Тур Евгения - Цветочница

ЕВГЕНИЯ ТУР

ЦВЕТОЧНИЦА

(Идиллия. Посвящается Аполлону Николаевичу Майкову)

На чердаке, в каморке,

Живет старик больной

С красавицею дочкой,

С старухой женой.

Их дни влачатся сонно,

Их жизнь скучна, бедна...

Старик ворчит день целый,

И молится жена.

Старик страдает кашлем,

Все курит и плюет;

Жена псалтирь читает,

Иль кофе черный пьет,

Да иногда украдкой

На дочку поглядит...

А дочка за работой

У столика сидит:

Разводит клей и краски,

Крахмалит лоскутки,

И делает, зевая,

Потом из них цветки;

Или глядит в окошко,

Как потухает день

И на домах ложится

Изменчивая тень,

Как едут экипажи

И движется народ --

Глядит в раздумье грустном

Да и подчас вздохнет,

Вздохнет -- и от окошка

Печально отойдет

И, головой поникнув,

По комнатке пройдет;

Потом ломоть отрежет

И сядет в уголке.

Две-три слезы тихонько

Скатятся по щеке.

II.

Из комнатки хозяев

В светёлку ход прямой...

Один чиновник бедный

Живет в светёлке той.

Чиновник где-то служит

И каждый день с утра

С портфёлью, в вицмундире,

Уходит со двора;

Домой приходит поздно,

Ни с кем не говорит,

Возьмет, откроет книгу

И у окна сидит.

Окно на двор выходит,

На задний, грязный двор...

Напротив прямо -- яма,

А в яме всякий сор,

Кругом -- сплошной стеною

Все тянется жилье;

Там, дальше на веревках

Качается белье;

Там -- без колес телега,

И слышен визг ребят;

Вверху -- кусочек неба

Да труб высоких ряд.

Сидит с раскрытой книгой

Чиновник у окна;

В тяжелый сон угрюмо

Душа погружена...

И видит он: далеко,

В сиянии лучей,

Белеют груды зданий,

Горят кресты церквей;

Из зелени бульваров

И сумрака садов

Мелькают шпицы башень

И вышки теремов.

Иззубренные стены

Глядят на дно реки...

За баркой барку тянут

Канатом мужики.

На берегу, в ложбине,

Стоит в бойницах дом;

Как резвых рыбок стадо,

Ныряют дети в нем;

Кругом жужжат как пчелы

Учителей рои --

Гремит науки слово,

Сверкает луч любви!

Там -- за стеной, укрытый

От бурь и тяжких нужд,

Растет он, зла не зная,

Движений низких чужд.

Мешая игры с книгой,

Он к службе и трудам,

Как в келье к братству инок,

Себя готовит там.

И вот уже окончен

Огромный курс наук;

К нему вдруг протянулись

Прощанья сотни рук...

Окроплены слезами

Его лицо и грудь;

Но весело и бодро

Пускается он в путь...

Вот перед ним синеет

Другой обширный град...

В туманы завернувшись,

Стоят ряды палат;

Пестреют лавки, рынки,

Уходят ввысь дворцы;

Кареты и коляски

Снуют во все концы;

Кипит, как в море волны,

На площадях народ;

Вдали мелькают мачты

И плещет пароход...

По улицам широким,

Измучен, оглушен,

Теряяся в народе,

Там грустно бродит он.

Напрасно лиц знакомых

Он ищет вкруг себя:

Река шумит сердито,

Надежды унося.

Пугаясь шума, грёзы,

Бледнея, прочь бегут,

И на распутье грозно

Стоит бесплодный труд.

III.

Часы пробили полночь;

В каморке тишина;

Отец и мать уснули,

Не спит лишь дочь одна.

На дедовской перине,

В поношенном чепце

Она лежит, мечтая

О молодом жильце.

Ей душно, жарко, грустно;

Нейдет на мысли сон!

Жилец не спит. Вот слышит

Она, как ходит он.

И, словно листик ивы

В живом стекле зыбей,

От тех шагов сердечко

Дрожит в груди у ней.

Теснится мысль за мыслью

В головке молодой:

Всегда такой суровый

И так хорош собой!

Из притворенной двери

Бежит полоской свет:

Шаги умолкли... что же,

Жилец заснул иль нет?

А как бы ей хотелось,

Чтоб он ее любил!

Но он живет полгода

И с ней не говорил.

Опять бумажный шелест

И тихий скрип пера...

Он только пишет, пишет,

Все пишет до утра!

Часы протяжным боем

Еще раз будят ночь.

Вертится с боку на бок

В слезах старушки дочь.

* * *

В каморке, как и прежде,

И тихо и темно;

В одной светёлке только

Все светится окно.

Чиновник сонный, бледный

Сидит перед столом:

Он пишет и порою

Глядит в какой-то том.

Он пишет; но далеко

Блуждает мысль его...

"Четырнадцать целковых --

И больше ничего!

"Четырнадцать целковых --

И по ночам не спать!

Как вол весь день трудиться --

И угол нанимать!"

И он перо оставил,

Прошелся взад-вперед...

"Прикованным быть к стулу,

Когда двадцатый год,

Когда душа, как кубок,

Кипучих сил полна!.."

И он остановился

Печально у окна.

Как громко воет ветер,

Как скучно дождь стучит!

Огня нигде не видно:

Весь дом, как мертвый, спит.

Задумался чиновник

И смотрит в темноту...

"Пустая жизнь! и нечем

Наполнить пустоту!"

Вдруг слышит он, в каморке

Как будто кто вздохнул:

Хозяйской дочки образ

Пред ним на миг мелькнул.

Чиновник от окошка

Поспешно отошел,

Махнул рукой -- и снова

За свой уселся стол.

IV.

На улицах пахнуло

Весною и теплом;

До вербы недалеко --

Всего неделя с днем.

Ушла старуха в рынок,

На Выборгской отец;

Остались дома дочка

Да молодой жилец.

Цветочница на кресле

Сидит перед столом

И связывает розы в букет

Цветным шнурком.

