Эрих Вайнерт Вознесенский Александр Сергеевич Александр Вознесенский Избранные стихотворения Эрих Вайнерт (1890-1953) Камни говорят Мы спали холодным, мертвым гранитом, Спали века веков. Они разбудили нас динамитом, И товар был для них готов. У кули сыпались искры с зубила, Стонал кули, камни дробя. Кровь и пот его тощее тело сочило, Мы их впитали в себя. Городские улицы вымостили нами, Это делал кули - сквозь боль, Сквозь проклятья, смешанные со слезами, Но камни притягивают соль. Все на себе нести нам случалось: И телеги и авто богачей. Но в нашу каменную грудь стучалось Сердце кули все горячей. И вот зазвучали шаги звоном стали, Тысячами двинулись рабы. Кули пели, мы им подпевали, И горели наши каменные лбы. Посыпались ядра и нас развернули, Грязь веков обнажая вновь. Брызнули кровь и мозги кули. Мы выпили эту кровь. Из мостовых нас вырывали руками. Мы стали стеной баррикад. Мы слышали, как сквозь грохот и пламя У кули приклады стучат. И снова огонь, грязь и проклятья. Но за наши каменные тела Укрылись живые наши братья, И в атаке - наша взяла! В нас, камнях, теперь кровь кули бьется, В сердце иной крови нет. Пусть же на могилах товарищей вознесется Из нас - памятник побед! Хороший буржуа Когда он лежал еще в колыбели, У него был череп атташе, И уже наметиться сумели Черты бюрократа in spe. В семь лет из полена любого Он вырезывал себе кинжал. Отец сиял от мужества такого, Какое в сыне своем прозевал. В двенадцать лет он был уже ярок И в школе известен всем, Как собиратель почтовых марок И пикантных книжек вместе с тем. В шестнадцать оказался среди пациентов врача по накожным от пяти до семи. Потом, по обычаю старых студентов, Влюбился в девушку из лучшей семьи. В восемнадцать нашлась юная прачка За одной из соседних стен. Потом потребовалась от отца подачка: На то отец и джентльмен! В двадцать уже с плешью на макушке Поступает он в банк. Он живет Отдельно в меблированной комнатушке, А политически он - патриот. В двадцать четыре он астматик. Прилично Получает и зачислен в штат. Женился на девушке несимпатичной, Но она с деньгами, как говорят. В двадцать семь он стал видной фигурой Среди моралистов, что опеку блюдут Над театром и литературой, И даже внес новые пункты в статут. В тридцать старость пришла спозаранку. Ему некуда больше шагнуть. И шагами первого бухгалтера банка Завершает он жизненный путь. У его сына уже в колыбели Был череп, как у атташе, И уже наметиться сумели Черты бюрократа in spe. Сон носке Прошлой ночью вдруг Господин Носке проснулся, испытав испуг: "Что же это такое? Я поужинал очень умеренно, А мой сын довольно злонамеренно Лишил меня всякого покоя!" Господин Носке заметался туда и сюда. "Быть может, салат все же тяжелая еда?" Но когда взор его в темноту углубился, Ему снова страшный сон приснился. Он стоял ночью у Ландверканала, И мертвая женщина, глаз не тая, Поднялась из воды: по лицу ее стекала Темной крови струя. И поднялись - с тою же застылостью очей - Массы и массы за ней, Вонзая в него взоры со всех сторон: "Это все сделал он!" И вот в Тиргартен сбежал он тогда, Но тысячи криков донеслись и сюда, И протянулсь руки вслед: "Ты не уйдешь от нас, нет!" И вдруг затих этот хор мертвецов. Какой-то человек шел из-за кустов, Кровавый след на виске храня, И сказал: "Ты не помнишь меня?" Он к Бранденбургским воротам пустился бежать И стал звать друзей своих он. Но встала перед ним пролетариев рать С тысячами красных знамен. Они не отказали ему в своем привете: "Тебя мы примем, как никого на свете!" Тут господин Носке застыл, как лед, Проснулся и вытер холодный пот. И рассмеялся: "Что за глупая шутка! Это ведь было лет десять назад. Да и вообще сны зависят от желудка. Быть может, действительно, тяжел был салат?" Оригинал здесь: Век перевода http://www.vekperevoda.com/1855/voznesensky.htm