Книговод

Струны прошлого

Унсет Сигрид


СИГРИДЪ УНДСЕТЪ

СТРУНЫ ПРОШЛАГО

РОМАНЪ

Переводъ съ норвежскаго М. П. БЛАГОВѢЩЕНСКОЙ

КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО "ЗАРЯ"
РИГА, (ЛАТВІЯ) АВОТУ ІЕЛА No 30 -- 3

I

   Въ Исландіи на берегу восточныхъ фьордовъ жилъ человѣкъ по имени Ветерлиде Глумссенъ. Лѣтомъ Ветерлиде часто предпринималъ торговыя поѣздки на своемъ кораблѣ.
   У Ветерлиде былъ племянникъ, сынъ его сестры Льотъ. Отца Льота, Гиссура Хаукссена изъ Скумедаля, убили, когда Льотъ былъ еще совсѣмъ маленькій. Мать Льота, Стейнворъ, тоже умерла молодой. Сироту взялъ къ себѣ на воспитаніе Турбьернъ Холлегъ въ Эйре. А позже его принялъ въ свою семью Ветерлиде, полюбившій мальчика, какъ родного сына.
   Льотъ рано возмужалъ. Ему было всего пятнадцать лѣтъ, когда онъ отважнымъ викингомъ выходилъ въ море вмѣстѣ съ сыновьями Турбьерна, и вскорѣ онъ стяжалъ себѣ широкую славу за храбрость и умѣнье владѣть оружіемъ. Онъ отличался также тѣмъ, что свое слово держалъ крѣпко. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ былъ не словоохотливъ, туго сходился съ людьми и любилъ одиночество. По особымъ причинамъ, о которыхъ рѣчь будетъ впереди, его прозвали Вига Льотомъ.
   Однажды лѣтомъ, когда Льоту было двадцать лѣтъ, онъ отправился съ Ветерлиде въ Норвегію. Они владѣли вмѣстѣ большимъ судномъ, прекраснымъ кораблемъ для далекаго плаванія по морю. Льоту принадлежала третья часть судна.
  

II

   Была тихая лѣтняя погода, когда корабль Ветерлиде вошелъ во фьордъ Фольденъ. Весь день шелъ проливной дождь при полномъ безвѣтріи, такъ что людямъ на кораблѣ пришлось грести, чтобы пройти между островами въ устье рѣки Фрюсья, впадавшей во фьордъ. Подъ вечеръ дождь, наконецъ, прошелъ, густой туманъ разсѣялся и поднялся на горныя вершины. Ветерлиде и Льотъ стояли на носу и всматривались въ берега рѣки. Въ тѣ времена по обоимъ берегамъ рѣки росъ густой лѣсъ, выше по теченію виднѣлись крестьянскія усадьбы, но ихъ было немного, а большихъ было всего двѣ или три.
   Тамъ и сямъ у высокаго берега рѣки стояли на якоряхъ лодки рыбаковъ; рыбаки съ удивленіемъ смотрѣли на большой корабль, направлявшійся въ устье рѣки. Ветерлиде окрикнулъ ихъ и спросилъ, откуда они. Увидя, что новоприбывшіе -- люди мирные, рыбаки отвѣтили, что они находятся въ услуженіи у Гуннара въ усадьбѣ Вадинъ, самой большой въ этой мѣстности. Ветерлиде спросилъ, не согласятся ли они проводить его вечеромъ въ Вадинъ, и тѣ согласились. Исландцы проѣхали вверхъ по теченію, насколько это было возможно, и тамъ вышли на берегъ. Одинъ изъ рыбаковъ повелъ ихъ въ Вадинъ.
   Было уже совсѣмъ темно, когда они, наконецъ, пришли въ усадьбу. Они застали Гуннара въ домѣ, онъ сидѣлъ въ большой горницѣ за столомъ на верхнемъ мѣстѣ. Гуннаръ былъ рослый, красивый мужчина съ длинными сѣдыми волосами и длинной бородой, покрывавшей всю его грудь. У очага сидѣли двѣ женщины; одна изъ нихъ пряла при колеблющемся свѣтѣ горѣвшихъ полѣньевъ. Это была немолодая уже женщина въ темномъ платьѣ, съ красивымъ еще лицомъ и бѣлокурыми волосами. Другая была совсѣмъ молоденькая дѣвушка, она сидѣла, сложивъ руки на колѣняхъ, и ничего не дѣлала.
   Ветерлиде подошелъ къ хозяину и поздоровался съ нимъ, и не успѣлъ онъ сказать, кто онъ и откуда, какъ Гуннаръ всталъ и сказалъ, что Ветерлиде и его люди -- желанные гости въ его домѣ. Затѣмъ онъ приказалъ женщинамъ подать на столъ яства и напитки.
   Молодая дѣвушка и женщина встали, но хлопотала только пожилая женщина. Она позвала служанохъ и стала собирать на столъ. Молодая же дѣвушка стояла у очага и смотрѣла на гостей.
   Она была очень красива, высока и стройна, съ тонкой таліей и высокой грудью. У нея были большіе сѣрые глаза, а волосы, густые и русые, спускались ниже колѣнъ. Руки у нея были большія, бѣлыя и украшенныя кольцами. На ней было платье изъ бурой шерстяной матеріи, богато расшитое серебромъ, ея волосы сдерживалъ золотой обручъ. Вообще, на ней было множество всякихъ золотыхъ и драгоцѣнныхъ украшеній, гораздо больше, чѣмъ женщины обыкновенно носили въ будни.
   Пожилая женщина принесла рогъ, наполненный медомъ, и, протянувъ его молодой дѣвушкѣ, сказала:
   -- Тебѣ подобаетъ, Вигдисъ, привѣтствовать гостей въ нашемъ домѣ.
   Дѣвушка взяла рогъ и подошла къ гостямъ, сидѣвшимъ на скамьяхъ. Сперва она поднесла рогъ Ветерлиде, а затѣмъ его людямъ. Только подъ конецъ она увидала Льота.
   Вначалѣ Льотъ сидѣлъ на скамьѣ у самыхъ дверей, но потомъ онъ подошелъ къ очагу, чтобы просушить свое мокрое платье. Онъ расправилъ плащъ передъ огнемъ, такъ что верхій край его прикрывалъ нижнюю часть его лица, его черные волосы падали ему на лобъ, и Вигдисъ видѣла только его глаза, темно-синіе и глубокіе.
   Когда молодая дѣвушка поднесла ему рогъ, онъ опустилъ полу плаща, и пока онъ пилъ, онъ не сводилъ съ нея глазъ. Повидимому, дѣвушкѣ не очень понравился его упорный взглядъ, потому что она ничего не сказала, она только приняла отъ него обратно рогъ, повернулась и снова усѣлась на своей скамеечкѣ.
   Льотъ сѣлъ теперь такъ, что могъ видѣть Вигдисъ. Немного спустя она бросила на него мимолетный взглядъ и ихъ глаза встрѣтились. Она сейчасъ же отвернулась и вспыхнула. Однако, черезъ минуту она опять посмотрѣла на него, и на этотъ разъ она не сводила съ него глазъ до тѣхъ поръ, пока онъ, въ свою очередь, не отвернулся.
   Между тѣмъ, на столѣ все прибавлялись яства, можно было подумать, что это былъ пиръ для званыхъ гостей. Гуннаръ хотѣлъ во что бы то ни стало послать своихъ слугъ на берегъ, чтобы они привели оставшихся на кораблѣ Ветерлиде людей. Онъ сказалъ, что его люди могутъ на эту ночь замѣнить пріѣзжихъ и остаться стеречь корабль.
   Ветерлиде поблагодарилъ, но онъ не успѣлъ ничего сказать, такъ какъ Льотъ предупредилъ его:
   -- Теперь уже поздній вечеръ, эту ночь наши люди могутъ провести на кораблѣ. Лучше не безпокоить напрасно слугъ Гуннара.
   При этихъ словахъ Вигдисъ засмѣялась и сказала:
   -- Этотъ исландецъ, должно быть, очень боится за свое имущество.
   Гуннаръ поспѣшилъ смягчить ея рѣзкость, но безъ гнѣва. Онъ сказалъ:
   -- Исландецъ не хочетъ безпокоить нашихъ слугъ, и это очень великодушно съ его стороны. Но вѣдь до берега недалеко и люди, оставшіеся на кораблѣ, также нуждаются въ отдыхѣ и свѣжей пищѣ. Они весь день гребли сегодня подъ дождемъ. Ты же, дочь, напрасно говоришь такія слова нашимъ гостямъ.
   Льотъ засмѣялся и замѣтилъ вскользь:
   -- У нея не было злого умысла... а кромѣ того, словамъ такой молоденькой дѣвушки нельзя придавать значенія.
   Пожилая женщина также стала шепотомъ выговаривать Вигдисъ. Однако, видно было, что молодая дѣвушка не обратила вниманія на ея слова, она спокойно сидѣла и улыбалась.
   Гуннаръ послалъ своихъ людей на берегъ, а гости продолжали пить и ѣсть.
   За столомъ говорили о ненастной и сѣрой погодѣ, стоявшей за послѣднее время.
   -- Въ молодые годы,-- сказалъ Гуннаръ,-- и мнѣ приходилось выходить лѣтомъ въ море. Помню, что больше всего не по сердцу мнѣ бывала такая погода съ дождемъ, туманомъ и безвѣтріемъ.
   На это Льотъ пропѣлъ ему какъ бы въ отвѣтъ:
  
   -- Ты правду молвилъ,
   Добрый Гуннаръ!
   Туманный вечеръ,
   Волны спятъ,--
   Нѣтъ радости
   Играть намъ съ ними
   Отдыхъ сладокъ
   Въ радушномъ домѣ.
   Здѣсь красотка
   Вся въ золотѣ,
   Камняхъ и лентахъ
   Столъ накрывала...
   Прекраснѣй нѣтъ
   Красавицы на свѣтѣ.
   И любо мнѣ
   Сидѣть весь вечеръ,
   Шуткой бойкой
   Обмѣниваясь съ ней...
  
   Послѣднія слова онъ пропѣлъ очень тихо и Гуннаръ, на котораго уже повліяли крѣпкіе напитки, не разобралъ ихъ. Но Ветерлиде разслышалъ ихъ и, чтобы отвлечь вниманіе Гуннара, онъ заговорилъ съ нимъ о дѣлахъ. Вскорѣ Вигдисъ и другія женщины удалились изъ горницы въ свою свѣтелку.
   Ночью, когда всѣ улеглись, Ветерлиде сказалъ Льоту, спавшему съ нимъ въ одной кровати.
   -- Не понимаю я твоего поведенія, племянникъ. Гуннаръ принимаетъ насъ такъ хорошо, а ты въ первый же вечеръ слагаешь стихи его дочери.
   Льотъ ничего не отвѣтилъ на это. Тогда Ветерлиде продолжалъ:
   -- Что-то не замѣчалъ я до сихъ поръ, чтобы ты особенно любилъ женщинъ. Но сегодня я хорошо видѣлъ, что ты весь вечеръ не отрывалъ глазъ отъ Вигдисъ. Въ морѣ мы, кажется, были не такъ ужъ долго, чтобы ты сходилъ съума отъ одного только взгляда на женщину.
   Льотъ опять ничего не отвѣтилъ,-- онъ отвернулся отъ Ветерлиде и притворился спящимъ.
  

III

   На слѣдующее утро Гуннаръ и Ветерлиде отправились верхомъ на берегъ рѣки. Льотъ остался сидѣть на скамьѣ и сказалъ, что чувствуетъ усталость. Но едва Ветерлиде и Гуннаръ уѣхали, какъ онъ всталъ и вышелъ изъ дому. Онъ уже заранѣе рѣшилъ сказаться усталымъ, а потомъ пойти разыскать Вигдисъ и поговорить съ ней.
   Льотъ былъ въ своемъ дорожномъ платьѣ, такъ какъ онъ ничего не захватилъ съ корабля. На немъ былъ широкій темный плащъ съ капюшономъ, застегнутый на груди драгоцѣнной золоченой пряжкой Изъ-подъ плаща виднѣлась черная куртка, расшитая серебромъ и голубыми разводами вдоль всѣхъ швовъ. Льотъ любилъ наряжаться, а потому на немъ было много колецъ и дорогихъ браслетовъ. Вообще онѣ смѣло могъ показываться людямъ,-- онъ былъ высокій, широкопленій, а талія у него была стройная, какъ у женщины. У него были красивыя, тонкія черты лица, но онъ былъ смуглый и губы у него нѣсколько выдавались впередъ и были блѣдны. Его синіе глаза смотрѣли смѣло, черные густые волосы сдерживались шелковой лентой.
   Послѣ дождей и ненастья наступилъ прекрасный солнечный день. Когда Льотъ вышелъ на дворъ, онъ сейчасъ же увидалъ Вигдисъ на лугу невдалекѣ отъ дома. Онъ поспѣшилъ къ ней и нагналъ ее у опушки лѣса. Поздоровавшись, онъ спросилъ, не идетъ ли она куда-нибудь по дѣлу. Вигдисъ отвѣтила, что идетъ она въ лѣсъ только за ягодами.
   -- Въ такомъ случаѣ я провожу тебя,-- сказалъ Льотъ,-- опасно тебѣ идти одной, я слышалъ, что въ ягодныхъ мѣстахъ водятся медвѣди.
   -- Я могла бы взять съ собой слугу, если бы боялась,-- отвѣтила Вигдисъ.-- Къ тому же я не безоружна.-- И она вынула изъ-за пояса большой ножъ. Рукоятка ножа была отдѣлана золотомъ, а на лезвіи были начертаны руны.
   Льотъ взялъ ножъ и внимательно осмотрѣлъ его
   -- Старый ножъ,-- сказалъ онъ,-- и онъ навѣрное очень старинный. Какъ онъ тебѣ достался?
   -- Онъ переходитъ изъ поколѣнія въ поколѣніе въ моемъ родѣ,-- отвѣтила Вигдисъ.-- Говорятъ, будто женщины въ нашемъ родѣ были жрицами при жертвенникѣ въ рощѣ на этой горѣ. Но это было очень давно. И никто ничего не знаетъ достовѣрно. Но наши рабы и до сихъ поръ еще колятъ тамъ пѣтуховъ и барановъ. Отецъ же вѣритъ только въ свою собственную силу и власть. Да и дѣдъ мой, какъ я слышала, ни во что не вѣрилъ.
   -- Какъ и я,-- замѣтилъ Льотъ со смѣхомъ.-- Впрочемъ, меня все-таки крестили въ христіанскую вѣру. Со мной случилось такъ, что одинъ праведный человѣкъ на югѣ Даніи вылѣчилъ меня отъ тяжелой раны на ногѣ. Я хотѣлъ ему за это заплатить, но онъ ничего не взялъ съ меня, и вотъ тогда изъ благодарности, чтобы доставить ему удовольствіе, я позволилъ себя крестить.
   -- Да, ты вѣрно много чего повидалъ на бѣломъ свѣтѣ,-- произнесла Вигдисъ съ улыбкой.-- Но скажи, почему ты не поѣхалъ на берегъ, чтобы присмотрѣть за разгрузкой корабля? У тебя тамъ, навѣрное, хранится какое-нибудь дорогое имущество, которымъ ты завладѣлъ. Иначе бы тебя не звали бы Вига-Льотъ.
   -- Да, я кое-что пріобрѣлъ, и все это очень цѣнное,-- отвѣтилъ онъ,-- но мнѣ всегда казалось, что то, что я боялся пріобрѣсти, еще цѣннѣе.
   -- Пожалуй, что это и такъ,-- замѣтила Вигдисъ.-- Говорятъ, будто исландцы алчны на добычу и скупы на слова.
   Льотъ сказалъ:
   -- Всякому извѣстно, что люди любятъ пріобрѣтать добро. Ну, а скупымъ ты меня назвала первая.
   Вигдисъ засмѣялась:
   -- Словамъ такой молодой дѣвушки нельзя придавать значенія.
   -- Мнѣ сдается, что ты возненавидѣла меня, Вигдисъ,-- проговорилъ Льотъ тихо.-- Ты такъ неласково смотрѣла на меня, когда мы встрѣтились сегодня.
   -- Въ нашемъ краю не въ обычаѣ заглядываться на чужихъ,-- отвѣтила она.
   Льотъ возразилъ съ улыбкой:
   -- Едва ли ты надѣла золотой обручъ на волосы, чтобы прятаться за спинами твоихъ рабынъ, Вигдисъ.
   -- Почему бы мнѣ не носить золота, разъ отецъ даритъ его мнѣ?-- отвѣтила она.
   Они подошли къ жертвеннику. Онъ былъ устроенъ на склонѣ горы среди густого лѣса. Вокругъ небольшого холма стояли камни, а посрединѣ возвышался жертвенникъ, сложенный тоже изъ камней, но многіе изъ нихъ вывалились и жертвенникъ обросъ травой. На площадкѣ и въ кругу, образуемомъ камнями, росли молодыя березки, маленькіе дубы и рябина. Тамъ и сямъ среди камней пестрѣли цвѣты. Многіе изъ нихъ пошли уже въ сѣмя и вѣтромъ съ нихъ сдувало пушинки, которыя садились на волосы и платье Вигдисъ. Она стряхнула ихъ и почистила свое платье.
   Они стали собирать и ѣсть ягоды и Льотъ снова заговорилъ съ ней:
   -- Мой дядя хотѣлъ просить Гуннара взять насъ на хлѣба, пока мы здѣсь будемъ скупать лѣсъ. Но, пожалуй, тебѣ пріятнѣе было бы, если бы мы какъ можно скорѣе скрылись съ твоихъ глазъ и вообще уѣхали отсюда? Вѣдь мы не нравимся тебѣ?
   -- Мой отецъ воленъ поступать, какъ ему заблагоразсудится, и пускать къ себѣ въ домъ, кого онъ захочетъ,-- отвѣтила Вигдисъ. Онъ на счетъ этого никогда не совѣщается со мной. Но зато и онъ не вмѣшивается въ мои дѣла.
   -- Этому я охотно вѣрю, потому что ты, навѣрное, очень упрямая и своевольная дѣвушка,-- сказалъ Льотъ.
   -- Да, вотъ какъ ты говоришь обо мнѣ. Но мнѣ сдается, что и ты не любишь совѣтовъ, и дѣйствуешь смѣло и рѣшительно.
   -- Да, такова слава обо мнѣ,-- подтвердилъ Льотъ. Но скажи, мы съ тобой вѣдь не враги?
   -- Но похоже на это,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Они усѣлись на небольшой камень и стали ѣсть корень лакрицы, который накопила Вигдисъ. Когда они наконецъ встали, чтобы итти назадъ, Вигдисъ забыла захватить свой ножъ съ рунами. Льотъ взялъ его потихоньку, чтобы она не замѣтила, и спряталъ его у себя на груди. По дорогѣ къ дому, они все время весело и непринужденно болтали.
  

IV

   Ветерлиде купилъ у Гуннара лѣсъ. Гуннаръ отказался взять исландцевъ къ себѣ на хлѣба, но онъ попросилъ ихъ гостить у него, сколько они пожелаютъ. Когда Ветерлиде заговорилъ о томъ, что скоро имъ придется ѣхать дальше, Гуннаръ сказалъ, что имъ торопиться некуда. Это находилъ также и Льотъ. Онъ старался пользоваться каждымъ случаемъ, чтобы поговорить съ Вигдисъ.
   Однажды, когда Ветерлиде и Льотъ остались вдвоемъ, Ветерлиде заговорилъ съ нимъ о его будущности и его отношеніи къ Вигдисъ. Льотъ отвѣтилъ ему:
   -- Да, я хотѣлъ бы взять Вигдисъ въ жены. Я еще никогда не встрѣчалъ дѣвушки, съ которой мнѣ такъ хотѣлось бы связать свою судьбу, какъ съ ней. Она красивѣе всѣхъ женщицъ, съ которыми мнѣ приходилось встрѣчаться. У нея благородная душа и она бойка въ разговорѣ. Да и едва ли я найду болѣе богатую невѣсту,-- вѣдь она единственное дитя Гуннара. Мнѣ кажется также, что я нравлюсь Гуннару.
   -- И все-таки нельзя ручаться за успѣхъ,-- замѣтилъ Ветерлиде -- разъ ты долженъ увезти ее такъ далеко. Однако, если и Вигдисъ, съ своей стороны, питаетъ къ тебѣ склонность, то, я думаю, дѣло можно считать поконченнымъ, ибо эта дѣвушка никому не позволитъ вмѣшиваться въ свои дѣла. Впрочемъ, ты долженъ знать, расположена ли она къ тебѣ, вѣдь за послѣднее время вы много бывали вмѣстѣ.
   Льотъ задумался и сказалъ послѣ нѣкотораго молчанія:
   -- Не такъ-то легко понять сердце женщины. Часто мнѣ казалось, что она расположена ко мнѣ, но она очень вспыльчива, а сладкимъ женскимъ рѣчамъ тоже вѣрить нельзя.
   -- Я думаю, что рѣчамъ Вигдисъ вѣрить можно,-- замѣтилъ Ветерлиде.-- Но она еще очень молода и едва ли она склонна подчиняться своему супругу. Она очень своевольна. Мой совѣтъ тебѣ не торопиться съ этимъ дѣломъ и быть осторожнымъ и терпѣливымъ. Теперь мы отправимся на сѣверъ и тамъ посѣтимъ нашихъ родственниковъ. А когда мы снова возвратимся сюда, то тамъ ужъ видно будетъ, каковы ея чувства къ тебѣ: если она тосковала по тебѣ, то она встрѣтитъ тебя хорошо.
   -- Я отсюда не уѣду,-- отвѣтилъ Льотъ,-- потому что я хорошо знаю, что выйдетъ изъ моего дѣла.
  

V

   Въ этотъ же вечеръ Льотъ пошелъ въ свѣтелку Вигдисъ. Молодая дѣвушка сидѣла на скамьѣ и шила. На ней было голубое, богато расшитое платье, волосы ея были распущены и отблески огня на очагѣ отсвѣчивали въ нихъ золотомъ. Увидя Льота, она встала чтобы пойти къ нему навстрѣчу. Но Льотъ быстро прошелъ черезъ свѣтелку и сѣлъ на скамью возлѣ Вигдисъ. Молодая дѣвушка сказала:
   -- Что случилось, что ты такъ дерзко являешься въ мою свѣтелку, да еще вечеромъ, когда отца нѣтъ дома?
   -- За послѣдніе дни я мало видѣлся съ тобой,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Кромѣ того, мнѣ хотѣлось побесѣдовать съ тобой съ глазу на глазъ. Сегодня Ветерлиде сказалъ мнѣ, что я долженъ былъ знать, расположена ли ты ко мнѣ. Иногда мнѣ казалось, что ты желаешь мнѣ добра, но очень часто ты говоришь мнѣ такія странныя рѣчи и такъ гнѣваешься на меня, что мнѣ невольно приходитъ въ голову, что втайнѣ ты питаешь ко мнѣ злобу.
   -- За что мнѣ питать къ тебѣ злобу?-- проговорила Вигдисъ тихо. Съ минуту она молчала, избѣгая взора Льота. Потомъ она прибавила: -- Странно, что ты мнѣ это говоришь. Часто, когда мы бывали вмѣстѣ, я находила, что ты очень вспыльчивъ и не разъ случалось, что мы ссорились, а я даже и не знала, изъ-за чего. Иногда мнѣ казалось даже, что ты насмѣхаешься надо мной. Я всю жизнь прожила въ этихъ лѣсахъ, и по этой мѣстности рѣдко проѣзжаютъ люди: ты же бродилъ по бѣлу свѣту и видѣлъ много. Но это правда, что я не разъ гнѣвалась на тебя.
   -- Я не привыкъ разговаривать съ женщинами,-- произнесъ Льотъ медленно.-- Но ни съ кѣмъ еще мнѣ не было такъ хорошо, какъ съ тобою. И ни съ кѣмъ другимъ мнѣ не хотѣлось бы связать свою судьбу.
   Вигдисъ ничего не отвѣтила. Подождавъ немного, онъ продолжалъ:
   -- Если только ты согласна, то я посватаюсь за тебя и сдѣлаю тебѣ своей женой.
   И на это Вигдисъ ничего не сказала. Тогда Льотъ обнялъ ее и поцѣловалъ въ губы. Такъ какъ молодая дѣвушка не оттолкнула его, то онъ придвинулся къ ней и посадилъ ее къ себѣ на колѣни. Вдругъ Вигдисъ разразилась слезами, вырвалась отъ него и подошла къ очагу. Она усѣлась на скамеечку, волосы ея распустились по плечамъ, словно мантія, и свѣтъ очага осыпалъ ихъ золотомъ. Льотъ посмотрѣлъ на нее и подумалъ, что такого прекраснаго зрѣлища не видалъ еще ни одинъ мужчина. Онъ подошелъ къ ней и, взявшись рукою за желѣзную жердь у очага, молча смотрѣлъ на нее, не отрывая глазъ. Наконецъ, онъ сказалъ:
   -- Нехорошо, если я огорчилъ тебя, красавица, но отвѣть же мнѣ на мой вопросъ.
   -- Дай мнѣ немного подумать,-- попросила Вигдисъ.-- Уѣзжай къ твоимъ родственникамъ на сѣверъ, какъ ты и намѣревался, а когда ты снова возвратишься сюда, гдѣ тебя будетъ ждать корабль, я дамъ тебѣ отвѣтъ. Мнѣ хотѣлось бы дать тебѣ такой отвѣтъ, какого ты желаешь, но мнѣ страшно подумать о томъ, что придется такъ далеко уѣхать отъ отца и оставить его одного. Да и очень ужъ скоро и неожиданно все это случилось.
   -- Вовсе не такъ скоро,-- замѣтилъ Льотъ.-- Вотъ уже три недѣли, какъ я здѣсь. Не знаю, кто распоряжается судьбами человѣческими. Знаю только одно что наши съ тобою судьбы тѣсно переплелись,-- это я почувствовалъ съ того самаго дня, когда мы говорили съ тобой у жертвенника въ лѣсу.
   -- Вижу, что ты разсердился,-- сказала Вигдисъ.-- Но не забывай, что я молода и что мнѣ рано еще думать о замужествѣ.
   Льотъ повернулся, чтобы уйти.
   -- Молодость ни при чемъ,-- произнесъ онъ тихо.-- Но я вижу, что ты сама не знаешь, чего хочешь.
   Вигдисъ встала, подошла къ нему и сказала:
   -- Мнѣ самой хотѣлось бы, чтобы ты ждалъ не напрасно. Но мнѣ кажется, что я слишкомъ мало знаю тебя, а вѣдь ты оторвешь меня отъ всего, что дорого моему сердцу.
   Говоря это, она сама обняла его и поцѣловала Но затѣмъ она быстро толкнула его къ двери и по просила уйти.
  

VI

   Послѣ этого Вигдисъ два дня не выходила изъ своей свѣтелки. Случилось такъ, что въ усадьбу пришелъ гость -- Коре изъ Грефсина.
   Коре только что пріѣхалъ съ сѣвера изъ Тродхема и онъ многое могъ поразсказать о ярлѣ Хокои изъ Ааде, котораго незадолго передъ тѣмъ убилъ рабъ Каркъ и о королѣ Олафѣ. Вечеромъ Вигдисъ спустилась въ большую горницу. Она подсѣла къ Коре и они завели дружескую бесѣду.
   Коре былъ еще очень молодъ, онъ былъ бѣлокурый, высокій и красивый. Льоту очень не нравилось, что Вигдисъ разговариваетъ и пьетъ съ нимъ. Онъ даже прямо сказалъ ей это, когда ему удалось подойти къ Вигдисъ.
   -- Повидимому, тебѣ не приходится раздумывать надъ тѣмъ, нравится тебѣ Коре изъ Грефсина или нѣтъ.
   -- Вѣрно,-- отвѣтила Вигдисъ.-- Коре и я выросли вмѣстѣ и я очень рада, что снова вижу его.
   Послѣ этого Льотъ со злобой смотрѣлъ на Коре, и что бы тотъ не говорилъ въ этотъ вечеръ, что бы онъ ни хвалилъ на все Льотъ находилъ что-нибудь возразить, и всегда онъ находилъ что-нибудь, что достойно еще большей похвалы. Подъ конецъ разговоръ зашелъ о лошадяхъ. Коре сталъ расхваливать своего жеребца Сленгве. Этого жеребца выростилъ самъ Гуннаръ и въ знакъ дружбы подарилъ его Коре.
   Льотъ сказалъ, что онъ видѣлъ жеребца, когда ходилъ въ рощу за лошадьми. И онъ прибавилъ, что его жеребецъ, котораго онъ купилъ у Арнесоновъ на Гримелундѣ, гораздо лучше, что онъ ручается, что красивѣе и лучше его жеребца Орвока никто не видывалъ еще во всемъ околодкѣ.
   -- Что же, это правда, что смотрѣть на твоего жеребца очень пріятно,-- сказалъ одинъ старикъ, сидѣвшій рядомъ съ Льотомъ.-- Но жеребецъ Коре оставилъ его позади и въ прошломъ году, и въ этомъ на бѣгахъ... А ты, значитъ, ничего не знаешь,-- добавилъ онъ тихо,-- разъ ты хвалишь то, что принадлежало Арнесонамъ.
   -- Какъ такъ?-- спросилъ Льотъ.
   -- Да, вѣдь, между Вадиномъ и Гримелундомъ большая вражда съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ Эйольвъ Арнесонъ посватался къ Вигдисъ и получилъ отказъ,-- пояснилъ старикъ.
   -- Ничего не слыхалъ объ этомъ,-- сказалъ Льотъ.
   Старикъ продолжалъ:
   -- Гуннаръ, пожалуй, и взялъ бы въ зятья Эйольва, но говорятъ, будто сама Вигдисъ воспротивилась этому. Впрочемъ, удивляться тутъ нечему, такъ какъ Арнесоны пользуются дурной славой. Кромѣ того, люди говорятъ, что Вигдисъ въ большой дружбѣ съ Коре съ дѣтскихъ лѣтъ. Какъ бы то ни было, но съ тѣхъ поръ Арнесоны грозятъ отомстить Гуннару. Однако, угрозу свою они не рѣшаются выполнить, потому что знаютъ, что хотя Гуннаръ и старый, но не беззубый.
   Льотъ ничего не сказалъ на это. Онъ внимательно слѣдилъ за Вигдисъ и Коре. Наконецъ, онъ всталъ, подошелъ къ Коре и сказалъ:
   -- Тутъ такъ много спорили сегодня о лошадяхъ... Не находишь ли ты, что стоило бы устроить бой между нашими жеребцами? Тогда всякому стало бы ясно, который изъ нихъ лучше.
   -- Что же, не прочь,-- отвѣтилъ Коре съ улыбкой. Только къ чему это? Вѣдь всякому въ нашей округѣ и безъ того уже извѣстно, что моя лошадь лучше.
   Тутъ Вигдисъ сказала Льоту:
   -- Не порти свою дорогую лошадь. Вовсе еще не значитъ, что она плоха, если другая лошадь лучше ея.
   Льотъ вспыхнулъ и отвѣтилъ гнѣвно:
   -- Я вовсе не такъ дрожу за свое имущество, какъ ты это думаешь... Нѣтъ, пусть Коре покажетъ намъ всѣмъ, на что его лошадь годна въ бою. Сведемъ же завтра нашихъ жеребцовъ... Если мой Орвакъ не побѣдитъ, я не возьму его въ Исландію.
   -- Ну, едва ли Эйольвъ, возьметъ его обратно,-- замѣтила со смѣхомъ Вигдисъ.
   -- Я и не собираюсь просить его объ этомъ -- отвѣтилъ Льотъ.-- Я просто убью лошадь.
   Сказавъ это, онъ сдернулъ съ руки золотой браслетъ и швырнулъ его въ огонь въ очагѣ.
   -- Въ другой разъ не смѣйся надо мной, Вигдисъ! И не говори, что я жалѣю свое добро,-- крикнулъ онъ гнѣвно.
   Вигдисъ бросилась къ очагу, въ одно мгновеніе выхватила изъ огня браслетъ и протянула его Льоту со словами:
   -- Мало хорошаго въ томъ, что ты ведешь себя какъ безумный.
   Льотъ взялъ браслетъ и бросилъ его въ кучку рабовъ, толпившихъ у дверей. При этомъ онъ крикнулъ, что первый, кто поднимаетъ браслетъ, можетъ взять его себѣ.
   Между рабами поднялась ужасная схватка. Казалось, что произойдетъ убійство. Ветерлиде подбѣжалъ къ Льоту, схватилъ его за руку и сталъ уговаривать. Льотъ только смѣялся.
   Въ концѣ концовъ среди щума и крика было рѣшено, что Коре и Льотъ на слѣдующій же день сведутъ своихъ жеребцовъ для боя.
  

