Из "Месневи" Руми Джалаладдин Омар Хайям в созвездии поэтов. Антология восточной лирики СПб.: ООО "Издательский Дом "Кристалл"", 2001. Руми Из "Месневи" Перевод Ф. Корша 1 Был некогда купец. Держал он попугая. Тот не на воле жил, а в клетке изнывая. Когда сбираться в путь пора купцу пришла -- Имел он с Индией торговые дела, Им не был обойден никто из челядинцев. И каждому из них, кто дар свой назначал, Исполнить просьбу он охотно обещал. И птицу он спросил: "Нужда твоя -- какая? Что из индийского добыть ты хочешь края?" Ответил попугай: "Коль встретишь по пути Ты попугаев там, о том их извести, Что есть-де попугай, свою клянущий долю. Судьба его ко мне закинула в неволю. Он просит вас о том, со мной послав поклон, Чтоб вы наставили, что делать должен он. Он говорит: "Ужель назначено мне в муке Заглохнуть здесь, живя с собратьями в разлуке? И справедливо ль то, чтоб я хирел один, Когда ваш век течет средь рощ и луговин? Таков ли долг друзей и к другу сердоболье, Чтоб мне была житьем тюрьма, а вам -- разделив?! Счастливцы, вспомните об участи моей На утренней заре, под сению ветвей!" Купец почтенный дал согласье попугаю Поклон его и речь снести в родную стаю. И вот, когда достиг индийских он границ, В пустыне несколько таких же встретил птиц. Коня остановив и крикнув в виде зова, Их брата просьбы все им передал до слова. Какой-то попугай всем телом задрожал, Свалился и дышать мгновенно перестал. Купец тут осудил свое с ним обращенье. "Живую тварь мое сгубило посещенье! Быть может, родственник он птички был моей? Иль был то дух один в телах твоих друзей? К чему мне было брать такое порученье? Бедняге причинил я словом лишь мученье! Язык наш есть кремень, железо суть уста. Их слово жжет огнем окрестные места. Железо о кремень не бей без нужды явной, Хоть будь то с целию разумной, хоть забавной. От слова целый мир пустыней может стать. И мертвая лиса, как лев, пойдет на рать..." Купец, окончив торг и путь свершив тяжелый, Вернулся вспять домой, довольный и веселый Гостинец каждому слуге привез добряк. Служанке каждой дал вниманья лестный знак. Промолвил попугай: "А я -- без награжденья? Открой же мне свои слова и наблюденья!" Купец ему в ответ: "Раскаиваюсь я, Жалею и скорблю, потоки слез лия! Зачем известие отнес я роковое, Не зная, что в нем зло сокрыто и какое!" А попугай ему: "В чем каяться тебе? К чему тут гнев и скорбь? Угодно так судьбе". Купец сказал: "Твои стенанья о свободе Я передал твоим собратьям по породе. Один из них, тебя жалея, вдруг без сил Упал, затрясся весь и дух свой испустил. Я каялся в словах, мной сказанных напрасно. Но в том, что сказано, раскаянье не властно". Услышал попугай, как брат его упал И, также задрожав, остыл и не дышал. Увидя, что, упав, ни членом он не двинул, Хозяин вмиг вскочил и шапку оземь кинул. "Мой милый попугай, знаток приятных слов, Что сделал я с тобой? Зачем ты стал таков? О ты, чьи песни так пленительно звучали, Наперсник мой и друг в весельи и печали! О сладкогласный мой любимец попугай! О ты, моей души бальзам и светлый рай!" В конце же птичий труп он выбросил из клетки. А попугай -- воскрес. И -- порх! до ближней клетки. Хозяин поражен поступком был его. И в том, что видел сам, не понял ничего. Он, взор подняв, сказал: "О ты, певец мой сладкий! Со мною поделись чудной своей загадкой". -- Мне делом, тот сказал, ответил попугай. "Ни шуток, ни бесед, ни песен впредь не знай -- Твой голос ведь твоей неволи есть причина". Вот мне какой совет дала его кончина! Тут попугай купца наставил кое в чем. И кончил: "Будь здоров! Не свидимся потом. Прощай, хозяин мой! Ты добр и благороден. По милости твоей я вновь теперь свободен. Прощай! Лечу туда, где родина моя. Свободен некогда ты станешь так, как я!" Хозяин отвечал: "Лети под Божьим кровом! Сегодня о пути поведал ты мне новом". 2 Стучался некто в дверь того, кого любил. "Ты кто, смельчак? Скажи!" -- любимец тот спросил. Ответ был: "Это я". -- "Ступай! Мне нет досуга. Мой стол -- для одного, готового лишь друга. Незрелому созреть разлука даст одна. Иначе лесть и ложь в любви его видна". Пошел бедняга прочь и целый год в разлуке, Скитаясь, предавал себя несносной муке. Созрел, сгорев душой, пока настал возврат. И вновь бродил он там, где жил его собрат. Он стукнул в дверь кольцом, готовя речь тревожно, Чтоб грубость уловить уж не было в ней можно. Любимец крикнул: "Эй, кто там?" И вот, в тиши Звучит: "Здесь также ты, о царь моей души!" Ответил друг: "Когда ты -- я, о я, пожалуй! Двоих же я вместить не может домик малый. Двойную нить в иглу напрасно не вводи. Теперь ты стал один -- в иглу мою пройди!" Игла и нить к себе влекутся обоюдно. В игольное ушко нельзя пройти верблюду. Что нити тонину верблюду может дать? Святых лишь подвигов и мыслей благодать. 3 "О, друг!" -- так милая влюбленному сказала. -- Немало обозрел чужих ты городов. К которому из них душа твоя лежала?" "К тому, -- ответил он, -- моей где милой кровь. Везде, где б ни свила гнездо моя царица, Игольное ушко обширно для меня. Везде, где б ни зажглась красы ее зарница, Мне рай -- в колодезе, лишенном света дня. С тобой, красавица, мне милы муки ада, С тобой тюрьма -- цветник, прелестница моя. Пустыня дикая с тобой отрадней сада, А без тебя средь роз несчастен был бы я. С тобой везде своим доволен я уделом, Хотя бы мне жильем могилы было дно. То место выше всех ценю я в свете целом, Где в мире и любви с тобой мне жить дано."