Измайлов Владимир Васильевич - Завещание холостого старика

Завѣщаніе холостаго старика.

Честный и добрый Ландау скончался холостъ на 87 году жизни. Смерть его была тиха и покойна, подобно его жизни; и погребеніе происходило также порядочно, какъ протекали всѣ дни добродѣтельнаго старца. По его повелѣнію, всѣ обыкновенныя издержки при сихъ случаяхъ были заплачены въ трое болѣе, такъ что люди, употребленные при обрядѣ похоронъ, остались чрезвычайно довольны. Престарѣлая его служанка одинъ разъ плакала, когда онѣ скончался; передъ выносомъ тѣла она старалась заплакать въ другой разъ, и говорила много о вѣчномъ блаженствѣ, его ожидающемъ. Племянникъ и наслѣдникъ его въ черномъ кафтанѣ и съ чернымъ флеромъ на рукѣ и на шляпѣ проводилъ его до послѣдняго жилища, угостилъ дома приѣхавшихъ отдать послѣдній долгъ покойнику, хвалилъ своего дядю, его честность, его бережливость, его любовь къ порядку, и наконецъ желалъ, по его словамъ, наслѣдовать послѣ дяди крѣпкое сложеніе и здоровье, которому имѣлъ случай не одинъ разъ завидовать.

И такъ все происходило съ порядкомъ и благопристойностію при обрядѣ погребенія, и каждый возвратился съ похоронъ съ тѣмъ мирнымъ чувствомъ, которое всегда раждается въ душѣ нашей, когда мы видимъ, что вещи идутъ своимъ порядкомъ и чередою, какъ идти имъ должно.

Оставленное завѣщаніе распечатали. Покойникъ назначалъ для служанки своей такое щедрое награжденіе, что она почла себя по совѣсти обязанною заплакать о немъ въ третій разъ. Онъ отказывалъ 4000 червонцевъ бѣднымъ невѣстамъ въ приданое, и нѣсколько другихъ суммъ для раздачи отдаленнымъ родственникамъ. Наконецъ, въ заключеніе, онъ обращался къ Племяннику слѣдующимъ образомъ:

Любезный племянникъ!

Не далеко то время, въ которое должно мнѣ обратиться отъ домашняго спокойствія къ тишинѣ могильной. Я привелъ дѣла мои въ порядокъ, и ожидаю безъ нетерпѣнія и безъ страха роковаго часа, но ожидаю не безъ сожалѣнія. Не такъ протекла долговременная жизнь моя, какъ бы желалъ я; съ горестію думаю, что видя меня отправляющагося на тотъ свѣтѣ, никто не пожелаетъ долѣе удержать меня въ семъ мірѣ, и никто не выронитъ слезы на мою могилу. Безъ сомнѣнія горестно оставлять по смерти неутѣшно плачущихъ друзей; но какъ больно не видать ни одного человѣка въ мірѣ о насъ сожалѣющаго? Не требую, любезный племянникъ, чтобы ты изъявлялъ горесть которой никто не повѣритъ, и сожалѣніе на которое не имѣю права. Желаю только, чтобы провожая гробъ мой, ты не показывалъ радости корыстолюбивыхъ наслѣдниковъ и чтобы печальный обрядъ происходилъ съ порядкомъ и благопристойностію. Послѣдній конецъ сей -- конецъ всѣхъ насъ ожидающій -- долженъ совершиться съ важностію торжественною. Имѣю довѣренность къ твоему разсудку, и надѣюсь, что видѣ твой не оскорбитъ нѣжности, но представитъ наружность человѣка растроганнаго, если не сожалѣніемъ, то по крайней мѣрѣ благодарностію.

Не сомнѣваюсь также, любезный племянникъ, въ исполненіи того условія, съ которымъ оставляю тебѣ мое имѣніе; условіе то, чтобы ты женился. По взятымъ мною мѣрамъ, ты лишишься всего наслѣдства, если останешься безбрачный. Не удивляйся сему условію, не удивляйся и тому, что и отказалъ 4000 червонцевъ для выдачи приданаго бѣднымъ дѣвушкамъ. Въ семъ случаѣ слѣдую примѣру многихъ холостыхъ людей не выполняя важнѣйшей обязанности жизни, они хотятъ по крайней мѣрѣ вину свою, доказать, что имѣли основательныя причины не вступать въ супружество; стараются преклонить другихъ ко браку, и оставляютъ имѣніе которымъ одни пользовались въ жизни съ тѣмъ договоромъ, чтобы ихъ наслѣдницѣ раздѣлилъ его съ подругою. Такъ мое завѣщаніе есть только слѣдствіе того обѣта, того побужденія, которое природа вложила въ сердца наши.

