Волошин Максимилиан Александрович - Рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском

Рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском

(27 марта 1924 г.; записан Л. В. Горнунгом и Д. С. Усовым) 96

Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Ленинград, "Наука", 1983.

Публикация А. В. Лавров, Р. Д. Тименчик

OCR Бычков М.Н.

Я познакомился с Иннокентием Федоровичем очень поздно -- в год его смерти, позднею весною.97

Когда я вспоминаю теперь его фигуру -- у меня всегда возникает чувство какой-то обиды; вспоминаются слова Бальзака: "La gloire e'est le soleil des morts, nous mourrons tous inconnus". {Слава -- солнце мертвых, все мы умираем неизвестными (франц.).} 98

Как раз в 1909 г. возник вопрос об основании журнала "Аполлон", в котором и я также участвовал с первого года его издания, хотя и не любил этого журнала. Видеть же Иннокентия Федоровича в редакции "Аполлона" было тем более обидно и несправедливо, в особенности для последнего года его жизни. Это было какое-то полупризнание. Ему больше подобало уйти из жизни совсем непризнанным.

Приглашение Иннокентия Федоровича состоялось таким образом. Вставал вопрос -- кого можно противопоставить Вячеславу Иванову и А. Л. Волынскому в качестве теоретика аполлинизма? Тут вспомнили об Анненском.99 Ни я, ни С. К. Маковский не имели об Анненском ясного представления. О нем тогда часто говорили Н. С. Гумилев и А. А. Кондратьев -- его ученики по царскосельской гимназии.100 Но Гумилев был в то время начинающим поэтом, и его слова не могли иметь того авторитета, какой они имели впоследствии.

Сопровождать С. К. Маковского в Царское Село для приглашения Иннокентия Федоровича пришлось как раз мне. Как сейчас помню царскосельский адрес Иннокентия Федоровича: Захаржевская, дом Панпушко, N 6. Нас провели в высокую комнату, заставленную книжными шкафами с гипсами на них; среди этих гипсов был большой бюст Еврипида. Несколько чопорная мебель, чопорный хозяин... Помню его поджатый, образующий складки подбородок... В Иннокентии Федоровиче чувствовалась большая петербургская солидность.

Оказалось, что я многое знал об Анненском со стороны его различных литературных выступлений. В моем сознании соединилось много "Анненских", которых я раньше не соединял в одном лице. Тут был и участник странного журнала "Белый Камень" (редактировавшегося Анатолием Бурнакиным) 101 и других журналов того времени. А мы ехали к нему только как к переводчику Еврипида! Все соединялось в этом чопорном человеке, в котором чувствовался чиновник Министерства народного просвещения. До чего было в нем все раздергано на разные лоскуты.102

Очень запомнилось первое чтение стихов. Я слышал их в первый раз; я не знал, что автор "Тихих песен" -- он же. Выслушав нашу просьбу -- прочесть стихи, Иннокентий Федорович прежде всего обратился к Валентину Иннокентиевичу и велел ему принести кипарисовый ларец. "Кипарисовый ларец", как теперь все знают, действительно существует -- это шкатулка, в которой Анненский хранил свои рукописи. Иннокентий Федорович достал большие листы бумаги, на которых были написаны его стихи. Затем он торжественно, очень чопорно поднялся с места (стихи он всегда читал стоя). При такой позе надо было бы читать скандируя и нараспев. Но манера чтения стихов оказалась неожиданно жизненной и реалистической. Иннокентий Федорович не пел стихи и не скандировал их. Он читал их очень логично, делая логические остановки даже иногда посередине строки, но делал иногда и неожиданные ударения (например, как-то по-особенному тянул союз "и"). Голос у Иннокентия Федоровича был густой и не очень гибкий, но громкий и всегда торжественный. При чтении сохранялась полная неподвижность шеи и всего стана. Чтение Иннокентия Федоровича приближалось к типу актерского чтения. Манера чтения была старинная и очень субъективная (говорил Иннокентий Федорович всегда как бы от своего имени); вместе с тем его чтение воспринималось в порядке игры, но не в порядке отрешенного чтения, как у Блока. Чтение сохраняло бытовой характер; Иннокентий Федорович, например, всегда звукоподражал там, где это было нужно (крики торговцев в стихотворении "Шарики детские"). Окончив стихотворение, Иннокентий Федорович всякий раз выпускал листы из рук на воздух (не ронял, а именно выпускал), и они падали на пол у его ног, образуя целую кучу.103

