Иванов-Разумник Р. В. - H. K. Михайловский

ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ.

ИВАНОВЪ-РАЗУМНИКЪ.

КНВО-ПРОМЕТЕЙ.
Н. Н. МИХАЙЛОВА

H. K. Михайловскій.

(Центральный пунктъ его міровоззрѣнія).

Значеніе H. К. Михайловскаго для русской мысли, для русскаго сознанія настолько велико, что едва ли оно выяснится въ скоромъ времени во всѣхъ своихъ подробностяхъ; въ настоящее время возможно только прежде всего вспомнить нравственный обликъ человѣка, работавшаго почти полвѣка на тяжеломъ, хотя и славномъ посту, горѣвшаго жгучей ненавистью къ лжи, насилію и обману и бодро вѣрившаго въ торжество идеаловъ -- правды-истины и правды-справедливости. Справедливая оцѣнка Михайловскаго принадлежитъ будущему; мы хотимъ только въ немногихъ словахъ напомнить о томъ, что далъ покойный критикъ и публицистъ русскому обществу и главнымъ образомъ выяснить центральный пунктъ его міровоззрѣнія.

Критикъ и публицистъ!-- какъ это узко, какъ это не охватываетъ широкой, синтетической дѣятельности Михайловскаго! Если онъ и былъ публицистомъ, то только въ томъ широкомъ смыслѣ, въ какомъ могутъ считаться публицистами и Бѣлинскій, и плеяда критиковъ шестидесятыхъ годовъ, наслѣдникомъ которыхъ былъ Михайловскій. "Бѣлинскій роди Чернышевскаго, Чернышевскій роди Добролюбова, Добролюбовъ роди Писарева" -- такъ беззубо насмѣхался когда-то историкъ Погодинъ надъ дѣятелями шестидесятыхъ годовъ; къ этой генеалогіи можно прибавить: "и Писаревъ роди Михайловскаго".

На литературную сцену Михайловскій выступилъ восемнадцатилѣтнимъ юношей, въ 1860 г., почти одновременно съ Писаревымъ. Шестидесятые годы были эпохой выработки его міровоззрѣнія, и нѣтъ ничего удивительнаго, что въ это время Михайловскій испыталъ на себѣ сильное вліяніе Писарева, достигшаго тогда апогея славы и извѣстности. Культъ личности перешелъ къ Михайловскому по наслѣдству прямо отъ Писарева, и будущій авторъ "Борьбы за индивидуальность" увлекался въ шестидесятыхъ годахъ проповѣдью всесторонней эмансипаціи личности. Но уже въ самомъ началѣ семидесятыхъ годовъ Михайловскій вышелъ на собственную дорогу и, продолжая по существу дѣло Писарева, разошелся съ нимъ въ очень и очень многомъ, что и высказывалъ впослѣдствіи неоднократно. Основная ошибка Писарева (и не столько Писарева, сколько писаревщины) ярче всего вскрыта Михайловскимъ въ статьѣ "Идеализмъ, реализмъ и идолопоклонство" (1873 г.); онъ выяснилъ, что теорія "кружковщины", высказанная Писаревымъ въ статьѣ "Реалисты" и доведенная до утрировки слѣпыми его послѣдователями, логически приводитъ къ эгоизму и самодовольному самосовершенствованію; что интеллигенція, обособляясь въ кружки для саморазвитія, не выплатитъ этимъ путемъ своего долга народу, подъ которымъ Михайловскій понимаетъ всѣ трудящіеся классы общества.

