Вяземский Петр Андреевич - История русского народа. Критики на нее Вестника Европы и других журналов. Один том налицо, одиннадцать будущих томов в воле Божией

П. А. Вяземскій

Исторія русскаго народа. Критики на нее Вѣстника Европы и другихъ журналовъ. Одинъ томъ на лицо, одиннадцать будущихъ томовъ въ волѣ Божіей.

1830.

Вяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 2.

Спб., 1879.

Не однѣ хорошія книги пользуются преимуществомъ обращать на себя вниманіе просвѣщенныхъ читателей. Худыя книги раздѣляютъ иногда съ первыми сіе право. Худой романъ, худая поэма, нелѣпая трагедія могутъ явиться и пропасть безъ замѣчанія; между тѣмъ сочиненія философическія, историческія, учебныя, хотя даже и ниже посредственности, должны возбуждать изслѣдованія критики. Сія обязанность тѣмъ важнѣе тамъ, гдѣ литтература еще бѣдна количествомъ подобныхъ сочиненій. Тамъ, за неимѣніемъ хорошихъ книгъ, и дурныя замѣщаютъ порожнія мѣста; а не только людей, но многіе судятъ и о книгахъ по мѣсту, ими занимаемому. У другихъ еще и то соображеніе: если человѣкъ, если книга, объявляютъ притязаніе на право сбить съ мѣста уже признанную заслугу, то частью по простотѣ, частью по малодушному удовольствію видѣть, что и заслуга не ограждается общественнымъ мнѣніемъ отъ оскорбленій, они готовы быть за одно съ наглостью и тщеславіемъ. Смѣлость и хищническое удальство часто правятся и увлекаютъ ее. Есть лже-димитріи и въ литтературѣ, и они беззаконно облекаются на время доспѣхами и багряницею законной власти. Исторія Русскаго народа служитъ тому новымъ доказательствомъ. Но какъ ни худо это сочиненіе, оно принадлежитъ именно къ разряду тѣхъ, которыя критика не должна пропустить забвеніемъ. Исторія Россіи, писанная издателемъ журнала, который, не смотря на многіе недостатки и еще большія погрѣшности, пользуется по справедливости преимуществомъ быть лучшимъ журналомъ нашимъ, то есть полнѣйшимъ и разнообразнѣйшимъ, должна была при появленіи своемъ имѣть много подписчиковъ, по крайней мѣрѣ всѣхъ подписчиковъ Телеграфа, если только не исключить тѣхъ, кои подписываются на него какъ на журналъ модъ. Такъ оно и было! Она была встрѣчена съ шумомъ, съ шумомъ, можетъ быть, и падетъ, или пала. Но иные люди вѣрятъ мертвецамъ: противъ суевѣрія ихъ должно дѣйствовать повторенными опытами. Московскіе журналы были наполнены критиками на Исторію Русскаго народа, но эти критики не могли достигнуть надлежащей цѣли, а именно: изобличенія погрѣшностей въ планѣ и въ исполненіи. Критики были слишкомъ сердиты и крикливы, а въ крикахъ и не разслушаешь истины; она требуетъ болѣе увѣренности, разстановки и твердости въ рѣчи. Сердитый человѣкъ заглушить можетъ, а не убѣдить. Критика должна имѣть стройное, хладнокровное движеніе регулярнаго войска Европейскаго: отъ подобнаго нападенія спастись трудно; но запальчивость, дикіе вопли, необузданное стремленіе Азіятскихъ ордъ не опасны. Иныя изъ сихъ критикъ были написаны какъ будто на смѣхъ, но не надъ авторомъ. Напримѣръ: "Ѳеорія предчувствій составляетъ доселѣ камень претыканія для испытателей человѣческой пртроды. Одни утверждаютъ, что сіи тайныя вторженія въ туманную область будущности, которыя мы называемъ предчувствіями, суть ничто иное, какъ преждевременныя попытки самой души -- стряхнуть съ себя чуждыя вериги пространства и времени" и проч. Таково начало критики, напечатанной въ классическомъ журналѣ Вѣстникъ Европы. Послѣ того, какъ ни будь дѣльны замѣчанія, въ ней заключающіяся, но какая истина не изнеможетъ, опутанная заблужденіями подобнаго слога? Для кого писать такимъ языкомъ? Для ученыхъ? онъ покажется верхъ невѣжества. Для невѣждъ? недоступный верхъ учености. Одинъ критикуемый авторъ найдетъ свою пользу въ нестройномъ и какомъ-то болѣзненномъ изложеніи мыслей, отбивающемъ читателей. Съ другой стороны, въ критикахъ на Исторію Русскаго народа, напечатанныхъ въ Вѣстникѣ Европы и другихъ журналахъ, есть еще общая неумѣстность: позднія, почтительныя обращенія къ трудамъ и памяти Карамзина, и удары во имя его, наносимые новому историку. Нѣтъ сомнѣнія, что оскорбительныя сужденія объ Исторіи Государства Россійскаго, раздававшіяся въ печати вашей съ цѣлью поколебать, а если можно и ниспровергнуть уваженіе народа къ заслугамъ Карамзина, приготовили нынѣшнія сатурналіи литтературы нашей, разразившейся явленіемъ Исторіи Рускаго народа. Въ этомъ отношеніи новый историкъ поступилъ неблагодарно: слѣдовало ему посвятить твореніе свое не Нибуру, а Каченовскому и Арцыбашеву. Въ мірѣ политическомъ анархія ведетъ къ деспотизму смѣлаго хищника: въ литтературномъ мірѣ ниспроверженіе каноновъ ума и вкуса, возмущенія анархическаго своевольства противъ нравственныхъ и умственныхъ властей бываютъ также веденіемъ къ лже-царствію невѣжества.