Как два больших алмаза,

Горят ее глаза;

Лежит тройной короной

На голове коса.

То вспыхивая ярко,

То потухая вновь,

Играет прихотливо

На смуглых щечках кровь.

В двух-трех шагах поодаль,

Усевшись на диван,

Цветочнице читает

Чиновник вслух роман:

"Жил-был вдовец-помещик,

Рубака отставной,

Имел одну он дочку,

Красавицу собой.

"К помещику приехал

Знакомый кандидат.

Простак-помещик гостю

От всей души был рад.

"И, наконец, уставши

С ним по лесам бродить,

Он предложил вдруг гостю

Дочь музыке учить...

"Тогда минуло Кате

Едва шестнадцать лет.

Глаза как у газели,

А губки -- маков цвет.

"Учитель с ученицей

Не раз, по вечерам,

Беседуя, бродили

По роще, по лугам.

"Проснувшись, на окошке

Он находил цветы;

Но мысль его и сердце

Не Катей заняты!..."

Жилец увлекся книгой,

Жилец совсем оглох,

И словно ропот арфы,

Пронесся тихий вздох.

"Потешными огнями

Горит за рощей дом;

Как призраки, волнуясь,

Кружатся пары в нем.

"Лицо хозяйки блещет

Улыбкой торжества.

К плечу улана тихо

Склонилась голова.

"Улан ей что-то шепчет

И шпорами стучит.

Учитель у балкона

Задумчиво стоит...

"На кресло опустилась

Красавица без сил.

Улан за лимонадом

К буфету поспешил.

"Учитель это видел

И пары растолкал:

-- "На следующий танец"

Он шепотом сказал.

"Закинувши головку,

Вслух отвечает та:

-- "Студент, просите Катю!

Увы! Я занята..."

"Меняются кадрили,

Хор музыки гремит.

Учитель ученицу

Как перышко кружит.

"Надеждою и счастьем

Сияет Кати взгляд.

Улан, хозяйка, гости

За ними вслед летят.

"Бьют бубны, ноют флейты;

До света длится бал...

Студент в Москву на тройке

На утро ускакал".

Послышалось рыданье

Перед окном в углу.

Цветочница склонилась

Почти совсем к столу.

Чиновник встал. "Что с вами?"

-- "Я так... Я ничего..."

И девушка закрылась

Руками от него.

А из-под рук, сверкая,

Катятся капли слез

И, словно, бриллианты,

Дрожат на листьях роз.

"Зачем переезжали

Вы на квартиру к нам?

Но, Боже мой! -- что значат

Чужие слезы вам!"

И голос оборвался,

Как поздней птички трель,

Когда в лесу от ветра

Скрипит и стонет ель.

В чиновнике проснулся

Давно-глушимый пыл:

Красавицу в волненьи

Он за руку схватил.

Его щека коснулась

Слегка щеки ея...

"Вы также посмеетесь

И бросите меня!"

-- "Нет, нет! Но, ради Бога,

Не плачьте... Не тоскуй!"

И поцелуй раздался --

То первый поцелуй!

Пора волнений смутных

И музыкальных грёз!

Ты не чужая гостья

В притоне нужд и слез.

Нет, нет, и в мир заботы

И мелкой суеты

С своей улыбкой кроткой

Слетаешь также ты!..

Поденщик в вицмундире,

Ты, мученик пера,

И для тебя настала

Волшебная пора.

Из духоты архивов

И плесени шкафов

Вдруг на тебя пахнуло

Толпою светлых снов.

Ты позабыл на время

Тяжелый свой удел:

Чины и распеканья

И груды пыльных дел.

Теперь ты только встанешь --

В каморке уж сидишь,

Болтаешь с стариками,

А сам на дочь глядишь.

Как ягодка зардевшись,

Та слушает тебя,

И ваши чашки стынут,

Душистый пар струя.

Идешь ли ты на службу,

Неся портфёль в руках,

Красавица встречает

Тайком тебя в сенях.

Глаза блестят, как ночью

За речкой огонек;

"Скорее приходите!" --

Лепечет голосок.

Выводишь ли на службе

Ты миллионы строк --

Ты мысленно стремишься

В свой бедный уголок.

И пусть с утра день целый

Вкруг мужики кричат,

Летят отсрочки, справки,

Упав, гроши звенят;

Сквозь этот шум и говор,

Из грязи деловой

Головки женской очерк

Мелькает пред тобой.

И, как жених ревнивый

Ждет брачного венца,

Ты ждешь и не дождешься

Присутствия конца.

Из должности ты прямо

К кухмистеру бежишь,

Поешь там щей, и словно

Стрела домой летишь.

И вот опять читаешь,

Пока настанет ночь,

Про Таню, про Зарему,

Про Кочубея дочь.

Работу прерывая,

Цветочница порой

Задумчиво вздыхает

И никнет головой.

Ты сам бываешь тронут

Нередко, как дитя,

И в свой черед умолкнешь,

Листами шелестя.

Когда ж старик задремлет

И выйдет в сени мать,

Спешишь ты, озираясь,

Красавицу обнять...

Порой ты помогаешь

Ей краски разводить,

Сам пробуешь цветочки

И листики лепить.

Та, на твою работу

Лишь только поглядит,

Как каждая в ней жилка

Вдруг смехом зазвенит.

На милую резвушку

Глядишь смущенный ты,

Любуясь простотою

Движений красоты,

И вскоре сам невольно,

Забывши все и всех,

С ее сливаешь смехом

Свой неподдельный смех.

На вас обоих глядя,

Вам следом вторит мать,

А на дворе уж вечер,

Глядишь, пора и спать!

Простясь с семьей простою

Чуть не в десятый раз,

Уходишь ты в светёлку

И бродишь битый час.

Есть у тебя бумаги,

Их надо отписать,

Да как-то лень и скучно

Перо уж в руки взять...

Придет ли сон заполночь

Смежить глаза твои,

Ты снова в светлом царстве,

На празднике любви.

Два раза в месяц ходит

Дочь продавать цветы --

И каждый раз проводишь

Ее до рынка ты!

