Вернадская Мария Николаевна - Голод в Багдаде

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1862.

ГОЛОДЪ ВЪ БАГДАДѢ.

Кто не читалъ тысячи и одной ночи? Кому неизвѣстно имя Гаруна-аль-Рашида, этого наивнаго владыки правовѣрныхъ, который, по преданію, весь свой вѣкъ провелъ, какъ въ маскарадѣ, переодѣваясь постоянно въ различныя одежды для того, чтобъ самому узнавать на дѣлѣ желанія и мысли своихъ подданныхъ?

Блаженствовалъ народъ подъ его мудрымъ управленіемъ, называлъ его отцемъ и благодѣтелемъ, и: дѣйствительно добродушный властелинъ любилъ своихъ подданныхъ, какъ дѣтей. Къ несчастій, постоянное благоденствіе невозможно. Настала година бѣдствія. Палящіе лучи солнца погубили жатву въ окрестностяхъ Багдада, вредная роса пала на траву, явился падежъ скота, источники изсякли, рѣки обмелѣли: нѣтъ ни хлѣба, ни мяса; голодъ и всѣ бѣдствія, которыя онъ влечетъ за собою, предстояли жителямъ Багдада. Загоревали они, видя бѣду; призадумался и Гарун-аль-Рашидъ. Что дѣлать?

Созвалъ онъ свой мудрый совѣтъ, собрались и визири, и паши; думали, думали, и -- ничего лучше не придумали, кромѣ того, чтобы дать знать объ этомъ бѣдствіи въ тѣ области Гарун-аль-рашидова царства, гдѣ былъ хорошій урожай и не было падежа, чтобы скорѣе подвести хлѣбъ и подогнать скотъ въ Багдадъ. Еще больше задумался Гарун-аль-Рашидъ. Совѣтъ хорошъ, да какъ его исполнить?

За моремъ корова копѣйка, да рубль перевозъ. Дорого то въ царствѣ Гарун-аль-Рашида были плохи: ѣхать по нимъ можно было только шагомъ, да и то еще почаще подъ ноги посматривать, а то не долго и до грѣха, и -- шею сломить можно. Не скоро по такимъ дорогамъ можно ждать подвоза, да и не дешево это будетъ стоить.. Вѣдь нужно дорогой и ѣсть, и пить, и людямъ, и скоту, а чѣмъ дольше будешь въ дорогѣ, тѣмъ больше съѣшь. Будь хорошія дороги, подвезли бы запасъ скоро, а теперь, пожалуй, то, что повезутъ, придется можетъ быть самимъ же въ дорогѣ и съѣсть, а до тѣхъ поръ не только что люди, всѣ собаки въ Багдадѣ успѣютъ умереть съ голода.

Разсердился Гарун-аль-Рашидъ на своихъ совѣтниковъ, зачѣмъ они никогда не говорили ему, что хорошія дороги нужны для счастья его подданныхъ. Паши испугались, и въ оправданіе свое привели то извиненіе, что такъ какъ, по милости Аллаха и сто великаго Пророка, голода до сихъ поръ въ Багдадѣ не бывало, то они и не предполагали, что хорошія дороги могутъ имѣть такую важность. Махнулъ рукой съ досады Гарун-альРашидъ, и прогналъ ихъ всѣхъ прочь, а самъ въ душѣ далъ обѣтъ Аллаху, что, если ему как-нибудь удастся выручить изъ бѣды своихъ подданныхъ, то во всемъ своемъ царствѣ проведетъ хорошія дороги; но все же нужно было подумать, какъ въ настоящей-то бѣдѣ помочь.

Настала ночь. Гарун-альРашидъ снялъ съ себя свою великолѣпную одежду, переодѣлся въ платье бѣднаго простолюдина, вышелъ потихоньку изъ своихъ роскошныхъ палатъ, и пошелъ, по своему обыкновенію, бродить по улицамъ Багдада. Мало увидѣлъ онъ радостнаго, и доброе сердце его грустно сжималось при видѣ страданій любимыхъ имъ подданныхъ. Вездѣ встрѣчалъ онъ блѣдныя, исхудалыя лица, безпрестанно поражали его слухъ ссоры из-за какого нибудь куска хлѣба. Куда дѣлось прежнее добродушіе, прежнее гостепріимство, которое такъ ему нравилось въ его народѣ! Теперь эти самые люди стали гораздо болѣе похожи на голодныхъ звѣрей, чѣмъ на добрыхъ людей. Что же дѣлать? голодъ -- не свой братъ, хоть кого перемѣнитъ.

