Русанов Николай Сергеевич - Иностранное обозрение

Иностранное обозрѣніе.

"Подвиги цивилизаторовъ" въ Марокко.-- Какъ "цивилизуютъ" албанцевъ турки.

Доказывать, что современная цивилизадія, оказывается при столкновеніяхъ съ такъ называемыми нисшими расами жестокой мачехой, значитъ ломиться въ открытую дверь. Лучшіе и благороднѣйшіе мыслители не разъ обличали политику быстраго истребленія или болѣе медленнаго развращенія, практиковавшуюся бѣлыми носителями культуры по отношенію къ "дикимъ племенамъ". Не надо только забывать, что въ безчеловѣчной расправѣ аристократіи человѣческаго рода съ меньшею братіею виновата собственно не сама цивилизація, сколько ея современная форма, основанная внутри самихъ культурныхъ государствъ на сословной и классовой враждѣ и выдвигающая при встрѣчѣ цивилизованныхъ и не-цивилизованныхъ народовъ на первый планъ какъ разъ представителей или грубой силы, или коммерческой наживы, или духовнаго отупленія.

Кто, дѣйствительно, являлся до сихъ поръ типичнымъ носителемъ нашей культуры въ экзотическихъ странахъ или, вообще, среди отсталыхъ народностей? Военный человѣкъ, самъ проникнутый варварскими предразсудками старины и видящій въ колоніальныхъ подвигахъ вѣрную ступень къ достиженію чиновъ, почета и болѣе осязательныхъ выгодъ; предпріимчивый купецъ, не вѣрящій ни въ бога, ни въ чорта и поклоняющійся червонцу, сіяніе котораго замѣняетъ для него солнце и луну, природу и людей,-- жестокій, свирѣпый эксплуататоръ, врядъ ли уступающій самому отчаянному милитаристу въ презрѣніи къ человѣческой жизни; изувѣрствующій миссіонеръ, который изъ-за схоластическихъ тонкостей небесной метафизики готовъ подвергнуть "язычника" всевозможнымъ физическимъ и моральнымъ истязаніямъ. Гуманные Ливингстоны, умѣвшіе внушить къ себѣ любовь и уваженіе туземцевъ, являются рѣдкимъ исключеніемъ. Правило же составляютъ авторитарные, жестокіе Стэнли, которые даже въ своихъ разсчитанныхъ на читателей отчетахъ о путешествіяхъ не стыдятся съ самымъ наивнымъ цинизмомъ признаваться въ своей симпатіи къ палкѣ, кнуту, револьверу. А что сказать относительно цѣлой фаланги изслѣдователей и администраторовъ "чернаго континента", выдвинутыхъ колоніальной лихорадкой, охватившей европейскія страны съ начала 80-хъ годовъ и создавшей типы изысканныхъ бѣлыхъ мучителей, вплоть до того чиновника бельгійскаго Конго, который заставлялъ негровъ проглатывать динамитные патроны-капсюли и, при помощи остроумнаго приспособленія, взрывалъ ихъ изнутри,-- чудовищный и далеко не единичный фактъ, обошедшій нѣсколько лѣтъ тому назадъ всю прессу обоихъ полушарій! Недаромъ у французовъ, платящихъ вотъ уже тридцать лѣтъ дань колоніальной политикѣ, выработался терминъ "африканить", обозначающій ту нравственную болѣзнь, то спеціальное хроническое изступленіе, почти сумасшествіе, которое овладѣваетъ "цивилизаторомъ", снабженнымъ неограниченной властью и позволяющимъ себѣ безъ всякаго колебанія продѣлывать чудовищныя вещи надъ черными.

Въ настоящей статьѣ я хотѣлъ бы коснуться вопроса, который какъ нельзя лучше иллюстрируетъ современное культуртрегерство, такъ какъ съ нимъ связаны дѣянія не одной какой-нибудь цивилизованной націи, а трехъ-четырехъ, и между ними наиболѣе кичащихся своимъ просвѣщеніемъ. Я разумѣю мароккскій вопросъ, который уже лѣтъ шесть-семь волнуетъ умы колонизаторовъ Западной Европы и временами, кажется, вотъ-вотъ вызоветъ войну между соперничающими по части цивилизаторской миссіи націями.

Марокко, очень мало извѣстное европейцамъ съ научной точки зрѣнія, уже служитъ, однако, широкой ареной разыгравшихся аппетитовъ французовъ, испанцевъ, нѣмцевъ, которыя шныряютъ по всѣмъ доступнымъ пунктамъ страны, становятся хозяевами портовъ и таможенъ, захватываютъ туземные города и укрѣпленія, облагаютъ жителей, подъ предлогомъ умиротворенія, всевозможными поборами и, подъ предлогомъ же умиротворенія, оставляютъ повсюду свои гарнизоны, раздѣляютъ территорію на "пояса вліянія", заключаютъ съ племенами договоры и тутъ же разрываютъ ихъ, ссорятся между собой, кричатъ о взаимныхъ интригахъ,-- и все это подъ предлогомъ успокоенія Марокко и защиты законныхъ правъ его властителя! Дѣйствительно цивилизующее начало тутъ не при чемъ. Офицеръ норовитъ составить себѣ "побѣдами" карьеру, торговецъ -- нажиться. Цѣлая уйма спекуляторовъ и аферистовъ бросается по слѣдамъ красныхъ французскихъ панталонъ и свѣтлосѣрыхъ испанскихъ шинелей, между тѣмъ какъ нѣмецкіе коммивояжеры занимаются не то торговлей, не то разбоемъ на югѣ страны. Короче сказать, съ самой новѣйшей картой (см., напр., карту Доманна и Габенихта въ послѣднемъ,-- французскомъ,-- изданіи 1910 г. знаменитаго атласа Штилера) вы уже больше не въ состояніи слѣдить за мароккской авантюрой, и повсюду выростаютъ новые лагери, форпосты, стоянки, быстро заносимые и едва-ли не быстрѣе того исчезающіе на дрянныхъ картахъ колонизаторской ежедневной прессы.

Мы, конечно, не думаемъ заниматься въ этой статьѣ всѣми перипетіями военной, дипломатической и торговой кутерьмы, поднявшейся въ Марокко. На этой почвѣ журналу не угоняться за заграничными газетами, чуть не каждый часъ -- въ своихъ приложеніяхъ,-- угощающими публику сенсаціонными, зачастую умышленно сочиненными новостями. Приходится, наоборотъ, останавливаться на общей сторонѣ дѣла и подчеркивать, если можно такъ выразиться, философію исторіи вопроса. Марокко, занимающее въ сѣверо-западномъ углу Африки пространство въ 440.000 кв. килом., т. е. чуть не съ Испанію, не считая сливающихся съ Сахарой территорій,-- и населенное кто говоритъ 4 1/2, а кто 10 милліонами берберовъ, арабовъ, туареговъ и т. п., до послѣдняго времени привлекало къ себѣ сравнительно мало вниманія просвѣщенныхъ колонизаторовъ. Жители его въ XVI и XV И столѣтіи наводили страхъ морскими разбоями на европейцевъ и въ свою очередь стали терпѣть отъ послѣднихъ съ начала XIX вѣка. Ихъ били французы. Ихъ били испанцы, которые урвали у мароккскаго султана, между прочимъ, прибрежный городъ Тетуанъ, недалеко отъ Гибралтарскаго пролива, и заключили мирный и торговый договоръ въ 1860 г., но съ свойственной имъ апатіей, причины которой объяснялъ еще Бокль, опочили на этихъ лаврахъ и очень мало думали о какой бы то ни было торговлѣ, колонизаціи и т. п. вещахъ. Торговыми сношеніями съ Марокко занимались преимущественно англичане. Но на рубежѣ XIX и XX вѣковъ зашевелились усиленно французы, колоніальная "имперія" которыхъ въ одной Африкѣ достигла къ тому времени пространства болѣе, чѣмъ въ 10 милліоновъ кв. килом., т. е. вдвое обширнѣе Европейской Россіи, и среди которыхъ милитаристы и шовинисты, сдавленнью нѣсколько на почвѣ метрополіи въ своихъ замыслахъ республиканскими кабинетами со времени дѣла Дрейфуса, искали въ колоніальной политикѣ реванша и исхода своему воинственному пылу. Въ Марокко появились разные виконты де-Сегонзаки, помѣсь выродившагося конквистадора и современнаго милитариста, подбитаго аферой и спекуляціей и вопіявшаго о "національной чести и цивилизаторской миссіи Франціи". Агитація этихъ господъ была поддержана въ метрополіи значительной частью офицерства, которое томилось отъ медленности выслуги и съ упованіемъ взирало на перспективу колоніальной войны, или, по крайней мѣрѣ, авантюры, дающей возможность при сравнительно маломъ рискѣ,-- марокканецъ не нѣмецъ!-- получать удвоенное жалованье и быстрѣе подниматься по ступенькамъ іерархической лѣстницы.

