СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ БАЛЬЗАКА
МЕЛКІЯ НЕВЗГОДЫ СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ.
Переводъ Е. Г. Бекетовой.
ЗАПИСКИ ДВУХЪ НОВОБРАЧНЫХЪ
Переводъ Е. М. Чистяковой-Вэръ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16.
1899.
ЗАПИСКИ ДВУХЪ НОВОБРАЧНЫХЪ.
Это, дорогой Жоржъ, не усилитъ славы вашего имени, которое бросить свой волшебный отблескъ на мое сочиненіе; но я дѣйствую не поддаваясь ни разсчету, ни скромности. Я хочу только выказать вамъ чувство истинной дружбы, которое не прерывалось во время нашихъ путешествій и разлукъ, продолжалось, несмотря на наши занятія и злобу свѣта. Конечно, это чувство никогда не измѣнится. Моимъ произведеніямъ будетъ сопутствовать вереница дружескихъ именъ, и мысль о ней заставляетъ меня ощущать нѣкоторое удовольствіе, примѣшивающееся къ горечи, вызываемой многочисленностью моихъ произведеній; вѣдь мои книги послужатъ лишь напоминаніемъ объ упрекахъ, сыпавшихся на меня за мою угрожающую плодовитость,-- точно міръ, стоящій передо мной, не плодовитѣе меня! Развѣ не пріятно думать, Жоржъ, что когда-нибудь антикварій, занимающійся забытыми литературами, найдетъ въ этомъ спискѣ только великія имена, благородныя сердца, слѣды чистой и святой дружбы, представителей славы нашего столѣтія? Развѣ я не могу гордиться этимъ счастьемъ, болѣе вѣрнымъ, нежели успѣхъ, который никогда не бываетъ безспорнымъ? Развѣ для того, кто васъ знаетъ, не счастье имѣть возможность назвать себя тѣмъ, чѣмъ я называю себя, подписываясь
Парижъ, іюнь 1840 г.
Дорогая моя козочка, я тоже на волѣ! Если ты мнѣ не написала въ Блуа, то значитъ я первая явилась на наше милое письменное свиданіе. Подними прелестные черные глаза, устремленные на мою первую фразу, и прибереги удивленное восклицаніе до письма, въ которомъ я разскажу тебѣ о моей первой любви. Постоянно слышишь, что люди говорятъ о первой любви; значитъ, бываетъ и вторая? "Молчи,-- скажешь мнѣ ты, и спросишь:-- объясни, какъ же ты вышла изъ монастыря, въ которомъ должна была постричься?" Дорогая моя, что бы ни происходило въ монастырѣ кармелитокъ, мое освобожденіе -- самая естественная вещь на свѣтѣ. Упреки испуганной совѣсти оказались сильнѣе неумолимыхъ рѣшеній, вотъ и все. Тетушка не хотѣла, чтобы я на ея глазахъ зачахла и умерла; она побѣдила мою мать, которая прежде считала послушничество лучшимъ лекарствомъ отъ моей болѣзни. Черная меланхолія, охватившая меня послѣ твоего отъѣзда, ускорила эту счастливую для меня развязку. И вотъ я въ Парижѣ, мой ангелъ; я тебѣ обязана счастьемъ быть здѣсь. Если бы ты могла видѣть меня, моя Рене, въ тотъ день, когда ты уѣхала, ты возгордилась бы тѣмъ, что могла внушить такія глубокія чувства такому молодому сердцу. Мы до того часто мечтали вмѣстѣ съ тобой, столько разъ вмѣстѣ же распускали крылья, жили такой общей жизнью, что, казалось, срослись, какъ тѣ двѣ венгерки, о смерти которыхъ намъ разсказывалъ г-нъ Бовизажъ {Beau visage -- красивое лицо.}, господинъ съ фамиліей, такъ не шедшей къ нему, что лучшаго доктора для монастыря невозможно было бы и выбрать! Развѣ ты не бывала больна въ одно время съ твоей милочкой? Среди глубокаго унынія я могла только перебирать все узы, связывавшія насъ; я воображала, что разлука порвала ихъ; я, какъ голубка, разлученная съ голубкомъ, чувствовала отвращеніе къ жизни, я находила прелесть въ смерти и потихоньку умирала. Быть въ монастырѣ кармелитокъ въ Блуа, боясь постриженія, безъ предисловія г-жи де-ла-Вальеръ и безъ моей Рене -- да вѣдь это составляло болѣзнь, болѣзнь смертельную! Монотонная жизнь, каждый часъ которой приноситъ съ собой извѣстную обязанность: чтеніе молитвъ, исполненіе какой-либо работы, причемъ всѣ дни до такой степени походятъ одинъ на другой, что повсюду можно съ увѣренностью сказать, что дѣлаетъ кармелитка въ такой-то часъ дня или ночи -- ужасна; для существа, ведущаго ее, все окружающее становится совершенно безразличнымъ, а между тѣмъ мы придавали этой жизни громадное разнообразіе: полетъ нашего духа не зналъ границъ; фантазія вручала намъ ключъ къ своему царству; мы были другъ для друга поперемѣнно очаровательными гипногрифами; наиболѣе бодрая пробуждала спавшую, и наши души рѣзвились, овладѣвая запрещеннымъ для насъ міромъ. Даже житіе святыхъ помогало намъ понимать наиболѣе скрытыя отъ насъ вещи. Въ тотъ день, когда я лишилась твоего общества, я сдѣлалась тѣмъ, чѣмъ мы считаемъ кармелитку: современной Данаидой, которая не старается наполнить бездонную бочку, а вытягиваетъ изъ какого-то колодца пустое ведро, надѣясь, что оно окажется полнымъ. Тетушка не знала нашей внутренней жизни. Она не могла объяснить себѣ моего отвращенія къ жизни; вѣдь она создала для себя небесное царство изъ двухъ арпановъ своего монастыря. Вступитъ въ монастырскую жизнь въ наши лѣта можетъ только существо до крайности простое,-- а мы съ тобой, моя дорогая козочка, не таковы,-- или же человѣкъ, горящій пламенемъ самоотреченія, которое придаетъ высокое благородство моей теткѣ. Тетушка принесла себя въ жертву обожаемому брату. Но кто можетъ пожертвовать собою ради незнакомыхъ людей или ради идеи?
Вотъ уже скоро двѣ недѣли, въ моей головѣ толпится столько невысказанныхъ безумныхъ словъ, столько похороненныхъ въ сердцѣ думъ, столько замѣчаній и разсказовъ, которыми я могу подѣлиться только съ тобою, что я задохнусь, если не буду хотя бы писать тебѣ взамѣнъ нашихъ прелестныхъ бесѣдъ. Какъ необходима для насъ жизнь сердца! Я начинаю мой дневникъ, воображая, что и ты тоже начала писать записки, что вскорѣ я буду жить въ твоей чудной долинѣ Жемено, о которой я знаю только съ твоихъ словъ; что и ты будешь жить въ Парижѣ, извѣстномъ тебѣ по однимъ нашимъ мечтамъ.
Итакъ, мое прелестное дитя, въ одно прекрасное утро, которое останется навсегда отмѣченнымъ розовой закладкой въ книгѣ моей жизни, изъ Парижа пріѣхала компаньонка и Филиппъ, бабушкинъ лакей; ихъ послали за мною. Тетушка приказала мнѣ придти въ ея комнату; когда она сообщила мнѣ неожиданную для меня новость, я онѣмѣла отъ радости и смотрѣла на нее съ глупымъ видомъ.
-- Мое дитя,-- сказала мнѣ она своимъ горловымъ голосомъ,-- я вижу, что ты безъ сожалѣнія покидаешь меня; но мы прощаемся не навсегда; мы еще увидимся съ тобой; Господь отмѣтитъ твое чело знакомъ избранниковъ; въ тебѣ живетъ гордость, которая можетъ привести и на небо и въ адъ, но ты слишкомъ благородна, чтобы опуститься, я знаю тебя лучше, чѣмъ ты себя знаешь, въ тебѣ страсть не сдѣлается тѣмъ, во что она превращается въ душахъ обыкновенныхъ женщинъ. Тетка тихонько привлекла меня къ себѣ и поцѣловала въ лобъ; я почувствовала сжигающій ее огонь, который омрачилъ лазурь ея глазъ, придалъ нѣжность ея вѣкамъ, покрылъ морщинами ея золотистые виски и сдѣлалъ желтымъ это прекрасное лицо. Дрожь пробѣжала по мнѣ. Не отвѣчая ей, я цѣловала ея руки:
-- Дорогая тетя,-- сказала я наконецъ,-- если ваша очаровательная доброта не заставила меня найти вашъ параклетъ цѣлительнымъ для тѣла и восхитительнымъ для души, я буду такъ плакать, возвращаясь сюда, что вамъ самой не захочется, чтобы я снова пріѣхала въ монастырь, я захочу вернуться къ вамъ только послѣ измѣны моего Людовика XIV, а если мнѣ удастся его поймать, то одна смерть вырветъ его изъ моихъ рукъ! Я не буду бояться разныхъ Монтеспанъ.
-- Ахъ, безумная,-- сказала она улыбаясь,-- не оставляй здѣсь этихъ суетныхъ мыслей, увози ихъ съ собой и знай, что ты скорѣе Монтеспанъ, нежели Лавальеръ.
Я поцѣловала ее. Бѣдная женщина не могла удержаться отъ желанія проводить меня до кареты. Ея глаза то разглядывали отцовскій гербъ, то устремлялись на меня.
Ночь застала меня въ Божанси; я была въ какомъ-то нравственномъ оцѣпенѣніи, вызванномъ страннымъ прощаніемъ съ теткой. Что ожидало меня въ свѣтѣ, къ которому я такъ стремилась? Дома никто не встрѣтилъ меня; ожиданія моего сердца не сбылись: мама уѣхала въ Булонскій лѣсъ, отецъ сидѣлъ въ совѣтѣ; мой братъ, герцогъ Реторе, какъ мнѣ сказали, всегда возвращается только затѣмъ, чтобы переодѣться къ обѣду. Мадмуазель Гриффитъ {Griffe -- коготь.} (у нея есть когти) и Филиппъ проводили меня въ мои комнаты.
Мнѣ отвели бывшее помѣщеніе княгини Воремонъ, моей бабушки, которую я такъ любила. Отъ нея я получила какое-то состояніе, о которомъ никто ничего не говорилъ мнѣ. Читая эти строки, ты тоже почувствуешь грусть, охватившую меня при входѣ въ эти комнаты, освященныя для меня воспоминаніями. Въ бабушкиномъ помѣщеніи все осталось такъ же, какъ было при ней. Меня ждала кровать, въ которой она умерла. Сѣвъ на край ея кушетки, я плакала, не замѣчая, что я не одна; мнѣ вспоминалось, что я часто становилась на нее на колѣни, чтобы лучше слушать бабушку. Отсюда я смотрѣла на ея исхудалое отъ страданій лицо, полузакрытое рыжеватыми лентами. Мнѣ чудилось, что въ этой комнатѣ еще стоитъ тепло, которое она поддерживала въ ней. Почему мадмуазель Арманда-Луиза-Мари де-Шолье принуждена, точно крестьянка, ложиться въ постель своей матери чуть не въ день ея смерти? Мнѣ казалось, что княгиня, скончавшаяся въ 1817 г. умерла всего вчера. Я видѣла въ этой комнатѣ множество вещей, которымъ не слѣдовало бы въ ней быть; онѣ доказывали, до какой степени люди, занятые дѣлами міра сего, мало заботятяся о своихъ близкихъ, до какой степени послѣ смерти этой благородной женщины о ней мало думали, между тѣмъ какъ она, конечно, будетъ однимъ изъ самыхъ великихъ женскихъ образовъ XVIII столѣтія. Филиппъ понялъ причину моихъ слезъ. Онъ сказалъ, что княгиня завѣщала мнѣ свою мебель. Вдобавокъ мой отецъ оставлялъ большія комнаты въ томъ видѣ, въ который ихъ привела революція. Наконецъ, я поднялась съ кушетки. Филиппъ открылъ передо мной дверь въ маленькую гостиную, которая приходится рядомъ съ большимъ пріемнымъ заломъ; передо мной явилось знакомое мнѣ разрушеніе: въ верхнихъ частяхъ дверей зала, тамъ, гдѣ нѣкогда красовались драгоцѣнныя картины, теперь однѣ пустыя рамки; вся мраморная отдѣлка сломана, зеркала унесены. Прежде я боялась подниматься по большой лѣстницѣ и проходить черезъ эти высокіе пустые покои; идя въ княгинѣ, я выбирала маленькую лѣсенку, которая вьется подъ сводомъ большой и заканчивается у потайной двери ея уборной.
Мое помѣщеніе, состоящее изъ гостиной, спальни, и извѣстнаго тебѣ по моимъ разсказамъ хорошенькаго кабинета, отдѣланнаго золоченымъ серебромъ и золотомъ, находится въ павильонѣ, который стоитъ со стороны бульвара Инвалидовъ. Только стѣна, покрытая ползучими растеніями, и великолѣпная аллея изъ деревьевъ, вѣтки которыхъ смѣшиваются съ листвой вязовъ боковой аллеи бульвара, отдѣляютъ отель отъ улицы. Если бы не соборъ, если бы не сѣрая громада дома Инвалидовъ, можно было бы подумать, что насъ окружаетъ лѣсъ. Стиль этихъ комнатъ и ихъ положеніе говорятъ, что нѣкогда онѣ служили парадными покоями герцогинь Шолье; помѣщеніе герцоговъ, вѣроятно, находится въ противоположномъ павильонѣ; оба флигеля приличнымъ образомъ раздѣлены корпусомъ зданія и переднимъ павильономъ, въ немъ-то и лежатъ тѣ темные залы, которые мнѣ показалъ Филиппъ; они все еще лишены своего убранства и остаются въ томъ видѣ, въ какомъ я ихъ видѣла въ дѣтствѣ. Замѣтивъ удивленіе, отразившееся на моемъ лицѣ, Филиппъ принялъ таинственный видъ. Дорогая моя, въ этомъ дипломатическомъ домѣ всѣ люди молчаливы и таинственны! Слуга сказалъ мнѣ, что мои родители ожидаютъ закона, въ силу котораго эмигрантамъ будетъ возвращена цѣнность ихъ погибшаго имущества. Мой отецъ не хочетъ возобновлять дома, пока ему не вернутъ этой суммы. Архитекторъ короля оцѣнилъ убытокъ въ триста тысячъ ливровъ. Послѣ сообщенія Филиппа я упала на софу моей гостиной. Какъ, вмѣсто того, чтобы употребить эти деньги на мое замужество, мой отецъ предоставлялъ мнѣ умирать въ монастырѣ? Вотъ какое соображеніе явилось въ моемъ мозгу на порогѣ этой двери. О, Рене, я мысленно прижалась головой къ твоему плечу, я перенеслась въ тѣ дни, въ которые бабушка оживляла эти двѣ комнаты! Вы, единственныя существа, любившія меня далеко: она живетъ только въ моемъ сердцѣ, а ты въ Макомбѣ, на разстояніи двухсотъ льё отъ меня! Эта старуха съ такимъ молодымъ взглядомъ любила просыпаться отъ звука моего голоса. Какъ мы понимали другъ друга! Воспоминанія совершенно измѣнили мое настроеніе! Я увидѣла нѣчто священное въ томъ, что сперва находила профанаціей. Мнѣ показалось пріятнымъ вдыхать запахъ пудры à la maréchale, еще носившійся здѣсь, спать подъ пологомъ изъ желтаго дама съ бѣлымъ рисункомъ, на которомъ взгляды и дыханіе бабушки должны были оставить частицу ея души! Я приказала Филиипу все вычистить, придать моему помѣщенію жилой видъ. Я сама показала, какъ разставить мебель. Я осмотрѣла бабушкины вещи и сказала, какимъ образомъ можно обновить любимыя мной древности. Бѣлыя стѣны спальни нѣсколько потемнѣли отъ времени; золото прихотливыхъ арабесокъ мѣстами приняло красноватые оттѣнки, но все это гармонируетъ съ вялыми красками ковра, подареннаго бабушкѣ Людовикомъ XV. Въ комнатѣ находятся портретъ этого короля, присланный имъ же, часы, подарокъ маршала де-Сакса; фарфоровыя украшенія камина, отъ маршала Ришелье. Противъ портрета короля виситъ портретъ моей бабушки въ овальной рамѣ; на немъ она изображена двадцатипятилѣтней женщиной. Портрета князя въ комнатѣ нѣтъ. Мнѣ нравится это нелицемѣрное откровенное забвеніе, которое одной чертой обрисовываетъ ея чудный нравственный обликъ. Разъ, когда бабушка была очень больна, ея духовникъ принялся уговаривать ее позволить князю войти въ ея комнату. "Пусть войдетъ вмѣстѣ съ докторомъ и рецептами", сказала она. Надъ кроватью балдахинъ. Пологъ собирается прекрасными густыми, полными складками; вся мебель сдѣлана изъ золоченаго дерева и покрыта также желтымъ дама съ бѣлыми цвѣтами; на окнахъ такія же драпировки, подбитыя бѣлой матеріей, похожей на муаръ. Надъ дверями картины; кѣмъ онѣ написаны, я не знаю, но онѣ изображаютъ: одна -- восходъ солнца, другая -- лунную ночь. Каминъ замѣчательно отдѣланъ. Ясно видно, что въ прошломъ столѣтіи люди любили сидѣть у огонька. Тамъ происходили всѣ великія событія жизни. Самый очагъ, сдѣланный изъ позолоченной мѣди -- чудо скульптурнаго искусства; каминный приборъ воехитительно законченъ; лопатка и щипцы превосходной работы, мѣхи -- игрушечка. Экранъ -- произведеніе фабрики гобеленовъ; отдѣланъ онъ прелестно; очаровательныя прихотливыя фигурки покрываютъ его рамку, ножки и боковыя вѣтки, все сдѣлано тонко, точно рѣзной вѣеръ. Мнѣ очень хотѣлось бы знать, кто подарилъ ей эту хорошенькую вещь, которую она такъ любила. Сколько разъ видала я, какъ бабушка сиживала передъ каминомъ, опираясь ногой о его рѣшетку и, откинувшись на спинку своей бержерки. Небрежная поза заставляла ея платье слегка приподниматься на колѣняхъ; а она то брала, то оставляла, то снова брала свою табакерку, обыкновенно помѣщавшуюся на маленькомъ столѣ, между коробочкой со сладкими лепешечками и шелковыми митенками. Была ли она кокеткой? До самой смерти бабушка заботилась о своей наружности, точно только наканунѣ съ нея писали ея чудный портретъ, точно она ожидала, что къ ней явится цвѣтъ придворныхъ, толпившихся кругомъ нея.
Видъ этой бержерки напомнилъ мнѣ неподражаемое движеніе, которое она, садясь, придавала юбкѣ своего платья. Женщины прежняго времени уносятъ съ собою многія тайны, обрисовывающія ихъ эпоху. Княгиня совершенно особенно поднимала голову, у нея была своеобразная манера бросать слова и взгляды, своеобразный языкъ котораго я не находила въ устахъ моей матери; въ выраженіяхъ бабушки крылось что-то тонкое и добродушное, но неподготовленное; она въ одно и то же время была словоохотлива и лаконична; она отлично разсказывала и умѣла въ трехъ словахъ набросать цѣлую картину. Главное же, она обладала той крайней свободой сужденій, которая, конечно, повліяла на складъ моего ума. Съ семи до десяти лѣтъ я жила подлѣ нея. Она такъ же любила, чтобы я приходила къ ней, какъ я бывать у нея. Ея пристрастіе ко мнѣ вызывало частыя ссоры между нею и матушкой, а вѣдь ничто не усиливаетъ такъ чувства, какъ ледяной вѣтеръ преслѣдованія! Какъ мило говаривала она мнѣ: "А вотъ и ты, маленькая рожица". Когда любопытство ссужало меня на время своими гибкими движеніями, и я, проскользнувъ между дверями, подходила къ ней, бабушка чувствовала, что я ее люблю и сама, любила мою наивную любовь, которая бросала солнечный лучъ на зиму ея жизни. Не знаю, что по вечерамъ дѣлалось у нея, но она принимала много народа, когда утромъ я на цыпочкахъ подходила къ ея комнатѣ, чтобы взглянуть, свѣтло ли у нея, я видѣла, что въ гостиной вся мебель сдвинута съ мѣста, что въ ней стоятъ игорные столы, а мѣстами виднѣется много табаку. Эта гостиная отдѣлана въ томъ же стилѣ, какъ и бабушкина спальня, въ ней странная мебель; всѣ деревянныя вещи покрыты рѣзьбой и опираются на козьи ножки. Черезъ зеркала извиваются двѣ гирлянды цвѣтовъ прекрасной рѣзьбы и фестонами спускаются внизъ по рамѣ. На консоляхъ размѣщены прекрасныя китайскія вазочки. Фонъ всей мебели пунцовый съ бѣлымъ. Моя бабушка была жгучей, пикантной брюнеткой, это можно видѣть по выбору окружавшихъ ее цвѣтовъ. Въ гостиной я нашла письменный столикъ, нѣкогда очень занимавшій меня; онъ отдѣланъ серебряными пластинками; его подарилъ бабушкѣ генуэзецъ Ломедлини. На каждой сторонѣ столика изображены занятія одного изъ четырехъ временъ года; человѣческія фигурки выпуклы; на каждой картинѣ ихъ нѣсколько сотенъ. Цѣлые два часа я провела здѣсь совсѣмъ одна, переживая мои воспоминанія среди святилища, въ которомъ скончалась одна изъ самыхъ знаменитыхъ по красотѣ и уму женщинъ двора Людовика XV. Ты знаешь, какъ въ 1816 году меня внезапно разлучили съ ней. "Поди проститься съ бабушкой", сказала мнѣ матушка.
Княгиня, повидимому, не была удивлена моимъ отъѣздомъ; она казалась нечувствительной къ нему. Бабушка встрѣтила меня совершенно такъ же, какъ всегда.
-- Ты ѣдешь въ монастырь, мое сокровище,-- сказала мнѣ она.-- Ты увидишь тамъ твою тетку, это превосходная женщина. Я позабочусь, чтобы тебя не принесли въ жертву, ты будешь свободна и получишь возможность выйти замужъ за кого тебѣ вздумается.
Черезъ шесть мѣсяцевъ бабушка умерла; она передала завѣщаніе самому вѣрному изъ своихъ друзей, князю Талейрану. Посѣтивъ г-жу Шаржебёфъ, онъ нашелъ возможнымъ передать мнѣ черезъ нее, что княгиня запретила мнѣ принять постриженіе. Я надѣюсь, рано или поздно, встрѣтить князя и тогда онъ, безъ сомнѣнія, разскажетъ мнѣ что-нибудь еще. Итакъ, моя прелестная козочка, никто не встрѣтилъ меня, но я нашла утѣшеніе съ тѣнью дорогой княгини и принялась за исполненіе нашихъ условій, состоявшихъ въ томъ, помни это, что мы должны, самымъ подробнымъ образомъ описывать другъ другу наши дома и образъ нашего существованія. Такъ сладко знать, гдѣ и какъ живетъ любимое нами существо! Опиши мнѣ хорошенько все, что окружаетъ тебя, все, даже эффектъ свѣта заходящаго солнца на большихъ деревьяхъ.
Я пріѣхала 10 октября въ три часа пополудни. Въ половинѣ шестого пришла Роза и сказала мнѣ, что матушка вернулась; я сошла чтобы поздороваться съ ней. Моя мать занимаетъ въ нижнемъ этажѣ того же павильона комнаты, расположенныя совершенно такъ же, какъ мои. У насъ общая потайная лѣстница. Отецъ живетъ въ противоположномъ павильонѣ, но такъ какъ со стороны двора больше мѣста, отнимаемаго отъ насъ парадной лѣстницей, его помѣщеніе гораздо просторнѣе нашихъ. Несмотря на обязанности, возрожденныя для моихъ родителей возвращеніемъ Бурбоновъ, мои мать и отецъ продолжаютъ жить внизу и могутъ даже дѣлать тамъ пріемы, такъ велики дома нашихъ предковъ. Матушка сидѣла въ своей гостиной; въ этой комнатѣ ничто не перемѣнилось. Герцогиня была совершенно одѣта. Спускаясь со ступеньки на ступеньку, я думала, какъ обойдется со мною эта женщина, до того мало бывшая моей матерью, что въ теченіе восьми лѣтъ я получила отъ нея только два извѣстныхъ тебѣ письма. Я рѣшила, что разыгрывать неправдоподобную нѣжность недостойно меня, а потому приняла видъ идіотки-монахини; я вошла съ сильнымъ смущеніемъ въ душѣ. Но эта неловкость скоро разсѣялась. Моя мать была очень мила; она не выказала ко мнѣ притворной нѣжности, но не была и холодна, она не обошлась со мной, какъ съ чужой, но и не прижала къ сердцу, какъ горячо любимую дочь; она встрѣтила меня, точно мы разстались съ ней наканунѣ, обращалась со мной, какъ самая кроткая, искренняя подруга, говорила, точно смотря на меня, какъ на вполнѣ взрослую женщину, и прежде всего поцѣловала въ лобъ.
-- Моя дорогая малютка, если вамъ суждено умереть въ монастырѣ, лучше живите среди насъ. Вы разрушили намѣренія вашего отца и мои собственныя, но мы не живемъ въ тѣ времена, когда дѣти слѣпо повиновались родителямъ. Г-нъ де-Шолье, такъ же какъ и я, желаетъ сдѣлать все, чтобы жизнь была пріятна для васъ и чтобы вы видѣли свѣтъ. Въ ваши лѣта я думала бы совершенно такъ же, какъ вы; поэтому я не сержусь на васъ; вы не можете понять, чего мы отъ васъ желали. Я не буду смѣшно-строга съ вами. Если вы сомнѣвались въ моемъ сердцѣ, то скоро увидите свою ошибку. Хотя я желаю дать вамъ полную свободу, но полагаю, что вы поступите благоразумно, слѣдуя совѣтамъ матери, которая будетъ вести себя относительно васъ, какъ сестра.
Герцогиня говорила нѣжнымъ голосомъ и въ то же время поправляла мою пелеринку. Въ тридцать восемь лѣтъ она хороша, какъ ангелъ; у нея синевато-черные глаза, шелковистыя рѣсницы, совершенно гладкій лобъ, такой бѣлый и розовый цвѣтъ лица, что можно подумать, будто она красится, удивительныя плечи и грудь, талія гибкая и тоненькая, какъ у тебя, руки поразительной красоты; онѣ молочно-бѣлы; ея ногти такъ гладки, что на нихъ всегда играетъ свѣтъ; мизинецъ ея руки слегка отдѣленъ, большой палецъ -- законченное изваяніе изъ слоновой кости. Ноги ея соотвѣтствуютъ рукамъ, это испанскія ноги г-жи де-Ванденесъ. Если она такъ хороша въ сорокъ лѣтъ, она будетъ еще красивѣе въ шестьдесятъ.
Я отвѣчала, моя козочка, какъ покорная дочь, и отнеслась къ моей матери такъ же, какъ она ко мнѣ, даже еще лучше; ея красота меня побѣдила; я простила ей ея невниманіе ко мнѣ; я поняла, что такую женщину, какъ она, должна была увлекать роль царицы. Я высказала ей это наивно, точно будто говоря съ тобой. Быть можетъ, она не ожидала слышать словъ любви изъ устъ своей дочери. Мое искреннее восхищеніе тронуло ее; ея манеры измѣнились; она сдѣлалась еще милѣе и перестала говорить мнѣ вы.
-- Ты -- добрая дѣвочка, и я надѣюсь, что мы съ тобой останемся друзьями.
Это замѣчаніе показалось мнѣ прелестно-наивнымъ. Я не захотѣла показать произведеннаго на меня впечатлѣнія, такъ какъ сейчасъ же поняла, что мнѣ слѣдуетъ предоставлять ей думать, будто она гораздо умнѣе и хитрѣе своей дочери. Итакъ, я прикинулась дурочкой; она осталась отъ меня въ восторгѣ. Я нѣсколько разъ принималась цѣловать ея руки, говоря, что я невыразимо счастлива оттого, что она такъ добро поступаетъ со мной; что я чувствую себя совсѣмъ довольной; я даже подѣлилась съ нею своимъ страхомъ. Она улыбнулась, движеніемъ, полнымъ нѣжности, обняла меня за шею, притянула меня къ себѣ и поцѣловала въ лобъ.
-- Дорогое дитя,-- сказала она,-- у насъ будетъ обѣдать кое-кто, можетъ быть, вы согласитесь со мной, что вамъ лучше подождать, пока портниха одѣнетъ васъ, и только тогда вступить въ свѣтъ, поэтому, повидавшись съ вашимъ отцомъ и братомъ, вы вернетесь къ себѣ.
Я охотно согласилась съ нею. Восхитительный туалетъ моей матери послужилъ для меня первымъ откровеніемъ того свѣта, о которомъ мы мечтали, но во мнѣ не шевельнулось ни малѣйшей зависти. Вошелъ отецъ.
-- Вотъ ваша дочь,-- сказала ему герцогиня.
Отецъ сразу овладѣлъ мною, благодаря своему ласковому обращенію. Онъ съ такимъ совершенствомъ разыгралъ роль отца, что я подумала, будто у него есть сердце.
-- Вотъ она, эта непокорная дочь,-- сказалъ онъ мнѣ, взявъ мои руки въ свои и цѣлуя ихъ скорѣе любезно, нежели съ чувствомъ отца. И герцогъ привлекъ меня къ себѣ, обнялъ за талію, сжалъ въ своихъ объятіяхъ и поцѣловалъ въ обѣ щеки и въ лобъ.-- Вы вполнѣ вознаградите насъ за печаль, которую намъ причиняетъ перемѣна вашего призванія, если доставите намъ удовольствіе своими успѣхами въ обществѣ. Знаете ли, она со временемъ станетъ очень хорошенькой, и вы будете гордиться ею.