VII

   На бой жеребцовъ собрались всѣ жители сосѣднихъ поселковъ, среди нихъ были и женщины. Бой долженъ былъ происходить на открытомъ холмѣ невдалекѣ отъ Вадина.
   Льотъ явился первый. Онъ велъ на поводу своего статнаго жеребца, въ лѣвой рукѣ онъ держалъ хлыстъ. На немъ былъ шлемъ, у пояса висѣлъ мечъ. Его роскошный пурпуровый плащъ, расшитый золотомъ, былъ живописно закинутъ черезъ плечо. Войдя въ кругъ, Льотъ снялъ его и положилъ на камень невдалекѣ. Подъ плащемъ на немъ была надѣта короткая красная куртка. Арнесоны были уже здѣсь, они поздоровались и пожали ему руку.
   Вороной жеребецъ Льота Орвакъ былъ рѣдкой красоты, и люди увѣряли, что побѣда останется за нимъ. Онъ билъ копытами о землю и ржалъ, перекликаясь съ лошадьми, привязанными къ деревьямъ вокругъ площадки.
   Прошло нѣкоторое время, прежде чѣмъ явился Коре. Въ ожиданіи его Арнесоны громко потѣшались надъ нимъ и говорили, что онъ, навѣрное, уже горько раскаивается въ томъ, что согласился на бой. Льотъ тоже смѣялся.
   Наконецъ, Коре появился въ сопровожденіи Гуннара и Вигдисъ. Онъ былъ въ полномъ вооруженіи и въ латахъ. На плечахъ у него была накинута медвѣжья шкура, а въ рукахъ онъ держалъ копье и хлыстъ.
   Орвакъ, увидѣвъ другого жеребца, шарахнулся отъ него въ сторону, вырвалъ уздечку изъ рукъ Льота и сдѣлалъ попытку вырваться изъ круга. Зрители захохотали. Льотъ бросился за жеребцомъ, лѣвой руки онъ ухватился за его гриву, а правой сталъ хлестать по ляжкамъ и по груди. При этомъ лицо его стало багровымъ, такъ какъ онъ напрягалъ всѣ усилія, чтобы заставить лошадь выйти на середину круга. Въ это мгновеніе жеребецъ Коре Сленгве набросился на Орвака, сразу подмялъ его подъ себя и принялся его бить передними ногами и кусать. Орвакъ продолжалъ выбиваться изъ рукъ Льота и сдѣлалъ новую попытку бѣжать съ площадки. Тогда Льотъ, не помня себя отъ гнѣва, обнажилъ мечъ и хотѣлъ нанести ударъ своему жеребцу, но поскользнулся и задѣлъ мечемъ брюхо Сленгве, ставшаго на дыбы. Въ слѣдующее мгновеніе онъ самъ упалъ и очутился подъ ногами жеребцовъ. Казалось, ему грозила неминуемая гибель. Тутъ Вигдисъ громко вскрикнула и стала просить, чтобы кто-нибудь рознялъ лошадей. Коре подбѣжалъ къ лошадямъ и изо всѣхъ силъ ударилъ своего жеребца рукояткой копья. На мгновеніе жеребецъ снова всталъ на дыбы и отпустилъ Орвака. Орвакъ вскочилъ и поскакалъ по направленію къ лѣсу. Онъ былъ весь въ крови и сильно помятъ. У Сленгве же изъ распоротаго брюха вываливались внутренности.
   Коре протянулъ Льоту руку, чтобы помочь ему встать, такъ какъ у него была расшиблена голова и онъ былъ весь въ крови. Онъ сказалъ:
   -- Никогда я еще не видалъ, чтобы кто-нибудь такъ велъ себя во время боя жеребцовъ. Тебѣ придется уплатить мнѣ за мою лошадь.
   -- Вотъ тебѣ плата!-- воскликнулъ Льотъ, выбивая ногой землю вверхъ.-- Это самъ ты испугалъ лошадь своей медвѣжьей шкурой. Ты похожъ въ ней на лѣшаго.
   -- Насъ ты не напугаешь, Вига-Льотъ,-- отвѣтилъ Коре,-- если даже ты и убилъ кого-нибудь у себя въ Исландіи.-- Съ этими словами онъ обратилъ остріе своего копья прямо на Льота.
   Льотъ, державшій въ рукахъ мечъ, взмахнулъ имъ и отрубилъ конецъ копья. При этомъ онъ нечаянно поцарапалъ руку Коре. Тогда Коре бросилъ обломокъ копья и побѣжалъ за Льотомъ. Но въ эту минуту силы измѣнили Льоту, изъ рта его хлынула кровь и онъ упалъ, наполовину потерявъ сознаніе. Лошади сильно помяли его.
   Къ нимъ подошелъ Ветерлиде, онъ взялъ Коре за плечи и сталъ ласково говорить съ нимъ. Онъ сказалъ ему, что заплатитъ за убитую лошадь и за рану, и во всемъ дастъ Коре удовлетвореніе.
   -- Я ничего не приму отъ тебя, исландецъ,-- отвѣтилъ Коре.-- Я хорошо вижу, что твой родственникъ просто хочетъ убить меня.
   -- Я отнюдь не хочу вступать во вражду съ друзьями Гуннара,-- сказалъ Ветерлиде.-- Гуннаръ заслужилъ отъ насъ только самое доброе отношеніе.
   И онъ отвелъ Коре въ сторону и долго говорилъ съ нимъ.
   Между тѣмъ Гуннаръ взялъ свое копье и вонзилъ его въ грудь Сленгве.
   Колль и Эйольвъ Арнесоны подняли Льота и вскорѣ онъ пришелъ въ сознаніе. Коре успѣлъ уже уйти вмѣстѣ съ Ветерлиде. Льотъ вытеръ съ лица кровь и сталъ оглядываться по сторонамъ, ища Вигдисъ. Она сидѣла на корточкахъ передъ убитой лошадью и нѣжно гладила ее по мордѣ, горько плача.
   Льотъ подошелъ къ ней и спросилъ ее съ улыбкой:
   -- Ну, что скажешь ты, Вигдисъ, объ этомъ боѣ жеребцовъ?
   Вигдисъ заплакала еще горше и сказала:
   -- Я не хочу разговаривать съ тобой.
   -- Ужъ не боишься ли ты, что Коре изъ Грефсина ожидаетъ та же участь, что постигла его жеребца!-- спросилъ Льотъ,
   -- Опозорилъ себя сегодня не Коре,-- отвѣтила Вигдисъ. Она откинула гриву лошади и похлопала ее по шеѣ.-- Но я уже сказала тебѣ, что не хочу съ тобой разговаривать,
   Она встала, все еще заливаясь слезами, подошла къ отцу и ушла вмѣстѣ съ нимъ.
   Къ Льоту подошли Арнесоны и предложили ему пойти въ ихъ домъ.
   -- Не могу,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Мнѣ нельзя такъ порвать дружбу съ Гуннаромъ.
   -- Ну, это еще вопросъ,-- возразилъ Эйольфъ,-- не боится ли еще больше Гуннаръ разсориться со своимъ зятемъ?
   -- Кого ты такъ называешь?-- спросилъ Льотъ.
   -- Да Коре. Кого же другого?-- вмѣшался въ разговоръ Колль.-- Хотя и неизвѣстно еще, захочетъ ли онъ теперь купить ее, разъ она и безъ того уступила ему...
   -- Ты лжешь!-- сказалъ Льотъ.
   -- Нѣтъ, это вѣрно,-- подтвердилъ Эйользъ.-- Весной нашъ пастухъ разсказалъ намъ, что онъ видѣлъ, какъ Коре и Вигдисъ встрѣтились за рѣкой. Тогда же онъ видѣлъ, что Коре лежалъ съ ней.
   -- Твой пастухъ все налгалъ,-- сказалъ опять Льотъ.
   Онъ повернулся и хотѣлъ уйти.
   Эйольвъ обратился къ кучкѣ людей, стоявшихъ въ сторонѣ, и спросилъ:
   -- Куда ушелъ Коре изъ Грефсина? Вига-Льотъ хочетъ поговорить съ нимъ.
   -- Онъ ушелъ въ Вадинъ и вмѣстѣ съ другимъ исландцемъ.-- отвѣтили ему нѣсколько голосовъ заразъ.
   Съ минуту Льоту стоялъ и пристально смотрѣлъ въ сторону усадьбы. Онъ былъ страшенъ, его блѣдное, какъ полотно, лицо было все въ крови. Немного спустя онъ повернулся и при этомъ чуть не упалъ. Арнесоны поддержали его, взяли подъ руку и посадили на лошадь. Льотъ не сопротивлялся и они поѣхали на западъ въ усадьбу Арнесоновъ, Гримелундъ.
  

VIII

   Ветерлиде былъ очень недоволенъ тѣмъ, что Льотъ уѣхалъ въ Гримелундъ. Нѣсколько дней спустя онъ самъ отправился туда и засталъ своего племянника лежащимъ въ горницѣ наверху. Льотъ былъ боленъ.
   -- Съ Коре я все уладилъ,-- сказалъ ему Ветерлиде.-- А теперь прошу тебя не нарушать съ нимъ больше мирныхъ отношеній.
   Льотъ ничего не отвѣтилъ на это. Но черезъ минуту онъ спросилъ:
   -- Что говорятъ объ этомъ дѣлѣ въ Вадинѣ?
   -- Ничего особеннаго,-- отвѣтилъ Ветерлиде.-- Другого и нельзя было ожидать, потому что Гуннаръ человѣкъ благородный, а кромѣ того, и мнѣ самому не доставило бы никакого удовольствія слышать его мнѣніе о твоемъ поведеніи.
   Опять наступило молчаніе. Льотъ перебиралъ пальцами шкуру, которой онъ былъ покрытъ, и о чемъ-то думалъ. Наконецъ, онъ заговорилъ и разсказалъ Ветерлиде о томъ, что слышалъ отъ Арнесоновъ.
   -- Можно ли придавать вѣру словамъ какого-то пастуха Эйольва, если бы даже это подтверждали всѣ пастухи на свѣтѣ?.-- возразилъ Ветерлиде.-- Это обычай ревнивыхъ бабъ распускать подобныя сплетни. Нехорошо, племянникъ, что ты водишься съ такими людьми.
   -- Ты могъ бы попытаться узнать, какъ настроенъ ко мнѣ Гуннаръ въ этомъ дѣлѣ... ты знаешь, въ какомъ,-- сказалъ Льотъ послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Неудобно заводить объ этомъ рѣчь, пока ты лежишь здѣсь,-- отвѣтилъ Ветерлиде.-- Хорошо было бы, если ты сейчасъ же отправился со мной въ Вадинъ.
   -- У меня болитъ спина,-- сказалъ Льотъ.-- Я не могу сидѣть на лошади.
   -- Если ты могъ пріѣхать сюда, то ты можешь и уѣхать,-- возразилъ Ветерлиде.-- Впрочемъ, не удивляюсь, что тебѣ не хочется появляться въ Вадинѣ. Твое поведеніе было далеко не похвальное. Но совѣтую тебѣ все-таки отправиться туда. Арнесоны несомнѣнно задались цѣлью посѣять вражду между тобою и Гуннаромъ. Они боятся идти на него одни и хотятъ выдвинуть тебя впередъ. Такъ пусть же они сами строятъ свои козни, а ты лучше не вмѣшивайся въ ихъ дрязги.
   Однако, Льотъ продолжалъ увѣрять, что онъ не можетъ сидѣть на лошади. Арнесоны предложили Ветерлиде остаться у нихъ, поѣсть и выпить чего-нибудь, но онъ отказался отъ всего и уѣхалъ обратно въ Вадинъ.
   Все вышло такъ, какъ это предвидѣлъ Ветерлиде. Когда онъ заговорилъ съ Гуннаромъ о томъ, что Льотъ собирается посвататься къ Вигдисъ, Гуннаръ сказалъ:
   -- Мнѣ вовсе не хотѣлось бы, чтобы между нами возникла какая-нибудь непріязнь, исландецъ. О тебѣ я самаго высокаго мнѣнія. Охотно допускаю я также и то, что Льотъ Гиссурсенъ гораздо лучше, чѣмъ это можно подумать, судя по его поведенію здѣсь. Но я не хочу отсылать съ нимъ дочь за море въ далекіе края... да и не хочется мнѣ также брать зятя изъ Гримелунда.
   -- Этому удивляться не приходится,-- отвѣтилъ Ветерлиде.
   Разговоръ этотъ такъ и не возобновлялся больше. Вигдисъ ничего не знала о немъ.
  

ІХ

   Ветерлиде нѣсколько разъ былъ у Льота и уговаривалъ его уѣхать изъ Гримелунда. Но Льотъ каждый разъ отговаривался тѣмъ, что онъ боленъ. И дѣйствительно, онъ харкалъ кровью и голова его постоянно болѣла. Ветерлиде долженъ былъ поѣхать одинъ въ Ромерике. А когда онъ возвратился послѣ этого путешествія, чтобы затѣмъ вмѣстѣ съ Льотомъ ѣхать домой въ Исландію, Льотъ сказалъ, что онъ остается въ Норвегіи. Тогда и Ветерлиде рѣшилъ остаться.
   -- Если ты останешься здѣсь одинъ,-- сказалъ онъ племяннику,-- то Арнесоны вовлекутъ тебя въ такія дѣла, за которыя тебѣ придется потомъ стыдиться.
   -- Уѣзжай себѣ спокойно домой,-- отвѣтилъ ему Льотъ.-- Я уже теперь настолько поправился, что скоро могу поѣхать въ Ромерике, а оттуда я хочу отправиться къ королю Олаву, тамъ я застану земляковъ, съ которыми мнѣ хочется повидаться. Ну, а что касается Арнесоновъ, то они ни о чемъ меня не просили и ни на что не подбивали. Зато я видѣлъ отъ нихъ много ласки и вниманія.
   -- Такъ ты обѣщаешь мнѣ, что уѣдешь на сѣверъ?-- спросилъ Ветерлиде.
   И Льотъ обѣщалъ ему это.
   Черезъ нѣсколько времени Льотъ дѣйствительно уѣхалъ на сѣверъ и тогда Ветерлиде рѣшился отправиться домой. Онъ разстался съ Гуннаромъ самымъ дружескимъ образомъ. Они одарили друга друга богатыми дарами. Ветерлиде подарилъ Вигдисъ золотое украшеніе на грудь и зеркало изъ южныхъ странъ. Вигдисъ подарила ему на прощанье богато расшитый плащъ изъ краснаго шелка.
  

X

   Была уже поздняя осень. Въ селеніи разнеслась вѣсть о томъ, что Вига-Льотъ вернулся изъ своего путешествія. Онъ поселился у одного крестьянина по имени Турбьернъ, который жилъ въ своей усадьбѣ Хестелеккенъ среди густого лѣса между Гримелундомъ и Вадиномъ. Льотъ видѣлся изрѣдка съ Арнесонами.
   Однажды вечеромъ въ Вадинъ пришелъ маленькій мальчикъ и сказалъ, что ему нужно поговорить съ Вигдисъ. Мальчика звали Хельге; онъ былъ сыномъ одной бѣдной женщины, жившей въ лѣсу невдалекѣ отъ усадьбы. Мальчикъ сталъ просить Вигдисъ навѣстить его мать, которая опасно заболѣла. Вигдисъ сказала, что Эса -- такъ звали ея пріемную мать, завѣдывавшую всѣмъ домомъ въ Вадинѣ -- гораздо лучше умѣетъ лечить, а потому ей и слѣдуетъ пойти къ больной. Однако мальчикъ настаивалъ на своемъ и сказалъ, что мать просила привести именно Вигдисъ, такъ какъ ей надо о чемъ-то съ ней поговорить. Тогда Вигдисъ не возражала больше, она накинула плащъ и послѣдовала за Хельге.
   Было уже совсѣмъ темно, когда они вышли изъ дому. Нѣкоторое время они шли по дорогѣ, но потомъ мальчикъ свернулъ въ лѣсъ, сказавъ, что по полю идти нельзя, такъ какъ тамъ очень сыро. Вигдисъ не удивилась этому: былъ уже конецъ октября и въ низкихъ мѣстахъ вездѣ стояла вода. Едва они вошли въ лѣсъ, какъ къ нимъ навстрѣчу вышелъ изъ чащи мужчина. Вигдисъ спросила, кто это.
   -- Это я,-- отвѣтилъ онъ: -- Льотъ,
   Хельге. котораго Вигдисъ все время держала за руку, хотѣлъ было выдернуть свою руку, но она удержала его и спросила:
   -- Этотъ человѣкъ и послалъ тебя за мной?
   Мальчикъ промолчалъ, но за него отвѣтилъ Льотъ:
   -- Да, такъ это и было. Онъ шелъ за Эсой, а я попросилъ его вызвать тебя. Мнѣ надо поговорить съ тобой. Я зналъ, что идти для этого въ Вадинъ было бы для меня безполезно, такъ какъ я хочу говорить съ тобой съ глазу на глазъ.
   -- Странный способъ ты выбралъ, чтобы увидѣться со мной.
   -- Я не могъ придумать иного способа,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Я уже много дней брожу вокругъ усадьбы, надѣясь встрѣтиться съ тобой.
   Мальчикъ опять сдѣлалъ движеніе, чтобы убѣжать, но Вигдисъ крѣпко держала его за руку.
   -- Отпусти мальчика,-- попросилъ Льотъ.-- Вѣдь не боишься же ты остаться со мной? А я провожу тебя потомъ до самаго дома.
   -- Ну, уходи, сказала Вигдисъ мальчику. Потомъ она обратилась къ Льоту: -- Какое дѣло у тебя ко мнѣ, разъ ты рѣшился заманить меня въ лѣсъ?
   -- Ты сама знаешь, какое у меня къ тебѣ дѣло,-- отвѣтилъ Льотъ.
   Вигдись ничего не сказала на это, и Льотъ продолжалъ.
   -- Теперь для меня стало ясно, что чѣмъ дольше я въ разлукѣ съ тобой, тѣмъ больше я тоскую по тебѣ. И никогда не наступитъ тотъ день, когда я буду въ силахъ выкинуть тебя изъ моего сердца.
   Вигдисъ заплакала и отвѣтила:
   -- Зачѣмъ ты устроилъ такъ, что отецъ не хочетъ тебя знать?
   -- Такъ ужъ вышло,-- сказалъ Льотъ.-- Тутъ ходятъ слухи, что Коре изъ Грефсина женится на тебѣ.
   -- Неужели же ты думаешь, что я такъ приняла бы тебя въ тотъ вечеръ, когда ты пришелъ въ мою свѣтелку?-- произнесла Вигдисъ тихо. Потомъ она прибавила: -- Но ты самъ поспѣшилъ все испортить для насъ.
   -- Да, это очень нехорошо съ моей стороны,-- согласился Льотъ.-- Ну, а что касается сватовства Коре, то тутъ ужъ, навѣрное, твой отецъ распорядится самъ.
   -- Нѣтъ, никогда отцу не удастся заставить меня въ взять въ мужья человѣка, который мнѣ не по сердцу. Да онъ и обѣщалъ мнѣ не насиловать моей воли,-- сказала Вигдисъ горячо.
   -- А меня ты возьмешь!-- спросилъ Льотъ.
   Вигдисъ отвѣтила:
   -- Да... если только это возможно уладить...
   -- Чудно было бы, если бы это не наладилось теперь,-- сказалъ Льотъ радостно и крѣпко обнялъ ее.
   Онъ опустился на толстый корень и посадилъ ее къ себѣ на колѣни. Она обвилась руками вокругъ его шеи и поцѣловала его. Но Льотъ не хотѣлъ уже больше выпустить ее изъ своихъ объятій и цѣловалъ ее такъ крѣпко, что она испугалась. Наконецъ, она сказала, что ей надо идти домой, и вырвалась отъ него.
   -- Я провожу тебя до самаго дома и постараюсь еще сегодня повидаться съ твоимъ отцомъ,-- сказалъ Льотъ.-- Мнѣ хочется поскорѣе уговориться съ Гуннаромъ относительно этого дѣла.
   -- Не дѣлай этого,-- попросила Вигдисъ.-- Ты одинъ и у тебя нѣтъ никакого оружія, кромѣ этого копья.
   Льотъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Неужели же ты думаешь, что я не справился бы съ этимъ копьемъ? Но хорошаго было бы мало, если бы мнѣ пришлось вступить съ Гуннаромъ въ бой.
   Вигдисъ подумала съ минуту и потомъ сказала:
   -- Я слышала, что при королѣ много исландцевъ. Ты знаешь кого-нибудь изъ нихъ:
   -- Да, я знаю кое-кого,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Тамъ Торальвъ и Гиссуръ Турбьерисоны, сыновья моего пріемнаго отца.
   -- Не можешь ли ты поѣхать туда и поговорить съ ними? Если бы они согласились быть твоими сватами, то, пожалуй, все наладилось бы съ моимъ отцомъ и онъ былъ бы посговорчивѣе.
   -- Какъ ты спѣшишь выгнать меня отсюда!-- сказалъ Льотъ. И онъ снова обнялъ ее.
   Вигдисъ заплакала и проговорила сквозь рыданія:
   -- Я боюсь, что ничего изъ этого не выйдетъ, если ты будешь говорить съ отцомъ одинъ. Ты такой вспыльчивый, а Гуннаръ къ тому же сердится на тебя. Было бы гораздо лучше, если бы съ тобой былъ кто-нибудь, кто могъ бы поддержать тебя и дать тебѣ совѣтъ.
   Льотъ отстранилъ ее отъ себя и она пошла впередъ. Она горько плакала все время. Льотъ шелъ немного позади нея. Наконецъ онъ заговорилъ:
   -- Хорошо, я сдѣлаю, какъ ты хочешь, Вигдисъ... хотя, какъ ты знаешь, путь на сѣверъ теперь очень тяжелый, вѣдь дѣло идетъ уже къ зимѣ. Да и нельзя поручиться за то, что Турбьернсоны согласятся сейчасъ же отправиться со мной сюда.
   -- Ну, дѣлай, какъ знаешь,-- проговорила Вигдисъ. Съ этими словами она повернулась и взяла его за руку, и они пошли рука объ руку къ Вадину.
   Льотъ обѣщалъ ей на слѣдующій же день уѣхать на сѣверъ. У воротъ они остановились. Льотъ сказалъ, что передъ отъѣздомъ онъ хочетъ еще разъ повидаться съ ней. Онъ взялъ ея волосы и обмоталъ ими свою шею и руки.
   -- Приди завтра къ жертвеннику,-- сказалъ онъ ей на прощанье.-- Я такъ давно не видалъ тебя. А сегодня было совсѣмъ темно. Я буду тамъ до заката солнца... А потомъ, ты забыла тамъ одну вещь, когда мы видѣлись тамъ въ послѣдній разъ. Я нашелъ ее. Я рѣшилъ, что у меня будетъ всегда хорошій предлогъ придти къ тебѣ, если бы это понадобилось.
   -- Что же это такое?-- спросила Вигдисъ.
   Льотъ засмѣялся и отвѣтилъ, что завтра она увидитъ, что это такое. Послѣ этого они разстались.
  

XI

   Вигдисъ возвратилась домой такъ поздно, что всѣ уже спали. Она прошла прямо къ себѣ въ свѣтелку. Эса подала ей молока и хлѣба. Пока Вигдисъ пила и ѣла, Эса спросила ее, какъ здоровье Астридъ, матери мальчика.
   -- Тебѣ придется самой навѣстить ее завтра,-- отвѣтила Вигдисъ. Немного помолчавъ, она прибавила:-- Мнѣ не удалось далеко уйти сегодня вечеромъ.
   -- Ты заблудилась?-- спросила Эса.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтила Вигдисъ. И она опять помолчала съ минуту и потомъ сказала: -- Я встрѣтила Льота у опушки лѣса и говорила съ нимъ.
   Тутъ подошла женщина, которая мыла посуду,-- ее звали Турбьергъ, она была женой одного изъ работниковъ. Она сказала.
   -- Ну, и новость! Такъ этотъ Льотъ опять бродитъ здѣсь вокругъ усадьбы? Значитъ, у него что-нибудь нехорошее на умѣ.
   -- Этого бояться, пожалуй, не приходится,-- замѣтила со смѣхомъ Вигдисъ.
   -- О смотри, берегись его, Вигдисъ,-- продолжала женщина.-- Чего добраго, онъ скоро будетъ разсказывать всѣмъ, что и онъ также соблазнилъ тебя.
   Эса велѣла женщинѣ замолчать и сказала:
   -- И вправду, было бы лучше, если бы ты больше не разговаривала съ Вига-Льотомъ. Никогда не знаешь, къ чему это можетъ повести.
   -- Вѣдь дѣвушка уже не маленькая, ей минуло уже восемнадцать лѣтъ,-- проворчала Турбьергъ.-- Пусть все знаетъ, тогда она будетъ беречься. А умные люди никогда не повѣрятъ тому, что онъ говоритъ въ своихъ пѣсняхъ... Да, да, онъ жилъ здѣсь и слагалъ стихи, и все про Вигдисъ. И отъ Льота же идетъ сплетня о томъ, что Коре соблазнилъ ее... но всякій понимаетъ, что онъ ведетъ себя, какъ мальчишка, который хулитъ то, чего ему никакъ не получить.
   -- Льотъ не говорилъ этого,-- замѣтила Эса.-- Сплетню пустили Арнесоны, это они злословятъ и распускаютъ слухи по всему околодку.
   Вигдисъ неподвижно сидѣла на скамьѣ и то блѣднѣла, то краснѣла, слушая болтовню женщинъ.
   -- Никогда не повѣрю я, чтобъ Льотъ сказалъ хоть слово обо мнѣ,-- промолвила она, наконецъ.
   Эту ночь Вигдисъ почти совсѣмъ не спала, но она лежала тихо рядомъ съ Эсой и ничего не говорила.
   На слѣдующій день Вигдисъ пошла къ отцу и, сѣвъ противъ него, она прямо спросила его:
   -- Что сказалъ бы ты, отецъ, если бы Льотъ Гиссурсенъ племянникъ Ветерлиде, пришелъ сюда и посватался за твою дочь?
   -- Пусть только попробуетъ придти сюда,-- отвѣтилъ Гуннаръ,-- тогда я встрѣтилъ бы его такъ, то онъ долго помнилъ бы это. Но онъ, конечно, не осмѣетъ показаться мнѣ на глаза.
   -- Но вѣдь его ссора съ Коре улажена,-- замѣтила Вигдисъ.
   -- Это Ветерлиде уладилъ все съ Коре,-- отвѣчалъ отецъ.-- Ну, а Льотъ остался въ сторонѣ. Никогда еще никогда не платилъ мнѣ такъ за мою дружбу, какъ онъ.
   -- Но вѣдь онъ не зналъ о томъ, что произошло между нами и Эйольвомъ,-- сказала Вигдисъ.
   -- Да, но теперь онъ во всякомъ случаѣ знаетъ то -- возразилъ Гуннаръ.-- Знаетъ онъ также и то, его не было... Но теперь этого довольно!.. Мы съ Коре собираемся разыскать его въ Хестлеккенѣ, и тогда я повышиблю у него всѣ зубы. Посмотримъ, будетъ ли онъ послѣ этого слагать свои пѣсни.
   -- Этому не бывать,-- проговорила въ страхѣ Вигдисъ.
   Гуннаръ же прибавилъ строго:
   -- Чтобы ты не смѣла больше съ нимъ разговаривать!.. и не хочу я больше слышать отъ тебя о немъ.
   Вигдись ничего не сказала и вышла.
  

XII

   Она весь день просидѣла у себѣ въ свѣтелкѣ въ тревогѣ и нерѣшительности. Она не знала, идти ей на свиданіе съ Льотомъ или нѣтъ. Но когда солнце стало склоняться къ горизонту, она накинула на себя темный плащъ и вышла на дворъ.
   Ночью былъ морозъ и надъ фьордами стлался бѣлый туманъ. Солнце стояло надъ вершинами горъ и ярко свѣтило. На дворѣ не было души. Съ минуту Вигдисъ стояла въ нерѣшительности, но потомъ она быстро вышла изъ воротъ и направилась къ лѣсу. Никто не видалъ, когда она уходила.
   Когда она пришла къ жертвеннику, то сейчасъ же увидала Льота. Онъ былъ одѣтъ по дорожному, а плащъ и мечъ онъ отложилъ въ сторону. Его лошадь была привязана къ дереву. Онъ бросился навстрѣчу Вигдисъ, покрывая отъ солнца глаза рукой и сказалъ:
   -- Теперь солнце даетъ мнѣ любоваться твое красотой, Вигдисъ!
   Онъ обнялъ ее и повернулъ такъ, чтобы солнцѣ не свѣтило ей въ глаза. Но она отстранилась от него, заложила руки за спину и сказала:
   -- Вотъ я пришла сюда. Но мнѣ надо вести съ тобой странный разговоръ... Скажи мнѣ истинную правду, ходили ли здѣсь сплетни обо мнѣ и о Коре.
   Льотъ весь вспыхнулъ и отвѣтилъ:
   -- Вѣдь вчера я какъ разъ спрашивалъ, тебя правда-ли это, что ты выходишь замужъ за Коре.
   -- Лучше было бы, если бы я не приходила сюда,-- проговорила Вигдисъ.-- Боюсь, что то, что считала ложью, окажется правдой.
   -- Не говори такъ,-- попросилъ Льотъ.-- Впредь тебѣ никогда уже больше не придется гнѣваться я меня за что-либо подобное.
   -- Это вѣрно,-- отвѣтила Вигдисъ,-- потому что мы разговариваемъ съ тобой въ послѣдній разъ.
   Льотъ обнялъ ее, но она уперлась ему въ грудь обѣими руками и оттолкнула его.
   -- Стоило тебѣ услыхать обо мнѣ злое слово, какъ ты повѣрилъ ему и сталъ распространять его дальше,-- воскликнула Вигдисъ, внѣ себѣ отъ гнѣва.;
   -- Ничего я не распространялъ о тебѣ,-- отвѣтилъ Льотъ.-- И никогда я этому не вѣрилъ.
   -- Что же? А, можетъ быть, это было и правда въ концѣ концовъ,-- сказала она, вырываясь изъ объятій.
   -- Не говори такъ!-- крикнулъ Льотъ и поцѣловалъ ее.-- Неужели же ты забыла то, что говорила мнѣ вчера, когда сидѣла у меня на колѣняхъ?
   Вмѣсто отвѣта она укусила его въ шею, такъ что на мгновеніе онъ оторвалъ свое лицо отъ ея.
   -- Теперь я измѣнила свое рѣшеніе,-- сказала она.
   -- Никогда не будешь ты принадлежать Коре,-- проговорилъ Льотъ сквозь зубы.-- Если я тебя потеряю, то мнѣ незачѣмъ жить!
   Съ этими словами онъ поднялъ ее, не обращая вниманія на то, что она сопротивлялась, и отнесъ ее въ рощу. Тамъ онъ добился своего, хотя она долго боролась съ нимъ .
   Потомъ Вигдисъ ничего больше не говорила, она и не плакала также. Льотъ пощупалъ ея руки и ея щеку. Онѣ были холодны, какъ ледъ.
   Онъ поднялся, взялъ свой плащъ, прикрылъ и поцѣловалъ ее. Воздухъ былъ такой морозный, что виденъ былъ паръ изо рта. Солнце закатилось, но небо позади лѣса было багровое, словно по нему была разлита кровь.
   -- Пора уходить отсюда,-- сказалъ Льотъ, дѣлая движеніе, чтобы помочь ей встать.-- Сегодня мы успѣемъ доѣхать только до Стурванда. Тамъ мы, вѣрно, найдемъ, гдѣ можно будетъ переночевать.
   Вигдисъ нарушила, наконецъ, свое молчаніе:
   -- Для тебя было бы милостью, подлецъ, если бы отецъ нагналъ тебя и ты умеръ бы отъ его рукъ.
   Она поднялась и пошла впередъ. Льотъ послѣдовалъ за ней.
   -- Для насъ обоихъ было бы лучше, если бы ты уѣхала со мной,-- сказалъ онъ.-- Я поступилъ очень дурно... но было бы величайшимъ несчастьемъ, если бы мы не принадлежали другъ другу.
   Вигдисъ даже не обернулась. Льоту казалось самымъ ужаснымъ то, что она ничего не говорила и не плакала. Онъ шелъ за ней до самаго Вадина.
   Когда они подошли къ воротамъ, Вигдисъ наклонилась, подняла камень и швырнула имъ въ Льота.
   -- Убирайся вонъ... собака!-- крикнула она.
   Камень попалъ Льоту въ губу. Ударъ былъ не сильный, но изъ губы все-таки засочилась кровь. Онъ сказалъ:
   -- Я еще разъ буду свататься къ тебѣ, но теперь я дамъ тебѣ время одуматься... лѣтомъ же я снова буду здѣсь и тогда спрошу тебя, хочешь ли ты быть моей женой.
   -- Вотъ увидишь, Вига-Льотъ,-- отвѣтила Вигдисъ,-- что моя воля такъ же тверда, какъ и твоя!
   Сказавъ это, она ушла. Она пришла къ себѣ въ свѣтелку и сейчасъ же легла. Эса замѣтила, что и эту ночь она мало спала и во снѣ металась. Но она опять ничего не сказала ей.
   Льотъ вернулся къ жертвеннику, отвязалъ свою лошадь и уѣхалъ.
   Онъ ѣхалъ всю ночь и доѣхалъ до Хакедаля. Оттуда онъ отправился въ Ромерике, а изъ Ромерика въ Трондъемъ, не обращая вниманія на ненастную погоду, которая преслѣдовала его во время всего пути. Въ горахъ онъ чуть не погибъ, и его сводные братья Турбьерисоны считали чудомъ, что онъ остался живъ и благополучно пріѣхалъ въ Трондъемъ.
  

XIII

   Вигдисъ безвыходно сидѣла дома въ Вадикѣ. Она была очень печальна и ничто не радовало ее больше. Она почти ничего не ѣла и не пила, кое-какъ одѣвалась и причесывалась. Никогда, ни на мгновеніе не могла она забыть объ оскорбленіи, нанесенномъ ей Льотомъ. Каждый день она съ содроганіемъ думала о томъ, что вечеромъ ляжетъ спатъ съ этими же ужасными мыслями, а утромъ она страшилась дня, когда надо было приниматься за работу, разговаривать съ другими и жить. Она говорила себѣ:
   "Я похожа на птицу, которая безсильно взмахиваетъ своими надломленными крыльями. Она не можетъ двинуться съ того мѣста, на которое упала, и она ничего не видитъ, кромѣ крови, сочащейся изъ ея раны. Когда я начинаю думать о томъ, что было раньше, я вспоминаю только то, что со мной теперь. Стоитъ мнѣ воскресить въ памяти то время, когда я жила такъ беззаботно, какъ мнѣ начинаетъ казаться, что все это было лишь подготовленіемъ къ тому, что произошло теперь ."
   Бывали дни, когда ей казалось, что для нея лучше всего было бы пойти и утопиться въ рѣкѣ.
   Зима была уже въ полномъ разгарѣ, и вдругъ Вигдисъ поняла, что носитъ подъ сердцемъ ребенка.
   Однажды ночью, когда Эса и остальныя женщины спали, а она, по обыкновенію, лежала съ открытыми глазами, она встала, набросила на себя плащъ и вышла на дворъ. Она пошла по тропинкѣ, ведущей къ рѣкѣ.
   До сихъ поръ Вигдисъ никогда не приходилось выходить ночью одной, и ей сдѣлалось жутко и страшно. Былъ мартъ мѣсяцъ, шелъ дождь и завывалъ вѣтеръ; кругомъ все было окутано такимъ непроницаемымъ мракомъ, что она не могла различить, гдѣ земля и гдѣ небо. Лишь изрѣдка быстро мчавшіяся тучи разрывались и тогда проглядывали рѣдкія звѣздочки. Она прошла очень недалеко и уже сбилась съ тропки, какъ почувствовала, что идетъ по полю. Онъ не видѣла, куда ступаетъ; то она попадала:ъ сугробы размокшаго снѣга, то ея ноги увязали въ глубокой грязи, однако, по большей части ей приводилось идти по ледяной корѣ, покрывавшей поле, которое представляло собою косогоръ, спускавшійся къ рѣкѣ Фрюсья. Черезъ нѣсколько времени она настолько сбилась съ пути, что уже не представляла себѣ больше, гдѣ рѣка и гдѣ усадьба. Наконецъ она вступила на такую скользкую ледяную кору, что ее понесло куда-то подъ гору, и только внизу ей удалось ухватиться за что-то руками. Въ темнотѣ она догадалась, что ее задержала ель, такъ какъ хвоя колола ей лицо. Когда она скользила внизъ, на вдругъ впервые почувствовала, что ребенокъ подъ ея сердцемъ зашевелился.
   Вигдисъ промокла до костей и продрогла, словно только что вышла изъ воды. Она прижалась къ самому стволу ели, чтобы хоть сколько-нибудь укрыться отъ дождя и просидѣла такъ, не двигаясь, до тѣхъ поръ, пока не началъ брезжить свѣтъ, только она увидала, что провела всю ночь на самомъ краю глубокаго обрыва спускавшагося прямо въ рѣку. Среди бѣлыхъ береговъ вода въ рѣкѣ казалась совсѣмъ черной и по ней плавали громадныя льдины. Вигдисъ почувствовала смертельную усталость, она вся поникла и медленно направилась къ усадьбѣ. День уже занимался, до полнаго разсвѣта оставалось недолго. Придя къ себѣ свѣтелку, она раздѣлась и легла въ постель. Все ея тѣло ныло и ее знобило; она подумала, что схватила смертельный недугъ и радовалась этому.
   Утромъ Эса спросила ее:
   -- Почему твое платье такое мокрое, Вигдисъ?
   Вигдисъ отвѣтила, что ночью ходила въ хлѣвъ посмотрѣть на больную корову.
   -- На дворѣ была такая тьма, что я едва до добралась обратно до дому.
   Эса ничего больше не спрашивала, но въ глубинѣ души подумала, что было бы лучше, если Вигдисъ откровенно поговорила съ ней.
   Эту зиму Гуннаръ также постоянно хворалъ потому въ Вадинъ не заглядывали гости. Къ концѣ зимы Эса устроила такъ, что въ Вадинѣ остались только двѣ женщины, она и Вигдисъ. Вигдисъ сдѣлала себѣ длинный лифъ на шнуровкѣ, который она носила подъ платьемъ, и почти никуда не выходила. Поэтому никто не зналъ, что ее ожидаетъ. Только на Эса знала, но и она не рѣшалась заговаривать Вигдисъ объ этомъ.
  