Когда же ей случится

Идти куда одной --

К родным, к знакомым, в церковь --

Хоть путь лежит другой,

Она, во что б ни стало --

Наперекор судьбе --

Хоть на минуту в должность,

Да завернет к тебе...

Цветочница, чиновник,

Благословляю вас:

Как дети безмятежно

Любили вы хоть раз!

VI.

Дождлива и печальна

На севере весна,

И словно неохотно

Слетает к нам она.

Зарями на неделю

Озолотит восток,

В лесу обронит ландыш,

Средь поля -- василёк.

И снова дождь и слякоть,

Не слышно соловьев...

Один зловещий ворон

Кричит в глуши лесов.

Восторги первой страсти,

Святые сердца сны,

Вы в уголках забытых

Короче и весны!

С семьею пообедав,

Чем только Бог послал,

Старик ушел за ширмы

И скоро задремал.

Старуха торопливо

Лучины разожгла,

Поставила кофейник

И в лавочку пошла.

А дочь окно раскрыла,

Отдвинула свой стул

И внемлет, полулёжа,

Столичный гам и гул.

"Вчера... о, день блаженный!..

Нет, нет, то не был сон!

В Александрийском Парке

Ее ждал долго он.

"Они в аллее дальней

Уселись на скамью;

Склонил он на колени

К ней голову свою.

"Что за слова шептал он!

Как жарко целовал!

И что за чудный трепет

По ней все пробегал!"

Цветочница вздохнула,

И черные глаза,

Зажегшиеся страстью,

Увлажила слеза.

"Вот я тебя, шалунья!

(В каморке раздалось)

Жильца все караулишь,

Работать лень, небось!"

Цветочница поспешно

Головку подняла:

Она и не слыхала,

Как мать к ней подошла.

"Мама! Я загляделась!..

Клянусь, ну, просто так..."

Сама же заалела

И зацвела, как мак.

Старушка подавила

В груди невольный вздох.

"Ну, полно, не красней же;

Никто, как только Бог!

"Ведь прежде как дичилась --

Сошлись же, наконец...

А что, и в самом деле,

Замешкал наш жилец?"

И от окна старушка

К тагану побрела,

Ворча: "А, право, пара

Хорошая б была!"

Цветочница уселась

Опять за столик свой,

В раздумье, "отчего бы

Жилец нейдет домой".

Цветочница! Напрасно

Ты милого не жди.

Не растравляй ты раны

Болеющей груди.

Сегодня, завтра, после

Он не придет домой.

Нашел он против воли

Себе ночлег другой:

За малую отписку,

За долгий утром сон,

На целую неделю

Заарестован он.

VII.

Во внутренность светёлки,

Прощаясь, день глядит,

И листики герани

Украдкой золотит.

Из должности вернулся

Жилец и, сняв кафтан,

Запачканный, небритый,

Уселся на диван.

Такую ли картину

Себе он рисовал,

Когда блестящий город

Впервые увидал?

И для того ль учился

Возможным всем правам,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Статистика, словесность,

Былины государств,

Меня вы не укрыли

От должностных мытарств!"

И, горько усмехнувшись,

Прошелся раз-другой

В раздумье по светёлке

Чиновник молодой.

"Что день-то не явился

И не прислал сказать --

Как школьника неделю

На привязи держать!

"Вот он, тот призрак страшный,

Уродливый скелет,

Столь многих задушивший

Во цвете сил и лет!

........................................

"О! тяжело трудиться,

Трудиться без надежд,

Среди чванливых старших

И сверстников-невежд.

"Еще тяжелее воли

И мненья не иметь

И даже в оправданье

Разинуть рта не сметь!

"Ведь дворника другого

Завиднее судьба!.."

И в сердце закипела

Бессильная борьба.

"Рублей семнадцать в месяц

Да угол даровой;

Что ни надел, все ладно;

Снес дров -- и на покой!

"А тут найми квартиру,

Жги свечи, ночь не спи;

Не ешь по целым суткам --

А светлый фрак купи!"

И он с досады плюнул.

"Вот на дом дали дел.

Пиши! А я сегодня

Еще не пил, не ел.

"В кармане ни копейки;

Кухмистер не дает:

Какая же работа

Тут в голову пойдет!

"Любовь! Тебе не место

В забытом уголку:

Ты там пустая роскошь,

Помеха бедняку!

"Тебе, счастливой, праздной,

С сияющим лицом,

Быть не пристало вместе

С насильем и трудом!

"Прощай! Ты, как комета

Блестящей полосой

На время осветила

Мрак жизни молодой.

Хоть сердцу тошно, больно;

Хоть стынет в жилах кровь,

Как в час прихода смерти...

Прощай, прощай, любовь!"

Чиновник безнадежно

И тяжело вздохнул

И, молча, опустился

Перед окном на стул.

VIII.

"Пишу к вам на коленях

На лестнице чужой...

Трясутся руки; слёзы

Текут из глаз рекой.

Ну, в чем мы виноваты?

Что сделали мы вам,

Что вы не говорите

Ни с кем по целым дням?

Уж мы ли не старались

Во всем вам угождать!

Как сына, вас любила

Моя родная мать.

За что же вы хотите

Теперь оставить нас?

Дай Бог, чтоб я ошиблась

Хотя на этот раз!

Но нет, когда кто любит,

Не ошибется тот:

Ему заране сердце

Тоскою весть дает.

Вы ищете квартиру...

Останьтеся у нас!

Моей любовью первой

Я заклинаю вас.

О, сжальтесь над слезами,

Над скорбным стоном той,

Которая навеки

Вам предалась душой,

И прежде, чем сказали

Вы ей своё "Люблю!"

Отдать была готова

За вас уж жизнь свою...

Той девушки нечастной,

Которую, увы,

Тому назад неделю

Еще любили вы!

"Любили?.. нет, пустая,

Хоть сладкая мечта!

Теперь я только вижу,

Как я была проста.

В неделю эту много

Я думала о вас,

И, встречу вспоминая,

Я плакала не раз.

Увы! Из состраданья,

Не из любви... о, нет!

