Языков Дмитрий Дмитриевич - О памятнике H. В. Гоголю в Москве

О памятникѣ H. В. Гоголю въ Москвѣ.

"Да будетъ Москва пантеономъ русской
литературы, да воздвигнется памятникъ
Гоголю въ центрѣ Россіи -- Москвѣ!..."
А. Потѣхинъ.

Въ іюнѣ нынѣшняго года исполнилось ровно десять лѣтъ съ той счастливой минуты, когда впервые былъ поднятъ и сочувственно встрѣченъ вопросъ о сооруженіи въ Москвѣ памятника H. В. Гоголю.

Мы живо помнимъ этотъ замѣчательный день -- 8 іюня 1880 года. Тогда былъ послѣдній такъ называемый Пушкинскій праздникъ, устроенный обществомъ любителей россійской словесности по случаю открытія монумента геніальному русскому поэту. Большая зала московскаго благороднаго собранія наполнялась избранною публикой; мѣста за колоннами и хоры представляли вереницу лицъ изъ многочисленной учащейся молодежи; въ глубинѣ залы, украшенной цвѣточными гирляндами и массою лавровыхъ вѣнковъ, возвышалась эстрада, на которой полукругомъ располагались члены общества; между ними особенно выдѣлялись -- теперь уже покойные -- лучшіе представители нашей родной литературы: И. С. Аксаковъ, П. В. Анненковъ, О, М. Достоевскій, А. Н. Островскій, А. Ѳ. Писемскій, И. С. Тургеневъ и С. А. Юрьевъ. Все это многолюдное собраніе съ большимъ вниманіемъ и интересомъ вслушивалось въ рѣчи ораторовъ, оцѣнивавшихъ великое значеніе Пушкина... Засѣданіе приближалось уже къ концу, когда на каѳедру взошелъ извѣстный драматическій писатель А. А. Потѣхинъ. Онъ началъ свою рѣчь объясненіемъ высокой цѣли, съ какою воздвигнутъ памятникъ Пушкину, и при этомъ замѣтилъ, что нашего геніальнаго поэта справедливо называли величайшимъ художественнымъ синтезомъ русской мысли и русскаго чувства. Но, прибавилъ ораторъ, мысль работаетъ въ двухъ направленіяхъ: является и потребность анализа съ цѣлью самоусовершенствованія. Этотъ анализъ впервые началъ другой современный Пушкину геній -- Гоголь; съ глубокою любовью, съ болью въ сердцѣ и съ невѣдомыми міру слезами совершалъ онъ свое тяжелое призваніе, высоко оцѣненное и Пушкинымъ. "Мы думаемъ,-- заключилъ А. А. Потѣхинъ уже отъ лица многихъ членовъ общества,-- что, почтивши Пушкина, мы ничѣмъ не утѣшимъ столько его великую тѣнь, какъ положивъ, въ эти дни чествованія его памяти, начало всенародной подписки на памятникъ Гоголю... И пожелаемъ, господа, да будетъ Москва пантеономъ русской литературы, да воздвигнется памятникъ Гоголю въ центрѣ Россіи -- Москвѣ!..." {См. Голосъ отъ 9 іюня 1880 г., No 159.} Громкія рукоплесканія публики были дружнымъ отвѣтомъ на эту небольшую, но симпатичную рѣчь. Мало того, многіе присутствующіе, тотчасъ же послѣ засѣданія, сдѣлали починъ подпискѣ, которая, какъ намъ достовѣрно извѣстно, тогда же дала сумму въ три тысячи рублей.

