Ядринцев Николай Михайлович - Из страны чудес и курьезов

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Народъ -- мошенникъ.

Нашъ народъ, сударь, мошенникъ! Съ нимъ добромъ нельзя!-- ничего не подѣлаешь. Да вотъ вамъ случай.

Сидимъ мы разъ у исправника,-- знаете Степана Парамоновича? Человѣкъ онъ во всѣхъ статьяхъ распорядительный и аккуратный. Сидимъ и благодушествуемъ за закусочкой; порядочно ужь перекусили. Вдругъ докладываютъ: купцы ломятся, Степана Парамоновича видѣть хотятъ. А у насъ въ то время конскій базаръ былъ.

-- Что такое? Впустить!

Ввалились купцы.

-- Степанъ Парамоновичъ выручи: лошадей украли!

-- Какъ такъ?

-- Такъ; лошадей купили, а ихъ подъ городомъ угнали; и воровъ мы видѣли!

-- Что же вамъ нужно?

-- Не обезсудь, въ погоню надо. Они сейчасъ подъ городомъ. Ужь мы такъ тебѣ благодарны будемъ!

А благодарность онъ принималъ. Почему не принимать?-- вѣдь онъ не просилъ, сами даютъ. Благодарность отчего не принять!

-- Хорошо, говоритъ Степанъ Парамоновичъ, -- хоть и жалко закуску прерывать, да ужь наша такая обязанность.

Приказалъ лошадь заложить и меня взялъ съ собою; заѣхали въ полицію, трехъ человѣкъ пожарныхъ прихватили, и купцы съ нами.

Выѣхали за городъ; ѣдемъ; смотримъ: два мужиченка по дорогѣ бредутъ.

-- Вотъ они, вотъ они! заорали купцы.-- Видно, лошадей то скрыли.

Степанъ Парамонычъ припустилъ.

-- Стой!

Смотримъ: соскочилъ онъ; мы за нимъ; а онъ какъ налетитъ:

-- Бей ихъ, говоритъ,-- подлецовъ! Я васъ!

И пошелъ съ ними расправляться. Расправлялся самъ -- изъ силъ выбился. Намъ велѣлъ; купцы тузили, а потомъ пожарнымъ приказалъ. Ну, ужь досталось же имъ на калачи! Какъ расправился онъ съ ними по-свойски, тогда допросъ сталъ снимать:

-- Кто такіе?

-- Мы, говорятъ, -- ваше благородіе, мужики изъ-подъ городской деревни, домой идемъ, и никакихъ лошадей не видали.

Что же вы думаете?-- вѣдь это не воры оказались, а два прохожихъ мужика. Ну, и досталось же имъ, однако! Не воруй чужихъ лошадей! Степанъ Парамонычъ умѣлъ учить; онъ ихъ, сударь, такъ пробралъ! такъ!...

-- Да вѣдь, позвольте, это оказались не воры?

-- Это дѣйствительно, что не воры. По только Степанъ Парамоновичъ такъ ихъ пробралъ... Они кричатъ, а онъ имъ еще накладываетъ. Вѣкъ будутъ помнить!

-- Но вѣдь вышла ошибка?

-- Положимъ, ошибка. Только онъ ихъ ловко пробралъ! Нашъ народъ, однимъ словомъ, сударь -- мошенникъ! Съ нимъ ничего не подѣлаешь.

Покойникъ въ чижовкѣ.

Раскажу вамъ, какъ у насъ покойника въ чижовку садили.

Это недавно около Кургана было. Приходитъ безродный старичекъ-поселенецъ къ батюшкѣ и говоритъ:

-- Исповѣдуй те, батюшка, меня.

-- А что?

-- Да нездоровъ, свининки понаѣлся; животъ сперло и голову стрѣляетъ.

-- Хорошо, говоритъ батюшка:-- приходи, какъ худо будетъ.

А поселенецъ-то, случись грѣху, пришелъ на квартиру къ себѣ, да и Богу душу отдалъ. Хозяинъ далъ знать волостнымъ; собрались волостные, идутъ къ батюшкѣ.

-- Нельзя ли схоронить?

-- Никакъ нельзя, говоритъ,-- коли онъ безъ исповѣди померъ.

Подумали волостные: что бы такое у поселенца продать, да за похороны заплатить? Покойникъ шубу имѣлъ, но и ту хозяинъ не отдаетъ. А міру денегъ жалко. Только кто-то говоритъ:

-- Давай мы его въ чижовку пока положимъ, а послѣ деньги найдутся.

