Ядринцев Николай Михайлович - Физическое воспитание детей у разных племен, в связи с историей культуры

ФИЗИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНІЕ ДѢТЕЙ У РАЗНЫХЪ ПЛЕМЕНЪ, ВЪ СВЯЗИ СЪ ИСТОРІЕЙ КУЛЬТУРЫ.

Антропологическія изслѣдованія въ смыслѣ изученія расъ только что начинаются въ Россіи; поэтому появившійся трудъ доктора Е. А. Покровскаго о физическомъ воспитаніи дѣтей у разныхъ народовъ въ "Трудахъ" императорскаго общества любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи при Московскомъ императорскомъ университетѣ представляетъ весьма цѣнный вкладъ" въ нашу литературу, Сочиненіе это написано популярно и интересно, почему желательно, чтобы оно имѣло наибольшее распространеніе и между русской публикой, взамѣнъ тѣхъ популярныхъ и историческо-анекдотическихъ компиляцій, которыми угощаютъ ее всевозможные спекулаторы. Физическое воспитаніе дѣтей важнѣйшій вопросъ государства, общества и близкій вопросъ каждой семьѣ, поэтому понятно его значеніе. Въ смыслѣ антропологическомъ здѣсь важно прослѣдить, какіе обычаи установились у каждаго народа и племени при рожденіи и воспитаніи младенца. Здѣсь заключается разгадка расовыхъ вопросовъ, физическихъ и племенныхъ отличій, кто знаетъ, можетъ быть, разрѣшеніе самаго вопроса о расахъ. Какъ бы ни были невѣжественны и дики многія племена, по процессъ дѣторожденія, воспитанія и сохраненія дѣтей до возроста, все-таки, составляли извѣстную часть заботъ. Какъ пц высокомѣрно наше отношеніе къ племенамъ, не достигшимъ цивилизаціи, и дикарямъ, но не нужно забывать, что человѣчество цѣлыя тысячи лѣтъ прожило, производило, плодилось и множилось въ этомъ состояніи, только руководствуясь эмпирическимъ опытомъ и наблюденіемъ, и, все-таки, выпяньчилось хотя и въ жесткихъ рукахъ; эта простая, грубая нянька выносила поколѣнія въ звѣриныхъ, шкуркахъ., подъ буранами и морозами, сохранила ихъ, сберегла для цивилизаціи до лучшаго времени, когда европейскій акушеръ, гигіенистъ и умная, образованная мать приняли этого ребенка на свои руки и положили его въ англійскій тюфячекъ, окруживъ комфортомъ европейской гигіены. Вѣдь здѣсь цѣлая исторія человѣчества! Исторія этого приспособленія къ жизни и охраненія отъ неблагопріятныхъ, условій составляетъ исторію культуры. Въ этомъ, смыслѣ мы и желали бы воспользоваться матеріаломъ, г. Покровскаго, который охватываетъ физическое воспитаніе дѣтей у европейскихъ народовъ, воспитаніе у русскихъ, и, наконецъ, у нашихъ инородцевъ. Послѣдній этнографическій отдѣлъ въ особенности возбудилъ наше любопытство въ связи съ этнографіей и антропологіей. Мы знали, какъ малы, недостаточны и сбивчивы свѣдѣнія объ инородцахъ Сибири, а потому собрать въ. спеціальной монографіи всѣ свѣдѣнія объ условіяхъ воспитанія у нашихъ инородческихъ племенъ намъ казалось весьма цѣннымъ. Однѣ уже главы и рубрики задуманнаго сочиненія показываютъ, какъ интересенъ могъ быть матеріалъ.