А къ тому времени въ правящихъ сферахъ третьей республики уже стали обнаруживаться симптомы утомленія внутренней реформаціонной политикой, вызванной отчасти дрейфусистской встряской; и диверсія въ сторону "дѣятельной" внѣшней политики приходилась по сердцу многимъ членамъ радикальнаго большинства. Наступали дни вліянія Делькассэ, который въ качествѣ министра иностранныхъ дѣлъ сближался съ Англіей, съ Италіей и старался проводить политику изолированія Германіи, ея "окруженія" (Einkreisung, какъ горько жаловались нѣмцы) стѣной дружественныхъ между собой и не любящихъ нѣмецкой гегемоніи державъ. Въ апрѣлѣ 1904 г. была заключена англо-французская конвенція, согласно которой Соединенное королевство признавало за Франціей "право помогать султану Марокко въ проведеніи административныхъ, экономическихъ, финансовыхъ и военныхъ реформъ", при соблюденіи лишь прежде заключенныхъ Англіей съ Марокко договоровъ и условій {"The Statesman's Year-Book", 1910; стр. 1018.}. Эта конвенція была принята и Испаніей. Французскіе колонизаторы торжествовали. Какъ вдругъ, словно ударъ молніи среди чистаго неба, германскій Лоэягринъ на тронѣ, оказавшійся идеальнымъ "странствующимъ приказчикомъ" своей націи, прибылъ въ Танжеръ не на миѳическомъ лебедѣ, а на современномъ броненосцѣ, и своею рѣчью 31 марта 1905 г. подче ркнулъ независимость султана отъ пришельцевъ, т. е. косвенно пригласилъ марокканцевъ оказывать, въ надеждѣ на помощь Германіи, сопротивленіе тѣмъ европейскимъ колонистамъ, которые становились господами положенія въ Марокко.

Въ воздухѣ запахло войной. Французскіе и нѣмецкіе соціалисты клеймили аггресивную политику своихъ правительствъ, могущихъ вызвать кровавое столкновеніе между двумя наиболѣе культурными народами европейскаго континента. Колонизаторамъ третьей республики пришлось пожертвовать своимъ Делькассэ, котораго Жорэсь уже нѣсколько мѣсяцевъ жестоко преслѣдовалъ за планы повторить въ Марокко Тонкинскую политику завоеваній. Съ другой стороны, Англія старалась противодѣйствовать гегемоніи Германской имперіи, эффектно заявлявшей о своемъ правѣ "цивилизовать" марокканцевъ. Въ результатѣ всей этой суматохи, страховъ и опасеній, дипломатическихъ интригъ и подсиживаній другъ друга, разноголосый европейскій квартетъ уступилъ мѣсто міровому концерту, на которомъ было представлено тринадцать государствъ и который вызвалъ къ довольно эфемерной жизни пресловутый алжесирасскій договоръ 31 декабря 1906 г. Въ основу его было положено экономическое равенство всѣхъ державъ въ Марокко, т. е. право одинаковой эксплуатаціи злополучныхъ туземцевъ всѣми культурными партнерами. Но Франціи и Испаніи, какъ наиболѣе близкимъ къ султанату странамъ, была поручена спеціальная задача умиротворенія края при помощи организаціи спеціальной мавританской полиціи, обучаемой инструкторами обѣихъ державъ и находящейся, для вящаго безпристрастія, подъ начальствомъ швейцарскаго полковника Миллера. Эти полицейскія силы должны были заключать до 2 1/2 тысячъ солдатъ и распредѣляться между восемью открытыми торговлѣ портами Марокко. Кромѣ того, Франціи было дано извѣстное преимущество въ смыслѣ реорганизаціи войскъ самого султана.

Конечно, не было забыта и чисто экономическая сторона, или лучше сказать, подкладка мароккской авантюры. Просвѣщенные колонизаторы "честью попросили" султана учредить государственный банкъ, каковой и получилъ концессію на сорокъ лѣтъ. Онъ выпускаетъ бумаги, играетъ роль главнаго казначея и плательщика Мароккской державы, является ея финансовымъ агентомъ внутри и внѣ страны, наконецъ, способствуетъ возстановленію цѣнности денегъ, наиболѣе распространеннымъ мѣриломъ которыхъ служитъ старинный испанскій піастръ, зачастую имѣющій вслѣдствіе систематической порчи правительствомъ лишь треть своей поминальной стоимости. Банкъ этотъ функціонируетъ "не подъ руководствомъ, но подъ контролемъ четырехъ цензоровъ" (sic!), которыми являются особые делегаты французскаго, англійскаго испанскаго и германскаго банковъ. Вы уже отсюда можете безошибочно заключить, что это высшее кредитное учрежденіе страны предназначено главнымъ образомъ стягивать платежныя средства, находящіяся въ деньгахъ-ли или натурою въ рукахъ злополучныхъ марокканцевъ, и отдавать ихъ, путемъ спеціальныхъ и прочихъ счетовъ, международнымъ пиратамъ капитала на цѣли спекуляціи. Пущены были въ ходъ и займы, роль которыхъ въ "первоначальномъ накопленіи" такъ блистательно изобразилъ еще Марксъ. Въ 1906 г. внѣшній долгъ султаната уже достигалъ до тридцати милліоновъ рублей на наши деньги. Кредиторами являются нѣмцы и особенно французы, которые ссудили султану около 25 милліоновъ рублей и обезпечили себѣ уплату процентовъ и суммъ на погашеніе правильными полугодовыми взносами до 1941 г.

Когда алжесирасскій договоръ ослабилъ опасность европейской войны, каждый изъ цивилизующихъ Марокко партнеровъ поспѣшилъ еще болѣе расширить сферу своего хозяйничанья въ Магребъ-эль-Аксѣ,-- таково оффиціальное арабское названіе султаната. Особенно усердствовала третья республика, которая по странной ироніи судьбы нашла пламенныхъ колонизаторовъ въ радикальныхъ министрахъ въ родѣ Клемансо, того самого Клемансо, что во время оно съ такой энергіей и благородствомъ вооружался противъ тонкинской политики Жюля Ферри. Тщетны были предостереженія соціалистовъ, съ негодованіемъ возстававшихъ противъ мароккской вакханаліи. Франція все далѣе и далѣе шла по пути, на который ее толкали "колонизаторы". Искусственно создавались инциденты, имѣвшіе цѣлью оправдать дальнѣйшее вторженіе французовъ въ дѣла. Марокко. Съ затаенной радостью и напускной патріотической скорбью эксплуатировались и тѣ естественныя печальныя случайности, которыя выпадали на долю назойливыхъ авантюристовъ Франціи, умѣвшихъ возбуждать ненависть въ туземцахъ. Убійство доктора Мошана въ южной столицѣ султаната, Мерракешѣ, и нѣсколькихъ рабочихъ въ одномъ изъ портовъ имѣло своимъ слѣдствіемъ, опиравшимся на своеобразную милитарно-капиталистическую логику, захватъ французами Уджды на алжирской границѣ и порта Казабланки (по туземному Даръ-эль-Бейды) на Атлантическомъ океанѣ. Дѣло происходило въ 1907 г., еще при султанѣ Мулаѣ-Абдулѣ-Асизѣ. Свергнувшій его съ престола братъ, Мулай-Гафидъ, думалъ было положить конецъ завоевательной политикѣ французовъ. Но то была борьба глинянаго горшка даже не съ чугуномъ, а со стальной пушкой европейца. Гафидъ смирился и былъ въ награду признанъ алжесирасскими партнерами законнымъ владѣтелемъ страны въ январѣ 1909 г. Вскорѣ онъ сознательно сталъ покорнымъ вассаломъ третьей республики, прикрывая своимъ именемъ всѣ дѣянія французовъ и возбуждая даже этимъ неудовольствіе другихъ державъ.

