Воронова Елизавета Петровна - Уездные толки

РАЗСКАЗЫ

Е. Вороновой.

СОБСТВЕННОЕ ИЗДАНІЕ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи П. Захваева, и Ко.
1860.

УѢЗДНЫЕ ТОЛКИ.

ПРОВИНЦІАЛЬНЫЙ ОЧЕРКЪ.

Въ октябрѣ 18.. года общество отдаленнаго уѣзднаго города было взволновано неожиданною вѣстью: въ городѣ былъ объявленъ концертъ, билеты готовы, афиши разосланы и грязныя залы въ гостинницѣ Лондонъ сняты за неслыханно высокую цѣну къ предстоящему торжеству: хозяинъ прижалъ, пользуясь случаемъ и русская натура не выдала себя. Какъ же было, скажите, не волноваться, всему этому, доброму обществу, при этомъ событіи вытѣсняющемъ его жизнь изъ привычной, вседневной ея колеи, при этой новости поразительной, изумительной, невѣроятной, неслыханной, хоть брось языкъ собакамъ! Какъ было молчать; читая въ афишахъ, что въ концертѣ назначенномъ такого-то дня будетъ участвовать Вѣра Павловна Сонская и Александръ Михайловичъ Левковичъ? И общество судило, рядило, шумѣло: это былъ чисто пиръ для праздныхъ умовъ.

Въ хорошо освѣщенной квартирѣ Рогатина, въ очень чисто и мило убранной комнатѣ сидѣли двѣ дамы: одна была жена хозяина дома, другая жена однаго чиновника, заѣхавшая къ ней убить скуку длиннаго, осенняго вечера, въ особенности длиннаго въ небольшихъ городахъ. Сухой господинъ высокаго роста расхаживалъ въ комнатѣ, вставлялъ изрѣдка слово въ разговоръ собесѣдницъ и снова продолжалъ ходить взадъ и впередъ.

-- Dites moi, Рогатинъ, отнеслась къ нему гостья. Вы слышали новость?

-- И очень не новую, если вы хотите говорить о концертѣ, перебилъ ее сухой господинъ.

-- Не о концертѣ, возразила она; но объ обстоятельствахъ связанныхъ съ нимъ.

-- Вы разумѣете участіе Левковича въ этомъ концертѣ? Объ этомъ участіи много толкуютъ, это понятно, и не можетъ быть иначе. Я умолчу о Сонской, она женщина легкихъ, сомнительныхъ правилъ....

-- Pour ne pas dire plus! вмѣшалась Рогатина.

-- Идетъ на проломъ условныхъ приличій, продолжалъ ее мужъ, пусть идетъ себѣ, никто ни мѣшаетъ. Но Левковичъ при его отношеніяхъ къ обществу, при его состояніи! Я всегда говорилъ: въ немъ много хорошаго, нельзя въ немъ отвергать ни души, ни ума, по какъ и куда все это направлено? Сотворилъ изъ себя чортъ знаетъ что такое: цыганъ, поэтъ, актеръ, наѣздникъ, судя по причудамъ сумазбродной фантазіи. Постояненъ въ одномъ: во всегдашнемъ разладѣ съ общественною жизнью: вотъ хоть бы и теперь: задумалъ играть въ публичномъ собраніи и со вредомъ себѣ поддерживать этою выходкою собрата-артиста!

-- Непостижимо! сказала Рогатина.

-- Mais au contraire, это очень понятно, замѣтила колко и насмѣшливо чиновница, если взять во вниманіе, что этотъ артистъ явился Левковичу въ образѣ молодой и талантливой женщины.

-- Mais s'est un scandal! Но вы вѣдь должны помѣшать ему, Ипполитъ! отнеслась повелительно Рогатина къ мужу.

-- Помѣшать! повторилъ въ раздумьи Рогатинъ. Левковичъ упрямъ во всѣхъ странностяхъ и настойчиво проводитъ ихъ къ предположенной цѣли; противорѣчіемъ испортишь все дѣло и только, повредишь отношеніямъ нашимъ, которыхъ я вовсе измѣнять не желаю, признавая въ Левковичѣ много, много такого, чего не скоро отыщешь въ другомъ. Легкій, самый легкій, осторожный намекъ, все на что я рѣшаюсь.

-- Но кто же поѣдетъ въ этотъ концертъ? съ негодованіемъ спросила Рогатина.

-- Говори за себя, не ручаясь за прочихъ. Я первый поѣду отъ нечего дѣлать, проговорилъ небрежно Рогатинъ. При томъ же видѣть постороннія глупости: еще не значитъ ихъ одобрять.

