Ядринцев Николай Михайлович - Беседа с Кондратом и его потомством

БЕСѢДА СЪ КОНДРАТОМЪ И ЕГО ПОТОМСТВОМЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Поговоримъ, Кондратъ, о нашихъ дѣлахъ и поговоримъ по душѣ. Скажи прежде всего, за что ты возненавидѣлъ печать и несчастнаго корреспондента, за что ты нещадно обрушиваешься на сибирскую прессу? Мало тебѣ того, что ее не ругаетъ только лѣнивый? Мало тебѣ того, что ее травятъ разные проходимцы, что для борьбы съ ней ополчился подкидышъ Менандра Прелестнова, усыновленный Балалайкинымъ, мало того, что ее травитъ чадо струзбергскаго банка, превратившееся въ Булюбаша?-- и ты рѣшился съ своей стороны "приложить стараніе"! Ты жалуешься, что я выискиваю однѣ темныя стороны сибирской жизни, съ непонятнымъ злорадствомъ подчеркиваю дѣянія твои и Апельсинскаго. Г. Пѣночкинъ жалуется, вмѣстѣ съ тобой, что я отбилъ всѣхъ заказчиковъ отъ его завода. "Газетчикъ -- это человѣкъ, нарушающій спокойствіе жизни, озлобленный и недовольный неудачникъ. Не на чемъ ему выместить злобу, нечѣмъ выказать себя,-- вотъ онъ и перемываетъ косточки другимъ. Особенно не по душѣ ему люди съ достаткомъ. Построилъ Кондратъ винный заводъ -- онъ его записалъ въ число грабителей, торгующихъ дурманомъ. Поставилъ Жадниковъ работы на Анаѳемскомъ пріискѣ -- онъ сейчасъ объ угнетеніи и исполосаціи (что ты подъ этимъ подразумѣваешь, другъ Кондрата,-- эксплоатацію ли,-- слово такое есть нерусское,-- или обычай исполосовывать спины рабочихъ?) рабочихъ строчитъ ябеду. "Ябедникъ и фискалъ на одной линіи стоитъ съ вашими корреспондентами",-- такъ думаешь ты. Ты готовъ смѣшать корреспондента съ Булюбашемъ, ты -- извини -- смѣшиваешь два различныхъ древа и корня. Ты гнѣваешься на корреспондента! обѣщаешься просить Апельсинскаго разыскать язву-писачишку и вздуть его, грозишь упрятать куда-то потомъ. Бахвалишься, что изъ писаній ничего не выйдетъ, что хорошіе глаза дыму не боятся, и заканчиваешь философіей Хлестакова, что зло было на свѣтѣ и будетъ, что несправедливости не искоренишь, и древняго блаженства, сколько не натуживайся, не вернешь послѣ грѣхопаденія. Такая философія тебѣ очень выгодна и особенно пришлась по душѣ. "Зло будетъ существовать вѣчно",-- значитъ и кабаки будутъ существовать, и ростовщики, и процентщики, и прасольничество, перекупъ, перепродажа, кабала, должники, а, стало быть, и ты, Кондратъ, съ потомствомъ обезпеченъ на многіе годы. Ты говоришь лицемѣрно, со вздохомъ: "зло будетъ существовать, человѣкъ бо грѣшенъ", а самъ думаешь: "а лавка-то съ гнилымъ товаромъ" вѣка простоитъ". Но я понимаю твое изумленіе, когда ты вдругъ открылъ людей, которые питаютъ совершенно противоположныя мысли, что "зло не вѣчно", что человѣкъ не всегда будетъ грызть другъ друга, что свѣтъ правды, истины восторжествуетъ, что христіанская любовь должна осуществиться въ мірѣ и что гражданскій порядокъ общества долженъ опираться на этой любви, на этомъ взаимномъ уваженіи, а не на грабежѣ. Ты пришелъ въ ужасъ отъ этихъ мыслей и закаялся читать книги.

