Вольпе Цезарь Самойлович - О мемуарах Бенедикта Лившица

О мемуарах Бенедикта Лившица

История русского футуризма еще не написана. Не написана прежде всего потому, что, разрастаясь и видоизменяясь, футуризм не потерял значения и для сегодняшних литературных споров. Изучение футуризма не есть только историческая задача. Это есть изучение ряда явлений сегодняшней литературы в историческом разрезе, через их истоки, через историю.

Мемуары Бенедикта Лившица представляют собой первый опыт систематического изложения принципиальной истории футуризма.

Их задача -- показать те идеи, которые лежали в основе футуристической теории и практики, показать идеологию и эстетику раннего футуризма.

Эта задача определила самый "жанр" мемуаров. Это -- мемуары "теоретические".

Отдельные страницы книги производят впечатление не столько воспоминаний, сколько исследовательской работы по восстановлению литературного прошлого.

Мемуарный "жанр" в отдельных частях книги кажется псевдонимом "жанра" исследовательского.

Теперь, в качестве историка футуризма, Бенедикт Лившиц занимает позицию, отличную от той, которую он занимал в качестве поэта и теоретика футуризма.

"В основу футуристической эстетики, -- пишет он, -- было положено порочное представление о расовом характере искусства. Последовательное развитие этих взглядов привело Маринетти к фашизму. В своем востоколюбии русские будетляне никогда не заходили так далеко, однако и они не вполне свободны от упрека в националистических вожделениях.

Доказывать несостоятельность расовой теории в наши дни уже нет никакого смысла. Но в плане ретроспективном я счел небесполезным вскрыть и эти политические предпосылки ошибочной эстетики, в образовании которой я принимал непосредственное участие".

И в той степени, в какой Бенедикт Лившиц смотрит на свое прошлое глазами своего изменившегося литературного сознания, в той степени его мемуары являются, я бы сказал, документом самокритическим.

Каково же содержание той концепции русского футуризма, которую мы находим в мемуарах Бенедикта Лившица?

Мемуары охватывают период с 1911 по 1914 год.

Начинался русский футуризм прежде всего как революция "живописная". В своих мемуарах Бенедикт Лившиц показывает те формальные принципы, которые были провозглашены Бурлюками как принципы нового художественного видения, показывает, в какой степени искания Хлебникова в поэзии связаны с эстетикой бурлюкизма в живописи, с русским "живописным" кубизмом, с "бубнововалетчиками". Показывает, что и работа Бенедикта Лившица, как и работа Хлебникова, была развитием в поэзии целого ряда принципов, уже провозглашенных новой живописью, принципов, восходящих к Пикассо, Браку, Леже.

Бенедикт Лившиц, поэт и теоретик раннего футуризма, был в футуризме особенно близко связан с группой "Гилея", с Бурлюками.

Бурлюки ценили Бенедикта Лившица прежде всего как знатока французской поэзии и французской поэтической культуры.

В своих стихах Бенедикт Лившиц пытался сочетать поэтику Рембо и Малларме, поэтику "проклятых поэтов" Тристана Корбьера и Мориса Роллина с канонами авангардной французской живописи.

Создавалась своеобразная поэтическая система, промежуточная между русским кубизмом и несколько позднее появившимся акмеизмом, система с мнимым мифологизмом мышления. Мнимый мифологизм находил опору в специфической системе движения поэтической мысли, в таком строении ассоциативной цепи, при котором из нее выпадают некоторые промежуточные звенья.

Это создавало иллюзию "зауми", требующей для понимания мысли автора понимания самого характера движения мысли в его лирике.

Вот стихи Бенедикта Лившица:

Уже непонятны становятся мне голоса
Моих современников. Крови все глуше удары
Под толщею слова. Чуть-чуть накренить небеса --
И ты переплещешься в рокот гавайской гитары.

Ты сумеречной изойдешь воркотней голубей
И доже ко мне постучишься угодливой сводней,
Но я ничего, ничего не узнаю в тебе,
Что было недавно и громом и славой господней.

И, выпав из времени, заживо окостенев
Над полем чужим, где не мне суждено потрудиться,
Ты пугалом птичьим раскроешь свой высохший зев.
Последняя памяти тяжеловесной зарница...

Чуть-чуть накренить эти близкие к нам небеса,
И целого мира сейчас обнажатся устои.
Но как заглушу я чудовищных звезд голоса
И воем гитары заполню пространство пустое?

Нет, музыки сфер мы не в силах ничем побороть,
И, рокоту голубя даже внимать не умея,
Я тяжбу с тобою за истины черствый ломоть
Опять уношу в запредельные странствия, Гея.

Русский футуризм представляет собой явление в высшей степени сложное, противоречивое и широкое, с самыми разнообразными потенциями развития этих противоречий, с индивидуальной судьбой вождей, не покрываемой характером движения, часто с более широкими задачами, чем те, которые были сформулированы в самом движении.

Группа "Гилея" была основным ядром футуристического движения до 1914 года, была группой, исторически победившей, литературно-историческая роль которой была исчерпана в 1914 году. Именно потому, что с 1914 года движение существенно начало изменяться, Бенедикт Лившиц и полагает, что русский футуризм закончился в 1914 году.

