ народомъ чѣмъ-то вродѣ князя и мудреца, или даже чернокнижника и колдуна. Старый Афрайя согласился на это очень неохотно; онъ дѣлалъ такія гримасы, какъ волкъ, попавшій въ западню; они, вѣдь, чувствуютъ къ намъ такое же отвращеніе, какъ женщины къ паукамъ; согласіе его отпустить къ намъ дѣвушку стоило порядочной порціи табаку, водки и жестокихъ угрозъ на прибавку. Она теперь у насъ въ домѣ, и Ильда ее приручила, выучила читать, вязать и всякимъ искусствамъ. Ты увидишь ее, Генрихъ, она способная дѣвушка, которая понимаетъ дѣло, да это они могутъ и всѣ, Богъ имъ не отказалъ въ разумѣ. Дѣвушка эта отвыкла отъ недостатковъ своего племени, она не воруетъ, не лѣнится, не терпитъ грязи, стала добра и привѣтлива; вотъ потому-то Ильда и думаетъ, что всѣ соотечественники ея пріемной дочери также способны къ воспитанію и одарены хорошими задатками; она меня упрекаетъ въ несправедливости къ этимъ лапландцамъ, до которыхъ не дотронется ни одинъ норвежецъ, которыхъ каждый оттолкнетъ ногою.
-- Ученіе Христа -- любовь, -- сказала Ильда, и глаза ея ярко заблестѣли.-- Поэтому ты долженъ почитать своего ближняго; какъ брата, и протягивать ему руку всюду, гдѣ бы ты его ни нашелъ.
-- Лапландецъ мнѣ не ближній и не братъ, -- сердито воскликнулъ Густавъ;-- онъ грязное животное, или еще того хуже!
-- Стыдись, братъ|--сказала Ильда строго;-- ты точно также говоришь, не подумавши; какъ и всѣ они. Но,-- продолжала она, и выраженіе лица ея смягчилось, -- пока мы болтаемъ, время уходитъ, и у нашего гостя, кажется, пропалъ весь аппетитъ, онъ студитъ супъ.
Генрихъ положилъ ложку, потому что вкусъ его никакъ не могъ примириться съ этимъ кушаньемъ.
Густавъ громко засмѣялся, замѣтя отвращеніе на лицѣ Стуре.
-- Вы, датчане, не понимаете, что вкусно,-- сказалъ онъ.-- Это прекрасное древненорманское блюдо; каждый норвежецъ тоскуетъ по немъ, если онъ его лишенъ.
-- Ну,-- сухо возразилъ Генрихъ,-- я тебѣ и твоимъ соотечественникамъ не завидую; напротивъ, желаю вамъ всегда имѣть его вволю; но мнѣ, какъ датчанину, ты долженъ извинить, если я не буду Ѣсть.
-- Кто оставилъ свою родину и пришелъ къ чужому народу, чтобы жить съ нимъ, тотъ долженъ принять его обычаи и нравы, пищу и питье, какъ они есть, -- возразила Ильда.-- Ты не правъ, господинъ, если хочешь быть между нами не тѣмъ, что мы.
Это было такое замѣчаніе, къ какимъ молодой дворянинъ не привыкъ; но строгія слова дѣвушки сопровождались такою дружескою, ясною улыбкою, что Стуре, самъ не зная какъ, опять почувствовалъ ложку въ рукѣ и положилъ ее только тогда, когда на тарелкѣ ничего не осталось.
Громкій смѣхъ брата съ сестрой, когда онъ выпрямился послѣ этого труда, какъ герой, одержавшій побѣду, возбудилъ и его веселость. Онъ съ радостью вторилъ имъ, отвѣтилъ на шутливое поздравленіе и нашелъ, что дочь купца изъ фіордовъ теперь относилась къ нему съ гораздо большимъ довѣріемъ, чѣмъ прежде.
На столѣ красовались теперь и рыба, и мясо; настроеніе стало еще веселѣе, когда Густавъ принесъ изъ кладовой бутылку старой мадеры. Чокнулись за хорошій пріемъ въ странѣ, за счастіе и преуспѣяніе, за вѣчную дружбу и, наконецъ, за то, чтобы Генрихъ Стуре выстроилъ свой домъ вблизи Лингенфіорда и прожилъ бы тамъ мирно, какъ добрый сосѣдъ, всю свою жизнь.
-- Смотри,-- воскликнулъ Густавъ,-- тебѣ здѣсь понравится раньше, чѣмъ ты думаешь, а если ты разъ полюбишь эти скалы и бурныя воды, то ничто въ свѣтѣ тебя больше не оторветъ отъ нихъ. Я самъ видѣлъ людей, которые, пріѣхавъ къ намъ, въ первые годы близки были къ самоубійству, такъ имъ казалась невыносима жизнь среди этихъ пустынь. Но скоро они опять становились веселы и, наконецъ, такъ уживались, что находили все прекраснымъ; ничто не могло заставить ихъ возвратиться на родину, хотя у нихъ достаточно было для этого и денегъ, и имѣнія.
Стуре смотрѣлъ передъ собою. Ему казалось непонятнымъ, чтобы были люди, которые добровольно оставались въ этой пустынѣ, тогда какъ благая судьба позволяла имъ дышать болѣе теплымъ воздухомъ и гулять подъ буками и дубами.
-- Это странно,-- бормоталъ онъ,-- очень странно!
-- Я нахожу это естественнымъ,-- отвѣчала ему дѣвушка.-- Люди, которые пріѣзжали сюда, были чужими и одинокими. Мало-по-малу они пріобрѣли друзей, ихъ благосостояніе увеличилось, они почувствовали благословеніе труда и нашли миръ и спокойствіе въ своей семьѣ. Ты, Генрихъ Стуре, пришелъ къ намъ изъ міра развлеченій и удовольствій, и потому мысль объ ожидающемъ тебя здѣсь одиночествѣ тяготитъ тебя вдвойнѣ. Да, въ глуши одиноко, очень одиноко, это правда! У насъ ты долженъ будешь довольствоваться только своимъ домомъ, и недѣли и мѣсяцы могутъ пройти, пока чужая нога переступитъ твой порогъ. Въ домѣ твоемъ ты долженъ найти все то счастье, которое дано тебѣ на землѣ.