Зорко ты началъ присматривать за своими приказчиками, не проникла ли къ кому нибудь эта пагубная философія... И вдругъ, къ ужасу, ты увидѣлъ приказчика своего читающимъ эту же книжку. Рабъ читалъ о будущемъ воскресеніи и плакалъ. Это была сцена изъ Лонгфелло. Ты освирѣпѣлъ и избилъ его. На тебя написали корреспонденцію. Впечатлѣніе было ужасное! Ты заревѣлъ какъ медвѣдь и побѣжалъ къ Апельсиновому, ища сочувствія, а такъ какъ на Лисльсинскаго тоже написали въ это время, то вы сошлись. Вы возненавидѣли тогда корреспондентовъ, печать, проклятаго Гуттенберга и желали имъ провалиться. Я понимаю твое негодованіе, Кондратъ, ты хотѣлъ бы плотно затворить твой чуланъ, чтобы лучъ солнца никогда не прошелъ къ тебѣ. Ты хотѣлъ бы, чтобы не существовало никакой другой философіи, кромѣ твоей, чтобы не было людей вѣрующихъ, жаждущихъ свѣта, истины. Но вѣдь ты долженъ былъ когда нибудь разубѣдиться и понять, что ты желаешь невозможнаго. Придетъ день, взойдетъ солнце, духъ жизни обновитъ міръ, истина будетъ пробивать дорогу. Она найдетъ своихъ служителей, жрецовъ, рыцарей духа. Пойми, Кондратъ, что важенъ не тотъ маленькій человѣкъ, на котораго ты обрушаешься, но та сила, та философія правды, которая рѣжетъ тебѣ глаза. Ты хочешь сокрушить ребра писателю, но это безполезно; тебѣ не хочется, чтобы онъ существовалъ, во "печать", какъ новый факторъ жизни, предстала предъ тобою и тебѣ не стереть ея. Не одинъ, другой достанетъ тебя. Вотъ я живу вдали отъ тебя, а, все-таки, тебя достану, и мы поговоримъ, поговоримъ по душѣ, я далъ тебѣ это обѣщаніе. Время доказать тебѣ, Кондратъ, что, воюя съ вами и заведя дружбу съ Булюбашемъ и Балалайкинымъ, ты едва ли что выиграешь. Мало того, ты будешь дѣйствовать наперекоръ себѣ и своему потомству. Вѣдь какъ ни непріятенъ тебѣ корреспондентъ и мѣстный писатель, но онъ, все-таки, прежде всего человѣкъ нравственныхъ устоевъ, ты на него положиться можешь. Онъ будетъ обличать тебя, но не украдетъ у тебя часовъ, не сочинить подлой кляузы, не устроитъ тебѣ шантажа. Мало того, онъ защититъ твое общественное дѣло. Какъ ни раздѣляетъ насъ уровень взглядовъ и развитіе, мѣстный писатель -- такой же сибирякъ, какъ и ты, онъ, все-таки, твой защитникъ, онъ не скажетъ: "Сибиряки -- варнаки", не скажетъ: "сибирякъ -- негодяй, выродокъ", онъ не посмѣется надъ твоей дорогой матерью родиной, у него языкъ не повернется оскорблять ее, а, главное, онъ не продастъ тебя; этотъ мѣстный писатель, все-таки, вѣритъ въ твое исправленіе, въ твое пробужденіе, въ лучшій путь твоихъ дѣтей. Онъ не развратитъ ихъ, не сведетъ съ любовницами, не обыграетъ въ шулерскомъ притонѣ, какъ Балалайкинъ.

Кондратъ, у тебя и у этого маленькаго писателя, все-таки, есть пить родства, хотя вы и разныя силы. Писатель сила прогрессивная, ты, Кондратъ, сила консервативная, но у васъ есть одинъ объектъ любви, на которомъ вы сойдетесь и сойдется твое потомство, Кондратъ. Этотъ объектъ -- родная земля, родное общество. Но что имѣютъ общаго съ тобою Балалайкинъ и Булюбашъ, что у нихъ есть святаго? Развѣ они не продадутъ все, тебя со всѣмъ имуществомъ, твою землю, твое потомство? Развѣ струзбергово чадо не обворуетъ твоего банка, а подкидышъ Прелестновъ, усыновленный Балалайкинымъ, развѣ не развратитъ твоихъ дѣтей въ пансіонѣ своихъ дѣвицъ, который онъ открылъ для "хорошаго тона". Кондратъ, здѣсь опасность грозитъ уже твоему потомству. Знаешь? Ты поддѣтъ Булюбашемъ и Балалайкинымъ! А какъ это вышло,-- я знаю и разскажу тебѣ.