Французскіе цивилизаторы торопились ковать желѣзо, пока оно горячо. Они становились все болѣе и болѣе господами положенія въ Марокко, но дѣйствовали авторитетомъ и, конечно, "въ интересахъ султана". Всѣ ихъ акты военнаго и гражданскаго характера санкціонировались пресловутымъ, запестрѣвшимъ въ политической прессѣ именемъ "махзена". Махзенъ -- это приблизительно синонимъ "правительства" и обозначаетъ законную власть султана, которую онъ проявляетъ при помощи четырехъ туземныхъ племенъ, составляющихъ правящую аристократію родовъ, равно какъ при помощи своихъ придворныхъ чиновниковъ и мѣстныхъ губернаторовъ-кандовъ. Эта власть простирается, однако, лишь на часть всего Марокко, именуемую "правительственной землей" (blad-el-maglisen), а именно на три резиденціи,-- Фецъ, Мекнесъ и Мерракешъ,-- на обработанныя равнины и прибрежные города, составляющіе какъ бы то, что въ средневѣковой Европѣ считалось королевскими владѣніями среди территорій могущественныхъ, зачастую совершенно независимыхъ, феодаловъ. Всю остальную часть Марокко, такъ называемую "вольную землю" (blad-es-siba), можно уподобить именно этимъ независимымъ феодальнымъ владѣніямъ: каждый родъ управляется автономно и оберегаетъ ревниво свои племенныя привилегіи; подати и воиновъ онъ поставляетъ султану лишь на случай "джехада" (священной войны противъ христіанъ). И вотъ, наигрывая на этомъ различіи и прикрываясь именемъ султана, французы ни на минуту не останавливались въ своей завоевательной политикѣ. Что ни дѣлали они, все это дѣлалъ махзенъ. Сегодня махзенъ кладетъ свою высокую руку на такую-то касбу (городъ); завтра отмѣчаетъ военными постами, словно вѣхами, дорогу между прибрежьемъ и внутренностью страны; послѣ завтра наказываетъ номадовъ за самоуправство. Въ послѣднее время махзенъ начинаетъ даже писать прокламаціи къ народу совершенно въ духѣ оффиціальной галльской реторики. Нечего уже говорить о томъ, что, не смотря на сопротивленіе соціалистовъ, французскій парламентъ съ восторгомъ пользуется этимъ французофильствомъ махзена; и, кромѣ Казабланки, въ 1910--1911 гг. войска республики обосновываются въ портовомъ городѣ Рабатѣ, занимаютъ Фецъ, совершаютъ переходы въ Мекнесъ, въ Мерракешъ, повсюду размѣщаютъ гарнизоны и производятъ реквизиціи,-- опять-таки во славу Аллаха и представляющаго его на тронѣ Марокко султана Мулая-Гафида!

Столь трогательное единеніе правовѣрныхъ и гяуровъ уже давно смущало душу Испаніи, или, лучше сказать, ея колонизаторовъ, превосходящихъ алчностью своихъ французскихъ собратовъ и уступающихъ имъ лишь ловкостью и энергіею. Потомки Кортеса съ завистью смотрѣли на успѣхи французовъ, взирали на небо съ упованіемъ -- и, наконецъ, дождались. И тутъ не бывать бы счастью, да несчастье помогло: въ 1909 г. вспыхнули безпорядки въ Мелиллѣ, одномъ изъ шести пунктовъ, принадлежащихъ испанцамъ на средиземномъ побережьѣ Марокко. Возмущенные притѣсненіемъ бѣлыхъ, туземцы взбунтовались и, какъ водится, были жестоко усмирены. Мадридъ представилъ султану счетъ въ 24 милліона рублей {"The war indemnity to be paid to Spain was fixed at 2.400.000 l.",-- читаемъ мы въ англійскомъ политическомъ ежегодникѣ. См. "The Annual Register for the year 1910"; Лондонъ, 1911, стр. 430.}. Читатель, конечно, помнитъ, съ какой энергіей рабочіе и вообще искренно демократическіе элементы испанскаго народа сопротивлялись отправкѣ войскъ въ Марокко и съ какой злобой тогдашнее министерство реакціонера Маура подавило Барселонское возстаніе, не постѣснявшись уже послѣ возстанія, совершенно хладнокровно, совершить юридическое убійство Феррера. Кабинетъ Мауры уступилъ мѣсто либеральному кабинету Морета. Либеральный кабинетъ Морета смѣнился (9 февраля 1910) реформаціоннымъ и отчасти радикальнымъ кабинетомъ Каналехаса. Но, словно отравленная туника Нисса, колоніальная политика прилипла къ тѣлу Испаніи на горе трудящихся массъ и на радость биржевиковъ и военщины. Не довольствуясь своей прогрессивной внутренней работой и видимо стараясь задобрить придворную и реакціонную клику, Каналехасъ продолжаетъ завоевательную игру своихъ предшественниковъ. Подъ предлогомъ усмирить несуществовавшее броженіе туземцевъ, испанскія войска въ текущемъ году заняли портовый городъ Ларашъ (эль-Арайшъ), а отъ него двинулись внутрь страны и захватили Алькассаръ (эль-Ксаръ-эль-Ке: биръ) и, лишь озадаченные шумомъ и гвалтомъ французскихъ конкуррентовъ, прекратили свое движеніе на независимую полуфеодальную территорію Уэзана.

Нѣтъ ничего поучительнѣе, какъ читать взаимную перебранку буржуазныхъ органовъ Франціи и Испаніи. Противникъ какъ нельзя лучше вскрываетъ извѣстную ему самому по опыту тактику соперника и разоблачаетъ всѣ мерзости чужой стяжательной души, столь родственной ему самому. То, что "патріоты своего отечества" съ негодованіемъ отрицаютъ, когда ихъ клеймятъ за то демократы и соціалисты ихъ собственной націи, то они съ комичнымъ паѳосомъ изобличаютъ въ дѣйствіяхъ своихъ соперниковъ,-- и обратно. Надо, напр., имѣть передъ глазами передовицы и корреспонденціи парижскаго "Le Temps", или соотвѣтствующія упражненія испанской большой прессы, чтобы убѣдиться, въ какой степени правы Жорэсы на берегахъ Сены и Пабло Иглесіасы на мелководномъ Мансаманзсѣ, когда они клеймятъ своихъ родныхъ завоевателей и шовинистовъ названіями насильниковъ и грабителей. Все это признается и боязливой буржуазной прессой обѣихъ странъ, но лишь валится неизмѣнно на голову соперника. Наслѣдственное вторженіе въ предѣлы мирно живущихъ племенъ; побои и истязанія, чинимые надъ уважаемыми членами родовъ съ цѣлью вымогательства; произвольные поборы и формальный грабежъ; цивилизаторская баранта, размѣрамъ которой позавидовалъ бы и любой кочевникъ, баранта, захватывающая безразлично и скотъ, и людей, верблюдовъ и дѣвушекъ, и заканчивающаяся продажей четвероногихъ и двуногихъ животныхъ на ближайшемъ рынкѣ,-- всѣ эти мерзости практикуются взапуски французами и испанцами, съ той лишь разницей, что колонизаторы третьей республики умѣютъ лучше укрываться за спину султана и, кромѣ того, обладаютъ болѣе звучнымъ рупоромъ вліятельной прессы.-- Зачѣмъ вы захватили Ларашъ и Алькассаръ? гнѣвно вопрошаютъ французскіе мосье испанскихъ гидальго.-- А вы зачѣмъ прикарманили Уджду, Рабатъ и укрѣпились въ сѣверной резиденціи Марокко? словно эхо несется отвѣтный вопросъ испанцевъ.-- Когда вы покинете захваченные пункты? снова негодующе освѣдомляется потомокъ галла.-- Тогда, когда вы очистите свои позиціи,-- подаетъ реплику потомокъ ибера.-- Намъ далъ это порученіе махзенъ, гордо возражаетъ одна сторона.-- И намъ, и намъ,-- нетерпѣливо перебиваетъ другая...

И этотъ діалогъ продолжался бы неопредѣленно долго съ обѣихъ странъ, какъ вдругъ -- новый ударъ грома и на сцену появляется уже знакомый третій партнеръ, милитаризированная Германія, которая, не предупредивъ путемъ прочія державы (увѣдомленіе было сдѣлано на скорую руку и въ сущности post factum), рѣшительно вмѣшалась въ мароккскую игру. Въ послѣдній день іюня н. с. "Norddeutsche Allgemeine Zeitung" помѣстила слѣдующее полуоффиціальное извѣстіе: "Ведущія на югѣ Марокко дѣла нѣмецкія фирмы, указывая на опасности, угрожающія тамошнимъ важнымъ нѣмецкимъ интересамъ въ виду возможности распространенія господствующихъ въ разныхъ частяхъ страны безпорядковъ, обратились къ императорскому правительству съ просьбой о принятіи мѣръ къ охраненію жизни и собственности нѣмцевъ и протежируемыхъ нѣмцами жителей этихъ мѣстностей. Императорское правительство рѣшило съ этой цѣлью прежде всего послать въ портъ Агадиръ находившуюся по близости канонерку "Пантера" и увѣдомило о томъ державы. Одновременно было сообщено вліятельнымъ въ этой мѣстности марокканцамъ, что съ появленіемъ въ портѣ нѣмецкаго военнаго судна не связано никакого недружелюбнаго намѣренія по отношенію къ Марокко или его жителямъ".

