Волконская Зинаида Александровна - Отрывки из путевых заметок

ОТРЫВКИ

ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ЗАПИСОКЪ.

Сѣверные цвѣты на 1830. СПб, 1829

http://az.lib.ru

Веймаръ. -- Баварія; -- Тироль.

Веймаръ. Удаляясь отъ пантеона великихъ писателей германскихъ, моя душа исполнена чувствами благоговѣйными. Все тамъ дышетъ наукой, поэзіей, размышленіемъ и почтеніемъ къ генію. Геній тамъ царствуетъ и даже Великіе земли суть его царедворцы. Тамъ я оставила Ангела, проливающаго слезы на землѣ.... Тамъ я посѣтила Гёте. Я вижу въ немъ старинный, изящный, многолюдный Городъ, гдѣ храмы свѣтлаго греческаго стиля, съ простыми гармоническими линіями, съ мраморными статуями идеальной формы, красуются возлѣ готическихъ церквей, темныхъ, таинственныхъ, съ прозрачными башнями, съ кружевною резьбою, съ гробницами рыцарей среднихъ вѣковъ. Въ городѣ старинномъ, все живо, важно, незабвенно: памятники, книги, зданія, мавзолеи разсказываютъ вѣкамъ о герояхъ, о великихъ мужахъ. Въ городѣ изящномъ все дѣйствуетъ, все паритъ; ученые углубляются въ архивы всѣхъ временъ; художники воображаютъ, животворятъ; поэты, смотря на вселенную, упиваются вдохновеніемъ и пророчатъ. Въ городѣ многолюдномъ страсти кипятъ жизнію; тамъ всѣ звуки раздаются: тамъ звучатъ арфы, металлы, гимны, псалмъ, народные принципы, страстныя пѣсни -- и всѣ звуки сливаются и возходятъ, какъ жаркіе, благоуханные пары. Въ семь-то безсмертномъ городѣ, я вижу образъ Гёте вѣковаго. Надъ городомъ блестятъ эѳириыя звѣзды, и на челѣ старца горятъ звѣзды неугасаемыя.

Бернекъ. На горѣ стоятъ развалины замка Валленродовъ, рыцарей ордена Дѣвы Маріи. Возлѣ, остатки церкви, нѣкогда посвященной Богоматери, подъ горою течетъ жемчужная рѣчка: такъ ее называютъ отъ жемчуговъ, которые въ ней рождаются. Замѣтимъ сходство лучшаго украшенія женскаго съ каплями слезными. Не для того ли сотворены перлы, чтобъ и въ торжественныхъ нарядахъ припоминать полу нашему его назначеніе? -- Вотъ горы Герцинійскія; лѣса ихъ, которые путемъ семидневнымъ едва ли измѣрялись, нынѣ прозрачны, и уступаютъ свои земли нивамъ и селеніямъ. Рыцари Святой Маріи теперь на колѣняхъ стоятъ окаменѣлые надъ гробницами своими. Не отъ нихъ уже зависитъ прекратить моленія; но развѣ человѣческая рука или громъ небесный разобьетъ образъ ихъ и прерветъ молитву. Лѣса и рыцари пропали, a въ рѣчкѣ перловое племя пережило вѣка и окруженное развалинами, тихо плодится и отдыхаетъ въ чистой и гладкой своей колыбели.

Регенсбургъ. Уже рыцари съѣхались въ многолюдный городъ; одни спѣсиво возвѣщаютъ властителю жесткія имена бароновъ, графовъ, германскихъ богатырей; другіе не произносятъ имени, но поднимаютъ забрала, и, какъ невѣста подъ опущенною фатою, скрываютъ свои надежды, жаръ души и благородный стыдъ. Всѣ стремятся туда, гдѣ ждутъ ихъ похвалы старцевъ и ободряющій взоръ красавицъ. Пестрая толпа валитъ на площадь, окруженную темными, готическими зданіями. Вельможи, дамы въ одеждахъ бархатныхъ и парчевыхъ, чинно садятся на высокія, красныя ступени. Первый взоръ на красавицъ, второй на желѣзную конницу, выѣзжающую на поприще. Толпа замолкла: все тихо, все ожидаетъ. Ровныя шаги лошадей, быстрыя движенія бойцевъ, удары оружія о желѣзо, ломающіяся копья, паденіе ратниковъ и коней производитъ шумъ, звонъ и стукъ ежеминутный. Опять все замолкло; но вдругъ поднялся крикъ въ народѣ, и тотъ утихъ. Опять звучатъ одни оружія. Вотъ явился черный рыцарь; всѣ глядятъ на него: онъ страшенъ, и глаза его, сквозь забрало, какъ пламя сверкаютъ, и черныя латы отливаютъ огнемъ. Въ душѣ героевъ -- ужасъ есть гнѣвъ; ратники его окружили; сраженіе за сраженіемъ, a чорному рыцарю побѣда за побѣдой. Выѣзжаетъ новый ратникъ, непобѣжденный никогда; и тотъ два раза побѣжденъ, два раза раненъ, a черный рыцарь подъ забраломъ своимъ страшно хохочетъ Весь народъ изумляется; герой поднимаетъ усталую голову, укрѣпляется на сѣдлѣ, удивленный самому себѣ, вопрошаетъ, смотря на соперника: "Кто онъ такой?..." Тихо произноситъ молитву, и вдругъ съ новымъ жаромъ потрясъ копье. Уже черный рыцарь подъемлетъ смертоносную шпагу; герой отразилъ ее; искры летятъ; онъ хладнокровно копьемъ споимъ означаетъ крестъ на лбу страшнаго бойца. Уже копье воткнулось въ чело, кровь течетъ, и огонь съ кровь,-- и черный рыцарь изчезъ! Герой стоитъ неподвижно и шепчетъ молитву. Изпуганная толпа, тѣснясь, убѣгаетъ изъ ограды; всѣ крестятся; народъ стремится въ обширный соборъ; благочестивыя жены, прижавши крестъ къ біющемуся сердцу, удаляются въ свои часовни, и предъ распятіемъ преклонивъ колѣна, долго читаютъ по древней готической книгѣ: "Да воскреснетъ Богъ и расточатся врази его!" Давнее преданіе теперь еще повѣствуется въ Регенсбургѣ и тамъ показываютъ путешественнику, напротивъ древняго ратгауза, живопись, представляющую на стѣнѣ таинственное сраженіе.