При этихъ словахъ она встала, но взоры ея были съ ласковымъ блескомъ устремлены на незнакомца.
-- Вотъ и отецъ вернулся,-- воскликнула она, -- я слышу его окликъ. Лодка его уже причалила къ лѣстницѣ.
Черезъ нѣсколько секундъ тяжелые шаги купца раздались на палубѣ и потомъ спустились по лѣстницѣ.
-- Ну-у!-- воскликнулъ онъ, входя,-- я вижу, вы славно очистили столъ, дѣти! Но это не бѣда, я удовольствуюсь и остатками. Густавъ! поставь-ка на столъ новую бутылку, а ты, дѣвочка, принеси мнѣ, что у тебя тамъ еще есть. У меня явился здоровый аппетитъ это всѣхъ переговоровъ и хлопотъ. Да, да, господинъ Стуре, въ свѣтѣ ничто не дается безъ труда.
Онъ снялъ свою просмоленую шляпу, придвинулъ къ столу кресло и откинулъ обѣими руками спустившіеся на морщинистое лицо длинные, изжедта сѣдые волосы. Нѣсколько минутъ онъ сидѣлъ молча, точно обдумывая то, что хотѣлъ сказать: потомъ онъ поднялъ голову и сказалъ Стуре:
-- Итакъ, сдѣлка заключена. Я велѣлъ выбрать для васъ двѣ тысячи вогъ хорошей рыбы и повѣсить ее сушиться; это составитъ тысячу ефимковъ, которые надо уплатить чистыми деньгами сегодня въ шесть часовъ вечера, напротивъ, въ Оствагое.
-- Хорошо,-- отвѣчалъ Стуре,-- деньги будутъ готовы.
-- Все какъ слѣдуетъ.-- воскликнулъ ласково купецъ;-- чокнемтесь же полными стаканами и не раскаивайтесь въ вашей покупкѣ. Если вамъ посчастливится, то вы можете заработать впятеро и вшестеро; если не посчастливится, то, я увѣренъ, вы ничего не потеряете. Знаете старую, испытанную пословицу: въ торговлѣ надо сперва все обдумать, а потомъ рисковать. И это правда. А теперь, чокнемтесь снова за удачу первой торговой сдѣлки!
Стуре исполнилъ желаніе купца, причемъ спросилъ его, что же онъ посовѣтуетъ еще предпринять въ текущемъ году.
-- Я вамъ охотно сообщу мои мысли.-- отвѣчалъ Гельгештадъ весело.-- Вы знаете, что домъ мой стоитъ у Лингенфіорда. Это прекрасное мѣсто. Въ теченіе года тамъ бываетъ три ярмарки, да и всегда большой наплывъ рыбаковъ, квеновъ и лапландцевъ изъ фіельдовъ. Тамъ вѣдь цѣлый лабиринтъ зундовъ, которые лучами сходятся къ лапландской границѣ; но не смотря на то, тамъ есть еще не одно благословенное пустынное мѣстечко. Я знаю одно, лучшее изъ всѣхъ, гдѣ способный человѣкъ могъ бы построить домъ и прекрасно обезпечить свое существованіе.
-- Тамъ мнѣ и поселиться?-- спросилъ Стуре.
-- Думаю, что такъ, -- сказалъ старикъ.-- Пока построятъ вамъ домъ, вы будете жить у меня въ Лингенфіордѣ; потомъ купите лодки, рыболовные снаряды и яхту для поѣздокъ въ Бергенъ, такъ какъ вамъ слѣдуетъ самому привезти все, что нужно для мелочной лавочки.
Лицо Стуре покрылось яркимъ румянцемъ.
-- Я долженъ содержать мелочную лавочку?-- воскликнулъ онъ полу-смѣясь, полу-испуганно.-- Мелочную лавочку для лапландцевъ и квеновъ?
-- Конечно, вы должны,-- возразилъ хладнокровно купецъ,-- или вы полагали, что можете жить здѣсь и остаться каммеръ-юнкеромъ? Здѣсь у многихъ тысяча ефимковъ лежитъ въ сундукѣ, а они, все-таки, открыто ведутъ мелочную торговлю.
-- Но, если бы я на это и рѣшился, -- возразилъ Стуре, какъ бы извиняясь,-- для постройки и устройства лавки нужны деньги, много денегъ -- гдѣ я ихъ достану?
-- Покажите-ка мнѣ вашу дарственную запись,-- сказалъ Гельгештадъ.
Стуре, немного удивленный этимъ внезапнымъ желаніемъ, досталъ королевскій указъ. Купецъ прочелъ, его съ величайшимъ вниманіемъ, точно изучая каждое слово. Возвращая бумагу ея владѣльцу, онъ сказалъ, кивнувъ головой съ видимымъ довольствомъ:
-- Все, какъ слѣдуетъ. У васъ есть другъ въ Лингенфіордѣ, и вы ни въ чемъ не будете нуждаться. У меня довольно денегъ и товару, чтобы устроить васъ, какъ нужно, потомъ, конечно, вы встанете на свои собственныя ноги. Если вы, какъ я увѣренъ, человѣкъ дѣльный, то вы съумѣете взяться за дѣло и ни при какихъ обстоятельствахъ въ грязъ лицомъ не ударите; если же нѣтъ, то это ужъ будетъ по вашей собственной винѣ, и другіе съѣдятъ тѣ каштаны, которые были вытащены изъ огня для васъ.