Энергія и стремительность германскаго шага не могла не всколыхнуть общественнаго мнѣнія всего цивилизованнаго и "цивилизующаго" міра. Прежде всего этотъ пріемъ пришелся по вкусу нѣмецкимъ бюргерскимъ партіямъ. И если крайніе шовинисты Германіи находили ходъ правительства еще недостаточно рѣшительнымъ,-- по ихъ мнѣнію, имперія была черезчуръ медлительна и вяла въ своихъ дѣйствіяхъ,-- то, наоборотъ, даже прогрессивные органы одобрительно отнеслись къ посылкѣ "Пантеры" въ Агадиръ. Свободомыслящая "Vossische Zeitung" уже на третій день, въ передовой статьѣ "Германія и Франція", восклицала: "Посылка нѣмецкой канонерки въ Агадиръ произвела на народы сильное впечатлѣніе. Съ этимъ можно поздравить нѣмецкую дипломатію. Ибо сознательно ставящая себѣ цѣли энергія производитъ впечатлѣніе и на заинтересованныхъ, и на постороннихъ слушателей". Прогрессивной нѣмецкой газетѣ было нетрудно показать, что и Франція, и Испанія достаточно потрудились надъ тѣмъ, чтобы отъ алжесирасскаго договора, который предполагалъ (?) независимость султана, не осталось и слѣда. Но дальше развивалась точка зрѣнія, изъ которой какъ нельзя яснѣе вытекало, что и Германія столь же мало думаетъ держаться трактатовъ, какъ и ея соперницы. Болѣе того, передовикъ берлинской газеты съ свойственнымъ со временъ Бисмарка всякому нѣмецкому бюргеру восхищеніемъ предъ силой, презирающей право, не безъ оттѣнка цинизма вскрывалъ смыслъ совершавшагося: "Какъ ни важно, впрочемъ, знать договорныя условія, однако было бы ошибочно оцѣнивать отношенія исключительно съ юридической точки зрѣнія. Старый Фрицъ сжалъ наглядные уроки исторіи въ одномъ афоризмѣ: "когда государства хотятъ войны, то они и начинаютъ ее, а затѣмъ призываютъ прилежнаго ученаго, который доказываетъ, что такъ и слѣдовало по праву (dass es also rechtens sei)". Что было сказано о войнѣ, то какъ разъ примѣнимо и къ "мирному проникновенію", которое считается "мирнымъ", даже когда оно совершается при помощи батальоновъ и орудіи. Такъ что не слѣдуетъ черезчуръ строго судить нарушенія формальнаго права. Но разъ Франція блюдетъ свои интересы въ чрезмѣрномъ объемѣ, то должно и за Германіей признать право вступаться за свои экономическіе интересы" {"Deutschland und Frankreich"; No 323 "Vossische Zeitung" отъ 4 іюля 1911 г.}.

Французская пресса въ общемъ не послѣдовала за нѣмецкой въ этомъ циничномъ раскрытіи картъ и колоніальной игрѣ на чистоту. Конечно, и колонизаторы Франціи не уступятъ нѣмцамъ въ презрѣніи къ личности и имуществу туземцевъ, когда дѣло идетъ о наживѣ. Но ловкій галлъ выработалъ тактичность, которой недостаетъ добродушно грубому тевтону, и, совершая возмутельнѣйшія мерзости, онъ любитъ прикрывать ихъ пышной фразеологіей. Такъ и тутъ: за исключеніемъ нѣсколькихъ оголтѣлыхъ органовъ милитаризма, совѣтовавшихъ послать французскій флотъ въ Агадиръ, французская большая печать старалась сохранить позу оскорбленной невинности и все упрекала нѣмцевъ въ неделикатности ихъ пріемовъ.-- "Разъ вы желаете побесѣдовать съ нами о Марокко,-- такъ буквально распространялось "Le Temps",-- зачѣмъ же вы ведете себя, подобно невоспитанному господину, который, прежде чѣмъ начать дѣловой разговоръ, ни съ того ни съ сего хвать кулакомъ по столу? У насъ тутъ происходитъ министерскій кризисъ. Не успѣлъ онъ путемъ кончиться, какъ нашъ президентъ ѣдетъ съ министромъ иностранныхъ дѣлъ отдать визитъ прекрасной королевѣ Голландіи. А вы какъ разъ въ это время -- "Пантеру" въ Агадаръі Будемъ же бесѣдовать, но бесѣдовать, какъ подобаетъ комильфотнымъ людямъ". Бесѣда, дѣйствительно, завязалась, и завязалась не только въ прессѣ, но и между оффиціальными представителями обѣихъ странъ, между тѣмъ какъ оба собесѣдника внимательно прислушиваются къ тому, что говоритъ о нихъ общественное мнѣніе культурныхъ странъ, и стараются каждый заручиться поддержкой участвующихъ въ концертѣ державъ.

О чемъ ведется дѣловой разговоръ между двумя главными игроками, мы сейчасъ увидимъ. Скажемъ лишь нѣсколько словъ о томъ, какъ былъ принятъ энергичный жестъ нѣмца болѣе или менѣе заинтересованными свидѣтелями игры. Разумѣется, вполнѣ довольна оказалась "цивилизаторская* Испанія, которая злорадно потирала руки, видя какъ могучая милитаристская имперія своимъ вмѣшательствомъ воспрепятствовала Франціи совершенно оттереть на задній планъ слабѣйшаго заниринейскаго сосѣда. Исключеніе составляли крайніе республиканцы и соціалисты, которые, не одобряя французскихъ "колонизаторовъ", съ особою энергіею боролись противъ собственныхъ рыцарей насилія и эксплуатаціи. Замѣтно было антифранцузское теченіе и въ Италіи, правящія сферы которой до сихъ поръ не могутъ переварить Туниса, проглоченнаго еще въ 80-хъ годахъ Франціей. Но прежней ненависти, столь усердно культивировавшейся къ третьей республикѣ бисмаркіанцемъ Кристи и его присными, уже не было. Общее, полѣвѣніе итальянской политики, проявившееся съ начала текущаго столѣтія, сказывалось и на болѣе симпатичномъ отношеніи къ старшей латинской сестрѣ, какъ ни какъ, а представлявшей въ Европѣ демократическій и антиклерикальный принципъ. Даже оффиціальный союзъ съ Германіей не могъ помѣшать умѣренно прогрессивнымъ элементамъ Италіи, хотя и вздыхающимъ о слабости колоніальной политики своей страны въ Средиземномъ морѣ и завидующимъ успѣхамъ Франціи, оцѣнивать актъ Германіи безъ особаго энтузіазма: по существу его одобряли, такъ какъ имъ возстановлялось, молъ, равновѣсіе европейскихъ державъ въ Марокко; но быстрота и неожиданность его вызывали критику. Умѣренные соціалисты, въ родѣ Биссолати, усматриваютъ даже въ дѣйствіяхъ Германской имперіи простой шантажъ, имѣющій цѣлью заставить правительство третьей республики оказать покровительство нѣмецкимъ капиталамъ, вложеннымъ въ предпріятія на Востокѣ. "Парижская биржа,-- разсуждаетъ итальянскій "реформистъ" -- на которой, какъ всякому извѣстно, допущеніе бумагъ къ куплѣ-продажѣ регулируется правительствомъ, до сихъ поръ закрыта для акцій нѣмецкихъ предпріятій въ Турціи, предпріятій, между которыми желѣзная дорога отъ Багдада къ Персидскому заливу имѣетъ наибольшее значеніе для расширенія Германіи во внѣ (la espansione germanica). Вотъ почему берлинскіе офиціозы еще раньше давали понять Парижу: желаетъ ли Франція имѣть свободу дѣйствій въ Марокко? Пусть тогда она развяжетъ руки Германіи въ Турціи и допуститъ къ свободному обращенію на парижской биржѣ акціи и облигаціи нѣмецкихъ предпріятій въ Оттоманской имперіи" {"Il ricatto germanico nel Marocco"; передовая статья въ "Il Secolo" отъ 6 іюля 1911.}. Наконецъ, что касается Англіи, то здѣсь общественное мнѣніе вліятельныхъ слоевъ стало, за немногими исключеніями или, лучше сказать, оговорками, на сторону Франціи, но отношенію которой Великобританія практикуетъ теперь, какъ извѣстно, политику "сердечнаго согласія". Оговорки исходили изъ лагеря крайнихъ имперіалистовъ, у которыхъ ненависть къ нѣмцамъ осложняется опасеніями черезчуръ быстрыхъ матеріальныхъ успѣховъ Франціи на территоріи Марокко: въ 1909 г. торговля Соединеннаго Королевства съ Марокко достигала 62 милліоновъ франковъ, а Франція шла сейчасъ же за Англіей съ 56 1/2 милліоновъ франковъ общаго оборота, притомъ превосходя Великобританію размѣрами вывоза изъ Марокко (около 227, милліоновъ противъ 20 милліоновъ, выражающихъ долю Англіи); тогда какъ другія націи плелись далеко позади: Германія менѣе, чѣмъ съ 17 милліонами, Испанія менѣе, чѣмъ съ 8 и т. д. {"Almanach de Gotha", 1911, стр. 1004.}.

Рѣшительно на сторону Франціи заламаншскій союзникъ сталъ черезъ нѣсколько дней послѣ выступленія Германіи, когда, отвѣчая на запросъ Бальфура, Асквитъ въ засѣданіи палаты общинъ 6 іюля н. с. выразился буквально такъ: "Я желалъ бы, чтобы было ясно понято, что, по мнѣнію правительства его величества, въ Марокко возникло новое положеніе вещей, дальнѣйшее развитіе котораго можетъ отозваться на британскихъ интересахъ болѣе непосредственно, чѣмъ то было до сихъ поръ. Я надѣюсь, что дипломатическое обсужденіе найдетъ этому рѣшеніе, и въ той мѣрѣ, въ какой мы будемъ участвовать въ немъ, мы обратимъ надлежащее вниманіе на охраненіе этихъ интересовъ и на исполненіе нашихъ договорныхъ обязательствъ по отношенію къ Франціи" {Цитирую по "The Times Weekly Edition", отъ 14 іюля 1911.}.