В стихах И. Ф. Анненского чувствовалась интимность в соединении со строгою классикой и с salto mortale a la Лафорг.104 Происхождение названия книги "Кипарисовый Ларец" могло зависеть еще и от названия книги Шарля Кроса "Le coffret de santal" {"Сандаловый ларец" (франц.).} (1873). Иннокентий Федорович очень ценил этого поэта и даже считал себя его учеником;105 но он смешивал его с его сыном Гюи-Шарлем Кросом, цикл эротических стихотворений которого как раз был помещен в начальных номерах "Mercure de France" за 1909 г. Стихи эти были действительно очень хороши, и особенно И. Ф. Анненский восторгался местом, где говорится о "теле, которое горячее, чем под крылом у птицы".106

С осени 1909 г. началось издание "Аполлона". Здесь было много уколов самолюбию Анненского. Иннокентий Федорович, кажется, придал большее значение предложению С. К. Маковского, чем оно того, может быть, заслуживало. В редакционной жизни "Аполлона" очень неприятно действовала ускользающая политика С. К. Маковского и эстетская интригующая обстановка. Создавался ряд недоразумений, на которые жалко было смотреть.

Я не помню точно последнего свидания с Иннокентием Федоровичем, но, кажется, последняя наша встреча относится к ноябрю 1909 г. Это было в Петербурге, в Мариинском театре, собственно на его чердаке, обнимавшем собою все место, которое занимает плафон Мариинского театра с местами. Там работал Головин над декорациями к "Орфею", готовившемуся тогда к постановке.107 У Головина в тот день собралось человек 8--10; шел "Фауст" с Шаляпиным. И тут произошло столкновение двух лиц, и одно из них нанесло оскорбление другому.108 Мне хорошо запомнилась фигура Иннокентия Федоровича, присутствовавшего при этом, и фраза, которую он произнес: "Да, я убедился в том, что Достоевский прав: звук пощечины, действительно, мокрый".109 Это была последняя фраза, которую я от него слышал.

Вскоре Иннокентий Федорович умер. Известие о его смерти на Царскосельском вокзале я впервые прочел равнодушно, думая, что оно относится к Николаю Федоровичу Анненскому; точные сведения я получил только через некоторое время.110

96 Волошин Максимилиан Александрович (1877--1932) -- поэт, художник, критик. О его общении с Анненским см.: И. Ф. Анненский. Письма к М. А. Волошину. Публикация А. В. Лаврова и В. П. Купченко. -- В кн.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 242--252. Горнунг Лев Владимирович (род. в 1902 г.) -- поэт, литератор; в 1920-е годы собирал материалы по истории русской поэзии начала XX в. Усов Дмитрий Сергеевич (1896--1943) -- литературовед, исследователь жизни и творчества Анненского. Впервые написал об Анненском заметку под псевдонимом Kreisler в "Moskauor deutsche Zeitung" (1914, 30 ноября, No 273). Рецензировал второй том "Театра Еврипида" в переводе Анненского под редакцией Ф. Ф. Зелинского, решительно возражая против редакторской правки Зелинского, сделавшей перевод "обезличенным" (Понедельник, 1918, 2 (15) апреля, No 7, с. 4). В цикле "Силуэты" московской газеты "Понедельник" опубликовал очерк "Иннокентий Анненский" (1918, 27 (14) мая, No 13, с. 3). В начале 1920-х годов Усов написал работу "Фантастика в творчестве Иннокентия Анненского" (см. письмо Е. Я. Архиппова к Д. С. Усову -- ЦГАЛИ, ф. 1458, он. 1, ед. хр. 54; письмо Д. С. Усова к В. Е. Чешихину -- ЦГАЛИ, ф. 553, оп. 1, ед. хр. 706); предполагал издать в Государственной Академии художественных наук (ГАХН) 3-ю книгу статей Анненского (см. письмо Усова к В. И. Анненскому-Кривичу от 6 сентября 1928 г. -- ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 101). В 1926 г. читал доклад о библиотеке Анненского в ГАХН и в Обществе друзей книги (см. письмо Усова к Е. Я. Архиппову -- ЦГАЛИ, ф. 1458, оп. 1, ед. хр. 78, л. 111).

Текст рассказа Волошина об Анненском сохранился в собраниях Л. В. Горнунга (Москва) и А. В. Федорова (Ленинград).

97 Неточность Волошина: знакомство его с Анненским состоялось в первых числах марта 1909 г.