Съ этими словами онъ всталъ, вынулъ большіе часы и продолжалъ:
-- Теперь время отправляться, иначе мы не окончимъ нашего дѣла до начала бала въ гаардѣ Оствагое {Гаардомъ называется крупная мыза.}. Доставайте-ка ваши деньги, господинъ Стуре, и садитесь въ лодку; Густавъ и Ильда послѣдуютъ за нами въ другой лодкѣ.
Подъ руками двухъ коренастыхъ рыбаковъ лодка полетѣла къ утесистому берегу, гдѣ уже ее, повидимому, ждали три норвежца. Они остановили ее и вытянули на берегъ, покрытый камнями.
Деревянная лѣстница поднималась на скалу, гдѣ стоялъ гаардъ Оствагое, бревенчатый домъ съ маленькими окнами, выкрашенный красною краскою. Узкій проходъ между бочками, сѣтями, удочками и китовымъ усомъ велъ изъ передней въ большую комнату, которая служила въ одно и то же время и гостиною, и танцовальною залою. Гельгештадъ и датскій дворянинъ вошли въ залу. Здѣсь купецъ познакомилъ Стуре съ двумя продавцами, вошедшими вслѣдъ за ними. Всѣ они сѣли вмѣстѣ за столъ.
-- Вотъ трое лучшихъ людей Норвегіи: слово ихъ крѣпко какъ сталь и желѣзо. Итакъ, къ дѣлу. Отъ Олафа Гедвада я купилъ вамъ восемьсотъ вогъ рыбы, отъ Генриха Нильсена шестьсотъ, отъ Гуллика Стефенсона шестьсотъ, всего двѣ тысячи отобраны по моему указанію и переданы мнѣ для васъ. Ударьте по рукамъ, господинъ Стуре, вы видите, они вамъ протягиваютъ руки. Теперь везьмите свой кошелекъ и высыпайте ваши деньги на столъ; на немъ уже лежалъ не одинъ блестящій ефимокъ.
Стуре послушно отсчиталъ деньги; деньги эти осторожно пересчитывались и осматривались привычнымъ взглядомъ, потомъ уже исчезали въ глубокихъ карманахъ трехъ рыбаковъ. Когда Стуре спряталъ свой пустой кошелекъ, на него напалъ страхъ, и онъ почти раскаявался въ томъ, что сдѣлалъ. Что, если эти незнакомые люди сообща обманутъ его и отнимутъ то немногое, что у него осталось? Онъ очень хорошо замѣтилъ, какъ они тайно посматривали другъ на друга, хитро подмигивали, какъ насмѣшливо были обращены на него взоры всѣхъ зрителей. А самъ купецъ? У него, казалось, была широкая совѣсть, онъ смотрѣлъ на звенящіе ефимки съ жадною улыбкою, какъ мошенникъ, которому посчастливилось устроить отличную плутню. Но Стуре, хотя съ усиліемъ, стряхнулъ съ себя всѣ мрачныя мысли; денегъ больше не было и воротить ихъ нельзя; съ этими грубыми коренастыми людьми нельзя шутить; ему приходилось волею неволею мужаться и отвѣчать за свою покупку. Подоспѣлъ и магарычъ, состоявшій изъ пунша въ большихъ стаканахъ, налитыхъ до верху. Съ нимъ выпили, пожали ему руку, и скоро около пришельца собрались рыбаки и купцы, внимательно слушая его разсказы о датской столицѣ.
Мало-по-малу большая зала значительно наполнилась, началась музыка: двѣ скрипки, одна труба и нѣчто вродѣ флейты затянули странную плясовую мелодію; всѣ, и старые, и молодые, быстро закружились, поднимая пыль столбомъ.
Шестифутовой норвежецъ, Олафъ Вейгандъ, съ которымъ Густавъ поздоровался какъ съ другомъ, началъ танецъ съ Ильдою. За ними бѣшено послѣдовали другія пары, съ шумомъ, смѣхомъ и громкими восклицаніями. Такъ какъ уже порядочно стемнѣло, то на столѣ зажгли съ дюжину сальныхъ свѣчей, воткнутыхъ въ пустыя бутылки, но ихъ слабое мерцаніе оказалось недостаточнымъ, чтобы освѣтить большую залу, наполненную, къ тому же, густыми клубами табачнаго дыма.
Генрихъ Стуре одиноко прислонился въ углу и, повидимому, только онъ одинъ и испытывалъ отвращеніе къ окружавшей его дикой толкотнѣ. Никто, казалось, не заботился о немъ, какъ вдругъ старикъ Гельгештадъ схватилъ его черезъ столъ за руку и вытащилъ изъ угла.
-- Ну-у,-- сказалъ онъ,-- не нравится вамъ эта суетня? Могу себѣ представить! Хотите, я покажу вамъ и еще кого-то, кому здѣсь тоже не по себѣ. Вонъ тамъ стоитъ племянникъ тромзоескаго судьи, его помощникъ и писецъ, Павелъ Петерсенъ; это человѣкъ, скроенный по вашей мѣркѣ; только онъ не всякому нравится. Я долженъ вамъ сказать объ этомъ, сударь, прежде, чѣмъ вы съ нимъ познакомитесь,-- продолжалъ онъ.-- Онъ все равно, что крапива, нельзя до него дотронуться съ голыми руками. Но будьте съ нимъ поласковѣе, онъ можетъ вамъ пригодиться, когда вы предъявите вашу запись его дядѣ въ Тромзое.