-- Вотъ и вашъ братъ Реторе -- Альфонсъ,-- сказалъ онъ, обращаясь къ красивому молодому человѣку, который вошелъ въ комнату,-- это ваша сестра-монашенка, собирающаяся забросить въ крапиву свою рясу.
Мой братъ неособенно торопливо подошелъ ко мнѣ и пожалъ мнѣ руку.
-- Поцѣлуйте же ее,-- сказалъ ему герцогъ. Братъ поцѣловалъ меня въ обѣ щеки.
-- Я очень радъ васъ видѣть,-- сказалъ мнѣ Альфонсъ,-- и я стою за васъ, противъ отца.
Я поблагодарила его; только мнѣ кажется, что Альфонсъ могъ бы хоть разъ заѣхать въ Блуа, когда онъ навѣщалъ въ Орлеанѣ нашего брата маркиза, гарнизонъ котораго стоитъ тамъ. Я ушла, боясь, чтобы не пріѣхали гости. Я немного устроилась у себя, поставила на пунцовый бархата прелестнаго письменнаго стола все необходимое, чтобы написать тебѣ письмо о моемъ новомъ положеніи.
Вотъ, моя прелестная бѣлая козочка, какъ произошло возвращеніе восемнадцатилѣтней дѣвушки послѣ девятилѣтняго отсутствія въ лоно одного изъ самыхъ знатныхъ семействъ Франціи. Меня утомило путешествіе, а также волненія: поэтому я легла, какъ бывало въ монастырѣ, въ восемь часовъ, послѣ ужина. Для меня сохранили даже маленькій саксонскій сервизъ, на которомъ дорогая княгиня обѣдала и ужинала у себя, когда ей хотѣлось остаться одной.
На слѣдующій день я нашла мое помѣщеніе въ порядкѣ, его убиралъ старый Филиппъ, онъ поставилъ цвѣты во всѣ вазы. Словомъ, я устроилась. Только никто не подумалъ, что пансіонерка кармелитокъ должна проголодаться очень рано и Роза съ большимъ трудомъ добыла для меня завтракъ.
-- Барышня легла, когда подавали обѣдъ и, встаетъ какъ разъ, когда ихъ сіятельство только-что возвратился,-- сказала мнѣ она.
Около часа отецъ постучался въ дверь моей гостиной и спросилъ меня, могу ли я его принять; я отворила ему дверь; онъ засталъ меня за письмомъ къ тебѣ.
-- Дорогая,-- сказалъ онъ,-- вамъ нужно одѣться и устроиться; въ этомъ кошелькѣ двѣнадцать тысячъ франковъ. Сговоритесь съ вашей матерью насчетъ новой гувернантки, если миссъ Гриффитъ не нравится вамъ, такъ какъ у герцогини не будетъ времени сопровождать васъ по утрамъ. Вамъ дадутъ карету и лакея.
-- Оставьте мнѣ Филиппа,-- сказала ему я.
-- Пожалуй,-- отвѣтилъ онъ.-- Но не бойтесь; ваше состояніе настолько велико, что вы не будете въ тягость ни вашей матери, ни мнѣ.
-- Не будетъ нескромностью съ моей стороны, если я спрошу у васъ, какое у меня состояніе?
-- Нисколько, мое дитя. Ваша бабушка оставила вамъ пятьсотъ тысячъ франковъ, представлявшихъ ея личныя сбереженія; она не хотѣла отнять отъ семьи хотя бы одинъ клочекъ земли. Благодаря наросшимъ процентамъ, эта сумма теперь даетъ около сорока тысячъ годового дохода. Я хотѣлъ съ ея помощью создать состояніе для вашего второго брата, поэтому вы испортили всѣ мои предположенія, но, быть можетъ, современемъ вы поможете осуществить ихъ; я буду всего ждать отъ вашей доброй воли. Вы кажетесь мнѣ благоразумнѣе, нежели я думалъ. Мнѣ не зачѣмъ говорить вамъ, какъ должна держаться m-lle де-Шолье; гордость, лежащая на вашихъ чертахъ, служитъ мнѣ порукой. Предосторожности, которыми мелкіе люди окружаютъ своихъ дочерей, были бы оскорбительны въ нашемъ домѣ! За сплетню на вашъ счетъ заплатитъ жизнью тотъ, кто позволитъ себѣ о васъ злословить или, если небо окажется несправедливымъ, одинъ изъ вашихъ братьевъ. Я ничего болѣе не скажу вамъ по этому поводу. Прощайте, моя дорогая малютка. Онъ поцѣловалъ меня въ лобъ и ушелъ.
Я не могу понять, почему они оставили свой планъ послѣ того, какъ девять лѣтъ лелѣяли его. Мой отецъ говорилъ вполнѣ ясно; это мнѣ нравится. Въ его словахъ не было ни малѣйшей двусмысленности. Мое состояніе необходимо для моего брата-маркиза. Кто же выказалъ нѣжность ко мнѣ -- мать, отецъ, или братъ?
Я сидѣла на диванѣ бабушки и смотрѣла на кошелекъ, который отецъ оставилъ на каминѣ; я была и довольна, и недовольна его вниманіемъ, которое заставило меня думать о деньгахъ. Правда, теперь мнѣ незачѣмъ слишкомъ заниматься мыслью о моемъ состояніи; всѣ мои сомнѣнія на этотъ счетъ разсѣяны, и я нахожу что-то благородное въ желаніи уничтожить во мнѣ всякія страданія самолюбія по отношенію къ денежному вопросу.
Филиппъ цѣлое утро бѣгалъ по разнымъ лавкамъ, отыскивая работницъ, съ помощью которыхъ совершится моя метаморфоза. Явилась знаменитая портниха Викторина, а также бѣлошвейка и сапожникъ. Я нетерпѣливо, какъ ребенокъ, желаю поскорѣе узнать, какой будетъ у меня видъ, когда я сниму мѣшокъ, представляемый нашимъ монастырскимъ платьемъ, но всѣмъ имъ нужно много времени. Корсетникъ говоритъ, что ему необходима недѣля, иначе я испорчу себѣ талію.
Значитъ, у меня есть талія? Это дѣлается серьезно! Янсенъ, сапожникъ оперы увѣрялъ меня, что у меня такія же ноги, какъ у матушки. Пришелъ даже перчаточникъ и снялъ мѣрку съ моей руки. Я дала приказанія бѣлошвейкѣ. Въ часъ моего обѣда, совпавшаго съ завтракомъ матери, она сказала мнѣ, что мы вмѣстѣ съ нею поѣдемъ къ модисткамъ выбирать шляпы; это поможетъ образованію моего вкуса, и дастъ мнѣ возможность заказать то, что мнѣ понравится. Такое начало независимости смущаетъ меня, какъ смущаетъ слѣпого зрѣніе, возвращенное ему. Я могу теперь судить, что такое кармелитка въ сравненіи со свѣтской дѣвушкой; разница такъ велика, что мы никогда не могли бы постичь ее. Въ теченіе завтрака отецъ былъ разсѣянъ и мы не мѣшали ему думать; онъ хорошо знаетъ тайны короля. Меня онъ забылъ, но вспомнитъ обо мнѣ, когда я окажусь для него необходимой; я это поняла. Несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ, мой отецъ очень красивъ: онъ хорошо сложенъ, у него молодая фигура, прекрасная осанка, бѣлокурые волосы и могоговорящее, но вмѣстѣ съ тѣмъ нѣмое дипломатическое лицо; его носъ тонокъ и длиненъ; глаза коричневаго цвѣта. Какая чудная пара! Странныя мысли зашевелились во мнѣ, когда я ясно увидѣла, что эти два существа, одинаково знатныя, богатыя, высокія, живутъ отдѣльной жизнью, что кромѣ имени у нихъ нѣтъ ничего общаго, а между тѣмъ для свѣта они кажутся связанными. Вчера здѣсь собрался цвѣтъ дипломатіи и придворныхъ. Черезъ нѣсколько дней я ѣду на балъ къ герцогинѣ Мофриньёзъ и буду представлена свѣту, который такъ стремилась узнать. Каждое утро ко мнѣ будетъ приходить учитель танцевъ; черезъ мѣсяцъ я должна умѣть танцовать, подъ страхомъ не попасть на балъ. Передъ обѣдомъ ко мнѣ зашла матушка, чтобы поговорить о гувернанткѣ. Я оставила миссъ Гриффитъ, которую ей рекомендовалъ англійскій посланникъ. Эта миссъ дочь священника; она прекрасно воспитана; ея мать была дворянкой; ей тридцать шесть лѣтъ и она будетъ учить меня англійскому языку. Моя Гриффитъ настолько хороша собой, что у нея могутъ быть различныя притязанія; она бѣдна и горда; она шотландка, будетъ выѣзжать со мной, а спать въ комнатѣ Розы. Роза отдается въ распоряженіе миссъ Гриффитъ. Я сейчасъ же увидѣла, что буду управлять моей наставницей. Въ теченіе шестидневнаго пребыванія вмѣстѣ она отлично поняла, что только я одна могу ею интересоваться; я же, несмотря на ея неподвижность статуи, уразумѣла, что она окажется очень снисходительной ко мнѣ. Я думаю, что она доброе, но скромное существо: я не могла узнать, что говорили онѣ обо мнѣ съ моей матушкой.
Еще новость, которая кажется мнѣ очень неважной! Сегодня отецъ отказался отъ предложеннаго ему министерскаго мѣста. Раздумье по этому поводу и занимало его вчера. По его словамъ, онъ предпочитаетъ посольство непріятностямъ, сопряженнымъ съ обсужденіемъ общественныхъ дѣлъ. Испанія ему улыбается. Все это я узнала во время завтрака, единственнаго времени дня, когда между моими отцомъ, матерью и братомъ царитъ нѣкоторая интимность. Слуги входятъ въ столовую только когда ихъ звонятъ. Весь остатокъ дня мой братъ и мой отецъ отсутствуютъ. Моя мать долго одѣвается; ее никогда нельзя видѣть между двумя и четырьмя часами; въ четыре она выходитъ немного прогуляться; когда она обѣдаетъ дома, она принимаетъ отъ шести до семи, вечеръ посвящается удовольствіямъ: спектаклямъ, баламъ, концертамъ, пріемамъ. Ея жизнь такъ полна, что врядъ ли у нея находится свободная четверть часа въ день. Вѣроятно, она долго занимается по утрамъ своимъ туалетомъ, потому что она божественно прекрасна за завтракомъ, который бываетъ между одиннадцатью и двѣнадцатью часами дня. Я начинаю понимать звуки, доносящіеся до меня изъ ея комнатъ: сперва она беретъ почти совершенно холодную ванну и выпиваетъ чашку холоднаго кофе со сливками, затѣмъ одѣвается; моя мать никогда не просыпается раньше девяти часовъ, развѣ въ исключительныхъ случаяхъ, лѣтомъ она по утрамъ ѣздитъ верхомъ. Въ два часа она принимаетъ молодого человѣка, котораго я еще не видала. Вотъ наша семейная жизнь. Мы встрѣчаемся только за обѣдами и завтраками; но очень часто мы обѣдаемъ вдвоемъ съ матерью. Я предчувствую, что еще чаще я буду обѣдать, какъ бабушка, у себя съ миссъ Гриффитъ. Моя мать часто обѣдаетъ въ гостяхъ. Я перестала удивляться, что моя семья такъ мало заботится обо мнѣ. Моя дорогая, въ Парижѣ любовь къ окружающимъ насъ -- героизмъ, такъ какъ мы нечасто остаемся съ самими собой. Какъ быстро въ этомъ городѣ забываютъ отсутствующихъ! Я еще не выходила изъ дому, я ничего не знаю; я жду, чтобы меня отшлифовали, чтобы мое платье и мой общій видъ гармонировали со свѣтомъ, движеніе котораго меня поражаетъ, хотя я слышу его только издали. Я гуляю только ни саду. Черезъ нѣсколько дней начнется итальянская опера. У моей матери есть тамъ ложа. Я совсѣмъ обезумѣла отъ желанія послушать итальянскую музыку и увидать французскую оперу. Я начинаю нарушать монастырскія привычки и принимать свѣтскіе обычаи. Я пишу тебѣ по вечерамъ, передъ тѣмъ, чтобы лечь спать, я ложусь въ десять часовъ, т. е. въ то время, когда матушка отправляется въ гости, если она не ѣдетъ въ какой-нибудь театръ. Въ Парижѣ двѣнадцать театровъ.
Я невѣроятно невѣжественна, а потому много читаю, но безъ разбора: мнѣ все равно, что попадаетъ ко мнѣ въ руки. Одна книга указываетъ мнѣ на другую. На обложкѣ томика, который лежитъ передо мной, я прочитываю заглавія незнакомыхъ мнѣ сочиненій. Никто не руководитъ мною при выборѣ чтенія, такъ что иногда я беру очень скучныя книги. Всѣ прочитанныя много современныя произведенія толкуютъ о любви, т. е. о томъ предметѣ, которымъ мы съ тобой такъ сильно интересовались, такъ какъ вся наша судьба создается руками мужчины и для мужчины. Однако, насколько всѣ эти писатели ниже двухъ маленькихъ дѣвочекъ, называвшихся "бѣлой козочкой" и "милочкой", Рене и Луизой! Ахъ, ангелъ мой, какія у нихъ бѣдныя принноченія, сколько странностей и какимъ жалкимъ образомъ высказывается это чувство; тѣмъ не менѣе, двѣ книги понравились мнѣ чрезвычайно: одна называется "Коринна", другая "Адольфъ". Поэтому поводу я спросила отца, могу ли я увидѣть г-жу де-Сталь. Мать, отецъ и Альфонсъ разсмѣялись. Альфонсъ сказалъ:
-- Откуда она?
Отецъ же отвѣтилъ:
-- Какъ мы глупы! Она пріѣхала изъ монастыря кармелитокъ.
-- Дитя мое, г-жа де-Сталь умерла,-- кротко сказала мнѣ герцогиня.
-- Какъ можетъ женщина быть обманута?-- спросила я у миссъ Гриффитъ, оканчивая второй романъ.
-- Ее обманываютъ, когда она любитъ,-- отвѣтила мнѣ миссъ Гриффитъ.
Скажи же, Рене, развѣ можетъ случиться, чтобы мужчина обманулъ насъ? Миссъ Гриффитъ, наконецъ, увидѣла, что я только наполовину дурочка, что я получила никому невѣдомое воспитаніе, воспитаніе, которое мы давали другъ другу, занимаясь безконечными разсужденіями. Она поняла, что я невѣжественна только по отношенію къ внѣшнимъ вопросамъ. Бѣдняжка открыла мнѣ свое сердце. Я взвѣсила ея лаконическій отвѣтъ, сравнивъ его со всевозможными несчастіями и невольно слегка вздрогнула. Гриффитъ все твердитъ мнѣ, что я не должна допускать, чтобы меня ослѣпило что-нибудь, въ особенности то, что мнѣ понравится больше всего остального. Она не умѣетъ и не можетъ сказать мнѣ что-нибудь новое. Этотъ разговоръ слишкомъ однообразенъ. Она напоминаетъ мнѣ птицу, которая можетъ кричать только однимъ образомъ.
Дорогая, я совсѣмъ готова вступить въ свѣтъ; я ребячилась какъ безумная, желая избрать себѣ манеру держаться въ немъ Сегодня утромъ послѣ долгихъ примѣрокъ я оказалась хорошо зашнурованной, обутой, стянутой, одѣтой и нарядной. Я поступила, какъ дуэлисты передъ поединкомъ: упражнялась при закрытыхъ дверяхъ; мнѣ хотѣлось видѣть себя во всеоружіи и я нашла, что у меня прелестный, побѣдительный и торжествующій видъ, передъ которымъ многимъ придется признать себя побѣжденными! Я разглядѣла и обсудила себя. Я сдѣлала смотръ моимъ силамъ, слѣдуя отличному старинному правилу: познай себя. Знакомство съ собой доставило мнѣ нескончаемое удовольствіе. Одной моей Гриффитъ сказала я объ этой игрѣ въ куклу. Я одновременно была и ребенкомъ, и куклой. Ты думаешь, что ты меня знаешь? Совсѣмъ нѣтъ.
Взгляни, Рене, на портретъ твоей сестры, которая была прежде переодѣта кармелиткой, а теперь превратилась въ легкомысленную свѣтскую дѣвушку. Я одна изъ самыхъ красивыхъ женщинъ Франціи (исключая Провансъ). У меня есть и недостатки, но если бы я была мужчиной, они нравились бы мнѣ. Эти недостатки происходятъ отъ тѣхъ надеждъ, которыя я подаю. Когда въ теченіе двухъ недѣль смотришь на восхитительную округлость рукъ своей матери и когда эта мать -- герцогиня Шолье, то, моя дорогая, невольно чувствуешь себя несчастной, видя свои худыя руки; но я утѣшилась, найдя, что у меня тонкіе суставы, нѣжные абрисы впадинъ, которыя когда-нибудь заполнятся атласистымъ тѣломъ и округлятся. Рисунокъ рукъ немного сухъ, сухи и очертанія плечей. Говоря по правдѣ, у меня даже нѣтъ плечей, а только какія-то жесткія лопатки, которыя представляютъ собой двѣ плоскости. Моя талія также не обладаетъ гибкостью, бедра угловаты. Охъ, все сказала! Зато всѣ профили моего стана тонки и крѣпки; здоровье обнимаетъ своимъ живымъ и чистымъ пламенемъ мои нервные контуры, жизнь и голубая кровь струятся подъ прозрачной кожей! Зато самая бѣленькая дочь Евы негритянка рядомъ со мной! Зато у меня ножки газели; зато всѣ линіи моего лица нѣжны, и у меня правильныя черты греческаго рисунка! Тоны моей кожи, правда, не сливаются, но они живы; я очень хорошенькій незрѣлый плодъ и у меня привлекательность не зрѣлаго плода! Словомъ, я похожа на фигу, которая въ старомъ молитвенникѣ тетушки поднимается надъ лиловатой лиліей. Мои голубые глаза не глупы, въ нихъ видна гордость; перламутровыя вѣки, оттѣненныя хорошенькими жилками, окружаютъ ихъ; мои длинныя и частыя рѣсницы кажутся шелковой бахрамой. Мой лобъ сіяетъ бѣлизной, волосы растутъ очень красиво; они лежатъ маленькими свѣтло-золотистыми волнами, болѣе темными въ серединѣ; нѣсколько шаловливыхъ завитковъ вырывается изъ подъ нихъ, говоря о томъ, что я не безцвѣтная блондинка, способная каждую минуту падать въ обморокъ, но блондинка южная, полная крови, блодинка, которая скорѣе сама нанесетъ ударъ, нежели позволитъ поразить себя. Недаромъ парикмахеръ хотѣлъ пригладить мнѣ волосы, расчесавъ ихъ на двѣ стороны, и повѣсить на мой лобъ жемчужину на цѣпочкѣ, говоря, что это дастъ мнѣ средневѣковый видъ. Знайте, что я слишкомъ молода, чтобы надѣвать молодящее украшеніе! Мой носъ тонокъ, ноздри хорошо вырѣзаны и раздѣлены прелестной розовой перегородочкой. У моего носа повелительный и насмѣшливый видъ; конецъ его настолько нервенъ, что онъ никогда не потолстѣетъ и не покраснѣетъ. Дорогая моя козочка, если этого недостаточно, чтобы жениться на дѣвушкѣ безъ приданаго, значитъ, я ничего не понимаю! У моихъ ушей кокетливые изгибы, всякая жемчужина въ нихъ покажется желтой. Моя шея длинна; она можетъ принимать змѣистые изгибы, а это придаетъ такой величавый видъ! Въ темнотѣ ея бѣлизна дѣлается золотистой. Правда, мой ротъ слишкомъ великъ, но онъ такъ выразителенъ, его губы окрашены такъ хорошо, зубы такъ охотно смѣются! И потомъ, моя дорогая, во мнѣ все гармонично: походка, голосъ. Въ твоей подругѣ недаромъ живетъ воспоминаніе о движеніи бабушкиной юбки, до которой та никогда не дотрогивалась! Словомъ, я хороша и граціозна. По желанію я могу смѣяться, какъ мы, бывало, смѣялись съ тобой; при этомъ меня будутъ уважать: есть что-то внушительное въ ямочкахъ, которыя пальцы шутки образуютъ на моихъ бѣлыхъ щекахъ! Я сумѣю потуплять глаза и замораживать сердце; сумѣю изгибать шею, точно печальный лебедь и принимать видъ мадонны: въ такія минуты всѣ святыя дѣвы, изображенныя художниками, окажутся недостойными стоять рядомъ со мной. Чтобы обратиться ко мнѣ, мужчинѣ придется не говорить, а пѣть!
Итакъ, я вооружилась рѣшительно всѣмъ; теперь я могу распоряжаться клавишами кокетства, какъ мнѣ вздумается, начавъ съ самыхъ суровыхъ нотъ и кончая самыми нѣжными звуками. Большое преимущество не быть однообразной. Моя мать не безумно весела, ни дѣвственна; она исключительно благородна; она всегда внушаетъ почтеніе; она можетъ покинуть величавый видъ только, чтобы стать похожей на львицу. Разъ ранивъ, она исцѣляетъ съ трудомъ; я же буду и ранить, и исцѣлять. Я совсѣмъ непохожа на нее. Поэтому между нами не можетъ быть никакого соперничества, развѣ только въ вопросѣ о большемъ или меньшемъ совершенствѣ рукъ и ногъ, которыя у насъ очень сходны. Я наслѣдовала фигуру отца, онъ тонокъ и гибокъ. У меня бабушкины манеры, ея очаровательный звукъ голоса, голоса головного, когда приходится его усиливать, мелодичнаго, грудного, когда онъ звучитъ негромко въ разговорѣ съ глазу на глазъ. Мнѣ кажется, что я только сегодня вышла изъ монастыря. Что за дивное мгновеніе! Я еще не существую для свѣта и онъ меня не знаетъ! Я принадлежу одной себѣ, точно едва распустившійся цвѣтокъ, котораго никто не видѣлъ. Ну, мой ангелъ, когда, прогуливаясь по моей гостиной и смотрясь въ зеркало, я взглянула на знакомое мнѣ невинное платье пансіонерки, я не понимаю, что сдѣлалось съ моимъ сердцемъ; сожалѣніе о прошломъ, безпокойство при мысли о будущемъ; прощальные привѣты нашимъ блѣднымъ маргариткамъ, которыя мы такъ невинно собирали, беззаботно обрывая ихъ лепестки, все это овладѣло мною; но вмѣстѣ съ тѣмъ въ моей головѣ пронеслись и странныя идеи, отгоняемыя мною въ глубину моей души, въ которую я не смѣю погружаться.
Моя Рене, у меня приданое новобрачной! Оно надушено и уложено въ моей восхитительной уборной въ кедровые ящики, лакированные снаружи. У меня есть ленты, обувь, перчатки; всего множество! Мой отецъ любезно поднесъ мнѣ вещицы, необходимыя для молодой дѣвушки; несессеръ, туалетъ, шкатулку, вѣеръ, зонтикъ, молитвенникъ, золотую цѣпь, шаль; онъ обѣщался выучить меня ѣздить верхомъ. Я умѣю танцовать; завтра, да, завтра вечеромъ меня вывезутъ въ свѣтъ. Я надѣну бѣлое муслиновое платье; на голову мнѣ положатъ гирлянду изъ бѣлыхъ розъ, по-гречески. Я приму видъ Мадонны; я хочу показаться дурочкой, чтобы женщины были на моей сторонѣ. Моя мать даже не подозрѣваетъ того, что я тебѣ пишу, она думаетъ, что я не могу разсуждать. Если бы она прочла мое письмо, она остолбенѣла бы отъ удивленія.
Мой братъ милостиво оказываетъ мнѣ самое глубокое презрѣніе и даритъ меня равнодушіемъ. Онъ красивый молодой человѣкъ, но очень капризенъ и вѣчно печаленъ. Я догадалась о его тайнѣ; ни герцогъ, ни герцогиня не поняли ея. Хотя мой братъ герцогъ, хотя онъ молодъ, но онъ завидуетъ отцу; онъ ничто въ государствѣ и у него нѣтъ придворной должности. Онъ не можетъ говорить: "Я ѣду въ палату. Изъ всѣхъ насъ только я могу думать шестнадцать часовъ въ сутки; отецъ занятъ общественными дѣлами и личными удовольствіями, мать тоже несвободна; никто не мѣшаетъ мнѣ; мои родные вѣчно отсутствуютъ; у нихъ для жизни остается слишкомъ мало времени. Мнѣ до крайности хочется знать, какой непобѣдимой привлекательностью обладаетъ свѣтъ, которая заставляетъ людей проводить въ обществѣ все время отъ девяти часовъ вечера до двухъ, до трехъ ночи, создаетъ для нихъ множество хлопотъ, заставляетъ выносить страшную усталость. Желая познакомиться со свѣтомъ, я и не воображала, что такое опьянѣніе возможно. Но, правда, я забываю, что дѣло идетъ о Парижѣ. Итакъ, здѣсь можно жить въ одной семьѣ и не знать другъ друга. Почти монашенка пріѣзжаетъ и въ теченіе двухъ недѣль замѣчаетъ то, чего не видитъ у себя въ домѣ государственный человѣкъ. Однако, быть можетъ, отецъ читаетъ въ душѣ Альфонса и въ его умышленномъ ослѣпленіи проглядываетъ отеческое чувство? Я выясню этотъ темный вопросъ.
Вчера въ два часа дня я ѣздила кататься по Елисейскимъ Полямъ и Булонскому лѣсу; стоялъ одинъ изъ тѣхъ осеннихъ дней, которыми мы такъ восхищались на берегахъ Луары. Наконецъ-то я взглянула на Парижъ! Общій видъ площади Людовика XV дѣйствительно хорошъ, но это красота, которую создаютъ люди. Я была хорошо одѣта, казалась печальной, хотя мнѣ было весело. Изъ подъ моей красивой шляпки глядѣло спокойное лицо, руки были скрещены. Однако, на мою долю не выпало ни одной самой жалкой улыбки, ни одного то молодого человѣка не заставила я остолбенѣть на мѣстѣ, никто не обернулся посмотрѣть на меня, а между тѣмъ нашъ экипажъ ѣхалъ медленно, совершенно гармонируя съ моей позой. Нѣтъ, я ошибаюсь: одинъ очаровательный герцогъ, проѣзжавшій мимо меня, быстро повернулъ лошадь. Этотъ человѣкъ, спасшій въ глазахъ свѣта мое тщеславіе, былъ мой отецъ; онъ сказалъ, что его гордость пріятно польщена. Я встрѣтила матушку; она кончиками пальцевъ послала мнѣ легкое привѣтствіе, походившее на поцѣлуй. Моя Гриффитъ безъ смущенія смотрѣла во всѣ стороны, куда придется. Мнѣ кажется, молодая дѣвушка всегда должна знать, куда она смотритъ. Какой-то господинъ очень внимательно оглядѣлъ мой экипажъ, не обративъ на меня ни малѣйшаго вниманія. Этотъ льстецъ, конечно, каретникъ! Исчисляя свои силы, я ошиблась: красота, это преимущество, даваемое однимъ Богомъ, въ Парижѣ обыкновеннѣе, нежели я думала. Разнымъ женщинамъ отвѣшивались граціозные поклоны. При видѣ многихъ красивыхъ лицъ мужчины говорили: "Вотъ она!" Моею матерью необычайно восхищались. Эту загадку можно разрѣшить и я постараюсь разгадать ее. Почти всѣ мужчины, моя дорогая, показались мнѣ очень некрасивыми. Красивые походятъ на насъ, только гораздо хуже. Не знаю, какой злой геній изобрѣлъ ихъ костюмъ: онъ поразительно неуклюжъ въ сравненіи съ одеждой прошлыхъ вѣковъ; въ немъ нѣтъ яркихъ цвѣтовъ поэзіи; онъ ничего не говоритъ ни чувствамъ, ни уму, ни зрѣнію; онъ, вѣроятно, очень неудобенъ; въ немъ нѣтъ полноты, онъ коротокъ. Въ особенности меня поразила шляпа: это какой-то кусокъ колонны, не принимающей формы головы; но, говорятъ, легче сдѣлать революцію, нежели придать шляпамъ грацію. Французское мужество отступаетъ передъ мыслью надѣть круглую фетровую шляпу и, благодаря надостатку мужества на одинъ день, люди цѣлую жизнь носятъ смѣшные головные уборы. И еще говорятъ, что французы непостоянны! Впрочемъ, мужчины будутъ ужасны, что бы они ни носили на головѣ. Я видѣла только усталыя, жесткія лица, на которыхъ не отражается ни душевнаго міра, ни спокойствія, всѣ ихъ морщины пересѣкаются и говорятъ объ обманутомъ честолюбіи и неудовлетворенномъ тщеславіи. Рѣдко встрѣчаешь красивый лобъ.
-- Вотъ каковы парижане,-- говорила я миссъ Гриффитъ.
-- Они очень любезны и остроумны,-- отвѣтила мнѣ она.
Я замолчала. Въ сердцѣ тридцатишестилѣтней дѣвушки много снисходительности!