98 Слова восходят к роману Бальзака "Поиски Абсолюта" ("La recherche de l'Absolu", 1834): "La gloire est le soleil des morts; de ton vivant, tu seras malheureux comme tout ce qui fut grand, et tu ruineras tes enfants"; в переводе Б. А. Грифцова: "Слава -- солнце мертвых; при жизни ты будешь несчастен, как все великие люди, и разоришь детей" (Оноре де Бальзак. Неведомый шедевр. Поиски Абсолюта. М., 1966, с. 114). Слова Бальзака Волошин вспоминает и в статье "И. Ф. Анненский--лирик" (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 11). Фразу "La gloire est le soleil des morts" использовал эпиграфом Вилье де Лиль-Адан в 9-й главе 1-й части своего романа "Ева будущего" (Comte de Villiers de L'Isle-Adam. L'Eve Future. Paris, 1886, p. 24).

99 Предполагалось первоначально, что отделом критики в "Аполлоне" будут заведовать Анненский и критик и искусствовед Аким Львович Волынский (Флексер, 1863--1926) (см.: Новый день, 1909, 27 июля, No 2, с. 4). Однако между Волынским и редакцией "Аполлона" возникли разногласия, и в конце 1909 г. он покинул журнал (см: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 226--227). С. К. Маковский вспоминал в этой связи о Волынском: "Он считался членом редакции "Аполлона" до выхода первой книжки, когда этот неукротимый идеолог аполлонизма (в то время) выступил против всех сотрудников журнала с принципиальным "разоблачением" их декадентской порчи. После этого инцидента мне пришлось расстаться с Волынским: он сам поставил условие: или он, или "они"... Его уход не имел последствий" (Сергей Маковский. Портреты современников, с. 281). Одной из причин расхождения с Волынским было разногласие между ним и Анненским в понимании "аполлонизма". Осенью 1909 г. Волынский писал С. К. Маковскому: "Под флагом Аполлона я вижу пока, если выключить имена художников, дешевое литературное донкихотство на случайно заданную тему и ни капли чистого вдохновения. Ведь почтеннейшему И. Ф. А. и по сие время кажется, что во главе нового литературного движения надо поставить не Аполлона, а Орфея! А затем какое отношение имеет к Аполлону В. Иванов, маниак Диониса, убежденный в своей идейной автономности, хотя для всякого здравомыслящего и интеллигентного читателя совершенно ясно, что в его искусственно архаизированных писаниях, кроме ходулей и компиляций, нет ничего. А ведь этот самый В. Иванов и неудачно тяготеющий к парадоксам и к Орфею И. Ф. А. уже сидят полноправными членами редакционного комитета" (ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 5). В письме к Вяч. Иванову от 2 февраля 1910 г. Маковский резюмировал результаты своих попыток организовать руководящее ядро "Аполлона": "<...> в течение четырехмесячного существования журнала я только и делал, что обращался к мэтрам, и за это меня по преимуществу почти единодушно и укоряла критика. Я начал с привлечения Вас, Анненского, Брюсова, Бальмонта, Бенуа и, наконец, Волынского, которого ведь тоже нельзя причислить к "молодежи". Именами этих вождей начался "Аполлон". Не моя вина, конечно, что между ними с первого же номера началось внутреннее несогласие. Вы остались недовольны статьями Бенуа и Анненского, Волынский вышел из состава редакции, Брюсов остался в выжидательном положении" (ГБЛ, ф. 109). Ср. письмо В. В. Гофмана к А. А. Шемшурину от 14 октября 1909 г.: "Маковский в "Аполлоне" все время прячется за кулисы. Слушается и Вяч. Иванова, и Анненского <..."> (ГБЛ, ф. 339, карт. 2, ед. хр. 13).