Приветливой улыбкой

Вы встретили мой бред.

Безрадостная доля

И молодость моя

Вступились перед вами,

О друг мой, за меня.

Вам стало жаль порыва

Неопытной души --

Вдали людей и Бога,

На чердаке, в глуши;

Жаль розовой надежды

И первых сладких грёз,

На время прояснивших

Мой нравственный хаос.

Теперь я понимаю:

Из жалости одной

Все это время были

Вы ласковы со мной.

"Или вы полагали,

Что страсть в душе моей

Пустить была не в силах

Глубоко внутрь корней?

Вы думали, боюсь я

Препятствий и молвы,

Всего, чрез что отважно

Перешагнули вы?

И от меня с презреньем

Вы отвратили взор,

Кляня мое бессилье

Мой видимый позор!..

"Да, вы горды, вы сильны;

Я, как дитя, слаба!

Мне с сердцем не под силу

Тяжелая борьба.

Невольно плачут очи

И голова горит;

На сердце словно камень

И день, и ночь лежит.

И нету мне покоя,

Ни отдыха, ни сна:

Теперь мне в страх и в тягость

И шум, и тишина.

Скажите, что мне делать?

Скажите, как мне быть?

Мне некому открыться,

Мне некого спросить!..

"Я стала вдруг чужая

В семье своей родной:

Отец и мать ни слова

Не говорят со мной,

И холодно, и мрачно

Следят мой каждый шаг.

Как будто я ребенок,

А комната -- овраг.

Не сами ль раздували

Они огонь страстей:

Что ж вдруг теперь такого

Нашли в любви моей?...

Все это раздражает

И бесит так меня!

На что бы ни решилась,

Сама не знаю я..."

IX.

Прошла еще неделя.

Увы, ответа нет!

Со смуглых щечек Кати

Исчез румянца след.

Ее лицо покрылось

Печальной желтизной,

Как венчик георгины,

Надломленный грозой,

Склонившись над работой,

Она весь божий день,

Не говоря ни слова,

Сидит, как дух, как тень.

В головке луч сознанья

Тускнеет с каждым днем:

Соблазн в воображеньи

И в сердце молодом.

Ни стоны, ни молитвы,

Ни плач в ночной тиши

Не могут успокоить,

Увы, ее души!

И, каждый день тоскуя,

Она все ждет звонка,

Как дремлющая роза --

Пчелы, иль мотылька,

И просит, изнывая

От внутренней грозы,

Приветливого взгляда

И дружеской слезы.

Но каждый раз проходит

Чиновник, не глядя,

Какую-то все думу

Суровую тая.

И, потупивши очи

Стыдливо, в свой черед,

Тихонько шепчет Катя:

"Авось, еще войдет!"

В тревожном ожиданьи

Проходит час и два;

Пред нагоревшей свечкой

Она сидит едва.

Вот так бы побежала

И кинулась к нему,

Повисла бы на шею,

Как к брату своему,

И стала бы и руки,

И ноги целовать,

Когда б не стыд, не робость

Да не отец и мать!

Но лишь жильца шаг мерный

Раздастся у дверей,

Румянец заиграет

На личике у ней,

И, как лесная птичка,

Встречая дня восход,

Она вся встрепенется,

Подастся вдруг вперед.

Увы! Жилец уходит

Куда-то со двора

И, верно, запоздает --

Пробудет до утра.

Обманутая снова

В желании своем,

Она, чуть-чуть не плача,

Поникнет над столом.

Тоска, досада, ревность

Томят и давят грудь:

Бежала бы из дому

Она куда-нибудь!

А вечер, как нарочно,

Все тянется, и нет

Ему конца, как нету

Ей пристани от бед.

Сказавшися больною,

Ложится Катя спать,

Но и в постели долго

Не может слез унять.

Под ватным одеялом,

Увы, она дрожит

И, словно в лихорадке,

То зябнет, то горит!

Давно заснул на печке

Старик, поевши щей;

Уж мать в просонках бредит,

Улегшись рядом с ней;

Но, словно клад, от Кати

Бежит желанный сон;

Суставы ноют, ходит

В ушах какой-то звон...

И только перед утром

На час, на полчаса,

Дремота и истома

Сомкнут ее глаза.

И побегут с подушки,

Свиваясь в кольца, прочь

Распущенные косы,

Пугая мраком ночь.

Подымется упрямо,

Как белых две волны,

Грудь с ропотом глубоким

На призрачные сны...

И жарко станет Кате,

И оттолкнет с себя

В просонках одеяло

Она, зардевшись вся.

Лежит в одной сорочке,

К подушке льнет щека;

Блуждая, в складках тонет

Округлая рука...

Октябрь в начале. Вечер

Дождь в стекла дребезжит,

В каморке одиноко

Цветочница сидит.

Пред нею банки с патом

И куча лоскутком,

Пук проволок и груда

Искусственных цветов.

Цветочница готовит

Тихонько от отца

Огромных два букета

К дню ангела жильца.

Она, на пресс налегшись,

Тяжелый винт вертит,

То молотом по штамбе,

Что силы есть, стучит.

Со щечек мастерицы

Слегка струится пот...

Листочки вырубая,

Цветочница поет:

"О, ради Бога, научи

Меня -- тебя забыть скорей!

Мне сердце залечи

И мир отдай душе моей!"

Стук-тук, стук-тук!

"Любимица семьи родной

Вставала я с лучом зари

И пела птичкой полевой,

Работая цветы свои".

Стук-тук, стук-тук!

"Когда, бывало, у окна

Сижу с товаркой я вдвоем,

Или. Задумавшись, одна --

Народ толпится под окном".

Стук-тук, стук-тук!

"Глядит на бриды, на венки,

Всего же боле на меня;

Но, как мои цветки,

Была слепа в то время я".

Стук-тук, стук-тук!

"Как вдруг явился предо мной,

Задумчивый грустный, ты --

Душа наполнилась тоской,

Забыты песни и цветы!"

Стук-тук, стук-тук!

"Румянец сгиб, сбежал с лица,

Вся высохла, как щепка, я,

И кроме матери, отца,

Никто не узнает меня..."

