Ирвинг Вашингтон - Приключение маленького антиквария

ПРИКЛЮЧЕНІЕ МАЛЕНЬКАГО АНТИКВАРІЯ.

(Изъ соч. Вашингтона Ирвинга.)

У меня былъ пріятель Докторъ, запыленный, запачканный человѣчекъ, вѣчно ощупывавшій развалины, Антикварій въ полномъ смыслѣ этого слова. Онъ обнюхивалъ строенія, какъ Англичанинъ обнюхиваетъ сыръ, и чѣмъ болѣе онѣ покрыты были плесенью и мхомъ, тѣмъ болѣе ему правились. Обломки неизвѣстнаго храма, или стѣны развалившагося амфитеатра, приводили его въ восхищеніе, и, какъ памятники древности, казались ему превосходнѣе самыхъ лучшихъ чертоговъ новѣйшаго вкуса.

Онъ былъ также курьозный собиратель монетъ и отъ коллекціи ихъ чуть не ряхнулся. Онъ добылъ нѣсколько монетъ Римскихъ Консуловъ, двѣ принадлежавшія, по его мнѣнію, воинамъ Аннибала, потому что были найдены на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ воины тѣ стояли въ лагеряхъ между Аппенинскими горами. Сверхъ того въ обладаніи его состояла Самнитская монета, вычеканенная послѣ гражданской войны, и еще одна съ портретомъ Царицы Филистисъ, никогда не существовавшей; но всего болѣе цѣнилъ онъ люнету, изображавшую съ одной стороны крестъ, а съ другой Пегаса, которую въ состояніи были описать только посвященные въ таинства Нумизматики, и которая, по логическимъ доводамъ нашего Антикварія, могла служить историческимъ объясненіемъ древнихъ событій.

Всѣ сіи драгоцѣнныя монеты хранились въ коженомъ кошелькѣ, погруженномъ въ глубочайшій карманъ его короткаго исподняго платья чернаго цвѣта.

Въ добавокъ ко всему этому онъ забралъ себѣ въ голову химеру объ изысканіи древнихъ городовъ Пелазгическихъ, тогда какъ достовѣрныя свѣдѣнія на счетъ ихъ покрыты неизвѣстностію, хотя по словамъ нѣкоторыхъ, они будто бы до сихъ поръ находятся между какими-то горами. Онъ входилъ въ большія соображенія по этому предмету и накопилъ столько важныхъ замѣчаній и выписокъ, что изъ нихъ составилась преогромная книга. Антикварій всегда держалъ ее при себѣ, съ одной стороны по необходимости имѣть это чудное твореніе подъ рукою, а съ другой изъ опасенія, чтобъ оно не попалось кому нибудь изъ его собратій. Для этого устроенъ былъ въ его кафтанѣ помѣстительный карманъ, куда обыкновенно укладывался безцѣнный фоліантъ, колотившій нашего чудака по ногамъ, когда онъ рззхаживалъ.

Нагруженный такимъ образомъ добычею Древности, онъ во время пребыванія своего въ Террачинѣ, вздумалъ осмотрѣть остатки Ѳеодорикова замка, и однажды, для удовлетворенія своего любопытства, вскарабкался на скалу, нависшую надъ городомъ. Предъ солнечнымъ закатомъ добравшись до развалинъ и углубившись въ размышленія, вѣроятно о Готтахъ и Римлянахъ, онъ услышалъ за собою чью-то походку; оглядывается и видитъ пять или шесть вооруженныхъ молодыхъ людей. Странная одежда ихъ -- смѣсь крестьянской и охотничьей, грубый видъ и вообще всѣ пріемы, показывали ясно, въ какое онъ попалъ сообщество.

Докторъ былъ дряхлъ, бѣднякъ по пару ясности, а еще болѣе по карману. Отъ него можно было поживиться немногимъ серебромъ и золотомъ, но за то въ карманѣ его чернаго исподняго платья покоилась дивная монета. При немъ были еще дорогія вещи, именно: серебряныя часы съ большую рѣпу, съ такими притомъ цифрами, которыя по величинѣ своей годились бы даже для стѣнныхъ часовъ, и связка печатей на концѣ стальной цѣпи, разкачивавшейся до самаго колѣна (этѣ диковинки были цѣнны, какъ наслѣдство прародителей). Кромѣ того полъ-сгиба ладони его закрывалъ антикъ, перстень съ изображеніемъ Венеры, которую Антикварій почти боготворилъ съ жаромъ сластолюбца. Въ особенности дорожилъ онъ неоцѣненнымъ наборомъ мыслей о Пелазгахъ, и за него охотно готовь былъ пожертвовать своими монетами.

Ободрившись, сколько могъ по своей хилости, одолѣвавшей его въ самую добрую пору, онъ рѣшился проговорить незнакомцамъ: "buon giorno;" и въ отвѣтъ на это привѣтствіе получилъ отъ нихъ такой дружелюбный толчокъ въ спину, что сердце его вспрыгнуло до горла. Затѣмъ начался разговоръ, и всѣ вмѣстѣ ходили нѣсколько времени по высотамъ, при искреннемъ желаніи Антикварія, чтобъ его спутники провалились въ жерло Везувія. Наконецъ они дошли до небольшой гостиницы, и Антикварію предложено было войти въ нее и чего нибудь выпить. Онъ согласился на это, по съ такимъ чувствомъ, какъ будто его просили полакомиться цикутой.