Злую шутку съиграла съ тобою злодѣйка -- судьба! Она вооружила тебя и поссорила съ честными и безопасными для тебя людьми и, ослѣпивъ тебя, свела съ Булюбашемъ. Что такое Булюбашъ и какъ онъ выплылъ въ Сибири, -- это, надо тебѣ сказать, явленіе новое. Происхожденіе, генеалогія его совершенно иныя, чѣмъ происхожденіе ненавистнаго тебѣ корреспондента. Они созданы изъ разныхъ элементовъ, это совершенно различные типы и жизненныя явленія. Одинъ -- продуктъ общественнаго сознанія, проявленіе проснувшейся совѣсти, другой -- результатъ развращенія, представитель зависти, злобы, ничтожество, существо, пропитанное местью, ненавистью ко всему честному, человѣкъ безъ совѣсти, безъ принциповъ. Откуда онъ взялся? Онъ посторонній тебѣ и намъ. Какая-то мутная волна жизни его выкинула на нашъ берегъ изъ другаго міра, онъ явился какъ низвергнутый Вельзевулъ. Ошельмованный, заклейменный, раздавленный и растоптанный, не смѣвшій взглянуть на людей, онъ отдышался у насъ, какъ раздавленный гадъ, и началъ поднимать голову. У него нѣтъ никакой вѣры въ человѣка; онъ говоритъ также, что "зло будетъ существовать": это означаетъ у него -- "на нашъ вѣкъ дураковъ хватитъ"; у него нѣтъ симпатическихъ чувствъ, любви, состраданія, за то его наслажденіе -- каверзить и топить. При самой порочной сущности, онъ лицемѣръ и ханжа. Способный на преступленіе и злодѣйство, онъ вкрадчивъ. Презирая другихъ, онъ льстивъ. Въ согбенномъ ползучемъ тѣлѣ его, однако, много нахальства и дерзкой необузданности. На устахъ его слащавая благонамѣренность, въ бумагахъ законность, онъ юристъ въ смыслѣ познанія всѣхъ статей кодекса, что не мѣшаетъ ему знать всѣ способы нарушенія ихъ, и рука его вѣчно ощупываетъ и ловитъ близость банковой бумаги. Онъ. умѣетъ подстроить пружины, подвести преступную игру, сгруппировать шулеровъ, поддѣлывателей кредитныхъ денегъ, и самому остаться въ сторонѣ. Его цѣль и назначеніе, пользуясь человѣческой нечистоилотностью, умѣщаться тамъ, гдѣ болѣе всего грязи, беззаконія, безнравственности. Тутъ онъ разводить свое гнѣздо. Замыслы его всегда коварны, сѣть хитро сплетена, интрига обдумана, и онъ испытываетъ вѣчный зудъ къ подлости. Этотъ типъ многообразенъ. Гоголевскій смотритель богоугодныхъ заведеній, рапортующій но секрету Хлестакову о взяткахъ Сквозника, безвѣріи смотрителя училища,-- первообразъ и дѣдушка этого типа. Перегорѣнскій въ "Губернскихъ очеркахъ" Щедрина, жолчный удавъ-кляузникъ, обитавшій въ тюремномъ замкѣ, надоѣдавшій доносами, чтобы излить свою злобу,-- его собратъ. Подметный пасквиль, ложный доносъ, скверная ложная корреспонденція въ площадной листокъ -- плодъ рукъ съ безъименной или фальшивой подписью этого каверзника. Вотъ этотъ-то человѣкъ, воспользовавшійся твоимъ гнѣвомъ на корреспондента, задумалъ эксплоатировать, Кондратъ, твою наивность, глупость, и постараться разжечь въ тебѣ всю злобу къ литературѣ и научить противъ этой литературы дѣйствовать безчестнымъ путемъ. Онъ дразнилъ и подстрекалъ тебя каждой корреспонденціей, онъ положилъ тебя деморализировать до послѣдней степени, развратить общество, отнять у него всякое чутье къ честному, прямому гласному слову и воцариться самому, когда люди будутъ поѣдать другъ друга. Тогда онъ явится шакаломъ на ихъ трупы, на трупъ общества и будетъ злорадно щелкать зубами. Не думай, что онъ тебѣ угождаетъ, что онъ твой союзникъ,-- онъ только играетъ съ тобою, и тутъ же за рюмкой водки и закуской намекаетъ, какую каверзу онъ можетъ совершить тебѣ. Онъ подобралъ твои документы и ждетъ минуты, чтобы поставить тебѣ вопросъ о кушѣ, объ отступномъ, о сдѣлкѣ съ нимъ. Чѣмъ больше чувствуютъ къ нему омерзѣнія и страха, тѣмъ онъ болѣе торжествуетъ. Его ощущеніе, какъ приближеніе моровой язвы, составляетъ его гордость и наслажденіе. Ты, почувствовавъ его силу, боишься не принять его, выгнать, а стараешься даже заискать у него, какъ у человѣка, знающаго всѣ подвохи и могущаго повліять на ходъ твоихъ дѣлъ. Словомъ, ты призналъ въ немъ какую-то силу, между тѣмъ какъ съ корреспондентомъ ты думалъ сражаться.