Выйдя на самостоятельный путь, Михайловскій создалъ цѣльное и стройное міровоззрѣніе; онъ сталъ во главѣ русской мысли, онъ сдѣлался признаннымъ вождемъ русской интеллигенціи семидесятыхъ годовъ. "Народникомъ" pur sang, вродѣ Юзова-Каблица или B. В., онъ не былъ, но все-таки народъ стоялъ во главѣ угла его міровоззрѣнія. Народъ для него -- всѣ трудящіеся классы общества ("Записки профана", т. III, стр. 277) {Цитирую по шеститомному третьему изданію 1896--97 гг.}, вѣрнѣе сказать, всѣ производительно трудящіеся. Поэтому народъ надо рѣзко разграничивать отъ націи, такъ какъ ихъ интересы часто различны и даже противоположны. "Національное богатство есть нищета народа",-- неоднократно цитировалъ Михайловскій фразу одного изъ антибуржуазныхъ нѣмецкихъ экономистовъ. Благо народа (а отнюдь не націи) -- вотъ тотъ критеріумъ, которымъ мы должны руководствоваться въ проведеніи общественныхъ идеаловъ въ жизнь, такъ же, какъ благо реальной личности (а отнюдь не абстрактнаго человѣка) должно быть критеріумомъ нашихъ поступковъ вообще.. Но оба эти критерія совпадаютъ и могутъ быть замѣнены одинъ другимъ, доказываетъ Михайловскій въ своихъ "Письмахъ о правдѣ и неправдѣ" (1877 г.). "Все зданіе правды должно быть построено на личности,-- говоритъ онъ,-- но конкретные политическіе вопросы представляются иногда въ такой сложной формѣ, что прослѣдить въ этой сѣти за интересами и судьбами личности бываетъ очень трудно. Въ такихъ случаяхъ вмѣсто интересовъ личности вы подставите интересы народа или, точнѣе, труда" (т. IV, стр. 461).

Такое положеніе Михайловскій повторяетъ неоднократно; не трудно убѣдиться, что именно этотъ двуединый критерій -- центральный пунктъ всего цѣльнаго и гармоничнаго міровоззрѣнія покойнаго писателя. Взглядъ этотъ -- фундаментъ всего міровоззрѣнія Михайловскаго; разрабатывая различныя теоріи, Михайловскій только вѣрно и послѣдовательно прилагалъ этотъ критерій къ разнообразнѣйшимъ житейскимъ вопросамъ. Въ политической экономіи Михайловскій былъ рѣзкимъ противникомъ какъ узкаго протекціонизма, такъ и буржуазнаго экономическаго "либерализма": и тотъ, и другой не обращаютъ вниманія на интересы реальной личности трудящагося народа. Либерализмъ со своей теоріей абсолютной свободы конкуренціи (laissez faire, laissez passer) заботится объ интересахъ производства, а не личности; онъ даетъ право свободы каждому, но возможность пользоваться этой свободой имѣется только у буржуазіи; абсолютный протекціонизмъ представляетъ изъ себя другую крайность, не давая ни права, ни возможности экономической свободы, а система монополій ложится всей тяжестью на тѣ же трудящіеся классы общества (см. т. I, стр. 259--270, 437--440, 684 и др.). Михайловскій требуетъ и права, и возможности свободы: право принадлежитъ всѣмъ, возможность должно дать общество и государство. Во всемъ этомъ видно вліяніе Прудона, отчасти Чернышевскаго, но все это переработано самимъ Михайловскимъ и разсмотрѣно имъ съ точки зрѣнія двойного критеріума реальной личности и трудящагося народа.

Этимъ объясняется и взглядъ Михайловскаго на общину. Въ семидесятыхъ годахъ на общину было воздвигнуто гоненіе со стороны самыхъ реакціонныхъ отбросовъ общества. Требовали уничтоженія общины, какъ опаснаго элемента русской жизни. "Община -- отрицаніе собственности -- propriete c'est le vol -- стоглавая гидра соціализма и нигилизма" -- вотъ какова была примѣрно связь мыслей всѣхъ этихъ господъ. {Современный разгромъ общины правительствомъ покоится на тѣхъ-же самыхъ "идеологическихъ основахъ"...} Михайловскій сталъ на защиту общины. Онъ ввелъ въ построеніе своей теоріи нѣкоторую "утопію", какъ онъ самъ говоритъ: утопія заключалась въ надеждѣ, что Россія, сохранивъ общину, можетъ пойти по совершенно особому пути и избѣгнуть фазиса развитія буржуазіи и роста пролетаріата,-- фазиса неизбѣжнаго при уничтоженіи общины. Утопія эта не оправдалась,-- мы объ этомъ скажемъ ниже,-- но въ то время еще можно было надѣяться, что Россія останется при общинѣ и избѣжитъ промежуточной ступени -- фабрики; это считалъ возможнымъ и самъ К. Марксъ. Критерій же Михайловскаго заставлялъ его бороться за общину, высоко стоящую по типу развитія, противъ фабрики, развитіе которой высоко по степени.