Передъ тобою менѣе всѣхъ другихъ долженъ я извиняться въ томѣ, что не женился; не смотря на то, принесу мое оправданіе, ибо одинокая жизнь моя можетъ быть несправедливо растолкована.

Не думай, чтобы я прожилъ на землѣ человѣкомъ нечувствительнымъ къ прекрасному полу и къ сладкимъ движеніямъ любви супружеской и отеческой, хотя я не былъ ни отцемъ, ни супругомъ. Я испыталъ всю силу той склонности, которая влечетъ сердце наше къ любезнѣйшей половинѣ рода человѣческаго, и съ юныхъ лѣтѣ пылалъ я любовною страстію. Мнѣ памятны тѣ часы, въ которые, не смотря на разлуку съ милою женщиною, я былъ не одинъ, бесѣдовалъ съ ея образомъ, наслаждался блаженствомъ какъ бы въ ея присутствіи. Мое воображеніе представляло мнѣ тогда домашнее счастіе въ объятіяхъ супруги окруженной нашими дѣтьми, какъ первое благо, какъ истинное назначеніе человѣка. А дѣти, дѣти!.. я любилъ ихъ страстно; я подбѣгалъ къ окну, когда слышалъ на улицѣ шумѣ ихъ игры: я слѣдовавъ взоромъ за рѣзвою ихъ толпою съ такимъ удовольствіемъ, котораго описать не умѣю. Рожденіе младенца въ семействѣ приятеля возбуждало во мнѣ сердечное восхищеніе; я бралъ на руки невиннаго птенца, съ утѣшеніемъ смотрѣлъ на него, и по цѣлымъ часамъ носилъ на рукахъ, представляя себѣ счастіе отцовское. Помню и теперь, какъ въ прелестныхъ мечтахъ моихъ воображалѣ себя перерождающагося въ дѣтяхъ, и симъ счастіемъ обязаннаго милой супругѣ; какъ мысленно ожидалъ рожденія перваго младенца, радовался нареченнымъ при крещеніи именемъ; любовался его чертами едва видными, но всегда для отца приятными; какъ представлялъ себѣ въ картинѣ общее удовольствіе домашнихъ, привѣтствія ихъ новорожденному, поздравленія приятелей, открытіе сходства въ младенцѣ съ отцемъ или матерью, и всѣ тѣ удовольствія, которыя приносятъ родителямъ первыя ласки и первыя игры подростающаго дитяти. Какое веселіе видѣть его младенческія рѣзвости! Съ начала онъ ползаетъ на рукахъ и на ногахъ; потомъ выучась держаться на своихъ ноженкахъ, протягиваетъ рученки къ отцу или къ матери; и когда его дѣтскія шалости развеселяютъ всѣхъ домашнихъ; когда онъ приноситъ къ вамъ игрушки свои, чтобы вы хвалили ихъ, и подобно ему радовались ими; когда вы можете сдѣлать его на весь день счастливымъ, подаря ему бездѣлку; даже когда онъ приходитъ со слезами требовать вашего утѣшенія въ дѣтскихъ печаляхъ, или убояхѣ, вы ласкаете его, и веселитесь имъ, изъ глазѣ его каплютъ слезы на круглыя щеки, а прекрасный ротикъ улыбается: такъ, самыя слезы моего младенца и удовольствіе перемѣнить ихъ въ улыбку составляли въ моемъ воображеніи часть домашняго счастія, чѣмъ болѣе размышлялъ я о жизни, тѣмъ сильнѣе было во мнѣ желаніе окружить себя предметами сердечнаго участія, украсить мое бытіе дѣйствіемъ прекраснѣйшихъ склонностей природы. Есть ли другой лучшій способъ распространить нашъ кругъ дѣятельности и наслажденія? Любовь, надежда, самый страхъ должны поперемѣнно волновать сердце человѣческое, чтобы не протекали дни наши въ печальномъ единообразіи. Для избѣжанія сего несноснаго единообразія человѣкъ занимается тысячами бездѣлокъ, тысячами мѣлочей: одинъ играетъ въ щашки; другой травитъ невинныхъ зайцевъ; тотъ учитъ птицъ насвистывать пѣсни; иной строитъ фабрики; тотъ сочиняетъ планы, а этотъ книги. Сіи разные способы противъ скуки совсѣмъ мнѣ ненравились. Разбирая истинныя пользы и удовольствія жизни, я находилъ, что вѣрное и лучшее благо есть состояніе отца и супруга. Имѣя жену, дѣтей, ввѣренныхъ нашимъ попеченіямъ, мы чувствуемъ ежеминутно, что наша жизнь не безполезна, что наши труды имѣютъ вѣрную цѣль, и что насъ ожидаетъ награда быть прадѣдами многочисленнаго потомства.

