Измайлов Владимир Васильевич - Развалины Москвы

Развалины Москвы.

Urbs antiqua ruit, multos, dominata per anhos;
Plurima perque vias sternuntur inertia passim
Corpora, perque domos, et religion deorum
Limina.....
irg. Ameis, Lib. 11.

Краснорѣчивыя развалины, когда безсмертный геній вѣковъ присутствуетъ на грудѣ нѣмыхъ камней, и когда внимательный наблюдатель бесѣдуетъ съ великими памятниками народовъ. Въ моихъ глазахъ быстро текутъ времена и царства, а мысли мои останавливаются на жребіи народовъ, на успѣхахъ разума, на измѣненіяхъ гражданскаго порядка, на возвышеніи и на паденіи Имперіи, на быстромъ полетѣ дней человѣческихъ, и на вѣчной игрѣ таинственнаго рока, непостижимаго для смертныхъ. Сколько предметовъ для размышленія! какимъ обильнымъ источникомъ приливаютъ во мнѣ чувства и мысли, воспоминанія и надежды! Отберемъ изъ нихъ нѣкоторыя относительныя въ нынѣшней епохѣ и представимъ ихъ въ связи и въ порядкѣ.

Въ исторій земныхъ поколѣній примѣчаю два рода чрезвычайныхъ мужей, которые стоятъ выше толпы обыкновенной, и руководствуютъ народами. Одни имѣютъ гибельное право на жизнь себѣ подобныхъ, другіе благоразумное вліяніе на ихъ умы и нравы; одни повелѣваютъ силою меча, а другіе даромъ краснорѣчія; тѣ предстаютъ на судъ потомства съ именемъ грозныхъ побѣдителей міра, а ети украшаются въ народныхъ лѣтописяхъ славою мудрецовъ благодѣтельныхъ. Если бы эти великія силы, обѣ на землѣ царствующія, были по крайней мѣръ въ равновѣсіи, то зло войны не восторжествовало бы никогда надъ выгодами благодатнаго мира: но къ несчастію рода человѣческаго, одна сила дѣйствительнѣе другой, и вѣсы склоняются въ пользу сильныхъ, а не мудрыхъ. На одного Платона, мирно бесѣдующаго съ учениками въ Цвѣтущихъ садахъ Академіи, на одного Діогена, спокойно укрытаго въ бочкѣ отъ золъ человѣческихъ, есть нѣсколько Македонскихъ Александровъ, затемняющихъ солнце грозою опустошительной войны и тучами исполинскаго воинства. Благополученъ мудрый, когда можетъ еще повелѣть завоевателю міра отступить отъ прага его жилища, и не заслонять передъ нимъ чистаго въ небесахъ свѣтила!

Въ семъ неравномъ бореніи двухъ великихъ силъ были однакожь епохи, въ которыя власть примирялася съ мудростію, и одна подавала руку другой для совершенія блага народовъ. Философія царствовала въ лицѣ Маркъ-Авреліевъ, сихъ державныхъ но кроткихъ пастырей человѣчества. Мало по малу черезъ мятежъ бурныхъ страстей, черезъ многія преграды къ общему благу, науки текли къ совершенству, умы къ просвѣщенію, народы къ спокойствію; ходъ разума имѣлъ чувствительныя постепенности; и послѣдній истекшій вѣкъ былъ, казалось, зрѣлымъ его возрастомъ, которому надлежало увѣнчать труды мудрыхъ. Вдругъ вмѣсто царствій добродѣтели увидѣли мы царство ужаса, и Франція, бѣгущая отъ ига рабства, изнемогла отъ усилій свободы, поверглась въ цѣпи тирановъ. Отчаянный народъ ея отдалъ самовластіе новому честолюбцу; въ нѣдрахъ обманчиваго порядка спокоилось утомленное человѣчество; послѣ кровавыхъ бурь, волною революціи принесенныхъ, настала мертвая тишина для умовъ, подобно той которая на морѣ приводитъ въ бездѣйствіе силы гребцовъ и движенія парусовъ. Симъ нравственнымъ расположеніемъ воспользовался хитрый властелинъ Франціи для порабощенія всѣхъ европейскихъ народовъ, съ каждымъ шагомъ покоряя новое царство, съ каждымъ словомъ приближаясь къ цѣли всемірнаго владычества, и наконецъ двинулся къ предѣламъ послѣдней Державы, которая стояла на Сѣверѣ незыблемымъ еще колоссомъ, и простирала величественную тѣнь на остатокъ Европы.