Съ этими словами, держа Стуре за руку, онъ зашагалъ черезъ залу къ двери, гдѣ, подлѣ нѣсколькихъ судей и коронныхъ писцовъ, сидѣлъ молодой человѣкъ. Гельгештадъ тронулъ его за плечо; онъ обернулся и уставилъ свое блѣдно-желтое, изрытое оспой лицо, обрамленное темнокрасными волосами, на купца и его провожатаго. Увидавъ ихъ, онъ сейчасъ же всталъ и ласково протянулъ руку Стуре. Гельгештадъ сказалъ ему:
-- Слушай, Павелъ Петерсенъ, мой другъ хочетъ съ тобою познакомиться. Онъ изъ Копенгагена, гдѣ тебѣ такъ понравилось. Я думаю поэтому, что вы подходите другъ къ другу и будете хорошими друзьями.
-- Господинъ фонъ Стуре,-- вѣжливо сказалъ молодой человѣкъ, -- я слышалъ о вашемъ пріѣздѣ и побывалъ бы у васъ самъ, если бы меня не задержали два-три добрые знакомые. Привѣтствую васъ въ странѣ, съ лучшею прелестью которой, рыбною ловлею на Лофоденахъ, вы уже имѣли случай познакомиться. Мнѣ нечего васъ спрашивать, какъ вамъ нравится балъ въ гаардъ-гаузѣ, -- со смѣхомъ прибавилъ онъ.-- Я вижу по вашему лицу, какое вы испытываете удовольствіе. Но не теряйте рѣшимости остаться у насъ; человѣкъ ко всему привыкаетъ, и черезъ нѣсколько лѣтъ, можетъ быть, вы съ такимъ же удовольствіемъ будете здѣсь кружиться, какъ и всѣ эти добрые люди. Садитесь теперь къ нашему столу; я познакомлю васъ съ нѣсколькими изъ нашихъ судей, и потомъ мы осушимъ стаканъ въ честь новаго знакомства.
Стуре тѣмъ охотнѣе послѣдовалъ приглашенію, что нашелъ, наконецъ, въ этой пустынѣ человѣка, который бывалъ въ свѣтѣ и имѣлъ претензію на образованіе. Писецъ прожилъ нѣсколько лѣтъ въ Копенгагенѣ, изучалъ юридическія науки, практиковалъ въ Христіаніи; наконецъ, перебрался помощникомъ своего дяди въ Тромзое, гдѣ онъ, повидимому, хорошо былъ обставленъ.
Попивая пуншъ съ нѣсколькими судьями и писцами, Стуре почувствовалъ мало-по-малу, подъ вліяніемъ возбуждающей рѣчи Петерсена, что отвращеніе его къ окружающей обстановкѣ исчезаетъ. Когда Ильда, въ сопровожденіи брата своего Густава, подошла къ нему и оказала ему честь, пригласивъ его на танецъ, вниманіе, вызвавшее насмѣшливую улыбку на губахъ рыжаго судейскаго племянника, то онъ послѣдовалъ за нею весело и съ благодарностью въ душѣ. Скоро они закружились въ вальсѣ быстрѣе всѣхъ остальныхъ паръ.
На второе утро послѣ этого бала, лодка Гельгештада снялась съ якоря и поплыла къ сѣверу. Наканунѣ купецъ покончилъ свои дѣла и передалъ Стуре закупленную для него рыбу, при чемъ далъ ему нѣсколько полезныхъ совѣтовъ на основаніи своей опытности. Густавъ остался съ лодками и рыболовными снарядами, которые ему слѣдовало отвезти потомъ домой на второй яхтѣ своего отца.
Когда Стуре взошелъ на палубу, Лофоденекіе острова лежали уже далеко, окутанные густымъ туманомъ, изъ котораго торчали только самыя высокія вершины. Все казалось ему какъ во снѣ. Съ трудомъ могъ онъ себѣ представить, что тамъ, за утесами, качается на шестахъ его рыба; когда же разразилась дикая снѣжная вьюга и закутала въ свои тучи землю и небо, онъ почувствовалъ заботы владѣльца, и, въ боязни за свое имущество, безпокойно зашагалъ взадъ и впередъ до палубѣ. Онъ теперь былъ одѣтъ какъ купецъ, въ тулупъ и оленью шапку; и то, и другое, онъ купилъ въ Оствагое, по настоянію Ильды. Нильсъ Гельгештадъ, тоже показавшійся на палубѣ, съ удовольствіемъ осматривалъ своего гостя въ его новомъ нарядѣ.
-- Господинъ Гельгештадъ, -- съ безпокойствомъ крикнулъ ему Стуре,-- такая злая вьюга, навѣрное, принесетъ много вреда рыбнымъ сушильнямъ.
-- Ага, васъ ужъ и заботы одолѣли!-- съ громкимъ смѣхомъ сказалъ старикъ.-- Для меня это хорошій знакъ, а для васъ -- лучшая рекомендація; значитъ, вы будете зорко смотрѣть за своимъ имуществомъ. Но не заботьтесь, наши шесты прочно поставлены, ихъ не одолѣютъ никакія снѣжныя вьюги.
Успокоенный этими словами, Стуре мирно прожилъ и этотъ день, и еще три послѣдующихъ, пока яхта плыла черезъ зунды и фіорды. Наконецъ, теченіе и вѣтеръ погнали тяжелое судно по проливу Тромзое, и взорамъ путешественниковъ предстала церковь, окруженная нѣсколькими деревянными домами, выкрашенными въ красную краску.
По совѣту Нильса Гельгештада, они должны были здѣсь остановиться, отыскать судью Наульсена и склонить его къ немедленному узаконенію королевской дарственной записи. Такимъ образомъ Стуре сейчасъ же получалъ законныя права для выбора подходящаго участка земли.
-- Лучше,-- сказалъ старый купецъ, хитро подмигивая,-- когда дѣло будетъ обдѣлано до возвращенія писца, а то какъ бы онъ не нажужжалъ своему дядюшкѣ чего-либо въ уши!