И такъ не было моего намѣренія остаться холостымъ; и если я провелъ жизнь мою безъ супруги, то не собственная воля моя, а несчастіе въ любви было причиною сего одинокаго состоянія. Ахъ! я любилъ искренно, и любовь моя основывалась на добродѣтели; ибо я желалъ только быть добрымъ супругомъ и добрымъ отцомъ семейства. Но судьба расположила иначе.

Любезный племянникъ! семь разъ я влюблялся; и мнѣ неудалось однако же найти себѣ жены! Моя первая склонность, одна достойная сожалѣнія и которая одна извлекаетъ еще слезы изъ глазъ моихъ, имѣла предметомъ кроткую, невинную дѣвушку; я любилъ ее какъ любятъ первый разѣ въ жизни; она любила меня также нѣжно; и смерть не похитила. Я готовъ былъ слѣдовать во гробѣ за нею. Никогда не забывалъ я сего ангела; ея память еще въ моемъ сердцѣ. Нѣтъ дня, въ которой бы не представлялъ себѣ ея образа. Сей образѣ веселитъ мою душу, какъ лучѣ солнечный радуетъ мои глаза и согрѣваетъ мою кровь.

Я не умеръ и утѣшился; одно есть слѣдствіе другаго. Черезъ нѣсколько лѣтъ горести и равнодушія я плѣнился бѣлокурой красавицей, старался всячески ей понравиться, и казалось, успѣлъ въ томѣ. Она отвѣчала ласкою на мои ласки; иногда томно вздыхала, краснѣлась, и потупляла взоры, когда я говорилъ о любви. Вотъ назначенная мнѣ подруга, думалъ я съ восхищеніемъ, и объявилъ ей страсть мою. Съ перваго слова она перервала меня, увѣряя въ ея нѣжной дружбѣ, и въ заключеніе открыла мнѣ давнишную свою склонность къ молодому человѣку, который одинъ, по ея словамъ, имѣлъ и будетъ имѣть всѣ права на ея руку и сердце.

Отказавшись противъ воли отъ бѣлокурой красавицы, не лишился я надежды вступить въ счастливое супружество, и началъ искать въ третей молодой дѣвушкѣ рѣдкой красоты. Амелія -- это было ея имя -- гордясь своимъ умомъ и красотою, думала только о новыхъ побѣдахъ, и стыдилась жить для счастія одного человѣка. Пока я говорилъ о любви, она терпѣла меня; но какъ скоро упомянулъ о бракѣ, меня выгнали. Я возвратился домой со внутреннимъ неудовольствіемъ; но бывъ плѣненъ ея красотою, а не достоинствами, чувствовалъ я болѣе досады нежели горести, Отъ досады и гнѣва человѣкѣ задыхается; я открылъ у себя окошко, чтобы перевести духѣ свободнѣе, и глаза мои невольно обратились на у лиру. Вдругъ черноволосая, стройная и пригожая дѣвушка представилась моимъ взорамъ; лице ея давно мнѣ было знакомо; только я не смотрѣлъ никогда на нее пристально. На тотъ разъ станъ и ловкость ея возбудили мое вниманіе, и подобно молніи блеснула въ моей головѣ мысль отплатить гордой Амеліи холодностію, начавъ тотъ часъ служить другому предмету. Сія мысль сдѣлалась скоро рѣшительнымъ намѣреніемъ, и по обыкновенію украсилась всѣми мечтами счастливаго брака. Я познакомился съ нею; посѣщалъ ее всякой день, и не упускалъ случая показывать ей мое желаніе. Казалось, что она была согласна съ моимъ тайнымъ расположеніемъ; какъ вдругъ ея родители объявили мнѣ, что они поставляютъ себѣ за честь принимать меня въ своемъ домѣ, просятъ продолжать мои посѣщенія, и быть другомъ ихъ дому; но считаютъ за долгъ сказать мнѣ, что дочь ихъ давно обручена богатому иногородному жителю, что они ожидаютъ его со дня на день, и что я не подамъ конечно повода къ ревности и ссорѣ. Моя мысленная невѣста дала мнѣ почувствовать, что она предпочла бы меня, но должна повиноваться отцовской волѣ. Женихъ приѣхалъ; онъ былъ молодъ, хорошъ, любезенъ; и я увидѣлъ, что моя красавица повиновалась безъ труда волѣ родителей.

