Волжский Алексей Павлович - Город перевезли...

АЛЕКСЕЙ ВОЛЖСКИЙ

МУЖИЧЬЕ СЕРДЦЕ

РАССКАЗЫ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 1926 ЛЕНИНГРАД

ГОРОД ПЕРЕВЕЗЛИ...

В этот год зима была снежная, но несуровая. Снега навалило кругом на три аршина. Небольшая железнодорожная станция утопала в пухлом снегу. Извозчиков, крестьян из ближайших сел, приехало к станции много. Выбрал я лучшую лошадь, и тронулись мы с крестьянином Иваном Квашневым к Новому Пронску...

Лошаденка сильная, упитанная -- бежит весело. Розвальни легко попрыгивают и раскатываются по пухлым сугробам хрустящего снега.

Квашнев -- середняк старик, очень словоохотливый. Умственный мужик. Говорит и -- никак не наговорится. И говорит интересно...

-- Лошадь у меня первеющая, "Колчак" называется, -- и смеется,-- "Колчаком" назвал, потому, злая очень и с норовом. У меня и собака цепная тоже "Колчаком" называется.

Дорога -- хорошая, накатистая. Морозец слегка щиплет лицо. Свежий воздух бодрит. Выехали на простор.

-- Ну, а как живете?

-- Я, можно сказать, живу ничего, спасибо Советской власти,--не обижает. Верно, оно и сейчас много еще неправды в наших местах, ну, да зато жить очень интересно. Ух, как интересно! Прямо замечательно. Я очень интересуюсь нынешней жизнью. Не то, что раньше. Как день, так и месяц и год -- одинаковы,-- все одно. Ни тебе ничего нового, ничего хорошего. В будни работа, в праздники --до церкви. И на работе и в церкви-- одно и то же, аж блевать хочется...

-- Ну, а теперь что же интересного у вас?

-- Теперь? Ого! Теперь каждый день новости. Може, вы там и насмотрелись в Москве-то и по другим местам, привыкли. А для нас, как мы сидим на одном месте -- дюже интересно. Вона, прошлый месяц что отчубучили...

-- А что?

-- Что?...

Квашнев потряс рыжей бородой в сосульках, снял шапку, ударил ею по коленке и гордо, с сияющим видом сказал:

-- Город перевезли!...

-- Как -- город перевезли?

-- Ага, -- торжествующе заметил Квашнев,-- то-то и оно! Целый уездный город, Старый Пронск, взяли и, со служилыми потрохами, со всей канцелярской требухой да и перевезли за восемьдесят верст на новое место, в бывшее имение барона Фона Дервица, в Новый Пронск.

- Ну?

-- Не нукай, не запрег. А вот, коли ты писарь крестьянский и нашу жизнь описываешь и антиресуешься, могим все это тебе представить в лучшем виде, как дело было...

-- Пожалуйста...

Квашнев остановил "Колчака", вынул кисет, насыпал в кусочек газетной бумажки махорки, скрутил цыгарку, помусолил ее губами, закурил и, тронув "Колчака", продолжал:

-- Был у нас уездный город раньше в Старом Пронске. Ну, известно в старые времена царские-- кому думать али беспокоиться, на месте город стоит, али не на месте? Раз стоять он может, сто лет и стоит, где его поставили,--там, значит, ему и место. А что мужикам за сто верст к нему ехать надо, -- кому какая забота? Мужику нужда приспичит -- за тыщу верст пешком пойдет. Ну, и ходили и ездили. И дорогу кляли на чем свет стоит. А теперь, вишь, Советская власть до всего дошла. Почему, мол, мужик и теперь страдает? По какому праву? Сделать уезд в таком месте, чтобы всем до него близко было! Ну, созвали, значит, общее собрание -- уездный съезд--и решили. Согнали подвод сотни две со всех сел и деревень, погрузили сразу все барахло -- бумажки разные, да служащих там -- конторщиков, писарей с барышнями-машинистками с машинками и тронулись -- повезли город на новое место. Вот была красота. С музыкой... Как грянет оркестра, заиграли трубы, забили барабаны, тыща народу "ура" как гаркнули. А народ следом так и идет пехтурой -- провожает, потому -- антиресно. Гак от села к селу -- с народом да с музыкой. Кто навстречу; едет -- останавливается.