Уступая мнѣнію умнаго старика, Стуре долженъ былъ нарядиться для этого визита въ свой пурпуровый, расшитый золотомъ гвардейскій мундиръ. Его измѣнившаяся наружность вызвала въ каютѣ легкую насмѣшливую улыбку на губахъ Ильды, а со стороны старика жесткую остроту; но зато высшій властитель Тромзое съумѣлъ оцѣнить по достоинству пестрый, хорошо знакомый ему нарядъ и принялъ барона съ полною вѣжливостью и вниманіемъ.
Въ домѣ судьи Стуре встрѣтилъ извѣстнаго всѣмъ друга и добраго пастыря лапландцевъ, Клауса Горнеманна. Онъ нашелъ въ немъ достойнаго проповѣдника и прекраснаго человѣка, вполнѣ оправдывавшаго свою репутацію. Самъ судья произвелъ на него впечатлѣніе грубаго, коварнаго человѣка, скрывавшаго свою жестокость подъ свѣтскостью обращенія, которая ему давалась съ большими усиліями. Врядъ ли Стуре удалось бы такъ скоро склонить этого чиновника къ исполненію его просьбы, тѣмъ болѣе, что, не смотря на вѣжливость, въ немъ проглядывало извѣстное недовѣріе, особенно, когда онъ услышалъ о королевской дарственной записи; но Нильсъ Гельгештадъ увелъ его въ сосѣднюю комнату и тамъ долго съ нимъ шептался. По возвращеніи ихъ въ общество миссіонера и молодаго дворянина, завязавшихъ горячій дружескій разговоръ объ условіяхъ жизни въ странѣ, судья сталъ опять воплощенною вѣжливостью и предупредительностью.
-- Я убѣдился въ справедливости вашихъ желаній, баронъ,-- сказалъ онъ, -- и занесъ указъ Его Величества въ регистровую книгу, хотя мнѣ бы и слѣдовало подождать возвращенія моего племянника Павла, который ведетъ у меня списки. Но я слышалъ, что Петерсенъ самъ читалъ дарственную запись и послалъ васъ сюда, значитъ, дѣло въ порядкѣ. Это даетъ вамъ право выбрать себѣ участокъ земли, гдѣ вы пожелаете. Какъ только вы сдѣлаете выборъ, я васъ введу во владѣніе. Затѣмъ, желаю вамъ счастія, баронъ! Если вамъ нуженъ совѣтъ, пожалуйте ко мнѣ въ Тромзое. Впрочемъ, вы не могли найти болѣе разумнаго совѣтника, какъ Нильсъ Гельгештадъ!
Его хитрый взглядъ скользнулъ отъ Стуре къ старому купцу; тотъ снялъ шляпу и взялся за полный стаканъ, стоявшій передъ нимъ.
-- Чокнемтесь, судья, -- воскликнулъ онъ, -- и выпьемъ за исполненіе всѣхъ нашихъ желаній.
-- Прекрасно, Нильсъ, -- смѣясь, сказалъ Паульсенъ, -- пусть исполнятся всѣ наши желанія! Вы не останетесь у меня?
-- Нѣтъ, судья, нельзя.
-- Ну, такъ поѣзжайте съ Богомъ, Нильсъ! Кланяйтесь Ильдѣ; я держу пари, что Павелъ не долго усидитъ у меня и послѣдуетъ за вами. Еще стаканъ, Нильсъ, за здоровье Ильды.
Надо было исполнить желаніе судьи, который охотно сидѣлъ за стаканомъ и никакъ не могъ рѣшиться отпустить своихъ гостей.
Лодка быстро подплыла къ яхтѣ. Генрихъ Стуре выскочилъ, не дожидаясь стараго Гельгештада, легкими шагами спустился по лѣстницѣ, ведущей въ каюту, и заглянулъ въ полуоткрытую дверь. Ильда сидѣла за своею работою, но игла покоилась въ ея рукѣ. Она стиснула пальцы и въ глубокомъ раздумьѣ молча смотрѣла передъ собою. Эта серьезность придавала ея лицу благородное выраженіе, невольно затрогивавшее сердце. Услышавъ шорохъ у двери, она подняла глаза и увидѣла Стуре; радостный лучъ освѣтилъ ея черты.
-- Вотъ и я, Ильда, -- воскликнулъ онъ, -- и думаю, что я тебя не такъ-то скоро покину. Моя запись внесена въ книгу, отецъ твой живо это устроилъ. Итакъ, я могу теперь искать себѣ землю, гдѣ хочу, и построить себѣ домъ, гдѣ мнѣ понравится, напримѣръ, вблизи тебя, если ты меня не прогонишь.
-- Ты знаешь, что всѣ мы тебѣ рады, -- отвѣчала она.
-- И какимъ я себѣ кажусь страннымъ въ этомъ красномъ съ золотомъ платьѣ, -- продолжалъ онъ.-- Отецъ твой правъ, мнѣ въ немъ жарко и не по себѣ; тулупъ и кожаный воротникъ -- вотъ самый подходящій для меня теперь нарядъ.
Взоры дѣвушки становились все ласковѣе, пока онъ говорилъ, и она сказала съ видимымъ участіемъ:
-- Это я слышу съ удовольствіемъ, Стуре. Ты скоро привыкнешь къ новой твоей родинѣ.
Стуре ушелъ и скоро вернулся въ своей норвежской шубѣ, причемъ Гельгештадъ выразилъ ему свое одобреніе. Ильда, между тѣмъ, накрыла на столъ. Яхта плыла ночью при лунномъ свѣтѣ подъ напоромъ свѣжаго вѣтра, а путешественники еще долго сидѣли вмѣстѣ, весело болтая и пріятно проводя время.
Поутру Генрихъ Стуре проснулся поздно; было уже совершенно свѣтло, у него надъ головою слышалась дѣятельная суетня.
Онъ вскочилъ, быстро одѣлся и вошелъ въ каюту, но тамъ было пусто. Тогда онъ поспѣшилъ на палубу какъ разъ въ ту минуту, когда яхта вступала въ широкую бухту, въ глубинѣ которой между низкими скалами стояли на якорѣ еще одна яхта и нѣсколько лодокъ.