Вечеромъ я поѣхала на балъ и держалась подлѣ матери, которая самоотверженно вела меня подъ руку: она была хорошо вознаграждена за это. Всѣ почести изливались на нее: я служила предметомъ самыхъ тонкихъ любезностей, обращенныхъ къ ней. Она умѣла доставлять мнѣ глупцовъ танцоровъ, которые всѣ говорили со мной о духотѣ, точно я чувствовала себя замороженной и о красотѣ бала, точно считая меня слѣпой! Всѣ они не приминули разсыпаться въ удивленіяхъ по поводу неслыханнаго, необычайнаго, удивительнаго и страннаго обстоятельства, состоявшаго въ томъ, что они видѣли меня въ первый разъ на балу. Мой туалетъ, восхищавшій меня въ моей бѣлой и золотой гостиной, въ которой я красовалась одна, былъ едва замѣтенъ среди чудныхъ нарядовъ большинства женщинъ. Каждую изъ нихъ окружали вѣрные поклонники; многія сіяли торжествующей красотой; въ числѣ послѣднихъ была моя мать. Молодая дѣвушка не имѣетъ никакого значенія на балу: она только инструментъ для танцевъ. Мужчины, за рѣдкими исключеніями, и въ залѣ не лучше, чѣмъ въ Елисейскихъ Поляхъ. Они всѣ утомлены; въ ихъ чертахъ нѣтъ характерности или, вѣрнѣе, всѣ они носятъ одинъ и тотъ же характеръ. Того гордаго и полнаго жизни выраженія, которое мы видимъ на портретахъ нашихъ предковъ, обладавшихъ физической силой и силой нравственной, болѣе не существуетъ. Между тѣмъ на этомъ вечерѣ присутствовалъ одинъ высокоталантливый человѣкъ. Благодаря красотѣ своего лица, онъ выдѣлялся изъ общей массы, но не произвелъ на меня того живого впечатлѣнія, которое долженъ былъ бы произвести. Я не знаю его сочиненій и онъ не дворянинъ. Какимъ бы геніемъ, какими бы высокими качествами ни былъ одаренъ буржуа или человѣкъ съ пожалованнымъ дворянскимъ достоинствомъ, ни одна капля моей крови не будетъ сочувствовать ему. Кромѣ того, онъ слишкомъ много занимался собой и слишкомъ мало другими; глядя на него, мнѣ пришло въ голову, что для подобныхъ великихъ ловцовъ мысли мы не живыя существа, а неодушевленные предметы. Въ ихъ мозгу живетъ нѣчто, оттѣсняющее ихъ возлюбленныхъ на второй планъ. Мнѣ казалось, что въ самой осанкѣ этого человѣка выражается его отношеніе къ людямъ. Говорятъ, что онъ профессоръ, ораторъ, писатель, что честолюбіе превращаетъ его въ раба всего великаго. Я сейчасъ же составила себѣ извѣстную программу, я нашла недостойнымъ себя сердиться на свѣтъ за то, что не имѣла въ немъ успѣха и стала беззаботно танцовать. Танцы доставили мнѣ удовольствіе. Я слышала множество пересудовъ, въ которыхъ не было ничего занимательнаго для меня и касавшихся незнакомыхъ мнѣ людей; впрочемъ, можетъ быть, для того, чтобы ихъ понимать, необходимо знать многое неизвѣстное мнѣ, такъ какъ я видѣла, какъ женщины и мужчины съ самымъ живымъ удовольствіемъ слушали или произносили извѣстныя фразы. Свѣтъ -- собраніе громаднаго количества загадокъ, разгадать которыя мнѣ кажется очень трудно. Въ немъ множество интригъ. У меня довольно проницательные глаза и тонкій слухъ, что же касается до понятливости -- вы ее знаете, m-elle Мокомбъ.
Я вернулась очень утомленная и счастливая этой усталостью. Наивно описала я матушкѣ мое физическое и нравственное состояніе; она же очень мило замѣтила: "Моя дорогая малютка, хорошее воспитаніе сказывается въ знаніи того, о чемъ можно говорить и о чемъ нужно умалчивать.
Благодаря ея словамъ, я поняла, о какихъ ощущеніяхъ мы не должны говорить никому, быть можетъ, даже нашимъ матерямъ. Я сразу увидѣла широкое поле женской скрытности. Увѣряю тебя, моя дорогая козочка, что, благодаря нашей невинной беззастѣнчивости, изъ насъ вышли бы двѣ пребѣдовыя дѣвушки. Сколько полезныхъ свѣдѣній въ приложенномъ къ губамъ пальцѣ, въ одномъ словѣ, въ одномъ взглядѣ! Въ мгновеніе ока я сдѣлалась страшно застѣнчивой. Какъ, неужели нельзя говорить объ естественномъ пріятномъ ощущеніи, вызванномъ движеніемъ танцевъ? Я мысленно сказала себѣ: что же будетъ съ нашими чувствами? Я легла спать съ грустью на душѣ и до сихъ поръ еще не оправилась отъ этого перваго столкновенія моей откровенной и веселой природы съ жестокими законами свѣта. И вотъ часть моего бѣлаго рука уже осталась на вѣтвяхъ придорожныхъ кустарниковъ. Прощай, мой ангелъ.
V.
Отъ Рене де-Мокомбъ Луизѣ де-Шолье.
Какъ взволновало меня твое письмо, въ особенности благодаря сравненію твоей участи съ моей. Въ какомъ блестящемъ свѣтѣ ты будешь жить! Въ какой мирной глуши закончу я мое скромное существованіе! Я такъ много разсказывала тебѣ о замкѣ Мокомбъ, что не стану болѣе говорить о немъ; здѣсь я нашла мою комнату почти въ томъ же видѣ, въ какомъ оставила ее; однако, теперь, глядя изъ окна, я могу вполнѣ оцѣнить красоту прелестной долины, на которую ребенкомъ смотрѣла, ничего не понимая. Черезъ двѣ недѣли послѣ моего пріѣзда, я съ отцомъ, матерью и двумя братьями отправилась на обѣдъ къ одному изъ нашихъ сосѣдей, къ старому г-ну де-л'Эсторадъ.
Этотъ человѣкъ разбогатѣлъ, благодаря скупости. Старикъ не могъ спасти своего единственнаго сына отъ жадности Бонапарта; барону удалось избавить юношу отъ набора, но ему пришлось послать его въ армію 1811 г. въ качествѣ члена почетнаго караула. Со времени Лейпцигскаго сраженія старый баронъ не получалъ извѣстій о сынѣ. Де-Моприво, къ которому л'Эсторадъ ѣздилъ въ 1814 году, сказалъ ему, что онъ видѣлъ, какъ русскіе захватили молодого человѣка въ плѣнъ. Г-жа л'Эсторадъ умерла отъ горя послѣ тщетныхъ поисковъ, произведенныхъ въ Россіи. Барона, старика глубоковѣрующаго, поддерживала та чудная христіанская сила которая жила въ насъ въ Блуа: надежда! Она заставляла его видѣть сына во снѣ и копить для него деньги. Де-л'Эсторадъ заботился о наслѣдствахъ, выпадавшихъ на долю его сына послѣ смерти различныхъ членовъ семьи покойной г-жи де-л'Эсторадъ. Никто не осмѣливался смѣятъся надъ этимъ старикомъ. Я, угадала, что неожиданное возвращеніе молодого человѣка вызвало и мой пріѣздъ въ замокъ. Кто бы сказалъ, что пока наша мысль блуждала Богъ знаетъ гдѣ, мой женихъ медленно шелъ пѣшкомъ черезъ Россію, Польшу и Германію. Только въ Берлинѣ судьба сжалилась надъ нимъ; тамъ французскій посланникъ помогъ ему вернуться во Францію. Г-нъ де-л'Эсторадъ-отецъ мелкій, провансальскій дворянинъ, получающій тысячъ десять ливровъ въ годъ, не обладаетъ достаточно европейски-громкимъ именемъ, чтобы люди интересовались кавалеромъ де-л'Эсторадъ, фамилія котораго сильно напоминала имена искателей приключеній.
Двѣнадцать тысячъ ливровъ ежегоднаго не тратившагося дохода съ имѣній г-жи де-л'Эсторадъ вмѣстѣ со сбереженіями старика барона превратились въ довольно значительное для Прованса состояніе. Въ настоящее время у несчастнаго гвардейца около двухсотъ пятидесяти ливровъ и земли. Наканунѣ возвращенія сына старый баронъ купилъ прекрасное, но плохо устроенное имѣніе. Старикъ собирается посадить въ немъ десять тысячъ тутовыхъ деревьевъ, которыя онъ воспитывалъ въ своемъ питомникѣ, предвидя эту покупку. Свидѣвшись съ сыномъ, баронъ только и думаетъ о томъ, чтобы поскорѣе женить его на дѣвушкѣ благороднаго происхожденія. Старикъ высказалъ моимъ родителямъ намѣреніе взять Рене Мокомбъ безъ приданаго и упомянуть въ свадебномъ контрактѣ, что означенная Рене принесла съ собой ту сумму, которая пришлась бы на ея долю послѣ смерти ея родителей. Въ день своего совершеннолѣтія мой младшій братъ, Жанъ де-Мокомбъ, выдалъ отцу и матери документъ, говорившій, что онъ получилъ свою часть, которая равняется трети всего наслѣдства. Вотъ какимъ образомъ дворянство Прованса обходитъ низкій гражданскій кодексъ г-на Бонапарта, который заставитъ заточить въ монастыри столько же благородныхъ дѣвушекъ, сколько онъ ихъ выдалъ замужъ. Мнѣніе французскаго дворянства, судя по тому немногому, что мнѣ извѣстно, очень разнообразно.
Во время упомянутаго обѣда, моя дорогая милочка, состоялось первое знакомство между твоей козочкой и плѣнникомъ. Опишу все по порядку. Прислуга графа Мокомба нарядилась въ старыя, обшитыя галунами ливреи и вышитыя шляпы; кучеръ надѣлъ свои большіе сапоги съ раструбами. Мы впятеромъ сѣли въ нашу старую карету и величественно прибыли къ сосѣдямъ въ два часа; обѣдъ былъ назначенъ въ три. У моего будущаго свекра не замокъ, а просто деревенскій домъ, стоящій у подножія одного изъ нашихъ холмовъ въ началѣ нашей прелестной долины, главную гордость которой, конечно, составляетъ старымъ замокъ Мокомбъ. Деревенскій домъ барона де-л'Эсторадъ и походитъ на деревенскій домъ; онъ представляетъ собою четыре каменныхъ стѣны, залитыя желтоватымъ цементомъ и покрытыя черепицами красиваго краснаго цвѣта. Крыша сгибается подъ ихъ тяжестью. Окна дома размѣщены безъ малѣйшей симметріи и снабжены огромными стявнями, выкрашенными въ желтый цвѣтъ. Садъ, раскинутый около этого зданія,-- чисто провансальскій садъ; его окружаетъ маленькая ограда изъ крупныхъ круглыхъ валуновъ, положенныхъ пластами; геній каменщика проявляется тутъ въ умѣньи наклонно класть камни или ставить ихъ стоймя; слой глины, покрывающей ограду, мѣстами осыпался. Рѣшетка, стоящая на дорогѣ при въѣздѣ во дворъ, придаетъ усадьбѣ видъ замка. Раньше, чѣмъ ее устроили было пролито много слезъ; она такъ тонка, что напомнила мнѣ сестру Анжелику. Передъ домомъ каменный подъѣздъ; надъ входной дверью навѣсъ; его не пожелалъ бы имѣть даже луарскій мужикъ подлѣ своего изящнаго бѣлаго каменнаго домика съ синей крышей, на которой такъ славно играетъ иногда улыбка солнца. И садъ, и все кругомъ него страшно запылено; деревья спалены зноемъ. Ясно видно, что вся жизнь барона давно ограничивается тѣмъ, что вечеромъ онъ ложится спать, а утромъ встаетъ съ одной мыслью: пріобрѣсти побольше денегъ. Онъ ѣстъ то же, что и его слуги; ихъ у него двое: молодой провансалецъ и старая горничная его жены. Въ комнатахъ мало мебели. Между тѣмъ домъ старика приготовился къ пріему гостей: баронъ опустошилъ всѣ старые шкапы и созвалъ всенародное ополченіе своихъ рабовъ. Обѣдъ подали намъ на почернѣвшемъ и помя томъ серебрѣ. Изгнанникъ, дорогая милочка, какъ рѣшетка на дорогѣ, худъ, очень худъ! Онъ блѣденъ, онъ страдаетъ, онъ молчаливъ. Ему тридцать семь лѣтъ, а онъ походитъ на пятидесятилѣтняго человѣка. Его когда-то прекрасные черные волосы перемѣшаны съ сѣдиной, точно крылья жаворонка. Его красивые синіе глаза очень впалы; онъ глуховатъ, что придаетъ ему нѣкоторое сходство съ рыцаремъ печальнаго образа; тѣмъ не менѣе, я любезно согласилась сдѣлаться госпожей де-л'Эсторадъ, позволила дать мнѣ двѣсти пятьдесятъ ливровъ, съ непремѣннымъ условіемъ получить въ мое полное распоряженіе этотъ деревенскій домъ и устроить подлѣ него паркъ. Я формально потребовала, чтобы отецъ уступилъ мнѣ небольшую часть воды, которая течетъ изъ Мокомба. Черезъ мѣсяцъ я буду уже г-жей де-л'Эсторадъ, потому что я, дорогая моя, поправилась. Послѣ сибирскихъ снѣговъ человѣкъ бываетъ очень расположенъ найти прелесть въ тѣхъ черныхъ глазахъ, отъ взгляда которыхъ, какъ ты говорила, спѣютъ недозрѣлые плоды. Луи де-л'Эсторадъ, повидимому, страшно счастливъ, что онъ женится на красивой Рене де-Мокомбъ. Таково славное прозвище твоей подруги. Ты собираешься пожинать веселье среди широкой арены жизни, предназначенной m-elle де-Шолье въ Парижѣ, гдѣ ты будешь царить, а въ это время твоя бѣдная козочка Рене, дочь пустыни, спустилась съ нашихъ облаковъ и приготовилась къ дѣйствительности, простой, какъ судьба, ромашки. Да, я дала себѣ слово утѣшить этого молодого человѣка безъ молодости, который, сойдя съ материнскихъ колѣнъ, очутился на войнѣ и изъ своего мирнаго загороднаго дома перешелъ къ снѣгамъ и лишеніямъ Сибири. Однообразіе предстоящей мнѣ жизни будетъ скрашиваться для меня тихими деревенскими удовольствіями. Я продлю оазисъ нашей долины до самаго моего дома, который осѣнятъ величественныя прекрасныя деревья. Я раскину кругомъ моей усадьбы вѣчно-зеленѣющіе провансальскіе лужки, я распространю мой паркъ до холмовъ; въ самомъ высокомъ пунктѣ я волю выстроить красивую бесѣдку, откуда мои глаза будутъ издали любоваться блестящимъ Средиземнымъ моремъ. Апельсины, лимоны, самыя богатыя произведенія растительнаго царства украсятъ мой уголокъ и въ немъ я стану матерью семейства. Насъ будетъ окружать природная вѣчная поэзія. Я останусь вѣрна своимъ обязанностямъ, а потому мнѣ нечего бояться несчастій. Старый баронъ и кавалеръ де-л'Эсторадъ раздѣляютъ мои христіанскія чувства. Ахъ, милочка, жизнь представляется мнѣ гладкой и затѣненной вѣчными деревьями большой французской дороги. Въ нашемъ столѣтіи не явится второй Бонапартъ; поэтому, если у меня будутъ дѣти, они останутся со мной; я воспитаю ихъ, сдѣлаю ихъ людьми и стану наслаждаться жизнью, живя въ нихъ. ты, конечно, выйдешь замужъ за одного изъ сильныхъ міра сего и, если мое предсказаніе осуществится, мои дѣти найдутъ дѣятельное покровительство. Итакъ, прощайте, по крайней мѣрѣ, для меня, романы и странныя положенія, героинями которыхъ мы бывали въ воображеніи. Я впередъ уже знаю исторію моей жизни: ее будутъ наполнять великія событія вродѣ прорѣзыванія зубовъ у господъ де-л'Эсторадъ, ихъ питанія, разореній, которыя они будутъ производить въ моихъ садахъ или на мнѣ самой, вышиваніе дѣтскихъ шапочекъ; любовь и восхищеніе бѣднаго болѣзденнаго человѣка составятъ отраду моей жизни. Быть можетъ, когда-нибудь деревенская жительница отправится зимой въ Марсель, но и тогда она выступитъ только на узкой аренѣ провинціи, кулиссы которой не опасны. Въ будущемъ мнѣ нечего бояться, даже восхищеніе, которое пробуждаетъ въ насъ гордость, не ожидаетъ меня впереди. Мы будемъ очень интересоваться шелковичными червями, такъ какъ станемъ продавать для нихъ листья тутовыхъ деревьевъ. Мы узнаемъ странныя превратности провансальской жизни и познакомимся съ семейными бурями, хотя ссоры между нами невозможны; Луи де-л'Эсторадъ формально объявилъ, что онъ отдастъ себя въ руки своей жены. А такъ какъ я ничего не сдѣлаю, чтобы поддерживать его въ этомъ благоразумномъ рѣшеніи, очень вѣроятно, что онъ будетъ держаться его. Ты, дорогая моя Луиза, составишь романическую часть моей жизни. Поэтому подробно разсказывай мнѣ всѣ твои приключенія, описывай балы, праздники, разсказывай, какъ ты одѣваешься, какіе цвѣты увѣнчиваютъ твои прелестные бѣлокурые волосы, повторяй мнѣ всѣ слова мужчинъ, обращенныя къ тебѣ. Ты будешь въ двухъ лицахъ слушать, танцовать, чувствовать, какъ концы твоихъ пальцевъ сжимаетъ чья-нибудь рука, мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты исполняла материнскія обязанности въ Крампадѣ (такъ называется наша усадьба), а я веселилась въ Парижѣ! Бѣдный человѣкъ думаетъ, что онъ женится только на одной женщинѣ! Замѣтитъ ли онъ, что ихъ двѣ? Однако, я начинаю говорить глупости. Я могу ихъ дѣлать только при посредствѣ другого лица, а потому должна умолкнуть. Итакъ, цѣлую тебя въ обѣ щечки, у меня еще дѣвическія губки; онъ посмѣлъ только завладѣть моей рукой. О, мы такъ почтительны и такъ приличны, что это внушаетъ мнѣ тревогу. Ну, я опять принимаюсь за то же! Прощай, дорогая.
P. S. Я распечатываю твое третье письмо. Моя дорогая, я могу располагать суммой въ тысячу ливровъ; накупи мнѣ на эти деньги хорошенькихъ вещицъ, которыхъ нельзя найти здѣсь или даже въ Марсели. Разъѣзжая по магазинамъ для себя, подумай и о твоей крампадской отшельницѣ. Подумай, что у нашихъ стариковъ нѣтъ въ Парижѣ знакомыхъ со вкусомъ, которые могли бы купить для насъ все необходимое. На твое письмо отвѣчу потомъ.
VI.
Донъ Фелипъ Энарецъ дону Фернанду.
Парижъ, сентябрь.
Число, выставленное на этомъ письмѣ, скажетъ вамъ, мой братъ, что глава вашего дома не подвергается ни малѣйшей опасности. Кровопролитіе во Львиномъ дворѣ превратило насъ, помимо воли, въ испанцевъ и христіанъ, но зато оно дало намъ въ наслѣдство осторожность арабовъ. Быть можетъ, моимъ спасеніемъ я обязанъ только крови Абенсераговъ, текущей въ моихъ жилахъ. Страхъ сдѣлалъ Фердинанда такимъ хорошимъ комедіантомъ, что Вальдецъ вѣрилъ его увѣреніямъ. Безъ меня этотъ бѣдный адмиралъ погибъ бы. Либералы никогда не поймутъ, что такое король. Но я давно знаю характеръ этого Бурбона. Чѣмъ болѣе король говорилъ намъ о своемъ покровительствѣ, тѣмъ большее недовѣріе вселялъ онъ въ меня. Истинному испанцу незачѣмъ повторять своихъ обѣщаній. Тотъ, кто много говоритъ, желаетъ обмануть. Вальдецъ перешелъ на англійское судно. Едва судьба Испаніи рѣшилась въ Андалузіи, я написалъ управляющему моими имѣніями въ Сардиніи, попросивъ его доставить мнѣ возможность бѣжать. Ловкіе ловцы коралловъ ждали меня съ лодкой въ назначенномъ мѣстѣ. Когда Фердинандъ посовѣтовалъ французамъ схватить меня, я былъ уже въ моемъ родовомъ помѣстьѣ Макюмеръ, среди бандитовъ, которые презираютъ всѣ законы и не боятся ничьей мести. Послѣдній испано-маврскій домъ Гренады нашелъ истыя африканскія пустыни и даже арабскую лошадь среди этихъ владѣній, полученныхъ имъ отъ его саррацинскихъ предковъ. Глаза бандитовъ, которые еще недавно боялись меня, загорѣлись отъ радости и чувства дикой гордости, когда они узнали, что имъ предстоитъ охранять отъ вендетты короля Испаніи, ихъ господина, герцога де-Соріа, перваго Энареца, посѣтившаго этотъ островъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ пересталъ принадлежать маврамъ! Двадцать два карабина предложили прицѣлиться въ Фердинанда Бурбонскаго, сына племени, бывшаго еще неизвѣстнымъ въ тотъ день, когда Абенсераги, какъ побѣдители, пришли на берега Луары. Я полагалъ, что буду имѣть возможность жить на доходы съ громадныхъ имѣній, о которыхъ мы, къ сожалѣнію, такъ мало заботились. Однако, пребываніе въ Сардиніи доказало мнѣ, что я ошибаюсь и что Куевердо не лгалъ въ своихъ отчетахъ.
Бѣднякъ предложилъ къ моимъ услугамъ двадцать двѣ человѣческія жизни и ни одного реала; саванны въ двадцать тысячъ десятинъ и ни одного дома; дѣвственные лѣса и ни одного стула. Чтобы придать цѣнность этимъ великолѣпнымъ землямъ, нужно съ полвѣка времени и милліонъ піастровъ; я подумаю объ этомъ. Побѣжденные во время бѣгства раздумываютъ и о самихъ себѣ, и о своей погибшей родинѣ. При взглядѣ на прекрасный трупъ, обглоданный монахами, мои глаза наполнились слезами: я увидѣлъ въ немъ грустный прообразъ будущаго Испаніи. Въ Марсели я узналъ о кончинѣ Ріего и съ грустью подумалъ, что моя жизнь также закончится мученичествомъ, но мученичествомъ продолжительнымъ и никому невѣдомымъ. Развѣ можно сказать, что человѣкъ живетъ, разъ онъ не въ силахъ посвятить свою душу родинѣ или отдать жизнь женщинѣ? Любить, побѣждать -- эти два вида одной и той же идеи служили закономъ, начертаннымъ на нашихъ сабляхъ, золотыми буквами написаннымъ на сводахъ нашихъ дворцовъ, закономъ, который твердили струи фонтановъ, снопами бившихъ въ нашихъ мраморныхъ бассейнахъ. Но этотъ законъ напрасно горитъ въ моемъ сердцѣ: сабля сломана, дворецъ обратился въ въ пепелъ, живой источникъ поглощенъ безплодными песками.
Итакъ, вотъ мое завѣщаніе.
Донъ Фернандъ, вы сейчасъ поймете, почему я погасилъ ваше рвеніе и приказалъ вамъ остаться вѣрнымъ королю -- rey netto. Какъ твой братъ и другъ, я умоляю тебя повиноваться мнѣ; какъ старшій, я приказываю вамъ это. Вы отправитесь къ королю, вы попросите его передать вамъ мое достоинство гранда и мои имѣнія, мое званіе и титулъ; быть можетъ, онъ поколеблется немного, покривляется, но вы скажите ему, что Марія Эредіа любитъ васъ и что Марія можетъ быть женой только герцога де-Соріа. Тогда вы увидите: онъ задрожитъ отъ радости; громадное состояніе рода Эредіа мѣшаетъ ему окончательно погубить меня. Ему представится, что, потерявъ титулъ герцога, я буду совершенно уничтоженъ, онъ сейчасъ велитъ выдать вамъ мое наслѣдство. Вы женитесь на Маріи. Я подмѣтилъ, что вы съ нею любите другъ друга; подавляя свое чувство, я уже подготовилъ стараго графа къ этой замѣнѣ. Я и Марія подчинялись свѣтскимъ условіямъ и желанію нашихъ родителей. Вы хороши, какъ дитя любви, я безобразенъ, какъ испанскій грандъ; васъ любятъ -- я же предметъ тайнаго отвращенія; вы скоро побѣдите несильное сопротивленіе, которое эта благородная испанка окажетъ вамъ, узнавъ о моемъ несчастій. Герцогъ Соріа, вашъ предшественникъ, не хочетъ, чтобы вы хоть разъ пожалѣли о немъ. Драгоцѣнности Маріи вполнѣ заполнятъ пустоту, которая образуется въ вашемъ домѣ отъ исчезновенія изъ него брилліантовъ нашей матери; этихъ уборовъ достаточно, чтобы обезпечить мнѣ независимую жизнь. Пришлите мнѣ ихъ съ моей старой кормилицей Урракой; только ее я и хочу оставить при себѣ; она одна умѣетъ хороши варить мнѣ шоколадъ.
Въ теченіе нашей короткой революціи мои постоянные труды пріучили меня довольствоваться самымъ необходимымъ; я могъ жить на жалованіе, которое получалъ. Вы увидите, что доходы, собранные въ теченіе этихъ двухъ лѣтъ, находятся въ рукахъ вашего управляющаго. Эти деньги принадлежатъ мнѣ. Свадьба герцога Соріа требуетъ большихъ издержекъ -- подѣлимся. Вы не откажетесь принять свадебный подарокъ отъ вашего брата-бандита. Кромѣ того, я такъ хочу. До имѣнія Макюмеръ не можетъ коснуться рука испанскаго короля; оно остается моимъ, давая мнѣ возможность имѣть имя и помѣстье въ томъ случаѣ, если бы я пожелалъ сдѣлаться чѣмъ-нибудь.
Слава Богу, дѣла покончены; домъ Соріа спасенъ.
Въ ту минуту, когда я сдѣлался только барономъ де-Макюмеръ, французскія пушки возвѣстили о прибытіи въ Парижъ герцога Ангулемскаго. Вы поймете, почему я прерываю здѣсь мое письмо..
Когда я пріѣхалъ въ Парижъ, у меня не было и десяти квадрупловъ. Развѣ не мелокъ государственный человѣкъ, выказывающій среди катастрофъ, которыя онъ не могъ остановить, эгоистическую предусмотрительность? Побѣжденнымъ маврамъ -- пустыня и лошадь; христіанамъ, обманутымъ въ своихъ ожиданіяхъ, монастырь и нѣсколько золотыхъ монетъ. Однако, моя покорность судьбѣ происходитъ только отъ усталости. Я не настолько близокъ къ монастырю, чтобы перестать думать о жизни. Озальга на всякій случай далъ мнѣ рекомендательныя письма; одно изъ нихъ обращено къ извѣстному здѣшнему книгопродавцу, который, по отношенію къ нашимъ соотечественникамъ, играетъ въ Парижъ такую же роль, какъ Галиньяни по отношенію къ англичанамъ. Онъ доставилъ мнѣ восемь учениковъ, которые мнѣ платятъ по три франка за урокъ. Я занимаюсь съ каждымъ изъ нихъ черезъ день, поэтому у меня бываетъ ежедневно по четыре урока и я заработываю двѣнадцать франковъ въ день; этихъ денегъ мнѣ болѣе чѣмъ достаточно. Когда пріѣдетъ Уррака, я осчастливлю какого-нибудь изгнанника-испанца, уступивъ ему моихъ учениковъ. Я живу въ улицѣ Иллеренъ-Бертенъ у бѣдной вдовы, которая держитъ жильцовъ. Моя комната обращена на югъ и выходитъ окнами въ маленькій садъ. Я не слышу ни малѣйшаго шума, смотрю на зелень и трачу по піастру въ день, я удивленъ спокойными и чистыми радостями, которыя испытываю, ведя жизнь Дениса въ Коринѳѣ. Съ восхода солнца вплоть до десяти часовъ я сижу у окна, курю, пью шоколадъ и, любуюсь двумя испанскими растеніями въ саду: дрокомъ среди жасмина. Золото на бѣломъ фонѣ -- картина, которая всегда будетъ заставлять трепетать потомковъ мавровъ. Въ десять часовъ я иду на уроки, въ четыре возвращаюсь домой, обѣдаю, а послѣ обѣда курю и читаю до ночи. Я могу долго вести эту жизнь, въ которой работа чередуется съ размышленіемъ, одиночество -- со встрѣчами съ людьми. Будь же счастливъ, Фернандъ, я совершилъ мое отреченіе безъ малѣйшей задней мысли, оно но вызвало ни сожалѣній, какъ отреченіе Карла V, ни желаній снова начать борьбу, какъ отреченіе Наполеона. Съ тѣхъ поръ, какъ я написалъ свое завѣщаніе, прошло пять дней и пять ночей, но моя мысль прекратила ихъ въ пять вѣковъ. Мнѣ кажется, будто для меня никогда и не существовали титулы, имѣнія, достоинство гранда. Теперь преграда уваженія, раздѣлявшая насъ, упала и я могу, мое дорогое дитя, позволить тебѣ читать въ моемъ сердцѣ. Это сердце, одѣтое непроницаемой броней серьезности, переполнено нѣжностью и любовью, которымъ не на что излиться; ни одна женщина не догадалась объ этомъ, даже та, которая была мнѣ предназначена съ колыбели. Вотъ въ чемъ и кроется объясненіе моего горячаго увлеченія политикой. У меня не было возлюбленной -- я обожалъ Испанію. Но и Испанія ускользнула отъ меня. Теперь, переставъ быть чѣмъ-нибудь, я могу разсматривать мое уничтоженное "я" и спрашивать себя, зачѣмъ его оживила жизнь и когда она его покинетъ? Зачѣмъ рыцарская раса вложила въ свой послѣдній отпрыскъ древнія добродѣтели, африканскую любовь и горячую поэзію, разъ судьба заранѣе рѣшила, что сѣмя останется въ грубой оболочкѣ, не пустивъ ростка, не распространивъ изъ сіяющей чашечки восточнаго благоуханія? Какое преступленіе совершилъ я до своего рожденія, что никому не внушаю любви? Развѣ съ минуты моего появленія на свѣтъ я сталъ какимъ-то обломкомъ корабля, который волны должны были вынести на безплодную отмель? Въ моей душѣ я нахожу родныя мнѣ пустыни, озаренныя солнцемъ, которое сжигаетъ ихъ, не позволяя имъ производить растительности: мнѣ, горделивому обломку павшей расы, человѣку, вмѣщающему въ себѣ никому ненужную силу, погибшую любовь, мнѣ, молодому старику, лучше всего именно здѣсь ожидать послѣдней милости смерти. Увы, подъ этимъ туманнымъ небомъ никакая искра не зажжетъ огня во всей этой грудѣ пепла! Поэтому, умирая, я повторю послѣднія слова Іисуса Христа: "Боже мой, Ты меня оставилъ!" Ужасныя слова, въ которыя никто не смѣлъ углубиться
Подумай же, Фернандъ, какое для меня счастье, что я могу возродиться въ тебѣ и Маріи, я буду смотрѣть на васъ съ тою гордостью, которая шевелится въ творцѣ, при видѣ его произведенія. Любите другъ друга сильно и неизмѣнно; не огорчайте меня; буря между вами причинитъ мнѣ большія страданія, нежели вамъ самимъ. Наша мать предчувствовала, что когда-нибудь обстоятельства помогутъ осуществиться ея надеждѣ. Быть можетъ, желаніе матери составляетъ контрактъ, заключенный между нею и Богомъ? Кромѣ того вѣдь она была однимъ изъ тѣхъ таинственныхъ существъ, которыя сообщаются съ небомъ, получая отъ него силу провидѣть будущее. Сколько разъ въ морщинахъ, покрывавшихъ ея лобъ, я читалъ, что она желала бы отдать Фернанду всѣ почести, всѣ богатства, доставшіяся Фелипу! Я говорилъ ей это; двѣ слезы служили мнѣ отвѣтомъ; она раскрывала передо мной раны сердца, которое должно было одинаково любить насъ обоихъ, но въ силу непобѣдимаго чувства принадлежало тебѣ одному. Теперь ея радостная тѣнь осѣнитъ ваши головы, когда вы преклоните ихъ передъ алтаремъ! Приласкаете ли вы, наконецъ, вашего Фелипа, донна Клара? Вы видите, онъ уступаетъ вашему любимцу все, даже молодую дѣвушку, которую вы съ сожалѣніемъ толкали къ нему.