За такимъ удачнымъ началомъ оставалось просить высочайшаго разрѣшенія на открытіе всенародной подписки. Общество любителей россійской словесности, несмотря на наступленіе вакаціоннаго времени, еще въ іюнѣ поспѣшило отправить свое ходатайство на имя управляющаго министерствомъ народнаго просвѣщенія. Черезъ полтора мѣсяца, именно 1 августа 1880 года, Государь Императоръ, по всеподданнѣйшему докладу министра внутреннихъ дѣлъ, соизволилъ на разрѣшеніе обществу любителей россійской словесности открыть повсемѣстную въ имперіи подписку на составленіе капитала для сооруженія памятника H. В. Гоголю {Дѣло департамента народнаго просвѣщенія 1880 г., No 44. См. Сборникъ постановленій по мин. нар. просв. Спб., 1883 г., т. VII, стр. 1859.}. Полученное разрѣшеніе вызвало въ обществѣ наиболѣе оживленную дѣятельность: тотчасъ же появились публикаціи въ газетахъ и журналахъ, разсылались подписные листы по разнымъ учрежденіямъ, а членамъ общества раздавались сборныя книжки... Сочувственно откликнулось все русское общество на этотъ призывъ. Нѣкоторые жертвовали не только деньгами, но даже и матеріаломъ: такъ, намъ извѣстно, что П. П. Демидовъ (теперь уже умершій) публично заявилъ, что представитъ пять тысячъ пудовъ мѣди для отливки памятника Гоголю.

Въ настоящее время, при отсутствіи документальныхъ свѣдѣній, мы не можемъ показать постепенный ростъ гоголевскаго капитала за весь десятилѣтній періодъ (съ іюня 1880 г. до іюня 1890 г.). Зато у насъ подъ руками находятся точныя данныя за послѣднія пять лѣтъ (1885--1889 гг.) и первую четверть текущаго года {Эти данная напечатаны при Отчетахъ Московскаго университета, а также въ Московскихъ и Русскихъ Вѣдомостяхъ.}. По этимъ даннымъ оказывается, что съ начала подписки до 1 января 1885 года общество успѣло собрать на памятникъ Гоголю 10,779 р. 13 к. Затѣмъ ходъ пожертвованій и приращеніе капитала наглядно изображаются въ слѣдующей таблицѣ:

Года.

Сумма пожертвованій и процентовъ.

Сумма капитала.

1885 г.

1867 р. 07 к.

12646 р. 20 к.

1886 г.

3672 р. 67 к.

16318 р. 87 к.

1887 г.

7304 р. 97 1/2 к.

23623 р. 84 1/2 к.

1888 г.

7539 р. 83 3/4 к.

31163 р. 67 1/4 к.

1889 г.

16778 р. 26 1/4 к.

47941 р. 94 1/2 к. 1

Наконецъ, за первые три мѣсяца нынѣшняго года (январь -- мартъ) поступило 3.415 p. 42 3/4 к., что и довело гоголевскій капиталъ къ 1 апрѣля до суммы 51,357 р. 37 1/4 к.

Такой результатъ сбора въ неполный десятилѣтній промежутокъ времени приходится назвать благопріятнымъ, особенно при сличеніи съ подобными же недавними подписками на памятники Пушкину (въ Москвѣ) к Лермонтову (въ Пятигорскѣ): такъ, сборъ въ честь автора Онѣгина, за первыя десять лѣтъ (1860--1870 гг.), дошелъ лишь до суммы 13.359 р. {С.-Петербургскія Вѣдомости 1880 г., No 157.}; на памятникъ же творца поэмы Демонъ подписка только въ теченіе девятнадцати лѣтъ (1871--1889 гг.) дала капиталъ въ 54.409 р. 46 к. {Новое Время отъ 16 августа 1889 г.}.

II.

Успѣшный сборъ на памятникъ Гоголю позволяетъ надѣяться, что Москва въ недалекомъ будущемъ украсится монументомъ въ честь автора Ревизора и Мертвыхъ Душъ. Но при этой отрадной надеждѣ невольно возникаетъ мысль: гдѣ же среди нашей столицы найдется болѣе удобное мѣсто для подобнаго памятника? На такой вопросъ еще нѣтъ готоваго отвѣта; само общество любителей россійской словесности, насколько намъ извѣстно, еще не пришло къ опредѣленному рѣшенію. Между тѣмъ, среди образованной публики, чуть ли не съ первыхъ дней подписки, стали намѣчаться нѣкоторые пункты, гдѣ было бы умѣстно соорудить памятникъ нашему великому писателю. Чтобы теперь, когда еще есть время, основательно обсудить и, вмѣстѣ съ тѣмъ, выслушать голосъ болѣе лучшихъ знатоковъ, мы называемъ намѣченные пункты, кратко объясняя ихъ пригодность или неудобство для предназначенной цѣли.

