Ремезов Митрофан Нилович - Современное искусство

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

Большой театръ: Волшебныя пилюли.-- Малый театръ: Зимняя сказка.

Прошедшій годъ закончился постановкою въ Большомъ театрѣ феерія Волшебныя пилюли, въ Маломъ -- комедіи Зимняя сказка, тоже въ своемъ родѣ фееріи, только Шекспировской. Подошли рождественскіе праздники, и обѣ пьесы давали полные сборы. Волшебныя пилюли въ особенности привлекали всю "молодую Москву" и необыкновенно ее забавляя. Взрослые же, вынужденные сопровождать своихъ юныхъ чадъ и воспитанниковъ, претерпѣвали удручающую скуку, находя нѣкоторое утѣшеніе въ дѣтскомъ весельѣ, въ звонкомъ дѣтскомъ хохотѣ, часто пробѣгавшемъ во залѣ серебристыми волнами. Надъ чѣмъ, собственно, хохочетъ маленькая публика, почти не умолкая,-- понять мудрено. Несомнѣнно только одно, что дѣтямъ весело, и смѣхъ, въ данномъ случаѣ, является ничѣмъ инымъ, какъ дѣтскимъ выраженіемъ общаго внутренняго настроенія. Обстановка -- роскошная. Частая смѣна картинъ,-- ихъ пятнадцать,-- превращенія, провалы, исчезновенія, куплеты, толпа меленькихъ танцоровъ, изображающихъ комаровъ и мухъ, люди, ходящіе на рукахъ, г-жа Гейтенъ, вертящаяся "волчкомъ",-- удивительно, головокружительно вертящаяся,-- колясочка-самокаточка, цвѣты, кружева, двигающіяся кошки, зѣвающія собаки и крокодилы, ходящія шахматныя фигуры, прыгающія лягушки,-- все это восхищаетъ юныхъ зрителей, заставляетъ сверкать восторгомъ, счастьемъ чистые дѣтскіе глазки. И прекрасно,-- чѣмъ бы дѣти ни тѣшились... особливо же, если они тѣшатся такими невинными и безобидными вещами, какъ Волшебныя пилюли. Для людей пресыщенныхъ и набаловавшихся до одуренія -- все это представляется довольно балаганнымъ; въ самой роскошной обстановкѣ видятся погрѣшности и изъяны: кошки, собаки и всякіе монстры, собранные въ жилищѣ колдуньи, кажутся уродливыми, игра актеровъ -- до крайности плохою, кружева -- не достаточно тонкими и т. д., и т. д. Но, вѣдь, дѣти требуютъ тоже зрѣлищъ; а въ таковыхъ-то у насъ и ощущается недостатокъ. Фееріи театра Лентовскаго непригодны для дѣтей и подростковъ, за очень рѣдкими исключеніями. Во всякомъ случаѣ, не въ оперетку же возить "молодую Москву" въ праздники... Даже Зимняя сказка -- и та, по нашихъ наблюденіямъ, понравилась маленькимъ зрителямъ менѣе, чѣмъ Волшебныя пилюли. Что же касается подростковъ, то въ комедіи Шекспира есть такія мѣста, которыя могутъ показаться неудобны" цензурѣ строгихъ воспитателей.

Мы не помнимъ, шла ли когда-нибудь прежде Зимняя сказка на казенной сценѣ. Москва видѣла ее немного лѣтъ назадъ у мейнингенцевъ, въ прославленной "мейнингенской" постановкѣ. На Маломъ театрѣ постановка этой пьесы во многомъ превзошла мейнингенскую; къ сожалѣнію, какъ это у насъ всегда бываетъ, дѣло не обошлось безъ очень важныхъ изъяновъ, каковыхъ не замѣчалось у "аккуратныхъ" нѣмцевъ. Начнемъ съ декорацій: всѣ онѣ много лучше мейнингенскихъ, за исключеніемъ декораціи, изображающей площадь, на которой происходитъ судъ надъ королевой. Для этой сцены взята декорація, служившая при представленіи Заѣзды Севильи. Она затѣсняетъ сцену и некрасива; это -- не площадь роскошной столицы, а уголъ площади, какой-то закоулокъ. Но не въ этомъ еще главный недостатокъ, а въ томъ, что, при всей ограниченности пространства, на сценѣ мы не видимъ такой толпы народа, которую всегда выставляютъ мейнингенцы и которая играетъ такую роль въ ихъ представленіяхъ. Вмѣсто цѣлаго населенія столицы, сбѣжавшагося смотрѣть на необычайное зрѣлище суда надъ любимою королевой, вмѣсто шумной давки, на сценѣ Малаго театра мы видѣли всего два-три десятка разрозненныхъ головъ, тамъ и сямъ торчащихъ на заднемъ планѣ. Разставленные впереди воины не могли скрыть пустоты сцены, отсутствія "народа" на площаэи. Толпа, живущая на мейнингенской сценѣ своею массовою жизнью, жестикулирующая, шумящая, волнующаяся, принимаетъ самое активное участіе во всемъ, что происходитъ передъ зрителемъ. И зритель невольно чувствуетъ себя какъ бы принадлежащимъ къ этой толпѣ, что не мало способствуетъ иллюзіи. У насъ ничего подобнаго нѣтъ. Малочисленная кучка людей, разсѣянныхъ въ глубинѣ сцены, по своей неподвижности и совершенно безучастнымъ возгласамъ по командѣ, производитъ довольно плачевное впечатлѣніе. Исправить такой недостатокъ весьма легко,-- ни въ костюмахъ, самыхъ незатѣйливыхъ, впрочемъ, ни въ статистахъ не можетъ быть недостатка. Дисциплинировать, обучить толпу изображать изъ себя настоящій народъ, а не выпускной, не кукольный тоже очень нетрудно. Почему же этого не сдѣлано? Почему не дѣлается этого ни въ Зимней сказкѣ, ни въ другихъ пьесахъ, гдѣ выпускается на сцену "народъ"?...