Мой поступокъ нравится женщинамъ, мертвымъ, королю, Богъ желалъ его; итакъ, не мѣшай мнѣ, Фердинандъ. Слушайся и молчи.
P. S. Прикажи Урракѣ называть меня господиномъ Энарецъ. Не говори ни слова обо мнѣ Маріи. Только ты одинъ и долженъ знать тайну послѣдняго мавра, обращеннаго въ христіанство, въ жилахъ котораго умретъ кровь великаго рода, рожденнаго въ пустынѣ и угасающаго въ одиночествѣ. Прощай.
VII.
Отъ Луизы Шолье Рене де-Мокомбъ.
Какъ скоро твоя свадьба? Да развѣ можно такъ выходить замужъ? Черезъ мѣсяцъ ты отдашь свою руку человѣку, котораго ты не знаешь, съ которымъ почти незнакома! Онъ глухъ (а глухота бываетъ разнаго рода), кромѣ того, быть можетъ, онъ болѣзненъ, скученъ, невыносимъ! Развѣ ты не видишь, Рене, что хотятъ съ тобой сдѣлать? Ты необходима имъ для продолженія славнаго рода де-л'Эсторадъ, вотъ и все. Ты сдѣлаешься провинціалкой! Развѣ то обѣщали мы другъ другу? На твоемъ мѣстѣ я предпочла бы кататься въ шлюпкѣ кругомъ Іерскихъ острововъ до тѣхъ поръ, пока меня не похитилъ бы алжирскій корсаръ, чтобы продать султану. Я стала бы султаншей, а когда-нибудь и султаншей-валиде; я взбунтовала бы весь сераль и волновала бы и въ молодые годы, и въ старости! Ты вышла изъ одного монастыря и попадаешь въ другой! Я знаю, ты трусишь, ты вступишь въ брачную жизнь покорно, какъ ягненокъ. Я буду тебѣ давать совѣты, ты пріѣдешь въ Парижъ. Мы съ тобой сведемъ съ ума всѣхъ мужчинъ, станемъ царицами. Твой мужъ, моя козочка, черезъ три года можетъ сдѣлаться депутатомъ. Теперь я знаю, что такое депутатъ. Ты будешь управлять его машиной, жить въ Парижѣ и сдѣлаешься, какъ говоритъ моя мать, свѣтской модной женщиной. Ужь, конечно, я не оставлю тебя въ твоемъ захолустьѣ!
Дорогая, вотъ уже двѣ недѣли я живу свѣтской жизнью; одинъ вечеръ въ Итальянской Оперѣ, другой въ Большой; послѣ театра -- балъ. О, свѣтъ -- настоящая феерія, итальянская музыка меня восхищаетъ; а пока моя душа утопаетъ въ божественномъ наслажденіи, меня разсматриваютъ, мной любуются; но однимъ взглядомъ я заставляю опускать глаза самыхъ смѣлыхъ молодыхъ людей. Я видѣла въ оперѣ очаровательныхъ парижанъ; и что же? Ни одинъ изъ нихъ не нравится мнѣ; ни одинъ изъ нихъ не вызвалъ во мнѣ волненія, которое я испытываю, слушая Гарсію, когда она поетъ въ "Отелло" великолѣпный дуэтъ съ Пеллигрной. Боже Ты мой, какъ долженъ быть ревнивъ этотъ Россини, чтобы такъ хорошо выражать чувство ревности! Какой крикъ: Jemio cor si divide {Мое сердце разрывается.}. Для тебя все это вещи непонятныя; ты не слыхала Гарсіи, однако, ты знаешь, какъ я ревнива. Какой жалкій драматургъ Шекспиръ; Отелло увлеченъ славой, онъ одерживаетъ побѣды, командуетъ войсками, красуется, разъѣзжаетъ по свѣту, оставляя Дездемону одну. И Дездемона, видящая, что онъ предпочитаетъ ей глупую общественную дѣятельность, даже не думаетъ сердиться! Эта овца заслуживаетъ смерти! Пусть тотъ, кого я соблаговолю полюбить, осмѣлится заниматься чѣмъ-либо, кромѣ своей любви ко мнѣ! Я одобряю длинныя рыцарскія испытанія. Я считаю крайне дерзкимъ и глупымъ того безумнаго молодого рыцаря, которому не понравилось, что его владычица послала его за своей перчаткой, упавшей среди льновъ, безъ сомнѣнія, она готовила ему какой-нибудь чудный цвѣтокъ своей любви, а онъ, заслуживъ награду, потерялъ ее, дерзкій! Но я болтаю, точно у меня нѣтъ важныхъ сообщеній. Мой отецъ, вѣроятно, будетъ изображать въ Мадридѣ короля, нашего господина; я говорю нашего господина, такъ какъ я тоже отправлюсь въ посольство. Моя мать желаетъ остаться здѣсь и отецъ беретъ меня съ собою, чтобы съ нимъ была женщина.
Моя дорогая, все это кажется тебѣ самой простой вещью, а между тѣмъ тутъ кроется нѣчто чудовищное; въ теченіе двухъ недѣль я разгадала тайны нашей семьи. Моя мать поѣхала бы съ отцомъ, если бы онъ пожелалъ взять съ собою г-на де-Каналисъ въ качествѣ секретаря посольства; но король самъ назначаетъ секретарей, и герцогъ не смѣетъ противиться королю, который очень своеволенъ; не желаетъ онъ и сердить матушку. И вотъ тонкій политикъ рѣшилъ устроить дѣло, оставивъ здѣсь герцогиню. Каналисъ, великій современный поэтъ, тотъ молодой человѣкъ, который ежедневно между тремя и пятью часами бываетъ у моей матери и, какъ видно, вмѣстѣ съ нею изучаетъ дипломатію. Вѣроятно, дипломатія очень интересна, потому что Каналисъ аккуратенъ, какъ биржевой игрокъ. Реторе, наслѣдникъ нашего рода, важный холодный и прихотливый молодой человѣкъ остается въ Парижѣ. Отецъ совсѣмъ затемнялъ бы его въ Мадридѣ. Кромѣ того, миссъ Гриффитъ знаетъ, что Альфонсъ любитъ одну изъ танцовщицъ. Какъ можно любить ноги и пируэты? Мы замѣтили, что мой братъ бываетъ въ театрѣ, когда танцуетъ Тилліа, онъ апплодируетъ ей и затѣмъ уходитъ. Я думаю, что двѣ дѣвушки въ одномъ домѣ могутъ произвести въ немъ большее опустошеніе, чѣмъ чума. Что касается до моего второго брата, онъ въ своемъ полку; я его еще не видала. Теперь ты знаешь, почему мнѣ суждено быть Антигоной посланника его величества. Быть можетъ, я выйду въ Испаніи замужъ, и очень вѣроятно, что мой отецъ намѣревается найти мнѣ тамъ жениха, который взялъ бы меня безъ цриданаго, какъ беретъ тебя твой гвардеецъ. Отецъ предложилъ мнѣ ѣхать съ нимъ и учиться у его учителя. "Вы хотите,-- сказала я ему,-- чтобы я вышла въ Испаніи замужъ?" Вмѣсто отвѣта онъ взглянулъ на меня проницательнымъ взглядомъ. Съ нѣкоторыхъ поръ отецъ дразнитъ меня во время завтрака. Онъ меня изучаетъ, а я стараюсь быть скрытной; напримѣръ, недавно я жестоко мистифицировала его и какъ посланника, и какъ отца. Развѣ онъ не считаетъ меня дурочкой! Онъ спросилъ, что я думаю о такомъ-то молодомъ человѣкѣ и о нѣсколькихъ молодыхъ дѣвушкахъ, съ которыми я встрѣчаюсь въ знакомыхъ домахъ. Я отвѣтила ему самымъ глупымъ разсужденіемъ о цвѣтѣ ихъ волосъ, о различіи ихъ роста и наружности. Моего отца, повидимому, опечалила моя глупость; онъ внутренно упрекалъ себя за то, что обратился ко мнѣ съ разспросами. "Однако,-- прибавила я,-- я не говорю всего, что думаю; недавно матушка напугала меня, сказавъ, что, говоря о своихъ впечатлѣніяхъ, легко нарушить правила приличія.-- "Среди семьи вы можете говорить безъ страха",-- замѣтила моя мать. "Ну, такъ,-- продолжала я,-- до сихъ поръ мнѣ кажется, что всѣ молодью люди могутъ болѣе увлекаться разсчетами, нежели увлекать насъ собою, что они больше заняты своими собственными особами, нежели нами, и, право, очень плохо скрываютъ это: съ ихъ лицъ сейчасъ же сбѣгаетъ то выраженіе, которое они придаютъ своимъ чертамъ, бесѣдуя съ нами; имъ, вѣроятно, представляется, будто мы совсѣмъ не умѣемъ управлять нашими глазами. Человѣкъ, говорящій съ нами,-- влюбленный; человѣкъ, который перестаетъ говорить,-- мужъ. Что же касается до дѣвушекъ, то онѣ до того фальшивы, что о ихъ характерѣ можно судить только по танцамъ, не лгутъ лишь ихъ ростъ и движенія. Въ особенности же поразила меня грубость великосвѣтскихъ людей. Когда идетъ дѣло объ ужинѣ, происходитъ нѣчто, дающее мнѣ понятіе о народныхъ возстаніяхъ. Вѣжливость очень плохо скрываетъ общій эгоизмъ. Я иначе представляла себѣ свѣтъ. Въ немъ на женщинъ обращаютъ очень маленькое вниманіе; можетъ быть, это еще остатокъ доктринъ Бонапарта".-- "Арманда дѣлаетъ поразительные успѣхи", сказала моя мать. "Неужели вы думали, что я всегда буду у васъ спрашивать, умерла ли г-жа де-Сталь?" Мой отецъ улыбнулся и всталъ изъ-за стола.
Моя дорогая, я не все высказала тебѣ. Вотъ что я приберегла еще. Любовь, о которой мы мечтали, вѣроятно, хорошо скрывается: я нигдѣ не видала ни малѣйшаго ея признака. Правда, я подмѣтила нѣсколько быстрыхъ взглядовъ, которыми мужчины обмѣнивались съ дамами въ гостиныхъ, но какъ это блѣдно! Я не вижу "нашей" любви, этого міра чудесъ, полнаго дивныхъ грезъ, восхитительной дѣйствительности, радости и горя, отвѣчающихъ другъ другу, улыбокъ, освѣщающихъ всю природу, словъ, приводящихъ въ восторгъ, вѣчно доставляемаго, вѣчно испытываемаго счастья, печалей, порожденныхъ отдаленіемъ, и восторговъ, создаваемыхъ присутствіемъ любимаго существа! Гдѣ расцвѣтаютъ всѣ эти восхитительные цвѣты души? Кто лжетъ: мы или свѣтъ? Я уже видѣла цѣлыя сотни мужчинъ, молодыхъ людей, и ни одинъ не произвелъ на меня ни малѣйшаго впечатлѣнія; если бы они восхищались мной, выказывали ко мнѣ глубокую преданность, выступали на поединки изъ-за меня, я на все смотрѣла бы совершенно равнодушно. Любовь, моя дорогая, такое рѣдкое явленіе, что можно прожить всю жизнь, не встрѣтивъ существа, которое природа одарила могуществомъ дать намъ счастье. Такая мысль внушаетъ страхъ -- вдругъ это существо явится слишкомъ поздно! Что ты на это скажешь?
Съ нѣкоторыхъ поръ наша судьба начинаетъ страшить меня; я понимаю, почему у столькихъ женщинъ лица печальны, несмотря на румянецъ, которымъ мнимыя радости бала покрываютъ ихъ щеки. Въ бракъ вступаютъ, полагаясь на одну случайность -- вотъ и ты такимъ же образомъ выходишь замужъ. Въ моей головѣ пронесся цѣлый ураганъ мыслей. Быть любимой постоянно и тѣмъ не менѣе различнымъ образомъ, быть черезъ десять лѣтъ непрерывнаго счастья любимой такъ же, какъ въ первый день! Такая любовь требуетъ долгаго подготовленія; чтобы пріобрѣсти ее, нужно заставить долго ожидать себя, возбудить сильное любопытство и удовлетворить его; вызвать громадныя симпатіи и отвѣтить на нихъ. Существуютъ ли такіе же законы для твореній сердца, какъ и для видимыхъ твореній природы? Можетъ ли поддерживаться радость? Въ какой пропорціи печаль и счастье должны смѣшиваться въ любви? Мнѣ показались возможными холодныя комбинаціи погребальной, ровной и постоянной монастырской жизни, тогда какъ богатство, великолѣпіе, слезы, удовольствія, праздники, радости, наслажденія раздѣленной и дозволенной любви представились мнѣ несбыточными. Въ этомъ городѣ, мнѣ кажется, нѣтъ мѣста сладости любви, святымъ прогулкамъ по аллеямъ при свѣтѣ полной луны, которая бросаетъ на воду блескъ и не внемлетъ мольбамъ. Я богата, молода и хороша собой; мнѣ остается только любить; любовь можетъ превратиться въ мою жизнь, въ мое единственное занятіе; и вотъ уже три мѣсяца я живу въ свѣтѣ и съ любопытствомъ смотрю кругомъ; однако, я ничего не встрѣтила среди этихъ блестящихъ, жадныхъ, внимательныхъ взглядовъ. Ничьи глаза, ничей голосъ не взволновали меня. Одна музыка наполняетъ мнѣ душу; она одна замѣнила мнѣ нашу дружбу. Иногда я ночью цѣлый часъ просиживаю у окна; я смотрю въ садъ, я призываю приключенія; я прошу неизвѣстный источникъ, порождающій ихъ, послать ко мнѣ что-либо необычайное. Я нѣсколько разъ ѣздила въ Елисейскія Поля въ каретѣ и, выходя изъ экипажа, воображала, что тотъ, которому суждено разбудить мою оцѣпенѣвшую душу, явится передо мной, взглянетъ на меня, пойдетъ за мной; но въ такіе дни я встрѣчала только фигляровъ, продавцовъ пряниковъ, фокусниковъ, прохожихъ, торопливо шедшихъ по своимъ дѣламъ, или влюбленныхъ, избѣгавшихъ встрѣчъ. И мнѣ хотѣлось остановить ихъ и спросить: "Скажите мнѣ вы, счастливцы, что такое любовь?" Но я подавляла эти, безумныя мысли, снова садилась въ карету и давала себѣ слово остаться старой дѣвой. Любовь, конечно, воплощеніе, и сколько условій, чтобы это воплощеніе совершилось! Каждая изъ насъ не всегда согласна съ самой собой, что же будетъ при жизни съ другимъ существомъ? Одинъ Богъ можетъ разрѣшить эту проблему. Я начинаю думать, что мнѣ лучше всего вернуться въ монастырь. Если я останусь въ свѣтѣ, я надѣлаю вещей, которыя будутъ походить на безумія, потому что я не силахъ мириться съ тѣмъ, что вижу. Все оскорбляетъ меня, мои душевныя нравственныя правила или тайныя мысли. О, моя мать, самая счастливая женщина на свѣтѣ: ея великій маленькій Каналисъ обожаетъ ее. Мой ангелъ, мною овладѣваетъ страшное желаніе узнать, что происходитъ между моей матерью и этимъ молодымъ человѣкомъ. У Гриффитъ, по ея собственнымъ словамъ, были такія же желанія; ей хотѣлось броситься на каждую счастливую женщину, но она уничтожила, растоптала такія мысли. По ея мнѣнію, добродѣтель состоитъ въ томъ, чтобы хоронить въ глубинѣ своего сердца всѣ подобныя дикія идеи. Что же такое глубина сердца? Складъ всего дурного, что есть въ насъ? Я чувствую себя униженной оттого, что у меня нѣтъ обожателя. Я дѣвушка-невѣста, но у меня есть братья, семья, обидчивые родственники. О, если это причина сдержанности мужчинъ, они жалкіе трусы! Роль Химены въ Сидѣ и роль Сида восхищаютъ меня. Какая чудная пьеса! Ну, прощай.
Намъ даетъ уроки бѣдный бѣглецъ, принужденный скрываться изъ-за участія въ революціи, которую подавилъ герцогъ Ангулемскій. По поводу успѣха герцога въ Парижѣ давались чудные праздники. Хотя этотъ испанецъ либералъ, и, конечно, буржуа, онъ меня заинтересовалъ; я вообразила, что онъ осужденъ, на смерть. Я стараюсь выпытать у него его тайну, но онъ молчаливъ, какъ сущій кастилецъ, и гордъ, какъ Гонзальвъ Кордовіскій, а между тѣмъ на урокахъ выказываетъ ангельскую кротость и неистощимое терпѣніе. Его гордость не напыщена, какъ гордость миссъ Гриффитъ; это чувство кроется въ его душѣ; исполняя свои обязанности, онъ невольно принуждаетъ насъ отдавать ему должное и отдаляетъ насъ отъ себя силой того уваженія, которое оказываетъ намъ. Мой отецъ говоритъ, что этотъ Энарецъ очень походитъ на знатнаго человѣка, а потому въ разговорахъ съ нами называетъ его въ шутку дономъ Энарецъ. Нѣсколько дней тому назадъ я во время урока позволила себѣ назвать учителя этимъ именемъ; онъ поднялъ глаза, которые обыкновенно смотрятъ внизъ, и бросилъ на меня двѣ молніи, совершенно подавившія меня. Дорогая, у него самые красивые глаза на свѣтѣ. Я спросила, не разсердила ли его чѣмъ-нибудь и онъ сказалъ мнѣ на чудномъ и величавомъ испанскомъ языкѣ: "Я прихожу сюда только за тѣмъ, чтобы давать вамъ уроки". Я почувствовала, что онъ меня пристыдилъ, покраснѣла и собиралась отвѣтить ему какой-нибудь явной дерзостью, но вспомнила слова нашей милой матери во Господѣ и сказала: "Если вы сдѣлаете мнѣ какое-нибудь замѣчаніе, я буду вамъ очень обязана". Энарецъ вздрогнулъ. Кровь окрасила его оливковое лицо и онъ сказалъ мнѣ слегка взволнованнымъ голосомъ:
-- Вѣроятно, религія научила васъ уважать великія несчастія, лучше, нежели могу это сдѣлать я. Если я испанскій грандъ, потерявшій все вслѣдствіе торжества Фердинанда VII, ваша шутка -- жестокость; если же я только бѣдный учитель испанскаго языка, не стоитъ ли въ ней ужасная насмѣшка? Ни то, ни другое недостойно благородной молодой дѣвушки. Я взяла его за руку и сказала: "Я тоже напомню вамъ о религіи, прося васъ забыть мою вину". Онъ опустилъ голову, открылъ моего Донъ-Кихота и сѣлъ. Это маленькое происшествіе взволновало меня больше, нежели всѣ комплименты, взгляды и фразы, которые выпали мнѣ на долю втеченіе самаго удачнаго для меня бала. Во время урока я внимательно разсматривала этого человѣка, который не мѣшалъ мнѣ и даже зналъ, что я смотрю на него: онъ никогда не поднимаетъ на меня глазъ. Я увидѣла, что нашъ учитель, которому мы давали сорокъ лѣтъ -- молодъ: ему, должно быть, не болѣе двадцати шести, двадцати восьми лѣтъ. Я предоставляю его моей гувернанткѣ она обратила мое вниманіе на красоту его черныхъ волосъ и его зубовъ, похожихъ на жемчужины. Что же касается его глазъ, въ нихъ и бархатъ и огонь. Вотъ и все. Въ общемъ онъ малъ ростомъ и некрасивъ. Намъ разсказывали, что испанцы неопрятны, но Энарецъ до крайности изященъ; его руки бѣлѣе лица; онъ немного сутоловатъ; у него огромная голова странной формы. Его безобразіе, впрочемъ, говорящее объ умѣ, еще усиливается слѣдами оспы, которые испещряютъ его лицо. У него сильно выпуклый лобъ, чрезмѣрно густыя сросшіяся брови; онѣ придаютъ ему угрюмый видъ, отталкивающій душу. Его лицо непривѣтливо и болѣзненно, такія физіономіи бываютъ у людей, осужденныхъ на смерть въ дѣтствѣ и дожившихъ до взрослыхъ лѣтъ, только благодаря безконечнымъ заботамъ; помнишь сестру Марту? Словомъ, какъ говоритъ мой отецъ, лицо Энареца -- ослабленная маска кардинала Хименеса. Мой отецъ его не любитъ, учитель стѣсняется его. Въ манерахъ нашего испанца сказывается прирожденное чувство собственнаго достоинства, которое, повидимому, безпокоитъ милѣйшаго герцога; онъ не выноситъ, чтобы рядомъ съ нимъ являлось нѣчто высокое въ какой бы-то ни было формѣ. Какъ только мой отецъ научится говорить по-испански, мы уѣдемъ въ Мадридъ. Черезъ два дня послѣ полученнаго мною нравоученія, я, желая выразить учителю нѣчто вродѣ благодарности, сказала ему:-- Я не сомнѣваюсь, что вы покинули Испанію только вслѣдствіе политическихъ событій; если, какъ говорятъ, моего отца пошлютъ въ Мадридъ, мы будемъ въ состояніи оказать вамъ нѣкоторую услугу и испросить вамъ помилованіе, въ случаѣ, если вы осуждены. "Никто не можетъ оказать мнѣ услуги",-- отвѣтилъ Энарецъ.
-- Не можетъ?-- спросила я.-- Отъ того ли, что вы не желаете ничьего покровительства или въ силу невозможности помочь вамъ? "Благодаря тому и другому," сказалъ онъ наклоняя голову и въ его голосѣ прозвучало приказаніе умолкнуть. Въ моихъ жилахъ закипѣла отцовская кровь. Меня возмутило высокомѣріе испанца и я не продолжала этого разговора. Между тѣмъ, моя дорогая, есть что-то прекрасное въ его нежеланіи принимать что бы то ни было отъ постороннихъ. "Онъ отказался бы даже отъ нашей дружбы," думала я, спрягая глаголъ. Я остановилась и высказала учителю, но по-испански, мысль, занимавшую меня, Энарецъ вѣжливо отвѣтилъ, что для дружбы необходимо равенство, котораго нѣтъ въ данномъ случаѣ, что въ силу этого мой вопросъ безполезенъ.
-- Вы говорите о равенствѣ по отношенію къ взаимности чувствъ или по отношенію къ различію общественнаго положенія?-- спросила я, стараясь нарушить его серьезную важность, которая выводитъ меня изъ терпѣнія. Онъ снова поднялъ свои страшные глаза, а я опустила вѣки. Дорогая, этотъ человѣкъ -- неразрѣшимая загадка. Казалось, онъ спрашивалъ меня, не крылось ли въ моихъ словахъ признанія въ любви; въ его взглядѣ отразилось счастье, гордость, мука неувѣренности и мое сердце невольно замерло. Я поняла, что кокетство, которое во Франціи оцѣнивается по достоинству, принимаетъ грозное значеніе, когда оно обращено на испанца и довольно глупо спряталась въ мою раковину. Окончивъ урокъ, Энарецъ поклонился мнѣ, бросивъ на меня взглядъ, полный смиренной любви, взглядъ, говорившій: -- Не играйте несчастнымъ человѣкомъ! Такой внезапный переходъ отъ серьезныхъ, важныхъ манеръ произвелъ на меня живое впечатлѣніе. Не ужасно ли подумать и сказать, что мнѣ кажется будто въ этомъ человѣкѣ кроются неоцѣненныя сокровища нѣжности.
IX.
Г-жа де-л'Эсторадъ Луизѣ де Шолье.
Все сказано, все сдѣлано, мое дитя, тебѣ пишетъ госпожа де-л'Эсторадъ; но наши отношенія съ тобой не измѣнились, стало только одной молодой дѣвушкой меньше. Будь спокойна; я много думала и не безразсудно дала согласіе. Увѣренность, что я пойду торной дорогѣ, пріятна и моему уму, и моему характеру. Большая нравственная сила избавитъ меня отъ того, что мы называемъ случайностями жизни. У насъ есть земли, которымъ слѣдуетъ придать цѣнность, домъ, который необходимо убрать и украсить; мнѣ нужно управлять хозяйствомъ, нужно примирить съ жизнью несчастнаго человѣка. Конечно, мнѣ придется заботиться о семьѣ, воспитывать дѣтей. Что дѣлать, будничная жизнь не можетъ быть чѣмъ-то великимъ, чрезвычайнымъ. Понятно, широкія знанія, которыя придаютъ величіе душѣ и уму, не управляютъ <скан испорчен>и заботами, по крайней мѣрѣ, такъ кажется. Но кто мѣшаетъ отправлять въ море безконечности суда, которыя по нашему <скан испорчен>нію путешествовали въ этомъ океанѣ? Однако, не думай, что <скан испорчен>ное существованіе, которому я посвящаю себя, лишено стра<скан испорчен>.
Задача, заставить повѣрить въ счастье бѣднаго человѣка, <скан испорчен>о игрушкой бурь -- прекрасное дѣло, способное избавить мое существованіе отъ однообразія. Я не думаю, чтобы меня можно было сожалѣть и я вижу, что я могу дѣлать добро. Между нами, я не люблю Луи де-л'Эсторада той любовью, которая заставляетъ сердце биться при шумѣ знакомыхъ шаговъ, которая волнуетъ душу при звукѣ любимаго голоса, или вселяетъ въ насъ дрожь при видѣ огненнаго взгляда; но онъ не противенъ мнѣ. Что буду я дѣлать, спросишь ты меня, съ тѣмъ стремленіемъ ко всему высокому, съ тѣми могучими мыслями, которыя насъ связываютъ и живутъ въ насъ? Да, это меня заботило. Но развѣ не великое дѣло скрывать ихъ и тайно отъ всѣхъ употреблять на благо семьи, превращать въ источники счастья для существъ, ввѣренныхъ мнѣ? Время, въ теченіе котораго эти способности сіяютъ и блещутъ, очень коротко для женщины, оно скоро проходитъ. Моей жизни не будетъ доставать величія, но она протечетъ мирно, тихо, безъ превратностей. Мы рождаемся въ счастливыхъ условіяхъ: намъ предоставляется право выбирать что-нибудь одно: любовь или материнство. И я выбрала: изъ моихъ дѣтей я создамъ себѣ боговъ, изъ этого клочка -- земли Эльдорадо. Вотъ все, что я могу тебѣ сказать. Благодарю тебя за присланныя вещи. Взгляни на мои заказы, списокъ которыхъ я посылаю тебѣ вмѣстѣ съ этимъ письмомъ; я хочу жить въ атмосферѣ изящества, роскоши, и брать отъ провинціи только то, что въ ней есть прелестнаго. Живя одиноко, женщина не можетъ сдѣлаться провинціалкой; она остается самой собою. Я надѣюсь, что ты будешь своевременно сообщать мнѣ о всѣхъ перемѣнахъ модъ. Отецъ моего мужа, въ порывѣ энтузіазма, не отказываетъ мнѣ ни въ чемъ и перевертываетъ домъ вверхъ ногами. Мы выписываемъ изъ Парижа рабочихъ и устраиваемъ все по новому.