Одинъ изъ удалой шайки остался часовымъ у дверей, другіе же, разхаживая въ комнатѣ, поставили ружья по угламъ, а пистолеты и кинжалы, отвязавъ отъ перевязей, положили на столъ; потомъ придвинувъ къ нему скамейки, громогласно потребовали вина и принялись тащить къ себѣ своего гостя, какъ бы стариннаго сподвижника, прося его сѣсть и быть безъ церемоній.

Почтенный любитель древности принялъ это предложеніе съ уродливой улыбкой, чувствуя въ самомъ дѣлѣ страхъ и трепетъ. Неловко усѣвшись на концѣ скамейки, онъ печально поглядывалъ на заряженные пистолеты и обнаженные кинжалы, и каждая капля прихлебываемаго имъ напитка жгла его внутренность. Между тѣмъ новые его товарищи быстро передавали бутылки изъ рукъ въ руки, пѣли, хохотали, разсказывали о своихъ грабежахъ и стычкахъ, мѣшая въ рѣчи непозволительныя шутки. Крохотный Антикварій на всѣ ихъ плоскости долженъ быть смѣяться, тогда какъ сердце его замирало.

По собственному признанію разбойниковъ, они жили прежде въ разныхъ селеніяхъ и по странной прихоти молодыхъ лѣтъ, принялись недавно за ремесло свое. Они говорили о разбоѣ съ такимъ удовольствіемъ, съ какимъ охотники толкуютъ о своей любимой забавѣ. Застрѣлить человѣка или кролика они считали почти за одно и то же; обращаясь же къ разгульной жизни, вспоминали съ восторгомъ, что они свободны какъ птицы, сегодня здѣсь, завтра тамъ; захотѣли -- пробѣгаютъ лѣса, взбираются на утесы, спускаются въ долины; все, что ни попалось имъ на свѣтѣ, ихъ добыча; а кошельки полны золота, товарищи веселы, красотки не наглядны. Антикварія стала забирать одурь отъ пламенныхъ разсказовъ и отъ вина, потому что собесѣдники его, разговаривая, не переставали наливать стаканы. Обольщенный яркою картиной свободы, онъ позабывалъ страхъ; позабывалъ перстень, прародительскіе часы, и самое разсужденіе о Пелазгахъ, спокойно подъ нимъ нагрѣвавшееся. Онъ объявилъ даже, что послѣ всего слышаннаго, судя по настоящимъ его чувствамъ, ему нимало не кажется удивительною господствующая въ горахъ страсть къ разбою, и что если бъ онъ былъ молодъ, силенъ и не боялся висѣлицы, то самъ бы попробовалъ сдѣлаться разбойникомъ.

Наконецъ настало время разставанья. Антикварій вдругъ опомнился и оробѣлъ снова, когда разбойники взялись за оружіе. Онъ трусилъ за свои рѣдкости и всего болѣе за разсужденіе о Пелазгахъ. Впрочемъ усиливаясь казаться хладнокровнымъ, вытащилъ изъ бездоннаго почти своего кармана длинный и если позволено такъ выразиться, тощій кошелекъ, въ которомъ отъ трепетанія державшей его руки звѣнѣли монеты.

Атаманъ разбойниковъ, замѣтя это движеніе и положивъ руку на плечо Антикварія, сказалъ: "Послушай, Signor Doltore, мы вмѣстѣ пировали какъ друзья и товарищи, такъ позволь же намъ такими точно и разстаться. Мы тебя понимаемъ: все, что ни дѣлается въ Террачинѣ, извѣстно намъ, какъ пять пальцевъ. Ты человѣкъ богатый, но твое богатство у тебя въ головѣ; его взять нельзя, да если бъ было и можно, то мы не знали бъ, куда съ нимъ дѣваться. Я вижу однако, что ты дрожишь за свой перстень, но напрасно: этою дрянью не стоитъ и рукъ марать; ты считаешь его антикомъ, тогда какъ онъ поддѣльный."

Тутъ гнѣвъ овладѣлъ нашимъ Антикваріемъ: онъ вышелъ изъ себя и возпламенился мщеніемъ за достоинство своего перстня. "Громъ и молнія!" возкликнулъ онъ: "моя Венера поддѣльная!" Его нельзя было бы раздражить болѣе, сказавъ, что у него на лбу разцвѣли рога, по милости не совсѣмъ цѣломудренной его сожительницы.

-- "Намъ некогда спорить о твоемъ перстнѣ," продолжалъ Атаманъ: "цѣни его, какъ хочешь; впрочемъ ты милой старичишка. Выпьемъ же еще по стакану, а разплачиваться не твоя забота. Мнѣ угодно, чтобъ ты былъ гость нашъ; послѣ добрымъ путемъ убирайся пожалуй въ свою кануру.-- Однако, становится; уже слишкомъ поздно, прощай. Buon viaggio! Да берегись бродить между этими горами: вѣдь не всегда попадешь на такихъ, какъ мы, честныхъ."

Положивъ на плечо ружья, разбойники спустились внизъ, а Докторъ-Антикварій побрелъ въ Таррачину, радуясь, что остались невредимы его часы, монеты, печати и разсужденіе о Пелазгахъ, и вмѣстѣ ужасно негодуя, что Атаманъ осмѣлился назвать его антикъ поддѣльнымъ.

Съ Англійскаго. Н. Ш-г-въ.

"Литературная газета", No 56, 1830