Южная Баварія. Здѣсь возвышаются гора за горою, лѣсь за лѣсомъ, все выше и выше, какъ зеленыя пирамиды; a за ними голыя скалы, на коихъ лежитъ нетающій снѣгъ. Какъ очи нѣжнаго отца на неблагодарныхъ дѣтей, солнце на нихъ тщетно ударяетъ! Ниже клубятся тяжелыя облака.... Ясные, теплые дни рѣдки на высотахъ.... Часто встрѣчаются озера, осѣненныя лѣсистыми горами. То вижу въ нихъ нѣжные взоры, отражающіе высокія, но печальныя мысли; то влажные амфитеатры, гдѣ дремучіе лѣса одни ожидаютъ водяныхъ побоищь. Тутъ не звучатъ ни лиры, ни литавры; одна строгая гармонія грома прерываетъ тишину сего зрѣлища.

Тироль. Вершины горъ, освѣщенныя солнцемъ, полузакрытымъ облаками, напоминаютъ о таинственныхъ Синаѣ и Ѳаворѣ, какъ будто и здѣсь скрывается для взора недостойнаго какое-либо чудо. Столица германскаго Тироля стоитъ подъ скалами неизмѣримыми; надъ нею нависли темные лѣса, разноцвѣтныя луга и нивы, a надъ горами тусклыя облака. Какой Кремль величавый! подъ высокою горою, въ узкой долинѣ шумитъ каменная рѣчка, бьетъ и хлещеть по границамъ. Далѣе, бездна водъ то поглощается незримою пропастью, то выбѣгаетъ изъ нея обширнымъ потокомъ. Въ столицѣ тирольской сохраняются три великія воспоминанія: гробница Максимиліана, окруженная толпою государей, которые и подъ бронзою сохраняютъ память высокаго уваженія; -- учрежденіе Маріи Терезіи, по которому двѣнадцать дамъ надъ памятникомъ порфироноснаго ся супруга продолжаютъ ея моленія: обѣ мысли достойны рыцарскихъ временъ, живое чувство благоговѣнія къ Гоферу, есть третье воспоминаніе: горный охотникъ лежитъ съ царями, a преданіе о немъ также не молкнетъ въ горахъ Тирольцевъ, какъ и пѣснь ихъ патріотическая и задумчивая.

Со всѣхъ сторонъ я вижу ландшафты Рюнсдаля и Сальватаора Розы. Какое торжество для художника, когда сама природа, твореніе Божіе, напоминаетъ произведенія смертнаго! Здѣсь дерево сухое, обросшее мхомъ, валится на бодрое и прямое, a тамъ внизу падшій пень лежитъ мостомъ надъ свинцово-зеленымъ потокомъ. Тутъ сосны проникаютъ прямыми своими вѣтвями въ округленную и обширную сѣнь платановъ. Лиственницы качаютъ надъ пропастями свои пернатыя вѣтви. Древній дубъ простираетъ неровные и голые сучья; темнозеленый плющъ обвиваетъ гнилой, обширный пень его, и, какъ любовь дѣтей, согрѣваетъ, можетъ быть, и удерживаетъ жизнь въ лѣсномъ старцѣ. Сосны, какъ щетина, покрываютъ скалы отъ глубины до вершинъ, a въ сырыхъ ущельяхъ журчатъ и пѣнятся высокіе водопады.

Тиролецъ измѣряетъ свои горы твердою стопою, какъ серны быстроногія. Взоръ его привыкъ къ огромности, удивляющей прохожаго. Такъ дѣвственный взоръ смущается, когда въ первый разъ пораженъ видомъ порока; но мало по малу привыкаетъ къ опасному зрѣлищу. Такимъ же образомъ люди, живущіе всегда съ великими мужами, свыкаются съ ихъ величіемъ; такъ вдова великаго островитянина цѣнитъ себя простою вдовою, a жена альбіонскаго барда видитъ въ геніи, принадлежащемъ вселенной, собственнаго мужа, хозяина, угодника ея домашнихъ причудъ. -- Весь Тироль вообще есть великая, однообразная мысль Создателя. Все въ этой странѣ имѣетъ одинъ характеръ,-- и горные духи здѣсь хоромъ поютъ все одинъ припѣвъ, но смѣлый, великолѣпный и вѣчно новый!...

Княгиня Зинаида Волконская.