X.
Луиза де-Шолье г-жѣ де-л'Эсторадъ.
О, Рене, ты на нѣсколько дней опечалила меня. Итакъ, твое прелестное тѣло, красивое, гордое лицо, природно изящныя манеры, высоко-одаренная душа, глаза, въ которыхъ душа утоляетъ жажду, словно въ живомъ источникѣ любви, сердце, полное восхитительной нѣжности, широкій умъ, рѣдкія способности, плоды усилій природы и нашего взаимнаго воспитанія, сокровища, которыя должны были создать для страсти и желанія несравненныя богатства, породить часы, равнявшіеся бы годамъ, вызвать наслажденія, способныя превратить человѣка въ раба одного твоего граціознаго движенія,-- все это исчезнетъ среди однообразія вульгарнаго, обыкновеннаго брака, уничтожится въ пустотѣ жизни, которая скоро надоѣстъ тебѣ! Я заранѣе ненавижу дѣтей, которыя у тебя родятся; они будутъ дурны! Ты все предвидишь въ жизни; тебѣ нечего бояться, не на что надѣяться, не отчего страдать. А что если когда-нибудь, въ сіяющій день, ты встрѣтишь существо, которое разбудитъ тебя отъ сна? А, при этой мысли по моей спинѣ бѣжитъ ознобъ! Ну, у тебя есть подруга. Конечно, ты станешь духомъ этой долины, ты сольешься съ ея красотами, ты будешь жить заодно съ ея природой, ты проникнешься величіемъ всего окружающаго, медленностью произрастанія растеній, быстротой мысли и, смотря на свои рдѣющіеся цвѣты, ты невольно будешь оглядываться на себя самое. Потомъ, послѣ прогулки съ мужемъ и дѣтьми, изъ которыхъ одинъ кричалъ, ропталъ, игралъ, а другой молчалъ въ полномъ удовольствіи, я знаю заранѣе, что ты мнѣ напишешь. Твоя дымная долина и ея холмы, обнаженные или покрытые прекрасными деревьями, твой лугъ, составляющій въ Провансѣ большую рѣдкость, воды, льющіяся струйками, различные оттѣнки свѣта, вся эта безконечность, которую разнообразитъ Богъ, напомнитъ тебѣ монотонную безконечность твоего сердца. Но не забывай обо мнѣ, моя Рене, и ты найдешь во мнѣ подругу, сердца которой никогда не затронетъ ни малѣйшая общественная мелочность, оно всецѣло принадлежитъ тебѣ.
Моя дорогая, мой испанецъ прелестно грустенъ; въ немъ есть что-то спокойное, суровое, гордое и глубокое; все это затрогиваетъ мое любопытство. Его всегдашняя торжественность и молчаливость бросаютъ вызовъ душѣ. Онъ молчаливъ и величавъ, какъ король, свергнутый съ престола. Гриффитъ и я занимаемся имъ, какъ загадкой. Странная вещь, учитель испанскаго языка одержалъ надъ моимъ вниманіемъ такую побѣду, какой не могъ добиться еще ни одинъ мужчина, между тѣмъ я уже сдѣлала смотръ всѣмъ наслѣдникамъ знатныхъ родовъ, всѣмъ прикомандированнымъ къ посольствамъ и посланникамъ, генераламъ и подпоручикамъ, пэрамъ Франціи, ихъ сыновьямъ и племянникамъ, двору и горожанамъ! Меня раздражаетъ холодность этого человѣка. Самая глубокая гордость наполняетъ пустыню, которую онъ желаетъ образовать между нами и имъ, и дѣйствительно образуетъ. Онъ кокетничаетъ, а я дѣлаю смѣлые приступы. Это странное положеніе тѣмъ болѣе занимаетъ меня, что оно не можетъ имѣть никакихъ послѣдствій. Что такое мужчина -- испанецъ и учитель? Я не уважаю ни одного мужчины, будь онъ хотя королемъ! Я нахожу, что мы гораздо лучше мужчинъ, да: же одаренныхъ самой заслуженной славой. О, какъ повелѣвала бы я Наполеономъ! Какъ давала бы ему чувствовать, если бы онъ меня любилъ, мою власть надъ нимъ!
Вчера я мимоходомъ бросила эпиграмму, которая должна была сильно задѣть моего учителя. Онъ ничего не отвѣтилъ, окончилъ урокъ, взялъ шляпу и взглянулъ на меня такимъ взглядомъ, который заставляетъ меня думать, что онъ больше не придетъ. Это мнѣ очень пріятно. Было бы ужасно начать снова исторію новой Элоизы Жанъ-Жака Руссо; я только-что прочла эту вещь, возненавидѣвъ изъ-за нея любовь. Любовь, полная размышленій и громкихъ фразъ, кажется мнѣ нестерпимой. Также и Кларисса черезчуръ довольна, окончивъ свое короткое письмо; впрочемъ, сочиненіе Ричардсона, по словамъ моего отца, служитъ превосходной характеристикой англичанокъ. Книга же Руссо представляется мнѣ философской проповѣдью въ письмахъ.
Я думаю, что любовь совершенно личная поэма. Въ томъ, что пишутъ романисты, все истинно и все ложно. Моя прелесть, ты можешь говорить со мной только о супружеской любви, а потому, я полагаю, что, въ интересахъ нашего съ тобой существованія, мнѣ необходимо остаться дѣвушкой и испытать сильную страсть; это поможетъ намъ хорошо изучить жизнь. Описывай мнѣ очень подробно все, что будетъ съ тобою, особенно въ теченіе первыхъ дней жизни съ животнымъ, которое называется мужемъ. Если меня когда-нибудь полюбятъ, я обѣщаю тебѣ дѣлать то же. Прощай, бѣдная поглощенная подруга!
XI.
Рене де-л'Эсторадъ Луизѣ де-Шолье.
Ты и твой испанецъ внушаете мнѣ ужасъ. Я пишу тебѣ всего нѣсколько словъ, чтобы попросить тебя распроститься съ нимъ. То, что ты пишешь объ Энарецѣ, говоритъ мнѣ, что у него самый опасный характеръ, присущій людямъ, которымъ нечего терять и которые поэтому ставятъ на карту все. Этотъ человѣкъ не долженъ быть твоимъ возлюбленнымъ и не можетъ быть твоимъ мужемъ. Я опишу тебѣ подробно тайныя событія моей жизни, но только тогда, когда на моемъ сердцѣ не будетъ тревоги которую въ него вселило твое послѣднее письмо.
XIII.
Луиза де-Шолье г-жѣ де-л'Эсторадъ.
Моя прелестная козочка, сегодня утромъ въ девять часовъ мнѣ доложили о приходѣ моего отца. Я уже встала и одѣлась. Когда я вышла къ нему, онъ важно сидѣлъ подлѣ камина въ моей гостиной и, противъ обыкновенія, казался задумчивымъ. Отецъ показалъ мнѣ на бержерку противъ себя; я поняла его и сѣла на нее съ торжественнымъ видомъ, нередразнивъ отца такъ удачно, что онъ улыбнулся; однако, въ его улыбкѣ было что-то печально серьезное.
-- Вы, по крайней мѣрѣ, такъ же умны, какъ ваша бабушка,-- сказалъ онъ мнѣ.
-- Ну, не будьте слишкомъ любезны,-- прервала я его,-- вамъ что-то нужно отъ меня.
Онъ поднялся въ сильномъ волненіи и съ полчаса говорилъ со мной. Нашу бесѣду, дорогая, стоитъ записать.
Едва онъ ушелъ, какъ я сѣла за столъ, стараясь воспроизвести всѣ его слова. Я впервые видѣла, чтобы мой отецъ высказывалъ всю свою мысль. Сперва онъ польстилъ мнѣ и очень недурно; я должна быть довольна тѣмъ, что онъ хорошо понялъ и оцѣнилъ меня.
-- Арманда,-- сказалъ мнѣ герцогъ,-- вы страннымъ образомъ обманули меня и пріятно удивили. Когда вы пріѣхали изъ монастыря, я васъ принялъ за самую обыкновенную дѣвушку, не имѣющую особеннаго значенія, невѣжественную, съ которой можно ладить, даря ей тряпки, парюры, и которая мало думаетъ.
-- Благодарю, отецъ, за молодежь!
-- О, молодежи нѣтъ!-- сказалъ онъ, дѣлая жестъ оратора.-- У васъ необычайно широкій умъ, вы правильно оцѣниваете вещи, вы необычайно проницательны, вы очень хитры; можно подумать, что вы ничего не видите въ тѣхъ случаяхъ, когда вы успѣваете подмѣтить причину фактовъ, занимающихъ всѣхъ остальныхъ. Вы министръ въ юбкѣ; только вы и способны понять меня; только васъ я и могу заставить дѣйствовать противъ васъ же, чтобы добиться чего-либо. Поэтому я совершенно откровенно объяснюсь съ вами относительно намѣреній, которыхъ не покидаю. Желая, чтобы вы также раздѣляли ихъ, мнѣ необходимо доказать вамъ, что они -- порожденіе возвышенныхъ чувствъ. Итакъ, мнѣ придется въ разговорѣ съ вами коснуться политическихъ соображеній, которыя затрогиваютъ высокіе интересы государства. Подобныя разсужденія могли бы показаться скучными для всякой другой дѣвушки, кромѣ васъ. Выслушавъ меня, подумайте хорошенько; если понадобится, я вамъ дамъ шесть мѣсяцевъ на размышленіе. Вы вполнѣ свободны; и если вы откажете мнѣ въ той жертвѣ, которой я попрошу у васъ, я подчинюсь вашему отказу и перестану мучить васъ.
Выслушавъ эту рѣчь, я дѣйствительно стала серьезна, моя козочка, и сказала:
-- Говорите, отецъ.
И вотъ что произнесъ государственный мужъ:
-- Мое дитя, Франція находится въ крайне стѣсненномъ положеніи; объ этомъ знаетъ только король и нѣсколько высокихъ умовъ; но король -- это голова безъ рукъ; великіе же умы, посвященные въ опасность, не имѣютъ никакой власти надъ людьми, съ помощью которыхъ они могли бы достигнуть счастливаго окончанія. Люди, выкинутые народнымъ избраніемъ, не желаютъ служить орудіями. Какъ бы замѣчательны они ни были, они продолжаютъ разрушать общественный строй, вмѣсто того чтобы помогать намъ укрѣпить зданіе. Словомъ, существуютъ двѣ партіи: партія Марія противъ партіи Суллы. Я стою за Суллу противъ Марія, вотъ въ общихъ чертахъ положеніе нашихъ дѣлъ. Говоря подробнѣе -- революція все еще продолжается: она внѣдрена въ законъ, она начертана на землѣ, она живетъ въ умахъ, она тѣмъ сильнѣе, что большая часть совѣтниковъ, окружающихъ тронъ, полагаетъ, будто она побѣждена; эти совѣтники не видятъ у нея ни бойцовъ, ни средствъ. У короля свѣтлый умъ; онъ ясно понимаетъ, все; но каждый день сторонники его брата овладѣваютъ все больше и больше; они желаютъ идти слишкомъ быстро; ему остается всего два года жизни и этотъ умирающій поправляетъ свои простыни, чтобы умереть спокойно. Знаешь ли ты, мое дитя, въ чемъ заключалось самое гибельное слѣдствіе революцій? Ты даже не подозрѣваешь этого! Отрубивъ голову Людовику X.VI, революція обезглавила всѣхъ отцовъ семействъ. Въ настоящее время семьи не существуетъ болѣе; остались лишь отдѣльныя личности. Пожелавъ сдѣлаться націей, французы отказались отъ возможности быть имперіей. Провозгласивъ равенство правъ на отцовское наслѣдство, они убили духъ семейственности и создали государственную казну. Но они ослабили всякое превосходство, дали народной массѣ слѣпую силу, подготовили гибель искусствъ, торжество личной выгоды. Мы стоимъ между двумя государственными системами, передъ нами: семья или личные интересы, аристократія или демократія, разсужденія или повиновеніе, католицизмъ или религіозный индифферентизмъ; вотъ въ короткихъ словахъ объясненіе всего вопроса. Я принадлежу къ незначительному количеству людей, которые хотятъ противиться тому, что называютъ народомъ, конечно, въ его же собственныхъ интересахъ. Въ настоящее время вопросъ не касается ни феодальныхъ правъ, какъ многіе увѣряютъ глупцовъ, ни дворянства, дѣло идетъ о государствѣ, о жизни всей Франціи! Всякая страна, которая не опирается на отцовскій авторитетъ, не можетъ считать свое существованіе упроченнымъ. Отцовская власть -- первая ступенька лѣстницы отвѣтственности и подчиненія, которая восходитъ до самаго короля. Король -- это всѣ мы взятые вмѣстѣ; умереть за короля все равно, что умереть за себя, за свою семью, которая вѣчна, какъ вѣчна королевская власть, у каждаго животнаго есть свой особый инстинктъ; инстинктъ человѣка -- чувство семейственности. Страна сильна, если она состоитъ изъ богатыхъ семей, всѣмъ членамъ которыхъ выгодно защищать общую сокровищнищу, сокровищницу, вмѣщающую денежное богатство, славу, привилегіи, преимущества. Страна бѣдна, если она состоитъ изъ отдѣльныхъ людей, не связанныхъ ни чѣмъ, людей, которымъ безразлично, будутъ ли они повиноваться семи властителямъ или одному русскому или корсиканцу, только бы у каждаго изъ нихъ въ отдѣльности не отняли его поля. Между тѣмъ, несчастные эгоисты не видятъ, что когда-нибудь они непремѣнно лишатся своей собственности. Въ случаѣ неуспѣха, насъ ждетъ ужасное положеніе вещей. Останутся одни уголовные и фискальные законы, кошелекъ или жизнь! Самая благородная на свѣтѣ страна перестанетъ повиноваться чувствамъ. Въ ней вызовутъ и разовьютъ неизлечимыя язвы. Прежде всего явится всеобщая зависть, высшіе классы буду тъ уничтожены, равенство желаній станетъ выдавать себя за равенство силъ; истинное, признанное засвидѣтельствованное превосходство будетъ затоплено волнами буржуазіи. Изъ тысячи человѣкъ можно выбирать одного, но нельзя ничего найти среди трехъ милліоновъ одинаковыхъ честолюбій, одѣтыхъ въ одну и ту же ливрею -- ливрею посредственности. И торжествующая масса не замѣтитъ, что противъ нея возстаетъ другая ужасная масса, толпа крестьянъ-собственниковъ: двадцать тысячъ десятинъ земли, которая живетъ, двигается, разсуждаетъ, ничего не понимаетъ, стремится вѣчно пріобрѣсти нѣчто большее, окружаетъ все баррикадами, обладаетъ грубой силой.
-- Но,-- перебила я,-- что же я-то могу сдѣлать для государства? Я не чувствую ни малѣйшаго желанія стать Іоанной д'Аркъ семьи и погибнуть на медленномъ огнѣ монастырскаго костра.
-- Вы маленькая язва,-- сказалъ мнѣ отецъ.-- Когда я вамъ говорю дѣло, вы отвѣчаете мнѣ шутками; когда же я шучу, вы принимаетесь толковать со мной, какъ посланникъ.
-- Любовь питается контрастами,-- отвѣтила я.
Отецъ расхохотался до слезъ.
-- Вы подумаете о томъ, что я вамъ сказалъ, вы замѣтите, сколько довѣрія и великодушія выказалъ я, говоря съ вами подобнымъ образомъ. Быть можетъ, событія помогутъ осуществленію моихъ намѣреній. Я знаю, что по отношенію къ вамъ въ моихъ предположеніяхъ много обиднаго, несправедливаго; поэтому я ожидаю, что ваше согласіе явится не плодомъ вашего сердца, а скорѣе результатомъ воображенія; я вижу, что у васъ больше ума и разсудительности, нежели у кого бы то ни было...
-- Вы льстите себѣ,-- сказала я ему съ улыбкой,-- потому что я ваша истая дочь!
-- Словомъ, я не могу быть непослѣдовательнымъ; кто желаетъ придти къ счастливому окончанію, тотъ согласенъ и на средства къ его достиженію; мы должны служить примѣромъ для другихъ. Итакъ, я не хочу, чтобы у васъ было состояніе, пока вашъ младшій братъ не будетъ обезпеченъ и желаю употребить весь вашъ капиталъ на то, чтобы создать для него майоратъ.
-- Но,-- возразила я,-- вы вѣдь не запретите мнѣ жить, какъ я хочу и быть счастливой, отдавъ вамъ мое состояніе?
-- Конечно,-- отвѣтилъ отецъ,-- но съ тѣмъ, чтобы ваша жизнь не вредила чести, положенію и, могу прибавить, славѣ вашей семьи.
-- О,-- вскрикнула я,-- какъ скоро вы отнимаете отъ меня мой высокій умъ!
-- Мы не найдемъ во Франціи,-- съ горечью замѣтилъ отецъ,-- человѣка, который пожелалъ бы жениться на знатной дѣвушкѣ безъ приданаго и который обезпечилъ бы ее. Если бы явился такой мужъ, онъ, навѣрно, принадлежалъ бы къ классу выскочекъ, буржуа, а въ этомъ отношеніи я человѣкъ XI вѣка.
-- Я также,-- произнесла я и прибавила:-- но зачѣмъ отнимать у меня надежду? Развѣ нѣтъ старыхъ пэровъ Франціи.
-- Вы хорошо знаете свѣтъ, Луиза!-- вскрикнулъ онъ.
Отецъ ушелъ улыбнувшись и поцѣловавъ мнѣ руку.
Утромъ я получила твое письмо и оно заставило меня подумать о пропасти, въ которую я, по твоему мнѣнію, могу упасть. Мнѣ почудилось, что какой-то внутренній голосъ крикнулъ мнѣ: "Ты упадешь въ нее!" Я рѣшилась оградить себя предосторожностями. Энарецъ осмѣливается поднимать на меня глаза и его взглядъ вызываетъ во мнѣ ощущеніе, которое я могу сравнить только съ глубокимъ ужасомъ. На этого человѣка не слѣдуетъ долго смотрѣть, какъ не слѣдуетъ смотрѣть на жабу; онъ безобразенъ и вмѣстѣ съ тѣмъ притягиваетъ къ себѣ. Вотъ уже два дня я раздумываю, не сказать ли отцу, что я не хочу учиться испанскому языку и не попросить ли его распроститься съ нашимъ учителемъ? Но послѣ твердыхъ рѣшеній, я начинаю чувствовать, что мнѣ необходимо ужасное ощущеніе, которое я переживаю, видя этого человѣка, я говорю себѣ: "Еще одинъ разъ и потомъ скажу отцу". Моя дорогая, мягкій голосъ испанца льется прямо въ душу онъ говоритъ, какъ Фодоръ поетъ. Его манеры просты, въ немъ нѣтъ ни малѣйшей аффектаціи, а какіе чудные у него зубы! Недавно, когда онъ прощался со мной, ему показалось, что я занята имъ и онъ, правда, очень почтительно, сдѣлалъ движеніе, желая взять меня за руку и поцѣловать ее; однако, Энарецъ остановился, какъ бы испугавшись своей смѣлости и того разстоянія, черезъ которое онъ хотѣлъ перешагнуть. Несмотря на то, что все это было еле замѣтно, я догадалась о его чувствахъ, и улыбнулась: что можетъ быть трогательнѣе порыва человѣка, стоящаго на низкой ступени общественнаго положенія, сдерживающаго себя подобнымъ образомъ? Какая дерзость кроется въ любви буржуа къ дѣвушкѣ благороднаго происхожденія! Моя улыбка придала учителю смѣлости: бѣднякъ искалъ свою шляпу, не видя ея, онъ не хотѣлъ ее найти и я торжественно поднесла ему ее. Сдержанныя слезы наполнили его глаза. Это короткое мгновеніе было полно значенія; множество мыслей пронеслось въ насъ. Мы съ нимъ такъ хорошо поняли другъ друга, что я протянула ему руку для поцѣлуя. Быть можетъ, это значило, что любовь разрушила преграду, раздѣлявшую насъ? Ну, не знаю, что мною руководило; Гриффитъ стояла къ намъ спиной; я гордо подала испанцу мою бѣлую лапку и почувствовала на ней огонь его губъ, но жаръ этотъ смягчили двѣ крупныя слезы, упавшія въ то же время. Ахъ, мой ангелъ, я, точно обезсиленная, сидѣла на креслѣ, глубоко задумавшись; я была счастлива, почему, отчего, не умѣю тебѣ сказать. То, что я переживала, было поэзія. Мое униженіе, котораго я стыжусь теперь, тогда казалось мнѣ величіемъ; онъ заколдовалъ меня; вотъ что служитъ мнѣ оправданіемъ!
Пятница. Право, этотъ человѣкъ прекрасенъ. Его рѣчь изящна, умъ необычайно высокъ. Моя дорогая, когда онъ объясняетъ мнѣ не только механизмъ испанскаго языка, но и механизмъ мысли и построеніе всѣхъ другихъ человѣческихъ языковъ, онъ логиченъ, какъ Боссюэ. Онъ говоритъ по-французски, какъ французъ. Когда я выразила нѣкоторое удивленіе по этому поводу, Энарецъ отвѣтилъ мнѣ, что въ ранней юности онъ жилъ въ Баланса, пріѣхавъ туда съ испанскимъ королемъ. Что произошло въ этой душѣ? Энарецъ совсѣмъ перемѣнился; онъ пришелъ одѣтый просто, но совершенно такъ, какъ одѣваются люди нашего общества, выходя на прогулку пѣшкомъ. Въ теченіе этого урока, его умъ блисталъ, какъ маякъ; Энарецъ выказалъ все свое краснорѣчіе. Точно утомленный человѣкъ отдохнувъ, нашедшій всѣ свои силы, онъ внезапно открылъ мнѣ свою душу, которую долгое время заботливо скрывалъ. Онъ разсказалъ мнѣ исторію бѣдняка-лакея, который пошелъ на смерть изъ-за одного взгляда испанской королевы.
-- Ему оставалось только умереть,-- сказала я.
Мой отвѣтъ обрадовалъ его, и его взглядъ меня испугалъ.
Вечеромъ я поѣхала на балъ къ герцогинѣ Ленонкуръ, тамъ былъ князь Талейранъ. Черезъ виконта де-Ванденессъ, очаровательнаго молодого человѣка, я спросила князя, находился ли въ числѣ его гостей въ 1809 году Энарецъ. Энарецъ, мавританское названіе рода Соріа, члены этого дома, говорятъ, что они Абенсераги, принявшіе христіанство. Старый герцогъ и его два сына дѣйствительно сопровождали короля, когда тотъ пріѣхалъ въ имѣніе князя. Старшій изъ молодыхъ людей, теперешній герцогъ Соріа, недавно лишился всѣхъ своихъ имѣній, преимуществъ и достоинства гранда, такъ какъ король Фердинандъ мститъ, въ силу старинной вражды. Герцогъ сдѣлалъ громадную ошибку, вступивъ въ конституціонное министерство вмѣстѣ съ Вальдесомъ. Къ счастью, онъ успѣлъ бѣжать изъ Кадикса до прибытія туда герцога Ангулейскаго, который, несмотря на все свое желаніе, не могъ бы спасти его отъ гнѣва короля.
Отвѣтъ, принесенный мнѣ виконтомъ, заставилъ меня задуматься. Не могу тебѣ высказать, какую тревогу испытывала я до самаго урока, бывшаго сегодня утромъ. Въ теченіе первой четверо часа я, смотря на Энареца, все спрашивала себя, герцогъ онъ или буржуа, но не могла ничего рѣшить. Наконецъ, я потеряла возможность сдерживаться, внезапно отложила книгу, перестала громко переводить и сказала ему по-испански:
-- Вы насъ обманываете; вы не бѣдный либералъ-буржуа, вы герцогъ Соріа.
-- Къ несчастью, я не герцогъ Соріа,-- грустно отвѣтилъ онъ.
Я поняла, какое отчаяніе вложилъ Энарецъ въ слова: къ несчастію. А, моя дорогая, конечно, никто другой не сумѣетъ придать двумъ словамъ столько страсти, столько смысла. Энарецъ потупилъ глаза, не смѣя болѣе взглянуть на меня.
-- Князь Талейранъ,-- сказала я ему,-- у котораго вы жили въ теченіе изгнанія, говоритъ, что Энарецъ можетъ быть только герцогомъ де-Соріа, впавшимъ въ немилость или лакеемъ. Онъ поднялъ на меня глаза; я увидала два пылающіе черные угля два горѣвшіе и въ тоже время пристыженные глаза. Мнѣ показалось, что этотъ человѣкъ переживаетъ пытку.
-- Дѣйствительно,-- отвѣтилъ онъ,-- мой отецъ служилъ испанскому королю.
Гриффитъ никогда не видывала такой методы преподаванія. Послѣ каждаго изъ нашихъ вопросовъ или отвѣтовъ наступало тревожное молчаніе.
-- Словомъ,-- сказала я,-- дворянинъ вы или буржуа?
-- Вы знаете,-- отвѣтилъ онъ,-- что въ Испаніи всѣ дворянѣ, даже нищіе.
Такая уклончивость вывела меня изъ себя. Еще съ предыдущаго урока я подготовила для себя одно развлеченіе, способное занимать наше воображеніе. Я въ формѣ письма набросала идеальный портретъ человѣка, которымъ хотѣла бы быть любимой, и рѣшила попросить моего учителя перевести этотъ отрывокъ. До сихъ поръ я переводила только съ испанскаго языка на французскій, но не съ французскаго на испанскій. Я замѣтила это Энарецу и попросила миссъ Гриффитъ принести мнѣ послѣднее письмо, будто полученное мною отъ одной изъ моихъ подругъ. "Я думала: "По тому дѣйствію, которое произведетъ на него моя программа, я увижу, какая кровь течетъ въ его жилахъ". Взявъ листовъ изъ рукъ Гриффитъ, я сказала учителю: "Посмотримъ, хорошо ли я списала его",-- все было написано моей рукой. Я развернула передъ нимъ письмо или, если ты хочешь, сѣти и не спускала съ него глазъ, пока онъ читалъ слѣдующее:
"Человѣкъ, который понравился мнѣ, моя дорогая, долженъ быть рѣзокъ и гордъ съ мужчинами и кротокъ съ женщинами. Однимъ своимъ орлинымъ взглядомъ онъ будетъ мгновенно уничтожать все смѣшное. Онъ долженъ сострадательно улыбаться, глядя на людей, желающихъ обратить въ шутку что-либо священное, въ особенности то, въ чемъ заключается поэзія сердца, и безъ того жизнь была бы только жалкой дѣйствительностью. Я глубоко презираю людей, желающихъ отнять отъ насъ источникъ религіозныхъ идей, въ которыхъ кроется такая сила утѣшенія, поэтому то вѣрованія должны быть дѣтски просты и вмѣстѣ съ тѣмъ проткнуты непоколебимостью развитого человѣка, который вдумался въ происхожденіе своей вѣры. Я не хочу, чтобы въ его умѣ, свѣжемъ и оригинальномъ, замѣчалась аффектація, или желаніе блистать; изъ его устъ не должно вырываться ни одного лишняго, ни одного неумѣстнаго слова; благодаря богатствамъ его ума, съ нимъ никогда никому не будетъ скучно; не будетъ онъ скучать и самъ. Всѣ его мысли должны быть благородны, возвышенны, рыцарски прекрасны, лишены всякаго эгоизма; въ каждомъ его поступкѣ будетъ виднѣться совершенное отсутствіе разлета или стремленія къ выгодѣ. Самые его недостатки должны порождаться широтой его идей, превышающихъ требованія времени. Во всѣхъ отношеніяхъ онъ будетъ выше своей эпохи. Пусть въ выказываетъ нѣжное вниманіе ко всѣмъ слабымъ существамъ,, слѣдовательно и доброту къ женщинамъ, но съ трудомъ влюбляется въ которую-нибудь изъ нихъ; онъ долженъ смотрѣть на любовь слишкомъ серьезно, чтобы превращать ее въ шутку. Можетъ случиться, что онъ проживетъ всю свою жизнь, не узнавъ истинной любви, несмотря на всѣ свои качества, способныя внушить женщинѣ глубокое чувство. Однако, разъ найдя идеалъ женщины, о которой онъ мечталъ въ грезахъ съ открытыми глазами, встрѣтивъ существо, которое способно понять его, которое можетъ наполнить его душу, озарить его жизнь лучемъ счастья, существо, которое передъ нимъ заблещетъ, какъ звѣзда, вышедшая изъ-за тучъ холоднаго темнаго міра, придастъ новое очарованіе его жизни и затронетъ въ его сердцѣ молчавшія до тѣхъ поръ струны, мнѣ не нужно и говорить, онъ сумѣетъ понять и оцѣнить свое счастье, и онъ сдѣлаетъ любимую женщину совершенно счастливой. Никогда ни словомъ, ни взглядомъ не огорчитъ онъ ея любящаго сердца, которое довѣрится ему со слѣпой любовью ребенка, спящаго на рукахъ своей матери; вѣдь онъ пойметъ, что если бы она когда-нибудь пробудилась отъ своего сладкаго сна, ея душѣ и сердцу были бы нанесены неизлечимыя раны, что ему невозможно пуститься плыть по этому океану, не поставивъ на карту все свою будущность.
"По осанкѣ, лицу и походкѣ этого человѣка, по всѣмъ его манерамъ будетъ видно, что онъ принадлежитъ къ числу существъ простыхъ и не желающихъ бросаться въ глаза. Мой избранникъ можетъ быть дуренъ лицомъ, но у него должны быть очень красивыя руки. Ироническая, презрительная улыбка будетъ приподнимать его верхнюю губу. Только для любимыхъ существъ онъ хранитъ небесный блестящій лучъ своего взгляда, полнаго души".