Какая отчаянная смѣлость привела героя вѣка къ стѣнамъ Русской Столицы! Храбрый, сильный и великій народъ Россійскій покоился на лаврахъ и подъ скипетромъ Добрѣйшаго ЦАРЯ въ свѣтѣ; не взирая на случайныя потери, неизбѣжныя въ теченіи времени, наше народное достоинство имѣло опорою память славы, приобрѣтенной не только побѣдами, но и успѣхами въ гражданскомъ просвѣщеніи, а особливо въ политической гіерархіи державъ; и если Россія не занимала перваго между ими мѣста отъ смѣшенія общихъ дѣлъ въ Европѣ, за то ни одинъ народъ {На твердой землѣ сей части свѣта. Соч.} не могъ славиться на то время лучшею участію гражданскою. Жизнію, достоинствомъ, свободою человѣка наслаждались мы въ полной мѣрѣ, дозволенной свойствомъ вещей и порядкомъ общества. Свобода говорить, свобода писать, обезпеченіе собственности и правъ гражданина, залогъ общей безопасности; въ основаніяхъ древней Монархіи освященной любовію народа, терпимость мнѣній касательныхъ до вѣры {Въ примѣръ приведемъ только старообрядцовъ или раскольниковъ. Соч.} и независимость во всѣхъ родахъ жизни {Состояніе нашихъ земледѣльцовъ не противорѣчитъ сему мнѣнію. Справедливый наблюдатель скажетъ, что у насъ господа защитники и отцы своимъ подданнымъ. Нѣкоторыя, и къ славѣ Россіи очень немногія, исключенія не составляютъ правила общаго. Соч.} приносили намъ благосостояніе неоспоримое {Сравните съ нашею судьбою судьбу другихъ народовъ въ Европѣ: Нѣмцовъ, принужденныхъ отплачиваться жизнію за одно слово въ пользу своей чести и свободы; Гишпанцовъ, доведенныхъ до конечнаго истощенія за благородную смѣлость противостоять насилію чуждой власти; самыхъ французовъ, безмолвныхъ, раболѣпныхъ, безпрекословныхъ передъ властію новаго Кесаря, и проч. и проч.: и тогда увидите, что Русскому надлежало гордиться своимъ бытіемъ народнымъ. Соч.}. Ктожъ могъ желать перемѣны? Какой-нибудь мечтатель, вѣрющій Морцовой Утопій; мятежный безумецъ, довольный всякою перемѣною; можетъ быть вѣтренный галломанъ, готовый принять съ улыбкою учтивыхъ враговъ своего отечества, а не патріотъ, не отецъ семейства: но человѣкъ наученный лѣтами и опытами любитъ свой народъ и своего Государя. Положимъ, что у насъ существовали и существуютъ злоупотребленія; но пока не перемѣнится сердце человѣческое, или пока воспитаніе не обратитъ людей къ благороднѣйшей нравственности, многія зло употребленія неразлучны будутъ съ нынѣшними обыкновеніями. И не извѣстны ли намъ злоупотребленія власти, богатства, правосудія подъ военнымъ правленіемъ того сластолюбца, который хотѣлъ вѣроятно принести къ намъ свои уставы, свое беззаконное правленіе? Ктожъ могъ вѣрить безъ ослѣпленія, что иноземные чиновники, чуждые любви къ народу, и самовольно пожалованные въ намѣстники наши, соблюдутъ законы правосудія вѣрнѣе Русскихъ начальниковъ, которые безъ сомнѣнія дорожатъ благомъ своихъ соотечественниковъ и милостію своего законнаго Государя? Кто могъ вѣрить, что кодексъ, написанньій оскорбителемъ правъ человѣческихъ, имѣетъ преимущество передъ Проектомъ законовъ, начертаннымъ Екатериною II по вдохновенію истинной философіи? Всякой видитъ, что масса народа и просвѣщеннѣйшая часть націи не желала, и не могла желать правителя Франціи. Но какимъ же образомъ обманывалъ себя завистникъ нашего величія и счастія? Отвѣтъ на сей вопросъ есть тотъ, что завоеватели не уважаютъ народовъ, и что слава побѣдъ для нихъ первое дѣло, а право людей послѣднее.

