Ядринцев Николай Михайлович - Беглые и сибирское крестьянство

Б<ѢГЛЫЕ И СИБИРСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО.

Бѣглые, повѣсть Л. Симоновой ("Живоп. Обозр.", т. I и II, 1882 г.).

Тэмою очерковъ г-жи Симоновой является жизнь на границахъ Сибири, въ Верхотурскомъ и другихъ уѣздахъ Пермской губерніи. По условіямъ и обстановкѣ эта жизнь весьма близка къ Сибири. Тѣ же дѣвственные лѣса, тѣ же крестьянство, не знавшее крѣпостного права, патріархальные нравы, инородческій элементъ и даже бѣглые составляютъ характерную особенность этой мѣстности. По этимъ очеркамъ г-жу Симонову можно причислить ближе къ сибирскимъ писателямъ. Судя по тому, что писательница провела нѣсколько лѣтъ въ данной мѣстности и имѣла возможность изучить мѣстный крестьянскій бытъ, мы въ правѣ питать къ ней полное довѣріе, а очерки ея для знающихъ мѣстный бытъ дышатъ художественной правдой. Тэмой настоящей повѣсти является жизнь бѣглыхъ, стремящихся изъ Сибири за Уралъ. Разсказъ этотъ представляетъ нынѣ особенный текущій интересъ въ виду возникшихъ разнорѣчивыхъ сужденій о характерѣ бродягъ и отношеній къ нимъ сибиряковъ. Г-жа Симонова взялась въ художественномъ очеркѣ воспроизвести всѣ психическія ощущенія, какія переживаетъ бѣглый, всю массу случайностей, которыя онъ встрѣчаетъ на своемъ пути, наконецъ всѣ коллизіи этого драматическаго странствія. И благодаря тому, что авторъ хорошо вдумался въ предпринятую имъ задачу, она вышла удачнѣе, чѣмъ многіе другіе очерки, которые претендуютъ даже на этнографію (напримѣръ очеркъ пресловутаго Благовѣщенскаго). Г-жу Симонову нельзя обвинить въ безчувствіи къ несчастнымъ странникамъ, она гуманно слѣдитъ за ихъ участью, ея разсказъ полонъ теплоты. Ея бродяги, Силантьевъ и Ивановъ, встрѣтившіеся на границѣ Сибири, добродушные и не жестокосердые люди, это довольно мирные типы, ихъ участь, блужданіе въ лѣсахъ, голодъ, муки, постоянная душевная тревога съ тоскою по роднымъ, съ тоскою по родинѣ, возбуждаетъ въ читателѣ состраданіе и заставляетъ слѣдить за судьбою бѣглецовъ, і Вѣчная боязнь, вѣчный страхъ, доходящій до галлюцинацій, переданъ правдиво и живо. Они, повидимому, не ищутъ преступленій, но это не мѣшаетъ автору въ то же время войти въ положеніе крестьянъ, иногда страшащихся бѣглыхъ. Добрыя чувства крестьянства и состраданіе крестьянской души переданы авторомъ мѣтко. Г-жа Симонова приводитъ, какъ крестьяне готовы помочь бѣглому, когда онъ не проказитъ; она описываетъ укоренившійся обычай милостыни бѣглымъ, практикуемый во всей Сибири и на Уралѣ. Эти чувства и взгляды крестьянства она передаетъ въ прекрасномъ образѣ старика, встрѣчающаго бѣглыхъ. Но рядомъ съ этимъ она не упускаетъ изъ виду тѣхъ стимуловъ и положеній, которые въ исключительныхъ случаяхъ создаютъ такого рода поступки, что заставляютъ на бродягъ смотрѣть иначе, возбуждая въ населеніи негодованіе и озлобленіе. Сами бѣглые, полуголодные, безъ одежды, раздраженные неудачами, въ разсказѣ автора являются не всегда кроткими агнцами. Эти бѣглые пасуютъ и трусятъ, когда заслышатъ колокольчикъ становаго, или проѣзжаго, въ то же время отбираютъ отъ встрѣтившагося крестьянскаго парня азямъ и шапку со смѣхомъ и издѣвательствомъ, и положеніе этого крестьянскаго ребенка не можетъ также не вызвать сочувствія. Мало того: бродяга Ивановъ парню читаетъ нотацію, что если онъ ихъ выдастъ, то несдобровать деревнѣ, се выжгутъ, достанется и маткѣ парня, Агафьѣ (стр. 31). Тѣ же бродяги обираютъ инородца-вогулича и смѣются надъ его страхомъ. Бѣглецы заходятъ подъ видомъ странниковъ на постоялый дворъ, пользуются гостепріимствомъ и исчезаютъ наутро, укравъ пимы. Они встрѣчаютъ также сборщика на погорѣлую церковь и грабятъ его. На ихъ языкѣ это не считалось преступленіемъ. При всемъ этомъ авторъ вполнѣ выдерживаетъ тонъ и даже готовъ смягчить многое изъ дѣйствительности. На стр. 50 и 51 она передаетъ, что крестьянство не въ претензіи, даже если бѣглые воруютъ хлѣбъ ночами въ избахъ, только бы не Захватили чего-либо кромѣ того. Изъ разсказа видно, что похищенія однако не ограничиваются хлѣбомъ, голый человѣкъ зарится и на рубахи, онъ не прочь отъ денегъ, онъ покупаетъ вино, а Иванову снятся сны, что онъ "ловитъ бабъ". Все это рисуетъ, что бѣглые не такъ невинны, какъ съ перваго раза кажутся. Г-жа Симонова рисуетъ страхъ и цѣлую драму въ Заводскомъ селеніи. Въ одномъ изъ ея очерковъ передано несчастіе сожженой ссыльными деревни. Въ настоящемъ разсказѣ выступаетъ еще болѣе острая драма. Въ Заводскую деревню прибѣгаетъ опозоренная, изодранная и обезчещенная крестьянская молодуха Аксинья. Ее поймалъ бѣглый близъ селенія; обезчестивъ ее, надругавшись, онъ взялъ съ нея слово принести хлѣба, иначе угрожалъ сжечь всю деревню. Понятно, какой ужасъ охватываетъ крестьянъ. Крестьянскій міръ дѣлится. Трусливые и индифферентные готовы даже покориться приказанію бѣглаго: "Выслать варнаку хлѣба! Другая часть крестьянъ исполняется однако негодованія. Мужъ Аксиньи является болѣе всѣхъ чувствующимъ обиду. Еще не было мѣсяца, какъ онъ повѣнчался. Въ немъ кипѣла кровь отъ этого оскорбленія {Подобныя насилія бродягами надъ женщинами въ сибирскихъ деревняхъ весьма нерѣдко повторяются.}. Но не одинъ онъ -- были возмущены этикъ происшествіемъ и свекоръ и родня; не менѣе негодовали и остальные, -- у всѣхъ были хозяйки, дочери. При такихъ условіяхъ, само собою, зрѣла драма и она должна была произойти. Отношеніе къ бѣглецамъ должно было измѣниться. Въ концѣ должны были явиться столкновеніе и жертвы борьбы. Жертвами этими съ одной стороны являются герои разсказа, поплатившіеся за своего собрата, счастливо убравшагося послѣ преступленія. Бродяги и Силантьевъ за поисками хлѣба рѣшились сдѣлать новую экскурсію и влѣзли ночью въ окно, гдѣ жила семья Аксиньи. Деревня была насторожѣ. Мужъ не спалъ, мрачныя думы бродили у него. Началась тревога. Бѣглыхъ окружили, какъ виновниковъ вчерашняго преступленія. Тѣ отбиваются какъ дикіе звѣри и Силантьевъ ранитъ ножомъ Василія. Бродяги были взяты, но пролилась и крестьянская кровь, бѣглецы убили человѣка. Въ этой драмѣ мѣстная картина встаетъ живо, она само собой рисуетъ тѣ положенія, которыя создаетъ жизнь. Можно ли здѣсь винить крестьянство? Развѣ оно не можетъ жалѣть своихъ женъ, сестеръ и матерей? А поступки бродягъ, развѣ они безупречны? Положимъ, бродяги находятся въ исключительныхъ, тяжелыхъ условіяхъ. Но легче ли отъ этого тѣмъ, кто платится за это? Все это мы вспоминаемъ по поводу обвиненій крестьянъ за Ураломъ въ жестокосердіи и по поводу идеализаціи бродягъ.

