Оссендовский Антон Мартынович - Рулетка смерти

Антон Оссендовский.
Рулетка смерти

(Из цикла "Старый Петербург")

Был старый загородный ресторан.

Высокие вековые деревья важно шумели, словно шептали о чем-то им только ведомом, что видели они и слышали за долгие годы своей жизни бок о бок с почерневшими от времени зданиями старого ресторана, где прожигали жизнь сменяющие друг друга поколения.

Теперь уже нет огней в окнах этих зданий; и не шумит толпа около шаткого крылечка с истлевшими колоннами и покосившимися ступенями.

Все заколочено досками, опечатано и медленно, безмолвно умирает.

Черные дуплистые липы, безнадежно опустив свои искривленные ветви, печально смотрят на опустевшие, неосвещенные дорожки, где еще так недавно двигалась толпа.

Однако, еще отцы наши помнят, как буйно и говорливо кипела веселая жизнь под черными сводами лип, глядящих сверху на плавный бег Невы.

Они любят рассказывать, как боролся яркий свет фонарей с коротким сумеречным часом после вечерней зари и как он сливался с белой ночью и новой зарей.

И когда они, эти важные, спокойные старики, говорят, кажется, что из прозрачных полутеней белой ночи приходят живые призраки и скрываются под позеленевшей от мха крышей старого крылечка.

...В угловом кабинете ресторана каждый день начали собираться друзья.

Уже серебряные нити блестели в их волосах, в глазах таилось предательское утомление, а на лица их наложила свою печать приближающаяся смерть.

Они давно жили в разлуке и неожиданно съехались в Петербурге. Через месяц им предстояло вновь разбрестись по свету: одного ждали на его посту в далеком, туманном Лондоне, другой возвращался в Польшу, где стояла его дивизия, третий -- отправлялся блуждать по Европе, разыскивая редкое старинное серебро и бронзу для своих бесценных коллекций, и только четвертый оставался в Петербурге.

Знаменитый врач, он жил в великолепном особняке и не покидал призрачного города, сознавая, что сросся с ним душой.

Каждый вечер четверо этих людей собирались в угловом кабинете, где много лет перед тем проводили они свою безумную, безудержную юность.

Медленно пили они замороженное Клико, тихо перекидывались воспоминаниями о прежнем и об ушедших и... скучали.

Первый понял это доктор, встал, прошелся по кабинету и сказал:

-- Господа! Как-никак, а скучно! Давайте развлекаться!

-- Уж не цыганки ли? -- спросил дипломат, тонко и презрительно улыбнувшись.

-- О, нет, милый князинька! -- засмеялся врач. -- Поиграем в смерть!

-- В смерть? -- спросили все.

-- Ну да! -- пожал плечами врач. -- Ведь она и так уже недалеко от нас... Не худо подразнить эту костлявую даму. Мы не можем бояться, -- ведь у нас нет больше никаких желаний?

Все молчаливо согласились, и с той ночи стало веселее.

Друзья играли в рулетку.

Вертелся круг на боковом столике, прыгал шарик, и официант, исполняющий должность "крупье", монотонно выкликал номера и цвета.

А когда заря заглядывала в щель неплотно задвинутой драпировки, игра кончалась, и "крупье" приносил узкий длинный ящик с десятью старинными карманными пистолетами.

Играли без денег, на очки, и проигравшийся подходил к ящику, не глядя, брал пистолет и стрелял себе в висок.

Но выстрела не было. Из десяти пистолетов только один был заряжен, и судьба долго не вступала в дерзкую игру смертников.

Был конец мая, и пришел срок разлуки друзей.

Они встретились просто, но без радости и расставались без печали, словно после частых встреч, с осадком утомления и недовольства на душе.

-- Итак, мы в последний раз сегодня будем дразнить смерть? -- сказал дипломат.

-- Да... да... -- произнес коллекционер. -- Недурно придумал Петр Георгиевич эту игру в "рулетку смерти"!

На звонок вошел метрдотель и, низко поклонившись, сказал:

-- Сейчас подадут рулетку, только официант будет другой, прежний заболел.

Вошел новый "крупье". Серый, бесцветный старичок с безжизненными, потухшими глазами и глубокими морщинами на измятом лице.

Началась игра.

Приносили бутылки с шампанским, кофе, сигары...

А под утро в проигрыше был генерал.

40.000 очков...

Улыбаясь, подошел он к столу, где был ящик с пистолетами и где стоял старый официант.

-- Смотрите! -- воскликнул вдруг генерал, и в голосе его зазвучали теплые ноты. -- Смотрите! Под слоем новой краски на стене я вижу глубоко вырезанное сердце, пронзенное стрелой и гусарской саблей. Это я вырезал это сердце для Аннушки Мятлевой. Красавица была девушка и, хоть дочь лакея, -- не чета нашим кисейным, нервным барышням. Старые, старые дела... Где-то теперь красавица?.. Э-эх!

Вздохнув, он протянул руку и взял пистолет.

Никто не заметил, что подал его генералу измятый официант с внезапно ожившими и загоревшимися глазами.

Грянул выстрел.

Кабинет заволокло дымом.

Долго возились люди, вынося грузное, мертвое тело...

* * *

Все это видели ветхие черные липы, но теперь лишь шепчут они об этом, со страхом и грустью глядя на пустые, темные дорожки, покрытые опавшими прошлогодними листьями и пробивающейся повсюду сорной травой...

--------------------------------------------------

Впервые: Огонек. 1914. No 24, 15 (28) июня.