"Братцы, -- спрашивает, -- куда, на какие новые места переселяетесь? Аль, в Сибирь или на Волгу?" -- Город, мол, Старый Пронск, на новое место перевозим!...-- Так тот сичас лошадь назад и за нами следом: "садись,-- говорит,--кого подвезу! Г1о этому делу надо помочь"...

Так и перевезли. И стал теперь наш город на новом месте и названье ему Новый Пронск. Вот в него теперь ты и едешь. Вот так было переселение...

-- Ну, как же теперь, удобнее стало?

-- Ну, еще бы неудобнее! Во-первых -- ближе. А во-вторых, посмотришь, помещения там какие-- барские. Дворцы да палаты. Конюшни для лошадей такие, что в них теперь наши комиссары живут... И ничего -- не брезгают... Потому -- хорошо. Эх, и дела творятся! Антиресно...

Лошадь напружинилась--взяла в гору. Встали-- пошли рядом...

-- Да, вот это -- наша власть, крестьянская,-- продолжал Квашнев,-- хоть я и середняк, а зовут меня в деревне "кулаком", ну, да это зря. Не кулак я -- потому сам до мозолей работаю, и семья моя тоже. И никакого наемного труда у меня нет. А что если у меня хозяйство хорошее, крепкое, так разве от этого Советской власти хуже? А? Хуже, я тебя спрашиваю?...

Как-будто вся обида, скопившаяся годами, вылилась в этих словах Квашнева, и он повернулся ко мне, размахивая кнутом, ожидая с нетерпением моего ответа.

-- Зачем хуже? Конечно, лучше. И несправедливо тебя так называют. Не понимающие это люди, несознательные...

-- Вот именно -- непонимающие,-- успокоился Квашнев. -- А живуха стала теперь интересная. Може, ты там слыхал: говорят, что в Москве скоро такой дом строить будут, высотой до тучи, чтобы целу губернию туда поселить. Этажов, говорят, пятьдесят будет, коммуния будет в нем жить...

-- Домов в Москве много строят и больших, но чтоб в пятьдесят этажей, не слыхал...

-- А што? Я верю. Раньше не верил, а теперь поверю. Как посмотрел, когда город наш перевозили всем миром, так теперь всему поверю. Потому, мир -- сила. Што мир захочет, то и сделает. Куда там буржуям да капиталу до нашей трудовой силы! Сопляки они перед нами... Но-о! Колчаковское твое рыло...

"Колчак" остановился и, не трогаясь с места, замотал упрямо головой...

-- А так, ты кнута захотел? Вот упрямый дьявол! Садись, товарищ, садись! Я ему сейчас покажу, как нашей Советской власти супротивничать!..

Взял Квашнев кнут, натянул вожжи и застегал под живот "Колчака". Дрыгнул задними ногами упрямый конь, в передок ударил, взвился на дыбы, дернул и пустился стрелой, без дороги...

Едва Квашнев успел кулем свалиться в сани на мои ноги...

-- Ах, ты, белогвардейская твоя душа! В овраг норовишь опрокинуть?

Натянул Квашнев вожжи, стегнул еще раз кнутом коня:

-- Нет, брат, пока вожжи в наших руках и в нашей узде, мы тебя заставим итти по нашей дороге, как нам требуется...

Выехав на дорогу, затрусили ровно и легко...

-- Вот я тебе и скажу, дорогой товарищ, почему еще стало хорошо и антиресно жить. Потому правильно и справедливо Советская власть поступает. Умно. Например, взять наших буржуев. Советская власть не изничтожила их, а работу им дала на свою пользу. Умно... Буржуи у нас, в роде моего "Колчака". Хоть и с норовом, задумают когда какую-нибудь свинью подложить Советской власти, а узда-то наша советская им и мешает. А почему? Потому вожжи в наших руках. Вожжи -- власть, значит. Куда повернем, туда они и пойдут. А не пойдут, артачиться будут -- кормить не будем, а то и кнутика дадим... Подохнут они без нас. Ясно...

Квашнев совсем развеселился, когда мы стали въезжать в Новый Пронск...

-- Во, смотри, фон барон как жил. Какие построил для нас дворцы. Все теперь -- наше, опчее...