-- Я тоже поѣду, непремѣнно поѣду, сказала рѣшительно и весело чиновница. Я хочу видѣть Сонскую и всмотрѣться поближе въ эту оригинальную, женскую личность. Я люблю изучать все выходящее изъ общаго порядка природы. C'est mon faible a moi!

-- Любознательность вообще очень похвальна, замѣтила холодно Рогатина чиновницѣ и мнѣ остается пожелать вамъ на этотъ разъ и удовольствія и много успѣха.

-- Я и не сомнѣваюсь ни въ томъ и ни въ другомъ.

Разговоръ начинавшій клониться къ размолвкѣ былъ во время прерванъ пріѣздомъ того, кого вовсе не ждали въ гостиной Рогатина.

Этотъ гость былъ Левковичъ.

Ему были рады; хозяинъ горячо пожалъ его руку, Рогатина встрѣтила его благодарною улыбкою, а бойкая чиновница привѣтливымъ взоромъ, краснорѣчивѣе всѣхъ словъ. Его усадили въ покойное кресло, предложили сигару и завязалась живая бесѣда на избитыя темы всѣхъ уѣздныхъ бесѣдъ.

Я не возьмусь описывать наружность Левковича. Зачѣмъ вамъ его лобъ, его носъ и глаза? Онъ былъ не красавецъ, былъ дуренъ, быть можетъ, малъ ростомъ и худъ, какъ вообще всѣ тѣ люди, въ которыхъ избытокъ умственныхъ силъ подавляетъ развитіе физической силы. Вы же, если хотите, создайте себѣ образъ, оригинальный образъ артиста, вотъ вамъ и Левковичъ. Я только добавлю, что онъ одѣвался очень небрежно, но смотрѣлъ вовсе бариномъ тысячи душъ и вообще сильно смахивалъ на кутилу студента, какимъ онъ былъ дѣйствительно долгое время, и какимъ, на зло обществу, онъ остался въ душѣ. Судьба очень ошиблась, давши Левковичу такое замѣтное положеніе въ обществѣ, а съ нимъ неизбѣжно, ту именно роль, къ которой онъ былъ всего менѣе сроденъ; въ ней онъ былъ бездарный актеръ. Немного побольше спѣси и важности, поболѣе достоинства въ словахъ и въ пріемахъ, побольше вниманія и къ своей разумѣется и къ чужой обстановкѣ, и все шло бы иначе, и актеръ бы и публика жили въ ладу! Но этихъ достоинствъ или этихъ пороковъ, какъ кто хочетъ назвать, не было въ артистической натурѣ Левковича и любой изъ приказныхъ уѣзднаго суда могъ быть его менторомъ въ полезной наукѣ запускать пыль въ глаза благородному человѣчеству и держать себя въ обществѣ, гдѣ Левковичъ казался и неловокъ и страненъ, не говоря о дамскомъ, гдѣ онъ зѣвалъ точь въ точь, какъ на своей постелѣ и служилъ вѣчною цѣлью пересудовъ, догадокъ и злыхъ эпиграммъ.

Таковъ былъ Левковичъ во всемъ и вездѣ, таковъ же онъ былъ и въ гостиной Рогатина, гдѣ, завалившись въ глубокое кресло, онъ слѣдилъ машинально за ходомъ бесѣды, межъ тѣмъ, какъ его мысль носилась тамъ гдѣ-то, за тридевять земель и разговоръ, межъ тѣмъ, тихо брелъ и добрелъ окольною дорогою, куда его вели противники Сонской и артистовъ вообще.

Чиновница первая пустилась въ аттаку.

-- На долго-ли къ намъ? спросила она, обращаясь къ Левковичу.

-- Да теперь ужъ пробуду здѣсь до 30-го, быть можетъ и дальше, если время позволитъ, добавилъ Левковичъ, думая вслухъ.

-- Да что-жъ я въ самомъ дѣлѣ съ подобнымъ вопросомъ, воскликнула чиновница съ притворною досадою. Voila ou me mené ma sotte distraction! Вѣрьте честному слову, совершенно забыла, что у насъ концертъ и вы, какъ артистъ, sûrement не уѣдете отъ возможности слышать такой несомнѣнный, музыкальный талантъ, какой признаетъ общество въ Сонской?

-- Еще бы уѣхать? отозвался Левковичъ. Да что вы, помилуйте! Да вѣдь такіе случаи рѣдки у насъ, они меня мирятъ съ безцвѣтною жизнью. Я еще исключаю нынѣшній годъ, продолжалъ Левковичъ, обращаясь къ Рогатину. Судьба въ этомъ году благоволитъ ко мнѣ. Зимою, сверхъ ожиданія былъ улаженъ спектакль, вотъ теперь концертъ, а тамъ, Богъ поможетъ, успѣемъ уладить еще что нибудь. Понимаете, что главная-то штука въ началѣ, а когда оно сдѣлано, такъ и за продолженіемъ дѣло не станетъ. Вотъ вамъ не забираясь вдаль за примѣромъ, прошлогодній театръ. Сколько толковъ, препятствій встрѣтило въ нашемъ обществѣ мое предложеніе! Но я устоялъ наперекоръ всему, хлопоталъ съ утра до ночи, чуть не нажилъ чахотки, все устроилъ, уладилъ и чѣмъ же все кончилось? Когда сошло удачно первое представленіе, то запросили и другаго и третьяго и мнѣ же сказали спасибо, за то, что я настоятельно не послушался ихъ. Въ томъ и сила искусства, заключилъ Левковичъ, съ живымъ убѣжденіемъ, чѣмъ съ нимъ ближе знакомишься, тѣмъ безраздѣльнѣе отдаешься ему.

-- Сейчасъ виденъ артистъ! замѣтилъ Рогатинъ, съ двуличною улыбкою.

Дамы обмѣнялись значительнымъ взглядомъ: этотъ взглядъ былъ презрительный, взглядъ сожалѣнія.

-- Expliquez moi de grace, спросила Рогатина, если только вѣрить афишамъ и слухамъ. Вы сами участникомъ въ этомъ концертѣ?

-- Вамъ не солгали ни тѣ ни другіе, я точно играю, каковъ только будетъ мой первый дебютъ?

-- Ну вопросъ этотъ лишній при вашемъ прекрасномъ, музыкальномъ талантѣ, но неужели вы станете въ самомъ дѣлѣ играть? спросилъ его Рогатинъ укоризненнымъ тономъ.

-- А почему же нѣтъ? спросилъ сухо Левковичъ.

-- Я бы тоже спросилъ: почему неиграть? замялся Рогатинъ, да общество-то смотритъ съ другой точки зрѣнія на подобныя вещи, а въ понятіяхъ своихъ какъ-то странно сливаетъ фигляра съ артистомъ, увѣрьте-жъ его, что эти два званія не совсѣмъ равнозначащи! Всё это смѣшно и просто нелѣпо, но вы согласитесь, что живя уже въ обществѣ, нельзя иногда не сдѣлать уступки его убѣжденіямъ, положимъ превратнымъ и идти во всѣхъ случаяхъ противъ его мнѣнія.

-- Я съ вами согласенъ, совершенно согласенъ, отвѣтилъ Левковичъ спокойно и холодно, но я далъ слово Сонской и буду играть.

Наступила минута неловкаго молчанія. Рогатина первая нарушила его:

-- Все это прекрасно, сказала она, но какъ вамъ удастся уладить всё это при такой досадной бѣдности средствъ, инструментовъ во первыхъ? Дурной инструментъ портитъ игру, а хорошихъ начтется въ цѣломъ уѣздѣ не болѣе трехъ да и тѣхъ не дадутъ въ такую погоду.

-- Досадно конечно, но да нечего дѣлать, замѣтилъ Левковичъ. О себѣ-то впрочемъ я успѣлъ позаботиться и досталъ инструментъ не отлично хорошій, но и тому то радъ, когда негдѣ взять лучшаго.

-- А вашъ инструментъ? замѣтилъ Рогатинъ.

-- Что вы Господь съ вами, воскликнулъ Левковичъ. Куда ему помилуйте въ концертную игру? Да вы вѣрно не знаете моего инструмента: это чисто лукошка!

Подавленный смѣхъ напомнилъ Левковичу слово слетѣвшее у него съ языка, это слово которое на другое же утро стало сказкою цѣлаго города и трети уѣзда.

Дамы одна вслѣдъ за другою ускользнули изъ комнаты.

-- Ахъ чортъ ихъ возьми! проговорилъ Рогатинъ, совсѣмъ растерявшись.

Левковичъ рѣшительно ничего не сказалъ: вся его находчивость, а ее между нами было въ немъ очень мало, оставила его въ эту минуту. Онъ и Рогатинъ молча краснѣли другъ противъ друга. Но нѣтъ такого положенія въ жизни, изъ котораго бы пообдумавшись, не нашлось исхода. Эта истинна была спасительною нитью, попавшей Левковичу первому въ руки. Онъ схватилъ на лету первый предметъ, промелькнувшій въ умѣ его въ это мгновеніе и, не замѣтивши всей его странности, завелъ рѣчь о ботаникѣ.

Вообще это было недурно придумано: ученость не рѣдко выручала Левковича; она была щитъ, которымъ артистъ не разъ укрывалъ свои частые промахи въ свѣтскихъ приличіяхъ, онъ ею держался въ мнѣніи общества и одна пышная барыня, первый голосъ въ совѣтѣ благороднаго общества, выражалась о немъ своей доброй знакомой:

-- Левковичъ смѣшонъ, вы увидите сами, по по своимъ познаніямъ рѣшительно замѣчательный человѣкъ; когда рѣчь заходитъ объ ученыхъ предметахъ, онъ такъ говоритъ, что его даже просто понять невозможно.

Тоже-ли самое думалъ Рогатинъ, слушая очень сложное разсужденіе Левковича, еще болѣе сложное отъ огромнаго множества латинскихъ названій, которые онъ, безъ зазрѣнія совѣсти включалъ въ свою рѣчь? Когда Левковичъ пересталъ говорить, чтобъ взглянуть на эфектъ своей дисертаціи, онъ съ улыбкою замѣтилъ, что Рогатинъ дремалъ съ открытыми глазами.

-- Прощайте! сказалъ онъ, схвативши фуражку.

-- Куда-жъ вы? спросилъ, очнувшись Рогатинъ.

-- На репетицію, отвѣтилъ Левковичъ, я засидѣлся у васъ и совсѣмъ опоздалъ.

-- Мы, надѣюсь, увидимся еще разъ до концерта.

-- Къ вашимъ услугамъ, какъ время позволитъ.

-- До свиданія!

-- Прощайте!

Нѣтъ, думалъ Левковичъ, тащась съ ноги на ногу на жалкомъ извощикѣ по убійственной мостовой отдаленнаго города, еслибъ во мнѣ была хоть искра надежды жить въ ладу съ этимъ обществомъ, она бы угасла въ нынѣшній вечеръ. Что-жъ это за люди и что за понятія? А эта нелѣпая привычка вмѣшательства въ чужіе дѣла? Да это, отбросивши тѣлесную пытку, инквизиція временъ давнопрошлаго варварства, да это позоръ и вѣку и времени такія понятія, и вся эта ненависть къ благородному и святому дѣлу искуства! И эти люди читаютъ журналы, не морщась, глотаютъ всѣ эпиграммы на уѣздныя общества, на отсталыя мнѣнія, на всю эту мелочность и всю эту грязь и, не краснѣя своего безобразія, покойно остаются при первомъ невѣждествѣ, безъ всякой попытки податься впередъ. Эпиграммы-ль не колки или броня невѣждества крѣпче всякой другой? Нѣтъ, такъ жили отцы, такъ живутъ и ихъ дѣти, будутъ жить и ихъ правнуки. Это въ свою очередь невздорная истина вмѣстѣ съ которою чортъ взялъ бы ихъ всѣхъ!

А эти двѣ куклы, нарядныя жеманныя? Онѣ вздумали ныньче расхваливать Сонскую: я знаю, похвала эта жгла имъ языкъ, онѣ бы ее съѣли, дай только волю, но бранить при мнѣ ее побоялись! Мы съ нею ужъ попали въ герои нелѣпаго, уѣзднаго романа? Бѣдная Сонская зачѣмъ она здѣсь? Не на этакой почвѣ разцвѣтаетъ талантъ! Здѣсь талантъ порокъ, почти что преступленіе: его уничтожатъ въ первомъ блескѣ развитія, закидаютъ грязью насмѣшекъ и сплетней, вырвутъ съ корнемъ вонъ!

Я это извѣдалъ какъ артистъ, какъ писатель! Да не будь я въ уѣздѣ, тѣмъ чѣмъ я въ немъ теперь, то это же общество, которое мнѣ льститъ униженно и нагло, не пустилобъ меня къ себѣ на порогъ. Никогда впрочемъ тяжесть жизни въ здѣшнихъ мѣстахъ не бросалась мнѣ такъ рѣзко въ глаза: утѣшить въ ней можетъ одна только мысль, что нынче я здѣсь а въ нѣсколько дней могу быть далеко, за тысячи верстъ, что я могу уѣхать когда захочу, куда захочу, обновить впечатлѣнія и зажить новою, свободною жизнію вдали этого жалкаго и нелѣпаго общества.

Толчекъ прервалъ нить размышленій Левковича: онъ стоялъ у подъѣзда гостинницы грязной и мрачной наружности, гдѣ мы его оставимъ быть можетъ до свиданія, судя по обстоятельствамъ.