Степень и типъ -- это основное противоположеніе главной теоріи Михайловскаго, его теоріи прогресса и теоріи борьбы за индивидуальность; на нихъ мы остановимся подробнѣе, такъ какъ это главное зданіе, построенное Михайловскимъ на двойномъ критеріумѣ: блага трудящагося народа и блага реальной личности.

Критерій блага реальной личности требуетъ широты этой личности. Есть типы приспособляющіеся, практическіе, а есть типы идеальные, широкіе: будучи идеальнымъ типомъ, личность будетъ жить всѣми фибрами своего существа, никогда не унизится до крайней спеціализаціи. Отсюда понятна та ненависть, которую Михайловскій питалъ къ экономическому раздѣленію труда, убивающему реальную личность во имя блага абстрактнаго общества. Вѣдь само общество,-- говоритъ Михайловскій,-- есть не что иное, какъ сумма реальныхъ личностей (см. т. I, стр. 54, 168, 293); такъ развѣ можно жертвовать интересами реальнаго для какой-то абстракціи общественнаго блага? Раздѣленіе труда -- это смерть личности; критерій блага личности заставляетъ насъ принять вмѣсто раздѣленія труда -- сложное сотрудничество, кооперацію. Всѣ эти мысли подробно и съ большой силой яркаго таланта высказаны Михайловскимъ въ одной изъ первыхъ крупныхъ его статей "Что такое прогрессъ"? (1869 г.). Въ этой статьѣ Михайловскій впервые высказалъ, что его интересуетъ реальная личность (т. I, стр. 32); вотъ почему онъ такъ горячо возсталъ противъ Спенсера и его органической теоріи общества. Для реальной личности Михайловскій требуетъ широты и гармоничности (т. I, стр. 34) и не согласенъ считать общество самодовлѣющимъ организмомъ, а личность -- какимъ-то органомъ. Индивидуумъ есть всегда цѣлое,-- говоритъ Михайловскій,-- "и.не можетъ разсматриваться, какъ часть, въ виду только нѣкоторыхъ спеціальныхъ цѣлей. Поэтому онъ не можетъ приноситься въ жертву развитію идеальнаго цѣлаго, каково общество" (т. I, стр. 41). Могло бы казаться, что такое предпочтеніе личности передъ обществомъ приведетъ къ самому крайнему индивидуализму, но стоитъ только вспомнить два основныхъ критерія Михайловскаго, чтобы убѣдиться въ одинаково сильномъ уваженіи его и къ личности, и къ лучшей части общества -- трудящимся классамъ; онъ не желаетъ только, чтобы миѳическіе интересы "націи" и "общества" подавляли собой реальные интересы народа и личности. Вотъ почему онъ признаетъ прогрессомъ только "приближеніе къ цѣлостности" индивидуумовъ (т.-е. приближеніе къ идеальнымъ типамъ), возможно полное физіологическое раздѣленіе труда и возможно меньшее экономическое (т. I, стр. 150). Михайловскій первый замѣтилъ всю незаконность смѣшенія этихъ двухъ видовъ раздѣленія труда: физіологическое раздѣленіе труда есть раздѣленіе труда между различными органами человѣка, экономическое -- между самими людьми; но развѣ можно приравнивать человѣка органу? Въ этомъ была коренная ошибка органической теоріи общества (Блунчли, Кетле, Спенсеръ и др.), и Михайловскій первый указалъ и доказалъ наличность этой ошибки своимъ критеріумомъ блага реальной личности.