Ты повѣришь, что я сдѣлался робкимъ и недовѣрчивымъ послѣ многихъ неудачъ, едва смѣлъ я взглянуть на женщину, боясь снова влюбиться; но скоро страхъ исчезъ, и я влюбился не шутя. Страсть моя была сильна, и при томъ боязлива такъ, что я не смѣлъ говорить о любви той, которая была ея предметомъ. Три раза въ день проходилъ мимо ея дома; и когда она сидѣла у окна, кланялся ей до земли съ видомъ нѣжности и почтенія, съ нѣкотораго времени она показывалась чаще передѣ окномъ своднѣ, и я замѣтилъ, что увидя меня издали, она выходила на балконъ, откуда отвѣчала всегда улыбкою на мои поклоны. На верху счастія, старался я имѣть входъ въ жилище красавицы, какъ въ одинъ день, проходя мимо ея окошекъ, услышалъ я, что она громко хохочетъ и говоритъ: "Подойди, мой милый, и взгляни на етаго низкопоклоннаго обожателя; ты увидишь пресмѣшнаго человѣка!" Молодой человѣкѣ подошелъ къ окну, обнялъ ее одною рукою, и долго съ нею смѣялся, провожая меня глазами. Я спѣшилъ скорѣе домой, и наконецъ узналъ, что сей молодой человѣкѣ женился на ней за два дни передѣ тѣмъ. Такое странное приключеніе, весьма для меня оскорбительное, принесло мнѣ однакожъ новую силу и храбрость. Положивъ рѣшительно не вѣрить уже сердцу и жениться, чего бы то ни стоило, я вошелъ въ общество молодыхъ дѣвушекъ, и замѣтивъ ту, которая мнѣ болѣе другихъ нравилась, просилъ у нее позволенія переговоришь съ нею наединѣ; она согласилась. На другой день явился я къ ней съ вопросомъ: свободны ли вы? Свободна, отвѣчала она, и совершенно независима.-- Угодно ли вамъ принять мое сердце и мою руку?-- Очень согласна, Сказала она съ улыбкою, и подала мнѣ руку, На сей разѣ я почиталъ уже себя вѣрно женатымъ; но взаимное обязательство, скоро заключенное, скоро и рушилось. Мнѣ больно разсказывать тебѣ подробности сего дѣла. Къ счастію моему, передъ самымъ вѣнцомъ открылось, что она... короче сказать, она была не вѣрна, и благодаря Бога, не была еще моею женою.

"Теперь вижу, думалъ я самъ въ себѣ, что женитьба требуетъ осторожности; надобно узнать коротко ту, съ которою хочешь проводить вѣкъ свой; испытаемъ счастія еще одинъ разъ. И такъ въ седьмой разъ будучи умнѣе и основательнѣе, выбралъ я молодую дѣвушку, хорошо воспитанную, которая не знала еще любви. Я примѣчалъ за нею безпрестанно, слѣдовалъ за ея поступками, вслушивался въ ея разсужденія, и послѣ четырехъ-лѣтняго внимательнаго наблюденія готовъ былъ открыть ей мое намѣреніе; какъ вдругъ, совсѣмъ неожиданно, перехватилъ ее у меня такой человѣкъ, который съ нею четыре недѣли назадъ только познакомился. Етотъ опытъ былъ послѣдній. Послѣ того я немогъ рѣшиться возобновить любовныя исканія. Я любилъ еще женщинъ, но любилъ съ недовѣрчивостію и въ молчаніи. Когда неудалось мнѣ въ молодости найти себѣ подругу, могъ ли я ласкать себя въ пятьдесятъ лѣтъ надеждою быть любимымъ?