100 Кондратьев Александр Алексеевич (1876--1967) -- поэт, прозаик, историк русской поэзии, учился не в Царскосельской, а в 8-й петербургской гимназии, директором которой Анненский был в 1893--1896 гг. Разрабатывая в своем творчестве в основном мифологические мотивы, Кондратьев признавался (в автобиографии 1906 г.), что "любовью к античному миру" он обязан Анненскому (см.: Книги отражений, с. 640). Ср. письмо Кондратьева к В. Я. Брюсову от 28 марта 1906 г. (видимо, ответ на вопрос об авторе "Тихих песен"): ""Никто" мой бывший директор и учитель, заставивший меня полюбить эллинскую красоту" (ГБЛ, ф. 386, карт. 90, ед. хр. 5). 30 сентября 1906 г. Анненский присутствовал на чтении Кондратьевым его "мифологического романа" "Сатиресса" (М., "Гриф", 1907); на чтении был также А. Блок (см. письмо Кондратьева к Блоку от 28 сентября 1906 г. -- Лит. наследство, т. 92, кн. 1, 1980, с. 558; А. Кондратьев. Из воспоминаний о Ф. К. Сологубе. -- Меч, Варшава, 1934, No 30, с. 3). Анненскому принадлежит рецензия на "Сатирессу" (Перевал, 1907, No 4, с. 62--63). Высылая Анненскому один из сигнальных экземпляров своей книги "Белый козел. Мифологические рассказы" (СПб., 1908), Кондратьев писал ему 31 января 1908 г.: "Почтительно Вас прошу принять от меня экземпляр моей еще не вышедшей в свет книги <...> Этих экземпляров у меня только два. Один -- для меня; другой по праву принадлежит Вам. Ибо если я кому-либо обязан любовью своей к античному миру, то исключительно Вам" (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, ед. хр. 334). См. также: Письма А. А. Кондратьева к Блоку. Предисловие, публикация и комментарии Р. Д. Тименчика. -- Лит. наследство, т. 92, кн. 1, с. 552--562.

101 Бурнакин Анатолий Андреевич (ум. в 1932 г.) -- поэт, критик, журналист; редактировал альманах "Белый камень" (М., 1907). Предполагалось, что во втором выпуске альманаха появятся статьи Анненского из его цикла "Изнанка поэзии", однако они увидели свет впервые в составе "Второй книги отражений" (см. письмо Анненского к Бурнакину от 30 января 1909 г. -- Книги отражений, с. 484--485). В литературной среде у Бурнакина сложилась довольно одиозная репутация (см. письмо С. А. Соколова к Анненскому от 23 февраля 1909 г. -- Книги отражений, с. 660). Статья Бурнакина об Анненском "Мученик красоты" (Искра, 1909, No 3, 14 декабря, с. 7--9) ценна использованием невыявленных писем Анненского к Бурнакину.

102 Сходным образом Волошин излагал свои впечатления от знакомства с Анненским в письме к нему от 7 или 8 марта 1909 г. (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 243). О своих первоначальных разрозненных представлениях об Анненском Волошин говорит и в статье "И. Ф. Анненский -- лирик" (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 11--12).

103 Возможно, в чтении Анненского Волошин слышал, среди прочих, одно из последних его стихотворений "Дальние руки" (датировано 20--24 октября 1909 г.), притом в варианте, не отразившемся в "Кипарисовом ларце". В своей статье "И. Ф. Анненский -- лирик" он упоминает слова о "тоске осужденных планет" (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 15); они относятся к последней строфе "Дальних рук", до сих пор не опубликованной:

А правда ль, что в жизни...

О нет! В бессонном и черном обвале

В тоске осужденных планет

Вы, руки, одни оживали?

(ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, ед. хр. 33).

Не исключено, что Волошин узнал эту строфу в декабре 1909 г., когда, работая над своей статьей об Анненском, пользовался рукописями "Кипарисового ларца" (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 245).

104 Лафорг Жюль (1860--1887) -- французский поэт-символист. Ср. об отношении к нему Анненского: "Он чтил нелицемерно, как наставников своих, вечных рыцарей иронии, начиная с Аристофана и кончая Лафоргом и Реми де Гурмоном" (Сергей Маковский. Иннокентий Анненский (по личным воспоминаниям), с. 244).

105 Кро Шарль (Charles Cros, 1842--1888) -- французский поэт. О своем интересе к его творчеству Анненский писал Волошину 6 марта 1909 г. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 247--249). Анненским переведены три стихотворения Кро (Стихотворения и трагедии, с. 289--292). Итальянский исследователь Эридано Баццарелли называет, кроме титула книги Ш. Кро, и другой возможный источник названия книги Анненского -- стихи 331-- 332 послания "К Пизонам" Горация:

...speramus carmina fingi.

Posse linanda cedro et levi servanda cupresso:

В переводе М. Л. Гаспарова:

...чтобы в душах таких слагались песни,

Песни, кедровых достойные масл и ларцов кипарисных.

См.: Eridano Bazzarelli. La poesia de Innokentij Annenskij. Milano, 1965, p. 43.