Отсюда ясенъ переходъ къ изящной и стройной теоріи "борьбы за индивидуальность". Если общество развивается съ экономическимъ раздѣленіемъ труда между индивидуумами, то для Михайловскаго очевидно, что "прогрессъ индивидуальный и развитіе общества взаимно исключаются" (т. I, стр. 41). Прогрессъ вообще Михайловскій опредѣляетъ формулой Бэра: для живого существа прогрессъ есть переходъ отъ простого къ сложному, физіологическое раздѣленіе труда (т. I, стр. 208, 280; т. III, стр. 409 и др.). Но очевидно, что такое физіологическое раздѣленіе труда въ человѣкѣ, въ реальной личности, будетъ уничтожено раздѣленіемъ экономическимъ, якобы для пользы общества; вотъ почему развитіе личности и общества взаимно исключаютъ другъ друга. Этотъ законъ борьбы за индивидуальность Михайловскій считаетъ "теоріей, обнимающей единымъ принципомъ весь міръ", потому что ее можно усмотрѣть всходу рядомъ съ такъ называемой борьбой за существованіе (т. III, стр. 417). Ихъ не надо смѣшивать, такъ какъ онѣ различаются какъ по причинамъ, такъ и по результатамъ: во-первыхъ, борьба за существованіе есть борьба за преобладаніе вида или индивида, а борьба за индивидуальность есть борьба за цѣльность, гармоничность этого индивида (т. III, стр. 411); во-вторыхъ, "результатъ борьбы за существованіе есть приспособленіе къ исторически данной общественной средѣ. Результатъ борьбы за индивидуальность -- обратный: приспособленіе среды" (т. I, стр. 532). Законъ борьбы за индивидуальность объясняетъ борьбу всякой низшей индивидуальности съ высшей, которая стремится ее поглотить; борьба реальной личности съ обществомъ -- одинъ изъ частныхъ случаевъ борьбы за индивидуальность. Общество грозитъ поглотить человѣка, сдѣлать одной изъ клѣточекъ своего организма, но со своимъ критеріумомъ блага реальной личности Михайловскій объявляетъ, что будетъ бороться съ грозящей поглотить его высшей индивидуальностью, съ абстрактнымъ, миѳическимъ обществомъ: "мнѣ дѣла нѣтъ до ея совершенства, я самъ хочу совершенствоваться. Пусть она стремится побороть меня, я буду стремиться побороть ее" (т. III, стр. 423). Другое дѣло, если на сцену выходятъ интересы народа, какъ суммы трудящихся личностей: интересы народа не требуютъ, съ точки зрѣнія Михайловскаго, экономическаго раздѣленія груда, такъ какъ народъ есть не миѳическое общество-организмъ, а просто сумма реальныхъ личностей.

Непосредственнымъ слѣдствіемъ всего этого является во-первыхъ, пресловутый субъективный методъ въ соціологіи и во-вторыхъ, детально развитая теорія о степеняхъ и типахъ развитія, -- теорія, заимствованная у того же Бэра и составляющая прямое продолженіе его опредѣленія прогресса (см. выше). Начнемъ съ послѣдней. Когда происходитъ раздѣленіе труда между индивидами, то часть способностей ихъ необходимо глохнетъ; послѣ этого индивидъ можетъ достигнуть весьма высокой степени развитія, хотя типъ развитія несомнѣнно сузился, понизился. Отсюда понятно указанное выше отношеніе Михайловскаго къ общинѣ и къ фабрикѣ, или, говоря шире, къ общинѣ и буржуазному капитализму: фабрика является высокой степенью развитія пониженнаго типа, а община низкой степенью развитія высокаго типа. Очегидно, что могъ выбрать Михайловскій со своимъ критеріумомъ блага реальной личности и трудящагося народа: для него желательно, чтобы община, не понижаясь въ типѣ развитія, достигла бы его высокой степени (см. объ этомъ т.I, стр. 377--8, 511 и др.). Все это -- дальнѣйшая разработка теоріи борьбы за индивидуальность.