Припомни-ка, какъ ты относился къ корреспонденту и такъ ли ты относился къ Булюбашу. Онъ не корреспондентъ, его разыскивать не надо. Ты знаешь, что это твой сватъ. Знаешь, что онъ и тебѣ пакостилъ не разъ каверзами и прошеніями. Знаешь, по ты, распоровшій брюхо не одному медвѣдю, ломающій подковы, какъ лучинку, ты, не блѣднѣя, смотрѣвшій десятки разъ въ глаза смерти, безстрашный бакланъ, робѣешь, мѣшаешься, какъ дѣвченка, передъ Булюбашемъ. Ты даже подличаешь передъ нимъ, заискиваешь въ немъ, хотя ненавидишь его отъ души, ненавидишь за его нахальство, за то, что онъ считаетъ себя твоимъ гувернеромъ, командуетъ надъ тобой!-- "Эй, свать, милый!" -- кричишь ты ему:-- "заходи ко мнѣ, сегодня компанія у меня будетъ. Закусимъ, выпьемъ и въ картишки сразимся. Пожалуйста! Будетъ Пуздровицинъ, Спиртоносовъ и Апельсинскій; Апполонъ Воръ, Константинъ Иванычъ Анаѳемскій и Поганыхъ тоже обѣщались зайдти!" -- ласкаясь, говоришь ты, рѣшаясь на послѣднее средство, соблазняя Булюбаша его любимой компаніей, которая претитъ тебѣ какъ рвотное.

Теперь тебѣ надобно разсылать записки съ приглашеніями, ко многимъ надобно заѣхать самому, за Апаоемскимъ послать лошадь, потому что по новости службы онъ не успѣлъ еще завести своего коня. Ты знаешь, что надобно позвать одного изъ братьевъ Кондратовъ и Ипофродита Зотыча Оглашенныхъ, потому что сватъ любитъ играть "по большой". Затѣмъ кинешься разыскивать въ погребкахъ любимую сватову двойную померанцовую, будешь лебезить и корчить весь вечеръ харю на номеръ пятый {См. Помяловскій: "Очерки бурсы".} передъ сватомъ.-- "Смотрите, у меня свата не шевелить. Знаете, чай, онъ какой"!-- усовѣщиваешь ты молодежь, опасаясь, какъ бы она не расшевелила этого прѣющаго навоза. Знаешь ты хорошо, что громъ гремитъ изъ облаковъ небесныхъ, а не изъ навозныхъ кучъ, но, все-таки, опасаешься и опасаешься, самъ по зная чего. И ходитъ Булюбашъ по твоему дому, словно тесть, снисходительно суетъ каждому свою гадкую лапу, бѣгло оглядываетъ подобострастныя физіономіи. Онъ не говоритъ, а вѣщаетъ, онъ не слушаетъ, а оказываетъ вниманіе. О, Кондратъ, съ кѣмъ ты связался и ты, "внучонокъ Кондрата"! Въ невинности своей ты и не подозрѣваешь, что Струзбергово чадо, Булюбашъ, силенъ только тобою. Ты самъ далъ ему право презирать тебя, ты позволилъ какъ младенца запугать тебя букой. Скажи по правдѣ, кто для тебя теперь ужаснѣе?

Я знаю твои страхи, знаю, что ты всегда пугался предъ Сквозникомъ. Ты его боишься по преданію, какъ боишься блеска каски, свѣтлой пуговицы, погона, громкаго голоса; боишься потому, что Лоскутовъ, запоровшій твоего дѣдушку, носилъ блестящія пуговицы, боишься писанной бумаги, потому что она напоминаетъ предписанія Трескина, боишься больше по преданію. Но Сквозникъ -- лицо отвѣтственное, спеціалистъ. Онъ долженъ знать, гдѣ зимуютъ раки, и палить втунѣ ему не полагается. Ты знаешь, для чего и для кого собственно существуетъ Сквозникъ, и знаешь, что это до тебя не касается. Ты помнишь, какъ одинъ Сквозникъ, думая перепугать васъ, гаркнулъ:-- "Могу всѣхъ васъ туда отправить, куда Макаръ свиней не гоняетъ". Сказано было громко и властно, однако же ты не упалъ духомъ. Ты хорошо понялъ, что если показывать мѣсто Макара всѣмъ вмѣстѣ или каждому порознь, то можно подвергнуться поврежденію за изводъ людской растительности, и успокоился.

