О-Монро Ришар - Драматический эффект

Драматический эффект

"Effets tragiques" par Richard O'Monroy.

(Перевод Евг. Маурина)

В "Comédie-Gauloise" репетировали "Диоклетиана", большую пятиактную пьесу в стихах нашего знаменитого поэта -- Паламида Разора. Действие пьесы происходило в 303 г. после P. X. и, следуя царящей моде, вся пьеса была в высшей степени стилизована. Кроме нескольких десятков хороших стихов в пьесе можно было найти и Нумидийских львов и слонов, христиан, замучиваемых на сцене, массы рабов, легионеров, вольноотпущенников, причем костюмы делались по специальным рисункам Бурдини. А главное -- главное, роль Валерии, гетеры, внявшей свету христианства, которой бесчеловечный император приказал выколоть глаза, была поручена великой артистке--Лионе... [Под видом Лионы автор изображает здесь Сару Бернар, которой народная молва приписывает случай с попугаем].

Суфлер сидел в своей будке. В небольшом углублении, обращенном к сцене, сидели автор -- Паламид и директор -- Бреван в то время, как в дрожащем свете двух спускавшихся с потолка электрических ламп Лиона, одетая в ротонду и гинсборо с черными перьями волновалась у ног мужчины в сером вестоне, изображавшего самого Диоклетиана. И сильно жестикулируя Лиона рычала:

-- "На твоем челе, которое никогда не знало радости, дрожит неутолимая жажда крови..."

Вдруг Бреван вскочил с кресла, подбежал к артистам и закричал с явным раздражением, махая рукописью:

-- Дети мои, вы... гениально проводите эту сцену, но... это совсем не то!..

-- Это совсем не то, -- подтвердил с места и Паламид Разор.

-- Разве мы взяли неверный тон? -- спросил Барбон.

-- А что у нас собственно хромает? -- спросила Лиона, небрежным движением оправляя шляпу.

-- Прежде всего, совсем не слышно хрустения костей мучеников из за кулис... Это касается уж Меризье... А ты со своей стороны совершенно не передаешь крика женщины, которой выкалывают глаза...

-- Как, я недостаточно кричу?..

-- Кричишь то ты достаточно, да не в том тоне, который нужен. Мы должны дать впечатление настоящей пытки, а у тебя такой вид, как будто бы ты просто обожглась за завтраком шоколадом... А вы, Меризье, если не найдете лучшей имитации хрустения костей к завтрашней репетиции, можете искать себе другое место... Господа, репетиция окончена. Завтра в час с четвертью.

Артисты, целых четыре часа заключенные в эти холодные и сырые стены, радостно бросились к выходу, чтобы поскорее подышать свежим и чистым запахом бульваров. Меризье ушел в глубокой задумчивости, хватаясь за голову руками, а Лиона вскочила в экипаж и рысью покатила в свой отель на "Avenue du Bois-de-Boulogne".

-- Бреван воображает, что это так уж легко, -- думала она дорогой. -- Откуда мне знать -- что чувствуют при выкалывании глаз... А главное -- у меня во всей роли только и есть, что этот крик... Ну-ка посмотрим, что я говорю перед тем...

Чтобы несколько ориентироваться, Лиона открыла тетрадку с ролью, переписанной великолепным "рондо" и продекламировала, смотрясь в зеркало:

-- Берегись! Придет день, когда из моей раны хлынет на тебя кровавый поток. О, тиран, берегись, слава обманчива...

-- Нет, -- сказала она упавшим голосом, -- все это не дает мне никаких указаний...

Она приехала в свой отель и позвонила горничной -- раздеваться. Под ничтожным предлогом, она наградила ее пощечиной, но горничная только слабо вскрикнула, что совсем не было искомым стоном...

Все более и более раздражаясь, Лиона пошла в оранжерею, где разлеглась на софе, вся окруженная подушками, закутанная в шелка и кружева. Она велела позвать своего грума и, придравшись к тому, что он пришел недостаточно скоро, выдрала его за уши.