Почтенный авторъ взялъ, однако, черезчуръ большую, или, скорѣе, широкую задачу. Собирать свѣдѣнія объ обычаяхъ всѣхъ племенъ и народовъ, подвергать ихъ сравненію и изыскивать аналогіи было трудомъ поистинѣ громаднымъ, требовавшимъ, начитанности Вайца, Леббока, Тейлора, т. е. первѣйшихъ, антропологовъ, и задача эта автору, конечно, далась нелегко. Для этого требовалось прочесть массу европейскихъ сочиненій и перерыть всю европейскую литературу, чтобы познакомить съ условіями взращиванія и воспитанія дѣтей у древнихъ, и новыхъ европейскихъ, націй; затѣмъ предстояло перерыть всю европейскую этнографическую литературу по исторіи племенъ и народовъ, населяющихъ міръ; потомъ перейдти къ Россіи, изучить также предметъ исторически и дать понятіе о воспитаніи дѣтей въ многоразличныхъ губерніяхъ и мѣстностяхъ Россіи, гдѣ часто въ. обычаяхъ одна губернія не походитъ совсѣмъ на другую; далѣе -- перейдти къ инородцамъ Россіи и Сибири, перечитать массу путешествій и пополнить пробѣлы этой литературы. Понятно, что такія задачи не подъ силу были одному человѣку, а потому сочиненіе представляетъ массу подробностей по одному предмету и страдаетъ неполнотой по другому. Собственно на работу надъ инородцами въ. Россіи выпало наименѣе времени, а притомъ, еще и этнографическій матеріалъ по этой части если не скуденъ, то разбросанъ по отдѣльнымъ изданіямъ. Изъ этого матеріала приходилось бы извлекать по кусочкамъ и крупицамъ, роясь въ массѣ замѣтокъ, часто по провинціальнымъ изданіямъ {Весьма сожалѣемъ, что авторъ не могъ воспользоваться весьма цѣнной монографіей "Женщина у монголо-бурятъ" миссіонера Дуброва, печатающейся при газетѣ "Сибирь", гдѣ приведены любопытныя наблюденія надъ воспитаніемъ кочевыхъ племенъ. Авт.}. Понятно, что этого авторъ сдѣлать не могъ. Правда, кое-что можно бы было почерпнуть у знатоковъ инородческаго быта: у Палласа, Фалька, Лепехина, Гмелина, Георги, Кастрена, Альквиста, Радлова, Потанина, но, повторяемъ, отъ автора мы не можемъ и требовать при обширности его задачи подробнаго знакомства съ бытомъ каждаго племени, поэтому онъ ограничивается при описаніи обычаевъ только небольшими упоминаніями о сибирскихъ племенахъ, а въ нѣкоторыхъ, главахъ по капитальнымъ вопросамъ и совсѣмъ не встрѣчается свѣдѣній объ этихъ племенахъ. Еще большій упрекъ можно поставить ему за то, что онъ обратился къ. разнымъ господамъ, въ. родѣ г. Голодникова, снабжавшаго автора ложными и невѣжественными показаніями объ инородцахъ. Въ другихъ случаяхъ недостатокъ матеріала заставляетъ автора дѣлать поспѣшные выводы. Какъ бѣденъ былъ этнографическій матеріалъ, можно судить потому, что авторъ во многихъ, главахъ всѣмъ инородцамъ. Россіи и Сибири посвящаетъ. 3, 4, много 5 страницъ, говоря, такимъ образомъ, о каждомъ, племени въ нѣсколькихъ строкахъ. Иногда выводы автора, благодаря недостатку матеріала, очень просты: "сводя все сказанное объ охранѣ плода, говоритъ онъ, мы видимъ, что въ дикомъ и полудикомъ состояніи человѣкъ не имѣетъ объ этомъ, предметѣ нималѣйшаго понятія и нимало этимъ не интересуется". Отвѣтъ этотъ весьма мяло удовлетворяетъ антрополога. Авторъ далѣе говоритъ, что, только вступая въ гражданскую жизнь, человѣкъ начинаетъ понимать важность этого вопроса и ощупью, эмпирически наталкивается на нѣкоторыя отчасти вѣрныя наблюденія, которыя возводить въ законъ и спѣшитъ сдѣлать обязательными для своихъ согражданъ. Для насъ было бы важнѣе предварительное разъясненіе, гдѣ авторъ полагаетъ предѣлы дикости въ обычаяхъ и почему отвергаетъ, эмпирическія наблюденія у дикарей. Вѣдь цивилизованные люди и гражданскія общества не сразу создались: здѣсь существовалъ рядъ культурныхъ переходовъ. Дикарь также переживаетъ вѣками многое, многое наблюдаетъ, многое вводить въ. законы и обычаи, на многое онъ. не обращаетъ вниманія, но кое-что и улавливаетъ. Не мѣшало бы