"Русский футуризм, -- пишет он, -- умер без наследников. Всякие попытки представить ЛЕФ продолжателем дела футуризма рождены смешением понятий. Маяковский -- не довод. Аргументировать его биографией нельзя, так как к революции он пришел помимо футуризма, если не вопреки ему. Уже в шестнадцатом году "Облако" Маяковского разгуливало в штанах его собственного покроя, а не в детских трусиках футуризма".

Все это нужно иметь в виду для того, чтобы понимать, в чем сильная сторона той концепции футуризма, которую содержат мемуары Бенедикта Лившица, и в чем ограниченность этой концепции.

"В основу футуристической эстетики, -- говорит Бенедикт Лившиц (я уже цитировал это его утверждение), -- было положено прочное представление о расовом характере искусства".

В Италии футуризм растворился в фашизме.

Наш футуризм имеет непохожую на своего латинского собрата судьбу.

"Западный" национализм Маринетти был встречен русскими футуристами враждебно. Враждебно отнеслись русские футуристы и к определенно империалистическому характеру докладов и манифестов Маринетти.

Но, конечно, по существу, самая эта враждебность русских футуристов к Маринетти, особенно ясно сказавшаяся во время приезда Маринетти в Россию в 1914 году, в своей основе представляла оборотную сторону того же национализма.

Книга Бенедикта Лившица и охватывает в истории футуризма как раз весь тот материал, который так или иначе связан именно с этими идеалистическо-националистическими основами футуристической эстетики.

Центральной фигурой русского футуризма для Бенедикта Лившица является Хлебников. Бенедикт Лившиц показывает филологические эксперименты Хлебникова над оживлением дремлющих в слове смыслов, над "воскрешением" слов, показывает всю "корнесловную" работу Хлебникова, сыгравшую огромную роль в развитии поэзии последующих лет, показывает как совершенно отчетливую "частность" общей националистическо-идеалистической эстетики футуризма. Вся "славянщина" Хлебникова, все его тяготения к древней истории России и к русскому XVIII веку есть выражение все тех же основ хлебниковского мировоззрения, основ, находящих свое выражение и в расовой теории.

Если Хлебников писал: "смеярышня" или "губирь", то эта работа -- не самодовлеющее экспериментаторство, а глубокие попытки прозрения в те законы русского языка, которые находят свое выражение и в строении слова. Вопрос о хлебниковской работе над языком ничего общего с вопросом о "зауми" -- о глоссолалии -- не имеет. Хлебниковская работа над языком глубоко семасиологична. В ней, подчеркиваю еще раз, находят закономерное выражение те общие эстетические принципы, которые были основами вообще всей хлебниковской поэтической работы.

Однако в футуризме же, наряду с националистическо-идеалистической эстетикой, характерной для группы "Гилея", лежит (отчасти даже и в самом хлебниковском мировоззрении) и то мелкобуржуазное антикапиталистическое бунтарство, которое заставляло отдельных футуристов (Маяковский, Хлебников и др.) приветствовать революцию.

Русский футуризм как движение складывался в 1910--1911 годах.

С лета 1910 года начинается новое обострение борьбы рабочего класса, "русский народ (подчеркнуто мною. -- Ц.В.)... идет навстречу новой революции" [Ленин В.И. Начало демонстраций. -- Собр. соч. т. XIV, с. 393].

Именно новая общественная обстановка, выражавшая собой нарастание революционной борьбы в условиях послестолыпинской России, и была той идейной средой, в которой складывался русский футуризм.

И, обращаясь к футуризму, к вопросу о социальном, классовом содержании идеологии футуризма, нужно отметить следующее принципиальное обстоятельство, на которое Ленин указывал в своей оценке народничества.

Народничество, объективно выражавшее революционную борьбу крестьянства, угнетаемого феодальными пережитками и попытками "капитализировать" его по "прусскому" юнкерскому образцу, выражало свое недовольство существующим строем созданием субъективистских концепций исторического развития и реакционным социал-утопизмом.

Бенедикт Лившиц не учитывает противоречивой природы мелкобуржуазного идейного движения -- природы, при которой часто революционная "практика" мелкобуржуазного движения имеет реакционное идейное выражение.

Объяснять основы всего русского футуризма расовой теорией, националистическим "востоколюбием" -- это значит не поставить в полный рост вопроса о содержании футуризма как большого исторического движения, вопроса о революционных потенциях футуризма.

Между тем нигилистический "писаревский" утилитаризм в эстетике ЛЕФа, ЛЕФовское учение о "лабораториях поэтической работы" и даже теория и практика конструктивистов -- все это не может быть понято вне истории футуризма.

Поэтому-то путь Маяковского в футуризме кажется Бенедикту Лившицу случайностью, поэтому он пишет о "детских трусиках" футуризма.

Ошибка здесь не только в том, что умалена роль футуризма и даже группы "Гилея" для творчества Маяковского, но и в том, что не показано, что, по существу, Маяковский был такой же большой стороной движения, как и то крыло, к которому принадлежал и Бенедикт Лившиц, но и в том, что не вскрыта социальная природа больших противоречий внутри футуризма.

Цезарь Вольпе

---------------------------------------------------------

Впервые: Лившиц Б.К. Полутораглазый стрелец. Воспоминания. -- Ленинград: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. -- 295 с.; 21 см.