Ильда стояла на носу и ласково кивнуть ему, когда онъ къ ней подошелъ.
-- Ты слишкомъ долго спалъ,-- сказала она,-- ты бы могъ полюбоваться на Лингенфіордъ. Вдали ты еще увидишь лингенфіордскую церковь.
-- А тамъ, за скалою,-- прервалъ ее Стуре,-- безъ сомнѣнія стоитъ домъ твоего отца?
-- Ты угадалъ, отвѣчала она, -- это гаардъ Эренесъ. Нравится онъ тебѣ?
Генрихъ посмотрѣлъ на разсѣченныя оврагами черныя зубчатыя скалы, которыя торчали изъ снѣговъ и льда, и ничего не отвѣтилъ.
-- Тебѣ здѣсь все покажется прекраснымъ, когда придетъ лѣто, когда всюду. зазеленѣютъ березы, а ручеекъ одѣнется муравою и цвѣтами,-- сказала Ильда.
Яхта, между тѣмъ, обогнула скалы переднихъ горъ и вблизи показался домъ купца. Окрашенный красною краскою, съ бѣлыми окнами, съ дюжиною хижинъ сбоку и большими амбарами спереди, онъ имѣлъ довольно привлекательный видъ; на крышѣ, крытой березовою корою, развѣвался большой флагъ, привѣтствовавшій хозяина. Когда яхта приблизилась къ частоколу, всѣ домашніе вскочили съ радостными криками въ лодки и поплыли на встрѣчу давно ожидаемымъ путешественникамъ.
Странные это были люди, съ длинными желтыми щетинистыми волосами, въ мѣховыхъ курткахъ и камзолахъ; Стуре казалось, при видѣ ихъ, что онъ попалъ въ иной міръ. Это впечатлѣніе еще усилилось, когда онъ ступилъ вмѣстѣ съ другими на землю; вдругъ онъ увидѣлъ дѣвушку, которая поспѣшно прибѣжала на берегъ, обвила обѣими руками шею Ильды и покрыла ее поцѣлуями и ласками.
-- Богъ помочь, милая Гула,-- сказала дочь купца.-- Какъ тебѣ жилось?
-- Хорошо, Ильда, прекрасная сестра моя, -- отвѣчала дѣвушка съ нѣжностью.-- А вы всѣ здоровы, и ты, и Густавъ?
-- Всѣ здоровы, Гула. Густфъ вернется съ яхтами. Былъ большой уловъ, мы очень радовались. Но я вернулась не одна, продолжала она, замѣтивъ подлѣ тебя Стуре.-- Мы привезли съ собою гостя, датскаго господина, онъ будетъ жить у насъ.
Гула подняла голову и озадаченно посмотрѣла на иностранца; черные большіе глаза ея выразили безконечное удивленіе и со смущеніемъ глянули въ сторону. Стуре тоже смутился; онъ совершенно иначе представлялъ себѣ эту дѣвушку лапландку, о которой уже слышалъ. За исключеніемъ миссіонера, пастора Горнеманна, всѣ норвежцы, съ какими онъ до сихъ поръ встрѣчался, разсказывали ему о лапландцахъ съ такимъ отвращеніемъ, что онъ представлялъ себѣ это несчастное племя созданіями, обиженными природой, близкими къ обезьянѣ, внушающими ужасъ и отвращеніе своимъ безобразіемъ. Но Гула не оправдывала этого предубѣжденія. Она была мала ростомъ, но необыкновенно изящно сложена. Темная юбка плотно обтягивала бедра, а станъ скрывался въ курткѣ изъ тюленьей шкуры, обшитой бѣлымъ пухомъ сѣверныхъ морскихъ птицъ. На шеѣ висѣла цѣпь изъ монетъ, а блестящія черныя косы, переплетенныя темно красною лентою, низко свѣшивались по спинѣ.
Такимъ образомъ, не смотря на желтоватый цвѣтъ лица, она имѣла видъ прехорошенькой молодой дѣвушки.
Купецъ тоже поздоровался съ Тулою и расхвалилъ ее за найденный порядокъ; потомъ, весело шутя, онъ повелъ своего гостя въ домъ, въ большую низкую комнату, гдѣ стоялъ уже накрытый столъ. Обѣдъ былъ роскошный, и всѣ такъ усердно за него принялись, что разговоры смолкли. Только когда хозяинъ осушилъ послѣдній стаканъ вина съ водой, разговоръ сталъ оживленнѣе и естественно обратился скоро къ будущему, которое предстояло Стуре.
-- Теперь вы узнаете,-- сказалъ Гельгештадъ,-- какъ живутъ въ домѣ норвежскаго купца. Вы мнѣ будете помогать въ разныхъ дѣлахъ, въ добываніи тресковаго жира, въ амбарахъ, въ торговыхъ сдѣлкахъ съ рыбаками и другими сосѣдями. При этомъ учитесь, вотъ въ чемъ вся суть.
-- Я вижу, что долженъ учиться,-- возразилъ Стуре,-- дайте мнѣ работы, сколько хотите.
-- Ну-у, сказалъ Гельгештадъ, -- будьте дѣятельны, и все пойдетъ лучше, чѣмъ вы ожидаете. Когда вернется Густавъ, мы поговоримъ объ этомъ подробнѣе. Теперь намъ надо присмотрѣть за выгрузкою бочекъ изъ яхты; печень надо положить подъ прессы.
Стуре сейчасъ же собрался и скоро принялся, вмѣстѣ съ Гельгештадомъ, за работу на яхтѣ и въ амбарѣ. Они работали вплоть до вечера. Яхта значительно опустѣла, и Гельгештадъ весело пожалъ руку своему прилежному помощнику.