Посадили покойника въ чижовку, держатъ день, держатъ два. А въ чижовкѣ мужики сидятъ за провинность. Молитъ они волостныхъ -- покойника убрать, а волостные улыбаются.

Что же оказалось?-- деньги на похороны нашлись: всѣ арестанты сложились, потому душина уже началась.

Не даромъ высидѣлъ покойникъ въ чижовкѣ.

Пиво -- одно удовольствіе.

Недавно, сударь, у насъ въ городѣ И. случилось чистое происшествіе. Одинъ степенный казачій офицеръ, трезвенный и благонравный, вздумалъ искуситься пивомъ и послалъ въ сосѣднюю лавочку денщика за бутылкой. Пиво было принесено. Выпилъ стаканъ офицеръ и выпилъ денщикъ. Вдругъ -- трахъ! за животы, на полъ, а затѣмъ безъ памяти очутились, и корчи ихъ начали сводить. Здоровое было пиво, сильно въ голову ударило! Туда-сюда, хозяева засуетились, побѣжали за дохтурами. Прибѣжалъ одинъ, другой дохтуръ; видятъ: лежатъ офицеръ съ денщикомъ, точно ихъ въ бою подкосило. Глаза неподвижны, челюсти свело, даже щипковъ не чувствуютъ. Давай дохтура отваживаться. Начали совѣтоваться: что за пиво такое, что отъ стакана человѣкъ можетъ умереть? Сначала сомнѣніе взяло: думаютъ, отъ угару; сейчасъ -- въ печку; а въ печкѣ ни золы, ни уголька -- нетоплена. Посмотрѣли пиво, а оно, братецъ, все мутью занялось; какъ поднесешь къ посу-то, такъ просто такъ изъ нутра и воротитъ,-- вотъ такъ пиво!

Разсуждаютъ дохтура, отчего офицера съ ногъ сшибло? Вѣрно, крѣпости въ этомъ самомъ пивѣ много. Приходитъ на этотъ споръ еще казачій офицеръ, отважный такой:

-- Постой! говоритъ, -- мы это самое пиво испытаемъ. Послать за бутылкой!

Послали. Хлопнулъ офицеръ стаканъ для опыту. Но не успѣлъ офицеръ крякнуть, какъ и съ нимъ то же: прямо объ земь рухнулся, за животъ, корчи -- и началъ Богу душу отдавать. "Здоровое пиво!" подумали тутъ всѣ: "кто стаканъ попробуетъ, такъ того сразу и хлобыснетъ". Однако, когда человѣкъ отходить началъ, сообразили, что въ пивѣ этой самой "крѣпости" уже черезчуръ перепущено. Испугались, послали за полиціей. Набѣжали дохтура, давай людей оттирать, лекарства давать,-- шутка ли, сколько людей свалило! Язвительное это пиво вышло. Я какъ въ язвительности его уже никакого сомнѣнія не оставалось, то для видимости и назиданія, какъ оно съ малой толики съ ногъ сбивать можетъ и какая въ немъ крѣпость достигнута,-- можетъ, за это на выставкѣ пивному заводчику дипломъ дадутъ,-- самыя эти двѣ бутылки тутъ же рѣшились опечатать печатями. Я какъ опечатали, такъ вотъ теперь изъ-за этого самаго пива цѣлое дѣло завязалось. Одни говорятъ, братецъ мой, что пиво это самое на пользу человѣку, а другіе говорятъ: если отъ него человѣкъ глаза закатываетъ и конецъ ему приходитъ, то удовольствія тутъ мало и пить его надо опасаться.

Въ то время на происшествіе и г. полицмейстеръ нагрянули. Сейчасъ онъ эти бутылки подъ-мышку:-ми, говоритъ, -- всю вредоносность узнаемъ! Я сами на лашадей, да къ заводчику, смѣкаете? Но городу, между тѣмъ, разговоръ: одни объясняютъ, что господамъ офицерамъ смерть пришла отъ пива, а другіе -- что, молъ, "отъ произволенія": вѣрно, такъ ужь на роду написано въ тотъ часъ умереть". Больше всѣхъ, конечно, заводчикъ увѣрялъ: "я, говоритъ, этого самаго пива сколько хочешь выкачу и ничего не будетъ; кому смерть пришла, и безъ того умретъ". Толковъ было много, и подъ конецъ вышелъ раздоръ у самихъ дохтуровъ. Одни, значитъ, стоятъ за заводчика, что отъ пива этого "одна сладость и увеселеніе", а другіе говорятъ: "ядъ".