обратить вниманіе на эти эмпирическія наблюденія дикарей, и кто знаетъ, что мы открыли бы въ этой области. Во всякомъ случаѣ, даже у дикихъ народовъ нельзя отвергать чувство самосохраненія, нѣкоторую, своего рода, гигіену. Вѣдь обычай беречь беременную женщину существуетъ и у бразильскихъ индѣйцевъ, даже у папуасовъ. Обычай удовлетворять прихотямъ беременныхъ женщинъ тоже, вѣроятно, древній обычай, между тѣмъ, исторіи этихъ обычаевъ у автора мы по видимъ. Въ той же главѣ мы не встрѣчаемъ, напримѣръ, указаній, какъ у различныхъ племенъ смотрятъ на браки близкихъ кровныхъ родственниковъ, какіе браки запрещаются у инородцевъ. А вѣдь такое правило съ древности прослѣдить весьма любопытно и важно, между тѣмъ, какъ авторомъ объ этомъ упомянуто мелькомъ. Объ обычаѣ калыма, покупки женъ, у сибирскихъ инородцевъ не встрѣчаемъ подробныхъ изысканій. Положеніе женщины у разныхъ племенъ весьма интересная вещь и могло составить предметъ особаго сочиненія, а въ короткихъ главахъ, конечно, пришлось ограничиться короткими замѣчаніями о деспотизмѣ, гнетѣ и проч. Вообще авторъ изслѣдуетъ предметъ только какъ гигіенистъ и медикъ; онъ приходитъ скорѣе къ безутѣшнымъ выводамъ, представляя неутѣшительныя картины и послѣдствія -- грубость, деспотизмъ, невѣжество, смертность, идіотство, уродство при воспитаніи у дикарей. Эта одна сторонадѣла не объясняетъ человѣческой исторіи, а главное, она не даетъ матеріала по исторіи культуры народовъ; медикъ здѣсь стушевываетъ и загораживаетъ этнографа и философа. Прочитавъ о всѣхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, небрежности, варварствѣ при обхожденіи съ дѣтьми, читатель становится въ тупикъ и задаетъ себѣ вопросъ: да какъ же они всѣ не передохли? А затѣмъ озадачивается грандіознымъ фактомъ -- существованіемъ цѣлыхъ племенъ, мало того, сохраненіемъ цѣлаго человѣчества! Ясно, что здѣсь упущенъ при наблюденіи какой то другой факторъ въ исторіи жизни и культуры,-- это факторъ приноровленія человѣка къ условіямъ природы, живой инстинктъ самосохраненія и эмпирическій опытъ и наблюденіе, доступное и дикарю. Только подробное изученіе открываетъ намъ, что у этихъ дикарей есть свои взгляды, пріемы въ воспитаніи, свои заботы о сохраненіи рода и т. п. Если мы пойдемъ отъ обычаевъ и пріемовъ высшей культуры, мы увидимъ зародышъ ихъ весьма рано въ исторіи человѣчества; если мы прослѣдимъ какъ зарождалась цивилизація и культура, то увидимъ рядъ безчисленныхъ градацій и степеней, гдѣ теряется рѣзкое различіе между народами. Какъ въ средѣ цивилизованной мы найдемъ остатки и наслѣдіе древнихъ варварскихъ обычаевъ, такъ и въ эпохи варварства и дикарства мы встрѣтимъ зародышъ знанія и культуры. Рѣзкое, повидимому, различіе дикарей и цивилизованныхъ не явится столь рѣзкимъ. Мало того, глубокое изученіе научаетъ на первыхъ стадіяхъ человѣчества видѣть проблески человѣческаго разума. Этотъ умъ этотъ Божій свѣтъ не далъ погибнуть человѣчеству во время самыхъ ужасныхъ бѣдствій, въ тяжкія времена исторіи вывелъ человѣчество на торную дорогу. Какъ же человѣкъ выбивался на эту торную дорогу при неблагопріятныхъ условіяхъ природы и обстановки? Вѣроятно, путемъ борьбы, приноровленія, накопленія опыта, знанія. Все это случилось, конечно, не сразу. Если мы это поймемъ, тогда намъ откроется другая картина жизни, и самый дикарь получитъ иное освѣщеніе. Вѣдь мы на основаніи тѣхъ же физіологическихъ законовъ не можемъ отнять отъ него разума, а затѣмъ и исторіи этого разума. Мы не скажемъ, что, благодаря глупости и невѣжеству, этотъ человѣкъ пренебрегалъ первѣйшими условіями существованія и погибалъ. Нѣтъ! мы должны будемъ сказать: видите, какъ, благодаря проблеску разума, этотъ человѣкъ боролся за свое существованіе, но этихъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ было много и трудна была борьба съ ними, однако "онъ побѣдилъ"!