-- На сегодня будетъ,-- воскликнулъ онъ.-- Теперь хорошо посидѣть у теплой печки, со стаканомъ въ рукѣ. Не правда ли?
Они пошли домой и вошли въ уютную комнату, устланную большимъ ковромъ изъ оленьихъ шкуръ.
Послѣ ужина Гула подала всѣмъ голландскія глиняныя трубки и стаканы съ пуншемъ. Она умѣла при этомъ такъ внимательно и расторопно всѣмъ услуживать, что Стуре невольно высказалъ купцу нѣсколько вѣжливыхъ замѣчаній по поводу ея милыхъ манеръ.
-- Ваши похвалы моей маленькой Гулѣ вполнѣ справедливы,-- сказалъ Гельгештадъ.-- Я долженъ подтвердить, что она славная дѣвушка. Я бы хотѣлъ имѣть возможность доказать ей свою любовь; но думаю, что она это и такъ знаетъ. Не правда ли?
-- Да, господинъ,-- отвѣчала Гула тихо.-- Я знаю, что ты меня любишь, что и всѣ меня любятъ; знаю тоже, какъ многимъ я тебѣ обязана.
-- Ну-у, -- сказалъ Гельгештадъ, пуская большіе клубы дыма,-- ты рѣдкость, какой не найти во всей Лапландіи; Лапландцы самыя неблагодарныя существа, какія только создалъ Господь.
-- Позвольте,-- возразилъ Стуре,-- мнѣ кажется, что имъ и не оказываютъ такихъ чрезвычайныхъ услугъ, которыя бы могли возбудить въ нихъ благодарность.
-- Ого!-- воскликнулъ купецъ, -- вы, кажется, вбили себѣ въ голову хвалить этотъ народъ.
-- Я его не хвалю,-- сказалъ Стуре,-- но зачѣмъ же мнѣ его бранить и проклинать? Гула тоже дочь этого заброшеннаго народа, но съ помощью вашего воспитанія стала же она и добра, и разумна; почему же не быть и другимъ такими же, какъ она, если только добрые люди сжалятся надъ ними?
Въ глазахъ Гулы блеснула невыразимая благодарность. Ильда взглянула изъ-за прялки, и взоръ ея внимательно остановился на Генрихѣ, но Гельгештадъ допилъ свой стаканъ и, съ сожалѣніемъ оглянувъ дворянина, воскликнулъ:
-- Ну-у, вы говорите точно пасторъ, но скоро вы перемѣните ваше мнѣніе, когда съ ними поближе познакомитесь, а за этимъ дѣло не станетъ. Оставимъ это,-- продолжалъ онъ уклончиво, когда замѣтилъ, что Стуре намѣренъ возражать, не будемъ себѣ портить веселаго настроенія. Притомъ, уже пора спать. Завтра опять рабочій день.
Послѣ всеобщихъ пожеланій "спокойной ночи", онъ свелъ своего гостя въ верхній этажъ, гдѣ стояла въ маленькой чистой комнатѣ большая кровать съ периной.
-- Спите съ миромъ!-- сказалъ онъ и заперъ за собою дверь.
Стуре погрузился въ мягкій пуховикъ, и скоро имъ овладѣлъ глубокій сонъ, не покидавшій его до самаго утра, когда яркіе солнечные лучи, наконецъ, разбудили его.
Подобно этому первому дню, въ гаардѣ прошли и всѣ послѣдующіе въ трудѣ, чередующемся съ отдыхомъ. Настало первое воскресенье. Стуре былъ радъ, что, наконецъ, можно прожить день безъ счетныхъ книгъ и трески. Наканунѣ вечеромъ хозяинъ пригласилъ его ѣхать въ церковь.
-- Въ Лингенѣ пасторъ Гормсомъ будетъ говорить благодарственную проповѣдь по поводу богатаго улова на Лофоденахъ,-- сказалъ онъ.-- Вамъ слѣдуетъ сопровождать насъ туда, господинъ Стуре. Тамъ вы увидите всѣхъ добрыхъ людей и здѣшнихъ, и дальнихъ. Необходимо для васъ завести какъ можно больше знакомствъ.
Приглашеніе нельзя было не принять. Въ церковь поѣхали всѣ за исключеніемъ Гу: ы, которая должна была стеречь домъ; выѣхали еще съ разсвѣтомъ и прибыли только послѣ тяжелаго двухчасового плаванія. Стуре въ своемъ красивомъ зеленомъ суконномъ камзолѣ съ золотымъ шитьемъ возбудилъ всеобщее вниманіе; кое-кто смотрѣлъ на пришельца съ неудовольствіемъ и недовѣріемъ, но рекомендаціи Гельгештада было достаточно для большей части прихожанъ, которые, привѣтливо пожимали дворянину руку и приглашали къ себѣ въ домъ. При такомъ пріемѣ Стуре скоро освоился съ окружающими и такъ развеселился, что на возвратномъ пути все время шутилъ со своими хозяевами, которые не уступали ему въ веселости.
Дома всѣмъ имъ предстояла неожиданность.
Когда Стуре помогалъ Ильдѣ взбираться но скользкимъ ступенямъ прибрежной скалы, оба они тщетно искали глазами Гулу.
-- У нея гости,-- сказалъ смѣясь подоспѣвшій артельщикъ купца,-- у нея, я думаю, со страху ноги отнялись.
-- Какіе гости?-- спросила Ильда.
-- Вонъ сидитъ у двери.-- отвѣчалъ тотъ.-- Посмотри сама, узнаешь.
-- Афрайя!-- воскликнулъ Гельгештадъ, шедшій позади.-- Что нужно старому мошеннику? ужъ онъ, навѣрное, не къ добру явился.