Поговоривъ о худыхъ критикахъ, намъ весьма пріятно обратить вниманіе читателей на критику весьма хорошую, писанную г-мъ Руссовымъ, уже извѣстнымъ своими историческими изысканіями и потому болѣе другаго способнымъ судить Исторію Русскаго народа. Критика сія сперва была по частямъ печатана въ книжкахъ Славянина, а нынѣ напечатана особенно. Въ сихъ замѣчаніяхъ, писанныхъ съ должнымъ хладнокровіемъ, но часто и съ веселымъ остроуміемъ, собраны и выведены на свѣжую воду, съ уликами и доказательствами, многія изъ погрѣшностей, недосмотровъ, противорѣчій, не только съ истиною, но и съ самимъ собою, и часто неимовѣрныхъ, коими авторъ щедро услужилъ критику своему. Авторъ съ такою необдуманностью составилъ первый томъ сочиненія своего, что не держался въ немъ ни порядка, ни единства въ хронологическомъ отношеніи. Оспаривая, напримѣръ, Карамзина, онъ иногда съ нимъ соглашается въ томъ же самомъ мѣстѣ и списываетъ его, забывъ, что онъ отвергаетъ его свидѣтельство. Измѣненія его по части хронологіи объясняются у критика забавнымъ сравненіемъ: "это значитъ тоже, что сшивъ платье безъ пуговицъ, связку ихъ положить въ карманъ, дабы брать ихъ тогда и столько, сколько нужно будетъ застегнуться, смотря по погодѣ". Въ числѣ противорѣчій междоусобныхъ, коимъ новая исторія служитъ обширнымъ поприщемъ, можно выставить еще одно, позабытое другими критиками. Авторъ въ предисловіи своемъ укоряетъ Карамзина за излишнюю поспѣшность въ его трудѣ и довольно забавно спрашиваетъ: "когда же думалъ историкъ"? На это можно было бы ему отвѣтить: всегда; ибо рѣшительно вся жизнь Карамзина была или приготовленіемъ къ труду, или исполненіемъ труда, или порою созрѣванія, или порою зрѣлости и жатвы. Но дѣло не въ томъ: любопытно только послѣ сей укоризны видѣть сколько авторъ самъ посвятилъ времени на составленіе 12-ти томовъ исторіи, не только уже готовыхъ въ кабинетѣ автора, но даже сдѣлавшихся уже и собственностію публики, ибо подписка на нихъ открыта и сумма за всѣ 12-ть томовъ заплачена подписчиками. "Съ 1825 года я началъ уже систематическое сочиненіе о Русской исторіи". Въ 1829 году появился первый томъ и 11-ть томовъ должны быть готовы въ напечатанію: слѣдовательно, въ четыре года совершенъ трудъ, на который Карамзинъ, со всею поспѣшностію своею, употребилъ болѣе двадцати лѣтъ. Нельзя же полагать, что трудъ новаго историка еще не совершенъ, что одиннадцать обѣщанныхъ томовъ пока таятся еще въ головѣ автора, тогда, когда они уже проданы не книгопродавцу, который можетъ пуститься наудачу предпріятія и, такъ сказать, на волю Божію, но частнымъ подписчикамъ, которые подписываются на наличныя. Такое предположеніе было бы легкомысленно и оскорбительно для добросовѣстности автора. Дай Богъ автору и всѣмъ авторамъ здоровья и долголѣтія, но въ добрый часъ молвить, а въ худой промолчать: вѣдь жизнь ихъ не застрахована на такой-то срокъ. Во всѣхъ образованныхъ земляхъ, у всѣхъ честныхъ людей, открывается подписка и собираются съ подписчиковъ деньги, когда сочиненіе уже написано и готово къ печати. Сочиненіе можетъ быть допечатано послѣ жизни автора, если онъ умретъ въ это время; смерть его оплакивается ближними и добрыми людьми, по крайней мѣрѣ не сбывается пословица: плавали денежки. А между тѣмъ втораго тома еще нѣтъ; друзья автора распускаютъ извѣстіе, что онъ сжегъ второй томъ, бывъ недоволенъ трудомъ своимъ. Это огненное очищеніе, этотъ Божій судъ среднихъ вѣковъ, приноситъ честь уничиженію авторскому, но тутъ слѣдуютъ два вопроса: отчего же не сожженъ и первый томъ, и причемъ останутся подписчики? при одномъ пеплѣ что-ли?

Пока Исторія Русскаго народа есть только исторія Русской снаровки сбывать свой товаръ налично, когда онъ еще и не на лицо.