Пресловутый субъективный методъ въ соціологіи является также логическимъ слѣдствіемъ изъ того же основного двуединаго критерія Михайловскаго. Соціологъ не имѣетъ права, не мнѣнію Михайловскаго, строить науку объ обществѣ безстрастно и объективно, какъ это дѣлаетъ біологъ, естествоиспытатель. Надо всегда имѣть въ виду, что соціологія имѣетъ дѣло съ чувствующимъ человѣкомъ, съ реальной личностью (т. I, стр. 55). Поэтому та цѣлесообразность, телеологія, которая изгнана по заслугамъ изъ естественныхъ наукъ, должна необходимо имѣть мѣсто въ соціологіи; болѣе того: "соціологія должна начать съ нѣкоторой утопіи" (т. III, стр. 404). Критерій блага реальной личности и является именно критеріемъ для выбора той или иной утопіи, той или иной объективной системы (т. I, стр. 59). Объективизмъ необходимъ въ построеніи теоріи, субъективизмъ въ ея примѣненіи; критеріумомъ опять является, какъ мы видѣли, благо реальной личности. Результаты добываются объективно-научно; оцѣнка ихъ будетъ субъективной, такъ какъ отъ насъ зависитъ выбрать ту или иную изъ объективно установленныхъ теорій (см. т. III, стр. 399--406); отсюда видно -- и это, кажется, еще не было отмѣчено,-- что субъективизмъ Михайловскаго является окольнымъ выраженіемъ принимаемаго Михайловскимъ принципа свободы воли. Замѣчаемъ это вскользь и не особенно настаиваемъ на этомъ замѣчаніи; гораздо важнѣе то, что субъективный методъ въ соціологіи является дальнѣйшимъ логическимъ развитіемъ принципа блага реальной личности. Здѣсь же коренится и глубокая увѣренность, замѣчательная по своей силѣ и страстности, въ возможности совмѣщенія Правды-истины и Правды-справедливости (т.-е. опять-таки объективнаго и субъективнаго): "Я никогда не могъ повѣрить и теперь не вѣрю,-- писалъ Михайловскій уже въ 1889 г.,-- чтобы нельзя было найти такую точку зрѣнія, съ которой правда-истина и правда-справедливость являлись бы рука объ руку... Безбоязненно смотрѣть въ глаза дѣйствительности и ея отраженію -- правдѣ-истинѣ, правдѣ объективной, и въ то же время охранять правду-справедливость, правду субъективную -- такова задача всей моей жизни"... И онъ до могилы неуклонно исполнялъ эту нелегкую задачу.

-----

Въ нашу цѣль не входитъ критика взглядовъ Михайловскаго; мы ограничиваемся ихъ изложеніемъ {Наше отношеніе къ этой теоріи читатель найдетъ въ "Исторіи русской общественной мысли", (изд. 3-ье), т. II. стр. 189--205.}. За послѣдніе годы его жизни критика была изобильна и даже придирчива. Здѣсь не мѣсто говорить объ этомъ, но нельзя не указать, что многіе даже серьезные пункты критики Михайловскій могъ обойти совершенно свободно. Ограничиваемся только однимъ примѣромъ: Михайловскаго обвиняли, что онъ въ скрытомъ видѣ принимаетъ ту самую органическую теорію общества, съ которой такъ рѣзко сражается, что ярче всего проявилось будто бы въ теоріи борьбы за индивидуальность, которая принимаетъ общество за высшую, а личность за низшую индивидуальности. Не возражая по существу (а есть возможность и по существу оспаривать это), можно замѣтить, что такое возраженіе нисколько не опровергаетъ теоріи борьбы за индивидуальность. Если Михайловскій иногда говоритъ о "соціальномъ организмѣ" (наприм., т. I, стр. 59), то это только facon de parler; пусть общество не организмъ, какъ подразумѣваетъ Михайловскій въ теоріи борьбы за индивидуальность, пусть индивидуумъ -- не органъ,-- это дѣло второстепенной важности. Теорія Михайловскаго разбросана клочками на протяженіи 500 печатныхъ листовъ (такое большое наслѣдіе оставилъ намъ Михайловскій), но тѣмъ не менѣе это теорія цѣльная, замѣчательно выдержанная; это широкое міровоззрѣніе, цѣнность котораго не подлежитъ сомнѣнію. Мы старались, насколько это возможно въ краткомъ очеркѣ, подѣлиться съ читателемъ убѣжденіемъ въ гармоничности этого широкаго міровоззрѣнія. Мы видѣли, на чемъ стоитъ все это громадное зданіе: оно стоитъ на двуединомъ критеріи блага реальной личности и блага трудящихся классовъ -- все связано съ этимъ неразрывно-сплетающимися нитями.

