Юмористическая иллюстрированная библиотека журнала "Смехач", No 27
Начало несчастий моей жизни было при покойном Николае. Непокладистый он был человек, и разногласия у нас вышли. Жили мы тогда богомским кружком в Николаеве в "Николы, что на мокром месте". Народ все молодой, а денег нет.
-- Но ничего! Завелись у нас потом деньги. Большие! Живем мы во-всю! Николай-то и обиделся. А, обидевшись, позавидовал. Позавидовал и посадил:
-- Чьи у вас деньги?
-- Николаевские!
-- Не врите, кошкины дети!
-- Сущая правда! Хоть на костер!!
И вот за то, что сущую правду ему говорили, за эту правду первый раз я здорово пострадал. Но Керенский меня выпустил.
-- Ладно! Ну,-- думаю,-- теперь свобода, демократия, всеобщее, равное и тайное, и вообще. Но и эти начали зубы точить.
-- Ты,-- говорят,-- большевик! Это я-то! Тихий, смирный человек! А тут Корнилов идет. Я к нему! Обласкал он меня, пригрел, паспорт дал, но только насчет питания слабо было, так я обратно... Тут и закрутила меня политика! И там плохо, и тут нехорошо! И опять я за "правду пострадал". Напечатала она, будто я и то-то и то-то. Запичужили нас несколько в титы. Сидим, ждем, ляскаем.
-- За что, мол?
-- Без паспорта поймали.
-- А ты за что?
-- Паспорт фальшивый из волости прислали.
-- А ты?
-- Паспорт у меня настоящий, только я, говорят, не тот.
-- А ты за что? -- меня спрашивают.
-- Я, -- говорю, -- не беспаспортный какой: у меня вот два паспорта и еще один есть, только ключ в новых брюках, а брюки в сундуке этим ключом заперты, -- никак отпереть невозможно.
Так разве они разбираются! Три месяца клопов своей кровушкой кормил, поил, обувал, одевал... Но, тем не менее, -- еду я в Тамбов за мукой, а для товарообману кокаин везу. А там Антонов -- атаман. Наскочил на меня, спрашивает:
-- Как читается символ веры?
-- Я,-- говорю, -- по эс-эрскому паспорту жительство имею.
-- Это, -- говорит, -- напрасно! У меня другой лозунг: "Земля и воля народу, казначейство -- мне!"
Сто шомполов отрапортовал, но отпустил. Еду я за вышеизложенной мукой по Катеринославщине. Попадаются.
-- Дрясти!
-- Дрясти!
-- Видкиля?
-- Тай с Таньбову!
-- Эге ж, добродию! А який у вас лозунг?
-- Земля и воля народу, казначейство -- мне!
-- Ни, хлопчик! Це программа, дывысь, у антоновцев, а мы махновцы. "Земля народу, а воля и казначейство -- нам". Оце яка наша платхворма!
Двести шомполов отсчитали. Аккуратный народ, без жульничества. Ровно!
-- Вы, -- говорят, -- ще молоды, а теперички наш лозунг запомните, бо упереди богато махновцев шарпаеть.
-- Верно! У Александровска встречают. Человек сорок.
-- Паспорт есть? Какой партии?
-- "Земля народу, а воля и казначейство -- вам!"
-- Дудки! -- говорят: - никакой земли народу не надо, все нам!
-- А, вы, -- спрашиваю,-- не из махновцев будете?
-- Нет, -- говорят: -- у нас программные разногласия. Мы Добрармия, а потому по доброму ложись и скидавай.
Не успел путем оправиться я, сижу с "дроздовцами" и прочими добровольцами в шашлычной на Темернике, большевики лезут.
-- Кто такой?
-- Такой-то, -- говорю. -- Пролетарского происхождения и даже в партию желаю вписаться.
А сам еле на ногах стою, за шкаф вездерживаюсь от сплошного пьянства.
За эту неустойчивость в Чеку посадили.
Три месяца! Ровно! Потом семь месяцев за дезертирство, да четыре за золото, да три за спирт! Беда! Понятно: гражданская война!
А тут НЭП! Вздохнул я полными жабрами. Теперь, -- думаю, -- отдохну и за честную работу возьмусь! Спекульнул вот на Сушке кое-чем, достал за последнее домашнее барахло триста семьдесят рублев, комнатку снял, инструментов разных купил,-- бостонку, вот, камень, красок, бумаги... Сижу, работаю. Хорошо выходит!!! Прямо душа радуется! Сижу и печатаю... Всю краску и бумагу стравил, три дня не ел: истратил-же все на производство, не пил, не спал, а вчера выхожу купить колбасы на свеженькие,-- не берут!!!
-- Не подходит, -- говорят, -- не всамделишная!
-- Как?!
-- Так! Оно, может, и лучше настоящей, только вместо "Рысыфысыры" надоть было "Сысысыры".
Кинулся я к себе, хватаю оригинал, и в обморок: с фальшивого червяка самые настоящие пять дней печатал.