Начался у нихъ синклитъ, братецъ ты мой: собрались дохтура, провизорй, стали судить; а заводчикъ одно галдитъ:-- Извольте, господа дохтура, кушайте моего пива на здоровье: вотъ вамъ тридцать двѣ бутылки, даромъ, въ удовольствіе ваше...-- Молодчина заводчикъ!

Давай дохтура пиво пытать: ядъ отыскивать. И чего только, братецъ ты мой, они не дѣлали: и кипѣтили-то они его, и черезъ трубу то пущали, и на стеклышкѣ то разводили,-- все споръ идетъ. Одни говорятъ: есть ядъ, другіе:-- нѣтъ въ немъ яду, а одно удовольствіе! Особенно одинъ дохтуръ, пріятель заводчиковъ, что жену его лечилъ, настаивалъ: я, говоритъ, сколько лѣтъ это пиво пью, и только долгоденствіе чувствую. Однако, дохтура все-таки сначала пробовать сами поопасались: кому же пріятно, чтобы подъ лобъ глаза! И что же они придумали? Взяли они трехмѣсячнаго щенка, шести фунтовъ вѣсу. Щенокъ малый; сначала онъ какъ будто этого пива не принималъ,-- опасался, или по непривычкѣ; тогда они ему черезъ воронку. Что же!-- влили ему, а щенокъ этотъ не только какъ ни въ чемъ не бывало, но у него даже апетитъ прибавился. Завилялъ хвостомъ и говоритъ человѣчьимъ голосомъ: "не будетъ ли милости, господа, еще? Пиво -- одно удовольствіе!" Такъ просто дохтура диву дались. А заводчикъ съ своимъ пріятелемъ кричитъ: видите, како пиво! Но этимъ не кончилось. Знаешь-ли, что еще выдумали?-- притащили, братецъ ты мой, они изъ рѣки окуня живого. Вотъ тѣ истинный Христосъ! Какъ же они его теперече поили? Взяли это кисточкой махнули подъ жабры порцію, -- смотрятъ: у окуня глаза повеселѣли; пустили они его въ это самое пиво -- и давай же онъ тамъ играть, просто услажденіе!

А заводчикъ кричитъ: каково пиво!

-- Но если вы, господа, и этимъ не удовольствовались, говоритъ тотъ самый дохтуръ, пріятель заводчиковъ,-- такъ вотъ вамъ, говоритъ, доказательство!-- и хлопъ стаканъ, хлопъ другой, третій, пятый, десятый, подавай дальше! только пробки щелкаютъ отъ пива, а дохтуръ здоровеннѣющій въ силу входитъ. Тутъ всѣ диву дались. И куда ему это пиво лѣзетъ, куда лѣзетъ только! А онъ говоритъ: ежели вамъ еще это не доказательство -- я могу нѣсколько тысячъ выпить.

А заводчикъ кричитъ: каково пиво!

Тутъ и всѣ стали пробовать, а подъ конецъ и актъ подписали; а когда самый этотъ заводчиковъ пріятель подписывалъ, то и при семъ диву дались, что "столько выпивши и еще подписалъ!"

Только случись же послѣ, ужь когда это пиво на здоровье было выпито -- чудо. Передъ самымъ этимъ синклитомъ дверь отворяется -- и что же? Покойникъ-офицеръ является (знать, къ этому времени ожилъ):-- Вы, говоритъ, это пиво съ завода пили?-- Точно такъ.-- А испробовали вы то пиво, отъ котораго я умеръ? Дайте, говоритъ, мнѣ бутылку, что была опечатана.-- Подали.-- Откупоривалньы ее, господа дохтура?-- Откупоривали, говорятъ.-- Отчего же въ той бутылкѣ, которую я пилъ и которую опечатывали, пробки не было, а въ этой пробка? Что это означаетъ?!

По тутъ покойнику не повѣрили, потому что ежели щенокъ и окунь удовольствіе испытали, то покойникъ не въ счетъ.

И рѣшили предоставить заводчику пиво это безпрепятственно продавать и православныхъ имъ угощать. Потому коли ужь смерть пришла къ кому, то и безъ того умретъ. Есть ли въ пивѣ ядъ, нѣтъ ли яду, есть ли въ немъ пробка, нѣтъ ли пробки, все равно, пиво -- одно удовольствіе!

Таинственная графиня въ Сибири.