Я выстроилъ и убралъ для себя уединенный домикъ, тамъ старался сдѣлать жизнь мою сколько возможно приятною. Но до сей цѣли достигнуть не могъ; мой домъ, мой садъ, мое имѣніе, все казалось мнѣ чужимъ, а не моимъ собственнымъ, ибо я не имѣлъ никого, съ кѣмъ бы могъ наслаждаться и дѣлиться сими благами. Для разсѣянія началъ я выработывать деньги. Но для чего и для кого былъ мой трудъ, и мой скопъ денегъ? Довольно богатъ я и безъ того. Я раздавалъ деньги бѣднымъ; но бѣдный благодарилъ, а не любилъ меня. Одна гордость моя была удовлетворена.

Иногда смертельная грусть поселялась въ моемъ сердцѣ, когда я смотрѣлъ на мой домъ, на мой садъ, на мое золото. Тотъ, кому надлежало всѣмъ этимъ владѣть, 6ылъ мнѣ чуждъ или неизвѣстенъ. Тебя еще не было на свѣтѣ, любезный племянникъ. Когда ты родился, я узналъ своего наслѣдника, и слѣдственно избавился одной лишней заботы; но другая забота заступила ея мѣсто. Я тосковалъ о томѣ, что ты не имѣлъ ко мнѣ никакой привязанности, никакой благодарности за труды мои для приумноженія твоего имѣнія. Не я даровалъ тебѣ жизнь; не я оплакалъ твое младенчество, не я образовалъ тебя въ юношескихъ лѣтахъ. Какую признательность могъ ты имѣть ко мнѣ за оставленіе тебѣ имѣнія, котораго не льзя мнѣ унесть съ собою? Кто знаетъ, говорилъ и съ горестію, не покажется ли ему жизнь моя слишкомъ долговременною? Прости моё подозрѣніе; за то наказанъ я былъ сердечною тоскою. Дни мои протекали безъ радости. Со всѣми способами наслажденій я ничѣмъ не наслаждался, и среди избытка находился въ нищетѣ; ибо не имѣлъ единственнаго блага, котораго желало мое сердце. Въ отечествѣ жилъ я какъ странникъ мимо идущій, и по себѣ слѣда не оставляющій; а въ домѣ какъ гость на часъ посѣтившій чуждое ему семейство. Сколько ни старался дѣйствовать, мыслить, заниматься, благотворить ближнему, глубокое одиночество тяготило душу мою среди домашняго уединенія. Нѣкоторый ужасъ волновалъ мою внутренность. Когда раздавался въ безмолвныхъ комнатахъ шопотъ ногъ моихъ; иногда я оглядывался съ надеждою и страхомъ, какъ будто бы нѣкто слѣдовалъ за мною; а сіе мысленное существо мною ожидаемое была подруга, о которой не переставалъ мыслить, хотя осужденъ былъ судьбою не имѣть ее. Я рѣшился уже не искать супруги; старость лишила меня надежды быть любимымъ, а сердце желало любви взаимной. Между тѣмъ томное чувство надежды приносило мнѣ новыя мечтанія. Вопреки моему намѣренію, воображеніе дѣйствовало. На единѣ мыслилъ я о тѣхъ женщинахъ, на которыхъ могъ прежде, или тогда жениться; и картина того счастія. котораго судьба меня лишала, отравляла послѣднія удовольствія въ жизни.