Отвѣтъ можетъ быть только одинъ: "сойдетъ и такъ". Конечно, сойдетъ; мало ли что "сходитъ на нашемъ базарѣ". Только Императорскій-то театръ -- не базаръ, а первая, образцовая сцена въ Россіи, которой ни въ какомъ случаѣ и ни въ чемъ не слѣдовало бы уступать мейнингенской сценѣ. Это опять тотъ же вопросъ объ "ансанблѣ", на который мы не разъ уже обращали вниманіе: это -- вопросъ о цѣльности, стройности и гармоніи всѣхъ частей, безъ которыхъ немыслимо никакое произведеніе искусства, претендующее на художественность.

Такая же малочисленность персонала замѣчается и тамъ, гдѣ на сцену появляется дворъ короля Сициліи. Но это еще не такъ существенно, какъ постановка декораціи въ той картинѣ, гдѣ сынъ короля Богеміи является съ невѣстой къ королю Сициліи. Тутъ декорація настолько близко придвинута въ рампѣ, что, вмѣсто комнаты, оказывается какой-то корридоръ. Получается такое впечатлѣніе, будто дѣйствіе происходитъ передъ вторымъ занавѣсомъ,-- будто это не дѣйствіе даже, а какой-то антрактъ съ чтеніемъ въ костюмахъ Оправдать такой распорядокъ сцены необходимостью заставить и установить декораціи для слѣдующей картины -нельзя. Это уже дѣло декоратора распредѣлить свои планы такъ, чтобы одна картина не мѣшала постановкѣ другой и чтобы передвиженія кулисъ не загоняли актеровъ къ самой рампѣ. Отъ очень эффектной картины, изображающей "Облака", мы ожидали большаго, чѣмъ то, что далъ намъ г. Гельцеръ. За то декораціи перваго дѣйствія и, въ особенности, послѣдней картины представляютъ собою верхъ совершенства. Чтобы покончить съ внѣшностью пьесы, мы отмѣтимъ замѣчательную роскошь и изящество костюмовъ и всѣхъ аксессуаровъ, конечно, далеко оставляющія за собою то, что мы видѣли въ той же пьесѣ у мейнингенцевъ.

Объ игрѣ артистовъ намъ придется сказать немногое. Главныя роли распредѣлены такъ: Леонтъ, король Сициліи -- г. Ленскій, его жена, Герміона -- г-жа Ермолова, Паулина, придворная дана -- г-жа Ѳедотова, Поликсенъ, король Богеміи -- г. Рыбаковъ, Флоризель, его сынъ -- г. Багровъ, Пердита, дочь Леонта и Герміоны -- г-жа Васильева 2, бродяга -- г. Садовскій; пастухъ -- г. Макшеевъ, шутъ, его сынъ -- г. Музиль; роль маленькаго сына короля Леонта играла воспитанница Домашева. Кажется, нечего и говорить о томъ, что ни на одной русской сценѣ Зимняя сказка не можетъ быть лучше обставлена и лучше сыграна, чѣмъ въ Москвѣ. Апплодисмейтамъ и вызовамъ конца не было. Къ слову объ апплодисментахъ -- мы съ удовольствіемъ замѣтили, что наша публика становится сдержаннѣе и рѣже, чѣмъ прежде, прерываетъ дѣйствіе неумѣстнымъ хлопаньемъ. Когда-то она совсѣмъ отвыкнетъ отъ привычки мѣшать актерамъ играть, а истиннымъ любителямъ искусства безпрепятственно наслаждаться ихъ игрою?...