-- "Ву God!", -- простонал, всхлипывая, грум.

Но и это английское проклятие было не то, что ей нужно...

Что делать? Хотя великая артистка фантастическим жалованьем и покупала у своей прислуги право исполнять все свои капризы, -- она все же не могла подвергнуть их настоящей пытке...

Вдруг, в то время, как ее взор блуждал по чаще зеленых деревьев, превративших оранжерею в экзотический сад, Лиона заметила свою обезьяну Нелюско, которая с уморительными гримасами тянулась к какаду, насколько ей только позволяла это цепочка. А этот, нахохлившись, прижался к своей жердочке и смотрел на обезьяну испуганным взглядом своих круглых глаз.

-- Постой-ка, постой, -- подумала Лиона. Тут можно будет, пожалуй, кое-чем попользоваться...

И затем с жестокой улыбкой -- о, эта улыбка, -- она спокойно отвязала Нелюско и вернулась на свое место, в ожидании откинувшись на подушки.

Почувствовав себя свободной, обезьяна принялась скакать на месте, потом с бесконечными предосторожностями поползла на четвереньках к какаду. Одним прыжком она вскочила на жердочку и уселась рядом с птицей; какаду, прикованный к месту кольцом, не мог улететь и только все более нахохливался, все испуганнее смотря на обезьяну.

У Нелюско был свой план. Она внимательно поглядела на соседа и, с дьявольской усмешкой обнажив зубы, протянула свои крючковатые пальцы к хохолку птицы, откуда вытащила перо, которое и принялась с наслаждением грызть. Какаду вскрикнул раздирающим голосом, напоминавшим звучный гортанный лай.

-- Какая великолепная интонация, -- воскликнула артистка... Вот если бы мне удалось ее воспроизвести...

В это время Нелюско продолжала свои безжалостные пытки, вырывая одно перо за другим, совершенно обнажая хохолок, тогда как несчастный какаду отчаянно стонал -- столько же от боли, сколько и от страху -- испуская жалобные крики, трубными звуками оглашавшие весь дом...

И -- внимательно, с широко раскрытыми глазами, -- Лиона, склонившись к подушкам, старалась прислушаться к интонациям жалобных криков какаду, подметить их и воспроизвести возможно точнее... В конце концов, ей удалось закричать с такой мукой, с таким ужасом, что артистка, торжествуя, воскликнула:

-- Наконец то! Я нашла теперь свой эффект...

Она повторила свой крик три раза прямо в упор ошеломленному Нелюско, который вдруг бросил свою работу и скрылся среди пальм.

А на следующий день, на репетиции, когда дошли до знаменитого места, автор -- Паламид Разор -- заключил, рыдая, в свои объятия Лиону и сказал ей:

-- Это поразительно!.. Это гениально!.. У меня до сих пор мороз по коже пробегает... Вы заставите весь Париж сбежаться на этот крик...

В тот же момент за сценой послышался отчаянный треск.

-- Господин Бреван, -- скромно сказал Меризье, выходя из-за кулис, -- мне кажется, что я нашел... Чтобы воспроизвести хрустение костей мучеников, я раздавливаю сигарные коробки... Что вы скажете?..

-- Браво, Меризье, браво! -- вскричал директор. -- Вы тоже сделали замечательное открытие. Теперь наша сцена мученичества должна произвести громадный эффект... Слушайте-ка, друг мой, я хотел бы сделать что-нибудь для вас... Какую роль вы имеете в "Диоклетиане"?..

-- Я изображаю нумидийского слона... управляю задними ногами...

-- Ну, что же -- я могу дать вам повышение...

-- О, господин директор, вы мне льстите...

-- Да, начиная с завтрашнего дня, вам поручаются передние ноги...

--------------------------------------------------------------------

Текст издания: журнал "Пробуждение", 1907, No 2. С. 597--598.