Приближеніе неприятеля къ Столицѣ показало общее негодованіе -- и тогда представилось зрѣлище, котораго не льзя вспомнишь безъ слезъ и умиленія! За стѣнами города покрылись поля бѣгущимъ народомъ и скачущими екипажами; дряхлые и бѣдные старцы уносили на рукахъ скудное свое имущество; богатые оставляли сокровища, спасаясь только съ народною честію; отчаянныя матери теряли на пути безпомощныхъ мдаденцовъ: всякой могъ остаться на мѣстѣ, беречь свою собственность и молить побѣдителей о пощадѣ; никто не хотѣлъ преклонить головы передъ Корсиканцемъ и положить Русскую гордость къ ногамъ неправаго разорителя Отечества.

На высотахъ, Москву окружающихъ долго стоялъ обманутый полководецъ въ напрасномъ ожиданій торжественной встрѣчи, ключей и паденія столицы къ ногамъ его: Столица обратилась въ пустыню, и его встрѣтили на стогнахъ не восклицанія обрадованнаго народа, не толпы невольниковъ прикованныхъ къ его колесницѣ, но малочисленный остатокъ жителей, негодованіе на лицахъ написанное, и мертвое молчаніе зданій необитаемыхъ. Какъ радуется мое патріотическое сердце! Пуска опустошитель царствуетъ на развалинахъ селъ и городовъ обращенныхъ въ пепелъ! Но да славятся Русскіе крѣпостію ихъ духа, несмиряющагося подъ рукою сильнаго! Смѣло повторимъ передъ Европою, что неприятель занялъ семь Губерній въ Россіи, но въ нихъ не покорилъ ни одного сердца, истинно Русскаго.

Сія великая епоха была торжествомъ Русскихъ добродѣтелей, и если заблужденія легкомысленнаго мнѣнія измѣнило на часъ подлинный характеръ націи, то усыпленная любовь къ народной чести пробудилась съ новымъ блескомъ и новою славою. Что бы судить о духѣ нашего патріотизма, надлежало видѣть общую горесть о потерѣ Москвы, и о другой -- грозящей потерѣ Отечества; надлежало видѣть окрестныхъ жителей Москвы, непреклонныхъ подъ мечемъ вознесеннымъ надъ ихъ главою; надлежало видѣть внутренность семействъ, изгнанныхъ войною съ мѣста домашнихъ жилищъ, и въ другихъ предѣлахъ Россіи укрывающихся. Я видѣлъ, какъ горестныя семейства соединялись въ своихъ уединенныхъ бесѣдахъ, говорили о бурныхъ дняхъ отечества, и желали блага Россіи отъ истиннаго сердца; какъ глубокая ненависть народа призывала проклятіе небеснаго мщенія на главу губителя; какъ Русскіе, вѣрные сыны церкви, приносили въ храмахъ молитвы за ЦАРЯ, за народъ, за Государство съ лицемъ окропленнымъ слезами, съ духомъ умиленнымъ вѣрою; какъ наконецъ свѣтскіе Сибариты, молодые вѣтренники, легкомысленныя до того женщины -- всѣ сдѣлались, не по наружности, но по чувству сердца, истинными дѣтьми Россіи, готовыми скорѣе погибнуть въ нищетѣ и въ изгнаніи, нежели принять иго чуждаго повелителя. Гдѣ тотъ недостойный Россіянинъ, который не сожалѣлъ тогда о судьбѣ своего Отечества? Смѣю сказать, что его не было. Нѣтъ! мок сердце меня не обманываетъ: ни одинъ Русской не могъ возносить и тайныхъ обѣтовъ къ похитителю общаго спокойствія.