Булюбашъ же Струзберговъ такая персона, съ которой взятки гладки. Съ него отвѣта нѣтъ, потому что онъ ведетъ свою линію якобы отъ Лламени своей утробы. Булюбашъ Струзберговъ -- это кляузникъ и въ то же время льстецъ и лиса, продающая себя и могущая повернуть хвостомъ на пользу твоихъ темныхъ дѣлъ. Мнѣ со стороны виднѣе, что эти превращенія и составляютъ всю суть его механики; мнѣ ясно, что онъ можетъ только пугать тебя, но завинить не можетъ, но ты самъ въ этомъ не увѣренъ. Вѣчно грозящій, яко власть имущій, руководящій Лекокомъ-Архистратигомъ, онъ тебѣ кажется страшенъ. Страшенъ онъ еще и потому, что такой звѣрь народился не изъ твоей среды, и звѣрь новый.

Скажи, кого ты больше боишься, безстрашный Кондратъ,-- чорта или оборотня? Несомнѣнно, оборотня. Чортъ ведетъ свою чертовскую линію, и ты знаешь, что ужъ такова его должность. Ты знаешь, что отъ чорта ты можешь спастись крестнымъ знаменіемъ. Попробуй перекрестить оборотня -- онъ передъ тобой не струситъ. Только въ глухую полночь, въ новолуніе, какъ извѣстно, снимаетъ онъ съ себя крестъ, вѣшаетъ въ трубу, выходитъ пятками напередъ изъ дому и на порогѣ обращается въ свинью. И какъ трудно бываетъ его днемъ отличить отъ обыкновеннаго человѣка, такъ мудрено его ночью отличить отъ обыкновенной свиньи. Если бы ты помнилъ пословицу: "Богъ не выдастъ, свинья не съѣсть", если бы ты рѣшился бороться съ Булюбашемъ, какъ въ старину воевали съ оборотнями,-- ты бы самъ убѣдился въ необыкновенной легкости побѣдъ.

Не знаю, достаточно ли тебѣ ясно внутреннее, глубокое различіе въ дѣятельности Булюбаша и корреспондента. Но трудно даже твоей утробѣ не отличить, что это разные люди. Знаешь ли, однако, къ чему ведетъ это? Ты полагаешь, Кондратъ, что ты не имѣешь никакого общественнаго дѣла, никакой связи съ обществомъ, что ты самъ по себѣ Кондратъ Кондратычъ, да и все, но это ты напрасно такъ думаешь. Не ты плывешь по житейскому морю, а корабль плыветъ, ты же въ немъ только находишься со всей семьей и скарбомъ своимъ. Потонетъ корабль, потонешь и ты. Въ жизни этого общества все связано, и ты связанъ съ нимъ. Если на кораблѣ твоемъ, въ твоемъ городѣ, въ твоей средѣ, ты дашь мѣсто бандитамъ, если ты сведешь дружбу съ шулерами, если будешь играть въ карты съ ними и по финансовымъ дѣламъ обращаться къ банковскимъ ворамъ, если твой сундукъ окажется въ одно прекрасное утро пустъ, если твои бумажки съѣдятъ не мыши, какъ это было когда-то съ тобой и размѣняютъ ихъ не "сашки-канашки", "а ловкіе люди и бойкіе мужчины",-- пеняй на себя.

Корреспондентъ, какъ ночной сторожъ, защищалъ общество отъ воровъ; не бойся стараго цѣпнаго стража, онъ другъ тебѣ; корреспондентъ хотѣлъ очистить грязный полъ твоего жилища, чтобы ты, Кондратъ, не покрылся паразитами а ты оралъ: "выносите соръ изъ избы". Соръ и долженъ быть вынесенъ. Ты обозлился и уволилъ стараго заслуженнаго караульщика. Посмотримъ теперь, что-то будетъ съ твоими магазинами, куда уже начали приходить "маскированные люди". Благодаря твоей терпимости и трусости, Булюбашъ и его компанія, въ видѣ "содержателя дома для прекрасныхъ дѣвицъ", овладѣли уже твоимъ сыномъ и внукомъ, которымъ ты также внушилъ предубѣжденіе къ печатному слову, къ здоровой гласности, ибо она задѣла и "Кондратовыхъ дѣтей"... Знаешь ли, что сдѣлаютъ съ дѣтьми твоими эти кавалеры и владѣльцы пансіоновъ безъ древнихъ языковъ, эти бойкіе мужчины?... Смотри, Кондратъ, не жалуйся послѣ, ибо когда будетъ раззоренъ твой домъ, когда твоего растлѣннаго сына я встрѣчу въ кабакѣ, когда Булюбашъ подведетъ тебя подъ банкротство и ты очутишься въ кутузкѣ,-- я буду смѣяться.

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 25, 1876