Остріе колоніальнаго акта, обращенное германскимъ правительствомъ противъ третьей республики, значительно притуплялось той позиціей, на которую становилась Англія. Морской колоссъ косвенно, но совершенно опредѣленно заявлялъ подростающему морскому великану, что онъ не позволитъ ему наступать, какъ выражаются картинно англичане, на хвостъ ихъ національному леопарду, даже помимо всякаго "сердечнаго согласія" между Великобританіей и Франціей. Мароккскій вопросъ вступаетъ въ новую фазу, въ фазу маклерства, разговора между тароватыми коммерсантами, изъ которыхъ каждый старается заломить побольше, чтобы получить хоть что-нибудь. Интересно, поэтому, посмотрѣть, чѣмъ собственно недовольна Германія и чего она добивается отъ Франціи: мы разумѣемъ, конечно, имущіе и правящіе элементы обѣихъ странъ, такъ какъ широкіе рабочіе слои то сю и по ту сторону Вогезовъ высказались въ лицѣ своихъ авторитетныхъ представителей рѣшительно противъ всякаго обостренія авантюры. Французская и нѣмецкая соціалистическія партіи сошлись при братскомъ обмѣнѣ мнѣній на формулѣ: "все Марокко не стоитъ костей ни одного пролетарія Франціи или Германіи".

Тѣмъ любопытнѣе подоплека оживленныхъ переговоровъ между правительствами и колонизаторами обѣихъ странъ. Нѣмцы этой категоріи находятъ, что французы недостаточно сочувственно отозвались на ихъ предложеніе вмѣстѣ обдѣлывать торговыя дѣла въ Африкѣ. Дѣйствительно, два года спустя послѣ алжесирасскаго договора Франція и Германія заключили между собою особый договоръ, извѣстный подъ именемъ "соглашенія 9 февраля 1909 г." Распинаясь въ этомъ дипломатическомъ актѣ за "поддержаніе цѣлости и независимости Мароккской имперіи", оба партнера преслѣдовали въ сущности другую цѣль, а именно совмѣстную эксплуатацію возможныхъ богатствъ страны, взаимно обѣщая, какъ выражался оффиціальный документъ, "объединять узами ассоціаціи гражданъ обоихъ государствъ въ предпріятіяхъ, которыя они могутъ организовать на мѣстѣ" {См. передовую статью въ "Le Temps" отъ 6 іюля 1911 г.}.

Какъ же осуществилось на практикѣ это намѣреніе? Группировкой нѣсколькихъ крупныхъ пиратовъ интернаціональнаго капитала, преимущественно французовъ, но съ постепеннымъ усиленіемъ нѣмецкаго участія. Еще въ 1907 г. образовалась международная компанія на акціяхъ для эксплуатаціи мароккскихъ мѣдныхъ, серебряныхъ и прочихъ рудниковъ, богатство которыхъ, по всей вѣроятности, умышленно раздувается спекуляторами. Первоначально въ этомъ предпріятіи французскій капиталъ былъ представленъ 62%, нѣмецкій -- 20%, англійскій и испанскій 6% каждый и т. д. Заключивъ соглашеніе 1909 г., нѣмцы добились уменьшенія французской доли до 50% и, не увеличивая прямо размѣровъ своего капитала, выдвинули новаго партнера братьевъ Маннесмановъ, которые потребовали, чтобы имъ позволено было участвовать въ предпріятіи капиталомъ, равнымъ по размѣру всему остальному капиталу товарищества, такъ что въ совокупности почтенные тевтоны могли бы располагать уже не одной пятой, а болѣе, чѣмъ половиной всѣхъ средствъ, вложенныхъ въ дѣло. Для видимости германское правительство отказало въ претензіяхъ Маннесманамъ, но за кулисами поддерживало ихъ. И мы сейчасъ увидимъ, что именно ради этихъ тароватыхъ аферистовъ была послана въ Агадиръ "Пантера". Какъ бы то ни было, "Общество рудниковъ" до сихъ поръ довольно вяло проявляетъ себя въ дѣйствіи. Отсюда первый упрекъ дѣловитыхъ нѣмцевъ "непрактичнымъ французамъ, старающимся захватить себѣ побольше концессій, но не умѣющимъ извлекать изъ нихъ пользы ни. себѣ, ни другимъ".

Предпріятіе второе, такъ называемое "Мароккское общество общественныхъ работъ", въ которомъ опять-таки главную роль должны играть французы и нѣмцы,-- первые съ тремя шестыми всего капитала и шестью членами правленія изъ двѣнадцати, вторые съ двумя шестыми капитала и четырьмя членами правленія, и т. д. Общество функціонируетъ на бумагѣ уже полтора года, съ января 1910 г., и опять-таки ни одинъ изъ составленныхъ имъ проектовъ устройства маяковъ, гаваней, проведенія желѣзныхъ дорогъ не получилъ практическаго осуществленія. Новый предметъ жалобъ нѣмцевъ на французовъ. Предпріятіе третье, спеціальное "Франко-германское желѣзнодорожное общество", предполагавшее обращаться при постройкѣ рельсовыхъ путей не только къ французской, но и къ нѣмецкой промышленности. Паденіе министерства Бріана (февраль 1911) повело за собою и крушеніе налаживавшагося предпріятія: опять и опять возмущеніе рейнско-вестфальскихъ заводчиковъ противъ этихъ "вѣтрогоновъ-французовъ". Два слѣдующія предпріятія касались уже не Марокко, а другихъ африканскихъ и въ этомъ смыслѣ сосѣднихъ колоній Франціи и Германіи. Первое, проектированное подъ названіемъ "Французской компаніи Габона", задавалось цѣлью положить конецъ пограничнымъ столкновеніямъ между колонизаторами французскаго Конго и германскаго Камеруна и въ этихъ видахъ клонилось къ учрежденію на территоріи Конго французскаго товарищества, но съ половиннымъ участіемъ нѣмцевъ, для производства правильной торговли. Министерство Мониса въ апрѣлѣ 1911 г. отказалось отъ поддержки проекта, рухнувшаго къ крайнему негодованію нѣмцевъ. Наконецъ, послѣдній проектъ касался проведенія желѣзной дороги отъ Камеруна къ французскому Конго съ продолженіемъ на бельгійское Конго, причемъ французское и германское правительства обязывались сообща гарантировать поверстный (выражаясь точнѣе, нокплометрный) доходъ. Рядъ министерскихъ кризисовъ во Франціи привелъ и этотъ проектъ къ мертвой точкѣ въ іюнѣ 1911 г. Итакъ, какъ видите, у практическихъ нѣмцевъ накопился цѣлый рядъ очень реальныхъ поводовъ къ недовольству на французовъ, и германское правительство ждало только первой оказіи, чтобъ побудить недостаточно внимательнаго партнера къ серьезному разговору о дѣлахъ.

Уже знакомые читателю братья Маннесманы послужили предлогомъ къ энергичному удару нѣмецкаго бронированнаго кулака по колоніальной конторкѣ Марокко. Эти коммерческіе Аяксы вотъ уже два года организуютъ на половину торговые, на половину пиратскіе походы въ сравнительно богатую долину рѣки Суса (на юго-западѣ Марокко) и, не будучи въ состояніи проникнуть въ упомянутый выше консорціумъ рудниковъ, стараются своими шумными экспедиціями привлечь къ себѣ вниманіе нѣмецкихъ высокихъ сферъ, любящихъ предпріимчивыхъ сыновъ отечества. Въ 1910 г. одинъ изъ братьевъ ^былъ даже захваченъ въ плѣнъ марокканцами окрестностей Могадора, которымъ надоѣла назойливость этихъ цивилизаторовъ, и пришлось прибѣгнуть къ дипломатическому вмѣшательству для освобожденія отчаяннаго афериста. Какъ бы то ни было, въ началѣ этого года покой экспедиціи стяжательныхъ братьевъ удалось проникнуть въ Тарудантъ, городъ, находящійся километрахъ въ 80 отъ океана вверхъ по Сусу. Здѣсь они принялись покупать направо и налѣво у подкупаемыхъ ими шейховъ земли племенъ, не справляясь съ правами законныхъ владѣльцевъ, пускались на развѣдку рудъ и минераловъ, пріобрѣтали дома, организовали складочныя мѣста для товаровъ, строили блокгаузы и втеченіе послѣднихъ четырехъ мѣсяцевъ успѣли устроить себѣ въ колоніальной прессѣ Германіи такую крикливую рекламу, что ихъ называли "владѣльцами территоріи величиною съ княжество", имъ приписывали чуть не цѣлую армію служащихъ и оцѣнивали стоимость капиталовъ, вложенныхъ ими въ предпріятія, въ 13 (sic!) милліоновъ марокъ.