Дивитеся, если угодно, страстямъ героическимъ! Гордый, изъ любви къ насильственной славѣ и въ удовольствіе своему ненасытному честолюбію, посѣщаетъ чужое Государство; и столица предана грабежу и пламени. Добычею безвинныхъ жертвъ насыщается солдатская ярость; цѣною человѣческой крови оплачивается служба достойныхъ товарищей кровожаждущаго героя. Здѣсь безродныя сироты, безчадные старцы, безутѣшныя семейства скитаются по міру, не имѣя ни крова, ни пропитанія. Тамъ добродѣтельныя дѣвы оплакиваютъ честь и невинность, у нихъ отнятыя. Далѣе вину мудраго, который въ пристани укрываясь отъ бурь свѣта и превратностей фортуны, спокойно наслаждался благами наукъ, природы и добродѣтели; но и тотъ не устоялъ на мѣстѣ: рука варварская разрушила мирную его хижину и похитила послѣдній плодъ его трудовъ, сей драгоцѣнный залогъ, обезпечивающій независимость мудраго. Чего стоитъ народамъ одинъ шагъ завоевателя! Сколько просвѣщенныхъ умовъ возставало противъ безчеловѣчной страсти къ завоеваніямъ, и мы въ девятомъ-надесять вѣкъ были еще свидѣтелями новыхъ золъ войны, и новыхъ титлъ славы, присвоенныхъ счастливому губителю человѣчества!

Но паденіе народныхъ угнѣтателей есть торжество общей свободы; и когда сокрушается во прахъ грозное воинство на порабощеніе дальняго народа устремленное, самъ другъ человѣчества позволяетъ себѣ радоваться. Полмилліона подобныхъ намъ погибло насильственною смертію; но за смерть ихъ отвѣчаетъ тотъ, кто поднялъ мечъ прошивъ праваго народа. А я радуюсь, что и кровавый лавръ побѣды сорванъ съ главы полководца упоеннаго славою, что слава и счастіе измѣнили своему недостойному любимцу, что таинственная воля Небесъ уничтожила предприятія несправедливости, и увѣнчала подвиги великодушнаго народа.

Если быстрые шаги разума приближаютъ насъ къ цѣли нравственнаго порядка; если опыты вѣковъ и перемѣны царствъ обращаются къ пользѣ просвѣщенія и народовъ; если конечная причина творенія есть благо существъ въ физическомъ мірѣ и усовершеніе бытія въ нравственномъ: то вѣрю, что съ теченіемъ времени сокроются завоеватели съ лица земнаго, что народы оградятъ свое внутреннее спокойствіе, что для человѣчества предстоитъ надежда быть... Но что говорить о надеждахъ, сокрытыхъ въ неизвѣстности грядущихъ дней? Не передъ сими развалинами, не передъ симъ живымъ образомъ всѣхъ земныхъ превратностей возноситься мыслями къ твердому зданію народнаго благоденствія, на однѣхъ вѣроятностяхъ человѣческихъ основаннаго.

Полною довѣренностію къ Провидѣнію и пламенною молитвою о благѣ народовъ заключимъ сіи строки, написанныя въ тѣхъ мѣстахъ, которыя засвидѣтельствуютъ передъ цѣлымъ свѣтомъ чудесное дѣйствіе Промысла въ пользу праваго дѣла и ко вреду счастливѣйшаго прежде злодѣя.

В. И.

"Вѣстникъ Европы". Часть LXIX, No 9--10, 1813