Между тѣмъ годы протекали печально и мнѣ минуло 70 лѣтѣ. Я началѣ мою исповѣдь; надобно докончить ее. Безпрестанно мечтая о женщинахъ и о супружествѣ, я сдѣлался игралищемъ моихъ мечтательныхъ обольщеніи. Наскучивъ пустотою и одиночествомъ, я возвратился въ общество. Присутствіе молодыхъ красавицъ увлекало меня противъ воли; я ласкался къ нимъ, не смотря на мои лѣта, вмѣшивался въ ихъ игры, и позволялъ себѣ влюбляться; но скоро увидѣлъ, что старой волокита былъ предметомъ насмѣшекъ. Онѣ осмѣивали мои сѣдые волосы, мои длинные камзолы, мои кружевныя манжеты; нарочно заводили меня въ свои игры, и веселились мною какъ шутомъ. Стыдясь такой оскорбительной роли, я возвратился въ гнѣздо свое, и къ жизни сообразной съ моими лѣтами. Но признаться ли тебѣ? До сихъ поръ (а мнѣ уже 81 годъ), не могу разстаться съ надеждою быть женатымъ. Не удивляйся любезный племянникъ; такая безразсудность есть дѣйствіе всесильной склонности, которую природа вложила въ сердце человѣка. Всѣ мы чувствуемъ нужду имѣть у себя добрую и умную подругу, чтобы дѣлить съ нею судьбу нашу, сообщаться мыслями и чувствами. Ахъ! безъ сего утѣшенія жизнь моя протекла какъ тяжелое сновидѣніе. Я имѣлъ знакомыхъ и приятелей, но въ нѣкоторыхъ лѣтахъ самыя приятельскія связи не безъ труда составляются; кто могъ бы вамъ быть по сердцу, тотъ имѣетъ свои связи, свои обязанности, свои отношенія; и вы кажетесь ему въ уединеніи вашемъ человѣкомъ холоднымъ, словомъ: егоистомъ, который не умѣлъ или не могъ ни съ кѣмъ ужиться въ мірѣ. Молодой человѣкѣ! спѣши избрать достойную подругу!... Когда въ глубокой старости хотѣлъ я заняться дѣтьми, они удалялись отъ меня, какъ я примѣтилъ съ горестію. Младенецъ привыкаетъ къ отцовскимъ морщинамъ; а мои на лицѣ морщины пугали дѣтей. Посѣщая одного сосѣда и приятеля, я приносилъ полные карманы вишень, абрикосовъ, персиковъ, конфектовъ; при входѣ дѣти бросались ко мнѣ; а когда карманы мои становились пусты, они отходили отъ меня однѣ послѣ другихъ, и невозвращались уже ко мнѣ. Признаюсь тебѣ, все что доказывало мнѣ, что я любимъ не для самаго себя, меня огорчало чрезвычайно... Я заключился снова въ домашнемъ уединеніи. Но тамъ посѣтили меня новыя домашнія прискорбія. Служанки подвергали мое самолюбіе разнымъ оскорбленіямъ; по ихъ словамъ, все было довольно хорошо для выжившаго изъ ума старика. Однажды услышалъ я даже, что одна говорила другой: пора бы и умереть ему. Въ досадѣ и негодованіи едва не любилъ я служанки. Сколько разъ видалъ я, какъ молодыя дѣвчонки пересмѣхались между собою, когда я надѣвалъ парикъ передѣ зеркаломъ! Наконецъ я согналъ всѣхъ молодыхъ, и нанялъ старыхъ служанокъ. Ети не кричали на меня, но по цѣлому дню ворчали, и жаловались на старость, чтобы имѣть оправданіе для своей лѣности.

Никогда не пересталъ бы я говорить, если бы надлежало мнѣ пересказать тебѣ все, что лежитъ у меня на сердцѣ. Но ты видишь, что я имѣю основательныя причины требовать для твоего счастія, чтобы ты женился, и что мой совѣтъ или мое условіе есть лучшее наслѣдство, которое тебѣ оставляю.

Прими мое благословеніе и мое искреннее желаніе, чтобы ты наслаждался долго и приятно оставленнымъ тебѣ имѣніемъ съ прекрасною, чувствительною и добродѣтельною подругою, которая принесла бы тебѣ множество милыхъ дѣточекъ. Мое бѣдное сердце, изнуренное тоскою и одиночествомъ, бьется еще отъ радости при сладкой и утѣшительной мысли, что счастливые супруги и веселое семейство будутъ обитать подъ тою кровлею, гдѣ я провелъ жизнь въ одиночествѣ. Старайся вперять въ дѣтей своихъ тѣ правила, которыя тебѣ оставляю; тверди имъ, что въ нѣкоторыхъ дѣтахъ мущина холостой не можетъ быть счастливъ. Какъ я не могу судить о чувствахъ женщины, то и не говорю ничего дочерямъ твоимъ, которыя не могутъ при томъ выходить за мужъ по ихъ желанію; но мущины должны пользоваться моимъ примѣромъ и выбирать себѣ подругѣ: тогда мало останется женщинъ незамужныхъ.

Твои престарѣлой и добрый дядя И. Ландау.

(Съ Нѣмец. В. И. )

"Вѣстникъ Европы", No 3 и 4, 1813