Ремизов Алексей Михайлович - Яблонька

Алексей Михайлович Ремизов
Яблонька

Из цикла "Свет немерцающий"

Многое можно понять, чего сам никогда, даже и во сне, пожалуй, не сделал бы, но одного я себе не мог представить и не нашел уклонов в самой тьме сердца, чтобы понять, как это так маленьких детей истязают, т. е. не один раз шлепок там дадут ребенку, а изо дня в день больно изводят, и пусть от самого жгучего и нестерпимого, пусть остервеневшего сердца.

Я немало встречал детей и русских и нерусских -- нет, этого я никогда не мог, я никак не могу принять! -- И знал я людей, у них вся душа была истерзана и сердце надорвано, и свет уж им не мил был, просто им жить было нечем, и одни только дети, -- да посмотрите, какое ножное светлое тельце и как они смотрят! -- только дети и возвращали их к жизни, хоть на час, хоть на минуту.

Нюшка отца своего, настоящего, никогда не видала. Ей было три года, когда мать вышла замуж. И первый год Нюшке хорошо было в доме и она думала, что Александр и есть ее настоящий отец, но когда родилась у нее сестренка, Нюшка поняла и так, и из слов поняла, что ошиблась.

Жили они за Обуховым мостом, у Пахомовны-старухи комнату снимали. А как ребеночек родился, съехали на другой двор. Пахомовна Нюшку баловала: хорошая такая дсичонка росла, внимательная, и хоть куда -- яблонька молоденькая!

Начал Александр бить Нюшку, и за дело и без дела, и в праздник и в будни, одинаково. И уж Нюшка теряться стала; и так сделает -- побьет, и этак сделает -- опять дёрка. И мать стала бить.

Вернется Александр с завода, попадет ему на глаза Нюшка, а ведь как не попасться, ты куда скроешься? -- увидит, да так саданет кулаком под подбородок, инда кровь пойдет: известно, мужская да чужая рука тяжелая.

И не то, что Нюшка не родная ему, а то, что в гульбе родилась -- мать там с каким-то путалась! -- и ничего уж он знать не хочет, противна ему девчонка, и как увидит и как вспомнит -- мать-то там до него с каким-то путалась! -- как вспомнит, да на девчонку, бить.

А мать кричит:

-- Давай, я лучше бить буду!

Думала отвадить этак, уберечь ребенка: свое дитё и побьет, да легонько. Ну, да как ни бей, ведь, сердце-то вот как ходит! -- как ни бей, все больно будет. Вырвет девчонку от отца, да бить.

Так из рук в руки, от кулака под кулак, да вся избитая и ходит Нюшка, нянчит сестренку. Если бы с большим такое, тот нашел бы... а ведь она маленькая, затрясется вся...

-- Давай, я лучше бить буду! -- так и закричит мать.

Стояло в углу сломанное судно, на это судно усаживалась Нюшка: подберется вся, скорчится и сидит тихонько, будто ее и нет в доме.

-- Проклятое, скотина! -- вдруг вспоминал отец и смотрел, ой, смотрел, и не дай Бог на глаза попасться.

Случалось, что Александр выпивал, и тогда всем было плохо. Он накидывался сначала на Нюшку и лупил ее, чем придется, и ремнем, и веревкой, и так, пинками, -- в кровь изобьет, да за мать.

Нет, он не мог простить матери, не мог забыть ей, что путалась, и эта девчонка... и ничего уж знать не хочет, все вспомнил! -- и ненавистны ему и мать и дочь.

Когда жили у Пахомовны, тихо было и, даже выпивши, не задирал он мать и не поминал ей, а тут... и до матери добрался.

И как еще Бог спас, целы оставались.

А мать, избитая-то -- куда ей девать обиду? -- да на девчонку, и выместит: ведь, не будь ее, было бы все! -- да на девчонку, да с размаха, как хватит.

А девчонка, Нюшка... отец и на нее и на мать, мать на нее... а ей-то? Если бы с большим такое, тот нашел бы... а ведь она маленькая, затрясется вся...

-- У! убила-б тебя! -- так и закричит мать.

С год Пахомовна ничего не слышала о своей яблоньке, и жива ли она, ничего не знала: забот у Пахомовны есть о чем, да и со стариком со своим мается -- чего-чего, а горя довольно у всякого! -- очень пьющий старик, запойный, и как найдет на него, так все и тащит, а не дай, кулаки сучит.

На Пасху, на неделе собралась Пахомовна в гости по знакомым наведаться, -- слава Богу, со стариком у ней потише стало. Пришла Пахомовна к Машковым, глядит на свою Нюшку, а ее и узнать нельзя: и что такое сталось с девчонкой, не может в толк взять старуха -- почернела вся, как чурка, и ободранная и исцарапанная.

-- Давно ль вы ее приобщали? -- спохватилась старуха. Да, так и есть: с тех самых пор, как от Пахомовны съехали, ни разу и в церковь не сводили девчонку, с год уж.

Время было до обеда, поздние обедни еще не кончились. Стала Пахомовна просить мать отпустить с ней в церковь девчонку. Мать сначала-то недовольна, -- кто без Нюшки за ребенком посмотрит? -- а потом согласилась.