Вотъ эти-то господа, пытаясь продвинуться къ закрытому для иностранной торговли Агадиру,-- послѣднему порту на южномъ берегу Марокко, гдѣ можно найти удобную стоянку для кораблей защищенную отъ сѣверо-восточныхъ и восточныхъ вѣтровъ,-- эти-то авантюристы чистѣйшей воды и завопили объ охранѣ "важныхъ нѣмецкихъ интересовъ" и обратились къ германскому правительству съ просьбой о защитѣ. И ради этихъ беззастѣнчивыхъ рыцарей индустріи, или, по крайней мѣрѣ, пользуясь этимъ предлогомъ, нѣмецкая канонерка "Пантера", а затѣмъ смѣнившій ее крейсеръ "Берлинъ", бросили якорь въ Агадирѣ, готовые двинуть 200 матросовъ на помощь благороднымъ піонерамъ наживы. Тщетно "Vorwärts" протестовалъ противъ прикрытія національнымъ флагомъ этой спекуляторской шайки и писалъ: "Въ настоящее время въ самомъ Агадирѣ нѣтъ ни одного нѣмца. Конечно, возможно, что подкупомъ заставили нѣсколькихъ берберовъ отдаться подъ покровительство Германіи, чтобы получить право заниматься спекулятивной скупкой земель отъ имени Маннесмановъ. Но въ сущности только эти безсовѣстные аферисты и представляютъ здѣсь нѣмецкіе интересы. И ихъ-то германское правительство считаетъ умѣстнымъ защищать посылкой военнаго судна. Что касается до Могадора, то вся цифра нѣмецкихъ оборотовъ не превышаетъ здѣсь и 600.000 франковъ". Но, разумѣется, нѣмецкіе колонизаторы и ихъ представители у власти съ негодованіемъ отвергали "клеветы" соціаль-демократическаго органа и продолжали говорить о "настоящемъ княжествѣ", о милліонахъ нѣмецкаго капитала, о существенныхъ интересахъ Германіи.

Во всякомъ случаѣ Агадиръ сталъ исходнымъ пунктомъ переговоровъ между Германіей и Франціей, удобной зацѣпкой, которую императорское правительство пускаетъ въ ходъ, чтобы заставить третью республику дать нѣмцамъ такое или иное вознагражденіе,-- или, "компенсацію", какъ выражается дипломатія,-- за "офранцуженіе Марокко". Теперь переговоры между Берлиномъ и Парижемъ въ полномъ ходу, и нельзя точно сказать, когда будутъ установлены подробности соглашенія. Читатель, который припомнитъ роль, какую играли въ возникавшихъ между обѣими странами торговыхъ проектахъ смежныя франко-германскія колоніи, не удивится причудливой на первыхъ порахъ логикѣ нѣмецкихъ цивилизаторовъ, ищущихъ пресловутой компенсаціи не въ Марокко, а собственно въ африканскихъ владѣніяхъ Франціи. Сначала пылкіе колонизаторы Германіи требовали отъ своего партнера ни много ни мало, какъ всей юго-западной части французскаго Конго, начиная съ приморскаго Либревилля и по рѣку Убанги внутри страны. Находились даже такіе любители чужихъ колоній, которые не мирились иначе, какъ на цѣломъ Конго. Но недовольное рычанье британскаго леопарда, прозвучавшее въ недавнемъ заздравномъ тостѣ Ллойда-Джорджа, видимо подѣйствовало на сокращеніе германскихъ аппетитовъ. Дѣло идетъ уже только объ "исправленіи" границъ нѣмецкаго Камеруна и объ обмѣнѣ нѣмецкаго же Того, неудачно вклинившагося между британской колоніей Золотого берега и французской Дагомеей, на извѣстную часть Габона, составляющаго самое западное территоріальное дѣленіе французскаго Конго: нѣмцу, очевидно, хочется получить удобное антлантическое прибрежье и судоходную рѣку Огоуэ...

Надо-ли говорить, что при всѣхъ этихъ мѣнахъ и колоніальныхъ авантюрахъ наиболѣе несчастными окажутся туземцы Африки, которыхъ каждое новое соглашеніе между конкуррирующими державами отдаетъ на большій разгулъ международный эксплуатаціи. Дѣйствительно, однимъ изъ парадоксовъ современной столь сложной, сталь противорѣчивой цивилизаціи является одновременное усиленіе демократическаго элемента внутри самихъ метрополій и хищническаго хозяйничанья на территоріяхъ колоніи. Международный капитализмъ нашихъ дней возсоздаетъ, но въ несравненно обширнѣйшихъ размѣрахъ, эру колоніальныхъ завоеваній, отмѣтившихъ внѣшнюю исторію XVI, XVII и отчасти XVIII вѣковъ. И не являйся хоть нѣкоторымъ -- увы! слабымъ -- коррективомъ этой міровой тягѣ капитала ростъ сознанія и чуткости трудящихся массъ, лучшіе и благороднѣйшіе представители человѣческихъ идеаловъ остались бы безъ поддержки въ борьбѣ противъ современныхъ "цивилизаторовъ", попирающихъ ради спекуляціи и наживы самыя элементарныя права злополучныхъ "нисшихъ расъ".

II.

Вотъ и на ближнемъ Востокѣ, въ предѣлахъ Оттоманской имперіи, происходитъ своего рода расправа съ "нисшими расами". Но здѣсь нисшія расы врядъ-ли особенно уступаютъ культурностью своимъ цивилизаторамъ. Тѣмъ печальнѣе, что здѣсь политика насилія и гнета практикуется, повидимому, не столько изъ-за низкихъ разсчетовъ и грязной наживы, сколько изъ-за идейныхъ побужденій, изъ-за "высшихъ государственныхъ цѣлей". Я разумѣю нескончаемое подавленіе возстанія албанцевъ турками, которые ведутъ съ ними уже "третью войну": въ этихъ гористыхъ мѣстностяхъ враждебныя столкновенія прекращаются самой силой вещей на зиму и возгораются -- увы!-- съ возвращеніемъ солнца и тепла. Съ самаго 1909 г. гордыя, привыкшія къ независимости племена албанцевъ, или арнаутовъ, какъ называютъ ихъ турки, пытаются отстаивать свои вѣковыя особенности и завоевать себѣ автономію у младо-турецкаго правительства, которое расправляется съ ними невѣроятно жестокимъ способомъ.

"Русское Богатство" съ самаго начала побѣдоносной турецкой революціи не раздѣляло того безподмѣснаго восхищенія передъ представителями новаго режима, которое обнаруживали "прогрессисты" заграничной и нашей печати. Въ частности пишущій эти строки не одинъ разъ указывалъ читателямъ, что, горячо привѣтствуя низверженіе ненавистной тиранніи Абдулъ-Гамида и замѣну его конституціоннымъ строемъ, мы не должны однако закрывать глаза на темныя стороны устанавливающагося порядка вещей. Въ то время, какъ либеральные публицисты приглашали насъ, русскихъ, учиться у младо-турокъ искусству совершать перевороты почти безъ пролитія крови, мы считали необходимымъ уяснять смыслъ и особенности этой столь ловко и цѣлесообразно продѣланной революціи. Намъ приходилось объяснять самую легкость и удачу переворота тѣмъ обстоятельствомъ, что въ Турціи великій вопросъ современности, вопросъ соціальный, не успѣлъ еще усложнить борьбой общественныхъ классовъ чисто политическую и общенаціональную задачу освобожденія отъ деспотизма султана и его глубоко испорченной бюрократіи. И мы ждали затрудненій для конституціоннаго правительства отъ обостренія соціальной проблемы. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы критически относились къ централистическимъ и шовинистскимъ идеаламъ младо-турокъ, и опасались, что эти тенденціи утрированнаго государственничества поведутъ къ рѣзкому недовольству различныхъ расъ и народностей, изъ которыхъ слагается Оттоманская имперія. Исторія послѣднихъ двухъ лѣтъ показала, что мы были недалеко отъ истины въ нашихъ ожиданіяхъ и опасеніяхъ. Но говоря уже о попыткѣ реставраціи весною 1909 г., подавленной главнымъ образомъ младо-турецкой военной интеллигенціей, безъ участія массъ, конституціонная Порта увидѣла ростъ соціальнаго вопроса и вытекающія отсюда коллизіи, увидѣла увеличивающуюся оппозицію народовъ единоспасающему догмату оттоманскаго націонализма.