XIV

   Когда наступила весна, Вигдисъ объявила, ч это лѣто она хочетъ провести на сэтерѣ {Небольшая хижина съ хлѣвами высоко въ горахъ, среди пастбищъ и лѣсовъ, куда на все лѣто уходятъ одна или двѣ женщины, чтобы пасти скотъ и заготовлять молочные скопы.} съ Эсой. Все вышло по ея желанію, хотя Гуннару это было не по душѣ, но Эса сумѣла уговорить его.
   Онѣ отправились въ лѣсъ очень рано, съ ними былъ только одинъ работникъ по имени Скофте. Это былъ сынъ Эсы, вольноотпущенный рабъ Гуннара. Онъ долженъ былъ пасти козъ и оберегать скотъ отъ дикихъ звѣрей.
   Однажды Эса стояла въ дверяхъ хлѣва на сэтерѣ и загоняла коровъ, возвращавшихся съ пастбища. Вдругъ къ ней подбѣжала Вигдисъ, испуганная и растерянная, и сказала:
   -- Сюда поднимается по склону Гуннаръ... боюсь, чтобы не вышло чего-нибудь... онъ убьетъ меня, если увидитъ, какая я ..
   -- Ложись скорѣе въ постель,-- посовѣтовала Эса,-- а я скажу, что ты больна... онъ тутъ недолго останется.
   Вигдисъ сдѣлала, какъ ей посовѣтовала пріемная мать, и пролежала въ постели два дня, пока Гуннаръ оставался на сэтерѣ. Гуннаръ не удивился болѣзни дочери, потому что женщины слишкомъ рано ушли на сэтеръ, когда коровы не даютъ еще достаточно молока и когда по ночамъ бываютъ заморозки. Послѣ его ухода Эса рѣшила, что необходимо поговорить, наконецъ, съ Вигдисъ и дать ей нѣкоторые совѣты. И вотъ однажды, когда Вигдисъ стояла у ручья и мыла лоханки изъ-подъ молока, она сказала ей:
   -- Оставь это, я все сдѣлаю... тебѣ нехорошо такъ утруждать себя.
   Вигдисъ швырнула деревянный ковшъ на пригорокъ. Глаза ея метали молніи и все лицо исказилось отъ гнѣва такъ, что Эса испугалась. Вигдисъ крикнула не своимъ голосомъ:
   -- Не смѣй говорить со мной объ этомъ! Или я не знаю, что я сдѣлаю!
   Съ тѣхъ поръ Эса не смѣла больше ни однимъ словомъ намекать на положеніе Вигдисъ.
   Лѣто было въ разгарѣ. Однажды ночью Вигдисъ встала и вышла изъ сэтера. Была темная и тихая ночь. Нѣкоторое время она шла по лугу, но потомъ силы измѣнили ей и она опустилась на землю. По опушкѣ лѣса бродила пѣгая лошадь; эта лошадь отстала отъ табуна и всегда старалась держаться поближе къ строеніямъ. Ее всѣ любили и баловали, но больше всѣхъ Вигдисъ. Лошадь подошла къ ней и стала обнюхивать ее, и все время стояла надъ ней, пока Вигдисъ лежала на землѣ. Когда боли утихли, Вигдисъ поднялась и пошла по тропинкѣ, протоптанной скотомъ. Лошадь слѣдовала за ней по пятамъ. Каждый разъ, когда боли раздирали внутренности Вигдисъ, она обнимала лошадь за шею и приникала к ней, а лошадь поворачивала голову и нѣжно хватала ее губами за плечи и за спину, и не двигалась съ мѣста.
   Наконецъ, Вигдисъ доплелась до большого, темнаго озера. Между двумя разорванными тучами синѣлъ кусочекъ чистаго неба, и онъ ясно отражало въ водѣ, но за исключеніемъ этого свѣтлаго пятна все было черно и мрачно. Разъ, когда боли стали нестерпимы, Вигдисъ не выдержала и громко крикнула, и тогда эхо, раздавшееся въ горахъ, прозвучало такъ таинственно и такъ зловѣще, что Вигдисъ охватилъ страхъ, и она закусила зубами край своего плаща, чтобы удержаться отъ криковъ. Мало по малу она искрошила его на мелкія клочки, такъ что ротъ ея наполнился шерстью, и она боялась задохнуться. До ея слуха донеслось журчаніе ручейка, а когда она послѣ забытья открыла глаза, то увидала, что начало уже свѣтать и что по озеру пошла мелкая рябь. Ей нестерпимо хотѣлось пить, но у нея не хватало силъ сползти къ водѣ. Она провела ужасную ночь, которой казалось, не было конца.
   Наконецъ, взошло солнце и заглянуло ей въ глаза. Немного спустя Вигдисъ разрѣшилась отъ бремени. Послѣ этого она опять долго лежала въ забытье. Когда солнце совсѣмъ пригрѣло ее, она очнулась и услышала пискъ ребенка. Она посмотрѣла на него -- это былъ мальчикъ. Она не хотѣла дотрагиваться до ребенка, она сняла съ себя большой платокъ, которымъ были укутаны ея голова и плечи -- это былъ бѣлый платокъ съ зелеными полосами, мокрый отъ пота, ночной сырости, и окровавленный,-- разостлала его на землѣ, завернула въ него ребенка и положила его между двумя камнями, прикрывъ сверху вѣтвями и мхомъ. Послѣ этого она кое-какъ доползла до ручейка и напилась.
   На берегу озера былъ крутой обрывъ, солнце успѣло согрѣть его и Вигдисъ прислонилась къ нему спиной и стояла такъ нѣкоторое время, собираясь съ силами. Потомъ она медленно, невѣрной походкой, поплелась домой къ сэтеру.
   Она застала Эсу въ ужасной тревогѣ. Скофте отправился разыскать ее. Не говоря ни слова, Вигдисъ вошла въ избу и легла въ постель. У нея сдѣлалась горячка и нѣсколько дней она была очень больна. Эса ухаживала за ней, растирала ей грудь топленымъ масломъ, но ни однимъ словомъ не обмолвилась о томъ, что произошло.
   Послѣ того, какъ Вигдисъ оправилась отъ болѣзни, она никогда больше не ходила въ лѣсъ и предпочитала все время сидѣть въ избѣ. Эса не замѣтила, чтобы она стала послѣ этого веселѣе, она оставалась все такой же мрачной и печальной, какъ и раньше.
  

XV

   Вторая половина лѣта была очень теплая, такъ что коровы не возвращались по вечерамъ домой, а оставались въ лѣсу, Эса и Скофте должны были подолгу бродить по горамъ и болотамъ, чтобы собрать все стадо и загнать домой.
   Вигдисъ не любила оставаться одна въ сэтерѣ, она стала бояться лѣса и тосковала по дому. По большей части она сидѣла на порогѣ избы и смотрѣла на разстилавшуюся передъ нею даль. Сэтеръ находился на высокомъ мѣстѣ, вокругъ него росъ густой лѣсъ, но передъ избой было нѣчто вродѣ прогалины и оттуда открывался видъ на фьорды и селенія по берегамъ фьорда.
   Однажды Вигдисъ сидѣла вечеромъ и мечтательно смотрѣла въ даль. Рядомъ съ ней спала собака, положивъ морду къ ней на колѣни. Вдругъ собака забезпокоилась и вскочила. Она начала громко лаять, повернувшись къ склону горы, и вскорѣ Вигдисъ увидала, что къ изгороди подъѣхалъ всадникъ. Онъ сошелъ съ лошади и привязалъ ее къ изгороди. Вигдисъ очень испугалась и вскочила, собираясь скрыться въ лѣсу, но въ эту минуту всадникъ обернулся и она узнала въ немъ Льота. Льотъ окликнулъ ее и попросилъ не пугаться и поговорить съ нимъ.
   Вигдисъ остановилась на порогѣ и отвѣтила:
   -- Я и сама знаю, что мнѣ нечего бояться тебя.
   Льотъ остановился и съ минуту смотрѣлъ на нее молча, потомъ онъ медленно спросилъ:
   -- Что хочешь ты сказать этимъ?
   На это Вигдисъ засмѣялась, но ничего не отвѣтила.
   Льотъ прислонился къ косяку двери, онъ смотрѣлъ въ даль и ковырялъ землю копьемъ. Наконецъ, онъ заговорилъ:
   -- Я отправляюсь теперь на родину... въ Тунсбергѣ стоитъ корабль, которымъ владѣютъ мои родственники. Знаю, что я обращаюсь къ тебѣ съ великой просьбой... прости мнѣ все, въ чемъ я провинился передъ тобой. Одно только скажу тебѣ, что если ты послѣдуешь за мной, то на твою долю выпадаетъ столько почестей и любви, сколько не выпадало еще на долю ни одной другой женщины на свѣтѣ.
   Вигдисъ опять засмѣялась и отвѣтила:
   -- Твои обѣщанія, Льотъ,-- все равно, что воздухъ. Красными словами ты не прельстишь меня во второй разъ. Довольно и того, что ты уже однажды жестоко надругался надо мной и причинилъ мнѣ горе, какого не испытала еще ни одна женщина. Невелика честь стать твоей женой и связать свою судьбу съ человѣкомъ, который втирается въ довѣріе къ людямъ, насилуетъ молодыхъ дѣвушекъ, распускаетъ лживые слухи и слагаетъ хвастливыя пѣсни. Да и видно по всему, что на другіе подвиги ты и не способенъ, желтоносый насильникъ женщинъ!
   Льотъ отвернулся и отвѣтилъ:
   -- Правда, у тебя есть серьезная причина говорить со мной такъ. Но вѣдь я совершалъ и другіе подвиги... и когда-то ты охотно слушала о нихъ, тогда я не былъ противенъ тебѣ, и ты цѣловала меня... Съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались съ тобой въ послѣдній разъ, радость угасла для меня... и я жилъ только однимъ желаніемъ -- снова увидѣться съ тобой.
   -- Ужъ не думалъ ли ты,-- спросила Вигдисъ,-- что я жду тебя и тоскую по тебѣ?
   Льотъ посмотрѣлъ ей прямо въ лицо и отвѣтилъ: -- Да.
   Послѣ этого наступило долгое молчаніе: ни онъ, ни она не произносили ни слова. Наконецъ, онъ спросилъ ее:
   -- Скажи, Вигдисъ, есть у меня ребенокъ, въ этомъ краю или нѣтъ?
   Вигдисъ засмѣялась и отвѣтила:
   -- Очень можетъ быть, что и есть... но почему я должна знать это? Вѣдь я не слѣдила за тобой и не знаю о твоихъ похожденіяхъ въ этомъ краю.
   Лицо Льота покрылось густой краской, но онъ промолчалъ. Вигдисъ же продолжала:
   -- Ну что же, продолжай слагать пѣсни о своемъ мужествѣ и хвастай тѣмъ, какой ты храбрый, когда остаешься наединѣ съ женщиной. Но не ожидай, что кто-нибудь повѣритъ тебѣ въ нашемъ краю,-- здѣсь не очень-то обращаютъ вниманіе на болтовню отвергнутаго поклонника.
   Льотъ стоялъ неподвижно, онъ не зналъ, что сказать ей, и упалъ духомъ. Онъ понялъ, что не въ силахъ смягчить ее и что она потеряна для него. Вдругъ онъ вспомнилъ ножъ съ рунами. Онъ вынулъ его изъ-за пазухи и протянулъ его со словами:
   -- Помнишь, ты потеряла этотъ ножъ, когда мы видѣлись съ тобой въ первый разъ у жертвенника?
   Вигдисъ взяла ножъ и вдругъ она наклонилась впередъ и нанесла имъ Льоту ударъ въ шею. Она попала въ ключицу, ножъ разорвалъ платье и порѣзалъ кожу, но кровь полила ручьемъ. Льотъ обхватилъ Вигдисъ, привлекъ ее къ себѣ и сказалъ:
   -- Вигдисъ, теперь я снова могъ бы овладѣть тобой... но я не хочу насиловать твоей воли. Но прошу тебя, не покидай меня... и за самое ужасное зло, которое ты причинишь мнѣ, я буду платить тебѣ только добромъ.
   Онъ продолжалъ сжимать ее въ своихъ объятіяхъ, и она отвѣтила:
   -- Живой тебѣ не удастся перевезти меня черезъ море.
   Онъ поцѣловалъ ее и сказалъ:
   -- Ну, такъ желаю тебѣ много счастья и много радости... я же не забуду никогда своей кручины.
   Вигдисъ отвѣтила:
   -- А я желаю, чтобы ты умеръ самой ужасной смертью... чтобы ты жилъ долго и испыталъ все мученія... а также и всѣ близкіе тебѣ! Пусть твои дѣти умрутъ у тебя на глазахъ ужасной смертью!
   Льотъ выпустилъ ее изъ своихъ объятій и пошелъ къ изгороди. Тамъ онъ отвязалъ лошадь. И потомъ онъ обернулся и долго смотрѣлъ на сэтеръ. Наконецъ, онъ увелъ лошадь въ лѣсъ, вскочилъ въ сѣдло и уѣхалъ.
   Прошло много времени и разныхъ событій, прежде чѣмъ онъ снова увидался съ Вигдисъ.
  

XVI

   Осенью Вигдисъ и Эса покинули сэтеръ и возвратились въ Вадинъ.
   Вигдисъ провела и эту зиму также въ больше тревогѣ. Коре изъ Грефсина и его родственники не разъ уже заговорили съ Гуннаромъ о томъ, чтобы онъ отдалъ Вигдисъ за Коре. Вигдисъ просила отца отложить переговоры объ этомъ и говорила, что она не хочетъ выходить замужъ такой молодой. Въ концѣ концовъ Гуннаръ обѣщалъ Коре дать окончательный отвѣтъ въ осень черезъ годъ. Вигдисъ хорошо видѣла, что отцу очень хочется, чтобы она вышла замужъ за Коре.
   Когда наступила весна, Вигдисъ сказала, что она на это лѣто не хочетъ уходить на сэтеръ. Однажды вечеромъ она пошла прогуляться. Былъ прекрасный закатъ и теплая погода. Это было какъ разъ въ то время, когда березы распускаются и птицы поютъ, а въ воздухѣ распространяется благоуханіе цвѣтовъ.
   Къ югу отъ усадьбы жила бѣдная женщина въ убогой хижинѣ. Она была замужемъ за однимъ изъ батраковъ Гуннара. Женщина сидѣла на порогѣ и пряла, когда Вигдисъ проходила мимо хижины. Вигдисъ остановилась и заговорила съ ней. Въ хижинѣ плакалъ ребенокъ. Вигдисъ сказала:
   -- Этотъ ребенокъ плачетъ такъ, будто у него большое горе. Онъ, навѣрно, не такой ужъ маленькій. Я замѣтила, что новорожденныя дѣти кричатъ какъ-то особенно, точно мяукаетъ кошка или кричитъ сова. Въ ихъ крикѣ нѣтъ ничего человѣческаго и онъ очень непріятенъ.
   Женщина вошла въ хижину и взяла ребенка на руки. Это была маленькая дѣвочка двухъ съ небольшимъ лѣтъ. Она тотчасъ же успокоилась, спустилась съ колѣнъ матери и начала бѣгать кругомъ и собирать цвѣты. Но на ней было довольно длинное платьице и когда она наклонилась, то наступила на подолъ и упала. Вигдисъ поспѣшила поднять ее и тогда дѣвочка протянула ей цвѣты. Однако цвѣты были безъ стебельковъ и Вигдисъ выронила ихъ сейчасъ же. Мать увидала это и сказала:
   -- Эти цвѣточки называются День-и-Ночь. Выбери одинъ изъ нихъ, Вигдисъ, и я погадаю тебѣ.
   Вигдисъ взяла одинъ цвѣтокъ и протянула его женщинѣ. Женщина посмотрѣла на цвѣтокъ и сказала:
   -- Вотъ тутъ два темныхъ лепестка и два свѣтлыхъ, а послѣдній лепестокъ въ серединѣ свѣтлый, а по краямъ -- темный. Это означаетъ, что сперва тебѣ придется испытать много горя, а потомъ большую радость. Вотъ нехорошо, что на послѣднемъ лепесткѣ темные края. Это означаетъ, что старость у тебя будетъ печальная.
   Вигдисъ приговорила задумчиво:
   -- Плохое нагадала ты мнѣ, а я тебя даже и не просила гадать. Но все-таки вознагражу тебя,-- съ этими словами она отстегнула небольшую серебряную застежку и протянула ее женщинѣ. Послѣ этого она пошла дальше.
   Посреди луга возвышалась груда камней, среди которыхъ росли кусты рябины и шиповника, а въ травѣ во множествѣ пестрѣли День-и-Ночь. Вигдисъ сѣла на камень и, сложивъ на колѣняхъ руки, стала смотрѣть внизъ на фьордъ. Вода, освѣщенная заходящимъ солнцемъ, сверкала, словно серебро. Вигдисъ долго сидѣла неподвижно, погруженная въ тяжелыя думы. Она думала о Льотѣ и о томъ, что она бросила въ лѣсу невдалекѣ отъ сэтера. Часто она задавала себѣ вопросъ, уцѣлѣло ли дитя или его съѣли дикія животныя. Она хорошо понимала, что тамъ, гдѣ она провела ту злополучную ночь, было много муравьевъ и другихъ насѣкомыхъ. И несмотря на то, что у нея не было никакого состраданія къ этому ребенку, она все-таки съ содроганіемъ думала о томъ, что его могли съѣсть муравьи, прежде чѣмъ онъ умеръ.
   Когда начало смеркаться, она встала и пошла домой. Она шла очень быстро, а иногда принималась бѣжать, такъ какъ боялась темноты.
   Вечеромъ, когда Эса и Вигдись остались однѣ въ свѣтелкѣ, Вигдисъ спросила:
   -- У тебя не является желаніе отправиться на югъ и разыскать своихъ родственниковъ, Эса? Вѣдь ты не разъ говорила мнѣ, что они такіе же родовитые, какъ и мы.
   -- Я даже не знаю, живы ли мои родные или умерли давно,-- отвѣтила Эта.-- Нѣтъ, теперь мнѣ ужъ поздно разыскивать ихъ или мѣнять свою жизнь. Но почему заговорила ты объ этомъ?
   -- Прежде, когда у меня бывало какое-нибудь горе, я взбиралась къ тебѣ на колѣни и мнѣ становилось легче... А теперь, Эса, все измѣнилось... и отъ тебя я прячусь болѣе, чѣмъ отъ кого-либо другого.
   Эса ничего не сказала на это, и Вигдисъ продолжала:
   -- Теперь я жалѣю, что бросила дитя. Каждую ночь оно будитъ меня и кричитъ такъ страшно. Если бы я не бросила ребенка, то онъ отомстилъ бы за меня.
   -- Что ты хочешь сказать?-- спросила Эса.
   -- Сынъ Льота былъ бы смертью Льота,-- отвѣтила Вигдисъ.-- Я вскормила бы его такой ненавистью, что этотъ звѣренышъ вцѣпился бы въ горло Вига-Льоту и тотъ не ушелъ бы отъ него.
   Съ минуту Эса молчала, какъ бы обдумывая что-то, потомъ она произнесла тихо:
   -- Мнѣ хотѣлось бы только знать, дѣйствительно ли ты жалѣешь о томъ, что бросила ребенка?
   -- Да, я жалѣю,-- отвѣтила Вигдисъ.
   -- Такъ знай же,-- проговорила тихо Эса,-- что мальчикъ, котораго ты родила прошлымъ лѣтомъ, находится у моего сына Скофте.
   Вигдисъ медленно встала со скамьи и съ минуту стояла, выпрямившись во весь ростъ, блѣдная и безжизненная, какъ изваяніе. Потомъ она снова бросилась на скамью, положила голову на столъ и разразилась рыданіями.
   -- Вовсе не надо, чтобы кто-нибудь зналъ объ этомъ,-- сказала Эса.-- Лучше всего оставить все по старому. Я же сказала тебѣ это, чтобы ты могла повидать своего сына, если захочешь.
   Вигдисъ продолжала горько плакать.
   -- Я думала, что я такъ несчастна, что несчастнѣе быть уже нельзя. Но теперь мнѣ нельзя уже больше оставаться здѣсь, разъ я знаю, что этотъ мальчикъ когда угодно можетъ попасться мнѣ на глаза... Жаль, что я была такъ больна и слаба, что у меня не хватило силъ бросить его въ озеро. Но, можетъ быть, ты сказала мнѣ неправду?
   Вмѣсто отвѣта Эса открыла свой сундукъ, высула изъ него большой бѣлый платокъ съ зелеными полосами и протянула его Вигдисъ. Это былъ тотъ памый платокъ, который былъ на ней, когда она родила ребенка. Платокъ былъ въ крови на немъ, остались еще кусочки мха и земли. Она бросила платокъ на полъ, снова заливаясь слезами.
   -- Пусть теперь отецъ узнаетъ все... Я не могу такъ жить, разъ мнѣ придется просить Скофте или кого-нибудь другого скрывать это... Никогда не думала я, Эса, что ты предашь меня..
   Эса замѣтила:
   -- Когда я проснулась въ то утро на сэтерѣ и увидала, что тебя нѣтъ, я очень испугалась и попросила Скофте пойти поискать тебя. Онъ нашелъ въ лѣсу ребенка и принесъ его. Ребенокъ былъ такой красивый, что Скофте попросилъ позволенія взять его на воспитаніе. Сегодня же я разсказала тебѣ это, потому что думала, что ты обрадуешься, когда узнаешь, какой у тебя прелестный ребенокъ, и что онъ живъ и невредимъ.
   -- Будь, что будетъ,-- сказала Вигдисъ,-- но такъ жить я больше не могу.
   -- Не говори этого,-- возразила она.-- Позоръ налагаетъ на человѣка тяжелое бремя. Это я испытала. Я разскажу тебѣ свою жизнь, а тамъ поступай, какъ знаешь.
  

XVII

   Вотъ что разсказала Эса:
   -- Моего отца звали Харальдъ Гульдшеггъ, онъ жилъ на югѣ Зеландіи. Я уже разсказала тебѣ о моемъ дѣтствѣ, оно было свѣтлое и радостное какъ для меня, такъ и для моихъ сестеръ. Обѣ мои сестры, Ингридъ и Астридъ, были уже взрослыя, когда мнѣ было всего тринадцать лѣтъ. Однажды мы пошли купаться на берегъ залива съ нашими служанками. Въ это время по заливу проходили корабли -- это были викинги съ Эланда. Они вышли на берегъ и взяли насъ на корабли. Ни одной изъ насъ не удалось убѣжать отъ нихъ. Корабли принадлежали тремъ братьямъ и они взяли себѣ насъ, трехъ сестеръ, такъ они сейчасъ отличили дочерей вождя отъ слуокъ. Старшаго изъ братьевъ звали Аригримъ и с нимъ я провела первую ночь, а потомъ онъ деръ меня при себѣ два года. Вскорѣ братья разстались, младшіе отправитесь домой, Аригримъ же плавалъ по морю зиму и лѣто. Онъ былъ храбрый, сильный и красивый, но со мной онъ былъ жестокъ, потому что я никогда не выказывала ему любви. Сестеръ своихъ я никогда уже больше не видала и никогда не слыхала о нихъ; Аригримъ не отвѣчалъ мнѣ, когда я спрашивала его о нихъ.
   Онъ странствовалъ по всему свѣту и одержалъ много побѣдъ. Меня онъ держалъ въ небольшомъ помѣщеніи и подъ палубой. Такъ какъ онъ боялся, что я убѣгу, то онъ не давалъ мнѣ никакой одежды, зато у меня было множество драгоцѣнныхъ мѣховъ, ковровъ и всякихъ украшеній. На кораблѣ былъ молодой датчанинъ по имени Асбьернъ. Я уговаривала его бѣжать со мной и захватить все золото и драгоцѣнности, но Аригримъ узналъ объ этомъ; онъ убилъ Асбьерна и послѣ этого сталъ обращаться со мной хуже.
   Однажды мы стояли у острововъ Сюдере. Къ тѣмъ же островамъ причалили норвежскіе викинги и Арнгримъ палъ въ бою. Гуннаръ, твой отецъ, былъ вождемъ норвежскихъ викинговъ. Онъ вывелъ меня палубу и когда я увидала мертваго Аригрима, я бросилась къ нему, опустилась на колѣни и намочила свои волосы въ крови, точившейся изъ его ранъ. И вспомнила, что Аригримъ на ночь любилъ обвязывать свою шею моими волосами.
   Гуннаръ спросилъ, какъ меня зовутъ и кто я. Онъ сказалъ что сейчасъ же понялъ, что я настолько же высокаго происхожденію, насколько прекрасна. Въ этотъ день и въ этотъ вечеръ мы много говорили другъ съ другомъ. Гуннаръ обѣщалъ отвезти меня въ Данію и далъ мнѣ роскошную одежду. Онъ былъ такъ добръ ко мнѣ, что я полюбила его. Онъ сказалъ мнѣ, что хочетъ развестись со своей женой и свататься за меня у моихъ родныхъ. Но я не хотѣла разставаться съ нимъ и отказалась возвращаться въ Данію. И вотъ я оставалась у него на кораблѣ пока не почувствовала, что ношу подъ сердцемъ ребенка. Тогда Гуннаръ полюбилъ меня еще больше, такъ какъ у его жены Альвсоль не было дѣтей.
   Онъ привезъ меня сюда въ Вадинъ, но тутъ ярлъ велѣлъ собираться войску и Гуннаръ долженъ былъ покинуть меня. Онъ приказалъ Альвсоль беречь меня и ребенка, который долженъ былъ родиться. Такъ мы разстались, и я осталась одна со своимъ горемъ и своей тоской. Когда я рожала ребенка, при были мнѣ Альвсоль и ея пріемная мать. Онѣ сейчасъ взяли ребенка и велѣли унести его. Всѣмъ живущимъ въ усадьбѣ было строго приказано сказать Гуннару, что ребенокъ родился мертвымъ. А мнѣ онѣ угрожали мучительной смертью, если бы я вздумала жаловаться. Вскорѣ пришла вѣсть о томъ, что Гуннаръ тяжело раненъ и долго не возвратится домой. Тогда Альвсоль приказала отнести меня въ домъ, гдѣ жили ея рабы. Одного изъ нихъ звали Свартъ. Онъ защищалъ меня отъ другихъ рабовъ и былъ добръ ко мнѣ, и онъ взялъ меня въ жены. Альвсоль вы строила для него домъ здѣсь въ лѣсу, тотъ самый домъ, гдѣ теперь живетъ Скофтэ, и объявила всѣмъ, что я стала женой раба.
   Когда Гуннаръ возвратился домой, она сказала ему, что я сбѣжала къ Сварту, и это такъ разгнѣвало Гуннара, что онъ хотѣлъ убить насъ обоихъ. Но я разсказала ему все, про ребенка, котораго Альвсоль велѣла выбросить, и про то, какъ она отдала меня рабамъ. Тогда Гуннаръ прогналъ Альвсоль, а мнѣ предложилъ уйти отъ Сварта и быть хозяйкой въ домѣ. Но я посовѣтовала ему лучше взять себѣ другую жену. И вотъ онъ женился на Хердисъ, твоей матери, которая была моложе и красивѣе меня. Ты знаешь, что она умерла въ тотъ день, когда ты родилась. Я попросила Гуннара позволить мнѣ воспитывать тебя и онъ согласился на это. Съ тѣхъ поръ я распоряжаюсь здѣсь всѣмъ, какъ ты знаешь, а Гуннаръ позаботился о моихъ сыновьяхъ и отпустилъ ихъ на свободу. Онъ сдѣлалъ много добра съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я узнала его.
  

XVIII

   -- Больше всего меня удивляетъ, что ты осталась у раба, которому тебя отдали насильно,-- сказала Вигдисъ.-- На твоемъ мѣстѣ я попросила бы Гуннара привязать его къ дикимъ лошадямъ, чтобы онѣ растерзали его.
   Эса отвѣтила:
   -- Для Гуннара было почетнѣе взять молодую и родовитую жену, вмѣсто того, чтобы оставить меня при себѣ. Но больше всего меня удержало то, что у меня были дѣти отъ Сварта. Я не хотѣла во второй разъ лишиться дѣтей.
   -- У тебя совсѣмъ иной нравъ, чѣмъ у меня, Эса,-- замѣтила Вигдисъ. Послѣ нѣкотораго молчанія она прибавила: -- Мало радости видѣлъ отецъ отъ моей матери... и еще меньше радости онъ увидитъ отъ меня, когда узнаетъ, что у меня есть ребенокъ.
   -- Пусть мальчикъ остается у Скофтэ,-- посовѣтовала Эса.-- А когда Гуннаръ умретъ, ты можешь взять ребенка къ себѣ. А съ Коре мы какъ-нибудь поладимъ.
   Вигдисъ сложила руки на колѣняхъ и пристально смотрѣла въ огонь.
   -- У меня нѣтъ уже больше силъ жить въ вѣчной тревогѣ и тоскѣ,-- проговорила она задумчиво.-- Лучше перенести худшее -- все равно, хуже не будетъ.
   Она подняла съ полу платокъ и позвала работника, который стоялъ на дворѣ и рубилъ дрова.
   -- Отнеси этотъ платокъ Скофте,-- приказала она,-- и скажи ему, чтобы онъ сегодня же ночью принесъ мнѣ сюда то, что онъ нашелъ въ этомъ платкѣ.
   Сказавъ это, она снова сѣла на свое мѣсто передъ очагомъ. Эса сидѣла противъ нея. Долго царило молчаніе. Наконецъ, Эса сказала:
   -- Скофте еще долго не придетъ. Лучше было бы намъ лечь спать.
   -- Ложись, если хочешь,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Эса замолчала, но не двинулась съ мѣста. Немного погодя, Вигдисъ опять сказала:
   -- Иди же, ложись, Эса.
   Эса поняла, что лучше послушаться ея, и она легла, но спать она не могла. Вигдисъ продолжала сидѣть неподвижно передъ огнемъ и лишь изрѣдка подкладывала полѣнья. Ночь близилась къ концу и послышались крики пѣтуховъ.
   Наконецъ, въ дверь раздался стукъ.
   -- Эса, пойди и отопри,-- приказала Вигдисъ.
   Эса отперла дверь и въ свѣтелку вошелъ Скофте. На рукахъ онъ держалъ ребенка завернутаго въ шкуру. Вигдисъ встала, взяла лучину и зажгла ее. Скофте развернулъ шкуру и поднесъ ребенка къ свѣту. Ребенокъ заплакалъ, такъ какъ его разбудили отъ крѣпкаго сна.
   Съ минуту Вигдисъ молча смотрѣла на ребенка, но она не дотронулась до него. Онъ былъ маленькій и худой, у него были длинные темные волосы и голубые глаза. Онъ очень походилъ на Льота.
   Скофте опустилъ его на полъ, чтобы показать, что мальчикъ уже стоитъ на ножкахъ, когда его держатъ, но ходить онъ еще не могъ. Ребенокъ все время плакалъ и цѣплялся за своего пріемнаго отца.
   Вигдисъ бросила лучину на очагъ и усѣлась на старое мѣсто. Скофте сказалъ, какъ бы въ защиту ребенка, который не переставалъ плакать:
   -- Онъ плачетъ, потому что ему хочется спать, а то это очень тихій и славный ребенокъ.
   -- Такъ уложи же его,-- отвѣтила Вигдисъ,-- не то онъ разбудитъ весь домъ.
   Эса взяла ребенка на руки и понесла его къ кровати, но Вигдисъ остановила ее и сказала:
   -- Я не хочу, чтобы онъ спалъ тамъ... положи его куда-нибудь въ другое мѣсто. А ты, Скофте, пойди въ избу и лягъ тамъ. Я вознагражу тебя гораздо щедрѣе, чѣмъ этого стоитъ мальчикъ.
   Эса положила ребенка на скамью и сама прилегла рядомъ съ нимъ.
   Вигдисъ просидѣла всю ночь.
  

XIX

   Эса Харальдсдаттеръ вошла утромъ къ Гуннару, когда онъ еще лежалъ въ постели. Она приказала всѣмъ уйти изъ горницы и сѣла къ нему на кровать. Они долго говорили другъ съ другомъ съ глазу на глазъ. Послѣ этого Гуннаръ всталъ, одѣлся и пошелъ въ свѣтелку къ Вигдисъ.
   Увидя отца, Вигдисъ встала блѣдная и испуганная. Но Гуннаръ много не говорилъ, а Эса все время стояла рядомъ съ нимъ. Онъ подошелъ къ ребенку, посмотрѣлъ на него и сказалъ:
   -- Сейчасъ же видно кто его отецъ.
   Вигдисъ промолчала, а Гуннаръ продолжалъ.
   -- Порою мнѣ бывало тяжело оттого, что у меня не было сыновей, а только одна дочь. Но, мнѣ кажется, я всегда выказывалъ тебѣ только любовь и никогда не былъ жестокъ съ тобою... Я думалъ, что увижу тебя счастливой и всѣми чтимой, прежде чѣмъ закрою глаза. Но лучше бы мнѣ оставаться бездѣтнымъ, чѣмъ пережить такой позоръ и знать, что всякій имѣетъ право назвать мою дочь потаскухой, и видѣть на старости лѣтъ, какъ подрастаетъ въ домѣ прижитый тобою ублюдокъ.
   Вигдисъ отвѣтила:
   -- Правду ты говоришь, отецъ, что было бы лучше, если бы у тебя не было дочери.
   Гуннаръ не сказалъ больше ничего и вышелъ изъ свѣтелки.
  

XX

   Время шло, въ Вадинѣ все было тихо. Въ усадьбѣ было мало челяди, сосѣди рѣдко заглядывали къ Гуннару. Разразившееся надъ Гуннаромъ несчастье поразило его въ самое сердце и онъ быстро состарился, сталъ согбеннымъ и немощнымъ.
   Мальчикъ остался въ усадьбѣ. Эса нянчила его и привязалась къ нему. Но Вигдисъ не проявляла никакихъ чувствъ къ ребенку, она даже не дала ему никакого имени. Она по-прежнему всегда была печальна и никуда ни выходила дальше своего двора.
   Однажды Вигдисъ и Эса стояли въ большой избѣ и пекли хлѣбъ. Мальчикъ бѣгалъ тутъ же взадъ и впередъ и игралъ; ему было тогда два года, Эса сдѣлала два маленькихъ хлѣбца и, показавъ ихъ ребенку, сказала, что она испечетъ ихъ для него. Мальчикъ такъ обрадовался этому, что сталъ прыгать и бѣгать по избѣ и каждую минуту спрашивалъ, скоро ли испекутся его хлѣбцы. Онъ такъ разрѣзвился, что наконецъ опрокинулъ кадушку съ мукой. Вигдисъ схватила его за плечи, встряхнула и сильно ударила:
   -- Ты всегда только мѣшаешь всѣмъ и вѣчно шалишь,-- сказала она съ сердцемъ.
   Мальчикъ горько заплакалъ. Тогда Вигдисъ отнесла его на скамью и велѣла тамъ сидѣть,
   -- Сиди здѣсь,-- сказала она,-- и не смѣй плакать. Я не хочу, чтобы ты плакалъ изъ-за такихъ пустяковъ.
   Она вернулась къ квашнѣ и продолжала свою работу. Немного спустя она сказала Эсѣ.
   -- Мало радости увижу я отъ этого мальчика и никогда не будетъ онъ способенъ отомстить за меня. Видно, что онъ не въ меня, вѣдь я не плакала, когда зачинала его... но отецъ его, пожалуй, былъ близокъ къ этому.
   -- Лучше бы ты такъ не говорила.-- отвѣтила Эса.
   Вигдисъ замолчала и принялась усердно работать. Мальчикъ продолжалъ плакать, но онъ закрылъ лицо руками, и когда мать смотрѣла на него, онъ ложился на скамью и пряталъ лицо въ мѣшки, которые тутъ же лежали.
   Черезъ нѣсколько времени Эса вышла изъ избы. Тогда Вигдисъ взяла маленькіе хлѣбцы, которые только что вынули изъ печи, подошла къ ребенку и дала ему ихъ:
   -- Перестань же плакать и кушай,-- скакала она, кладя хлѣбцы мальчику на колѣни.
   Мальчикъ затихъ и посмотрѣлъ на мать. Онъ дотронулся было до хлѣбцевъ, но они были очень горячіе и онъ испугался. Тогда Вигдисъ нѣсколько разъ нѣжно погладила его по головкѣ. Послѣ этого она велѣла ему идти къ Эсѣ.
  