Она поет. Мерцает

Оплывшая свеча,

То голову осветит,

То руки, то плеча,

То тень на стену бросит,

То тронет потолок,

То заревом окрасит

На столике цветок.

Все тихо; только песня

По горнице звенит,

Да молот о железо,

Как ход судьбы, стучит.

* * *

Прислушиваясь к песне,

С мучительной тоской,

Сидит впотьмах в светёлке

Чиновник молодой.

Вот год еще пронесся --

Другой тяжелый год!

Хотя бы луч надежды,

Хотя б какой исход!

Имущества -- все также

Клеенчатый диван,

Оборванный, как нищий,

Да стол, да чемодан.

Ему ль, душе чернильной,

Отверженцу людей,

Нести святое бремя

Возвышенных страстей?

Ему ли, члену касты,

Той касты, что народ

Полынью и крапивой

Презрительно зовет;

В ком видят все причину

Своих и бед и слёз --

Ему ли позабыться

Среди душистых грёз?

Что нужды, что невинен

Он сам собой ни в чем --

Его мундир и званье

Отмечены пятном.

Ну, выгни со службы

За что-нибудь его --

И не найдется места

На свете для него.

Нет, не тому, кто может

Позорно каждый миг

Упасть под ношей жизни,

Вязать судьбу других!

Сидит в раздумье грустном

Чиновник молодой,

То полный весь любовью,

То весь кипя враждой.

А песня неотвязно

Звенит в его ушах, --

Стучит в мозгу и ноет

Во всех его костях:

"О, как бы ни был ты жесток

И зол, и горд в душе своей,

Тяжелый давши мне урок,

Хоть каплю жалости имей!

"Вглядись получше ты в меня:

Ведь мне едва семнадцать лет;

Моя душа белее дня,

На сердце грязных пятен нет!.."

Докучно песня ноет

И молоток стучит...

Чиновник неподвижно,

Как вкопанный, сидит.

В нем больно отдается

Стук каждый молотка;

Сильнее и сильнее

Все на сердце тоска.

Закрыв глаза руками,

Глуша за стоном стон

И судорожно губы

Кусая, шепчет он:

"Цветы воображенья!

Ваш сладок аромат,

Но в голове надолго

Он оставляет чад.

"Волненья страсти нежной,

Вы чудно-хороши!

Но вы громите силы

И ясный мир души.

Бог с вами! Вы несете

Забвение труда,

А мне... мне нужно хлеба!

Бог с вами навсегда!..

"Сестра по темной доле,

Прощай! Твой жаркий вздох

В пустыне сердцем скорбным

Я первый подстерёг.

"Я первый принял ласку

Пугливую твою;

Я первый, первый слышал

Из уст твоих "люблю"...

"Мной первым были полны

И сны и твой досуг...

Прощай, прощай, прекрасный,

Но злополучный друг!

"Сама судьба -- ты видишь,

Велит расстаться нам:

Венец бы брачный тяжек

Был нашим головам.

"И ты, и я, мы бедны,

Обоим нечем жить...

И так уж много нищих --

Зачем еще плодить!"

Он шепчет -- сам ни с места,

Сидит себе, сидит...

А песня, как ребенок,

Пронзительно визжит:

"Ты молод сам, ты молод сам,

И полн надежд, и полон сил!

Что ежели б святым мечтам

Твоим Бог сбыться не судил!

"И лучшие бы сны души

О жизнь разбились, как стекло --

По чистой совести скажи:

Тебе бы было тяжело?..

"О, ради Бога, научи

Меня -- тебя забыть скорей;

Мне сердце залечи,

Иль вместе с жизнию разбей!"

И взвизгнув, словно квинта,

Порвался голосок;

Как заступ о могилу,

Вслед звякнул молоток --

И за стеною снова

Настала тишина...

Чиновник пробудился

От тягостного сна.

"О, говори, чего же

Ты хочешь от меня,

Тоской убитый призрак,

Что значит песнь твоя?

"Не я ль на зов твой нежный

Сперва был долго глух?

Не я ль потом, боряся,

Был слеп, был нем за двух?

"Что ж на меня с упреком

Глядит твой тусклый взор...

Или во тьме он видит

Мой будущий позор?..

"Прочь из души скорее

Томительная страсть,

Или меня научишь

Ты пьянствовать, иль красть!"

И соскочил с дивана

Чиновник, сам не свой,

И в комнате хозяев

Стал бледный и немой.

Цветочница поспешно

Склонилась над столом,

Вся снегом перекрылась

И вспыхнула огнём.

XI.

Глухая ночь. В каморке

Лампада чуть горит

И старую кивоту

Уныло серебрит.

Святые лики грозно

Глядят из-за стекла,

Как будто негодуя

На тесноту угла.

Пред ними в полумраке,

Как черные мечты,

Уродливо мелькают

Пожитки нищеты:

Там сломанное кресло,

Там кожаный диван,

Там столик и коробки,

Там вилы и таган.

В углу, за отгородкой,

Завесившись платком,

У печки спит хозяйка

Глубоким, крепким сном.

Лицо старушки дышит

Отрадной тишиной,

И кроткая улыбка

На нем скользит порой.

Забыты все расчеты,

Тревоги, дрязги дня;

Бог знает где, далеко

Теперь душа ея...

Никак заснуть не может

На стульях рядом дочь:

Ей это роковая,

Убийственная ночь!

Она, припав к подушке

Пылающим лицом,

Лежит, вся изнывая

В отчаяньи немом.

Метаясь по постели,

Болея и скорбя,

Она давно посбила

Покровы все с себя,

И порвала у кофты

Все петли и крючки,

Не зная, где ей деться

От горя и тоски.

Так вот он выезжает --

Уж вещи уложил...

Что нужды, что он счастье

Чужое погубил!

Что нужды, что в простую

Семью раздор он внес,

Что бедности убитой

Прибавил новых слез!

Но нет, еще не поздно:

Она пойдет к нему

И так в глаза и скажет,

Что совестно ему!

