Вейконе Михаил Александрович - На генеральной репетиции "Саломеи" в театре В. Ф. Коммиссаржевской

ПАМЯТИ ВѢРЫ ФЕДОРОВНЫ KOMMИССАРЖЕВСКОЙ

"Алконостъ", кн. I. Изданіе передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. 1911

НА ГЕНЕРАЛЬНОЙ РЕПЕТИЦІИ "САЛОМЕИ" ВЪ ТЕАТРѢ В. Ѳ. КОММИССАРЖЕВСКОЙ.

(27 октября 1908 г. *).

*) 26 августа 1908 г. драматическая цензура разрѣшила къ представленію на сценѣ Драматическаго театра В. Ѳ. Коммиссаржевской пьесу "Царевна", трагедію въ одномъ дѣйствіи Оскара Уайльда, приспособленную для русской сцены Н. И. Бутковской. 7 октября въ Градоначальствѣ была подписана афиша и съ 18 октября разрѣшена продажа билетовъ. 27 октября помощникъ градоначальника присутствовалъ на генеральной репетиціи пьесы "Царевна", а 28 октября, въ день перваго представленія, за нѣсколько часовъ до спектакля, пьеса, распоряженіемъ канцеляріи градоначальства, была запрещена къ представленію.

Готовились пережить, насъ-другой, странное волнующее парованіе вѣчной красоты, изъ тяжелыхъ путъ театральной искусственности на мигъ унестись въ утонченную, опьяняющую поэзію причудливыхъ образовъ Уайльда.

Этотъ рѣдкій, художественный праздникъ готовила въ своемъ театрѣ В. Ѳ. Коммиссаржевская.

Собирались къ ея театру люди разныхъ литературныхъ путей, художественныхъ вкусовъ и театральныхъ воззрѣній. Но всѣ шли съ какой то смутной тревогой. Шли на генеральную репетицію съ неяснымъ ожиданіемъ отдаться захвату осіянной красотой поэзіи Рэдингскаго узника.

Въ театръ Коммиссаржевской вѣрили.

За исключительный интересъ вечера ручалось имя В. Ѳ., трепетно горѣвшей на стражѣ новыхъ, смѣлыхъ побѣговъ искусства, ручалось и другое имя -- режиссера H. Н. Евреинова, влюбленнаго въ Оскара Уайльда и умѣющаго загораться отвѣтнымъ безуміемъ. Шли неспокойно, не такъ, какъ идутъ обычно въ наши театры. Носились слухи, что спектакль будетъ сорванъ.

Только бы удалось! Хотѣлось думать, что геній Уайльда обожжетъ самыя холодныя, безстрастныя души, застывшихъ на архивныхъ литературныхъ формахъ и утвержденныхъ образцахъ, старовѣровъ въ искусствѣ. И пусть бы онъ только обжегъ! Дальше совершенно неважно, что будутъ говорить эти начетчики устарѣлаго катехизиса. Пробьетъ и ихъ часъ. Пусть бы онъ только обжегъ!

Задолго до начала репетиціи театръ былъ полонъ. Литераторы, журналисты, артисты, художники, депутаты Государственной Думы... Само собой невольно создавалась торжественность минуты.

Посрединѣ зрительнаго зала, погруженнаго въ полумракъ, за небольшимъ столомъ В. Ѳ. Коммиссаржевская, H. Н. Евреиновъ и представитель градоначальства.

Съ напряженнымъ вниманіемъ встрѣчаются первыя впечатлѣнія со сцены.

Насыщенная чудовищнымъ порокомъ и сладострастіемъ, кровавая трагедія развертывается на фонѣ темно-синяго, зловѣщаго неба съ рѣдкими, причудливой формы, звѣздами и громаднымъ серпомъ луны, таящимъ въ себѣ туманный обликъ нагой женщины,-- передъ порталомъ дворца тетрарха, вблизи водоема, изъ могильной глубины котораго, отъ времени до времени, раздается звенящій, упругій голосъ пророка.

Отчетливо запомнились отдѣльныя фигуры!