XXI

   Прошла и эта зима, и за это время не случилось ничего такого о чемъ стоило бы разсказывать.
   Дни становились все длиннѣе, прошло равноденствіе и солнце пригрѣло уже такъ сильно, что среди дня съ крышъ капало. Въ лѣсахъ шла рубка дровъ. Однажды утромъ Гуннаръ отправился верхомъ въ лѣсъ, чтобы посмотрѣть, какъ тамъ идетъ работа.
   Около полудня Эса и Вигдисъ накрывали столъ къ обѣду въ большой горницѣ. Эса выглянула за дверь и сказала:
   -- Вотъ и Гуннаръ возвращается домой... но какъ странно онъ сидитъ на лошади... или онъ пьянъ, или боленъ...
   Съ этими словами она вышла къ нему навстрѣчу. Вигдисъ сняла съ огня кашу и начала раскладывать на столѣ ложки. Вдругъ до нея донесся громкій крикъ Эсы и вслѣдъ за тѣмъ въ комнату вошли Скофте и еще одинъ человѣкъ, ведя между собой Гуннара. Эса шла рядомъ, она плакала и всплескивала руками. Вигдисъ увидала, что отецъ очень блѣденъ, а его сѣдая борода, спускавшаяся до самаго пояса, была въ крови.
   Вигдисъ уронила на полъ все, что держала въ рукахъ; она подбѣжала къ отцу и спросила что случилось.
   Гуннаръ сдѣлалъ знакъ, чтобы его посадили на скамью. Съ минуту онъ сидѣлъ молча, прислонясь головой къ стѣнѣ. Наконецъ онъ сказалъ:
   -- Случилось то, что я говорилъ съ Эйольвомъ изъ Гримелунда, и разговоръ вышелъ такой, что больше намъ уже съ нимъ никогда не придется разговаривать.
   Вигдисъ спросила быстро:
   -- Эйольвъ, значитъ, убитъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Гуннаръ,-- но зато мнѣ пришелъ конецъ.
   Эса и Вигдисъ раздѣли Гуннара и осмотрѣли его рану. Онѣ поняли, что онъ сказалъ правду. Вигдисъ сказала:
   -- Теперь, отецъ, разскажи, какъ все произошло.
   Гуннаръ отвѣтилъ:
   -- Мы встрѣтились въ лѣсу, Эйольвъ и я, и онъ заговорилъ со мной о тебѣ, Вигдисъ. Ты понимаешь что я не могъ вынести, когда онъ сталъ поносить мою опозоренную дочь.
   Вигдисъ молчала. Онѣ уложили Гуннара въ постель. Гуннаръ тотчасъ же приказалъ Скофте скакать въ лѣсъ, гдѣ работали его люди и послать ихъ домой, потому что нельзя было знать, что предпримутъ теперь Арнесоны. Онъ сказалъ:
   -- Послѣдними словами Эйольва было, что онъ сдѣлаетъ Вигдисъ своей наложницей.
   Эса сѣла у изголовья Гуннара, а Вигдисъ позвала Олава, работника который былъ вмѣстѣ съ Гуннаромъ, въ уголъ и стала разспрашивать его о томъ, какъ все произошло.
   -- Какъ защищалъ ты своего хозяина, Олавъ?-- спросила она.
   -- Я сдѣлалъ все что могъ,-- отвѣтилъ онъ. А Гуннаръ защищался такъ, какъ этого и можно было ожидать отъ него. Каждый изъ насъ убилъ по одному человѣку, но ихъ было шестеро. Когда Гуннаръ получилъ смертельную рану, я бросился къ нему и поддержалъ его, чтобы онъ не упалъ съ лошади. Тогда всѣ разбѣжались.
   -- Ты знаешь, куда они скрылись?-- спросила Вигдисъ,
   -- Я знаю, что люди Арнесона живутъ теперь въ Гауте на опушкѣ лѣса,-- отвѣтилъ работникъ.-- Они тамъ сплавляютъ лѣсъ по рѣкѣ.
   Вигдисъ помолчала съ минуту. Потомъ она сказала:
   -- Должно быть, Эйольвъ находитъ, что онъ за это утро совершилъ похвальный подвигъ. Я увѣрена, что эта свинья спитъ теперь, наполнивъ свое брюхо.
   Сказавъ это, она вышла и поднялась къ себѣ въ свѣтелку. Она открыла сундукъ, вынула изъ него ножъ съ рунами, повязала голову темнымъ платкомъ и накинула на себя черный плащъ. Послѣ этого она вышла на дворъ, взяла изъ сарая лыжи и побѣжала на нихъ черезъ поля по направленію къ лѣсу. Она старалась все время держаться опушки лѣса и наконецъ очутилась невдалекѣ отъ селенія Гаутестадъ. Тамъ она зашла съ сѣвера со стороны горнаго кряжа и увидала на равнинѣ небольшіе срубы, въ которыхъ жили во время сплавки лѣса Арнесоны со своими работниками.
   По слѣдамъ на снѣгу видно было, что здѣсь шла кипучая работа и возили бревна, повсюду валялись щепки и кора. Но людей нигдѣ не было. Вигдисъ старалась скрываться за толстыми деревьями и мало по малу пробралась къ большому срубу. Тутъ же она сняла лыжи и заглянула въ дверь.
   У самой двери лежалъ щитъ и топоръ Эйольва. Избушка была низкая и тѣсная. Вигдисъ вошла въ нее и увидала двоихъ мужчинъ, спавшихъ крѣпкимъ сномъ. Одинъ изъ нихъ былъ Эйольвъ.
   Вигдисъ подошла сперва къ другому спящему. Она накинула ему на голову плащъ, которымъ онъ былъ прикрытъ, и въ то же мгновеніе вонзила въ его горло ножъ съ рунами Спящій не успѣлъ даже вскрикнуть. Послѣ этого она подошла къ Эйольву.
   Вигдисъ положила руку ему на грудь и разбудила его.
   -- Проснись, Эйольвъ... теперь твое завѣтное желаніе исполнилось... пришла Вигдисъ изъ Вадина, она хочетъ шутить и играть съ тобой.
   Эйольвъ вскочилъ. Въ избѣ было темно и спросонокъ онъ не видѣлъ ее. Вигдисъ продолжала:
   -- Это правда что я обезчещенная дѣвушка вотъ видишь, я пришла сюда, къ твоему ложу.
   Съ этими словами она вонзила ему въ горло ножъ. Ударъ былъ нанесенъ вѣрной рукой. Эйольвъ упалъ навзничь и изъ его горла фонтаномъ забила кровь. Она еще два раза вонзила въ него ножъ и въ послѣдній разъ она не вынула его изъ раны, а выпустила рукоятку и склонилась надъ Эйольвомъ, чтобы посмотрѣть, какъ онъ умираетъ. Она смочила руки его кровью и вытерла ихъ о его волосы. Потомъ она вышла изъ избы, надѣла лыжи и понеслась по лѣсу.
   Стало холоднѣе, и Вигдисъ неслась съ быстротой вѣтра, такъ какъ путь шелъ почти все время подъ гору. Иногда только она должна была останавливаться, потому что ноги ея дрожали и она все время видѣла передъ собой тускнѣющій взоръ Эйольва.
   Случилось такъ, что когда она поднималась на небольшой холмъ, она попала на дорогу, по которой возили изъ лѣсу бревна. Тутъ она повстрѣчалась съ Коллемъ Арнесономъ. Онъ былъ съ работниками и они везли въ гору бревна. Колль и одинъ работникъ соскочили съ саней въ снѣгъ и бросились за ней. Однако, ледяная кора была настолько слаба, что ноги ихъ проваливались, а лыжъ у нихъ съ собой не было. Вигдисъ понеслась впередъ по поросли и затѣмъ стала спускаться подъ гору къ небольшому ручью. Ледъ на ручьѣ былъ сѣрый и ноздреватый, но это не остановило ее, и она спустилась на ледъ. Ей удалось благополучно перебѣжать на другой берегъ, хотя позади ея ледъ проломился.
   Она не останавливалась больше и перевела духъ только у себя на дворѣ. Она сейчасъ же бросилась въ горницу къ кровати Гуннара. Онъ спалъ, возлѣ него сидѣла Эса. Вигдисъ крикнула:
   -- Проснись, отецъ, я принесла тебѣ радостную вѣсть... сколько могла, я смыла нашъ позоръ,-- я убила Эйольва Арнесона!
   Гуннаръ приказалъ, чтобы его приподняли въ постели. Вигдисъ разсказала ему, какъ все произошло. Тогда Гуннаръ велѣлъ ей наклониться къ нему, поцѣловалъ ее и сказалъ:
   -- Ты показала себя мужественной и благородной женщиной... Когда-то я надѣялся увидѣть тебя такой... У меня нѣтъ больше злобы противъ тебя за то, что ты позволила соблазнить себя тому исландцу. Пусть тебѣ и твоему ребенку живется долго и хорошо.
   Вигдисъ разсказала также о своей встрѣчѣ съ Коллемъ, и Гуннаръ спросилъ, узналъ ли онъ ее.
   -- Не знаю,-- отвѣтила Вигдисъ.-- Но мой ножъ съ рунами онъ во всякомъ случаѣ хорошо знаетъ... а его я забыла у Эйольва...
   Гуннаръ сказалъ:
   -- У меня нѣтъ больше силъ защищать васъ, а Скофте еще не скоро вернется со своими людьми. Возьми своего мальчика и сейчасъ же уйди съ нимъ въ Грефсинъ. Я знаю, что Коре не забудетъ то, что я сдѣлалъ для него. А Олавъ пусть спрячетъ все наше добро въ пещеру надъ рѣкой, это тамъ, гдѣ рѣка дѣлаетъ крутой поворотъ...
   -- Я не покину тебя, отецъ,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Но Гуннаръ сказалъ:
   -- Я хочу, чтобы ты спасла ребенка, ибо иначе нашъ родъ прекратится... Я требую этого отъ тебя... Я же жилъ достаточно. Эса, ты также сейчасъ же пойдешь въ Грефсинъ.
   Эса сказала:
   -- Я не могу бѣгать на лыжахъ, и я не уйду отъ тебя, Гуннаръ. Ты всегда былъ для меня добрымъ хозяиномъ, для меня и для моихъ близкихъ. Да и неизвѣстно еще, придетъ ли Колль сюда сегодня же вечеромъ. Но Вигдисъ пусть идетъ въ Грефсинъ. Коре поможетъ намъ всѣмъ, чѣмъ только можетъ.
   Эсу нельзя было заставить отказаться отъ своего рѣшенія остаться съ Гуннаромъ, и она осталась. Но Вигдисъ пошла къ себѣ въ свѣтелку, разбудила мальчика и отдѣла его. Она собрала свои драгоцѣнности и уложила ихъ въ кожаный мѣшокъ, потомъ она взяла съ собой хлѣба и копченаго мяса, такъ какъ ей некогда было накормить мальчика передъ тѣмъ, какъ они отправлялись въ путь. Послѣ этого она взяла ребенка на руки, вошла къ отцу попрощалась съ нимъ. Гуннаръ поцѣловалъ ее и мальчика. Затѣмъ Вигдисъ нѣжно распрощалась съ Эсой.
  

XXII

   Выйдя на дворъ, Вигдисъ надѣла лыжи и прикрѣпила ихъ къ ногамъ ремнями. Въ руку она взяла длинную палку съ желѣзнымъ наконечникомъ. Мальчика она привязала къ спинѣ платкомъ, и затѣмъ быстро понеслась на лыжахъ.
   Солнце уже закатывалось, ледяная кора подмерзла и не оставляла даже слѣдовъ послѣ лыжъ, хотя у Вигдисъ на спинѣ былъ ребенокъ. Она спустилась къ рѣкѣ и побѣжала вверхъ по теченію, такъ какъ ледъ на рѣкѣ былъ еще достаточно крѣпкій. Потомъ она вышла на берегъ и стала взбираться на гору, и это было очень тяжело. Къ тому же, она чувствовала еще усталость послѣ утренняго бѣга на лыжахъ. Когда она собралась наконецъ до равнины, она остановилась и оглянулась назадъ. Все небо надъ фьордами было багрово отъ вечерной зари. Нигдѣ, куда только хваталъ глазъ, не видно было ни души, повсюду былъ лѣсъ или поросль.
   Вигдисъ направилась къ Грефсину, она двигалась впередъ очень медленно, а когда они добрались до усадьбы, то на небѣ загорѣлись уже звѣзды. Она вошла, во дворъ и увидала, что всѣ двери заперты, а въ окнахъ темно. Вигдисъ стала стучать въ двери лыжной палкой, но никто не отворилъ ей, въ домѣ точно все вымерло, только въ хлѣву мычали коровы. Она догадалась, что въ домѣ никого не было.
   Она спустила мальчика на снѣгъ, чтобы передохнуть немного, и задумалась надъ тѣмъ, что ей дѣлать и куда идти. Вдругъ мальчикъ потянулъ ее за плащъ и показалъ вдаль на селеніе. Вигдисъ посмотрѣла туда. Въ той сторонѣ, гдѣ находилась усадьба Вадинъ, все небо было багровое отъ зарева. И съ каждой минутой зарево разливалось по небу все шире и становилось все ярче, а надъ заревомъ клубился черный дымъ. Мальчикъ испугался, задрожалъ и спряталъ голову въ колѣни матери. Вигдись взяла его на руки и сказала:
   -- Вонъ тамъ злые люди сжигаютъ твоего дѣда и Эсу, твою пріемную мать... смотри хорошенько, мальчикъ, чтобы ты не забылъ этого!
   Вигдисъ видѣла, какъ пламя разгоралась все сильнѣе, вотъ высоко кверху поднялся цѣлый столбъ пламени и черные клубы дыма окрасились въ пурпуръ и золото. Вигдисъ поняла, что загорѣлся сѣновалъ, она даже видѣла, какъ къ небу взлетали цѣлые пучки соломы и сѣна, словно огненные шары, которые потомъ разлетались и сыпались внизъ тысячами огненныхъ звѣздъ. Стало свѣтло, какъ днемъ, и отблески зарева освѣтили даже то мѣсто, гдѣ стояла Вигдисъ. Вдругъ она увидала на равнинѣ, покрытой снѣгомъ, множество людей, которые быстро неслись впередъ на лыжахъ по направленію къ рѣкѣ. Тогда она рѣшила, что оставаться тутъ больше нельзя и что лучше скрыться въ лѣсу.
   Вигдисъ снова привязала мальчика къ спинѣ и понеслась на лыжахъ съ такой быстротой, что въ ушахъ у нея засвистѣлъ воздухъ. Сперва она направилась по слѣдамъ, которые шли отъ усадьбы, чтобы сбить съ толку своихъ преслѣдователей, но потомъ въ лѣсной чащѣ она свернула на сѣверъ, такъ какъ надѣялась найти у Стурванда надъ долиной жилье. Она разсчитывала, что такъ далеко за ней не будутъ гнаться.
   Въ лѣсу было совсѣмъ темно и она видѣла только бѣлый снѣгъ между деревьями, вотъ по этимъ-то бѣлымъ пятнамъ она и направила свой путь. Теперь дорога шла въ гору и она скользила по ледяной корѣ и падала, она до крови исцарапала себѣ лицо и руки. Ночь была холодная, морозъ все крѣпчалъ, но она не замѣчала этого, потому что съ ея лица градомъ лилъ потъ, а сердце колотилось такъ сильно, что она боялась, что оно разорвется. Хуже всего было то, что мальчикъ крѣпко держалъ ее за шею, а когда она стала подниматься въ гору, то ей казалось иногда, что онъ задушитъ ее.
   Наконецъ, она взобралась на вершину горнаго кряжа; теперь ей стало легче двигаться впередъ, но мѣсто было совсѣмъ глухое и казалось, что здѣсь никогда не ступала нога человѣческая. Когда Вигдисъ обернулась, то замѣтила, что на небѣ все еще видно зарево, но оно было уже гораздо блѣднѣе.
   Черезъ нѣкоторое время мальчикъ началъ дрожать: ему было холодно и онъ былъ голоденъ.
   -- Не плачь, маленькій,-- сказала мать.-- Вотъ подожди, мы доберемся до добрыхъ людей и тебѣ дадутъ каши и уложатъ тебя спать:
   -- А скоро мы къ нимъ придемъ?-- спросилъ мальчикъ.
   -- Да, скоро,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Она сняла съ себя плащъ, завернула въ него ребенка, такъ что онъ лежалъ въ немъ, какъ въ мѣшкѣ, и снова привязала его къ спинѣ. Она увидала прогалину, которая едва бѣлѣла во мракѣ, но Вигдисъ разглядѣла, что прогалина опускалась подъ гору. Она стала скользить по крутизнѣ, опираясь о палку; по склону было много камней и пней, и Вигдисъ то и дѣло спотыкалась и падала. Колѣни ея дрожали и съ нея градомъ лилъ потъ. Хотя небо было и звѣздное, но въ лѣсу было темно, какъ въ мѣшкѣ, потому что луна всходила только подъ утро.
   Наконецъ, Вигдисъ спустилась съ горы, и увидѣла передъ собой большую бѣлую равнину и догадалась, что это было озеро. Но когда она хотѣла съѣхать на него, то наткнулась на дерево и упала и въ то же мгновеніе почувствовала, что лѣвая лыжа отвязалась отъ ноги. У нея былъ ножъ, она нарѣзала ивняка, сплела веревку и привязала лыжу. Мальчика она посадила на снѣгъ.
   Прошло довольно много времени, пока она наконецъ все наладила и могла продолжать путь. Она подняла мальчика и спросила его:
   -- Ты не озябъ, сынокъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ мальчикъ.
   Она пощупала его руки, обѣ были ледяныя и мальчикъ не чувствовалъ ея прикосновенія. Вигдисъ поняла, что онъ отморозилъ себѣ руки. Она посадила его къ себѣ на колѣни и оттирала ему руки снѣгомъ до тѣхъ поръ, пока онъ не заплакалъ отъ боли. Послѣ этого она укутала его какъ можно теплѣе и понеслась по озеру по направленію къ сѣверо-западу, такъ какъ тамъ, думала она, должно было быть жилье.
   Тутъ только она почувствовала, что сама вся продрогла, пока возилась съ мальчикомъ. А на озерѣ къ тому же дулъ сѣверный вѣтеръ, который кусалъ ей лицо и пронизывалъ насквозь ея влажную отъ пота одежду. Она придерживалась лѣваго берега и все время высматривала, нѣтъ ли гдѣ-нибудь жилья, но ничего не замѣтила. Наконецъ на одномъ крутомъ пригоркѣ она увидала какое-то строеніе; она быстро направилась туда, но оказалось, что это былъ просто небольшой открытый сѣновалъ среди пустыннаго поля. Силы Вигдисъ окончательно истощились и она не могла уже итти дальше, она сняла лыжи и вошла черезъ раскрытую дверь въ небольшой сѣновалъ. Тамъ царилъ непроницаемый мракъ и было ничуть не тѣплѣе, чѣмъ снаружи, но она нашла ощупью въ углу немного сѣна и закопалась въ него вмѣстѣ съ мальчикомъ. Однако сѣно было холодное и почти совсѣмъ не грѣло.
   Мальчикъ спросилъ, пришли ли они, наконецъ, къ добрымъ людямъ и дадутъ ли ему каши.
   -- Хозяевъ нѣтъ дома,-- отвѣтила ему Вигдисъ.-- Но вѣдь ты усталъ, мы ляжемъ поспать немного, а они тѣмъ временемъ придутъ.
   -- Я очень хочу ѣсть,-- сказалъ малютка.
   Вигдисъ нащупала въ мѣшкѣ хлѣбъ и мясо, разжевала его немного и сунула ему въ ротъ. Мало-по-малу ребенокъ утихъ, но все его тѣло дрожало отъ холода; да и Вигдисъ также дрожала. Чтобы хоть немного согрѣть мальчика, она разстегнула свое платье и прижала ребенка къ голой груди, затѣмъ она какъ можно плотнѣе укуталась вмѣстѣ съ ребенкомъ въ плащъ и нагребла вокругъ себя сѣна. Мальчикъ заснулъ и его теплое дыханье согрѣло ее немного. Временами она тоже впадала въ дремоту, но тогда ей казалось, что она пробирается въ темнотѣ по дремучему лѣсу, и сна въ страхѣ просыпалась; просыпался тогда и мальчикъ, и она успокаивала его и говорила ему все то, что обыкновенно женщины говорятъ дѣтямъ, чтобы успокоить ихъ.
   Нѣкоторое время они тихо лежали и Вигдисъ слышала, какъ потрескивали стѣны сарая отъ мороза. Въ щель она увидала, что взошла луна и ярко освѣщаетъ снѣгъ. Мальчикъ проснулся и сказалъ, что ему хочется пить.
   Вигдисъ тоже умирала отъ жажды и она рѣшила пойти за снѣгомъ и въ тоже время размять свои окоченѣвшіе члены; она боялась, что не въ силахъ больше двигаться. Мальчикъ заплакалъ и не хотѣлъ отпускать ее, тогда она взяла его на руки и вышла съ нимъ.
   -- Вонъ идутъ домой добрые люди, которые здѣсь живутъ,-- сказалъ мальчикъ, показывая на озеро. Вигдисъ посмотрѣла туда и увидала далеко на югѣ кучку людей, освѣщавшихъ себѣ путь факелами. Она сейчасъ же надѣла лыжи и поспѣшила удалиться отъ сѣновала. Отъ быстраго бѣга на лыжахъ она снова немного согрѣлась и ей казалось даже, что было бы хуже, если бы она осталась въ сѣновалѣ. Но она съ содроганіемъ спрашивала себя, чѣмъ кончится ея ночное странствіе. На пути ей встрѣтилась рѣка и она побѣжала внизъ по теченію. Она слышала, что изъ озера Хакедаль вытекаетъ рѣка, и она рѣшила, что если будетъ держаться теченія этой рѣки, то, въ концѣ концовъ, доберется до какого-нибудь жилья. Но она не имѣла ни малѣйшаго понятія о томъ, сколько времени ей надо еще идти, чтобы найти наконецъ какое нибудь убѣжище. Усталость давала себя чувствовать все сильнѣе и настойчивѣе и Вигдисъ начала уже думать, что кончится ея странствіе тѣмъ, что она ляжетъ подъ елью вмѣстѣ съ мальчикомъ и такъ и станется тамъ -- она находила даже, что это было и самое лучшее. И все-таки она все шла впередъ, напрягая послѣднія силы. Вдругъ до ея слуха донесся протяжный вой волковъ, она побѣжала быстрѣе и старалась успокоить себя мыслью, что волки, можетъ быть, не учуютъ ее при такомъ сильномъ морозѣ.
   Немного спустя, она перестала слышать вой, ночую тишину нарушало лишь тихое журчанье ручейка, который протекалъ гдѣ то невдалекѣ по склону горы, лунный свѣтъ былъ яркій и холодный и на снѣгъ падали длинныя, черныя тѣни. Среди густыхъ елей Вигдисъ замѣтила черное пространство, непокрытое снѣгомъ. Тутъ она не выдержала, силы измѣнили ей, на заползла подъ ели, наломала, сколько могла, вѣтвей, подобрала ноги подъ себя и укутавъ себя и мальчика поплотнѣе, отдалась легкой дремотѣ. Мальчика она усадила у себя на колѣняхъ такъ, чтобы ея собственное тѣло какъ можно больше согрѣвало его, а своимъ подбородкомъ она оперлась о его голову. Черезъ нѣсколько времени она все забыла и ею овладѣлъ тяжелый сонъ.
  

XXIII

   Когда начало свѣтать, Вигдисъ проснулась и увидѣла, что она сидитъ на склонѣ высокой горы. Надъ головой гора вздымалась къ самому небу, а подъ ней въ узкой долинѣ протекалъ быстрый потокъ. Мальчикъ спалъ и, повидимому, эта ночь прошла для него благополучно. Вигдисъ подумала о томъ, что пора подниматься и снова отправляться въ поиски за жильемъ, но она не имѣла никакого представленія о томъ, гдѣ она находится, а кромѣ того, она чувствовала смертельную усталость, все ея тѣло закоченѣло. Она осталась въ той же позѣ и не двинулась.
   Черезъ нѣсколько времени она собралась однако силами и рѣшила попытаться встать, но едва она шевельнулась, какъ мимо нея просвистѣла стрѣла и вонзилась рядомъ съ ней въ землю, покрытую слоемъ хвои. Стрѣла продолжала еще дрожать, когда передъ ней остановился человѣкъ на лыжахъ; онъ появился съ той стороны откуда была пущена стрѣла. При видѣ Вигдисъ онъ такъ удивился, что застылъ на мѣстѣ. Наконецъ, онъ спросилъ:
   -- Кто тутъ?
   У Вигдисъ не хватило силъ отвѣтить. Человѣкъ подошелъ ближе и, когда онъ увидалъ у нея на рукахъ ребенка, онъ удивился еще больше.
   Это былъ высокій широкоплечій человѣкъ съ бѣлыми вьющимися волосами и бородой, одѣтый съ головы до ногъ въ мѣхъ, съ топоромъ за поясомъ, мѣшкомъ за плечами и копьемъ въ рукахъ.
   Человѣкъ заговорилъ съ Вигдисъ и спросилъ, какъ она сюда попала. Вигдисъ только молча смотрѣла на него, но она не могла произнести ни слова въ отвѣтъ. Тутъ заговорилъ мальчикъ:
   -- Злые люди сожгли домъ дѣдушки.
   -- Когда? спросилъ человѣкъ.-- И гдѣ былъ его домъ?
   -- Я изъ Вадина,-- произнесла, наконецъ, Вигдисъ.-- Это случилось сегодня ночью.
   -- Неужели ты пробралась сюда ночью?-- удивился человѣкъ.-- Въ первый разъ слышу, чтобъ женщина могла пробѣжать на лыжахъ такой длинный и тяжелый путь, да еще ночью.
   Немного помолчавъ, онъ сказалъ:
   -- Тебѣ надо согрѣться и отдохнуть... Своимъ домомъ я похвастать не могу, но тамъ тебѣ все-таки лучше будетъ, чѣмъ здѣсь.
   Онъ помогъ ей подняться, обхватилъ ее за плечи и хотѣлъ взять мальчика на руки, но тотъ ухватился за мать и ни за что не хотѣлъ итти къ чужому человѣку. Тогда Вигдисъ сказала, что у нея хватитъ еще силъ нести мальчика. Они стали опускаться къ рѣкѣ и человѣкъ все время поддерживалъ ее. Однако вскорѣ онъ замѣтилъ, что она едва держится на ногахъ и каждую минуту готова упасть. Тогда онъ снялъ лыжи, взялъ ея на руки вмѣстѣ съ ребенкомъ и понесъ ихъ обоихъ и ея лыжи. Онъ несъ свою ношу довольно долго, но Вигдисъ почти ничего не сознавала. Наконецъ, онъ пришелъ въ узкое ущелье; тамъ стояла небольшая хижина, и онъ внесъ Вигдисъ въ хижину и опустилъ ее на полъ. Онъ сказалъ:
   -- Посмотри, ты испортила себѣ руку.-- И съ этими словами онъ поднялъ ея лѣвую руку. Тутъ только Вигдись увидала, рука ея была зеленовато-бѣлая и совсѣмъ прозрачная. Человѣкъ посадилъ ее на скамью, снялъ съ нея башмаки и чулки и долго растиралъ ей руки и ноги снѣгомъ, но лѣвая рука оставалась все такой же безжизненной. Потомъ онъ уложилъ ее въ постель и далъ выпить какого-то напитка изъ рога. Она сейчасъ же погрузилась въ глубокій сонъ, несмотря на то, что рука ея сильно болѣла.
   Вигдисъ проснулась только подъ вечеръ. На очагѣ горѣлъ огонь и вокругъ него сидѣло трое человѣкъ. Платье на нихъ было плохое и все въ лохмотьяхъ, но они были хорошо вооружены и на нихъ были драгоцѣнныя украшенія. Одинъ изъ нихъ былъ тотъ, котораго она встрѣтила въ лѣсу.
   Рука ея такъ болѣла, что она едва дотронулась до ѣды, которую ей дали хозяева хижины. Ночью боль усилилась -- болѣла не только вся рука до самаго плеча, но и грудь.
   Утромъ къ ней подошелъ человѣкъ, который нашелъ ее въ лѣсу -- его звали Иллуге,-- и спросилъ, какъ она себя чувствуетъ. Вигдисъ отвѣтила, что она еще никогда не испытывала такихъ мученій, и спросила, не находитъ ли онъ, что рука ея еще можетъ поправиться. Иллуге посмотрѣлъ на ея руку и сказалъ, что дѣло плохо.
   Вигдисъ сказала:
   -- Такъ помоги же мнѣ отрубить эти три пальца.
   Съ минуту Иллуге смотрѣлъ на нее молча, но потомъ онъ отвѣтилъ, что это, пожалуй, будетъ самое лучшее.
   Такъ они и сдѣлали. Одинъ изъ товарищей
   Иллуге взялъ Вигдисъ на колѣни и крѣпко держалъ ее, такъ что она не могла пошевельнуться, а Иллуге отрубилъ отъ ея лѣвой руки три среднихъ пальца. Вигдисъ не крикнула и не застонала даже, она только сказала, когда все было кончено:
   -- Ты очень сильный, Иллуге. Да и рука у тебя легкая.
   Иллуге перевязалъ ей рану и уложилъ ее въ постель. Нѣкоторое время она лежала больная, но потомъ она стала быстро поправляться и только, когда ей стало лучше, она разсказала пріютившимъ ее у себя людямъ, кто она и что съ ней случилось.
  

XXIV

   Вигдисъ раньше уже слышала, что въ дремучихъ лѣсахъ на сѣверѣ живутъ люди, извѣстные подъ названіемъ "лѣсныхъ братьевъ", благодаря которымъ странствіе по этимъ лѣсамъ было далеко не безопасно. Вотъ къ такимъ-то "лѣснымъ братьямъ" и попала Вигдисъ съ своимъ сыномъ. Двое изъ нихъ, Илле Хермондъ и Эйнаръ Хаделендингъ были съ юга, они были родными братьями; Иллуге же былъ съ самаго сѣвера.
   Иллуге былъ очень красивый мужчина, высокій и стройный, съ маленькими руками и ногами, красивыми чертами лица, орлинымъ носомъ, голубыми глазами и длинными бѣлокурыми кудрями и такой же бородой.
   Однажды утромъ, когда Вигдисъ уже почти совсѣмъ оправилась отъ болѣзни и сидѣла въ хижинѣ одна со своимъ мальчикомъ, пришелъ Иллуге и заговорилъ съ ней. Поговоривъ о томъ и о семъ, онъ сказалъ:
   -- Мы съ товарищами обсуждали это дѣло. Сюда, въ эти пустынныя и отдаленныя мѣста очень трудно залучить женщину... Твое же положеніе не лучше нашего, ты также изгнана изъ селенія. Мы порѣшили такъ, что ты будешь раздѣлять со мной ложе, а весной я выстрою себѣ отдѣльную избу подальше къ сѣверу на берегу озера. Хермондъ и Эйнаръ хотятъ тоже попытаться достать себѣ женъ и взять ихъ сюда.
   Вигдисъ отвѣтила, продолжая держать на колѣняхъ ребенка.
   -- Я о тебѣ такого мнѣнія, Иллуге, что ты не будешь меня насиловать.
   Иллуге отвѣтилъ, помолчавъ немного:
   -- Насиловать тебя я не буду... Но, право, не знаю, чего ты будешь ждать, такъ какъ конецъ будетъ такой, что ты должна будешь выбрать одного изъ насъ, а въ такомъ случаѣ я имѣю больше правъ на тебя, чѣмъ кто-нибудь другой. Тутъ, на берегу озера, которое мы называемъ Медвѣжьимъ, мѣсто хорошее и для рыбной ловли, и для охоты. И ты во всякомъ случаѣ устроилась бы лучше съ твоимъ сыномъ, чѣмъ ты ожидала, когда я нашелъ тебя.
   Вигдисъ отвѣтила:
   -- Мнѣ сдается, что вы гораздо менѣе требовательны, ты и твои товарищи, чѣмъ этого можно было бы ожидать отъ такихъ людей, разъ вы собираетесь расчищать дикія мѣста въ этомъ дремучемъ лѣсу вдали отъ людей. Не понимаю, почему бы вамъ не поселиться опять съ другими людьми? Я увѣрена, что ни одинъ человѣкъ въ моемъ селеніи не осмѣлился бы нарушить вашъ покой, потому что тамъ нѣтъ никого, кто могъ бы помѣриться съ вами силой.
   Иллуге отвѣтилъ, что не такъ-то легко уйти изъ лѣсу, какъ она это думаетъ.
   Вигдисъ сказала:
   -- Мнѣ и въ голову не приходило позволить Коллю Арнесону, который сжегъ моего отца, выгнать меня и моего сына съ моего двора, хотя я и одинокая женщина, да еще молодая. Я хорошо знаю, гдѣ отецъ спряталъ свое золото передъ смертью, и я хочу добыть его. Если ты и твои товарищи помогутъ мнѣ въ этомъ, то я подѣлюсь съ вами по справедливости, и тогда пусть всѣхъ насъ постигнетъ одна и та же участь.
   -- Ты смѣлая женщина,-- отвѣтилъ Иллуге,-- но селеніе Осло слишкомъ близко, и всѣ наши дѣла хорошо извѣстны тамъ. Если бы еще эту зиму въ Каделандѣ не жилъ король Олафъ, то можно было бы попытать счастья.
   На это Вигдисъ сказала:
   -- Очень можетъ быть, что для насъ это даже къ лучшему. У меня есть, на что жаловаться королю. Кромѣ того, я слышала, что онъ проповѣдуетъ новую вѣру и очень ласковъ со всѣми, кто соглашается креститься. А у насъ въ селеніи многіе упорно придерживаются старой вѣры въ боговъ. Я думаю, для меня будетъ лучше всего, если я отправлюсь къ королю Олафу; кто-нибудь изъ васъ могъ бы проводить меня туда, а если вы боитесь короля, то проводите меня только черезъ лѣсъ. Я увѣрена, что если мнѣ удастся поговорить съ королемъ, то все дѣло уладится. Обѣщаю вамъ, что также усердно буду хлопотать за васъ, какъ и за самое себя.
   Потомъ Вигдись еще разъ говорила о своемъ планѣ съ "лѣсными братьями". Эйнаръ Хаделендингъ, младшій изъ нихъ, очень охотно согласился уйти изъ лѣса и попытаться снова овладѣть усадьбой ея отца. Что же касается Хермонда, то онъ сказалъ, что и ему надоѣло жить въ дикомъ лѣсу, но онъ рѣшилъ пріобрѣсти корабль и уѣхать куда-нибудь въ море. Иллуге меньше всѣхъ проявлялъ желаніе покончить со своей жизнью въ лѣсу. Онъ часто разговаривалъ съ Вигдисъ, когда они оставались вдвоемъ, и просилъ ее быть его женой. Вигдисъ отвѣчала ему, что дастъ окончательный отвѣтъ, когда возвратитъ себѣ Вадинъ. Кончилось тѣмъ, что Иллуге обѣщалъ проводить ее къ королю въ Хаделандъ.
  