А игра нашихъ первыхъ артистовъ была поистинѣ художественною. Г-жа Васильева 2-я очень мило и симпатично провела роль Пердиты, пастушкипринцессы. Изъ молодыхъ артистокъ г-жа Васильева 2-я чуть ли не единственная, про которую можно сказать, что она дѣлаетъ замѣтные успѣхи и подаетъ большія надежды. Такія надежды бываютъ, впрочемъ, нерѣдко обманчивы и ведутъ къ грустнымъ разочарованіямъ; что мы на себѣ испытали. Съ годъ тому назадъ мы возлагали серьезныя надежды на г. Багрова, прекрасно сыгравшаго роль юноши въ драмѣ Арказановы. Съ тѣхъ поръ г. Багровъ не сдѣлалъ ни шагу впередъ; онъ остался все такимъ же и довольно однообразнымъ во всѣхъ роляхъ. А что еще хуже, онъ, на нашъ, взглядъ, утрачиваетъ свѣжесть, искренность игры и утрачиваетъ голосъ. Очень можетъ быть, что измѣненіе голоса, непріятная хрипота только послѣдствіемъ утомленія отъ усиленной праздничной игры. Но если это и такъ, то все же это тревожный признакъ для молодаго актера.

Новымъ годомъ театральный годъ не, кончается; подобно академическому году, для театра существуетъ свой сезонный годъ. Поэтому мы подождемъ, подводить итоги нынѣшнему театральному сезону, тѣмъ болѣе, что первая его половина, приходящаяся на послѣдніе мѣсяцы 1887 года, не дала ни за одной русской сценѣ ничего выдающагося. На Маломъ театрѣ держатся, главнымъ образомъ, благодаря игрѣ артистовъ, двѣ пьесы: Вторая молодость г. Невѣжина и Счастливецъ г. Немировича-Данченко. Объ этихъ пьесахъ мы уже говорили въ свое время и, отдавая должное предпочтеніе драмѣ г. Невѣжина, не могли признать и ее сколько-нибудь выдающимся драматическимъ произведеніемъ. А затѣмъ, все остальное, промелькнувшее передъ московскою публикой въ трехъ-четырехъ представленіяхъ, не заслуживаетъ даже упоминанія. Между тѣмъ, не мѣшаетъ отмѣтить, что ни одинъ родъ литературнаго труда не вознаграждается у насъ такъ, какъ оплачиваются пьесы, идущія на сценѣ. Каждое представленіе, при полномъ сборѣ, даетъ автору 120--140 р., не считая сборовъ съ провинціальныхъ театровъ. Пьеса, имѣвшая посредственный успѣхъ, приноситъ автору, по меньшей мѣрѣ, 1,500 р., т.-е. даетъ около 500 р. за печатный листъ. Стоило бы, кажется, потрудиться... И трудятся, конечно. Отчего же изъ такого труда ничего не выходитъ даже тогда, когда за дѣло берутся люди съ несомнѣннымъ литературнымъ талантомъ, какъ, напримѣръ: г. Маминъ, г. Чеховъ и др.? Во всѣхъ новыхъ произведеніяхъ нашей драматической литературы видна необыкновенная бѣдность идеи, фальшь какая-то, отсутствіе жизни, скудость фабулы, грубоватость эффектовъ; все -- какъ-то не додумано, не додѣлано, безъ начала, чаще же безъ конца, или съ такимъ концомъ, который пришитъ къ пьесѣ, насильно ей навязанъ... Куда же дѣвалось, куда спряталось у насъ драматическое творчество? И отчего оно спряталось?... На эти вопросы мы затрудняемся дать сколько-нибудь удовлетворительный отвѣтъ, не выходя изъ рамокъ поставленной намъ задачи. Мы констатируемъ только фактъ и выражаемъ наше глубокое сожалѣніе о томъ, что такой фактъ существуетъ. Авторы не рѣдко склонны приписывать неуспѣхъ своихъ пьесъ слабому ихъ исполненію. Мы же, наоборотъ, думаемъ, что тѣ изъ новыхъ пьесъ, которыя держатся сравнительно долго на сценѣ, обязаны этимъ исключительно артистамъ. Но и ряды артистовъ, въ особенности же артистокъ, замѣтно рѣдѣютъ. Пожилое, послужившее старѣется, а молодое не только не ростетъ, но и совсѣмъ не появляется. Мы помнимъ дебюты г-жъ Ѳедотовой и Ермоловой; обѣ артистки не подавали надеждъ, а прямо стали на первыя мѣста и не сошли съ нихъ. Кому передадутъ онѣ свои роли, когда пройдетъ для нихъ время играть молодыхъ женщинъ или молоденькихъ дѣвочекъ, чуть не подростковъ, кт вынуждена это дѣлать г-жа Ермолова въ въ Усадьбѣ Повадаевыхъ и т. под.? Въ театральномъ училищѣ драматическіе классы закрыта; въ замѣну ихъ возникли въ Москвѣ частныя школы драматическаго искусства. Мы весьма сомнѣваемся въ томъ, чтобы эти школы въ состоянія были дать своимъ ученикамъ то, что давалъ своимъ покойный И. В. Самаринъ, или что могла бы дать Г. Н. Ѳедотова. А затѣмъ не можемъ отдѣлаться отъ опасеній за будущее нашей драматической труппы.

Ан.

"Русская Мысль", кн.I, 1888