Михайловскій остался вѣренъ своему міровоззрѣнію до послѣднихъ дней. Центръ дѣятельности его, его главное значеніе падаютъ на семидесятые годы, но и послѣ онъ не выпустилъ оружія. Ему пришлось пережить тусклые восьмидесятые годы съ ихъ проповѣдью малыхъ дѣлъ и самосовершнствованія -- онъ бодро шелъ впередъ и, какъ самъ говоритъ, ждалъ наступленія весны. Настали девяностые годы -- пришелъ марксизмъ. Борьба Михайловскаго за свои идеалы обострилась: онъ принужденъ былъ защищать общину не противъ обскурантизма, какъ это было въ семидесятыхъ годахъ, но противъ передовыхъ представителей русской интеллигенціи. Всѣ мы помнимъ эту жестокую борьбу и помнимъ также, чѣмъ она кончилась. "Побѣда осталась не за г. Михайловскимъ", говорятъ его противники (Бердяевъ: "Субъективизмъ и индивидуализмъ въ общественной философіи"),-- побѣда осталась и не за его противниками, можемъ сказать мы. Михайловскій отказался, правда, отъ нѣкоторыхъ иллюзій, напримѣръ, отъ иллюзіи, что Россія пойдетъ своимъ, особымъ экономическимъ путемъ. Община разлагается теперь -- это почти фактъ; буржуазія растетъ, капитализмъ усиливается -- это уже совершенно несомнѣнно. Но самъ Михайловскій еще въ 1880 г. созналъ неисполнимость своей иллюзіи. Россія могла пойти своимъ особымъ путемъ; "это была возможность -- говоритъ Михайловскій;-- теоретической возможностью она остается въ нашихъ глазахъ и до сихъ поръ (1880 г.). Но она убываетъ, можно сказать, съ каждымъ днемъ. Практика урѣзываетъ ее безпощадно, сообразно чему наша программа осложняется, оставаясь при той же конечной цѣли, но вырабатывая новыя средства" (т. IV, бтр. 962). Это же сознавалъ Михайловскій и двадцать лѣтъ спустя; борьба съ марксизмомъ не выбила его изъ прежней позиціи; наоборотъ, онъ твердо вѣровалъ, что "въ непродолжительномъ времени идеи 70-хъ годовъ вновь объединятъ значительную и, конечно, не худшую часть русскаго общества", разумѣется, съ неизбѣжными поправками ("Русское Богатство" 1901 г., No 1).

Кончаемъ. Въ краткомъ очеркѣ нельзя охарактеризовать все значеніе такого крупнаго писателя, какимъ былъ Михайловскій. Мы, напримѣръ, не коснулись его дѣятельности какъ критика, а онъ въ этой области сдѣлалъ не мало. Онъ выяснилъ характеръ творчества Л. Толстого и еще въ серединѣ 70-хъ годовъ какъ бы предсказалъ дальнѣйшій путь развитія великаго писателя земли русской ("Десница и шуйца гр. Л. Толстого", въ "Запискахъ профана" 1875 г.); ему принадлежитъ и анализъ типовъ и знаменитыя выраженія: "кающійся дворянинъ" и "разночинецъ пришелъ!" (см. особенно замѣчательные очерки "Въ перемежку" 1876--1877 гг.). И еще многое и многое, на что подробно укажетъ впослѣдствіи будущій біографъ Николая Константиновича Михайловскаго: все это еще на очереди, такъ же какъ и полное изданіе сочиненій покойнаго писателя. Задача нашего очерка скромнѣе: мы хотѣли только выяснить міровоззрѣніе Михайловскаго и выдѣлить его центральный пунктъ. Такимъ пунктомъ является, повторяемъ это еще разъ, двуединый критерій блага реальной личности и блага народа.

При громѣ пушекъ начавшейся войны смерть Михайловскаго прошла менѣе замѣтно, чѣмъ это могло бы быть. Это обидно, потому что смерть такого человѣка въ другое время сильно встряхнула бы общественную мысль. Но еще обиднѣе, что такъ и не пришлось ему торжественно привѣтствовать приходъ той весны, которую онъ такъ страстно ждалъ за послѣднія двадцать лѣтъ. Онъ не дождался ея, но умеръ съ той же горячей вѣрой, съ которой и жилъ, съ тѣмъ же страстнымъ стремленіемъ къ правдѣ-истинѣ и правдѣ-справедливости, которое освѣщало всю его жизнь.

1904 г.