Что сердце не игрушка,

И низко им играть...

Уговорит, упросит

Его не выезжать.

Он должен согласиться:

Ведь он ее любил!

Он много тем о жертвах

Когда-то говорил.

Цветочница на стульях,

Дрожа, приподнялась...

Мать мирно почивает,

Совсем к стене скатясь.

Повязка головная

Сползла к ней на глаза,

Повыбились комками

На шею волоса...

Цветочница поспешно

Свой отвратила взор --

Как бы в ее покое

Прочла себе укор.

Потом на пол холодный

Спустилась босиком

И слушает, дыханье

Переводя с трудом.

Все тихо; только слышны

Шипение часов,

Да смутно-дробный шелест

Безвредных прусаков.

Она перекрестилась,

Платок приподняла,

Нагнулась -- и к светёлке,

Скользя, как дух, пошла.

И лики чудотворцев

Ей встречу осветя,

Лампада вдруг погасла,

Дымяся и шипя.

* * *

Виденьями волнуясь,

Чернеет темнота...

В светёлке, словно в склепе,

И тишь, и духота.

Чиновник на диване

Лежит, к стене лицом;

Он только что забылся

Тяжелым, странным сном.

Еще душа грозою

И трепетом полна,

Еще прощаньем скорбным,

Как въявь живет она.

Как будто в ожиданьи,

Слух чутко напряжен,

Так что биенье сердца

Внимает с болью он.

В руках, в ногах и в теле

Томительная лень;

Глаза сквозь веки видят

Кругом все, словно в день:

Вот стол, а вот окошко,

А вот направо дверь.

Дверь отворилась... странно!

Кто б мог войти теперь?

Да это дочь хозяйки,

В сорочке, босиком,

Коса вся растрепалась,

Глаза горят огнем.

Вот-вот она к дивану,

Шатаясь, подошла;

Вот наклонилась, тихо

Его вслед озвала,

И трепеща и плача

Колеблет за плечо,

И в лоб его и в очи

Целует горячо.

Чиновника осилил

Совсем тяжелый сон:

Ни глаз открыть не может,

Ни шевельнуться он.

Какой-то гул поднялся

В ушах и уши жжет,

И в этом гуле кто-то

Как бы вдали поет:

"Спи, не просыпаясь,

Как мертвец в земле!

Полночь било; духи

Носятся во мгле.

"Велика без меры

В этот час их власть:

Где ни ступят -- зреет

Там и грех и страсть.

"Наливаясь ядом,

Пышно страсть цветет;

Берегися тронуть

Ложно-сладкий плод!

"Отзовется горько

Он тебе потом,

И на сердце ляжет

На всю жизнь свинцом...

"Спи, не просыпаясь,

Крепко спи теперь:

Грех стоит на страже,

Как голодный зверь.

"Отвращают очи

Ангелов рои

И, роняя слезы,

Прочь летят с земли...

"Раздражая небо,

Как туман густой,

Тысячи проклятий

Встали над землей.

"К их числу прибавить

Бойся хоть одно:

Тяжело потянет

На весах оно!

"Грабить на дорогах,

Красть у бедняков --

Страшные, быть может,

Изо всех грехов;

"Но страшней у бедной

Девушки отнять

Непорочность чести,

Чувства благодать!...

"По лугам и нивам

Счесть цветов нет сил;

Миллионы реют

На небе светил...

"Всех цветов душистей

И нежней стократ

Молодого чувства

Робкий аромат.

"Ярче звезд и солнцев

Образ красоты,

Облеченный в ризу

Детской красоты.

"Отблеск славы Бога

Носит красота --

И творить молитву

Ей должны уста!

"Ты лукавым словом

Девушку смутил,

Ты лобзаньем грешным

Стыд ее спалил...

"Берегись окончить

Тяжкий подвиг свой:

Он пойдет в могилу

Следом за тобой!

"Оставляет горечь

Самый сладкий мед;

За запретной негой

Вслед позор идет.

"Берегись позора!

Губит силы он,

Превращая в муку

Даже самый сон.

"С нищетой сдружаясь,

Он еще страшней:

Он за верой веру

Высосет, как змей.

"Человек без веры,

Без надежд, один,

То же, что без корня

Дерево долин.

"Берегись похитить

Ты последний клад,

Или ты посеешь

Гибель и разврат!..."

XII.

Прошло два года... много

Мелькнуло новых лиц,

И исписалось в жизни

Нетронутых страниц...

Чиновник видел горе

И видел красный день;

Как прежде, ведал службу,

Знал отдых, знал и лень.

Уж он давно и место

В награду получил --

И в комнатке опрятной

Теперь, как люди, жил.

Обзавелся комодом,

И платьем, и бельем;

Со многими сошелся,

Иных к себе звал в дом.

Случалось -- он садился

За карты и мелок;

Случалось -- заходил он

С друзьями в погребок.

И хоть не брал сам взяток

И брать их не хотел,

Он на чужие плутни

Покойней уж глядел.

Свыкался он заметно

С обычною средой --

И грустный образ Кати

В нем стерся чередой.

* * *

Холодный зимний ветер

Протяжно завывал

И морд псов сердито

Метелью осыпал.

На мутном небе гаснул

Последний луч зари...

По улицам горели

Кой-где уж фонари.

Убогая шарманка

Осипшим голоском

Печально где-то пела

Под низеньким окном...

Окутавшись шинелью,

С больною головой,

Чиновник возвращался

Из должности домой.

Весь вечер накануне

Он в карты проиграл,

К себе вернулся пьяный,

Почти всю ночь не спал...

На службе -- председатель

Позорно разбранил:

Он бланку не подрезал,

Да дурно, вишь, пришил...

Чиновник был не в духе

И страшно огорчен.

Невольно к институту

Переносился он:

Как резко не похожа

Была его среда

С той жизнию, какую

Он проводил тогда!

Там -- пламенели мысли

И, чувствовать спеша,

Весь Божий мир стремилась

За раз обнять душа;

А тут -- одни гризетки

На языке у всех,

Да глупого довольства

Постыдно-жалкий смех.