Прежде всего, намъ приходилось слышать о Лубянской площади, какъ о центральномъ, весьма видномъ пунктѣ. Не подлежитъ спору, что эта мѣстность находится въ центрѣ нѣсколькихъ улицъ (Никольская Театральный проѣздъ, Софійка, Большая и Малая Лубянки, Мясницкая и два проѣзда мимо дома Человѣколюбиваго общества); открытый со многихъ сторонъ видъ этой площади уже давно манилъ поставить здѣсь какой-нибудь величественный памятникъ: такъ, въ 1870 году Современныя Извѣстія предлагали тутъ соорудить монументъ первопечатнику Ивану Ѳедорову, а въ прошломъ году Московскія Вѣдомости приглашали почтить память великаго князя Димитрія Донскаго устройствомъ на этомъ же мѣстѣ часовни или статуи героя -- побѣдителя татаръ. По нашему же мнѣнію, эта-то центральность Лубянской площади менѣе всего удобна для памятника Гоголю: фигура писателя (мы надѣемся, памятникъ не будетъ аллегорическимъ), обращенная лицомъ къ одной изъ улицъ, непремѣнно станетъ спиною къ другимъ сторонамъ площади. Притомъ, мы не видимъ никакой внутренней связи между Лубянскою площадью к дѣятельностью нашего великаго писателя. Въ послѣднемъ отношеніи намъ кажется болѣе важнымъ другое мѣсто -- Театральная площадь. Въ самомъ дѣлѣ, гдѣ же, какъ не здѣсь, вблизи трехъ театровъ, среди зелени сквера, должно виднѣться дорогое изображеніе того, кто далъ русской сценѣ знаменитую комедію и выяснялъ высокое значеніе театра, называя его каѳедрою, съ которой можно много сказать міру добра?... {Сочиненія Н. В. Гоголя. М., 1880 г., т. IV, стр. 618.}. Между тѣмъ, и выбору этой мѣстности для гоголевскаго памятника могутъ мѣшать два обстоятельства. Три театра, обступающіе площадь, своею высотой несомнѣнно будутъ уменьшать размѣръ поставленнаго памятника и лишать его эффекта, подобно тому, какъ большое новое зданіе Московскаго университета уничтожаетъ видъ ломоновскаго бюста. Съ другой стороны, Театральная площадь служитъ до сихъ поръ мѣстомъ для парадовъ, и военное вѣдомство -- владѣлецъ этого плаца -- едва ли согласится уступить хотя половину площади.

Послѣ двухъ названныхъ мѣстностей останавливаемся на третьемъ пунктѣ -- на концѣ Страстнаго бульвара, выходящемъ прямо къ пушкинскому памятнику. И это мѣсто, подобно Театральной площади, по своему внутреннему значенію, должно считаться весьма желательнымъ для сооруженія на немъ памятника Гоголю. Кому неизвѣстно, какъ послѣдній высоко чтилъ и внимательно выслушивалъ совѣты великаго поэта? "Ничего,-- писалъ онъ послѣ смерти Пушкина,-- не предпринималъ я безъ его совѣта. Ни одна строка не писалась безъ тою, чтобы я не воображалъ ею передъ собою. Что скажетъ онъ, что замѣтитъ онъ, чему посмѣется, чему изречетъ неразрушимое и вѣчное одобреніе свое -- вотъ что меня только занимало и одушевляло мои силы" {Записки о жизни Н. В. Гоголя. Спб., 1866 г., т. I, стр. 195.}. Значитъ,(постановка фигуры Гоголя противъ задумчиваго облика Пушкина вѣчно служила бы самымъ рельефнымъ обозначеніемъ той связи, какая при жизни соединяла двухъ геніальныхъ представителей нашей литературы. Но, какъ намъ кажется, для выполненія и этой цѣли находятся препятствія: это -- узкость бульвара въ названномъ пунктѣ и близкое сосѣдство будущаго памятника съ Страстнымъ монастыремъ.