Мы признаемъ и уважаемъ голосъ почтеннаго гигіениста и медика, говорящаго намъ: смотрите, какъ при неблагопріятныхъ условіяхъ, при дикарскомъ существованіи гибнетъ человѣкъ и сколько приноситъ себѣ вреда! Да, но для насъ также важенъ фактъ,-- и какъ человѣкъ сохранялся. Просматривая эту многострадальную исторію человѣчества, эту борьбу, эту гибель, можетъ быть, милліоновъ, послѣ скитанія въ чумахъ, тундрѣ, въ лѣсахъ, въ степяхъ (вспомнимъ, что среди полярныхъ льдовъ и мертвой тундры скитается теперь одно изъ южныхъ племенъ, когда то ласкаемое солнцемъ юга): послѣ этого великаго историческаго странствованія человѣчества чрезъ пустыни, вы, все-таки, не можете не поразиться величіемъ другаго историческаго факта. Вы видите, что послѣ многихъ лѣтъ испытаній и странствованій этотъ странникъ дошолъ до цѣли, онъ изобрѣталъ, совершенствовалъ жизнь, въ походной палаткѣ и чумѣ нянчилъ ребенка, грѣлъ его за халатомъ у своей груди, онъ боролся съ звѣрями и природой, и вотъ онъ теперь стоитъ на высотѣ цивилизаціи. Не вырвется ли при видѣ этого чудодѣя, достигшаго обѣтованной страны, скорѣе крикъ побѣды, чѣмъ негодованія и порицанія. Вѣдь онъ побѣдилъ, онъ побѣдилъ, галилеянинъ! Въ этой семьѣ человѣчества слились одинаково іудей и эллинъ все это человѣчество связываетъ одна нить. Здѣсь есть только отсталые, но всѣ стремящіеся къ одной цѣли.

Ничего нѣтъ удивительнаго, что человѣчество, проходя длинный путь переходовъ, не узнало отсталыхъ, не узнало хвостъ своей арміи, и достигшіе горы воскликнули: "варвары! дикари! инородцы! "Въ этомъ заключается человѣческая драма. Но такія антропологическія сочиненія, какъ книга г. Покровскаго, для того и должны писаться, чтобы доказать преемственную исторію обычаевъ и человѣческой культуры у всѣхъ племенъ и народовъ. Та же этнографія указываетъ и путь совершенствованія народовъ. Для науки нѣтъ цивилизованныхъ и дикарей, не соединенныхъ одной цѣпью постепеннаго культурнаго развитія. У этой науки не должно быть пренебреженія къ дикарю и одного приговора для дикаря, а другаго для цивилизованнаго. Напротивъ, эта наука первая примиряетъ разъединенное человѣчество, учить признавать человѣка вездѣ, она массой антропологическихъ, этнографическихъ и археологическихъ данныхъ обобщаетъ исторію міра, соединяетъ разъединенныхъ братьевъ отдаленныхъ временъ, разныхъ стадій и культуръ, заставляя людей на этой бездольной пустынѣ исторіи узнать другъ друга и послѣ вражды и предразсудковъ, послѣ расовыхъ войнъ пробудить чувство родства, сожалѣнія за прошлое, вѣру въ будущее и запечатлѣть старый союзъ человѣчества новымъ. Мы желаемъ, чтобы изъ антропологическаго матеріала, который, между прочимъ, составляетъ и значительную часть труда г. Покровскаго, читатель именно напалъ на эти выводы, и должны пожалѣть только, что временами эта философская и научная мысль иногда скрывается за суровымъ приговоромъ гигіениста и медика, между тѣмъ какъ ему нужно было возвыситься до историка культуры. Антропологъ непремѣнно долженъ имѣть въ виду ее, и тогда исторія жизни и воспитанія первобытныхъ народовъ заслужитъ вдесятеро больше интереса и получитъ новое освѣщеніе.

Н. Ядринцевъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 5, 1885