XXV

   Вигдисъ и Иллуге прибыли ко двору короля Олафа на Вербное воскресеніе. Они остановились въ одной усадьбѣ, невдалекѣ отъ двора короля.
   Послѣ полудня они отправились во дворецъ, и Вигдисъ попросила свиданія съ королемъ Олафомъ. Она нарядилась, насколько могла, и предстала передъ королемъ, красивая и гордая, съ благородными манерами. Она говорила очень хорошо; король сидѣлъ и смотрѣлъ на нее, пока она говорила, а когда она кончила, онъ сказалъ:
   -- Ты потерпѣла большую несправедливость, Вигдисъ, если только все было такъ, какъ ты говоришь. А объ Арнесонахъ я слышалъ уже раньше, что это дурные люди. Но кто твой спутникъ?
   Иллуге выступилъ впередъ и сказалъ:
   -- Меня называютъ Иллуге Бѣлокурый, государь. Послѣдніе годы я жилъ на югѣ въ лѣсахъ.
   Король сдвинулъ брови и отвѣтилъ:
   -- Я слышалъ о тебѣ уже раньше. Для твоего дѣла, Вигдисъ, было бы лучше, если бы ты взяла себѣ въ ходатаи кого-нибудь другого, а не какого-то бродягу и "лѣсного брата".
   -- Дѣло обстоитъ такъ, государь,-- сказала Вигдисъ,-- что эти люди помогли мнѣ въ большой бѣдѣ и спасли жизнь мнѣ и моему сыну, когда меня, какъ собаку, выгнали изъ родного дома Иллуге показалъ мнѣ путь сюда, несмотря на то, что онъ внѣ закона и что онъ рисковалъ своей жизнью. А потому, государь, не подобаетъ мнѣ принимать помощь отъ васъ, пока вы не обѣщаете мнѣ дать ему полную свободу и позволить ему возвратиться въ свой лѣсъ, если вы не пожелаете простить его.
   Король сказалъ, что Иллуге останется неприкосновеннымъ до самой Пасхи и что позже они поговорятъ еще объ этомъ. Онъ предложилъ имъ быть его гостями, пока не окончится это дѣло. И въ послѣдующіе дни онъ часто бесѣдовалъ съ Вигдисъ. Она разсказала ему подробно о томъ, какъ убила Эйольва Арнесона и какъ бѣжала съ ребенкомъ.
   Въ страстную субботу король позвалъ ее къ себѣ. Онъ былъ одинъ въ горницѣ и посадилъ ее рядомъ съ собой на скамью. Дѣло было подъ вечеръ. Онъ сталъ разспрашивать ее объ Иллуге и спросилъ, не онъ ли отецъ ея ребенка. Вигдисъ отвѣтила, что нѣтъ, и сказала, что между ней и Иллуге не было ничего такого.
   Тогда король Олафъ спросилъ, чей же это мальчикъ, и кто его отецъ, и почему она не замужемъ.
   -- Я очень мало знаю о немъ, государь,-- отвѣтила Вигдисъ,-- онъ былъ не здѣшній. Я была молода и глупа и потому позволила соблазнитъ себя... Но мнѣ не хочется говорить о немъ и я прошу васъ не разспрашивать меня больше объ этомъ.
   Тутъ король обнялъ ее и сказалъ:
   -- Долго тебѣ не оставаться во вдовахъ, Вигдисъ, потому что ты красива и умна.
   Вигдисъ хотѣла встать, но король Олафъ удержалъ ее и посадилъ ее къ себѣ на колѣни. Тогда она сказала:
   -- Жизнь моя такова, что у меня нѣтъ никакой охоты любить кого-нибудь. А теперь я попрошу васъ, государь, отпустить меня, потому что уже поздно.
   Король Олафъ засмѣялся, поцѣловалъ ее и сказалъ:
   -- А я хочу, чтобы ты осталась у меня. Не находишь ли ты, что мы хорошо подходимъ другъ къ другу, Вигдисъ? А для тебя не было бы ничего позорнаго, если бы ты стала моей любовницей. Я же хорошо вознаградилъ бы тебя за твою любовь.
   -- Неприличествуетъ это для васъ, государь,-- отвѣтила она,-- потому что вы можете взять себѣ любую дѣвушку, и вамъ не подобаетъ питъ изъ чаши, изъ которой пили уже другіе.
   Король засмѣялся еще веселѣе и опять поцѣловалъ ее. Онъ сказалъ:
   -- Такъ что же? Для меня уста твои все такъ же сладки.
   Съ этими словами онъ поднялъ ее, положилъ на скамью и хотѣлъ шутить съ ней.
   Тогда Вигдисъ уперлась рукой въ его грудь и сказала:
   -- Тотъ, въ котораго ты вѣришь, пострадалъ за тебя не для того, чтобы ты забывалъ Его ученіе.
   Король Олафъ отпустилъ ее. Помолчавъ немного, онъ сказалъ, что она можетъ уйти, если хочетъ.
   Вигдисъ спустила ноги на полъ. Теперь ей уже казалось, что, пожалуй, она могла бы и остаться у короля Олафа, но король сидѣлъ на скамьѣ и не говорилъ больше съ ней. Она встала, вышла изъ горницы и направилась на женскую половину.
   Наступилъ свѣтлый праздникъ, и въ эти дни король совсѣмъ не видался съ Вигдисъ. Но на третій день онъ снова послалъ за нею. При этомъ свиданіи присутствовали многіе изъ его приближенныхъ.
   Онъ сказалъ, что рѣшилъ послать съ ней въ Грефсинъ своихъ людей и помочь ей добиться возстановленія въ своихъ правахъ. Онъ обѣщалъ также помочь Иллуге и его товарищамъ вернуться въ родныя мѣста. Послѣ этого онъ отвелъ Вигдисъ въ сторону, посмотрѣлъ ей въ глаза и спросилъ:
   -- Скажи правду, Вигдисъ, собираешься ли ты выйти замужъ за Иллуге Бѣлокураго, когда ты получишь обратно свою усадьбу?
   Вигдисъ посмотрѣла на короля и отвѣтила:
   -- Плохого ты мнѣнія обо мнѣ, государь, если ты думаешь, что я охотнѣе буду играть съ волкомъ, чѣмъ со львомъ. Но теперь, когда я вижу, что ты такъ милостиво относишься ко мнѣ я понимаю, что среди государей нѣтъ равнаго тебѣ, и обращаюсь къ тебѣ еще съ одной просьбой: пусть со мной въ Вадинъ отправится священникъ, который выучилъ бы меня новой вѣрѣ и окрестилъ бы меня. Ибо теперь я вижу, что мой отецъ, полагавшійся только на свою собственную силу, все-таки погибъ. Такъ и я вѣрила раньше, но твоя вѣра лучше.
   Король Олафъ умилился еще больше: ему понравилась просьба Вигдисъ. Иллуге также захотѣлъ креститься. Онъ и Эйнаръ Хаделендингъ остались при дворѣ короля послѣ того, какъ онъ простилъ ихъ. Хермондъ же купилъ себѣ корабль и уѣхалъ въ чужіе края.
   Король послалъ съ Вигдисъ своихъ людей, отправился съ ними также и священникъ. Они пріѣхали въ Грефсинъ, и Коре хорошо принялъ Вигдисъ. Тутъ только она узнала, что въ ту ночь, когда горѣлъ Вадикъ, всѣ обитатели Грефсина были далеко на большомъ пиру. Когда Коре увидалъ зарево пожара, онъ собралъ всѣхъ своихъ людей и бросился преслѣдовать Колля Арнесона и, когда они встрѣтились, Коре убилъ Колля. Вигдисъ они искали очень долго. Въ концѣ концовъ они рѣшили, что она гдѣ-нибудь погибла.
   Дѣло Вигдисъ обсуждалось на судѣ и на Арнесоновъ наложили большой штрафъ. Ихъ наслѣдники должны были заплатить за смерть Эсы и за всѣ убытки, причиненные пожаромъ. Это былъ очень большой штрафъ.
   Вигдисъ выстроила лѣтомъ новые дома въ усадьбѣ. Односельчане прониклись къ ней большимъ уваженіемъ за ея мужество и ея умъ.
   Она велѣла крестить своего сына и назвала его Ульваромъ {Ульвъ по норвежски -- волкъ.} въ память той ночи, когда за ней гнались волки. Потомъ она выстроила церковь изъ хорошаго лѣса на пригоркѣ на берегу Фрюсья.
   Въ селеніи Осло жители съ радостью приняла новую вѣру, и Вигдисъ твердо придерживалась ея, хотя въ исполненіи обрядовъ она была не очень усердна, потому что у нея всегда было много дѣла въ управленіи помѣстьями.
   И вотъ въ теченіе многихъ лѣтъ въ Вадинѣ царила полная тишина. Но теперь надо разсказать о томъ, что было съ Льотомъ.
  

XXVI

   О Турбьернѣ Холегѣ упоминалось уже раньше. Это онъ воспитывалъ Льота Гиссурсена. Онъ былъ извѣстный и всѣми чтимый вождь. У Турбьерна было много сыновей, но о нихъ въ этомъ разсказѣ не будетъ идти рѣчь. Старшаго звали Лютингомъ и его уже не было въ живыхъ. Вдову Лютинга звали Гудрунъ, а прозвали ее Солнцемъ Восточныхъ Фьордовъ, потому что она была красивѣйшей женщиной въ Исландіи. При этомъ она была очень богата, умна и работяща, добра къ своимъ друзьямъ и вѣрна имъ и заботлива къ своимъ слугамъ, но вспыльчива, своевольна и очень горда. У Лютинга и Гудрунъ была только одна дочь, которую звали Лейкни. Люди говорили, что она унаслѣдовала отъ матери все хорошее, и Лейкни Лютингсдаттеръ всѣ любили. Передъ смертью Лютингъ обѣщалъ дочери, что она выйдетъ замужъ только за того, кого она сама выберетъ. Къ Лейкни сватались уже многіе, но она всѣмъ отказывала.
   Льотъ возвратился въ Исландію въ ту самую осень, когда онъ разговаривалъ съ Вигдисъ въ сэтерѣ. Первая вѣсть, встрѣтившая его на родинѣ, было о томъ, что Ветерлиде обручился съ Гудрунъ и что ихъ свадьба будетъ во второй половинѣ зимы. Льотъ отправился прямо въ свою усадьбу Скумедаль, гдѣ онъ и прожилъ всю зиму, никого не видя и никому не показываясь на глаза. Онъ не пріѣхалъ даже на свадьбу своего родственника, что очень удивило всѣхъ его близкихъ.
   Лѣтомъ, когда всѣ съѣхались на альтингъ {Альтингъ въ древней Исландіи -- прообразъ современнаго стортинга.}, Льотъ остался въ своей усадьбѣ. Ветерлиде и Гудрунъ были на альтингѣ и на обратномъ пути заѣхали въ Скумедаль. Они ничемъ не выразили своего недовольства на то, что Льотъ не пріѣхалъ къ нимъ на свадьбу. Напротивъ, они были очень ласковы съ нимъ и такъ просили его погостить у нихъ въ Хольтарѣ, что онъ, наконецъ, уступилъ ихъ просьбамъ и поѣхалъ съ ними.
   Ветерлиде устроилъ большой званый пиръ, на который съѣхалось много народу. Пиръ продолжался нѣсколько дней, все было такъ роскошно, что гости были довольны всѣмъ. Многіе замѣтили, что Льотъ былъ мраченъ и не веселился съ другими; онъ ни съ кѣмъ не разговаривалъ и не принималъ участія въ играхъ молодежи.
   Въ одинъ изъ первыхъ дней пиршества Ветерлиде надѣлъ на себя роскошный, расшитый золотомъ плащъ. Это былъ тотъ самый, который ему подарила Вигдисъ. Льотъ не сводилъ глазъ съ этого плаща. Подъ вечеръ Ветерлиде снялъ плащъ и положилъ его на скамью. Льотъ сѣлъ рядомъ, взялъ плащъ и разложилъ его у себя на колѣняхъ. Когда къ нему подошелъ Ветерлиде, онъ сказалъ:
   -- Помѣняйся со мной, другъ... дай мнѣ этотъ плащъ и скажи, что ты хочешь за него.
   -- Я не продаю того, что получилъ даръ,-- отвѣтилъ Ветерлиде.
   -- Такъ подари его мнѣ,-- сказалъ Льотъ.-- До сихъ поръ я у тебя еще никогда ничего не просилъ.
   Ветерлиде ничего не отвѣтилъ ему на это. Но тутъ подошла Гудрунъ, слышавшая конецъ ихъ разговора. Она сказала:
   -- Нехорошо было бы, Ветерлиде, если бы ты отказалъ въ чемъ-нибудь своему племяннику. Надо чтить своихъ гостей. Знай же, Льотъ, какъ мы любимъ тебя, забудь свою печаль, пойди играть съ молодежью и помѣряйся силой со своими сверстниками.
   Сказавъ это, она попросила Льота встать и накинула на его плечи плащъ. Этотъ плащъ былъ такъ хорошъ на немъ, что казалось, будто онъ былъ сшитъ нарочно для него. Послѣ этого Гудрунъ отошла отъ нихъ. Льотъ стоялъ, не зная, что дѣлать. Ветерлиде первый прервалъ молчаніе.
   -- Никогда не отдалъ бы я тебѣ этого плаща, если бы Гудрунъ не вмѣшалась въ это дѣло. Для тебя же самого было бы лучше, если бы плащъ не достался тебѣ... и мой совѣтъ выбрось изъ мыслей ту, которая сшила его.
   Льотъ отвѣтилъ:
   -- Правда, эта дѣвушка была мнѣ очень по сердцу, но этотъ плащъ мнѣ нравится самъ по себѣ, потому что онъ точно сшитъ для меня, и я все-таки благодарю тебя за твой невольный даръ, другъ, и принимаю то, что мнѣ дарятъ.
   Онъ произнесъ это съ улыбкой, перекинулъ плащъ черезъ руку и пошелъ спрятать его. Послѣ этого онъ вышелъ на дворъ, гдѣ состязалась въ играхъ молодежь.
   Тамъ отличались Оддъ и Сигурдъ Бейнесоны, которые считались лучшими борцами. Оддъ былъ самый сильный человѣкъ въ этомъ краю. Льотъ былъ также очень ловокъ въ обращеніи съ различнымъ оружіемъ, хотя онъ уже давно не упражнялся въ этомъ. Однако, мало по малу онъ разгорячился и въ концѣ концовъ всѣ признали, что Льотъ самый ловкій изъ нихъ всѣхъ. Однако, за Оддомъ осталось первенство въ силѣ.
   -- А мнѣ было бы все-таки интересно,-- сказалъ Льотъ,-- помѣриться силой съ Оддомъ.
   Оддъ пошелъ на его вызовъ и они схватились. Льотъ вскорѣ замѣтилъ, что его противникъ дѣйствительно гораздо сильнѣе его, и онъ напрягъ всѣ свои силы, а Оддъ, напротивъ, слишкомъ понадѣялся на себя. Кончилось тѣмъ, что Льотъ положилъ его на спину. Этимъ игры кончились на этотъ день.
   Льотъ спалъ эту ночь въ холодной клѣти. Утромъ, когда онъ лежалъ еще въ постели, онъ услыхалъ, что въ сосѣдней комнатѣ разговариваютъ двѣ женщины. Одна изъ нихъ сказала:
   -- Какъ ты отнеслась къ тому, что Одда Бейнесона вчера положили на спину? Теперь ему ужъ не придется хвастать тѣмъ, что его никто не можетъ побороть.
   Другая засмѣялась и отвѣтила:
   -- Мнѣ совсѣмъ все равно, можетъ кто-нибудь побороть Одда или нѣтъ, но я очень рада, что тотъ красавецъ поборолъ его.
   -- Ты называешь Льота красавцемъ?-- спросила первая.-- Вѣдь онъ смуглый и блѣдный, какъ мертвецъ.
   -- А я говорю все-таки именно о немъ,-- возразила первая.-- Вѣдь онъ-то и поборолъ Одда.
   Льотъ всталъ, одѣлся и вышелъ въ смѣжную комнату. Тамъ было нѣсколько дѣвушекъ и женщинъ и Льотъ обратилъ вниманіе на одну изъ нихъ, которую онъ раньше здѣсь не видалъ. На ней было свѣтлозеленое, расшитое платье; она была очень красива. Она была небольшого роста, но пухленькая и хорошо сложена, у нея были маленькія руки и ноги, свѣтло русые волосы и прекрасные голубые глаза. Но лучше всего были ея волосы, они были такіе длинные и густые, что падали на ея плечи золотой мантіей. Она какъ разъ стояла и расчесывала ихъ, когда онъ вошелъ въ горницу.
   Льотъ заговорилъ съ молодыми дѣвушками, но онъ не сводилъ глазъ съ златокудрой красавицы. Когда она расчесала свои волосы, онъ подошелъ къ ней и попросилъ у нея гребень. Она дала его ему и онъ сказалъ ей:
   -- Это ты назвала меня красавцемъ?
   Она слегка зардѣлась, но засмѣялась и отвѣтила:
   -- Если бы я знала, что ты не спишь и подслушиваешь... Но вѣдь такъ понятно, что когда знаешь человѣка съ малыхъ лѣтъ, то говоришь о немъ хорошо.
   Льотъ удивился, и помолчавъ немного спросилъ:
   -- Скажи, какъ тебя зовутъ? Я тебя не знаю.
   -- Не все ли равно тебѣ,-- отвѣтила молодая дѣвушка, и по ея тону Льотъ понялъ, что она разсердилась. Тогда Льотъ сказалъ:
   -- О, теперь я вспомнилъ... Но когда мы видѣлись съ тобой въ послѣдній разъ, ты и наполовину не была такой красивой...
   -- Ну, вы не очень-то тогда обращали вниманіе на меня, ты и другіе мальчики, когда мы жили вмѣстѣ въ Эйре у моего дѣда,-- отвѣтила Лейкни.
   Другія дѣвушки засмѣялись, но онѣ поняли, что ей понравились слова Льота.
   Тутъ Льотъ узналъ, что Лейкни нѣкоторое время гостила у Турбьерна и только наканунѣ вернулась домой. Льотъ сталъ разспрашивать о томъ, какъ всѣ поживаютъ въ Эйре, и долго болталъ съ Лейкни, потому что она была умная дѣвушка и за словомъ въ карманъ не лѣзла. Вечеромъ онъ все время сидѣлъ возлѣ нея и пилъ съ ней. Онъ сказалъ между прочимъ:
   -- Какъ странно, Лейкни, что ты до сихъ поръ не вышла замужъ. Впрочемъ, я понимаю, что для тебя трудно подыскать подходящаго мужа.
   -- Ну, это не такъ трудно,-- отвѣтила она.-- Но не лишнее быть посторожнѣе въ такихъ дѣлахъ. Во всякомъ случаѣ мнѣ не хотѣлось бы устроить свою жизнь такъ, чтобы потомъ передѣлывать ее заново.
   Льотъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Да, я вижу, что на тебя угодить трудно. И я не рѣшился бы попытать здѣсь счастья.
   На это Лейкни ничего не отвѣтила и они заговорили о другомъ. На слѣдующій день Льотъ отправился домой.
  

XXVII

   Поздно осенью у Гудрунъ родился сынъ. Ветерлиде крестилъ его и назвалъ его Атло. Нѣсколько дней Гудрунъ лежала въ постели. Разъ какъ-то она осталась съ Лейкни вдвоемъ. Лейкни сидѣла на кровати матери и пеленала новорожденнаго. Когда она покончила съ этимъ, она взяла его на руки, стала цѣловать и ласково приговаривать:
   -- Какой милый мальчикъ... Знаешь, мать мнѣ хотѣлось бы, чтобы это былъ мой ребенокъ, а не твой.
   Гудрунъ замѣтила съ раздраженіемъ:
   -- Дай мнѣ ребенка сюда и не говори вздора. По правдѣ сказать, тебѣ дѣйствительно пора бы обзавестись семьей. Тебѣ вѣдь уже двадцать лѣтъ; не понимаю, чего ты ждешь? Почему ты не можешь выйти замужъ, какъ всѣ другія дѣвушки? Ты могла бы взять, напримѣръ, Одда Бейнисона. Съ нимъ ты была счастлива и жила бы хорошо.
   -- Вѣдь я уже говорила тебѣ, что выйду замужъ только за человѣка почтеннаго, котораго всѣ уважаютъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, ты могла бы выйти замужъ за Рунольва,-- отвѣтила мать.
   Лейкни отвѣтила со смѣхомъ:
   -- Ты, конечно, шутишь, мать. Говорятъ, что этого стараго хрыча укладываютъ въ постель слуги, да и поднимаютъ изъ постели они же.
   -- Такъ что же?-- сказала Гудрунъ.-- Вѣдь и ты когда нибудь состаришься. А людямъ въ концѣ концовъ надоѣсть свататься къ тебѣ, разъ ты изъ всѣхъ дѣлаешь дураковъ.
   -- Ничего, когда-нибудь и я достану себѣ мужа,-- отвѣтила Лейкни. Потомъ она прибавила: -- Вотъ, если бы Вига-Льотъ изъ Скумедаля пріѣхалъ сюда и посватался за меня, то я доставила бы тебѣ удовольствіе и дала бы ему свое согласіе. Тогда тебѣ не надо было бы больше сердиться на меня за то, что я не выхожу замужъ.
   Мать отвѣтила:
   -- Ты такъ безразсудно говоришь, что даже твой покойный отецъ разсердился бы на тебя! Вотъ ужъ куда я меньше всего согласилась бы уѣхать, если бы я была молодой дѣвушкой. Жить въ этой пустынѣ, гдѣ никогда не видно живой души!
   -- А я слышала, что помѣстье очень хорошее,-- отвѣтила Лейкни.-- А мой дѣдъ и всѣ мои родные были бы очень довольны этимъ.
   -- Да, Ветерлиде былъ бы также доволенъ,-- отвѣтила мать,-- Почему бы ему не пожелать своему племяннику такой хорошей партіи? Но я мечтала о другомъ, мнѣ хотѣлось бы, чтобы у тебя былъ мужъ болѣе богатый и могущественный.
   -- Такъ что же, мы будемъ достаточно богаты, когда соединимъ наше имущество,-- отвѣтила Лейкни.-- И я всегда слышала, что Льотъ обладаетъ всѣми свойствами вождя.
   Съ минуту она помолчала, потомъ прибавила:
   -- Мать, поговори объ этомъ съ Ветерлиде... Но не говори что я просила тебя объ этомъ.
  

XXVIII

   Льотъ былъ дома у себя въ Скумедалѣ, когда нему пріѣхалъ Ветерлиде. Это было среди зимы и Ветерлиде сказалъ, что онъ пріѣхалъ къ нему погостить. Льотъ принялъ его очень хорошо, и какъ дядя, такъ и племянникъ были очень довольны этимъ свиданіемъ.
   Помѣстье Льота находилось въ долинѣ, которая называлась также Скумедаль. По обѣ стороны долины были высокія горы, а по серединѣ протекала рѣка, по другую сторону рѣки росла хорошая березовая роща и тамъ было прекрасное пастбище для скота, а въ рѣкѣ водилось много рыбы. У Льота было много скота и Ветерлиде тщательно присмотрѣлся къ тому, какъ Льотъ ведетъ свое хозяйство. Онъ прише лъ къ выводу, что Льотъ очень хорошій хозяинъ, чего трудно было ожидать отъ такого молодого человѣка. Однажды, когда они гуляли вмѣстѣ, онъ сказалъ своему племяннику:
   -- У тебя здѣсь полная чаша, племянникъ, и не хватаетъ только одного... пора тебѣ жениться и взять въ домъ хозяйку. Все пойдетъ еще лучше, когда тебя будетъ жена. Правда, у тебя хорошая управительница, но она становится стара. Кромѣ того, ты могъ бы пріумножить свое состояніе богатой женитьбой.
   Льогь отвѣтилъ, что его старая управительница хорошо справляется со своимъ дѣломъ, тѣмъ болѣ что она жила въ помѣстьи съ самой смерти его отца.
   -- Ну, а жениться я всегда успѣю,-- прибавилъ Льотъ.
   -- Ты такъ теперь говоришь?-- сказалъ Ветерлиде.
   Льотъ молчалъ. Тогда Ветерлиде прибавилъ:
   -- Не можетъ же этого быть, чтобы ты до сихъ поръ еще мечталъ о Вигдисъ Гуннарсдаттеръ?
   Льотъ покраснѣлъ и быстро отвѣтилъ:
   -- Да и не знаю я, за кого мнѣ свататься... если бы даже я и рѣшилъ жениться.
   -- Лѣтомъ ты, кажется, разговаривалъ съ Лейкни Лютингсдаттеръ,-- сказалъ Ветерлиде.-- Какъ она тебѣ нравится?
   -- Она мнѣ понравилась,-- сказалъ Льотъ раздумчиво.-- Она красива, да и говоритъ хорошо. Но мнѣ никогда и въ голову не приходило свататься къ ней.
   -- Она настолько же умна, насколько красива, замѣтилъ Ветерлиде,-- да и добра она ко всѣмъ и работяща. Я говорилъ съ ней о тебѣ и мнѣ кажется, что она не отказала бы тебѣ. Ея судьбой распоряжается Турбьернъ, а также Гудрунъ и она сама. По правдѣ сказать, мнѣ казалось, что вы были бы хорошей парой. Да и многіе радовались бы, если бы вы поженились.
   -- Я понимаю, дядя, что ты желаешь мнѣ добра,-- отвѣтилъ Льотъ.-- И съ твоей стороны очень хорошо, что ты хочешь помочь мнѣ найти хорошую жену. Но мнѣ-то самому не хочется жениться такъ рано.
   Ветерлиде попросилъ его подумать объ этомъ послѣ этого уже не заводилъ съ нимъ такого разговора. Онъ замѣтилъ, что Льотъ плохо спитъ по ночамъ и, повидимому, находится подъ бременемъ тяжелыхъ мыслей.
   Въ послѣдній день своего пребыванія въ Скумедалѣ Ветерлиде опять спросилъ Льота, думалъ ли онъ о его предложеніи. Льоть отвѣтилъ:
   -- Еще разъ благодарю тебя за заботы обо мнѣ, другъ. Я прошу тебя помочь мнѣ въ этомъ дѣлѣ и поговорить съ Лейкни. Я знаю, что ты желаешь мнѣ только добра.
   Льотъ уѣхалъ вмѣстѣ съ Ветерлиде. Гудрунъ и Лейкни встрѣтили его очень ласково и всѣ пришли къ соглашенію. Весной Льотъ женился на Лейкни, Ветерлиде отпраздновалъ ихъ свадьбу очень пышно. Послѣ свадьбы Льотъ и Лейкни отправились въ Скумедаль и зажили тамъ тихо и согласно.
  

ХХІХ

   Однажды лѣтомъ Льотъ отправился въ долину на сѣнокосъ. Былъ очень теплый, солнечный день. Льотъ взялъ съ собой двоихъ работниковъ; они косили по одну сторону рѣки, а Льотъ пошолъ косить на противоположный берегъ. Онъ снялъ съ себя куртку и былъ въ одной рубахѣ и короткихъ штанахъ. Сѣнокосъ былъ такъ далеко отъ усадьбы, что ходить обѣдать туда было бы очень затруднительно, а потому Льотъ рѣшилъ пойти закусить вмѣстѣ съ работниками, когда настанетъ время обѣда. Вдругъ онъ увидѣлъ вдали Лейкни,-- она шла по противоположному берегу рѣки. Она была одѣта тщательно, на ней было свѣтло-зеленое платье, которое она прежде надѣвала только для гостей; въ рукахъ она несла небольшой узелъ. Она остановилась и поговорила съ работниками и дала имъ что-то изъ узла. Потомъ она перешла по камнямъ черезъ рѣку и подошла къ Льоту.
   -- Мать прислала мнѣ меду,-- сказала она.-- Вотъ я и рѣшила, что вамъ всѣмъ пріятно будетъ освѣжиться имъ въ эту жару во время работы.
   -- Не стоило тебѣ изъ-за этого безпокоиться самой,-- отвѣтилъ Льотъ.
   -- О, это пустяки, возразила Лейкни.-- Въ такую погоду, когда надо поскорѣе работать, нельзя безпокоить людей. Кромѣ того, мнѣ захотѣлось взглянуть самой, хорошо ли сѣно въ нынѣшнемъ году.
   Льотъ сказалъ, что ему придется пойти на другую сторону рѣки, чтобы закусить вмѣстѣ съ работниками. Лейкни засмѣялась и показала на свой узелъ.
   -- Неужели же ты думалъ, что я не позабочусь о ѣдѣ для тебя? Зачѣмъ же было мнѣ тогда идти въ такую даль? Пойдемъ сядемъ вотъ на тотъ пригорокъ, тамъ тѣнисто и прохладно.
   Они пошли и по дорогѣ брали пригоршни сѣна и нюхали его. Въ концѣ луга былъ пригорокъ съ березками, и Лейкни съ наслажденіемъ вдыхала въ себя воздухъ, который былъ напоенъ благоуханіемъ свѣжей березовой листвы. Она нашла удобное мѣстечко между камнями, гдѣ росла мягкая травка и было больше тѣни. Она позвала сюда Льота.
   -- Здѣсь ты можешь отдохнуть и даже поспать послѣ того какъ поѣшь,-- сказала она.
   Они поѣли и попили, и Лейкни была очень весела и все время шутила, Льотъ улегся на травѣ и рѣшилъ поспать немного. Онъ, прикрылъ глаза рукой отъ свѣта. Увидя это, Лейкни сняла съ головы платокъ и прикрыла имъ его лицо. Черезъ минуту она сказала:
   -- Положи голову ко мнѣ на колѣни, такъ тебѣ будетъ удобнѣе.
   Льотъ положилъ голову на ея колѣни и сталъ смотрѣть на нее. На ея непокрытую голову падали лучи солнца и золотили ея волосы. Льотъ сказалъ:
   -- Вотъ сейчасъ ты совсѣмъ такая, какой была, когда встрѣтилъ тебя въ Хольтарѣ.
   Лейкни засмѣялась и спросила его:
   -- Скажи, Льотъ, доволенъ ли ты, что мы тогда встрѣтились... и вообще доволенъ ли ты, что здѣсь съ тобой?
   -- Ты и сама хорошо знаешь, что я доволенъ,-- отвѣтилъ онъ.
   Лейкни возразила:
   -- Откуда же мнѣ это знать? Иногда мнѣ кажется, что на душѣ у тебя какое-то бремя... Вѣдь ты совсѣмъ ужъ не тотъ, какимъ былъ когда-то. Помнишь, какъ мы, бывало, играли и бѣгали взапуски? Ты былъ всегда такой веселый и шутливый... А теперь тебя почти совсѣмъ не слышно.
   -- На что это было бы похоже,-- отвѣтилъ Льотъ,-- если бы люди на всю жизнь оставались такими, какими были въ дѣтствѣ?
   -- Про тебя тогда говорили, будто ты умѣешь хорошо пѣть и складывать стихи,-- продолжала Лейкни.-- Не скажешь ли ты мнѣ какое-нибудь стихотвореніе?
   -- Ахъ, все это выдумали про меня,-- отвѣтилъ онъ.-- Стихи мои никогда ничего не стоили.
   -- А ты все-таки скажи мнѣ ихъ,-- просила она.
   -- Я ничего не помню,-- отвѣтилъ онъ.-- Это было такъ давно.
   Лейкни взяла обѣими руками его голову и тихо проговорила:
  
   Вспомню лишь дѣвушку съ русой косою,
   Ноченьку всю я не сплю отъ тоски.
   Быстрыя мысли мои легкокрылыя
   Мчатся средь ночи все къ ней чрезъ моря.
  
   -- Я слышала, что эти стихи сложилъ ты.
   -- Что же, можетъ быть, такъ это и было,-- отвѣтилъ онъ.-- Но я этого не помню.
   -- Что эта была за дѣвушка?-- спросила Лейкни.-- Можетъ быть, она отказала тебѣ?
   -- Ахъ, развѣ можно серьезно принимать то, что говорится въ стихахъ,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Мало ли что можетъ придти въ голову? Это могло относиться и къ той и къ другой, и къ кому угодно.
   Лейкни помолчала немного, потомъ спросила:
   -- Это была дѣвушка, которую ты охотнѣе взялъ бы въ жены, чѣмъ меня?
   -- Нѣтъ, это не такъ,-- отвѣтилъ онъ.
   Она наклонилась и поцѣловала его, а онъ погладилъ ее по щекѣ и по шеѣ.
   -- Ну, теперь и мнѣ захотѣлось полежать,-- сказала Лейкни, поднимая его голову съ своихъ колѣнъ.
   -- Что же, полежи,-- отвѣтилъ Льотъ, давая ей мѣсто возлѣ себя.-- Здѣсь лежать хорошо.
   И онъ снова покрылъ себѣ лицо ея платкомъ. Лейкни улеглась рядомъ съ нимъ; она подперла голову рукой и смотрѣла на него.
   -- Ахъ, какой ты соня!-- сказала она.
   Его рубашка была раскрыта на груди и она стала щекотать его вѣточкой подъ подбородкомъ. Льотъ поймалъ ея руку и поигралъ ею, но глазъ онъ не открывалъ.
   -- Что это за шрамъ у тебя на шеѣ?-- спросила она. Она наклонилась и поцѣловала шрамъ.
   -- Ты щекочешь меня,-- сказалъ Льотъ.-- кромѣ того, я весь въ поту.
   -- Но вѣдь ты хотѣлъ спать,-- напомнила Лейкни.
   -- Да, если бы ты только посидѣла тихо,-- засмѣялся Льотъ,-- Да вѣдь и ты хотѣла спать?
   -- А ты усталъ?-- спросила Лейкни.
   -- Да, очень усталъ, отвѣтилъ онъ.
   Послѣ этого они замолчали, и Льотъ заснулъ. Но Лейкни все время сидѣла возлѣ него и не сводила съ него глазъ.
  