-- Не позволите ли вы,-- сказалъ мнѣ Энарецъ по-испански и съ глубокимъ волненіемъ въ голосѣ,-- сохранить этотъ листокъ въ воспоминаніе о васъ? Сегодня я въ послѣдній разъ имѣю честь заниматься съ вами; урокъ же, который я получилъ въ этомъ письмѣ, можетъ сдѣлаться для меня вѣчнымъ собраніемъ жизненныхъ правилъ. Я покинулъ Испанію, какъ бѣглецъ и безъ денегъ, но сегодня я получилъ отъ моей семьи сумму, на которую могу существовать. Я буду имѣть честь прислать къ вамъ какого-нибудь бѣднаго испанца вмѣсто себя. Казалось, этими словами онъ говорилъ мнѣ: "Довольно играть". Онъ поднялся съ мѣста съ неподражаемымъ достоинствомъ и ушелъ; я была совсѣмъ поражена его деликатностью, неслыханной въ людяхъ, принадлежащихъ къ его классу. Энарецъ сошелъ внизъ и пожелалъ поговорить съ моимъ отцомъ. За обѣдомъ отецъ съ улыбкой сказалъ мнѣ:
-- Луиза, васъ училъ испанскому языку бывшій первый министръ испанскаго короля и человѣкъ, приговоренный къ смерти
-- Герцогъ де-Соріа,-- сказала я.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ мнѣ отецъ,-- онъ больше не герцогъ. Теперь онъ принялъ титулъ барона Макюмеръ, благодаря замку, оставшемуся у него въ Сардиніи. Онъ мнѣ кажется порядочнымъ оригиналомъ.
-- Не клеймите этимъ названіемъ, въ которомъ въ вашихъ устахъ всегда звучитъ насмѣшка, этого человѣка. Я думаю, у него прекрасная душа.
-- Баронесса Макюмеръ?-- насмѣшливо замѣтилъ мой отецъ, взглянувъ на меня.
Я гордо опустила глаза.
-- Но,-- проговорила моя мать,-- Энарецъ, вѣроятно, встрѣтился въ подъѣздѣ съ испанскимъ посланникомъ?
-- Да,-- отвѣтилъ мой отецъ,-- посланникъ спросилъ меня, не умышляю ли я заговора противъ короля, его господина; однако, онъ съ большимъ уваженіемъ поклонился бывшему гранду Испаніи.
Вотъ, моя милая г-жа де-л'Эсторадъ, что произошло двѣ недѣли тому назадъ и вотъ уже двѣ недѣли я не видала любящаго меня человѣка, потому что онъ меня любитъ. Что онъ дѣлаетъ? Я хотѣла бы превратиться въ мышь, въ муху, въ воробья; мнѣ хотѣлось бы невидимо для него посмотрѣть на него, когда онъ одинъ дома. Этому человѣку я могу сказать: "Идите для меня на смерть". И онъ способенъ исполнить мое приказаніе. Такъ мнѣ, по крайней мѣрѣ, кажется. Наконецъ-то въ Парижѣ есть человѣкъ, о которомъ я думаю, взглядъ котораго освѣщаетъ мнѣ душу. О, мнѣ надо побѣдить этого врага! Какъ, на свѣтѣ есть мужчина, безъ котораго я не могу жить, который мнѣ необходимъ! Ты вышла замужъ, а я люблю! Прошло всего четыре мѣсяца, и двѣ голубки, поднимавшіяся такъ высоко, упади въ болото дѣйствительности.
Вчера въ итальянской оперѣ я почувствовала на себѣ чей-то взглядъ; чьи-то глаза, горѣвшіе, какъ карбункулы, изъ темнаго уголка оркестра привлекли мои глаза, Энарецъ, не отрываясь, смотрѣлъ на меня. Чудовище выбрало единственное мѣсто, съ котораго ему было возможно видѣть меня. Не знаю, каковъ Энарецъ въ политикѣ, но въ любви онъ геніаленъ.
-- И вотъ, прекрасная Рене, до чего мы дожили,-- какъ сказалъ великій Корнель.
XIII.
Г-жа де-л'Эсторадъ Луизѣ де-Шолье.
Моя дорогая Луиза, мнѣ пришлось на нѣкоторое время отложить письмо къ тебѣ, но теперь я знаю многое или, лучше указать, я постигла многое и мнѣ, ради твоего будущаго счастья, необходимо сообщить тебѣ все, что я узнала. Между молодой дѣвушкой и замужней женщиной существуетъ такая громадная разница, что молодой дѣвушкѣ не легче понять женщину, нежели женщинѣ снова стать тѣмъ, чѣмъ она была до брака. Я предпочла бы лучше сдѣлаться женой Луи, нежели вернуться въ монастырь. Это вполнѣ ясно. Я поняла, что если я не выйду за него замужъ, то буду принуждена снова уѣхать въ Блуа, и вотъ, выражаясь словами молодой дѣвушки, я рѣшила покориться. Скрѣпя сердце, стала я разсматривать положеніе вещей, желая, какъ можно лучше устроить свою судьбу.
Сперва важность принятой на себя обязанности внушила мнѣ ужасъ. Вступая въ бракъ, люди думаютъ о будущей жизни, тогда какъ, отдаваясь любви, они помышляютъ лишь о наслажденіи; но бракъ остается, когда наслажденіе уже минуетъ; онъ порождаетъ интересы гораздо болѣе драгоцѣнные, нежели тѣ, которые связываютъ мужчину и женщину, вступающихъ въ союзъ любви. Поэтому, можетъ быть, для счастья супружеской жизни нужна только дружба, которая, въ силу своей нѣжности, выказываетъ большую снисходительность къ человѣческимъ несовершенствамъ? Ничто не мѣшало чувству дружбы зародиться во мнѣ къ Луи. Я твердо рѣшилась не искать въ замужествѣ радостей любви, о которой мы такъ часто и съ такой опасной экзальтаціей думали съ тобой, и почувствовали въ душѣ пріятное спокойствіе. "Если мнѣ не суждено испытать любовь, почему бы мнѣ не попытаться отыскать счастье?" -- сказала я себѣ. Вѣдь меня любятъ и я позволю себя любить. Мой бракъ не будетъ рабствомъ; напротивъ, я сдѣлаюсь вѣчной повелительницей Луи. Развѣ такое положеніе вещей неудобно для женщины, желающей сохранить полную свободу?
Трудный вопросъ, какъ вступить въ бракъ и остаться безъ мужа, былъ рѣшенъ въ разговорѣ между мной и Луи. Во время этой бесѣды онъ выказалъ мнѣ всю прелесть своего характера и душевную кротость. Милочка, я очень хотѣла продлить очаровательное состояніе ожиданія любви, которое, не порождая наслажденій, сохраняетъ душѣ ея дѣвственность. Какъ сладко и благородно ничего не уступать долгу, закону, зависѣть лишь отъ себя, и располагать свободной волей!
Этотъ контрактъ, совершенно противорѣчившій нотаріальному условію и даже велѣнію самаго таинства, могъ быть заключена только между мною и Луи. Это первое затрудненіе и составляло причину, по которой мы откладывали нашу свадьбу. Сперва я была согласна на все, чтобы только не возвращаться въ монастырь, но въ природѣ человѣка, получивъ что-либо, стараться получить большее, а мы съ тобой таковы, дорогой ангелъ, что желаемъ всего. Я исподтишка наблюдала за Луи и спрашивала себя и сдѣлало ли его несчастье добрымъ или злымъ? Благодаря старательному наблюденію, я открыла, что любовь Луи ко мнѣ доходитъ до степени страсти. Ставъ въ положеніе кумира, видя, что онъ блѣднѣетъ и дрожитъ при малѣйшемъ холодномъ взглядѣ, я поняла, что могу осмѣлиться на все. Понятно, я уводила его подальше отъ родителей и во время прогулокъ испытывала его сердце; я заставляла Луи говорить, спрашивала о его мнѣніяхъ, намѣреніяхъ, планахъ насчетъ нашего будущаго. Въ моихъ вопросахъ виднѣлись такіе плоды размышленій, они были такъ явственно направлены противъ слабыхъ сторонъ ужасной жизни вдвоемъ, что позже Луи сказалъ мнѣ, что моя мудрая дѣвственность жестоко испугала его. Я слушала, ничего не возражая; онъ путался, точно человѣкъ, котораго страхъ лишилъ всѣхъ его умственныхъ средствъ, наконецъ, я поняла, что случайность дала мнѣ противника, бывшаго тѣмъ слабѣе меня, что онъ угадывалъ во мнѣ то, что ты такъ важно называешь моей великой душой. Несчастія и бѣдствія сломили его и онъ смотрѣлъ на себя, какъ на погибшее существо; передъ нимъ стояли три ужасныя опасенія: прежде всего ему тридцать семь лѣтъ, а мнѣ семнадцать, и онъ не безъ ужаса видѣлъ разницу нашего возраста; затѣмъ рѣшено, что я очень хороша и Луи, который раздѣляетъ это мнѣніе, мучился, видя, что страданія преждевременно состарили его; наконецъ, онъ чувствовалъ, что я, какъ женщина, гораздо выше его, какъ мужчины. Благодаря этимъ тремъ причинамъ, Луи боялся, что ему не удастся дать мнѣ счастье; кромѣ того, онъ понималъ, что я смотрю на него, какъ на худшій исходъ изъ труднаго положенія. Разъ вечеромъ онъ мнѣ застѣнчиво сказалъ, что безъ опасенія вернуться въ монастырь я, конечно, не вышла бы за него замужъ.
-- Да, это правда,-- серьезно отвѣтила ему я.-- Дорогая моя, я испытала, глядя на него, первое волненіе, которое внушаетъ намъ мужчина: я была поражена прямо въ сердце, увидавъ въ его глазахъ двѣ крупныя слезы.-- Луи,-- продолжала я успокоительно,-- только отъ васъ зависитъ превратить этотъ бракъ -- заключающійся въ силу благоразумія, въ бракъ, на который я дамъ свое полное согласіе. Я потребую отъ васъ гораздо большаго самоотреченія, нежели мнимое рабство вашей любви. Можете ли вы подняться до дружбы въ томъ видѣ, какъ я ее понимаю? Въ жизни можно имѣть только одного друга, и я хочу быть для васъ такимъ единственнымъ другомъ. Дружба -- это узы, соединяющія своимъ могуществомъ двѣ души, которыя, несмотря на эту связь, остаются независимыми. Будемъ друзьями, будемъ вмѣстѣ нести жизнь. Дайте мнѣ мою полную независимость. Я не запрещаю вамъ стараться внушить мнѣ любовь, которая, по вашимъ словамъ, живетъ въ васъ, но я хочу сдѣлаться вашей женой только по моей собственной волѣ. Внушите мнѣ желаніе отречься отъ моей свободы, и я сейчасъ же принесу ее вамъ въ жертву. Поэтому я не запрещаю вамъ вносить въ нашу дружбу страсть, возмущать ее голосомъ любви. Я постараюсь, чтобы между нами существовала привязанность совершенная. Главно е избавьте меня отъ непріятностей, которыя мнѣ причиняло бы наше довольно странное положеніе, если бы кто-нибудь зналъ о немъ.-- Дорогая, я никогда не видала человѣка, который былъ бы такъ счастливъ, какъ былъ Луи, когда я сдѣлала ему это предложеніе: его глаза блестѣли; огонь счастья высушилъ въ нихъ слезы.-- Подумайте,-- въ заключеніе сказала ему я,-- что въ моей просьбѣ нѣтъ ничего страннаго. Мое предложеніе основывается на моемъ желаніи заслужить ваше полное уваженіе. Скажите: развѣ вы могли бы чувствовать ко мнѣ благодарность за то, что я увѣнчала вашу любовь, если бы я сдѣлала это, благодаря однѣмъ законнымъ и религіознымъ формальностямъ, а не въ силу собственнаго влеченія? Что, если въ то время, когда вы мнѣ еще не нравитесь, у меня родится ребенокъ и будетъ лишь плодомъ моего пассивнаго подчиненія вамъ -- подчиненія, которое моя почтенная матушка внушаетъ мнѣ? Думаете ли вы, что я буду любить этого ребенка, какъ любила бы того, который явился бы сыномъ добровольнаго согласія? Если супругамъ не нужно быть влюбленными во всякомъ случаѣ, согласитесь со мной, необходимо, чтобы они, по крайней мѣрѣ, не чувствовали взаимнаго отвращенія. Мы съ вами будемъ поставлены въ опасное положеніе: намъ суждено жить въ деревнѣ; не нужно ли намъ подумать о непостоянствѣ страсти? Развѣ благоразумные люди не могутъ заранѣе запастись средствами противъ ея измѣнчивости? Его поразило, что я такъ благоразумна и такъ умѣю разсуждать; онъ далъ мнѣ торжественное обѣщаніе, послѣ котораго я взяла его за руку и ласково сжала ее. Въ концѣ недѣли состоялась наша свадьба. Я знала, что сохраню свободу и потому внесла много веселья въ нелѣпыя подробности всей этой церемоніи, я могла быть самой собой и, вѣроятно, показалась всѣмъ черезчуръ развязной. Молодую дѣвушку, очарованную новымъ, полнымъ хорошихъ задатковъ положеніемъ, въ которое я сумѣла поставить себя, приняли за беззастѣнчивую особу. Дорогая, передо мной, точно въ видѣніи мелькнули всѣ затрудненія моей будущей жизни и я очень искренно рѣшила сдѣлать этого человѣка счастливымъ. Въ окружающемъ насъ одиночествѣ супружество стало бы скоро нестерпимымъ, если бы жена не явилась распорядительницей общей жизни. Въ этомъ случаѣ женщина должна обладать очарованіемъ любовницы и достоинствами супруги. Развѣ, придавая наслажденію характеръ неувѣренности, мы не продляемъ иллюзіи, не дѣлаемъ вѣчнымъ удовольствіе самолюбія, которымъ дорожатъ такъ сильно и съ такимъ правомъ всѣ люди? Супружеская любовь, какъ я ее понимаю, облекаетъ женщину надеждой, дѣлаетъ ее госпожей и даетъ ей неисчерпаемую силу, жизненную теплоту, благодаря которой кругомъ нея всѣ расцвѣтаетъ. Чѣмъ она свободнѣе, тѣмъ болѣе жизни вливаетъ она въ любовь и счастье. Главное же я потребовала, чтобы самая глубокая тайна окутывала наши соглашенія. Мужчина, подчиняющійся женщинѣ, вызываетъ справедливыя насмѣшки. Вліяніе женщины должно быть глубоко скрыто; таинственность всегда составляетъ наше очарованіе. Я хочу попробовать поднять этотъ унылый характеръ, придать блескъ тѣмъ качествамъ, которыя я подмѣтила въ Луи, но я хочу, чтобы всѣмъ казалось, будто это обновленіе произошло въ немъ само по себѣ. Вотъ какую задачу я выбрала себѣ; она прекрасна и можетъ доставить женщинѣ славу. Я почти горжусь тѣмъ, что въ моей жизни есть тайна и планъ, на который направлены всѣ мои усилія, который будетъ извѣстенъ только тебѣ и Богу.
Теперь я почти счастлива; быть можетъ, я не была бы такъ довольна, если бы не могла подѣлиться тѣмъ, что чувствую, съ близкой душой. По тому что, можно ли все это сказать Луи? Мое счастье обидѣло бы его, мнѣ пришлось скрываться. Онъ, моя дорогая, какъ всѣ много страдавшіе люди, деликатенъ, точно женщина. Три мѣсяца мы жили, какъ до свадьбы, ничуть не мѣняя нашихъ отношеній. Я, конечно, изучала множество мелкихъ вопросовъ, которые для любви нужнѣе, нежели люди обыкновенно предполагаютъ. Несмотря на мою холодность, эта ободренная душа раскрылась; его лицо на моихъ глазахъ измѣнило выраженіе, помолодѣло. Изящество, которое я ввела въ домъ, бросило свой отблескъ и на Луи. Незамѣтнымъ образомъ я привыкла къ нему, создала изъ него свое второе я. Приглядѣвшись къ Луи, я открыла, что его душа соотвѣтствуетъ его физіономіи. Животное, которое, по твоему выраженію, называется мужемъ, исчезло въ немъ. Въ одинъ чудный тихій вечеръ я увидѣла въ Луи влюбленнаго, рѣчи котораго лились мнѣ въ душу, я съ невыразимымъ удовольствіемъ опиралась на его руку. Наконецъ, говоря съ тобой откровенно, какъ съ Богомъ, Котораго нельзя обмануть, скажу, что, быть можетъ, заинтригованная той строгостью, съ которой онъ сдерживалъ свою клятву, я почувствовала въ своемъ сердцѣ любопытство. Стыдясь себя самое, я устояла. Увы, когда только чувство собственнаго достоинства сдерживаетъ женщину, умъ скоро придумываетъ сдѣлку. Итакъ, нашъ праздникъ любви былъ глубокой тайной, какъ между двумя любовниками, и долженъ остаться тайной для тебя. Когда ты выйдешь замужъ, ты похвалишь меня за мою сдержанность. Знай только, что тутъ не было недостатка ни въ томъ, чего требуетъ самая нѣжная осторожная любовь, ни въ неожиданности, которая составляетъ въ нѣкоторомъ родѣ честь этого мгновенія; очарованіе явилось въ его самыхъ восхитительныхъ разнообразныхъ формахъ съ таинственной прелестью, которой требовало наше воображеніе, съ увлеченіемъ, служащимъ оправданіемъ, съ вырваннымъ согласіемъ, идеальнымъ наслажденіемъ, заранѣе предвкушаемымъ, и подчиняющимъ нашу душу раньше, нежели мы отдаемся дѣйствительности.
Должна тебѣ признаться, что, несмотря на все это, я снова повторила, что моя воля остается свободной; не хочу сказать тебѣ всѣхъ причинъ этого. Ты единственная душа, передъ которой я изливаю мое полу-признаніе. Даже принадлежа своему мужу, мнѣ кажется, мы многое бы потеряли, если бы не скрывали нашихъ чувствъ и нашего мнѣнія о бракѣ. А испытала одну радость; она была небесной, и происходила отъ сознанія того, что я раньше, нежели дать жизнь дѣтямъ, вернула ее этому несчастному. Луи сталъ снова молодъ, силенъ, веселъ, сдѣлался совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Я, какъ фея, уничтожила въ немъ даже воспоминаніе о прошлыхъ страданіяхъ. Я произвела съ нимъ полное превращеніе; онъ сталъ прелестенъ. Луи увѣренъ, что онъ мнѣ нравится; онъ выказываетъ умъ и новыя достоинства. Сознаніе, говорящее женщинѣ, что она вѣчный источникъ счастья человѣка, человѣка, который самъ видитъ это и примѣшиваетъ къ своей любви благодарность, развиваетъ, дорогая моя, въ ея душѣ силу, превосходящую силу самой полной любви. Эта кипучая и прочная сила, неизмѣнная и разнообразная, служитъ основаніемъ семьи, этого чуднаго созданія женщинъ, которое я теперь постигаю во всей его плодотворной красотѣ. Старикъ-баронъ пересталъ скупиться, онъ смѣло даетъ мнѣ все, чего я желаю. Слуги веселы; чудится, будто счастье Луи озарило весь домъ, въ которомъ я царю силою любви. Старикъ старается не идти въ разрѣзъ со всѣми сдѣланными мной улучшеніями; онъ не желаетъ быть пятномъ среди моей роскоши: въ угоду мнѣ онъ надѣлъ современный костюмъ; сообразно съ костюмомъ перемѣнились и его манеры. У насъ англійскія лошади, карета, коляска и тильбюри. Наши слуги одѣты просто, но изящно. Насъ считаютъ мотами. Я направляю усилій моего ума (не шутя) на то, чтобы экономно вести хозяйство и получать по возможности больше удобствъ и удовольствій за наименьшую сумму. Я уже доказала Луи необходимость заняться дорогами, чтобы создать себѣ славу человѣка, который заботится о благѣ своей родины. Я заставляю его пополнять свое образованіе и надѣюсь, что онъ скоро сдѣлается членомъ совѣта своего департамента, благодаря вліянію моей семьи и семьи его матеріи Я прямо сказала ему, что очень честолюбива, что мнѣ хотѣлось бы, чтобы его отецъ продолжалъ заботиться о нашихъ имѣніяхъ и дѣлать сбереженія, такъ какъ я желала бы, чтобы самъ онъ всецѣло отдался политикѣ. Если у насъ будутъ дѣти, я хочу, чтобы всѣ они были счастливы и занимали хорошее положеніе въ государствѣ; Луи необходимо на слѣдующихъ же выборахъ сдѣлаться депутатомъ, иначе онъ потеряетъ мое расположеніе и уваженіе. Моя семья можетъ поддержать его кандидатуру, тогда мы будемъ имѣть удовольствіе проводить каждую зиму въ Парижѣ. Ахъ, мой ангелъ, по той горячности, съ которой онъ слушается меня, я вижу, какъ онъ меня любитъ. Наконецъ, вчера я получила отъ него изъ Марсели, въ который онъ поѣхалъ на нѣсколько часовъ, слѣдующее письмо:
"Когда ты, моя прелестная Рене, позволила мнѣ любить себя, я повѣрилъ въ счастье; теперь же я и не предвижу ему конца. Прошлое стало для меня смутнымъ воспоминаніемъ, тѣнью, необходимой для того, чтобы мое блаженство еще яснѣе выдѣлялось на ней. Когда я подлѣ тебя, любовь переполняетъ меня такимъ восторгомъ, что я не въ состояніи выразить тебѣ всю мою нѣжность. Я могу только любоваться тобой, обожать тебя. Я нахожу способность говорить только вдали отъ тебя. Ты совершенство красоты, красоты торжественной и величавой; время съ трудомъ измѣнитъ ее. Хотя любовь между супругами менѣе зависитъ отъ красоты, нежели отъ чувствъ, которыя въ тебѣ высоки, позволь мнѣ сказать, что увѣренность въ томъ, что ты вѣчно будешь хороша, вселяетъ въ меня великую радость, увеличивающуюся съ каждымъ взглядомъ на тебя. Въ гармоніи и благородствѣ чертъ твоего лица, покрытаго яркимъ румянцемъ и служащаго отраженіемъ твоей высокой души, есть что-то чистое. Блескъ твоихъ черныхъ глазъ и смѣлый абрисъ лба говорятъ о высотѣ твоихъ добродѣтелей, твердости характера и способности твоего сердца противостоять жизненнымъ бурямъ, если онѣ когда-нибудь налетятъ на тебя. Отличительная черта твоего характера -- благородство; я не имѣю притязанія сообщить тебѣ нѣчто новое, а я пишу это только, чтобы ты знала, что я понимаю всю цѣнность сокровища, которое мнѣ дано. Всегда, какъ и теперь, я буду счастливъ тѣмъ немногимъ, что ты мнѣ даешь, потому что я чувствую все величіе нашего взаимнаго обѣщанія оставаться совершенно свободными. Всякое выраженіе нѣжности будетъ между нами подчиняться одной нашей доброй волѣ. Мы останемся свободными, несмотря на узкія цѣпи, связывающія насъ. Я буду гордиться моими успѣхами, такъ какъ теперь вижу цѣну, которую ты придаешь имъ. Говоря, дыша, думая, двигаясь, ты будешь все больше и больше заставлять меня восхищаться граціей твоего тѣла и прелестью твоей души. Въ тебѣ есть что-то божественное, разумное, очаровательное, нѣчто, сливающее воедино размышленіе, честь, надежду и наслажденіе, нѣчто, дѣлающее любовь шире жизни. О, мой ангелъ, да останется геній любви вѣрнымъ мнѣ, да пребудетъ будущее полно того блаженства, благодаря которому ты все преобразила кругомъ меня! Когда же ты сдѣлаешься матерью, будешь радоваться на свою жизненную энергію и своимъ нѣжнымъ голосомъ, такъ тонко, такъ свѣжо, такъ хорошо высказывая мысли, благословлять любовь, освѣжившую мнѣ душу, оживившую мои способности, любовь, составляющую мою гордость, любовь, въ которой я, какъ въ волшебномъ источникѣ, почерпнулъ новую жизнь? Да, я буду тѣмъ, чѣмъ ты желаешь видѣть меня: я сдѣлаюсь человѣкомъ полезнымъ для родины и обращу на тебя славу, началомъ которой будетъ твое довольство".
Вотъ какъ я формирую его. У него недавно явился этотъ стиль. Черезъ годъ онъ будетъ писать лучше. Луи еще охваченъ первыми порывами восторга; я жду, когда въ немъ явится спокойное постоянное сознаніе счастья, которое дѣлаетъ бракъ счастливымъ, разъ мужъ и жена, увѣренные другъ въ другѣ, находятъ тайну разнообразить безконечность и придавать очарованіе жизни. Я смутно понимаю эту прекрасную тайну истинныхъ женъ и хочу овладѣть ею. Ты видишь, что этотъ фатъ воображаетъ, будто люблю его, точно онъ мнѣ не мужъ! Между тѣмъ, я чувствую лишь матеріальную привязанность, которая даетъ намъ силы выносить многое. Однако, Луи очень милъ; у него очень ровный характеръ: онъ совершенно просто дѣлаетъ такіе поступки, которыми хвасталась, бы большая часть мужчинъ. Словомъ, если я не люблю его, то во всякомъ случаѣ чувствую себя вполнѣ способной ощущать къ нему расположеніе и нѣжность.
И вотъ мои черные волосы, мои черные глаза, рѣсницы, которыя, по твоимъ словамъ, раскрываются, какъ жалузи, мой повелительный видъ и моя личность возведены въ царское достоинство. Черезъ десять лѣтъ, моя дорогая, быть можетъ, мы обѣ, очень веселыя, очень счастливыя, встрѣтимся въ Парижѣ, изъ котораго я тебя буду иногда увозить въ тотъ прелестный провансальскій оазисъ. О, Луиза, не порти же нашего чуднаго будущаго, не дѣлай безумія, которымъ ты меня пугаешь. Я вышла замужъ за стараго молодого человѣка, возьми себѣ въ мужья какого-нибудь молодого старика изъ палаты пэровъ. Ты была права, говоря объ этомъ.
XIV.
Герцогъ де-Соріа барону де-Макюмеръ.
Мой дорогой братъ, не для того вы меня сдѣлали герцогомъ чтобы я поступалъ не такъ, какъ долженъ дѣйствовать герцогѣ Соріа. Если бы я зналъ, что вы переѣзжаете съ одного мѣста на другое, что вы живете, не пользуясь удобствами, всегда и всюду доставляемыми богатствомъ, мое счастье было бы невыносимымъ для меня. Ни я, ни Марія не вступимъ въ бракъ до тѣхъ торъ, пока не услышимъ, что вы приняли деньги, которыя Уракка повезла къ вамъ. Эти два милліона, плодъ вашихъ сбереженій и экономіи Маріи. Мы оба, стоя на колѣняхъ передъ алтаремъ, молились (и Богъ видитъ, съ какимъ жаромъ) о твоемъ счастіи. О, мой братъ, нашъ желаніе должно исполниться! Любовь, которой ты ищешь и которая сдѣлается твоимъ утѣшеніемъ въ изгнаніи, снизойдетъ къ тебѣ съ неба. Марія со слезами читала твое письмо; она восхищена тобою. Что же касается до меня, я соглашаюсь принять твою жертву ради нашего дома, а не ради себя. Король оправдалъ твои ожиданія. Ахъ, ты такъ же презрительно кинулъ ему, то чего онъ жаждалъ, какъ бросаютъ тиграмъ ихъ добычу. Желая отмстить за тебя, я хотѣлъ бы, чтобы онъ узналъ, что ты совсѣмъ раздавилъ его своимъ величіемъ. Единственное, что я взялъ лично для себя, мой дорогой, любимый братъ, это счастье -- Марію. Поэтому ты будешь для меня всегда тѣмъ, чѣмъ бываетъ создатель для созданія. Для меня и для Маріи въ жизни можетъ наступить еще одинъ день, такой же счастливый, какъ день нашей свадьбы, а именно тотъ, въ который мы узнаемъ, что твое сердце, наконецъ, понято, что ты любимъ женщиной, любимъ такъ, какъ ты долженъ и хочешь быть любимымъ! Не забывай, что если ты живешь нами, то и мы живемъ тобой. Ты вполнѣ спокойно можешь писать намъ черезъ нунція. Посылай письма въ Римъ. Безъ сомнѣнія, французскій посланникъ въ Римѣ будетъ передавать ихъ въ канцелярію монсеньору Бембони; нашъ легатъ обѣщался предупредить его. Всякій иной путь опасенъ. Прощай, дорогой ограбленный, дорогой изгнанникъ. Если ты не можешь, быть счастливъ нашимъ счастьемъ, гордись имъ, по крайней мѣрѣ!-- Господь, конечно, услышитъ наши молитвы, полныя тобой.
XV.
Луиза де-Шолье -- госпожѣ де л'Эсторадъ.
