Воровский Вацлав Вацлавович - В кривом зеркале

В. В. Воровский

В кривом зеркале

В. В. Воровский. Фельетоны

Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960

ЗЛОПОЛУЧНЫЕ ЭКСПРОПРИАТОРЫ

"В Варшаве ночью произведена экспроприация в конторе польской газеты "День". Захвачена касса и рукописи".
Из газет.

Был самый горячий момент.

Типография работала вовсю. Спешили набрать ночные телеграммы. Театральный рецензент, зевая, писал нечто нечленораздельное о сегодняшнем спектакле.

Редактор просматривал сверстанный первый лист, у корректора в глазах плавали черные мухи, три-четыре репортера курили и хвастались, рассказывая небылицы из своей жизни.

И в этот горячий момент вдруг раздалось роковое:

-- "Руки вверх!"

Все обмерли. Театрал с трагическим жестом упал в обморок. Редактор юркнул в корзину и зарылся в бумагах. Остальные стояли как окаменелые.

А молодцы тем временем приступили к "работе".

Добравшись до письменного стола редактора, они выволокли все бумаги и положили их в приготовленный мешок.

Затем начали взламывать кассу. Но касса была крепка и не поддавалась.

Недолго думая, они захватили всю кассу и ушли.

Запирая дверь, последний из них показал еще раз браунинг и грозно промолвил:

-- Не шевелитесь и не зовите на помощь, пока мы не дойдем до дому. Иначе мы тотчас же вернемся и унесем шрифт и машины!!

И исчез.

Прошло с полчаса тяжелого ожидания. Никто не шевельнулся с места.

-- А может быть, они уже дошли до дому? -- робко спросил один из наборщиков.

-- Шш... тише,-- зашипел из корзины редактор.

И опять прошло полчаса.

-- А может...

-- Шш... Тише...

Время шло. И только, когда первые газетчики ввалились в типографию, мученики печатного слова начали приходить в себя.

А тем временем экспроприаторы потели и маялись над кассой.

После долгих усилий им удалось вскрыть ее. Но каково было их негодование, когда они нашли в ней всего 1 руб. 43 коп., да расписки от сотрудников.

-- Негодяи! Мерзавцы! Экспроприаторы! -- ревел коновод, напрасно расцарапавший палец при вскрытии кассы.

-- А еще прогрессивная газета!-- меланхолически заметил другой.-- Везде тот же обман и шантаж! Эх-ма!

Разочаровавшись в кассе, они принялись за бумаги в надежде найти что-нибудь ценное.

И тут произошло нечто странное.

Коноводу экспроприаторов досталось прочесть статью популярного передовика. Передовик был человек благородный и сентиментальный, преисполненный любви к человечеству и веры в прогресс.

Но едва экспроприатор дочитал до половины передовицы, как он начал страшно сопеть носом, взор его осоловел, члены размякли, он весь стал какой-то дряблый, вяленый -- и через две-три минуты храпел самым непочтительным образом.

Совершенно другая судьба постигла его товарища. Человек флегматичный, уравновешенный, спокойный, он наткнулся на декадентское стихотворение, написанное к тому же доморощенным начинающим поэтом.

Он внимательно прочел и в недоумении пожал плечами. Опять прочел, напрягая мысль и стараясь вдуматься в каждое слово,-- и опять видно было, что он ничего не понял.

Отложил рукопись. Но его тянул к ней таинственный смысл бессмысленного. Снова начал читать и уже не мог оторваться. С каждым разом он становился все возбужденнее, начал быстро ходить по комнате и все громче декламировать злополучное стихотворение. На все вопросы товарищей он отвечал непонятными, несвязными, рифмованными фразами.

Под утро его свезли в сумасшедший дом.

Но этим не ограничилось злополучие экспроприаторов.

Третьему из них попал в руки фельетон очень чувствительного и любвеобильного человека.

Фельетонист доказывал, что неблагородно нападать на безоружного человека сзади и нечестно вытаскивать у нищего из кармана носовой платок. И все это с глубоким убеждением, со слезой в стиле, и все на 300 строчках.

Это чтение не прошло безнаказанно для бедного экспроприатора.

Уже с половины фельетона лицо его просветлело и на глазах показались слезы. К концу его он рыдал, как ребенок, так что товарищи вынуждены были вышвырнуть его на улицу.

Очутившись на улице с рукописью в руках, он немедленно отправился на квартиру к фельетонисту, поднял его с постели, и вот произошла между ними такая трогательная сцена единения и братства, что от пролитых слез в квартире развелась сырость, а от вздохов чуть не задохлись обитатели.

Так пали жертвой силы проникновенного слова трое озверелых людей. Оставшиеся невредимыми товарищи их тут же присягнули на отмычке никогда не брать в руки писаной или печатной бумаги, кроме векселей, кредитных билетов и процентных билетов.

Фавн

"Одесское обозрение",

10 декабря 1908 г.

Перепечатывается впервые.