Наконецъ, намъ остается указать на два послѣднія мѣста, очень близкія другъ къ другу: это Никитскій бульваръ и Арбатская площадь. Съ первымъ изъ нихъ связаны воспоминанія о предсмертныхъ годахъ Гоголя (1849--1852 гг.): здѣсь, у названнаго бульвара, онъ жилъ въ семьѣ гр. А. П. Толстаго, нанимавшаго квартиру въ домѣ Талызина {См. Русскій Архивъ 1864 г., вып. II, стр. 177.}, здѣсь же и кончался... Казалось бы, какъ хорошо увѣковѣчить памятникомъ именно эту мѣстность! Вѣдь, справедливо сказалъ Гёте:

"Священно мѣсто, гдѣ хилъ великій человѣкъ"...

Однако, едва ли и здѣсь поставятъ памятникъ Гоголю: Никитскій бульваръ съ двухъ своихъ концовъ -- отъ Большой Никитской улицы и Арбата -- имѣетъ большіе частные дома, а въ серединѣ представляетъ неправильную дугу. Можетъ быть, найдутъ удобнымъ разбить среди бульвара широкую площадку, обратятъ лицо писателя на памятникѣ къ тому дому, гдѣ онъ провелъ свои послѣдніе дни, и тѣмъ оправдаютъ вѣрность приведеннаго стиха... Другая же мѣстность -- Арбатская площадь -- и по своему расположенію, и по близости къ Никитскому бульвару,-- даже, пожалуй, потому, что чрезъ нее Гоголь обычно направлялся на Дѣвичье пола то къ М. П. Погодину, то въ церковь Саввы,-- наиболѣе всѣхъ другихъ пунктовъ достойна украситься памятникомъ великаго писателя, но при двухъ необходимыхъ условіяхъ -- при полномъ уничтоженіи теперешняго городскаго колодца и при разведеніи небольшаго сквера, который такъ и хотѣлось бы назвать Садомъ Гоголя.

Вотъ нѣсколько пунктовъ среди Москвы, намѣченныхъ для гоголевскаго памятника. Дѣло близкаго будущаго -- или выбрать одинъ изъ нихъ, или отыскать новое, еще лучшее мѣсто.

III.

Въ заключеніе нашего очерка, не касаясь рисунка памятника, какъ дѣла художниковъ, мы не можемъ не остановиться на надписяхъ, которыя, конечно, будутъ сдѣланы по бокамъ пьедестала. Съ этому невольно побуждаетъ насъ слѣдующая тирада изъ посмертной статьи А. Д. Градовскаго, недавно напечатанной подъ заглавіемъ: Поэтъ пошлости: "Что напишутъ на этомъ памятникѣ? Гоголь не подсказалъ самъ такой надписи, какъ это сдѣлалъ Пушкинъ. Онъ не владѣлъ и тѣмъ сильнымъ выразительнымъ стихомъ, который увѣковѣчиваетъ мысль въ краткой, но идеально-красивой формулѣ... Трудно найти въ сочиненіяхъ Гоголя строку, фразу, которыя бы сами по себѣ, безъ всякаго труда съ нашей стороны, могли полно и цѣлостно выразить все его великое дѣло..." {Вѣстникъ Европы 1890 г. кн. I, его. 352.}. Не знаемъ, что подумали другіе при чтеніи приведенной тирады; но мы -- сознаемся -- тотчасъ же вспомнили такія чудныя, мѣткія строки изъ перваго тома Мертвыхъ Душъ: "Долго еще опредѣлено мнѣ чудною властью идти объ руку съ моими странными героями, озирать всю громадно-несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видимый міру смѣхъ и незримыя, невѣдомыя ему слезы!..." Намъ кажется, что эти строки, полныя глубокаго смысла и прекрасно объясняющія главный трудъ автора, такъ и просятся на одну изъ боковыхъ частей будущаго памятника Гоголю...

Я.

"Русская мысль", кн.VI, 1890