Там -- слабое старанье

И каждый малый труд

Всегда, бывало, ласку,

Привет себе найдут;

А здесь -- одна ошибка --

Пропали все труды

И долгий ряд стараний,

И весь оплеван ты!

К чему ж приготовлялся

Он целых десять лет?

Ужели к этой службе?

Не может быть, о нет!

На ней не пригодились

Ему ни тонкость чувств,

Ни выводы науки,

Ни знание искусств...

И вот в четыре года

Уж он забыть успел

Чему учился прежде,

Пред чем благоговел.

Так, грезя и тоскуя,

Чиновник за толпой

Тихонько продвигаясь,

Дошел к себе домой.

Ему и грустно было,

И вместе тяжело;

Бог знает, что на мысли

Теперь ему все шло:

Какие-то виденья,

Какие-то все сны,

Забытые преданья

Прекрасной старины...

Чиновнику хотелось

Кого-нибудь обнять,

Пожаловаться в чем-то

И горько зарыдать.

И вот он в колокольчик

Квартиры позвонил;

Старик-кухмистер двери

Лениво отворил...

Вошел к себе чиновник,

И стал, как бы прирос...

Что ж это -- явь, иль только

Все продолженье грез?

На кресле перед свечкой,

Как томная печаль,

В салопе черном, в шляпке,

Слегка раскрыв вуаль,

Сидела дама, руки

Скрестивши над столом,

Как бы творя молитву

Или забывшись сном.

Ни одного движенья,

Когда вошел он в дверь!

Ни одного движенья,

Ни звука и теперь,

Когда калоши скинув,

Он вешать стал шинель --

Как бы сковал ей члены

Раздумья тяжкий хмель.

Чиновник, удивленный,

К ней сделал два шага.

Она вздрогнула, словно

Послышала врага;

Закрылась торопливо

Вуалью и глядит...

"У вас... есть, верно, дело" --

Чиновник говорит.

Она тихонько встала,

Вуаль приподняла.

-- "Не узнаете, нету?

Я долго вас ждала..."

Задребезжал уныло

Вдруг гостьи голосок --

Точь-в-точь хрустальный, где-то

Надтреснутый звонок.

Чиновник вскрикнул: "Катя!

Возможно ль?.. Боже мой!

Не думал я, что свижусь

Когда еще с тобой!"

Он развязал ей шляпку,

Он снял с нее салоп;

Он крепко жал ей руки,

Глядел в глаза, на лоб...

Она стояла молча,

С улыбкой на губах,

С зардевшими щеками,

С слезами на глазах,

Не оправляя платья,

Не поправляя кос --

Как будто потерялась

Среди свиданья грёз.

Но первая минута

Прошла -- восторг затих,

И облако раздумья

Покрыло лица их.

Печально пододвинул

Чиновник кресло ей;

Она печально села,

И сам он сел скорей.

Теперь -- чиновник видел,

Что выросла она,

Немного похудела,

Но также все стройна.

В глубоко-мягком взгляде,

В фигуре, в позе всей

Какую-то усталость

Приметил он у ней.

Она, своей чредою,

В лице его прочла,

Что тайная тревога

В его душе жила;

Подметила морщины

На лбу между бровей,

Две темные полоски

Вкруг стухнувших очей.

О чем-то постороннем

Спросил он у неё;

Она заговорила

Про их житье-бытьё:

Что мать -- жива и ходит,

Отца -- на свете нет;

Что им пришлося видеть

Немало нужд и бед.

"А вы... вы получили

Уж место -- да? Давно?

Я слышала, вам править

Столом поручено".

Лишь только головою

Чиновник покачал.

"Я как-то к вам писала" --

И голос задрожал --

"Вы, верно, разорвали

Мое письмо давно...

Не правда ли? Ведь больше

Не стоило оно!"

-- "О, нет, письмо сберег я"

Он с жаром отвечал: --

"По скольку раз, бывало,

Его я в день читал!

"Я знал его от слова

До слова наизусть;

Оно то облегчало,

То раздражало грусть.

"Поверьте, Катя, долго

Я тосковал по вас;

Решался возвратиться

Назад к вам много раз.

"Об чем бы я ни думал,

Передо мной, как тень,

Вставал ваш грустный образ,

Вставал и ночь и день.

"Клянусь, я вел с собою

Жестокую борьбу;

Но было б бесполезно

Роптать все на судьбу.

"С своей плачевной долей

Я свыкся кое-как...

Теперь -- я пью, играю;

Живу то так, то сяк".

Он замолчал. Глубоко

В душе огорчена,

Задумчиво глядела

Ему в лицо она.

Участьем и приветом

Ее светился взор...

Так смотрит с неба ангел

На грешника позор.

Прошло две-три минуты

В глубокой тишине.

"Послушайте -- отдайте

Назад его вы мне.

"И для чего б осталось

Мое письмо у вас?

Мы видимся друг с другом

Теперь в последний раз".

-- "О, нет, во имя прежней

Любви и прежних дней" --

И сдержанно и тихо

Стал говорить он ей:

"Когда еще пороком

Себя я не грязнил

И, никого не зная,

У вас в каморке жил --

"Тех красных дней на память

Письмо оставьте мне.

Увы! Теперь я только

Вас оценил вполне.

"Волнуя ум и сердце

Своею красотой,

Вы бот меня прогнали

Нечистых мыслей рой.

"Вы б, верно, уж в болото

Не завели меня,

Как сделали со мною

Усердные друзья.

"Обещайте -- больше

Меня не покидать!

Позвольте мне, хоть редко,

Вас видеть, посещать..."

Как сумерки зимою,

Задумчива, грустна,

Его речам внимала,

Как бы сквозь сон, она.

Уста, слегка раскрывшись,

Сжималися опять,

Как будто, что хотели

И не могли сказать...

Но вот, собравшись с духом,

Она так начала:

"Теперь -- жалеть уж поздно

И я не с тем пришла.

"С собою и с прошедшим

Я уж свела итог:

Что было -- не воротишь,

Что будет -- знает Бог!