XXX

   Послѣ альтинга Льотъ и Лейкни уѣхали къ Ветерлиде къ Хольтаръ и тамъ гостили у него нѣкоторое время. Однажды Льотъ уѣхалъ далеко въ луга, чтобы посмотрѣть табунъ лошадей, принадлежавшій Ветерлиде. По дорогѣ онъ повстрѣчался съ Оддомъ Бейнесономъ, который ѣхалъ въ сопровожденіи работника. Оддъ поздоровался съ нимъ и сказалъ:
   -- Намъ кажется, по пути, поѣдемъ вмѣстѣ.
   Льотъ отвѣтилъ, что ничего не имѣетъ противъ того, чтобы ѣхать вмѣстѣ, разъ Оддъ этого хочетъ. Онъ спросилъ, какъ поживаютъ всѣ въ Хольтарѣ и здорова ли Лейкни. Льотъ отвѣтилъ, что всѣмъ живется хорошо и всѣ здоровы.
   Они отыскали табунъ и полюбовались лошадьми. Послѣ этого они опять отправились назадъ въ долину. Оддъ говорилъ очень много и былъ очень ласковъ. Льотъ же говорилъ мало и едва отвѣчалъ ему. Наконецъ они сошли съ лошадей и рѣшили закусить взятой съ собой провизіей. Въ то время, какъ они сидѣли и ѣли, Оддъ спросилъ:
   -- Правду ли говорятъ люди, что ты, Льотъ, не выносишь когда тебѣ напоминаютъ о твоемъ неудавшемся сватовствѣ?
   -- Разъ ты дѣйствительно собираешься дружить со мной,-- отвѣтилъ Льотъ,-- то лучше было бы, если бы ты не разспрашивалъ меня объ этомъ... Впрочемъ, можетъ быть, ты и самъ распространяешь эти сплетни?
   -- Нѣтъ, объ этомъ говорили люди, которые встрѣтили тебя въ Нидаросѣ, когда ты тамъ проливалъ слезы по одной норвежской дѣвушкѣ.
   Льотъ вскочилъ и схватился за топоръ. Оддъ тоже всталъ и закрылся щитомъ, размахивая въ то же время копьемъ.
   -- Тебѣ не будетъ отъ меня пощады, разъ ты этого самъ добиваешься,-- въ бѣшенствѣ вскричалъ Льотъ и, разрубивъ щитъ Одда, вонзилъ ему топоръ глубоко въ плечо. Оддъ упалъ смертельно раненый.
   Работникъ, сопровождавшій Одда, былъ совсѣмъ молодой парень, онъ испугался и ускакалъ. Льотъ поѣхалъ въ Хальтаръ и разсказалъ о томъ, что случилось. Ветерлиде спросилъ, что онъ намѣревается теперь дѣлать. Льотъ сказалъ, что ничего не собирается дѣлать, но думаетъ, что тѣ, кто будутъ вести дѣло Одда, не получатъ отъ этого никакой прибыли.
   Немного спустя Ветерлиде вышелъ изъ горницы. Льотъ остался одинъ съ Лейкни, толко въ уголку сидѣли двое маленькихъ дѣтей, Атле и Лютингъ, и играли. Льотъ бросился на кровать и растянулся. Лейкни прибирала кое-что въ горницѣ и время отъ времени разспрашивала его о томъ, какъ все произошло. Онъ отвѣчалъ ей уклончиво, а иногда и совсѣмъ ничего не отвѣчалъ. Наконецъ Лейкни замѣтила:
   -- Мнѣ кажется, что ты могъ бы все-таки сказать мнѣ, какой разговоръ довелъ тебя до этого.
   -- Ахъ, все это вздоръ,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Все дѣло въ томъ, что Оддъ хотѣлъ найти какой-нибудь предлогъ, чтобы схватиться со мной.
   -- Надѣюсь, все это вышло не изъ-за меня?-- спросила Лейкни.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Но Оддъ все-таки думалъ о тебѣ.
   Лейкни подошла къ нему и сѣла на кровать. Съ минуту она смотрѣла на Льота, а потомъ сказала:
   -- Нѣтъ, Льотъ, это было не такъ.
   Льотъ слегка пошевелился на постели. Онъ хотѣлъ отвѣтить ей, но она положила ему руку на грудь и продолжала:
   -- Я знаю только одно: не изъ-за меня ты сталъ такимъ молчаливымъ и печальнымъ. Это случилось послѣ того, какъ ты вернулся изъ Норвегіи. И не я у тебя въ мысляхъ день и ночь. Это я знаю.
   Онъ отвѣтилъ:
   -- Я хотѣлъ бы, Лейкни, чтобы ты была довольна своимъ замужествомъ, потому что я всегда во всемъ всегда старался угодить тебѣ. Но если у меня и есть печаль, которую я скрываю отъ всѣхъ, то, вѣдь, для меня самого это тяжелѣе, чѣмъ для кого-нибудь другого... и, мнѣ кажется, ты могла бы оставить меня въ покоѣ.
   Она хотѣла ему отвѣтить что-то, но въ эту минуту ея взоръ остановился на плащѣ, который вышила для Ветерлиде Вигдисъ,-- онъ лежалъ въ ногахъ кровати. Она схватила плащъ и, бросивъ его на полъ, крикнула:
   -- Въ десять разъ больше думаешь ты о норвежской дѣвушкѣ, которая, какъ говорятъ люди, прогнала тебя, чѣмъ обо мнѣ! А я всегда была съ тобой добра и ласкова!
   Льотъ вскочилъ и хотѣлъ поднять плащъ, но она успѣла схватить его и хотѣла уже бросить на горящій очагъ. Льотъ сталъ вырывать у нея плащъ, но она крѣпко держала его въ рукахъ. Тогда онъ обхватилъ ее одной рукой за талію, а другой сжалъ обѣ ея руки. Она крикнула отъ боли, но все-таки не выпустила изъ рукъ плаща, пока онъ не ударилъ ее съ силой по рукамъ. Она выронила плащъ и заплакала. Льотъ взялъ его и вышелъ изъ горницы.
   Лейкни сѣла на порогѣ дома, она горько плакала, закрывъ лицо руками, и не замѣтила, какъ къ ней подошла мать. Гудрунъ спросила, что съ ней случилось. Лейкни отвѣтила, что ничего не случилось, но тутъ маленькій Атле подползъ къ порогу и сказалъ:
   -- Мать, она плачетъ, потому, что ея хозяинъ прибилъ ее... Онъ сдѣлалъ ей такъ больно, такъ больно тамъ, у очага.
   -- Это неправда!-- воскликнула Лейкни.
   Гудрунъ вошла въ горницу и увидала, что Лютингъ сидитъ на полу и горько плачетъ. На ея вопросъ, о чемъ онъ плачетъ, онъ отвѣтилъ, что отецъ обидѣлъ мать. Гудрунъ вышла изъ себя и стала бранить Льота.
   -- Первому моему мужу, Эгилю, я показала, что значитъ бить меня,-- сказала она.-- Когда онъ осмѣлился дотронуться до меня, я сейчасъ же убѣжала отъ него. А за то, что онъ не хотѣлъ возвратить мнѣ моего имущества, онъ поплатился жизнью. Послѣ этого меня уже не посмѣли трогать ни Лютингъ, ни Ветерлиде.
   -- Замолчи, мать,-- сказала Лейкни.-- Льотъ не билъ меня... онъ только потащилъ меня за руку, и я первая начала ссору съ нимъ.
   Въ эту минуту въ горницу вошелъ Льотъ. Онъ не слушалъ, что говорила Гудрунъ, а подошелъ къ Лейкни и сказалъ:
   -- Я поступилъ съ тобой очень дурно, милая Лейкни... и ты сказала правду... отъ тебя я видѣлъ только добро и ласку.
   Лейкни разразилась слезами, она закрыла лицо фартукомъ и выбѣжала на дворъ. Льотъ послѣдовалъ за ней. Долго они не возвращались, но когда они, наконецъ, вернулись, то Лейкни уже больше не плакала. Она все льнула къ Льоту и видъ у нея былъ довольный и счастливый.
   На слѣдующій день они отправились домой. Вначалѣ было рѣшено, что Лейкни останется у матери на все лѣто, пока у нея не родится ребенокъ. Гудрунъ находила, что во многихъ отношеніяхъ было бы хорошо, если бы Льотъ нѣкоторое время пожилъ одинъ, безъ жены. Но теперь Льотъ и Лейкни оба захотѣли поскорѣе уѣхать въ Скумедаль. Ветерлиде и Гудрунъ предложили взять на воспитаніе маленькаго Лютинга, который былъ всего на годъ моложе ихъ сына Атле. На это Льотъ и Лейкни согласились. Послѣ этого они уѣхали домой.
   Во время пути между ними царило полное согласіе. Но вотъ насталъ послѣдній день, имъ приходилось проѣзжать по ущелью. Ихъ слуги ѣхали впереди, а потому Льотъ сошелъ съ лошади и сталъ вести лошадь Лейкни въ поводу. Погода была сѣрая и ненастная. Лейкни сказала вдругъ Льоту:
   -- Я много думала о томъ, что ты мнѣ сказалъ въ Хальтарѣ. Но если это было такъ, если тебя больше всего огорчаетъ только то, что тѣ люди отказали тебѣ, то ты долженъ былъ бы утѣшиться,-- вѣдь я была завидной невѣстой и у меня хорошее приданое, на которое многіе зарились.
   -- Не то огорчаетъ меня,-- отвѣтилъ онъ.-- Мнѣ просто досадно, что Бейнесоны и ихъ друзья распространяютъ разные слухи по этому поводу.
   -- И еще я не понимаю, сказала она послѣ нѣкотораго молчанія,-- почему ты такъ дорожишь этимъ плащемъ, разъ ты не думаешь больше о той, которая вышила его.
   -- Да просто потому, что онъ мнѣ очень удобенъ,-- отвѣтилъ Льотъ.
   Въ эту минуту пошелъ снѣгъ и вѣтеръ подулъ имъ прямо въ лицо. Когда порывы вѣтра немного утихли, Лейкни спросила опять:
   -- Она была красивѣе меня, эта норвежская дѣвушка?
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ, глядя въ сторону.-- Большая часть людей сказали бы, что ты красивѣе.
   -- Но, можетъ быть, она была богаче меня,-- продолжала Лейкни.
   -- Нѣтъ, я думаю, что она была бѣднѣе тебя,-- отвѣтилъ Льотъ тѣмъ же тономъ.
   -- Да, но ты все таки любилъ ее больше,-- сказала Лейкни съ досадой.-- Чѣмъ же она была лучше меня?
   -- Ну, ужъ если на то пошло, она была лучше тебя хотя бы тѣмъ, что не разспрашивала меня такъ много,-- сказалъ Льотъ съ натянутымъ смѣхомъ.
   Лейкни наклонилась, чтобы посмотрѣть на него. Она замѣтила, что лицо у него было такое же сѣрое, какъ камни на утесѣ. Воцарилось долгое молчаніе. Никто не произносилъ ни слова.
   Когда они вышли изъ ущелья, вѣтеръ стихъ и снѣгъ не шелъ больше. Имъ пришлось перейти еще черезъ большую равнину. Льотъ далъ Лейкни повода и хотѣлъ уже вскочить въ сѣдло, когда она сказала:
   -- Теперь мы никогда ужъ больше не будемъ говорить объ этомъ, обѣщаю тебѣ. Я прошу тебя только еще объ одномъ: скажи мнѣ ея имя.
   Льотъ стоялъ, прислонясь къ лошади и долго ничего не говорилъ, устремивъ взглядъ куда-то въ даль. Наконецъ онъ произнесъ очень тихо: -- Вигдисъ.
   Сказавъ это, онъ вскочилъ въ сѣдло. Они ѣхали рядомъ и ничего не говорили. Но когда они пріѣхали домой, то Лейкни была печальна и тиха. Такъ это было все время, пока у нея подъ осень не родился сынъ. Льотъ крестилъ его и далъ ему имя Гиссуръ. Послѣ этого Лейкни стала повеселѣе.
  

XXXI

   Слѣдующей осенью, когда съ горъ пригнали въ Скумедаль овецъ, оказалось, что не хватаетъ нѣсколькихъ ягнятъ. Льотъ рѣшилъ самъ отправиться въ поиски за ними вмѣстѣ съ однимъ работникомъ.
   Дня черезъ три работникъ возвратился съ ягнятами. Лейкни спросила, гдѣ хозяинъ. Работникъ отвѣтилъ, что онъ остался на сэтерѣ, чтобы исправить очагъ и законопатить стѣны.
   Съ минуту Лейкни стояла въ нерѣшительности и смотрѣла на горы. Была ясная солнечная погода и недавно выпавшій снѣгъ ярко сверкалъ по склонамъ. Немного спустя Лейкни объявила слугамъ, что она отправится также на сэтеръ; она взяла съ собой только одного стараго раба, который былъ при ней, когда она была еще ребенкомъ, и который ходилъ за ней, какъ собака. Съ нимъ она и отправилась въ путь.
   Они пришли на сэтеръ до заката солнца, но Льота они тамъ не застали. Они видѣли, что днемъ онъ нарѣзалъ дернъ и приносилъ его съ сосѣдняго болота, возлѣ избы лежали заступъ и мотыга. Они вошли въ избу, на очагѣ тлѣли еще непотухщіе угли.
   Изба была сложена изъ камня и снаружи покрыта дерномъ, какъ это обыкновенно дѣлается въ Исландіи. Внутри по стѣнамъ шла скамья, тоже изъ камня и дерна. Поперечная, скамья была такой ширины, что на ней могли лежать рядомъ двое. На этой скамьѣ была устроена постель, а чтобы туда не попадалъ дымъ и не сквозило изъ двери, надъ скамьей была устроена перекладина, и на ней висѣли шкуры и одѣяла въ видѣ полога.
   Лейкни ждала довольно долго, но Льотъ не возвращался. Наконецъ, она сказала рабу, что онъ можетъ пойти въ хлѣвъ и лечь тамъ. А такъ какъ въ избѣ было довольно холодно, а она не хотѣла разводить огня, пока не возвратится мужъ, боясь, что топлива не хватитъ, то она и рѣшила лечь въ постель. Она задернула передъ постелью одѣяла, чтобы защититься отъ холода, и сейчасъ же погрузилась въ глубокій сонъ.
   Ночью ее разбудилъ говоръ въ избѣ. Она заглянула за одѣяло, и увидала, что на очагѣ горитъ огонь. Льотъ сидѣлъ на скамьѣ спиной къ ней. Противъ него сидѣлъ кто-то другой, но Лейкни не могла разглядѣть его; когда же онъ заговорилъ, она узнала голосъ своего отчима.
   Онъ говорилъ:
   -- Съ твоей стороны очень неблагоразумно, племянникъ, что ты живешь здѣсь въ горахъ, когда у тебя распря съ Сигурдомъ Бейнесономъ и его родными. Тебѣ слѣдовало бы быть поосторожнѣе. Для Лейкни было бы ужаснымъ горемъ потерять тебя. Да и сыновья твои еще совсѣмъ маленькіе и нуждаются въ тебѣ.
   Льотъ сидѣлъ, прислонясь головой къ стѣнѣ. Онъ отвѣтилъ:
   -- Я слишкомъ презираю моихъ враговъ, чтобы ради нихъ брать съ собой провожатыхъ. Да и знаю я хорошо, что не отъ ихъ я умру. Есть человѣкъ, который пожелалъ мнѣ самой ужасной смерти... и когда-нибудь мы съ нимъ встрѣтимся. А до всего остального мнѣ нѣтъ никакого дѣла...
   -- О чемъ ты говоришь?-- спросилъ Ветерлиде.
   Но Льотъ ничего не отвѣтилъ. Помолчавъ немного, онъ сказалъ:
   -- Лучше было бы для Лейкни, если бы она овдовѣла молодой, тогда она могла бы еще утѣшиться.
   -- Плохо ты знаешь ее,-- замѣтилъ Ветерлиде.-- Я думаю, что она не вышла бы замужъ во второй разъ, потому что она чтитъ память тѣхъ, кого любитъ.
   Льотъ сидѣлъ не шевелясь и молчалъ. Ветерлиде продолжалъ:
   -- Ты, конечно, и самъ понимаешь, что такой жены, какая досталась тебѣ, ты не нашелъ бы больше, если бы искалъ даже по всему свѣту.
   -- Это правда,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Но мнѣ во сто кратъ милѣе черное родимое пятнышко на груди у той, чѣмъ всѣ прелести Лейкни. Больше любилъ я ту, когда она нанесла мнѣ ударъ ножомъ въ горло, чѣмъ я люблю Лейкни, когда обнимаетъ мою шею руками. Меньше угнетала меня печаль, когда я ѣхалъ зимою по дремучему Доврскому лѣсу и думалъ о гнѣвныхъ словахъ той, чѣмъ когда я возвращаюсь въ Скумедаль и знаю, что Лейкни встрѣтитъ меня ласковыми словами на порогѣ нашего дома. Лучше бы мнѣ попасть въ лапы бѣлаго медвѣдя, чѣмъ думать, что она въ объятьяхъ Коре...
   Ветерлиде воскликнулъ въ большомъ гнѣвѣ:
   -- Нехорошо ты устроилъ твою жизнь, племянникъ! Но хуже всего то, что ты не сказалъ объ этомъ, прежде чѣмъ связать съ собой Лейкни.
   -- Ты правъ,-- отвѣтилъ Льотъ.-- Но я надѣялся, что забуду ту, когда женюсь. Теперь же я вижу, что-то дурное, въ чемъ я провинился передъ ней, пало на мою же голову, и я самъ страдаю отъ этого еще больше. Ибо до конца моихъ дней я буду скорбѣть о томъ, что я обладалъ свѣтловолосой дѣвушкой, и потерялъ ее навсегда.
   -- Ты меня пугаешь,-- сказалъ Ветерлиде.-- Неужели же ты зломъ отплатилъ Гуннару за его гостепріимство?
   -- Хуже, чѣмъ ты думаешь,-- отвѣтилъ Льотъ.-- То были лучшія минуты моей жизни, когда я вмѣстѣ съ Вигдисъ собиралъ ягоды у жертвенника въ лѣсу. На душѣ у меня было тогда радостнѣе, чѣмъ когда я, почти мальчикомъ, убилъ убійцу моего отца. Но когда она уходила съ послѣдняго нашего свиданія, она уносила съ собой большое горе... хотя позже я понялъ, что себѣ самому я причинилъ большое горе.
   Ветерлиде сказалъ гнѣвно:
   -- Если ты совершилъ насиліе надъ дочерью Гуннара, то ты сдѣлалъ подлость, какой я никогда отъ тебя не ожидалъ!
   Льотъ горько улыбнулся:
   -- Можетъ быть, я самъ еще меньше ожидалъ этого отъ себя.
   Ветерлиде замѣтилъ:
   -- Нехорошо это, племянникъ...
   -- Да, хорошаго тутъ мало...
   Послѣ этого оба долго молчали. Наконецъ Льотъ всталъ и началъ раздѣваться. Онъ спросилъ, не находитъ ли Ветерлиде, что пора ложиться.
   Услыша это, Лейкни прижалась къ самой стѣнкѣ. Она дрожала, какъ осиновый листъ, но она закрыла глаза и старалась притвориться спящей.
   Снявъ съ себя платье, Льотъ подошелъ къ скамьѣ, на которой лежала Лейкни, и раздвинулъ одѣяла. Онъ хотѣлъ уже лечь, какъ вдругъ увидалъ ее. Онъ весь вспыхнулъ и опустилъ одѣяло. Потомъ онъ снова раздвинулъ его, наклонился надъ Лейкни и тихо позвалъ ее. Лейкни ничего не отвѣтила и только глубоко дышала, стараясь прикинуться спящей. Льотъ отвернулся и сказалъ Ветерлиде:
   -- Мнѣ придется постелить тебѣ постель на другой скамьѣ, потому что сюда пришла Лейкни, она спитъ.
   Ветерлиде слегка вскрикнулъ, но Льотъ шикнулъ на него.
   -- Мнѣ кажется, что она все время крѣпко спала,-- проговорилъ онъ тихо.
   Онъ устроилъ для Ветерлиде постель и больше ничего не говорилъ. Потомъ улегся возлѣ Лейкни. Онъ хотѣлъ убѣдиться въ томъ, дѣйствительно ли она спитъ, и положилъ руку ей на грудь, и тутъ онъ почувствовалъ, что все ея тѣло дрожитъ и сердце ея бьется въ груди, словно рыба въ сѣтяхъ.
   Онъ лежалъ и думалъ, что можетъ онъ сказать ей, но такъ ничего и не придумалъ. Эту ночь оба они старались притвориться, будто спятъ, но каждый изъ нихъ зналъ, что другой не спитъ.
   Только подъ утро Льотъ заснулъ не надолго. Тогда Лейкни дала, наконецъ, волю своимъ слезамъ, и она долго и тихо плакала, но, наконецъ, и она заснула.
   Когда она проснулась, то Льота возлѣ нея уже не было. Онъ и Ветерлиде встали раньше и готовили утренній завтракъ. Лейкни быстро одѣлась и поздоровалась съ ними. Ветерлиде спросилъ, когда она пришла на сэтеръ и слыхала ли она, когда они возвратились въ избу. Въ эту минуту Льотъ вдругъ всталъ, чтобы пойти присмотрѣть за лошадьми.
   Лейкни отвѣтила Ветерлиде, что она пришла подъ вечеръ и хотѣла дождаться ихъ, но потомъ ей захотѣлось спать и она легла и проспала крѣпкимъ сномъ до самаго утра.
   -- А куда ты уходилъ вчера, Льотъ, и ты, Ветерлиде?-- спросила она.
   Льотъ отвѣтилъ, что онъ ходилъ осматривать свои силки и на лѣсной дорогѣ повстрѣчался съ Ветерлиде, который ѣхалъ въ Скумедаль. Слуги его опередили и поѣхали прямо въ Скумедаль.
   Льотъ снялъ съ дверей пару куропатокъ, протянулъ ихъ Лейкни и попросилъ ее сваритъ ихъ.
   Немного спустя Лейкни и Ветерлиде поѣхали въ Скумедаль. Льотъ же остался еще на сэтерѣ.
   Подъ вечеръ Льотъ подъѣзжалъ верхомъ къ дому. Лейкни стояла въ дверяхъ, но когда она увидала его, то повернулась и ушла въ ткацкую. Онъ пошелъ за ней и, положивъ руки ей на плечи, заставилъ ее посмотрѣть на него. Слезы такъ и текли по щекамъ. Онъ поцѣловалъ ее и сказалъ:
   -- Я самъ знаю, какъ хорошо мнѣ было бы, еслибъ я могъ радоваться твоей любви, нѣтъ добрѣе тебя на свѣтѣ...
   Лейкни отвѣтила:
   -- Мнѣ было не такъ горько, какъ ты думаешь, услышать этой ночью вашъ разговоръ... Самое ужасное было для меня узнать то, что я узнала, по твоему голосу, когда ты произносилъ ея имя, тамъ на равнинѣ, когда мы возвращались домой изъ Хольтара.
   -- Какъ же мы будемъ жить теперь?-- спросилъ онъ.
   Лейкни отвѣтила:
   -- Мы будемъ жить такъ, какъ ты этого хочешь... Всегда выходитъ, что я дѣлаю такъ, какъ ты этого желаешь.
   Съ минуту онъ стоялъ, отвернувъ отъ нея лицо, потомъ опять поцѣловалъ ее и вышелъ.
  

XXXII.

   Время залѣчиваетъ всякое горе. Такъ было и съ Лейкни и Льотомъ. Годы шли, у нихъ было много заботъ и было о чемъ думать, и имъ стало легче нести общее горе. Они жили очень дружно и между ними никогда не было несогласія. Они по большей части жили у себя въ Скумедалѣ и гости рѣдко заглядывали къ нимъ.
   У Льота и Лейкни было трое дѣтей. Старшаго сына Лютинга воспитывала бабушка въ Хольтарѣ, но онъ прожилъ недолго и умеръ совсѣмъ еще маленькій. Второго сына звали Гиссуръ, а младшую дѣвочку Стейнворъ. Она была любимицей отца. Эти двое дѣтей погибли вмѣстѣ отъ несчастнаго случая, произошло это такъ.
   Однажды вечеромъ весною Гиссуръ и Стейнворъ гуляли невдалекѣ отъ усадьбы Скумедаль. Гиссуръ стрѣлялъ въ цѣль изъ лука вмѣстѣ съ нѣсколькими сверстниками, сыновьями сосѣднихъ крестьянъ. Ему было семь лѣтъ, а Стейнворъ четыре. Дѣвочка отошла отъ брата и принялась одна играть на берегу небольшого ручейка, который протекалъ сейчасъ же за заборомъ двора и впадалъ въ рѣку Сварто. Ручеекъ былъ такой маленькій, что лѣтомъ совсѣмъ пересыхалъ, но весною въ немъ набиралась вода, а, кромѣ того, мальчики запрудили ручей, такъ какъ они хотѣли, чтобы все было какъ на большой рѣкѣ. Благодаря этому, въ одномъ мѣстѣ глубина ручейка доходила взрослому человѣку до колѣна, но это и было самое глубокое мѣсто.
   Маленькая Стейнворъ бродила по берегу ручья и собирала камешки. Посмотрѣвъ на другую сторону она увидала прехорошенькій пригорокъ, который былъ ярко освѣщенъ заходящимъ солнцемъ. Она не сообразила, что цвѣтовъ еще не можетъ быть, и думала, что на пригоркѣ, навѣрное, растутъ цвѣточки. Недолго думая, она нашла мелкое мѣсто и перешла на другую сторону.
   Цвѣтовъ на пригоркѣ не оказалось, но тамъ, все-таки было очень весело играть. Она набрала вереска и камешковъ и стала строить усадьбу со скотнымъ дворомъ и конюшнями.
   Немного спустя, мальчики, игравшіе съ Гиссуромъ разошлись по домамъ и Гиссуръ переправился къ сестрѣ на другой берегъ, чтобы посмотрѣть, что тамъ дѣлаетъ.
   -- Ахъ, я никакъ не могу сладить съ этими лошадьми,-- сказала ему дѣвочка, показывая на кучу бурыхъ камешковъ.-- Вотъ помоги мнѣ справиться съ этой лошадью, она такъ и вырывается и мнѣ не подъ силу удержать ее.-- Съ этими словами Стейнворъ бросила камешекъ черезъ пригорокъ и побѣжала за нимъ вдогонку.
   Гиссуръ сейчасъ же увлекся игрою. Но онъ остался очень недоволенъ ея усадьбою и рѣшилъ строить другую.
   -- Я поѣду въ Норвегію,-- сказалъ онъ,-- чтобы привезти хорошаго строевого лѣса.
   Онъ снялъ съ сестры башмакъ, нагрузилъ сухими вѣточками и пустилъ по ручью. И вотъ они выстроили новую усадьбу. Но когда постройки были готовы, то оказалось, что солнце уже сѣло давно, и дѣти продрогли и промокли. Они рѣшили, что пора идти домой ужинать. Но тутъ пропалъ башмакъ Стейнворъ и она стояла на берегу ручья и дрожала, боясь ступить въ холодную воду.
   -- Я перенесу тебя, сестрица,-- сказалъ Гиссуръ. И онъ поднялъ дѣвочку и сталъ переходить съ ней черезъ ручей.
   -- А вонъ и отецъ возвращается домой,-- крикнула Стейнворъ и они оба стали махать руками, глядя на противуположный берегъ рѣки, на которомъ показался Льотъ верхомъ на лошади. Но въ эту минуту Гиссуръ поскользнулся о ледяную кору на днѣ ручья и упалъ вмѣстѣ съ сестрой.
   Льотъ, спускавшійся на рѣку къ броду, увидалъ дѣтей и сталъ имъ тоже махать. Вдругъ онъ замѣтилъ, что они упали и не встаютъ больше. Онъ спрыгнулъ съ лошади и бросился въ рѣку. Его чуть не унесло теченіемъ, но онъ все-таки благополучно вышелъ на противуположномъ берегу. Онъ вбѣжалъ на пригорокъ къ ручью. Дѣти лежали совершенно неподвижно въ глубокомъ мѣстѣ. Онъ поднялъ ихъ. Тутъ онъ увидалъ, что при паденіи Гиссуръ ударился вискомъ о камень а дѣвочка осталась подъ нимъ. Оба они были мертвы.
   Льотъ сейчасъ же понялъ, что ихъ уже не спасти больше, но онъ все-таки бросился съ дѣтьми на рукахъ въ домъ и велѣлъ согрѣть молока и принести теплыя шкуры.
   Лейкни побѣлѣла, какъ полотно, когда увидала дѣтей. Но она сказала, что это пустяки, что они скоро очнутся. Однако, сколько ни оттирали дѣтей и что съ ними ни дѣлали, они не подавали признаковъ жизни. Наконецъ, Льотъ отошелъ отъ нихъ и сѣлъ у очага, закрывъ лицо руками. Но Лейкни не сдавалась, она продолжала растирать дѣтей и пыталась влить имъ въ горло теплаго молока, не обращая вниманія на то, что всѣ говорили ей, что ничто не поможетъ, что дѣти умерли.
   Но Лейкни схватила въ объятія дѣтей и крикнула:
   -- Нѣтъ, я добьюсь того, что они оживутъ! Они непремѣнно оживутъ!
   Она положила дѣтей на постель, склонилась надъ ними и стала вдувать имъ воздухъ въ ротъ. Льотъ всталъ и взялъ ее за плечи:
   -- Оставь ихъ въ покоѣ,-- сказалъ онъ,-- нельзя такъ поступать съ покойниками.
   Лейкни вырвалась отъ него и закричала не своимъ голосомъ. Она сорвала съ своей головы чепецъ и рвала на себѣ волосы. Потомъ она бросилась къ двери и крикнула, что тоже утопится въ рѣкѣ. Однако, Льотъ поймалъ ее, взялъ на руки и отнесъ на кровать. Онъ долженъ былъ насильно раздѣть ее и уложить въ постель. Всю ночь онъ просидѣлъ возлѣ нея и держалъ ее. Она была внѣ себя и онъ уже думалъ, что она навсегда лишилась разсудка.
   Однако подъ утро она начала успокаиваться. Днемъ она встала и была совсѣмъ тиха, она даже не плакала больше, но видъ у нея былъ такой, будто она только что встала изъ гроба.
  

XXXIII

   Въ Скумедалѣ настало тяжелое время. Такъ все шло до альтинга. Льоту необходимо было поѣхать на него, такъ какъ у него были дѣла. Онъ хотѣлъ взять съ собой Лейкни, но она сказала, что у нея нѣтъ силъ на это путешествіе, и онъ долженъ былъ уѣхать одинъ.
   Когда онъ возвратился домой, Лейкни сказала ему въ первый же вечеръ, что она уже нѣсколько ночей спала въ ткацкой, и попросила, чтобы онъ позволилъ ей поспать тамъ еще нѣкоторое время.
   Лѣто приходило къ концу, а Лейкни все еще жила въ ткацкой. Она перестала заниматься хозяйствомъ и все время проводила тамъ, ничего не дѣлая. Каждый вечеръ она ходила въ часовню, которую выстроилъ Льотъ невдалекѣ отъ дому, и молилась тамъ до глубокой ночи.
   Однажды вечеромъ, когда Лейкни собралась уже итти въ часовню, въ ткацкую вошелъ Льотъ и попросилъ ее подождать немного.
   -- Когда же ты думаешь переселиться опять ко мнѣ?-- спросилъ онъ.
   Лейкни ничего не отвѣтила на это и онъ продолжалъ:
   -- Я думаю ни тебѣ, ни мнѣ не будетъ лучше отъ того, что каждый изъ насъ живетъ въ одиночку и несетъ одинъ свое горе. Лучше будетъ для всѣхъ, если ты вернешься въ нашъ домъ и снова возьмешься за хозяйство, тогда и тебѣ самой будетъ легче.
   -- Я не въ силахъ заниматься домашними дѣлами,-- отвѣтила Лейкни.-- Тамъ въ домѣ мнѣ все время кажется, что я что то забыла, а когда я начинаю думать, что это такое, то вспоминаю, что мнѣ не хватаетъ моихъ дѣтей, которымъ я больше не нужна.
   Льотъ подумалъ и сказалъ:
   -- Такъ не хочешь ли ты съѣздить погостить къ своей матери? Я проводилъ бы тебя къ ней.
   Лейкни проговорила тихо:
   -- У меня есть одно завѣтное желаніе... Если бы ты только позволилъ мнѣ...
   -- Развѣ я могу отказать тебѣ хоть въ чемъ-нибудь? Я готовъ исполнить всякую твою просьбу,-- отвѣтилъ Льотъ.
   -- Я не хочу больше быть твоей женой,-- проговорила Лейкни все такъ же тихо.-- Позволь мнѣ уѣхать отсюда.
   Льотъ сдвинулъ брови и сказалъ:
   -- Я знаю, что со мной тебѣ жилось не хорошо и, никогда не взялъ бы я тебя сюда въ Скумедаль, если бы зналъ, какъ все будетъ. Но когда-то я спросилъ у тебя, какъ же мы будемъ жить, и тогда ты осталась со мною. И съ тѣхъ поръ я всегда старался устроить твою жизнь какъ можно лучше, и ни разу не произошло между нами размолики и не было произнесено ни одного неласковаго слова. Никогда не поднималъ я на тебя руку послѣ того единственнаго раза. Здѣсь въ домѣ ты распоряжалась всѣмъ наравнѣ со мной, и я никогда не вмѣшивался въ твои дѣла. Я не забавлялся съ другими женщинами и дѣтей имѣлъ только съ тобой.
   -- Да и со мной у тебя нѣтъ дѣтей,-- отвѣтила Лейкни. И она закрыла лицо руками и разразилась рыданіями.
   -- Потому-то я и скорблю такъ же, какъ и ты,-- сказалъ онъ.-- И меня удивляетъ, что ты хочешь покончить съ нашей совмѣстной жизнью.
   Лейкни встала и произнесла твердо:
   -- Ты долженъ развестись со мной. Для этого есть достаточная причина, такъ какъ я сама отказываюсь жить съ тобой. Ты можешь жениться на другой женщинѣ и уѣхать изъ этихъ пустынныхъ мѣстъ... Ни разу не видала я тебя веселымъ за всѣ эти годы, что мы живемъ вмѣстѣ.
   Льотъ помолчалъ немного и потомъ спросилъ очень тихо:
   -- Скажи мнѣ правду, Лейкни, тебѣ самой хочется уѣхать отсюда?.. и ты не хочешь больше раздѣлять со мной ложа?
   Говоря это, онъ притянулъ ее къ себѣ и посадилъ на колѣни. Она вся затрепетала и не могла произнести ни слова. Тогда онъ прибавилъ:
   -- Помнишь, Лейкни, ты сказала какъ-то, что всегда выходитъ такъ, какъ я это пожелаю?
   Заливаясь слезами, Лейкни прижала его руку къ своему лицу и прошептала:
   -- Я думала, что ты самъ хочешь уйти отъ меня...
   Льотъ склонился къ ней и сказалъ:
   -- Такъ это уже давно, Лейкни... Но я понялъ это только теперь... я понялъ, что не могу жить безъ тебя.
   Въ тотъ же вечеръ Лейкни пошла въ домъ и сидѣла за ужиномъ на своемъ мѣстѣ, какъ и раньше. И между ней и Льотомъ царила самая нѣжная любовь. Но она все-таки горько оплакивала своихъ дѣтей, хотя и не говорила объ этомъ.
   Разъ вечеромъ они всѣмъ домомъ мылись въ банѣ и, придя домой, Лейкни распустила свои волосы, чтобы просушить ихъ. Льотъ подошелъ къ ней забралъ ея густые волосы въ руку и сказалъ:
   -- Знаешь, Лейкни, мнѣ кажется, что волосы у тебя стали еще свѣтлѣе и красивѣе.
   Она вся вспыхнула и высвободила свои волосы. Тутъ только Льотъ замѣтилъ, что волосы ея посвѣтлѣли, потому что наполовину посѣдѣли, а на вискахъ они были совсѣмъ сѣдѣе.
  

XXXIV

   Прошелъ еще годъ. Льотъ сталъ замѣчать, что Лейкни часто плачетъ по ночамъ. Онъ ласково допрашивалъ ее, что съ ней, но она не хотѣла говорить ему, о чемъ плачетъ. Однажды Льотъ сказалъ ей:
   -- Мнѣ, кажется, что ты снова станешь веселой только послѣ того, какъ у тебя родится ребенокъ, котораго ты теперь носишь.
   Тутъ Лейкни заплакала еще горше.
   Разъ какъ-то Льотъ зашелъ въ амбаръ и засталъ тамъ Лейкни. Она стояла на колѣняхъ и приводила въ порядокъ большой сундукъ. Льотъ попросилъ ее быть поосторожнѣе и не утруждать себя изъ-за пустяковъ.
   -- Ничего,-- отвѣтила Лейкни,-- я не хочу оставлять послѣ себя безпорядка. Пока у меня есть силы, я приберу все въ домѣ.
   -- Не говори такъ,-- сказалъ Льотъ, дѣлая попытку улыбнуться.-- Не собираешься же ты умирать?
   Онъ усѣлся на сундукѣ и посадилъ ее къ себѣ на колѣни. Она сказала:
   -- Знаешь, Гиссуръ и Стейнворъ каждую ночь ходятъ по горницѣ и умоляютъ меня, чтобы я взяла ихъ въ нашу постель... а вода такъ и льетъ съ нихъ ручьями... А иногда они просятъ, чтобы я пришла къ нимъ, легла бы возлѣ нихъ и согрѣла бы ихъ въ своихъ объятіяхъ... Я имъ отвѣчаю, что не могу, потому что ношу этого ребенка. На это они говорятъ мнѣ: хорошо, но когда нашъ братецъ родится, то ты должна, мать, придти къ намъ и согрѣть насъ, вѣдь ты обѣщала намъ это.
   -- Все это ты видѣла во снѣ,-- сказалъ Льотъ.-- Вѣдь ты знаешь, что наши дѣти у Господа. Это только неспокойныя души язычниковъ бродятъ по землѣ, наши же дѣти были крещены и покоятся въ освященной землѣ. Перестань же говорить такъ и выкинь изъ головы эти мысли.
   -- Я видѣла ихъ такъ же ясно, какъ я сейчасъ вижу тебя, отвѣтила Лейкни.-- они даже хватали меня за руки, и отъ этого прикосновенія я вся похолодѣла до самаго нутра.
   -- Полно... Былъ просто ненастный день и тебѣ было холодно,-- успокаивалъ ее Льотъ, нѣжно прижимая къ себѣ.-- Я -- велю хорошенько законопатить стѣну возлѣ кровати. А ты не говори больше о смерти. Дѣтямъ нашимъ хорошо тамъ, гдѣ они теперь находятся, и мнѣ ты нужна гораздо больше, чѣмъ имъ.
   Вскорѣ послѣ этого разговора Лейкни родила мальчика. Льотъ все время спрашивалъ повивальную бабку, какъ идутъ роды, и та отвѣчала, что все идетъ такъ хорошо, какъ этого только можно желать. Когда же ребенка обмыли и принесли къ отцу, то оказалось, что онъ такой слабый и хилый, что всѣ совѣтовали выбросить его. Люди говорили Льоту: -- Изъ этого ребенка, все равно, никогда человѣка не будетъ. Если онъ и выростетъ, то станетъ калѣкой и будетъ въ тягость и себѣ и другимъ.
   -- Я христіанинъ,-- возразилъ Льотъ,-- а поступить такъ съ ребенкомъ преступно, и я никогда этого не сдѣлаю. Можетъ быть Богъ поможетъ и сдѣлаетъ изъ него человѣка.
   Онъ окрестилъ ребенка и назвалъ его Турбьерномъ.
   Лейкни горько заплакала, когда узнала, что ребенокъ хилъ и слабъ, и она также находила, что лучше было бы, если бы этотъ ребенокъ не жилъ.
   У мальчика была заячья губа и открытое небо, а кромѣ того, правая его рука была меньше лѣвой и уродливая. Лейкни сказала объ этомъ Льоту, но тотъ только засмѣялся и отвѣтилъ, что и лѣвая рука у ребенка тоже небольшая.
   Лейкни чувствовала себя хорошо и на десятый день встала. Но въ тотъ же день вечеромъ у нея сдѣлался жаръ и она должна была снова лечь. На слѣдующій день ей стало хуже. Льотъ все время сидѣлъ у нея на краю кровати. Она сказала:
   -- Боюсь, что произойдетъ все-таки то, чего я страшилась все время... А я такъ молилась о томъ, чтобы намъ не пришлось теперь разстаться. Меня огорчаетъ то, что я оставляю тебѣ этого больного, неудачнаго сына, но еще больше меня огорчаетъ, что я не умерла раньше, когда ты не такъ бы горевалъ обо мнѣ.
   Льотъ поцѣловалъ ее и отвѣтилъ:
   -- Я не вѣрю въ твои сны и видѣнія, но знай, что лучшими годами моей жизни были тѣ, которые мы прожили вмѣстѣ...
   Лейкни заснула и Льотъ просидѣлъ возлѣ нея всю ночь. Подъ утромъ она вдругъ проснулась и сѣла въ кровати. Она обѣими руками указывала по направленію къ двери. Потомъ она обняла его за шею и упала навзничь, увлекая его за собой. Въ слѣдующее мгновеніе она выпустила его изъ своихъ объятій и вытянулась въ постели. Она была мертва.
   Льотъ горько оплакивалъ свою жену. Но люди находили, что онъ мужественно переноситъ свое горе и не жалуется никому. Льотъ самъ сталъ ухаживать за ребенкомъ и безгранично полюбилъ его. Онъ всегда говорилъ, что ребенокъ еще поправится и немощь его пройдетъ, но другіе люди находили, что было бы лучше, если бы ребенокъ умеръ. Турбьернъ пережилъ только зиму, а весною онъ умеръ отъ судорогъ.
   На альтингѣ Льотъ объявилъ о продажѣ своего имѣнія. Потомъ онъ купилъ себѣ корабль и ушелъ въ море. Въ Нормандіи онъ разстался съ тѣми исландцами, которые выѣхали съ нимъ въ море, и послѣ этого никто уже въ Исландіи не слыхалъ о немъ больше.
  