Они приблизились къ дому, и Стуре съ любопытствомъ разсматривалъ человѣка, чье имя онъ уже столько разъ слышалъ. Старый, одѣтый въ оленьи шкуры, пастухъ, сгорбившись и низко опустивъ голову, сидѣлъ на скамьѣ у двери. Въ рукахъ онъ держалъ длинную палку съ блестѣвшимъ внизу желѣзнымъ остріемъ: у ногъ его лежали двѣ небольшія собаки съ жесткою шерстью: пристальные взгляды ихъ останавливались то на неподвижной фигурѣ ихъ хозяина, то на приближавшихся незнакомыхъ людяхъ.
Когда, наконецъ, эти послѣдніе подошли, старый лапландецъ поднялъ голову. Нѣчто вродѣ привѣтливости отразилось въ поблекшихъ чертахъ его лица, покрытаго глубокими складками и морщинами; только маленькіе огненные глаза его смотрѣли необыкновенно хитро и пристально.
Старикъ всталъ съ своего мѣста, низко поклонился купцу и сказалъ густымъ горловымъ голосомъ, употребляя совершенно непонятное для чужестранца мѣстное береговое нарѣчіе.
-- Миръ и благословеніе тебѣ и твоему дому, батюшка!
-- Принимаю привѣтствіе, -- отвѣчалъ Гельгештадъ,-- ты его, должно быть, принесъ издалека, это видно но твоимъ грязнымъ комаграмъ (башмакамъ). Не видалъ я тебя съ осени, думалъ, что ты въ яурахъ.
-- Ты справедливо говоришь, батюшка,-- подтвердилъ старикъ, кивнувъ головой.-- Олени мои паслись у Таны {Рѣка въ сѣверной части Норвегіи, составляетъ границу съ Россіею.} и по ту сторону ея, до самаго великаго моря.
-- Такъ какая же нелегкая принесла тебя зимою на этотъ берегъ, къ порогу моего дома?-- съ удивленіемъ воскликнулъ Гельгештадъ.-- Вѣдь ты сдѣлалъ страшное путешествіе! Гдѣ у тебя твои сани, твои стада?
Афрайя взглянулъ на горы и не безъ нѣкоторой гордости откинулъ съ лица сѣдыя пряди волосъ.
-- Ты знаешь, -- сказалъ онъ, -- что я обладаю большими стадами. Сынъ сестры м оей, Мортуно, стоитъ съ однимъ стадомъ у истоковъ рѣки, которую вы зовете Зальтенъ. Я пришелъ къ нему, чтобы назначить мѣсто для лѣтняго пастбища, а оттуда уже было не такъ далеко и къ тебѣ, батюшка. Дитя мое живетъ у тебя въ домѣ, сердце мое тосковало по немъ; я становлюсь старъ и слабъ. Не бойся, что я тебя стѣсню надолго; еще до наступленія ночи я уже буду далеко отсюда. Но Гула будетъ мнѣ сопутствовать, господинъ.
Нѣсколько секундъ Гельгештадъ смотрѣлъ на лапландца, остолбенѣвъ отъ удивленія; потомъ онъ испустилъ протяжный свистъ.
-- Такъ вотъ куда пошло, -- сказалъ онъ и нахмурилъ лобъ;-- я ужъ зналъ, что твое старое, сморщенное лицо не принесетъ намъ добра. Но этому никогда не бывать. У тебя, братъ, плохая память, но зато у меня хорошая, и я отлично помню, что ты отдалъ мнѣ дѣвушку навсегда за пять фунтовъ табаку и за бочку водки.
-- Ты христіанинъ,-- монотонно сказалъ старикъ, -- твой Богъ все видитъ и все слышитъ. Онъ знаетъ, что я не продавалъ своего ребенка; ты далъ мнѣ подарокъ, и я его принялъ; скажи только слово, и я тебѣ возвращу его вдвойнѣ; хижина моя пуста; мнѣ недостаетъ въ ней моего дитяти.
-- Отстань ты отъ меня съ твоею болтовнею, -- закричалъ купецъ, надвинувъ свою мѣховую шапку.-- Я вытянулъ дѣвушку изъ нищеты, господинъ Стуре, я сдѣлалъ изъ нея христіанку и никогда не возьму на себя отвѣтственности передъ Богомъ и передъ людьми, не отпущу ея снова въ глушь, къ оленямъ, собакамъ и язычникамъ. Давай сюда, дурень, твой лапландскій мѣшокъ, я наполню его табакомъ и налью твою флягу водкою по самое горло; надѣюсь, что этого съ тебя будетъ довольно. Но Гула останется здѣсь! Это мое послѣднее слово.
-- Мнѣ не надо ни табаку твоего, ни водки, -- сказалъ Афрайя съ гнѣвнымъ презрѣніемъ; -- я требую у тебя моего ребенка. Тебя расхваливаютъ, какъ справедливаго человѣка. Не захочешь же ты взять то, что принадлежитъ мнѣ.
-- Довольно и черезчуръ!-- сердито вскричалъ Гельгештадъ.-- Жалуйся судьѣ въ Тромзое, если хочешь: а теперь убирайся прочь, или я покажу тебѣ дорогу.
Онъ ушелъ въ домъ и оставилъ стоявшаго Афрайю, который молча смотрѣлъ передъ собою и, казалось, не слыхалъ ласковыхъ словъ Ильды.
-- Ты знаешь, -- говорила она, -- что я люблю твою дочь, какъ свою сестру. Что ты будешь съ нею дѣлать на пустынныхъ, снѣжныхъ горахъ? Она заболѣетъ и умретъ: ей не жить больше тамъ, на вершинахъ. Оставь ее у меня, гдѣ она весела и счастлива.
Вмѣсто отвѣта, Афрайя бросилъ на нее взоръ, полный ненависти и горя.
-- Юбиналъ сидитъ на своемъ облачномъ тронѣ.-- выразительно сказалъ онъ, поднимая глаза къ небу, -- онъ видитъ и наказываетъ несправедливыхъ.