Ахъ, мой ангелъ, замужество превращаетъ женщину въ философа!... Конечно, твое милое лицо было желто, когда ты передавала мнѣ ужасныя размышленія о человѣческой жизни и о нашихъ обязанностяхъ. Неужели ты думаешь, что при помощи изложенія своей программы подземныхъ работъ, ты заставишь меня раздѣлять твои взгляды на бракъ? Увы, вотъ куда привели тебя наши черезчуръ мудрыя мечты. Мы вышли изъ Блуа, облеченныя броней невинности и вооруженныя острыми лезвіями размышленій, и вотъ жало этой чисто отвлеченной опытности обратилось противъ тебя же! Если бы я не знала, что ты самое чистое, самое ангельское существо на свѣтѣ, я сказала бы, что твои разсчеты безнравственны. Какъ, моя дорогая, во имя твоей жизни въ деревнѣ ты аккуратно размѣриваешь наслажденіе, обращаешься съ любовью, какъ поступала бы съ порубкой лѣсовъ? О, я охотнѣе погибну среди порывовъ и вихря моего сердца, нежели стану жить, подчиняясь сухимъ разсчетамъ твоей благоразумной математики. Ты, какъ и я, была очень развитой дѣвушкой, потому что мы много размышляли о немногихъ предметахъ; но дитя, мое, философія безъ любви или при мнимой любви -- ужасное супружеское лицемѣріе. Я думаю, что самый тупой глупецъ на свѣтѣ время отъ времени замѣчалъ бы, что въ розахъ, собранныхъ тобою, прячется сова мудрости, и не знаю, не обратило ли бы это невеселое открытіе въ бѣгство его пылкую страсть. Ты превращаешь себя въ судьбу вмѣсто того, чтобы быть ея игрушкой. Мы представляемъ два контраста; твое правило; много философіи и мало любви; много любви и мало философіи -- вотъ мой девизъ! Рядомъ съ тобою Юлія Жанъ-Жака, которую я считала профессоромъ -- сущая школьница. Добродѣтель женщины! Измѣрила ли ты жизнь? Увы, я насмѣхаюсъ надъ тобой, а между тѣмъ, быть можетъ, ты права. Ты въ одинъ день принесла въ жертву свою молодость; ты раньше времени стала скупой. Твой Луи, конечно, будетъ счастливъ. Если онъ тебя любитъ, а я не сомнѣваюсь въ этомъ, онъ никогда не замѣтитъ, что ты въ интересахъ семьи поступаешь такъ, какъ поступаютъ куртизанки ради пріобрѣтенія богатства; конечно, онѣ дѣлаютъ мужчинъ счастливыми, судя по безумнымъ тратамъ, которыя совершаются ради нихъ. Дальновидный мужъ, безъ сомнѣнія, всю жизнь страстно любилъ бы тебя, но не кончилъ, ли бы онъ тѣмъ, что пересталъ бы тебя благодарить за твою неискренность, которую ты превращаешь въ какой-то нравственный корсетъ, настолько же необходимый для души, насколько другой нуженъ для тѣла? Но, дорогая, я считаю любовь началомъ всѣхъ добродѣтелей, доведенныхъ до степени божественности! Любовь, какъ всѣ начала, не подчиняется ея разсчетамъ; она безконечность нашей души. Развѣ ты сама не старалась оправдать передъ самою же собою ужасное положеніе дѣвушки, выходящей замужъ за человѣка, только уважая его? Долгъ -- вотъ твое правило и твоя мѣра; но вѣдь подчиненіе необходимости -- это мораль общества атеистовъ. Подчиненіе же чувству и любви -- тайный законъ женщинъ. Ты превратилась въ мужчину, а твой Луи скоро очутится въ положеніи женщины! О, дорогая, твое письмо заставило меня глубоко задуматься. Я увидѣла, что монастырь не можетъ замѣнять молодымъ дѣвушкамъ матерей. Умоляю тебя, мой благородный черноглазый, чистый и гордый, серьезный и изящный ангелъ, подумай о первыхъ вопляхъ, вырванныхъ изъ моей души твоимъ письмомъ! Я утѣшилась, думая, что, покая жаловалась и горевала, любовь, безъ сомнѣнія, опрокинула всѣ постройки твоего разсудка. Быть можетъ, я поступлю хуже тебя, не размышляя, не разсчитывая; страсть -- стихія, обладающая логикой такой же жестокой, какъ твоя.
Вчера, когда я ложилась спать, я подошла къ окну, чтобы посмотрѣть на восхитительно чистое небо. Звѣзды походили на серебряные гвозди, поддерживавшіе синій покровъ. Благодаря тишинѣ ночи, я услышала чье-то дыханіе, а благодаря полусвѣту, лившемуся отъ звѣздъ, увидѣла моего испанца, сидѣвшаго, какъ бѣлка, въ вѣтвяхъ одного изъ деревьевъ боковой аллеи бульвара. Онъ, безъ сомнѣнія, любовался моими окнами. Это открытіе прежде всего заставило меня вернуться въ глубь комнаты; мои руки и ноги были точно сломаны; но, несмотря на ужасъ, я ощущала восхитительную радость. Я была поражена и счастлива. Ни одинъ изъ умныхъ французовъ, которые хотятъ на мнѣ жениться, не догадался просидѣть ночь на вязѣ, рискуя, что его уведетъ городская стража. Мой испанецъ, вѣроятно, уже довольно давно занималъ этотъ постъ. Я подумала: а, онъ не даетъ больше мнѣ уроковъ, онъ хочетъ, чтобы я въ свою очередь дала ему урокъ, и получитъ его! Если бы онъ зналъ все, что я говорила себѣ о его безобразіи! Я тоже философствовала, Рене. Я рѣшила, что полюбить красиваго человѣка -- ужасно. Развѣ это не все равно, что сознаться въ томъ, что чувственность составляетъ три четверти любви, которая должна быть божественной? Немного оправившись отъ страха, я высунула голову изъ окна, чтобы увидѣть его. Съ помощью тростниковой пустой внутри палочки Энарецъ дыханіемъ бросилъ ко мнѣ въ комнату записку, искусно обернутую кругомъ кусочка свинца. "Боже мой, неужели онъ подумаетъ, что я нарочно не закрыла окна?" сказала я себѣ. Закрывъ рамы, я сдѣлалась бы его сообщницей. Я поступила лучше: я вернулась къ окну, точно не слыхавъ стука отъ паденія свинца, и, какъ бы ничего не замѣтивъ, громко проговорила: "Подойдите же полюбоваться звѣздами, Гриффитъ". Гриффитъ спала, какъ старая дѣва, услышавъ мой голосъ, мавръ быстро, какъ тѣнь, спустился съ дерева. Конечно, онъ тоже умиралъ отъ страха; я не слыхала, какъ Энарецъ ушелъ; но всѣмъ вѣроятіямъ, онъ остался подъ вязомъ, часа черезъ четверть (въ теченіе этого времени я утопала въ синевѣ неба и плавала въ океанѣ любопытства) я закрыла окно и легла въ постель, чтобы развернуть тонкую бумагу съ осторожностью людей, разбиравшихъ въ Неаполѣ старинныя книги. "Какую ужасную силу имѣетъ надо мной этотъ человѣкъ",-- сказала я себѣ и поднесла бумажку къ свѣчкѣ, желая сжечь ее, не читая... Но мою руку остановила мысль: что можетъ онъ тайно писать мнѣ? Однако, я сожгла записку, рѣшивъ, что если всякая молодая дѣвушка прочла бы ее, я, Армаида-Луиза-Марія де-Шолье, не должна даже взглянуть на письмо.
На слѣдующій день Энарецъ сидѣлъ на своемъ мѣстѣ въ итальянской оперѣ, но хотя этотъ человѣкъ и былъ первымъ конституціоннымъ министромъ, не думаю, чтобы онъ могъ подмѣтить во мнѣ малѣйшее душевное волненіе; я держалась, какъ бы ничего не получивъ наканунѣ. Я осталась очень довольна собой, но онъ былъ грустенъ. Бѣднякъ -- въ Испаніи такъ принято, чтобы любовь входила черезъ окно. Въ антрактѣ онъ гулялъ по корридорамъ, какъ сказалъ мнѣ первый секретарь испанскаго посольства, сообщившій мнѣ также объ одномъ его чудномъ поступкѣ. Будучи герцогомъ де-Соріа, онъ долженъ былъ жениться на молоденькой княжнѣ Маріи Эредіа, одной изъ самыхъ богатыхъ наслѣдницъ Испаніи; ея огромное богатство смягчило бы для него тяжесть изгнанія; но, повидимому, обманувъ желанія своихъ родителей, Марія полюбила младшаго брата Энареца, и мой Фелипъ отказался отъ красавицы-невѣсты и позволилъ испанскому королю отобрать отъ себя все.
-- Онъ, вѣроятно, совершенно просто совершилъ этотъ благородный поступокъ,-- сказала я молодому человѣку.
-- Значитъ вы его знаете?-- замѣтилъ онъ наивно.
Моя мать улыбнулась.
-- Что съ нимъ будетъ, вѣдь онъ приговоренъ къ смерти?-- спросила я.
-- Онъ мертвъ для Испаніи, но онъ имѣетъ право жить въ Сардиніи.
-- А, значитъ въ Испаніи есть и могилы?-- сказала я, желая придать разговору видъ шутки.
-- Въ Испаніи есть все, даже испанцы стараго закала,-- отвѣтила моя мать.
-- Король Сардиніи не безъ затрудненій выдалъ паспортъ барону де-Макюмеръ,-- продолжалъ молодой дипломатъ, но наконецъ баронъ сдѣлался сардинскимъ подданнымъ; у него великолѣпныя имѣнія въ Сардиніи и онъ имѣетъ право судить и осуждать своихъ крестьянъ. Въ Сассаріи у него дворецъ. Если Фердинандъ III умретъ, Макюмеръ, вѣроятно, вступитъ въ дипломатическій корпусъ и Туринскій дворъ сдѣлаетъ его посланникомъ. Хотя Макюмеръ молодъ...
-- А онъ молодъ!
-- Да, хотя Макюмеръ молодъ, но онъ принадлежитъ къ числу самыхъ выдающихся людей Испаніи.
Слушая секретаря посольства; я оглядывала залъ въ бинокль и притворялась, будто его слова мало занимаютъ меня, но, говоря по совѣсти, я была въ отчаяніи отъ того, что сожгла письмо Энареца. Какъ выражается такой человѣкъ, когда онъ любитъ? А онъ любитъ меня. Быть любимой, боготворимой и знать, что въ томъ залѣ, въ которомъ собирается самое блестящее общество Парижа, есть человѣкъ, тайно преданный тебѣ одной!.. О, Рене, въ эту минуту я поняла парижскую жизнь, смыслъ ея баловъ и праздниковъ. Все существованіе приняло въ моихъ глазахъ свою истинную окраску. Когда любишь, необходимы посторонніе люди, хотя бы только для того, чтобы приносить ихъ въ жертву любимому человѣку. Въ своемъ существѣ я ощутила еще другое счастливое существо. Мое тщеславіе, мое самолюбіе, моя гордость, все было польщено. Богъ вѣдаетъ, какими глазами смотрѣла я на свѣтъ.
-- Ахъ, бѣдовая дѣвочка!-- шепнула мнѣ на ухо матушка.
Да, моя хитрая мать угадала во мнѣ какую-то тайную радость, и я преклонилась передъ мудрой женщиной. Ея три слова лучше открыли мнѣ науку свѣта, нежели цѣлый годъ свѣтской жизни. Да, цѣлый годъ! Вѣдь уже идетъ мартъ! Увы, черезъ мѣсяцъ итальянская опера окончится. Что дѣлать безъ этой чудной музыки, когда сердце полно любви?
Моя дорогая, вернувшись домой, я съ рѣшительностью, достойной представительницы рода Шолье, распахнула окно, чтобы полюбоваться ливнемъ. О, если бы мужчины знали, какое могущественное очарованіе производятъ на насъ героическіе поступки, они были бы очень благородны; самые трусливые изъ нихъ превратились бы въ героевъ. То, что я узнала о моемъ испанцѣ, вселило въ меня лихорадочное волненіе. Я была увѣрена, что онъ; на бульварѣ и готовится бросить мнѣ новое письмо. На этотъ, разъ я не сожгла записки; я прочла ее. И вотъ, моя разсудительная подруга, я получила первое любовное письмо въ жизни.
У каждой изъ насъ по письму.
"Луиза я люблю васъ не за вашу чудную красоту, я люблю васъ не за вашъ обширный умъ, не за благородство вашихъ чувствъ, не за прелесть, которую вы придаете тому, что васъ окружаетъ, не за гордость, не за ваше царственное презрѣніе ко всему, не входящему въ вашу сферу, причемъ это презрѣніе не исключаетъ вашей доброты; вѣдь вы милосердны, какъ ангелъ! Луиза, я васъ люблю за то, что вы смирили ваше гордое величіе ради бѣднаго изгнанника, за то, что однимъ движеніемъ, однимъ словомъ вы утѣшили несчастнаго человѣка, горевавшаго отъ сознанія, что онъ стоитъ неизмѣримо ниже васъ и имѣетъ только на вашу жалость, но на жалость великодушную. Вы едиственная женщина, суровые глаза которой смягчились ради меня и вы бросили на меня благодѣтельный взглядъ, когда я былъ песчинкой, между тѣмъ мнѣ не было дано счастья, когда я обладалъ всѣмъ могуществомъ, которымъ можетъ обладать не коронованное лицо. Теперь, Луиза, я хочу сказать вамъ, что вы мнѣ стали дороги, что я люблю васъ за васъ самое, безъ малѣйшей задней мысли; я люблю васъ, выходя изъ границъ, которыя вы положили для совершенной любви. Узнайте же, кумиръ, поставленный мной на высоту небесъ, что на свѣтѣ есть отпрыскъ саррацинской расы, жизнь котораго принадлежитъ вамъ; отъ него вы, какъ отъ своего раба, можете потребовать всего, чего пожелаете; каждое ваше приказаніе онъ будетъ считать почестью для себя. Я безвозвратно отдаю себя вамъ во имя желанія отдать себя въ ваши руки, а также во имя благодарности за одинъ вашъ взглядъ, за одно движеніе руки, протянутой однажды утромъ вашему учителю испанскаго языка! Луиза, у васъ есть слуга и только слуга. Нѣтъ, я не надѣюсь быть когда-нибудь любимымъ вами, но, быть можетъ, вы будете выносить меня, благодаря моей преданности. Съ того утра, въ которое вы улыбнулись мнѣ, улыбкой благородной дѣвушки, угадавшей несчастіе моего одинокаго и преданнаго сердца, я возвелъ васъ на тронъ; вы полная владычица моей жизни, царица моей мысли; божество моего сердца, свѣтъ, горящій во мнѣ, цвѣтокъ моихъ цвѣтовъ, ароматъ вдыхаемаго мной воздуха, богатство моей крови, сладкій отдыхъ моей дремоты. Одна мысль возмущаетъ это счастье: вы не знаете, что вы располагаете безграничной преданностью -- вѣрной рукой, слѣпымъ рабомъ, нѣмымъ помощникомъ, сокровищницей, потому что я лишь хранитель того, что мнѣ дано; словомъ, вы не знали, что у васъ есть сердце, которому вы можете довѣрить все, сердце старой бабушки, отъ которой вы имѣете право требовать всякихъ жертвъ, что у васъ есть отецъ, у котораго вы можете просить, какого вамъ угодно покровительства, другъ, братъ. Я знаю, вамъ не хватаетъ всѣхъ этихъ чувствъ, я подмѣтилъ тайну вашего одиночества. Моя смѣлость явилась слѣдствіемъ желанія показать вамъ всю величину того, чѣмъ вы владѣете. Примите эти дары, Луиза, и вы вселите въ меня единственное чувство, которымъ я могу жить -- безграничную преданность. Надѣвъ на меня ошейникъ рабства, вы не возьмете на себя никакихъ обязательствъ; я никогда не попрошу отъ васъ ничего, кромѣ наслажденія сознаніемъ, что я вашъ. Не говорите мнѣ даже, что вы никогда не полюбите меня; такъ должно быть, я знаю это; я буду любить васъ издали, безъ надежды и только для себя. Я очень хотѣлъ бы узнать, согласны ли вы, чтобы я былъ вашимъ рабомъ. Я ломалъ себѣ голову, стараясь найти возможность понять ваше рѣшеніе и давъ вамъ средство отвѣтить мнѣ, ничѣмъ не нанося раны чувству вашего собственнаго достоинства. Вотъ уже много дней я всецѣло принадлежу вамъ, хотя вы этого и не знаете! Итакъ, вы мнѣ скажите, что согласны сдѣлать меня своимъ рабомъ, пріѣхавъ въ итальянскую оперу съ красной и бѣлой камеліей въ рукѣ; это будетъ служить изображеніемъ крови сарацина, готовой къ услугамъ обожаемой невинности. Цвѣты скажутъ все. Въ каждую данную минуту, завтра или черезъ десять лѣтъ, все возможное для человѣка будетъ сдѣлано, едва вы потребуете какой-либо услуги отъ вашего счастливаго слуги
P.S. Моя дорогая, сознайся, что потомки древнихъ родовъ умѣютъ любить! Какой порывъ африканскаго льва. Какой сдержанный пылъ, какая вѣра, какая искренность, какое величіе приниженности! Я почувствовала себя совсѣмъ ничтожной и, потерявъ твердость, задала себѣ вопросъ: что дѣлать? Свойство великихъ людей разрушать всѣ обыденные разсчеты. Энарецъ высокъ и трогателенъ, наивенъ и исполински великъ. Однимъ письмомъ онъ превзошелъ сто писемъ Ловеласа и Сенъ-Прё. Вотъ это истинная любовь, безъ мелочности: она можетъ явиться или нѣтъ по разъ родившись выказывается во всей своей необъятности. Я теперь не могу больше кокетничать съ нимъ. Отказаться или принять? Я не знаю, на что рѣшиться, и мнѣ негдѣ найти опору. Разсуждать невозможно. Это уже не Парижъ, а Испанія или Востокъ; словомъ, Абенсерагъ говоритъ, становясь на колѣни передъ Евой-католичкой; онъ отдаетъ ей свой мечъ, своего коня, свою голову. Приму ли я дары послѣдняго мавра? Перечитывай часто это испано-сарацинское письмо, моя Рене, и ты увидишь, что любовь разрушаетъ всѣ іудейскія положенія твоей философіи. Ахъ, Рене, твои разсужденія лежатъ тяжестью у меня на сердцѣ: ты придала буржуазный оттѣнокъ жизни. Зачѣмъ мнѣ хитрить? Развѣ я не останусь вѣчной госпожой льва, который превращаетъ грозное львиное рыканіе въ смиренные благоговѣйные вздохи! О, какъ рыкалъ онъ въ своей берлогѣ въ улицѣ Иллеренъ Бертенъ! Я знаю, гдѣ онъ живетъ: у меня есть его карточка -- Фелипъ; баронъ де-Макюмеръ. Онъ отнялъ у меня всякую возможность отвѣтить ему; я могу лишь бросить въ его лицо двѣ камеліи. Какая адская мудрость кроется въ чистой, истинной, наивной любви. Затруднительный, важный для женщины шагъ Энарецъ воплощаетъ въ самый простой поступокъ. О, Азія! Я читала сказки "Тысячи и одной ночи" и вотъ онѣ оживаютъ передо мной: два цвѣтка -- ясный отвѣтъ. При помощи букета мы исчерпываемъ четырнадцать томовъ Клаисы Гарлоу. Я кружусь около этого пись<скан испорчен>мѣ. Возьмешь ты эти камеліи, да или нѣтъ <скан испорчен> жизнь? Внутренній голосъ кричитъ мнѣ: <скан испорчен> испытаю.
Я вся въ бѣломъ; въ моихъ волосахъ бѣлыя какъ <скан испорчен> въ рукахъ тоже бѣлая камелія; у моей матери камеліи красные, если я захочу, я возьму у нея одинъ цвѣтокъ. Не знаю, но мнѣ почему-то хочется, чтобы онъ заплатилъ за свою красную камелію нѣсколькими минутами неувѣренности. Я приму рѣшеніе только на мѣстѣ. Я очень хороша. Гриффитъ попросила меня позволить ей полюбоваться мною. Торжественность этого вечера и драма моего тайнаго согласія вызвали румянецъ на моемъ лицѣ; на моихъ щекахъ красныя камеліи расцвѣли на бѣлыхъ.
Всѣ любовались мною, но только одинъ умѣлъ боготворить меня. Увидѣвъ, что у меня въ рукѣ одна бѣлая камелія, онъ опустилъ голову; я замѣтила, что онъ поблѣднѣлъ, какъ бѣлый цвѣтокъ, когда я взяла у матери красную камелію. Я могла случайно пріѣхать съ двумя цвѣтами, но, поступивъ такъ, я дала ему отвѣтъ. Я подчеркнула мое признаніе. Давали "Ромео и Джуліегту"; ты не знаешь, что такое дуэтъ влюбленныхъ въ этой оперѣ, а потому, не можешь понять, съ какимъ счастьемъ двое неофитовъ любви слушали это божественное выраженіе нѣжности. Когда я легла спать, я слышала шаги, раздававшіеся по звонкой боковой аллеѣ. О, мой ангелъ, теперь моя голова, мое сердце въ огнѣ. Что онъ дѣлаетъ? Что онъ думаетъ? Есть въ его головѣ хоть одна мысль, чуждая мнѣ? Дѣйствительно ли онъ рабъ мой? Какъ мнѣ въ этомъ удостовѣриться? Есть ли въ его душѣ хотя бы легкій намекъ на мысль, что мое согласіе связано съ порицаніемъ, взаимностью или благодарностью? Знаетъ ли онъ, что въ любви самые незначительные поступки женщинъ служатъ результатомъ цѣлыхъ безконечныхъ вереницъ мыслей, внутренней борьбы, проигранныхъ побѣдъ? Какъ приказать ему писать по вечерамъ все, что онъ дѣлаетъ въ теченіе дня? Онъ мой рабъ; мнѣ нужно дать ему занятіе и я завалю его работой.
Я очень мало спала, задремавъ только подъ утро. Теперь полдень. Я попросила Гриффитъ написать слѣдующее письмо:
"<скан испорчен> поручила мнѣ, г-нъ баронъ, попросить васъ <скан испорчен>сьма, которое ей было прислано одно <скан испорчен>енная вами, сдѣлана собственной рукой <скан испорчен>
<скан испорчен>Гриффитъ ушла; она отправилась въ улицу Ил<скан испорчен>тоя гувернантка приказала передать эту записку <скан испорчен> который и вернулъ мнѣ мою программу, омоченную <скан испорчен> повиновался мнѣ. О, моя дорогая, конечно, онъ до<скан испорчен>имъ листкомъ. Другой отказался бы прислать его на<скан испорчен> и написалъ бы при этомъ письмо, полное лести, но сарацинъ остался тѣмъ, чѣмъ онъ обѣщался быть: онъ повиновался. Я тронута до слезъ.
Вчера стояла чудная погода; я одѣлась, какъ одѣвается дѣвушка, чувствующая себя любимой и желающая нравиться. По моей просьбѣ, отецъ подарилъ мнѣ прелестнѣйшій экипажъ и чудныхъ лошадей: у меня сѣрыя въ яблокахъ лошади и изящнѣйшая коляска. Я отправилась попробовать полученный подарокъ. Сидя подъ моимъ зонтикомъ, подбитымъ бѣлымъ шелкомъ, я походила на цвѣтокъ. Поднимаясь по аллеямъ Елисейскихъ Полей, я увидѣла, что ко мнѣ навстрѣчу ѣхалъ мой Абенсерагъ верхомъ на поразительно-красивой лошади. Мужчины, которые теперь почти всѣ превратились въ превосходныхъ барышниковъ, останавливались, чтобы полюбоваться его колемъ. Энарецъ поклонился мнѣ, я сдѣлала ему дружески ободряющій знакъ; онъ замедлилъ ходъ лошади и я могла ему сказать:
-- Вы не сердитесь, баронъ, за то, что я попросила васъ вернуть мнѣ письмо? Оно было безполезно для васъ... Вы уже вышли изъ границъ моей программы,-- прибавила я потихоньку.-- У васъ лошадь, которая дѣлаетъ васъ очень замѣтнымъ.
-- Управляющій моимъ имѣніемъ въ Сардиніи прислалъ мнѣ эту арабскую лошадь изъ гордости: она родилась у меня.
Сегодня утромъ, моя дорогая, онъ былъ на буланой англійской лошади, тоже очень красивой, но не возбуждавшей вниманія; моего маленькаго насмѣшливаго замѣчанія было достаточно. Онъ мнѣ поклонился и я отвѣтила ему легкимъ наклоненіемъ головы.
Герцогъ Ангулемскій приказалъ купить лошадь бар<скан испорчен>понялъ, что онъ вышелъ изъ рамки простоты и тѣм<скан испорчен>себя вниманіе бездѣльниковъ. Человѣкъ долженъ <скан испорчен> самъ по себѣ, а не благодаря своей лошади или ч<скан испорчен>. Имѣть слишкомъ красивую лошадь кажется мнѣ та<скан испорчен>нымъ, какъ носить крупный брилліантъ на рубашкѣ, <скан испорчен>сторгѣ отъ того, что мнѣ удалось подмѣтить неправильно<скан испорчен>Энареца, а, быть можетъ, въ этой бездѣлицѣ заклю<скан испорчен> много самолюбія, позволительнаго для бѣднаго осужден<скан испорчен> нравится мнѣ! О, моя разсудительная старуш<скан испорчен> наслаждаешься ли ты моей любовью настолько же, насколько <скан испорчен>чалюсь, вспоминая о твоей мрачной философіи? Милый Филиппъ ІІ-ой въ юбкѣ, катаешься ли ты въ моей коляскѣ? Видишь ли ты бархатный взглядъ, смиренный и гордый своимъ рабствомъ, взглядъ, который бросаютъ на меня глаза поистинѣ благороднаго человѣка, носящаго мою ливрею и ежедневно украшающаго свою бутоньерку красной камеліей? У меня въ рукахъ всегда бѣлая камелія. Какой свѣтъ проливаетъ любовь! Какъ я понимаю Парижъ. Теперь все здѣсь кажется мнѣ полнымъ смысла! Да, въ Парижѣ любовь красивѣе, выше, очаровательнѣе, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ другомъ мѣстѣ. Я положительно вижу, что никогда не могла бы мучить, безпокоить глупца или имѣть надъ нимъ власть. Только люди съ высокимъ умомъ понимаютъ насъ, только на нихъ мы можемъ имѣть вліяніе. О, бѣдняжка, прости, я забыла о нашемъ Луи, по вѣдь ты сказала мнѣ, что скоро превратишь его въ генія? Я понимаю, ты такъ тщательно воспитываешь его, чтобы когда-нибудь онъ могъ тебя понять. Прощай, я немножко сумасшедшая и не хочу продолжать письмо.
XVIIІ.
Г-жа де-л'Эсторадъ Луизѣ де-Шолье.
Дорогой ангелъ, или не слѣдуетъ ли мнѣ лучше сказать дорогой демонъ, ты неумышленно огорчила меня, и если бы мы не были одной душой, я даже сказала бы, что ты обидѣла меня. Однако, развѣ нельзя оскорбить себя самое? Какъ мнѣ ясно, что ты еще не вникла въ смыслъ слова "неразрывный", которое примѣняется къ контракту, связывающему мужчину съ женщиной. Я не хочу противорѣчить философамъ или законодателямъ; пусть они сами противоречатъ себѣ, я замѣчу лишь, что, сдѣлавъ бракъ неразрывнымъ, придавъ неумолимую и одинаковую форму всѣмъ союзамъ, законъ оставилъ возможность одной четѣ не походить на <скан испорчен>енно такъ же, какъ не походятъ другъ на друга <скан испорчен>индивидуумы; деревенскіе браки, заставляющіе двухъ <скан испорчен>всегда вмѣстѣ, отличны отъ браковъ городскихъ, такъ <скан испорчен>жизнь гораздо разнообразнѣе сельской; сущоство<скан испорчен>ены въ Парижѣ, гдѣ жизнь несется, какъ потокъ, <скан испорчен>а болѣе тихую жизнь мужа и жены провинціаловъ. <скан испорчен> брака измѣняются, сообразно мѣсту, еще больше <скан испорчен>и, благодаря различію характеровъ отдѣльныхъ лич<скан испорчен>нѣ геніальнаго человѣка приходится только слѣдовать <скан испорчен>мъ мужа, женѣ же глупца, чувствующей себя умнѣе мужа, <скан испорчен>димо взять бразды правленія въ свои руки, иначе она на<скан испорчен>детъ на себя ужасныя несчастія. Быть можетъ, размышленіе и разсудительность приводятъ насъ къ такъ называемой душевной испорченности. Вѣдь мы считаемъ испорченностью разсчетливостъ, примѣшивающуюся къ чувству. Разсуждающая страсть -- безнравственна; она прекрасна только тогда, когда является чудными порывами, исключающими всякій эгоизмъ. Ахъ, рано или поздно ты скажешь себѣ: да, женщинѣ такъ же необходимо лукавить, какъ носить корсетъ, если мы назовемъ лукавствомъ разсчетъ, необходимый для будущаго счастья или молчаніе женщины, имѣющей мужество молчать! Каждая замужняя женщина платится за то, что узнаетъ соціальные законы, которые во многихъ отношеніяхъ не соотвѣтствуютъ законамъ природы.
Женщина, вышедшая замужъ въ нашемъ возрастѣ, можетъ имѣть дюжину дѣтей, имѣя же двѣнадцать дѣтей, мы совершили бы двѣнадцать преступленій, породили бы двѣнадцать несчастій. Развѣ мы не отдали бы въ жертву бѣдности и отчаянію этихъ очаровательныхъ существъ? Между тѣмъ, двое дѣтей -- это два счастья, два благодѣянія, два созданія, гармонирующія съ теперешними правами и законами. Законы природы и сводъ законовъ -- враги, а мы та арена, на которой они выступаютъ въ борьбу. Неужели ты назовешь безнравственностью благоразуміе жены, которая заботится о томъ, чтобы ея семья не разорила себя самое? Одинъ разсчетъ или тысяча,-- и сердце погибло.