Рѣзко централистическая политика младо-турокъ скоро успѣла вызвать раздраженіе различныхъ расъ и національныхъ группъ. Недовольны греки. Недовольны македонскіе болгары. Въ Азіи было не безъ труда подавлено въ 1910 г. возстаніе друзовъ на территоріи сирійскаго Гаурана. А возстанія племенъ юго-западной части Аравійскаго полуострова до сихъ поръ продолжаются, и здѣсь положеніе дѣлъ плохо затушевывается оптимистическимъ афоризмомъ Талаатъ-Бея: "провинція, бунтующая цѣлыми столѣтіями, не можетъ быть умиротворена втеченіе нѣскольскихъ мѣсяцевъ". Но въ особенности упорно и чревато послѣдствіями возстаніе албанцевъ, которое длится съ перерывами вотъ уже третье лѣто. И опять-таки и въ этомъ случаѣ намъ нечего останавливаться на перипетіяхъ этой мѣстной революціи, для которой прессѣ всего міра пришлось завести особый отдѣлъ. Насъ интересуетъ другая сторона албанскаго движенія, не зависящая отъ того, разбитъ ли тотъ или другой отрядъ арнаутовъ, или, наоборотъ, потерпѣлъ пораженіе тотъ или другой турецкій наша.

Въ албанскомъ вопросѣ ясно видишь, какова оборотная сторона младо-турецкаго централизма, казовая сторона котораго такъ гипнотизируетъ современныхъ господъ положенія въ Турціи. Албанцы только съ большею энергіею и упорствомъ требуютъ того, что составляетъ предметъ пожеланій и другихъ расъ и національностей. Говоря такъ, я вовсе не думаю идеализировать этотъ народъ, или лучше сказать союзъ родственныхъ племенъ, ибо во многихъ отношеніяхъ албанское населеніе стоитъ на низкой ступени развитія, вплоть до очень еще живучаго обычая первобытной кровавой мести. Но на албанцахъ замѣчается то, что мы встрѣчаемъ и у другихъ мало-культурныхъ племенъ: такъ какъ прогрессъ человѣчества идетъ не по прямой, а по спиральной линіи, то нѣкоторыми сторонами своего быта они ближе къ передовымъ идеаламъ современности, чѣмъ болѣе ихъ "цивилизованные" народы. Сознаніе своего достоинства; простота отношеній между высшими и низшими; демократичность строя, который требуетъ отъ старѣйшинъ совѣщанія со всѣмъ взрослымъ мужскимъ населеніемъ и участія послѣдняго во всѣхъ важнѣйшихъ дѣлахъ; автономность мѣстныхъ группъ, и въ то же время ясное сознаніе общей племенной связи,-- все это дѣлаетъ изъ албанцевъ людей, которые могутъ прекрасно понимать выгоды децентрализаціи и "національнаго самоопредѣленія". Немудрено поэтому, что эти гордые горцы, которыхъ не могъ побѣдить Александръ Македонскій, съ которыми долго возились римляне и которыхъ турки не столько подчинили силою, сколько склонили на свою сторону привилегіями,-- немудрено, говоримъ мы, что албанцы раньше и больнѣе другихъ почувствовали нажимъ нивеллирующаго пресса младо-турецкаго централизма. Движеніе противъ правительства началось въ 1909 г. и достигло громадныхъ размѣровъ съ весны 1910 г., когда туркамъ пришлось довести численность войскъ, отправленныхъ въ Албанію, до 50.000 человѣкъ. Въ то время, какъ на сѣверѣ страны жители возставали въ особенности противъ городскихъ заставныхъ пошлинъ, которыя были введены младо-турецкими реформаторами, "совсѣмъ на манеръ французскихъ octroi", въ центрѣ и на югѣ главнымъ предметомъ недовольства служило запрещеніе, исходившее отъ центральной власти, употреблять въ школахъ латинскій алфавитъ вмѣсто арабскаго. Любопытно, кстати сказать, что хотя обитатели южной Албаніи исповѣдуютъ преимущественно греко-восточную вѣру, обитатели центра -- католическую, а сѣверные албанцы -- магометане, однако всѣ они вмѣстѣ поддерживали другъ друга, и чувство племенной близости перевѣшивало религіозную рознь.

Какъ бы то ни было, чрезвычайно упорный и широкій характеръ возстаніе 1910 г. принялъ на сѣверѣ, гдѣ арнауты успѣшно выдерживали борьбу съ 17000 турокъ подъ предводительствомъ Торгута-Шевкета-паши и влеченіе двухъ недѣль оставались даже господами Качаникскаго перевала и желѣзной дороги изъ Ускюба въ Митровицу: недаромъ албанцы поставляли Оттоманской имперіи втеченіе цѣлыхъ столѣтій наилучшихъ генераловъ и самыхъ воинственныхъ солдатъ. Сломивъ,-- какъ оказалось, временно,-- сопротивленіе инсургентовъ, турецкіе генералы ознаменовали свою побѣду невѣроятными жестокостями, на которыхъ я не останавливаюсь особенно только потому, что онѣ во всякомъ случаѣ не превзошли пріемовъ тѣхъ "усмирительныхъ экспедицій", которыя происходили кой-гдѣ поближе къ намъ... Во всякомъ случаѣ, заграничные органы, въ особенности англійскіе журналы прошлаго года, съ ужасомъ и негодованіемъ изображали, какъ опустошались поля албанцевъ и вырывались ихъ виноградныя лозы, громились ихъ церкви, сжигались селенія, а жители, безъ различія пола и возраста, подвергались возмутительнѣйшимъ насиліямъ и безпощадно избивались разсвирѣпѣвшими солдатами. Приходилось обезоружить чуть не милліонъ горцевъ. И, когда это удалось благодаря разнымъ лживымъ обѣщаніямъ "реформъ" со стороны турецкихъ военачальниковъ, то долго еще гремѣли ружейные залпы, разстрѣливавшіе "бунтовщиковъ" не приговорамъ военныхъ судовъ, функціонировавшихъ въ Албаніи и Македоніи.

Итакъ, оффиціально возстаніе 1910 г. было усмирено. Но, когда весна текущаго года снова сдѣлала горы доступными и ущелья проходимыми, загорѣлась новая партизанская война албанцевъ съ оттоманскимъ правительствомъ,-- по счету третья. Причиной было все то же стремленіе національности къ автономіи, поводомъ -- неисполненіе Турціей и тѣхъ сравнительно умѣренныхъ обѣщаній реформъ, какія бы ни сдѣланы въ прошломъ году, и политика репрессій, продолжавшаяся вопреки дарованной амнистіи. Въ 1911 г. возстаніе свило себѣ гнѣздо по прежнему главнымъ образомъ въ сѣверной Албаніи, возлѣ границъ Черногоріи, и охватило могущественные роды Клементи, Хоти, Шкрели, Кастрати, подвигаясь къ югу въ область Дукаджиновъ и Миредитовъ, но преимущественно сосредоточиваясь въ территоріи Малисса, -- откуда ставшее столь популярнымъ въ текущемъ году названіе малиссоровъ. Инсургенты въ первой половинѣ іюня н. с. составили адресъ или меморандумъ, который они отправили Портѣ, разослали разнымъ державамъ и широко распространили среди своихъ друзей въ Европѣ, аппеллируя къ общественному мнѣнію культурнаго міра. Главнымъ авторомъ адреса былъ албанскій депутатъ, Измаилъ-Кемалъ-Бей, тотъ самый ревностный защитникъ своего племени, который, не смотря на свой преклонный возрастъ, подвергся въ турецкомъ парламентѣ грубому оскорбленію со стороны одного изъ слѣпыхъ поклонниковъ младотурецкаго режима. Но,если этотъ документъ принадлежитъ преимущественно перу Измаила-Бея, то можно сказать, что въ немъ нѣтъ ни одной строчки, которая не была бы обсуждена старѣйшинами на совѣщаніяхъ родовъ. И,-- любопытная подробность: подлинникъ подписанъ двадцатью вожаками племенъ, причемъ большинство вмѣсто фамилій проставило по неграмотности кресты...