Выпуклыми, неподвижно застывшими, изваяніями въ блѣдномъ сіяніи луны кажутся черный, какъ ночь, палачъ Нааманъ съ ярко-красными руками и ногами, нѣжный, какъ ребенокъ, сиріецъ Нарработъ и красиво изогнувшійся пажъ Иродіады съ ослѣпительно бѣломраморнымъ нагимъ тѣломъ. Съ появленіемъ Саломеи начинается медленный ходъ трагедіи. Движенія, рѣчи, краски, свѣтъ постепенно наростаютъ, сгущаются по мѣрѣ ускоренія темпа пьесы. Дѣвственница-царевна въ бѣлой, легкими складками падающей, одеждѣ, съ блѣдно-сиреневымъ тѣломъ и лицомъ, глубоко ушедшимъ въ рамку густыхъ, свѣтло-красныхъ, мягкихъ волосъ... Легко выносящійся на поверхность водоема, хрупкій, съ блѣдно-зеленымъ, тонкимъ, какъ былинка, тѣльцемъ пророкъ съ темно-лиловыми волосами, съ глубокими, черными впадинами глазъ, съ воздѣтыми къ небу руками -- даетъ неотразимое впечатлѣніе воздушности, безтѣлесности... Вдохновенное воплощеніе святости!

Звѣроподобный тетрархъ, низкорослый, тучный, съ воловьимъ затылкомъ, съ красными губами, черной бородой и сѣрымъ тѣломъ, хрипло изрыгающій слова... Жена тетрарха -- жесткая фигура съ длинными, синими локонами и рѣзкими чертами лица... Остальные персонажи, красивыми пятнами и группами позировавшіе, своей яркой индивидуальной внѣшностью не выходили изъ рамокъ оригинально задуманной и отлично исполненной картины.

Вотъ отдѣльные моменты пьесы, насколько удалось сохранить ихъ въ памяти.

Когда тетрархъ, въ ужасѣ, чуетъ взмахи невидимой птицы, предвѣстницы несчастія, нижняя часть луны отливаетъ багрянцемъ. Сцена наполняется предчувствіемъ крови и смерти.

Вотъ, наконецъ, пляска Саломеи. Обнаженныя, юныя музыкантши, тетрархъ, рабы -- всѣ впились глазами въ царевну. Сцена постепенно заливается краснымъ свѣтомъ, символомъ жгучаго сладострастія, смѣшаннаго съ кровавымъ ужасомъ, слышны вскрикиванія возбужденныхъ зрителей, удары ладоней, мелькаютъ вспышки свѣта, вотъ Саломея сейчасъ сброситъ седьмое, послѣднее покрывало, -- на нѣсколько секундъ вы ослѣплены, какъ это бываетъ при вспышкѣ магнія. Сразу наступаетъ тьма. Это, разумѣется, не по автору, а по указанію цензуры. Когда свѣтъ снова, постепенно, вливается на сцену, прислужницы одѣваютъ царевну. Послѣ согласія тетрарха отдать Саломеѣ "трупъ прорицателя", палачъ Нааманъ спускается въ водоемъ. Царевна не отрываетъ глазъ отъ черной пропасти водоема, слышенъ звукъ падающаго тѣла. Всѣ рѣчи Саломеи, обращенныя къ головѣ пророка, актриса обязана говорить въ отверстіе водоема. Потрясающій финалъ трагедіи ослабленъ, и словами не замѣнить зрительныхъ впечатлѣній...

Работа -- большая вдохновенная, я бы сказалъ, огненная -- режиссера, художника, всего театра погибла наканунѣ проявленія. И это была не первая гибель силъ и художественныхъ средствъ русскаго театра вообще, а театра В. Ѳ. Коммиссаржевской въ особенности.

Въ то время, какъ на сценѣ Саломея плясала танецъ семи покрывалъ, враги искусства, щелкая зубами, репетировали свою каннибальскую пляску и желѣзными, ржавыми щитами готовились раздавить сіяющую красоту солнечной поэзіи во славу тусклой, удушающей пошлости.

Не разъ имъ это удавалось -- удалось и теперь.

М. Вейконе.