"Лишь только эти двери

Запру я за собой,

Все кончено уж будет

Меж вас и между мной.

"Без горечи и злобы

Прощаюсь с вами я.

Вы дороги, как прежде,

Остались для меня.

"Вас первых я любила,

А первая любовь

Волнует душу долго

И не проходит вновь...

"Когда вы так внезапно

Уехали от нас,

И я, работу бросив,

Все плакала по вас,

"И мать моя, наскучив

По суткам голодать,

Сняла с икон уж ризы,

Решаясь их продать --

"Тогда -- один знакомый

Отца... мастеровой...

На слово нам поверил

Весь заработок свой.

"С квартиры на квартиру

Таскался с нами он,

Для нас и дни и ночи

Работой отягчен.

"Любя меня -- ни разу

Он мне не докучал:

Он знал, что я другого

Люблю -- и молча ждал.

"Когда отцу неделя

Всего осталась жить,

Тогда лишь только стал он

Моей руки просить...

"Но рана, хоть закрылась,

Была еще свежа.

Бог весть, еще чего-то

Ждала моя душа!

Мне было дико, страшно

Себя на век связать.

Напрасно мне грозила

И убеждала мать;

"Напрасно со слезами

Просил отец меня --

Во мне не стало духу,

Им отказала я.

"Но вот отец мой умер,

Остались мы одни;

Однообразно-грустно

Тянулись наши дни.

"Мне все одно и то же

С утра твердила мать;

Про вас, как ни старалась,

Я не могла узнать.

"Он был, как прежде, ласков

И также добр со мной...

Я, наконец, решилась

Связать с ним жребий мой!

"Уж вот четвертый месяц

Как мы обручены;

Еще два дня -- и клятву

Дать в верности должны...

"Но прежде , чем навеки

Связь с прошлым разорвать,

Хотелось мне вас видеть

И вам "прощай!" сказать.

"Я будущему мужу

Открылася во всем,

И до квартиры вашей

Дошли мы с ним вдвоем.

"Отсюда недалеко

Теперь он ждет меня...

Прощайте же, прощайте,

Вас так любила я!

"Пред свадьбою своею

Теперь в последний раз:

За прошлое глубоко

Благодарю я вас:

"За то, что вы сумели

Мне честь мою сберечь;

Что не хотели сраму

Вы на меня навлечь;

"Что я теперь всем прямо

В глаза могу глядеть;

Что за меня пред мужем

Не будет мать краснеть!"

Она тихонько встала

И руку подала,

Заплакала и крепко

Его вдруг обняла;

И все ему желала

То светлых, долгих дней,

То счастья, то богатства,

То преданных друзей.

Потом поцеловала

Его три раза в лоб,

Кой-как надела шляпку,

Накинула салоп --

"Прощайте!.. не ходите..."

И быстро вышла вон.

На месте неподвижно

В слезах остался он.

Растерянный, убитый

Он все глядел на дверь...

О, сколько чувств заглохших

В нем вспыхнуло теперь!..

С какою едкой болью

Проснулася любовь!

Как закипела снова

Уж стынувшая кровь!

С каким негодованьем

Взглянул он на себя!

Как показались гадки

Ему его друзья!

Все эти челядинцы

Без сердца и души,

Сбирающие с бедных

Кровавые гроши!

О, как бы он охотно

Теперь от них бежал,

Пока еще не поздно

И не совсем он пал!

Куда?.. Он к ним прикован

Железною нуждой,

Как пахарь-горемыка

К клочку земли дрянной...

Без имени, без денег,

Без крова, без родства,

Он все равно, что в поле

Негодная трава.

Почти себя не помня,

Он на диван упал,

Как маленький ребенок,

Заплакал, застонал...

Плачь, жертва голой формы

И темного труда,

Пока ты не утратил

Сознания стыда!

Плачь больше! Плачь над прахом

Едва расцветших роз,

Покуда чадный ветер

Их грязью не занес!..

Твою судьбу я знаю

И расскажу как раз --

Нетрудно! Так кончают

Ведь многие из вас...

Не раз еще порывом

Бесплодно ты вскипишь,

Отступишь перед бездной,

Заноешь, задрожишь...

Потом глаза закроешь,

На все махнешь рукой;

Помиришься со службой,

Помиришься с судьбой;

Получишь повышенье

И вместе геморрой;

Наймешь себе кухарку

Смазливую собой...

Потом, сдружившись с нею,

Ты наплодишь детей,

А после -- в день прекрасный,

И женишься на ней...

И мирно, как улитка,

Ты доживешь свой век,

Бессильный и безвредный --

Почти не человек!

Твои родные дети

По сторонам пойдут:

Кто угодит в солдаты,

Кто попадет под суд.

А дочь... еще покуда

Свежа и молода,

Нужды не будет видеть,

Не будет знать труда.

А там -- умрет с проклятьем

На высохших губах,

В какой-нибудь больнице

В мучительных родах...

ЭПИЛОГ.

В стране богов, олив и света,

Под небом мирно-голубым,

Взлетел свободно гимн поэта

Фонтаном огненно-цветным.

Волнуясь весь и весь сверкая,

На землю шумно падал он,

В своем паденьи отражая

Весь внешний мир, как пестрый сон.

В его волнах плыла Киприда,

Кружился в плясках хор Наяд,

Свой лик купала Артемида,

С трезубцем Зевса мчался брат...

И, тешась жизнью первобытной,

Стряхнувши легкий груз забот,

Внимал поэту ненасытно

Средь игр ликующий народ.

Поэты нынешнего века!

Другое вам дано в удел:

Борьба простого человека

И куча грязных, темных дел,

С глубоко-скорбною картиной

Тяжелых сшибок и страстей...

Печальный мир, покрытый тиной

Нас подавивших мелочей!

И с смехом горьким и слезами,

Как тени, бродите вы в нем,

И Бога ищете глазами

В каком-то чаяньи немом.

На вас из мрака душной ночи

Глядит встревоженный народ

И, протирая молча очи,

Как вы, чего-то также ждет...

З. ТУР

"Отечественные Записки", No 10, 1859