Провинціальное любопытство хорошо извѣстно; оно не имѣетъ предѣловъ. Недавно жертвою его была даже очень почтенная особа сибирскаго города. Дѣло въ томъ, что въ одинъ большой сибирскій городъ въѣхала инкогнито какая-то кроатская графиня. (Не знаемъ, есть ли даже такія?) Если пребываніе инкогнито Ивана Александровича Хлестакова надѣлало шуму, то что же сказать о пріѣздѣ графини, да еще въ Сибирь? Какая то важная барыня ввалилась на провинціальную квартиру, съ десяткомъ чемодановъ, картонокъ и сакъ-вояжей; усѣлась и никуда не показывается. Словомъ, ни гу-гу -- инкогнито. По зачѣмъ она пріѣхала? Что ей нужно въ этомъ городѣ? добиралось провинціальное любопытство. Предположенія начались самыя необычайныя. Сначала они вращались въ области высшей политики. Дѣлались догадки, что это иностранный агентъ отъ Бисмарка или отъ англичанъ. Мнѣнія расходились. Думали также, что это кавалеръ въ юбкѣ, и рѣшено было подсмотрѣть, когда онъ будетъ бриться. Затѣмъ возникли опасенія: не преддверіе ли это сенаторской ревизіи и не переодѣвшійся ли это чиновникъ особыхъ порученій? Ну, что, какъ онъ спуститъ юбку, да закричитъ: "подать-ка сюда дѣла полицейскаго управленія!" -- и на-грянетъ въ окружный судъ. Отъ этой мысли у многихъ даже кровь застыла. Но такое предположеніе вскорѣ не оправдалось. Было точно узнано, что графиня была женскаго пола несомнѣнно и, притомъ, характера тихаго. Тогда предположенія приняли другое направленіе. Рѣшили ждать девять мѣсяцевъ, такъ-какъ, по предположенію жителей, по истеченіи этого срока все должно обнаружиться; по терпѣнія дожидаться не достало, а любопытство росло. Не этому рѣшили, что графиня живетъ инкогнито для того, чтобы узнать всѣ тайны города и потомъ написать нѣчто въ родѣ "Парижскихъ тайнъ"; но и это скептики отринули, ибо какому чорту нужны тайны города Вшиваго? Наконецъ, предположенія спустились еще ближе къ житейскому: рѣшено было, что она съ кѣмъ-то въ городѣ находится въ интимной связи и для кого-то пріѣхала, по уловить этого еще не удавалось. Я что она видѣлась съ кѣмъ-то -- было несомнѣнно. Графиня пріѣхала уже годъ, въ свѣтъ не выѣзжаетъ, такъ зачѣмъ же она живетъ тутъ?

-- Послушайте, зачѣмъ у насъ графиня инкогнито живетъ? допекали полиціймейстера.

-- Да убирайтесь вы, почемъ я знаю!

-- Нѣтъ, ты долженъ знать!

Полиціймейстеръ задумался. "Ужь если Бобчинскій и Добчинскій знаютъ, что графиня инкогнито живетъ, и дѣлаютъ свои соображенія, то какъ же я-то не знаю!" задумался онъ, и рѣшилъ допытаться и доподлинно узнать секретъ этого таинственнаго пребыванія.

И вотъ, сдѣлавъ нужныя подготовленія и не рѣшась никому довѣрить столь важнаго дѣла, опытный полицейскій одинъ прокрался во дворъ и засѣлъ за крыльцомъ, чтобы увидѣть, кто посѣщаетъ пріѣзжую незнакомку?

Была темная осенняя ночь; полиціймейстеръ держалт подъ полою потайной фонарь, готовясь въ нужную мы нуту направить свѣтъ. Моросилъ дождь... Вотъ послыша лось въ темнотѣ шлепанье, скрипнула калитка. Полиціймейстеръ насторожилъ уши. Вотъ торопливые шаги, фигура у двери графини. Полиціймейстерь пріотворяетъ фонарь; тонкая струя свѣта упала на одежду и обнаружила... плащъ посѣтителя.

Но, Боже мой! что такое произошло съ полиціймейстеромъ? Онъ обомлѣлъ; физіономія его вытянулась. Извѣстно только, что онъ бросилъ фонарь и потерялъ въ эту роковую ночь, во время бѣгства, обѣ калоши и шпагу. Когда онъ прибѣжалъ домой, зубы его стучали, и онъ залпомъ выпилъ три рюмки полыновки.

Никому онъ не могъ отвѣтить, что онъ видѣлъ,--такъ это и осталось тайной для всего міра. Ужасъ полиціймейстера объяснялся обывателями тѣмъ, что онъ увидѣлъ самого "домового". Ахъ, какъ опасно иногда заглядывать даже полиціймейстеру подъ покровъ Изиды!

Черезъ недѣлю графиня выѣхала изъ города, а полиціймейстеръ съ этого времени,-- представьте!--началъ пользоваться особымъ благоволеніемъ.

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 38, 1883