Жизнь народа для насъ тайна, мы не знаемъ, какія часто противоположныя и какія потрясающія сцены создаетъ дѣйствительность. Здѣсь нѣтъ сантиментализма. Въ подтвержденіе реальныхъ очерковъ г-жи Симоновой, мы разскажемъ одинъ менѣе драматическій случай въ одной сибирский казачьей станицѣ, переданный очевидцемъ изъ воспоминаній дѣтства. Однажды въ станицѣ взяты были начальствомъ два бѣглыхъ и отданы подъ присмотрѣ деревни. Ихъ посадили въ станичную избу и поставили сторожемъ молодаго казачонка. Присмотръ былъ слабый, несчастнымъ принесли хлѣба, шанегъ и успокоились, но они воспользовались довѣріемъ и патріархальностью караула и бѣжали. Мужчины станицы были всѣ на работѣ, оставались женщины. Возвратившись, они встрѣтили бабій вопль. Особенно вопіяла мать казаченка лѣтъ 17-ти, сторожа, зная, что его забьетъ начальство. Это былъ единственный сынъ, тогда существовалъ еще "сквозь строй". Казаки, явясь домой, встревоженные горемъ, рѣшились сдѣлать облаву и отыскать бѣглыхъ. Ихъ нашли въ болотѣ, одинъ былъ съ ножомъ и не подпускалъ къ себѣ, онъ бросалъ этотъ ножъ на ремнѣ. Тогда одинъ казакъ подобрался въ воду и ударилъ его огромной палкой. Бѣглыхъ взяли, ожесточенная борьбой и упорствомъ ватага казаковъ избила бѣглыхъ. Но вотъ они пойманы, чувство негодованія умолкло. Вечеромъ вывозили ихъ за сильнымъ конвоемъ изъ селенія. Станица преобразилась, говорилъ свидѣтель, на телѣгахъ везли бѣглыхъ, одѣтыхъ въ новыя рубахи. Казачки бѣжали и бросали къ нимъ хлѣба, нѣкоторыя несли холстовъ. Чувства разомъ измѣнились, избитые, въ синякахъ, эти люди стали предметомъ состраданія, почитаются чуть не угодниками. Они какъ будто искупили свою вину. Какъ мученики, они качались на своихъ телѣгахъ, а кругомъ ихъ лились слезы. Мать сторожа казаченка упала въ ноги, "Батюшки, простите насъ, вы сыночка моего чуть не погубили!" Это было зрѣлище потрясающее. Все было прощено, забыто. Разгадайте этотъ психологическій фактъ! Только народъ въ непосредственномъ чувствѣ правды и всепрощенія можетъ возвышаться до этихъ моментовъ. Нѣтъ, не вамъ, сантиментальные книжники, винить крестьянство. Прежде чѣмъ винить народъ, надо узнать его душу!

Семилужинскій.

"Восточное Обозрѣніе", No 28, 1885 г.