XXXV

   Послѣ того, какъ Король Олафъ Трюгвесенъ былъ убитъ, Иллуге Бѣлокурый пріѣхалъ въ Осло. Онъ не хотѣлъ больше служить никакому вождю послѣ славнаго короля, который правилъ у нихъ въ Нордланѣ. Иллуге рѣшилъ начать осѣдлый образъ жизни и обзавестись семьей. Онъ снова посватался къ Вигдисъ. Вигдисъ хорошо приняла его и устроила въ его честь большой пиръ, на который былъ приглашенъ также и Коре изъ Грефсина. Имъ обоимъ она оказывала особый почетъ.
   Однажды она пригласила ихъ слѣдовать за ней въ амбаръ, объяснивъ это тѣмъ, что хочетъ поговорить съ ними наединѣ. Когда они пришли въ амбаръ, она сказала:
   -- Оба вы сватались ко мнѣ, и такой чести я не могла даже ожидать,-- вѣдь оба вы храбрые и всѣми чтимые люди. Но я не хочу выходить замужъ, какъ бы я ни цѣнила васъ, потому что я хочу, чтобы мой сынъ получилъ все мое богатство и не слишкомъ страдалъ отъ того, что у него нѣтъ отца. Если бы я вышла замужъ, то, можетъ быть, ему пришлось бы дѣлить имущество съ моими законными дѣтьми. Но оба вы сдѣлали мнѣ столько добра, что я не могла бы отдать предпочтеніе одному изъ васъ. А потому мой совѣтъ таковъ: ты Коре, отдашь свою сестру Хельгу въ жены Иллуге, а Иллуге купитъ помѣстье Баугстадиръ, что за горой; Коре же посватается къ Рагнѣ Гьотгардсдаттеръ, моей родственницѣ, которую вы видѣли здѣсь сегодня. Эта самая красивая и самая богатая дѣвушка въ нашемъ краѣ, и если вы заключите дружбу другъ съ другомъ и станете родственниками, то вы можете вдвоемъ управлять всѣмъ нашимъ краемъ. Такъ вотъ я прошу васъ послушаться моего совѣта и сказать, что вы о немъ думаете.
   Первый заговорилъ Коре:
   -- Я ничего не имѣю противъ того, чтобы Иллуге сталъ моимъ зятемъ, если онъ только сдѣлаетъ такъ, какъ ты посовѣтовала. Я думаю также, что для насъ обоихъ было бы полезно породниться. Что, же касается меня, то я не поскуплюсь, выдавать замужъ свою сестру.
   Иллуге отвѣтилъ:
   -- Хорошо, но ты долженъ обручиться съ Parной въ тотъ же день, когда я обручусь съ Хельгой.
   Коре ничего не отвѣтилъ, Вигдисъ же сказала:
   -- Будь спокоенъ, и вѣрь, что я никогда не выйду замужъ, А вы оба пріумножили бы ваше богатство и стали бы могущественными, если бы поступали такъ, какъ я вамъ совѣтую. Порознь вы не добьетесь многаго, а вмѣстѣ вы станете во стократъ сильнѣе.
   Тутъ Коре протянулъ руку Иллуге и тотъ пожалъ ее. И они стали подробно обсуждать это дѣло.
   Вигдисъ подошла къ большому сундуку, наполненному драгоцѣнностями, и предложила обоимъ взять изъ него то, что имъ понравится.
   -- Не лишайте меня вашей дружбы,-- сказала она, и не откажите мнѣ въ моей просьбѣ обучить моего сына Ульвара употребленію оружія и всему тому, что долженъ знать каждый благородный юноша, чтобы онъ походилъ на васъ, когда станетъ взрослымъ.
   Оба обѣщали ей это и благодарили за ея богатые дары.
   Всѣ, кто были на этомъ пиршествѣ, также получили на прощаніе дорогіе дары, и послѣ этого всѣ стали еще больше уважать Вигдисъ.
  

XXXVI

   Ульваръ росъ и сталъ красивымъ юношей. Онъ былъ высокій и стройный, но худощавый, лицо его было узкое съ тонкими чертами и голубыми глазами, а волосы темно-каштановые съ рыжеватымъ оттѣнкомъ. Онъ рано возмужалъ, потому что, когда онъ былъ еще совсѣмъ маленькимъ, мать разговаривала съ нимъ обо всемъ, что касалось сельскаго хозяйства, и спрашивала у него совѣтовъ. Она говорила съ нимъ такъ будто онъ былъ взрослый и она могла расчитывать на его поддержку. Благодаря этому, онъ рано развился; онъ не любилъ много разговаривать, но въ то же время отличался привѣтливостью, и всѣ его любили. Онъ и его мать нѣжно любили другъ друга.
   Не разъ случалось, что Ульваръ спрашивалъ мать, кто его отецъ, но Вигдисъ упорно отказывалась отвѣчать ему. Она только говорила, что объ этомъ человѣкѣ она не можетъ сказать ему ничего хорошаго и что она надѣется, что ей никогда уже не придется больше услышать его имени. Послѣ такихъ разговоровъ она становилась каждый разъ очень грустной, и Ульваръ пересталъ разспрашивать ее.
   Коре, Виллуге и Вигдись продолжали жить въ большой дружбѣ и всѣ они ежегодно устраивали другъ для друга большіе пиры. Коре и Иллуге обучали Ульвара обращенію съ оружіемъ и всякимъ играмъ, въ которыхъ упражнялась молодежь, чтобы развивать силу и ловкость. Онъ часто бывалъ въ Грефсинѣ, потому что это было ближайшее помѣстье, но еще съ большимъ удовольствіемъ онъ ѣздилъ гостить въ Баугстадиръ, такъ какъ Иллуге много повидалъ на своемъ вѣку и разсказывалъ Ульвару о своихъ приключеніяхъ.
   Однажды вечеромъ, когда Ульваръ былъ у Иллуге, туда пріѣхалъ священникъ Эрикъ, который состоялъ при церкви, выстроенной Вигдисъ. Священникъ разсказалъ о томъ, какъ Георгій Побѣдоносецъ побѣдилъ дракона. Иллуге замѣтилъ:
   -- Да, послѣ Христа, который побѣдилъ дьявола, это величайшій подвигъ. Но я разскажу вамъ объ одномъ подвигѣ, который совершила женщина. Второй такой мужественной женщины не найти на всемъ свѣтѣ. Можетъ быть, и ты кое-что слышалъ о ней Ульваръ, но не все. Такъ слушай же.
   И Иллуге разсказалъ, какъ Вигдисъ бѣжала черезъ дремучіе лѣса глухой морозной ночью, когда горѣлъ Вадинъ. Онъ не назвалъ ее, но когда онъ кончилъ, онъ сказалъ Ульвару:
   -- Знаешь ли ты, про кого я разсказалъ? Знаешь ли ты женщину, у которой не хватаетъ на лѣвой рукѣ трехъ пальцевъ?
   Ульваръ молча кивнулъ головой и пожалъ Иллуге руку. Тотъ продолжалъ:
   -- Если ты пошелъ въ свою мать, то когда нибудь мы услышимъ о подвигахъ, совершенныхъ тобою.
   На слѣдующій день, когда Ульваръ подъѣзжалъ къ дому, онъ увидалъ на дворѣ мать; она кормила жеребятъ. Ульваръ соскочилъ съ лошади, подбѣжалъ къ матери и крѣпко обнялъ ее. Она засмѣялась и спросила, что съ нимъ.
   -- Ничего,-- отвѣтилъ онъ,-- только я думаю, что второй такой женщины, какъ ты, больше нѣтъ на всемъ свѣтѣ... и съ этими словами онъ взялъ ея лѣвую руку и поцѣловалъ обрубки ея пальцевъ.
   -- Чего тебѣ наговорилъ Иллуге?-- спросила мать съ улыбкой.
   -- Знаешь, что я думаю?-- отвѣтилъ Ульваръ.-- Ты должна была бы выйти замужъ за короля Олафа Трюгвесена. Вы были достойны другъ друга.
   Вигдисъ покраснѣла, но ничего не отвѣтила. Она поцѣловала сына и сказала ему, чтобы онъ шелъ домой обѣдать.
  

XXXVII

   Однажды вечеромъ въ Вадинъ пріѣхали двое исланцевъ-купцовъ, направляющихся въ Тунсбергъ. Они попросили разрѣшенія переночевать въ Вадинѣ. Вигдисъ приняла ихъ очень хорошо и угостила на славу. Оба купца были обходительные и любезные люди, и Вигдисъ долго бесѣдовала съ ними.
   Наконецъ, она спросила, не знаютъ ли они человѣка по имени Вига-Льотъ и живъ ли этотъ человѣкъ.
   -- Да,-- отвѣтилъ одинъ изъ гостей,-- я слышалъ объ одномъ Вига-Льотѣ изъ Раудасанда, но его убили, когда мы были еще маленькими,
   Вигдисъ сказала, что это не могло быть такъ давно, потому что она помнила его, когда онъ пріѣзжалъ въ ихъ край.
   Тогда другой купецъ сказалъ своему товарищу:
   -- Развѣ не прозвали такъ Льота Гуссерна изъ Скумедаля, который отомстилъ за отца? Онъ былъ тогда еще совсѣмъ мальчикомъ и насъ барановъ Турбьерна изъ Эйре.
   -- Того, о комъ я спрашиваю, звали Льотъ Гиссурсенъ. Не знаете ли вы, живъ ли онъ?
   На скамьѣ сидѣлъ Ульваръ, онъ вытянулъ шею впередъ надъ столомъ и попросилъ:
   -- Разскажите о томъ мальчикѣ, который отомстилъ за отца, когда пасъ барановъ.
   Вигдисъ посмотрѣла на сына, но не произнесла ни слова. Одинъ изъ купцовъ сказалъ:
   -- Разскажи, Хельге, если только хозяйка желаетъ послушать.
   -- Что же, я послушаю,-- произнесла Вигдисъ тихо и она опустила глаза.
   Хельге началъ:
   -- Этотъ Льотъ былъ единственнымъ сыномъ Гиссура, котораго убилъ Гуннаръ изъ Гьейтобакке. Въ этомъ убійствѣ участвовали и родственники Гуннара. Ихъ было восемь человѣкъ, одинъ изъ нихъ былъ Арне Колльсенъ и онъ-то и былъ главнымъ убійцей. Гуннаръ уплатилъ штрафъ за это убійство и люди находили, что тѣ, кто вели дѣло Гиссура, должны были быть довольны такимъ большимъ штрафомъ, потому что въ то время родственники Гиссура были мелкотой въ сравненіи съ родственниками Гуннара и его родомъ. Но Арне остался ненаказаннымъ, такъ какъ противъ него некому было поднять дѣла. Льоту было всего три года, когда убили его отца. Но вотъ, когда Льоту исполнилось тринадцать лѣтъ, онъ былъ однажды съ нѣсколькими другими мальчиками въ горахъ. Дѣло было зимою и они разыскивали заблудившуюся овцу. Мальчики сидѣли подъ навѣсомъ скалы и ѣли то, что захватили изъ дому. Каждый изъ нихъ хвалился своимъ умѣньемъ владѣть оружіемъ. Льотъ увѣрялъ, что онъ такъ мѣтко умѣетъ метать ручную стрѣлу, что никогда не промахнется. Одинъ изъ мальчиковъ посмотрѣлъ вдаль и сказалъ: Видишь нѣсколькихъ людей, которые спускаются внизъ съ горы. Среди нихъ я вижу Арне Колльсена. Если ты дѣйствительно такъ мѣтко умѣешь метать стрѣлу, Льотъ, то попытайся попасть въ эту цѣль... Это было бы для твоего отца гораздо пріятнѣе, чѣмъ золото, выплаченное Гуннаромъ.-- У мальчиковъ было три стрѣлы. Льотъ схватилъ ихъ всѣ и бросился подъ гору. Ему пришлось пробираться по узкому ущелью въ долину, а оттуда подниматься почти по отвѣсному склону вышиною въ четыре человѣческихъ роста. Тамъ на скалѣ онъ спрятался за большой камень и притаился. Черезъ нѣсколько времени къ скалѣ приблизился Арне въ сопровожденіи четырехъ слугъ. Когда они поровнялись съ камнемъ, за которымъ спрятался Льотъ, онъ выскочилъ и метнулъ первую стрѣлу. Она попала во всадника, ѣхавшаго сейчасъ же за Арне. Послѣ этого, Льотъ снова спрятался за камень, и никто не замѣтилъ, откуда была брошена стрѣла. Всѣ четыре всадника остановились и въ недоумѣніи осматривались по сторонамъ. Льотъ снова выскочилъ изъ-за камня и метнулъ остальныя двѣ стрѣлы. Одна изъ нихъ пролетѣла мимо, но другая убила человѣка, ѣхавшаго впереди Арне. Льотъ крикнулъ: -- Мнѣ повезло больше чѣмъ моему отцу, Арне, потому что противъ него васъ было восьмеро, а противъ меня васъ осталось только трое!-- У него былъ за поясомъ еще маленькій топоръ и, когда Арне сошелъ съ лошади и побѣжалъ за камень, то Льотъ нанесъ ему ударъ топоромъ въ самое темя. Одинъ изъ слугъ бросилъ въ Аьота копье, но мальчикъ поймалъ его на лету. Послѣ этого онъ бросился со всѣхъ ногъ въ лѣсную чашу, стараясь прятаться за камнями, и ни стрѣлы, ни копья въ него не попали. Когда онъ добѣжалъ до края узкаго ущелья, онъ оперся о конецъ копья и перепрыгнулъ на другую сторону; потомъ онъ бѣжалъ все время по краю ущелья до конца горнаго кряжа. Тамъ онъ увидалъ лошадей, оставшихся безъ всадниковъ. Льотъ поймалъ одну изъ нихъ, вскочилъ на нее и прискакалъ въ Эйре, гдѣ онъ тогда жилъ. Всѣ люди были поражены подвигомъ, который совершилъ этотъ мальчикъ и рѣшили, что онъ современемъ сдѣлается прославленнымъ богатыремъ. И вотъ въ шутку этого мальчика прозвали въ честь древняго богатыря Вига {Вига -- отважный.} Льотомъ.
   Послѣ нѣкотораго молчанія Вигдисъ спросила:
   -- Не знаешь ли ты, Хельге, что сталось съ нимъ потомъ?
   -- За послѣдніе годы,-- отвѣтилъ Хельге,-- о немъ было слышно очень мало. Говорятъ, что послѣ того, какъ онъ женился, онъ сдѣлался очень миролюбивымъ.
   -- Такъ онъ женатъ?-- спросила Вигдись тихо.,
   -- Да,-- отвѣтилъ Хельге.
   -- А ты знаешь его жену?-- спросила она.
   -- Нѣтъ, но я видѣлъ ее,-- отвѣтилъ Хельге.-- Ее считали самой красивой дѣвушкой во всемъ краѣ, къ тому же она очень богата и оказалась хорошей и доброй женщиной. Вотъ съ тѣхъ поръ, какъ Льотъ женился на ней, онъ живетъ тихо и смирно у себя въ усадьбѣ.
   Вигдисъ долго молчала. Потомъ она опять спросила:
   -- Ты не знаешь, у нихъ есть дѣти?
   -- Да, говорятъ, будто у нихъ трое, или четверо дѣтей,-- отвѣтилъ Хельге.
   Вигдисъ ничего больше не говорила.
   Послѣ того, какъ исландцы улеглись спать, она долго стояла у очага и смотрѣла на раскаленные уголья. Ульваръ сидѣлъ на скамьѣ. Вдругъ она сказала, не глядя на него:
   -- Ты слышалъ, что разсказывали эти люди? Ты получилъ вѣсть о твоемъ отцѣ,
   Ульваръ вскочилъ и вскрикнулъ:
   -- Такъ неужели же это мой отецъ... тотъ, кто убилъ троихъ человѣкъ, когда былъ моихъ лѣтъ!?
   -- Твой отецъ тотъ, который взялъ себѣ въ жены красивую дѣвушку,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Ульваръ сказалъ:
   -- Но судя по тому, какъ онъ поступилъ съ той, мать, онъ все-таки низкій человѣкъ. И если бы когда-нибудь встрѣтилъ его, то онъ убѣдился бы томъ, что его сынъ пошелъ въ него.
   Она отвѣтила:
   -- Если ты пошелъ въ него... и если ты мой сынъ, то эта встрѣча должна была бы кончиться тѣмъ, что ты принесъ бы мнѣ голову Вига-Льота и положилъ бы ее мнѣ на колѣни.
   Ульваръ поблѣднѣлъ и проговорилъ тихо:
   -- Никогда еще не слышалъ я, чтобы сынъ убилъ отца.
   Вигдисъ подняла руки, сжала кулаки и ударяя себя въ грудь, сказала:
   -- Если ты не хочешь отомстить за меня, какъ отомстила за моего отца... А я говорю тебѣ, что изъ-за того человѣка я перенесла невыразимыя страданія, и онъ поступилъ со мной такъ подло что если бы я разсказала тебѣ все, то ты не успокоился бы до тѣхъ поръ, пока не убилъ бы его.
  

XXXVIII

   Время шло и Ульвару исполнилось семнадцать лѣтъ. Однажды онъ сказалъ матери, что ему хотѣлось бы уѣхать въ чужіе края и осмотрѣться немного. Вигдлисъ нашла, что его желаніе вполнѣ понятно, и приказала снарядить для него большой хорошій корабль. Но она потребовала только, чтобы онъ поѣхалъ въ обществѣ старыхъ и опытныхъ людей.
   Когда Иллуге услыхалъ объ этомъ, онъ объявилъ, что охотно поѣхалъ бы опятъ въ море, такъ какъ онъ овдовѣлъ и ничто не удерживало его дома. Вигдисъ очень обрадовалась этому и они стали подробно обдать, какъ все устроить.
   Однажды въ концѣ зимы въ Вадинъ пріѣхалъ Иллуге. Онъ сидѣлъ вдвоемъ съ Вигдисъ и разговаривалъ. Она спросила его, куда они сперва поѣдутъ..
   Иллуге отвѣтилъ:
   -- Вѣдь ты знаешь, что Ульваръ хочетъ сперва отправиться въ Исландію.
   Вигдисъ ничего не отвѣтила на это и Иллуге продолжалъ.
   -- Ты, конечно, знаешь, зачѣмъ онъ туда ѣдетъ. Но тебя не должно удивлять, что я не очень-то охотно послѣдую за нимъ туда.
   Вигдисъ проговорила тихо:
   -- Ульваръ часто бывалъ у тебя и навѣрное разговаривалъ съ тобой обо всемъ... Говорилъ ли онъ съ тобой объ отцѣ?
   -- И даже очень часто,-- отвѣтилъ Иллуге. Вотъ его-то онъ и хочетъ повидать, чтобы узнать, что это за человѣкъ. Нравится ли тебѣ это и одобряешь ли ты его намѣреніе?
   -- Нѣтъ,-- отвѣтила она. И послѣ нѣкотораго молчанія она продолжала: -- Льотъ не знаетъ, что него есть ребенокъ. Лучше было бы, если бы Ульваръ не ѣздилъ туда.
   И эту минуту мимо двери проходилъ Ульвар Иллуге позвалъ его и, сказалъ:
   -- Мы говоримъ съ твоей матерью о твоей поѣздкѣ въ Исландію.
   Ульваръ покраснѣлъ и проговорилъ быстро:
   -- Тебя не должно удивлять, мать, что мнѣ хочется повидать человѣка, который такъ близокъ по крови, и посмотрѣть какъ онъ приметъ меня.
   -- Никогда не спрашивалъ онъ о насъ,-- отвѣтила Вигдисъ гнѣвно.-- У него есть жена и дѣти. Онъ только насмѣется надъ тобой, если ты разыщешь его.
   -- Ну, а въ такомъ случаѣ, развѣ я не твой сынъ? -- отвѣтилъ Ульваръ горячо.-- Неужели, ты думаешь, что я позволю насмѣяться надъ собой? Вѣдь ты взростила во мнѣ жажду мести... и когда-то ты сказала, что ты успокоилась бы только тогда, когда я положилъ бы на твои колѣни голову Вига-Льота.
   Сказавъ это, онъ вышелъ. Вигдисъ проговорила въ гнѣвѣ:
   -- Лучше мнѣ никогда не слыхать больше его имени.
   Иллуге посмотрѣлъ на нее и отвѣтилъ:
   -- Ты, должно быть, сильно любила этого Льота, разъ ты до сихъ поръ еще питаешь къ нему такую жгучую ненависть... я даже думаю, что ты любишь его до сихъ поръ.
   -- Я люблю его такъ же горячо, какъ дикаго волка въ лѣсу,-- сказала Вигдисъ.-- Если мы когда-нибудь встрѣтимся, то одинъ изъ насъ долженъ умереть.
   Иллуге спросилъ:
   -- Скажи, ты очень хотѣла бы отомстить Льоту?
   -- Да, я хочу этого,-- отвѣтила она.
   Иллуге подумалъ съ минуту, потомъ проговорилъ:
   -- Я отправлюсь съ Ульваромъ, и я буду беречь его, какъ родного сына. Но за это я прошу тебя выйти за меня замужъ, когда я возвращусь.
   Вигдисъ медлила отвѣтить. Тогда Иллуге продолжалъ:
   -- Неужели ты не находишь, что достаточно времени жила вдовой и горевала о предательствѣ этого человѣка? Ты еще молода и красива и ты могла бы быть еще очень счастлива. А ты знаешь, что я всегда былъ бы добръ къ тебѣ и помогалъ бы твоему сыну всѣмъ, чѣмъ могу.
   Вигдисъ протянула ему руку и онъ поцѣловалъ ее въ губы. И они долго говорили о томъ, какъ они устроятъ свою новую жизнь. Вигдисъ сообщила объ этомъ Ульвару и онъ сказалъ, что мать вольна сама распоряжаться своей судьбой.
  

XXXIX

   Случилось такъ, что Ульваръ не попалъ въ Исландію. Въ Сѣверномъ морѣ имъ не посчастливилось. Все время стоялъ туманъ и дулъ противный вѣтеръ, а потомъ разразилась такая буря, что они должны были выбросить большую часть груза съ корабля, чтобы спасти свою жизнь. Наконецъ, они потеряли руль и ихъ носило по морю и принесло къ скалистому берегу. Иллуге сказалъ, что это, навѣрное, шотландскій берегъ. Они поставили парусъ и управляли весломъ и пробрались за острова, гдѣ море было спокойнѣе. Подъ вечеръ они бросили якорь въ небольшой бухтѣ съ пустынными и высокими берегами.
   Ночью буря снова усилилась. Якорь оборвался, и корабль нанесло на скалу. Корабль разбился, но люди всѣ спаслись и вышли на берегъ. Иллуге сказалъ, что если на берегъ придутъ люди, имѣющіе право на имущество, прибиваемое къ берегу, то эти люди убьютъ ихъ. А потому онъ посовѣтовалъ, насколько возможно, исправить корабль и выйти опять въ море.
   Они работали весь день и къ вечеру могли сѣсть на корабль. Но такъ какъ у нихъ не было провизіи, то Ульваръ предложилъ пройти дальше отъ берега и устроить набѣгъ на какое-нибудь жилье. Невдалекѣ отъ бухты они увидали населенную долину, они направились туда, набросились на первый большой дворъ, выгнали оттуда людей и взяли себѣ пищу и платье, въ которомъ они нуждались. Никто не сопротивлялся.
   Но когда они возвратились на берегъ, то увидали на своемъ кораблѣ чужихъ людей. Иллуге сказалъ, что это шотландцы, которые подошли къ бухтѣ съ другой стороны и перебили ихъ людей, оставленныхъ для присмотра за кораблемъ. Въ это мгновеніе они увидали нѣсколько всадниковъ, скакавшихъ изъ долины вслѣдъ за ними. Иллуге сказалъ:
   -- Ну, какъ тебѣ нравится эта поѣздка, Ульваръ?
   -- Это во всякомъ случаѣ веселѣе, чѣмъ когда приходится трепаться по морю и мокнуть,-- отвѣтилъ Ульваръ со смѣхомъ.-- Но теперь намъ придется скорѣе выгнать съ корабля этихъ людей, пока къ нимъ не подоспѣли на помощь.
   Иллуге возразилъ, что гораздо легче сперва отогнать всадниксъ, чѣмъ овладѣть кораблемъ.
   -- Я не боюсь тѣхъ, что на кораблѣ,-- сказалъ Ульваръ.-- Хуже будетъ, если они уплывутъ на нашемъ кораблѣ, а мы застрянемъ здѣсь, какъ въ западнѣ.
   Съ этими словами онъ бросился въ воду, а за нимъ послѣдовало нѣсколько человѣкъ; они подняли щиты и, защищались отъ стрѣлъ, приближались къ кораблю. Однако, Ульваръ вскорѣ убѣдился, что завладѣть кораблемъ не такъ-то легко, потому что шотландцы рубили и стрѣляли сверху. Норвежцы сражались храбро, но не подвигались впередъ. Тутъ съ берега на нихъ надвинулись также и тѣ шотландцы, которые подоспѣли изъ долины. Окруженные со всѣхъ сторонъ, стоя въ водѣ по грудь, норвежцы сражались съ невѣроятнымъ мужествомъ. Ульваръ сказалъ Иллуге:
   -- Надо было послушаться твоего совѣта, Иллуге.
   -- Ты храбрый воинъ, Ульваръ,-- сказалъ Иллуге,-- жаль было бы, если бы Вигдисъ потеряла такого сына. Съ этими словами онъ ринулся къ борту корабля, на которомъ стоялъ высокій рыжій человѣкъ; это былъ вождь шотландцевъ. Иллуге бросилъ свой щитъ, подпрыгнулъ и ухватился за ноги вождя, но въ это мгновеніе тотъ нанесъ ему ударъ мечемъ по головѣ. Оба свалились въ воду и Ульваръ убилъ шотландца. Тутъ среди шотландцевъ началось смятеніе, и нѣкоторые бросились за вождемъ въ воду. Этимъ воспользовались норвежцы и многимъ изъ нихъ удалось взобраться на корабль. Ульваръ остался послѣднимъ, потому что онъ во что бы то ни стало хотѣлъ внести Иллуге на корабль. Тотъ сказалъ:
   -- Напрасно ты заботишься обо мнѣ... лучше спасай себя... я хочу, чтобы ты передалъ отъ меня привѣтъ твоей матери и сказалъ бы ей, какъ я погибъ.
   -- Мало будетъ ей радости, если я возвращусь домой безъ тебя,-- отвѣтилъ Ульваръ.
   Онъ подошелъ къ борту и при помощи другихъ ему удалось поднять на палубу Иллуге. Но едва Иллуге очутился на кораблѣ, какъ онъ упалъ и умеръ.
   Ульваръ остался на кораблѣ съ тринадцатью людьми, и всѣ они были ранены, а шотландцевъ было болѣе полусотни. Они толпились вокругъ корабля и пробили его борты, такъ что въ пробоины вливалась вода. Въ это время другіе держали надъ ними щиты и осыпали норвежцевъ стрѣлами.
   Вдругъ Ульваръ замѣтилъ большой корабль, появившійся изъ-за острововъ и направлявшійся прямо къ нимъ. Ульваръ крикнулъ своимъ людямъ:
   -- Наша поѣздка прекратилась очень скоро, но мы можемъ быть довольны нашей вечерней работой, потому что шотландцы потерпѣли большой уронъ.
   Между тѣмъ, другой корабль остановился бокъ о бокъ съ кораблемъ норвежцевъ и бросилъ якорь. Съ него одинъ за другимъ перепрыгнули къ Ульвару и стали помогать ему. Впереди всѣхъ былъ высокій темноволосый человѣкъ; онъ подбѣжалъ къ мачтѣ, у которой стоялъ Ульваръ и крикнулъ по норвежски:
   -- Ты храбро сражаешься, молодой вождь! Мы счастливы, что прибыли во время, чтобы помочь такимъ отважнымъ людямъ.
   Черезъ минуту осажденный корабль наполнился людьми и тутъ побѣда перешла на другую сторону. Шотландцы побросались въ море съ корабля и стали спасаться бѣгствомъ, но немногіе изъ нихъ вышли на берегъ.
   Когда битва окончилась, темноволосый незнакомецъ приказалъ выбросить въ море убитыхъ шотландцевъ и взялъ корабль Ульвара на буксиръ. Однако, оказалось, что корабль былъ настолько поврежденъ, что не могъ больше держаться на водѣ. Тогда незнакомецъ предложилъ Ульвару и его людямъ перейти на его корабль, поставилъ паруса и вышелъ въ море. Буря утихла и дулъ только свѣжій вѣтеръ.
   Незнакомецъ перевязалъ раны Ульвару и его людямъ и тѣ разсказали ему о своей схваткѣ съ шотландцами. Незнакомецъ сказалъ, что его зовутъ Успакъ и что онъ родился въ Исландіи, но живетъ въ Нортумберландѣ, а люди его норвежцы и датчане.
   Когда стемнѣло, они бросили якорь въ одномъ тихомъ заливѣ и улеглись спать. Успакъ и Ульваръ лежали въ одномъ помѣщеніи подъ палубой. Ульваръ не спалъ, потому что раны у него болѣли. Успакъ заговорилъ съ нимъ:
   -- Ты храбро сражался сегодня, Ульваръ. Я вижу, что ты хорошаго происхожденія. Гдѣ ты живешь и кто твой отецъ?
   Ульваръ отвѣтилъ:
   -- Я изъ Вильгульмарка, живу я въ помѣстьи Вадинъ, на берегу фьордовъ Фольденъ.
   Успакъ быстро обернулся къ нему и спросилъ:
   -- А твой отецъ, Ульваръ... какъ звали твоего отца?
   -- Не скрою отъ тебя, господинъ,-- отвѣтилъ Ульваръ,-- что я незаконный сынъ. А потому меня и зовутъ Уьваръ Вигдиссенъ по матери.
   Успакъ долго молчалъ; нѣсколько разъ онъ начиналъ говорить, но не могъ произнести ни слова. Однако, Ульваръ не замѣтилъ этого. Наконецъ, Успакъ спросилъ:
   -- Сколько тебѣ лѣтъ, Ульваръ Вигдиссенъ?
   -- Мнѣ исполнится восемнадцать лѣтъ послѣ Иванова дня,-- отвѣтилъ онъ.
   Успакъ долго лежалъ опять молча. Потомъ спросилъ:
   -- А она жива еще, твоя мать... и она все еще не замужемъ, Вигдисъ изъ Вадина?
   Ульваръ отвѣтилъ, что она не замужемъ. Успакъ сказалъ:
   -- Мнѣ очень хотѣлось бы услышать что-нибудь о твоей матери... Она должна быть замѣчательной женщиной, разъ воспитала такого сына, какъ ты. Любитъ она тебя, твоя мать?
   Ульваръ отвѣтилъ:
   -- Когда мнѣ исполнилось пятнадцать лѣтъ, она подарила мнѣ Вадинъ и половину всего состоянія, чтобы никто не смѣлъ насмѣхаться надо мной, надъ моей бѣдностью и безсиліемъ, хотя я и незаконное дитя. Она же расчистила для себя усадьбу въ лѣсу. Ея усадьбу зовутъ Бергъ. Но живетъ она въ Вадинѣ. И ты правъ, она замѣчательная женщина, равной ей нѣтъ на свѣтѣ. Вотъ почему я мало страдалъ отъ того, что у меня нѣтъ отца.
   Ульваръ сталъ разсказывать о своей матери, и чѣмъ больше онъ разсказывалъ, тѣмъ больше разспрашивалъ его Успакъ. Онъ узналъ о смерти Гуннара, о томъ, какъ Вигдисъ отомстила за него и какъ она бѣжала отъ враговъ. Въ этихъ разговорахъ прошла почти вся ночь. Наконецъ, Успакъ сказалъ:
   -- Безгранично многимъ обязанъ ты своей матери, Ульваръ. И ты долженъ оказывать ей величайшую любовь и чтить ее выше всего на свѣтѣ. Равной ей по мужеству и уму нѣтъ на свѣтѣ, и едва-ли кто-нибудь любилъ своего сына такъ, какъ она.
   -- Ты сказалъ правду -- отвѣтилъ Ульваръ.-- И я надѣюсь, что когда-нибудь настанетъ день, когда я отплачу ей за все, что она для меня сдѣлала.
   Успакъ сказалъ.
   -- Ты потерялъ свой корабль и все свое добро. Но если ты согласишься остаться у меня на все лѣто, то тебѣ не придется осенью возвращаться въ Норвегію бѣднякомъ. Я предлагаю тебѣ владѣть со мной вмѣстѣ этимъ кораблемъ, и тогда ты будешь получать половину добычи.
   Ульваръ поблагодарилъ Успака и согласился на его предложеніе. Черезъ нѣкоторое время онъ сказалъ, что вначалѣ намѣревался поѣхать въ Исландію. Успакъ спросилъ, какое у него тамъ дѣло. Ульваръ отвѣтилъ:
   -- Вѣдь ты самъ изъ Исландіи, Успакъ, такъ не знаешь ли ты тамъ одного человѣка, по имени Вига-Льотъ Гиссурсенъ изъ Скумедаля?
   -- А у тебя есть къ нему какое-нибудь дѣло?-- спросилъ Успакъ.
   -- Да, мнѣ надо съ нимъ повидаться,-- отвѣтилъ Ульваръ.
   -- Можетъ быть, онъ другъ твоей матери?-- спросилъ опять Успакъ.
   -- Нѣтъ, онъ во всякомъ случаѣ не ея другъ,-- сказалъ Ульваръ,-- и мало хорошаго мы ждемъ отъ него. Но мнѣ просто хотѣлось посмотрѣть, какъ онъ приметъ меня... потому что онъ... мой отецъ.
   -- Странный человѣкъ былъ бы онъ,-- замѣтилъ Успакъ съ улыбкой,-- если бы онъ не обрадовался, увидя такого красиваго и мужественнаго сына... Да едва ли онъ могъ забыть и такую женщину, какъ твоя мать.
   -- Не знаю, но онъ никогда не справлялся о насъ,-- отвѣтилъ Ульваръ.-- А кромѣ того я знаю, что въ Исландіи у него жена и дѣти. Но мнѣ все-таки хотѣлось бы повидать его и передать привѣтъ отъ моей матери, которую онъ соблазнилъ и бросилъ.
   Послѣ нѣкотораго молчанія Успакъ снова заговорилъ:
   -- Льотъ не живетъ больше въ Исландіи... Я слышалъ, что онъ навсегда покинулъ родной край уже много лѣтъ тому назадъ... Его жена и дѣти умерли.
   -- Онъ былъ твоимъ другомъ?-- спросилъ Ульваръ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Успакъ,-- онъ былъ настолько же моимъ другомъ, насколько былъ другомъ твоей матери.
   Ульваръ улегся поудобнѣе и сталъ впадать въ дремоту. Вдругъ онъ почувствовалъ, что кто-то прикасается къ его лицу. Ульваръ открылъ глаза и увидалъ, что Успакъ отворилъ окно, такъ что утренній свѣтъ падалъ прямо ему въ лицо, и сидѣлъ, склонясь надъ нимъ.
   -- Ты уснулъ, Ульваръ,-- сказалъ онъ.-- Я хотѣлъ посмотрѣть, нѣтъ ли у тебя жара...
  