И пошла Пахомовна в церковь, повела с собой Нюшку. И опять дорогой, как взглянет, и глазам не верит: и что такое сталось с девчонкой? Но сколько ни начинала заговаривать, молчит Нюшка, только смотрит, и так как-то смотрит, словно бы Пахомовна бить ее сейчас примется. Так ничего и не узнала старуха, привела Нюшку в церковь, приобщила, и опять домой.

"Вошли мы в квартиру, -- рассказывала после Пахомовна, -- и вижу я, девчонка так в угол и бросилась к судну, уселась смирнехонько, голову наклонила и сидит. Смотрю я и ничего понять не могу. Что же это, думаю, с девчонкой такое сделалось, как облезьянка ученая! А мать и говорит: "Это ее постоянное место, при отце она не смеет больше нигде находится!" Жалко мне стало девчонку, постояла я, посмотрела, простилась и пошла. Иду себе, и раздумалась: зачем же я Нюшку-то с собой не взяла, погостила б у меня! приобщила девчонку, а ей как в темнице! Иду, раздумываю, а ноги так и подкашиваются, и чем ближе к дому, тем труднее мне, невмоготу идти, -- и повернула назад. Вхожу я в квартиру, а уж девчонка вся-то избита: вся рука в крови и лицо расцарапано. Как увидела я, так у самой тут и заныло: "Не отпустите ли, говорю, ее погостить денька на два, а то очень мне одной скучно!" -- матери говорю. А мать: "Ей сестру качать надо! -- и не смотрит, а потом обернулась, -- ну, да пускай идет!" Я к отцу: "А вы, папаша, отпускаете?" "А чтоб она сгинула, подохла скорей!" и рукой махнул. А девчонка трясется вся, да глядит так, а сказать-то и не смеет, что, мол, "возьми меня, Пахомовна!""

И взяла Пахомовна девчонку, яблоньку свою, умыла и пригладила ее, свою яблоньку, -- ведь и узнать было нельзя! -- и так запугалась девчонка, всего боится, а тут и в себя пришла, успокоилась.

Три недели прожила Нюшка у Пахомовны, а дальше и не знает старуха, куда ее девать: держать у себя больше не может, старик опять за свое взялся, долго ли до греха! а отдать младенца на поругание духу не хватает.

Случай выручил Пахомовну. Нашлись добрые люди, взяли у нее ее Нюшку, -- в хорошие руки попала девчонка. Приглянулась она им, а своих нет, не благословил Бог, да и как не приглянуться: оправилась у Пахомовны девчонка и опять хоть куда, как яблонька молоденькая. И повезли Нюшку в деревню жить.

Пропала бы девчонка, совсем заколотили бы ее, издрожалось бы все ее маленькое тельце, погасили бы дух в нем, горькое сердечко ее задохнулось бы от такой ранней, такой нашей горечи...

В деревне в усадьбе жила Нюшка, -- как свою, полюбили ее, и она прижилась.

А Машковы ничего, Машковы живут нынче тихо ладно, ну, когда выпивши разве, да и то, куда против прежнего. Растет у них дочка, Катюшка, отец-то очень девчонку любит! Машковы живут, слава Богу, не жалуются, а про Нюшку и словом не обмолвятся, ровно и нет ее и не было: или так, для него она проклятое, и вот сбыта с рук, не мозолит глаза, ну, и успокоился, а для матери, забыть-то не забыла она, а будто и схоронила свой грех, ведь заел он ее упреками... или не так?

Встречаю я как-то Пахомовну, на паровой конке от Скорбящей ехала: старик ли ее опять смутился, а может, и совсем поспокойнее стало.

-- Ну, как, -- говорю, -- Пахомовна, что слышно о яблоньке? А Пахомовна пошарила в кармане, вытащила платок, узелок развязала и кусочек бумажки мне, свернутый лист почтовой, письмо подает прочитать, и вижу, сама так и засветилась, -- от Нюшки письмо.

"Приезжай к нам, Пахомовна, у меня две яблоньки и земляники грядка. Когда приедете, я вас угощу".

1913 г.

Комментарии
(Обатнина Е. Р.)

Яблонька

Впервые опубликован: Русская мысль. 1913. No 10. С. 51--54 (под общим загл. "Свет незаходимый"; с порядковым номером 2).

Прижизненные издания: Новая простая газета. 1917. 26 ноября. No 1. С. 2; Сполохи (Берлин). 1922. No 12; Последние новости (Париж). 1929. 29 марта. -- No 2928 (под названием "Голодная пятница"; с небольшими разночтениями).

Дата: 1913.

инда -- даже.

обедня -- церковная служба после утрени, литургия.

от Скорбящей ехала... -- речь идет о т. н. Скорбященской церкви, или церкви иконы Пресвятой Богородицы "Всех скорбящих Радости" (1786) над вратами Александро-Невской Лавры при входе в нее с площади Александра Невского.

-------------------------------------------------------------------------

Источник текста: Ремизов А.М. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2000. Том 3. Оказион. С. 121--125.