Въ раздумьи, опустя голову, шелъ Гарун-аль-Рашидъ по улицамъ багдадскимъ, и печально набрелъ на какой-то маленькой домикъ. По наружности этого дома не трудно было отгадать, что живутъ тамъ небогатые люди, Гарун-аль-Рашидъ заглянулъ въ щель забора, и увидалъ двухъ бѣдняковъ простолюдиновъ, которые подъ открытымъ небомъ кончали свой скудный ужинъ, и разсуждали о своемъ горькомъ житьѣ-бытьѣ. Гарун-аль-Рашидъ сталъ, по своему обыкновенію, внимательно слушать, о чемъ они говорятъ, и потъ что онъ услышалъ.

-- Да,-- говорилъ старикъ молодому -- плохо намъ приходится, прогнѣвали мы Аллаха!

-- Конечно такъ, дѣдушка -- отвѣчалъ юноша -- въ этомъ сознаешься; а вѣдь все-таки ѣсть-то до смерти хочется. Какъ бы помочь этой бѣдѣ?

Гарун-аль-Рашидъ при этомъ глубоко вздохнулъ.

-- Помочь-то можно,-- продолжалъ старикъ.

-- Чѣмъ-же?-- спросилъ обрадованный юноша.

Гарун-аль-Рашидъ сталъ слушать еще внимательнѣе.

-- Да, вотъ чѣмъ. Ты мнѣ скажи, почемъ былъ прошлаго года хлѣбъ?

-- По пиркѣ.

-- Ну, а теперь?

-- Теперь, по четыре.

-- Ну, такъ по разбой-ли это? Эти безбожники хлѣбопеки и мясники рады, что неурожай, да падежъ: они и ломятъ себѣ какую хотятъ цѣну, чтобъ хорошо себѣ карманъ набивать, а какая имъ нужда, что бѣдный народъ умираетъ съ голода? Вѣдь въ нихъ совѣсти нѣтъ нисколько.

-- Да как-же, дѣдушка, заставить-то ихъ продавать хлѣбъ не по той цѣнѣ, какъ они хотятъ, а по какой мы хотимъ?

-- А вотъ какъ: установить, чтобъ ни одинъ хлѣбопекъ, ни мясникъ, не смѣлъ, подъ страхомъ смертной казни, продавать хлѣбъ и мясо дороже прежняго. Тогда, поневолѣ, они стали бы продавать по прежней цѣнѣ, и мы были бы сыты и счастливы до прежнему.

Гарун-аль-Рашидь чрезвычайно обрадовался мудрому совѣту старика, и рѣшился какъ можно скорѣе привести его въ исполненіе. Съ веселымъ сердцемъ возвратился онъ въ свой дворецъ, старику послалъ въ награду брилліантовую цѣпь, а что касается до жестокосердыхъ мясниковъ и хлѣбопековъ, то, для примѣра другимъ, онъ повелѣлъ нѣсколькихъ изъ нихъ посадить на колъ,

Вотъ новый законъ изданъ: хлѣбъ и мясо стали въ прежней цѣнѣ. Веселятся жители багдадскіе, ѣдятъ и пьютъ въ волю, и прославляютъ мудрость своего владыки. Гарун-аль-Рашидъ совершенно счастливъ и доволенъ, и только удивляется, отчего такая простая вещь не пришла прежде въ голову ни ему, ни его совѣтникамъ. Но, увы! не долго длилось блаженство багдадцевъ, и не долго радовался ихъ владыка.

Быстро пролетѣло нѣсколько недѣль, и въ одно утро, когда еще Гарун-аль-Рашидъ покоился сладкимъ сномъ, вбѣжалъ къ нему испуганный визирь и упалъ ему въ ноги.

-- Что съ тобой? что тебѣ нужно? какъ осмѣлился ты нарушить покой твоего владыки?

-- О, повелитель правовѣрныхъ!-- отчаянно завопилъ визирь -- когда бы я но зналъ, какую любовь питаешь ты къ своимъ подданнымъ, то развѣ могъ бы я, нижайшій изъ твоихъ рабовъ, рѣшиться на такой дерзновенный поступокъ и явиться предъ твоими свѣтлыми очами безъ твоего зова; по ты не знаешь, что дѣлается въ Багдадѣ, а я не смѣлъ молчать долѣе?

-- Говори, что случилось?-- спросилъ встревоженный Гарун-аль-Рашидъ.

-- О, повелитель правовѣрныхъ! ты издалъ премудрый законъ, повелѣвъ продавать хлѣбъ и мясо по прежней цѣпѣ...

-- Ну, такъ чтожь? Кажется, мои подданные на это не жаловались.

-- Увы, монархъ! Я долженъ тебѣ сообщить ужасную вещь: черезъ двѣ недѣли на базарѣ въ Багдадѣ не стало ни одного зерна хлѣба, ни малѣйшаго куска мяса. Теперь уже ни за какія деньги для бѣдняка нельзя достать ничего съѣстнаго, и народъ страдаетъ больше прежняго.