XL

   Ульваръ пробылъ съ Успакомъ все лѣто, до глубокой осени. Они сражались вмѣстѣ съ датскими викингами противъ англичанъ и французовъ и пріобрѣли много богатой добычи. Ульваръ Вигдиссенъ проявилъ величайшее мужество и прославился своими подвигами.
   Осенью Успакъ и Ульваръ гостили у Ярла Сигварда въ Нортумберландѣ,-- онъ былъ хорошимъ другомъ Успака. Ярлъ принялъ ихъ очень хорошо и одарилъ дорогими дарами.
   Однажды Успакъ и Ульваръ сидѣли вдвоемъ и пили. Вдругъ Успакъ спросилъ:
   -- Скажи, Ульваръ, тебѣ очень хотѣлось бы увидѣть своего отца?
   -- Пока я жилъ дома, отвѣтилъ Ульваръ. я этого желалъ больше всего на свѣтѣ. Тогда я очень скорбѣлъ о томъ, что я незаконное дитя, и мнѣ казалось, что я хуже тѣхъ, у кого есть отцы, которыми они могутъ гордиться. Я всегда думалъ, что я разыщу его когда-нибудь и потребую отъ него отвѣта за мать и за все то зло, которое онъ причинилъ ей.
   -- Что же, можетъ быть, ты и найдешь его когда-нибудь,-- проговорилъ Успакъ тихо.-- А что, если бы онъ встрѣтилъ бы тебя съ любовью и радовался бы тому, что у него такой сынъ?
   -- Во всякомъ случаѣ, онъ долженъ былъ бы сознавать, что не ему я обязанъ тѣмъ, что я сталъ такимъ,-- отвѣтилъ Ульваръ.-- Да я и не благодарилъ бы его за это. Единственно, чѣмъ я ему обязанъ, это своей жизнью... ну, а жизнью своею я рисковалъ такъ часто, что не придаю ей особаго значенія. Теперь я сталъ человѣкомъ и безъ него. И этимъ я обязанъ тебѣ, Успакъ. Отецъ мой не нуженъ теперь, да и любовь его мнѣ также не нужна. А потому мнѣ все равно, низкій онъ человѣкъ, или нѣтъ.
   Успакъ сидѣлъ, подперевъ голову рукой, и слушалъ его. Черезъ минуту онъ сказалъ:
   -- А твоя мать... что, если бы онъ пріѣхалъ въ Вадинъ и посватался къ ней.
   -- По правдѣ сказать,-- отвѣтилъ Ульваръ,-- я думаю, что было бы лучше, если бы онъ избавилъ себя отъ этого труда. Разъ какъ-то мать сказала мнѣ, что она успокоится только тогда, когда его окровавленная голова будетъ лежать у нея на колѣняхъ. Вообще же она не любитъ говорить о немъ и каждый разъ послѣ того, какъ она вспомнитъ его, она надолго дѣлается печальна. Не по ея желанію я хотѣлъ отправиться въ Исландію, чтобы разыскать отца.
   Успакъ сидѣлъ, не двигаясь. Наконецъ, онъ сказалъ:
   -- Твои слова жестоки, Ульваръ.
   Ульваръ отвѣтилъ:
   -- Да, но и онъ жестоко поступилъ съ моей молодой матерью, покинувъ нашъ край и бросивъ ее съ ребенкомъ. И никогда онъ съ тѣхъ поръ не справлялся о ней.
   -- Развѣ ты увѣренъ въ этомъ?-- спросилъ Успакъ.
   -- Такъ она говорила мнѣ всегда,-- отвѣтилъ Ульваръ.
   Послѣ этого они прекратили разговоръ, но Успакъ былъ болѣе молчаливъ и задумчивъ весь этотъ день, чѣмъ когда-либо. Когда они собрались ложиться спать, онъ вынулъ изъ своего сундука красный шелковый плащъ, искусно расшитый золотомъ и протянулъ его Ульвару, прося принять отъ него этотъ плащъ въ даръ. Ульваръ поблагодарилъ его.
   Когда настало время Ульвару отправляться домой, Успакъ подарилъ ему вполнѣ снаряженный корабль и еще много другихъ даровъ -- панцырь, и золотой шлемъ, два бѣлоснѣжныхъ сокола тройной позолоченый поясъ, который онъ просилъ Ульвара передать матери въ знакъ его дружбы, и наконецъ зеленый шелковый плащъ съ золотыми застежками и на драгоцѣнномъ мѣху. Но, передавая этотъ плащъ, онъ попросилъ Ульвара возвратить ему красный плащъ говоря, что тотъ уже старый и не годится для дара.
   Ульваръ поблагодарилъ Успака за всѣ дары и за его любовь и въ свою очередь попросилъ его выбрать что-нибудь на память изъ своей добычи.
   -- У меня и безъ того слишкомъ много добра,-- отвѣтилъ Успакъ.-- Но этотъ браслетъ, который ты всегда носишь на лѣвой рукѣ, я хотѣлъ бы имѣть на память о тебѣ, если ты только согласишься подарить его мнѣ.
   Ульваръ снялъ браслетъ и протянулъ его Успаку со словами:
   -- Онъ стоитъ немногаго, но я ношу его, потому что мать подарила его мнѣ, а онъ ей достался отъ матери. Но онъ для подарка не годится, выбери что нибудь другое.
   -- Мнѣ ничего другого не надо,-- отвѣтилъ Успакъ, надѣвая браслетъ на свою руку.-- Мнѣ нравится этотъ браслетъ, потому что ты носилъ его, и онъ былъ на твоей рукѣ, когда ты такъ хорошо защищался противъ шотландцевъ.
   Ульваръ помолчалъ немного и сказалъ:
   -- Въ Вадинѣ нѣтъ такой роскоши, какая бываетъ во дворцѣ ярла, но если бы ты навѣстилъ меня въ домѣ моей матери, то доставилъ бы мнѣ величайшую радость.
   -- Я непремѣнно пріѣду къ тебѣ,-- отвѣтилъ Успакъ.-- И мы скоро увидимся, потому что я пріѣхалъ бы, если бы ты даже не звалъ меня.
   Онъ пожалъ руку Ульвару, поцѣловалъ его въ губы и въ лобъ и пожелалъ ему счастливаго пути. Ульваръ отправился на своемъ кораблѣ въ Норвегію и на четвертый день онъ былъ уже въ Фольденѣ.
  

XLI

   Вигдисъ съ великой радостью приняла своего сына и заставляла его безъ конца разсказывать о томъ, какъ онъ странствовалъ.
   Больше всего Ульваръ разсказывалъ объ Успакѣ. Онъ говорилъ, что второго такого человѣка нѣтъ на свѣтѣ и что это его лучшій другъ. Вигдисъ сказала, что для нея было бы величайшимъ счастьемъ принять его когда-нибудь въ своемъ домѣ, хотя ока сознаетъ, что ничѣмъ не въ состояніи отблагодарить этого человѣка за то, что онъ спасъ жизнь ея сыну и такъ много сдѣлалъ для него.
   Она очень горевала о смерти Иллуге и пышно справила тризну по немъ. Она рѣшила взять на воспитаніе его дѣтей, Олафа и Ингебьергъ, и быть для нихъ матерью. Съ тѣхъ поръ эти дѣти всегда жили въ Вадинѣ.
   Приближалось Рождество. Въ сочельникъ вечеромъ, когда родился Спаситель, всѣ окрестные жители съѣхались въ церковь. Ульваръ и Вигдисъ также поѣхали верхомъ въ церковь въ сопровожденіи многочисленной челяди. Въ этотъ годъ передъ Рождествомъ выпало много снѣга и было холодно. Небо было ясное и на немъ стояла полная луна.
   Лунный свѣтъ былъ такой яркій, что когда Вигдисъ вмѣстѣ съ сыномъ переступила порогъ церкви, то ей показалось, что тамъ темно, хотя передъ святыми изображеніями во множествѣ горѣли восковыя свѣчи. Всѣ, кто переступали порогъ церкви, опускались на колѣни, опускали кончики пальцевъ въ святую воду и осѣняли себя крестнымъ знаменіемъ, творя молитву.
   Когда Вигдисъ подняла голову и встала, то она увидѣла, что въ противоположномъ углу у стѣны стоитъ какой-то незнакомый человѣкъ. На немъ былъ темный плащъ, который онъ сдерживалъ руками подъ подбородкомъ. Онъ стоялъ, слегка склонивъ голову, и видны были только его глаза, сверкавшіе изъ подъ темныхъ волосъ, которые спускались ему на лобъ. Вигдисъ сейчасъ же узнала въ немъ Льота. Онъ пристально смотрѣлъ на нее, и когда взоры ихъ встрѣтились, то она замѣтила, что руки его такъ сильно задрожали, что онъ опустилъ ихъ. Онъ поблѣднѣлъ, какъ полотно.
   Вигдисъ тоже задрожала всѣмъ тѣломъ и должна была опереться о косякъ двери. Ей казалось, что нолъ ходитъ подъ ней, и что это уже не полъ, а что въ ногахъ у нея кровавый потокъ и что передъ алтаремъ цѣлое море крови.
   Ульваръ тоже всталъ съ колѣнъ и, увидя незнакомца, онъ быстро подошелъ къ нему и протянулъ ему руку, сіяя отъ счастья. Тутъ только Вигдисъ дождалась, кто былъ Успакъ.
   Вигдисъ хотѣла пройти въ церковь по среднему проходу, но у нея не хватило силъ на это и она стала пробираться вдоль стѣны, опираясь рукой о бревна. Наконецъ, она добралась до угла и тамъ хотѣла опуститься на колѣни, но женщины очистили передъ ней проходъ къ алтарю. Она повернула голову назадъ и увидала, что Льотъ все еще стоитъ на томъ же мѣстѣ и смотритъ на нее, а Ульваръ стоитъ рядомъ съ нимъ. Она прошла къ алтарю, упала на колѣняхъ и закрыла лицо руками.
   Въ церкви раздалось пѣніе, но Вигдисъ ничего не слышала и ничего не сознавала. Кровь горячей волной приливала къ ея сердцу и она дрожала отъ страха передъ этой встрѣчей. Ей казалось, что будто только вчера вечеромъ она въ первый разъ встрѣтилась съ Льотомъ, и вдругъ отъ ея сердца сразу отпала та кора, которой оно обросло за все это время, и ей казалось, что эти долгіе годы она только и ждала того, чтобы игра между ней и Льотомъ, наконецъ, прекратилась.
   Съ каждой минутой она все дольше и дольше страшилась разговора съ Льотомъ. Въ стѣнѣ, возлѣ которой она стояла на колѣняхъ, почти у самаго пола, было оконце, съ него была снята ставня и она видѣла снѣгъ на дворѣ и слышала, какъ ржутъ лошади и какъ звенятъ бубенчики. Вдругъ она встала среди богослуженія и быстро вышла изъ церкви.
   Луна продолжала ярко свѣтить. Вигдисъ подбѣжала къ своей лошади, стоявшей у коновязи, и отвязала ее. Она повела ее къ кладбищенскимъ воротамъ. Тутъ она услыхала, что за ней быстро идутъ двое человѣкъ, они такъ торопились, что оставили дворъ церкви раскрытой, и на дворѣ было слышно пѣніе псалма.
   Едва Вигдисъ успѣла сѣсть въ сѣдло, какъ ее нагналъ Льотъ и схватилъ лошадь за поводъ. Онъ сказалъ:
   -- Позволь мнѣ поговорить съ тобой, Вигдисъ...
   Она посмотрѣла на него и отвѣтила:
   -- Неужели у тебя накопилось такъ много преступныхъ дѣлъ, что ты долженъ скрывать свое имя, Льотъ?
   Льотъ не успѣлъ ей отвѣтить,-- она такъ сильно дернула за поводъ, что лошадь метнулась въ сторону. Льотъ выпустилъ изъ рукъ поводъ, и Вигдисъ понеслась впередъ. Доѣхавъ до Вадина, она тамъ не остановилась, а поскакала дальше и сошла съ лошади только въ Бергѣ. Тамъ жили сторожъ со своей женой и нѣсколько работниковъ. Вигдисъ вошла въ большую горницу; тамъ было почти совсѣмъ пусто, потому что домъ былъ еще только недавно достроенъ. Вокругъ стѣнъ шли скамьи, а посерединѣ стоялъ круглый столъ. Вигдисъ велѣла развести на очагѣ огонь и запереть дверь. И она просидѣла тамъ одна всю рождественскую ночь.
  

XLII

   Послѣ того какъ Вигдисъ уѣхала, Льотъ и Ульваръ стояли съ минуту въ нерѣшительности и смотрѣли ей въ слѣдъ. Потомъ Льотъ обнялъ Ульвара, поцѣловалъ его и сказалъ:
   -- Да благословитъ тебя Богъ, мой возлюбленный сынъ, ибо я не знаю, увидимся ли мы, еще когда-нибудь.
   Ульваръ поцѣловалъ его руку и отвѣтилъ:
   -- Не знаю, что ты хочешь сказать. Но если ты дѣйствительно мой отецъ, то, вѣдь, ты не покинешь насъ?
   Льотъ проговорилъ:
   -- Я не смѣю надѣяться на то, что твоя мать согласится поговорить со мной. То, что ты когда то говорилъ о своемъ отцѣ, не было жестоко съ твоей стороны. Въ тотъ вечеръ я хотѣлъ открыться тебѣ, но потомъ я рѣшилъ еще разъ поговорить съ Вигдисъ, прежде чѣмъ назову тебя своимъ сыномъ. Но одно долженъ знать: я не подозрѣвалъ о твоемъ существованіи, пока ты не назвалъ Вигдисъ своею матерью... Скажи Вигдисъ, что она уже достаточно отомстила мнѣ тѣмъ, что я долженъ потерять тебя.. Ну, а счастливъ я никогда не былъ съ тѣхъ поръ какъ мы говорили съ ней въ послѣдній разъ.
   Ульваръ обнялъ его и сталъ его умолять остаться съ нимъ въ Вадинѣ. Онъ сказалъ, что Вигдисъ не забудетъ, что Льотъ спасъ ему жизнь и помогъ ему. Наконецъ, ему удалось уговорить Льота и тотъ поѣхалъ вмѣстѣ съ нимъ въ Вадинъ. Однако, Вигдисъ они тамъ не нашли. Льотъ весь поникъ; сидя на лошади, онъ сказалъ;
   -- Видишь, Ульваръ, я не напрасно взялъ себѣ другое имя... слишкомъ много времени прошло, и мнѣ уже не исправить того, въ чемъ я провинился.
   Ульваръ сошелъ съ лошади и сталъ просить Льота войти въ домъ.
   -- Должно быть, мать въ Бергѣ, но я прошу тебя войти, отдохнуть и поѣсть.
   Онъ предложилъ это, потому что Льотъ имѣлъ измученный видъ. Наконецъ, Ульвару удалось уговорить его войти въ домъ и онъ посадилъ Льота на почетное мѣсто.
   Однако, Льотъ не дотронулся ни до молока, ни ѣды, и онъ не произносилъ ни слова. Подъ утро Ульваръ сказалъ, что поѣдетъ въ Бергъ говорить съ матерью, и допросилъ Льота остаться въ Вадинѣ.
   Но Льотъ всталъ и сказалъ:
   -- Нѣтъ, пусть этому будетъ теперь какой-нибудь конецъ, пусть свершится то, чему суждено быть, Я буду говорить съ ней... Я ждалъ этой минуты семнадцать долгихъ лѣтъ.
   Съ этими словами онъ вышелъ на дворъ и сѣлъ на лошадь. Они поскакали въ Бергъ и вскорѣ были тамъ.
   Дверь въ горницу была заперта. Ульваръ постучалъ въ нее и крикнулъ:
   -- Отвори, мать, мнѣ надо поговорить съ тобой объ одномъ важномъ дѣлѣ.
   -- Ты одинъ?-- спросила Вигдисъ.
   -- Со мной отецъ,-- отвѣтилъ Ульваръ.
   -- Съ нимъ я не хочу говорить,-- сказала Вигдисъ.
   Тутъ Ульваръ крикнулъ:
   -- Я требую, мать, отъ тебя и отъ него, чтобы вы объяснили мнѣ, почему у меня нѣтъ отца. Я не иду отсюда и не отпущу Льота, пока ты не отворишь.
   Тогда Вигдисъ отодвинула засовъ и они вошли въ горницу. Ульваръ переводилъ взглядъ съ отца на мать и съ матери на отца. Онъ сказалъ:
   -- У отца моего сѣдые волосы, а у тебя, мать, состарилось лицо... Видно, много пришлось вамъ пережить послѣ вашей послѣдней встрѣчи. Если бы можно было теперь исправить то, что случилось, то я былъ бы счастливъ, потому что одинаково сильно люблю васъ обоихъ.
   Вигдисъ подняла голову и сказала:
   -- Да, я состарилась и посѣдала, и никто другой не причинилъ мнѣ горя, кромѣ тебя, Льотъ.
   Онъ отвѣтилъ:
   -- И все-таки, тебѣ жилось лучше, Вигдисъ, потому что тебя утѣшилъ твой сынъ... Я понимаю, что меня ты не могла любить, потому что я измѣнилъ тебѣ, и обо мнѣ ты не могла тосковать. Но я скорбѣлъ о каждомъ шагѣ, сдѣланномъ мною, о каждой волнѣ которую я перерѣзалъ, если я только не приближался къ тебѣ.
   Вигдисъ разразилась злымъ смѣхомъ и сказала:-- А твоя жена... Какъ ей нравится, что ты уѣзжаешь отъ нея, чтобы повидаться со своими старыми любовницами?
   -- Жена моя была лучшей женщиной въ мірѣ и была достойна самой высокой любви,-- отвѣтилъ отъ.-- Теперь ея нѣтъ уже больше въ живыхъ, и тяжко жилось ей всѣ тѣ годы, которые мы прожили вмѣстѣ. О тебѣ одной думалъ я всегда, а на ея долю у меня оставалось слишкомъ мало любви. Тяжелымъ камнемъ лежитъ она на моей совѣсти, ибо она потеряла радость и счастье не по своей винѣ... Ты же можешь утѣшаться тѣмъ, что ты отомщена въ полной мѣрѣ, ибо я видѣлъ, какъ мои прекрасныя малютки погибали у меня на глазахъ, и я потерялъ всѣхъ, кто былъ мнѣ дорогъ... Вѣдь этого ты и желала мнѣ.
   Тутъ Вигдисъ съ такой силой рванула свой плащъ, что пряжка на ея груди оборвалась, и она крикнула:
   -- Откуда знаешь ты, Льотъ, какъ велики бы мои страданія... или ты мой сынъ! Развѣ вы знаете, какъ я изнывала отъ жажды мести... Слыхано ли, чтобы женщина когда-нибудь совершала насиліе на мужчиной? И ты, Льотъ, не испыталъ, что значитъ носить подъ сердцемъ ребенка того человѣка, котораго хотѣлось бы видѣть растерзаннымъ между двумя лошадьми. Не ты въ черную ненастную ночь ходилъ по берегу рѣки, готовый броситься въ воду, что только избавиться отъ этого ужаса. Или тебѣ кажется, что этотъ юноша долженъ любить тебя, это юноша, котораго я родила ночью на каменной плитѣ въ глухомъ лѣсу, когда возлѣ меня не было никого, кто освѣжилъ бы мои сухія губы каплей воды, плавалъ по морю, ты тосковалъ по мнѣ... Очень мнѣ это помогло, когда моего отца внесли смертельно раненаго и когда онъ говорилъ мнѣ жестокія слова укоряя меня въ томъ позорѣ, которымъ я запятнала его помимо моей воли. Много помогла мнѣ такая твоя любовь, когда я съ моимъ сыномъ бѣжали по лѣсу, а Вадинъ горѣлъ вмѣстѣ съ моимъ отцомъ. Скажи, развѣ ты помогъ мнѣ, когда я бѣжала ночь по дремучему лѣсу на лыжахъ съ ребенкомъ на спинѣ, а за нами гнались волки, и мы должны были скрываться у разбойниковъ? Пожалуй, ты думаешь, что ты все исправилъ тѣмъ, что потомъ пришелъ ко мнѣ и предлагалъ взять меня въ Исландію... Но ты скоро утѣшился... Когда я отказалась, то ты взялъ другую дѣвушку, богатую и красивую, и замучилъ ее до смерти... А я оставалась здѣсь и должна была молчать передъ моимъ отцомъ, когда онъ порочилъ меня. Молчала я и передъ своимъ сыномъ, когда онъ спрашивалъ меня о своемъ отцѣ, потому что у меня никогда не хватало духу разсказать о томъ, какъ ты поступилъ со мной. Плохо платишь ты тѣмъ, кто любилъ тебя, Льотъ, и нѣтъ хуже тебя человѣка на всемъ свѣтѣ..
   Лицо Льота было бѣлѣе снѣга; онъ отвѣтилъ:
   -- Твои слова рѣжутъ острѣе ножа, которымъ и ударила меня въ наше послѣднее свиданіе. Съ радостью разстался бы я со своей жизнью, если бы это могло утѣшить тебя... И все-таки я говорю тебѣ, Вигисъ, что мое горе было не меньше твоего, потому то ты не знаешь, въ какую муку превращается жизнь того, кто тоскуетъ по своей возлюбленной.
   -- Правду говоришь ты,-- промолвила она,-- о любви я знаю только то, чему ты научилъ меня въ тотъ вечеръ у жертвенника... и съ тѣхъ поръ я боялась каждаго мужчины, который просилъ меня быть его женой.
   Тутъ заговорилъ Ульваръ;
   -- На горе вы оба встрѣтились когда-то... но не забывай, мать, что онъ спасъ мнѣ жизнь, и что ни одинъ отецъ не любилъ своего сына такъ, какъ онъ любитъ меня.
   Сказавъ это, Ульваръ разразился рыданіями.
   Вигдисъ посмотрѣла на сына и сказала:
   -- Ужъ не забылъ ли ты что обѣщалъ отомстить за меня?
   Тутъ заговорилъ Льотъ;
   -- Я думалъ, что мы можемъ примириться ради Ульвара; но теперь я вижу, что ты не можешь простить меня; слишкомъ много зла причинилъ я тебѣ. Я уѣду туда, откуда пріѣхалъ, но пусть Ульваръ владѣетъ всѣмъ моимъ имуществомъ.
   Вигдисъ закричала;
   -- Все отнялъ ты отъ меня когда-то, а теперь опять явился и опять хочешь ограбить меня! Я бросила на съѣденіе волкамъ и орламъ дитя, которое насильно заставилъ ты меня зачать... Рабы нашли его и сохранили его жизнь. Потомъ наступила минута, когда я сжалилась надъ этимъ ребенкомъ, ибо онъ былъ такъ же безпомощенъ, какъ я была безпомощна въ твоихъ рукахъ. Я берегла мальчика, я спасла его и поплатилась тѣмъ, что стала калѣкой... И я выростила его и любила всѣ эти годы... а теперь ты явился и хочешь отнять его у меня!
   -- Я не хочу отнимать его у тебя, -- возразилъ Льотъ. -- Пусть онъ останется съ тобой и пусть онъ слушается тебя, я не имѣю правь на него. Но вѣдь ты можешь позволить, чтобы и я любилъ его такъ же и сдѣлалъ для него то, что могу... Я все равно не увижу его больше.
   -- Я не хочу дѣлить съ тобой ничего, -- сказала она, потрясая изуродованной рукой. -- И не хочу я, чтобы у насъ съ тобой былъ ребенокъ! Выбирай же, Ульваръ, одного изъ насъ!
   -- Я не могу выбрать, -- отвѣтилъ Ульваръ, заливаясь слезами.
   -- Значить, ты выбралъ Льота, -- сказала мать, направляясь къ двери. Ульваръ бросился за ней и обнялъ ее:
   -- Куда ты уходишь, мать?
   Она отвѣтила:
   -- Не знаю. Лучше было бы, если бы мы въ ту ночь не вышли живыми изъ лѣса... тогда я не дожила бы на старости лѣтъ до той минуты, когда ты бросишь меня и уйдешь съ чужимъ человѣкомъ. Воистину, ты пошелъ въ своего отца, и нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что ты выбралъ его.
   -- Мать, -- крикнулъ сынъ, -- вѣдь ты знаешь; что я сдѣлаю все, чего ты только потребуешь отъ меня! Я никогда не увижусь съ нимъ больше...
   -- Не знаю, мать ли я тебѣ, -- отвѣтила она.-- Такъ не поступалъ бы тотъ мой сынъ, котораго я выносила въ ненависти и гнѣвѣ... Ты больше похожъ на Эсу и на рабское отродье... Ты сейчасъ же склоняешься передъ тѣмъ, кто сильнѣе тебя...
   Тутъ Льотъ подошелъ къ нимъ и голосъ его дрожалъ, когда онъ произнесъ:
   -- Право, не знаю, мой ли онъ сынъ, или Коре изъ Грефсина, но поступай такъ, какъ этого хочетъ твоя мать, Ульваръ.
   Вигдисъ обернулась къ Льоту, но онъ быстро схватилъ Ульвара за руку и вышелъ вмѣстѣ съ нимъ изъ горницы.
  

XLIII

   Льотъ и Ульваръ ѣхали по лѣсу. Они не смотрѣли другъ на друга и не разговаривали. Наконецъ, Ульваръ сказалъ:
   -- Не ожидалъ я, что ты разстанешься съ моей матерью, снова оскорбивъ ее... послѣ того, какъ ты такъ подло поступилъ съ ней раньше.
   -- О, она этого и хотѣла, -- отвѣтилъ Льотъ. -- Пусть же, наконецъ, въ полной мѣрѣ исполнится ея желаніе...
   Съ этими словами онъ спрыгнулъ съ лошади и привязалъ ее къ дереву. Онъ обнажилъ мечь и поднялъ щитъ и предложилъ Ульвару послѣдовать его примѣру. Онъ сказалъ, что тутъ вблизи находится жертвенникъ и что лучше имъ пойти туда, потому что тамъ имъ не помѣшаютъ. Ульваръ ничего не отвѣтилъ и они пошли по снѣгу.
   Когда они пришли къ жертвеннику, Льотъ выбралъ для поединка мѣсто. Первымъ нанесъ ударъ Льотъ, но онъ попалъ въ щитъ Ульвара. Тотъ сказалъ:
   -- Раньше ты рубилъ вѣрнѣе, Льотъ.
   -- Я утомленъ и ничего еще не ѣлъ сегодня, -- отвѣтилъ Льотъ. -- Но ты молодъ и неопытенъ въ поединкахъ, и это равняетъ насъ. Руби же хорошенько, я не намѣренъ щадить тебя... Пусть Вигдись радуется, что ея желаніе исполнилось.
   Ульваръ нанесъ ударъ и Льотъ бросилъ щитъ и обеими руками ухватился за мечъ. Тогда Ульваръ нанесъ ему новый ударъ въ лѣвое плечо, и после этого рука Льота повисла и онъ зашатался и прислонился къ стволу дерева. Ульваръ сейчасъ же бросилъ мечъ, когда увидалъ, что изъ раны Льота струится кровь и что онъ поблѣднѣлъ. Онъ сказалъ:
   -- Довольно ... я не хочу больше биться съ тобой . . .
   -- Нѣтъ, этого еще не довольно, -- отвѣтилъ Льотъ, опускаясь на колѣни. Ульваръ повернулся такъ, что солнце свѣтило ему прямо въ лицо и онъ не могъ хорошо видѣть то, что произошло. Льотъ приставилъ рукоятку меча къ камню, такъ что остріе было обращено къ его груди, и бросился на него. Въ слѣдующее мгновеніе онъ повалился въ снѣгъ и лежалъ неподвижно на боку.
   Ульваръ подбѣжалъ къ Льоту, приподнялъ его и прислонилъ къ камню. Онъ сказалъ:
   -- Никогда не поднялъ бы я на тебя оружія, если бы ты не оскорбилъ мать и не сказалъ бы про Коре изъ Грефсина.
   Умирающій Льотъ слабо улыбнулся и отвѣтилъ:
   -- Такъ и я думалъ... потому и сказалъ это. Но не скорби объ этомъ, потому что я самъ хотѣлъ, что бы такъ кончилось. И да избавитъ тебя Богъ отъ того, чтобы ты унаслѣдовалъ наше счастье. А теперь исполни волю матери... Давно мечталъ я о томъ, чтобы голова моя покоилась у нея на колѣняхъ.
   Сказавъ это, онъ поникъ и испустилъ послѣднее дыханіе.
  

XLIV

   Вигдисъ ходила по горницѣ взадъ и впередъ, то она накидывала на себя плащъ, то сбрасывала его, хотя въ горницѣ было такъ холодно, что на стѣнахъ сверкалъ иней. То она садилась передъ очагомъ, то вскакивала и подходила къ двери. Наконецъ, она остановилась у окна и стала смотрѣть на дворъ. Солнце быстро спускалось къ горизонту и казалось багровымъ шаромъ за завѣсой морознаго тумана.
   Но вотъ она увидала на опушкѣ лѣса всадника. Она сейчасъ же узнала Ульвара. Онъ былъ одинъ и ѣхалъ медленно, шагъ за шагомъ, едва подвигаясь впередъ. У Вигдисъ такъ задрожали колѣни, что она отошла отъ двери и сѣла у очага.
   Она не была въ состояніи поднять голову, когда услыхала, что въ горницу вошелъ Ульваръ. Онъ держалъ въ рукахъ узелъ, подошелъ къ матери и положилъ ей узелъ на колѣни. Ей показалось, что узелъ придавилъ ее своей тяжестью. Ульваръ не произнесъ ни слова, онъ ушелъ въ свою спальню и заперъ дверь на запоръ извнутри.
   Вигдисъ не двинулась, она только положила руки на узелъ. Онъ былъ завернутъ въ красный шелковый плащъ, и она сейчасъ же узнала его, это былъ тотъ самый плащъ, который она когда-то вышила и подарила Ветерлиде Глумсену. Плащъ промерзъ и затрещалъ, когда она начала его развертывать. Тогда она застыла въ прежней позѣ. Но немного спустя узелъ началъ оттаивать, изъ него начала сочиться кровь и вода, и ея колѣни промокли. Вигдисъ развернула плащъ и стала смотрѣть на голову Льота, держа ее въ рукахъ.
   Прежде всего она увидѣла обрубокъ шеи; тогда она повернула голову лицомъ къ себѣ. Волосы свѣшивались на лицо Льота и прилипли къ кожѣ. Вигдисъ откинула ихъ назадъ и вытерла концомъ плаща кровавыя пятна на лицѣ. Одинъ разъ она провела рукой по его губамъ -- онѣ показались ей тонкими и жалкими, онѣ выдавались немного впередъ и выдѣлялись синей полоской ни сѣромъ лицѣ. Потомъ она приподняла вѣки и посмотрѣла въ его глаза; они были мертвые и безсмысленные, и она снова закрыла ихъ.
   Она вспомнила ту минуту, когда стояла надъ Эйольвомъ Арнесономъ; тогда она съ наслажденіемъ глотала сладкій кровавый напитокъ, и этотъ напитокъ утолилъ ея жажду мести и притупилъ ея горе. Но теперь, чѣмъ дольше она смотрѣла на голову Льота, тѣмъ тяжелѣе у нея становилось на душѣ. Лицо его было такое старое и скорбное... И вдругъ она пошла, что эта жалкая сѣдая голова не искупала ея несчастья, и она не могла даже себѣ представить, что изъ-за этой головы, ради этой минуты она боролась и страдала всѣ эти годы съ самой смерти отца.
   Вигдисъ закрыла лицо Льота плащемъ и положила узелъ у своихъ ногъ. Потомъ она встала и поошла къ двери Ульвара, но онъ не отвѣтилъ ей, когда она позвала его. Съ минуту она постояла, потомъ опять позвала и, снова не получивъ отвѣта, она вернулась къ очагу и сѣла, сложивъ руки на своихъ окровавленныхъ колѣняхъ.
   Наступила ночь. Наконецъ Ульваръ отворилъ дверь и вошелъ въ горницу. Онъ не видалъ матери, потому что огонь на очагѣ почти совсѣмъ потухъ. Онъ былъ одѣтъ по дорожному и вышелъ на дворъ. Вигдисъ встала и послѣдовала за нимъ. Уьваръ вывелъ лошадь изъ конюшни и осѣдлалъ ее. Вигдисъ подошла къ нему.
   Луна ярко свѣтила, и матери показалось, что никогда еще Ульваръ не походилъ такъ на Вига-Льота, какъ въ эти минуты, и лицо его было такое же блѣдное, какъ лицо покойнаго. Ей хотѣлось спросить его о поединкѣ, но она не осмѣлилась. Она спросила только:
   -- Уѣзжаешь?
   -- Да,-- отвѣтилъ сынъ.
   -- Ты ѣдешь въ Вадинъ?-- спросила опять мать
   -- Да, но завтра утромъ я ѣду дальше, потому что я не могу больше остаться здѣсь,-- отвѣтилъ онъ.
   Съ минуту Вигдись смотрѣла ему въ лицо, потомъ она опять спросила:
   -- Ты не хочешь больше жить со мной?
   -- Мать,-- отвѣтилъ Ульваръ,-- теперь я оплатилъ тебѣ за твою любовь такъ, какъ ты этого хотѣла. Не знаю, какой радости ты можешь еще ожидать отъ меня, а потому позволь мнѣ уѣхать.
   -- Не говори такъ,-- произнесла она тихо. И томъ она продолжала: -- Если тебѣ непріятно видѣ меня, то я останусь здѣсь въ Бергѣ, сколько хочешь,но не покидай родного края...
   -- Я не въ силахъ остаться здѣсь,-- сказалъ Ульваръ.-- Теперь, когда я знаю, какъ много зло произошло здѣсь, я уже не найду больше покоя...
   Вигдисъ обхватила руками шею лошади и прижалась къ ней. Она не смѣла больше просить сына о томъ, чтобы онъ остался, и сердце ея сжалось о невыносимой боли. Она поняла, что тутъ уже ничего нельзя больше поправить. Она еще крѣпче прижалась къ лошади и вдругъ вспомнила ту ночь, когда она родила сына и когда лошадь была единственнымъ живымъ существомъ, къ которому она могла прильнуть своимъ наболѣвшимъ тѣломъ.
   -- Ты не любишь меня больше, сынъ?-- спросила она тихо.
   -- Нѣтъ, люблю,-- отвѣтилъ Ульваръ.-- Но дай мнѣ уѣхать, мать,-- немного спустя онъ прибавилъ: -- Я прошу тебя объ одномъ: ради меня, позаботься о томъ, чтобы Льотъ былъ похороненъ, какъ подобаетъ.
   -- Я позабочусь объ этомъ,-- отвѣтила Вигдисъ.
   Ульваръ сказалъ:
   -- А ты не должна быть благодарна мнѣ за его смерть... онъ самъ покончилъ съ собой.
   Сказавъ это, онъ взялъ въ руки поводья. И вдругъ онъ спросилъ:
   -- Мать, скажи мнѣ правду, любила ли ты когда нибудь Вига-Льота?
   Она разразилась слезами, прижалась лицомъ къ шеѣ лошади и проговорила:
   -- Я не могла ненавидѣть его такъ долго... Хуже всего было то, что его одного на всемъ свѣтѣ я только и любила.
   Ульваръ склонился, поднялъ ея лицо и поцѣловалъ ее въ губы. Тогда мать рѣшилась спросить:
   -- Ты возвратишься когда-нибудь ко мнѣ?
   -- Если останусь въ живыхъ,-- отвѣтилъ Ульваръ,-- я вернусь когда-нибудь къ тебѣ. А теперь отпусти меня, мать.
   Вигдисъ выпустила изъ своихъ объятій шею лошади и Ульваръ уѣхалъ.
  

XLV

   Съ тѣхъ поръ Вигдисъ Гуннарсдаттеръ навсегда поселилась въ Бергѣ. Она велѣла похоронить Льота Гиссурсена возлѣ церкви, которую она построила. Она прожила послѣ него еще десять лѣтъ. Жила она въ полномъ одиночествѣ и ни съ кѣмъ никогда не видѣлась. Только въ послѣдній годъ ея жизни, когда она по большой части лежала больная, къ ней пришла Ингебьергъ Идлугесдаттеръ и оставалась при ней до самой ея кончины. Послѣ смерти Вигдисъ хозяевами Вадина сдѣлались Олавъ и Ингебьергъ. Такова была воля Вигдисъ, но она поставила условіемъ въ своемъ завѣщаніи, чтобы они отдали имѣніе Ульвару, если бы онъ когда-нибудь возвратился въ родной край, или же его наслѣдникамъ.
   Но въ Осло никогда больше не слыхали объ Ульварѣ Льотсенѣ, и люди рѣшили, что онъ погибъ гдѣ-нибудь. Олавъ и Ингебьергъ сдѣлались наслѣдниками всѣхъ земель и всего имущества Вигдисъ. Они давали щедрые дары церкви, которая была выстроена изъ камня на берегу Фрусья послѣ того, какъ деревянная сгорѣла. Они не забывали своими дарами также и той каменной церкви, которая была выстроена на берегу Стурванда. Эта церковь была выстроена во имя св. Маргариты, а потому и должна носить названіе Маргретадаль. Возлѣ этой церкви похоронена Вигдисъ Гуннарсдаттеръ.

(Конецъ.)

  
  
  
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов