Ватсон Мария Валентиновна - М. Ватсон. Алессандро Манцони. (Итальянская библиотека, No 4). Критико-биографический очерк с портретом Манцони. Спб. 1902

М. Ватсонъ. Алессандро Манцони. (Итальянская библіотека, No 4). Критико-біографическій очеркъ съ портретомъ Манцони. Спб. 1902.

Интересная коллекція критико-біографическихъ очерковъ, посвященныхъ г-жей Ватсонъ представителямъ итальянской литературы, получаетъ въ послѣднемъ выпускѣ "Итальянской библіотеки", лежащемъ предъ нами, хорошее прибавленіе; въ лицѣ Ады Негри, Кардуччи, Джусти мы знакомились съ итальянской лирикой и публицистикой; въ Манцони мы имѣемъ представителя романа -- одного изъ славнѣйшихъ дѣятелей освободительной литературы итальянцевъ.

Работа г-жи Ватсонъ раскрываетъ нѣкоторыя черты литературной дѣятельности Манцони, остававшіяся въ тѣни для громаднаго большинства русскихъ читателей. Онъ извѣстенъ намъ почти исключительно своимъ знаменитымъ романомъ, не такъ давно вышедшимъ въ новомъ русскомъ переводѣ и нашедшимъ тогда оцѣнку на страницахъ нашего журнала ("Русск. Богат.", 1899, No 5--9). Но "Обрученными" не исчерпываются права итальянскаго классика на благодарное вниманіе потомства; онъ былъ также интереснымъ драматургомъ, критикомъ и лирикомъ -- и ода "Marzo 1821" можетъ быть отнесена къ величайшимъ по высотѣ и силѣ паѳоса произведеніямъ политической лирики,-- не только итальянской. Всепоглощающая, дѣятельная и самозабвенная любовь къ угнетенной родинѣ, однако, свободная отъ эксцессовъ націонализма -- вотъ настроеніе, не частое у патріотическихъ пѣвцовъ. "Это не марсельеза -- говоритъ де-Санктисъ, извѣстный итальянскій критикъ,-- и не стихотвореніе Берше, одного изъ самыхъ горячихъ нашихъ патріотическихъ поэтовъ. Въ поэзіи этого послѣдняго чувствуется устрашающая глубина ненависти, звучитъ горе изгнанія, нетерпѣніе увидѣть, наконецъ, день избавленія, и такое жгучее стремленіе дѣйствовать, что по временамъ кажется, будто ощущаешь запахъ порохового дыма и слышишь громъ выстрѣловъ,-- въ этомъ сила таланта Берше. Ода же Мандони -- не только военный итальянскій гимнъ, а призывъ ко всѣмъ цивилизованнымъ націямъ,-- слова его одновременно обращены къ итальянцамъ и къ нѣмцамъ. Среди общаго возбужденнаго состоянія умовъ поэтъ не произноситъ ни единаго слова ненависти, злобы или мести; онъ одинаково далекъ отъ хвастовства и отъ разнузданнаго гнѣва, вся сила въ спокойной увѣренности мужественной души". Эта великая сила сдѣлала по истинѣ чудеса съ произведеніями Манцони -- чудеса, которыя многіе -- и у насъ -- склонны были приписывать исключительно безсознательной правдивости его высокаго художественнаго дарованія. Правда, не разъ и въ "Обрученныхъ* образы автора говорятъ больше и энергичнѣе, чѣмъ было въ его нравственно-политическихъ намѣреніяхъ. Но эти намѣренія были, были опредѣленны и ясны, хотя умѣренны. Манцони былъ изъ типа благожелательныхъ политическихъ квіетистовъ. Сильные въ критикѣ существующаго, они иногда оказываютъ могучее вліяніе на тѣ активныя силы, пристать къ которымъ не имѣютъ рѣшимости. Характерно, что такому же квіетисту на религіозной подкладкѣ принадлежала вторая книга изъ двухъ, болѣе всего,-- по утвержденію историковъ,-- "возбудившихъ въ итальянскомъ обществѣ ненависть къ чужеземному игу",-- "Мои темницы" Сильвіо Пеллико. И это не случайно: они были изъ тѣхъ немногихъ, кому удается не только въ теоріи этизировать догматъ. "Въ долгой жизни Манцони, его католицизмъ никогда не становился поперекъ дороги его патріотизму..". Его религія согласовала гуманитарные принципы французской революціи съ гуманитарными принципами Евангелія... Никакіе уговоры и краснорѣчивые доводы графа Андреа Цитаделла и Александра Гумбольда не могли склонить его принять предложенные ему отъ имени австрійскаго императора и прусскаго короля ордена и знаки отличія". Вотъ почему память его чтутъ и тѣ, кому, на первый взглядъ, естественнѣе было отграничиться отъ писателя, отдѣленнаго отъ нихъ пропастью міровоззрѣній.

"Русское Богатство", No 2, 1902