Адресъ этотъ обошелъ всю прессу, но очень интересные мотивы его были приведены подробно лишь въ итальянской печати. Италія, кстати сказать, горячо симпатизируетъ повстанцамъ, и я считаю довольно безтактной ту ноту глумленія, которая порою слышится даже въ прогрессивныхъ нашихъ органахъ, когда дѣло идетъ о молодыхъ, можетъ быть, и наивныхъ, но искреннихъ итальянскихъ волонтерахъ, пытавшихся придти на помощь албанцамъ. Я приведу наиболѣе характерныя мѣста изъ мотивирующей части адреса, на основаніи очень любопытныхъ писемъ, которыя посылаетъ въ Миланскій "Il Secolo" спеціальный корреспондентъ его, Коррадо Доли (Zoli): "Необходимо, чтобы Европа знала,-- гласитъ этотъ адресъ,-- что избирательная система имперіи дала право вотума почти исключительно лишь одной политической тенденціи, такъ что значительное большинство палаты оказалось состоящей изъ выразителей этой спеціальной тенденціи, которой проникнуты всѣ вотируемые законы,-- законы строго унитарнаго характера и благопріятствующіе одному только османлійскому элементу, Напр., законъ, согласно которому народное образованіе должно даваться во всѣхъ частяхъ имперіи "равнымъ и одинаковымъ образомъ", могъ показаться поверхностному наблюдателю справедливой и либеральной мѣрой. Но, если обратить вниманіе, что эта формула означала на практикѣ совершенное подавленіе всѣхъ національныхъ языковъ въ пользу одного, турецкаго, то придется согласиться, что это законъ репрессивный и произвольный. Точно также равное податное обложеніе всѣхъ народностей представляетъ собою мѣру, основанную на началахъ прогресса и справедливости. Но мы видѣли, что наша несчастная страна,-- одна изъ самыхъ бѣдныхъ и лишенныхъ рессуровъ мѣстностей государства,-- была обложена одинаково высоко съ самыми богатыми и цвѣтущими провинціями; видѣли, какъ албанцы-христіане несли болѣе тяжелые налоги, чѣмъ албанцы-магометане; наконецъ, видѣли самые произвольные поборы, чинимые глубоко развращенными и подкупными чиновниками. Равнымъ образомъ, требованіе разоруженія, предъявленное намъ правительствомъ, составляло само по себѣ его неоспоримое право. Но военные чины, на которыхъ было возложено это порученіе, не ограничивались отобраніемъ оружія: они подвергали насъ при этомъ жестокимъ побоямъ, и намъ не было дано ни малѣйшаго вознагражденія за цѣнное оружіе, которое было конфисковано. Если ко всему этому присоединить, что новый режимъ не исполнилъ ни одного обѣщанія, даннаго намъ, не осуществилъ ни одной изъ тѣхъ надеждъ, какія на него возлагали, что правительство и не подумало приступить къ обѣщанной постройкѣ новыхъ дорогъ, мостовъ, рельсовыхъ путей, портовъ, оздоровленію лихорадочныхъ мѣстностей, вообще какимъ-бы то ни было общеполезнымъ работамъ; если прибавить, что вмѣсто того, чтобы открывать новыя школы, оно закрыло существующую у насъ въ Эльбассанѣ школу подъ тѣмъ хитроумнымъ предлогомъ, что она "противна религіи", такъ какъ принимала албанское юношество, принадлежащее ко всѣмъ вѣроисповѣданіямъ.... то легко понять, какъ, наконецъ, весь албанскій народъ возсталъ противъ этого режима насилія и обездоленія, отъ котораго однако раньше онъ ожидалъ облегченія и прогресса" {"Un appello alle Potenze"; въ "Il Secolo", No отъ 24 іюня 1911 г.}.

Набросавъ дальше ужасающую картину голода, нищеты, произвола, насилія, кроваваго подавленія, словомъ, всѣхъ бѣдствій, причиненныхъ албанцамъ турками, адресъ обращается къ цивилизованнымъ державамъ съ горячей просьбой поддержать "права человѣка и гражданина" въ Албаніи и, горячо протестуя противъ обвиненія въ сепаратизмѣ, требуетъ отъ правительства "только одного: широкой національной автономіи, которая позволитъ намъ быть внутри Оттоманской имперіи живой и дѣятельной единицей, прогрессивнымъ и развивающимся народомъ, сознающимъ свои права и свои обязанности".

Что касается до самаго меморандума, то главнѣйшими требованіями его являются: одинаковыя права албанцевъ съ другими національностями имперіи; народное образованіе на туземномъ языкѣ; администрація и судъ на томъ же языкѣ, хотя и съ признаніемъ за турецкимъ значенія оффиціальнаго языка; выборъ высшихъ должностныхъ лицъ изъ людей, хорошо знакомыхъ съ языкомъ и нравами страны, и выборъ всѣхъ остальныхъ чиновъ административнаго, судебнаго, полицейскаго и т. п. вѣдомствъ исключительно изъ албанцевъ; назначеніе особаго "вице-султана" для Албаніи; сохраненіе вѣкового нрава носить оружіе въ виду не прекратившейся склонности турокъ къ насилію; отправленіе воинской повинности въ видѣ службы въ мѣстной милиціи и во всякомъ случаѣ внутри страны; финансовая автономія и обращеніе мѣстныхъ доходовъ на мѣстныя же нужды, но за исключеніемъ почтовыхъ, телеграфныхъ и таможенныхъ поступленій, равно какъ налоговъ на алкоголь, табакъ и т. и, каковые идутъ на нужды центральнаго правительства; возстановленіе разрушенныхъ во время подавленія возстанія домовъ на счетъ государства.

Таковы требованія малиссоровъ, клонящіяся къ широкой автономіи страны и отчасти воспроизводящія нѣкоторыя требованія крайнихъ демократическихъ партій культурныхъ странъ, напр., хотя бы пунктъ, касающійся замѣны всеобщей воинской повинности милиціонною службою въ самой Албаніи. Невольно поэтому вызываютъ улыбку возраженія иныхъ цивилизованныхъ публицистовъ противъ послѣдняго, "крайне утопическаго, невозможнаго" требованія малиссоровъ. Эта утопія стоитъ во всякомъ случаѣ въ программахъ многихъ соціалистическихъ партій, борющихся противъ современной системы регулярныхъ армій, которая гонитъ человѣка, родившагося на одномъ концѣ государства, въ часть войска, расположенную на другомъ концѣ, подъ предлогомъ устранить нежелательное кумовство между арміей и населеніемъ. Призракъ соціальной революціи смущаетъ, какъ видите, носителей современной государственности. И придется повторить, что нерѣдко стремленія первобытной демократіи, въ родѣ албанской, ближе подходятъ къ идеаламъ самыхъ передовыхъ партій нашей эпохи, чѣмъ рутинныя учрежденія цивилизованныхъ народовъ, проходящихъ черезъ стадію усиленной централизаціи и гипертрофіи государства.

Приблизительно въ то самое время какъ младотурки заставляли султана путешествовать по Македоніи для подогрѣванія патріотическаго жара населенія и турецкіе генералы провозглашали двухнедѣльное перемиріе съ албанцами (съ 18 по 28 іюня н. с., но его пришлось продолжить еще и еще),-- въ это же самое время происходили многочисленныя засѣданія совѣта министровъ и придумывались различные компромиссы и уступки инсургентамъ. Такъ, право носить оружіе предлагалось давать не всѣмъ жителямъ, а должностнымъ лицамъ, напр., сельскимъ сторожамъ и т. п., которые могутъ имѣть въ томъ надобность въ интересахъ своей профессіи. Устанавливались отдѣльныя категоріи малиссоровъ, которымъ будетъ позволено отбывать воинскую повинность внутри страны и по возможности близко отъ мѣстожительства. Обѣщалось при выборѣ чиновниковъ отдавать предпочтеніе знающимъ албанскій языкъ. Съ превеликой помпой возвѣщалось намѣреніе правительства заняться реставраціей бомбардированныхъ церквей и возстановленіемъ сожженныхъ домовъ. Объявлялось во всеуслышаніе Европы, что приняты мѣры для прокормленія цѣлыхъ трехъ десятковъ (sic!) семей повстанцевъ, возвращавшихся на родину. И все это сдабривалось обѣщаніемъ самой широкой амнистіи, если только албанцы положатъ оружіе.

Но населеніе извѣрилось въ обѣщаніяхъ младотурокъ, и въ то время, какъ я пишу эти строка, борьба еще продолжается, и упорства албанцевъ нельзя объяснить ни интригами Черногоріи, ни тайнымъ сочувствіемъ нѣкоторыхъ европейскихъ державъ, желающихъ половить рыбки въ мутной водѣ балканской передряги, ни агитаціей итальянскихъ гарибальдійцевъ. Все это можетъ, конечно, вліять до извѣстной степени на рѣшимость албанцевъ бороться до конца. Но источникъ энергіи инсургентовъ коренится въ самомъ положеніи вещей, въ централизаторскихъ стремленіяхъ младотурокъ и въ любви арнаутовъ къ независимости. Туркамъ остается или удвоить жестокость усмиренія, идя вплоть до "истребленія албанцевъ" (какъ гласила о томъ одна изъ ихъ прокламацій, переводъ которой на европейскіе языки былъ умышленно ослабленъ), или же удовлетворить требованія возставшей національности. Но уступки въ одномъ мѣстѣ должны фатально повести за собой уступку въ другомъ, и автономія, дарованная одной народности, неизбѣжно влечетъ за собой автономію другой. Разумѣется, широкая децентрализація и самоуправленіе областей могли бы придать лишь большую прочность конституціонной Турціи. Но могутъ ли отказаться отъ своихъ государственническихъ и рѣзко націоналистическихъ идеаловъ младотурки? И, если-бы даже для даннаго момента и нашелся какой-нибудь компромиссъ, албанскій вопросъ все-таки останется самымъ сложнымъ вопросомъ для конституціонной Турціи: борьба централизма и автономіи составляетъ больное мѣсто формирующейся на современный ладъ Оттоманской имперіи.

H. С. Русановъ.

"Русское Богатство", No 8, 1911