106 Кро Ги-Шарль (1879--1956) -- французский поэт и переводчик. Упоминается его стихотворение "Chanson impure" (Mercure de France, 1909, vol. 81, No 296, p. 597); цитированная строка в оригинале: "Ton corps <...> Est plus chaud que le dessons d'une aile". Предположение Волошина о том, что Анненский смешивал двух Кро, подтверждается замечанием в черновых набросках Анненского "Поэтические формы современной чувствительности": "Стихи. Примеры русской опростелости. Ги-Шарль Кро" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 11 об.), -- аналогичным его утверждениям о "будничном" словоупотреблении у Шарля Кро в письме к Волошину от 6 марта 1909 г. В лекциях в Обществе ревнителей художественного слова осенью 1909 г. Анненский рекомендовал молодым поэтам "стыдливость", "недоконченность, недоумелость, неудержимое наивное желание слиться с необъятным" и в качестве примера намеревался читать стихотворение Ги-Шарля Кро "Au Luxemburg" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 6). Русский перевод этого стихотворения см.: Поэты Франции. 1870--1913. Переводы И. Эренбурга. Париж, 1914, с. 113. Впоследствии Волошин сопоставлял Кро и Анненского в письме к П. Б. Краснову от 8 июля 1918 г.: "Мне кажется, что из поэтов Вам должны быть особенно близки Лафорг, Ги-Шарль Крое, а из русских Ин. Анненский и Эренбург" (ИРЛИ, ф. 562).

107 Головин Александр Яковлевич (1863--1930) -- живописец, театральный художник. Премьера оперы X. Глюка "Орфей и Эвридика" с декорациями Головина в постановке В. Э. Мейерхольда состоялась в Мариинском театре 21 декабря 1911 г. В ноябре 1909 г. Головин предполагал написать коллективный портрет ближайших сотрудников "Аполлона"; эта работа не была осуществлена (см.: Александр Яковлевич Головин. Встречи и впечатления. Письма. Воспоминания о Головине. М.--Л., 1960, с. 100). Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина о посещении мастерской Головина 13 ноября 1909 г.: "Маковский не был, а были только Иннокентий, Вяч<еслав>, Макс и я" (ЦГАЛИ, ф. 232, оп. 1, ед. хр. 54).

108 Имеется в виду инцидент, совершившийся 19 нопбря 1909 г. в мастерской Головина: Волошин нанес пощечину Н. С. Гумилеву, это оскорбление (вызванное отношениями поэтов с Е. И. Дмитриевой) повлекло за собой дуэль между ними (подробнее см.: Сергей Маковский. Портреты современников, с. 333--358; А. Н. Толстой. Из дневника. -- Последние новости, 1921, 23 октября, No 467). Блок писал в этот день матери: "Сегодня вечером я пойду в мастерскую Головина, расположенную на потолке Мариинского театра. Внизу Шаляпин будет петь "Фауста", а наверху Головин будет рисовать группу девяти сотрудников "Аполлона" (Маковский, Вяч. Ив., Анненский, я, Волошин и еще не знаю, кто)" (Письма Александра Блока к родным, [т. 1]. Л., 1927, с. 286). Описывая в дневнике этот инцидент, М. А. Кузмин отметил: "Все потрясены, особенно Анненский" (ЦГАЛИ, ф. 232, он. 1, ед. хр. 54).

109 Подразумевается оскорбление, нанесенное Шатовым Ставрогину ("Бесы", ч. I, гл. 5, VIII): <"...> не затих еще, казалось, в комнате подлый, как бы мокрый какой-то звук от удара кулака по лицу <...>" (Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 10. Л., 1974, с. 166).

110 Волошин присутствовал на похоронах Анненского 4 декабря на царскосельском Казанском кладбище: "За гробом следовали <...> члены редакции художественного журнала "Аполлон" -- С. К. Маковский, М. А. Волошин, М. Кузмин, Е. А. Зноско-Боровский, гр. А. Н. Толстой, С. Ауслендер и др." (Речь, 1909, 5 декабря, No 334). Из ближайших сотрудников "Аполлона" отсутствовал на похоронах Вяч. Иванов, который был болен (см. его телеграмму к Н. В. Анненской от 1 декабря 1909 г. -- ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 455, л. 17). В заметке "Письма И. Ф. Анненского к Бегичевой Нине Петровне" (1948) О. С. Бегичева (дочь Н. П. Бегичевой, родственницы Н. В. Анненской) пишет о похоронах: "Очень много было полиции и шпиков, т. к. хоронили на царскосельском кладбище и поэтому можно было опасаться выступлений. Слова, произнес<енные> над гробом, проходили цензуру" (ГЛМ, Н--в 1269).