Когда-нибудь, прекрасная баронесса Макюмеръ, ставъ счастливой и гордой женой обожающаго васъ человѣка, вы увидите необходимость этого жестокаго разсчета, или вѣрнѣе, вашъ умный мужъ самъ избавитъ васъ отъ обязанности думать о немъ. Ты видишь, дорогая безумица, что я изучила отношеніе свода законовъ къ супружеской любви! Ты должна понять, что мы обязаны давать отчетъ только самимъ себѣ и Богу въ тѣхъ средствахъ, ікоторыя мы употребляемъ, чтобы увеличивать и дѣлать продолжительнѣе наше домашнее счастье. Право, лучше обращаться къ помощи разумнаго разсчета, достигающаго счастливыхъ результатовъ, нежели отдаваться необдуманной любви, которая вноситъ въ семью печаль, ссоры или разъединеніе. Я жестокимъ путемъ изучила роль супруги и матери семейства. Да, мой ангелъ, намъ приходится прибѣгать къ великодушной лжи, чтобы быть благородными существами, которыми мы дѣлаемся, исполняя наши обязанности. Ты называешь меня лукавой, потому что я позволяю Луи только понемногу и постепенно узнавать себя. Но развѣ не чрезмѣрно близкое знакомство служитъ причиной разъединенія? Я хочу дать ему много занятій, чтобы побольше отвлекать его отъ себя, во имя его же собственнаго счастья. Привязанность неисчерпаема, но страсть скоро минуетъ, поэтому распредѣленіе любви на всю жизнь можетъ служить для честной женщины очень важнымъ дѣломъ. Рискуя показаться тебѣ отвратительной, я скажу тебѣ, что я продолжаю держаться прежнихъ взглядовъ и считаю себя очень великодушной и благородной. Дорогая моя, добродѣтель -- принципъ, проявленія котораго сильно измѣняются сообразно со средой: добродѣтель Прованса, добродѣтель Константинополя, добродѣтель Лондона и добродѣтель Парижа вызываютъ совершенно различные поступки, хотя и остаются повсюду добродѣтелью. Каждая человѣческая жизнь представляетъ въ своей ткани самыя неправильныя комбинаціи. Если бы я хотѣла видѣть Луи несчастнымъ и зародить задатки разлуки двухъ супруговъ -- мнѣ слѣдовало бы только отдать себя въ его полное распоряженіе. Мнѣ не было дано того счастья, которое выпало на долю тебѣ: я не встрѣтила высокоодареннаго существа, но я назначаю тебѣ черезъ пять лѣтъ свиданіе въ Парижѣ. Ты сама попадешься и скажешь, что я ошиблась, что Луи де-л'Эсторадъ отъ рожденія замѣчательный человѣкъ. Горячая же любовь волненія, которую я испытываю только въ твоемъ лицѣ, ночныя появленія на балконѣ при свѣтѣ звѣздъ, чрезмѣрное обожаніе и обоготвореніе моей личности, все это не для меня, я поняла, что должна отъ нихъ отказаться. Ты свободно расцвѣтаешь, мое существованіе ограничено областью моей усадьбы; и ты еще упрекаешь меня за предосторожности, необходимыя для того, чтобы хрупкое, тайное, бѣдное счастье превратилось въ счастье прочное, богатое и таинственное. Мнѣ казалось, что въ положеніи жены, я нашла прелесть любовницы и ты почти заставила меня устыдиться самой;ебя! Кто правъ изъ насъ двоихъ? Быть можетъ, мы обѣ и правы, и не правы и, конечно, общество заставляетъ насъ очень дорого платить за наши кружева, титулы, за нашихъ дѣтей! У меня тоже есть свои красныя камеліи: онѣ на моихъ губахъ, и расцвѣтаютъ въ улыбкахъ, обращенныхъ къ этимъ двумъ существамъ, отцу и сыну, которымъ я предана, для которыхъ я въ одно и то же время раба и владычица. Но, дорогая, твои послѣднія письма показали мнѣ все. что я потеряла! Ты дала мнѣ понять всю величину жертвъ замужней женщины. Я едва взглянула на дикія степи, среди которыхъ ты носишься; я не буду говорить тебѣ о слезахъ, которыя я отерла, читая твое письмо. Однако, сожалѣніе не раскаяніе, хотя то и другое между собой въ родствѣ. Ты мнѣ сказала; замужество превращаетъ женщину въ философа. Нѣтъ, къ сожалѣнію, я почувствовала это въ то время, когда плакала, узнавъ, что потокъ любви уноситъ тебя. Но мой отецъ далъ мнѣ прочитать произведеніе одного изъ нашихъ самыхъ глубокомысленныхъ писателей, одного изъ наслѣдниковъ Боссюэ, одного изъ тѣхъ жестокихъ политиковъ, страницы которыхъ порождаютъ убѣжденіе. Пока ты читала Коринну, я читала Бональда и вотъ тайна всей моей философіи; онъ мнѣ показалъ изображеніе святой и сильной семьи. Если разсуждать, опираясь на Бональда, твой отецъ былъ правъ. Прощай, моя дорогая фантазія, моя милочка, мое безуміе.
XIX.
Луиза де-Шолье г-жѣ де-л'Эсторадъ.
Ты прелесть что за женщина, моя Рене, и теперь я согласна съ тобой, что обманывать честно; довольна ты? Прежде всего мужчина, который любитъ насъ, принадлежитъ намъ; мы имѣемъ право превратить его въ глупца или въ генія; говоря между нами, мы чаще превращаемъ мужчинъ въ глупцовъ. Ты сдѣлаешь геніемъ твоего Луи и сохранишь это втайнѣ: два добрыхъ дѣла. Вотъ-то ты попалась бы, если бы на томъ свѣтѣ не оказалось рая! Вѣдь ты осуждаешь себя на добровольное мученичество! Ты хочешь, чтобы Луи сдѣлался честолюбивымъ, оставаясь въ то же время влюбленнымъ. До какой степени разсчетъ добродѣтель и добродѣтель разсчетъ, а? Мы не разсоримся изъ-за этого вопроса, такъ какъ у насъ есть Бональдъ. Мы добродѣтельны и хотимъ быть добродѣтельными, но, мнѣ кажется, что въ настоящую минуту ты, несмотря на твои очаровательныя мошенническія уловки, лучше меня. Да, я ужасно фальшивая дѣвушка: я люблю Фелипа и самымъ низкимъ образомъ скрывала это отъ него. Я хотѣла бы, чтобы онъ перескочилъ съ дерева на верхъ стѣны, а со стѣны перебрался на мой балконъ; между тѣмъ, если бы онъ исполнилъ мое желаніе, я раздавила бы его глубочайшимъ презрѣніемъ. Ты видишь, я страшно добросовѣстна. Что меня останавливаетъ? Какая таинственная сила мѣшаетъ мнѣ сказать милому Фелипу о томъ, какое счастье вливаетъ онъ въ меня своей чистой полной, великой тайной любовью? Г-жа Мирбель рисуетъ мой портретъ и я разсчитываю подарить ему его, моя дорогая. Меня все больше и больше поражаетъ дѣятельность, которою любовь наполняетъ жизнь. Благодаря любви, всѣ часы, всѣ поступки, всѣ мелочи нашего существованія принимаютъ громадное значеніе, а прошедшее совершенно сливается съ будущимъ въ настоящемъ! Живешь среди трехъ временъ глагола. Мѣняется ли это для женщины, испытавшей счастье? О, отвѣть мнѣ, скажи, что такое счастье, успокоиваетъ ли оно или раздражаетъ? Я переживаю смертельную тревогу, я не знаю, какъ мнѣ слѣдуетъ поступать; въ моемъ сердцѣ есть сила, которая влечетъ меня къ Фелипу, несмотря на всѣ разсужденія и правила приличій. Словомъ, я понимаю твое любопытство относительно Луи. Довольна ли ты? Мысль о томъ, что Фелипъ счастливъ тѣмъ, что онъ отдалъ себя мнѣ, его любовь издали, его послушаніе выводятъ меня изъ терпѣнія, также какъ прежде раздражало то глубокое почтеніе, которое онъ выказывалъ относительно меня, давая мнѣ уроки. Иногда мнѣ хочется закричать ему: "Дуракъ! Если ты любишь меня, какъ картину, что же было бы, если бы ты меня зналъ?"
О, Рене, вѣдь ты жжешь мои письма? Я сожгу твои. Если бы посторонніе глаза прочли мысли, которыя переливаются изъ сердца въ сердце, я попросила бы Фелипа выколоть эти глаза и вдобавокъ убить нѣсколько человѣкъ для большей безопасности.
Ахъ, Рене, какъ извѣдать сердце мужчины! Отецъ долженъ мнѣ представить твоего Бональда, и такъ какъ онъ такой мудрецъ я спрошу его, какъ дѣлается это. Богъ очень счастливъ: Онъ можетъ читать въ сердцахъ людей. Попрежнему ли я ангелъ для Фелипа?-- вотъ въ чемъ вопросъ.
Если бы въ какомъ-либо его движеніи, во взглядѣ, въ звукѣ одного слова я замѣтила, что уваженіе, наполнявшее его сердце, когда онъ былъ моимъ учителемъ, теперь уменьшилось, я могла бы все забыть. "Что вызываетъ эти громкія слова, эти великіе рѣшенія?" скажешь ты. Ахъ, моя дорогая, вотъ въ чемъ дѣло. Мой очаровательный отецъ, который ведетъ себя со мной, какъ древній рыцарь съ итальянкой, заказалъ г-жѣ Мирбель мой портретъ, какъ я тебѣ уже говорила. Я нашла возможнымъ получить съ него довольно хорошую копію, которую и отдала герцогу, пославъ, оригиналъ Фелипу. Я отправила портретъ вчера, написавъ слѣдующія строки:
"Донъ Фелипъ, на вашу преданность отвѣчаютъ слѣпымъ довѣріемъ; время покажетъ, не слишкомъ ли много благородности приписывается одному человѣку".
Награда велика; она походитъ на обѣщаніе и, ужасная вещь на вызовъ; но что покажется тебѣ еще ужаснѣе: я именно и хотѣла, чтобы мой подарокъ и письмо выражали обѣщаніе и вызовъ, но не были бы предложеніемъ. Если только въ его письмѣ будетъ "моя Луиза" или даже просто "Луиза" онъ погибъ.
Нѣтъ, онъ не погибъ! Этотъ конституціонный министръ очаровательный возлюбленный. Вотъ его письмо:
"Всѣ мгновенія, въ которыя я не видалъ васъ, я бывалъ занятъ вами; мои глаза не замѣчали ничего внѣшняго; сила мысли приковывала ихъ къ вашему образу, который, по моему мнѣнію, никогда не вырисовывался достаточно скоро въ темномъ дворцѣ, служащемъ ареной для сновъ и освѣщаемомъ вами. Съ этихъ поръ мой взглядъ будетъ постоянно покоиться на чудесной пластинкѣ изъ слоновой кости, на дивномъ талисманѣ, долженъ я сказать, потому что для меня ваши голубые глаза оживаютъ на немъ и весь портретъ дѣлается дѣйствительностью. Я нескоро послалъ это письмо, такъ какъ хотѣлъ немедленно насладиться созерцаніемъ портрета, которому я говорю все, о чемъ долженъ молчать. Да, со вчерашняго дня, запершись наединѣ съ вами, я въ первый разъ въ жизни отдавался полному безконечному счастью! Если бы вы могли видѣть, что я васъ помѣстилъ между Богомъ и св. Дѣвой, вы поняли бы, въ какомъ томленіи я провелъ ночь, но, говоря вамъ о моемъ состояніи, я не хотѣлъ бы васъ оскорбить; я безумно боюсь увидѣть въ вашемъ взглядѣ отсутствіе ангельской доброты, дающей мнѣ жизнь и потому заранѣе прошу у васъ прощенія. О, если бы вы, царица моей души и моей жизни, согласились подарить мнѣ тысячную часть той любви, которую я читаю къ вамъ! Это "если бы", вѣчно звучавшее въ моей мольбѣ, измучило мнѣ душу. Я колебался между вѣрой и невѣріемъ, между жизнью и смертью, тьмой и свѣтомъ. Преступникъ не болѣе волнуется въ то время, когда его судятъ, нежели волновался я, обвиняя себя въ дерзости. Улыбка вашихъ губъ, которую я встрѣчалъ время отъ времени, успокоивала эти бури, возбужденныя опасеніемъ разсердить васъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я живу, никто мнѣ не улыбался, даже моя жизнь. Красивая молодая дѣвушка, предназначенная мнѣ, оттолкнула мое сердце и полюбила моего брата. Мои политическіе труды потерпѣли пораженіе. Въ глазахъ моего короля я видѣлъ только жажду мести; мы такъ враждуемъ съ нимъ еще съ нашей юности, что онъ счелъ для себя жестокой обидой выборъ кортесовъ, давшихъ мнѣ власть. Какъ бы душа ни была сильна, въ нее могло закрасться, по крайней мѣрѣ, сомнѣніе! Впрочемъ, я справедливъ: я знаю всю невыгоду моей внѣшности и понимаю, что оцѣнить сердце подъ подобной оболочкой очень трудно. Когда я васъ увидѣлъ впервые, возможность быть любимымъ была для меня несбыточной мечтой. Поэтому, привязавшись къ вамъ, я понялъ, что только одно самоотреченіе могло извинить мою нѣжность. Созерцая вашъ портретъ, слушая вашу улыбку, полную божественныхъ обѣщаній, я чувствую, что надежда, которой я никогда не позволялъ расцвѣсти въ моей душѣ, теперь засіяла во мнѣ. Этотъ свѣтъ зари постоянно уничтожается мракомъ сомнѣнія, страхомъ, что я оскорблю васъ, позволивъ ей взойти. Нѣтъ, вы еще не можете меня любить, я это чувствую, но когда вы познаете то могущество, продолжительность и глубину моей неисчерпаемой привязанности, вы ей дадите крошечное мѣстечко въ вашемъ сердцѣ. Если мое честолюбіе -- оскорбленіе для васъ, скажите мнѣ это безъ гнѣва, я вернусь къ моей прежней роли; но если бы вы захотѣли попробовать полюбить меня, не сообщайте этого безъ самыхъ тщательныхъ предосторожностей тому, кто вкладываетъ все счастье своей жизни въ желаніе служить вамъ одной".
Моя дорогая, я читала эти строки, и мнѣ чудилось, что я вижу его лицо, блѣдное, какъ въ тотъ вечеръ, когда я, при помощи камеліи, сказала ему, что принимаю сокровища его преданности. Въ его покорныхъ фразахъ я увидѣла не простыя реторическія украшенія рѣчи, свойственныя всѣмъ влюбленнымъ, а нѣчто иное, и почувствовала въ своей душѣ волненіе; это было дыханіе счастья!
Стоитъ ужасная погода; я не могла поѣхать въ Булонскій лѣсъ, не вызвавъ подозрѣній, такъ какъ даже моя мать, которая часто выѣзжаетъ въ дождь, сегодня осталась дома.
Я видѣла "его" въ оперѣ. Дорогая, онъ -- совсѣмъ другой человѣкъ. Сардинскій посланникъ привелъ его къ намъ въ ложу. Замѣтивъ по моимъ глазамъ, что его смѣлость не сердитъ меня, Фелипъ, казалось, совсѣмъ потерялся; онъ не зналъ, что съ собой дѣлать и назвалъ маркизу д'Эспаръ -- мадмуазель. Его глаза бросали взгляды, горѣвшіе ярче блеска люстръ. Наконецъ, Макюмеръ ушелъ, точно боясь сдѣлать что-нибудь эксцентричное.
-- Баронъ Макюмеръ влюбленъ,-- сказала герцогиня Мофриньёзъ, обращаясь къ моей матери.
-- Это тѣмъ необыкновеннѣе, что онъ павшій министръ,-- за мѣтила матушка. У меня хватило силы взглянуть на маркизу д'Эспаръ, на де-Мофриньёзъ и на мою мать съ любопытствомъ дѣвушки, не понимающей иностраннаго языка и желающей догадаться, о чемъ идетъ рѣчь, но внутренно я испытывала восхитительную радость, въ которой моя душа какъ бы плавала. Только однимъ словомъ можно передать то, что я ощущала: восхищеніе. Фелипъ такъ любитъ меня, что я нахожу его достойнымъ быть любимымъ. Я положительно источникъ его жизни и держу въ рукѣ нить, которая направляетъ его мысли. Говоря правду, я горячо желаю, чтобы онъ преодолѣлъ всѣ препятствія и явился ко мнѣ, прося меня у меня же самой. Мнѣ хочется узнать, стихнетъ ли отъ одного моего взгляда эта яростная любовь.
Ахъ, дорогая, я прервала письмо и вся дрожу! Когда я тебѣ писала, я услыхала легкій шумъ. Вставъ, я увидѣла изъ окна, что Фелипъ идетъ по стѣнѣ ограды, рискуя упасть и убиться. Я подошла къ окну и сдѣлала ему только одинъ знакъ; онъ соскочилъ со стѣны, которая имѣетъ десять футовъ вышины, и выбѣжалъ на дорожку, чтобы показать мнѣ, что онъ не ушибся. Вниманіе, выказанное имъ мнѣ въ такую минуту, когда онъ былъ еще ошеломленъ паденіемъ, такъ растрогало меня, что я заплакала, сама не зная почему. Бѣдный уродъ, зачѣмъ онъ шелъ къ балкону, что хотѣлъ онъ мнѣ сказать?
Я не смѣю выразить тебѣ всѣхъ моихъ мыслей и ложусь съ веселымъ сердцемъ, думая о томъ, что мы съ тобой сказали бы другъ другу, если бы были вмѣстѣ. Прощай, дорогая нѣмая. Мнѣ некогда бранить тебя за молчаніе, однако, вотъ уже цѣлый мѣсяцъ я ничего не знаю о тебѣ. Не стала ли ты счастлива? Не потеряла ли ты свободы воли, которой такъ гордилась и которая чуть было не покинула меня сегодня вечеромъ?
XX.
Рене де-л'Эсторадъ Луизѣ де-Шолье.
Если любовь жизнь міра, почему же суровые философы стараются изъять ее изъ брака? Почему общество считаетъ неизбѣжнымъ закономъ принесеніе женщины въ жертву семьѣ и создаетъ такимъ образомъ глухую борьбу въ нѣдрахъ брака? Общество предвидѣло эту борьбу и считало ее настолько опасной, что изобрѣло противъ нея особое оружіе -- различныя права, которыми оно и вооружило мужчину. Люди понимали, что силой нѣжности или при помощи постоянства скрытой ненависти мы могли бы разрушить всѣ ихъ измышленія. Въ настоящую минуту я вижу въ бракѣ двѣ противодѣйствующія силы, которыя законодатель долженъ былъ слить воедино. Когда же онѣ соединятся? Вотъ что я говорю себѣ, читая твое письмо. О, дорогая, одно твое письмо разрушаетъ цѣлое зданіе, выстроенное великимъ писателемъ Авейрона, зданіе, въ которомъ я основалась, чувствуя тихое успокоеніе. Законы написаны стариками; женщины это видятъ; старики очень разумно постановили, что супружеская любовь, лишенная страсти, не унижаетъ насъ, что женщина должна отдаваться безъ любви, разъ законъ позволяетъ мужчинѣ назвать ее своею. Думая только о семьѣ, законодатели постарались приблизиться къ природѣ, заботящейся только о продолженіи рода. Прежде я была существомъ, теперь сдѣлалась вещью. Не одну слезу подавила я вдали отъ всѣхъ. О, какъ хотѣлось бы мнѣ увидѣть въ отвѣтъ улыбку утѣшенія! Почему моя судьба не похожа на твою? Дозволенная любовь возвышаетъ твою душу. Для тебя добродѣтель будетъ заключаться въ счастьѣ. Ты будешь страдать только по собственной волѣ. Если ты выйдешь замужъ за твоего Фелипа, твой долгъ воплотится въ самое сладкое, самое экспансивное изъ всѣхъ твоихъ чувствъ. Наше будущее чревато отвѣтами и я съ тревожнымъ любопытствомъ ожидаю его.
Ты любишь, тебя обожаютъ. О, дорогая, предавайся всецѣло чудной поэмѣ, которая такъ занимала насъ. Женская красота въ тебѣ тонка и одухотворена; Богъ создалъ ее такой для того, чтобы она очаровывала и нравилась: у Бога свои цѣли. Да, мой ангелъ, хорошенько охраняй тайну своей нѣжности и подвергай Фелипа испытаніямъ, которыя мы изобрѣтали, чтобы съ ихъ помощью узнавать, достоинъ ли насъ нашъ воображаемый возлюбленный. Старайся не столько узнать, любитъ ли Фелипъ тебя, сколько любишь ли ты его; ничто не можетъ быть обманчивѣе миража, который въ нашей душѣ порождается любопытствомъ, желаніемъ, вѣрой въ счастье. Изъ насъ двоихъ ты осталась свободной; умоляю тебя, дорогая, не рѣшайся же безъ задатка на опасную сдѣлку, на бракъ; бракъ неумолимъ. Иногда одно движеніе, одно слово, одинъ взглядъ во время разговора наединѣ, когда души сбрасываютъ съ себя свѣтское лицемѣріе, освѣщаетъ страшныя пропасти. Ты достаточно благородна, достаточно увѣрена въ себѣ, чтобы смѣло идти по тропинкамъ, среди которыхъ другія сбились бы съ пути. Ты не повѣришь, съ какой тревогой я слѣжу за тобой. Несмотря на разстояніе, я тебя вижу, испытываю твои волненія. Поэтому пиши мнѣ подробно, ничего не пропускай. Твои письма создаютъ для меня жизнь, полную страсти, среди моего простого спокойнаго существованія, однообразнаго, какъ большая дорога въ сѣрый день. Мой ангелъ, моя жизнь здѣсь цѣлая серія придирокъ къ самой себѣ; теперь я хочу скрыть отъ тебя и поговорю съ тобою о нихъ позже. Я то отдаю себя, то отнимаю съ мрачной настойчивостью и перехожу отъ отчаянія къ надеждѣ. Быть можетъ, я прошу отъ жизни больше счастья, нежели она обязана давать намъ. Въ молодости мы склонны желать, чтобы идеалъ согласовался съ дѣйствительностью. Мои размышленія (а я разсуждаю совсѣмъ одна, сидя у подножія скалы въ моемъ паркѣ) привели меня къ заключенію, что любовь въ бракѣ такая случайность, на которой невозможно основывать закона, обязаннаго управлять людьми. Мой философъ изъ Авейрона правъ, смотря на семью, какъ на единственную соціальную возможную единицу, и подчиняя ей женщину. Разрѣшеіне этого великаго, почти ужаснаго вопроса кроется въ нашемъ первомъ ребенкѣ. И я хотѣла бы стать матерью, хотя бы только для того, чтобы дать пищу снѣдающей меня потребности въ дѣятельности.
Луи попрежнему очаровательно добръ ко мнѣ; его любовь активна, а моя нѣжность отвлеченна; онъ счастливъ, онъ одинъ срываетъ цвѣты, не заботясь объ усиліяхъ земли, производящей ихъ. Счастливый эгоизмъ! Чего бы мнѣ это ни стоило, я поддерживаю его иллюзіи, какъ мать, которая (по моимъ понятіямъ о матери) мучитъ себя, чтобы только доставить своему ребенку удовольствіе. Его радость такъ глубока, что она ослѣпляетъ его и бросаетъ свой отблескъ даже на меня. Я обманываю его улыбкой или взглядомъ, полнымъ довольства, которое порождается во мнѣ увѣренностью, что я даю ему счастье. Оставаясь наединѣ съ нимъ, я въ видѣ ласки говорю ему: мое дитя. Я жду плода всѣхъ этихъ жертвъ, которыя будутъ тайной между Богомъ, тобой и мной. Материнство предпріятіе, которому я открыла громадный кредитъ; теперь оно въ страшномъ долгу передо мной и я боюсь, что не получу полной уплаты. Оно должно расширить мою энергію и сердце, вознаградить меня за все, давъ мнѣ безграничныя радости. О, Боже мой, только бы я не обманулась. Въ материнствѣ вся моя будущность и, ужасная мысль, вся моя добродѣтель.
XXI.
Луиза де-Шолье г-жѣ де-л'Эсторадъ.
Дорогая замужняя козочка, твое письмо пришло какъ разъ вовремя, чтобы въ моихъ собственныхъ глазахъ оправдать одинъ мой смѣлый поступокъ, о которомъ я думала день и ночь. Во мнѣ кроется какое-то странное тяготѣніе ко всему неизвѣстному или, если хочешь, ко всему запрещенному; это чувство безпокоитъ меня; оно показываетъ, что въ глубинѣ моего существа живетъ борьба между законами свѣта и законами природы. Не знаю, сильнѣе ли во мнѣ природа или мысль о постановленіяхъ общества, однако, эти два могущества входятъ между собою въ сдѣлки. Словомъ, выражаясь яснѣе, я хотѣла поговорить съ Фелипомъ наединѣ, ночью, подъ липами въ концѣ нашего сада. Конечно, это желаніе могло придти только въ голову дѣвушки, которая заслуживаетъ названія бѣдовой барышни, какъ въ шутку называетъ меня герцогиня, причемъ отецъ поддакиваетъ ей. Однако, я нахожу, что мой проступокъ -- благоразумная предосторожность. Мнѣ кажется, что такимъ путемъ, возпаградивъ Фелипа за всѣ тѣ ночи, которыя онъ провелъ у моей стѣны, я теперь узнаю, что онъ будетъ думать о моей продѣлкѣ, и увижу, каковъ онъ. Я говорила себѣ: если онъ обоготворитъ мой проступокъ, я сдѣлаю его своимъ мужемъ, если же онъ не будетъ наединѣ еще боязливѣе и скромнѣе, нежели при встрѣчахъ въ Елисейскихъ Поляхъ, я никогда по увижусь съ нимъ. Что же касается свѣта, то при встрѣчѣ съ Фелипомъ въ саду я рискую менѣе подвергнуться его осужденію, нежели улыбаясь барону у г-жи де-Мофриньёзъ или у старой маркизы Босеанъ, въ гостиныхъ которыхъ мы теперь окружены шпіонами; Богъ знаетъ, какіе взгляды преслѣдуютъ дѣвушку, заподозрѣнную въ томъ, что она привлекаетъ на себя вниманіе барона де-Макюмеръ. О, если бы ты знала, какъ я волновалась, обдумывая свой планъ, какъ я была занятъ тѣмъ, чтобы онъ удался. Я жалѣла, что ты не со мной; мы въ теченіе нѣсколькихъ часиковъ поболтали бы съ тобой, исчезнувъ въ лабиринтѣ неувѣренности, и заранѣе пережили все хорошее и дурное, что могло принести съ собой первое ночное свиданіе, среди тьмы и тишины подъ прекрасными липами отеля Шолье, озаренными тысячами блестокъ луны. Я трепетала, говоря себѣ: гдѣ же ты, Рене? Итакъ, твое письмо подожгло порохъ и мои послѣднія сомнѣнія разлетѣлись. Я бросила моему пораженному поклоннику точный рисунокъ ключа отъ маленькой калитки въ концѣ сада и слѣдующую записку:
"Желаютъ помѣшать вамъ дѣлать бозумія. Сломавъ себѣ шею, вы отнимете честь отъ особы, которую, по вашимъ словамъ, любите. Достойны ли вы новаго доказательства уваженія и заслуживаете ли вы разговора наединѣ? Съ вами согласны говорить въ тотъ часъ, когда липы въ концѣ сада остаются въ тѣни".
Вчера, въ часъ, когда Гриффитъ собиралась лечь спать, я сказала ей:
-- Возьмите шаль и идите со мной, моя милая. Я хочу отправиться въ садъ и не желаю, чтобы это зналъ кто-нибудь.
Англичанка не произнесла ни слова и пошла со мною. Какія я пережила ощущенія, моя Рене! Я нѣсколько минутъ ждала его, испытывая очаровательное легкое волненіе; наконецъ, я увидѣла, что Фелипъ скользитъ, какъ тѣнь. Придя безъ помѣхи въ садъ, я сказала Гриффитъ:
-- Не удивляйтесь, подъ липами баронъ де Макюмеръ; именно изъ-за него-то я и позвала васъ съ собой.
Она ничего не сказала:
-- Что вамъ отъ меня угодно?-- спросилъ Фелипъ голосомъ, волненіе котораго говорило, что шелестъ нашихъ платьевъ въ тишинѣ ночи и шумъ нашихъ шаговъ по песку заставили его потерять голову.
-- Я хочу сказать то, что не могла бы написать вамъ,-- отвѣтила я ему.
Гриффитъ отошла на нѣсколько шаговъ. Стояла теплая, полная благоуханій ночь; въ эту минуту я пережила опьяняющее блаженство отъ сознанія, что я почти наединѣ съ нимъ въ нѣжномъ сумракѣ липъ. Дальше весь садъ сіялъ тѣмъ ярче, что бѣлая стѣна нашего дома отражала свѣтъ луны. Этотъ контрастъ представлялся мнѣ прообразомъ таинственности нашей любви, которая должна закончиться блестящимъ бракомъ. Въ теченіе перваго мгновенія мы оба наслаждались новымъ для насъ положеніемъ и оба чувствовали удивленіе; наконецъ, я нашла возможность заговорить.
-- Хотя я не боюсь клеветы, но не я хочу, чтобы вы взбирались на это дерево,-- сказала я ему, указывая на вязъ,-- или на эту стѣну. Пусть наши чувства поднимутся до насъ. Если бы вы убились, упавъ со стѣны, я умерла бы обезчещенная...-- я посмотрѣла на Фелипа: онъ помертвѣлъ.-- А если бы васъ заставили, на меня или на мою мать пало бы подозрѣніе.
-- Простите,-- слабымъ голосомъ сказалъ онъ.