-- Но, какъ же это случилось? вѣдь еще недавно были довольно большіе запасы и того и другаго?

-- Это вышло отъ того закона, который ты издалъ, о мудрѣйшій изъ всѣхъ монарховъ! Хлѣбъ и мясо стали продавать по прежней цѣнѣ, никто не смѣлъ ослушаться твоихъ повелѣній, и запасы, какіе были на лицо въ лабазахъ, проданы по указанной тобою цѣнѣ; но другіе вывезены въ тѣ города, въ которыхъ цѣна стояла выше и гдѣ не было таксъ. Притомъ, лишась барышей, многіе торговцы бросили хлѣбную и мясную торговлю; а окрестные землевладѣльцы остановили подвозъ своихъ произведеній, не видя въ томъ никакой для себя выгоды. Съ другой стороны, безпечный народъ Багдада, купивъ, что было на базарѣ, за низкую цѣну, поспѣшилъ вознаградить себя за долговременный постъ, и двѣ недѣли багдадцы ѣли не только до-сыта, но даже до пресыщенія, увѣренные, что, если ихъ запасы и кончатся, то правительство снова дастъ имъ дешевый хлѣбъ. Такимъ образомъ, городъ совершенно проѣлся въ эти три недѣли. Правда, есть еще кое-какіе запасы въ рукахъ богатыхъ и предусмотрительныхъ, но они ихъ боятся продать дешевле, чѣмъ они имъ стоятъ, а потому тщательно прячутъ въ землѣ, да въ подвалахъ, изъ которыхъ только тогда выпустятъ свое богатство, когда за него можно будетъ взять дорого.

-- Но что же дѣлать? развѣ отмѣнить законъ?

-- На то твоя воля, но я долженъ донести тебѣ, что если багдадцы будутъ такъ ѣсть, какъ въ тѣ недѣли, то чрезъ четыре дня запасы будутъ совершенно истощены.

-- Ну, я отмѣняю законъ, да этого мало: я назначу самъ высокія цѣны на хлѣбъ и мясо!

-- Дозволишь ли, о владыка, вымолвить своему рабу его мнѣніе?

-- Ну, говори.

-- Не прогнѣвись за мою дерзость, но мнѣ кажется, что хлѣбопеки и мясники лучше, чѣмъ мы, могутъ расчитать, какую должно назначить цѣну на съѣстные припасы, чтобъ достало прежнихъ запасовъ до подвоза новыхъ. Притомъ, о владыка, и теперь уже многіе оставили эту торговлю, и опасную и невыгодную, по указной цѣнѣ; а если это еще больше продлится, то мы и совсѣмъ будемъ безъ купцовъ.

Гарун-алъ-Рапгидъ согласился съ мнѣніемъ своего визиря, отмѣнилъ изданный прежде законъ, и предоставилъ мясникамъ и хлѣбникамъ назначать, какую они хотятъ, цѣну на хлѣбъ и мясо, убѣдившись, что ихъ собственная выгода не позволитъ имъ поднять цѣны непомѣрно.

Ужаснулся народъ, услыхавъ о такомъ рѣшеніи своего властелина, не понимая, что было причиной такой перемѣны. Начались опять бѣдствія, худшія, чѣмъ прежде, потому что мясники и хлѣбники, подняли цѣны несравненно выше, чтобы вознаградить себя за убытки и опасности, которымъ они подвергались. Гарун-аль-Рашидъ зналъ, какъ страдаетъ народъ, зналъ, что многіе съѣдаютъ въ недѣлю столько, сколько можно былобы на привольѣ съѣсть здоровому человѣку въ одинъ день; но дѣлать было нѣчего: онъ уже опытомъ убѣдился, что, назначивъ цѣны, на мѣсто пользы сдѣлалъ вредъ. Ужь если изъ двухъ золъ выбирать меньшее, то пусть народъ ѣстъ мало, да какъ-нибудь доживетъ до привоза припасовъ, нежели съѣстъ сегодня много, чтобъ завтра быть безъ хлѣба.

Такъ и случилось. Хотя народъ крѣпко бѣдствовалъ, но все же кое-какъ прожилъ, и Гарун-аль-Рашидъ пришелъ къ тому убѣжденію, что, для того, чтобъ спасти народъ отъ голода, нужна не такса на припасы первой необходимости, а хорошія дороги, по которымъ можно было бы быстро перевозить съѣстные припасы съ одного мѣста на другое, и торговая предпріимчивость между купцами, которые бы откладывали изъ своихъ выгодъ сколько можно хлѣба и сѣна въ урожайные и дешевые года, на случай голода и порчи травы, а слѣдовательно и высокихъ цѣнъ. Такой -- запасъ не тяготитъ, и хлѣба онъ не проситъ.